Барон мюнхгаузен это сказка или рассказ

Рудольф Эрих Распе (март 1736 — 16 ноября 1794) — немецкий писатель, поэт и историк, прославившийся как создатель знаменитого литературного персонажа – барона Мюнхгаузена.
Имя Мюнхгаузена давно стало нарицательным. Так называют человека, который постоянно лжет, рассказывая невероятные истории.
Сатирические истории о фантастических приключениях барона Мюнхгаузена пользуются большой популярностью и в наше время. Писатель заставляет читателей восторгаться необыкновенной находчивостью главного героя, его умением никогда не падать духом и находить выход из разных ситуаций. Познакомиться с историями о знаменитом бароне вы можете на нашем сайте Мишкины книжки.

Маленький старичок с длинным носом сидит у камина и рассказывает о своих приключениях. Его слушатели смеются ему прямо в глаза:

— Ай да Мюнхаузен! Вот так барон! Но он даже не смотрит на них.

Он спокойно продолжает рассказывать, как он летал на Луну, как он жил среди трехногих людей, как его проглотила огромная рыба, как у него оторвалась голова.

Однажды какой-то проезжий слушал-слушал его и вдруг как закричал:

— Все это выдумки! Ничего этого не было, о чём ты рассказываешь. Старичок насупился и важно ответил:

— Те графы, бароны, князья и султаны, которых я имел честь называть лучшими своими друзьями, всегда говорили, что я самый правдивый человек на земле. Кругом захохотали ещё громче.

— Мюнхаузен — правдивый человек! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

А Мюнхаузен, как ни в чём не бывало, продолжал рассказывать о том, какое на голове оленя выросло чудесное дерево — Дерево?.. На голове у оленя?!

— Да. Вишнёвое. И на дереве вишни. Такие сочные, сладкие…

Все эти рассказы напечатаны здесь, в этой книге. Прочтите их и судите сами, был ли на земле человек правдивее барона Мюнхаузена.

Конь на крыше 

Я выехал в Россию верхом на коне. Дело было зимою. Шел снег.

Конь устал и начал спотыкаться. Мне сильно хотелось спать. Я чуть не падал с седла от усталости. Но напрасно искал я ночлега: на пути не попалось мне ни одной деревушки. Что было делать?

Пришлось ночевать в открытом поле.

Кругом ни куста, ни дерева. Только маленький столбик торчал из‑под снега.

К этому столбику я кое‑как привязал своего озябшего коня, а сам улегся тут же, на снегу, и заснул.

Спал я долго, а когда проснулся, увидел, что лежу не в поле, а в деревне, или, вернее, в небольшом городке, со всех сторон меня окружают дома.

Что такое? Куда я попал? Как могли эти дома вырасти здесь в одну ночь?

И куда девался мой конь?

Долго я не понимал, что случилось. Вдруг слышу знакомое ржание. Это ржет мой конь.

Но где же он?

Ржание доносится откуда‑то сверху.

Я поднимаю голову – и что же?

Мой конь висит на крыше колокольни! Он привязан к самому кресту!

В одну минуту я понял, в чем дело.

Вчера вечером весь этот городок, со всеми людьми и домами, был занесен глубоким снегом, а наружу торчала только верхушка креста.

Я не знал, что это крест, мне показалось, что это – маленький столбик, и я привязал к нему моего усталого коня! А ночью, пока я спал, началась сильная оттепель, снег растаял, и я незаметно опустился на землю.

Но бедный мой конь так и остался там, наверху, на крыше. Привязанный к кресту колокольни, он не мог спуститься на землю.

Что делать?

Не долго думая, хватаю пистолет, метко прицеливаюсь и попадаю прямо в уздечку, потому что я всегда был отличным стрелком.

Уздечка – пополам.

Конь быстро спускается ко мне.

Я вскакиваю на него и, как ветер, скачу вперед.

к оглавлению ↑

Волк, запряженный в сани

Но зимою скакать на коне неудобно – гораздо лучше путешествовать в санях. Я купил себе очень хорошие сани и быстро понесся по мягкому снегу.

К вечеру въехал я в лес. Я начал уже дремать, как вдруг услышал тревожное ржание лошади. Оглянулся и при свете луны увидел страшного волка, который, разинув зубастую пасть бежал за моими санями.

Надежды на спасение не было.

Я лег на дно саней и от страха закрыл глаза.

Лошадь моя неслась как безумная. Щелканье волчьих зубов раздавалось у меня над самым ухом.

Но, к счастью, волк не обратил на меня никакого внимания.

Он перескочил через сани – прямо у меня над головой – и набросился на мою бедную лошадь.

В одну минуту задняя часть моей лошади исчезла в его прожорливой пасти.

Передняя часть от ужаса и боли продолжала скакать вперед.

Волк въедался в мою лошадь все глубже и глубже.

Когда я пришел в себя, я схватил кнут и, не теряя ни минуты, стал хлестать ненасытного зверя.

Он завыл и рванулся вперед.

Передняя часть лошади, еще не съеденная волком, выпала из упряжки в снег, и волк оказался на ее месте – в оглоблях и в конской сбруе!

Вырваться из этой сбруи он не мог: он был запряжен, как лошадь.

Я продолжал стегать его что было силы.

Он мчался вперед и вперед, таща за собой мои сани.

Мы неслись так быстро, что уже через два‑три часа въехали галопом в Петербург.

Изумленные петербургские жители толпами выбегали смотреть на героя, который вместо лошади запряг в свои сани свирепого волка. В Петербурге мне жилось хорошо.

к оглавлению ↑

Искры из глаз

Я часто ходил на охоту и теперь с удовольствием вспоминаю то веселое время, когда со мной чуть не каждый день случалось столько чудесных историй.

Одна история была очень забавна.

Дело в том, что из окна моей спальни был виден обширный пруд, где водилось очень много всякой дичи.

Однажды утром, подойдя к окну, я заметил на пруду диких уток.

Мигом схватил я ружье и сломя голову выбежал из дому.

Но впопыхах, сбегая с лестницы, я ударился головою о дверь, да так сильно, что из глаз у меня посыпались искры.

Это не остановило меня.

Я побежал дальше. Вот наконец и пруд. Прицеливаюсь в самую жирную утку, хочу выстрелить – и, к ужасу моему, замечаю, что в ружье нет кремня. А без кремня невозможно стрелять.

Побежать домой за кремнем?

Но ведь утки могут улететь.

Я печально опустил ружье, проклиная свою судьбу, и вдруг мне пришла в голову блестящая мысль.

Изо всей силы я ударил себя кулаком по правому глазу. Из глаза, конечно, так и посыпались искры, и порох в то же мгновение вспыхнул.

Да! Порох вспыхнул, ружье выстрелило, и я убил одним выстрелом десять отличнейших уток.

Советую вам всякий раз, когда вы вздумаете развести огонь, добывать из правого глаза такие же искры.

к оглавлению ↑

Удивительная охота 

Впрочем, со мною бывали и более забавные случаи. Как‑то раз я пробыл на охоте весь день и к вечеру набрел в глухом лесу на обширное озеро, которое так и кишело дикими утками. В жизнь свою не видел я такого множества уток!

К сожалению, у меня не осталось ни одной пули. А я как раз этим вечером ждал к себе большую компанию друзей, и мне хотелось угостить их дичью. Я вообще человек гостеприимный и щедрый. Мои обеды и ужины славились на весь Петербург. Как я вернусь домой без уток?

– Долго я стоял в нерешительности и вдруг вспомнил, что в моей охотничьей сумке остался кусочек сала.

Ура! Это сало будет отличной приманкой. Достаю его из сумки, быстро привязываю его к длинной и тонкой бечевке и бросаю в воду.

Утки, увидев съестное, тотчас же подплывают к салу. Одна из них жадно глотает его.

Но сало скользкое и, быстро пройдя сквозь утку, выскакивает у нее позади!

Таким образом, утка оказывается у меня на веревочке.

Тогда к салу подплывает вторая утка, и с ней происходит то же самое.

Утка за уткой проглатывают сало и надеваются на мою бечевку, как бусы на нитку. Не проходит и десяти минут, как все утки нанизаны на нее. Можете себе представить, как весело было мне смотреть на такую богатую добычу! Мне оставалось только вытащить пойманных уток и отнести к моему повару на кухню.

То‑то будет пир для моих друзей! Но тащить это множество уток оказалось не так‑то легко.

Я сделал несколько шагов и ужасно устал. Вдруг можете себе представить мое изумление! – утки взлетели на воздух и подняли меня к облакам.

Другой на моем месте растерялся бы, но я человек храбрый и находчивый. Я устроил руль из моего сюртука и, управляя утками, быстро полетел к дому. Но как спуститься вниз?

Очень просто! Моя находчивость помогла мне и здесь. Я свернул нескольким уткам головы, и мы начали медленно опускаться на землю.

Я попал как раз в трубу моей собственной кухни! Если бы вы только видели, как был изумлен мой повар, когда я появился перед ним в очаге!

К счастью, повар еще не успел развести огонь.

к оглавлению ↑

Куропатки на шомполе

О, находчивость – великая вещь! Как‑то мне случилось одним выстрелом подстрелить семь куропаток. После этого даже враги мои не могли не признать, что я первый стрелок на всем свете, что такого стрелка, как Мюнхаузен, еще никогда не бывало!

Дело было так. Я возвращался с охоты, истратив все свои пули. Вдруг у меня из‑под ног выпорхнуло семь куропаток. Конечно, я не мог допустить, чтобы от меня ускользнула такая отличная дичь.

Я зарядил мое ружье – чем бы вы думали? – шомполом! Да, обыкновеннейшим шомполом, то есть железной круглой палочкой, которой прочищают ружье!

Затем я подбежал к куропаткам, вспугнул их и выстрелил. Куропатки взлетели одна за другой, и мой шомпол проткнул сразу семерых.

Я поднял их и с изумлением увидел, что они – жареные! Да, они были жареные! Впрочем, иначе и быть не могло: ведь мой шомпол сильно нагрелся от выстрела и куропатки, попав на него, не могли не изжариться.

Я сел на траву и тут же пообедал с большим аппетитом.

к оглавлению ↑

Лисица на иголке

Да, находчивость – самое главное в жизни, и не было на свете человека находчивее барона Мюнхаузена.

Однажды в русском дремучем лесу мне попалась чернобурая лисица.

Шкура этой лисицы была так хороша, что мне стало жаль портить ее пулей или дробью.

Немедля ни минуты, я вынул пулю из ружейного ствола и, зарядив ружье длинной сапожной иглой, выстрелил в эту лисицу. Так как она стояла под деревом, игла крепко пригвоздила ее хвост к самому стволу.

Я не спеша подошел к лисице и начал хлестать ее плеткой.

Она так ошалела от боли, что – поверите ли? – выскочила из своей шкуры и убежала от меня нагишом. А шкура досталась мне целая, не испорченная ни пулей, ни дробью.

к оглавлению ↑

Слепая свинья

Да, много бывало со мною всяких удивительных случаев!

Пробираюсь я как‑то раз через чащу дремучего леса и вижу: бежит дикий поросенок, совсем еще маленький, а за поросенком – большая свинья.

Я выстрелил, но – увы – промахнулся. Пуля моя пролетела как раз между поросенком и свиньей. Поросенок завизжал и юркнул в лес, а свинья осталась на месте как вкопанная.

Я удивился: почему и она не бежит от меня? Но, подойдя ближе, я понял, в чем дело. Свинья была слепая и не разбирала дороги. Она могла гулять по лесам, лишь держась за хвостик своего поросенка.

Моя пуля оторвала этот хвостик. Поросенок убежал, а свинья, оставшись без него, не знала, куда ей идти. Беспомощно стояла она, держа в зубах обрывок его хвостика. Тут мне пришла в голову блестящая мысль. Я схватил этот хвостик и повел свинью к себе на кухню. Бедная слепая покорно плелась вслед за мною, думая, что ее по‑прежнему ведет поросенок!

Да, я должен повторить еще раз, что находчивость – великая вещь!

к оглавлению ↑

Как я поймал кабана

В другой раз мне попался в лесу дикий кабан. Справиться с ним было гораздо труднее. У меня даже ружья с собой не было.

Я бросился бежать, но он помчался за мною как бешеный и непременно проколол бы меня своими клыками, если бы я не спрятался за первым попавшимся дубом.

Кабан с разбегу налетел на дуб, и его клыки так глубоко вонзились в ствол дерева, что он не мог вытащить их оттуда.

– Ага, попался, голубчик! – сказал я, выходя из‑за дуба. – Погоди! Теперь ты от меня не уйдешь!

И, взяв камень, я стал еще глубже вколачивать в дерево острые клыки, чтобы кабан не мог освободиться, а затем связал его крепкой веревкой и, взвалив на телегу, с торжеством повез к себе домой.

То‑то удивлялись другие охотники! Они и представить себе не могли, что такого свирепого зверя можно поймать живьем, не истратив ни единого заряда.

к оглавлению ↑

Необыкновенный олень

Впрочем, со мной случались чудеса и почище. Иду я как‑то по лесу и угощаюсь сладкими, сочными вишнями, которые купил по дороге.

И вдруг прямо передо мной – олень! Стройный, красивый, с огромными ветвистыми рогами! А у меня, как назло, ни одной пули!

Олень стоит и преспокойно глядит на меня, словно знает, что у меня ружье не заряжено. К счастью, у меня осталось еще несколько вишен, и я зарядил ружье вместо пули вишневой косточкой. Да, да, не смейтесь, обыкновенной вишневой косточкой.

Раздался выстрел, но олень только головой помотал. Косточка попала ему в лоб и не причинила никакого вреда. В одно мгновение он скрылся в лесной чаще.

В одно мгновение он скрылся в лесной чаще. Я очень жалел, что упустил такого прекрасного зверя.

Год спустя я снова охотился в том же лесу. Конечно, к тому времени я совсем позабыл об истории с вишневой косточкой.

Каково же было мое изумление, когда из чащи леса прямо на меня выпрыгнул великолепный олень, у которого между рогами росло высокое, развесистое вишневое дерево! Ах, поверьте, это было очень красиво: стройный олень и на голове у него – стройное дерево! Я сразу догадался, что это дерево выросло из той маленькой косточки, которая в прошлом году послужила мне пулей. На этот раз у меня не было недостатка в зарядах. Я прицелился, выстрелил, и олень замертво грохнулся на землю. Таким образом, с одного выстрела я сразу получил и жаркое и вишневый компот, потому что дерево было покрыто крупными, спелыми вишнями.

Должен сознаться, что более вкусных вишен я не пробовал за всю свою жизнь.

к оглавлению ↑

Волк наизнанку

Не знаю почему, но со мною часто случалось, что самых свирепых и опасных зверей я встречал в такую минуту, когда был не вооружен и беспомощен.

Иду как‑то лесом, а навстречу мне – волчище. Разинул пасть – и прямо ко мне.

Что делать? Бежать? Но волк уже набросился на меня, опрокинул и сейчас перегрызет мне горло. Другой на моем месте растерялся бы, но вы знаете барона Мюнхаузена! Я решителен, находчив и смел. Ни минуты немедля, я засунул кулак волку в пасть и, чтобы он не откусил мне руку, всовывал ее все глубже и глубже. Волк свирепо глядел на меня. Глаза его сверкали от ярости. Но я знал, что, если я выдерну руку, он разорвет меня на мелкие части и потому бесстрашно всовывал ее дальше и дальше. И вдруг мне пришла в голову великолепная мысль: я захватил его внутренности, крепко рванул и вывернул его, как рукавицу, наизнанку!

Разумеется, что после такой операции он замертво упал к моим ногам. Я сшил из его шкуры отличную теплую куртку и, если вы не верите мне, охотно покажу ее вам.

к оглавлению ↑

Бешеная шуба

Впрочем, в моей жизни бывали события и пострашнее, чем встреча с волками.

Как-то раз за мной погналась бешеная собака. Я кинулся от неё со всех ног. Но на плечах у меня была тяжёлая шуба, которая мешала мне бежать.

Я сбросил её на бегу, вбежал в дом и захлопнул за собой дверь. Шуба так и осталась на улице.

Бешеная собака накинулась на неё и стала кусать её с яростью. Мой слуга выбежал из дому, поднял шубу и повесил её в том шкафу, где висела моя одежда.

На другой день рано утром он вбегает в мою спальню и кричит испуганным голосом:

— Вставайте! Вставайте! Ваш шуба взбесилась!

Я вскакиваю с постели, открываю шкаф, — и что же я вижу?! Все мои платья разорваны в клочья! Слуга оказался прав: моя бедная шуба взбесилась, так как вчера её искусала бешеная собака.

Шуба яростно набросилась на мой новый мундир, и от него только лоскутки полетели. Я схватил пистолет и выстрелил.

Бешеная шуба мгновенно затихла. Тогда я приказал моим людям связать её и повесить в отдельном шкафу. С тех пор она уже никого не кусала, и я надевал её без всякой боязни.

к оглавлению ↑

Восьминогий заяц

Да, немало чудесных историй случилось со мною в России.

Однажды я преследовал необыкновенного зайца. Заяц был на диво быстроногий. Скачет все вперёд и вперёд — и хоть бы присел отдохнуть. Два дня я гнался за ним, не слезая с седла, и никак не мог догнать его.

Моя верная собака Дианка не отставала от него ни на шаг, но я никак не мог приблизиться к нему на расстояние выстрела. На третий день мне всё-таки удалось подстрелить этого проклятого зайца.

Чуть только он упал на траву, я соскочил с лошади и бросился рассматривать его. Представьте себе моё удивление, когда я увидел, что у этого зайца, кроме его обычных ног, были ещё запасные. У него было четыре ноги на животе и четыре на спине!

Да, на спине у него были отличные, крепкие ноги! Когда нижние ноги у него уставали, он перевёртывался на спину, брюхом вверх, и продолжал бежать на запасных ногах.

Немудрёно, что я как угорелый трое суток гонялся за ним!

к оглавлению ↑

Чудесная куртка

К сожалению, догоняя восьминогого зайца, моя верная собака так устала от трехдневной погони, что упала на землю и через час умерла.

Я чуть не заплакал от горя и, чтобы сохранить память о своей умершей любимице, приказал сшить себе из её шкуры охотничью куртку.

С тех пор мне уж не нужно ни ружья, ни собаки. Всякий раз, когда я бываю в лесу, моя куртка так и тянет меня туда, где прячется волк или заяц.

Когда я приближаюсь к дичи на расстояние выстрела, от куртки отрывается пуговица и, как пуля, летит прямо в зверя! Зверь падает на месте, убитый удивительной пуговицей. Эта куртка и сейчас на мне.

Вы, кажется, не верите мне, вы улыбаетесь? Но посмотрите сюда, и вы убедитесь, что я рассказываю вам чистейшую правду: разве вы не видите своими глазами, что теперь на моей куртке осталось всего две пуговицы? Когда я снова пойду на охоту, я пришью к ней не меньше трех дюжин.

Вот будут завидовать мне другие охотники!

к оглавлению ↑

Конь на столе

Я, кажется, ещё ничего не рассказывал вам о своих лошадях? Между тем у меня и с ними случалось немало чудесных историй.

Дело было в Литве. Я гостил у одного приятеля, который страстно любил лошадей. И вот, когда он показывал гостям лучшего своего коня, которым он особенно гордился, конь сорвался с узды, опрокинул четырех конюхов и помчался по двору как безумный.

Все в страхе разбежались. Не нашлось ни одного смельчака, который дерзнул бы приблизиться к рассвирепевшему животному. Только я один не растерялся, потому что, обладая удивительной храбростью, я с детства умею обуздывать самых диких коней.

Одним прыжком я вскочил коню на хребет и мгновенно укротил его. Сразу почувствовав мою сильную руку, он покорился мне, словно малый ребёнок. С торжеством объехал я весь двор, и вдруг мне захотелось показать своё искусство дамам, которые сидели за чайным столом.

Как же это сделать? Очень просто! Я направил коня к окну и, как вихрь, влетел в столовую.

Дамы сперва очень испугались. Но я заставил коня вспрыгнуть на чайный стол и так искусно прогарцевал среди рюмок и чашек, что не разбил ни одной рюмки, ни одного самого маленького блюдца.

Это очень понравилось дамам; они стали смеяться и хлопать в ладоши, а мой друг, очарованный моей удивительной ловкостью, просил меня принять эту великолепную лошадь в подарок.

Я был очень рад его подарку, так как собирался на войну и давно подыскивал себе скакуна. Через час я уже мчался на новом коне по направлению к Турции, где в то время шли жестокие бои.

к оглавлению ↑

Полконя

В боях я, конечно, отличался отчаянной храбростью и впереди всех налетал на врага.

Однажды после жаркого сражения с турками мы захватили неприятельскую крепость. Я первый ворвался в неё и, прогнав из крепости всех турок, подскакал к колодцу — напоить разгорячённого коня. Конь пил и никак не мог утолить свою жажду. Прошло несколько часов, а он все не отрывался от колодца. Что за чудо! Я был изумлён. Но вдруг позади меня послышался странный плеск.

Я посмотрел назад и от удивления чуть не свалился с седла.

Оказалось, что вся задняя часть моего коня была отрезана начисто и вода, которую он пил, свободно выливалась позади, не задерживаясь у него в животе! От этого за моей спиной образовалось обширное озеро. Я был ошеломлён. Что за странность?

Но вот прискакал ко мне один из моих солдат, и загадка мигом объяснилась. Когда я скакал за врагами и ворвался в ворота неприятельской крепости, турки как раз в эту минуту захлопнули эти ворота и отрезали заднюю половину моего коня. Словно разрубили его пополам! Эта задняя половина некоторое время оставалась неподалёку от ворот, брыкаясь и разгоняя турок ударами копыт, а затем ускакала на соседний луг.

— Она там пасётся и сейчас! — сообщил мне солдат.

— Пасётся? Не может быть!

— Посмотрите сами.

Я помчался на передней половине коня по направлению к лугу. Там я действительно нашёл заднюю половину коня. Она мирно паслась на зелёной поляне.

Я немедленно послал за военным врачом, и он, недолго думая, сшил обе половины моей лошади тонкими лавровыми прутьями, так как ниток у него под рукой не случилось.

Обе половины отлично срослись, а лавровые ветки пустили корни в теле моей лошади, и через месяц у меня над седлом образовалась беседка из лавровых ветвей. Сидя в этой уютной беседке, я совершил немало удивительных подвигов.

к оглавлению ↑

Верхом на ядре

Впрочем, во время войны мне довелось ездить верхом не только на конях, но и на пушечных ядрах.

Произошло это так. Мы осаждали какой-то турецкий город, и понадобилось нашему командиру узнать, много ли в том городе пушек.

Но во всей нашей армии не нашлось храбреца, который согласился бы незаметно пробраться в неприятельский лагерь.

Храбрее всех, конечно, оказался я.

Я стал рядом с огромнейшей пушкой, которая палила по турецкому городу, и, когда из пушки вылетело ядро, я вскочил на него верхом и лихо понёсся вперёд. Все в один голос воскликнули:

— Браво, браво, барон Мюнхаузен!

Сперва я летел с удовольствием, но, когда вдали показался неприятельский город, меня охватили тревожные мысли.

«Гм! — сказал я себе. — Влететь-то ты, пожалуй, влетишь, но удастся ли тебе оттуда выбраться? Враги не станут церемониться с тобою, они схватят тебя, как шпиона, и повесят на ближайшей виселице. Нет, милый Мюнхаузен, надо тебе возвращаться, покуда не поздно!»

В эту минуту мимо меня пролетало встречное ядро, пущенное турками в наш лагерь. Недолго думая, я пересел на него и как ни в чём не бывало помчался обратно.

Конечно, во время полёта я тщательно пересчитал все турецкие пушки и привёз своему командиру самые точные сведения об артиллерии врага.

к оглавлению ↑

За волосы

Вообще, за время этой войны со мною было немало приключений.

Однажды, спасаясь от турок, попробовал я перепрыгнуть болото верхом на коне. Но конь не допрыгнул до берега, и мы с разбегу шлёпнулись в жидкую грязь. Шлёпнулись — и стали тонуть. Спасенья не было.

Болото с ужасной быстротой засасывало нас глубже и глубже. Вот уже всё туловище моего коня скрылось в зловонной грязи, вот уже, и моя голова стала погружаться в болото, и оттуда торчит лишь косичка моего парика.

Что было делать? Мы непременно погибли бы, если бы не удивительная сила моих рук. Я страшный силач. Схватив себя за эту косичку, я изо всех сил дёрнул вверх и без большого труда вытащил из болота и себя, и своего коня, которого крепко сжал обеими ногами, как щипцами.

Да, я приподнял на воздух и себя, и своего коня, и если вы думаете, что это легко, попробуйте проделать это сами.

к оглавлению ↑

Пчелиный пастух и медведи

Но ни сила, ни храбрость не спасли меня от страшной беды.

Однажды во время боя турки окружили меня, и, хотя я бился, как тигр, я всё же попал к ним в плен.

Они связали меня и продали в рабство. Для меня начались чёрные дни. Правда, работу мне давали нетрудную, но довольно скучную и надоедливую: меня назначили пчелиным пастухом. Каждое утро я должен был выгонять султановых пчёл на лужайку, пасти их весь день, а вечером загонять обратно в ульи.

Вначале всё шло хорошо, но вот как-то раз, пересчитав своих пчёл, я заметил, что одной не хватает.

Я отправился искать её и скоро увидел, что на неё напали два огромных медведя, которые, очевидно, хотели разорвать её надвое и полакомиться её сладким мёдом.

У меня не было с собой никакого оружия — только маленький серебряный топорик.

Я размахнулся и запустил этим топориком в жадных зверей, чтобы испугать их и освободить бедную пчёлку. Медведи бросились бежать, и пчёлка была спасена. Но, к несчастью, я не рассчитал размаха своей могучей руки и швырнул топорик с такой силой, что он залетел на Луну. Да, на Луну. Вы качаете головой и смеётесь, а мне в ту пору было не до смеха.

Я задумался. Что же мне делать? Где достать такую длинную лестницу, чтобы добраться до самой Луны?

к оглавлению ↑

Первое путешествие на Луну

К счастью, я вспомнил, что в Турции есть такой огородный овощ, который растёт очень быстро и порою дорастает до самого неба.

Это — турецкие бобы. Ни минуты не медля, я посадил в землю один из таких бобов, и он тотчас же начал расти. Он рос все выше и выше и вскоре дотянулся до Луны!

— Ура! — воскликнул я и полез по стеблю вверх.

Через час я очутился на Луне. Нелегко мне было найти на Луне серебряный свой топорик. Луна серебряная, и топорик серебряный серебра на серебре не видно. Но в конце концов я всё же отыскал мой топорик на куче гнилой соломы.

Я с радостью засунул его за пояс и хотел спуститься вниз на Землю. Но не тут-то было: солнце высушило мой бобовый стебелёк, и он рассыпался на мелкие части! Увидя это, я чуть не заплакал от горя.

Что делать? Что делать? Неужели мне никогда не вернуться на Землю? Неужели я так и останусь всю жизнь на этой постылой Луне? О нет! Ни за что! Я подбежал к соломе и начал вить из неё верёвку. Верёвка вышла недлинная, но что за беда! Я начал спускаться по ней. Одной рукой я скользил по верёвке, а другой держал топорик.

Но скоро верёвка кончилась, и я повис в воздухе, между небом и землёй. Это было ужасно, но я не растерялся. Недолго думая, я схватил топорик и, крепко взявшись за нижний конец верёвки, отрубил её верхний конец и привязал его к нижнему. Это дало мне возможность спуститься ниже к Земле.

Но всё же до Земли было далеко. Много раз приходилось мне отрубать верхнюю половину верёвки и привязывать её к нижней. Наконец я спустился так низко, что мог рассмотреть городские дома и дворцы. До Земли оставалось всего три или четыре мили.

И вдруг — о ужас! — верёвка оборвалась. Я грохнулся наземь с такой силой, что пробил яму глубиною по крайней мере в полмили.

Придя в себя, я долго не знал, как мне выкарабкаться из этой глубокой ямы. Целый день я не ел, не пил, а все думал и думал. И наконец додумался: выкопал ногтями ступеньки и по этой лестнице выбрался на поверхность земли. О, Мюнхаузен нигде не пропадёт!

к оглавлению ↑

Наказанная жадность

Опыт, приобретённый таким тяжёлым трудом, делает человека умнее. После путешествия на Луну я изобрёл более удобный способ избавлять своих пчёл от медведей.

Вечером я вымазал мёдом оглоблю телеги и спрятался неподалёку. Как только стемнело, к телеге подкрался огромный медведь и стал жадно слизывать мёд, которым была покрыта оглобля. Обжора так увлёкся этим лакомством, что и не заметил, как оглобля вошла ему в глотку, а после в желудок и в конце концов вылезла у него позади. Этого я только и ждал.

Я подбежал к телеге и вбил в оглоблю позади медведя толстый и длинный гвоздь! Медведь оказался надетым на оглоблю. Теперь уж ему не соскользнуть ни туда, ни сюда. В таком положении я оставил его до утра.

Утром услышал об этой проделке сам турецкий султан и пришёл взглянуть на медведя, пойманного при помощи такой удивительной хитрости. Он долго смотрел на него и хохотал до упаду.

к оглавлению ↑

Лошади под мышками, карета на плечах

Вскоре турки отпустили меня на свободу и вместе с другими пленными отправили обратно в Петербург.

Но я решил уехать из России, сел в карету и покатил на родину. Зима в том году была очень холодная. Даже солнце простудилось, отморозило щеки, и у него сделался насморк. А когда солнце простужено, от него вместо тепла идёт холод. Можете себе представить, как сильно я продрог в моей карете! Дорога была узкая. По обеим сторонам шли заборы.

Я приказал моему ямщику протрубить в рожок, чтобы встречные экипажи подождали нашего проезда, потому что на такой узкой дороге мы не могли бы разъехаться.

Кучер исполнил моё приказание. Он взял рожок и стал дуть. Дул, дул, дул, но из рожка не вылетало ни звука! А между тем навстречу нам ехал большой экипаж.

Делать нечего, я вылезаю из кареты и выпрягаю моих лошадей. Затем взваливаю карету на плечи — а карета тяжело нагруженная! — и одним прыжком переношу карету опять на дорогу, но уже позади экипажа.

Это было нелегко даже мне, а вы знаете, какой я силач. Немного отдохнув, я возвращаюсь к моим лошадям, беру их под мышки и такими же двумя прыжками переношу их к карете.

Во время этих прыжков одна из моих лошадей начала отчаянно брыкаться. Это было не очень удобно, но я засунул её задние ноги в карман моего сюртука, и ей поневоле пришлось успокоиться.

Потом я впряг лошадей в карету и спокойно доехал до ближайшей гостиницы. Приятно было согреться после такого лютого мороза и отдохнуть после такой тяжёлой работы!

к оглавлению ↑

Оттаявшие звуки

Мой кучер повесил рожок неподалёку от печки, а сам подошёл ко мне, и мы начали мирно беседовать.

И вдруг рожок заиграл:

«Тру-туту! Тра-тата! Ра-рара!»

Мы очень удивились, но в ту минуту я понял, почему на морозе из этого рожка нельзя было извлечь ни единого звука, а в тепле он заиграл сам собой.

На морозе звуки замёрзли в рожке, а теперь, отогревшись у печки, оттаяли и стали сами вылетать из рожка. Мы с кучером в течение всего вечера наслаждались этой очаровательной музыкой.

к оглавлению ↑

Буря

Но не думайте, пожалуйста, что я путешествовал только по лесам и полям. Нет, мне случалось не раз переплывать моря и океаны, и там бывали со мной приключения, каких не бывало ни с кем.

Шли мы как-то в Индии на большом корабле. Погода была отличная. Но когда мы стояли на якоре у какого-то острова, поднялся ураган. Буря налетела с такой силой, что вырвала на острове несколько тысяч (да, несколько тысяч!) деревьев и понесла их прямо к облакам.

Огромные деревья, весившие сотни пудов, летели так высоко над землёй, что снизу казались какими-то пёрышками.

А чуть только буря кончилась, каждое дерево упало на своё прежнее место и сразу пустило корни, так что на острове не осталось никаких следов урагана. Удивительные деревья, не правда ли?

Впрочем, одно дерево так и не вернулось на место. Дело в том, что, когда оно взлетело на воздух, на его ветвях находился один бедный крестьянин с женой. Зачем они взобрались туда? Очень просто: чтобы нарвать огурцов, так как в той местности огурцы растут на деревьях.

Жители острова любят огурцы больше всего на свете и ничего другого не едят. Это их единственная пища. Бедным крестьянам, подхваченным бурей, невольно пришлось совершить воздушное путешествие под облаками.

Когда буря стихла, дерево начало опускаться на землю. Крестьянин и крестьянка были, как нарочно, очень толстые, они накренили его своей тяжестью, и дерево упало не туда, где росло прежде, а в сторону, причём налетело на тамошнего короля и, к счастью, раздавило его, как букашку.

— К счастью? — спросите вы. — Почему же к счастью?

Потому, что этот король был жестокий и зверски мучил всех жителей острова. Жители были очень рады, что их мучитель погиб, и предложили корону мне:

— Пожалуйста, добрый Мюнхаузен, будь нашим королём. Сделай нам одолжение, царствуй над нами. Ты такой мудрый и смелый.

Но я наотрез отказался, так как я не люблю огурцов.

к оглавлению ↑

Между крокодилом и львом

Когда буря кончилась, мы подняли якорь и недели через две благополучно прибыли на остров Цейлон. Старший сын цейлонского губернатора предложил мне пойти вместе с ним на охоту.

Я с большим удовольствием согласился. Мы отправились в ближайший лесок. Жара стояла страшная, и я должен сознаться, что с непривычки очень скоро устал.

А сын губернатора, сильный молодой человек, чувствовал себя на этой жаре превосходно. Он жил на Цейлоне с детства. Цейлонское солнце было ему нипочём, и он бодро шагал по раскалённым пескам.

Я отстал от него и вскоре заблудился в чаще незнакомого леса. Иду и слышу шорох. Оглядываюсь: передо мною громаднейший лев, который разинул пасть и хочет меня растерзать. Что тут делать? Ружьё моё было заряжено мелкой дробью, которой не убьёшь и куропатки. Я выстрелил, но дробь только раздразнила свирепого зверя, и он накинулся на меня с удвоенной яростью.

В ужасе я бросился бежать, зная, что это напрасно, что чудовище одним прыжком настигнет меня и растерзает. Но куда я бегу? Впереди передо мною разинул пасть огромный крокодил, готовый проглотить меня в ту же минуту. Что делать? Что делать? Сзади — лев, впереди — крокодил, слева — озеро, справа — болото, кишащее ядовитыми змеями.

В смертельном страхе я упал на траву и, закрыв глаза, приготовился к неминуемой гибели. И вдруг у меня над головой словно что-то прокатилось и грохнуло. Я приоткрыл глаза и увидел изумительное зрелище, которое доставило мне великую радость: оказывается, лев, бросившись на меня в то мгновение, когда я падал на землю, перелетел через меня и угодил прямо в пасть крокодила!

Голова одного чудовища находилась в глотке другого, и оба напрягали все силы, чтобы освободиться друг от друга. Я вскочил, вытащил охотничий нож и одним ударом отсек голову льву.

К моим ногам свалилось бездыханное тело. Потом, не теряя времени, я схватил ружьё и ружейным прикладом стал вколачивать голову льва ещё глубже в пасть крокодила, так что тот в конце концов задохся. Вернувшийся сын губернатора поздравил меня с победой над двумя лесными великанами.

к оглавлению ↑

Встреча с китом

Вы можете понять, что после этого на Цейлоне мне не очень понравилось. Я сел на военный корабль и отправился в Америку, где нет ни крокодилов, ни львов.

Мы плыли десять дней без приключений, но вдруг невдалеке от Америки с нами случилась беда: мы налетели на подводную скалу. Удар был такой сильный, что сидевшего на мачте матроса отбросило в море на три мили.

К счастью, падая в воду, он успел ухватиться за клюв пролетавшей мимо красной цапли, и цапля помогла ему продержаться на поверхности моря, пока мы не подобрали его.

Мы налетели на скалу так неожиданно, что я не мог устоять на ногах: меня подбросило вверх, и я ударился головой о потолок своей каюты. От этого моя голова провалилась ко мне в желудок, и лишь в течение нескольких месяцев мне удалось понемногу вытащить её оттуда за волосы.

Скала, на которую мы налетели, оказалась вовсе не скалой. Это был кит колоссальных размеров, который мирно дремал на воде.

Налетев на него, мы разбудили его, и он так разозлился, что схватил наш корабль зубами за якорь и целый день, с утра до ночи, таскал нас по всему океану. К счастью, в конце концов якорная цепь оборвалась, и мы освободились от кита.

На обратном пути из Америки мы снова встретились с этим китом. Он был мёртвый и лежал на воде, занимая своей тушей полмили. Нечего было и думать, чтобы втащить эту громадину на корабль. Поэтому мы отрезали от кита только голову. И какова же была наша радость, когда, втащив её на палубу, мы нашли в пасти чудовища и наш якорь и сорок метров корабельной цепи, которая вся помещалась в одной дыре его гнилого зуба!

Но не долго длилась наша радость. Мы обнаружили, что в нашем корабле большая пробоина. Вода так и хлынула в трюм. Корабль стал тонуть.

Все растерялись, закричали, заплакали, но я быстро придумал, что делать. Даже не снимая штанов, я сел прямо в дыру и заткнул её своею заднею частью.

Течь прекратилась. Корабль был спасён.

к оглавлению ↑

В желудке у рыбы

Через неделю мы приехали в Италию. Был солнечный, ясный день, и я пошёл на берег Средиземного моря купаться. Вода была тёплая. Я отличный пловец и заплыл далеко от берега.

Вдруг вижу — прямо на меня плывёт огромная рыба с широко разинутой пастью! Что было делать? Удрать от неё невозможно, и поэтому я съёжился в комок и ринулся в её разинутую пасть, чтобы поскорее проскользнуть мимо острых зубов и сразу очутиться в желудке.

Не всякому пришла бы в голову такая остроумная хитрость, но я вообще человек остроумный и, как вы знаете, очень находчивый. В желудке у рыбы оказалось темно, но зато тепло и уютно.

Я стал расхаживать в этой темноте, прогуливаться взад и вперёд и скоро заметил, что это очень не нравится рыбе. Тогда я начал нарочно топать ногами, прыгать и танцевать как безумный, чтобы хорошенько помучить её.

Рыба завопила от боли и высунула из воды свою огромную морду. Скоро её заметили с итальянского корабля, проходившего мимо.

Этого-то я и хотел! Моряки убили её гарпуном, а потом втащили к себе на палубу и стали советоваться, как лучше всего им разрубить необыкновенную рыбину.

Я сидел внутри и, признаться, дрожал от страха: я боялся, как бы эти люди не разрубили и меня вместе с рыбой. Как было бы ужасно!

Но, к счастью, их топоры не задели меня. Едва только блеснул первый свет, я стал кричать громким голосом на чистейшем итальянском языке (о, я знаю итальянский язык превосходно!), что я рад видеть этих добрых людей, которые освободили меня из моей душной темницы.

Услышав человеческий голос из рыбьего брюха, матросы застыли от ужаса. Их изумление возросло ещё больше, когда из рыбьей пасти выскочил я и приветствовал их любезным поклоном.

к оглавлению ↑

Мои чудесные слуги

Спасший меня корабль направлялся в столицу Турции. Итальянцы, среди которых я теперь очутился, сразу увидели, что я человек замечательный, и предложили мне остаться на корабле вместе с ними. Я согласился, и через неделю мы причалили к турецкому берегу.

Турецкий султан, узнав о моём прибытии, конечно, пригласил меня обедать. Он встретил меня на пороге своего дворца и сказал:

— Я счастлив, мой милый Мюнхаузен, что могу приветствовать вас в своей древней столице. Надеюсь, вы в добром здоровье? Я знаю все ваши великие подвиги, и мне хотелось бы поручить вам одно трудное дело, с которым не справится никто, кроме вас, потому что вы самый умный и находчивый человек на земле. Могли бы вы немедленно поехать в Египет?

— С радостью! — отозвался я. — Я так люблю путешествовать, что готов хоть сейчас на край света!

Султану мой ответ очень понравился, и он возложил на меня поручение, которое на веки веков должно остаться тайною для всех, и потому я не могу рассказать, в чём оно заключалось. Да, да, султан доверил мне великую тайну, так как он знал, что я самый надёжный человек во всём свете. Я поклонился и немедленно тронулся в путь.

Едва я отъехал от турецкой столицы, как мне попался навстречу маленький человек, бежавший с необыкновенной быстротой. К каждой его ноге была привязана тяжёлая гиря, и всё же он летел как стрела.

— Куда ты? — спросил я его. — И зачем ты привязал к ногам эти гири? Ведь они мешают бежать!

— Три минуты назад я был в Вене, — отвечал на бегу человечек, — а теперь иду в Константинополь поискать себе какой-нибудь работы. Гири же повесил к ногам, чтобы не бежать слишком быстро, потому что торопиться мне некуда.

Очень понравился мне этот удивительный скороход, и я взял его к себе на службу. Он охотно последовал за мной. На другой день у самой дороги заметили мы человека, который лежал ничком, приложив ухо к земле.

— Что ты тут делаешь? — спросил я его.

— Слушаю, как в поле растёт трава! — ответил он.

— И слышишь?

— Отлично слышу! Для меня это сущий пустяк!

— В таком случае поступай ко мне на службу, любезнейший. Твои чуткие уши могут пригодиться мне в дороге.

Он согласился, и мы отправились дальше. Вскоре я увидел охотника, у которого в руках было ружьё.

— Послушай, — обратился я к нему. — В кого это ты стреляешь? Нигде не видно ни зверя, ни птицы.

— На крыше колокольни в Берлине сидел воробей, и я попал ему прямо в глаз.

Вы знаете, как я люблю охоту. Я обнял меткого стрелка и пригласил его к себе на службу. Он с радостью последовал за мной. Проехав много стран и городов, мы приблизились к обширному лесу. Смотрим у дороги стоит человек огромнейшего роста и держит в руках верёвку, которую он накинул петлёю вокруг всего леса.

— Что это ты тащишь? — спросил я его.

— Да вот понадобилось дров нарубить, а топор у меня дома остался, — ответил он. — Я и хочу изловчиться, чтобы обойтись без топора.

Он дёрнул за верёвку, и огромные дубы, как тонкие былинки, взлетели в воздух и упали на землю. Я, конечно, не пожалел денег и тотчас же пригласил этого силача к себе на службу.

Когда мы приехали в Египет, поднялась такая страшная буря, что все наши кареты и лошади кувырком понеслись по дороге.

Вдали мы увидели семь мельниц, крылья которых вертелись как бешеные. А на пригорке лежал человек и зажимал свою левую ноздрю пальцем. Увидев нас, он учтиво меня приветствовал, и буря в один миг прекратилась.

— Что ты тут делаешь? — спросил я.

— Верчу мельницы своего хозяина, — ответил он. — А чтобы они не сломались, я дую не слишком сильно: только из одной ноздри. «Этот человек мне пригодится», — подумал я и предложил ему ехать со мною.

Китайское вино

В Египте я скоро выполнил все поручения султана. Моя находчивость помогла мне и здесь. Через неделю я вместе со своими необыкновенными слугами вернулся в столицу Турции. Султан был рад моему возвращению и очень хвалил меня за мои удачные действия в Египте.

— Вы умнее всех моих министров, милый Мюнхаузен! — сказал он, крепко пожимая мне руку. — Приходите ко мне сегодня обедать!

Обед был очень вкусный, — но увы! — на столе не оказалось вина, потому что туркам по закону запрещено пить вино. Я был весьма огорчён, и султан, чтобы утешить меня, повёл меня после обеда в свой кабинет, открыл потайной шкаф и вынул оттуда бутылочку.

— Такого превосходного вина вы не пробовали во всю свою жизнь, мой милый Мюнхаузен! — сказал он, наливая мне полный стакан.

Вино действительно было хорошее. Но я после первого же глотка заявил, что в Китае у китайского богдыхана Фу Чана вино ещё почище этого.

— Мой милый Мюнхаузен! — воскликнул султан. — Я привык верить каждому вашему слову, потому что вы самый правдивый человек на земле, но клянусь, что сейчас вы говорите неправду: лучше этого вина не бывает!

— А я вам докажу, что бывает!

— Мюнхаузен, вы болтаете вздор!

— Нет, я говорю сущую правду и берусь ровно через час доставить вам из богдыханского погреба бутылку такого вина, в сравнении с которым ваше вино — жалкая кислятина.

— Мюнхаузен, вы забываетесь! Я всегда считал вас одним из правдивейших людей на земле, а теперь я вижу, что вы бессовестный лгун.

— Если так, я требую, чтобы вы убедились немедленно, правду ли я говорю!

— Согласен! — ответил султан. — Если к четырём часам вы не доставите мне из Китая бутылку лучшего в мире вина, я прикажу отрубить вам голову.

— Отлично! — воскликнул я. — Я согласен на ваши условия. Но если к четырём часам это вино будет у вас на столе, вы отдадите мне столько золота из вашей кладовой, сколько за один раз может унести один человек.

Султан согласился. Я написал китайскому богдыхану письмо и попросил его подарить мне бутылку того самого вина, которым он угощал меня три года назад.

«Если вы откажете мне в моей просьбе, — писал я, — ваш друг Мюнхаузен погибнет от руки палача».

Когда я кончил писать, было уже пять минут четвёртого. Я кликнул моего скорохода и послал его в китайскую столицу. Он отвязал гири, висевшие у него на ногах, взял письмо и в одно мгновение скрылся из глаз.

Я вернулся в кабинет султана. В ожидании скорохода мы осушили до дна начатую нами бутылку. Пробило четверть четвёртого, потом половину четвёртого, потом три четверти четвёртого, а мой скороход не показывался. Мне стало как-то не по себе, особенно когда я заметил, что султан держит в руках колокольчик, чтобы позвонить и позвать палача.

— Разрешите мне выйти в сад подышать свежим воздухом! — сказал я султану.

— Пожалуйста! — ответил султан с самой любезной улыбкой. Но, выходя в сад, я увидел, что за мною по пятам следуют какие-то люди, не отступая от меня ни на шаг.

Это были палачи султана, готовые каждую минуту наброситься на меня и отрубить мою бедную голову. В отчаянии я взглянул на часы. Без пяти четыре! Неужели мне осталось жить всего только пять минут! О, это слишком ужасно! Я позвал своего слугу того самого, который слышал, как растёт в поле трава, и спросил его, не слышит ли он топота ног моего скорохода. Он приложил ухо к земле и сообщил мне, к моему великому горю, что бездельник скороход заснул!

— Заснул?!

— Да, заснул. Я слышу, как он храпит далеко-далеко.

У меня ноги подкосились от ужаса. Ещё минута — и я погибну бесславною смертью. Я кликнул другого слугу, того самого, который целился в воробья, и он тотчас же взобрался на самую высокую башню и, приподнявшись на цыпочках, стал вглядываться в даль.

— Ну что, видишь ли ты негодяя? — спросил я, задыхаясь от злобы.

— Вижу, вижу! Он развалился на лужайке под дубом недалеко от Пекина и храпит. А рядом с ним бутылка… Но погоди, я тебя разбужу!

Он выстрелил в вершину того дуба, под которым спал скороход. Жёлуди, листья и ветви посыпались на спящего и разбудили его. Скороход вскочил, протёр глаза и бросился бежать как угорелый. До четырех часов оставалось всего полминуты, когда он влетел во дворец с бутылкой китайского вина.

Можете себе представить, как велика была моя радость! Отведав вина, султан пришёл в восторг и воскликнул:

— Милый Мюнхаузен! Разрешите мне спрятать эту бутылочку подальше от вас. Я хочу распить её один. Я и не думал, что на свете бывает такое сладкое и вкусное вино.

Он запер бутылку в шкаф, а ключи от шкафа положил себе в карман и приказал немедленно позвать казначея.

— Я разрешаю моему другу Мюнхаузену взять из моих кладовых столько золота, сколько может унести за один раз один человек, — сказал султан.

Казначей низко поклонился султану и повёл меня в подземелья дворца, доверху набитые сокровищами.

Я позвал своего силача. Он взвалил себе на плечо все золото, какое было в кладовых у султана, и мы побежали к морю. Там я нанял огромный корабль и доверху нагрузил его золотом. Подняв паруса, мы поспешили выйти в открытое море, пока султан не опомнился и не отнял у меня своих сокровищ.

к оглавлению ↑

Погоня

Но случилось то, чего я так боялся. Едва мы отъехали от берега, казначей побежал к своему повелителю и сказал ему, что я дочиста ограбил его кладовые. Султан пришёл в ярость и послал за мной вдогонку весь свой военный флот.

Увидав множество боевых кораблей, я, признаться, не на шутку струсил.

«Ну, Мюнхаузен, — сказал я себе, — пришёл твой последний час. Теперь уж тебе не будет спасения. Вся твоя хитрость не поможет тебе».

Я почувствовал, что моя голова, только что укрепившаяся у меня на плечах, снова как бы отделяется от туловища. Вдруг ко мне подошёл мой слуга, тот, у которого были могучие ноздри.

— Не бойтесь, они нас не догонят! — сказал он со смехом, побежал на корму и, направив одну ноздрю против турецкого флота, а другую против наших парусов, поднял такой ужасный ветер, что весь турецкий флот в одну минуту отлетел от нас обратно в гавань.

А наш корабль, подгоняемый моим могучим слугою, быстро помчался вперёд и через день добрался до Италии.

к оглавлению ↑

Меткий выстрел

В Италии я зажил богачом, но спокойная мирная жизнь была не по мне. Я жаждал новых приключений и подвигов.

Поэтому я очень обрадовался, когда услышал, что недалеко от Италии разразилась новая война, англичане воевали с испанцами. Ни минуты не медля, вскочил я на коня и помчался на поле сражения. Испанцы осаждали тогда английскую крепость Гибралтар, я тотчас же пробрался к осаждённым.

Генерал, командовавший крепостью, был мой хороший приятель. Он принял меня с распростёртыми объятиями и стал показывать мне воздвигнутые им укрепления, так как он знал, что я могу дать ему дельный и полезный совет.

Стоя на стене Гибралтара, я увидел сквозь подзорную трубу, что испанцы направляют дуло своей пушки как раз в то место, где стояли мы оба.

Ни минуты не медля, я приказал, чтобы на это самое место была поставлена огромная пушка.

— Зачем? — спросил генерал.

— Вот увидишь! — ответил я.

Чуть только пушку подкатили ко мне, я направил её дуло прямо в дуло неприятельской пушки, и, когда испанский пушкарь поднёс к своей пушке фитиль, я громко скомандовал:

— Пли!

Обе пушки грянули в один и тот же миг.

Случилось то, чего я ожидал: в намеченной мною точке два ядра — наше и неприятельское — столкнулись с ужасающей силой, и неприятельское ядро полетело назад.

Представьте себе: оно полетело назад к испанцам. Оно оторвало голову испанскому пушкарю и шестнадцати испанским солдатам. Оно сбило мачты у трех кораблей, стоявших в испанской гавани, и понеслось прямо в Африку.

Пролетев ещё двести четырнадцать миль, оно упало на крышу убогой крестьянской лачуги, где жила какая-то старуха. Старуха лежала на спине и спала, а рот у неё был открыт. Ядро продырявило крышу, угодило спящей прямо в рот, выбило у неё последние зубы и застряло в горле — ни туда ни сюда!

В лачугу вбежал её муж, человек горячий и находчивый. Он засунул руку ей в горло и попытался вытащить оттуда ядро, но оно не сдвинулось с места.

Тогда он поднёс к её носу хорошую понюшку табаку; она чихнула, да так хорошо, что ядро вылетело из окошка на улицу! Вот сколько бед причинило испанцам их собственное ядро, которое я послал к ним обратно. Наше ядро тоже не доставило им удовольствия: оно попало в их военный корабль и пустило его ко дну, а на корабле было двести испанских матросов!

Так что англичане выиграли эту войну главным образом благодаря моей находчивости.

— Спасибо тебе, милый Мюнхаузен, — сказал мне мой друг генерал, крепко пожимая мне руки. — Если бы не ты, мы пропали бы. Нашей блестящей победой мы обязаны только тебе.

— Пустяки, пустяки! — сказал я. — Я всегда готов служить своим приятелям.

В благодарность за мою услугу английский генерал хотел произвести меня в полковники, но я, как человек очень скромный, отклонил столь высокую честь.

к оглавлению ↑

Один против тысячи

Я так и заявил генералу:

— Не нужно мне ни орденов, ни чинов! Я помогаю вам по дружбе, бескорыстно. Просто потому, что я очень люблю англичан.

— Спасибо тебе, дружище Мюнхаузен! — сказал генерал, ещё раз пожимая мне руки. — Помогай нам, пожалуйста, и дальше.

— С большим удовольствием, — ответил я и похлопал старика по плечу. — Я рад служить британскому народу.

Вскоре мне представился случай снова помочь моим друзьям англичанам. Я переоделся испанским священником и, когда наступила ночь, прокрался в неприятельский лагерь.

Испанцы спали непробудным сном, и никто не увидел меня. Я тихонько принялся за работу: пошёл туда, где стояли их страшные пушки, и быстро-быстро стал бросать эти пушки в море — одна за другой — подальше от берега.

Это оказалось не очень легко, потому что всех пушек было больше трехсот. Покончив с пушками, я вытащил деревянные тачки, дрожки, повозки, телеги, какие только были в этом лагере, свалил их в одну кучу и поджёг.

Они вспыхнули, как порох. Начался ужасный пожар.

Испанцы проснулись и в отчаянии стали бегать по лагерю. Они вообразили с перепугу, что ночью в их лагере побывало семь или восемь английских полков.

Они не могли себе представить, чтобы этот разгром мог произвести один человек. Испанский главнокомандующий в ужасе пустился бежать и, не останавливаясь, бежал две недели, пока не добежал до Мадрида.

Все его войско пустилось за ним, не смея даже оглянуться назад. Таким образом, благодаря моей храбрости англичане окончательно сломили врага.

— Что делали бы мы без Мюнхаузена? — говорили они и, пожимая мне руки, называли меня спасителем английской армии.

Англичане были так благодарны мне за оказанную помощь, что пригласили меня в Лондон погостить. Я охотно поселился в Англии, не предвидя, какие приключения ожидают меня в этой стране.

к оглавлению ↑

Человек-ядро

А приключения были ужасные. Вот что случилось однажды.

Гуляя как-то по окрестностям Лондона, я очень устал, и мне захотелось прилечь отдохнуть. День был летний, солнце жгло немилосердно; я мечтал о прохладном местечке где-нибудь под развесистым деревом. Но дерева поблизости не было, и вот в поисках прохлады я забрался в жерло старой пушки и немедленно заснул крепким сном.

А нужно вам сказать, что как раз в этот день англичане праздновали мою победу над испанской армией и на радостях палили из всех пушек. К пушке, в которой я спал, подошёл пушкарь и выстрелил.

Я вылетел из пушки, как хорошее ядро, и, перелетев на другой берег реки, угодил во двор какого-то крестьянина. К счастью, во дворе было сложено мягкое сено. Я воткнулся в него головой — в самую середину большого стога. Это спасло мне жизнь, но, конечно, я лишился сознания. Так, без сознания, пролежал я три месяца.

Осенью сено вздорожало, и хозяин захотел продать его. Рабочие окружили мой стог и принялись ворошить его вилами. От их громких голосов я очнулся. Кое-как выкарабкавшись на вершину стога, я покатился вниз и, упав хозяину прямо на голову, нечаянно сломал ему шею, отчего он сразу скончался.

Впрочем, никто особенно не плакал о нём. Он был бессовестный скряга и не платил своим работникам денег. К тому же он был жадный торгаш: продавал своё сено только тогда, когда оно сильно поднималось в цене.

к оглавлению ↑

Среди белых медведей

Мои друзья были счастливы, что я оказался в живых. Вообще у меня было много друзей, и все они нежно любили меня. Можете себе представить, как они обрадовались, когда узнали, что я не убит. Они давно считали меня мёртвым.

Особенно радовался знаменитый путешественник Финне, который как раз в это время собирался совершить экспедицию к Северному полюсу.

— Милый Мюнхаузен, я в восторге, что могу вас обнять! — воскликнул Финне, едва я показался на пороге его кабинета. — Вы должны немедленно ехать со мною в качестве моего ближайшего друга! Я знаю, что без ваших мудрых советов мне не будет удачи!

Я, конечно, тотчас согласился, и через месяц мы уже были неподалёку от полюса. Однажды, стоя на палубе, я заметил вдали высокую ледяную гору, на которой барахтались два белых медведя. Я схватил ружьё и прыгнул с корабля прямо на плывущую льдину.

Трудно было мне карабкаться по гладким как зеркало ледяным утёсам и скалам, ежеминутно скатываясь вниз и рискуя провалиться в бездонную пропасть, но, несмотря на препятствия, я добрался до вершины горы и подошёл почти вплотную к медведям.

И вдруг со мною случилось несчастье: собираясь выстрелить, я поскользнулся на льду и упал, причём стукнулся головой об лёд и в ту же минуту лишился сознания. Когда через полчаса сознание вернулось ко мне, я чуть не вскрикнул от ужаса: огромный белый медведь подмял меня под себя и, разинув пасть, готовился поужинать мною.

Ружьё моё лежало далеко на снегу. Впрочем, ружьё было тут бесполезно, так как медведь всей своей тяжестью навалился мне на спину и не давал шевельнуться.

С большим трудом я вытащил из кармана мой маленький перочинный ножик и, недолго думая, отрезал медведю три пальца на задней ноге.

Он заревел от боли и на минуту выпустил меня из своих страшных объятий. Воспользовавшись этим, я со своей обычной храбростью подбежал к ружью и выстрелил в лютого зверя. Зверь так и рухнул в снег.

Но этим не кончились мои злоключения: выстрел разбудил несколько тысяч медведей, которые спали на льду недалеко от меня. Вы только представьте себе: несколько тысяч медведей! Они всей оравой направились прямо ко мне. Что мне делать? Ещё минута — и я буду растерзан свирепыми хищниками.

И вдруг меня осенила блестящая мысль. Я схватил нож, подбежал к убитому медведю, содрал с него шкуру и напялил её на себя. Да, я напялил на себя шкуру медведя! Медведи обступили меня. Я был уверен, что они вытащат меня из шкуры и разорвут на клочки. Но они обнюхивали меня и, приняв за медведя, мирно отходили один за другим.

Скоро я научился рычать по-медвежьи и сосал свою лапу, совсем как медведь. Звери относились ко мне очень доверчиво, и я решил воспользоваться этим.

Один доктор рассказывал мне, что рана, нанесённая в затылок, причиняет мгновенную смерть. Я подошёл к ближайшему медведю и вонзил ему свой нож прямо в затылок.

Я не сомневался, что, если зверь уцелеет, он немедленно растерзает меня. К счастью, мой опыт удался. Медведь упал мёртвым, не успев даже вскрикнуть.

Тогда я решил тем же способом разделаться и с остальными медведями. Это мне удалось без большого труда. Хотя они видели, как падали их товарищи, но так как они принимали меня за медведя, то и не могли догадаться, что их убиваю я.

В какой-нибудь час я уложил несколько тысяч медведей. Совершив этот подвиг, я вернулся на корабль к моему приятелю Фиппсу и рассказал ему все. Он предоставил мне сотню самых дюжих матросов, и я повёл их на льдину. Они содрали шкуры с убитых медведей и перетащили медвежьи окорока на корабль.

Окороков было так много, что корабль не мог двинуться дальше. Нам пришлось вернуться домой, хотя мы не доехали до места своего назначения. Вот почему капитан Фиппс так и не открыл Северного полюса. Впрочем, мы не жалели об этом, потому что медвежье мясо, привезённое нами, оказалось удивительно вкусным.

к оглавлению ↑

Второе путешествие на Луну

Вернувшись в Англию, я дал себе слово никогда больше не предпринимать никаких путешествий, но не прошло и недели, как мне понадобилось снова отправиться в путь.

Дело в том, что один мой родственник, человек немолодой и богатый, вбил себе почему-то в голову, будто на свете существует страна, в которой живут великаны.

Он просил меня непременно отыскать для него эту страну и в награду обещал оставить мне большое наследство. Уж очень хотел посмотреть великанов!

Я согласился, снарядил корабль, и мы отправились в Южный океан. По пути мы не встретили ничего удивительного, кроме нескольких летающих женщин, которые порхали по воздуху, как мотыльки. Погода была превосходная.

Но на восемнадцатый день поднялась ужасная буря. Ветер был такой сильный, что вскинул наш корабль над водой и понёс его, как пушинку, по воздуху. Все выше, и выше, и выше! Шесть недель носились мы над самыми высокими тучами. Наконец увидели круглый сверкающий остров.

Это, конечно, была Луна. Мы нашли удобную гавань и вышли на лунный берег. Внизу, далеко, далеко, мы увидели другую планету — с городами, лесами, горами, морями и реками. Мы догадались, что это — покинутая нами земля.

На Луне нас окружили какие-то огромные чудовища, сидевшие верхом на трехголовых орлах. Эти птицы заменяют жителям Луны лошадей.

Как раз в то время лунный царь вёл войну с императором Солнца. Он тотчас же предложил мне стать во главе его армии и повести её в бои, но я, конечно, наотрез отказался.

На Луне все гораздо больше, чем у нас на Земле. Мухи там величиною с овец, каждое яблоко не меньше арбуза. Вместо оружия жители Луны употребляют редьку. Она заменяет им копья, а когда нет редьки, они сражаются голубиными яйцами. Вместо щитов они употребляют грибы мухоморы.

Видел я там несколько жителей одной далёкой звезды. Они приезжали на Луну для торговли. Их лица были похожи на собачьи морды, а их глаза находились или на кончике носа, или внизу под ноздрями. У них не было ни век, ни ресниц, и, ложась спать, они закрывали глаза языком.

Тратить время на еду лунным жителям никогда не приходится. В левой стороне живота есть у них особая дверца: они открывают её и кладут туда пищу. Потом закрывают дверцу до другого обеда, который у них бывает раз в месяц. Они обедают всего двенадцать раз в году!

Это очень удобно, но вряд ли земные обжоры и лакомки согласились бы обедать так редко.

Лунные жители вырастают прямо на деревьях. Эти деревья очень красивые, у них ярко-пунцовые ветви. На ветвях растут огромные орехи с необыкновенно крепкой скорлупой. Когда орехи созревают, их осторожно снимают с деревьев и кладут на хранение в погреб.

Чуть только царю Луны понадобятся новые люди, он приказывает бросить эти орехи в кипящую воду. Через час орехи лопаются, и из них выскакивают совсем готовые лунные люди. Этим людям не приходится учиться. Они сразу рождаются взрослыми и уже знают своё ремесло. Из одного ореха выскакивает трубочист, из другого — шарманщик, из третьего — мороженщик, из четвёртого — солдат, из пятого — повар, из шестого — портной.

И каждый немедленно принимается за своё дело. Трубочист взбирается на крышу, шарманщик начинает играть, мороженщик кричит: «Горячее мороженое!» (потому что на Луне лёд горячее огня), повар бежит на кухню, а солдат стреляет в неприятеля.

Состарившись, лунные люди не умирают, но тают в воздухе, как дым или пар. На каждой руке у них один-единственный палец, но работают они им так же ловко, как мы пятернёй.

Голову свою они носят под мышкой и, отправляясь в путешествие, оставляют её дома, чтобы она не испортилась в дороге. Они могут совещаться со своей головой, даже когда находятся далеко от неё! Это очень удобно.

Если царь пожелает узнать, что думает о нём его народ, он остаётся дома и лежит на диване, а его голова незаметно пробирается в чужие дома и подслушивает все разговоры.

Виноград на Луне ничем не отличается от нашего. Для меня нет никакого сомнения, что град, который падает порою на землю, есть этот самый лунный виноград, сорванный бурей на лунных полях.

Если вы хотите попробовать лунного вина, соберите несколько градин и дайте им хорошенько растаять. Лунным жителям живот служит вместо чемодана. Они могут закрывать и открывать его, когда им вздумается, и класть в него все, что угодно. У них нет ни желудка, ни печени, ни сердца, так что внутри они совсем пустые.

Глаза свои они могут вынимать и вставлять. Держа глаз, они видят им так хорошо, как будто он у них в голове. Если глаз испортится или потеряется, они идут на базар и покупают себе новый. Поэтому на Луне очень много людей, которые торгуют глазами. Там то и дело читаешь на вывесках: «Дёшево продаются глаза. Большой выбор оранжевых, красных, лиловых и синих».

Каждый год у лунных жителей новая мода на цвет глаз. В тот год, когда я был на Луне, в моде считались зелёные и жёлтые глаза. Но почему вы смеётесь? Неужели вы думаете, что я говорю вам неправду? Нет, каждое моё слово есть чистейшая истина, а если вы не верите мне, отправляйтесь сами на Луну. Там вы увидите, что я ничего не выдумываю и рассказываю вам одну только правду.

к оглавлению ↑

Сырный остров

Не моя вина, если со мною случаются такие диковины, которых ещё не случалось ни с кем. Это потому, что я люблю путешествовать и вечно ищу приключений, а вы сидите дома и ничего не видите, кроме четырех стен своей комнаты.

Однажды, например, я отправился в дальнее плаванье на большом голландском корабле. Вдруг в открытом океане на нас налетел ураган, который в одно мгновенье сорвал у нас все паруса и поломал все мачты.

Одна мачта упала на компас и разбила его вдребезги. Всем известно как трудно управлять кораблём без компаса. Мы сбились с пути и не знали, куда мы плывём.

Три месяца нас бросало по волнам океана из стороны в сторону, а потом унесло неизвестно куда, и вот в одно прекрасное утро мы заметили необыкновенную перемену во всём. Море из зелёного сделалось белым. Ветерок доносил какой-то нежный, ласкающий запах. Нам стало очень приятно и весело.

Вскоре мы увидели пристань и через час вошли в просторную глубокую гавань. Вместо воды в ней было молоко! Мы поспешили высадиться на берег и стали жадно пить из молочного моря.

Между нами был один матрос, который не выносил запаха сыра. Когда ему показывали сыр, его начинало тошнить. И вот едва мы высадились на берег, как ему сделалось дурно.

— Уберите у меня из-под ног этот сыр! — кричал он. — Я не хочу, я не могу ходить по сыру!

Я нагнулся к земле и все понял. Остров, к которому пристал наш корабль, был сделан из отличного голландского сыра! Да, да, не смейтесь, я рассказываю вам истинную правду: вместо глины у нас под ногами был сыр.

Мудрено ли, что жители этого острова питались почти исключительно сыром! Но сыра этого не становилось меньше, так как за ночь его вырастало ровно столько, сколько было съедено в течение дня.

Весь остров был покрыт виноградниками, но виноград там особенный: сожмёшь его в кулаке из него вместо сока течёт молоко. Жители острова — высокие, красивые люди. У каждого из них по три ноги. Благодаря трём ногам они свободно могут держаться на поверхности молочного моря.

Хлеб здесь растёт печёный, прямо в готовом виде, так что жителям этого острова не приходится ни сеять, ни пахать. Я видел много деревьев, увешанных сладкими медовыми пряниками.

Во время наших прогулок по Сырному острову мы открыли семь рек, текущих молоком, и две реки, текущие густым и вкусным пивом. Признаюсь, эти пивные реки понравились мне больше молочных. Вообще, гуляя по острову, мы видели много чудес.

Особенно поразили нас птичьи гнезда. Они были невероятно огромны. Одно орлиное гнездо, например, было выше самого высокого дома. Оно было все сплетено из исполинских дубовых стволов. В нём мы нашли пять сотен яиц, каждое величиной с хорошую бочку.

Мы разбили одно яйцо, и из него вылез птенец, раз в двадцать больше взрослого орла. Птенец запищал. К нему на помощь прилетела орлица. Она схватила нашего капитана, подняла его до ближайшего облака и оттуда швырнула в море.

К счастью, он был отличный пловец и через несколько часов добрался до Сырного острова вплавь. В одном лесу я был свидетелем казни.

Островитяне повесили на дереве трех человек вверх ногами. Несчастные стонали и плакали. Я спросил за что их так жестоко наказывают. Мне ответили, что они — путешественники, которые только что вернулись из дальнего странствия и бессовестно лгут о своих приключениях.

Я похвалил островитян за такую мудрую расправу с обманщиками, потому что я не выношу никакого обмана и всегда рассказываю одну только чистую правду.

Впрочем, вы, должно быть, и сами заметили, что во всех моих рассказах нет ни одного слова лжи. Ложь мне отвратительна, и я счастлив, что все мои близкие всегда считали меня правдивейшим на земле человеком.

Вернувшись на корабль, мы тотчас же подняли якорь и отплыли от чудесного острова. Все деревья, что росли на берегу, словно по какому-то знаку, дважды поклонились нам в пояс и снова выпрямились как ни в чём не бывало.

Растроганный их необыкновенной любезностью, я снял шляпу и послал им прощальный привет. Удивительно вежливые деревья, не правда ли?

к оглавлению ↑

Корабли, проглоченные рыбой

У нас не было компаса, и поэтому мы долго блуждали по незнакомым морям. Наш корабль то и дело окружали страшные акулы, киты и другие морские чудовища. Наконец мы натолкнулись на рыбу, которая была так велика, что, стоя возле её головы, мы не могли увидеть её хвоста.

Когда рыба захотела пить, она распахнула пасть, и вода рекой потекла в её глотку, таща за собой наш корабль. Можете себе представить, какую мы испытывали тревогу! Даже я, уж на что храбрец, а и то задрожал от страха.

Но в животе у рыбы оказалось тихо, как в гавани. Весь рыбий живот был набит кораблями, давно уже проглоченными жадным чудовищем. О, если бы вы знали, как там темно! Ведь мы не видели ни солнца, ни звёзд, ни луны.

Рыба пила воду дважды в день, и всякий раз, когда вода вливалась в её глотку, наш корабль вздымался на высоких волнах. В остальное время в животе было сухо.

Дождавшись, когда вода схлынула, мы с капитаном сошли с корабля погулять. Тут мы встретили моряков всего мира: шведов, англичан, португальцев… В рыбьем животе их было десять тысяч. Многие из них жили там уже несколько лет. Я предложил собраться вместе и обсудить план освобождения из этой душной тюрьмы. Меня выбрали председателем, но как раз в ту минуту, когда я открыл собрание, проклятая рыба начала снова пить, и мы все разбежались по своим кораблям.

На другой день мы снова собрались, и я внёс такое предложение: связать две самые высокие мачты и, как только рыба откроет рот, поставить их торчком, чтобы она не могла сдвинуть челюсти. Тогда она так и останется с разинутой пастью, и мы свободно выплывем наружу.

Моё предложение было принято единогласно. Двести самых дюжих матросов установили во рту у чудовища две высочайшие мачты, и оно не смогло закрыть рот.

Корабли весело выплыли из брюха в открытое море. Оказалось, что в брюхе этой громадины было семьдесят пять кораблей. Можете себе представить, какой величины было туловище! Мачты мы, конечно, так и оставили в разинутой пасти рыбы, чтобы она больше никого не могла проглотить.

Освободившись из плена, мы, естественно, пожелали знать, где мы находимся. Оказалось, в Каспийском море. Это очень удивило нас всех, потому что Каспийское море закрытое: оно не соединяется ни с какими другими морями.

Но трехногий учёный, которого я захватил на Сырном острове, объяснил мне, что рыба попала в Каспийское море через какой-нибудь подземный канал.

Мы направились к берегу, и я поспешил на сушу, заявив своим спутникам, что больше никогда и никуда не поеду, что с меня довольно и тех передряг, которые я испытал в эти годы, а теперь я хочу отдохнуть. Мои приключения порядком утомили меня, и я решил зажить спокойной жизнью.

к оглавлению ↑

Схватка с медведем

Но как только я вылез из лодки, на меня набросился огромный медведь. Это был чудовищный зверь необыкновенных размеров. Он растерзал бы меня в одно мгновение, но я схватил его за передние лапы и так сильно сжал их, что медведь заревел от боли. Я знал, что, если я отпущу его, он немедленно растерзает меня, и потому держал его лапы три дня и три ночи, покуда он не умер от голода.

Да, он умер от голода, так как медведи утоляют свой голод лишь тем, что сосут свои лапы. А этот медведь никак не мог пососать своих лап и потому погиб голодной смертью. С тех пор ни один медведь не решается напасть на меня.

This article is about the literary character. For other uses, see Münchhausen.

Baron Munchausen
Gustave Doré’s portrait of Baron Munchausen
First appearance	Baron Munchausen’s Narrative of his Marvellous Travels and Campaigns in Russia (1785)
Created by	Rudolf Erich Raspe
Portrayed by	Jack Pearl (1933–1934) Hans Albers (1943) Miloš Kopecký (1961) Oleg Yankovsky (1979) John Neville (1988) Jan Josef Liefers (2012)
Voiced by	Jack Pearl (1932) Peter Ustinov (1972)
Based on	Hieronymus Karl Friedrich von Münchhausen (1720–1797)
In-universe information
Nickname	Lügenbaron («Baron of Lies»)
Title	Baron
Nationality	German

Baron Munchausen (;^[1][2][a] German: [ˈmʏnçˌhaʊzn̩]) is a fictional German nobleman created by the German writer Rudolf Erich Raspe in his 1785 book Baron Munchausen’s Narrative of his Marvellous Travels and Campaigns in Russia. The character is loosely based on a real baron, Hieronymus Karl Friedrich, Freiherr von Münchhausen.

Born in Bodenwerder, Electorate of Hanover, the real-life Münchhausen fought for the Russian Empire in the Russo-Turkish War of 1735–1739. Upon retiring in 1760, he became a minor celebrity within German aristocratic circles for telling outrageous tall tales based on his military career. After hearing some of Münchhausen’s stories, Raspe adapted them anonymously into literary form, first in German as ephemeral magazine pieces and then in English as the 1785 book, which was first published in Oxford by a bookseller named Smith. The book was soon translated into other European languages, including a German version expanded by the poet Gottfried August Bürger. The real-life Münchhausen was deeply upset at the development of a fictional character bearing his name, and threatened legal proceedings against the book’s publisher. Perhaps fearing a libel suit, Raspe never acknowledged his authorship of the work, which was only established posthumously.

The fictional Baron’s exploits, narrated in the first person, focus on his impossible achievements as a sportsman, soldier, and traveller; for instance: riding on a cannonball, fighting a forty-foot crocodile, and travelling to the Moon. Intentionally comedic, the stories play on the absurdity and inconsistency of Munchausen’s claims, and contain an undercurrent of social satire. The earliest illustrations of the character, perhaps created by Raspe himself, depict Munchausen as slim and youthful, although later illustrators have depicted him as an older man, and have added the sharply beaked nose and twirled moustache that have become part of the character’s definitive visual representation. Raspe’s book was a major international success, becoming the core text for numerous English, continental European, and American editions that were expanded and rewritten by other writers. The book in its various revised forms remained widely read throughout the 19th century, especially in editions for young readers.

Versions of the fictional Baron have appeared on stage, screen, radio, and television, as well as in other literary works. Though the Baron Munchausen stories are no longer well-known in many English-speaking countries, they are still popular in continental Europe. The character has inspired numerous memorials and museums, and several medical conditions and other concepts are named after him.

Historical figure[edit]

Hieronymus Karl Friedrich von Münchhausen was born on 11 May 1720 in Bodenwerder, Electorate of Hanover.^[5] He was a younger son of the «Black Line» of Rinteln-Bodenwerder, an aristocratic family in the Duchy of Brunswick-Lüneburg.^[6] His cousin, Gerlach Adolph von Münchhausen,^[7] was the founder of the University of Göttingen and later the Prime Minister of the Electorate of Hanover.^[8] Münchhausen started as a page to Anthony Ulrich II of Brunswick-Wolfenbüttel, and followed his employer to the Russian Empire during the Russo-Austro–Turkish War (1735–39).^[5] In 1739, he was appointed a cornet in the Russian cavalry regiment, the Brunswick-Cuirassiers.^[5] On 27 November 1740, he was promoted to lieutenant.^[6] He was stationed in Riga, but participated in two campaigns against the Turks in 1740 and 1741. In 1744 he married Jacobine von Dunten, and in 1750 he was promoted to Rittmeister (cavalry captain).^[5]

In 1760 Münchhausen retired to live as a Freiherr at his estates in Bodenwerder, where he remained until his death in 1797.^[5][9] It was there, especially at parties given for the area’s aristocrats, that he developed a reputation as an imaginative after-dinner storyteller, creating witty and highly exaggerated accounts of his adventures in Russia. Over the ensuing thirty years, his storytelling abilities gained such renown that he frequently received visits from travelling nobles wanting to hear his tales.^[10] One guest described Münchhausen as telling his stories «cavalierly, indeed with military emphasis, yet without any concession to the whimsicality of the man of the world; describing his adventures as one would incidents which were in the natural course of events».^[11] Rather than being considered a liar, Münchhausen was seen as an honest man.^[5] As another contemporary put it, Münchhausen’s unbelievable narratives were designed not to deceive, but «to ridicule the disposition for the marvellous which he observed in some of his acquaintances».^[12]

Münchhausen’s wife Jacobine von Dunten died in 1790.^[13] In January 1794, Münchhausen married Bernardine von Brunn, fifty-seven years his junior.^[13] Von Brunn reportedly took ill soon after the marriage and spent the summer of 1794 in the spa town of Bad Pyrmont, although contemporary gossip claimed that she spent her time dancing and flirting.^[13] Von Brunn gave birth to a daughter, Maria Wilhemina, on 16 February 1795, nine months after her summer trip. Münchhausen filed an official complaint that the child was not his, and spent the last years of his life in divorce proceedings and alimony litigation.^[13] Münchhausen died childless on 22 February 1797.^[5]

Fictionalization[edit]

The fictionalized character was created by a German writer, scientist, and con artist, Rudolf Erich Raspe.^[14][15] Raspe probably met Hieronymus von Münchhausen while studying at the University of Göttingen,^[7] and may even have been invited to dine with him at the mansion at Bodenwerder.^[14] Raspe’s later career mixed writing and scientific scholarship with theft and swindling; when the German police issued advertisements for his arrest in 1775, he fled continental Europe and settled in England.^[16]

In his native German language, Raspe wrote a collection of anecdotes inspired by Münchhausen’s tales, calling the collection «M-h-s-nsche Geschichten» («M-h-s-n Stories»).^[17] It remains unclear how much of Raspe’s material comes directly from the Baron, but the majority of the stories are derived from older sources,^[18] including Heinrich Bebel’s Facetiæ (1508) and Samuel Gotthold Lange’s Deliciæ Academicæ (1765).^[19] «M-h-s-nsche Geschichten» appeared as a feature in the eighth issue of the Vade mecum für lustige Leute (Handbook for Fun-loving People), a Berlin humor magazine, in 1781. Raspe published a sequel, «Noch zwei M-Lügen» («Two more M-Fibs»), in the tenth issue of the same magazine in 1783.^[17] The hero and narrator of these stories was identified only as «M-h-s-n», keeping Raspe’s inspiration partly obscured while still allowing knowledgeable German readers to make the connection to Münchhausen.^[20] Raspe’s name did not appear at all.^[17]

In 1785, while supervising mines at Dolcoath in Cornwall, Raspe adapted the Vade mecum anecdotes into a short English-language book, this time identifying the narrator of the book as «Baron Munchausen».^[21] Other than the anglicization of Münchhausen to «Munchausen», Raspe this time made no attempt to hide the identity of the man who had inspired him, though he still withheld his own name.^[22]

This English edition, the first version of the text in which Munchausen appeared as a fully developed literary character,^[23] had a circuitous publication history. It first appeared anonymously as Baron Munchausen’s Narrative of his Marvellous Travels and Campaigns in Russia, a 49-page book in 12mo size, published in Oxford by the bookseller Smith in late 1785 and sold for a shilling.^[24] A second edition released early the following year, retitled Singular Travels, Campaigns, Voyages, and Sporting Adventures of Baron Munnikhouson, commonly pronounced Munchausen, added five more stories and four illustrations; though the book was still anonymous, the new text was probably by Raspe, and the illustrations may have been his work as well.^[25]

By May 1786, Raspe no longer had control over the book, which was taken over by a different publisher, G. Kearsley.^[26][b] Kearsley, intending the book for a higher-class audience than the original editions had been, commissioned extensive additions and revisions from other hands, including new stories, twelve new engravings, and much rewriting of Raspe’s prose. This third edition was sold at two shillings, twice the price of the original, as Gulliver Revived, or the Singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures of Baron Munikhouson, commonly pronounced Munchausen.^[27]

Kearsley’s version was a marked popular success. Over the next few years, the publishing house issued further editions in quick succession, adding still more non-Raspe material along the way; even the full-length Sequel to the Adventures of Baron Munchausen, again not by Raspe and originally published in 1792 by a rival printer, was quickly subsumed into the body of stories. In the process of revision, Raspe’s prose style was heavily modified; instead of his conversational language and sportsmanlike turns of phrase, Kearsley’s writers opted for a blander and more formal tone imitating Augustan prose.^[28] Most ensuing English-language editions, including even the major editions produced by Thomas Seccombe in 1895 and F. J. Harvey Darton in 1930, reproduce one of the rewritten Kearsley versions rather than Raspe’s original text.^[29]

At least ten editions or translations of the book appeared before Raspe’s death in 1794.^[30] Translations of the book into French, Spanish, and German were published in 1786.^[22] The text reached the United States in 1805, expanded to include American topical satire by an anonymous Federalist writer, probably Thomas Green Fessenden.^[31]

The first German translation, Wunderbare Reisen zu Wasser und Lande, was made by the German Romantic poet Gottfried August Bürger. Bürger’s text is a close translation of Smith’s second edition, but also includes an interpolated story, based on a German legend called «The Six Wonderful Servants». Two new engravings were added to illustrate the interpolated material.^[32] The German version of the stories proved to be even more popular than the English one.^[33] A second German edition in 1788 included heavily altered material from an expanded Kearsley edition, and an original German sequel, Nachtrag zu den wunderbaren Reisen zu Wasser und Lande, was published in 1789. After these publications, the English and Continental versions of the Raspe text continued to diverge, following increasingly different traditions of included material.^[34]

Raspe, probably for fear of a libel suit from the real-life Baron von Münchhausen, never admitted his authorship of the book.^[35] It was often credited to Bürger,^[19] sometimes with an accompanying rumor that the real-life Baron von Münchhausen had met Bürger in Pyrmont and dictated the entire work to him.^[36] Another rumor, which circulated widely soon after the German translation was published, claimed that it was a competitive collaboration by three University of Göttingen scholars—Bürger, Abraham Gotthelf Kästner, and Georg Christoph Lichtenberg—with each of the three trying to outdo one another by writing the most unbelievable tale.^[37] The scholar Johann Georg Meusel correctly credited Raspe for the core text, but mistakenly asserted that Raspe had written it in German and that an anonymous translator was responsible for the English version.^[36] Raspe’s authorship was finally proven in 1824 by Bürger’s biographer, Karl Reinhard.^[38][c]

In the first few years after publication, German readers widely assumed that the real-life Baron von Münchhausen was responsible for the stories.^[22] According to witnesses, Münchhausen was deeply angry that the book had dragged his name into public consciousness and insulted his honor as a nobleman. Münchhausen became a recluse, refusing to host parties or tell any more stories,^[22] and he attempted without success to bring legal proceedings against Bürger and the publisher of the translation.^[40]

Publication history[edit]

The following tables summarize the early publication history of Raspe’s text, from 1785 to 1800. Unless otherwise referenced, information in the tables comes from the Munchausen bibliography established by John Patrick Carswell.^[41]

Raspe’s English text
Edition	Title on title page	Publication	Contents
First	Baron Munchausen’s Narrative of his Marvellous Travels and Campaigns in Russia. Humbly dedicated and recommended to Country Gentlemen; and, if they please, to be repeated as their own, after a Hunt, at Horse Races, in Watering Places, and other such polite Assemblies, round the bottle and fireside	Oxford: Smith, 1786 [actually late 1785][d]	Adaptations by Raspe of fifteen of the sixteen anecdotes from «M-h-s-nsche Geschichten» and both of the anecdotes from «Noch zwei M-Lügen».
Second	Singular Travels, Campaigns, Voyages, and Sporting Adventures of Baron Munnikhouson, commonly pronounced Munchausen; as he relates them over a Bottle when surrounded by his Friends. A New Edition, considerably enlarged, and ornamented with four Views, engraved from the Baron’s own drawings	Oxford: Smith, [April] 1786	Same as the First Edition, plus five new stories probably by Raspe and four illustrations possibly also by Raspe.
Third	Gulliver Revived, or the singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures of Baron Munikhouson, commonly pronounced Munchausen. The Third Edition, considerably enlarged, and ornamented with Views, engraved from the original designs	Oxford: G. Kearsley, [May] 1786	Same stories and engravings as the Second Edition, plus new non-Raspe material and twelve new engravings. Many alterations are made to Raspe’s original text.
Fourth	Gulliver Revived containing singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures in Russia, Iceland, Turkey, Egypt, Gibraltar, up the Mediterranean, and on the Atlantic Ocean: Also an Account of a Voyage into the Moon, with many extraordinary Particulars relative to the Cooking Animal in that Planet, which are here called the Human Species, by Baron Munchausen. The Fourth Edition. Considerably enlarged, and ornamented with Sixteen explanatory Views, engraved from Original Designs	London: G. Kearsley, [July] 1786	Same stories as the Third Edition, plus new material not by Raspe, including the cannonball ride, the journey with Captain Hamilton, and the Baron’s second trip to the Moon. Further alterations to Raspe’s text. Eighteen engravings, though only sixteen are mentioned on the title page.
Fifth	Gulliver Revived, containing singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures in Russia, the Caspian Sea, Iceland, Turkey, Egypt, Gibraltar, up the Mediterranean, on the Atlantic Ocean and through the Centre of Mount Etna into the South Sea: Also an Account of a Voyage to the Moon and Dog Star, with many extraordinary Particulars relative to the Cooking Animal in those Planets, which are here called the Human Species, by Baron Munchausen. The Fifth Edition, considerably enlarged, and ornamented with a variety of explanatory Views, engraved from Original Designs	London: G. Kearsley, 1787	Same contents as the Fourth Edition, plus the trips to Ceylon (added at the beginning) and Mount Etna (at the end), and a new frontispiece.
Sixth	Gulliver Revived or the Vice of Lying properly exposed; containing singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures in Russia, the Caspian Sea, Iceland, Turkey, Egypt, Gibraltar, up the Mediterranean, on the Atlantic Ocean and through the Centre of Mount Etna into the South Sea: also an Account of a Voyage into the Moon and Dog-Star with many extraordinary Particulars relative to the Cooking Animal in those Planets, which are there called the Human Species by Baron Munchausen. The Sixth Edition. Considerably enlarged and ornamented with a variety of explanatory Views engraved from Original Designs	London: G. Kearsley, 1789[e]	Same contents as the Fifth Edition, plus a «Supplement» about a ride on an eagle and a new frontispiece.
Seventh	The Seventh Edition, Considerably enlarged, and ornamented with Twenty Explanatory Engravings, from Original Designs. Gulliver Revived: or, the Vice of Lying properly exposed. Containing singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures in Russia, the Caspian Sea, Iceland, Turkey, Egypt, Gibraltar, up the Mediterranean, on the Atlantic Ocean and through the Centre of Mount Aetna, into the South Sea. Also, An Account of a Voyage into the Moon and Dog-Star; with many extraordinary Particulars relative to the Cooking Animal in those Planets, which are there called the Human Species. By Baron Munchausen	London: C. and G. Kearsley, 1793	Same as the Sixth Edition.
Eighth	The Eighth Edition, Considerably enlarged, and ornamented with Twenty Explanatory Engravings, from Original Designs. Gulliver Revived: or, the Vice of Lying properly exposed. Containing singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures in Russia, the Caspian Sea, Iceland, Turkey, Egypt, Gibraltar, up the Mediterranean, on the Atlantic Ocean and through the Centre of Mount Aetna, into the South Sea. Also, An Account of a Voyage into the Moon and Dog-Star; with many extraordinary Particulars relative to the Cooking Animal in those Planets, which are there called the Human Species. By Baron Munchausen	London: C. and G. Kearsley, 1799	Same as the Sixth Edition.

Early Munchausen translations and sequels
Language	Title	Publication	Contents
German	Wunderbare Reisen zu Wasser und Lande, feldzüge und lustige Abentheuer des Freyherrn von Münchhausen wie er dieselben bey der Flasche im Zirkel seiner Freunde zu Erzählen pflegt. Aus dem Englischen nach der neuesten Ausgabe übersetzt, hier und da erweitert und mit noch mehr Küpfern gezieret	London [actually Göttingen]: [Johann Christian Dieterich,] 1786	Gottfried August Bürger’s free translation of the English Second Edition, plus new material added by Bürger. Four illustrations from the English Second Edition and three new ones.
French	Gulliver ressuscité, ou les voyages, campagnes et aventures extraordinaires du Baron de Munikhouson	Paris: Royez, 1787	Slightly modified translation of the English Fifth Edition.
German	Wunderbare Reisen zu Wasser und Lande, feldzüge und lustige Abentheuer des Freyherrn von Münchhausen, wie er dieselben bey der Flasche im Zirkel seiner Freunde zu Erzählen pflegt. Aus dem Englischen nach der neuesten Ausgabe übersetzt, hier und da erweitert und mit noch mehr Küpfern gezieret. Zweite vermehrte Ausgabe	London [actually Göttingen]: [Johann Christian Dieterich,] 1788	Same as previous German edition, plus a translation of the new material from the English Fifth Edition, greatly revised.
German	Nachtrag zu den wunderbaren Reisen zu Wasser und Lande, und lustige Abentheuer des Freyherrn von Münchhausen, wie er dieselben bey der Flasch Wein im Zirkel seiner Freunde selbst zu erzählen pflegt. Mit Küpferrn	Copenhagen, 1789	Original German sequel, sharply satirizing the Baron. Includes twenty-three engravings and an «Elegy on the Death of Herr von Münchhausen» (though the real-life Baron had not yet died).
English	A Sequel to the Adventures of Baron Munchausen humbly dedicated to Mr Bruce the Abyssinian Traveller, As the Baron conceives that it may be of some service to him making another expedition into Abyssinia; but if this does not delight Mr Bruce, the Baron is willing to fight him on any terms he pleases	[London:] H. D. Symonds, 1792 [a second edition was published 1796]	Original English sequel, satirizing the travels of James Bruce. Includes twenty engravings. This Sequel was often printed alongside the Raspe text as «Volume Two of the Baron’s Travels».

Fictional character[edit]

The fictional Baron Munchausen is a braggart soldier, most strongly defined by his comically exaggerated boasts about his own adventures.^[44] All of the stories in Raspe’s book are told in first-person narrative, with a prefatory note explaining that «the Baron is supposed to relate these extraordinary Adventures over his Bottle, when surrounded by his Friends».^[45] The Baron’s stories imply him to be a superhuman figure who spends most of his time either getting out of absurd predicaments or indulging in equally absurd moments of gentle mischief.^[46] In some of his best-known stories, the Baron rides a cannonball, travels to the Moon, is swallowed by a giant fish in the Mediterranean Sea, saves himself from drowning by pulling up on his own hair, fights a forty-foot crocodile, enlists a wolf to pull his sleigh, and uses laurel tree branches to fix his horse when the animal is accidentally cut in two.^[19]

In the stories he narrates, the Baron is shown as a calm, rational man, describing what he experiences with simple objectivity; absurd happenings elicit, at most, mild surprise from him, and he shows serious doubt about any unlikely events he has not witnessed himself.^[47] The resulting narrative effect is an ironic tone, encouraging skepticism in the reader^[48] and marked by a running undercurrent of subtle social satire.^[46] In addition to his fearlessness when hunting and fighting, he is suggested to be a debonair, polite gentleman given to moments of gallantry, with a scholarly penchant for knowledge, a tendency to be pedantically accurate about details in his stories, and a deep appreciation for food and drink of all kinds.^[49] The Baron also provides a solid geographical and social context for his narratives, peppering them with topical allusions and satire about recent events; indeed, many of the references in Raspe’s original text are to historical incidents in the real-life Münchhausen’s military career.^[50]

Because the feats the Baron describes are overtly implausible, they are easily recognizable as fiction,^[51] with a strong implication that the Baron is a liar.^[44] Whether he expects his audience to believe him varies from version to version; in Raspe’s original 1785 text, he simply narrates his stories without further comment, but in the later extended versions he is insistent that he is telling the truth.^[52] In any case, the Baron appears to believe every word of his own stories, no matter how internally inconsistent they become, and he usually appears tolerantly indifferent to any disbelief he encounters in others.^[53]

Illustrators of the Baron stories have included Thomas Rowlandson, Alfred Crowquill, George Cruikshank, Ernst Ludwig Riepenhausen, Theodor Hosemann, Adolf Schrödter, Gustave Doré, William Strang,^[54] W. Heath Robinson,^[55] and Ronald Searle.^[56] The Finnish-American cartoonist Klaus Nordling featured the Baron in a weekly Baron Munchausen comic strip from 1935 to 1937,^[57] and in 1962, Raspe’s text was adapted for Classics Illustrated #146 (British series), with both interior and cover art by the British cartoonist Denis Gifford.^[58]

In the first published illustrations, which may have been drawn by Raspe himself, the Baron appears slim and youthful.^[59] For the 1792 Sequel to the Adventures of Baron Munchausen, an anonymous artist drew the Baron as a dignified but tired old soldier whose face is marred by injuries from his adventures; this illustration remained the standard portrait of the Baron for about seventy years, and its imagery was echoed in Cruikshank’s depictions of the character. Doré, illustrating a Théophile Gautier fils translation in 1862, retained the sharply beaked nose and twirled moustache from the 1792 portrait, but gave the Baron a healthier and more affable appearance; the Doré Baron became the definitive visual representation for the character.^[60]

The relationship between the real and fictional Barons is complex. On the one hand, the fictional Baron Munchausen can be easily distinguished from the historical figure Hieronymus von Münchhausen;^[4] the character is so separate from his namesake that at least one critic, the writer W. L. George, concluded that the namesake’s identity was irrelevant to the general reader,^[61] and Richard Asher named Munchausen syndrome using the anglicized spelling so that the disorder would reference the character rather than the real person.^[4] On the other hand, Münchhausen remains strongly connected to the character he inspired, and is still nicknamed the Lügenbaron («Baron of Lies») in German.^[22] As the Munchausen researcher Bernhard Wiebel has said, «These two barons are the same and they are not the same.»^[62]

Critical and popular reception[edit]

Reviewing the first edition of Raspe’s book in December 1785, a writer in The Critical Review commented appreciatively:^[63]

This is a satirical production calculated to throw ridicule on the bold assertions of some parliamentary declaimers. If rant may be best foiled at its own weapons, the author’s design is not ill-founded; for the marvellous has never been carried to a more whimsical and ludicrous extent.^[63][f]

At around the same time, English Review was less approving: «We do not understand how a collection of lies can be called a satire on lying, any more than the adventures of a woman of pleasure can be called a satire on fornication.»^[64]

W. L. George described the fictional Baron as a «comic giant» of literature, describing his boasts as «splendid, purposeless lie[s] born of the joy of life».^[65] Théophile Gautier fils highlighted that the Baron’s adventures are endowed with an «absurd logic pushed to the extreme and which backs away from nothing».^[66] According to an interview, Jules Verne relished reading the Baron stories as a child, and used them as inspiration for his own adventure novels.^[67] Thomas Seccombe commented that «Munchausen has undoubtedly achieved [a permanent place in literature] … The Baron’s notoriety is universal, his character proverbial, and his name as familiar as that of Mr. Lemuel Gulliver, or Robinson Crusoe.»^[68]

Steven T. Byington wrote that «Munchausen’s modest seat in the Valhalla of classic literature is undisputed», comparing the stories to American tall tales and concluding that the Baron is «the patriarch, the perfect model, the fadeless fragrant flower, of liberty from accuracy».^[69] The folklore writer Alvin Schwartz cited the Baron stories as one of the most important influences on the American tall tale tradition.^[70] In a 2012 study of the Baron, the literary scholar Sarah Tindal Kareem noted that «Munchausen embodies, in his deadpan presentation of absurdities, the novelty of fictionality [and] the sophistication of aesthetic illusion», adding that the additions to Raspe’s text made by Kearsley and others tend to mask these ironic literary qualities by emphasizing that the Baron is lying.^[52]

By the beginning of the 19th century, Kearsley’s phenomenally popular version of Raspe’s book had spread to abridged chapbook editions for young readers, who soon became the main audience for the stories.^[71] The book, especially in its adaptations for children, remained widely popular throughout the century.^[72] It was translated into nearly all languages spoken in Europe;^[73] Robert Southey referred to it as «a book which everybody knows, because all boys read it».^[71] Notable later translations include Gautier’s French rendering^[59] and Korney Chukovsky’s popular Russian adaptation.^[74] By the 1850s, Munchausen had come into slang use as a verb meaning «to tell extravagantly untruthful pseudo-autobiographical stories».^[75] Robert Chambers, in an 1863 almanac, cited the iconic 1792 illustration of the Baron by asking rhetorically:

Who is there that has not, in his youth, enjoyed The Surprising Travels and Adventures of Baron Munchausen in Russia, the Caspian Sea, Iceland, Turkey, &c. a slim volume—all too short, indeed—illustrated by a formidable portrait of the baron in front, with his broad-sword laid over his shoulder, and several deep gashes on his manly countenance? I presume they must be few.^[72]

Though Raspe’s book is no longer widely read by English-speakers,^[76] the Munchausen stories remain popular in Europe, especially in Germany and in Russia.^[77]

In culture[edit]

Literature[edit]

As well as the many augmented and adapted editions of Raspe’s text, the fictional Baron has occasionally appeared in other standalone works.^[78] In 1838–39, Karl Leberecht Immermann published the long novel Münchhausen: Eine Geschichte in Arabesken (Münchhausen: A History of Arabesques)^[79] as an homage to the character, and Adolf Ellissen’s Munchausens Lügenabenteur, an elaborate expansion of the stories, appeared in 1846.^[73] In his 1886 philosophical treatise Beyond Good and Evil, Friedrich Nietzsche uses one of the Baron’s adventures, the one in which he rescues himself from a swamp, as a metaphor for belief in complete metaphysical free will; Nietzsche calls this belief an attempt «to pull oneself up into existence by the hair, out of the swamps of nothingness».^[80] Another philosopher, Ludwig Wittgenstein, references the same adventure in a diary entry from 11.4.1937; his note records his having dreamt saying «But let us talk in our mother tongue, and not believe that we must pull ourselves out of the swamp by our own hair; that was – thank God – only a dream, after all. To God alone be praise!»^[81]

In the late 19th century, the Baron appeared as a character in John Kendrick Bangs’s comic novels A House-Boat on the Styx, Pursuit of the House-Boat, and The Enchanted Type-Writer.^[82] Shortly after, in 1901, Bangs published Mr. Munchausen, a collection of new Munchausen stories, closely following the style and humor of the original tales.^[78] Hugo Gernsback’s second novel, Baron Münchhausen’s New Scientific Adventures, put the Baron character in a science fiction setting; the novel was serialized in The Electrical Experimenter from May 1915 to February 1917.^[83]

Pierre Henri Cami’s character Baron de Crac, a French soldier and courtier under Louis XV,^[84] is an imitation of the Baron Munchausen stories.^[85] In 1998,^[86] the British game designer James Wallis used the Baron character to create a multi-player storytelling game, The Extraordinary Adventures of Baron Munchausen, in which players improvise Munchausen-like first-person stories while overcoming objections and other interruptions from opponents.^[87] The American writer Peter David had the Baron narrate an original short story, «Diego and the Baron», in 2018.^[88]

Stage and audio[edit]

Sadler’s Wells Theatre produced the pantomime Baron Munchausen; or, Harlequin’s Travels in London in 1795, starring the actor-singer-caricaturist Robert Dighton as the Baron;^[89] another pantomime based on the Raspe text, Harlequin Munchausen, or the Fountain of Love, was produced in London in 1818.^[75] Herbert Eulenberg made the Baron the main character of a 1900 play, Münchhausen,^[90] and the Expressionist writer Walter Hasenclever turned the stories into a comedy, Münchhausen,^[79] in 1934.^[91] Grigori Gorin used the Baron as the hero of his 1976 play That Very Munchausen;^[92] a film version was made in 1980.^[93] Baron Prášil, a Czech musical about the Baron, opened in 2010 in Prague.^[94][g] The following year, the National Black Light Theatre of Prague toured the United Kingdom with a nonmusical production of The Adventures of Baron Munchausen.^[95]

In 1932, the comedy writer Billy Wells adapted Baron Munchausen for a radio comedy routine starring the comedians Jack Pearl and Cliff Hall.^[96] In the routine, Pearl’s Baron would relate his unbelievable experiences in a thick German accent to Hall’s «straight man» character, Charlie. When Charlie had had enough and expressed disbelief, the Baron would invariably retort: «Vass you dere, Sharlie?»^[97] The line became a popular and much-quoted catchphrase, and by early 1933 The Jack Pearl Show was the second most popular series on American radio (after Eddie Cantor’s program).^[97] Pearl attempted to adapt his portrayal to film in Meet the Baron in 1933, playing a modern character mistaken for the Baron,^[97] but the film was not a success.^[96] Pearl’s popularity gradually declined between 1933 and 1937, though he attempted to revive the Baron character several times before ending his last radio series in 1951.^[98]

For a 1972 Caedmon Records recording of some of the stories,^[99][100] Peter Ustinov voiced the Baron. A review in The Reading Teacher noted that Ustinov’s portrayal highlighted «the braggadocio personality of the Baron», with «self-adulation … plainly discernible in the intonational innuendo».^[101]

Film[edit]

The early French filmmaker Georges Méliès, who greatly admired the Baron Munchausen stories,^[66] filmed Baron Munchausen’s Dream in 1911. Méliès’s short silent film, which has little in common with the Raspe text, follows a sleeping Baron through a surrealistic succession of intoxication-induced dreams.^[102] Méliès may also have used the Baron’s journey to the moon as an inspiration for his well-known 1902 film A Trip to the Moon.^[66] In the late 1930s, he planned to collaborate with the Dada artist Hans Richter on a new film version of the Baron stories, but the project was left unfinished at his death in 1938.^[103] Richter attempted to complete it the following year, taking on Jacques Prévert, Jacques Brunius, and Maurice Henry as screenwriters, but the beginning of the Second World War put a permanent halt to the production.^[104]

The French animator Émile Cohl produced a version of the stories using silhouette cutout animation in 1913; other animated versions were produced by Richard Felgenauer in Germany in 1920, and by Paul Peroff in the United States in 1929.^[104] Colonel Heeza Liar, the protagonist of the first animated cartoon series in cinema history, was created by John Randolph Bray in 1913 as an amalgamation of the Baron and Teddy Roosevelt.^[105] The Italian director Paolo Azzurri filmed The Adventures of Baron Munchausen in 1914,^[106] and the British director F. Martin Thornton made a short silent film featuring the Baron, The New Adventures of Baron Munchausen, the following year.^[107] In 1940, the Czech director Martin Frič filmed Baron Prášil, starring the comic actor Vlasta Burian as a 20th-century descendant of the Baron.^[108][g]

For the German film studio U.F.A. GmbH’s 25th anniversary in 1943, Joseph Goebbels hired the filmmaker Josef von Báky to direct Münchhausen, a big-budget color film about the Baron.^[109] David Stewart Hull describes Hans Albers’s Baron as «jovial but somewhat sinister»,^[110] while Tobias Nagle writes that Albers imparts «a male and muscular zest for action and testosterone-driven adventure».^[111] A German musical comedy, Münchhausen in Afrika, made as a vehicle for the Austrian singing star Peter Alexander, appeared in 1957.^[112] Karel Zeman’s 1961 Czech film The Fabulous Baron Munchausen commented on the Baron’s adventures from a contemporary perspective, highlighting the importance of the poetic imagination to scientific achievement; Zeman’s stylized mise-en-scène, based on Doré’s illustrations for the book, combined animation with live-action actors, including Miloš Kopecký as the Baron.^[113]

In the Soviet Union, in 1929, Daniil Cherkes released a cartoon, Adventures of Munchausen.^{[114][115][116]} Soviet Soyuzmultfilm released a 16-minute stop-motion animation Adventures of Baron Munchausen in 1967, directed by Anatoly Karanovich.^[117] Another Soviet animated version was produced as a series of short films, Munchausen’s Adventures, in 1973 and 1974.^[118] The French animator Jean Image filmed The Fabulous Adventures of the Legendary Baron Munchausen in 1979,^[106] and followed it with a 1984 sequel, Moon Madness.^[119]

Oleg Yankovsky appeared as the Baron in the 1979 Russian television film The Very Same Munchhausen, directed by Mark Zakharov from Grigori Gorin’s screenplay, produced and released by Mosfilm. The film, a satirical commentary on Soviet censorship and social mores, imagines an ostracized Baron attempting to prove the truth of his adventures in a disbelieving and conformity-driven world.^[93]

In 1988, Terry Gilliam adapted the Raspe stories into a lavish Hollywood film, The Adventures of Baron Munchausen, with the British stage actor and director John Neville in the lead role. Roger Ebert, in his review of the film, described Neville’s Baron as a man who «seems sensible and matter-of-fact, as anyone would if they had spent a lifetime growing accustomed to the incredible».^[120]

The German actor Jan Josef Liefers starred in a 2012 two-part television film titled Baron on the Cannonball [de]; according to a Spiegel Online review, his characterization of the Baron strongly resembled Johnny Depp’s performance as Jack Sparrow in the Pirates of the Caribbean film series.^[121]

Legacy[edit]

Memorials[edit]

In 2004, a fan club calling itself Munchausen’s Grandchildren was founded in the Russian city of Kaliningrad (formerly Königsberg). The club’s early activities included identifying «historical proofs» of the fictional Baron’s travels through Königsberg, such as a jackboot supposedly belonging to the Baron^[122] and a sperm whale skeleton said to be that of the whale in whose belly the Baron was trapped.^[123]

On 18 June 2005, to celebrate the 750th anniversary of Kaliningrad, a monument to the Baron was unveiled as a gift from Bodenwerder, portraying the Baron’s cannonball ride.^[124] Bodenwerder sports a Munchausen monument in front of its Town Hall,^[77] as well as a Munchausen museum including a large collection of illustrated editions of the stories.^[125] Another Munchausen Museum (Minhauzena Muzejs) exists in Duntes Muiža, Liepupe parish, Latvia,^[126] home of the real Baron’s first wife;^[127] the couple had lived in the town for six years, before moving back to the baronial estate in Hanover.^[77] In 2005, to mark the real-life Baron’s 285th birthday, the National Bank of Latvia issued a commemorative silver coin.^[77]

Nomenclature[edit]

In 1951, the British physician Richard Asher published an article in The Lancet describing patients whose factitious disorders led them to lie about their own states of health. Asher proposed to call the disorder «Munchausen’s syndrome», commenting: «Like the famous Baron von Munchausen, the persons affected have always travelled widely; and their stories, like those attributed to him, are both dramatic and untruthful. Accordingly, the syndrome is respectfully dedicated to the baron, and named after him».^[19] The disease is now usually referred to as Munchausen syndrome.^[128] The name has spawned two other coinages: Munchausen syndrome by proxy, in which illness is feigned by caretakers rather than patients,^[19] and Munchausen by Internet, in which illness is feigned online.^[129]

In 1968, Hans Albert coined the term Münchhausen trilemma to describe the philosophical problem inherent in having to derive conclusions from premises; those premises have to be derived from still other premises, and so on forever, leading to an infinite regress interruptible only by circular logic or dogmatism. The problem is named after the similarly paradoxical story in which the Baron saves himself from being drowned in a swamp by pulling on his own hair.^[130] The same story also inspired the mathematical term Munchausen number, coined by Daan van Berkel in 2009 to describe numbers whose digits, when raised to their own powers, can be added together to form the number itself (for example, 3435 = 3³ + 4⁴ + 3³ + 5⁵).^[131]

Subclass ATU1889 of the Aarne–Thompson–Uther classification system, a standard index of folklore, was named «Münchhausen Tales» in tribute to the stories.

^[132] In 1994, a main belt asteroid was named 14014 Münchhausen in honor of both the real and the fictional Baron.^[133]

Notes and references[edit]

Explanatory footnotes[edit]

Citations[edit]

General and cited sources[edit]

External links[edit]

• Baron Munchausen’s Narrative of his Marvellous Travels and Campaigns in Russia (Raspe’s original 1785 text) at Wikisource
• The Surprising Adventures of Baron Munchausen at Standard Ebooks
• The Surprising Adventures of Baron Munchausen (Thomas Seccombe’s edition of a Kearsley text) at Project Gutenberg
• The Surprising Adventures of Baron Munchausen public domain audiobook at LibriVox
• Münchhausen (Gottfried August Bürger’s translation) at Project Gutenberg (in German)
• The Munchausen Museum in Latvia
• The Munchausen Library in Zurich

This article is about the literary character. For other uses, see Münchhausen.

Baron Munchausen
Gustave Doré’s portrait of Baron Munchausen
First appearance	Baron Munchausen’s Narrative of his Marvellous Travels and Campaigns in Russia (1785)
Created by	Rudolf Erich Raspe
Portrayed by	Jack Pearl (1933–1934) Hans Albers (1943) Miloš Kopecký (1961) Oleg Yankovsky (1979) John Neville (1988) Jan Josef Liefers (2012)
Voiced by	Jack Pearl (1932) Peter Ustinov (1972)
Based on	Hieronymus Karl Friedrich von Münchhausen (1720–1797)
In-universe information
Nickname	Lügenbaron («Baron of Lies»)
Title	Baron
Nationality	German

Baron Munchausen (;^[1][2][a] German: [ˈmʏnçˌhaʊzn̩]) is a fictional German nobleman created by the German writer Rudolf Erich Raspe in his 1785 book Baron Munchausen’s Narrative of his Marvellous Travels and Campaigns in Russia. The character is loosely based on a real baron, Hieronymus Karl Friedrich, Freiherr von Münchhausen.

Born in Bodenwerder, Electorate of Hanover, the real-life Münchhausen fought for the Russian Empire in the Russo-Turkish War of 1735–1739. Upon retiring in 1760, he became a minor celebrity within German aristocratic circles for telling outrageous tall tales based on his military career. After hearing some of Münchhausen’s stories, Raspe adapted them anonymously into literary form, first in German as ephemeral magazine pieces and then in English as the 1785 book, which was first published in Oxford by a bookseller named Smith. The book was soon translated into other European languages, including a German version expanded by the poet Gottfried August Bürger. The real-life Münchhausen was deeply upset at the development of a fictional character bearing his name, and threatened legal proceedings against the book’s publisher. Perhaps fearing a libel suit, Raspe never acknowledged his authorship of the work, which was only established posthumously.

The fictional Baron’s exploits, narrated in the first person, focus on his impossible achievements as a sportsman, soldier, and traveller; for instance: riding on a cannonball, fighting a forty-foot crocodile, and travelling to the Moon. Intentionally comedic, the stories play on the absurdity and inconsistency of Munchausen’s claims, and contain an undercurrent of social satire. The earliest illustrations of the character, perhaps created by Raspe himself, depict Munchausen as slim and youthful, although later illustrators have depicted him as an older man, and have added the sharply beaked nose and twirled moustache that have become part of the character’s definitive visual representation. Raspe’s book was a major international success, becoming the core text for numerous English, continental European, and American editions that were expanded and rewritten by other writers. The book in its various revised forms remained widely read throughout the 19th century, especially in editions for young readers.

Versions of the fictional Baron have appeared on stage, screen, radio, and television, as well as in other literary works. Though the Baron Munchausen stories are no longer well-known in many English-speaking countries, they are still popular in continental Europe. The character has inspired numerous memorials and museums, and several medical conditions and other concepts are named after him.

Historical figure[edit]

Hieronymus Karl Friedrich von Münchhausen was born on 11 May 1720 in Bodenwerder, Electorate of Hanover.^[5] He was a younger son of the «Black Line» of Rinteln-Bodenwerder, an aristocratic family in the Duchy of Brunswick-Lüneburg.^[6] His cousin, Gerlach Adolph von Münchhausen,^[7] was the founder of the University of Göttingen and later the Prime Minister of the Electorate of Hanover.^[8] Münchhausen started as a page to Anthony Ulrich II of Brunswick-Wolfenbüttel, and followed his employer to the Russian Empire during the Russo-Austro–Turkish War (1735–39).^[5] In 1739, he was appointed a cornet in the Russian cavalry regiment, the Brunswick-Cuirassiers.^[5] On 27 November 1740, he was promoted to lieutenant.^[6] He was stationed in Riga, but participated in two campaigns against the Turks in 1740 and 1741. In 1744 he married Jacobine von Dunten, and in 1750 he was promoted to Rittmeister (cavalry captain).^[5]

In 1760 Münchhausen retired to live as a Freiherr at his estates in Bodenwerder, where he remained until his death in 1797.^[5][9] It was there, especially at parties given for the area’s aristocrats, that he developed a reputation as an imaginative after-dinner storyteller, creating witty and highly exaggerated accounts of his adventures in Russia. Over the ensuing thirty years, his storytelling abilities gained such renown that he frequently received visits from travelling nobles wanting to hear his tales.^[10] One guest described Münchhausen as telling his stories «cavalierly, indeed with military emphasis, yet without any concession to the whimsicality of the man of the world; describing his adventures as one would incidents which were in the natural course of events».^[11] Rather than being considered a liar, Münchhausen was seen as an honest man.^[5] As another contemporary put it, Münchhausen’s unbelievable narratives were designed not to deceive, but «to ridicule the disposition for the marvellous which he observed in some of his acquaintances».^[12]

Münchhausen’s wife Jacobine von Dunten died in 1790.^[13] In January 1794, Münchhausen married Bernardine von Brunn, fifty-seven years his junior.^[13] Von Brunn reportedly took ill soon after the marriage and spent the summer of 1794 in the spa town of Bad Pyrmont, although contemporary gossip claimed that she spent her time dancing and flirting.^[13] Von Brunn gave birth to a daughter, Maria Wilhemina, on 16 February 1795, nine months after her summer trip. Münchhausen filed an official complaint that the child was not his, and spent the last years of his life in divorce proceedings and alimony litigation.^[13] Münchhausen died childless on 22 February 1797.^[5]

Fictionalization[edit]

The fictionalized character was created by a German writer, scientist, and con artist, Rudolf Erich Raspe.^[14][15] Raspe probably met Hieronymus von Münchhausen while studying at the University of Göttingen,^[7] and may even have been invited to dine with him at the mansion at Bodenwerder.^[14] Raspe’s later career mixed writing and scientific scholarship with theft and swindling; when the German police issued advertisements for his arrest in 1775, he fled continental Europe and settled in England.^[16]

In his native German language, Raspe wrote a collection of anecdotes inspired by Münchhausen’s tales, calling the collection «M-h-s-nsche Geschichten» («M-h-s-n Stories»).^[17] It remains unclear how much of Raspe’s material comes directly from the Baron, but the majority of the stories are derived from older sources,^[18] including Heinrich Bebel’s Facetiæ (1508) and Samuel Gotthold Lange’s Deliciæ Academicæ (1765).^[19] «M-h-s-nsche Geschichten» appeared as a feature in the eighth issue of the Vade mecum für lustige Leute (Handbook for Fun-loving People), a Berlin humor magazine, in 1781. Raspe published a sequel, «Noch zwei M-Lügen» («Two more M-Fibs»), in the tenth issue of the same magazine in 1783.^[17] The hero and narrator of these stories was identified only as «M-h-s-n», keeping Raspe’s inspiration partly obscured while still allowing knowledgeable German readers to make the connection to Münchhausen.^[20] Raspe’s name did not appear at all.^[17]

In 1785, while supervising mines at Dolcoath in Cornwall, Raspe adapted the Vade mecum anecdotes into a short English-language book, this time identifying the narrator of the book as «Baron Munchausen».^[21] Other than the anglicization of Münchhausen to «Munchausen», Raspe this time made no attempt to hide the identity of the man who had inspired him, though he still withheld his own name.^[22]

This English edition, the first version of the text in which Munchausen appeared as a fully developed literary character,^[23] had a circuitous publication history. It first appeared anonymously as Baron Munchausen’s Narrative of his Marvellous Travels and Campaigns in Russia, a 49-page book in 12mo size, published in Oxford by the bookseller Smith in late 1785 and sold for a shilling.^[24] A second edition released early the following year, retitled Singular Travels, Campaigns, Voyages, and Sporting Adventures of Baron Munnikhouson, commonly pronounced Munchausen, added five more stories and four illustrations; though the book was still anonymous, the new text was probably by Raspe, and the illustrations may have been his work as well.^[25]

By May 1786, Raspe no longer had control over the book, which was taken over by a different publisher, G. Kearsley.^[26][b] Kearsley, intending the book for a higher-class audience than the original editions had been, commissioned extensive additions and revisions from other hands, including new stories, twelve new engravings, and much rewriting of Raspe’s prose. This third edition was sold at two shillings, twice the price of the original, as Gulliver Revived, or the Singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures of Baron Munikhouson, commonly pronounced Munchausen.^[27]

Kearsley’s version was a marked popular success. Over the next few years, the publishing house issued further editions in quick succession, adding still more non-Raspe material along the way; even the full-length Sequel to the Adventures of Baron Munchausen, again not by Raspe and originally published in 1792 by a rival printer, was quickly subsumed into the body of stories. In the process of revision, Raspe’s prose style was heavily modified; instead of his conversational language and sportsmanlike turns of phrase, Kearsley’s writers opted for a blander and more formal tone imitating Augustan prose.^[28] Most ensuing English-language editions, including even the major editions produced by Thomas Seccombe in 1895 and F. J. Harvey Darton in 1930, reproduce one of the rewritten Kearsley versions rather than Raspe’s original text.^[29]

At least ten editions or translations of the book appeared before Raspe’s death in 1794.^[30] Translations of the book into French, Spanish, and German were published in 1786.^[22] The text reached the United States in 1805, expanded to include American topical satire by an anonymous Federalist writer, probably Thomas Green Fessenden.^[31]

The first German translation, Wunderbare Reisen zu Wasser und Lande, was made by the German Romantic poet Gottfried August Bürger. Bürger’s text is a close translation of Smith’s second edition, but also includes an interpolated story, based on a German legend called «The Six Wonderful Servants». Two new engravings were added to illustrate the interpolated material.^[32] The German version of the stories proved to be even more popular than the English one.^[33] A second German edition in 1788 included heavily altered material from an expanded Kearsley edition, and an original German sequel, Nachtrag zu den wunderbaren Reisen zu Wasser und Lande, was published in 1789. After these publications, the English and Continental versions of the Raspe text continued to diverge, following increasingly different traditions of included material.^[34]

Raspe, probably for fear of a libel suit from the real-life Baron von Münchhausen, never admitted his authorship of the book.^[35] It was often credited to Bürger,^[19] sometimes with an accompanying rumor that the real-life Baron von Münchhausen had met Bürger in Pyrmont and dictated the entire work to him.^[36] Another rumor, which circulated widely soon after the German translation was published, claimed that it was a competitive collaboration by three University of Göttingen scholars—Bürger, Abraham Gotthelf Kästner, and Georg Christoph Lichtenberg—with each of the three trying to outdo one another by writing the most unbelievable tale.^[37] The scholar Johann Georg Meusel correctly credited Raspe for the core text, but mistakenly asserted that Raspe had written it in German and that an anonymous translator was responsible for the English version.^[36] Raspe’s authorship was finally proven in 1824 by Bürger’s biographer, Karl Reinhard.^[38][c]

In the first few years after publication, German readers widely assumed that the real-life Baron von Münchhausen was responsible for the stories.^[22] According to witnesses, Münchhausen was deeply angry that the book had dragged his name into public consciousness and insulted his honor as a nobleman. Münchhausen became a recluse, refusing to host parties or tell any more stories,^[22] and he attempted without success to bring legal proceedings against Bürger and the publisher of the translation.^[40]

Publication history[edit]

The following tables summarize the early publication history of Raspe’s text, from 1785 to 1800. Unless otherwise referenced, information in the tables comes from the Munchausen bibliography established by John Patrick Carswell.^[41]

Raspe’s English text
Edition	Title on title page	Publication	Contents
First	Baron Munchausen’s Narrative of his Marvellous Travels and Campaigns in Russia. Humbly dedicated and recommended to Country Gentlemen; and, if they please, to be repeated as their own, after a Hunt, at Horse Races, in Watering Places, and other such polite Assemblies, round the bottle and fireside	Oxford: Smith, 1786 [actually late 1785][d]	Adaptations by Raspe of fifteen of the sixteen anecdotes from «M-h-s-nsche Geschichten» and both of the anecdotes from «Noch zwei M-Lügen».
Second	Singular Travels, Campaigns, Voyages, and Sporting Adventures of Baron Munnikhouson, commonly pronounced Munchausen; as he relates them over a Bottle when surrounded by his Friends. A New Edition, considerably enlarged, and ornamented with four Views, engraved from the Baron’s own drawings	Oxford: Smith, [April] 1786	Same as the First Edition, plus five new stories probably by Raspe and four illustrations possibly also by Raspe.
Third	Gulliver Revived, or the singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures of Baron Munikhouson, commonly pronounced Munchausen. The Third Edition, considerably enlarged, and ornamented with Views, engraved from the original designs	Oxford: G. Kearsley, [May] 1786	Same stories and engravings as the Second Edition, plus new non-Raspe material and twelve new engravings. Many alterations are made to Raspe’s original text.
Fourth	Gulliver Revived containing singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures in Russia, Iceland, Turkey, Egypt, Gibraltar, up the Mediterranean, and on the Atlantic Ocean: Also an Account of a Voyage into the Moon, with many extraordinary Particulars relative to the Cooking Animal in that Planet, which are here called the Human Species, by Baron Munchausen. The Fourth Edition. Considerably enlarged, and ornamented with Sixteen explanatory Views, engraved from Original Designs	London: G. Kearsley, [July] 1786	Same stories as the Third Edition, plus new material not by Raspe, including the cannonball ride, the journey with Captain Hamilton, and the Baron’s second trip to the Moon. Further alterations to Raspe’s text. Eighteen engravings, though only sixteen are mentioned on the title page.
Fifth	Gulliver Revived, containing singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures in Russia, the Caspian Sea, Iceland, Turkey, Egypt, Gibraltar, up the Mediterranean, on the Atlantic Ocean and through the Centre of Mount Etna into the South Sea: Also an Account of a Voyage to the Moon and Dog Star, with many extraordinary Particulars relative to the Cooking Animal in those Planets, which are here called the Human Species, by Baron Munchausen. The Fifth Edition, considerably enlarged, and ornamented with a variety of explanatory Views, engraved from Original Designs	London: G. Kearsley, 1787	Same contents as the Fourth Edition, plus the trips to Ceylon (added at the beginning) and Mount Etna (at the end), and a new frontispiece.
Sixth	Gulliver Revived or the Vice of Lying properly exposed; containing singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures in Russia, the Caspian Sea, Iceland, Turkey, Egypt, Gibraltar, up the Mediterranean, on the Atlantic Ocean and through the Centre of Mount Etna into the South Sea: also an Account of a Voyage into the Moon and Dog-Star with many extraordinary Particulars relative to the Cooking Animal in those Planets, which are there called the Human Species by Baron Munchausen. The Sixth Edition. Considerably enlarged and ornamented with a variety of explanatory Views engraved from Original Designs	London: G. Kearsley, 1789[e]	Same contents as the Fifth Edition, plus a «Supplement» about a ride on an eagle and a new frontispiece.
Seventh	The Seventh Edition, Considerably enlarged, and ornamented with Twenty Explanatory Engravings, from Original Designs. Gulliver Revived: or, the Vice of Lying properly exposed. Containing singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures in Russia, the Caspian Sea, Iceland, Turkey, Egypt, Gibraltar, up the Mediterranean, on the Atlantic Ocean and through the Centre of Mount Aetna, into the South Sea. Also, An Account of a Voyage into the Moon and Dog-Star; with many extraordinary Particulars relative to the Cooking Animal in those Planets, which are there called the Human Species. By Baron Munchausen	London: C. and G. Kearsley, 1793	Same as the Sixth Edition.
Eighth	The Eighth Edition, Considerably enlarged, and ornamented with Twenty Explanatory Engravings, from Original Designs. Gulliver Revived: or, the Vice of Lying properly exposed. Containing singular Travels, Campaigns, Voyages, and Adventures in Russia, the Caspian Sea, Iceland, Turkey, Egypt, Gibraltar, up the Mediterranean, on the Atlantic Ocean and through the Centre of Mount Aetna, into the South Sea. Also, An Account of a Voyage into the Moon and Dog-Star; with many extraordinary Particulars relative to the Cooking Animal in those Planets, which are there called the Human Species. By Baron Munchausen	London: C. and G. Kearsley, 1799	Same as the Sixth Edition.

Early Munchausen translations and sequels
Language	Title	Publication	Contents
German	Wunderbare Reisen zu Wasser und Lande, feldzüge und lustige Abentheuer des Freyherrn von Münchhausen wie er dieselben bey der Flasche im Zirkel seiner Freunde zu Erzählen pflegt. Aus dem Englischen nach der neuesten Ausgabe übersetzt, hier und da erweitert und mit noch mehr Küpfern gezieret	London [actually Göttingen]: [Johann Christian Dieterich,] 1786	Gottfried August Bürger’s free translation of the English Second Edition, plus new material added by Bürger. Four illustrations from the English Second Edition and three new ones.
French	Gulliver ressuscité, ou les voyages, campagnes et aventures extraordinaires du Baron de Munikhouson	Paris: Royez, 1787	Slightly modified translation of the English Fifth Edition.
German	Wunderbare Reisen zu Wasser und Lande, feldzüge und lustige Abentheuer des Freyherrn von Münchhausen, wie er dieselben bey der Flasche im Zirkel seiner Freunde zu Erzählen pflegt. Aus dem Englischen nach der neuesten Ausgabe übersetzt, hier und da erweitert und mit noch mehr Küpfern gezieret. Zweite vermehrte Ausgabe	London [actually Göttingen]: [Johann Christian Dieterich,] 1788	Same as previous German edition, plus a translation of the new material from the English Fifth Edition, greatly revised.
German	Nachtrag zu den wunderbaren Reisen zu Wasser und Lande, und lustige Abentheuer des Freyherrn von Münchhausen, wie er dieselben bey der Flasch Wein im Zirkel seiner Freunde selbst zu erzählen pflegt. Mit Küpferrn	Copenhagen, 1789	Original German sequel, sharply satirizing the Baron. Includes twenty-three engravings and an «Elegy on the Death of Herr von Münchhausen» (though the real-life Baron had not yet died).
English	A Sequel to the Adventures of Baron Munchausen humbly dedicated to Mr Bruce the Abyssinian Traveller, As the Baron conceives that it may be of some service to him making another expedition into Abyssinia; but if this does not delight Mr Bruce, the Baron is willing to fight him on any terms he pleases	[London:] H. D. Symonds, 1792 [a second edition was published 1796]	Original English sequel, satirizing the travels of James Bruce. Includes twenty engravings. This Sequel was often printed alongside the Raspe text as «Volume Two of the Baron’s Travels».

Fictional character[edit]

The fictional Baron Munchausen is a braggart soldier, most strongly defined by his comically exaggerated boasts about his own adventures.^[44] All of the stories in Raspe’s book are told in first-person narrative, with a prefatory note explaining that «the Baron is supposed to relate these extraordinary Adventures over his Bottle, when surrounded by his Friends».^[45] The Baron’s stories imply him to be a superhuman figure who spends most of his time either getting out of absurd predicaments or indulging in equally absurd moments of gentle mischief.^[46] In some of his best-known stories, the Baron rides a cannonball, travels to the Moon, is swallowed by a giant fish in the Mediterranean Sea, saves himself from drowning by pulling up on his own hair, fights a forty-foot crocodile, enlists a wolf to pull his sleigh, and uses laurel tree branches to fix his horse when the animal is accidentally cut in two.^[19]

In the stories he narrates, the Baron is shown as a calm, rational man, describing what he experiences with simple objectivity; absurd happenings elicit, at most, mild surprise from him, and he shows serious doubt about any unlikely events he has not witnessed himself.^[47] The resulting narrative effect is an ironic tone, encouraging skepticism in the reader^[48] and marked by a running undercurrent of subtle social satire.^[46] In addition to his fearlessness when hunting and fighting, he is suggested to be a debonair, polite gentleman given to moments of gallantry, with a scholarly penchant for knowledge, a tendency to be pedantically accurate about details in his stories, and a deep appreciation for food and drink of all kinds.^[49] The Baron also provides a solid geographical and social context for his narratives, peppering them with topical allusions and satire about recent events; indeed, many of the references in Raspe’s original text are to historical incidents in the real-life Münchhausen’s military career.^[50]

Because the feats the Baron describes are overtly implausible, they are easily recognizable as fiction,^[51] with a strong implication that the Baron is a liar.^[44] Whether he expects his audience to believe him varies from version to version; in Raspe’s original 1785 text, he simply narrates his stories without further comment, but in the later extended versions he is insistent that he is telling the truth.^[52] In any case, the Baron appears to believe every word of his own stories, no matter how internally inconsistent they become, and he usually appears tolerantly indifferent to any disbelief he encounters in others.^[53]

Illustrators of the Baron stories have included Thomas Rowlandson, Alfred Crowquill, George Cruikshank, Ernst Ludwig Riepenhausen, Theodor Hosemann, Adolf Schrödter, Gustave Doré, William Strang,^[54] W. Heath Robinson,^[55] and Ronald Searle.^[56] The Finnish-American cartoonist Klaus Nordling featured the Baron in a weekly Baron Munchausen comic strip from 1935 to 1937,^[57] and in 1962, Raspe’s text was adapted for Classics Illustrated #146 (British series), with both interior and cover art by the British cartoonist Denis Gifford.^[58]

In the first published illustrations, which may have been drawn by Raspe himself, the Baron appears slim and youthful.^[59] For the 1792 Sequel to the Adventures of Baron Munchausen, an anonymous artist drew the Baron as a dignified but tired old soldier whose face is marred by injuries from his adventures; this illustration remained the standard portrait of the Baron for about seventy years, and its imagery was echoed in Cruikshank’s depictions of the character. Doré, illustrating a Théophile Gautier fils translation in 1862, retained the sharply beaked nose and twirled moustache from the 1792 portrait, but gave the Baron a healthier and more affable appearance; the Doré Baron became the definitive visual representation for the character.^[60]

The relationship between the real and fictional Barons is complex. On the one hand, the fictional Baron Munchausen can be easily distinguished from the historical figure Hieronymus von Münchhausen;^[4] the character is so separate from his namesake that at least one critic, the writer W. L. George, concluded that the namesake’s identity was irrelevant to the general reader,^[61] and Richard Asher named Munchausen syndrome using the anglicized spelling so that the disorder would reference the character rather than the real person.^[4] On the other hand, Münchhausen remains strongly connected to the character he inspired, and is still nicknamed the Lügenbaron («Baron of Lies») in German.^[22] As the Munchausen researcher Bernhard Wiebel has said, «These two barons are the same and they are not the same.»^[62]

Critical and popular reception[edit]

Reviewing the first edition of Raspe’s book in December 1785, a writer in The Critical Review commented appreciatively:^[63]

This is a satirical production calculated to throw ridicule on the bold assertions of some parliamentary declaimers. If rant may be best foiled at its own weapons, the author’s design is not ill-founded; for the marvellous has never been carried to a more whimsical and ludicrous extent.^[63][f]

At around the same time, English Review was less approving: «We do not understand how a collection of lies can be called a satire on lying, any more than the adventures of a woman of pleasure can be called a satire on fornication.»^[64]

W. L. George described the fictional Baron as a «comic giant» of literature, describing his boasts as «splendid, purposeless lie[s] born of the joy of life».^[65] Théophile Gautier fils highlighted that the Baron’s adventures are endowed with an «absurd logic pushed to the extreme and which backs away from nothing».^[66] According to an interview, Jules Verne relished reading the Baron stories as a child, and used them as inspiration for his own adventure novels.^[67] Thomas Seccombe commented that «Munchausen has undoubtedly achieved [a permanent place in literature] … The Baron’s notoriety is universal, his character proverbial, and his name as familiar as that of Mr. Lemuel Gulliver, or Robinson Crusoe.»^[68]

Steven T. Byington wrote that «Munchausen’s modest seat in the Valhalla of classic literature is undisputed», comparing the stories to American tall tales and concluding that the Baron is «the patriarch, the perfect model, the fadeless fragrant flower, of liberty from accuracy».^[69] The folklore writer Alvin Schwartz cited the Baron stories as one of the most important influences on the American tall tale tradition.^[70] In a 2012 study of the Baron, the literary scholar Sarah Tindal Kareem noted that «Munchausen embodies, in his deadpan presentation of absurdities, the novelty of fictionality [and] the sophistication of aesthetic illusion», adding that the additions to Raspe’s text made by Kearsley and others tend to mask these ironic literary qualities by emphasizing that the Baron is lying.^[52]

By the beginning of the 19th century, Kearsley’s phenomenally popular version of Raspe’s book had spread to abridged chapbook editions for young readers, who soon became the main audience for the stories.^[71] The book, especially in its adaptations for children, remained widely popular throughout the century.^[72] It was translated into nearly all languages spoken in Europe;^[73] Robert Southey referred to it as «a book which everybody knows, because all boys read it».^[71] Notable later translations include Gautier’s French rendering^[59] and Korney Chukovsky’s popular Russian adaptation.^[74] By the 1850s, Munchausen had come into slang use as a verb meaning «to tell extravagantly untruthful pseudo-autobiographical stories».^[75] Robert Chambers, in an 1863 almanac, cited the iconic 1792 illustration of the Baron by asking rhetorically:

Who is there that has not, in his youth, enjoyed The Surprising Travels and Adventures of Baron Munchausen in Russia, the Caspian Sea, Iceland, Turkey, &c. a slim volume—all too short, indeed—illustrated by a formidable portrait of the baron in front, with his broad-sword laid over his shoulder, and several deep gashes on his manly countenance? I presume they must be few.^[72]

Though Raspe’s book is no longer widely read by English-speakers,^[76] the Munchausen stories remain popular in Europe, especially in Germany and in Russia.^[77]

In culture[edit]

Literature[edit]

As well as the many augmented and adapted editions of Raspe’s text, the fictional Baron has occasionally appeared in other standalone works.^[78] In 1838–39, Karl Leberecht Immermann published the long novel Münchhausen: Eine Geschichte in Arabesken (Münchhausen: A History of Arabesques)^[79] as an homage to the character, and Adolf Ellissen’s Munchausens Lügenabenteur, an elaborate expansion of the stories, appeared in 1846.^[73] In his 1886 philosophical treatise Beyond Good and Evil, Friedrich Nietzsche uses one of the Baron’s adventures, the one in which he rescues himself from a swamp, as a metaphor for belief in complete metaphysical free will; Nietzsche calls this belief an attempt «to pull oneself up into existence by the hair, out of the swamps of nothingness».^[80] Another philosopher, Ludwig Wittgenstein, references the same adventure in a diary entry from 11.4.1937; his note records his having dreamt saying «But let us talk in our mother tongue, and not believe that we must pull ourselves out of the swamp by our own hair; that was – thank God – only a dream, after all. To God alone be praise!»^[81]

In the late 19th century, the Baron appeared as a character in John Kendrick Bangs’s comic novels A House-Boat on the Styx, Pursuit of the House-Boat, and The Enchanted Type-Writer.^[82] Shortly after, in 1901, Bangs published Mr. Munchausen, a collection of new Munchausen stories, closely following the style and humor of the original tales.^[78] Hugo Gernsback’s second novel, Baron Münchhausen’s New Scientific Adventures, put the Baron character in a science fiction setting; the novel was serialized in The Electrical Experimenter from May 1915 to February 1917.^[83]

Pierre Henri Cami’s character Baron de Crac, a French soldier and courtier under Louis XV,^[84] is an imitation of the Baron Munchausen stories.^[85] In 1998,^[86] the British game designer James Wallis used the Baron character to create a multi-player storytelling game, The Extraordinary Adventures of Baron Munchausen, in which players improvise Munchausen-like first-person stories while overcoming objections and other interruptions from opponents.^[87] The American writer Peter David had the Baron narrate an original short story, «Diego and the Baron», in 2018.^[88]

Stage and audio[edit]

Sadler’s Wells Theatre produced the pantomime Baron Munchausen; or, Harlequin’s Travels in London in 1795, starring the actor-singer-caricaturist Robert Dighton as the Baron;^[89] another pantomime based on the Raspe text, Harlequin Munchausen, or the Fountain of Love, was produced in London in 1818.^[75] Herbert Eulenberg made the Baron the main character of a 1900 play, Münchhausen,^[90] and the Expressionist writer Walter Hasenclever turned the stories into a comedy, Münchhausen,^[79] in 1934.^[91] Grigori Gorin used the Baron as the hero of his 1976 play That Very Munchausen;^[92] a film version was made in 1980.^[93] Baron Prášil, a Czech musical about the Baron, opened in 2010 in Prague.^[94][g] The following year, the National Black Light Theatre of Prague toured the United Kingdom with a nonmusical production of The Adventures of Baron Munchausen.^[95]

In 1932, the comedy writer Billy Wells adapted Baron Munchausen for a radio comedy routine starring the comedians Jack Pearl and Cliff Hall.^[96] In the routine, Pearl’s Baron would relate his unbelievable experiences in a thick German accent to Hall’s «straight man» character, Charlie. When Charlie had had enough and expressed disbelief, the Baron would invariably retort: «Vass you dere, Sharlie?»^[97] The line became a popular and much-quoted catchphrase, and by early 1933 The Jack Pearl Show was the second most popular series on American radio (after Eddie Cantor’s program).^[97] Pearl attempted to adapt his portrayal to film in Meet the Baron in 1933, playing a modern character mistaken for the Baron,^[97] but the film was not a success.^[96] Pearl’s popularity gradually declined between 1933 and 1937, though he attempted to revive the Baron character several times before ending his last radio series in 1951.^[98]

For a 1972 Caedmon Records recording of some of the stories,^[99][100] Peter Ustinov voiced the Baron. A review in The Reading Teacher noted that Ustinov’s portrayal highlighted «the braggadocio personality of the Baron», with «self-adulation … plainly discernible in the intonational innuendo».^[101]

Film[edit]

The early French filmmaker Georges Méliès, who greatly admired the Baron Munchausen stories,^[66] filmed Baron Munchausen’s Dream in 1911. Méliès’s short silent film, which has little in common with the Raspe text, follows a sleeping Baron through a surrealistic succession of intoxication-induced dreams.^[102] Méliès may also have used the Baron’s journey to the moon as an inspiration for his well-known 1902 film A Trip to the Moon.^[66] In the late 1930s, he planned to collaborate with the Dada artist Hans Richter on a new film version of the Baron stories, but the project was left unfinished at his death in 1938.^[103] Richter attempted to complete it the following year, taking on Jacques Prévert, Jacques Brunius, and Maurice Henry as screenwriters, but the beginning of the Second World War put a permanent halt to the production.^[104]

The French animator Émile Cohl produced a version of the stories using silhouette cutout animation in 1913; other animated versions were produced by Richard Felgenauer in Germany in 1920, and by Paul Peroff in the United States in 1929.^[104] Colonel Heeza Liar, the protagonist of the first animated cartoon series in cinema history, was created by John Randolph Bray in 1913 as an amalgamation of the Baron and Teddy Roosevelt.^[105] The Italian director Paolo Azzurri filmed The Adventures of Baron Munchausen in 1914,^[106] and the British director F. Martin Thornton made a short silent film featuring the Baron, The New Adventures of Baron Munchausen, the following year.^[107] In 1940, the Czech director Martin Frič filmed Baron Prášil, starring the comic actor Vlasta Burian as a 20th-century descendant of the Baron.^[108][g]

For the German film studio U.F.A. GmbH’s 25th anniversary in 1943, Joseph Goebbels hired the filmmaker Josef von Báky to direct Münchhausen, a big-budget color film about the Baron.^[109] David Stewart Hull describes Hans Albers’s Baron as «jovial but somewhat sinister»,^[110] while Tobias Nagle writes that Albers imparts «a male and muscular zest for action and testosterone-driven adventure».^[111] A German musical comedy, Münchhausen in Afrika, made as a vehicle for the Austrian singing star Peter Alexander, appeared in 1957.^[112] Karel Zeman’s 1961 Czech film The Fabulous Baron Munchausen commented on the Baron’s adventures from a contemporary perspective, highlighting the importance of the poetic imagination to scientific achievement; Zeman’s stylized mise-en-scène, based on Doré’s illustrations for the book, combined animation with live-action actors, including Miloš Kopecký as the Baron.^[113]

In the Soviet Union, in 1929, Daniil Cherkes released a cartoon, Adventures of Munchausen.^{[114][115][116]} Soviet Soyuzmultfilm released a 16-minute stop-motion animation Adventures of Baron Munchausen in 1967, directed by Anatoly Karanovich.^[117] Another Soviet animated version was produced as a series of short films, Munchausen’s Adventures, in 1973 and 1974.^[118] The French animator Jean Image filmed The Fabulous Adventures of the Legendary Baron Munchausen in 1979,^[106] and followed it with a 1984 sequel, Moon Madness.^[119]

Oleg Yankovsky appeared as the Baron in the 1979 Russian television film The Very Same Munchhausen, directed by Mark Zakharov from Grigori Gorin’s screenplay, produced and released by Mosfilm. The film, a satirical commentary on Soviet censorship and social mores, imagines an ostracized Baron attempting to prove the truth of his adventures in a disbelieving and conformity-driven world.^[93]

In 1988, Terry Gilliam adapted the Raspe stories into a lavish Hollywood film, The Adventures of Baron Munchausen, with the British stage actor and director John Neville in the lead role. Roger Ebert, in his review of the film, described Neville’s Baron as a man who «seems sensible and matter-of-fact, as anyone would if they had spent a lifetime growing accustomed to the incredible».^[120]

The German actor Jan Josef Liefers starred in a 2012 two-part television film titled Baron on the Cannonball [de]; according to a Spiegel Online review, his characterization of the Baron strongly resembled Johnny Depp’s performance as Jack Sparrow in the Pirates of the Caribbean film series.^[121]

Legacy[edit]

Memorials[edit]

In 2004, a fan club calling itself Munchausen’s Grandchildren was founded in the Russian city of Kaliningrad (formerly Königsberg). The club’s early activities included identifying «historical proofs» of the fictional Baron’s travels through Königsberg, such as a jackboot supposedly belonging to the Baron^[122] and a sperm whale skeleton said to be that of the whale in whose belly the Baron was trapped.^[123]

On 18 June 2005, to celebrate the 750th anniversary of Kaliningrad, a monument to the Baron was unveiled as a gift from Bodenwerder, portraying the Baron’s cannonball ride.^[124] Bodenwerder sports a Munchausen monument in front of its Town Hall,^[77] as well as a Munchausen museum including a large collection of illustrated editions of the stories.^[125] Another Munchausen Museum (Minhauzena Muzejs) exists in Duntes Muiža, Liepupe parish, Latvia,^[126] home of the real Baron’s first wife;^[127] the couple had lived in the town for six years, before moving back to the baronial estate in Hanover.^[77] In 2005, to mark the real-life Baron’s 285th birthday, the National Bank of Latvia issued a commemorative silver coin.^[77]

Nomenclature[edit]

In 1951, the British physician Richard Asher published an article in The Lancet describing patients whose factitious disorders led them to lie about their own states of health. Asher proposed to call the disorder «Munchausen’s syndrome», commenting: «Like the famous Baron von Munchausen, the persons affected have always travelled widely; and their stories, like those attributed to him, are both dramatic and untruthful. Accordingly, the syndrome is respectfully dedicated to the baron, and named after him».^[19] The disease is now usually referred to as Munchausen syndrome.^[128] The name has spawned two other coinages: Munchausen syndrome by proxy, in which illness is feigned by caretakers rather than patients,^[19] and Munchausen by Internet, in which illness is feigned online.^[129]

In 1968, Hans Albert coined the term Münchhausen trilemma to describe the philosophical problem inherent in having to derive conclusions from premises; those premises have to be derived from still other premises, and so on forever, leading to an infinite regress interruptible only by circular logic or dogmatism. The problem is named after the similarly paradoxical story in which the Baron saves himself from being drowned in a swamp by pulling on his own hair.^[130] The same story also inspired the mathematical term Munchausen number, coined by Daan van Berkel in 2009 to describe numbers whose digits, when raised to their own powers, can be added together to form the number itself (for example, 3435 = 3³ + 4⁴ + 3³ + 5⁵).^[131]

Subclass ATU1889 of the Aarne–Thompson–Uther classification system, a standard index of folklore, was named «Münchhausen Tales» in tribute to the stories.

^[132] In 1994, a main belt asteroid was named 14014 Münchhausen in honor of both the real and the fictional Baron.^[133]

Notes and references[edit]

Explanatory footnotes[edit]

Citations[edit]

General and cited sources[edit]

External links[edit]

• Baron Munchausen’s Narrative of his Marvellous Travels and Campaigns in Russia (Raspe’s original 1785 text) at Wikisource
• The Surprising Adventures of Baron Munchausen at Standard Ebooks
• The Surprising Adventures of Baron Munchausen (Thomas Seccombe’s edition of a Kearsley text) at Project Gutenberg
• The Surprising Adventures of Baron Munchausen public domain audiobook at LibriVox
• Münchhausen (Gottfried August Bürger’s translation) at Project Gutenberg (in German)
• The Munchausen Museum in Latvia
• The Munchausen Library in Zurich

• Полный текст
• Предисловие
• Охотничьи приключения барона Мюнхаузена
• Любимые собаки и лошади барона Мюнхаузена
• Приключения барона Мюнхаузена на войне против турок
• Приключения барона Мюнхаузена в плену у турок и возвращение на родину
• Приключения на море во время первого путешествия
• Пребывание барона на острове Цейлон
• Приключения на море по дороге в Америку
• Приключение с бароном в Средиземном море
• Приключение с воздушным шаром
• Вторая поездка барона в Константинополь
• Пари с султаном и бегство из Константинополя
• Приключение с пушкой
• Осада Гибралтара
• Приключение с белыми медведями
• Приключение с собакой
• Второе путешествие на Луну
• Путешествие под землю

Предисловие

В моло­до­сти я хорошо знал барона Мюн­ха­у­зена. В то время ему жилось очень трудно. Его лицо, костюм, сло­вом, вся его внеш­ность были очень непри­глядны. По сво­ему уму, про­ис­хож­де­нию и обра­зо­ва­нию он мог занять вид­ное место в обще­стве, но он редко пока­зы­вался там, не желая крас­неть за свой жал­кий вид и пере­но­сить косые взгляды и снис­хо­ди­тель­ные улыбки. Все близ­кие зна­ко­мые очень любили барона за его неис­то­щи­мое ост­ро­умие, весё­лый нрав и пря­мо­ду­шие. А какой это был уди­ви­тель­ный рас­сказ­чик! Теперь таких уже нет! Нач­нёт он, бывало, вспо­ми­нать что-нибудь из своей про­шлой, бога­той все­воз­мож­ными при­клю­че­ни­ями жизни, слова так и льются, кар­тины сме­няют кар­тины, – все затаят дыха­ние, слу­шают, боятся про­ро­нить слово…

Как я уже ска­зал, барон редко пока­зы­вался в обще­стве. В тече­ние послед­них лет я нигде его не встре­чал и окон­ча­тельно поте­рял из вида.

Я был неска­занно удив­лён, когда одна­жды уви­дел у себя в каби­нете какого-то весьма эле­гантно оде­того гос­по­дина. Он вошёл со словами:

– Барон Мюн­ха­у­зен – ваш ста­рый знакомый!

Очень при­лично оде­тый ста­рик имел моло­жа­вый вид. Его про­ни­ца­тель­ные глаза лукаво под­ми­ги­вали, а на лице играла весё­лая улыбка.

– Кого я вижу? – вос­клик­нул я. – Неужели это вы, гос­по­дин Мюн­ха­у­зен? Вы, веро­ятно, внук или правнук…

– Нет, нет, – пере­бил меня вошед­ший гос­по­дин и при­ба­вил: – Это я, Мюн­ха­у­зен, ваш быв­ший зна­ко­мый. Напрасно вас это удив­ляет! Дол­жен вам ска­зать, что теперь, бла­го­даря счаст­ливо сло­жив­шимся обсто­я­тель­ствам, дела мои попра­ви­лись и я могу снова воз­об­но­вить свои свет­ские зна­ком­ства. Помо­гите мне в этом, дайте мне несколько реко­мен­да­ций, чтобы я мог легче открыть себе доступ в общество.

– Но, барон, я, право, затруд­ня­юсь это сде­лать. Я хорошо знаю вашу необуз­дан­ную фан­та­зию. Едва вы нач­нёте рас­ска­зы­вать, вами точно овла­де­вает бес. Вы уно­си­тесь за облака и гово­рите о таких вещах, кото­рые не только не были, но и не могли быть. Я же ставлю истину выше всего не только как чело­век, но и как писатель.

– Что за стран­ное обви­не­ние, – оби­делся Мюн­ха­у­зен. – Я необуз­дан­ный фан­та­зёр, рас­сказ­чик небы­лиц! Откуда вы это взяли? Правда, я люблю рас­ска­зы­вать раз­ные слу­чаи из моей жизни, но лгать, лгать? Нико­гда!.. Никто из Мюн­ха­у­зе­нов не лгал и не будет лгать! Не застав­ляйте же себя про­сить, мой доб­рый друг! А лучше напи­шите такую реко­мен­да­цию: «Мой ста­рый друг барон Мюн­ха­у­зен» и т. д. и т. д.

Он так крас­но­ре­чиво убеж­дал меня, что я, нако­нец, вынуж­ден был усту­пить его прось­бам и дал ему реко­мен­да­цию. Однако счи­таю дол­гом пре­ду­пре­дить моих юных дру­зей не верить всему тому, что рас­ска­зы­вает барон Мюн­ха­у­зен. Я убеж­дён, что вы про­чтёте рас­сказы барона с боль­шим удо­воль­ствием: его забав­ные при­клю­че­ния заста­вят вас сме­яться так же, как сме­я­лись тысячи детей до вас и будут сме­яться после вас.

От комичного вруна к символу Просвещения

Книги о приключениях барона Мюнхгаузена — уникальное явление. Это фантастическое и юмористическое повествование, основанное на рассказах реально существовавшего человека, который ещё при жизни стал литературным героем. Автором каноничной версии принято считать англичанина Рудольфа Эриха Распе. Правда, некоторые знаменитые небылицы возникли уже позднее в немецком варианте Готфрида Августа Бюргера, а российским детям книга знакома в первую очередь по пересказу Корнея Чуковского. Ко дню рождения Мюнхгаузена предлагаем вспомнить удивительную историю сюжетов о нём и разобраться, что за роль они играют в нашей культуре.

Единственный аутентичный портрет барона фон Мюнхаузена. Автор картины — Г. Брукнер. 1752 г. (Мюнхаузен изображен в возрасте 32 лет)

11 мая 1720 года в Нижней Саксонии, в родовой усадьбе барона и полковника Отто фон Мюнхгаузена родился мальчик, которому в традициях немецкого дворянства дали длинное имя Карл Фридрих Иероним. Потомственные аристократы, Мюнхгаузены были известны как государственные чиновники и военные. Едва ли отец семейства мог предположить, что благодаря одному из младших сыновей его благородная фамилия станет нарицательной и ею будут называть любого заядлого выдумщика.

Гравюра на медной пластине, Гамбург (Лондон), 1790. Автор неизвестен

Барон фон Мюнхгаузен — герой, возникший не по воле отдельного автора. И, конечно, его литературные подвиги сильно отличаются от реальной биографии прототипа. Истории о предприимчивом бароне образуют сквозной сюжет, который реализуется по-своему в каждом новом произведении. Это персонаж отчасти похож на фольклорных искателей приключений. Первый дошедший до нас текст о Мюнхгаузене — шестнадцать коротких рассказов в журнале «Путеводитель для весёлых людей», опубликованных в 1781 году и подписанных аббревиатурой «М-Х-Г-Н». Был ли автором исторический Карл Фридрих Иероним Мюнхгаузен или кто-то знавший о нём по слухам, неизвестно, но уже спустя четыре года Рудольф Эрих Распе анонимно издаёт «Рассказы барона Мюнхгаузена о его изумительных путешествиях и кампаниях в России». После этого образ барона начинает переходить из одного произведения в другое.

Гюстав Дорэ. Гравюра на дереве. Париж. 1862.

У Распе это сугубо комедийный персонаж, но уже в немецком варианте у Готфрида Августа Бюргера Мюнхгаузен становится почти романтиком, предпочитающим полёт воображения скучной обыденной реальности. Там же впервые появляется и хрестоматийная небылица с вытягиванием самого себя за ус из болота — своеобразная метафора самодостаточности и в то же время сатира на расхожую фразу о том, что «выход есть в любой ситуации».

А. фон Виллес. Цветная литография. Дюссельдорф. 1856. Одна из старейших известных цветных иллюстрации Мюнхаузена.

В двадцатом веке, когда реальность подчас становилась абсурднее любой выдумки, образ Мюнхгаузена менялся в сторону большей серьёзности. В повести писателя и драматурга Сигизмунда Кржижановского он философ-фантаст, который «фехтует против истины». Советский фильм «Тот самый Мюнхгаузен», снятый по сценарию Григория Горина, и вовсе рисует барона возвышенным героем, протестующим против лживого общества. В искусстве второй половины ХХ века Мюнхгаузен всё чаще парадоксально выглядит человеком чести, превращается из смешного враля едва ли не в свою противоположность. Впрочем, последнее даже отчасти оправдано биографией прототипа.

Винцент Хложник. Раскрашенный рисунок. Братислава. 1979

В начале своей карьеры исторический Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен пошёл по стопам отца, что было в традициях того времени. Ещё не достигнув пятнадцатилетия, Мюнхгаузен поступил на службу к брауншвейгскому герцогу. «4 апреля 1735 года Его Светлость Фердинанд Альбрехт милостиво зачислил меня к себе в пажи», — гласит сохранившаяся запись юного барона. Уже через два года он отправляется в Санкт-Петербург помогать сыну скончавшегося герцога принцу Антону Ульриху в организации российских частей тяжёлой кавалерии.

Д. Шимилис. Раскрашенный рисунок. Москва. 1988

Сейчас может показаться странным, что немецкий барон всю молодость прослужил в русской армии. Но не стоит забывать, что 1730-1741 годы для Российской империи — это время правления Анны Иоанновны и затем регента Анны Леопольдовны, которое вошло в историю под названием «бироновщина». Так звали фаворита Анны Иоанновны Эрнста Бирона, которого современники считали главной причиной засилья иностранцев во власти. В некотором смысле засилье иностранцев и правда имело место, но начал эту практику не Бирон, а ещё Петр Первый, стремившийся к полному обновлению государственных институтов. Большинство немецких министров были назначены задолго до Бирона, а служба Мюнхгаузена в русской гвардии не закончилась и после елизаветинского переворота в 1741 году. Карла Фридриха Иеронима приняли в «Лейб-Гвардии Кирасирский Её Величества полк» в 1739-м, там он дослужился до ротмистра, а в 1750-м ушёл в отпуск «для собственных нужд». Он поехал на родину в Боденвердер и на службу уже больше не вернулся.

• 

• 

художник Николай Воронцов

Жизнь Мюнхгаузена в России наверняка была не лишена занимательности. Он почти что чудом избежал казни, когда императрицей стала Елизавета Петровна, вероятно, был знаком с Екатериной Великой. Однако ни замечаний, ни наград барон за всё время службы удостоен не был, а как гвардеец не принимал участия в боевых действиях. Настоящая слава придёт к Мюнхгаузену после службы, когда он станет обычным помещиком и будет после охоты рассказывать в трактире небывалые истории. Самое известное из сохранившихся воспоминаний описывает его выступления так: «Обычно он начинал рассказывать после ужина, закурив свою огромную пенковую трубку с коротким мундштуком и поставив перед собой дымящийся стакан пунша… Он жестикулировал все выразительнее, крутил руками на голове свой маленький щегольской паричок, лицо его всё более оживлялось и краснело, и он, обычно очень правдивый человек, в эти минуты замечательно разыгрывал свои фантазии».

• 

• 

художник Ольга Громова

«Обычно очень правдивый человек» — важнейшая деталь. По словам современников, в жизни Мюнхгаузен был прямолинеен и искренен. Только в историях он переходил из реальности в пространство художественного вымысла. Делал ли барон это специально, чтобы развеселить публику, или пытался убедить её в своей правоте — большой вопрос. Не исключено, что Мюнхгаузен разыгрывал тонкий спектакль, который слушатели принимали едва ли не за безумие. Возможно, именно поэтому литературный образ барона сперва и ассоциировался с нелепым тщеславным враньём.

художник Акатьева Светлана

Важную роль в восприятии русскоязычной версии историй о Мюнхгаузене сыграл Корней Чуковский, который адаптировал Бюргера и Распе для детей. Прежде всего он переставил некоторые рассказы так, что повествование сделалось более линейным и логичным, в нём появилась единая сюжетная нить. После публикации в 1934 году на книгу начались нападки советских критиков за излишнюю сказочность, и Чуковскому пришлось оправдываться. «При помощи своих фантазий и сказок, — писал Корней Иванович в статье “Разговор о Мюнхаузене”, — эта книга утверждает ребят в реализме. Самый хохот, с которым встречают они каждую авантюру Мюнхаузена, свидетельствует, что его ложь им ясна».

художник Сергей Алимов

И здесь важно понимать, что «утверждать в реализме» в случае с Мюнхгаузеном — значит не просто показывать довольно очевидную ложь, но и демонстрировать в ней намёк на широкий спектр возможностей человека. Да, нельзя полететь в космос на пушечном ядре, но сама идея полёта в космос оказалась вполне реальной. Нельзя побывать в желудке у рыбы и невредимым выбраться наружу, но можно изучить анатомию и повадки самых разных обитателей моря. Не случайно Мюнхгаузен — герой, появившийся именно в эпоху Просвещения. Его истории не просто смешат читателя, они символизируют радость жизни и открытость ко всему новому, а главное — пробуждают любопытство к миру, где тоже случаются пусть вполне объяснимые, но поражающие воображение вещи.

художник Игорь Олейников

Распе Р. Э., Занимательный Мюнхаузен : пособие для начинающих баронов в трёх частях : удивительные приключения барона Карла на суше и в воде, на войне и на охоте, верхом и в карете, правдиво описанные писателем Эрихом Распэ, честно пересказанные дедушкой Корнеем Чуковским и изрисованные вдоль и поперёк Николаем Воронцовым. — Москва : РИПОЛ классик, 2010. — 140, [4] с. : цв. ил.

Изображения и книги : иллюстрации о Мюнхгаузене из двух столетий : [каталог выставки «Россия — Нижняя Саксония». — Б.м. : Б.и., 1993. — [1],37 с. : ил., цв. ил.

Распе Р. Э., Приключения барона Мюнхаузена / Распе Рудольф Эрих ; перевод К. Чуковского ; художник В. Челак. — Москва : Лабиринт Пресс, 2012. — 111 с. : цв. ил. — (Открой книгу!)

Распе Р. Э., Приключения барона Мюнхаузена / Распе Рудольф Эрих ; художник С. Акатьева. — Москва : ТриМаг, 2013. — 120 с. : цв. ил.

Распе Р. Э., Приключения барона Мюнхаузена / Распе Рудольф Эрих ; художник С. Алимов. — Москва : ЭНАС-КНИГА, 2017. — 112 с. : цв. ил.

Распе Р. Э., Приключения барона Мюнхаузена / Распе Рудольф Эрих ; художник И. Олейников. — Москва : АСТ, 2017. — 192 с. : ил. — (Классика для школьников)

Карл Фридрих Иероним^[1], фрайхерр фон Мюнхгаузен (Hieronymus Carl Friedrich Freiherr von Münchhausen) — немецкий дворянин, больше известный как Барон Мюнхгаузен^[2] (Baron Münchhausen), рассказчик и персонаж множества фантастических историй.

Краткая биографическая справка, плавно переходящая в библиографическую[править]

В 1737 году в Россию въехал герцог Антон Ульрих Брауншвейгский, жених принцессы Анны Леопольдовны. В свите герцога был 17-летний паж из древнего рода фон Мюнхгаузенов^[3], пятый из восьми детей. Двумя годами спустя Антон Ульрих благополучно сочетался браком со своей невестой, а Мюнхгаузен поступил на службу в Брауншвейгский кирасирский полк, шефом которого был герцог. Ещё через год с небольшим Анна Леопольдовна стала регентом при своём сыне-императоре, её муж — генералиссимусом, а корнет Мюнхгаузен — поручиком и командиром лейб-компании (то есть первой, элитной роты полка).

Но уже в следующем, 1741 году произошёл елизаветинский переворот. Брауншвейгская фамилия рассталась с троном, а Мюнхгаузен, то ли не захотевший, то ли не сумевший найти нового покровителя — с надеждой на военную карьеру. Несмотря на беспорочную службу и репутацию образцового офицера, многочисленные прошения о производстве в следующий чин добрых десять лет оставались без ответа. Впрочем, неуспех в карьере был скрашен успехом в амурных делах: в 1744 году Мюнхгаузен женился на дочери рижского дворянина Якобине фон Дунтен, с которой много лет прожил в любви и согласии. И в том же 1744 во главе почётного караула встречал в Риге невесту царевича, будущую императрицу Екатерину II.

В 1750 году, добившись наконец чина ротмистра, Мюнхгаузен получил отпуск, дабы уладить наследственные дела — и больше в Россию не вернулся. На прошение об отставке пришёл ответ, что его следует подавать лично, а не присылать по почте; Мюнхгаузен являться лично не захотел и в 1754 году был отчислен как «самовольно оставивший службу».

С тех пор он до самой смерти жил в родном поместье Боденвердер, занимаясь охотой и развлекаясь общением с соседями — а точнее, развлекая их совершенно невообразимыми историями. И не только соседей: он регулярно выбирался в близлежащий город Гёттинген, где так же веселил завсегдатаев своего любимого трактира. Во всех прочих отношениях Мюнхгаузен пользовался заслуженной репутацией безупречно правдивого человека, и лишь когда доходило до охотничьих баек или воспоминаний о службе в «далёкой дикой России», он давал волю совершенно безудержной фантазии. Благо слушатели прекрасно знали «жанровые условности»: от таких историй никто и не ждёт правдоподобия, лишь бы посмешнее было! И если барон «в подтверждение истинности рассказанного» ссылался на свою репутацию — что ж, так ещё смешнее!

А потом некоторым из слушателей пришло в голову записать эти истории и издать их в печати, чтобы другие тоже могли посмеяться. Сперва отдельные рассказы появлялись в берлинском альманахе «Путеводитель для весёлых людей»; затем Рудольф Эрих Распе (которого нынче знают именно за это) издал «Рассказы барона Мюнхгаузена о его изумительных путешествиях и кампаниях в России» — основываясь на рассказах из «Путеводителя», но изрядно добавив от себя, вплоть до фольклорных сюжетов. Поскольку Распе в это время жил в Англии и издал книгу на английском языке, многие добавления оказались посвящены морским путешествиям. И наконец в 1786 году Готфрид Август Бюргер перевёл книгу Распе на немецкий язык (и тоже добавил отсебятины), издав под названием «Удивительные путешествия на суше и на море, военные походы и весёлые приключения барона Мюнхгаузена, о которых он обычно рассказывает за бутылкой в кругу своих друзей». Именно этот вариант книги считается каноническим, хотя позднее появилось ещё множество дополнений от разных авторов.

Книга имела бешеный успех, почти моментально став популярной во всей Европе. Увы, для самого Мюнхгаузена непрошеная слава оказалась не слишком-то сладкой. Полбеды, что со всех концов Германии начали приезжать зеваки, желающие поглазеть на «барона-лжеца». Куда неприятней оказалось само это прозвище: если «за бутылкой в кругу друзей» всякий понимал шуточность его рассказов, то к печатному тексту отношение было совсем иным, и широкая публика чересчур всерьёз приняла постоянные заверения рассказчика в собственной правдивости, соседствующие с откровенным вымыслом… Барон был сильно разгневан. И дело было не в книге (другие авторы публиковали их и раньше, а байки барон травил на самом деле, до последних дней жизни), а в том, что Распе в своей книге назвал барона по имени (до этого рассказчика-враля оставляли безымянным, либо ограничивались М-Х-Г-Ном). По некоторым данным, был даже суд, который Мюнхгаузену выиграть не удалось. Также, по слухам, Мюнхгаузен хотел вызвать на дуэль автора, «обесчестившего его имя» — впрочем, и Распе, и Бюргер издали книгу анонимно, так что вызывать было попросту некого.

Как бы то ни было, с тех пор имя Мюнхгаузена обрело нарицательное значение: так называют выдумщика, фантазёра, рассказчика фантастических и неправдоподобных историй. А вот отношение к этим выдумкам может быть самое разнообразное: начиная от «Ну как можно так бессовестно врать?» и вплоть до «На самом деле это чистая правда, которая лишь выглядит невероятно». Со всеми промежуточными остановками.

Книжный канон Распе и Бюргера[править]

Первой публикацией рассказов Мюнхгаузена можно считать книгу «Чудак» (Der Sonderling) графа Рокса Фридриха Линара, изданную в 1761 году, где фигурировали три истории, рассказанные бароном. Однако эта книга по сравнению с последующими осталась почти неизвестной.

Двадцатью годами спустя, как уже упомянуто, подборка мюнхгаузеновских рассказов была опубликована в двух выпусках альманаха «Путеводитель для весёлых людей» (от 1781 и 1783 года), где автор был указан как «господин М-х-з-н».

И наконец в 1785 году вышла книга Распе. Некоторые исследователи предполагают, что он основывался не только на рассказах из «Путеводителя», но и сам когда-то посещал гёттингенский трактир, где барон рассказывал свои байки. Во всяком случае, у Распе фамилия рассказчика была указана уже без сокращений. Кроме того, он объединил разрозненные истории общим сюжетом (хотя и довольно формальным: отдельные главы по-прежнему можно читать как самостоятельные рассказы) и немало дописал от себя, используя бродячие сюжеты и даже греческие мотивы — в частности, для описания путешествия на Луну.

В 1786 году книга была издана в Германии в вольном переводе Бюргера, причём переводчик тоже добавил несколько историй от себя, а кое-что, наоборот, исключил (например, историю про мазь, от которой растут усы).

На этом отнюдь не закончилось: традицию продолжил Иоганн Карл Шнорр, написавший «Продолжения приключений Мюнхгаузена»; здесь значительная часть действия происходит уже в Германии (у Распе и Бюргера барон приключался где угодно, но не на родине). Позднее было ещё множество продолжений от самых разных авторов. Тем не менее именно издание 1786 г., получившее всеевропейскую популярность и сформировавшее образ Мюнхгаузена как литературного персонажа, считается каноном.

Первый перевод (точнее, вольный пересказ) на русский язык был сделан Николаем Осиповым ещё в 1791 г. и издан под названием «Не любо — не слушай, а врать не мешай». Но наиболее известным в нашей стране стал гораздо более поздний пересказ Чуковского. Следует заметить, что Корней Иванович предназначал эту книгу для детей; поэтому были сглажены и даже исключены некоторые «неподходящие» моменты, а фамилия персонажа впервые была написана как «Мюнхаузен». Полный перевод был выполнен в 1956 г. В.С. Вальдман.

Есть и отечественные книги. С.Макеев «Барон Мюнхгаузен» — расширенная версия приключений в России. В.Нагово-Мюнхгаузен «Приключения Мюнхгаузена (Приключения юного и взрослого барона Мюнхгаузена)» — своего рода пересказ известных историй с дополнением и выводом морали.

Сиквел Иммермана[править]

К. Иммерман написал своего рода продолжение про внука (или так называемого внука — о чем намекается в тексте) — «Мюнхгаузен. История в арабесках» (1839). В поместье Шник-Шнак-Шнур (которое потом назовут замком) к старому барону, его дочери Эмеренции, их квартиранту Адгезилаю-Адгезелю (бывшему школьному учителю) и немногочисленным слугам просится на постой Мюнхгаузен-младший. Потомок знаменитого барона рассказывает истории, вместе с обитателями «замка» планирует невероятно доходный бизнес. Последний представляет собой переработку воздуха в твердые стройматериалы, чтобы хватило всем нуждающимся. Последняя часть вообще посвящена высмеиванию спиритизма. Примерно в середине идет повествование и о людях, разыскивающих Мюнхгаузена.

• Борец за нравственность — Геликонское стадо коз. Козлы-самцы учредили «Союз для спасения морально падших созданий» (т. е. духовное спасение), вдохновившись тем, что козы-самки создали «Союз для облегчения горестей страждущих существ» для спасения живых существ физически. Одним из подвигов козлов было перевоспитание мясной мухи и навозного жука, чтобы те питались благородной пищей (розами, лилиями и пр.) и вели более нравственный образ жизни. И даже поженили их. Только сами спасаемые из всех заумных речей козлов поняли лишь, что их хотят непонятно почему заставить есть совсем чужеродную пищу, от которой им становится плохо. Кстати, «Союз для облегчения горестей страждущих существ» не сюда, но функционировал не лучше. Коза видит кого-то в беде, сама не спасает (нельзя, т. к. это какой-то индивидуализм устаревший), а инициирует заседание, где коллективно решается, кого, когда и как спасать.
• Вредная школа — сельский учитель Адгезель, помешавшись, вспомнил когда-то прочитанную книгу о Спарте, решил, что является потомком спартанского правителя Адгезелая и начал реставрировать, как мог, спартанское обучение: порол учеников без причины, провоцировал среди них драки и потасовки, учил воровать и не попадаться, а грамматику и арифметику отменил. Для сорванцов стал клевым учителем. В прочем, в бытность «нормальным» Адгезель считал, что крестьянину достаточно уметь читать печатный текст и уметь писать свое имя. В написании имени желательно делать поменьше ошибок и все.
• Дети-маугли — явно шуточно-сатирический вариант. Мюнхгаузен-младший (на тот момент ребенок) не смог поступить в янычарский кадетский корпус, т. к. его похитил ягнятник (хищная птица). Этим хищник сильно нарушил законы природы, поскольку в виде исключения он может напасть на подпаска — неграмотного крестьянского ребенка, но не на «образованного сына образованных родителей», тем более собирающего делать военную карьеру. Об этом юный барон заявлял и ягнятнику, и другим. За нарушение законов хищник был наказан судьбой в лице английского охотника, а Мюнхгаузен оказался на Геликоне и некоторое время воспитывался козами, которые постепенно приучили его к козьему образу жизни и мысли. Сами же козы и козлы — клуб борцов за нравственность, см. выше.
• Хуцпа — красавец-аферист Руччопуччо из Сиены, втиравшийся в доверие Эмеренции. Когда его пришли арестовывать за прежние «жульства» начал рассказывать что все это заведомо ложное обвинение. И не просто, а то, что он командир слоновьей роты в армии правителя Бирмы. А такого «ценного сотрудника» тиран отпускать не хочет, при этом это является тайной. Вот по ложному обвинению как разбойника его и должны переводить из тюрьмы в тюрьму, пока не довезут в Бирму. А еще он пообещал Эмеренции вернуться, уже в качестве гехелькрамского князя. По его же словам — он наследный правитель, которого украли в детстве цыгане. Позднее, слугу Мюнхгаузена Эмеренция принимает за Руччопуччо, т.к. для слуги-простолюдина он ведет себя слишком вольно.

Сюжет[править]

За свою активную жизнь барон совершил множество подвигов:

Тропы и штампы[править]

• Знают именно за это — этот троп заслуживает стоять на первом месте. Рудольф Эрих Распе, чья биография сама по себе потянет на приключенческую книгу, известен главным образом как автор «Мюнхгаузена». Сам барон известен благодаря своим небывалым историям и той же книге. Да что там, сам род фон Мюнхгаузен известен главным образом по той же причине!
  • При том, что Карл Фридрих Иероним был не единственным представителем своего рода, известным вообще и автору в частности. Распе учился и впоследствии работал в Гёттингенском университете, сооснователем которого был Филипп Адольф фон Мюнхгаузен, а одним из канцлеров (ректоров) — ботаник Отто фон Мюнхгаузен.
• Затмить адаптацией — много ли людей прочитали перевод книги Распе? В лучшем случае — пересказ-перевод для детей, написанный Чуковским.
  • А скорее всего, смотрели что-то из фильмов и мультфильмов. Или диафильмов.
• Слепили из того, что было — Распе, Бюргер и Чуковский. А Иммерман имитировал такое повествование.
• Безумная тролльская логика — этим барон и знаменит в первую очередь.
• Во чреве чудовища — во время одного из «морских» приключений барон повстречал большую рыбу, сожравшую его целиком, во время другого — ещё бо́льшую, проглотившую весь корабль. И как выяснилось, не только его: в желудке встретился целый флот!
• Канонический иллюстратор — Гюстав Доре.
• Клюква — во время путешествия в России барон попал в такой снегопад, что всё вокруг было заметено до церковной маковки. Впрочем, оттаяло всё буквально на следующее утро.
• Коронная фраза — частое упоминание о собственной правдивости вполне сойдёт за таковую.
• Мультяшная физика — ещё когда это не было мейнстримом и мультфильмов-то не было. Например, в одном рассказе у барона голова провалилась вовнутрь туловища.
• На тебе!:
  • Бюргер — много. Например, о правителе острова, который начал вести себя как диктатор, после того как поехал на Север (есть намёки, что в Германию). Или фраза, которую сказал сам Бог барону, увидев, как барон спас замерзающего старичка в России: «Чёрт побери меня, сын мой, тебе за это воздаcтся». Или фраза из истории об олене с вишнёвым деревом на голове: «Можно ли теперь поручиться, что какой-нибудь святой — страстный любитель охоты, священник или епископ — не воздвигнул подобным же образом с помощью выстрела крест между рогами оленя святого Губерта? Ведь эти господа издавна славились своим умением наставлять кресты… да и рога тоже, и, пожалуй, сохранили за собой эту славу до наших дней». И ещё там много чего…
  • Иммерман, отталкиваясь от Распе-Бюргера, создал роман, где «пропесочил» всех, про кого вспомнил. В середине ХХ в. и позднее без специальных примечаний многих посылов автора можно и не понять.
• Полезный в хозяйстве зверь: барон — император тропа. Стая уток вместо дельтаплана, волк вместо упряжной лошади («Волк, запряжённый в сани» — не попадал бы под троп вовсе, если бы не оказался в этом качестве ВНЕЗАПНО как для барона, так и для себя)…
• Собака — друг человека — любимая охотничья собака барона. Умерла от усталости после трёхдневной погони за восьминогим зайцем.
  • Изменившаяся мораль — в наше время вряд ли кто-то будет в память о любимой собаке делать куртку из её шкуры.
  • Вышесказанное относится исключительно к пересказу Чуковского. В оригинале собака после трёхдневной погони осталась жива-здорова, а куртку барон заказал гораздо позже из шкуры другой своей собаки, которую случайно подстрелил неумелый охотник.
• Сожрите друг друга — лев и крокодил. Причём буквально!
• Странные боеприпасы — целый ряд примеров: и шомпол^[4], и вишнёвая косточка, и пуговицы… В пересказе Чуковского последние даже ружья не требуют: сами срываются с куртки и поражают дичь (в оригинале они просто падают на то место, где находится зверь, указывая таким образом барону, куда стрелять).
• Такой крутой, что уже смешно — а то! И крутой в отставке: в книге барон отошел от дел и рассказывает о прошедших приключениях.
• Ненадежный рассказчик — педаль в центр Земли, плюс эталон (хранить вечно). А вот в адаптациях по-разному. В одних случаях барон — наглый и бессовестный врун (как в мультфильмах — рисованном «Похождения Мюнхгаузена» 1929 г. или кукольном «Приключения барона Мюнхаузена» 1967 г.), в других — большой весельчак, фантазер и выдумщик (чехословацкий фильм К. Земана «Барон Мюнхгаузен» 1961 г., или в английском Т.Гиллиама «Приключения барона Мюнхгаузена» 1988 г.), в третьих — неординарный человек (чуть ли не со сверхспособностями), который все пережил на самом деле, (как в цикле мультфильмов Солина-Лернера «Приключения Мюнхаузена», фильм «Новые приключения барона Мюнхаузена» 1972), но не всегда ему верят (пьеса «Самый правдивый» и ее киноверсия «Тот самый Мюнхгаузен», хотя тут кое-что все-таки явно плод фантазии барона, а кое-что не то совпадение, не то действительно барон постарался). В фильме «Мюнхгаузен» 1943 г. практически все чудеса происходят на самом деле, что заставляет относить его к жанру фантастики/фэнтези.
• У нас он будет негодяем: в представлении советской критики барон — исключительно пример наглости и хвастовства гнилой аристократии, приписывающей себе выдуманные достоинства; а то, что он не просто безобидный фантазёр, но и замечательный выдумщик, подаривший своим слушателям немало радостных минут — на это пробкоголовым совковым критикам наплевать. Он аристократ, следовательно — плохой.

Экранизации и другие адаптации[править]

Столь популярное произведение, разумеется, не могло обойтись без многочисленных адаптаций — театральных, кинематографических, мультипликационных и прочих.

Фамилия барона пишется в соответствии с оригиналом (для русскоязычных произведений) или официальным переводом (для иноязычных). Если официальный перевод отсутствует или неизвестен автору правки — пишется «Мюнхгаузен».

Комплексные франшизы[править]

• Барон Мюнхгаузен является постоянным участником заседаний Клуба знаменитых капитанов с самого первого его выпуска (31 декабря 1945 года), при этом полноценным членом клуба он стал только в 15 выпуске.
• Появлялся в «Космическом» выпуске журнала «Мурзилка» и рассказывал о том как ловил лунную рыбу в лунных морях.

Театр[править]

• «Пришёл, увидел и соврал» — оперетта XIX века.
  • Поджог, убийство и переход на красный свет — уже в названии.
• «Самый правдивый» — пьеса Григория Горина. Именно по ней снят фильм «Тот самый Мюнхгаузен».
  • Затмить адаптацией — фильм известен гораздо больше.
  • Фарисей — нерелигиозный вариант тропа и в пьесе, и в фильме по ней. Граждане Ганновера, затравив эксцентричного барона и доведя его до (как они уверены) самоубийства, оплакивают его память, сокрушаются, как же они не ценили при жизни великого человека, и даже собираются поставить памятник. Однако стоит барону воскреснуть — травля возобновляется, и город приговаривает его «для удостоверения личности» к испытанию с позорным или заведомо смертельным исходом. К приговору присоединяются даже друг и возлюбленная барона. Трикстер удобнее обывателям в мёртвом виде, ибо пока жив — напоминает им, что они постоянно лгут сами себе.
  • См. фрагмент спектакля для «Вокруг смеха» с 34.40 https://www.youtube.com/watch?v=w6UeCHoBXks или https://www.youtube.com/watch?v=1NlRPQJwWUY. Фрагмент спектакля (снято в театре) https://www.youtube.com/watch?v=p7E4PH1MjyA
• «Красный кабачок» — русская предреволюционнная пьеса о встрече Мюнхгаузена с царскими офицерами в известном трактире (реально существовавшем) «Красный Кабачок» . Кстати на гране «На тебе!» — Мюнхгаузен в конце говорит, что он хоть и врун, но если раскрутить сегодня любое враньё то завтра это будет «доктрина и факультет». А ещё Мюнхгаузен в этой пьесе может коверкать реальность как Дискорд…

Кино[править]

• Галлюцинации барона Мюнхгаузена (Франция, 1911) — самая первая экранизация, короткометражный (11 минут) фильм. В оригинале назывался Les Aventures de baron de Munchhausen, откуда в переводе взялись «галлюцинации» — трудно сказать. Правда, здесь барон приключается не наяву, а во сне, но между сном и галлюцинацией всё же есть разница.
• Барон Хвастун^[5] (Baron Prášil, протекторат Богемии и Моравии, 1940).
• Мюнхгаузен (Германия, 1943).
• Барон Мюнхгаузен (в оригинале опять-таки Baron Prášil, Чехословакия, 1961) — игровой фильм с элементами мультипликации в стиле канонических иллюстраций Доре (и вообще стилизован под старинные иллюстрации). Режиссёр Карел Земан — тот же, что тремя годами раньше снял «Тайну острова Бек-Кап». По словам Терри Гиллиама, этот фильм во многом послужил источником вдохновения для его версии 1988 года.
• Новые приключения барона Мюнхаузена (СССР, 1972) — короткометражный детский фильм о приключениях барона в XX веке. Своего рода идеология в адаптации (и шуточное прочтение таковой), а именно история о том, что надо соблюдать ПДД.
  • Красивый зонтик — у барона зонт-трость. Не то, что бы красивый (он монотонный черный), но очень полезный.
  • Жанровая гамма — в некоторых сценах есть.
  • История не с начала — рассказывает, как оказался на вершине церкви, т. к. десантировался из вертолета, освободившись из гигантской консервной банки. Потом рассказывает, как в эту банку попал и т. д.
• Тот самый Мюнхгаузен (СССР, 1979) — знаменитый фильм Марка Захарова. Кратко рассказывать о нём нет смысла — заслуживает отдельной статьи или как минимум собственного раздела.
  • Автор забронзовел — после смерти барона были изданы тома о его приключениях, в городе поставили памятник, а «осиротевшие» родственники, гнобившие барона при жизни, рассказывают посетителям музея Мюнхгаузена, какой он был гений и патриот.
    • Император охреневает. «Я не шёл в атаку с таким зверским лицом, как было изображено. И не орал: „Англичане — свиньи!“ Это гадко. Я люблю англичан. Я дружил с Шекспиром, ты знаешь». (Барон Мюнхгаузен охреневает от собственного памятника)
  • Войти через окно — барон в первой серии забирается в собственный дом через окно от избытка энергии и общей чудаковатости характера. Во второй серии, после его мнимой смерти, это превращается в «традицию» дома Мюнхгаузенов.
  • Не в ладах с юриспруденцией— баронесса Якобина оспаривает развод с Мюнхгаузеном в суде, поскольку не хочет оставить сына без наследства. Но позвольте, развод разводом, а право майората никто не отменял! Наследству Теофила ничто не угрожает.
    • Откровение у холодильника: баронесса не хочет оставить без наследства себя любимую, ещё не старую потенциальную вдову! А сыном просто прикрывается.
• Носит старую форму — аверсия шутки ради. Герцог-щёголь категорически отказывается надевать свой военный мундир, считая однобортный фасон устаревшим («Мне в этом? В однобортном? Не знаете, что в однобортном сейчас уже никто не воюет? Безобразие!»). Однобортный мундир по герцогу — это неготовность к войне.
  • Отсылка — «Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие… Чёрт возьми, отличная фраза для начала пьесы! Надо будет кому-нибудь предложить».
  • Очистительный дождь — правда, душ, но он смыл садовника Мюллера и вернул барона Мюнхгаузена.
  • Печальная борода — с прикрученным фитильком: когда после ухода Марты Мюнхгаузен-Мюллер встречается с Томасом, его подбородок зарос щетиной. Решив «воскреснуть», барон снова бреется (зЗнаменитые усы, конечно же, оставляет).
  • Пустоголовый франт — герцог, на всё смотрящий через призму моды и костюма. «Да вы что, не знаете, что в однобортном [мундире] сейчас уже никто не воюет?! Безобразие — война у порога, а мы не готовы!».
    • Ясно указано, что действие первой части фильма происходит в 1779 году, тем не менее Британия признает независимость США, что в реальной жизни произошло в 1783 году. Самое досадное, что Марк Захаров и Григорий Горин упустили интересный момент: у герцога был серьезный повод волноваться по поводу того, что Мюнхгаузен собрался объявить войну Британии — курфюршество Ганновер уже участвовало в войне за независимость США, причем на стороне Британии. Дело в том, тот самый герцог — он, собственно, и есть британский король Георг III (в то время Ганновер и Великобритания находились в личной унии), так что войной Мюнхгаузен грозил именно ему!
      • А может и не упустили, а тонко намекнули для гениев: в конце концов, герцог, узнав от Мюнхгаузена об объявлении им войны, тут же приказал его задержать. Ну а что, логично — когда тебе в лицо заявляют, что объявляют войну лично тебе, как еще поступать?
  • Рука крошит отточенную сталь — жалкую роль злодея-недотепы играет Кайло Рен Феофил Мюнхгаузен, сынок ГГ (даже сложно узнать сурового Ярмольника^[6]). Импульсивен, неврастеничен («Изрубить ее (картину работы Рембрандта) на куски!»), ненавидит отца («Сделайте для нас еще один шаг… станьте моим секундантом»), плохой вояка — и это подсвечено им самим («Меня даже на маневры не допустили»). Собственно сабж — сцена, где мать упражняется с ним в фехтовании: она захватывает рапиру подмышкой и даёт неумёхе пощёчину.
  • Фарисей — нерелигиозный вариант тропа. Граждане Ганновера, затравив эксцентричного барона и доведя его до (как они уверены) самоубийства, оплакивают его память, сокрушаются, как же они не ценили при жизни великого человека, и даже собираются поставить памятник. Однако стоит барону воскреснуть — травля возобновляется, и город приговаривает его «для удостоверения личности» к испытанию с позорным или заведомо смертельным исходом. К приговору присоединяются даже друг и возлюбленная барона. Трикстер удобнее обывателям в мёртвом виде, ибо пока жив — напоминает им, что они постоянно лгут сами себе.
  • Хамелеон: на суде баронесса Якобина говорит, что подсудимый — садовник Мюллер, а вовсе не муж хотя и похож немного; барончик Феофил — что совсем не похож. Процесс затягивается, и уставший от всего герцог волевым решением признаёт подсудимого бароном. И эти члены семьи тут же бросаются в объятия барона…
  • Хлеб, яйца, молоко, гуро — эпичный распорядок дня барона, завершающийся объявлением войны Англии.
• Язвительный чудак — барон умеет выдавать остроты. «Я понял, в чём ваша беда. Вы слишком серьёзны. Умное лицо — это ещё не признак ума, господа. Все глупости делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа. Улыбайтесь», — вот его философия.
  • Я сейчас всё объясню. На бракоразводном процессе барон объявляет о том, что открыл новый день — 32 мая. В ответ на ропот собравшихся он восклицает: «Господа, я вам сейчас всё объясню!» Эх, господин барон, лучше бы вы не пытались…
  • И вдогонку номер из «Голубого огонька» (1981 г.) https://www.youtube.com/watch?v=-9nZPMSb82E
  • И цирковое представление, посвященное юбилею фильма https://www.youtube.com/watch?v=utNQsCaT61Q
• Приключения барона Мюнхгаузена (англ. The Adventures of Baron Munchausen, Великобритания, 1988) — фильм Терри Гиллиама. Тут барон — крутой дедуля и крутой в отставке. Основная сюжетная линия — спасение города от турецких войск. Для этого Мюнхгаузен решил собрать команду своих слуг со сверхспособностями — тут их четверо. В финале выясняется, что барон рассказывал историю, которая повлияла на реальность — враги отступили. Присутствует много специфического (в т. ч. и черного) юмора, характерного для Гиллиама.
  • Визуальная отсылка — появление богини Венеры (в виде обнажённой Умы Турман) воспроизводит «Рождение Венеры» Боттичелли с раковиной, крылатыми духами и прочим. Бафос в том, что здесь Венера не рождается, это она так выходит к завтраку — надо полагать, ежедневно.
  • Во чреве чудовища — барона и его спутницу-девочку снова проглатывает гигантская рыбина. В её чреве уже кукуют двое его товарищей, перекидываясь в картишки со Смертью.
  • Я — Наполеон — аверсия: сумасшедший старикан, утверждавший, что он — знаменитый барон Мюнхгаузен, бароном и оказался.
• Барон Мюнхгаузен (Германия, 2012) — двухсерийный фильм. Можно найти перекличку с некоторыми мотивами из фильма 1988 г., которых у Распе и Бюргера не было.
  • Компанию барону тут составляют Фрида (немного бой-девка, утверждающая, что его дочь) и Констанция (частично леди-воительница, папина дочка). Первая серия своего рода роад-муви, где попутчики направляются в Петербург.
  • В этой трактовке барон — крутой с ребёнком, обаятельный мошенник, трикстер, патологический лжец и мастер хуцпы. Особенно в первой серии. И ещё обедневший аристократ, всё время норовит выкрутиться и не платить. Кое-кто считает его самозванцем, выдающим себя за настоящего Мюнхгаузена. Во второй видно, что далеко не всё — выдумка, а его сверхнаглость не такая уж и «сверх». А главный талант — талант рассказчика. И принцип у него: если решил рассказать историю, то рассказывай ее от всего сердца и со всей душой, и не важно, правдивая она или нет.
  • Гадалка — Мюнхгаузен, Фрида и Констанция спасают ее от трех солдат.
  • Пираты — моряки, с которыми барон договорился о том, чтобы приплыть в Петербург, оказались пиратами.
  • Два в одном — Силач (тут его зовут Владимир) не пьянеет — в голове у него есть клапан. В книге силач и не пьянеющий офицер — разные персонажи.
  • Смертоносный распущенный двор — двор Екатерина Вторая и придворные
  • Космический робинзон — т. н. «лунный человек». Как-то попал на Луну на лодке и забыл как. Амнезия — ничего не помнит, считает себя селенитом.
  • Помыли и переодели — Фриду в Петербурге.
  • Яблоко от яблони далеко падает — султан и его сын.
  • Наука — это круто — практически кредо турецкого принца. При таком-то безумном сеттинге. В прочем, султан больше за «традиции».
  • Королева бреется — Мюнхгаузен, силач и скороход переодеваются в женские восточные наряды, чтобы проникнуть во дворец султана.
  • Дева в беде — Фрида в рабстве у султана.
  • Неудачное самоубийство — попытка барона застрелиться (элемент «хитрого плана»), заколоть себя саблей удалось. Точнее, все подумали, что удалось.
  • Невыносимый гений — жених Констанции, казначей. Все мысли только об экономике.
  • Оттолкнуть, чтобы спасти. Мюнхгаузен при всех рассказывает, зачем Констанция в Петербурге — выйти замуж за выгодного жениха. Тем самым выводит её из под удара царицы, желающей устранить всех конкурентов на пути к барону.

Мультипликация[править]

• Похождения Мюнхгаузена (СССР, 1929) — чёрно-белый рисованный мультфильм, первая экранизация в нашей стране. Считается одной из несомненных удач советской мультипликации, хотя ныне практически забыт.
  • Тут барон гоняется за лисой, выполняя роль неумолимого преследователя.
• «Лгунишка» (1941, Иван Иванов-Вано) — не совсем адаптация. Утёнок-школьник вместо того, чтобы делать уроки, читает книжку про Мюнхгаузена. Потом он другим утятам и таксе рассказывает о своих приключениях, которые сильно напоминают приключения барона. Ему никто не верит.
  • Антропоморфный каннибализм — утёнок, ничуть не гнушаясь, собирается пообедать курицей на привале.
  • Коронная фраза — конское «Да, это бывает!»
• Немецкая рисованная короткометражка Die Abenteuer des Freiherrn Von Munchhausen 1944 года. Основана на истории о волке в упряжке.
• Приключения барона Мюнхаузена (СССР, 1967) — кукольный мультфильм.
• Приключения Мюнхаузена (СССР, 1972-73, Россия, 1995) — мини-мультсериал (изначально 4 серии; в 1995 году снята ещё одна, в отличающейся стилистике).
  • Знают именно за это (серия «Павлин») — сцены с Джинном едва ли не самые яркие и запоминающиеся во всём цикле.
  • Толстый маг — Джинн: вроде как с мышцами, но далеко не худой. И, судя по всему, это его житья-бытья волшебного последствия… «Какой такой павлин-мавлин? Нэ видишь? Ми кушаэм…»
  • Коронная фраза — «Клянусь моей треуголкой!».
  • Персонаж-призрак — некий юный друг, которому барон рассказывает истории. По сути, ровесник целевой аудитории.
  • Оздоровительная порка («Чудесный остров») — барон перевоспитывает пиратов.
• Фантастические приключения легендарного барона Мюнхгаузена (Франция, 1979).
• Тайна жителей Луны (Франция, 1982) — полнометражный мультфильм. Мюнхгаузен и его друзья после ряда приключений на Луне становятся бессмертными. В финале мультфильма на конец ХХ века герои прожили больше двухсот лет и не собираются умирать.
• Мюнхгаузен в России (Белоруссия, 2006).
• Новые, никому не известные, приключения барона Мюнхгаузена (Россия, 2007).

Аудиопостановки[править]

• Аудиопостановка «Самый правдивый человек на свете» Бориса Тираспольского близка к книге: барон рассказывает истории из жизни гостям. Все его гости безымянны, а вместо имён используются только титулы. В роли барона Р.Плятт
• «Приключения барона Мюнхаузена» О.Герасимова, в роли барона — Е.Евстигнеев

Телевидение[править]

• Выпуски «Спокойной ночи, малыши!» (4 штуки, 1988) https://www.youtube.com/watch?v=UTU4T_E9DyM, https://www.youtube.com/watch?v=JP-gMGgvlQw, https://www.youtube.com/watch?v=FMs9vJ1jK2o, https://www.youtube.com/watch?v=NW8O73XL-bc. По сути, телеспектакль-обрамление для мультфильмов Солина. Плюс непривычный для современности «формат» — не просто без Хрюши и Степашки, а вообще без кукольных персонажей (кстати, в 1980-х такое встречалось не так уж и редко).

Диафильмы[править]

• «Приключения Мюнхаузена» (1957 г.), художник В.Бордзиловский по пересказу К.Чуковского
• «Приключения Мюнхаузена» (1984—1986 гг., Украинская студия хроникально-документальных фильмов) в трех частях, художник Э. Антохин.

Прочее[править]

• С. Лем, «Звездные дневники Ийона Тихого» — барон Мюнхгаузен в космосе. Это если упрощенно. Изначально Лем не планировал «космического Мюнхгаузена».
• Синдром Мюнхгаузена — психическое расстройство, которое можно назвать клиническим вариантом отчаянного желания внимания: ради получения внимания страдающие этим синдромом симулируют болезни, а то и буквально калечат себя. Особенная жесть — делегированный синдром Мюнхгаузена, когда болезни вызывают не у себя, а у близкого человека (например, родители — у ребёнка).

Примечания[править]

[изменить] Deutschland, Deutsche und seine Kultur
Geographie	Schweiz • Österreich • Berlin • Ostpreußen • Freie und Hansestadt Hamburg • Bayern • Sachsen • Köln • Elsaß-Lothringen • Rußlanddeutsche
die Geschichte	Frankenreich • Österreich-Ungarn • Weimarer Republik • DDR
Heiliges Römisches Reich	… Dreißigjähriger Krieg
Kaiserreich	… Als Preußen verkleidet
Reichs-Bundeswehrmacht	Siebenjähriger Krieg • Napoleonische Kriege • Erster Weltkrieg • Der zweite Weltkrieg • Flaktürme
Nazionalsozialismus	Faschismus ist lustig • Diese dummen Nazis • Hi-hi-Hitler! • Herr Doktor • Nazi-Untote • Nazi-Okkultismus • Nazi-Superwissenschaft • Nazi-Überbleibsel • Deutschland wird die Welt erobern • Als 3. Reich verkleidet • Blondes arisches Biest • Reductio ad Hitlerum
Literatur	Das Nibelungenlied • Simplicius Simplicissimus • Krabat • Hieronymus Carl Friedrich Freiherr von Münchhausen • Faust • Nusknacker und Mausekönig • Die Söhne des Herrn Budiwoi • Venus im Pelz • Gustav Meyrink • Der Zauberberg • Die Verwandlung • Die Jugend des Königs Henri Quatre • Ernst Jünger (In Stahlgewittern) • Der Steppenwolf • Erich Maria Remarque (Im Westen nichts Neues • Drei Kameraden) • Die Blechtrommel • Das Parfum. Die Geschichte eines Mörders • Bernhard Hennen (Elfenzyklus) • Martin Pumhut…
Kino, TV und das Theater	Kino: Uwe Boll • Metropolis • M — Eine Stadt sucht einen Mörder • Dame, König, As, Spion • Das Boot • Das Cabinet des Dr. Caligari • Der Himmel über Berlin • Klopfe an den Himmel • Nosferatu, eine Symphonie des Grauens • Der Untergang • Das Leben der Anderer • Good Bye, Lenin! • Die Stille nach dem Schuss • Edelweißpiraten • Die Weiße Rose • Geheimaktion schwarze Kapelle… TV: Babylon-Berlin • Berlin Alexanderplatz • Derrick • Die rote Kapelle • Dunkelheit • Deutschland 83 • Kommissar Rex das Theater: Bertolt Brecht • Elisabeth • Rebecca…
Musik	Bach • Haydn • Wolfgang Amadeus Mozart • Beethoven • Schubert • Wagner • Scorpions • Kraftwerk • Neue Deutsche Todeskunst • Blind Guardian • Rammstein • Powerwolf • …
Videospiele	Crytek (Crysis • Far Cry • Ryse: Son of Rome) • Drakensang • Edna & Harvey • Enderal • Elex • Gothic • Legend of Kay • Might and Magic X: Legacy • Nehrim • Neighbours from Hell • Paraworld • Risen • Sacred (3) • Spec Ops: The Line • Two Worlds
Malerei	Der Expressionismus • …

[изменить] Книги
Миры и герои	Для миров и популярных героев был создан отдельный шаблон.
Книги (русскоязычные)	Для книг на русском языке был создан отдельный шаблон.
Книги (на других языках)	Для книг на других языках был создан отдельный шаблон
Авторы	Для писателей был создан отдельный шаблон.
См. также	Литература • Театр • Классика школьной программы • Классические средневековые романы • Литература ужасов
←	Навигация