Войны с турками, длительные и тяжёлые, на суше и на море, начались уже после смерти Петра.
В каждом новом сражении турки получали всё более ощутимые удары: теряли неприступные крепости, такие, как Измаил, уступали такие важные в военном отношении территории, как Крым, их многотысячные армии исчезали в сражениях с Румянцевым и Суворовым, их эскадры уничтожались кораблями Спиридова и Ушакова. Однако Турция не хотела признавать право России на пользование Чёрным морем. Султаны не были бы такими упрямыми, если бы не «владычица морей» Англия. Она постоянно подталкивала турок к войне с Россией и, даже будучи союзником России, тайно или явно помогала им.
Английские капиталисты поступали так потому, что боялись будущую Россию – обладательницу могучего флота. Перед их глазами был свежий пример Швеции. В Северной войне она получила такой удар, что из великой державы превратилась в государство второстепенное. И англичане уже воевали с Россией – не так, как с Голландией, не сами, а руками турок.
«Орёл» – первый военный корабль русской постройки.
Русский линейный корабль конца XVIII века.
Пётр только ещё начинал строить флот, а бдительный английский посол доносил из Петербурга в Лондон: «Корабельные мастера-англичане пользуются в России большой милостью у царя. Если они останутся на службе в России, …то сделают её хозяином Балтийского моря, …жалованье они получают большое, и выплачивается оно аккуратно… Царь сажает их за свой стол при самых многолюдных собраниях… Предоставляю вам судить, входит ли в интересы Великобритании быть застрельщиком возрастающего могущества [России]. …Давно пора отозвать этих мастеров с царской службы. Здесь, в Петербурге, пять мастеров, …все они британские подданные… Без указа Адмиралтейства они не поедут в Англию; …нужно решение правительства». Английский парламент такое решение принял. Отозвать пятерых мастеров или подтолкнуть к войне Турцию – вещи не равнозначные. Но любое средство хорошо, если оно во вред России.
Турция в конце концов была вынуждена отдать России северные берега Чёрного моря. Это произошло в 1791 году, после большого сражения на море. Мы с тобой, читатель, теперь отправимся к адмиралу Ушакову.
Бой русских с турками.
СРАЖЕНИЕ У МЫСА КАЛИАКРИЯ
Ушаков Ф. Ф.
Из всех русских военачальников прошлого мы особо выделяем генералиссимуса Александра Васильевича Суворова. Он провёл 60 боёв и сражений, во всех одержал победу. Полководец побеждал любого неприятеля: турок, поляков, пруссаков, французов… Побеждал, как он сам говорил, не числом, а умением. Его войско только в двух-трёх случаях численно превосходило противника.
Меньше мы знаем адмирала Фёдора Фёдоровича Ушакова. Между тем прославленный Суворов, восхищённый мастерством Ушакова при взятии средиземноморской крепости Корфу, далеко не ради красного словца воскликнул: «Ура! Русскому флоту!.. Я теперь говорю самому себе: зачем не был я при Корфу хотя мичманом?»
Суворов и Ушаков жили в одно время, участвовали в одних войнах. Многое в их судьбе было схоже. Оба ни разу не были побеждены, обоих турки из уважительного страха звали пашами: Ушак-паша и Топал-паша (Топал – значит хромой. Суворов чуть прихрамывал). В конце жизни и генералиссимус и адмирал были отстранены от боевых дел, так как не угодничали перед монархами. Генералиссимус и адмирал одинаково верили в солдат и матросов, знали, что русские могут совершить во имя Родины такие подвиги, какие не под силу другим войскам. Разница заключалась лишь в том, что один водил в сражения пехоту и конницу, другой – корабли. Но и тут тоже было сходство, может быть, самое главное, – и Суворов и Ушаков были военачальниками-новаторами, совершенствовали формы боя, в устоявшиеся правила вносили свои поправки.
Русский генерал Драгомиров говорил: «Работают у того, кто сам работает, и на смерть идут у того, кто сам её не сторонится». Суворов только однажды, при штурме Измаила, не был в гуще боя – наблюдал за ходом действий с холма. И Ушаков всегда находился в самом горячем месте сражения. Как раз одно из новшеств, которое он ввёл, и заключалось в том, что флагманский корабль эскадры во главе с самим адмиралом вступал в бой с флагманом неприятеля.
Флагманские корабли были самые сильные, самые лучшие в эскадре. Если удавалось потопить такой корабль, поджечь его, взять на абордаж или заставить выйти из боя, то это сразу давало ощутимый результат. Гибель флагмана пугала, эскадра оставалась без руководителя.
Конечно, и русский флагманский корабль подвергался повышенной опасности. Русской эскадре тоже грозили неприятности в случае его гибели или гибели адмирала-флагмана. Но на войне не победить без риска, без дерзости. Важно только, чтобы они были оправданными, чтобы были основания рисковать и дерзать.
А какие основания имел для этого Ушаков? Первое – он обладал даром мгновенно оценивать обстановку и видеть слабости вражеской позиции. Второе – экипажи его кораблей были обучены им и прекрасно владели парусами и пушками, они могли быстро и точно исполнить манёвр и хладнокровно поразить цель. Третье – Ушаков очень хорошо знал противника, его приёмы боя, его психологию и привычки. Например, Ушакову было известно, что турецкие адмиралы требуют от своих капитанов абсолютно точного исполнения распоряжений, данных на весь бой. Значит, стоило разрушить намеченную пашой схему боя, как неприятельские капитаны не знали, что им делать. Или другое – главным в тактике турецких кораблей считался абордаж, артиллерия предназначалась в основном для подготовки абордажного боя. Зная это, Ушаков смело вёл корабли на противника и с расстояния в 50-70 метров картечью уничтожал турецких моряков, сгрудившихся у борта для абордажного броска.
Так, Ушаков одержал победы в сражениях у острова Фидониси (36 русских кораблей против 49 турецких), у Керченского пролива (32 корабля против 54), у острова Тендра (5 линейных кораблей и 11 фрегатов против 14 линейных кораблей и 8 фрегатов турок).
Год 1791-й снова принёс Ушакову блистательную победу. У мыса Калиакрия (северо-восточнее Варны) в последний день июля 34 русских корабля разгромили турецкий флот, состоявший из 78 кораблей.
За восемь месяцев до этого сражения войска Суворова взяли штурмом крепость турок Измаил, запиравшую устье Дуная. Крепость пала после девятичасового боя. С суши её атаковали пехотинцы, с Дуная корабли гребной флотилии; в море крейсировала эскадра Ушакова, не давая флоту турок помочь осаждённым.
После падения Измаила между Турцией и Россией начались переговоры о мире. Казалось, турки, потеряв последний оплот на северном побережье Чёрного моря, должны были стать сговорчивее. Но они затягивали подписание мирного договора. Почему? Потому что у них был ещё довольно сильный флот; на помощь своим черноморским кораблям они постоянно перебрасывали корабли средиземноморских эскадр. (Туркам принадлежали территории современного Египта, Алжира, Туниса, Ливии и Сирии.) Если бы султан разуверился в мощи своего флота, договор был бы подписан и окончилась бы война, изнурительная для обеих стран. Тут на долю Фёдора Фёдоровича Ушакова и выпало сказать своё веское слово.
Турецким флотом командовал капудан-паша Гуссейн. На помощь ему султан вызвал эскадру алжирского паши Саида-Али, старого, опытного флотоводца, одержавшего много побед над европейскими адмиралами, прозванного «грозой морей», «львом полумесяца». Саид-Али, уходя из Стамбула, пообещал султану «привести Ушак-пашу с верёвкой на шее». В то время не было телеграфа, но хвастливые слова алжирского адмирала дошли и до адмирала русского.
Эскадра Ушакова в поисках неприятеля шла вдоль западных берегов моря. У мыса Калиакрия русские неожиданно обнаружили турецкий флот. Кораблей было очень много: 18 линейных, 17 фрегатов, 43 лёгких. Они стояли у берега под защитой нескольких батарей. Ветер дул со стороны берега, так что выгодное, наветренное положение было у турок. Гуссейн и Саид-Али считали свою позицию абсолютно неуязвимой, атаковать их мог разве только безумец. Поэтому часть экипажей была отпущена на берег праздновать религиозный праздник рамазан-байрам.
АНАТОЛИЙ МИТЯЕВ
КНИГА БУДУЩИХ
АДМИРАЛОВ
Все приятели
и неприятели
имеют к нам
уважение
и почтение.
Издательство ЦК ВЛКС М «Молодая гвардия» благодарит Главное политическое управление Советской Армии и Военно-Морского Флота, Военную академию Генерального штаба Вооружённых Гил СССР имени К. Е. Ворошилова, Институт военной истории Министерства обороны СССР за помощь в работе над этой книгой.
Под редакцией
кандидата исторических наук, капитана 1-го ранга А. В. УСИКОВА
Всё может родная земля: накормить своим хлебом, напоить из своих родников, удивить своей красотой. Вот только защитить сама себя не может. Поэтому защита родной земли – обязанность тех, кто ест её хлеб, пьёт её воду, любуется её красотой.
Людям даются почётные и уважительные звания. Самое высокое звание из всех – защитник Родины. Память народа веками свято хранит имена отважных воинов – так же, как имена великих учёных, поэтов, мыслителей.
Но правильно ли отделять учёных, поэтов, мыслителей от воинов? Нет, неправильно. Когда опасность грозит родной земле, люди любой профессии становятся воинами. Воин скрыто живёт в каждом из нас. Но только до грозного часа скрыто.
Когда на Советский Союз напали фашисты, на защиту страны поднялся весь народ. Очереди стояли у военных комиссариатов, подростки прибавляли себе возраст, чтобы стать плечом к плечу со взрослыми защитниками Родины, и каждый хотел одного: чтобы дали ему поскорее винтовку, чтобы поскорее встретиться с врагом. Ты и сам, верно, замечал в себе воина, когда враги начинают грозить Советской стране, разве не хочется тебе дать им отпор?
Фронтовики – кто воевал с фашистами – не сомневаются в тебе, в твоих товарищах. Вы вырастете и будете хорошими воинами. Некоторые из вас станут командирами армии и флота.
Самая тяжёлая беда из всех бед, какие бывают, – война. Мы, ваши отцы и деды, делаем всё, чтобы войны не было. Но, к сожалению, ещё не можем сказать: с войнами покончено. Пока есть империализм, угроза войны будет существовать. И выход дли нас один – быть такими сильными, чтобы никто не осмелился напасть на Советский Союз первую страну социализма, чтобы никто не посмел тронуть наших друзей.
Сила Советской Армии и Военно-Морского Флота складывается из множества разных сил. Одна из них – командиры. Ты готовишься стать командиром, и ты должен знать, что тебе мало быть крепким, храбрым. Командиру нужны ещё и другие качества. Какие? О них ты узнаешь из этой книги. А воспитать их и себе тебе помогут суворовские и нахимовские училища, военные училища родов войск, служба в армии и на флоте, военные академии.
Книгу об искусстве войны на море мы с тобой, дорогой читатель, начнём рассказом о подвиге советской подводной лодки С-13. Позже ты встретишься со многими героями разных времён и народов. Заглавные же страницы отдадим нашим морякам-подводникам. И не потому, что они наши, хотя наши, конечно, дороже нам всех иных, а потому, что в истории морских боёв это один из наиболее впечатляющих примеров, когда торпедная атака подводной лодки была столь результативной.
Произошло это в Великую Отечественную войну. В январе 1945 года советские войска подошли к Данцигу – порту гитлеровской Германии на побережье Балтийского моря (теперь польский город Гданьск). На верфях в этом районе было много недостроенных и почти готовых фашистских подводных лодок. Здесь же размещался учебный отряд подводного плавания. Предвидя скорую потерю города, гитлеровцы решили эвакуировать экипажи и специалистов в Киль, чтобы там пополнить ими флот. 30 января в море вышел «Вильгельм Густлов» – девятипалубный лайнер водоизмещением более 25 тысяч тонн. На нём находилось свыше пяти тысяч гитлеровцев, в том числе около тысячи трёхсот подводников. Они заняли не только каюты, но и залы ресторанов, танцзалы, помещения церкви и зимнего сада, плавательный бассейн, пустой была только личная каюта Гитлера.
Теплоход сопровождали миноносец «Леве» и катер-торпедолов. За пределами бухты лайнер ждали основные корабли охранения. Командир конвоя не сомневался, что его корабли отразят нападение самолётов и подводных лодок, будь они советскими или английскими. Не знал он одного: в бухту уже пробралась наша подводная лодка С-13.
Около 20 часов гидроакустик лодки обнаружил далёкий шум винтов. Пользуясь мглой, стоявшей над бухтой, подлодка всплыла и двинулась на сближение с противником. Командир капитан 3-го ранга Александр Иванович Маринеско с мостика сам вёл наблюдение. Морозный ветер крепчал. Начался шторм. На холоде брызги и потоки воды застывали. Льдом покрылись перископы, ледяным бугром стала рубка. Волны ежеминутно перекатывались через лодку. Лодка шла в позиционном положении. Её палуба всё время находилась под водой. Это было очень опасно. Палуба могла вдруг стать как бы огромным горизонтальным рулём: накренись она вперёд, и лодка на скорости произвольно ушла бы на глубину. Гибель командира и тех, кто стоял с ним на мостике, была бы неизбежна. Чтобы не погибла при этом лодка – вода могла затопить её через рубочный люк, – у люка был дежурный офицер, готовый в любую секунду задраить его.
Вечер сменился ночью. Условия для наблюдения осложнились ещё больше. Но лодка продолжала искать врага. Перед полуночью подводники увидели силуэт огромного судна. Шёл «Вильгельм Густлов».
В 23 часа 8 минут С-13 атаковала противника, произведя четырёхторпедный залп. Одна торпеда не вышла из аппарата, но три попали точно в цель: под фок-мачту, в самую середину морского великана и под грот-мачту. Кренясь, лайнер пошёл ко дну.
К погибающему судну поспешили находившиеся поблизости фашистские корабли: тяжёлый крейсер «Адмирал Хиппер», миноносец «Леве» и миноносец Т-36, тральщик, сторожевой корабль, пароход «Гёттинген», дозорные корабли. Море осветилось прожекторами и ракетами. В воду посыпались глубинные бомбы. Их сбросили около двух с половиной сотен. Но С-13 целой и невредимой выскользнула из бухты.
Продолжая поиск, С-13 9 февраля с помощью гидроакустических приборов обнаружила шум винтов большого корабля и начала сближение с ним со стороны тёмной части горизонта. В 2 часа 50 минут 10 февраля командир дал двухторпедный залп из кормовых торпедных аппаратов. Обе торпеды попали в цель, и вражеский транспорт «Генерал фон Штойбен», шедший в охранении трёх миноносцев, был отправлен на дно. Ещё три с половиной тысячи отборных фашистов нашли могилу на дне Балтийского моря. Так лодка уничтожила целую дивизию врага! Дивизию по численности, а по боевой ценности сколько? Ведь при торпедировании одного «Вильгельма Густлова» только подводников погибло столько, что ими можно было укомплектовать десятки экипажей подводных лодок, а готовить специалиста подводного плавания дольше и труднее, чем лётчика.
Федя Ушаков торопился домой – надо было готовиться к выпускным экзаменам. Он шел вдоль Невы. Река только неделю тому назад вскрылась, но на ней уже было оживленно: вверх и вниз сновали челноки и шлюпки, бегали, пеня воду, узконосые рябики.
Против коллежских апартаментов бабы весело колотили вальками. Босоногие ребятишки полоскались в холодной воде.
Вечер был теплый.
Голубоватое небо с каждым часом становилось все светлее и светлее. Там, у горизонта, оно казалось уже совершенно прозрачным, изумрудно-желтым. Чувствовалось, что едва закатится солнце, как тотчас же на город прольются светлые сумерки белой северной ночи.
Ушаков миновал сухопутный кадетский корпус. Окна в меншиковском доме были раскрыты настежь. В них мелькали голубые, кофейные, серые кафтаны, доносились голоса: сухопутные тоже готовились к экзаменам.
За корпусом по берегу тянулись поленницы дров, раскинулся склад разных материалов: лежали груды камня, брёвна, доски, дранка. К берегу пришвартовалась высокая баржа, груженная древесным углем.
Подходя к морскому корпусу, Ушаков издалека увидал на своей пристани (которая была сделана в виде гавани, скобою) и возле нее знакомые зеленые сюртуки. Весною, в ясную погоду, набережная и пристань были излюбленным местом кадетских сборищ.
Из тесных, сырых, опостылевших за зиму классов и каморок высыпало на бережок все свободное от нарядов народонаселение корпуса. Сюда собирались поговорить, посмеяться, узнать последние корпусные новости. Здесь, не таясь, курили, играли в зернь[1]Игра в зернь – игра в кости (или зерна)., устраивали борьбу. Иные даже приходили сюда с учебниками, надеясь позаниматься на свежем воздухе, но это редко удавалось: обстановка мало располагала к наукам.
Высоко поднятая бревенчатая пристань называлась в корпусе «опердеком»[2]Опердек – открытая верхняя палуба.. На этом опердеке, по неписаным гардемаринским законам, разрешалось сидеть только гардемаринам. Кадеты всех классов безжалостно изгонялись вниз, на прибрежный песок и камни, на «гондек»[3]Гондек – нижняя палуба.. Исключение делалось лишь для тех, кого приводил с собою на пристань гардемарин.
Проходя мимо, Ушаков решил завернуть на минуту сюда, посмотреть, чем занимаются его товарищи.
Возле пристани, на берегу, на гондеке толпились кадеты. Стоял дым коромыслом: тут курили, о чем-то горячо спорили, играли в свайку. Чуть в стороне несколько завзятых рыболовов, примостившись на камнях, удили рыбу. Группа кадет младшего, 3-го класса обступила вихрастого гардемарина Алешку Тверитинова, любившего возиться с малышами. Алешка заказывал, а третьеклассники вязали морские узлы. Они наперебой друг перед дружкой старались поскорее завязать узел и заслужить одобрение гардемарина. А тот важно курил, сплевывая по-боцмански, снисходительно осматривал их работу и с улыбочкой щелкал по затылкам отстающих, неопытных такелажников.
Весь опердек, всю бревенчатую пристань, безраздельно занимали господа гардемарины. Кто, свесив ноги вниз с пристани, сидел и курил, кто, подостлав сюртук и оставшись в одном каламянковом камзоле, лежал, глядя на Неву. Строили планы на будущее, рассказывали разные истории. В дальнем углу пристани группа гардемарин сообща повторяла фортификацию, которую учили не по учебнику, а по запискам. Один читал вслух по толстой тетради, а остальные слушали.
В центре расположилась самая шумная компания. Среди других товарищей Федя Ушаков увидел и своего сожителя по комнате, черноглазого, курчавого Гаврюшу Голенкина.
Голенкин всегда учился прилежно, но в прошлую осень вдруг втюрился в какую-то девчонку и теперь знал одно: чистить сюртук да, как трунил над ним степенный Федя Ушаков, тировать[4]Тировать – покрывать смолою, смолить. свои волосы.
Всех на пристани, видимо, потешал пучеглазый Нерон Веленбаков.
Нерон был не лишенный способностей, смышленый парень, но его губило пристрастие к полпиву. Он предпочитал посидеть в кабачке с корпусным боцманом Лукичом, обучавшим кадет такелажному делу, чем корпеть над какой-либо сферикой.
На этот раз, к удивлению Ушакова, в руках у Нерона Веленбакова была книга. Наморщив лоб, Нерон перелистывал ее. Перед ним, в позе ученика, вызванного учителем к ответу, стоял гардемарин Антоша Селёвин.
Это был маленький угреватый паренек. За его невзрачность товарищи называли Селёвина «Се-не-лёвин», потому что в его внешности действительно было мало львиного.
– Вот те на – Нерон взялся за учебу! – сказал Ушаков, подходя к товарищам.
– Он экзаменует Селёвина, – объяснил быстрый Голенкин.
– Что у тебя – Курганов? – наклонился к Веленбакову Ушаков.
– Нет, Ла-Кроц.
– «Универсальная история», – ответило за Нерона несколько голосов.
– А какой же вопрос он задает?
– Разве не знаешь Нерона? – улыбнулся Селёвин. – Он выискивает, где про беспутства говорится…
Веленбаков сосредоточенно листал книгу.
– А ну-ка триста восьмой вопрос, – вскинул он глазами на Селёвина и прочел: – «Каких качеств была Иулиа, дочь Августова?»
Все засмеялись.
– Вот видишь, что интересно Нерону, – сказал Антоша и без запинки ответил: – «Она была такого развращенного нрава, что отец ее, Август, принужден был сослать ее на остров Пандатарию».
Веленбаков, проверявший ответ по книге, восхищенно сказал:
– Верно! Слово в слово! А ну еще один!
Он провел пальцем по строчкам:
– Какой смертию умер Клавдий?
– Ну, это знают все, – вмешался Голенкин. – Жена отравила его грибами!
– Гляди, Нерон, как пойдешь с Лукичом на Десятую линию в кабак, не закусывай мочеными груздочками! – смеялись товарищи.
– Нерон, а ты помнишь, что о твоем тезке у Ла-Кроца сказано? – спросил Селевин.
– Нет. А что?
– Нерон был самый негодный из римских цезарей.
– И зачем тебе отец такое имя нарек? – потешались гардемарины.
– Так то ж цезарь, а я ведь всего лишь капрал, – отшучивался Веленбаков. – Федя, а ты знаешь, – обернулся он к Ушакову, – как твой Гаврюша сегодня ловко письмецо своей милой переслал? Сказывал он тебе?
– Нет, ничего…
– Неужто не говорил? – с деланным удивлением переспросил Веленбаков. – Ему за гардемаринство дают в месяц полтину, как сказано: «для лучшего в трудной морской службе куража и дабы в обучении ревностнее простирался», а Гаврюша потратил ее на шелковую ленту. Обмотал лентой письмецо и передал милой: мол, сделайте мне бант на шляпу! Вот каков!
Все гардемарины и сам черноглазый Голенкин смеялись.
– Молодец, хитер! Своего добьется! – чуть улыбнулся Ушаков.
– Федюше так не придется делать, – постарался перевести разговор зардевшийся Голенкин.
– Верно, он у нас красивый, черт! – поддержал Веленбаков, глядя снизу вверх на Ушакова.
– А когда еще мичманский мундир наденет, тогда всем девкам пропасть! – шутили гардемарины, зная, что Федя Ушаков скромен и застенчив.
– Да ну вас! – сконфузился Ушаков и круто повернулся.
– Постой, схимник, куда же ты? Посиди с нами! – задержал его Гагарин.
– Некогда: надо идти повторять навигацию.
– Зачем тебе повторять? Ты же смеешься над линейной тактикой!
– Смеюсь и буду смеяться, а знать надо! – освободился от Гагарина Ушаков.
– Федя, уже поздно: вечер на дворе! – кричали ему.
– Ушакова не переделаешь: как сказал, так и будет! – услышал он последние слова Голенкина.
Ушаков направлялся к корпусу.
Он прошел мимо главного здания. Из окон второго этажа, где помещались классы, выглядывали гардемарины, готовившиеся к экзаменам. Вон на подоконнике сидит с тетрадью и карандашом в руке первый ученик, Федюша Калугин. У другого окна, заткнув пальцами уши, склонился над книгой рыжеволосый Федя Путятин. Так смешно получилось – в первой четверке выпускников три Федора: Калугин, Путятин, Ушаков.
Возле входной двери корпуса на притине[5]Притин – место, где ставится часовой. скучает часовой, солдат морского полка.
Триста шестьдесят воспитанников морского кадетского корпуса помещались в каменном двухэтажном доме Миниха и в семи деревянных «связях» – флигелях, пристроенных во дворе. В них жили по преимуществу гардемарины.
В «связях» жить было вольготнее, чем в Миниховом доме, – меньше надзора. После молитвы и вечерней поверки можно незаметно улизнуть куда-нибудь погулять: забор, выходящий на Двенадцатую линию, обветшал и был весь в щелях. А ротный капитан-лейтенант лишь изредка проверял, все ли гардемарины дома.
Положим, Федя Ушаков ложился спать вовремя, ночью никуда не хаживал, но и ему маленький деревянный домик был больше по душе.
Три шаткие ступеньки крылечка, глиняный рукомойник, болтающийся на веревке, темные, крохотные сенцы, пахнущие кислятиной, да и сама каморка в одно окошко, с бревенчатыми, выскобленными стенами – все это живо напоминало Ушакову родную тамбовскую Алексеевку.
Отец Ушакова был небогат: за ним числилось всего девятнадцать душ, из которых пять – немощные старики.
В далекий Петербург пять лет назад Федя Ушаков приехал в липовых лаптях. Кадеты смеялись над этим невысоким, коренастым, синеглазым пареньком, который глядел на всех исподлобья, сдвинув густые брови.
Но когда желтозубый князь Гагарин попробовал было тронуть Федю Ушакова, этот тамбовский паренек так стукнул его по загривку, что у Гагарина навсегда отпала охота задевать «лапотника».
…Ушаков прошел через «сахарные» ворота во двор. («Сахарными» они назывались потому, что в соседнем доме был сахарный завод.)
Закатное солнце заливало весь корпусной двор – флигельки, хлебную и поварню, возле которой солдат рубил дрова.
На крылечке дома № 3, где жил Ушаков, сидел с книгой в руке его второй сожитель – румянощекий, плотный Паша Пустошкин. Паша хорошо успевал в науках, но зимою три месяца проболел, отстал и теперь целые дни занимался.
Ушаков не стал ему мешать разговорами (Федя вообще был не из болтливых), а сразу прошел в свою комнату.
Комната была тесная – в ней едва помещались три кровати, стол, скамья и табуреты. На стене висела полочка с книгами, а над ней, на желтых бревнах, была приклеена гравюра – идущий под марселями в полветра корабль, перед которым лежит Слава с трубою в руке. Она трубит:
Дети, сему учитесь,
Волн морских не страшитесь!
Ушаков аккуратно повесил шляпу на гвоздь, поднял окно и взял с полки «Навигацию» Семена Мордвинова. Он присел к окошку и раскрыл книгу на том месте, где давеча остановился:
«Навигаторам нужно знать напервее мореплавания до выходу из порту о исправлении склонения компаса, чтоб знать, сколько в которую сторону компас склонение имеет для знания прямого пути».
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Сражение при Гангуте
Знаменитое сражение при Гангуте про изошло летом 1714 года, три века назад. Тогда жизнь была совсем непохожая на нынешнюю. А корабли, воевавшие в ту пору, сегодня увидишь только на картинках.
Эти корабли делали из крепкого дерева. Днище и борта смолили, чтобы не гнили в воде. На палубах ставили медные пушки. К высоким сосновым мачтам крепили паруса – прочные белые полотнища. Ветер дул в паруса, и корабль, как огромная птица, скользил по волнам.
Самые большие корабли – линейные. Поменьше – фрегаты. Ещё меньше – корветы, бриги, клипера́, шлюпы, шхуны.
На море и в океане не всегда бывает ветер. Там бывает и совсем тихо. О такой погоде моряки говорят: «Стоит штиль». Стоит штиль – и корабли стоят. Это теперь на кораблях машины, а тогда машин не было. Чтобы двинуться дальше, приходилось ждать ветра.
Однако были корабли, которые ходили и в тихую погоду. Это галеры[7]7
Гале́ра – парусно-гребное военное судно, длиной до 60 м.
[Закрыть]
и скампаве́и – малые галеры. На галерах и скампавеях имелись кроме парусов вёсла.
У линейного корабля сотня пушек, у галеры их несколько. Линейный корабль высоко поднимается над водой и глубоко опущен в воду. В его трюме и порох, и чугунные ядра, и пресная вода в бочках, и мука для хлеба в мешках, запасные якоря, канаты – всего припасено на долгие месяцы плавания вдали от земли. А у галеры борта невысокие, в воде она сидит неглубоко. Моряки на галере не берут с собой много запасов, потому что плавают вблизи берегов. Во много раз галера меньше линейного корабля и фрегата, во много раз слабее. Но маленькие кораблики могут такое, чего не могут большие. Первое, о чём вы уже знаете, – галера может ходить в штиль, когда большой корабль неподвижен. Второе достоинство – она может пройти в шхерах.
Представьте лес, затопленный водой. Из воды, насколько видит глаз, торчат остроконечные верхушки елей. Чтобы плыть среди такого затопленного леса, надо всё время лавировать, поворачивать. Иначе налетишь на вершину дерева. В море бывают похожие места. Только из воды там торчат не вершины деревьев, а твёрдые скалы, камни, каменистые острова. Их великое множество. Это и есть шхеры. Большой корабль или застрянет в шхерах, или пропорет днище, налетев на скрытые в воде каменные глыбы.
Мы расхвалили галеру, а линейный корабль будто поругали. Нет, не ругали. У большого свои обязанности в бою, у маленького – свои. А уж адмиралы должны подумать, кому какое дело поручить. Адмиралы самые главные начальники на флоте. Они командуют кораблями в морских сражениях.
В то далёкое время Россия воевала со Швецией. Шведы заняли наши земли у Балтийского моря и не хотели вернуть добром. Воинственный король шведов Карл XII намеревался даже захватить Москву. С большой армией он перешёл границы русского государства. Русские войска храбро воевали с врагами. В жестоком сражении у города Полтавы армия шведов потерпела поражение. Наши воины захватили все вражеские знамёна и пушки, пленили генералов. Лишь королю с небольшим отрядом удалось ускакать на конях от погони.
Русскими войсками командовал замечательный полководец – царь Пётр I. Он не хотел продолжать войну и предлагал шведам мир. Но король, потерявший всю армию, не соглашался. На что же король надеялся, если у него уже не было армии? Он надеялся на военный флот. Шведский флот считался самым сильным на Балтийском море.
До Карла XII у шведов было одиннадцать королей с таким именем. Ни один из них не был настолько заносчив и недальновиден, как двенадцатый. Ведь дело кончилось тем, что русские войска приплыли к Швеции на кораблях, высадились на берег и подошли к столице страны Стокгольму. Тут-то шведы сами запросили мира. Но это произошло не сразу, не в один год. Прежде было много сражений на море и на его берегах. Первое морское сражение – Гангутское. Битвы и сражения называются по названиям тех мест, где они проходили. Полтавская битва была у города Полтавы. А Гангутское сражение около полуострова, который так и называется – Гангут.
Скоро мы отправимся к этому полуострову. Но прежде надо знать военный план русских. План был вот какой. Чтобы заставить короля Карла XII закончить войну, русским войскам нужно было вступить в земли шведов. Добраться же до них можно только по морю. Значит, надо отправить десант. Если отправить десант на больших кораблях, он может погибнуть: у неприятеля таких кораблей в несколько раз больше, чем у русских. Поэтому было решено посадить солдат на галеры и идти не в открытом море, а вблизи берега, в шхерах. Чуть ли не от самого Кронштадта, русской морской крепости, шхеры тянутся почти до самой Швеции. Вот какой военный план придумали Пётр I и генерал-адмирал Фёдор Матвеевич Апраксин. Очень хороший план. Большие корабли шведов в шхеры войти не смогут. А галер в шведском флоте было мало. У русских же галер и скампавей – девяносто девять!
Пётр I умел командовать не только сухопутными войсками. Он был замечательным флотоводцем. У него было два воинских звания – генерал и адмирал.
Надо сказать, что и шведские флотоводцы были опытными и храбрыми. Пока русские галеры шли первую часть пути – от Кронштадта к северному берегу Финского залива, шведы не сидели сложа руки. И кое-что придумали, чтобы погубить флот русских.
Девяносто девять галер и скампавей, имея на борту шестнадцать тысяч солдат, благополучно двигались среди островов, островков и скал. Неприятельских кораблей не было видно. Море катило волны, разбивало их о камни. Над морем то шли тучи, то плыли лёгкие облака. Когда проходы между островами были прямые и широкие, матросы поднимали паруса. Когда же проходы делались извилистыми или спадал ветер, солдаты брались за вёсла. Непростое дело – грести на галере. Весла длинные, тяжёлые. С каждого борта их полтора-два десятка. Грести надо так, чтобы все вёсла одновременно опускались в воду, одновременно поднимались из воды, не ударялись о соседние. После дневного плавания усталые гребцы ночью спали беспробудным сном, набирались сил для новой тяжёлой работы.
Всё было спокойно вокруг. Но на войне спокойствие обманчиво. В любую минуту может появиться враг. За морем, за горизонтом следят и капитаны и матросы. А зорче других – дозорные галеры. Они идут далеко впереди флота.
Прошли бо́льшую часть пути – достигли северного берега Финского залива. Подходили к полуострову Гангут – длинному и узкому, как вытянутый язык. И тут дозору открылась тревожная картина. От самого кончика полу острова, от мыса, простираясь в сторону моря, стояли шведские корабли. Пятнадцать линейных кораблей и четырнадцать меньших. Они, как крепости, изготовив орудия, перегородили дорогу русским галерам. У полуострова шхеры кончались. Снова начинались они за полуостровом. А здесь была чистая глубокая вода. В этом единственно опасном для галер месте шведские адмиралы поставили непреодолимую стену. На шведских кораблях было восемьсот тридцать две пушки. По восемь пушек на каждую русскую галеру!
Двигаться дальше было невозможно. Галеры остановились в бухте у селения Тверми́нне. Бухта – это место у берега, закрытое от ветров и волн. Дозорный отряд из пятнадцати галер, прячась за островами, подошёл к неприятельскому флоту. Командир отряда капитан-командор Матвей Христофорович Змаевич следил за противником, посылал донесения Апраксину.
Ну и положение! Остаётся с досады махнуть рукой и возвращаться домой… Как это так – махнуть рукой! У военных людей нет права останавливаться перед неприятелем. О возвращении домой никто не думал. Все думали об одном: что же сделать, чтобы продолжить поход? Было предложение: установить на мысу пушки и стрельбой отогнать неприятельские корабли от берега. Но не было больших пушек, ядра которых испугали бы шведов. Ещё было предложение: позвать на помощь русские линейные корабли и фрегаты, чтобы они прогнали неприятеля с дороги. Но на это ушло бы много времени. Корабли-то находились в это время у южного берега залива, в Ре́веле (теперь город Таллин).
У полуострова Гангут есть одна особенность. С материком он соединяется узким перешейком. Настолько узким, что если залезть на дерево, то увидишь море по другую сторону полуострова. Такой-то особенностью и решил воспользоваться Пётр. Он спешно прибыл из Ревеля в Тверминне, чтобы руководить действиями галерного флота. Солдатам было приказано валить сосны, сооружать на перешейке настил из брёвен – переволо́ку. По настилу можно перетащить галеры и спустить их в воду в шхерах на противоположной стороне полуострова.
О работах на перешейке узнали шведы. Их адмирал Ватранг очень обеспокоился. Но скоро к нему вернулось хорошее настроение. Он придумал, как уничтожить противника.
Адмирал Эреншёльд получил приказ: с фрегатом, шестью галерами и тремя шхерботами идти к месту, где русские галеры будут спускаться с настила, и там уничтожить их пушечным огнём. Фрегат «Элефант», что значит по-русски «слон», тоже имел вёсла, поэтому мог войти в шхеры. Другой отряд – восемь линейных кораблей и несколько меньших – под командованием адмирала Лиллье должен атаковать русские галеры, стоявшие в бухте. Сам Ватранг с семью линейными кораблями и двумя фрегатами остался на прежнем месте, у мыса. По его приказу шведские артиллеристы ударили из пушек по приблизившимся дозорным галерам. Заставили дозор снова укрыться за островами.
На галерном флоте, стоявшем в бухте, был час обеда. Матросы и солдаты, находясь на своих местах, ели щи с солониной[8]8
Солони́на – засолённое впрок мясо.
[Закрыть]
и гречневую кашу. Пётр, Апраксин и другие старшие начальники тоже обедали. Для них стол был накрыт на галере генерала Михаила Михайловича Голицына, командующего десантом. Гул орудийной стрельбы донёсся до бухты. Оставив обед, Пётр на быстроходной галере поспешил к дозорному отряду. Высадившись на высокий островок, он стал осматривать море в подзорную трубу. Ветер дул едва заметно. Отряд кораблей Лиллье медленно, словно прогуливаясь, шёл вдоль кромки шхер к бухте. Это было опасно. Линейные корабли могли встать у входа в бухту и разбить ядрами галеры. К Апраксину помчался гонец с приказом – быть готовыми сняться с якорей, укрыться в шхерах!
Между тем день кончался, приближалась ночь. Ветер совсем стих. Шведские линейные корабли до бухты не дошли – остановились на полдороге с обвисшими парусами. А парусно-гребной фрегат «Элефант» с галерами и шхерботами до своего места дошёл. Шведы зарядили пушки, нацелили их на перешеек.
Летом ночи на Балтийском море светлые. В ту ночь над водой, над островами лёг туман. Только сигнальщики с мачт видели чистое небо и флаги ближних кораблей. Шведские адмиралы, соснув часок-другой, выходили из своих кают на палубы, проверяли, не дремлют ли часовые. Они опасались ночного нападения. Русские галеры могли в тумане незамеченными подобраться к большим кораблям, поджечь их или взять на абордаж. Абордаж – это когда корабль вплотную подходит к кораблю противника, сцепляется с ним, а матросы перебегают на вражескую палубу, ведут там рукопашный бой.
Верно, Пётр и Апраксин так и поступили бы. Приказали бы части галер вступить в абордажный бой с флотом шведов, и, пока шведы отбивали атаку, другие галеры с десантом проскользнули бы мимо Гангута. Но недаром Пётр пользовался уважением как флотоводец. Будучи в дозорном отряде, он в ту решающую ночь вовсе не сомкнул глаз. И у него созрел лучший план действия.
Ещё в тот час, когда Пётр с подзорной трубой стоял на верхушке островка, он понял: адмирал Ватранг совершил ошибку. Отослав корабли на другие позиции, Ватранг сам разрушил свою стену на пути русских галер. Не всю стену разрушил. Девять кораблей Ватранга стояли на прежнем месте, прижимаясь к мысу. Но теперь это была короткая стена…
Много, очень много должен знать адмирал. Он должен знать, какова выносливость и храбрость матросов, как далеко стреляют пушки, как быстро или медленно ходят корабли. Ещё он должен знать характер моря, по которому плавает, особенности погоды. До выхода галер из Кронштадта были опрошены гангутские рыбаки о ветрах. И Пётр знал, что в конце июля в этих местах с ночи до полудня стоит штиль. Какое же решение принял Пётр? Он послал распоряжение Апраксину: отправить к дозорному отряду передовой отряд флота, ещё двадцать галер. Скоро этот отряд прибыл. Тридцать пять галер двух отрядов готовились с наступлением утра прорваться мимо кораблей Ватранга.
Солдатам-гребцам было приказано спать. Предстояла тяжелейшая работа. Чтобы оказаться в шхерах по другую сторону полуострова, нужно было пройти на вёслах около тридцати километров. С быстротой, какая только в человеческих силах.
Ночь кончилась. Наступило утро. Галеры дозорного и передового отрядов вышли из-за островов, скрывавших их, и понеслись прямо на корабли Ватранга. Эта маленькая хитрость отвлекла внимание шведов от главного дела, заставила их готовиться к абордажному бою. Но вот галеры повернули влево, пошли мори́стее шведских кораблей. Мористее – значит дальше от берега. Только тут Ватранг понял, что русские и не думают об абордажном бое, а пошли на прорыв. Линейные корабли, фрегаты открыли стрельбу по галерам. Однако ядра не долетали до русских корабликов, падали в воду. Тогда шведы спустили на воду шлюпки с гребцами. Шлюпки пытались тащить на буксирах корабли ближе к галерам. Дело это было почти непосильное. Без ветра, в штиль, большой корабль трудно сдвинуть с места. Передовой отряд, а за ним и дозорный благополучно миновали опасное место, пошли к шхерам.
Пётр приказал Змаевичу заблокировать в шхерах корабли Эреншельда, посланные уничтожить галеры во время спуска русских с пере волоки. Заблокировать – значит закрыть им выход в море. Адмирал увидел, что настил пере стали делать. Ещё он увидел прорвавшиеся у мыса галеры и поспешил занять своими кораблями место, удобное для оборонительного боя.
…Уже минул полдень. Подул ветерок. Штиль кончился. И Ватранг приказал кораблям Лиллье, стоявшим в море, идти к мысу. Ватранг решил восстановить стену на пути русских галер. Ведь мимо мыса прошли тридцать пять, а шестьдесят четыре русские галеры ещё стоят в бухте…
На этот раз шведские адмиралы перегородили чистую воду двумя линиями кораблей. Теперь двойная стена простиралась ещё дальше в море.
Солнце клонится к закату. Близится ночь. Стих ветер. Снова штиль на море. К ночи капитан-командор Змаевич надёжно закрыл своими галерами все проливы и проливчики, через которые мог бы ускользнуть «Элефант». От боя пришлось отказаться. Очень устали гребцы после дневных трудов. Пусть они отдыхают теперь, пусть поспят.
Пётр приказал главным силам прорваться мимо шведских кораблей на рассвете нового утра. Но как же пойдут галеры в этот раз? Ведь дорогу им преграждают теперь два десятка кораблей, а не девять, как раньше! Весь минувший день Пётр следил за перемещениями неприятельского флота. И увидел новую ошибку Ватранга. Шведский адмирал, стараясь продвинуть стену кораблей как можно дальше в море, оттянул корабли от берега. Между стеной кораблей и берегом образовались как бы ворота. Сквозь них-то Пётр и решил направить галеры.
Пока шведы не догадались о своём новом промахе, надо было действовать. На войне до́рог не то что час, а каждая минута дорога́. Надо бы идти ночью. Но очень уж мглистая ночь выдалась на этот раз. Галеры, плывущие у самого берега, неизбежно налетели бы на скалы и камни. И вот, только забрезжило, главные силы флота в кильватерном строю устремились к мысу. Кильватерный строй – это когда корабли идут один за другим, гуськом. Шведы, как и прошлым утром, принялись стрелять из пушек. Опять ядра не долетали до галер. Опять на шлюпках пытались тащить корабли, но теперь уже к берегу. И опять у шведов дело не ладилось. Все галеры под самым носом у неприятеля миновали мыс и пошли в шхеры. Все, кроме одной. Она, опасаясь ядер, шла совсем близко к берегу и села на мель. Проходившие мимо галеры успели снять с неё команду.
Итак, военный план Петра I и Фёдора Матвеевича Апраксина был блестяще выполнен. Без дальнейших осложнений галерный флот прибудет в крепость Або, где находится небольшой русский гарнизон. Теперь этот гарнизон пополнится шестнадцатью тысячами солдат. А его запасы – порохом, продовольствием, кормом для лошадей. Всё это доставят галеры. А от крепости Або до столицы Швеции, города Стокгольма, уже недалеко.
Однако наш рассказ о событиях у полуострова Гангут не окончился. В шхерах заблокирован отряд Эреншельда. Этот храбрый человек ещё надеялся на успех в бою с галерами капитан-командора. Но когда он увидел новую, бесконечную вереницу галер, то понял: надежды на победу нет. Сам адмирал, его капитаны и матросы приготовились дорого отдать свою жизнь.
Эреншельд поставил корабли в узком проливе. В середине стоял «Элефант». По сторонам от него по три галеры. Три шхербота разместились позади этого строя. Очень умело расположил адмирал свои корабли. Крайние галеры шведов стояли близко к берегам. Поэтому наши галеры не могли зайти в тыл шведам, то есть напасть на них сзади. Даже если какие-то прошли бы в тыл, там их встретили бы огнём шхерботы. Хуже всего было то, что в узком проливе атаковать неприятеля могли только двадцать три наши галеры. Для других там просто не было места. Весь флот, расположившийся вблизи, был только свидетелем боя… Надо вот что ещё иметь в виду: шведские галеры были гораздо больше русских, на каждой из них стояло четырнадцать пушек. Всего у шведов в этом бою было сто шестнадцать пушек против двадцати трёх русских.
Не желая кровопролития и уважая храбрость противника, Пётр послал на фрегат своего генерала с предложением сдаться на почётных условиях. Шведы сдаться не согласились. Обещали драться до последней возможности. Вот какие непримиримые противники сошлись в первом бою русского флота и флота шведского! Будут большие потери в этой схватке – и у противника, и у наших. Будут герои.
Бой начался. Русские офицеры, стоя с обнажёнными шпагами в шлюпках, плыли впереди своих галер – вели их в атаку, как водили отряды при штурме крепостей на суше. Две атаки шведы отбили. А третью отбить уже не могли. Густой пороховой дым окутал корабли. Грохотали пушки. Свистели ядра. Раздавалась ружейная стрельба. Русские галеры сошлись вплотную с галерами шведов. Начались рукопашные схватки. Все шведские галеры, одна за другой, были взяты на абордаж. Сдались и шхерботы.
Оставался невзятым «Элефант». Галеры подошли к нему с обоих бортов. Фрегат отстреливался изо всех своих пушек. А русские солдаты уже карабкались на него. Вот они взобрались на палубу, и шведские матросы попятились от наших штыков. На фрегате вспыхнул пожар. Адмирал Эреншельд, обессилев, упал: он был тяжело ранен. Его снесли в шлюпку, и шлюпка, спасая адмирала от плена, стала уходить к островам. Наперехват, тоже в шлюпке, бросился офицер Бакеев со своими солдатами. Они догнали беглецов и привезли Эреншельда на фрегат. Там уже был Пётр. Вместе с солдатами он тушил пожар. Пётр приказал врачам ухаживать за отважным адмиралом и сделать всё возможное, чтобы вылечить его.
Сражение у Гангута закончилось. Галеры салютом из девяноста восьми пушек приветствовали победу. Салютовали победе ружейной стрельбой солдаты и матросы.
А парусные корабли шведов – с семью сотнями пушек – ничем не помогли своим. Большие корабли не могут плавать в шхерах. Дождавшись ветра, шведский флот снялся с якорей и поспешил от полуострова Гангут к берегам Швеции. Ватранг опасался, что русские галеры раньше него придут туда и высадят десант.
До Гангутского сражения шведский флот считался непобедимым. Корабли других стран боялись встречаться с ним в бою. Известие о его поражении удивило всех. За границей только и говорили о мужественных моряках России, о её флотоводцах. До Петра I у русских не было флота. И вот построены великолепные корабли: линейные, фрегаты, галеры… Обучены морскому делу офицеры и матросы.
Пройдёт совсем немного времени – и русский флот на Балтийском море станет самым сильным. Саму Россию в те годы сравнивали с кораблём, который неудержимо движется под всеми парусами в громе пушечных салютов, с вымпелами и флагами, реющими на ветру.
Город Петербург с нетерпением ждал победителей. Все дома были украшены цветами, лентами, флагами. Горожане надели праздничные одежды, толпами вышли на набережную Невы. Самые нетерпеливые на шлюпках, ботах, яхтах, на простых лодках отправились встречать галеры и пленённые шведские корабли в залив.
И вот показались три русские галеры. За ними шли – со спущенными шведскими флагами и поднятыми над ними русскими флагами – сначала три шхербота, затем шесть галер и, наконец, фрегат «Элефант». За фрегатом шла галера Петра, на которой он был в Гангутском сражении. Заканчивали строй ещё две русские галеры.
Лодки, яхты, боты, встречавшие моряков, ударили из своих маленьких салютных пушечек. Раздалась стрельба на набережной. Люди кричали «ура!». Заглушив все праздничные звуки, загремели большие пушки крепостей – Адмиралтейской и Петропавловской.
Пленённые корабли поставили на Неве в том же порядке, как стояли они в бою с русскими галерами. И празднество продолжилось на берегу. Шествие открыл отряд русской гвардии. За ним несли опущенные к земле шестьдесят шведских знамён и везли пушки, отбитые у неприятеля в боях на суше. Затем маршировал отряд пехоты, отличившийся у Гангута. А за ним шли пятьсот шведов, взятых в плен в морском сражении. Замыкал шествие ещё один отряд гвардии. Во главе его был Пётр.
Наши войска и пленные проходили под высокой, искусно украшенной аркой. На ней был нарисован орёл, державший в когтях слона. Орёл, как известно, изображался на гербе российского государства, а «Слоном» назывался шведский фрегат. Под рисунком было написано: «Орёл не мух ловит». В память о победе отчеканили медали: золотые – для командиров, серебряные – для всех солдат и матросов, участвовавших в сражении. Их носили на цепочке, надевая на шею. На одной стороне медали был изображён Пётр I, на другой – бой с кораблями шведов.
У русского флота было много блестящих побед на многих морях. Но особо мы помним победу в Гангутском сражении. Потому что она была первой.