Банщица вторая часть рассказ

…оцепенела, Надя держала во рту эрегированный большой член сына, делая наплывающие движения головой и двумя руками держала его за ягодицы… Я стала как вкопанная, а они, словно меня не замечая, продолжали заниматься своим делом. Я попятилась назад и тихо вышла, пятясь назад, закрыв за собой дверь и думая, видели они меня или нет? Я никому не стала рассказывать об увиденном, но все мысли были только об этом, еле дождалась утра, чтобы поговорить с Надей, которая встретила меня как всегда приветливо, как ни в чем не бывало. Тогда я вечером набралась решимости и задала ей прямой вопрос, когда мы шли вместе с работы до остановки, давно ли она делает минет сыну? Надя, посмотрела на меня, слегка улыбаясь и сказала:
— Хочешь знать, Люда, слушай, расскажу тебе. Каждая заботливая мать целует своего сына во все-все места, а пока ее сын младенец она еще и берет регулярно в рот его пиписку, когда никто не видит, правда же? Постоянно купаем сыновей, целуя также, я с младенчества заканчивая купать и вытирая полотенцем его, как бы ритуально всегда чмокала в кончик, это стало такой невинной традицией. Когда Димке было уже лет 10-11, и стал появляться  пушок на лобке и временами привставать член, я подумала, что он не маленький совсем уже мальчик, а взрослеет и попробовала однажды отойти от этой традиции, вытерев его полотенцем, я повесила полотенце на сушитель, а он так обиженно, «А поцеловать?». Я поняла тут же, что этой детали он придает важное значение, ему это нравится, он к этому привык… Я, не акцентируя внимания на этом, повернулась и поцеловала его в кончик, приподняв легонько ладонью снизу. Сын был удовлетворен этим коротким моим «чмок». Потом он становился старше и к 13 годам начал мастурбировать, я стала заставать его за этим занятием после мытья, когда он задерживался в ванной, а я возвращалась узнать почему он до сих пор там. Ему было неловко, что он этим занимается, но я не ханжа, я понимаю, что это зов природы, это нормально для подростков, если не злоупотреблять, если в меру. Когда после еженедельного двухразового купания он каждый раз стал задерживаться (я знала, что он занимается этим), я решила, что надо с ним поговорить самой, отца Дима будет стыдиться. Я зашла, Дима сидел ко мне спиной на краю ванны и теребил свой тотем правой рукой. Услышав меня, руку убрал, но так и остался сидеть, Говорит мне: «Мам, я сейчас уже». Тогда я, видя, что это сыну доставляет определенные мучения, решилась это сделать. Я сказала, что помогу ему и попросила встать и развернуться. Когда Димка повернулся передо мною торчал налитой молодой его боец с открытой головкой, тогда я наклонилась и впервые за последние лет 5-6 взяла его в рот и стала брать, а сын положил мне руки на голову и стал постанывать от удовольствия, через 2-3 минуты он закончил, а я проглотила его сок. Потом я посмотрела на него, на его счастливые, полные восторга и обожания глаза и сказала, что буду так ему делать раз в неделю, при условии, что он откажется от глупостей и будет продолжать хорошо учиться. Мы договорились и слово он держит уже два года. Раз в неделю я делаю ему приятно. Меня радует, что сын под присмотром и в моих ласковых руках, нигде никуда не вляпается, не подхватит в подворотне или в кустах плохую болезнь. Вот, Людочка, можешь осуждать меня, не знаю, но у нас так и я этим очень довольна, у нас прекрасные доверительные отношения с сыном, он хорошо учится, получает женские ласки вместо суррогатного какого-то членозанятия, который приводит к депрессии мальчиков и чувству стыда. Предваряя твой вопрос скажу, что мужу я рассказала, но мы делаем вид перед сыном, что он не знает этого. Но, ты единственный человек, кроме нас  троих, кто об этом знает.
                Я слушала это Надин рассказ уже на остановке и я ее вполне поняла и даже умилилась их тихому семейному счастью, а, ведь еще вчера я думала об этом как о чем-то недостойном и нехорошем, но выслушав Надю, поняла, что мир состоит не только из черного и белого цвета, есть еще масса полутонов на свете и не стоит сходу что-то отвергать и осуждать. Естественно, что я пообещала молчать, я и не открываю секрета, где это происходило, Надя и Дима могут быть спокойны, я тоже рада, что у них все хорошо. Димка действительно отличный мальчишка, а Надя – моя замечательная, человечная, добрая подруга.»

 
04.06.2012г.
 © Copyright: Евгений Кедров, 2020
 Свидетельство о публикации №120110903927

Когда Иван с морозной и ветряной улицы зашел в теплое здание бани, то сразу же почувствовал какое-то успокоение, а представив, что через несколько минут будет сидеть в парилке с её стоградусной жарой, он и вовсе отмяк душой.

Иван купил в кассе билет, полотенце и березовый веник, который хоть был неказист и тонок, но запах его сухих и шуршащих листьев напоминал июньскую пору деревенского лета.

Сдав полушубок в гардероб, Иван зашел в мужское отделение. Банщика на привычном месте за столом у двери не было, и, поискав его глазами, Иван наколол билет на тонкий металлический штырь, стоявший тут же на белой скатерти. В свободном закутке раздевалки он стал неспешно раздеваться, отмечая про себя, что в бане с той поры, когда был здесь в последний раз, очень многое изменилось и переделалось.

Народу в этот дневной час пришло немного, и оттого было тихо. Слышалось даже тиканье больших часов с маятником над столом банщика. Раньше, как хорошо помнил Иван, здесь бывало намного шумнее и как-то уютнее, что ли. И, глядя на новые кафельные стены, он подумал, что при любой переделке старого исчезнет нечто такое, отчего при воспоминании о прошлом набегает в душе какая-то волна нежной и светлой грусти.

Заняв в мойке мраморную скамью и замочив в горячей воде веник, Иван прошел в парилку. Там, на удивление, никого не оказалось и он, поднявшись на самый верх полка, сел на горячую лавку. Сухой жар был вполне терпим, да Иван и не относил себя к заядлым парильщикам, которым почему-то всегда не хватает жару. Эти «спецы» банного дела заходят в парилку в колпаках и брезентовых рукавицах, выливают на шипящую каменку целый ушат воды, а нагонив нестерпимый жар и похлеставшись на полке минуту-другую, первыми убегают в предбанник.

Все же остальные, без рукавиц и колпаков на головах, сидят, как ни в чем не бывало, и еще долго парятся, иронично посмеиваясь над «спецами».

Долго одному Ивану на полке посидеть не пришлось. Вскоре в парилку потянулись мужики. Шумно вздыхая и переговариваясь, они стали подниматься на усыпанный березовыми листьями полок, предвкушая наслаждение от парного действа. Позади всех зашел и небольшого роста пухленький мужичок в белой лыжной шапочке, натянутой на уши, и в таких же белых перчатках. Он не поднялся по ступеням вместе со всеми, а подставил ушат под кран, стал набирать горячую воду. Иван, зная, что будет дальше, спустился с полка вниз и вышел из парилки.

На лавках для отдыха сидели только два старичка и о чем-то вели негромкий разговор, очевидно вспоминая прошлые годы. А вообще-то это место в бане было всегда самым бойким, шумным и богатым на всякие разговоры. Здесь решались любые проблемы, вплоть до мировых, здесь рушились былые авторитеты и новые личности возводились на пьедестал, здесь сообща искали ответы на самые сложные вопросы и здесь рассказывали анекдоты на все случаи жизни и жизненные истории, похожие на анекдоты, ибо здесь не было ни чинов, ни званий, ни должностей и все в этом предбаннике были равны, хотя и разногласны. Так что Иван знал давно: если хочешь узнать о чем думает русский мужик, что его заботит и радует, то иди в парную. Правда, можно еще и в пивную.

Из парилки стали выходить раскрасневшиеся мужики, а Иван поспешил туда, и на этот раз с веником.

Выскочив вскоре оттуда, он чуть не столкнулся у дверей с женщиной в белом халате и белой же, повязанной по-девичьи косынке, убиравшей шваброй мокрый плиточный пол.

— Что с тобой? Не ошпарился ли? — спросила она и подняла голову. — Ой!.. Крутов, ты что ли?

— Я, вроде, — растерявшись от неожиданности сказал Иван.

— Ты как тут очутился-то?

— А ты?

— Я здесь работаю.

— А я только сегодня утром приехал и вот попариться решил.

— Давненько я тебя не видела, Крутов. Года три, поди… Да ты чего прикрываешься-то? Меня стесняешься, что ли? Так я, вроде как, твоя законная жена.

— Бывшая, Нин, бывшая.

— Ну, ладно, ладно… Давай тут не будем. Пойдем.

Они вышли в раздевалку и Нина, заглянув в кладовку, подала Ивану чистую простыню.

— На, прикройся, Иван-непорочный, — сказала она, усмехнувшись.

— Я за простыню не платил. У меня полотенце.

— Да ладно, сочтемся — свои люди. Как попарился-то?

— А все добро. Два захода сделал.

Нина явно была удивлена встречей.

— Чего я это не заметила, как ты зашел? Видно, у девок на женском отделении была, чай пили. Слушай, может тебе чаю принести? — предложила она и полезла в тумбочку.

— Нет, не надо, — замотал головой Иван, заворачиваясь в простыню. — Я потом в буфет зайду… А тут все по-другому стало.

— Так ведь капремонт был. Переделали все, обновили.

Иван сел на лавку у стола, по другую сторону от Нины. Он почему-то чувствовал себя неловко, еще утром обдумал, как скажет ей при встрече о самом главном, ради чего приехал, а сейчас совсем не знал, о чем говорить. Да и Нина была тоже заметно смущена.

— Здесь раньше в мужском отделении банщиком-то Володя Кабаков, кажется, работал. Уволился, что ли? — спросил Иван, чтобы не затягивать молчание.

— Уволили за пьянку.

— Ну, а ты как сюда попала?

— А чо я. После Володи и попала.

— Да я не об этом. Как вообще ты в бане оказалась?

— Ну как. Обыкновенно. Пришла и работаю.

— Я заходил сегодня в твою контору. Говорят — уволилась давно.

— Ой, давно, — махнула рукой Нина. — Года два как. Переманили меня в ресторан. А там… О, Господи, одни алкаши каждый день. Самой спиться можно. Пошла в магазин продовольственный, там не лучше. Одни скандалы. Покупатели — чистые волки, да и продавцы не овечки. Вот однажды какой-то мужик и послал меня в баню. А я взяла да и пошла. И, знаешь, до сих пор не жалею. Хорошо здесь: чисто, спокойно, уютно и никакой суеты. Никто не кричит и не хамит. А все потому, что люди приходят сюда отдохнуть и душой и телом. А я им в этом помогаю. Прихожу на смену, все уберу, вымою, протру и двери отворю — заходи, мужики…

— Снимай штаны, будем знакомиться, — вставил Иван с какой-то ехидцей.

— А ты не смейся. Это работа и дело серьезное.

— Странно все-таки видеть тебя здесь.

— Почему?

— Ну, ты еще молодая. Ведь немного за тридцать и одна тут весь день среди голых мужиков.

— А чо, мужики тоже люди. На работе напазгаются, в автобусе надавятся, с женами налаются, и вот идет такой мужичок к нам чуть тепленький. А мы его, родного, горячим парком с веничком, да лечебным массажиком. Скоро вот бассейн будет. Да у нас не баня, а целый медицинский институт! И идет от нас ваш брат и улыбается. С мужиками будешь по-хорошему, так и они к тебе хорошо. А что голые, так на то и баня. Сперва, правда, стеснялась, а теперь привыкла.

К столику подковылял седенький, маленький и голый старичок.

— Простынку бы мне, дочка.

Нина подала старичку простыню.

— Вот видишь, — довольно сказала она, когда старичок отошел. — Меня тут все так ласково зовут. То дочкой, то сестрицей, то девушкой. Мелочь, как говорится, а приятно.

— А сюда после Володи у вас, наверное, конкурс был «Мисс баня номер один». Или в газете объявили: требуется банщица в мужское отделение?

Иван опять спрашивал с ехидцей, но Нина будто и не заметила этого.

— До газеты не дошло. Просто директор вызвал и сказал почти так, как ты. Нужна, говорит, банщица в мужское отделение и решил тебя туда поставить. Ты, говорит, по всем статьям подойдешь: молода и хороша — мужчинам на радость. Даже старикам-пенсионерам здоровья прибавится. Я не отказалась и возражать не стала… Да что это ты все меня-то пытаешь? — вдруг спохватилась Нина. — А сам про себя не говоришь. Чего приехал-то?

Иван понял, что теперь наступил его черед рассказывать о чем спросят, но ему этого не очень хотелось.

— К тебе и приехал, — ответил он не сразу. — Тебя искал.

— Ну! — воскликнула Нина. — Долго больно искал. Четвертый год пошел, как от тебя ни слуху ни духу.

— А ты чего в прошлом году в суд не пришла? Там бы и встретились. Я два раза приезжал, а развода так и не оформил. И все потому, что ты в суд не явилась. Чего тянешь-то?

Нина на этот раз ответила тоже не сразу. Она встала, зачем-то заглянула в кладовку, и, вернувшись, опять села к столику по другую сторону от бывшего, но для нее пока еще настоящего мужа.

— Знаешь, — наконец заговорила она, — мужней женой все же лучше быть, чем разведенкой. Недавно паспорт раскрыла, на почту ходила, а там написано: зарегистрирован брак о гражданином Крутовым Иваном Сергеичем. И все об этом знают… Да, ладно, прими это за шутку. А если серьезно, то я не считала и не считаю себя виноватой.

Теперь Иван вскочил со стула и прошелся по раздевалке. Завернутый в белую простыню он походил на древнего грека с картинки из учебника по истории древнего мира. Это рассмешило Нину, и она едва не расхохоталась.

— Ну чего кругами-то заходил? — сказала она и, заметив, что Иван оглядывается по сторонам, добавила. — Не бойся, им не до нас.

Иван снова сел и, наклонясь через стол к Нине, заговорил негромко, но твердо.

— Значит, ты ни в чем не виновата? Значит, ты в тот день в ресторан не ходила?

— Меня Зинка затащила прямо с работы. У нее день рождения был.

— Мы с дочкой дома, а ты с подругой в ресторане. Ну, да ладно, это я тебе простить бы смог. Но ведь ты тогда домой ночевать не пришла. А когда узнал, что из ресторана вы с Зинкой с хахалями вышли, и к ней домой, то мне все стало ясно.

— Они нас только до подъезда проводили.

— Рассказывай… А чего ты домой не пошла?

— Так ведь поздно уже было. И ничего другого…

— Ладно, хватит. Неужели ты думаешь, что я выяснять буду. Уж если тогда не стал… Просто собрал чемодан и ушел.

— Мог бы и по-другому. Ну, избил бы в конце-концов, а ты сразу же все и порушил. Даже в другой город уехал.

— Избить, говоришь? Да как же я бы после этого с тобой жить-то стал?

Я должен был тебе верить. Как же без веры-то жить? Нет, не по мне так…

— Мужики вон и не такое своим бабам прощают.

— Это не мужики.

— Один раз оступилась, так можно было понять и простить.

— И одного раза хватит, чтобы всю жизнь испортить и себе и людям.

Нина вдруг глянула на Ивана глазами полными слез. Она хотела что-то сказать, но лицо ее как-то жалко сморщилось и, чувствуя, что вот-вот расплачется, она быстро и молча ушла в кладовку.

Париться Ивану больше не хотелось, и он направился в свой закуток одеваться, а когда вышел оттуда, то Нина уже сидела на своем месте за столом. Никаких следов слез на ее лице не было. Только исчезла с него недавняя веселость. Иван положил перед нею сложенную простыню.

— Ты, Нин… Это, — заговорил он первым. — Прости меня… Я не должен был тебе здесь всего этого говорить. Знаешь, я готов поверить, что вы тогда с мужиками не ночевали, да только поздно. Я почему развода-то добиваюсь?.. Женился ведь я, Нин…

— Женился? — не скрыла удивления Нина. — Полюбил кого или пожалел?

— Ну, это уж мое дело.

— Давно?

— Скоро год… У нас уже и ребенок родился. Сын… Так что ты, Нин, через месяц в суд приди, оформим все как положено.

— Ладно приду, что с тобой поделаешь.

— Дочка-то как?

— Вспомнил все-таки. А я думала, что забыл.

— Я о Наташке все время вспоминаю. Разве ты деньги не получала?

— Все получала. Дело не в деньгах. Пришел бы вечером, повидал ее. Она уже во второй класс ходит.

А я сейчас к ней зайду.

— Она в школе, на продленке. Я-то сегодня здесь.

— Ну так я в школу и пойду. Пока.

Иван толкнул плечом тонко скрипнувшую, будто всхлипнувшую дверь и вышел в коридор, а потом и на улицу. Чуть погодя следом за ним в коридор выбежала Нина. Она приоткрыла двери и, не замечая мороза, долго глядела на уходящего Ивана, пока тот не скрылся за спинами бредущих по улице людей.

— Банщица Иван (а.с. Москва краснокаменная. Рассказы, фельетоны 20-х годов -27) (и.с. Михаил Булгаков. Собрание сочинений: В 8 т.-3) 31 Кб  (читать) (читать постранично) (скачать fb2) — Михаил Афанасьевич Булгаков

Настройки текста: