Анна приходько рассказ варенька

1. главная

2. каналы

3. 
   Анна Приходько
   

Анна Приходько

Семейные саги. Второй канал по ссылке.
Повести на основе реальных событий.
Книги «Бобриха», «Зоя» в печатном варианте.
Для заказа: annayprihodko@yandex.ru
Все произведения по главам тут
https://zen.yandex.ru/media/annapri/putevoditel-po-kanalu-5f82e982109c65627e13b35c

80 432

^-0.14%

Подписчиков

Постов
1

Охват
2 641

ER
4.81%

Подписчики

Публикации

Прирост

Дата	Подписчики	Публикаций

Упоминания

Публикации

Канал	Название	Подписчиков	Просмотров	Дочитываний	Процент дочитываний	Общее время просмотра	Среднее время просмотра		Дата

Дизайнер обложки Надежда Александровна Борода

© Анна Юрьевна Приходько, 2022

© Надежда Александровна Борода, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0055-4419-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Дорогой читатель!

Ты держишь в руках не только книгу, но и частичку моей души. Так получилось, что «Бобриха» стала моей визитной карточкой. Именно с неё начался мой стремительный взлёт на платформе Яндекс. Дзен.

«Бобриха» – история из жизни, в которую сложно поверить. С первых строк она оторвёт тебя от реальности и переместит в мир героев. Всё будет происходить на твоих глазах. Вот-вот за спиной захрустят ветки, и Бобриха юркнет в свою землянку. Иди за ней тихо, и твоему взору откроются картины, видеть которые дано не каждому.

А по возвращению обними своих близких и поблагодари судьбу за то, что всё у тебя хорошо!

Я благодарю тебя, мой любимый читатель! Спасибо, что ты есть у меня! Приятного чтения!

С уважением, автор Анна Приходько!

«Моя жизнь как сказка:

всё в ней правда и всё в ней ложь»

Лукерья

Глава 1. Волчонок

– Лужка, иди скорей сюда. Свети в яму!

Девочка лет двенадцати подошла к женщине, наклонилась и опустила лампу в яму. Обе начали вглядываться туда.

Света масляной лампы не хватало на то, чтобы увидеть дно.

– Там кто-то есть, – сказала женщина дочери. – Шуршал кто-то, дышал громко. А я в эту яму чуть не угодила. Вот же угораздило нас задержаться в лесу.

Лукерья (Лужка) оглянулась. Ночной лес обступал со всех сторон. Могучие дубы протягивали свои ветви-руки, словно звали спрятаться в их кроне.

– Сейчас, сейчас подойду я к вам, поздороваюсь, – шептала девочка деревьям, – вот помогу и подойду.

Лес девочку не пугал. Она жила с матерью на краю деревни и частенько в этом лесу с ней ночевала.

– Чего ты отвернулась? Давай, свети, ниже руку опусти, может, разглядим, – прикрикнула мать.

Девочка встала на колени и опустила руку с лампой ещё ниже.

Казалось, что яма была свежевырытой. По крайней мере, раньше её тут точно не было. Края чуть осыпа́лись. Бугристые бока, словно кожа какого-то чудовища, тёрлись о девочкину руку.

– Эй, кто там? – спросила женщина грозно, и ткнула длинной палкой с одного края ямы, потом с другого. – Кто там? Говори.

И ткнула палкой ещё раз. Из ямы послышался стон.

– Мам, пойдём домой, а? – прошептала Лукерья, впервые ей стало жутко.

– Домой? – переспросила мать. – А если там помощь нужна? А мы с тобой домой уйдём. Нет, Лужка, так нельзя. Доставай верёвку, привяжем лампу к палке и опустим глубже.

Лукерья достала из сумки кусок верёвки. Мать быстрыми движениями примотала фонарь и опустила в яму.

Слабый свет помог разглядеть на противоположной стороне свернувшуюся калачиком человеческую фигуру.

– Эй, я тебя вижу, вставай, – громко крикнула Таисья, мать Лукерьи.

Фигура зашевелилась. Женщина опустила свет ещё ниже.

– Лужка, да там ребёнок, ей Богу. Иди, отломи ветку, подадим ему, – воскликнула она.

Лукерья подошла к звавшим её дубам и обратилась к ним:

– Ну что, милые, помогайте. Живую ломать не стану, – она потёрлась плечом о ствол одного из дубов, посветила вокруг и увидела сухую ветку, лежащую рядом.

Достала из заплечной сумки топор и быстрыми, умелыми движениями отрубила боковые побеги. Спрятала топор.

– Спасибо, – сказала она дубу и низко поклонилась.

Подала ветку матери.

– Хватай, – скомандовала мать девочки, опуская ветку в яму.

Но ребёнок продолжал сидеть неподвижно.

– Мам, может спуститься туда? – предложила дочь.

– Ты что? С ума выжила, а если он бешеный? Сделаем так: если сам не вылезет, будем ждать до утра, а там посмотрим, что делать дальше.

Женщина ткнула веткой в человеческую фигуру и почувствовала, как за неё ухватились цепко.

– Тяни, Лужка, вместе со мной, давай.

Упираясь ногами в бугристые стены и крепко держа ветку, из ямы выбрался мальчик лет шести.

Лукерья поднесла лампу к его лицу. Он был напуган и мычал.

Одежда на нём была вся чёрного цвета. Штанишки коротковаты, явно не по возрасту. Рубашка, наоборот, широкая, сшитая не для ребёнка.

Мальчик сел на землю и уставился на своих спасителей. Поджал под себя босые ноги.

«Замёрз, видимо, – подумала Лукерья, – ещё бы, в яме сидеть, холодно там, брр…»

– Ты кто? – спросила Таисья грубовато.

Мальчик промычал что-то невнятное и замахал руками.

– Есть хочешь? – голос Таисьи стал ласковее.

Он кивнул.

– Лужка, дай ему хлеба, – скомандовала женщина дочке.

Лукерья вытащила из сумки большой кусок каравая, отломила от него и подала мальчугану.

Тот жадно запихал хлеб себе в рот.

– Что же мне с тобой делать? – пробормотала Таисья. – Ладно, пошли домой, завтра разберёмся.

Она взяла мальчика за руку. Тот не сопротивлялся.

– Лужка, – скомандовала мать, – иди впереди, свети. Нам бы до полуночи домой вернуться. Завтра, так и быть, схожу в церковь, спрошу, может, кто знает, чей мальчонка. Может быть, потерялся и в яму упал? Он не из нашей деревни, я точно знаю. Ох, не нравится мне это всё. И ночь сегодня тёмная такая. Не к добру это, Лужка, не к добру.

Таисья ещё долго причитала то громко, то вполголоса.

По лесу шли долго. Когда показались очертания домов, лампа уже потухла. Таисья хотела сначала пойти в обход, но потом передумала и решила пройтись по главной улице. Пока шли, их сопровождал дружный собачий лай. С одного из дворов вышел хозяин и крикнул путникам:

– Таисья, ты чего опять шляешься по ночам, спать не даёшь. Собаки разбрехались. Уймись уже наконец-то, спать ложись пораньше.

– Тебя забыла спросить, – пробурчала женщина.

Подошли к дому с покосившимся забором. Лукерья открыла скрипучую калитку. Навстречу выбежал небольшой пёс. Потерся о хозяйские ноги, понюхал гостя и опять залез в будку, волоча за собой верёвочную привязь.

– Значит так, – сказала Таисья, – идите спать, а я травы разложу и приду. Лужка, постели ему на лавке подле стола.

Девочка вошла в дом, ведя за собой спасённого ребенка. Зажгла лучину. Она могла всё сделать и без света, но побоялась, что ребёнок испугается и натворит что-нибудь.

– Сядь тут, – Лукерья жестом показала ему на лавку, – я сейчас шкуру достану, и ляжешь спать.

Мальчик послушно сел. Он смотрел в одну точку. Девочка взглянула на него.

«Странный он какой-то, – подумала она. – Молчаливый, пугливый. Волчонок».

Вдруг она услышала прерывистое дыхание мальчишки. Он словно принюхивался к чему-то. Резко вскочил с лавки и ринулся под стол. Продолжал шмыгать носом и копошиться в тёмном углу.

Лукерья испугалась. Заглянула осторожно под стол. В это время из-под него уже вылез мальчик. В руках он держал маленького мышонка. Посмотрел на Лукерью и радостно замычал:

– Мы… Мымы…

– Да вижу я, мышь поймал. Зачем она тебе?

Он посмотрел на Лукерью выпученными глазами и кивнул в сторону хлеба, лежащего на столе.

– Ы, – промычал он и протянул ей руку с мышонком, ткнул почти в грудь.

Лукерья отскочила от него.

– Ы, – повторил он, показывая на хлеб.

Девочка догадалась, что он хочет мышь покормить хлебом и рассмеялась.

– Ты откуда свалился на нашу голову? Где это видано, чтобы мышей хлебом кормили?

– Ы, – уже злобно мычал мальчик.

– Ты мне не ыкай, – строго произнесла Лукерья. – Отпусти мышь и иди спать.

Но мальчик в одно мгновение очутился около стола, схватил хлеб, откусил и оставшийся сунул под рубаху.

– Ах ты, воришка, – вскрикнула девочка, – отдай хлеб, мамка заругает.

Но мальчик лёг на лавку и свернулся калачиком. Рядом с ним пробежал отпущенный мышонок.

– Отдай хлеб, кому говорю, – трясла его Лукерья за плечо.

Он повернул голову, что-то острое коснулось запястья девочки.

– Ай, – громко завопила она, одёрнув руку, – мама, мама, он меня укусил!

В комнату влетела Таисья.

– Кто укусил? Что орёшь как полоумная? – зашипела она на дочь.

– Мальчишка этот укусил.

Лукерья протянула матери руку. С места укуса сочилась кровь.

– Ой, Божечки, – пролепетала Таисья, – зверь какой-то, а не ребёнок. Иди, промою рану.

Лукерья, вытирая слёзы, пошла за матерью. Около печки Таисья присела на корточки, достала деревянный ковшик, зачерпнула из бочки воду и аккуратно над ведром промыла руку.

– Держи вот, подорожник, – протянула она дочке, – приложи и спать ложись. Завтра сплавлю его отцу Димитрию, пусть сам решает.

Таисья подошла к ребёнку. А тот уже спал. Она долго смотрела на него. Его маленькое худенькое тело иногда вздрагивало. Он шевелил губами, что-то беззвучно говорил.

– Горе мне с тобой, чувствую, что зря я тебя сюда притащила, – корила себя Таисья.

Глава 2. Чужая дочь

Таисья жила в этом селе 12 лет. Попала сюда случайно. Ни родных, ни близких. Только дочь, и та непонятно откуда взялась.

Таисье было 14 лет, когда отец выдал её замуж за старого соседа, давно похоронившего жену и детей. Отдал не по любви, а по нужде. Взамен за дочку получил корову и пару баранов. Крестьянин оказался добрым мужем. Жену называл дочкой, работой не нагружал. С любовными признаниями к ней не лез, только просил, чтобы спала рядом с ним.

Таисья до сих пор помнит запах, который исходил от мужа. Это был запах свежей рыбы вперемешку со скошенной травой и еле уловимым бараньим помётом. Поначалу Таисью мутило. А потом привыкла, принюхалась. В холодные зимние вечера прижималась к мужу сильнее. Тело его было жаркое, Таисья согревалась и засыпала.

Однажды в 16 лет, идя к земляничной поляне, она увидела среди деревьев несколько человек. Они сидели вокруг костра, громко говорили, не замечали её. Лошади, привязанные к стволам, мирно пощипывали мох и редкую травку, растущую в дубовом лесу, фыркали, отгоняли назойливых оводов. Тихо-тихо, боясь быть замеченной, Таисья вышла из леса и побежала домой.

Вот уже несколько недель на их деревню ночью нападали разбойники на лошадях. Никто не мог их поймать, и ловушки ставили, и капканы. Но из дворов так и пропадали то куры, то овцы, то утварь всякая.

Таисья слышала, как мужики деревенские готовили облаву, вот и решила помочь. Запыхалась, пока добежала до деревни, разыскала мужа, рассказала, где видела незнакомцев.

Мужики собрались быстро. Кто с вилами, кто с топорами, кто с дубинками. Решили в набат не бить, дабы не спугнуть налётчиков. Муж Таисьи из этой бойни не вернулся.

Похоронила она его и стала жить дальше. Держала небольшое хозяйство. Девушке этого хватало с головой.

Время приближалось к восемнадцати годам. Как-то солдаты искали в их деревне сбежавших преступников.

Шерстили все сараи, колодцы, погреба. Прочёсывали лес. Зашел один из служивых во двор и говорит:

– Девица, водичкой угостишь?

Таисья зачерпнула ковшом из бочки и протянула солдатику.

Глянула на него украдкой: красивый, статный, молоденький, возрастом чуть старше её.

Встретились их взгляды, пробежала искорка между ними. Алексей, так звали парня, рассказал, что солдатские будни не балуют женской лаской: то походы, то сопровождения.

– Третий год мотаюсь по степям, лесам и деревням. То царские обозы охраняю, то колонны с заключенными сопровождаю. Уже недолго служить осталось, приглядываюсь теперь к девушкам. Больно хочется ласки девичьей, жены верной и детишек полный двор.

Любовь закрутилась быстро. Соседи шикали на Таисью, мол, мужа похоронила, должна всю жизнь его памятью жить, а она тут с солдатиком вертихвостится.

Преступников так и не поймали, солдатиков отправили на другое место службы.

– Я вернусь, – кричал Алексей, отдаляясь на своём коне, – вернууууусь…

А Таисья стала полнеть, расходиться в бёдрах.

– Беременная, – шептали ей вслед.

– Тьфу, позор под платьем носит, – доносилось со всех сторон.

Таисья стала замкнутой, реже выходила на улицу. Перед самыми родами за ней приехал Алексей. Девушка расцвела после его появления. Жители деревни поглядывали уже не так косо, хотя многие продолжали осуждать.

А отец Таисью даже на порог своего дома не пустил. Она хотела благословение у отца получить, но тот плюнул в лицо будущему зятю и зарыл дверь прямо перед его носом.

Алексей быстро понял, что тут им не место. Уговорил невесту переехать к нему.

– А сколько же туда добираться? – спрашивала обеспокоенная Таисья. – Неужто в дороге рожать придётся?

– А коли и в дороге, – отвечал Алексей, – то ничего страшного. Справлюсь, приходилось роды принимать. Ты, Таюшка, собирайся, не бойся ничего, у меня родители добрые.

Таисья отвела соседу свою скотину. Попросила его приглядывать за домом, села в повозку. Добротный конь Алексея увозил её с родной земли. Где-то очень близко почувствовала Таисья запах, который исходил от первого мужа, оглянулась и увидела его. Он стоял около калитки и крестил их вслед. Таисья вздрогнула, привстала в повозке, но мужа уже и след простыл.

Почти до темноты ехали они с Алексеем. Остановились в лесочке заночевать. На дворе стояло жаркое лето. Разгорячённый конь отдыхал. Алексей привязал его у реки, напоил. Сами быстренько поужинали хлебом и вяленым мясом, и легли спать.

Что случилось той ночью, Таисья не помнила. Она очнулась в незнакомом месте. С трудом открыла глаза. Попыталась встать, голова закружилась. Рядом с ней сидела и истошно кричала годовалая девочка. Таисья оглянулась.

– Лёёёша, – позвала она.

Вертела головой, искала глазами повозку, мужа. Но никого вокруг не было. Таисья начала ощупывать свой живот и испуганно завопила:

– Что же это такое?

Живота не было. Она посмотрела на орущую рядом девочку. Взяла её на руки, раздела, посмотрела на пупок.

– Не моя ты, – закричала она. – Не моя! Лёёёёша, где ты, Лёёёёша?

Небо поплыло, крик ребёнка превратился в колыбельную, и Таисья потеряла сознание.

Очнулась ночью. Начала опять ощупывать себя, разделась догола, трогала живот. Почувствовала сильную боль в налившейся молоком груди.

Таисья заплакала. Потом начала искать девочку, которая кричала. Та спала неподалёку.

– Чей же ты ребёнок? – прошептала она. – Кого же я родила? Когда? Где Алексей?

Так и не сомкнула глаз до утра.

Поутру заметила на своих юбках высохшие пятна крови. Девочка проснулась и опять начала кричать. Таисья с трудом засунула ей в рот распухшую грудь. Та на удивление быстро присосалась.

Было больно, неприятно. Слёзы лились рекой, но грудь опустошалась, и становилось легче.

На вид ребёнку было год-полтора. Светловолосая курносенькая девочка что-то лепетала на своём детском языке. Таисья встала, осмотрелась. Никого. Взяла ребёнка за руку и пошла по полю.

«Куда идти?» – думала она.

Хотелось есть. Она аккуратно нацедила в ладонь своего молока. Выпила несколько глотков. Слёзы текли и текли из её глаз.

Шли целый день, останавливались ненадолго на отдых и на кормление. Девочка шагала медленно. Видимо, только научилась ходить, и Таисье пришлось нести её на руках. С непривычки тянул низ живота. Что-то пульсировало внутри. Было больно. Иногда заканчивались силы. Уже ближе к вечеру Таисья заметила очертания какой-то деревеньки. Ускорила шаг. Обессиленная, с дикой болью в животе, рухнула в обморок у крайнего двора.

Очнулась на печи. Глаза открываться не хотели. Глубоко вдохнула. Воздух был тягучий, хвойный, слегка сладковатый. Пошевелилась. Почувствовала на себе что-то тяжелое. На ней лежало несколько шкур и одеял. С трудом вытащила руки. Пальцами приоткрыла веки. В горле запершило, Таисья начала кашлять.

– Вот и очнулась! – услышала Таисья откуда-то издалека. – А ты, старый дурак, твердил, что умерла, умерла. Живая она. Жить будет.

Кто-то подошёл к печи. Таисья ощутила на своём лбу холодную костлявую руку.

– Горит ещё, – услышала она и опять провалилась в пустоту.

В другой раз Таисья уже смогла открыть глаза. Покряхтела немного. Потом покашляла. Никто не отзывался. Лежала, рассматривала помещение, в котором находилась. Низкий потолок, который можно было потрогать рукой, был сероватого цвета, местами потрескавшийся. Таисья пошевелила головой, чтобы посмотреть вниз, но где-то в спине пробило словно стрелой. Она застонала. В это время услышала скрип двери и чьё-то шарканье по полу. Покашляла.

– Пооооляяяя, иди скорей сюда, – прокричал мужской голос. – Опять кашляет твоя девка.

Кто-то, запыхавшись, влетел в избу. Мгновенно Таисья почувствовала около своего лица горячее дыхание.

– Вот и хорошо. Вот и славно, – прошептала подошедшая женщина.

Таисья опять ощутила на себе холодную костлявую руку.

– Ой, хорошо-то, как, Пётр. Жара больше нет.

Девушка открыла глаза и встретилась взглядом с незнакомкой.

Сухонькая старушка приподняла шкуры и начала ощупывать тело Таисьи. Потом посмотрела ей в глаза и сказала:

– Здравствуй, девонька, как зовут-то тебя? Ох, намучилась я с тобой. Где же ты так умудрилась заболеть? Ребёночек-то где? Умёр что ли?

Таисья замотала головой. На глазах выступили слезы. Она попыталась произнести своё имя, но кроме мычания ничего не вышло.

– Ладно, ладно, – пролепетала старушка, – рано тебе ещё истории рассказывать. Полежи ещё пару дней, окрепни, потом и познакомимся. А дочка твоя в порядке, под присмотром. Молоко из-под козочки пьёт. Твоё теперь никуда не годится.

Таисья до боли зажмурила глаза. Ей хотелось сказать, что это не её ребёнок, хотелось спросить, не видели ли тут Алексея, но сон опять окутал её.

Она очнулась через пару дней. Почувствовала в себе больше сил. Удалось даже присесть на печи. Теперь она могла рассмотреть комнату. Рядом с печкой стояли несколько низких деревянных кадушек с дровами. Лежали кочерги и пара небольших совочков. Льняная шторка отгораживала печное помещение от основной избы.

Таисья опять покашляла и спросила:

– Есть тут кто?

Шторка отодвинулась, и вошла та же самая старушка.

– Ну, здравствуй, девица, – сказала она.

– Здравствуйте, – произнесла Таисья.

– Я баба Поля. Помогу тебе сейчас спуститься.

Старушка подошла к печи, подала девушке руку.

– Спускайся осторожно, вот тут ногу на скамью поставь. Смелее, смелее. Я хоть и старая, сил у меня много, удержу.

Таисья спустилась. У неё слегка закружилась голова. Она присела на скамью.

– На, выпей это! – баба Поля подала кружку с дурно пахнущей жидкостью.

Таисья послушно выпила, и её мгновенно замутило. Старушка подставила ведро.

Девушка только отдышалась, а баба Поля налила в кружку ещё.

– Пей, – сказала она.

Таисья замотала головой.

– Пей, – повторила старушка, – очиститься нужно. Ещё одна кружка.

Таисья нехотя выпила, и опять всё вышло из неё.

– Вот и хорошо, вот и славно, – произнесла баба Поля. – Посиди, отдохни, я вернусь сейчас.

Взяла ведро и вышла из комнаты.

Таисья глубоко дышала. Ей словно не хватало воздуха, но постепенно становилось легче.

– Выходи сюда, – старушка отодвинула занавеску.

Девушка поднялась. Голова уже не кружилась. В теле ощущалась невероятная лёгкость, дышалось свободно, глубоко.

Комната, отгороженная от печной, была просторной. Красный угол подсвечивала лампадка. Стены были побелены. Густой, тягучий воздух вперемешку с ладаном, мёдом и травами наполнял грудь Таисьи. На столе стояла миска с кашей. Её аромат смешивался с воздухом и кружил голову. Девушка почувствовала, что голодна.

– Садись, поешь, теперь сил нужно набираться. Не всё же время на печи лежать, – сказала добродушно баба Поля. – Я тебя полтора месяца выхаживала. Думала уже, что не получится вылечить. Спасибо травам да кореньям, хорошую они службу сослужили. Да и ты сильной оказалась, не каждая так сможет.

Скажи хоть как зовут тебя, да что случилось. Не местная ты, вижу по тебе. Я тут в округе многих знаю. Приходят за травами. Тебя никто не спохватился, никто не спрашивал, не искал.

Муж мой Пётр с твоей дочкой в лес пошёл по ягоды, вернутся скоро. Ты о ней не беспокойся. Откормила я её на славу.

«Значит, никто не искал, – подумала девушка, горестно вздохнув. – Где же тогда Лёша, где мне искать его, ребёнка?»

Таисья села за стол. Так сильно хотелось есть, что даже не стала отвечать на вопросы старушки, пока не съела всю кашу.

– Спасибо, – сказала она, когда тарелка была уже пуста. – Меня зовут Таисья.

Она ненадолго замолчала. Думала, с чего начать свой рассказ. Потом продолжила:

– Эта девочка не моя дочка. Я не знаю, откуда она.

– Ох, Господи. Украла что ли?

– Нееет, – замотала головой Таисья и рассказала, как выехала из дома с Алексеем, как на ночлег остановились, как очнулась в поле.

– Вооот так дела, – прошептала старушка, – дитё-то из тебя вышло. Пустая ты. А вот болезнь в тебя зашла. Еле я её вытащила. Что же мне с тобой делать-то, дивчина? У нас село живое, много кто приезжает, приходит. Странники рассказывают, что в округе происходит, меняются часто. Завтра сходим в село в церковь, батюшке расскажем, может он что подскажет. Бедная ты, дитя своего не видела даже. К груди не приложила, сердцем не запомнила.

Ближе к вечеру пришёл муж бабы Поли с девочкой. Таисья заметила, что девочка изменилась, щёчки стали пухленькие, подросла. На Таисью она не обращала никакого внимания.

Сердце сжималось от тоски и неизвестности.

Следующий день тоже не дал никаких результатов. Батюшка сказал, что деревня Таисьи находится примерно в 100 верстах от них. Почти 2 дня пути.

– Ездит ли туда кто-нибудь? – с надеждой в голосе спросила Таисья.

– Нет, из наших никто, но оттуда иногда приезжие бывают, если кто-то и прибудет, я сообщу, – ответил батюшка.

Осталась Таисья жить у Полины и Петра. Девочку назвали Лукерьей. Таисья плохо спала ночами. Пыталась вспомнить, зацепиться за что-то. Но кроме последнего ужина и укладывания на сон с Алексеем ничего не помнила. Лукерья стала называть её мамой. Таисья привыкала к этому долго, а потом и смирилась.

Работала в поле от зари до зари. Специально трудилась изо всех сил, чтобы прийти домой и свалиться с ног. Думала, что уставшая выспится хоть раз, но нет, и работа не помогала. Прошла осень, зима.

Как-то ранней весной в их дом пожаловал батюшка, сказал, что из Таисьиной деревни прибыл человек. Даже её вроде бы знает. Таисья в чём была, в том и побежала в церковь.

Увидела знакомое лицо, кинулась на шею, зарыдала.

Путник еле оттащил её от себя.

– Таисья, ты чего? Бросаешься как зверь. Окстись, – пробормотал мужчина по имени Прохор.

Он жил в родной деревне Таисьи, хорошо знал её первого мужа, отца.

– Скажи, Прохор, не искал ли меня кто? Может быть, приезжали, спрашивали. Может с ребёночком кто приходил?

Прохор махнул рукой.

– Никто тебя не искал. Отец твой зимой скончался. Да и тебя уже все позабыли. Ты вернуться что ли задумала? Так дом твой сгорел ночью сразу после твоего отъезда.

Таисья повалилась на мокрый снег и зарыдала. Распластались косы, намокли. Она каталась по мокрому снегу, расплетала косы, рвала на себе волосы.

Люди собрались, глазели, вздыхали, перешептывались.

Успокоилась, затихла. Прохор поднял её, положил в повозку. Ему подсказали, куда везти.

Три дня Таисья бредила.

Баба Поля хлопотала над ней, отпаивала травами.

Очнулась Таисья, тяжело было на сердце, тоскливо. Хотелось вывернуться наизнанку.

С того дня запретила себе думать об Алексее и пропавшем ребёнке.

Стала уделять больше времени Лукерье. Где-то в глубине души чувствовала теплоту, когда девочка подходила обниматься, целоваться. Но в жизни относилась к ней грубовато. Часто ругала.

Днём рождения Лукерьи стала считать день, когда впервые увидела её в поле.

С тех пор прошло 7 лет. В одну весну не стало ни Петра, ни бабы Поли.

При жизни Поля научила Таисью и Лукерью разбираться в травах. Ходили вместе в поле, в лес, собирали травы, сушили.

Таисья сроднилась с лесом настолько, что уходила туда на несколько дней. Ночевала там, разговаривала с деревьями. Исследовала дальние тропы. Потом стала брать с собой и Лукерью.

С каждым годом Таисья становилась злее, ворчливее. В деревне её недолюбливали. С самого её появления о ней ходили разные слухи. Кто-то сторонился, кто-то опускал голову при встрече, кто-то считал колдуньей и сумасшедшей.

Дочку свою Таисья всегда звала грубо с упором на среднюю букву: «ЛуЖка, а ну, иди сюда».

Девочка матери не перечила, выполняла всё, что от неё требовалось.

Однажды Таисье представился случай попасть в родную деревню. Тот же самый Прохор взял её с собой. Лукерье к тому времени исполнилось 12, и мать оставила её на хозяйстве.

Родная деревня за 12 лет изменилась, люди на улице встречались малознакомые.

На месте дома, в котором Таисья жила с мужем, увидела только заросли Иван-чая. Походила, поплакала. Навестила на кладбище мужа, отца, матушку, рано ушедшую. Переночевала у Прохора. На следующий день отправились в обратный путь.

Таисья всю дорогу пыталась вспомнить место, где они с Алексеем на ночлег останавливались, хотела побывать и там, но так и не вспомнила. А как вернулась домой, сразу в лес засобиралась, тянуло её туда со страшной силой.

Вот и привела из того похода бешеного мальчишку, который руку Лукерье покусал.

Таисья по привычке ночью глаз почти не сомкнула. Рано утром найдёныш сначала поднялся с лавки, потом примостился на ней сидя, и, не отрывая взгляда, смотрел на пламя лампадки.

Таисья встала с печки, подошла к мальчику, присела рядом. Он не шелохнулся.

– Как тебя зовут? – прошептала она тихо, боясь разбудить Лукерью.

Он не ответил, только замотал головой и громко замычал.

– Тихо, тихо, дочку разбудишь, – прикрикнула на него Таисья.

Она уже и не рада была тому, что подсела рядом.

Лукерья услышала, как мать попыталась заговорить с ребёнком, и от страха закуталась в плотную льняную ткань, служившую ей одеялом. Она тоже не спала в ту ночь. Всё думала о найдёныше.

Фантазировала на тему того, как он мог попасть в яму, почему не разговаривает, а мычит. Болела рана от укуса. Лукерья по совету матери приложила к больному месту листы подорожника и замотала тряпочкой.

Как только начало светать, Таисья пошла управляться по хозяйству. Мальчишка так и сидел неподвижно. Страшновато было оставлять его вдвоём с Лукерьей, но и тащить его на улицу не хотелось. Лукерья тоже встала.

– Сидите тихо, – скомандовала перед уходом мать. – Скоро вернусь.

Обычно девочка помогала Таисье, но сейчас нужно было присматривать за странным гостем.

Лукерья взяла за кроватью палку и погрозила мальчику.

– Только попробуй ещё на меня наброситься, – сказала она ему строго, – эта палка волшебная, вмиг тебя остановит.

Но мальчик никак не отреагировал. Он продолжал смотреть на огонёк лампадки.

Таисья вернулась, дала детям по кружке молока и ломтю хлеба. Найдёныш ел жадно. Собирал со стола каждую крошечку, вылизывал кружку так, будто не пил целую вечность. Потом вытащил из-за пазухи спрятанный ночью хлеб и доел его тоже.

Мать приказала Лукерье сидеть дома, а сама повела найденного ребёнка в село в церковь.

На улице все обращали внимание на диковатого мальчика.

Он вертел головой, мычал, что-то пытался крикнуть проходившим мимо деревенским жителям. На обочине дороги, соединявшей деревню и село, увидел ворону, вырвал свою руку из Таисьиной, подбежал к вороне и каркнул на неё. Птица отлетела подальше. Мальчик опять приблизился к ней и повторил: «Кааар!».

Крик, вырвавшийся из его горла, был каким-то нечеловеческим. Таисье стало жутковато, она быстрыми шагами настигла мальчика, схватила его за руку и потащила к церкви.

Сельская церковь манила своим величием. Возвышающиеся купола сразу привлекли внимание найдёныша. Он уставился на них, открыл рот и завороженно смотрел, пока Таисья не подтолкнула его.

Батюшка выслушал Таисью. Помолчал. Потом отошёл от неё, помолился.

– Сидите тут, – произнёс он и куда-то вышел.

Внутреннее убранство церкви было скромным. Роспись на стенах представляла собой единую композицию. Контур икон, висевших на перегородке, закрывающей алтарь, был обрамлён широкой тесьмой с вышивкой. В высокие оконца слабо пробивался утренний свет.

Горели лампадки и свечи на массивных подсвечниках, они сразу привлекли внимание найдёныша.

Батюшка вернулся.

– Ты сама-то, что думаешь с ним делать? – спросил он у Таисьи.

– Я? – удивлённо спросила та. – Ничего не думаю, я его могу только обратно к яме отвести и посадить туда. Он Лукерье ночью руку укусил. Бешеный он, ей Богу.

– Побойся Бога, Таисья! Хочешь дитя невинного в беде оставить? А как потом грехи замаливать будешь?

– Одно дитя я уже оставила себе, – вздохнула женщина. – А моего ребёнка Бог куда отправил? Кто грехи замаливает за это? Что я с этим дикарём делать буду? Он и разговаривать не умеет, мычит только, да кидается на птиц. Если он сирота, так возьмите его в монастырь. Он там под присмотром будет, может молитвами его вылечить получится. А если кто потерял, то может искать начнут, вот тогда и передадите его родителям.

– Таисья, при монастыре уже 5 сирот. Боюсь, шестого не потянем.

– Отец Димитрий, – взмолилась Таисья, – прошу вас, заберите его. Не нужен он мне. Душа моя не будет спокойна рядом с ним. Заберите его, прошу. Не хочу я гневить Бога своим отношением к нему.

– Ладно, ладно. Пусть живёт при монастыре, вдруг разыщутся родные. Иди домой. Да молись чаще.

Таисья вышла из церкви. Глубоко вздохнула. Как-то неспокойно было на душе. Целый день думала о мальчишке. Стоял у неё перед глазами. Ближе к вечеру успокоилась. Пока переделала все дела, и к полуночи время подошло. Лукерья уже давно спала.

Таисья зажгла лампу и села вышивать.

Услышала, как тявкнула и сразу замолчала собака.

Потом послышался шорох и легкий стук в дверь.

Вышла в сени, взяла в руки вилы, встала у двери.

– Кого черти принесли? – строго спросила Таисья.

А у самой похолодело всё внутри. Ночные гости захаживали редко. В основном за травами. Так они не были такими несмелыми, тарабанили со всей силы.

Как всегда было? Ждали до последнего, пока болезнь не начинает съедать, и тогда уже стремглав неслись к Таисье за травяными сборами и настойками.

Никто не ответил. Хозяйка, выставив вперёд вилы, приоткрыла дверь.

Увидела на пороге женщину. Та смотрела сквозь Таисью.

– Ты меня вилами не пугай, – сказала гостья спокойным голосом.

– Зачем пришла? – спросила хозяйка дома.

– За сыном, – ответила гостья. – Ты куда мальчишку дела?

– А, мать его, значит. А чего же ты его в яму посадила? Ослушался что ли? – спросила Таисья с издёвкой в голосе.

– Не твоё дело, – прошипела незнакомка, – сына отдай.

– Нет у меня его. В монастыре он при церкви.

– Дура! – почти крикнула гостья. – Если завтра его не вернёшь, то пеняй на себя.

Повернулась и ушла в ночь.

Таисья закрыла дверь.

– Щас, – крикнула она вслед женщине, – сама пойдёшь в церковь и заберёшь своего зверёныша.

Утром Таисья вышла по обыкновению управляться.

– Тая! – громко позвала её соседка и вошла во двор.

– Что? – ответила Таисья.

Соседка со страхом в голосе прошептала:

– Ни к тебе ли ночью Бобриха приходила? Все собаки в деревне сдохли.

Таисья бросилась к будке, и их собака не подавала признаков жизни.

– Кто такая Бобриха? – с ужасом в голосе спросила Таисья.

Анна Юрьевна Приходько
Бобриха. Мистическая повесть

– Не выйдешь, не выйдешь, – гудела толпа.

Пошумели ещё, покричали друг на друга и разошлись.

Настасья, которая рассказывала Таисье о Бобрихе, стояла в сторонке, смотрела, как народ взбесился, и решила предупредить соседку.

«Но как?» – думала она.

Настасья готова была ноги целовать Таисье, когда та вылечила сына от тяжёлой болезни.

«Спрячусь в сарае на заднем дворе, – решила она. – Скажу свекровке, что родителей навещу. А когда Таисья возвращаться будет, то предупрежу её».

Настя просидела в сарае 4 дня. Она наблюдала за тем, как каждый день к дому Таисьи приходила толпа. Видела и то, как из дома выносили и разбивали глиняную посуду, как перебили в курятнике всю птицу. Ей стало очень страшно за свою жизнь.

Деревенские знали, что Настя частенько захаживала к соседке.

«А не ляжет ли на меня подозрение, что я за Таисией пошла? Вот дура-то я. Ей уже нечего в деревне делать, а мне ещё жить тут и жить. Замотаю верёвкой калитку, вдруг это насторожит Таю», – думала Настя, продолжая прятаться в сарае.

Ближе к вечеру, когда ещё темнота не спустилась, Настя увидела, как во двор вошёл отец Димитрий. Он огляделся, перекрестился. Подошёл к открытому дверному проёму. Выломанная дверь лежала рядом.

– Таисия, – крикнул он, – ты дома?

Взял палку, постучал по стене. Подождал. Из избы никто не выходил, не откликался.

Сжимая крест в руке, осторожно переступая дверь, вошел в дом.

Его не было минут десять.

«Что же он там делает? – думала Настя. – Больно долго его нет».

Отец Димитрий показался в дверях, перекрестился у выхода и вышел со двора.

На следующий день Настя от свекрови узнала, зачем приходил батюшка.

Пропал мальчик, которого недавно привела Таисья.

На территории монастыря видели незнакомого мужчину, он схватил ребёнка, сел на коня и умчался в сторону леса.

В деревне всполошились не на шутку. Начали запирать дома детей. К дому Таисьи больше не приходили, стали бояться пуще прежнего.

Глава 4. Логово Бобрихи

После седьмого дня, проведённого в землянке, Таисья решила вернуться домой. Утром она сказала Лукерье:

– Собирайся, пора домой. Куры не кормлены, зерна как раз на неделю им должно было хватить. Думаю, спокойнее уже в деревне стало. Не будут же они всегда обвинять меня во всех грехах? Скоро осень, кто их кроме меня лечить от хвори будет?

– Мама, ты же обещала меня с Бобрихой познакомить, – с надеждой произнесла дочка.

– Обещала, значит, познакомлю, – вспылила Таисья. – Время придёт и познакомлю. Собирайся, пора выходить.

Они выбрались из землянки, завалили вход ветками и направились в сторону дома.

Только начинало светать. Слабый свет, пробивающийся сквозь кроны столетних дубов, словно давал сигнал птицам и другим животным. Вокруг всё чирикало, стрекотало, трещало. Крупная белка спустилась со ствола, и, увидев Таисью с дочкой, за этот ствол спряталась.

Лукерья подошла ближе, протянула белке руку с горсткой ячменных зёрен.

Белка сначала неподвижно сидела, потом начала принюхиваться и приблизилась к руке.

– Пойдём уже, – прикрикнула Таисья.

Белка испугалась крика и молниеносно забралась на ствол.

– Мама, – воскликнула Лукерья, – я же хотела её покормить!

– Да ты тут весь лес пока не перекормишь, мы с места не сдвинемся. Не отставай!

Таисья ускорила шаг, дочь еле поспевала за ней.

– Мама, давай не будем так быстро идти. Целый день впереди.

– Вот я тоже раньше так думала, что целый день впереди и целая жизнь впереди. А оказалось, что и жизнь позади, и день. Нет впереди ничего такого, к чему нужно спешить. Ибо, как только ты достигнешь этого, оно станет прошлым. Поэтому нет никакого будущего. Есть только настоящее и прошлое. Но иногда мне хочется, чтобы и прошлого не было.

Лукерье мать никогда не рассказывала о том, что она ей неродная.

От подружек девочка слышала многое. Одни говорили, что её нашли в лесу, а Таисья приютила, другие говорили, что Таисья украла её в соседней деревне. Бабушка Полина поначалу советовала, чтобы Лукерья не верила слухам. А потом сказала, что и впрямь приёмная. Но строго-настрого запретила говорить на эту тему с матерью.

Лукерья была послушной девочкой и не тревожила мать своими вопросами на этот счёт. Она, конечно, чувствовала холод и безразличие. Иногда ночами плакала, вставала с кровати, подходила к матери, целовала её в лоб, но Таисья всегда отмахивалась и в грубой форме приказывала идти спать.

Со временем Лукерья перестала это делать. Но в глубине души любила мать, и ей казалось, только за то, что она не оставила её на улице. Конечно, тайна происхождения мучила Лукерью с каждым днём всё больше и больше.

Когда половина пути была пройдена, девочка стала убегать подальше от матери, и пока та догоняла дочь, Лукерья обнималась с деревьями.

В какой-то момент дочь скрылась из виду. Таисья ускорила шаг и вдруг услышала истеричный вопль дочери:

– Мааама, – кричала та так громко, что Таисье показалось, что она оглохнет.

– Маааама, – повторила дочь, – он опять там!

Таисья с шага перешла на бег и довольно быстро оказалась около дочери.

Перед ней была всё та же яма, из которой несколько дней назад она спасла ребёнка.

Но сегодня он опять сидел там. Мальчик, видимо, спал. А от крика Лукерьи проснулся и зарычал как медведь.

Он смотрел на знакомые ему лица и продолжал рычать.

Таисия сказала дочери:

– Пойдём отсюда. Второй раз не буду его спасать. Мне ещё от прошлого спасения отмыться нужно.

– Да я уж моргаю как могу, наморгалась уже, Гришенька. Полгода хлопаю глазами как курица. Уже хочется не моргать, а глаза закрыть и лежать. Меня от этой качки и на ровной земле кренит. Что люди подумают? А коли пьяницей меня прозовут? Стыдно, Гриша.

– Что удумала, здесь все такие ходят. Кому ты тут нужна? Меньше шастай.

Потом подошёл к жене и прошептал, чтобы дети не слышали:

– Следи за Зойкой в оба глаза. Тут охочих много до бабской красоты. Как бы ни испортили девку. Годов-то уже шестнадцать. Посмотрел я на неё вчера и понял, что замуж пора выдавать. Иначе от портовых баб наслушается сказок и увяжется за каким-нибудь прынцем заморским. И ищи её потом по трюмам. Смотри мне, Евдокия, попустишь девку, будешь отвечать по полной.

– Ой, Гриша! Вижу я, как она ходит. Как пава. Как будто специально. Грудь навыкат. Не слушает же, девчонка. Только глазом моргну, так она сбега?ет. И попробуй найди её. Заблудишься и не найдёшь.

– Шаль ей купи, пусть кутается посильнее. И не выпускай никуда, – скомандовал Григорий Филиппович.

Зоя днём выбиралась из трюма и гуляла по причалу. Евдокия Степановна не очень-то и смотрела за ней. Думала про себя:

«Вот буду я её сторожить, больно надо. Быстрее отвалится от кастрюли, на один рот меньше. Поживу и посмотрю, какую дочь распутную Мария родила. Сама-то красовалась всегда, и дочке пример подала. А такие быстро схватывают, в 8 лет уже была как мать. Грише дети не нужны, а мне и подавно. Быстрее вдвоём с ним останемся и заживём».

А Зоя была рада такому попустительству со стороны мачехи. Вела себя прилично. Гуляла, смотрела на приезжих, говорящих на разных языках, угадывала среди них немецкий, слушала и запоминала новые слова и обороты. Отец научил языку, говорил, что неплохо иметь знания.

«Правда, доченька, умных баб боятся, но ты учись, учись, пригодится в жизни», – твердил он дочери. Поначалу Зоя всех сторонилась, боялась знакомиться с людьми, а потом вошла во вкус. Весь порт уже знал красивую девушку. Каждый матрос и капитан кивали при встрече.

А торговки приловчились. Подзывали к себе Зою. И пока она стояла около них, продажи повышались. Некоторые торговцы даже благодарили копеечкой за такую рекламу. А Зоя была рада стараться. Деньги прятала от мачехи. Та однажды увидела, как девушка пересчитывает монеты, накинулась на неё. Обвинила в воровстве. Замахнулась на неё скалкой, Зоя выбежала на улицу и до возвращения отца не спускалась в трюм.

Когда отец вернулся, Зоя не пожаловалась ему. Знала, что это бесполезно. Да ещё и побоялась, что совсем не разрешит на улицу выходить. Про деньги молчала. Только брату сказала.

Макару она доверяла. Он знал, что сестра, вопреки наказам отца ходит на прогулки. Но молчал. Ни разу не проболтался. Иногда Макар говорил:

– Зоя, наступят такие времена, когда не будет царя, и все заживут свободно! Понимаешь, каждый сможет выбирать, где ему дышать и чем заниматься. У помещиков заберут землю и отдадут крестьянам. Можно будет свободно получить любое образование. У нас оно хоть какое-то есть, спасибо отцу. Но вот среди матросов образованных мало. Даже те, кто из училища приходят и двух слов прочесть не могут. Я пытаюсь научить, но сложно даётся.

Впервые от брата Зоя услышала слово «революционер». Макар просил сестру не говорить родителям об этом, даже не заикаться и не спрашивать. Зое было интересно. Она мечтала о светлом будущем, о возможности самой выбрать себе мужа, а не выходить замуж за того, кого предложит отец.

Иногда запретное слово она слышала и среди шушукающихся на улице людей. Замечала, что они передают друг другу газеты, листовки и сразу прячут в рукава. Содержание этих газет ей было неизвестно. Однажды она увидела подобную у брата. Чёрными печатными буквами сверху было написано «Искра». Макар быстро спрятал, на просьбы сестры взглянуть хоть глазочком резко ответил отказом.

– Не впутывайся в это, Зоя! А то мы вдвоём семью погубим. Не бабское это ремесло – революцию делать.

Окружённая вниманием мужчин, Зоя чувствовала себя на высоте. Ей льстило, что все восхищаются её красотой и молодостью. Но она знала, что ходит по лезвию. Много слышала о том, что и матросы прибывающих барж, и работники порта – жестокие люди. Им ничего не стоит надругаться над молоденькой девчонкой, которая будоражит всех вокруг. После одного события Зоя две недели сидела в трюме, не выходя на улицу.

Она, как обычно, прогуливалась по причалу. Подходила то к одним торговцам, то к другим. Останавливалась теперь только возле тех, кто платил. Подошла к полной торговке Катерине. Та была такая крупная, что за её спиной смело могли укрыться три здоровых мужика. Катерина была доброй, но ворчливой. Судя по тому, как все её приветствовали, Зоя предположила, что Катерина здесь давно работает.

К Зое она относилась хорошо. Рассказывала о своей нелёгкой жизни, о царе, которого видела в Новочеркасске. Он у неё кувшин купил для жены.

Катерина родилась в Петербурге, и основной темой разговоров, конечно, был её родной город. А в Ростов переехала с мужем. Тот не вернулся с Русско-японской, а Катерина осталась на Дону.

Казалось, Катерина всё знает о каждом ростовском жителе. Благодаря ей Зоя сторонилась нечистых на руку людей. Не вступала в разговоры с теми, которые по мнению Катерины были шпионами, бандитами, ворами. Зоя запоминала все лица, и это очень помогло ей в будущем.

К торговке подбежал мальчонка лет шести, что-то прошептал на ухо, кивнул в сторону собравшихся неподалёку четверых мужчин. Катерина сунула ему в карман монету, мальчик убежал.

– Прячься за меня, – сказала она строго Зое.

Зоя, смеясь, произнесла:

– Катерина, зачем прятаться-то? Коли не хочешь, чтобы я стояла, тогда к Матроне ещё подойду и домой. Скоро отец вернётся, надо успеть.

– Прячься, кому говорю, – шикнула Катерина.

Зоя послушно зашла за спину.

– Слушай меня, девонька, – прошептала торговка. – Тут охота на тебя намечается.

Зоя ахнула, взвизгнула, дёрнулась бежать, но Катерина схватила её за руку и сказала:

– Стой пока, я их отвлеку. А ты, как дам знак, беги со всех ног и не появляйся больше в порту. Всех денег не заработаешь. Сиди дома, нечего тебе шляться тут. Куда только отец твой смотрит да мать.

Из подошедших к товару Катерина знала лишь капитана одной из барж, стоявшей на ремонте уже года три. Остальные были ей незнакомы, видимо, прибыли на сегодняшнем судне.

Капитан рассматривал товар: горшки, кувшины, бусы всякие разные.

– Вот, Катерина, завтра домой отправляюсь, – начал он разговор. – Пять лет жену не видел, дочки уже подросли. Подарки хочу купить. У тебя тут девчонка была, пусть примерит бусы, я посмотрю, стоит ли покупать.

– Да я и на себе могу показать, – уклончиво ответила Катерина.

– На себе? – капитан и незнакомцы расхохотались. – Чай не девочка, бусики примерять. А на девке самое то! У меня ещё на барже есть шкатулка, вчера принёс из города один матрос. Выкупил для жены моей. Вот хочу их тоже на девчонке посмотреть, а то вдруг сидит не так. Сама понимаешь, обидятся мои бабы.

Зоя стояла за спиной Катерины, боялась пошевелиться.

– С чего это я свою племянницу буду с тобой отпускать? Я за неё в ответе. Покупай как есть и ступай отсюда.

Незнакомцы занервничали, начали перешёптываться, один другому тихо сказал:

– Она за спиной у бабы прячется. Давай торговку оттащим, схватим девчонку, и дело в шляпе.

Катерина выпрямилась, шагнула вперёд и заголосила:

– Это что же делается, а? Люди добрые, помогите! Товар взяли, платить не хотят.

– Ты чего голосишь, дура? – закричал на торговку капитан.

– Лю-ю-юди-и-и, ну чего же это делается! Капитан… И тот мошенник, – продолжала вопить Катерина.

Возле голосящей женщины стали собираться другие торговцы и все, кто работал рядом. Катерина повернула голову, прошептала: «Беги, Зойка, прощай!»

– Полиция-я-я, патрульны-ы-ый, – кричал кто-то.

Зоя показалась из-за спины защитницы. Протиснулась между столами, зацепилась платьем за что-то, услышала, как заскрипела порвавшаяся ткань, и побежала быстро, боясь оглянуться.

– Дура, – прошептал один из незнакомцев, наклонился над столом и ударил Катерину. Женщина рухнула, зацепив стол. Горшки и кувшины полетели на неё.

– Ой, что делается! – кричали все вокруг.

По пути к барже Зоя встретила бегущих на шум полицейских.

— Недостаточно средств, — кассирша в супермаркете устала покачала головой и вернула карту.

Варя была в полной растерянности: «Как же так? Вчера ещё было несколько сотен рублей на карте, в кошельке рублей 100.»

— Тогда уберите вот это.

Девушка указал на яблоки, шоколадку.

— Посчитайте хлеб и молоко.

— Опять отказ, — кассирша устало вздохнула.

Очередь позади Вари недовольно забурчала.

— Подождите, — парень стоявший за Варей протянул свою карту, — я оплачу.

— Ой, — Варя покраснела, — не надо.

— Девушка, без проблем, — парень дружелюбно улыбнулся, — можно я вас угощу этими румянами яблоками и шоколадкой.

— Нет, я вам всё верну. Я не понимаю почему карта пустая.

— Девушка, оплачиваем? — кассирша вопросительно смотрела на Варю.

Толпа переминалась.

— Да, да, — сдалась Варя.

Из магазина они вышли вместе, Варя и этот улыбчивый, высокий брюнет.

— Меня зовут Антон, — парень придержал дверь перед девушкой.

— Варя, — девушка залилась румянцем, — я правда вам верну эти 300 рублей, вы только скажите свой номер телефона.

— Варя, номер телефона я дам, но только для того, чтобы вы мне просто позвонили. Про эти копейки забудьте, мне было приятно помочь симпатичной девушке и вы мне свой номер скажите.

Сама не зная почему, девушка продиктовала номер своего мобильника. Внушал доверие Антон что ли.

От магазина они пошли в разные стороны. Варя к себе в общежитие, которое было через дорогу от супермаркета, Антон к автостоянке.

На следующий день они встретились в парке рядом с институтом, где Варя училась на ветеринара.

— Значит ваше призвание спасать всяких зверушек? — Антон с интересом посмотрел на девушку.

— Да, я очень люблю животных, — немного с вызовом ответила Варя.

— Варя, ничего такого плохого не подумайте. Я тоже люблю животных, у меня сейчас дома живут три кота, которых я и мама подбирали в разное время с улицы. Во дворе у нас две собаки: овчарка и беспородный пёс, который буквально бросился под колеса моего автомобиля. Я тогда ели затормозил вот так и живём все вместе, — Антон рассказывал легко и интересно, — мы даже с вами почти коллеги. Я работаю на ипподроме, точнее это мой ипподром, после смерти отца перешёл ко мне.

— Вот как? — удивилась Варя.

— Вы любите лошадей Варя, а давай на ты?

Девушка согласилась.

В тот вечер они рассказывали друг другу о себе, о своих увлечениях. Варя призналась, что ни разу ещё не каталась на лошадях, хотя выросла в селе. Её мама учительница, всегда очень волновалась за дочь. Поэтому об экстриме вроде скачек на лошадях и мысли не допускала. Отец умер когда она ещё маленькая была.

На прощание Антон пообещал, что обязательно устроит экскурсию на ипподром, конечно не скачки, но на лошади она точно покатается. У Вари светились глаза от счастья: «Какой же Антон замечательный.» Видно было что и парень заинтересовался девушкой. Они стали встречаться почти каждый вечер, гуляли в парке, сидели в кафе. Устроил Антон и катания Вари на лошади, такого восторга девушка не испытывала ни разу в жизни. Молодые люди почувствовали что между ними завязывается крепкая нить отношений, буквально через месяц они признались друг другу в чувствах. Варя стала бывать гостях у Антона в его добротным коттедже за городом. Частенько дорогой внедорожник парня дожидался девушку после лекции у института. Девчонки из общежитии завидовали Варе.

— Варя, как же тебе повезло! Красивой, богатый, на дорогой машине! — ахала подружка Лена,- счастливая ты Варька.

— Лена, я и сама не верю своему счастью, — признавалась девушка.

***

До нового года оставалось совсем немного. Антон накануне праздника познакомил своих самых дорогих женщин, Варю и маму. Анна Ивановна осталась довольна выбором сына.

— Антоша, эта девочка и сделает тебя счастливым, — прошептала мама ему на ухо, когда Варя отвлеклась на домашних животных Антона.

Коты Кеша и Барсик были такие забавными. Антон только коротко кивнул. Он и сам чувствовал, что Варя его женщина. Да, в его жизни были увлечение раньше, но сердце молчало, а теперь она пела. Это была самая сказочная новогодняя ночь.

Мамочка кричала в трубку: — Варя я поздравляю тебя с новым годом, и Антон тоже я вас поздравляю. Жду в гости.

Мама Вари уже знала молодом человеке и была счастлива за дочь. После праздников началась сессия. Варя сдавала всё легко и уверенно. В доме Антона у неё было больше времени подготовится, любимый поддерживал. Даже вместе с ней читал умные книжки, разбирал понятия. Ему было интересно всё, чем занимается его будущая жена. Да, Жена. Антон решил, что как только Варя сдаст последний экзамен он сделает ей предложение. Девушка чувствовала, что Антон наконец решился и была счастлива.

Тот день консультации, перед последним экзаменом закончилась раньше обычного. Варя выбежала на крыльцо института, Антон ещё не подъехал. Девушка достала телефон, чтобы позвонить любимому и тут её окликнула какая-то девушка, которая стояла на ступеньке внизу. Яркая и эффектная блондинка в норковой шубке и небрежно накинутым балантине.

— Варя. Ты ведь варя? — девушка поднялась по ступенькам.

— Да, — Варя сделала шаг навстречу.

— Вот ты какая, — незнакомка бесцеремонно рассматривала девушку, — значит Антошу на деревенскую потянуло.

— Вы кто? — Варя почувствовала тревогу.

— Я? Меня зовут Лиза, я девушка Антона. Мы с ним поссорились осенью и он оказывается быстро нашел мне замену.

— Я ничего о вас не знаю.

— Не удивительно, — хмыкнула Лиза, — но учти, что я так просто тебе Антона не отдам, тем более теперь, когда я жду его ребёнка.

— Ребёнка? — в глазах Вари потемнело.

— Да, милочка, а ты думала, что такие парни для деревенских дурнушек созданы? Он мой, запомни это!

Лиза практически нависла над хрупкой и маленькой Варей.

— Вы говорите неправду! — Варя едва сдерживала слёзы.

— Ну да, а вот и Антон пожаловал, сейчас увидишь, — Лиза указала пальцем на парковку, куда только что подъехала машина Антона и тут же новая знакомая быстро спустилась с крыльца, и пошла навстречу Антона.

Варя медленно двинулась следом, сердце колотилось, в висках что-то сдавило, воздуха не хватало.

Антон увидел Лизу и опешил, потом перевел взгляд на Варю.

— Нет, этого не может быть.

— Привет, любимый! — Лиза обняла Антона и поцеловала в губы на глазах у Вари.

— Лиза! — парень попытался её оттолкнуть, но Лиза обвила руками его шею и не отпускала. — Ты зачем здесь? Мы ведь всё выяснили ещё осенью. Для тебя важны развлечения, гулянки. Мне это неинтересно.

— Всё да, не всё дорогой, — Лиза отступила на шаг и начала рыться в маленькой блестящей сумочке, потом достала какую-то бумажку. — Вот смотри, читай.

— Беременность 16-17 недель, — растерянно вслух прочитал Антон.

— Там ещё снимок УЗИ нашего сына или дочки, ещё не видно точно, — Лиза победно смотрела на Антона.

— Сына или дочки, — повторил парень. — Ты почему так долго молчала, и почему я должен верить, что это мой ребёнок?

— Твой, не сомневайся, — Лиза усмехнулась, — а молчала я потому, что ребёнка сохранить хотела и хочу. Только вот решила почему я должна одна его растить, когда у него отец есть.

Варя больше не стала слушать этот разговор и в слезах кинулась прочь к общежитию. Антон бросился было за ней, но Лиза буквально повисла на нём.

— Миленький, Антошенька не бросай нас. Я изменилась, — рыдала девушка.

— Садись машину, люди смотрят, — глухо сказал Антон бросив взгляд на крыльцо, на котором толпились глазеющие студенты.

Они сели в машину, Антон попытался позвонить Варе, но она не брала трубку, а Лиза была счастлива. В этот же день она перебралась в особняк Антону. Он её не звал, но и не отталкивал, а как ему поступить? Она же носит его ребёнка, тем более их отцы раньше дружили, матери общались. Мама Антона, когда всё узнала только вздохнула.

— Жаль, что с Варей так получилось… Но Лиза ждёт ребёнка.

— Даа, она сбалмашная девушка, но сейчас мне её жаль, и я её поддержу.

Номер Вари больше не отзывался, сколько Антон не набирал. На следующий день он караулил её около института после экзамена. Оказалось, что она первая сдала экзамены и убежала в общежитие, хотя там её тоже не нашёл. Вахтёр сказал, что съехала. Адреса мамы Вари он не знал, не успели съездить гости. Девушка исчезла.

Через неделю Антон узнал в деканате, что Варя перевелась на заочное отделение. Подружки Вари все разом стали делать вид, что не знают парня. А Лиза готовилась стать матерью. Под нажимом её родственников Антон согласился, что им пора расписаться. Он не хотел свадьбы, но лиза настаивала.

Свадьба была шикарной в лучшем ресторане города, приглашенных было более ста человек, все поздравляли молодых, а перед глазами Антона стояла Варя…

На следующий день после свадьбы Лизе стало плохо, она кричала от боли судорожно хваталась за живот. Правда его ещё видно не было, так как Лиза была довольно крупной девушкой.

— Потерпи Лиза, я вызову скорую! — кричал растерянный Антон.

— Нет, звони моему доктору. Я поеду только в отделение Виолетте Сергеевне, — стонала Лиза.

— Ну, хорошо, — Антон позвонил с телефона к её доктору.

Доктор выслушал Антона, коротко ответила: — Приезжайте немедленно!

И они помчались в частную клинику. Несколько часов Антон в волнениях провёл в холле больницы. Ждал, что скажет врач. Виолетта Сергеевна вышла и извиняющимся тоном сказала:

— Простите, сделали всё что могли. К сожалению ребёнок погиб.

— Как погиб? всё же было хорошо, — Антон был потрясен.

— Возможно сыграла роль физическое и моральное перенапряжение или за эти месяцы очень переживала, что ей придётся одной растить ребёнка, — объяснила врач, — и ещё… Возникли осложнения из-за которых Лиза теперь не сможет иметь детей. Мне очень жаль…

Антон был раздавлен. Да, он Лизу не любил, но из-за их ссоры она настолько переживала и в результате потеряла ребенка, а теперь она косвенно по его вине никогда не станет матерью. Через пару дней Антон забрала Лизу из клиники.

Потянулись их не радостные и супружеские дни. Лиза быстро оправилась от потери, днями она проводила в походах по магазинам, гуляла с подругами. Об Антоне вспоминала, когда ей нужны были деньги. Антон отсчитывал определенную сумму, а сам старался по дольше задерживаться на ипподроме.

***

Так прошло почти два года. Они с Лизой были чужими друг другу, но её похоже все устраивало. Как то осенью Антон поехал в один из райцентров, где жил заводчик лошадей. Очень хороший конь у него был, Антон хотела выкупить. Проезжая по улицам посёлка он вдруг увидел Варю, она шла по улице на руках держала ребёнка. Антона, как молния ударила. Ребёнку, где-то год. Он припарковал машину и догнала девушку.

— Варя! Вот эта встреча!

— Антон? — Варя от неожиданности остановилась, как вкопанная и крепче прижала к себе мальчика.

— Значит ты тоже не терялась? — Антон глянул ребёнка, — наверно эта история была для тебя лишь поводом?

— Антон ты о чём, — не понимала Варя.

— Ты рассталась со мной и тут же выскочила замуж за другого, уже ребёнка родить успела, — парень круто развернулся и ушёл.

Варя хотела что-то крикнуть ему вслед, но сдержалась, только крепче прижав к себе малыша.

А через неделю на ипподром к Антону пришла незнакомая девушка.

— Здравствуйте. Я Лена, бывшая соседка Вари по комнате, — объяснила она.

-А мне то что? — удивляясь своей грубости ответил Антон.

— Варя рассказала о вашей встрече на улице. Ничего вы не знаете, это ваш ребёнок, его Ванечкой зовут. Валя когда поняла, что третья лишняя ещё не знала, что малыша носит, а потом решила оставить и сама воспитать. Гордая она. Сейчас Варя живёт с ребенком у мамы в том посёлке.

— Господи! Почему она всё не рассказала? — воскликнул Антон.

— А вы разве её слушали?

Да, он даже слушать её не стал тогда. Варя, ребёнок, а как же Лиза? Ведь она так несчастна, разве он может её бросить. Домой Антон вернулся раньше обычного, жена в гостиной как обычно с кем-то болтала по телефону. Похоже пьяная. Антон прислушался.

— Да дорогая, ты права. Я хорошо устроилась, — пьяная хихикнула Лиза в трубку, — этот дурак всё проглотил. Теперь он до конца жизни будет чувствовать себя виноватым в гибели ребёнка, которого и не было. Да, Виолетта мне нужны таблетки. Эти уже заканчиваются, а то не ровен час залечу, а я этих детей терпеть не могу.

Антон потемнел от злости. Значит Лиза его обманула. Он резко вошёл в комнату, Лиза поняла, что он всё слышал.

— Охх, Антоша ты не так всё понял, — попыталась вывернуться она.

— Я всё понял правильно, собирай свои вещи! — твердо сказал Антон и тут же набрал номер своего адвоката.

***

Потом был громкий развод. Лиза пыталась претендовать на половину имущества, но адвокат суде доказал о не порядочности женщины и она ушла ни с чем.

А в начале зимы Антон приехал в тот самый посёлок, дом где живёт Варенька нашёл быстро. В деревне все друг друга знают. Антон вошёл во двор когда Варя развешивала детской бельё на веревке.

— Варя, Варенька прости меня, я ведь ничего не знал, — Антон бросился к любимой.

— Антон… — Варя побледнела от неожиданности, — ты зачем здесь?

— Я за вами приехал и без вас даже с места не тронусь.

— А твоя жена, ребёнок?

— Это всё была ложь.

Антон рассказал о ложной беременности Лизы.

— Господи, я такой дурак!

— Ты просто очень порядочный, я это всегда знала, поэтому я ушла без объяснений.- Варя тронула Антона за руку, а надо было нам тогда объясниться. Наломали мы дров.

— Варенька, — Антон смотрел в глаза любимой, — но дальше всё будет иначе.

Варя бросилась на шею к любимому и они обнялись. В окошко на них смотрел маленький Ванечка на руках у мамы Вари. Определенно взять у Ольги Викторовны будет замечательной.

«Что пожелать свече?

Гореть?

Свеча сгорит и без меня.

Что ели пожелать?

Расти?

Ель вырастет и без меня.

Что пожелать судьбе?

Добра?

Творят добро и без меня.

Что пожелать тебе?

Чтоб был?

Ты есть – и будешь без меня.

Что пожелать себе?

Чтоб ты был счастлив.

Чтоб это не случилось без меня!»

Мара Залите

Корректор Владимир Викторович Мартынов

Иллюстратор Татьяна Юрьевна Хвиюзова

© Анна Юрьевна Приходько, 2022

© Татьяна Юрьевна Хвиюзова, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-3442-9 (т. 2)

ISBN 978-5-0056-2519-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Таисия вдруг почувствовала нарастающую боль. Было настолько мучительно, что она даже застонала. Лоран проснулся, обнял её.

Они давно спали вдвоём. Почти всю ночь Лоран не убирал руку с живота Тайги. Мысленно разговаривал с малышом и ему даже казалось, что тот слышит его, шевелится в такт его мыслям.

Следователь всегда спал в одежде. Таисия всё время смеялась над ним. Раздевалась перед ним демонстративно. Говорила, что негоже мужу от жены за одеждой прятаться. Но Лоран был непреклонен. Таисия вскоре привыкла и перестала делать попытки для соблазнения.

Она до сих пор не могла разобраться с тем, что будет делать после рождения ребёнка. Больше всего хотелось быстрее избавиться от беременного состояния и исчезнуть навсегда из этого города. Судьба ребёнка её не беспокоила. Уже давно убедилась, что муж никогда его не оставит.

– А даже если и бросит, – думала она, – то для меня это не имеет никакого значения.

Боль нарастала с новой силой. Таисия встала с кровати, походила, легла опять.

– Кажется, твой ребёнок хочет с тобой познакомиться, – сказала она Лорану.

Тот вскочил с кровати, засуетился.

Мужчина в суматохе не сразу сообразил, что нужно сходить за повитухой. Таисия кричала на него, просила помочь. Но муж только бегал кругами и не знал, как облегчить страдания жены. Благо повитуха жила в соседнем доме. Лоран побежал за ней. Когда вернулся с заспанной женщиной, Таисия уже родила. Лежала на полу, на её груди примостился сморщенный комочек. Лоран на коленях подполз к Таисии. Она улыбалась, прижимала малыша к себе.

Муж прилёг рядом с ней.

– Макар, – прошептала Таисия, – твой сын похож на тебя.

Лорану почудилось, как что-то тяжёлое ударило его по голове. Пошевелился, перед глазами всё помутнело.

Повитуха суетилась, стащила с кровати одеяло, подложила его под Таисию.

Лоран стал глубоко дышать: вдох, выдох, вдох…

Привстал, посмотрел на малыша, потом на жену.

Рука невольно потянулась, коснулась бархатной кожи младенца. Тот запищал, зашевелился. Слёзы катились из глаз Лорана, падали на грудь Тайги.

Она прошептала еле слышно:

– Прости…

Лоран молчал. Он гладил малыша осторожно, еле касаясь. Рассматривал его, трогал крошечные пальчики, проводил по реденьким волосикам на голове.

И вдруг он поцеловал Таисию в лоб и сказал:

– Он мой сын, только мой и твой. Ничего не хочу больше знать.

Повитуха сказала новоиспечённому отцу, чтобы тот переложил Таисию на кровать. А сама взяла младенца на руки. Лоран подхватил жену и перенёс её на кровать.

Тайга вдруг заплакала.

– Прости меня, Лоран, – причитала она.

Когда повитуха ушла, бывший следователь прилёг рядом с женой. Опять поцеловал её в лоб.

– Ты только никуда не уходи, – прошептал он. – Нам без тебя будет трудно. Я рос без матери, это тяжело. Тяжело потом осознавать, что мать должна была быть, а её не было. Думал, что так и нужно и меня родил отец. Все смеялись надо мной тогда. Не хочу, чтобы наш сын стал таким, как я.

Таисия тяжело вздохнула. Малыш неумело утыкался носиком в грудь, кряхтел, плакал, потом успокоился. Вцепился в сосок, вытягивая из него тягучую жидкость.

Лоран наблюдал за ним, улыбался.

– Лоран, – прошептала Таисия, – у меня ведь где-то есть ещё ребёнок.

Муж привстал, посмотрел на Тайгу с удивлением.

Она только пожала плечами.

– Тот Гаврила мне не отец. Мой отец давно умер. И имя у меня другое. Я Алёна. Меня назвали в честь матушки. Моя жизнь – это обман в каждом слове. Я ненастоящая, понимаешь. Живу чужой жизнью, занимаю чужое место, рядом с тобой должна быть другая женщина. Я даже для него чужая, – Таисия указала на сына. – Он вряд ли будет любить меня, потому что, когда был во мне, я его ненавидела. Я испортила жизнь всем. Но больше всего я виновата перед тобой. Если тебе нужен этот ребёнок, забирай его. А меня отпусти. Я хочу скрыться от всех и умереть в одиночестве. Хотя я не заслуживаю даже смерти.

Ребёнок отпустил грудь, засопел.

Лоран взял Таисию за руку и попросил:

– Расскажи всё с самого начала. Теперь-то можешь это сделать? Я хочу всё знать о своей жене.

– Лоран, ты ещё найдёшь счастье, – ответила Тайга.

– Уже нашёл. Моё счастье только что покушало и спит рядом с тобой. Никуда тебя не отпущу. Ты будешь со мной.

– Я повенчана с другим мужчиной, Лоран.

– Это уже не имеет никакого значения. Ты повенчана со мной.

– Я не смогу стать тебе хорошей женой, – Таисия продолжала отговаривать Лорана.

– Ты уже стала моей женой, а хорошая ты или плохая, покажет время. Давай, не скрывай ничего.

Таисия начала свою исповедь. Лоран слушал внимательно. Когда Тайга рассказывала, как муж обращался с ней, ужасался. Ему было невыносимо жаль эту сбившуюся с пути женщину. Захотелось стать её защитником, сделать счастливой, стереть из её памяти прошлую жизнь. Лоран с грустью подумал о Зое, сердце бешено застучало. Потом взглянул на сына и Тайгу. Внутренняя тревога постепенно угасала, он понял, что любовь к этому малышу даже сильнее любви к Зое, и мысленно выбрал сына.

 
                                        ***

Зоя, увидев отца, расплакалась. Она тряслась в рыданиях, Григорий обнимал её, гладил по голове. Поймал себя на мысли, что обнимал вот так дочь, только когда та была совсем маленькой.

Больше не мог припомнить нежностей со своей стороны. Он сокрушался оттого, что остановить поток горьких дочкиных слёз было не в его силах. Сердце Григория сжималось и при мысли о том, что могло быть с Евдокией, если бы не Джан.

«Зоя молодая, родит ещё целое войско, ей повезло больше, а вот Дуня впервые за много лет смогла родить», – думал отец, успокаивая дочь.

Сжав всю волю и гордость в кулак, Григорий Филиппович ежедневно встречал китайца в своём доме. Тот настолько сросся с семьёй, что сложно было представить жизнь без него.

– Тебе нужно было Джана пригласить, – посоветовал Григорий Зое. – Он хороший доктор, если бы не он, то моей Дунечки не было бы уже на этом свете. Мне кажется, что я никогда не избавлюсь от его присутствия. Обнимаю Дуню, ощущаю его глаза везде, он прямо из твоей комнаты словно через стену глядит. Вся моя жизнь у него на виду. Я в плену, Зоя.

Зоя слушала отца, но плохо соображала. В её голове смешались все: мачеха, Джан, дети. Хотя сейчас её больше всего беспокоила она сама и то, что Янек тоже может заразиться от матери. С одной стороны, доктор поддерживал и успокаивал её, а с другой – всё время стращал тем, что и Софье, и пани Анне становится хуже.

Встреча с отцом совсем не приободрила её. Всё тот же камень был на сердце, всё та же слабость в теле, всё то же невыносимое желание оказаться в объятиях мужа.

Когда Григорий ушёл, Зоя взяла лист бумаги, ранее принесённый доктором. Долго думала, что написать, как объяснить, успокоить Янека и успокоиться самой. Но ничего, кроме: «Любимый, я жду тебя дома. Зоя», не вышло из-под пера.

Объяснять в письме о случившемся не стала. Она думала, что вдали от неё Янеку будет ещё хуже.

Казалось, этот страшный период в жизни не закончится никогда.

Через три дня доктор разрешил ей уйти домой. Вызвал для неё карету, но Зоя не села в неё. Она медленно шла по городу в сторону дома Левандовски. Ходила неподалёку, боролась с желанием зайти туда, обнять Янека и полностью довериться судьбе. Но всё равно понимала, что такое безумство может плохо закончиться.

Наконец-то нашла в себе силы пойти дальше. Долго сидела на лавочке, которая до сих пор помнила их жаркие встречи и поцелуи. Казалось, что даже следы вокруг принадлежат только ей и Янеку. Зоя гладила выцветшие деревяшки, ойкнула неожиданно.

Заноза вонзилась в её палец и торчала остриём.

Так же, как болел сейчас палец, болело и сердце. Таким же остриём только потолще, подлиннее было оно пробито.

Зоя долго пыталась вытащить эту занозу, расковыряла палец. Заплакала.

Когда подходила к дому, неожиданно перед ней возник Николай.

Зоя попятилась назад. Уже приготовилась бежать, но Соломин не приближался к ней. Частое дыхание выдавало Зоино волнение.

– Зоя, – произнёс Николай, – я пришёл спасибо вам сказать. Без вас я не вернулся бы к жизни. Прости, что сделал тебе больно. Это было очень жестоко с моей стороны. Но всё же, если ты сможешь, буду благодарен.

Зоя пожала плечами. Прошла мимо Николая. Он увязался за ней. Вместе с ней вошёл в квартиру.

– Можно я Янека дождусь? – спросил он у Зои.

– Жди, – ответила она как-то отрешённо.

Приготовила чай себе, Николаю. Пили молча. Николай нервничал.

– Что-то Янек задерживается, – произнёс он.

Зоя вдруг пришла в себя. Посмотрела на Николая так, словно видела его впервые. Потом вспомнила, как он здесь оказался, и ответила:

– А Янек не придёт. Он ухаживает за больной матерью. Только через две недели, если Бог даст, мы увидимся.

Зоя пыталась сдержаться, но слёзы предательски потекли из глаз. Николай встал из-за стола, подошёл к ней.

– Знаешь, Зоя, всё будет у вас хорошо. Янек очень добрый человек. Я зайду через пару недель.

Зоя продолжала плакать, Николай постоял ещё некоторое время и вышел на улицу. Отправился сначала на кладбище к могиле отца. А потом ноги понесли его в дом, где молодая женщина Евгения жила со своим сыном. Дверь никто не открывал. Николай присел на ступеньки, решил дождаться. Вечерело. Он вышел со двора.

– Чего это ты тут делаешь? – услышал он из-за спины. – А ну давай! Показывай карманы! Ну прямо и отвлечься нельзя ни на секунду.

Николай оглянулся. На него наступал дед, размахивая кулаком.

– Показывай, карманы, кому говорю, – тараторил он.

– Да не брал я ничего, – возмутился Николай. – Я в гости приходил.

– К кому в гости? – дед зло рассмеялся. – К Женьке что ли? Ну что, погостил?

– Не погостил, нет её дома, – смущённо ответил Николай.

– Ну а как ей там быть, если она неделю назад уехала с мальчонкой своим? Мать навестить решила. Да сказала, что если не воротится к зиме, так сдать надобно мне её дом. Ты, если что, к зиме приходи, авось и решится чего. Но карманы-то покажи. Я, знаешь ли, не хочу за чужое добро свои гроши потом платить. Ходил тут один после смерти мужа её. Всё сватался, пацан к нему привык. Ну вот смотрели мы со своей Матрёной и радовались. А он потом снёс всё в мешок, и больше его не видели. А Женька-то и не горевала. Слёз от неё не добьёшься, всё в себе держит. Нажила ещё добра да вот и уехать решила. Трудно бабе-то без мужика. Она так из себя ладная, но судьба у неё нелёгкая. Да кому сейчас легко-то?

Дед оказался очень разговорчивым.

– А куда уехала она? – спросил Николай, когда дед на секунду замолчал.

– А мне откуда знать? Я не спрашивал, откуда она родом. Сказала, что уезжает к матери, ключ отдала, и всё. Видать, и правда надолго. Даже собаку с собой взяла. А раньше-то мне оставляла.

– Спасибо, – поблагодарил Николай и пошёл дальше.

– Карманы, карманы-то покажи. Неспокойно мне будет, – кричал дед вдогонку.

Юноша остановился, вывернул карманы, дед одобрительно присвистнул и побрёл к своему дому.

С того дня Николай после работы каждый день ходил к этому дому в надежде увидеть там вернувшуюся хозяйку.

Когда Николай ушёл, Зоя поплакала ещё. Потом встала и принялась за уборку. Вымыла полы, вытерла пыль, постирала одежду. Сил не хватало, чтобы хорошо отжать бельё. Решила отдохнуть, оставила всё в тазу. Да и проспала до утра. Проснувшись продолжила.

Всё время думала о том, как она встретится с Янеком, как скажет ему, что не будет у них ребёнка. Дума за думой и дни тянулись медленно. Зоя никуда не выходила, отец тоже не навещал её.

Он, наверное, даже не знал, что дочь уже дома. Да Зое и видеть-то никого не хотелось. Только Янека она ждала. Прислушивалась к каждому шороху, спать стала чутко. Неспокойно было ей от неизвестности.

«Вот-вот, – думала она, – вернётся Янек».

Записку от Зои Янек перечитывал по нескольку раз в день. Слова жены стали для него молитвой. Было очень тяжело в разлуке. Пока ухаживал за матерью и Софьей, всё время думал о жене. Она снилась ему в тех коротких снах, когда удавалось уснуть ненадолго.

«С Божьей помощью», – так всё время причитал доктор. Пани Анна и Софья шли на поправку. К концу второй недели девочка уже бегала по дому, радовалась, что у неё нет больше жара. Всё рассказывала Янеку, как матушка тянула её за руку всё время, а Софья эту руку отнимала и убегала подальше.

– Вот и убежала я, – тараторила Софья, – матушка больше не тянет меня к себе. Я вот теперь и пожить хочу. А чего и не жить-то в таком месте?

Пани Анна тоже пошла на поправку, но чувствовала слабость. У неё всё время кружилась голова. Приходилось останавливаться и придерживаться за что-то, чтобы не упасть.

Янек считал дни.

 
                                        ***

– Другая тебе нужна, – сказала Тайга после того, как закончила свой рассказ. – Можешь жалеть всю жизнь, что ты теперь не следователь. Можешь даже вернуть меня обратно к мужу. Я этого и заслуживаю. От его рук и сгину. Он-то меня точно не пощадит.

– Жить будем вместе, – ответил Лоран. – Ради сына будем жить.

Таисия рассмеялась.

– Откуда ты взялся такой правильный? Сам ещё взвоешь. А мне такие заботы не нужны, забирай его себе, а меня оставь в покое.

Тайга взяла на руки младенца и передала его Лорану. Тот неуклюже, трясущимися руками принял малыша.

– Ну не дури, Тая, – сказал он взволнованно. – Давай попробуем?

Тайга ничего не ответила, отвернулась от мужа и уснула.

Лоран закутал малыша в пелёнку, прижал его к себе. Сидел так долго, смотрел на него. Сердце разрывалось от неизвестности и жалости к Таисии, от невероятно сильной любви к сыну.

– Сынок, сыночек, – шептал Лоран, – никому тебя не отдам.

Когда ребёнок проснулся, заплакал, Лоран осторожно положил его рядом с женой.

Таисия проснулась, оголила свою грудь. Малыш присосался, замолчал.

Лоран назвал сына Иваном. Тайга не противилась ни имени, ни тому, что муж всё время носился с ребёнком. Она почти всегда лежала. Удивлённо наблюдала за Лораном, сочла его даже слегка сумасшедшим. Ведь тот, забыв о своей работе, дни напролёт занимался сыном: купал, пеленал, пел ему колыбельные. Когда ребёнок спал, Лоран готовил завтраки, обеды, ужины.

Как-то кормила Таисия сына, рассматривала его впервые за почти две недели. И цвет глаз, и лоб, и уши, и губы ребёнка напоминали ей о Макаре. Таисии даже стало казаться, что это сам Макар вселился в неё, мучил изнутри, а теперь родился и присосался к груди. Любит, не отпускает.

Ещё до того, как придумала историю о причастности Лорана к её беременности, хотела после рождения отдать ребёнка Кирьяновым. Но вышло по-другому. Слишком прельщало её то, что Лоран повёлся на обман, да ещё и как повёлся! Принял сына за своего, даже узнав правду.

Таисия ещё не встречала таких людей. Казалось, что Лоран и впрямь сумасшедший. Ей было даже не по себе от его заботы. А потом что-то перевернулось у неё внутри. Стало как-то легко, спокойно, тепло от его взгляда. Он разговаривал с ней ласково, не повышал голос. Ночью прижимал к себе так сильно, словно боялся, что Таисия вырвется из его объятий и убежит.

Но в такие моменты Тайге никуда бежать не хотелось. Иногда ей чудилось, что это не Лоран, а Николай прижимает её к себе. И тогда из её груди вырывался стон. Мысли о Николае посещали часто. Она боролась с ними, пыталась переключиться на мужа, найти в чертах его лица что-то, что понравилось бы ей. Не находила, но позволяла мужу обнимать себя. Давно привыкла к тому, что мужские объятия и не по любви можно стерпеть.

Лоран уже не прятал от Таисии своё тело. Спать ложился не в одежде, как раньше. Тайга чувствовала его горячую кожу, но он не приставал, не принуждал ни к чему. Лишь спустя полтора месяца после рождения Ивана между ними неожиданно случилась близость.

Лоран впервые в своей жизни был так близок с женщиной. Долго держал себя в руках, всё время твердил себе, что он с Таисией только ради сына. Но не смог. Одно касание, один поцелуй, а потом уже не мог остановиться. Покрывал Таисию поцелуями. Она не отталкивала мужа. Впервые за всё время жизни вместе, касалась его тела. Медленно проводила рукой по волосам и спине Лорана.

Неведомые ранее чувства подхватывали Лорана, уносили куда-то далеко, потом возвращали обратно. Лорану казалось, что кроме него, Таисии и сына нет больше никого на этом свете. Никогда он ещё не чувствовал себя таким счастливым. И Тайге стала нравиться эта жизнь.

Лоран оказался хорошим любовником. Она даже перестала сравнивать его с Николаем. Поймала как-то себя на мысли, что благодарна Лорану за появление в её жизни. Теперь от слова «муж» её не бросало в дрожь. Уже не хотелось никуда бежать, хотелось поскорее покормить сына и вернуться в объятия человека, который научил её быть матерью и женой. Таисия уже и не понимала, что значит любовь. Она просто жила. Полностью отдавалась человеку, которого считала сумасшедшим. Но жила. И стала бояться, что всё это может закончиться.

 
                                        ***

После очередного прихода врача в дом Левандовски Янек был сам не свой. Каждый день доктор продлевал карантин. Всё твердил, что лучше не торопиться и переждать, чем потом стать причиной заражения своих близких. При этом Янеку уже казалось, что он сходит с ума. Больше трёх недель прошло с момента последней встречи с Зоей. Он не писал ей писем. Не хотел обнадёживать, лишь молился о том, чтобы не заразиться самому. И Бог услышал его молитвы. Янек даже не попрощался с матерью и Софьей. Он шёл домой. Не шёл, бежал несмотря на ливень. Влетел в квартиру. Зоя сидела на стуле возле окна, вышивала.

Оглянулась, обомлела. Янек мгновенно оказался рядом. Зоя прижалась к нему, мокрому насквозь, холодному. И время остановилось… Янек встал перед женой на колени, прислонился к животу. Со страхом взглянул на Зою, она отвела глаза, заплакала. Не было слов. Янек поднялся с колен, провёл пальцами по щекам жены. Их взгляды встретились.

– Прости, – прошептала Зоя.

Янек смотрел на жену, не отрывая глаз. А она вдруг начала его раздевать.

– Да ты же весь мокрый, нужно поскорее переодеться, – причитала она.

Янек молчал, не сопротивлялся. Зоя раздела его, насухо обтёрла полотенцем. Взяла за руку, подвела к кровати, накинула на него одеяло. Молчание мужа пугало её. Он сидел неподвижно.

Тишина затянулась.

Потом Янек вышел из своего оцепенения, посмотрел на Зоин живот:

– Как же так? – спросил он.

Зоя пожала плечами.

– Доктор сказал, что так бывает, – ответила она, закрыла лицо руками.

Янек сбросил одеяло, прижал к себе Зою.

– Золо́то моё, как же мне без тебя было плохо.

Янек шептал слова любви, целовал, прижимал к себе. А потом вдруг остановился, отодвинулся от неё.

– Прости, Зоя, я не могу держать себя в руках, когда ты рядом. Но если не желаешь меня, позволь мне просто быть с тобой. Я обещаю, что не буду трогать тебя. Буду рядом, без тебя моя жизнь совершенно не имеет смысла. Знаешь, о чём я думал в разлуке?

Зоя покачала головой. Янек продолжил:

– О том, что не зря я тогда Макара привёл к себе домой, Бог за это подарил мне тебя.

Зоя придвинулась к мужу, положила голову на его колени.

Янек запустил руку в волосы жены, стон вырвался из его груди.

– Я люблю тебя, Янек, – сказала Зоя. – Это я виновата, что всё так произошло. Знаю, мне нет прощения. Сама лишила нашего малыша твоих прикосновений, вот он и не смог без тебя. Хочу, чтобы он мне приснился, а он не снится.

– Он к нам вернётся, Зоя, обязательно вернётся. И я всегда буду рядом.

Янек наклонил голову и поцеловал жену.

– Как же мне хорошо сейчас, – шептал он, – мне и жизни не хватит, чтобы насладиться тобой.

Зоя отвечала на ласки мужа, и тревога постепенно покидала её сердце.

Ещё несколько дней Янек был дома. Потом вышел на работу. А вечером спешил к Зое.

В середине осени и Зоя вернулась на работу.

Столкнулась как-то с Лораном в коридоре. Заметила, как тот изменился. У него появился странный блеск в глазах. Все обсуждали, что у Лорана родился ребёнок, и он теперь не ночует на работе и к вечеру спешит домой.

Зоя мысленно радовалась за него и Таисию. Никакие сплетни уже не трогали Зою.

Она жила в своём мире, где место было ещё для Янека и маленького любимого человечка, который жил внутри неё.

Зоя поняла, что беременна в конце октября.

– Я же тебе говорил, что он к нам вернётся, – обрадовался Янек, когда жена поведала ему.

По совету тестя Янек пригласил Джана, но тот сказал, что срок слишком маленький и нужно просто ждать.

Когда Джан ушёл, Зоя обратилась к мужу:

– Я как-то не доверяю ему теперь. Он любит мачеху, отец сходит с ума.

– Знаешь, Зоя, – ответил Янек, – я на месте твоего отца ползал бы у Джана в ногах и благодарил за спасение семьи. Всегда же можно представить, что было бы, если бы не Джан. Он и Евдокию Степановну на ноги поставил, и Григория Филипповича, и детей спас, выходил. И при этом ни разу не дал повода сомневаться в себе. Его любовь – это счастье твоего отца. Так что зря ты ему не доверяешь. И Григорий Филиппович понимает это и терпит. Джан – хороший человек.

– А если он влюбится и в меня? – сказала Зоя испуганно.

Янек рассмеялся.

– Если от его любви будет зависеть наше счастье, то пусть любит. Ты же всё равно моя навсегда. Мне кажется, что Джан – ангел-хранитель, который спустился на землю.

– Я не хочу, чтобы он любил меня, – произнесла Зоя. – Это ты сейчас так говоришь, а если случится, будешь, как мой отец сходить с ума.

– Не буду, – шепнул Янек, – потому что этого не случится.

 
                                        ***

Детям Григория Филипповича было уже чуть больше трёх месяцев, когда Евдокия начала вставать. Ей казалось, что она снова учится ходить. Джан всё время был рядом, продолжал помогать с детьми. Когда Евдокия была уже достаточно сильна, он сказал:

– А теперь мне пора. Меня ждут другие пациенты.

Евдокия была шокирована словами Джана.

Китаец пристально смотрел на Евдокию, потом опустил глаза и сказал:

– Я ухожу, но если я стану нужен, позови меня. Даже если я буду на краю света, я приду на помощь. А теперь мне пора.

Джан взял Евдокию за руку, поцеловал её холодные тонкие пальцы. Потом подошёл к кроватке, где лежали дети. Каждого поцеловал в лоб.

– Джан, – тихо произнесла Евдокия. – Я благодарна тебе за всё. Но может быть ты…

Джан перебил её:

– Не надо, Дуня, прощай.

Когда хлопнула входная дверь, Евдокия подошла к детям. Посмотрела на спящих сыновей. Ещё час назад Джан сначала переодел их, положил рядом с Евдокией, потом забрал от материнской груди, переложил в кроватку. И теперь ушёл. Евдокии показалось, что в сердце образовалась какая-то пустота.

Джан был её спасителем, помощником, собеседником. И ей стало страшно оттого, что она не справится теперь без него. Она погладила пальцы, которые несколько минут назад поцеловал Джан. Поднесла их к своим губам.

За все эти месяцы, что он был рядом, Евдокия успела полюбить его. Не такой любовью, какой она любила Григория. Какое-то другое чувство она испытывала к Джану. И это чувство было сильнее благодарности, сильнее привычки. Оно было таким, что Евдокия не могла даже понять, что с ней произошло.

Ей казалось, что дети любят Джана больше, чем родного отца. Они быстрее успокаивались у китайца на руках, улыбались только ему. Ни Евдокия, ни Григорий не вызывали особой радости у детей, а как только Джан говорил с ними, как только брал на руки, их ротики расплывались в улыбках.

Григорий сильно нервничал. Говорил Евдокии, что пора завязывать с этой заботой, и она сама уже может ухаживать за детьми. Но не решался сказать об этом Джану, а Евдокия и подавно не собиралась этого делать.

Когда муж вернулся домой, Евдокия была сама не своя.

Григорий всё понял. Обнял жену. Она поначалу прижалась к нему, а потом как-то небрежно оттолкнула от себя и произнесла:

– Что-то мне не по себе, Гриша.

Слёзы катились из её глаз. Григорий опять приблизился к Евдокии.

– Ну всё, всё, главное, что мы вместе. Мало ли кто в тебя ещё влюбится. Что мне теперь, со всеми тебя делить что ли? – произнёс он.

– Как-то поздно ты, Гриша, внимание на меня стал обращать. Я столько любви, как в глазах Джана, в своей жизни никогда не видела, – сказала Евдокия с грустью в голосе.

Григорий нахмурился.

– Любви она не видела! А я тебя не устраиваю уже? Любви мало в моих глазах? Так загляни глубже.

Григорий приблизился к жене, пальцами приподнял веки.

– Смотри, видишь любовь? – крикнул он громко.

– Не кричи, – спокойно ответила Евдокия, – детей разбудишь. Чего ты закипятился так? Я ведь всю жизнь думала, что я какая-то не такая, некрасивая, неприятная. От тебя слова хорошего не слышала, от детей тоже. Один Макар чего стоил, столько крови у меня выпил. Он и сейчас пьёт. Душа у меня болит за него.

Всем вам нашлось место в моей душе: и тебе, и Макару, и Зое. Только ни у одного из вас в душах нет меня. Я просто была удобной для тебя. Да, я знала, на что шла. И гордилась, что именно я стала твоей женой. Ведь все остальные бабы только тебя хотели, а дети им не нужны были.

А я детей полюбила всей душой, как и тебя, Гриша. Их отношение ко мне зависело от тебя. Как ты относился, так и они. И если бы не Джан, никогда я не почувствовала бы себя любимой. И ты изменился с его появлением. Ревность принял за любовь? Или разглядел во мне человека?

Григорий слушал молча.

Потом встал на колени перед женой, запричитал:

– Дунечка, прости меня, я же люблю тебя. Ты же у меня самая лучшая. Ты сделала меня самым счастливым. У нас же дети, Дунечка!

– Встань, Гриша, – сказала Евдокия. – Никуда я от тебя не ухожу. Иди ужинать. Мне пора кормить. Слышишь, зовут?

Сыновья проснулись, раскричались, Евдокия ушла в комнату. Она взяла их по очереди, расположилась поудобнее на кровати и начала кормить.

Потом положила их рядом с собой. Закрыла глаза.

Представила себе, как сейчас Джан подошёл бы и разговаривал с детьми, рассказывал о своей Родине.

– Как повезло Григорию, что ты есть у него, – произнёс как-то Джан. – Я ещё не встречал в жизни такой влюблённой женщины, как ты, Дуня. Если бы ты видела, как на него смотришь! И я отдал бы всё для того, чтобы женщина так смотрела на меня. Я бы носил её на руках.

Джан взял руку Евдокии в свою и продолжил:

– И ещё больше я был бы счастлив, если бы этой женщиной оказалась ты.

Евдокия замерла. Ей стало стыдно. Залилась краской. Стало не по себе оттого, что Джан видел её обнажённой, принимал у неё роды и при этом был влюблён. Вспомнила все его прикосновения, массаж груди, когда у неё образовался застой молока. От всех этих воспоминаний волосы зашевелились на голове.

– Ты не подумай, Дуня, что я сошёл с ума. Просто мне тяжело так жить. И уйти я не могу. Не хочу бросать тебя, пока ты ещё слаба. Просто знай об этом. И когда мне придётся уйти, не злись на меня. Твои дети стали мне родными. Это моя любовь к тебе спасла их. Я с вами, потому что вы нужны мне. Моё сердце остановится тотчас, как я покину вас. И я уже готов к тому, что стану бессердечным.

Евдокия не знала, что ответить Джану. Он продолжал держать её руку. А потом приложил её ладонь к своему сердцу и сказал:

– Чувствуешь, как оно бьётся? Оно всё принадлежит тебе и бьётся только для тебя.

Евдокия резко убрала руку.

– Джан, мне жаль…

– Не жалей меня, Дуня. Я ничего от тебя не требую. Ты просто относись ко мне как к врачу.

Но после откровения Джана Евдокия Степановна уже не могла относиться к нему, как к доктору.

Когда он нечаянно касался Евдокии, то по её телу пробегала дрожь. Хотела рассказать обо всём Григорию, но не смогла. Ей стало страшно потерять Джана именно сейчас. Хотя это был даже не страх, а жалость к китайцу.

И она молчала. Продолжала любить Григория, но что-то изменилось в ней самой. Она ловила на себе влюблённый взгляд Джана. Стыдилась его прикосновений. Начала остро чувствовать холодность мужа. Он редко был нежен с ней. У него иногда случались какие-то периоды нежности, а потом всё возвращалось на свои места. Как-то Евдокия спросила у него:

– Скажи, Гриша, что мне сделать, чтобы я чувствовала себя любимой? Мне опять нужно разучиться ходить?

Григорий только пожал плечами и на следующие несколько дней стал внимательным, ласковым. А потом всё вернулось на свои места. И Евдокии стало казаться, что любовь Григория какая-то временная, словно по требованию только просыпается. С каждым днём ей становилось не по себе от этой мысли. Она стала смотреть на мужа какими-то другими глазами. И уже явственно ощущала полное безразличие к себе.

Когда Джан ушёл, ей показалось, что это сама любовь устала жить без взаимности и вместе с захлопнутой Джаном дверью покинула её сердце.

Евдокия открыла глаза. Посмотрела на сопящих рядом детей. Тепло разлилось по её телу. Потрогала лобики малышей, провела нежно по щёчкам. Глубоко вздохнула.

Григорий вошёл в комнату, присел рядом.

– Прости, Дунечка, я люблю тебя очень. Ну не наверстать мне упущенное. Не вернуть те годы, когда ты хотела моей любви. Ну дождалась же, Дуня. Всё у нас будет хорошо, – произнёс он.

– Какой ценой, Гриша, мне всё это далось…

Григорий прильнул к жене, она прижалась к нему, но не почувствовала былого трепета.

На следующий день у Григория прихватило сердце. Он не смог встать с кровати. Евдокия места себе не находила. Только к обеду ему полегчало, дыхание стало ровнее. Поднялся с кровати, прошёлся по квартире и опять лёг. Евдокия разрывалась между детьми и мужем.

– Не вздумай Джана возвращать, – пригрозил Григорий. – Или ты забыла, как он напророчил, что если мы любовь потеряем, то оба опять сляжем. Мысли у тебя, Дунечка скверные. Вижу я всё, не дураком же родился.

Евдокия вспомнила слова Джана. Сердце её забилось тревожно. Вечером, когда уложила детей, и уснул Григорий, пошла в комнату, где жил Джан. Ещё ничего не убирала там после его ухода. Присела на кровать, погладила подушку, на которой он спал, а потом прижала её к себе и зарыдала. Плакала долго, слёзы лились из глаз не переставая.

А утром не смогла накормить детей, пропало молоко.

Евдокия совсем растерялась. Сыновья плакали от голода. Григорий поил их водой. Но этого хватило ненадолго. Совсем отчаявшись, она обратилась к недавно родившей соседке. Та отказалась, и как слёзно ни просила Евдокия, не смогла уговорить её.