Арахна женщина паук рассказ

АРАХНА

Рассказы о пауках

Том II

Иеремия Готхельф

Из новеллы

«ЧЕРНЫЙ ПАУК»

Пер. В Булыгина

— Всякий раз, когда я смотрю на этот кусок дерева, — начал рассказ старик, — я удивляюсь тому, как могло случиться такое, что с далекого Востока, где, как говорят, возник человеческий род, люди дошли досюда и нашли этот уголок в такой узкой котловине; я представляю себе, чего только не вынесли они, заброшенные судьбой или вытесненные врагом, и что это были за люди! Я многих спрашивал об этом, но узнал только, что эта местность, Сумисвальд[1], была заселена очень давно, и еще прежде, чем родился Спаситель, здесь уже стоял город; но нигде это не записано. Тем не менее известно, что уже прошло более шестисот лет с тех пор, когда на месте нынешнего госпиталя находился замок, и приблизительно в это же время стоял здесь дом, принадлежавший вместе с большей частью окружавшей его земли этому замку, так что приходилось людям отдавать туда десятину и поземельную плату, ходить на барщину, потому что народ этот был крепостной и прав своих не имел — не то что сейчас, когда каждый их имеет, достигнув определенного возраста. Неравенство было тогда очень большим, и рядом с крепостными, которые вели успешную торговлю, жили такие люди, которые терпели почти невыносимый гнет. Их положение целиком зависело от хозяев, между которыми тоже не было равенства, но они пользовались неограниченным господством, так что пожаловаться было некому. Тем, кто принадлежал господам из замка, часто приходилось хуже, чем другим. Большинство замков находились во владении одной семьи и переходили от отца к сыну, поэтому господин и его люди знали друг друга с детства, и кое-кто из господ был для своих подданных все равно что родной отец.

А этот замок относительно недавно достался в руки рыцарям, которых называли «тойчен»[2], а того, кто был у них главным, называли комтуром[3]. Эти главные часто менялись: были и саксонцы, и швабы, так что о какой-нибудь привязанности к месту и речи быть не могло, и каждый из них привозил свои порядки и обычаи.

В то время рыцари вроде бы воевали в Польше и в Пруссии с язычниками и там, хоть они и имели духовный сан, привыкли к такой языческой жизни и так обращались с людьми, будто не един Бог в небесах. А когда вернулись домой, то все еще продолжали думать, что живут среди язычников, и вели себя соответственно. Вот и вышло, что те, кто предпочитал веселую жизнь в тихих местах кровавым сечам в дикой стране, или те, кому нужно было залечить свои раны и окрепнуть телом, заселяли имения, которые орден — так назывались общества рыцарей — держал в Германии и в Швейцарии, и делали там все, что им заблагорассудится. Одним из самых свирепых был якобы Ханс фон Штоффельн из Швабии. Вот при нем-то и произошло все, о чем я рассказываю и что передается у нас из поколения в поколение.

Этому Хансу фон Штоффельну вздумалось однажды построить на холме Бэрхаген большой замок: там, где еще сейчас при дурной погоде видят иногда духов замка, стерегущих свои сокровища. Обычно рыцари строили замки так, чтобы лучше было грабить людей, правда, каждый по-своему. Почему все-таки этот рыцарь захотел иметь замок на диком пустынном холме, никто не знал, достаточно было и того, что он этого хотел, а принадлежавшие замку крестьяне должны были его строить. Рыцаря не интересовало, каким делом нужно было заниматься в это время года: сенокосом, или уборкой урожая, или посевом. Столько-то и столько-то должно было быть выставлено упряжек, столько-то человек — выйти работать, к такому-то и такому-то времени должен быть положен последний кирпич или вбит последний гвоздь. При этом рыцарь не знал ни милосердия к бедным людям, ни их нужд. Он подгонял их, как язычник, только ударами и руганью, и если кто-нибудь валился с ног от усталости, медленнее шевелился или просто собирался передохнуть, за его спиной тут же вырастал управляющий с плетью, и пощады от него не знали ни старые, ни слабые. Если эти дикие рыцари были у себя, наверху, то они радовались, слыша щелканье плетей. Кроме того, любили они устраивать работникам различные каверзы: произвольно увеличивали барщину работникам, а потом злорадствовали по поводу страха и горького пота крестьян.

И вот наконец замок со стенами в пять локтей толщиной был готов, и никто не знал, для чего он строился там, наверху, но крестьяне были рады уже тому, что он был построен, если уж так было угодно, и что уже вбит последний гвоздь и положен последний кирпич.

Они вытерли пот со лбов, с тяжелым сердцем возвратились к своим хозяйствам и увидели, в каком запустении те находятся из-за проклятого строительства. Однако долгое лето было у них еще впереди, а Бог — над ними, поэтому они собрались с духом, приналегли на плуги и утешили переживших голодные времена жен и детей, которым работа казалась новой пыткой.

Но едва успели они провести первую борозду в поле, как пришла весть, что все крепостные крестьяне обязаны явиться к определенному времени в Сумисвальдский замок. Они жили страхом и надеждами. Хоть они и не видели ничего от нынешних обитателей замка, кроме подозрений и жестокости, но им казалось, что господа должны по справедливости отблагодарить их за такую неслыханную барщину, и, поскольку им так казалось, они считали, что и господа думают так же и отблагодарят их подарками или освобождением от каких-нибудь налогов.

В назначенный вечер пришли они заранее, с тревогой на душе, однако им пришлось долго ждать во дворе замка, выслушивая насмешки слуг. Слуги также были в стане язычников. В то время было, верно, так же, как и сейчас, когда каждый гроша не стоящий господский лакеишка считал себя вправе презирать коренных крестьян и издеваться над ними.

Наконец-то они были впущены в рыцарский зал: перед ними открылась тяжелая дверь, внутри вокруг массивного дубового стола сидели рыцари в коричнево-черных одеждах, у их ног — свирепые псы, а выше всех сидел фон Штоффельн — сильный, устрашающего вида мужчина, с головой в половину бернской меры, с бородой, похожей на гриву старого льва, и с широко расставленными, как колеса плуга, глазами. Никто не решался войти первым, все подталкивали вперед друг друга. Тут рыцари захохотали, так что вино брызнуло из кубков и дико рванулись вперед псы.

У крестьян же было невесело на душе, и они думали лишь о том, чтобы поскорее убраться отсюда по домам, и каждый старался спрятаться за спину другого. Когда, наконец, рыцари и псы замолчали, заговорил фон Штоффельн. Голос его доносился словно из тысячелетнего дуба:

— Мой замок готов, но это еще не все: скоро наступит лето, а над ним нет тени. В течение одного месяца вы должны ее сюда перенести: вы выроете сотню взрослых буков в Мюнеберге вместе с корнями и посадите их на Бэрхагене, и если я недосчитаюсь хоть одного бука, то вы заплатите мне за это кровью и всем своим добром. Там, внизу, стоит выпивка и закуска, но уже завтра первый бук должен стоять на Бэрхагене.

Когда они услышали о выпивке и закуске, то кто-то из них решил, что рыцарь милостив и в хорошем настроении, и заговорил было о неотложных крестьянских работах, о голодных женах и детях и о том, что удобнее было бы перенести это дело на зиму. Ярости рыцаря не было предела, его голос — гремел, подобно грому:

Arachne (; from Ancient Greek: Ἀράχνη, romanized: arákhnē, lit. ‘spider’, cognate with Latin araneus)^[1] is the protagonist of a tale in Greek mythology known primarily from the version told by the Roman poet Ovid (43 BCE–17 CE), which is the earliest extant source for the story.^[2] In Book Six of his epic poem Metamorphoses, Ovid recounts how the talented mortal Arachne, daughter of Idmon, challenged Minerva, goddess of wisdom and crafts, to a weaving contest. When Minerva could find no flaws in the tapestry Arachne had woven for the contest, the goddess became enraged and beat the girl with her shuttle. After Arachne hung herself out of shame, she was transformed into a spider. The myth both provides an aetiology of spiders’ web-spinning abilities and was a cautionary tale about hubris.

Biography[edit]

According to the myth as recounted by Ovid, Arachne was a Lydian maiden who was the daughter of Idmon of Colophon, who was a famous dyer in purple.^[3] She was credited to have invented linen cloth and nets while her son Closter introduced the use of spindle in the manufacture of wool. She was said to have been a native of Hypæpæ, near Colophon in Asia Minor.^[4]

Mythology[edit]

In Metamorphoses the Roman poet Ovid writes that Arachne was a shepherd’s daughter who began weaving at an early age. She became a great weaver, boasted that her skill was greater than Athena’s, and refused to acknowledge that her skill came, at least in part, from the goddess. Athena took offense and set up a contest between them. Presenting herself as an old lady, she approached the boasting girl and warned: «You can never compare to any of the gods. Plead for forgiveness and Athena might spare your soul.»^{[citation needed]}

«Ha! I only speak the truth and if Athena thinks otherwise then let her come down and challenge me herself,» Arachne replied. Athena removed her disguise and appeared in shimmering glory, clad in a sparkling white chiton. The two began weaving straight away. Athena’s weaving represented four separate contests between mortals and the gods in which the gods punished mortals for setting themselves as equals of the gods. Arachne’s weaving depicted ways that the gods, particularly Zeus, had misled and abused mortals, tricking, and seducing many women. When Athena saw that Arachne had not only insulted the gods but done so with a work far more beautiful than Athena’s own, she was enraged. She ripped Arachne’s work to shreds and hit her on the head three times. Terrified and ashamed, Arachne hanged herself. Out of love for Arachne, Athena said, «Live on then, and yet hang, condemned one, but, lest you are careless in the future, this same condition is declared, in punishment, against your descendants, to the last generation!» After saying this she sprinkled her with the juice of Hecate’s herb, and immediately at the touch of this dark poison, Arachne’s hair fell out. With it went her nose and ears, her head shrank to the smallest size, and her whole body became tiny. Her slender fingers stuck to her sides as legs, the rest is belly, from which she still spins a thread, and, as a spider, weaves her ancient web.»^[5]

In a rarer version, Arachne was a girl from Attica who was taught by Athena the art of weaving, while her brother Phalanx was taught instead martial arts by the goddess. But then the two siblings engaged in incestuous intercourse, so Athena, disgusted, changed them both into spiders, animals doomed to be devoured by their own young.^[6]

The myth of Arachne can also be seen as an attempt to show relation between art and tyrannical power in Ovid’s time. He wrote under the emperor Augustus and was exiled by him. At the time weaving was a common metaphor for poetry, therefore Arachne’s artistry and Athena’s censorship to it may offer a provocative allegory of the writer’s role under an autocratic regime.^[7]

Influence[edit]

The metamorphosis of Arachne in Ovid’s telling furnished material for an episode in Edmund Spenser’s mock-heroic Muiopotmos, 257–352.^[8] Spenser’s adaptation, which «rereads an Ovidian story in terms of the Elizabethan world» is designed to provide a rationale for the hatred of Arachne’s descendant Aragnoll for the butterfly-hero Clarion.^[9]

Dante Alighieri uses Arachne in Canto XVII of Inferno, the first part of The Divine Comedy, to describe the horrible monster Geryon. «His back and all his belly and both flanks were painted arabesques and curlicues: the Turks and Tartars never made a fabric with richer colors intricately woven, nor were such complex webs spun by Arachne.»^[10]

The tale of Arachne inspired one of Velázquez’ most factual paintings: Las Hilanderas («The Spinners, or The fable of Arachne», in the Prado), in which the painter represents the two important moments of the myth. In the front, the contest of Arachne and the goddess (the young and the old weaver), in the back, an Abduction of Europa that is a copy of Titian’s version (or maybe of Rubens’ copy of Titian). In front of it appears Minerva (Athena) at the moment she punishes Arachne. It transforms the myth into a reflection about creation and imitation, god and man, master and pupil (and therefore about the nature of art).^[11]

It has also been suggested that Jeremias Gotthelf’s nineteenth century novella, The Black Spider, was heavily influenced by the Arachne story from Ovid’s Metamorphoses.^[12] In the novella, a woman is turned into a venomous spider having reneged on a deal with the devil.^{[citation needed]}

See also[edit]

• Cultural depictions of spiders
• Marsyas, a satyr who engaged in a musical contest with Apollo and also suffered for his presumption
• Medusa, who was also transformed as a result of Athena’s wrath
• 407 Arachne, an asteroid named after Arachne

References[edit]

Primary sources[edit]

• Ovid, Metamorphoses vi.1–145
• Pliny the Elder, Naturalis Historia vii.56.196
• Virgil, Georgics iv.246-247

Secondary sources[edit]

• Harry Thurston Peck, Harpers Dictionary of Classical Antiquities (1898) (13.23)
• Chisholm, Hugh, ed. (1911). «Arachne» . Encyclopædia Britannica (11th ed.). Cambridge University Press.

Further reading[edit]

• Harries, Byron (1990). «The spinner and the poet: Arachne in Ovid’s Metamorphoses«. Proceedings of the Cambridge Philological Society. 36 (216): 64–82. doi:10.1017/S006867350000523X. JSTOR 44696682.
• Hejduk, Julia D. (2012). «Arachne’s Attitude: Metamorphoses 6.25». Mnemosyne. 65 (4/5): 764–768. doi:10.1163/156852512X585241. JSTOR 41725255.
• Höfler, Stefan; Nielsen, Johan Ulrik (2022). «A Proto-Indo-European word for ‘spider’? : un-weaving the prehistory of the Greek ἀράχνη and the Latin arāneus». Graeco-Latina Brunensia (1): 69–89. doi:10.5817/GLB2022-1-6. hdl:11222.digilib/145031. S2CID 251755480.

External links[edit]

Arachne (; from Ancient Greek: Ἀράχνη, romanized: arákhnē, lit. ‘spider’, cognate with Latin araneus)^[1] is the protagonist of a tale in Greek mythology known primarily from the version told by the Roman poet Ovid (43 BCE–17 CE), which is the earliest extant source for the story.^[2] In Book Six of his epic poem Metamorphoses, Ovid recounts how the talented mortal Arachne, daughter of Idmon, challenged Minerva, goddess of wisdom and crafts, to a weaving contest. When Minerva could find no flaws in the tapestry Arachne had woven for the contest, the goddess became enraged and beat the girl with her shuttle. After Arachne hung herself out of shame, she was transformed into a spider. The myth both provides an aetiology of spiders’ web-spinning abilities and was a cautionary tale about hubris.

Biography[edit]

According to the myth as recounted by Ovid, Arachne was a Lydian maiden who was the daughter of Idmon of Colophon, who was a famous dyer in purple.^[3] She was credited to have invented linen cloth and nets while her son Closter introduced the use of spindle in the manufacture of wool. She was said to have been a native of Hypæpæ, near Colophon in Asia Minor.^[4]

Mythology[edit]

In Metamorphoses the Roman poet Ovid writes that Arachne was a shepherd’s daughter who began weaving at an early age. She became a great weaver, boasted that her skill was greater than Athena’s, and refused to acknowledge that her skill came, at least in part, from the goddess. Athena took offense and set up a contest between them. Presenting herself as an old lady, she approached the boasting girl and warned: «You can never compare to any of the gods. Plead for forgiveness and Athena might spare your soul.»^{[citation needed]}

«Ha! I only speak the truth and if Athena thinks otherwise then let her come down and challenge me herself,» Arachne replied. Athena removed her disguise and appeared in shimmering glory, clad in a sparkling white chiton. The two began weaving straight away. Athena’s weaving represented four separate contests between mortals and the gods in which the gods punished mortals for setting themselves as equals of the gods. Arachne’s weaving depicted ways that the gods, particularly Zeus, had misled and abused mortals, tricking, and seducing many women. When Athena saw that Arachne had not only insulted the gods but done so with a work far more beautiful than Athena’s own, she was enraged. She ripped Arachne’s work to shreds and hit her on the head three times. Terrified and ashamed, Arachne hanged herself. Out of love for Arachne, Athena said, «Live on then, and yet hang, condemned one, but, lest you are careless in the future, this same condition is declared, in punishment, against your descendants, to the last generation!» After saying this she sprinkled her with the juice of Hecate’s herb, and immediately at the touch of this dark poison, Arachne’s hair fell out. With it went her nose and ears, her head shrank to the smallest size, and her whole body became tiny. Her slender fingers stuck to her sides as legs, the rest is belly, from which she still spins a thread, and, as a spider, weaves her ancient web.»^[5]

In a rarer version, Arachne was a girl from Attica who was taught by Athena the art of weaving, while her brother Phalanx was taught instead martial arts by the goddess. But then the two siblings engaged in incestuous intercourse, so Athena, disgusted, changed them both into spiders, animals doomed to be devoured by their own young.^[6]

The myth of Arachne can also be seen as an attempt to show relation between art and tyrannical power in Ovid’s time. He wrote under the emperor Augustus and was exiled by him. At the time weaving was a common metaphor for poetry, therefore Arachne’s artistry and Athena’s censorship to it may offer a provocative allegory of the writer’s role under an autocratic regime.^[7]

Influence[edit]

The metamorphosis of Arachne in Ovid’s telling furnished material for an episode in Edmund Spenser’s mock-heroic Muiopotmos, 257–352.^[8] Spenser’s adaptation, which «rereads an Ovidian story in terms of the Elizabethan world» is designed to provide a rationale for the hatred of Arachne’s descendant Aragnoll for the butterfly-hero Clarion.^[9]

Dante Alighieri uses Arachne in Canto XVII of Inferno, the first part of The Divine Comedy, to describe the horrible monster Geryon. «His back and all his belly and both flanks were painted arabesques and curlicues: the Turks and Tartars never made a fabric with richer colors intricately woven, nor were such complex webs spun by Arachne.»^[10]

The tale of Arachne inspired one of Velázquez’ most factual paintings: Las Hilanderas («The Spinners, or The fable of Arachne», in the Prado), in which the painter represents the two important moments of the myth. In the front, the contest of Arachne and the goddess (the young and the old weaver), in the back, an Abduction of Europa that is a copy of Titian’s version (or maybe of Rubens’ copy of Titian). In front of it appears Minerva (Athena) at the moment she punishes Arachne. It transforms the myth into a reflection about creation and imitation, god and man, master and pupil (and therefore about the nature of art).^[11]

It has also been suggested that Jeremias Gotthelf’s nineteenth century novella, The Black Spider, was heavily influenced by the Arachne story from Ovid’s Metamorphoses.^[12] In the novella, a woman is turned into a venomous spider having reneged on a deal with the devil.^{[citation needed]}

See also[edit]

• Cultural depictions of spiders
• Marsyas, a satyr who engaged in a musical contest with Apollo and also suffered for his presumption
• Medusa, who was also transformed as a result of Athena’s wrath
• 407 Arachne, an asteroid named after Arachne

References[edit]

Primary sources[edit]

• Ovid, Metamorphoses vi.1–145
• Pliny the Elder, Naturalis Historia vii.56.196
• Virgil, Georgics iv.246-247

Secondary sources[edit]

• Harry Thurston Peck, Harpers Dictionary of Classical Antiquities (1898) (13.23)
• Chisholm, Hugh, ed. (1911). «Arachne» . Encyclopædia Britannica (11th ed.). Cambridge University Press.

Further reading[edit]

• Harries, Byron (1990). «The spinner and the poet: Arachne in Ovid’s Metamorphoses«. Proceedings of the Cambridge Philological Society. 36 (216): 64–82. doi:10.1017/S006867350000523X. JSTOR 44696682.
• Hejduk, Julia D. (2012). «Arachne’s Attitude: Metamorphoses 6.25». Mnemosyne. 65 (4/5): 764–768. doi:10.1163/156852512X585241. JSTOR 41725255.
• Höfler, Stefan; Nielsen, Johan Ulrik (2022). «A Proto-Indo-European word for ‘spider’? : un-weaving the prehistory of the Greek ἀράχνη and the Latin arāneus». Graeco-Latina Brunensia (1): 69–89. doi:10.5817/GLB2022-1-6. hdl:11222.digilib/145031. S2CID 251755480.

External links[edit]

Четыре основные функции мифа:

1.     Этиологическая

2.     Этическая

3.     Эстетическая

4.     Теологическая

Для проверки давайте вспомним рассказ о лидийской деве АРАХНЕ (a r a c n h, греч. «паук»), которая славилась как достигшая совершенства вышивальщица и ткачиха

Нимфы из разных мест сходились посмотреть ее искусство, поскольку было им любо видеть не только готовые ткани, но и сам процесс их изготовления: как она грубую шерсть поначалу в клубки собирала, пальцами шерсть разминала, а, после долгой работы, становилась пышна, наподобие облакаили морских волн; как она пальцем большим крутила свое веретенце, как рисовала иглой…

Гордясь своим мастерством, Архарна уверяла, будто она может вышивать не хуже, чем сама Афина, и даже осмелилась вызвать богиню на состязание. Услышала это Афина и приняла вызов, решив проучить хвастунью.

Спустилась Афина на землю в образе смертной женщины, посребрив виски ложной сединою. Явившись Арахне неприметной старушкой, предупредила девушку о необходимости смирения перед богами.

            «Не все преклонного возраста свойства

            Следует нам отвергать: с годами является опыт.

            Не отвергай мой совет. Ты в том домогаешься славы,

            Что обрабатывать шерсть всех лучше умеешь из смертных.

            Перед богиней склонись и за то, что сказала, прощенья,

            Дерзкая, слезно моли. Простит она, если попросишь».

Публий Овидий Назон. Метаморфозы

Но гордыня той была так велика, что она не вняла этому совету и не устрашилась великой богини.

            Руку едва удержав, раздраженье лицом выражая,

            Речью Арахна такой ответила скрытой Палладе:

            «Глупая ты и к тому ж одряхлела от старости долгой!

            Жить слишком долго — во вред. Подобные речи невестка

            Слушает пусть или дочь, — коль дочь у тебя иль невестка.

            Мне же достанет ума своего. Не подумай, совета

            Я твоего не приму, — при своем остаюсь убежденье.

            Что ж не приходит сама? Избегает зачем состязанья?»

Афина выткала на пурпуре изображения двенадцати олимпийских божеств, а по четырем углам ткани, обведенной узором оливковой ветви, представила как бы в назидание Арахне наказания, которые претерпели смертные, пытавшиеся соперничать с богами. В свою очередь, девушка выткала любовные похождения Зевса, Посейдона, Диониса и изобразила рождение Афины из головы Зевса. Громовержец был показан ударяющим себя по лбу, а Афина стоящей рядом в одеянии мастерицы. Прекрасна была вышивка, но незнакомка при виде ее пришла в ярость. Она провела над работой Арахны ладонью, и на полотне появился Гефест с молотом, а на Афине одеяние ткачихи сменилось сверкающими доспехами. Фигуры были совершенно живыми, казалось, они вот-вот заговорят.

После этого разгневанная богиня разорвала ткань и ударила Арахну челноком. Тогда поняла Архарна причину гнева незнакомки. Это и в самом деле была Афина, знающая все о своем рождении и могущая оживлять изображения. Жгучий стыд охватил Арахну при воспоминании о том, как она оскорбила богиню, от стыда царевна наложила на себя руки.

Это было уже слишком. Афина спустилась на землю, чтобы вразумить хвастунью, а не убить ее. Подумав, Афина вынула ее из петли и вернула Арахне жизнь, но превратила с помощью зелья Гекаты в паука.

            Горло. Но, сжалясь, ее извлекла из веревки Паллада,

            Молвив: «Живи! Но и впредь — виси, негодяйка! Возмездье

            То же падет, — чтобы ты беспокоилась и о грядущем, —

            И на потомство твое, на внуков твоих отдаленных».

            И, удаляясь, ее окропила Гекатиных зелий

            Соком, и в этот же миг, обрызганы снадобьем страшным,

            Волосы слезли ее, исчезли ноздри и уши,

            Стала мала голова, и сделалось крохотным тело.

            Нет уже ног, — по бокам топорщатся тонкие ножки;

            Все остальное — живот. Из него тем не менее тянет

            Нитку Арахна — паук продолжает плести паутину…

С тех пор Арахна вечно висит в углах и между деревьями, ткет тонкую серебряную сеть и ловит в нее надоедливых мух.

Четыре основные функции мифа:

1. Этиологическая: прослушав древний эллин точно знал откуда произошли пауки и чем они занимаются, и зачем они ткут паутину.
2. Этическая: Будь скромнее типа. Чего бы ты не достиг – а зазнаваться не надо.
3. Эстетическая: Интересная история. Иначе бы не сохранилась. Древнейший мифологический мотив оборотничества, представленный в позднем изложении Овидия в виде жанра метаморфозы – КРАСИВО.
4. Религиозная: БОЙСЯ БОГОВ! Пощадила Афина Арахну, и разумные люди не обижают пауков, истребляющих вредных насекомых и никогда не вступают в состязания с великими богами Олимпа, боясь повторить судьбу несчастной.  

     Вот так же сейчас преподают историю. Только взамен богословской  функции – патриотическая. Ибо нация и государство, если верить Карлтон Хейзу и Бенедикту Андерсону, во многом заменяют массовому современному человеку традиционные верования и религию.

Предисловие автора:

Это практически тот же контент «Ателье Арахны», что я публиковал ранее в виде коротких историй. Поскольку здесь случилось много букв, первая глава разделена на две части.

—

Возродившись, я стала девушкой-монстром – наполовину человеком, а на другую пауком!

Ага, должно быть, вы не понимаете, о чем я! Даже я не понимаю. *Хнык* Звать меня Аракура Шиори, стукнуло уже 24 как. Должна была работать флористом в городке, но… Последнее, что я помню, – как магазинчик безответственно таранит бешеный грузовик.

…

…

…Ну, вот, в общем так. Должно быть, это то, что называется, «реинкарнация из-под грузовика»!

Ввиду моего хобби зависания в РПГ-игрушках и веб-новеллах, я на пару шагов приблизилась в сторону мира отаку (всего парочку шажков! Наверное…)

Вскоре после пробуждения я поняла свою ситуацию. Ясно, я умерла. То есть, настоящую ситуацию не понять было просто невозможно. Верхние половины моих сестер и матери представляют собой первоклассных сребровласых красоток, но нижние части их тел, как ни посмотри, – огромные паучихи. Обратившись к энциклопедии моих РПГ-знаний, я могла сказать, что выглядят они в точности как полулюди-пауки, монстры, именуемые «Арахнами». Точно, Землей этот мир быть ну никак не может…

И вот, не имея особых привязанностей к своей прошлой жизни, я быстро приняла ситуацию как есть, однако… Есть одна проблема: пускающие слюну сестрички имеют в мою сторону нехорошие намерения. Нет, не в сексуальном плане или что-то навроде юри. Похоже, у этой расы рождаются без малого сотни деток за раз. И сестричкам приходится поедать друг друга, чтобы самые сильные смогли выжить и дать жизнь новому поколению! По факту, сестренки, кто переживали такую каннибалистическую борьбу за существование, становились даже больше и сильнее, будто поглощая саму силу побежденных. Но… как обладательница сознания жительницы Японии, я просто не могу делать что-то вроде умерщвления членов своей семьи и тем более их поедания… – потому оставалось лишь бежать и бежать.

И, ну, к слову о еде, кое-как мне удалось выживать, перебиваясь гусеницами, кроликами и фазанами. …Даже будучи монстром, я лучше буду давиться гусеницами, чем есть своих сестер. К тому же, первые на удивление вкусны. Однако, весьма очевидно, что мой рацион затронет мое развитие.

Спустя месяц, как мое сознание перенеслось в новое тело, осталось всего несколько сестричек моего поколения. Обворожительно прекрасные леди выглядели в точности как наша матушка, лишь их юные тела пока несколько не доросли в размерах… Для сравнения, сейчас я выгляжу примерно, как человеческая девочка лет 12 – 13. Слышала, нехватка питательных веществ в детстве может привести к серьезным проблемам с ростом развивающегося организма, и, если это правда, мне, по-видимому, суждено прожить всю оставшуюся жизнь в теле лоли-Арахны.

Уровень моих сестер уже перевалил за двадцатый (да, в этом мире существуют статы и уровни, как в РПГ-играх!), в то время, как я сама до сих пор барахтаюсь на пятом… Однако, ввиду того, что я постоянно бегаю от родственниц ради спасения своей паучьей жизни, мои способности беготни и ускользания намного превысили аналогичные у соперниц. Наверное. Что ж, благодаря им мне до сих пор удавалось выживать.

Если так пойдет и дальше, различия в уровнях будут только расти… Я прямо вижу, как становлюсь хрустящим лакомым кусочком для своих сестричек. Именно поэтому я решила бежать из нашего логова в лес, где и жила последний месяц… чтобы быть подальше от моей матушки и сестер… «Если уж я в бегах, полагаю, лучшим выбором будет двигаться к человеческому городу», – думала я.

Выходящая из моего брюшка нить затем горизонтально растягивалась между моими ножками, если точнее, — передними паучьими лапками. Получив достаточно широкую сеть, я начала продевать нити вертикально сквозь пространства в горизонтальной основе. Производство паучьей нити из моего брюшка подчиняется какому-то роду мысленного приказа, что позволяет мне выделывать превосходную ткань даже не имея ткацкого станка. …Поход в человеческий город с неприкрытым причинным местом не кажется хорошей идеей, так что я решила сделать себе одежду.

Мой поток мыслей от станции «Ну, шелк делают из нитей шелкопрядов…» переехал к следующей остановке «Так может быть, я смогу соткать одежку и из паучьей нити…» И, попробовав теорию на практике, я удивилась, насколько это оказалось легко. И не только, я не могу не признать, насколько велика прочность моих нитей. Должно быть, они даже крепче металлической проволоки, и это при том, что они гладки как шелк. Просто идеальный материал для уличной одежды.

Пока я занимала себя подобными мыслями, кусок ткани уже был готов. Его размер составлял примерно один метр в длину на 60 сантиметров в ширь. «И это, выходит, эм… четвертый кусок? Должно быть, уже достаточно». Взяв в руки ранее изготовленные куски шелка, с помощью бритвенно-острых когтей я разрезала их на нужные части, а затем склеила выкройку вместе быстросохнущими клейкими нитями… после чего моя неокрашенная одежда была готова. Само собой, окрасить ее пока возможности не представилось, но в текущей ситуации даже это уже было сверх всяких ожиданий.

— Агась, хорошая работа! – сказала я себе…

Результат свободно свисал с талии, подобно платью для беременных. Я специально скроила его подлиннее, чтобы скрыть место переходя паучьей части в человеческую, дабы не привлекать к ней внимания. После работы осталось еще достаточно обрезков, — возможно, пойдут на сумку. А может, походный рюкзак?.. Прочный, просторный и удобный.

Далее, рацион. Я не смогу охотиться, когда покину лес, поэтому поймала трех кроликов впрок, обескровила и завернула в кокон из своих нитей. Кто бы мог подумать, что нить Арахны способна сохранять пищу свежей. Очень удобно. …Это подобно тому, как моя матушка консервирует на потом пришедших по ее душу авантюристов.

М-м-м, похожее, приготовлений достаточно…

Что ж, матушка этого мира, спасибо тебе за то, что подарила мне жизнь. Сестренки… Мне жаль, что не могу позволить вам меня скушать. Приложив все усилия, я собираюсь выжить в этом мире, даже если придется всех покинуть… После поклона в сторону родового гнезда я сложила провиант и одежду в рукотворный рюкзак и направилась к опушке леса…

⌛⌛⌛

Арахны.

В гнезде позади своим сверхъестественным зрением за Шиори наблюдали четыре тени.

— Дочери мои… Шиори ушла?

— Да, матушка… она наконец ушла.

— *Всхлип* Моя милашка Шиори… Шиори…

— Не плачь, старшая… Если бы она осталась здесь… ей грозила бы опасность.

— Да, я тоже думаю, что не смогла бы подавлять свои инстинкты… скушать ее и, ах, «скушать» ее.

— Эта нежная детская кожа! Блестящие глазки! Губки как два мягоньких пудинга! Она просто несорванный плод! Даже при том, что мы все одного возраста… А-а-ах, мне правда было необходимо попытаться отведать ее вкуса! В основном «этого» плана!

Поскольку в их расе не рождаются особи мужского пола, с целью репродукции они вынуждены в нужный момент ловить человеческих мужчин для выжимания их семени. Естественно, когда Арахнам требуется остудить свое воспылавшее либидо в другое время, их единственным выбором становятся те же раса и пол. Подводя итог, все Арахны – лесбиянки. Более того, поскольку их детки перенимают 100% материнских генов, все поколения выглядят, словно клоны.

Однако, Шиори очевидно отличалась от своих сестер… Ее пухленькая розовощекая детская наружность пробудила в родственницах дремлющие лоли-склонности, и, как следствие, необъятное выражение любви. При этом их пищевые инстинкты никуда не девались, и, если бы малышка Шиори продолжала оставаться в гнезде, рано или поздно кто-нибудь бы потерял контроль и лишил ее жизни.

— Раз уж такое дело, мы должны ее отпустить… – с подобными мыслями арахновая семейка молча помахала ей вслед.

⌛⌛⌛

Все это время я просто шлялась по лесу в своей паучьей форме, постоянно держа в голове образ моих матушки и сестер. Восьмерка крепких паучьих лап, что создавала яркий диссонанс с моей изящной верхней половиной, быстро несла меня к выходу из леса, оставляя в почве глубокие следы. Я не чувствовала усталости, да и малокомфортная тряска на самом деле никак не влияла на мое человеческое тело. Не будь у меня паучьих лап, мое путешествие по неровностям глухой чащи стало бы несомненно менее комфортабельным.

Я передвигаю лапками со скоростью «довольно быстро», судя по моим чувствам, ибо пейзаж вокруг проплывает именно так. Должно быть, это примерно равняется скорости мотоцикла. При том, что в сравнении с сестрами я слабейшая, но двигаюсь так легко… физические способности Арахны просто невероятны.

…Ах, да, интересно, также сильна ли моя человеческая половина? Хм-м-м… а давайте проверим мои силу и способности. Если я собираюсь жить в городе рядом с людьми, нужно точно понять собственные возможности, ведь иначе непременно быть беде. Моя жизнь в качестве Арахны началась всего месяц назад, и, если честно, все это время я убегала от своих сестричек, так что мне даже на подобную проверку просто не хватало времени.

Вложив немного силы в правый указательный палец, я активировала навык [Сенсорная нить]. Из пальца тут же быстро выросла нить настолько тонкая, что едва улавливалась глазом. Другой конец я прикрепила к собственному телу. Незамедлительно в моем мозгу вспыхнуло информационное окно, схожее с теми, что показывают статистику персонажа в играх:

Этот редкий скил я могу использовать инстинктивно. Конечно, он применим и к другим людям, и даже к неорганическим субстанциям. Он же говорит мне, не отравлена ли моя пища, так что это основная способность, что помогала мне выживать в дикой природе на протяжении месяца. Похоже, окно статистики сейчас возникло потому, что, скил пытался соответствовать моему восприятию. Для сравнения, когда [Сенсорную нить] пытались использовать мои сестры, они получали намного более грубую и мало детализированную информацию.

…Ну, отставим это пока.

Откуда у меня класс [Портниха]? …А-а, не потому ли, что я сотворила себе платье? И еще, [Шитье] и [Ткачество]… С этими навыками я кое-как должна влиться в городское общество. Ах, да, если я правильно помню мифологию моего прошлого мира, Арахны гордились своей способностью ткать более умело, чем сами боги, отчего и были обращены в монстров, наполовину состоящих из паука. Должно быть, это как-то соотносится с моими способностями.

[Улучшенное уклонение (высокое)] и [Улучшенный побег (высокое)] наверняка достались мне из-за постоянного улепетывания от моих сестричек. А что за [Хищник]?.. Я правда не понимаю, как это работает, так что попыталась сконцентрироваться на способности [Хищник], в связи с чем возникло еще одно окно с подробной информацией. Ух ты, удобненько.

И-итак, посмотрим…

О-о-ох… звучит как настоящий чит. Вот, значит, в чем причина… того, что мои сестры намного сильнее меня… Они поедали себе подобных… А наши тела до краев наполнены магией. Не удивительно, что они так сильны… Ах, но мой бонус к статам от [Хищника] все же имеется, хотя и ничтожен. …Что означает, те птицы и кролики, ставшие моей пищей, не были просто обычными животными, а неким сортом магических созданий. Ну, если я собираюсь жить среди людей, шанса сожрать магическое существо мне навряд ли представится, так что просто игнорируем.

И далее… [Регенерация]. В точности как и говорит название, способность со временем залечивает мои раны. Похоже, я даже способна отрастить новую руку взамен утерянной, если терпеливо подождать. Очень удобно, не нужно обращаться к врачу. Арахна – и впрямь полупаук.

Проблема в том, сколько у меня останется способностей после трансформации в человеческую форму? «Что ж, единственный способ узнать это – попробовать на практике… И-и-и вот».

Пока я мысленно повторяла «Стать человеком, ста-а-ать челове-е-еком…», моя нижняя половина постепенно сжималась, и в конечном итоге стала парой гладких девичьих ножек. Более того, шесть сиявших аки рубины глаз на моем лбу (вообще-то я паук, поэтому всего их восемь!) тоже начали погружаться внутрь, и в итоге со звуком *хлюп* исчезли внутри.

— Ва-а-а-а-у… так узко! У людей всегда было такое ограниченное поле зрения? И эти ноги… Кажутся неустойчивыми… – похоже, за месяц пребывания в теле Арахны я привыкла к нему больше, чем ожидалось.

— Итак, статус. [Сенсорная нить]… Хм-м… Значит, [Обнаружение присутствия] и [4-хкратное комбо] в человеческой форме недоступны. Должно быть, эти умения зависят от моих паучьих глаз и лап, так что сейчас их не активировать. Кроме того… [Сила] и [Живучесть] понизились с [25] до [18]… Вау, это весьма значительно… Однако, полагаю, статы человеческих женщин должны быть примерно похожими.

Некоторое время я продолжала бубнить себе под нос, анализируя свой статус и попутно двигаясь по лесу. С точки зрения людей в моей прошлой жизни я бы сейчас точно выглядела подозрительно. И вот, спустя десяток минут я услышала тот звук.

— …Это что, – звон мечей?

Издалека доносился звон столкновения стали о сталь. Поскольку кузница посреди леса – явление маловероятное, это должно быть битвой какого-то рода гуманоидов.

— Эм-м-м, что же мне делать?.. Может, стоит вмешаться?

Моя человеческая форма не оснащена клыками или прочими видами вооружения, так что если я собираюсь принять участие в потасовке, то смогу внести свой вклад лишь своей паутиной для разной степени ограничения свободы противника… И, к тому же, я пока не знаю их положение. Соответственно, ради прояснения ситуации было вынесено решение подобраться ближе.

— Звуки доносятся с этого направления… Ага-а, шагать человеческими ножками, да еще босиком тяжело… Нужно будет сообразить позже какую-нибудь обувь из моих нитей… Гах?! – пока я брела, погруженная в свои мирные мысли, из зарослей внезапно выросла мускулистая рука и вцепилась в мою шею. Более того, владелец руки начал тянуть меня ближе к своему туловищу!

— Босс! Здесь кое-кто прячется! – крикнул поймавший меня человек, махая свободной рукой в направлении дороги.

Точно, дорога. Не знаю, как давно, но я умудрилась приблизиться к дороге, пролегающей через лес. И еще, эти ребята… Низкие голоса, вонючий запах мяса из их ртов, драная кожаная броня и короткий меч, что сейчас направлен прямо в мои глаза. Ясно, типичные бандиты или разбойники. И если все так, то именуемый «боссом» парень у них должен быть за атамана или что-то вроде.

— Ага! Хорошая работа! Немного маловата, но чуваки с определенным хобби наверняка выложат кучу денег за эту милашку!

— Х-хватит, пожалуйста! Она невинна! – попыталась прикрыть меня красивая шатенка в высококачественной на вид одежде. На вид ей было едва за двадцать. Подобно моему положению, правая рука леди была в тисках хватки громадного коренастого бандюгана.

Навскидку всего их было… около пяти. Вокруг женщины на земле лежало трое, должно быть, выполняя роль ее эскорта.

— Эм-м… я просто хотела бы прояснить ситуацию. Вы некоторого рода бандиты или похитители, и прямо сейчас самый разгар операции похищения той леди, так?

По крайней мере, для меня было важно подтвердить положение дел. Я правда не из тех, кто судит людей только по их лицам.

— Ха-ха… Бва-ха-ха-ха-ха! Малышка, кишка у тебя явно нетонка! А может, ты настолько перепугана, что тронулась головой?

— …Ответьте, пожалуйста. Я права?

— Хе-хе-хе… Правильно! Мы зовемся бандой Дойе! Детишки мочат свои портки, только заслышав наши имена! Так что, если понимаешь, кто мы такие, лучше помалкивать. А будешь паинькой, – я сделаю тебе одолжение и вежливо попрошу тебя лично… Га-ха-ха-ха-ха!

— Ц-ц, Нарцзин. Твое хобби не меняется.

— Тогда вон та сучка моя.

В противоположность так называемому «боссу», поймавший меня парень выложил все как есть, что, собственно, я и ожидала услышать. Это означает, что теперь я без сожалений могу дать отпор. И вообще, хватит тратить время. Выпустив нить из кончика пальца, я обмотала ею шею держащего меня мужчины.

— Эк?! – похоже, он даже не понял, что произошло. Кашляя, он принялся царапать свою глотку.

Для начала, мои нити настолько малы, что их попросту не видно, ну если только пристально не приглядываться, и в то же время их прочность выше, чем у стальной проволоки. Нет никаких шансов оторвать подобные путы просто голыми руками. При желании я могла бы просто срезать голову с плеч… Но, поскольку быть забрызганной кровью мне не хотелось, я сделала нить мягче и намеренно притупила режущую кромку. И этого оказалось достаточно, чтобы сдавить трахею и сонные артерии, лишая жертву сознания:

— Аг-р-х… У-г-х-х…

*Шмяк* – бросила я посиневшего и пускающего пузыри чувака на землю и начала приближаться к оставшейся четверке бандюков.

— А? Э? Да что ты за чер… Гак-х?!

*Сип, сип*

— Я-я дыш-ш-шать не могу…

— Черт! Ах ты б…! Схавай!

По правде, босс не был настолько туп, чтобы не понять, – его люди попадали благодаря кое-каким действиям в моем исполнении. И в момент, когда я уложила четвертого, единственный оставшийся главарь немедля полоснул по моей спине своим двуручным мечом. Как ни странно, мне удалось избежать физического урона… И это вовсе не было настолько больно, как я думала. Поднявшись на ноги, я повернулась к атаману, чье лицо из мины уверенного в своей победе человека превратилось в олицетворение шока.

— Как… Почему ты не ранена?! Этот меч способен разрезать даже железные доспехи! – кричал в замешательстве бандит.

Ничего удивительного. В этом мире Арахны считаются высокоранговыми монстрами. Особи, подобные моей матушке, могут противостоять даже высокоуровневым авантюристам, обращая их в свой обед, – вот насколько они сильны. Да и броня с включением нитей Арахны имеет весьма высокие показатели защиты.

Но даже при том, что моя одежда полностью состоит из этих нитей, это всего лишь одежда, и полностью поглотить удар она не смогла. В некотором роде боль все же ощущалась. В конечном итоге я убедительно наказала г-на атамана сжатием трахеи и сонных артерий своей нитью, отправляя на встречу с подельниками.

— Эх-х.

Оу, он отключился… Черт, я хотела еще немного попытать его перед потерей сознания.

— Эм-м, простите… Большое спасибо, леди-маг!

А, там же была похищенная женщина. Совсем забыла.

— Нет, нет, пожалуйста, не стоит… И еще, я вовсе не магесса, просто скромная портниха!

— Мисс портни…ха? Ха? – она явно была смущена моим представлением. Ну, обычно портнихи не ходят по лесу, уничтожая бандюков, надо полагать. После упомянутых негодяев пришел черед удивляться этой леди.

Терракотовый лекитос с женщинами, делающими шерстяную ткань, приписываемый художнику Амасису, ок. 550-530 до н. э. Фото: ar.wikipedia.org.

Прядение и ткачество были основными общественными занятиями, предназначенными для женщин как в Древней Греции, так и в Риме. В мире, где подавляющее большинство женщин были исключены из общественной жизни, ткачество было творческой деятельностью, которая позволяла им собираться и общаться.

Примечательно, что текстильное производство было исключительно женским и важным видом деятельности. Хорошие навыки ткачества считались преимуществом для женщин как низших, так и высших классов. Что касается рабынь, то они должны были ткать и прясть. Во многих случаях в этой работе принимали участие и рабы-мужчины.

Прядильщики, или басня об Арахне, Диего Веласкес, 1657 год. Фото: revistagq.com.

Идеал хорошей жены-ткачихи существовал веками. В «Одиссее» Гомера многие наверняка помнят Пенелопу, жену Одиссея, которую хвалили за её ткацкое мастерство. Для Пенелопы этот художественный опыт был не только доказательством её благородного происхождения, но и чертой, тесно связанной с её женственностью и верностью. Благодаря плетению она сумела сохранить верность Одиссею в течение десяти лет и защитить себя от группы поклонников.

Кроме того, в «Илиаде» Гомер хвалил Елену Троянскую за её ткацкие таланты. Среди других известных мифических ткачей были Мойры, три женщины, которые соткали судьбы как смертных, так и богов. Однако самой известной ткачихой в греческой мифологии и божеством-покровителем этой деятельности была Афина.

Арахна, Филипс Галле, 1574 год. Фото: britishmuseum.org.

Первое литературное упоминание мифа об Арахне встречается в эпических «Метаморфозах» римского поэта Овидия. Эта история была написана где-то между первым веком до нашей эры и первым веком нашей эры. Неясно, была ли эта история вымышленной сказкой, созданной Овидием, или популярным мифом, записанным римским автором.

Имя Арахна по-гречески буквально переводится как «паук». Таксономическое название Arachnida описывает всех пауков, скорпионов и других восьминогих насекомых.

Согласно Овидию, Арахна была сначала девушкой из Гипаепы древнего царства Лидии. Плиний Старший в «Естественной истории» (7.196) приписывает Арахне изобретение льняной ткани и сетей, а её сыну Клостеру – изобретение веретена.

Минерва, Густав Климт, 1898 год. Фото: pinterest.ca.

Род Арахны не был королевским. Овидий отмечает, что она была скромного происхождения. Её отцом был Идмон из Колофона, пурпурный красильщик. Её мать происходила из простой семьи, в которой не было ничего особенного. Несмотря на столь скромное начало, Арахна сумела прославиться на всю Лидию своим ткацким мастерством. Она была настолько хороша, что местные нимфы часто покидали свои дома, чтобы увидеть работы юной ткачихи.

Очевидно, Арахна была настолько хороша в ткачестве, что нимфы не просто хотели изучать её ткани, но и смотреть, как она их создаёт. Красота искусства Арахны была так велика, что всем было очевидно, что её учила сама Афина (Минерва).
Однако Арахна отрицала, что научилась этому искусству у кого-то другого. На самом деле она обиделась и даже спровоцировала богиню: «Спорь со мной, я не стану возражать, даже если меня побьют». (Овидий, VI.1-25)

Афине, конечно, не потребовалось много времени, чтобы заметить неуважительное поведение Арахны. Но она не наказала горделивую и дерзкую девицу сразу, а лишь приняла облик немощной старухи и пошла навстречу Арахне, чтобы дать ей последний шанс: «Не всё, что есть у старости, следует избегать: знание приходит с возрастом. Не отвергай моего совета: ищи великой славы среди смертных за своё умение ткать, но уступи богине и проси у неё прощения смиренным голосом, опрометчивая девушка. Она простит, если ты попросишь». (Овидий, VI, 26-69).

Арахна тут же отвергла идею просить прощения у Афины. Вместо этого она заявила, что не сделала ничего плохого. Её искусство принадлежало ей и только ей. Никто другой не должен был присваивать эту заслугу себе, даже если это была Афина.

Разгневанная Афина и Арахна. Фото: storonaslov.ru.

И не сдержавшись, Арахна бросила вызов богине, глядя на старуху и недоумевая, почему Афина не приходит, чтобы сразиться с ней. Уверенная, что Арахна не желает просить прощения, Афина открылась. При виде её нимфы и фригийские женщины в мастерской Арахны начали поклоняться богине.

Только Арахна оставалась неподвижной. Несмотря на свой испуг, она была достаточно упряма, чтобы оставаться верной своему слову. Через несколько мгновений она была готова к соревнованию ткачей, хотя и понимала, что ничего хорошего из этого для неё не выйдет.

Арахна и Паллада, Питер Пауль Рубенс, 1636-1637 гг. Фото: epodreczniki.pl.

Афина принялась ткать свой гобелен. В центре она сплела историю своего соперничества с Посейдоном (Нептуном) за Афины. Конкурс, который она выиграла, назвав город в свою честь. На гобелене Афина представила могучее изображение себя в доспехах со шлемом, держащей копьё и щит. Она также изобразила двенадцать олимпийских богов с Зевсом (Юпитером) в центре, восхищающимся её победой над Посейдоном.

Послание гобелена для Арахны было ясным: «Как ты смеешь, простой смертный, бросать вызов мне, могущественной богине, которую даже боги уважают и восхищаются?». Затем Афина принялась плести сцены из четырех мифов: Родопы и Гемуса, Пигмея, Антигоны и Циниры.

Триумф Минервы, Франческо дель Косса, 1467-70 гг. Фото:

Общим для всех этих мифов было то, что они рассказывали историю смертных, которые не уважали богов и, в конце концов, были наказаны тем, что были превращены во что-то богами. Родопу и Гемуса превратили в горы, Пигму — в журавля и заставили воевать с её народом, Антигону — в аиста, а дочерей Цинира превратили в ступени храма после того, как он заявил, что они прекраснее богов. Этими четырьмя мифами Афина ясно предупредила Арахну о том, что её ждёт.

Арахна усвоило это и поняла, что от этого зависит её жизнь. Её работы представляли собой совершенно противоположный образ Афины. В то время как на гобелене богини боги казались добродетельными и всемогущими, на гобелене Арахны они были представлены как ребяческие, оскорбительные, несправедливые и неэтичные.

Статуя императора Августа из Прима Порта, 1 век нашей эры. Фото: google.com.

Арахна соткала восемнадцать примеров, показывающих, как боги трансформируются, чтобы обмануть смертных и воспользоваться их преимуществами. В основном это были истории о смертных женщинах, изнасилованных богами, в основном Зевсом и Посейдоном. Наиболее примечательные примеры включают изнасилование Европы, Прозерпины, Леды, Антиопы, Данаи, Медузы и Мнемозины.

Работа Арахны была прямым вызовом Афине. Она представляла собой совершенно иную реальность, чем та, что изображена на гобелене Афины, где боги обманывают и оскорбляют смертных без всякого повода.

Минерва и Арахна, Рене-Антуан Уасс, 1706 год. Фото: tech.everyeye.it.

После того как Арахна закончила ткать, Афина тщательно осмотрела её работу в поисках недостатков. Однако гобелен был настолько совершенен, что не на что было указать. На самом деле, казалось, что Арахна действительно превзошла Афину. Богиня не могла с этим смириться. В гневе она уничтожила гобелен Арахны, разорвав его собственными руками. Затем она ударила Арахну челноком ткацкого станка по лбу. Арахна не могла этого вынести, поэтому побежала и повесилась. Но для разгневанной богини и этого оказалось мало.

Перед уходом Афина посыпала Арахну ядовитыми травами Гекаты, превратив её в паука. Афина сохранила жизнь своему противнику, но ценой своей человечности. По иронии судьбы, Арахна была осуждена на пожизненное ткачество.

Картина Германа Постумия, изображающая Афину, открывающую себя Арахне и толпе. Фото: owlcation.com.

Афина была покровительницей искусств и ремесёл, главным образом прядения и ткачества, и часто изображалась с прялкой в руке. Её культ был также тесно связан с ткачеством, и, согласно греческой и римской мифологии, она была источником художественного мастерства, связанного с этим искусством. Кроме того, в древности было распространено убеждение, что художественные таланты — это дары богов.

В результате чего становится ясно, почему Афина была расстроена после того, как Арахна отвергла богиню как источник её ткацких навыков. На первый взгляд, миф Арахны — это классическая история о смертном, переступившем границы божественного закона и получившем наказание. Однако ближе к концу остаётся всё та же неясность.

Картина Франческо дель Косса: Толпа собирается вокруг ткацкого станка Арахны. Фото: zenysro.cz.

Да, Арахна оскорбила Афину, но действительно ли она оскорбила богов? Её гобелен был настолько совершенен, что даже Афина не могла найти на нём ни малейшей ошибки. Афина, уничтожившая его, а затем наказавшая Арахну таким жестоким способом, со временем начинает сомневаться в своём поступке.

То, что начиналось как обычная история о смертном, оскорбляющем богов, заканчивается как история о высокомерии богов, неоправданной ярости и отсутствии милосердия. Такое ощущение, что переступить границы дозволенного может только Афина. К концу всё-таки становится понятно, что эта история об иррациональности божественного наказания.

Триумф добродетелей, Андреа Мантенья, 1502 год. Фото: el.m.wikipedia.org.

Можно интерпретировать миф об Арахне как историю цензуры. В данном случае Овидий проводит параллель между цензурой искусства при императоре Августе. На самом деле можно утверждать, что Овидий проводит параллель между собой и Арахной. Эта идея подкрепляется тем фактом, что ткачество было распространенной метафорой поэзии в Риме. Овидий, изгнанный из Рима в 8 году н. э., очень похож на Арахну. Он видел, как его работа была уничтожена начальством, а его талант подавлен. Его справедливая критика власти несправедливо наказана, и ему отказано в общении с миром.

В этом случае Арахна является символом творца, который создаёт прекрасное искусство только для того, чтобы увидеть его цензурированным властями (Афина). Овидий подробно описывает гобелен Арахны, потому что хочет, чтобы читатели были потрясены, когда Афина его уничтожит. Видимо, именно так чувствует себя и сам поэт, когда его творчеству не дают дойти до слушателей.

Миф об Арахне и Афине. Фото: twitter.com.

Хотя это и не было первоначальным намерением Овидия, нетрудно прочесть миф Арахны с феминистской точки зрения. Достаточно одного взгляда на описание Овидием её гобелена. Её работа, сосредоточенная вокруг историй об изнасилованиях, является пламенной критикой установленного порядка и мощным голосом против несправедливости власти. Кроме того, это настоящий вызов Афине, покровительнице девственности.

Турнир между Афиной и Арахной. Фото: google.com.

В этом чтении Арахна представляет талантливую, умелую женщину, которая готова судить и, наконец, преодолеть традицию, чтобы открыть то, что лежит за её пределами. Афина — полная противоположность. Она олицетворяет гнетущую патриархальную традицию. Она — женщина, воплощающая мужские черты (воительница-дева) и, в то же время, идеальная добродетельная женщина (покровительница ткачества) и торжество общественной морали над природой (почитаемая за то, что вечно остаётся девственницей). Афина — десексуализированная женщина, которая боготворит установленную иерархию, представленную в её гобелене, и не терпит никаких иных мнений и противоречий в свой адрес…

Читайте также о том, какой на самом деле была любимая дочь Зевса и почему Афина зачастую вела себя столь жестоко по отношению к окружающим.

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми: