Банщица в мужском отделении бани рассказы

Снежным четверговым утром я шагаю по улице имени нашего гениального соотечественника Станиславского. Люди под зонтами спешат на работу, я тоже – надену белый халат, чтобы испытать на себе все прелести работы на этот раз банщицы. А если точнее – дежурной раздевального отделения.«Владения” у меня небольшие: баня представляет собой старенькое двухэтажное здание, где экономится каждый квадратный метр. На первом этаже комнатку занимает буфет, из которого тянет традиционными пивом и рыбой, наверху в ущерб комнатам отдыха создали парикмахерскую и массажные кабинеты. Что характерно, парикмахера и массажиста требовали постоянные клиенты, мол, давайте, как в Москве. Администрация согласилась, тут был двойной выигрыш: во-первых, дополнительные полезные услуги, а во-вторых, исчезнет место для ежедневных многочасовых пьянок. Но теперь посетители снова требуют комнату отдыха.
— Мол, устают они в бане, а передохнуть негде, — рассказывает заведующая Анна Алексеевна, душевный, между прочим, человек. – Так не уставали бы, если бы через час или два уходили, а то могут часа по три-четыре сидеть. И попробуй выпроводи! Он стоит голышом и ничего с ним не поделаешь – не одевать же самой!
То, как начинается день в бане, оказалось для меня неожиданностью. Уже в 7.30 утра под снегом, на ветру пенсионеры у входа ожидали открытия. Сжалившись над стариками в такую погоду, Анна Алексеевна впустила людей пораньше, и (кто бы мог подумать!) старики буквально ринулись к дверям, создавая толчею. Причем сегодня народу не очень много, да и многолетние старания Анны Алексеевны научить посетителей “культуре вхождения в баню” не пропали даром. Трудно это давалось! Старики никак не хотели входить скромно, по одному, а создавали в дверях такую давку, что если падал человек, то шли по головам. Отчего все это? Да просто пенсионеры, как школьники, торопились занять любимые места в моечной. Чуть ли не драки были из-за того, кому стоять ближе к воде.
Но сегодня все проходит более-менее спокойно. Люди выстраиваются в очередь к кассе, которую украшает стихотворный шедевр с пожеланиями легкого пара. Очередь эта неспокойна – буквально на днях цена на билет в баню выросла и, разумеется, посетители ворчат.
— В первый день подорожания ругали меня, на второй – мэрию, третий – Путина, — комментирует между делом Анна Алексеевна, которая сегодня за кассира. – А что я могу поделать? Стоимость воды, пара, канализации подскочила, нам не оставалось ничего, кроме как увеличить цену билета. Мы ведь практически сами себя кормим. Посмотрите: кафельная плитка со стен отлетает, штукатурка сыплется. Из положенных средств от горадминистрации получаем только треть, поэтому о насущном ремонте даже не мечтаем.
Зато который год работники бани грезят о собственной котельной. Сейчас она подключена к трубе, по которой пар с ТЭЦ подается на трикотажную фабрику. Расстояние огромное, и пар не только теряется, но и конденсируется к утру, превращаясь в воду. А была бы своя котельная под боком, и множество проблем отпало бы, глядишь, и котлы через пару лет окупились.
Пока Анна Алексеевна распродает билеты и растолковывает каждому причину подорожания, дежурные Любовь Никитовна и Вера Анатольевна объясняют мои обязанности. Поднявшись на второй этаж в женскую раздевалку, я беру в одну руку швабру, в другую – ведро с хлорированной водой и принимаюсь за работу. Вроде бы не сложно – вытирай себе воду с пола, да собирай слетевшие с березовых веников листья, но нет… Во-первых, жара! Тяжелый мокрый воздух не дает дышать. Во-вторых, как в панцире чувствую себя в халате среди нагих женщин. Мне, никогда в жизни не бывавшей в бане, все это, мягко говоря, непривычно. После первой протирки пола выхожу на лестницу красная, как рак. Анна Алексеевна смотрит с пониманием:
— Иди-ка ты лучше в сауны, там хоть пара нет.
Действительно, там намного легче. На обжигающие полки взбирается дежурная Надежда Леонидовна, а я беру на себя душевую, бассейн и небольшую комнатку отдыха. Тщательная уборка здесь проводится после каждого клиента. В течение дня несколько раз приходится спускаться по скользким металлическим ступенькам в бассейн, дезинфицировать его хлоркой, ошпаривать кипятком, а потом вновь набирать воду.
Около 12 часов из бани выходят первые посетители.
— Эх, Анна Алексеевна, чудная сегодня банька была! Спасибо!
Кто бы знал, как приятно чувствовать такую теплую благодарность! Многие постоянные клиенты приезжают сюда и с Тбилисской, и с Нефтяников, хотя и в тех районах тоже есть бани. Все знают здесь друг друга в лицо, становятся даже друзьями и приходят сюда пообщаться, причем каждая группа — только в определенные дни и время: тех, кто всегда парится по четвергам, не увидишь здесь в понедельник. Еще одна закономерность: по утрам в будние дни здесь практически одни пенсионеры, а в выходные приходит молодежь и те, кто согласен платить дороже: стоимость билета в субботу и воскресенье больше.
Заботясь о богатой фактуре будущего моего репортажа, Анна Алексеевна предлагает пройти в мужское отделение, посмотреть, что там да как. Действительно, когда еще появится возможность побывать в мужской бане?
— Ты же ведь работать сюда пришла? – напоминает заведующая. – Вот и посмотри, каково дежурной мужского отделения. Нужно ведь постоянно вытирать воду, чтобы ненароком не поскользнулся никто. Вера Анатольевна наша привыкла уже, не обращает внимания на голых банщиков и в обморок при их виде не падает.
Я затараторила, чтобы убрали оттуда их всех в парилку, иначе не зайду. Так что пришлось мужчинам заворачиваться в полотенца. Оглядевшись, убедилась раз на всю жизнь, что мужская баня от женской ничем вроде бы не отличается и, не задерживаясь долго, побежала оттирать свой бассейн.
Свою смену я еле выдержала. Выходя каждый раз из сауны со страшной пульсацией в висках, падала на диван и затуманенным взглядом упиралась в самодельный плакат над кассой. Запах хлорки преследовал до вечера, и над выводом даже думать не надо было: баня – это не мое. Как правильно сказала Анна Алексеевна, здоровье и удовольствие парилка дает только тем, кто к ней с детства приучен.

Фото Григория Горбунова.

Цепляльщики

Мужское отделение бани. Банщица баба Броня, еще не старая женщина, солидных габаритов и, как говорится, в полном соку, для некоторых самое то, протирает пол.

— Баба Броня, а чего у тебя халат-то рваный?

— Да дают всего один на целый год, вот он и не выдерживает. А потом, вы, мужики, постоянно цепляете.

— Да чем мы можем цеплять?

— Известно, чем. Чем могут голые мужики цеплять, увидев женщину рядом с собой, соображай сам.

Неотложное отрезвление

Два мужика, пришедшие в баню непонятно зачем — то ли пить, то ли мыться, — еле выползают из парной. Одного от жары развезло окончательно, и он укладывается на полу. Другой встревоженно торопится к банщице:

— Баба Броня, вызывай «скорую»!

— Какая тебе «скорая»! Я сама «скорая». Не он первый, не он последний. Сейчас вылечу.

Направляет на мужика струю ледяной воды из шланга. Через пару минут он из красного становится синим, но начинает мычать и подавать другие признаки жизни. А затем с помощью друга отправляется в раздевалку уже почти трезвый.

Благородно икнув…

Баба Броня, слегка поддатая, кемарит в своем закутке.

— Баба Броня, протри пол, а то он такой грязный, что ходить голыми ногами противно.

Та нехотя открывает глаза и бормочет:

— А вы в сменной обуви ходите, тоже мне, неженки!

И, благородно икнув, продолжает дремать дальше.

В мужском
отделении чище

— Баба Броня, а чего ты в мужское отделение пошла?

— Да в мужском чище, работы меньше, потому как вас, мужиков, мало осталось. Да с вами интересней, поболтать можно, поприкалываться, а бабы — они капризные и нудные, с ними скучно.

— Баба Броня, куда у вас гардеробщица делать, набожная такая? Как ни придешь, все время душеспасительные книжки читала.

— Да не выдержала она. Ведь вы, мужики, бесстыжие, в коридор и туалет выходите голые, полотенцем не все оборачиваются. Она хоть и делает вид, что молитвенник читает, сама во все глаза смотрит, потом краснеет. Целую смену такое искушение. Не перенесла душа ангельская проделок дьявольских. Сбежала.

Караул, женщины!

Собирает баба Броня в моечном отделении использованные веники. Мужик, явно приезжий и не знакомый с нашими порядками, смыв с лица мыло, вдруг увидел ее. Потом закричал на всю баню: «Женщина! Кто ее сюда пустил?» И, прикрывшись веником, побежал в парную. Но туда пошла напарница бабы Брони привести помещение в порядок. «Чужеземец» пулей выскочил из парной и, не домывшись, поспешил одеваться. Потом, говорят, жаловался в буфете: «Что за баня такая! По мужскому отделению женщины табуном ходят!»

«Караул». Девчонки в бане

СЮЖЕТЫ, ОПИСЫВАЕМЫЕ В ДАННОМ РАСССКАЗЕ, ПЛОД ВООБРАЖЕНИЯ АВТОРА И ПОХОЖИЕ СОБЫТИЯ ПРОИСХОДЯЩИЕ ГДЕ ЛИБО, ЯВЛЯЮТСЯ ПРОСТЫМ СОВПАДЕНИЕМ

Опишу одно из посещений бани, которое запомнилось мне. Надо сказать, что уборщицы присутствовали практически во всех банях, где доводилось бывать. Но здесь я с друзьями попал в царство CFNM (тогда правда, этого названия ещё не знали).

Сразу бросилось в глаза, что в мужском отделении две уборщицы. Оказалось, что вторая из женского отделения, но почти всегда в мужском. Изредка, правда, наведывается в женское, протереть минут за десять пол и обратно. Но в мужском без дела не сидит. Её коллега, за право лицезреть голых мужиков, заставляет её мыть полы и в мужском отделении. Бедняга (или счастливица) работает добросовестно и присутствует между нами постоянно, вытирая ещё и шкафы с окнами. Но скорее всего это новенькая, которая ещё не насмотрелась на голые мужские телеса. А так хозяйка отделения даже не постреливает глазами. Давно привыкла.

Мылись и парились, отдыхая потом на лавках, мы долго. За это время в отделение заходила опрятно и со вкусом одетая дама, как потом выяснилось это заведующая баней и о чём-то беседовала с уборщицами. Ещё её подозвали, попивающие пивко, мужики и о чём-то долго ей «жаловались». Мадам начальница охотно отвечала на вопросы и даже присела рядом, на сухую лавку.

В это время зашла другая дама и направилась, было, к хозяйке отделения, но увидев заведующую, которая в это время смеялась с мужиками от какой-то шутки, быстро удалилась.

Ещё через минутку открылась хозяйственная дверь с другой стороны от входа и вошли две полностью одетые женщины, дело было ранней весной, с сумками, из которых выглядывали банные принадлежности и спокойно пошли по проходу, бросая взгляды по мужикам. Заведующая подскочила и начала отчитывать их и провожать до выхода. В дверях одна из тёток сказала, что самой то можно, а тут выталкивает.

Выставив тёток, заведующая вернулась и строго наказала уборщице, из женского, что дверь надо закрывать на ключ, а то, если не согласна, то и там работы хватает. Между отделениями был хозяйственный коридор с подсобками, им и пользовались самые смелые посетительницы, естественно с согласия хозяек, иже уборщиц.

Когда заведующая ушла, появилась сбежавшая дама и посетовав на заведующую, не дающую шага ступнуть, увлеклась беседой с техничками.

Минут через десять в отделение вошла девочка, среднего школьного возраста и смело направилась к банным работницам. Оказалась она дочкой дамы, зашедшей в отделение ранее. Девочка начала что-то распрашивать у мамы, а уборщицы радостно приняли её и поинтересовались, как дела в школе и на музыке. Та охотно отвечала, а мама гладила её по голове. Дверь приоткрылась и другая девочка позвала подругу. Та показала рукой, что сейчас и продолжала беседу, а подруга ждала в, приоткрытых, дверях. В это время мы пошли в парилку, а когда вышли, девочка, с подружкой, спокойно пили, за столом, чай с пирожным. Один из нас, в сторонке, сказал уборщице, что девчонки в раздевалке, это слишком, но та успокоила. Мама мол, за ключом пошла, от квартиры, девочка свой забыла, когда в школу шла и вернуться не смогла. Дверь захлопнулась. Мол пусть погреются девочки. Малявы, правда, успели ещё по стакану выпить и по пирожному слопать, пока маманька принесла ключ. Но, что-то задержало их. Они рыскали в портфелях, доставая, то книжки, то тетрадки. Наконец нашли и маманька долго объясняла им, что-то. Мы же попросили у моложавой уборщицы чайку и та, вежливо согласившись, пошла заваривать его. А девчонки записали в тетрадки пояснения мамы, а это было, что-то по урокам и живо откликнулись на просьбу технички, а именно, поднесли нам, на подносе заварник с чашками и отдельно чайник.  Мы, видать так понравились банным работницам, что удостоились и домашнего пирожного. Девчонки на нашу благодарность ответили: «Пожалуйста. Кушайте на здоровье» и отправились, снова за стол. Что интересно, они не шалили, не смеялись, а на посетителей посматривали как бы вскользь и не навязчиво, поэтому и неудобств от них, совсем, не ощущалось. Потом они, с добродушными улыбками забрали, у нас, посуду и, вскоре, засобирались домой.

После девчонок, которые, мило улыбнувшись нам, неохотно покинули отделение, его посетила женщина из гардероба. За ней пришла другая и поболтав с техничками, они ретировались. Приходила парикмахерша и походив по отделению, напомнила, что сегодня, у неё, короткий день и что бы желающие постричься, поторопились. Буфетчица несколько раз приносила пивко. Три (!?) разные женщины заглянули поздороваться с уборщицами и каждая посетовала на то, что закрыта хозяйственная дверь и ей пришлось обходить. Одна весёлая женщина зашла, извинилась и сказала, что её муж забыл здесь пакет, а сам возвращаться не захотел. А там мочалка хорошая полотенце и шампунь дорогая. Они с уборщицей пошли искать, но пакетов было много. Пришлось спрашивать у мужиков. Дама, искренне, извинялась, но глаза не прятала и смело рассматривала мужские достоинства. При этом, она, смело, заводила беседы с посетителями, которые охотно отвечали ей. Пару раз, она, даже присаживалась рядом с ними, до того «животрепещущие темы» рассматривались. Самое интересное, что пакет всё-таки нашёлся и она долго благодарила работниц бани, переходя на разговор о том, о сём. Дама, им так понравилась, что её угостили и чайком и та, сняв куртку и шапочку, долго ещё сидела с ними за столом, рассказывая всякие житейские истории. Когда дама засобиралась, уборщицы, пригласили её заходить ещё, так сказать, на чаёк.

Рассмешила всех тётка, которая открыла дверь и заглянув, позвала своего Петю, сославшись, что она давно помылась, надоело уже ждать и давай в общем побыстрей. Она, стояла и ожидала, пока её Петя, не вышел из-за шкафов и не сказал, что бы не выпендривалась, а закрыла дверь и пошла скучать дальше, в машину.

Наконец, когда мы уже одевались, в сопровождении слесаря пришла молодая, интересная женщина, с большой тетрадью и давай, что-то в неё записывать, при этом проверяя состояние огнетушителей, розеток, выключателей и надписей на стенах и шкафах. Она, смело, ходила между мужиками и делала некоторым замечания за не аккуратно уложенную одежду и моющие средства. Наверное они, тоже, являлись предметами повышенной пожарной и электрической опасности. Как сказала техничка, это ответственная за технику безопасности банно-прачечного комбината.

Когда мы уходили, уборщица широко улыбнулась и пригласила нас посетить их баню ещё и не раз.

P.S. Спрашивали какая была самая молодая представительница слабого пола, в бане.

Ну самыми молодыми были девчонки-школьницы. Кстати одна девчонка, у которой мама работала в бане, была совсем своей, в мужском отделении. В смысле, не пялилась и проявляла минимум внимания на голых мужиков. Видно, что она, под различными предлогами, посещала баню уже много раз. Привыкла. Да и мама, вводный инструктаж видать, провела. Вторая же девочка, была скорее одной из подружек, которая напросилась на посещение у первой девчонки. Я позже, когда малявы ушли, спросил у уборщицы, той что помоложе, часто ли они бывают здесь. Пару раз в неделю точно, ответила та и добавила, что одна дочка их работницы, а подружка так иногда с ней заскакивает. Ещё сказала, что если малява, без подружки приходит, то бывает маму ждёт, до закрытия бани. Так и сидит здесь, уроки делает, кроссворды разгадывает или нам, по мелочам помогает. Вот, иногда, чай желающим разносит, как вам сегодня. Да и не мешает она ни кому. Ещё ни кто не жаловался. Даже заведующая замечаний не делает.

Старшей уборщице, из мужского отделения, было, где-то больше пятидесяти. А из женского отделения, где-то тридцать пять. Две женщины успевшие пройти через мужское отделение, пока дверь не закрыли на ключ, были явно пенсионерками. Остальные же женщины в районе сорока.

Кстати. Парикмахерша, которая торопила, посетителей, спокойно занималась у себя в кабинете, когда мы уходили, а времени прошло прилично. Что, только не придумывают женщины, что бы попасть в мужское отделение.

Запомнилась специалист по технике безопасности с БПК. Это была молодая женщина, лет двадцати пяти. Строгая и серьёзная. Казалось её совсем не беспокоит присутствие голых мужиков. Я присмотрелся за нею. Когда та делала записи в журнале, то всё же подымала глаза и рассматривала голую публику. Она часто, как сказала мне та же уборщица, намного чаще, чем по графику, наведывается в отделение. В женском, её реже видно. Тут строго по графику и то, не всегда. А ещё, случается, за столом уборщиц, после проверки, документацию подгоняет. Бывает и по часу и более. Но сегодня, не задержалась.

Ещё уборщица добавила, что обычно закрывает дверь в женскую, когда сюда приходит мыть полы, а сегодня «забыла». Заведующая поправила. Да и надоели типа, пропусти, да пропусти. Тут и своих (!?) хватает. К своим она относила, видать, всех работниц бани, их дочек и своих подружек.
К сожалению, в ту баню, мы больше не попали. Командировка кончилась.

Денис Донгар

Подобные рассказы ещё будут…

Банщица  (1 часть)
Поведу свой рассказ от первого лица, от той замечательной женщины, с которой вместе работали какое-то время в офисе компании, и которая мне свою историю однажды и поведала после принятия горячительных коньячных напитков, отбросив все сомнения и ложный стыд в преддверие очередного Нового Года на корпоративе в фешенебельном клубе. Я никогда бы не поверил, что она была учителем в свое время. Там отдыхали лучшие люди нашей фирмы. Итак, как она все и рассказала, прошу прощения, если где-то был не точен:
                «Я работала уже лет 16  учителем пения в восьмилетней школе, когда из-за инфляции и маленьких зарплат многие учителя начали искать себе другую работу.  Кто решался уйти из профессии, а кто и дальше работал за прокорм. Но, если бы только это, не выдерживала просто уже психика этих нервных нагрузок, директриса наша всем покоя не давала. Муж — инженер, двое детей — школьников, в общем, решилась.  Продолжала работать и читала объявления в местной газете нашего райцентра,  спрашивала у знакомых, заходила в разные ателье, магазины, дом быта и пр.  Требовалась везде часто, понятное дело, другая профессиональная подготовка. Так длились мои поиски где-то уже около года, где только не была, куда только не ходила, как, вдруг, я прочла в газете, что в городскую баню требуется администратор банного зала, женщина от 40 лет, по-народному, как я понимала, это, наверное «банщица».  Зарплата указана та же, что и моя потолочная, значит, подумала я, с премиями будет больше хоть на немного.
                Мне было тогда 38 лет, это меньше, чем требовалось, но я решила попробовать туда сходить, потому, что была уверена, что моего высшего образования хватит на такую нехитрую работу.  Директором оказалась миловидная полноватая женщина предпенсионного возраста. Она меня приняла, минуту послушала и спросила о возрасте, сказав категорически, что только старше 40 лет ей нужен администратор, тем более, что «Вы такая красивая, будете мужчин голых стеснять, а это лишнее тут,  на работу времени не останется, неужели не понимаете, как Вы думаете тут работать? Тут не задерживаются те, кто начинают не о работе думать. Это самое нелегкое в этой работе, избежать соблазнов, дорогая моя».  Я покраснела как девчонка, услышав о голых мужчинах, потому, что не думала, что мне нужно будет постоянно иметь дело с голыми, но работа была на первом месте, немного стушевалась от такого ее напора, сказала, что «я же замужем, дети, ни о чем, кроме них не думаю, буду скромно одеваться, косметику по минимуму». Лидия Семеновна немного смягчилась, сказала: «А Вы мне нравитесь, скромная, кажется, можно и попробовать Вас». Рассказала о работе, о женских/мужских днях, моих обязанностях, главной из которых было получать у раздевшихся голых мужчин ключики от шкафчиков для одежды, а после мытья возвращать им, следить за порядком, слесаре и  техничках в моем подчинении, сверхурочной дополнительной неофициальной работе, когда баня по индивидуальному заказу продолжает работать после закрытия, зарплате, премиях, спросила, готова ли я через две недели приступить к работе, уволившись из школы? Предупредила, что может взять только с испытательным сроком и предложила еще раз подумать. Я ответила, что мне нужно пару дней на обсуждение с мужем этого вопроса. Муж не возражал, сказал, что, если настолько достала уже школа, то иди, решай сама. На  следующий день я позвонила Лидии Семеновне и сказала, что уже подала заявление на расчет и через две недели приду на работу.
                Первый свой рабочий день в новом качестве не забуду никогда. Это был мужской день в нашей бане. После короткой пятиминутки у Лидии Семеновны в кабинете, небольшого инструктажа, я с колотящимся в груди сердцем, пошла в свой кабинет переодеться непосредственно для работы. Одеться надо было скромно, просто и очень легко, чтобы не запариться там. Я одела темно зеленую х/б юбку до колен без подъюбника, под которой были трусики в первый и последний раз, которые я потом категорически не носила т.к. вся была в испарине между ног, лифчик (который я потом также категорически не носила) и белую футболку с какой-то надписью,  причесала свои коротко модно стриженные светло-рыжеватые волосы, прошла в предбанник, присела за свой небольшой столик в двух метрах от двери в банный зал у большого зеркала, сантехник проверил готовность душей, техничка протерла полы и ушла в вестибюль.
                Первыми пришли отец  лет сорока с сыном лет четырнадцати, видно частые гости, потому как вели себя уверенно.  Разделись догола, взяли свои банные принадлежности и двинулись ко мне. Мужчина шел,  держа в руке ключик, улыбаясь, на ходу покачивая из стороны в сторону своим таким очень немаленьким членом, а сын шел за ним с немного возбудившимся (наверное, от вида и присутствия молодой новой тетки) своим добротным (в папу видно пошел) молодым инструментом, смущаясь, поспешив скрыться в банном зале. У моего Виктора был такой как у этого мальчугана уже в его таком еще возрасте. За двадцать минут в предбаннике уже  было человек шесть мужчин (баня была рассчитана на одновременное мытье 20 человек).  Столько голых мужчин я за свою прежнюю всю жизнь не видела и наивно думала, что у всех мужчин члены одинаковые плюс-минус какое-то очень немного, но как же я ошибалась. Я поняла, что «попала», мне так жутко это все начинало нравиться уже в первые минуты новой работы, что сказать нельзя… Я со всех сил делала вид, что меня их голый вид ничуть не смущает и не интересует, а сердце в груди меж тем отчаянно колотилось от нахлынувших эмоций.
Мужчины, завидя новенькую привлекательную банщицу, не скупились на сальные бесстыжие шутки и комплименты, что мне было,  с одной стороны, очень непривычно, с другой, приятно до невозможности. Контингент был всех возрастов, от  мальчишек с отцами до старых дедов, у молодых парней, при виде меня и общении со мной, привставали их пипетки большие и маленькие и топорщились, раскрывая головки, я старалась не смотреть ниже пояса, чтобы их не стимулировать дальше и себя не взвинчивать. Через  час-два я почувствовала, что мои трусики уже все мокрые от моих сочных выделений, я встала и начала ходить по залу, боясь, что они промочат юбку и я выдам себя, (дала себе обет, что трусов больше никогда не надену сюда в зал), попав в такую неприятную ситуацию на работе. Я просто зашла в нашу комнату и  взяла и сняла трусики потому, что у меня уже просто все употело между ног. Я осталась без трусов. В зале работала техничка Надя, приятная спокойная женщина старше меня на пару лет, которая протирала насухо полы. Через часа три в предбанник зашла Лидия Семеновна, обвела хозяйским взглядом все и всех, привычно, не смущаясь вовсе, завела со мной разговор прямо в центре зала  среди снующих туда-сюда голых мужчин, видно, что для нее это было обыденным привычным делом. Некоторые с ней здоровались, называя по имени-отчеству, а она им отвечала также приветливо, окинув взглядом с головы до ног. С кем-то из постоянных посетителей перекидывалась шуткой и даже знакомила меня тут же.
                Этот первый день навсегда врезался в мою память, столько впечатлений получила, мужу пришлось, конечно,  рассказать в чем заключается моя работа, умолчав о моих мокрых трусиках, о том, что я узнала какие на самом деле бывают члены у мужчин, о мальчишке, у которого уже такой же как у мужа и о том, что мне это все очень понравилось, добавив, чтобы он не заподозрил чего, что тяжело там среди этого галдежа, голова болит и т.д.
                Так я и стала работать там, с Надей сдружились даже. Иногда, раз в месяц, мои муж с сыновьями, 9 и 13 лет выбирались сюда помыться для разнообразия. Надины муж с сыном 15 лет тоже ходили, но они вообще ходили очень часто, потому, что у них в ведомственном каком-то доме не подавали горячую воду и они грели ее на газовой плите в кастрюлях для бытовых нужд. Муж Надин, добродушный, юморной  такой мужичок, работал где-то кладовщиком, сын школьник и они приходили, когда вместе, а когда порознь перед самым закрытием и тогда, когда двери закрывались за посетителями, Надя раздевалась и тоже присоединялась к своим мужчинам, и они начинали все друг дружку натирать мочалками, а я уходила домой, закрыв их снаружи своим ключом, зная, что Надя потом все уберет начисто и закроет. Как-то, где-то уже через месяц моей работы, пришел Надин сын Дима, мужа ее в тот день не было и все было как раньше, закрыли двери в 19-30, Надя разделась и пошла мыть сына, а я стала собираться домой, а потом зашла к ним, чтобы  попрощаться. Я зашла и…

 
Конец первой части
04.06.2012г.
© Copyright: Евгений Кедров, 2020
 Свидетельство о публикации №120103003998

 
 
 
Банщица        Часть вторая
                …оцепенела, Надя держала во рту эрегированный большой член сына, делая наплывающие движения головой и двумя руками держала его за ягодицы… Я стала как вкопанная, а они, словно меня не замечая, продолжали заниматься своим делом. Я попятилась назад и тихо вышла, пятясь назад, закрыв за собой дверь и думая, видели они меня или нет? Я никому не стала рассказывать об увиденном, но все мысли были только об этом, еле дождалась утра, чтобы поговорить с Надей, которая встретила меня как всегда приветливо, как ни в чем не бывало. Тогда я вечером набралась решимости и задала ей прямой вопрос, когда мы шли вместе с работы до остановки, давно ли она делает минет сыну? Надя, посмотрела на меня, слегка улыбаясь и сказала:
— Хочешь знать, Люда, слушай, расскажу тебе. Каждая заботливая мать целует своего сына во все-все места, а пока ее сын младенец она еще и берет регулярно в рот его пиписку, когда никто не видит, правда же? Постоянно купаем сыновей, целуя также, я с младенчества заканчивая купать и вытирая полотенцем его, как бы ритуально всегда чмокала в кончик, это стало такой невинной традицией. Когда Димке было уже лет 10-11, и стал появляться  пушок на лобке и временами привставать член, я подумала, что он не маленький совсем уже мальчик, а взрослеет и попробовала однажды отойти от этой традиции, вытерев его полотенцем, я повесила полотенце на сушитель, а он так обиженно, «А поцеловать?». Я поняла тут же, что этой детали он придает важное значение, ему это нравится, он к этому привык… Я, не акцентируя внимания на этом, повернулась и поцеловала его в кончик, приподняв легонько ладонью снизу. Сын был удовлетворен этим коротким моим «чмок». Потом он становился старше и к 13 годам начал мастурбировать, я стала заставать его за этим занятием после мытья, когда он задерживался в ванной, а я возвращалась узнать почему он до сих пор там. Ему было неловко, что он этим занимается, но я не ханжа, я понимаю, что это зов природы, это нормально для подростков, если не злоупотреблять, если в меру. Когда после еженедельного двухразового купания он каждый раз стал задерживаться (я знала, что он занимается этим), я решила, что надо с ним поговорить самой, отца Дима будет стыдиться. Я зашла, Дима сидел ко мне спиной на краю ванны и теребил свой тотем правой рукой. Услышав меня, руку убрал, но так и остался сидеть, Говорит мне: «Мам, я сейчас уже». Тогда я, видя, что это сыну доставляет определенные мучения, решилась это сделать. Я сказала, что помогу ему и попросила встать и развернуться. Когда Димка повернулся передо мною торчал налитой молодой его боец с открытой головкой, тогда я наклонилась и впервые за последние лет 5-6 взяла его в рот и стала брать, а сын положил мне руки на голову и стал постанывать от удовольствия, через 2-3 минуты он закончил, а я проглотила его сок. Потом я посмотрела на него, на его счастливые, полные восторга и обожания глаза и сказала, что буду так ему делать раз в неделю, при условии, что он откажется от глупостей и будет продолжать хорошо учиться. Мы договорились и слово он держит уже два года. Раз в неделю я делаю ему приятно. Меня радует, что сын под присмотром и в моих ласковых руках, нигде никуда не вляпается, не подхватит в подворотне или в кустах плохую болезнь. Вот, Людочка, можешь осуждать меня, не знаю, но у нас так и я этим очень довольна, у нас прекрасные доверительные отношения с сыном, он хорошо учится, получает женские ласки вместо суррогатного какого-то членозанятия, который приводит к депрессии мальчиков и чувству стыда. Предваряя твой вопрос скажу, что мужу я рассказала, но мы делаем вид перед сыном, что он не знает этого. Но, ты единственный человек, кроме нас  троих, кто об этом знает.
                Я слушала это Надин рассказ уже на остановке и я ее вполне поняла и даже умилилась их тихому семейному счастью, а, ведь еще вчера я думала об этом как о чем-то недостойном и нехорошем, но выслушав Надю, поняла, что мир состоит не только из черного и белого цвета, есть еще масса полутонов на свете и не стоит сходу что-то отвергать и осуждать. Естественно, что я пообещала молчать, я и не открываю секрета, где это происходило, Надя и Дима могут быть спокойны, я тоже рада, что у них все хорошо. Димка действительно отличный мальчишка, а Надя – моя замечательная, человечная, добрая подруга.»

 
04.06.2012г.
 © Copyright: Евгений Кедров, 2020
 Свидетельство о публикации №120110903927

 
 
Банщица        Часть третья
                   Я так в этом всем уже сварилась соку и мне хотелось уже завести роман с каким-то мужчиной. Муж вяленько меня потрахивал разо дней в десять, кончая за три-четыре минуты, а мне хотелось счастья, хотелось эйфории, как с мужем любимым в годики молодые… Начала присматривать мужчиночек… Особенно, чтобы без малышни были… Меня так перли эти человеческие члены, что я просто уже не знала, что с собой делать. Скажу, что бывало так, что мужья приводили своих жен в мужеский день и как ни в чем не бывало омовения творили… Я была в шоке, но опосля свыклась с таким, потому как такое случалось часто, люди получали кайф от совместной помывки…
            Однажды, Надя, отведя меня в сторонку, завела такой разговор, что есть мужчины, которым я нравлюсь и сказала, что они щедры и поляну выставят. Спросила, что бы мне хотелось из спиртного? Я оторопела напрочь от такого предложения Надиного. Во-первых, говорю, с кем ни попадя я не пойду в постель, во вторых ты хоть покажи этих мужчин… Кстати, ты и я? А их сколько? Я предпочитаю Кагор только. А ты, Надя, уверена в их чистоплотности? Я мужу своему еще никогда не изменила. Ну и дуреха, Надя сказала. Надя, а как же хозяйка, которая говорила, что уволит сразу, если, что такое? Надя отвечает с улыбкой, а что еще новенькой сказать было? Просто нужно делиться с ней вполовину и все нормас будет. Я, признаться, от такого Надиного неожиданного предложения, упала немного в ступор. Сказала, что подумаю, а Надя и говорит, что думать-то нечего, мужчины постоянные проверенные, если что так на это есть презервативы, если боишься чего.
             Спрашиваю тогда, когда они придут эти мачо? И ты не ответила, сколько их на нас двоих-то будет? Пятеро-шестеро, Надя отвечает… слабо, что ли пиписку свою нагреть-обогреть? Надь, а мужу что говорить, деньги откуда лишние? А сколько они платят? Скажешь, что премия от хозяйки за неурочные. Люда, тебе будет достаточно, платят столько, сколько ты за месяц зарабатываешь, двести долларов за ночь банную достаточно тебе? Хозяйка даст тебе отгул, если оттрахают до боли, а они могут, но это стоит того.
             Я согласилась, деньги нужны в семью и хотелось приключений на свою пиписку, не скрою, так как давно не испытывала оргазмов женских настоящих как в молодые времена, пусть меня муж простит, не его в том вина видно, что уже неспроможен доставить жене радость вагинальную. На том и порешили. Надя, когда те мужчины пришли в субботу, сказала, что все в лучшем виде, собирайте банкет, мальчишки.
               Через четыре дня я еле приползла домой, хотя меня доставили на Мерсе к подъезду, удовольствие получила огромное, но с непривычки вагина болела, так как секс был всенощный. Эти пятеро оболдуев молодых, у которых сила силенная в членах, раздолбали напрочь все мои места. Хозяйка, как было обещано Надей дала даже два дня отдыха, а на подмену поставила девочку из парикмахерской (девчата напротив нашего банного зала парикмахерили в коридоре). Мне понравилось, что сказать. Хозяйка взяла пятьдесят долларов из моих двухсот, сказав, что это подарок мне за лояльность. Спасибо ей. Перед мужем стыдно было наверное неделю, не знала как в глаза ему смотреть, а потом свыклась с мыслью, что я же деньги несу в дом, почему я должна еще испытывать стыд какой-то? Надя меня поддержала в первый раз за мой героизм и самоотдачу в сексе с мужчинами (старалась как могла, отрабатывая свои заработанные). В итоге эти мужчины стали наведывать нас пару раз в месяц, до того дошло даже, что перестали обходиться без презервативов.
               Муж с сынами приходили в баню мыться еженедельно уже после закрытия бани вместе с Надиными мужчинами, чтобы было комфортнее без кучи народу. Надя, что нравилось мужчинам, раздевшись со мною наголо, ухаживала за ними всеми со мною вместе, обмывая мочалками, намыливая тела. Помыв мальчишек, попки и пиписки их торчащие от вида голых женщин, отправляли их сушить волосы и одеваться и предавались вакханалиям с Надей и нашими мужьями ненадолго, а что нам-то нужно было в годики такие, десять-пятнадцать минут и все. Забеременела не зная от кого, то ли от Надиного мужа, то ли от тех парней, а может от своего мужа. За парней, естественно, мужу не сказала, боже упаси, но посоветовалась, что делать. Сказал рожай, не нужно убивать ребенка. Родила прекрасную девочку, назвали Светланой и, оказалась, вылитая копия мужа!
                   Вот такая катавасия происходила. Однако, это не все еще, столько еще разных историй в той бане было…
© Copyright: Евгений Кедров, 2021
Свидетельство о публикации №221012501489 

Когда Иван с морозной и ветряной улицы зашел в теплое здание бани, то сразу же почувствовал какое-то успокоение, а представив, что через несколько минут будет сидеть в парилке с её стоградусной жарой, он и вовсе отмяк душой.

Иван купил в кассе билет, полотенце и березовый веник, который хоть был неказист и тонок, но запах его сухих и шуршащих листьев напоминал июньскую пору деревенского лета.

Сдав полушубок в гардероб, Иван зашел в мужское отделение. Банщика на привычном месте за столом у двери не было, и, поискав его глазами, Иван наколол билет на тонкий металлический штырь, стоявший тут же на белой скатерти. В свободном закутке раздевалки он стал неспешно раздеваться, отмечая про себя, что в бане с той поры, когда был здесь в последний раз, очень многое изменилось и переделалось.

Народу в этот дневной час пришло немного, и оттого было тихо. Слышалось даже тиканье больших часов с маятником над столом банщика. Раньше, как хорошо помнил Иван, здесь бывало намного шумнее и как-то уютнее, что ли. И, глядя на новые кафельные стены, он подумал, что при любой переделке старого исчезнет нечто такое, отчего при воспоминании о прошлом набегает в душе какая-то волна нежной и светлой грусти.

Заняв в мойке мраморную скамью и замочив в горячей воде веник, Иван прошел в парилку. Там, на удивление, никого не оказалось и он, поднявшись на самый верх полка, сел на горячую лавку. Сухой жар был вполне терпим, да Иван и не относил себя к заядлым парильщикам, которым почему-то всегда не хватает жару. Эти «спецы» банного дела заходят в парилку в колпаках и брезентовых рукавицах, выливают на шипящую каменку целый ушат воды, а нагонив нестерпимый жар и похлеставшись на полке минуту-другую, первыми убегают в предбанник.

Все же остальные, без рукавиц и колпаков на головах, сидят, как ни в чем не бывало, и еще долго парятся, иронично посмеиваясь над «спецами».

Долго одному Ивану на полке посидеть не пришлось. Вскоре в парилку потянулись мужики. Шумно вздыхая и переговариваясь, они стали подниматься на усыпанный березовыми листьями полок, предвкушая наслаждение от парного действа. Позади всех зашел и небольшого роста пухленький мужичок в белой лыжной шапочке, натянутой на уши, и в таких же белых перчатках. Он не поднялся по ступеням вместе со всеми, а подставил ушат под кран, стал набирать горячую воду. Иван, зная, что будет дальше, спустился с полка вниз и вышел из парилки.

На лавках для отдыха сидели только два старичка и о чем-то вели негромкий разговор, очевидно вспоминая прошлые годы. А вообще-то это место в бане было всегда самым бойким, шумным и богатым на всякие разговоры. Здесь решались любые проблемы, вплоть до мировых, здесь рушились былые авторитеты и новые личности возводились на пьедестал, здесь сообща искали ответы на самые сложные вопросы и здесь рассказывали анекдоты на все случаи жизни и жизненные истории, похожие на анекдоты, ибо здесь не было ни чинов, ни званий, ни должностей и все в этом предбаннике были равны, хотя и разногласны. Так что Иван знал давно: если хочешь узнать о чем думает русский мужик, что его заботит и радует, то иди в парную. Правда, можно еще и в пивную.

Из парилки стали выходить раскрасневшиеся мужики, а Иван поспешил туда, и на этот раз с веником.

Выскочив вскоре оттуда, он чуть не столкнулся у дверей с женщиной в белом халате и белой же, повязанной по-девичьи косынке, убиравшей шваброй мокрый плиточный пол.

— Что с тобой? Не ошпарился ли? — спросила она и подняла голову. — Ой!.. Крутов, ты что ли?

— Я, вроде, — растерявшись от неожиданности сказал Иван.

— Ты как тут очутился-то?

— А ты?

— Я здесь работаю.

— А я только сегодня утром приехал и вот попариться решил.

— Давненько я тебя не видела, Крутов. Года три, поди… Да ты чего прикрываешься-то? Меня стесняешься, что ли? Так я, вроде как, твоя законная жена.

— Бывшая, Нин, бывшая.

— Ну, ладно, ладно… Давай тут не будем. Пойдем.

Они вышли в раздевалку и Нина, заглянув в кладовку, подала Ивану чистую простыню.

— На, прикройся, Иван-непорочный, — сказала она, усмехнувшись.

— Я за простыню не платил. У меня полотенце.

— Да ладно, сочтемся — свои люди. Как попарился-то?

— А все добро. Два захода сделал.

Нина явно была удивлена встречей.

— Чего я это не заметила, как ты зашел? Видно, у девок на женском отделении была, чай пили. Слушай, может тебе чаю принести? — предложила она и полезла в тумбочку.

— Нет, не надо, — замотал головой Иван, заворачиваясь в простыню. — Я потом в буфет зайду… А тут все по-другому стало.

— Так ведь капремонт был. Переделали все, обновили.

Иван сел на лавку у стола, по другую сторону от Нины. Он почему-то чувствовал себя неловко, еще утром обдумал, как скажет ей при встрече о самом главном, ради чего приехал, а сейчас совсем не знал, о чем говорить. Да и Нина была тоже заметно смущена.

— Здесь раньше в мужском отделении банщиком-то Володя Кабаков, кажется, работал. Уволился, что ли? — спросил Иван, чтобы не затягивать молчание.

— Уволили за пьянку.

— Ну, а ты как сюда попала?

— А чо я. После Володи и попала.

— Да я не об этом. Как вообще ты в бане оказалась?

— Ну как. Обыкновенно. Пришла и работаю.

— Я заходил сегодня в твою контору. Говорят — уволилась давно.

— Ой, давно, — махнула рукой Нина. — Года два как. Переманили меня в ресторан. А там… О, Господи, одни алкаши каждый день. Самой спиться можно. Пошла в магазин продовольственный, там не лучше. Одни скандалы. Покупатели — чистые волки, да и продавцы не овечки. Вот однажды какой-то мужик и послал меня в баню. А я взяла да и пошла. И, знаешь, до сих пор не жалею. Хорошо здесь: чисто, спокойно, уютно и никакой суеты. Никто не кричит и не хамит. А все потому, что люди приходят сюда отдохнуть и душой и телом. А я им в этом помогаю. Прихожу на смену, все уберу, вымою, протру и двери отворю — заходи, мужики…

— Снимай штаны, будем знакомиться, — вставил Иван с какой-то ехидцей.

— А ты не смейся. Это работа и дело серьезное.

— Странно все-таки видеть тебя здесь.

— Почему?

— Ну, ты еще молодая. Ведь немного за тридцать и одна тут весь день среди голых мужиков.

— А чо, мужики тоже люди. На работе напазгаются, в автобусе надавятся, с женами налаются, и вот идет такой мужичок к нам чуть тепленький. А мы его, родного, горячим парком с веничком, да лечебным массажиком. Скоро вот бассейн будет. Да у нас не баня, а целый медицинский институт! И идет от нас ваш брат и улыбается. С мужиками будешь по-хорошему, так и они к тебе хорошо. А что голые, так на то и баня. Сперва, правда, стеснялась, а теперь привыкла.

К столику подковылял седенький, маленький и голый старичок.

— Простынку бы мне, дочка.

Нина подала старичку простыню.

— Вот видишь, — довольно сказала она, когда старичок отошел. — Меня тут все так ласково зовут. То дочкой, то сестрицей, то девушкой. Мелочь, как говорится, а приятно.

— А сюда после Володи у вас, наверное, конкурс был «Мисс баня номер один». Или в газете объявили: требуется банщица в мужское отделение?

Иван опять спрашивал с ехидцей, но Нина будто и не заметила этого.

— До газеты не дошло. Просто директор вызвал и сказал почти так, как ты. Нужна, говорит, банщица в мужское отделение и решил тебя туда поставить. Ты, говорит, по всем статьям подойдешь: молода и хороша — мужчинам на радость. Даже старикам-пенсионерам здоровья прибавится. Я не отказалась и возражать не стала… Да что это ты все меня-то пытаешь? — вдруг спохватилась Нина. — А сам про себя не говоришь. Чего приехал-то?

Иван понял, что теперь наступил его черед рассказывать о чем спросят, но ему этого не очень хотелось.

— К тебе и приехал, — ответил он не сразу. — Тебя искал.

— Ну! — воскликнула Нина. — Долго больно искал. Четвертый год пошел, как от тебя ни слуху ни духу.

— А ты чего в прошлом году в суд не пришла? Там бы и встретились. Я два раза приезжал, а развода так и не оформил. И все потому, что ты в суд не явилась. Чего тянешь-то?

Нина на этот раз ответила тоже не сразу. Она встала, зачем-то заглянула в кладовку, и, вернувшись, опять села к столику по другую сторону от бывшего, но для нее пока еще настоящего мужа.

— Знаешь, — наконец заговорила она, — мужней женой все же лучше быть, чем разведенкой. Недавно паспорт раскрыла, на почту ходила, а там написано: зарегистрирован брак о гражданином Крутовым Иваном Сергеичем. И все об этом знают… Да, ладно, прими это за шутку. А если серьезно, то я не считала и не считаю себя виноватой.

Теперь Иван вскочил со стула и прошелся по раздевалке. Завернутый в белую простыню он походил на древнего грека с картинки из учебника по истории древнего мира. Это рассмешило Нину, и она едва не расхохоталась.

— Ну чего кругами-то заходил? — сказала она и, заметив, что Иван оглядывается по сторонам, добавила. — Не бойся, им не до нас.

Иван снова сел и, наклонясь через стол к Нине, заговорил негромко, но твердо.

— Значит, ты ни в чем не виновата? Значит, ты в тот день в ресторан не ходила?

— Меня Зинка затащила прямо с работы. У нее день рождения был.

— Мы с дочкой дома, а ты с подругой в ресторане. Ну, да ладно, это я тебе простить бы смог. Но ведь ты тогда домой ночевать не пришла. А когда узнал, что из ресторана вы с Зинкой с хахалями вышли, и к ней домой, то мне все стало ясно.

— Они нас только до подъезда проводили.

— Рассказывай… А чего ты домой не пошла?

— Так ведь поздно уже было. И ничего другого…

— Ладно, хватит. Неужели ты думаешь, что я выяснять буду. Уж если тогда не стал… Просто собрал чемодан и ушел.

— Мог бы и по-другому. Ну, избил бы в конце-концов, а ты сразу же все и порушил. Даже в другой город уехал.

— Избить, говоришь? Да как же я бы после этого с тобой жить-то стал?

Я должен был тебе верить. Как же без веры-то жить? Нет, не по мне так…

— Мужики вон и не такое своим бабам прощают.

— Это не мужики.

— Один раз оступилась, так можно было понять и простить.

— И одного раза хватит, чтобы всю жизнь испортить и себе и людям.

Нина вдруг глянула на Ивана глазами полными слез. Она хотела что-то сказать, но лицо ее как-то жалко сморщилось и, чувствуя, что вот-вот расплачется, она быстро и молча ушла в кладовку.

Париться Ивану больше не хотелось, и он направился в свой закуток одеваться, а когда вышел оттуда, то Нина уже сидела на своем месте за столом. Никаких следов слез на ее лице не было. Только исчезла с него недавняя веселость. Иван положил перед нею сложенную простыню.

— Ты, Нин… Это, — заговорил он первым. — Прости меня… Я не должен был тебе здесь всего этого говорить. Знаешь, я готов поверить, что вы тогда с мужиками не ночевали, да только поздно. Я почему развода-то добиваюсь?.. Женился ведь я, Нин…

— Женился? — не скрыла удивления Нина. — Полюбил кого или пожалел?

— Ну, это уж мое дело.

— Давно?

— Скоро год… У нас уже и ребенок родился. Сын… Так что ты, Нин, через месяц в суд приди, оформим все как положено.

— Ладно приду, что с тобой поделаешь.

— Дочка-то как?

— Вспомнил все-таки. А я думала, что забыл.

— Я о Наташке все время вспоминаю. Разве ты деньги не получала?

— Все получала. Дело не в деньгах. Пришел бы вечером, повидал ее. Она уже во второй класс ходит.

А я сейчас к ней зайду.

— Она в школе, на продленке. Я-то сегодня здесь.

— Ну так я в школу и пойду. Пока.

Иван толкнул плечом тонко скрипнувшую, будто всхлипнувшую дверь и вышел в коридор, а потом и на улицу. Чуть погодя следом за ним в коридор выбежала Нина. Она приоткрыла двери и, не замечая мороза, долго глядела на уходящего Ивана, пока тот не скрылся за спинами бредущих по улице людей.

БАНЯ.

Дачный сезон закончился, и я снова пермяк-солёны уши. На даче я за лето напарился от души, будем привыкать к общественной бане.
В первую же субботу взял веник и прочие банные причиндалы и отправился в общественную баню. Зашёл в парилку, заварил веник и забрался на полок, на самую верхнюю полку. А там уже парятся несколько мужиков. Выбрал себе место, чтоб им не мешать, и сижу, греюсь.
Контингент парилки постоянно же меняется: одни приходят, а другие уходят, причём те, кто приходит, прежде, чем залезть на полок, обязательно плеснут на каменку шайку воды. А я молча сижу: моё время ещё не пришло.
Когда я прогрелся и пропотел, на мой взгляд, достаточно, я плеснул на каменку ковшик, другой воды и, не теряя времени, вернулся на полок. Я начал париться не так, как пишут в романах, нет, я не стал хлестать себя веником, нет, я начал порхающими движениями веника нагонять горячий пар на тело.
Вообще в романах про банные процедуры много вранья пишут:
Во-первых, когда герой входит в парилку и плещет на каменку ковш воды, вся парилка окутывается паром так, что ничего не видно. Это, дорогие мои граждане, не пар, а туман, который появляется, когда холодно. Это не русская баня, а чёрт его знает что!
Во-вторых, парильщик, перед тем, как париться, надевает рукавицы и шапку. Я понимаю, что это делается для усиления эффекта, что это просто литературный приём, но всё равно появляется впечатление, что автор не знает, что такое русская баня, и никогда не был в ней.
Я же никакие шапки, и никакие рукавицы не признаю: я же ни дрова колоть вышел в зимнюю стужу. Да и зачем шапку-то? Уши жжёт? Так не хлещите себя веником по ушам. А хлестать себя веником нужно, я вам скажу, только по спине, по животу, по ногам, и по этим самым, по которым была глубина болота у старшины Васкова. И даже можете задницу свою измочалить в клочья, но хлестать себя веником по ушам, как-то несолидно это. Нет, несолидно это для простого российского мужика.
Поэтому и не хлещу себя веником по ушам. Поэтому и не хожу в русскую баню в шапке, да и рукавицы оставляю дома: они мне в парилке как-то без надобности.
А рукавицы-то зачем? Жарко? Рукам жарко? Так зачем же вы попёрлись в парилку? Сидели бы себе в помывочном отделении, и балдели бы. А если уж забрались в парилку, то и ведите себя прилично, и охлаждайте руки в шайке с холодной водой. И не позорьте, пожалуйста, не позорьте русскую баню.
И ещё – некоторые придурки во время работы с веником в парилке, макают свой веник в шайку с холодной водой, отчего все листья веника моментально облетают, и вместо веника хлещут себя уже метлой дворника. Каково?
Ну, если ты ничего не понимаешь в русской бане, куда ты прёшься туда, где моются и парятся нормальные российские мужики. Куда лезешь? Сиди уж дома и не позорь русскую баню. Вот так вот!
Мне как-то пришлось париться в деревенской бане с одним знакомым, и он решил меня удивить: он зашёл в парилку в шапке и в рукавицах.
– Почему бы тебе ни надеть валенки, — спросил я его.
– Зачем? – спросил он.
– Раз ты надел шапку и рукавицы, тебе не помешали бы и валенки, да и презерватив был бы не лишний, – ответил я ему.
Он только фыркнул презрительно. А когда я плеснул пару ковшей на каменку, он пулей вылетел из парилки вместе с шапкой и рукавицами, и хорошо, что был не в валенках, а то последствия были бы непредсказуемы.
И здесь, когда я плеснул пару ковшиков воды на каменку, все парильщики моментально испарились. Остался я один, а когда я один в парилке, у меня своя методика. Начинаю порхающими движения веника нагонять на своё тело жар, затем, по мере усиления жара, можно и похлестать себя немножко, и когда чувствую предел, выхожу в помывочную и отдыхаю. И пока я отдыхаю, окружающие, чувствую, посматривают на меня с уважением.
Отдохнув, делаю второй заход, затем третий, и на этом ставлю точку. Затем можно и помыться.
Для помывки выбираю свободный угол в сторонке, что бы ни кому не мешать, и чтобы передо мной не мельтешили эти волосатые задницы, со старыми следами от чирьев.
Вот сижу я моюсь, а на душе и в теле такая лёгкость, такая благодать, что и не выскажешь. Вдруг поднимаю голову: батюшки! баба! на меня идёт!
Быстренько прикрываю мочалкой то, что можно прикрыть, и сижу ни жив, ни мёртв. Не потому что я такой стеснительный, а просто потому, что предмет, который называется мужским достоинством, никакое не достоинство, т.к. он у меня до безобразия мал.
По этому показателю все народы, по моему мнению, делятся на шесть больших групп:
Первая группа – это африканцы. Учитывая классификацию раков по Жванецкому, у африканцев ну очень большие, шестирублёвые раки, просто ома-ары!
Вторая группа – это арабы и турки. У них приличные пятирублёвые раки. Не зря русские Наташки так охочи до них, если наша женщина переспала с арабом, считается, что жизнь удалась, что жизнь прожита не зря.
Третья группа – это выходцы с Кавказа. У этих горцев тоже неплохие четырёхрублёвые раки, но наши женщины их, по известным причинам, опасаются. Хотя они очень уж стараются привлечь к себе внимание со стороны прекрасного пола славянской национальности, и это им чаще всего удаётся, правда, совсем даже и не размерами своих раков, а размерами содержимого своего кошелька. Набитого, чаще всего, совсем даже нечестным путём.
Четвёртая группа – это европейцы, в том числе и русские. У этой, очень пьющей, группы, ничем не примечательные, средненькие трёхрублёвые раки.
Правда, у этой группы, особенно у русских, и кошельки-то ни такие уж полные, да что там не полные – пустые, что уж тут говорить. Кроме олигархов, естественно.
Пятая, и самая многочисленная группа – это азиаты, куда входит, как татарин, и ваш покорный слуга. У этой группы, позорно маленькие двухрублёвые раки. Но и, чего уж скрывать, кошельки у них не намного полней, чем у русских. У простых людей, естественно.
И, наконец, шестая группа – это народы Севера: ненцы, чукчи, эскимосы и т. д. У этой группы совсем никудышные рублёвые раки, я бы даже сказал – не раки, а креветки какие то. Но надо отдать должное природе: она всё, или почти всё, предусмотрела. Ведь если бы она подарила эскимосу омара, то в первую же суровую зиму он бы у него отмёрз и отвалился бы к чёртовой матери. А это ему надо?
Вот и приходится сидеть, прикрыв свои два рубля мочалкой. А что делать, если банщица даже в мужском отделении – женщина.
Вот меня всегда интересовал вопрос: почему это в мужском отделении любой бани банщица – всегда женщина? Почему это? Не знаете? Вот и я не знаю, но всегда удивляюсь этому. Но, могу предположить, что очень уж любит она голые мужские тела.
А вот в женском отделении почему-то никогда не встретите банщика-мужика. Почему это? Не знаете? И я не знаю, но и как в том же случае, догадываюсь, что есть опасность того, что мужик не выдержит и начнёт распускать руки, лапая бабу за все интересные места, а мест-то, я вам скажу, у бабы немеряно, так что есть, где мужику развернуться.
Да от такого внимания со стороны мужика, баба, как пить дать, не вымоется. Да ещё если учесть тот факт, что мужик, глядя на такой рассадник роз и мимоз, наверняка возбудится, а бабы, от такого возбуждённого мужика сами возбудятся, как чёрт его знает кто, тем более возбуждение это не скроют никакие мужские штаны. Да получится в этом женском отделении самый настоящий вертеп. Просто Содом и Гоморра в одном флаконе. А там и до уголовного дела – рукой подать. Потому что измочалят они этого мужика в хлам в один момент.
И, несмотря на это, если бы в женском отделении требовался банщик, я бы, с нашим удовольствием, пошёл бы. Однажды подсмотрел в приоткрытую дверь, очень даже неплохие экземпляры попадаются. Прямо прелесть!
Я сижу, прикрывшись, как красная девица, а банщица ходит всё по помывочной, как будто что-то вынюхивает. Потом плюнул я на это дело и решил помыться. Как обычно намылил голову, и только потянулся, чтобы смыть мыло, а тазика то нету: свистнули, пока я намыленный сидел.
— Что за дела, — кричу, — немедленно верните тазик, я что, должен как инженер Щукин сидеть намыленный?
В ответ – могильная тишина, как будто я не в общественной бане, а в глухом лесу. Делать нечего на ощупь нашёл кран с холодной водой, и кое-как смыл пену. Ну, что за люди пошли в нашей стране, пока я обитал на даче. Как будто в другую страну попал: пока я находился в образе инженера Щукина, ни одна сволочь не пришла мне на помощь, в зале полным-полно народу, а никто даже не почесался. И эта стерва-банщица, пока я мылил голову, куда-то исчезла, как будто её здесь никогда и не было.
Полчаса, наверное, ждал, пока освободится тазик. И больше я его из рук не выпускал. Одной рукой мылся, а другой – тазик держал.
Ну, слава богу, вымылся, наконец, и пошёл одеваться, ан не тут-то было. Я думал, что злоключения мои закончились, а они, оказывается, только начинаются. В моём шкафчике всё исчезло, даже трусы и майка!
— Помилуйте! – кричу я во всё горло, — как же мне домой прикажете идти, никак невозможно в таком виде мне появляться на улице, мне даже нечем прикрыться.
А банщица молчит, как будто это её не касается, и только с ехидной усмешкой уткнулась взглядом в мои два рубля так, как будто у неё дома в шкафу спрятано, по крайней мере, пять или шесть рублей.
— Кто-нибудь, мне ответит на вопрос: куда мне идти в таком виде? – как будто в пустоту кричу я.
В ответ могильная тишина. Ощущение, что попал в какую-то ловушку, не покидает меня. И я не понимаю, что же мне делать, как выбраться из этой ловушки, и ещё – куда спрятать эти поганые два рубля.
Я, в отчаянии, требую жалобную книгу, а в ответ все смотрят на меня как на марсианина: оказывается, жалобные книги давно канули в лету, и их ни в одном учреждении днём с огнём не сыщешь.
В отчаянии, я требую заведующего баней, или как они сейчас называются. Позвали. Пришла матрона пудов на восемь и тут же уставилась удивлённым взглядом на моего членистоногого. А во взгляде читается: с такими-то двумя рублями такой шум поднимаешь, как будто у тебя шестирублёвые, или, по крайней мере, пятирублёвые раки!
— У меня украли всю одежду, — начинаю ей высказывать свои претензии, — как же я в таком виде появлюсь в общественном транспорте, это же никак невозможно!
Да! — читается в её взгляде, — с таким в общественном транспорте ну никак нельзя: засмеют. И предлагает мне подождать, пока все не вымоются, может вор оставил свою одежду, а свободной одежды в бане нет — это же не магазин готовой одежды.
— Помилуйте! – кричу я, — это что же получается: я должен в таком виде торчать целый день в этой проклятой бане?
— Не хотите в этой бане, идите в другую, вас здесь никто не держит.
— Как же я пойду в таком виде в другую баню! – в отчаянии кричу я.
— Гражданин, не шумите, здесь не рынок, а общественная баня! – строго внушает мне матрона.
— Ничего себе «не шумите», по вашей вине я сижу в общественном месте, в чём мать родила, мне даже срам прикрыть нечем, а вы мне ещё указываете, как мне себя вести, — в ярости говорю я.
— Прикройте рукой, хотя тут и прикрывать-то нечего, кому нужен ваш драгоценный срам, успокойтесь, никому он и даром не нужен, – с ещё большим презрением говорит матрона.
— Но как же я буду сидеть здесь целый день, — говорю я в отчаянии, — если я уже сейчас замёрз.
— Идите в парилку, и грейтесь, сколько душе угодно, надоест, идите в буфет, к нам сегодня хорошее пиво завезли.
— Как же я в буфет пойду, если у меня все деньги в одежде остались?
— Ничем не могу помочь, идите в парилку и ждите, пока все не вымоются.
— Между прочим, администрация бани несёт полную ответственность за сохранность имущества клиентов, так прописано в законе.
— Вот где она несёт, туда и ходите, а у нас никакой ответственности не несёт.
— Как это не несёт, как это не несёт! – зачастил я, — ещё как несёт, и мы это скоро выясним.
— Вот когда выясните, тогда и будем разговаривать, а сейчас марш в парилку, надоел уже всем ты вместе со своим срамом, глаза бы мои на него не смотрели.
— Почему же, — спрашиваю я, — другие учреждения всё же несут ответственность, а ваше не несёт.
— Не несёт и всё! Вы видели, у входа висит объявление: «За сохранность денег и других ценностей, оставленных в карманах, администрация никакой ответственности не несёт!»
— Ну, видел.
— Что же тогда спрашиваете, если видели?
— Там написано, что «ценности, оставленные в карманах», а у меня украли сами карманы вместе с одеждой.
— Ну, и что?
— Как это ну и что, как это ну и что? – снова зачастил я, — здесь ничего не сказано про всю одежду!
— Не сказано, значит подразумевается.
— Я что одежду с собой в парилку должен брать? Что-то вы, мадам, заговариваться начали, крутой себя почувствовали? Так мы вас быстро спустим на землю.
— Кто это мы? Уж не ты ли со своим огрызком?
— Я и общественность.
— Ой, не смешите меня, это кто же общественность? Это, что ли, общественность? – показывает на моего членистоногого, — поискал бы, что ни будь поприличнее, ведь смотреть не на что, а туда же – общественность.
— Когда потребуется, будет и общественность, всё вам будет, — пытаюсь запугать матрону.
— Вот когда будет, тогда и будем разговаривать, а пока извините у меня много дел, и я не могу столько времени тратить на каждого, — посмотрела на меня с презрением, вернее не на меня, а на членистоногого, — голозадого.
И ушла, а я остался один со своей бедой.
Делать нечего, пошёл в парилку, и со злости так накидал жару на каменку, что все парильщики вылетели из парной как пробки из бутылки. За всю свою жизнь не помню, когда так ещё парился как в тот день. Ни один мужик ко мне на верхнюю полку так больше и не поднялся. Все парились на полу, а те, кто посмелее, — на первой полке.
Так у меня и прошёл весь день: периодически повыгоняю всех из парилки, отдохну, помоюсь и снова в парилку. Нет, никто не ругался: у нас, на Руси, крепко уважают тех, кто очень сильно дружит с веником. Очень уважают! Не то, что эта матрона, у которой на уме только одни раки, в смысле их величины.
Где-то под вечер в бане осталось человек пять активных мойщиков, и я их попросил всех встать около своих шкафчиков, а сам проверил остальные.
Где-то в девятом или десятом шкафчике наткнулся на свою одежду, которая аккуратно висела так же, как я её повесил. Видимо я, просто перепутал шкафчики. Тихо, как вор, оделся. Тихо, как мышь, выскользнул из бани.
И всю дорогу, пока ехал до дому, материл себя последними словами, какие только существуют в русском мате. Надо же, провести целый день в бане из-за своей забывчивости.
Калёным железом надо выжигать таких рассеянных.
К позорному столбу приковывать их навечно!

2006 г. Талькав.