Без вины виноватый рассказ читать полностью все главы геннадий мастрюков

Глава 10

Без вины виноватый

Весь день с перерывом на обед Балун перекапывал контрольно-следовую полосу. Пространство между бетонным забором и проволочным ограждением заросло травой, которую еще двое сидельцев вырывали руками. Размышляя, передаст сегодня Катя письмо или нет, он вонзил в землю лопату и налег на черенок, выворачивая землю, как толчок в спину вывел его из равновесия, и он полетел вперед. Едва удержавшись на ногах, развернулся.

– Ты еще не закончил?! – хлопал глазами Винт.

Балун поднял лопату на уровень подбородка, словно боец винтовку.

«Чего этим уродам надо? – разозлился он. – Почему эта парочка прилипла ко мне? Может, им что-то известно про то, кого я убил?»

До сих пор он особо не распространялся о деталях события, результатом которых стали двенадцать лет колонии строгого режима. Хоть и говорят, что в зоне ничего не утаишь, кого именно убил Балун, никто не знал. Просто была драка, а у его соперника оказался нож, который он отобрал и неумело защитился. Все… До этого случая, да и после него, Балун с криминалом никак не пересекался, поэтому был обычным сидельцем, каких здесь больше половины.

– Скоро ужин, а здесь конь не валялся! – Возникший рядом с Винтом Курок брезгливо плюнул под ноги.

– Сейчас ты вместо коня здесь кувыркаться будешь! – пригрозил Балун.

– Ты бы инструментом не размахивал! – грозно нахмурил брови Курок.

Балун отбросил лопату в сторону и посмотрел на вышку. «Вертухай» как раз развернулся в их сторону.

«Ну и пусть, – подумал он, заранее зная, что разнимут их не сразу. – Хотя кого разнимать? Можно подумать, что эти два клоуна серьезные соперники».

– Чего смотришь?! – Винт толкнул его в грудь руками и тут же попался.

Балун схватил его за запястья и резко развел руки в стороны. Винт по инерции полетел вперед, встретив переносицей препятствие в виде лба.

– Ух!

– Тихо! – не спуская глаз с вышки, Балун придержал забияку, у которого голова свалилась на грудь, а ноги подкосились. – Говорил же, не лезь!

– Ты что, рамсы попутал?! – взвыл Курок. – Порву, сука! – И залепил ему в висок кулаком.

В глазах будто что-то лопнуло и разлилось ослепительным светом. Балун разжал руки, и Винт рухнул на землю. Между тем, воодушевленный результативным ударом, Курок размахнулся для следующего. Балун присел, пропуская кулак над головой, и тут же двинул ему в открытый правый бок. Курок охнул. Следующим ударом в ухо Балун отправил его в глубокий нокаут. Однако едва Курок коснулся земли, как пришедший в себя Винт схватил Балуна за щиколотки и дернул на себя. Бедняга не знал, что его соперник титулованный спортсмен, и за это поплатился. Ударившись спиной о перекопанную землю, Балун освободил левую ногу, просто резко согнув ее в колене, и в следующий момент каблуком ботинка ударил Винта в темя.

На фоне неба возник силуэт человека в форме.

– Встать! – завопил контролер.

Балун торопливо перевернулся на живот и вскочил на ноги. Однако в тот же момент охнул от боли и присел. Удар резиновой палкой пришелся в поясницу. Били не сильно, больше для острастки да чтобы показать начальству рвение. С некоторых пор казалось, что все, кто находится на территории лагеря, отбывают какой-то срок. Неведение и неопределенность держали администрацию в напряжении. Действительно, кто его знает, что будет завтра? Вдруг новая власть решит привлечь арестантов на свою сторону и предложит им взять в руки оружие? Наверняка обиженные и оскорбленные согласятся. Тогда не миновать и разборок.

– Значит, так ты исправляешься? – Хозяин встал из-за стола и подошел к окну. – Я пошел навстречу твоей жене, разрешил вам свидание…

«Не мне ты пошел навстречу, а заработать на горе решил, – мысленно поправил его Балун. – Сволочь!»

– Зачем драку устроил? Чего не поделили?

– Мы не дрались, – опустил взгляд в пол Балун. – Это шутя…

– А вот Крушевич и Вицинюк утверждают, будто ты хотел принудить их за себя работать.

– Не могли они такого сказать, – ломая голову, врет начальник или нет, покачал головой Балун, за что и поплатился.

– Я, по-твоему, говорю неправду?

– Я так не говорил.

– Но ведь ты категорично отрицаешь, что они могли это сказать, – не унимался начальник.

– Пошутили, наверное, – поняв, что разговор уже все равно скатился не в то русло, пожал плечами Балун.

Было ясно, наказания не избежать, но можно было хоть как-то его смягчить, однако не вышло. Начальник вернулся на свое место и торжественно объявил:

– Десять суток ШИЗО!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

­Был обычный апрельский день. После дождя на тротуарах блестели лужи. Молодой человек в бордовой парке, камуфлированных армейских брюках и ботинках шел по одной из московских улиц и на ходу курил. Его звали Михаилом. Все в большом городе было для него в диковинку, и здесь его никто не знал, не то, что в его родной деревне, где Мишаню знала каждая собака. Мимо проходило множество людей, десятки незнакомых, ничем ни примечательных лиц, которых быть может, он никогда больше не увидит и не вспомнит. Здесь люди все время куда-то спешат, бегут, и кажется, что жизнь здесь протекает гораздо быстрее, тогда как дома, дни тянулись медленно, иногда время будто замирало, и часто от скуки он не знал, куда себя деть.
В этот самый момент, когда он так шел и думал, возле него остановилась белая «семерка». Из нее вышли какие-то мужчины и один из них стал пристально смотреть на Мишу, как будто бы знал его. У Мишани сразу возникла мысль, что это, бандиты, которых обещала наслать на него тетя Лена, мать его бывшей девушки, у которой он взял деньги в долг и не отдавал.
Все произошло очень быстро, мужчины схватили его и повалили на капот автомобиля.
— Руки на капот, голову вниз, ноги в стороны! – заорал один из нападавших, ударив, несколько раз Мишу сзади по спине и ногам.
Обыскав Михаила, они бесцеремонно запихали его в свою машину и через 5 минут, Миша оказался в 11 отделении милиции юго-восточного округа Москвы. Его завели в какую-то темную комнату без окон и заперли на ключ.
Ничего не понимая, Миша был в растерянности. Его и без того красное лицо стало пурпурным, глаза — навыкате, а рыжие волосы – взъерошены. «Что, если это просто сон?» — подумал парень. Но места от ударов до сих пор болели.
Минут через десять к нему вошел милиционер лет сорока в синей форме, с висячими усами, и на погонах у него было четыре звездочки. Миша служил в армии и понял, что перед ним капитан милиции.
— Оперуполномоченный Маркиянов, — представился офицер. — Гражданин, есть ли у Вас какие-нибудь документы, удостоверяющие Вашу личность?
— Товарищ капитан, я с собой документы не брал. Меня звать Мишей Ступиным. Я работаю в охране на складе. Вот, вышел в магазин за продуктами, и тут такое, произошло, чего я никак не ожидал… — сказал чуть не плача Мишаня.
— А кто может подтвердить Вашу личность? – спросил оперупалномоченый.
Миша достал из карманов какую-то мятую бумажку и прочел: «Охранное агентство «Слава».
— Вот, от этой фирмы я и работаю. Только я не хочу, чтоб до начальства все это дошло, ведь всего 2 дня, как я работаю, и вот отлучился с объекта. Еще меня знает мой брат, Андрюха, он офицер в стройбате, вот его рабочий телефон, — сказал он, вытащив из кармана еще какую-то бумажку и протянув ее капитану.
— Сколько Вам лет и где прописаны? – спросил милиционер.
— Мне двадцать один год, я из деревни Марьино, а в Москву меня позвал и устроил на работу Андрюха, ведь в деревне хорошей работы нет, да и сопьешься там вконец, — сказал Ступин.
— Сейчас я все проверю, — сказал капитан и ненадолго вышел. Вскоре он вернулся и,улыбнувшись, сказал: — Ивините, произошла ошибка. Вчера из бригады охраны сбежал рядовой Иванов, убив двух сослуживцев и заодно прихватив с собой автомат. Вот его приметы: рыжие волосы, поверх формы надета куртка, так что, по описанию Вы подходите. А так как в Москве сейчас идет операция по поимке опасного дезертира, то Вас случайно и приняли за него. Мы Вас отпускаем, но запомните, Ступин, — документы всегда носите с собой.
— Я все понял, — сказал обрадовавшийся Мишаня и пулей выбежал из отделения.
До места работы, по словам Маркиянова, нужно было пройти не более пятисот метров. Но отойдя от отделения на сто метров, он заметил милицейский патруль. Два сотрудника милиции шли прямо ему навстречу. Один из них представился:
— Здравствуйте, сержант милиции Егоров, предъявите, пожалуйста, Ваши документы!
— У меня нет документов, — сказал понуро Ступин – но меня только что проверяла милиция. Я – охранник, отпустите, меня, пожалуйста!
— К сожалению, мы Вас отпустить не можем, — сказал второй милиционер в звании старшины. – Вам придется проехать с нами. Если все в порядке, мы Вас отпустим.
Они сели в машину и через пять минут оказались в 12 отделении милиции юго-восточного округа Москвы. Там Ступина минут десять допрашивали, но выяснив все обстоятельства, вскоре отпустили.
Старшина и сержант довезли Мишаню до места его работы, ведь неизвестно, какие бы еще приключения ждали нашего героя, пойди он еще раз пешком.
Выйдя из автомобиля, Миша подошел к ступенькам КПП и остановился, чтобы завязать шнурок на ботинке. Вдруг около него остановилась какая-то машина. Миша поднял голову, чтобы посмотреть и ужаснулся: это был милицейский УАЗик. Сигарета выпала изо рта, кровь прилила к голове, перехватило дыхание, сердце забарабанило в груди. Из машины высунул голову милиционер и звонким голосом спросил:»Скажите пожалуйста, это какой адрес, мне нужна Судмедэкспертиза».
-Сразу за углом квартала, — ответил поспешно выпрямившейся в полный рост охранник и поднялся по ступенькам.

напечатано в журнале «Литературная Адыгея» 2015(1)

Без вины виноватый или история одной сломанной жизни

История Сергея 

    Что стоит в нашей стране человеческая жизнь?! Попав в водоворот судебно- следственного произвола, выбраться оттуда тебе не дадут… утопят. Ведь, что такое человеческая жизнь?!  Куда важнее честь мундира, хоть и запятнанного своим морально нечистоплотным обладателем,  на защиту которого станет вся система, потому что этот «мундир» её часть (пусть даже маленький винтик).

    События, сломавшие жизнь Сергею, произошли в январе 2008 года.

Подкачали зубы! Желая сэкономить,  Сергей обратился к знакомому парню-протезисту по имени Вартерес, к которому не так просто оказалось попасть на приём, свободного времени всё не находилось… И вдруг 23 января Вартерес стал настойчиво названивать сам: «Подъезжай, обсудим, появилось время, поставлю тебе коронку. Только пару «девок» прихвати с собой, в кафешку заедем —  отдохнем».

   Что ж, дело молодое.

   Сергей позвонил знакомым девчатам, пригласив составить компанию, и вечером поехал к дому Вартереса. Едва припарковавшись к  подъезду, Сергей неожиданно оказался в западне.  Его автомобиль  с обеих сторон  заблокировали двумя «Жигулями», из которых выскочили люди, одетые во всё черное. Они стали бить стекла автомобиля, грязно матерясь,  требуя, чтобы Сергей вышел из машины. Такого «теплого» приема Сергей не ожидал.  Конечно испугался…  В голове молниеносно промелькнула пугающая мысль: «Попал на какие-то бандитские разборки». Естественным образом сработал инстинкт самосохранения: Сергей дал по газам, слегка повредив автомобили нападавших, и уехал. Погони не было, повода для беспокойства тоже. А вот  внутренний голос возмущался: «Ну, всё-таки странно! Куда смотрит милиция? Бандитизм!»

     Прошла неделя, Сергей почти забыл про неприятную историю. Собрался ехать на заработки в Москву. Машину продал и получил за неё часть денег. Через пару дней покупатель обещал дорасчитаться. 

     30 января утром Сергей позвонил отцу и сообщил, что вечером привезет ему деньги за проданный автомобиль, а сам поехал к приятелю в Северный микрорайон  г.Ростова-на-Дону.  Туда же должен был подъехать покупатель авто и отдать оставшуюся часть долга. Через полчаса подъехал Константин (покупатель) —  привез деньги. Вместе вышли из подъезда. Не успели они сделать несколько шагов, как  на них налетели   спецназовцы. Обоих повалили на землю, одели наручники, затолкали в  разные автомобили и куда-то повезли.

     Машина остановилась возле здания наркоконтроля. Сергей вел себя совершенно спокойно, так как никакой вины за собой  не чувствовал. Подумал: «Какое-то недоразумение. Разберутся и отпустят».

   Поднялись в кабинет, и только тогда Сергей понял, что  нападавшие  на него неделю назад люди, были никто иные, как наши доблестные борцы с наркоторговлей, а не распоясавшиеся  бандиты.

    В кабинете собрался весь состав 3-го отдела ОС УФСКН РФ по Ростовской области. Озлобленные дерзостью молодого человека, который посмел от них скрыться, поцарапав их личные автомобили, блюстители порядка решили для начала проучить Сергея, чтобы не был таким «борзым»: били только по голове — проверенный метод (мозги ставит на место, а следов от побоев нет). 

Ну, а когда «воспитательный» процесс прошел, начали договариваться:

«Хочешь на свободу- плати! Мы же  за тобой не просто так бегали…».

Только «аппетит» их уж больно большим оказался – 1 миллион рублей (для простого человека сумма астрономическая).

   Сергей взмолился: «Нет у меня таких денег!».

— Ну, что ж, твои проблемы, сядешь, а мы премию за тебя получим, да и план нужно выполнять.

  И только тут же борцы с наркопреступностью опомнились:

— А задержали-то мы его не законно. Что будем делать? От начальства нагорит. Никаких разрешений и постановлений, оправдывающих задержание, нет.

— Ничего, выкрутимся: составим протокол о том, что якобы совершил административное правонарушение.

   Отработанный метод прикрытия  противоправных действий — начальство закрывает на это глаза, а в судах всё проходит по накатанной.

   Один из оперативников прижал Сергея к рабочему столу и начал ощупывать его брюки, достал из заднего кармана несколько купюр и переложил себе в карман.

  Сергей возмутился: «Ты что делаешь?».

«Да всё нормально», — ответил оперативник, закладывая  в карман куртки Сергея  пакетик с порошком.

    Сергей был в наручниках и в полной власти преступников в погонах. Тут кричи не кричи – бесполезно.

    Для порядка вызвали «понятых» (работающих на них наркоманов-внештатников, способных всё подписать, показания необходимые в суде дать), и начали представление под названием «личный досмотр».

   Из кармана куртки Сергея достали 135 тысяч рублей — деньги за проданный автомобиль. Очень были рады такой добыче, которую честно разделили между собой.

   Сергей стал возмущаться, требовать, чтобы внесли в протокол сведения об изъятии денег. Однако со стороны «служителей закона» последовали угрозы о том, что  если Сергей не будет молчать о факте хищения денег, они произведут обыск в квартире его девушки, где наверняка окажутся наркотики, и она вслед за ним сядет в тюрьму.

   В их способностях Сергей уже не сомневался, а в словах чувствовал реальную угрозу.     Досмотр продолжался. Далее вытащили из кармана куртки пакетик с порошкообразным веществом. Сергей сразу понял — наркотик. Порошка было достаточно много. Он  взмолился: «Совесть имейте. Обокрали меня, да еще и «грузите» на полную катушку».

    Один из оперативников по фамилии Мамонов  дал честное офицерское слово, что порошок из пакетика отсыпит.  Но ни чести, ни совести у него не оказалось.

      Ночью, через 7 часов после задержания, Сергея передали следователю, который перехватил эстафету фабрикации уголовного дела.

     27 мая 2008 года дело с обвинительным заключением было передано в суд.

   Не буду описывать происходящее в суде. Кто хоть раз сталкивался с нашим «правосудием», знает, что это такое. Судебное следствие прошло с особым цинизмом.

    Сергея осудили к 10 годам 6 месяцам лишения свободы только со слов наркомана, ничем не подтвержденными, а в основу приговора суд положил документы, доказывающие вину этого наркомана.

    Областной суд благополучно узаконил приговор.

    1 апреля 2009 года Сергея этапом отправляют в Сибирь для отбывания наказания. Никто даже не мог предположить, какая беда  произойдет с ним на этапе.

    В  тюрьме г.Челябинска его вывели из камеры и спустили в подвальное помещение. Там на протяжении нескольких дней зверски истязали.

Изверги использовали проверенные методы пыток, которые не оставляют следов на теле: несколько человек брали за ноги и били всем телом о бетонный пол, били по голове, пластиковой бутылкой, наполненной водой, били ногами по почкам и печени.

   У Сергея были отбиты все внутренние органы, болело все тело. Он харкал кровью, голова кружилась  и невыносимо болела.

  Несколько дней ужаса!!!

  Наконец-то его вернули в камеру. Когда Сергея вели назад по коридорам, он  спросил: «За что?». Ответили: «По просьбе коллег из Ростова».

    Только тогда Сергей понял, что его «достали» за тысячи километров от дома опера наркоконтроля. Это была плата за поданное в прокуратуру заявление о преступлении, совершенном в отношении него сотрудниками УФСКН.

   Сергея определили в ИК-43 по Кемеровской области.

    Через полгода сказались последствия избиений — начал болеть позвоночник и суставы. Поначалу боли были терпимыми. Однако по истечении  времени,  страдания от болей становились всё невыносимее. В ИК время от времени кололи обезболивающие. Правильного лечения никто назначить не мог и начался процесс разрушения суставов.

    А здесь случается еще инцидент: отрядник вызвал к себе и сказал, что нужно платить, якобы, на нужды отряда. Сергей ответил, что у него нет денег на счету, а с родителей тянуть не будет. Отказался.

    Это для него не прошло даром: через несколько дней, когда Сергей поздно вечером возвращался с улицы в отряд, его сбили с ног двое сотрудников администрации.  Они привели его к дежурному и сказали, что у него обнаружили сотовый телефон.

   На следующий день Сергей на их неправомерные действия написал заявление  в следственный комитет. Заявление опустил в ящик для  обращений.

   Естественно, заявление  не был отправлено адресату, а  Сергею было вынесено наказание на полгода в виде ПКТ (помещение камерного типа).

   4 октября 2012 г. он был помещен в ПКТ в одиночную камеру нечеловеческих условий содержания. В это время года в Сибири  уже морозы,  температура в камере  была почти такая же,   как и на улице. Теплая одежда у Сергея была изъята, выданная   х/б  роба, не грела. Его колотило от холода.   Началось сильное воспаление  суставов.

    Как знать, чем бы все закончилось, но Сергею удалось сообщить обо всем мне.   Поднятый шум на уровне Генеральной прокуратуры и ФСИН России, дал свои результаты и через несколько дней Сергей был госпитализирован, а еще через месяц  его направили в Ростов по постановлению Президиума Ростовского областного суда. Через два месяца Сергей пробыл в СИЗО г. Ростова, а затем вновь этапирован назад в Кемерово.  

  По прибытию в ИК-43 его определили в строгие условия содержания. На тот момент Сергей был уже тяжело болен, он страдал множеством хронических заболеваний, которые сопровождались мучительными болями. Несмотря на требования закона о ежедневном  посещении мед. работниками помещений строгих условий содержания (СУС), мед. работник приходил только раз в неделю, и скорее лишь  для того, чтобы расписаться в книге посещений.

   Ад условий содержания (голод, холод) во много   осложнялся  для Сергея нестерпимыми болями  в позвоночнике и суставах, которые нечем было приглушить из-за отсутствия  медикаментов.  А тут вновь этап в Ростов, уже по постановлению Верховного Суда. Что такое этап может осознать только человек, который на себе ощутил все его ужасы: вагоны нереально переполнены;  в купе, предусмотренном  на 4 человека, вталкивали до 17 человек, где не только нельзя  прилечь, но и сесть негде. Выдаваемый паек, не пригоден для пищи.

   Путь из Сибири дальний. Этап растягивался на два – три месяца. На каждой очередной станции высаживали, везли  в тюрьму, где часами ( порой до 10 часов) приходилось стоять в холодных отстойниках.  Из-за невыносимых болей в позвоночнике, Сергей не мог долго стоять на ногах и просто ложился на ледяной пол. Измученный долгим тяжелым этапом, Сергей наконец-то добрался до Ростова. Хоть и СИЗО, но всё равно радостно, рядом с домом!   Со здоровьем совсем стало худо, добавился острый простатит.  «Но, ничего, врачи помогут», — эта мысль обнадёживала Сергея.

  Он написал заявление на прием к врачу. Не выводят. Следуют второе, третье заявления с просьбой оказать мед.помощь … тишина, никакой реакции.

   Только после моего визита в управление ГУФСИН Сергея вывезли в областную больницу МОТБ-19 на консультацию к урологу, но доставили, когда уже рабочий день специалистов был окончен. Уролога не было. Дежурный терапевт безразлично  выслушал и рекомендовал консультацию уролога на следующий день. Однако, на следующий день Сергея из СИЗО -1 с острой болью выбросили на этап…

  …Опять ИК-43… опять строгие условия содержания…опять мучения и страдания из-за невыносимых болей в позвоночнике и суставах… вновь полное равнодушие медиков,  тех, которые давали клятву Гиппократа. Видимо, система сделала их жестокими и равнодушными к чужой боли.

    Терпению пришел конец. Подана жалоба  в Европейский Суд по правам человека, которая была принята и в ноябре 2013г. поступил Меморандум Правительству России.

   Руководство ГУФСИН по Кемеровской области, а, более того, ИК №43 стало «колотить» от злобы.

   В 20-х числах декабря в ИК №43 прибывает  подполковник специалист — фтизиатр из ГУФСИН. Сергея вызывают и проводят флюорограмму,   «показывающую» инфильтративный туберкулёз левого легкого, что было странным, так как  две недели назад проводили такое же исследование врачи ИК-43, по результатам которого  легкие были совершенно чистые.

     Сергея  переводят в карантинный  изолятор ИК №43, где содержат  вместе с двумя тяжелобольными с открытой формой туберкулеза, которые умерли один за другим в течение двух недель.

 Диагноз Сергею был поставлен под вопросом, у него отсутствовали признаки туберкулёза, однако его  больше месяца содержали вместе с умирающими от туберкулёза людьми, у которых была открытая форма и которые были источником заражения.

  Через санитара сан. части  Сергей  попытался сделать  контрольную флюорограмму. Однако  попытка не удалась, а  санитара на следующий день убрали из сан.части. Но всё-таки  чуть позже Сергей сумел сделать флюорограмму. Её результаты  показали, что никаких очагов в легких не было.

  Несмотря на многочисленные жалобы, 5 февраля 2014г. Сергея отравляют в ссылку: в туберкулезную зону-больницу ЛИУ-16, которая пользовалась страшной репутацией, где изощренно издевались над больными туберкулезом людьми, куда также  направляли ломать непокорных.

   Как ни странно, Сергея там не били. Однако его посадили одного в изолированное помещение, где он просидел больше двух месяцев. Единственное развлечение: включали с утра до вечера радио, из которого лилась траурная музыка.

    Думаю, что не каждый смог бы выдержать такое  психологическое испытание, но Сергей выдержал, не сломался. В какой-то день его камеру посетил начальник учреждения. У них произошел разговор, после которого Сергея перевели в общее помещение СУС, где находились другие «изгои». Там еще несколько месяцев Сергей провел вместе с больными туберкулёзом. Его продолжали содержать в строгих условиях , несмотря на то, что уже давно должны были снять наказание. Хотя  с начальником у Сергея установились нормальные отношения, он ничем не мог помочь   в разрез указаний руководства управления ГУФСИН.

   В конце июня 2014г. Сергея вывезли  из ЛИУ-16 на следственные действия.

Эта трагическая для молодого человека история еще не закончена. Сергей продолжает отбывать наказание,  только не знает за что?  Вероятно за то, что кто-то должен был выполнить план по раскрытию преступлений. И совсем не важно, что к этому преступлению, приговорённый человек совершенно не причастен. Назначили виновным – значит, будешь сидеть.

   Вот и получается, что  наше «благополучное» время от Сталинских репрессий мало чем  отличается: в то время уничтожали свой народ под маркой «враг народа», а теперь уничтожают под брендом  «наркопреступник». И никто не застрахован от этой беды.   И беда ещё в том, что причастные к этому страшному бизнесу, как правило, избегают наказания, даже если и попадают в поле зрения наркоконтроля. У них есть, чем откупиться. Ст.228 УК РФ стала народной статьей. Матери, жены, потерпевших от произвола ФСКН, годами просят защиты  во всех органах власти. Забрасывают письмами Президента – гаранта Конституции… Только он глух к нашему горю.

    Все знают ст.228 УКРФ, особая, Президентская. Суды по ней, не разбираясь, дают ошеломляющие срока.

    Как насмешка, звучит ст.2 Конституции РФ, которая утверждает, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина- обязанность государства. Но государство, вразрез высшего закона страны, освободило себя от обязанности защищать своих граждан.  Государство допускает уничтожение своего народа, гноит невиновных в тюрьмах, издает антиконституционные законы, допускает нарушения законов теми,  кто  должен строго их исполнять.

    Все нарушения закона преступны сами по себе. Нарушения, ломающие судьбу человека, преступны  вдвойне. Вряд ли, целью правосудия  являются, в конечном счете,  озлобленные из-за несправедливости обвинённый человек и его родственники; растущие сиротами дети, разрушенные семьи, искалеченные человеческие жизни, которые лишь, как красиво отражено в Конституции,  являются высшей ценностью для государства.

    От имени тысяч жен и матерей, от своего имени я обращаюсь ко всем,  кто может оказать хоть малое содействие для того,  чтобы  остановить эту преступную машину, в которой ломаются судьбы, жизни молодых и здоровых людей, которые могли бы принести большую пользу для своего государства, но это государство бросило их  на произвол судьбы.

                                                                 Галина Целовальник

 январь 2015год                                                                         г. Ростов-на-Дону

Действие первое
(Вместо пролога)

Лица:

Любовь Ивановна Отрадина, девица благородного происхождения.

Таиса Ильинишна Шелавина, девица, товарка Отрадиной.

Григорий Львович Муров, молодой человек из губернских чиновников.

Аннушка, горничная Отрадиной.

Арина Галчиха, мещанка.

Действие в губернском городе. Комната небогатой квартиры на самом краю города; двери справа и слева во внутренние комнаты, в глубине окно и входная дверь; мебель простая, но приличная, в комнате чисто и уютно.

Явление первое

Отрадина сидит за столом и шьет воротничок. Аннушка подле нее шьет платье.

Аннушка (откусывая нитку). Вот, барышня, и готово. Сами скроили, сами и сшили, не хуже другой портнихи.

Отрадина. Да, разумеется, не хуже.

Аннушка. И какое бесподобное платье вышло.

Отрадина. Ну, уж и бесподобное!.. Нет, вот я вчера к портнихе за выкройкой для воротничка ходила, так видела платье… вот то так уж действительно бесподобное. Таисе Ильинишне подвенечное шьют.

Аннушка. Слышала я, слышала, а платья не видала. Небось дорогое?

Отрадина. Да, дорогое; рублей шестьсот, коли не больше, стоит.

Аннушка. Ай, что вы? Шестьсот?.. Шесть таких бумажек сотельных?

Отрадина. Да ведь белый фай; сколько тут его пошло? Да настоящие брюссельские кружева.

Аннушка. Шесть сотельных! Ай, ай, ай, ай!.. Да на эти деньги можно все приданое сшить; хорошей барышне, благородной можно сделать, а она только одно платье.

Отрадина. Что ж ей не щеголять, коли она так богата!

Аннушка. Все ж бы ей надо хоть немножко постыдиться, не вдруг свое богатство-то показывать.

Отрадина. Что ты за вздор болтаешь!

Аннушка. Да уж очень мудреные дела-то на свете творятся.

Отрадина. Что тут мудреного? Самое обыкновенное дело: деньги ей достались по наследству от богатых родственников.

Аннушка. Да как же это так по наследству, коли у нее, окромя двух теток, и родственников-то нет.

Отрадин а. Это ты почем знаешь?

Аннушка. Слухом земля полнится.

Отрадина. Много ведь и пустяков говорят, Аннушка.

Аннушка. Нет, уж чего не было, так говорить не станут. Кому нужно! Бедно ведь жили здесь Таиса-то Ильинишна с своей тетенькой, все их знали, а я так и оченно хорошо; время-то недавнее, всего три года. А познакомился тогда с ними богатый барин, старичок, из Сибири приехал, золотых песков там у него, говорят, много, ну, и увез их отсюда… Тетка-то из Москвы сейчас же и вернулась, а Таиса Ильинишна поехали с ним на теплые воды. Там старик-то и помер, да и отказал все свои деньги и все пески золотые Таисе Ильинишне, вот она и разбогатела. Приехала сюда, да теперь шику и задает. Тетка-то у ней теперь как заместо прислуги.

Отрадина. А ты девушка молоденькая, ты не все говори, что слышишь, – стыдно.

Аннушка. Что ж за стыд, коли правда! Стыдно-то не тому, кто говорит, а тому, кто делает.

Отрадина. Все-таки лучше помолчать. Она мне товарка, мы с ней вместе учились. Мы и до сих пор знакомы.

Аннушка. Так разве она вас понимать может, разве она ценит ваше знакомство-то? Вот уж с месяц она к вам и не заглянет.

Отрадина. Ей некогда, она теперь хлопочет, замуж выходит.

Аннушка. Что и замуж-то выходит, вы от портнихи узнали. А еще приятельницей называется! А ей бы прежде всего к вам: так и так, мол, думаю замуж выйти вот за такого-то. Как посоветуешь? Вот как добрые-то люди делают!

Отрадина. А за кого она выходит, ты не слыхала?

Аннушка. Кто говорит, за офицера; а кто за особых поручениев.

Отрадина. Каких… особых поручениев?

Аннушка. Чиновники такие есть. Вот бы свадьбу-то посмотреть, да венчаться будут, говорят, в имении, пятьдесят верст по железной дороге да там верст двадцать в сторону.

Отрадина. Откуда ты такие сведения получаешь?

Аннушка. Мы скорее вашего всё узнаем. Я от мастериц у портнихи слышала. Кабы дело-то чисто было, так не стала бы венчаться в деревне, точно украдкой.

Отрадина. И все-таки не нужно об ней дурно говорить; такими разговорами можно дело расстроить, помешать.

Аннушка. Помешаешь ей! Да кто ж на ее капитал не польстится, какая бы она ни была. Нет, таким-то всегда счастье; а хорошие барышни жди да пожди. Вот вы скоро ль дождетесь хорошего жениха! Другой бы, может, и взял; вот хоть бы, например, Григорий Львович, да…

Отрадина. Что «да»?

Аннушка. Да приданого нет.

Отрадина. Так ты думаешь, что только за тем и дело стало?

Аннушка. А то за чем же? Нынче народ-то какой? Только денег и ищут; а не хотят того понимать, что коли у вас приданого нет, так вы зато из хорошего роду; образование имеете, всякое дело знаете. А что ваши родители померли, да вам ничего не оставили, так кто ж этому виноват!

Отрадина. Так, так; отлично ты рассуждаешь. А вот погоди, и я разбогатею, так замуж выйду.

Аннушка. А что ж мудреного вам разбогатеть? У вас есть бабушка богатая.

Отрадина. Во-первых, она очень дальняя родня, а во-вторых, у ней прямых наследников много. Да кстати, она писала мне из деревни, что сегодня будет в городе, так заедет ко мне чай пить. Надо кипяченых сливок изготовить, она до смерти любит. Нет, я и так, без бабушек разбогатею.

Аннушка. С уроков-то разбогатеете? Это в нашей стороне-то? Невозможно этому быть.

Отрадина. Да, правда твоя, здесь сторона купеческая, образование не в ходу.

Аннушка. На что им ученье! Они с капиталами при всем своем полном невежестве прожить могут.

Отрадина. А не разбогатею, так, может быть, и без приданого добрый человек возьмет. Как ты думаешь? У меня такой есть на примете.

Аннушка. Дай-то бог! Только ведь и мужчины-то нынче…

Отрадина. А что?

Аннушка. Да сначала очень завлекательны, а потом часто бывают даже и очень обманчивы.

Отрадина. А ты почем знаешь?

Аннушка. Да ведь я живой тоже человек, разве не вижу, что на свете-то делается!.. (Складывает платье.) В шкаф, что ли, повесить?

Отрадина. Оставь тут! Я его еще раз примеряю и спрячу.

Аннушка. Так пойти за свое дело приняться. У нас в кухне-то никого нет, не вошел бы кто.

Отрадина (взглянув в окно). Ты прежде отопри: Григорий Львович идет; а потом уж и ступай за своим делом.

Аннушка отпирает, впускает Мурова и уходит в дверь направо.

Явление второе

Отрадина и Муров.

Отрадина (встречая Мурова). Ах, мой милый, как я рада!..

Муров. Здравствуй, Люба!.. Ты, должно быть, сегодня рано встала; уж и одета, и причесана, точно ждешь кого.

Отрадина. Чему ты удивляешься, я не понимаю; я всегда так встаю. Да ведь ты сам сказал, что придешь ко мне сегодня рано, тебе нужно о чем-то поговорить со мной.

Муров. Ах, да, я и забыл совсем. Да, точно, я ведь говорил тебе.

Отрадина. Да ты что-то и всегда стал рано приходить ко мне, как будто боишься кого.

Муров. Ах, боже мой! Разумеется, боюсь, только не за себя, а за тебя. Очень просто, я не хочу, чтоб про тебя дурно говорили.

Отрадина. Благодарю, мой милый, благодарю! Однако ты прежде этого не боялся. Да ведь уж разве скроешься? Уж и теперь мне намекают: «Скоро ли, барышня, Григорий Львович женится на вас». Лучше бы не прятаться, а эти толки прекратить.

Муров. Уж чего бы лучше, но, к несчастью, мой друг, это пока невозможно.

Отрадина. Как невозможно? Почему? Что ты говоришь? Я не могу этому поверить.

Муров. Маменька не согласится; да и согласится ли она хоть когда-нибудь, я не знаю, а я без ее воли шага шагнуть не смею.

Отрадина. Что же ей нужно?

Муров. Ей нужно, чтоб я женился на девушке богатой и с сильной родней.

Отрадина. Всё это новости для меня; я тебя знаю четыре года, а ты мне ни слова.

Муров. У меня до сих пор и разговора с маменькой об этом не было.

Отрадина. Да как же так? Ты не имел права молчать, ты обязан был говорить обо мне.

Муров. Что ж делать… Виновато во всем мое воспитание; я человек забитый, загнанный. Извини меня – ну, я просто боялся. Но, наконец, мне надоело быть постоянно под опекой. Ты сама посуди. Я совершеннолетний, а не смею ступить шагу без позволения, не смею ничем распорядиться, каждый рубль должен просить у нее.

Отрадина. Ну, ну!..

Муров. Я стал просить ее, чтоб она отделила мне часть имения или дала приличное содержание: тысячи три-четыре в год. Она сказала, что не даст мне ни гроша, пока я не женюсь по ее выбору.

Отрадина. Ну, что же ты, что же ты?

Муро в. Ах, не спрашивай меня, пожалуйста! У меня голова кругом идет.

Отрадина. Но ты пойми же, что мне нужно знать наверное твои намерения, твои мысли; иначе мне жить нельзя.

Муров. Мои намерения?

Отрадина. Да, да, твои намерения.

Муров (смущенный). Ну, что же… Ну, ты их знаешь… Могу ли я, в состоянии ли я?.. Моя обязанность…

Отрадина. Ну, да, да! Я надеюсь, что ты твердо знаешь свою обязанность. Мне нельзя сомневаться в тебе; а то пытка ведь это, пытка… Ты должен помнить каждую минуту, что у нас есть сын. Ты редко его видишь, а я вчера была у Галчихи. Ведь он уже понимать начинает. Ласкается ко мне, мамой, мамочкой зовет. А он врозь со мной, он у женщины необразованной, корыстолюбивой… Я измучилась, я ночи не сплю, мне все думается: сыт ли он, покойно ли он спит. Гриша! ты хоть бы поглядел на него, полюбовался. Что это за ангел!

Муров. Ты очень любишь нашего Гришу?

Отрадина (с удивлением). Еще бы. Что это за вопрос? Разумеется, люблю, как только можно любить, как нужно любить матери.

Муров. Да, да… Конечно… А что. Люба, если вдруг этот несчастный ребенок останется без отца?

Отрадина. Как без отца?

Муров. Ах, боже мой! Ведь все может случиться. Я езжу много, могут меня лошади разбить, ну, там… на железной дороге что-нибудь случится.

Отрадина. Да что за разговоры, помилуй! Что ты меня мучить пришел сегодня, что ли?

Муров. Ах, Люба, всегда надо предполагать худшее, чтоб быть готовым. Ну, вот я и думаю: что ты будешь делать с Гришей, если меня с вами не будет?

Отрадина. Ах, отстань, пожалуйста! Пожалей мои нервы!

Муров. Ох, нервы, нервы! Вот то-то и горе наше, что у вас нервы очень слабы.

Отрадина. Если ты спрашиваешь серьезно, так я тебе отвечу. Ты не беспокойся: он нужды знать не будет. Я буду работать день и ночь, чтобы у него было все, все, что ему нужно. Разве я могу допустить, чтоб он был голоден или не одет? Нет, у него будут и книжки и игрушки, да, игрушки, дорогие игрушки. Чтобы все, что у других детей, то и у него. Чем же он хуже? Чем он виноват? Ну, а не в силах буду работать, захвораю там, что ли… ну что ж, ну, я не постыжусь для него… я буду просить милостыню. (Плачет.)

Муров. Ах, Люба, что ты, что ты!

Отрадина. Да ведь ты сам спрашиваешь, ты сам хочешь, чтоб я говорила. Чего ж ты ждал от меня, какого другого ответа? Неужели ты предполагал, что я его брошу?

Муров. Ах, бедная! Извини меня! У меня и в помышлении не было расстраивать тебя. Оставим эти разговоры, поговорим о чем-нибудь другом.

Отрадина. Ах, да, пожалуйста, о другом. Сделай милость.

Муров. Что ты поделываешь?

Отрадина. Вот платье шила.

Муров. Кому это?

Отрадина. Себе.

Муров. Хорошенькое?

Отрадина. Дешевенькое. Для меня и это хорошо: у меня золотых приисков нет.

Муров. Зато ты сама чистое золото. Да про какие ты прииски говоришь?

Отрадина. А вот про какие! Вчера я видела платье, вот так уж роскошь! Подвенечное, с блондами.

Муров. Чье же это?

Отрадина. Таисы Ильинишны Шелавиной.

Муров. Как? Что? Что ты говоришь?

Отрадина. Я говорю: Таисы Ильинишны. Ты разве ее знаешь?

Муров. Нет, так… слыхал про нее.

Отрадина. Она хорошенькая и богатая, не то, что я. А была бедная девочка; мы с ней давно знакомы, вместе учиться бегали.

Муров. Неужели?

Отрадина. Ленивая такая была и училась плохо; а вот разбогатела и мужа нашла. Еще девчонкой она нас удивляла.

Муров. Чем же?

Отрадина. А тем, что стыда в ней как-то мало было. А сердце все-таки у ней доброе, надо правду сказать. Не видались мы с ней года три, а встретила меня чуть не со слезами; два раза была у меня, предлагала денег… Я не взяла, разумеется. А вот что хорошо: она обещает доставить мне два урока и постоянную работу. Это для меня очень важно; я могу не тратить моего маленького капитала, поберечь его для сына… а может быть, и на приданое. Послушай! Покажи меня своей матери; я могу ей понравиться, у меня есть способности. Я здесь заглохла. Я, если захочу, могу блеснуть и умом, и своими знаниями, и очаровать старуху.

Муров. Да, да, я не сомневаюсь.

Отрадина. Ну, вот и прекрасно. Я недавно познакомилась с одним семейством, там бывает и твоя мать.

Муров. Все это очень хорошо; но только не теперь; как-нибудь впоследствии.

Отрадина. Отчего же?

Муров. Да вот что, мой друг! Я должен сообщить тебе не совсем приятную новость.

Отрадина. Что еще? Говори скорей! Что за мученье мне сегодня!

Муров. Не бойся! Ничего особенного. Нам надо будет расстаться на время.

Отрадина. Зачем?

Муров. Я еду.

Отрадина. Едешь? Куда же?

Муров. В Смоленскую губернию, потом в Петербург, по делам маменьки.

Отрадина. Надолго?

Муров. Я и сам еще не знаю; месяца на два, а может быть, и больше. Как дело кончится в сенате… Я уж и отпуск взял.

Отрадина. Когда ж ты отправляешься?

Муров. Сегодня вечером.

Отрадина. Так скоро? Что ж ты меня не предупредил? Я совсем не приготовилась; я была так весела сегодня, не думала о разлуке с тобой, и вдруг такое горе. (Плачет.)

Муров. Ну, что за горе? Об чем же плакать? Я, может быть, ворочусь очень скоро.

Отрадина. А Гриша? Тебе не жаль его?

Муров. Да разве ему твоей любви мало? Да что, в самом деле, умирать, что ли, я сбираюсь? Ну, перестань же! Мне и так не легко расставаться с тобой, а как ты еще расплачешься…

Отрадина. Ну, хорошо, ну, я перестану. (Ласкаясь.) Ты ведь не долго будешь так мучить меня? Скоро мы с тобой уж совсем разлучаться не будем? А? Скоро? Ну, говори же!

Муров. Да, конечно, скоро.

Отрадина. Ах, бедный! Довольно ли у тебя денег на дорогу-то?

Муров. Довольно! Будет с меня.

Отрадина. Не верю, не верю; твоя матушка не очень расщедрится. (Достает из стола бумажник.) Вот возьми рублей сто, бери и больше, пожалуй. Мне не нужно, я получу за уроки, да у меня будет работа. Что ж мне делать без тебя? Буду работать от скуки.

Муров. Да нет же, не могу я и не хочу брать деньги у тебя.

Отрадина. Отчего же это? Разве я тебе чужая? Разве мы не обязаны делиться друг с другом? Да послушай! (Пристально смотрит на Мурова.) Ты меня не любишь или хочешь оставить?

Муров. Что за вздор тебе лезет в голову.

Отрадина. Так возьми… Неужели же бы ты не взял от жены своей? Ну, это мой подарок тебе.

Муров. Изволь, я возьму. Только, если я увижу, что у меня своих денег будет довольно, ты уж позволь мне возвратить тебе твой подарок.

Отрадина. Ну, там видно будет. А вот еще, мой друг, возьми этот медальон. (Снимает с своей шеи медальон.) Носи его постоянно. Тут волосы нашего Гриши; он тебе будет напоминать о нас.

Муров (берет медальон). Изволь, изволь, мой друг.

Отрадина. Ах, какое мученье, какое мученье!

Муров. А коли мученье, так надо его кончить поскорей. Прощай, Люба, я еду!

Отрадина. Погоди! Вспоминай обо мне почаще, пиши мне!

Муров. Непременно, непременно. О ком же мне и помнить, как не о тебе.

Отрадина. Как приедешь в Петербург, так напиши!

Муров. Разумеется, сейчас же напишу.

Отрадина. Ну, прощай! Поезжай с богом. (Обнимает его.)

Муров. Довольно, Люба, довольно! (Взглянув в окно.) Что это? Кто-то подъехал в карете.

Отрадина (взглянув в окно). Шелавина, это ее карета.

Муров (с испугом). Ах, как это неприятно!

Отрадина. Да что за беда? Что ты так тревожишься? Ее бояться нечего; она осуждать не станет.

Муров. Как не бояться? Нет, я не хочу, чтоб она меня здесь видела. Это невозможно. Она такая болтливая.

Отрадина. Так ты ее знаешь? А говорил, что не знаком с ней.

Муров. Мне говорили, я слышал… Она идет, спрячь меня!

Отрадина. Да зачем прятаться? Это странно.

Муров. Ах, вот… я уйду в эту комнату. (Уходит в дверь налево.)

Отрадина. Пожалуй; только я не понимаю…

Входит Шелавина с коробкой в руках.

Братья и сёстры!

Хочу поделиться впечатлениями от прошедшего дня. Причем, именно потому, что ничего интересного сегодня не случилось.

Коль уж выдалось воскресенье, я с утра пораньше отправился в гараж, прогреть машину. Нужды в этом большой нет, ведь я — самый плохой водитель в Черноземье и не рискну никуда ехать по обледеневшей дороге. Наверное, из профессионального преподавательского педантизма только и совершаю эти воскресные визиты.

До окраины города я добрался на пустом автобусе, а потом отправился пешком через дворы многоэтажных домов и крохотную еловую рощицу. Погода — прелестная: мороз и солнце, день чудесный. Солнце яркое, небо высокое и синее. Однако на меня почему-то навалилась дикая, давящая меланхолия, и светлое приветливое небо казалось низким и грязным сводом какого-то подвала. Ощущение такое охватило меня, будто я без приглашения и пристанища оказался в чужом городе, и теперь мне предстоит провести здесь остаток жизни.

— Вздор, — строго сказал себе я и поднялся на пешеходный путепровод, проходящий над начинающейся трассой А-144 (Воронеж — Курск). С высоты хорошо видно, как дорога сбегает к Дону, а за рекой заснеженные поля поднимаются к Семилукам. Красиво и уютно, будто над моей головой не то же самое небо, что в долине. Безумно захотелось прыгнуть за руль и уехать в снежные дали, в какую-нибудь глухомань, подальше от Воронежа.

— Подальше от самого себя, — вслух прервал я свои грёзы. — Куда бы ты не уехал, везде ты будешь собой. И нигде не будешь нужен. Кто тебя куда звал? Никто и никуда. Вот то-то же.

Пейзаж я всё-таки сфотографировал (в качестве иллюстрации прилагаю).

Пришёл в гараж, завел двигатель и, пока он прогревался, заставил себя признать, что погода всё-таки хорошая, а собаки, снующие между гаражей, очень даже весёлые. Выключив двигатель и закрывая капот, заметил противную масляную кляксу на полу. Масляная течь — это рутина любого владельца старой машины. Придёт тепло — обращусь в мастерскую кума. Но в душе зашептал неприятный голос: «Что ни делает дурак, всё он делает не так. Иначе и не могло быть, ведь ты сам — бесполезное ничтожество. Вот и всё в твоих руках оказывается кривым и неправильным».

Отправился домой, по пути считая хорошие события, случившиеся за минувшую неделю — первую неделю «очного» семестра. Студенты у меня — классные и постоянно меня чем-нибудь радуют. Не устаю ежедневно восхищаться ими. Но именно сейчас ощутил себя мерзким старикашкой, пристающим к молодежи с занудными сентенциями. Стало грустно, потому что эти размышления недалеки от истины.

На ходу зачерпнул снег перчаткой, чтобы вдохнуть запах свежести, и запоздало понял, что это плохая идея. Ведь неделю назад я сделал первую прививку от «коронованного» вируса и тут же потерял обоняние. Когда-нибудь оно вернётся, но сейчас мне что роза, что бензин.

По пути к остановке встретил даму с самой оригинальной в округе собакой. Вернее, собака-то обычная, но одетая в теплую безрукавку веселенькой расцветки. Причем, четвероногая модница, явно, в курсе, что обновка ей к лицу. Я даже сфотографировал её с разрешения хозяйки (и показываю Вам как иллюстрацию).

Уже сев в автобус, подумал: «Похоже, лукавый снова пытается меня пробить. Сегодня вот устроил День Уныния, а что будет завтра? Гнев или Зависть?». Хотелось добавить, мол, не на таковского напал, знай наших — поминай своих. Но лучше не тщеславиться: если чудовище что-то хочет, то оно это обязательно получит, если только не случится чудо.

Так я и поехал домой, где меня ждала кое-какая интересная научная работа и немного скучной и противной бюрократической писанины.

А у Вас бывает такое меланхоличное состояние, когда никто и ничто Вас не обижает, но жить не хочется?