Время чтения: 8 мин.
Жили-были старик и старуха. Было у них три дочери. Старшая и средняя дочки — нарядницы, затейницы, а третья — молчаливая скромница. У старших дочерей сарафаны пестрые, каблуки точеные, бусы золоченые. А у Машеньки сарафан темненький, да глазки светленькие. Вся краса у Маши — русая коса, до земли падает, цветы задевает. Старшие сестры — белоручки, ленивицы, а Машенька с утра до вечера все с работой: и дома, и в поле, и в огороде. И грядки полет, и лучину колет, коровушек доит, уточек кормит. Кто что спросит, все Маша приносит, никому не молвит слова, все сделать готова.
Старшие сестры ею помыкают, за себя работать заставляют. А Маша молчит.
Так вот и жили. Как-то раз собрался мужик везти сено на ярмарку. Обещает дочерям гостинцев купить. Одна дочь просит:
— Купи мне, батюшка, шелку на сарафан.
Другая дочь просит:
— А мне купи алого бархату.
А Маша молчит. Жаль стало ее старику:
— А тебе что купить, Машенька?
— А мне купи, родимый батюшка, наливное яблочко да серебряное блюдечко.
Засмеялись сестры, за бока ухватились.
— Ай да Маша, ай да дурочка! Да у нас яблок полный сад, любое бери, да на что тебе блюдечко? Утят кормить?
— Нет, сестрички. Стану я катать яблочко по блюдечку да заветные слова приговаривать. Меня им старушка обучила за то, что я ей калач подала.
— Ладно, — говорит мужик, — нечего над сестрой смеяться! Каждой по сердцу подарок куплю.
Близко ли, далеко ли, мало ли, долго ли был он на ярмарке, сено продал, гостинцев купил. Одной дочери привез шелку синего, другой бархату алого, а Машеньке серебряное блюдечко да наливное яблочко. Сестры рады-радешеньки. Стали сарафаны шить да над Машенькой посмеиваться:
— Сиди со своим яблочком, дурочка…
Машенька села в уголок горницы, покатила наливное яблочко по серебряному блюдечку, поет-приговаривает:
— Катись, катись, яблочко наливное, по серебряному блюдечку, покажи мне и города и поля, покажи мне леса, и моря, покажи мне гор высоту и небес красоту, всю родимую Русь-матушку.
Вдруг раздался звон серебряный. Вся горница светом залилась: покатилось яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все города видны, все луга видны, и полки на полях, и корабли на морях, и гор высота, и небес красота: ясно солнышко за светлым месяцем катится, звезды в хоровод собираются, лебеди на заводях песни поют. Загляделись сестры, а самих зависть берет. Стали думать и гадать, как выманить у Машеньки блюдечко с яблочком. Ничего Маша не хочет, ничего не берет, каждый вечер с блюдечком забавляется. Стали ее сестры в лес заманивать:
— Душенька-сестрица, в лес по ягоды пойдем, матушке с батюшкой землянички принесем.
Пошли сестры в лес. Нигде ягод нету, землянички не видать. Вынула Маша блюдечко, покатила яблочко, стала петь-приговаривать:
— Катись, яблочко, по блюдечку, наливное по серебряному, покажи, где земляника растет, покажи, где цвет лазоревый цветет.
Вдруг раздался звон серебряный, покатилось яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все лесные места видны. Где земляника растет, где цвет лазоревый цветет, где грибы прячутся, где ключи бьют, где на заводях лебеди поют. Как увидели это злые сестры — помутилось у них в глазах от зависти. Схватили они палку суковатую, убили Машеньку, под березкой закопали, блюдечко с яблочком себе взяли. Домой пришли только к вечеру. Полные кузовки грибов-ягод принесли, отцу с матерью говорят:
— Машенька от нас убежала. Мы весь лес обошли — ее не нашли; видно, волки в чаще съели. Говорит им отец:
— Покатите яблочко по блюдечку, может, яблочко покажет, где наша Машенька.
Помертвели сестры, да надо слушаться. Покатили яблочко по блюдечку — не играет блюдечко, не катится яблочко, не видно на блюдечке ни лесов, ни полей, ни гор высоты, ни небес красоты.
В ту пору, в то времечко искал пастушок в лесу овечку, видит — белая березонька стоит, под березкой бугорок нарыт, а кругом цветы цветут лазоревые. Посреди цветов тростник растет.
Пастушок молодой срезал тростинку, сделал дудочку. Не успел дудочку к губам поднести, а дудочка сама играет, выговаривает:
— Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая, потешай ты молодого пастушка. Меня, бедную, загубили, молодую убили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко.
Испугался пастушок, побежал в деревню, людям рассказал.
Собрался народ, ахает. Прибежал тут и Машенькин отец. Только он дудочку в руки взял, дудочка уж сама поет-приговаривает:
— Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая, потешай родимого батюшку. Меня, бедную, загубили, молодую убили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко.
Заплакал отец:
— Веди нас, пастушок молодой, туда, где ты дудочку срезал.
Привел их пастушок в лесок на бугорок. Под березкой цветы лазоревые, на березке птички-синички песни поют.
Разрыли бугорок, а там Машенька лежит. Мертвая, да краше живой: на щеках румянец горит, будто девушка спит.
А дудочка играет-приговаривает:
— Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая. Меня сестры в лес заманили, меня, бедную, загубили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко. Играй, играй, дудочка, играй тростниковая. Достань, батюшка, хрустальной воды из колодца царского.
Две сестры-завистницы затряслись, побелели, на колени пали, в вине признались.
Заперли их под железные замки до царского указа, высокого повеленья.
А старик в путь собрался, в город царский за живой водой.
Скоро ли, долго ли — пришел он в тот город, ко дворцу пришел.
Тут с крыльца золотого царь сходит. Старик ему земно кланяется, все ему рассказывает.
Говорит ему царь:
— Возьми, старик, из моего царского колодца живой воды. А когда дочь оживет, представь ее нам с блюдечком, с яблочком, с лиходейками-сестрами.
Старик радуется, в землю кланяется, домой везет скляницу с живой водой.
Лишь спрыснул он Марьюшку живой водой, тотчас стала она живой, припала голубкой на шею отца. Люди сбежались, порадовались. Поехал старик с дочерьми в город. Привели его в дворцовые палаты.
Вышел царь. Взглянул на Марьюшку. Стоит девушка, как весенний цвет, очи — солнечный свет, по лицу — заря, по щекам слезы катятся, будто жемчуг, падают.
Спрашивает царь у Марьюшки:
— Где твое блюдечко, наливное яблочко?
Взяла Марьюшка блюдечко с яблочком, покатила яблочко по блюдечку, наливное по серебряному. Вдруг раздался звон-перезвон, а на блюдечке один за одним города русские выставляются, в них полки собираются со знаменами, в боевой строй становятся, воеводы перед строями, головы перед взводами, десятники перед десятками. И пальба, и стрельба, дым облако свил — все из глаз сокрыл.
Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному. А на блюдечке море волнуется, корабли, словно лебеди, плавают, флаги развеваются, пушки палят. И стрельба, и пальба, дым облако свил — все из глаз сокрыл.
Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все небо красуется; ясно солнышко за светлым месяцем катится, звезды в хоровод собираются, лебеди в облаке песни поют.
Царь на чудеса удивляется, а красавица слезами заливается, говорит царю:
— Возьми мое наливное яблочко, серебряное блюдечко, только помилуй сестер моих, не губи их за меня.
Поднял ее царь и говорит:
— Блюдечко твое серебряное, ну а сердце — золотое. Хочешь ли быть мне дорогой женой, царству доброй царицей? А сестер твоих ради просьбы твоей я помилую.
Устроили они пир на весь мир: так играли, что звезды с неба пали; так танцевали, что полы поломали. Вот и сказка вся…
Сказка о девушке Марьюшке, которая попросила привезти отца в подарок серебряное блюдечко и наливное яблочко. Старшие сестры же попросили себе новые платья и посмеялись над просьбой сестры. А зря, подарки волшебными оказались…
Внимание! Сказка может содержать жестокие сцены обращения с людьми. Просьба не читать сказку детям дошкольного и младшего школьного возраста без предварительного ознакомления с ней! Мы опубликовали сказку на сайте, так как она входит в программу внеклассного чтения по литературе в младших классах.
Серебряное блюдечко и наливное яблочко читать
Жили-были мужик с бабой. Было у них три дочери. Двух старших любили в обновах по улицам прохаживаться да перед зеркалом красоваться. 
А младшенькая, Марьюшка перед зеркалами не вертелась – с утра до ночи работала. Весь наряд Марьюшки — сарафан, да русая коса до пят.
Старшие дочери над младшей посмеиваются, наряды свои пестрые перебирают, да Марьюшку работать за себя заставляют. А Марьюшка молчит, в поле работает, хозяйство ведет, да по дому прибирается. Так они и жили. 
Собрался однажды мужик на базар, сено продавать. Подозвал он дочерей своих и спрашивает:
— Каких вам гостинцев купить, чем порадовать?
— Купи мне батюшка платье нарядное, в шелках да с узорами невиданными – просит старшая.
— А мне привези платье алое, из бархата заморского – просит средняя.
А Марьюшка молчит, ничего не просит. Мужик ее сам и спрашивает:
— А тебе гостинец какой надобно, что твои очи Марьюшка порадует?
— А купи мне батюшка яблочко наливное, да блюдце серебряное.
Сестры старшие потешаются над Марьюшкой:
— Зачем тебе яблоко дурочка?! Полон сад у нас яблок наливных одно краше другого! Зачем тебе блюдечко дурочка?! Гусей кормить?
— Нет, сестрички мои, не для этого. Буду яблочко я по блюдцу катать да слова приговаривать, те, что бабушка мне сказала, за то, что я ее калачом потчевала.
Мужик на старших сестер посмотрел с укором:
— Довольно над сестрой потешаться, каждый по сердцу гостинец выбрал!
Уехал мужик на базар, да через несколько дней вернулся, гостинцев привез дочерям – все как заказывали.
Сестры старшие над младшей посмеиваются, да нарядами своими любуются.
А Марьюшка присела и яблочко по блюдцу серебряному катает, да приговаривает:
— Катись яблочко, катись, вокруг блюдца обернись, покажи города и луга, леса и моря, горы и степи, всю землю родную. Вдруг все вокруг ярким светом озарилось, катится яблочко по блюдечку, и не нем вся земля русская видна – красотища неписанная.Увидели сестры старшие чудо невиданное, зависть их одолела. Хотели на наряды свои Марьюшкину игрушку выменять, да та отказала. А покоя не знают, сидят, думают-гадают, как обманом или хитростью блюдечком с яблочком овладеть.
Стали в лес сестру младшую заманивать, мол пойдем в лес по ягоды. Марьюшка согласилась. Идут они по лесу темному — ягод не видать. Присела Марьюшка да яблочко на блюдечке катает, а сама приговаривает:
— Катись яблочко, катись, вокруг блюдца обернись, на лужайках и в лесу ягодки пусть вырастут.
Вдруг вся полянка ягодками стала усеяна, только наклонись да собирай.Увидели сестры чудо такое, зависть и вовсе рассудок их помутила. Схватили они палку березовую и убили Марьюшку.
А когда спохватились, делать было уже нечего. Закопали они сестричку свою младшую под ивой плакучею. Яблочко с блюдечком себе забрали, ягод полные корзины набрали, да до дому пошли.Пришли старшие дочери в дом родной, стали врать отцу:
— Марьюшка в лесу потерялась, мы ее найти не смогли, видно волки ее погубили.
Опечалился отец, но делать нечего, дочку младшую не воротишь.А в то время пастух молоденький овечку искал потерявшуюся, видит ива стоит плакучая, а под ней земля нарытая бугорком лежит – вокруг цветы луговые, а в середке тростник вырос.
Срезал тростник пастушок на дудочку новую, не успел к губам поднести, а дудочка сама заиграла, да песнь запела:
— Пастушок играй, играй, песенку печальную, как сестрички родные меня погубили, как за яблочко с блюдечком, под ивою схоронили.
Пришел пастух в деревню, а дудочка все играет. Собрался народ диву дается, вразуметь не может про что дудочка играет, и отец Марьюшкин пришел, услышал он песнь эту, догадался он о чем дудочка играет. Позвал дочерей старших – те как дудочкину песнь услышали, напугались не на шутку, рассказали все как было.
Заплакал отец:
— Веди нас, пастух, туда, где ты дудочку срезал, а дочерей моих старших свяжите и в лес отведите.
Люди сестер старших в лес отвели и к дубу вековому привязали. А пастух с отцом могилку Марьюшки отыскали. Откапали ее, а Марьюшка будто живая – еще краше, чем была стала, щеки румянцем налились, будто спит она сном беспробудным.
Вспомнил батюшка, что в царском доме водица живая водится. И отправился он во дворец к царю на поклон, живой воды просить.Приходит мужик во дворец – видит с золотого крылечка царь спускается. Мужик ему в ноги кланяется, все как есть, чистую правду ему рассказывает.
Отвечает царь ему:
— Бери водицу живую для дочери, а затем ко мне возвращайся, вместе с дочкой своей и яблочком с блюдечком.
Откланялся мужик царю, отблагодарил за щедрость великую. И отправился домой с водицей живою.
Пришел мужик домой и облил водицей живою Марьюшку. Та тотчас и проснулась, да отца обняла. Счастливы отец с дочерью, радуются, но обещано было во дворец к царю вернуться. И пошли они ко двору царскому.
Вышел царь на крыльцо золоченое, смотрит на Марьюшку, любуется. Предстала перед ним девушка-краса, ясно солнышко, русая коса до пят достает, глаза цвета чистого неба.
Вопрошает царь у Марьюшки:
— Где же твое яблочко да блюдечко серебряное?
Достала Марьюшка из ларчика блюдечко и яблочко наливное. Спросила она царя:
— Что увидеть ты Государь желаешь? Армию свою, аль красоту земли русской?
Покатилось наливное яблочко на серебряном блюдечке – войска царские и их мощь, да владения русские и земли бескрайние показывает. Удивился царь чуду невиданному, а Марьюшка ему в дар игру свою предлагает:
— Возьми Царь-батюшка серебряное блюдечко и наливное яблочко, будешь царство свое видеть, да врагов примечать иноземных.
Молвит царь в ответ, разглядев душу Марюшкину добрую:
— Ты гостинец отцовский – чудо дивное, себе оставь, потешайся. А мне лишь ответ твой в подарок сгодится – Хочешь ли ты женой мне стать, да царством со мной вместе править? Сердце твое доброе народу нашему правдой послужит и мою жизнь приукрасит. Промолчала Марьюшка, лишь улыбнулась скромно и вся разрумянилась, по душе ей пришелся царь.А в скором времени они свадьбу сыграли, а народ долго помнил царицу Марьюшку, с ее сердцем добрым, ведь она о народе заботилась.
(Илл. О.Кондакова, Томское КИ, 1990 г.)
❤️ 110
🔥 56
😁 49
😢 32
👎 24
🥱 29
Добавлено на полку
Удалено с полки
Достигнут лимит
Видимо, в преддверии ожидаемого приезда в Москву сказочника нашего дорогого Евгения Клюева меня вновь тянет сочинять сказки. Даже тег новый ввожу. А внутри первая сказка 2010 года, пускай и бесхитростная. Уже небольшой цикл набирается из 6-8 сказок.
БЛЮДЕЧКО С ГОЛУБОЙ КАЁМОЧКОЙ
В шкафу для посуды, в самом дальнем его углу жило одинокое блюдечко. Блюдечко с голубой каёмочкой. Из чайного сервиза на шесть персон осталось только оно одно: все остальные чашки и блюдца или побились, или были утеряны при переезде. Теперь же оно в одиночестве коротало свои дни, которые в темноте шкафа превратились в бесконечную тёмную ночь, такую однообразную и грустную. Даже поговорить здесь было не с кем.
Однажды в этот же угол задвинули старый потускневший подстаканник. Увидев блюдечко, он замер, долго разглядывая соседку, и наконец сказал:
— Как же вы прекрасны! И неужели совсем одни?!
— Да, — со вздохом отвечало блюдечко с голубой каёмочкой. — У меня нет пары.
— Мы! — в нетерпении воскликнул подстаканник, — Мы могли бы с вами составить прекрасную пару!
— Чайную? — задыхаясь от волнения уточнило блюдце.
— Да! — горячо отвечали ей. — Прекрасную чайную пару!
— Как это было бы замечательно! — отозвалось блюдечко, воображая себе радужные картины, но внезапно осеклось: — А как же вы? А где же ваш стакан?
— Он разбился, а сам я, — грустно продолжал подстаканник, — давно уже вышел из моды. Мне на смену пришли эти безликие пустоголовые кружки…
— Как это печально, — с сочувствием отвечало блюдечко.
— А было время, — вспоминал подстаканник, — когда я много путешествовал, ездил на поездах, посетил столько мест! Во мне носили стакан с чаем и лимоном, а когда чай допивали, то ложечка так мелодично позвякивала о стекло на стыках рельс. А как много я повидал! Как любил я стоять на столе и глядеть в окно! Города, степи, горы, море!
— Море? — перебило его блюдечко и спросило шёпотом: — А какое оно, море?
— Такое же прекрасное и голубое, как ваша каёмочка! — торжественно отвечал подстаканник.
— О-о-о!.. — зачарованно выдохнуло блюдечко, — Как чудесно вы рассказываете! Как же с вами интересно!
И подстаканник продолжил свой рассказ. Блюдечко взахлёб его слушало, а он всё рассказывал, рассказывал и рассказывал. И вокруг и только для них одних в темноте кухонного шкафа дивными красками вспыхивали и расцветали чудесные картины: далёкие неизвестные города, наполненные новыми запахами и звуками, бескрайние степи, а над ними луна, так похожая на блюдце, и высокие горы с вершинами, засыпанными снегом, точно мукой…
А ещё море. Такое же прекрасное и голубое, как на блюдечке с голубой каёмочкой.
Гостиный двор ярморочный как на блюдечке, но и мал, как сахарный.
(П. А. Вяземский, Старая записная книжка. Часть 2, 1852)
Заинтересовавшись выражением «видно как на блюдечке» я с удивлением обнаружил, что оно настолько ходовое в русском языке, что не может появиться случайно. А уж «голубая каемочка» этого блюдечка и подавно. Согласитесь, что у тарелок каемок множество, но Великий Язык сохранил именно голубую каемочку, а не золотую или зеленую.
Но, пуще всего, желание разгадать эту тайну, придала мне сказка про серебряное блюдечко, на котором каталось золотое яблочко, и в котором можно было увидеть весь свет.
Всё, как на блюдечке за золотым яблочком.
(Н. К. Рерих, Духовные сокровища. Философские очерки и эссе, 2015)
Ну что читатель, поищем в нашем прошлом «блюдечко с голубой каемочкой, по которому яблочко каталось»?
Далеко ходить не придется – достаточно съездить в Коломну и подойти к скверу, который, как смотровая площадка возвышается над реками Москвой и Коломенкой. И зовут это место из покон веков БЛЮДЕЧКОМ. С него и начинался этот город. Вот только не Коломной его звали до 1812 года, а той самой Москвой «спаленной пожаром» наполеоновского нашествия. Просто фальсификаторы, создававшие историю России во времена Александра Первого, поменяли местами Коломну и Москву, а затем придумали им никогда не существовавшие с ними истории.
Не горел современный Московский Кремль на Боровицком холме во времена Наполеона, поскольку он Коломенским монастырем был. Горел и был разрушен тот Кремль, который ныне за Коломенский Кремль выдают, а на самом деле, самый, что ни на есть Московский. Там, именно там, было сердце России. И Блюдечко тому доказательство.
Голубая каемочка этого Блюдечка это 4 реки, протекающие в Коломне и окружающие древнюю Москву. Однако читатель, нам с тобой следует договориться, дабы не попасть в полную путаницу. Давай я буду места и далее называть так, как они именуются ныне, а ты, читая, будешь понимать, где древняя Москва, а где Новая Москва, исходя из того, что я написал выше.
Так, что же за Блюдечко такое в Коломне обнаружилось? Да не обнаружилось, а было там с давних времен. Только фальсификаторы его сейчас до уровня сквера свели.
«Сквер Блюдечко — древнее поселение на территории Коломенского Кремля, с которого, как предполагается, началось развитие современной Коломны. Раскопки 30-х и 90-х годов XX в. подтвердили существование на этой территории древнейшего поселения, относящегося к дьяковской культуре железного века. Здесь стояли первые городские укрепления. Традиционно сквер Блюдечко считается самым древним участком Коломенского Кремля и любимым местом народных гуляний коломенцев (в прошлом)» — вот такую скупую информацию дает нам справочник.
Я же поясню, что Коломенский Кремль стоит на высоком берегу, на плато в 24 гектара и с этой высоты видно все вокруг на великие дали. Вот это плато и называется Блюдечком, а если подъезжать к Коломне с любой стороны, то ее Кремль виден, как на блюде. Да и окружено это блюдо со всех сторон синими реками, вот тебе и кайма голубая. Что до красного (или золотого) яблочка, которое катается по всему блюдечку, так это Солнце. Оно движется по небосводу и освещает все дальние страны, которые можно рассмотреть с плато высотой 122 м, как на блюдечке.
«Ну, вот она и базарная площадь — как на блюдечке с голубой каёмочкой — всех видно».
(Сергей Коротков, Найти Копейкина. Документальные поэмы и повесть).
«Машенька села в уголок горницы, покатила наливное яблочко по серебряному блюдечку, поет-приговаривает:
— Катись, катись, яблочко наливное, по серебряному блюдечку, покажи мне и города и поля, покажи мне леса, и моря, покажи мне гор высоту и небес красоту, всю родимую Русь-матушку».
(Серебряное блюдечко и наливное яблочко. Русская сказка)
В старые времена на блюдах любили делать рисунки, в том числе и Кремль на них изображали. В Кремле обязательно были храмы, а посему он именовался ЛОБНЫМ МЕСТОМ, то есть тем местом, где следовало делать земной поклон. Первое из Лобных Мест в христианстве — это место, где был установлен крест Распятия, на Голгофе – Лысой горе, Черепе, Лбе.
Я уже описывал местонахождение Голгофы, как горы Бейкос в пригороде современного Стамбула и «могилы Юши» на ней, сохранившейся по сей день. Очевидно, что и в каждом христианском городе, должно быть такое место. В современной Москве это Лобное место на Красной площади. По моему мнению, ранее Красная площадь в Коломне тоже была. Только ее звали Серебряной. Вспоминайте Вифлиемскую звезду, которую я описывал в работе «Рожденный в водах живого елея» — она серебряная с дыркой для державы посредине.
Вот и в сквере Блюдечко на Столовой горе, Коломенского Кремля – Блюда (божьего люда) было такое Лобное место, где ранее стоял крест с распятием. А поскольку Христос олицетворяется с солнцем, то ему с распятия виден весь мир. И все сооружения Коломенского Кремля именуются Скатертью Самобранкой. То есть 24 гектарами (верстами коломенскими) укрепленной (самобраной) земли. Ска – это два (отсюда и скань – свитая/двойная нить), а «терть» или четверть это четыре. Вот вам и тайна коломенской версты – это просто верста в квадрате. Ну, в смысле не просто длинный, а длинный дважды. Смотрите, как красиво: раскинулась Скатерть Самобранка, а на ней как на блюде, на Столововой горе, Блюдечко стоит, по которому солнышко катается (тень от распятия) и время показывает, а кругом церкви дивные с куполами, что кубки перевернутые – красота, да и только! Прямо так и рисует воображение пиршеский стол – вали братва за пирогами да пышками царскими! А ты Сирота Казанская погоди, тебе не сидеть за столом московским, потому, как ты Дурочка. Твое место в Стамбуле ныне.
Картина Васнецова «Аленушка» на самом деле называется «Дурочка Аленушка». В те времена дурочка означало сиротку, а дурак был четвертым сыном в семье. То есть Сирота Казанская, это Дурочка Казанская или Елена Казанская. Все кто читал мои работы про Казань, знает, что она первая Мекка и из нее вышел в поход пророк Магомет (мир и благословление ему!) с новой верой – Исламом. Сам Ислам это учение Исуса, просто переданное Пророком Магометом (мир и благословление ему!) в иной, более аскетичной и воинской форме. Елена Прекрасная, за которую была война в Трое (а это Стамбул) это просто вера. Я это пояснял в работе «Зачем Парижу Прекрасная Елена?».
https://cont.ws/@id336024532/6…
То есть Сирота Казанская не что иное, как Ислам (Исуса лама – учение Исуса).
Я думаю, что настанут такие времена, когда ислам снова объединится с древним староверием-христианством и расцветет могучее дерево истинной веры. Русская вера и ислам одного корня. Конечно, я говорю о староверии, а не о никонианстве.
Однако, вернемся к нашему былинному застолью. 18 января 1366 года в храме Воскресения Словущего (а это просто Говорящего или СлОвянина) венчались святой благоверный князь Дмитрий Донской (Константин Великий) и святая княгиня Евдокия (в иночестве Евфросиния) Московская. По правилам того времени венчание должно было проводиться только в месте рождения невесты – это было обязательное условие. Сегодня историки поясняют этот феномен тем, что Москва была сожжена и потому, поехали венчаться в Коломну. Это неправда. Евдокия родилась в Москве, только той, что так именовалась до 1812 года, когда ее сожгли французы, приглашенные специально ради этой миссии Александром Вторым из Европы. То есть само прозвище Евдокии и место ее венчания прямо говорит о том, где находилась древняя Москва.
Древний герб Коломны содержит рисунок непонятного зверя. С кем только его не ассоциировали, а вот с леопардом (лев шествующий) не додумались. А ведь все просто. В Коломне чеканились свои деньги, на которых было и изображение неизвестного зверя, аналогичного вышеупомянутому. Коломенских монет в настоящее время известно только три. Относятся они к 1410-1425 г.г. Так вот деньги мог печатать только стольный город. И знак леопарда на них это просто знак денег – лео, лев, лея и т.д. То есть золотая монета имевшая хождение. Это не герб Коломны. Ее герб — серебряная колона с золотой короной или столп (стол престола государя), то есть столичный город – Древняя Москва. А леопард лишь знак монетного двора, «Батыевая печать» (Батый это Иван Калита – царь-священник или Халиф). Посмотрите сами на этот герб. Во-первых, он изображен на блюде, а во-вторых, в навершии его виден знак изобилия – полная корзина.
Вы спросите, почему именно лев? Ну, так ведь он царь зверей, да и грива его на солнечные протуберанцы похожа. То есть монета это маленькое солнце или голова льва. Орел это герб, а решка это просто ряшка, ряха или морда. Аверс и реверс по современному толкованию. То есть, там где было изображение леопарда, там чеканились и хранились деньги. Все подклети церквей того времени снабжены барельефами с леопардами. В Коломне, на церкви Иоанна Предтечи в Городище, как раз и изображена «Батыева печать». В иных работах я рассказывал, для чего изначально строились храмы на Руси и чем занимались в них священники, кроме исполнения треб. Это просто хранители имперского золота. Церковь не всегда была такой, как ныне и право совершать требы за деньги ей дано от царей для самоокупаемости, дабы не смели попы и помышлять о государевых финансах. Главным гарантом от воровства государственных ценностей (леопардов) был затрудненный доступ в подклети, где хранились и тела умерших, а еще суеверия и боязнь Божьей кары.
Размеры и мощь Коломенского Кремля поражают и я еще не раз вернусь к этому месту, тем более, что скопилось достаточно любопытного материала о этой настоящей Старой Москве, которую Романовы уничтожили хитроумным способом – призвав Наполеона на Русь, ради уничтожения остатков возрождающейся из пепла ордынской знати Великой Тартарии. Всю войну 1812 года необходимо пересматривать именно в аспекте перемены названий Коломна-Москва и наоборот. Я уже понимаю, что на самом деле происходило в те времена и зачем Пушкин и Даль искажали русский язык, сочиняя сказки и толковый словарь. Вы будете удивлены, но все мракобесие вышло именно из 19 века, из под пера талантливого фальсификатора А.С. Пушкина и компании, которые работали в Пензенской области, в имении господ Кеков (Кеккеренов), под руководством «покойного царя» Александра Первого Отцеубийцы. Именно тогда и были созданы «русские народные» сказки, на основании устного предания царского родового христианства. Благодаря Пушкину, мы заведены в темные воды Лукоморья (море Лукавого, Чертового озера, Чертовых вод) и сегодня ломаем копья в постижении «мудрости» этих сказок. На самом деле все было совершенно иначе.
Так, что запомни, приятель, любое блюдечко с голубой каемочкой это Древняя Москва. А ежели ты на дружеской попойке уснул в салате, то считай отбил поклон Лобному Месту в прошении ускорить себе смерть.
© Copyright: Комиссар Катар, 2018
Свидетельство о публикации №218091000987
http://www.proza.ru/2018/09/10…
Сказка победитель в конкурсе «Творческого интеллигента». Подробнее в моих блогах ( правая колонка на гл.странице автора)
Как-то раз в пригожий весенний денёк на старом трухлявом пне кто-то появился. Потянулся, зевнул и сел на влажную после ночного дождя, древесину, свесив вниз, к покрытой молодыми ростками земле, тонкие ноги.
На ветках уже прорезались острые язычки — нежно-зеленые листочки, издающие свежий тополиный аромат. Существо на пне шумно вздохнуло острым носиком, явно наслаждаясь первым днем после долгого зимнего сна.
Прыг, скок и вот на пне уже появилась синица, чьё пузико было уже битком набито червями, отчего птичка походила на желто-черную бочку.
— Ишь отожралась — пробурчало существо рядом — Щеки-то того гляди лопнут.
Синица удивленно чирикнула на такие претензии. А как же ж? После долгой морозной зимы, с её мертвенно-белыми колючими объятьями не откушать толстых глупых червей, что вылезли наружу глотнуть свежей росы?
— Лети, лети, — продолжалось ворчание, — Обжора.
Такого оскорбления синица стерпеть уже не могла и поэтому с гордо поднятым клювиком стремительно упорхнула ввысь. Существо глянуло ей вслед и невольно залюбовалось ясной лазурью неба.
Лес просыпался. Слышались щебетания пташек, задорно сплетничающих, о чем-то, журчания мурчащих ручьев и испуганные фырканья лосей, когда под тяжелыми копытами трескал валежник.
— Эх-хе-хей, Сероглазка, — к пню медленно подполз подслеповатый ёж. Иглы на его спине отблескивали на свету белым, настолько он был старым, аж начинал седеть.
— Вот и ёлки-иголки пожаловали, — шепнула Сероглазка и надулась на весь мир отчего две черные растрепанных косы на её макушке поднялись торчком и стали напоминать невиданные рога.
— Чего злишься-то? — ёж подполз ближе и замер совсем под её ступнями передохнуть. Старость — не в радость. Запыхался.
— Есть хочется, — вздохнула лесавка и в животе громко недовольно заурчало.
—Так иди поищи. А то сидит, лентяйка, ноги свесив — ответил колючий старик.— Ждет, пока на блюдце, да с голубой каемкой, все принесут.
— На блюдце, — мечтательно протянула лесавка, — Вот было б такое блюдце, на котором что хочешь, тотчас же приготовится! Даже не час, а сию минуту!
— Таких не существует, — протянул ёж, — Такие только в сказках про волшебство бывают. А сказки как известно гиблое дело, затянут, чепухи несбыточной на уши навешают да растают во снах. А ты и мечтай.
— Волшебство! — тут Сероглазка вдруг вскочила и высоко подпрыгнула, — Точно! Я знаю!
— Что такое? Что за переполох? — на вопли прилетела сорока и уставилась на весело скачущую девчонку бусинками глаз.
— Волшебство! Я знаю кто таким занимается и, кто подарит мне это блюдце чудесное! — завопила лесавка, задрав головенку вверх, — Кикимора!
— Кикимора?! — с ужасом и недоверием воскликнули еж и сорока, но девчонка, уже сверкая голыми пятками, мчалась прочь.
— Ох, не к добру это — недовольно пошевелил иголками старик — Ох, не к добру.
***
Кикимора обитала в полуразваленной сторожке, в правом от входа углу, среди кучек старого мусора. Чего только не было в этом бардаке! Проржавевшие консервные банки, различные осколки, выцветшие лоскутки ткани, обрывки газет, грязные пуговицы и много другое. Эти вещи Кикимора любовно называла — «Мои сокровища!». Но что одним кажется золотом, другим наоборот грязь.
Сама Кикимора выглядела так: сгорбленная худая старушка с некрасивым лицом, в потрепанном сарафане и дырявых калошах. У неё был длинный сопливый нос, свисающий до самого подбородка, цепкие пальцы с острыми как бритвы, черными ногтями. Неопределенного цвета волосы были собраны в неопрятный пучок на макушке — он смешно дергался в такт каждому шагу старухи.
Заслышав непрошенного гостя, Кикимора схватила из груды своих «сокровищ» треснувшую скалку и сверкая злыми глазами, спряталась в тени.
Сероглазка бодро вскочила на порог сторожки и нетерпеливо завопила:
— Ау! Есть тут кто?!
Кикимора, смекнув, что гость не представляет угрозы, вышла из тени и прокряхтела:
— Ни здравствуйте, ни до свидания! Кто такая? А ну, пошла прочь! Ещё утащишь чего!
Лесавка поняв свою ошибку, решила сделать вид, что никого не видит:
— Здравствуйте! Есть тут кто? Меня зовут Сероглазка!
— Да знаю я, кто ты — махнула старуха, — Наслышана, навидана. Чего тебе?
— Хочу, бабушка, волшебное блюдце с голубой каемочкой! — выпалила девчушка, — Чтобы как возьмешь его да проведешь пальчиком по краешку, так все самые вкусные яства появятся пред тобой!
— Тьфу ты — Кикимора повернулась было уйти, но тут же остановилась. Задумалась, — Ах знаешь, вроде бы у меня тут завалялось какое-то блюдце, — лукаво усмехнулась она.
Лесавка с восторгом и надеждой запрыгала:
— Ура! Хочу такое блюдце!
— Но — тут Кикимора погрозила указательным пальцем, — Ты должна принести все подснежники, которые найдешь в лесу! Чтоб ни одного подснежника не осталось — не люблю я их, вот только тогда отдам тебе блюдце волшебное.
— Конечно! Я мигом! — воскликнула лесавка и помчалась на «охоту».
Кикимора ехидно усмехнулась ей вслед,— Удачи.
***
Сероглазка заглядывала под каждый куст, за каждый пенёк, в каждую ямку. За этим занятием её и застал ёж.
-Была у Кикиморы — затараторила Сероглазка на его расспросы — Она сказала, что отдаст блюдце, если соберу все-все подснежники в этом лесу! Она их не любит.
Ёж ничего не успел сказать, как подлетела синица. Прыг, скок — наклонилась и смотрит одним хитрым глазом:
— Что она еще не поняла, что её одурачили?
— Нет, — грустно вздохнул еж.
— На ошибках учатся, — чирикнула синица. — Сероглазка, Кикимора над тобой смеется. Какое она не дала бы задание оно невыполнимо и вредно!
— Смотри! — воскликнула лесавка, — Я почти все подснежники собрала!
Действительно всю троицу окружали горы сорванных нежных цветов. Грустные подснежники медленно увядали, сощуривали свои молочные лепестки.
— Столько погибло…И ради чего? Ради прихоти,- вновь вздохнул ёж и иголки его недовольно дрогнули.
— Не собрать тебе все цветы в лесу — синица подпрыгнула ближе, — Кикимора над тобой насмехается.
— Глупая птица, — рассердилась лесавка, — Ты просто завидуешь мне!
— Чему завидовать? — весело чирикнула синица.
— Тому, что у меня будет блюдце волшебное, а ты только своих червей ешь! У-у-у, желтопузая! — погрозила Сероглазка.
Синица переглянулась с ежом и улетела прочь.
***
Наступил вечер. Сероглазка так устала, что уснула прямо на груде цветов. Первый луч солнца ударил в глаза, и она вскочила, радостная и уверенная в своей победе. Но…
— А-а-а! — раздалось в лесу — Какой ужас!
— В чем дело? — поспешили звери и птицы к ней.
— Цветы вчерашние завяли, а теперь выросли точно такие же и больше, — завопила лесавка.
— А я говорила, — пискнула синица.
Вокруг мертвых цветков выросли их собратья — точно такие же и больше. Целое войско белых подснежников поднялось за одну ночь, чтобы противостоять указу Кикиморы.
Сероглазка, расстроившись, побрела к сторожке. Кикиморы уже и след простыл. Она перебралась в места подальше и потише. Лишь кучи бесполезного мусора пылились в тенях, по углам. Лесавка печально бродила между ними, как вдруг что-то сверкнуло. Сероглазка наклонилась и вытащила грязный осколок — это была треугольная частичка блюдца с голубой каемкой.
— Как получила Кикимора свой день без подснежников, так и ты получай всего лишь осколок, — в сторожку вполз запыхавшийся старый ёж.
—Ага, — вздохнула лесавка и выпрыгнула наружу.
— Вот держи, — еж подполз к ней, на его колючей спине лежало ярко-красное яблоко, — Хватит тебе такого угощения?
— Хватит — обрадовалась Сероглазка.
Стоял пригожий солнечный день. Журчали ручьи, пели птицы, распускались почки на деревьях. Наступила весна.
569[1]
Жил мужик с женою, и у них были три дочери: две — нарядницы, затейницы, а третья — простоватая, и зовут её сестры, а за ними и отец и мать, дурочкой. Дурочку везде толкают, во всё помыкают, работать заставляют; она не молвит и слова, на всё готова: и траву полет, и лучину колет, коровушек доит, уточек кормит. Кто что ни спросит, всё дура приносит: «Дура, поди! За всем, дура, гляди!» Едет мужик с сеном на ярмарку обещает дочерям гостинцев купить. Одна дочь просит:
— Купи мне, батюшка, кумачу на сарафан; — другая дочь просит:
— Купи мне алой китайки[2]; — а дура молчит да глядит.
Хоть дура, да дочь; жаль отцу — и её спросил:
— Чего тебе, дура, купить?
Дура усмехнулась и говорит:
— Купи мне, свет-батюшка, серебряное блюдечко да наливное яблочко.
— Да на что тебе? — сёстры спросили.
— Стану я катать яблочком по блюдечку да слова приговаривать, которым научила меня старушка — за то, что я ей калач подала.
Мужик обещал и поехал.
Близко ли, далеко ли, мало ли, долго ли был он на ярмарке, сено продал, гостинцев купил: одной дочери алой китайки, другой кумачу на сарафан, а дуре серебряное блюдечко да наливное яблочко; возвратился домой и показывает. Сёстры рады были, сарафаны пошили, а на дуру смеются да ждут, что она будет делать с серебряным блюдечком, с наливным яблочком. Дура не ест яблочко, а села в углу — приговаривает:
— Катись-катись, яблочко, по серебряному блюдечку, показывай мне города и поля, леса и моря, и гор высоту и небес красоту!
Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все города один за другим видны, корабли на морях и полки́ на полях, и гор высота и небес красота; солнышко за солнышком катится, звёзды в хоровод собираются — так всё красиво, на диво — что ни в сказке сказать, ни пером написать. Загляделись сёстры, а самих зависть берёт, как бы выманить у дуры блюдечко; но она своё блюдечко ни на что не променяет.
Злые сёстры похаживают, зовут, подговаривают:
— Душенька сестрица! В лес по ягоды пойдём, земляничку сберём.
Дурочка блюдечко отцу отдала, встала да в лес пошла; с сёстрами бродит, ягоды сбирает и видит, что на траве заступ лежит. Вдруг злые сёстры заступ схватили, дурочку убили, под берёзкой схоронили, а к отцу поздно пришли, говорят:
— Дурочка от нас убежала, без вести пропала; мы лес обошли, её не нашли, видно волки съели!
Жалко отцу — хоть дура, да дочь! Плачет мужик по дочери; взял он блюдечко и яблочко, положил в ларец да замкнул; а сёстры слезами обливаются.
Водит стадо пастушок, трубит в трубу на заре и идёт по леску овечку отыскивать, видит он бугорок под берёзкой в стороне, а на нём вокруг цветы алые, лазоревые, над цветами тростинка. Пастушок молодой срезал тростинку, сделал дудочку, и — диво дивное, чудо чудное — дудочка сама поёт-выговаривает: «Играй, играй, дудочка! Потешай света-батюшку, мою родимую матушку и голубушек сестриц моих. Меня, бедную, загубили, со свету сбыли за серебряное блюдечко, за наливное яблочко». Люди слышат — сбежались, вся деревня за пастухом оборотилась; пристают к пастуху, выспрашивают, кого загубили? От расспросов отбою нет.
— Люди добрые! — пастух говорит. — Ничего я не ведаю, а искал в лесу овечку и увидал бугорок, на бугорке цветочки, над цветочками тростинка; срезал я тростинку, сделал себе дудочку, сама дудочка играет-выговаривает.
Случился тут отец дурочки, слышит пастуховы слова, схватил дудочку, а дудочка сама поёт: «Играй, играй, дудочка, родимому батюшке, потешай его с матушкой. Меня, бедную, загубили, со свету сбыли за серебряное блюдечко, за наливное яблочко».
— Веди нас, пастух — говорит отец, — туда, где срезал ты тростинку.
Пошёл за пастухом он в лесок на бугорок и дивится на цветы прекрасивые, цветы алые, лазоревые. Вот начали разрывать бугорок и мёртвое тело отрыли. Отец всплеснул руками, застонал, дочь несчастную узнал, и лежит она убитая, неведомо кем загубленная, неведомо кем зарытая. Добрые люди спрашивают, кто убил-загубил её? А дудочка сама играет-выговаривает: «Свет мой батюшка родимый! Меня сёстры в лес зазвали, меня бедную загубили за серебряное блюдечко, за наливное яблочко; не пробудишь ты меня от сна тяжкого, пока не достанешь воды из колодезя царского». Две сестры завистницы затряслись, побледнели, а душа как в огне, и признались в вине; их схватили, связали, в тёмный погреб замкнули до царского указа, высокого повеленья; а отец в путь собрался в город престольный.
Скоро ли, долго ли — прибыл в тот город. К дворцу он приходит; вот с крыльца золотого царь-солнышко вышел, старик в землю кланяется, царской милости просит. Возговорит царь-надежа:
— Возьми, старик, живой воды из царского колодезя; когда дочь оживёт, представь её нам с блюдечком, яблочком, с лиходейками-сёстрами.
Старик радуется, в землю кланяется и домой везёт скляницу с живою водою; бежит он в лесок на цветной бугорок, отрывает там тело. Лишь он спрыснул водой — встала дочь перед ним живой и припала голубкой на шею отцу. Люди сбежались, наплакались. Поехал старик в престольный город; привели его в царские палаты. Вышел царь-солнышко, видит старика с тремя дочерьми: две за руки связаны, а третья дочь — как весенний цвет, очи — райский свет, по лицу заря, из очей слёзы катятся, будто жемчуг падают. Царь глядит, удивляется; на злых сёстер прогневался, а красавицу спрашивает:
— Где ж твоё блюдечко и наливное яблочко?
Тут взяла она ларчик из рук отца, вынула яблочко с блюдечком, а сама царя спрашивает:
— Что ты, царь-государь, хочешь видеть: города ль твои крепкие, полки́ ль твои храбрые, корабли ли на́ море, чудные ль звёзды на́ небе?
Покатила наливным яблочком по серебряному блюдечку, а на блюдечке-то один за одним города выставляются, в них полки́ собираются со знамёнами, со пищалями, в боевой строй становятся; воеводы перед строями, головы перед взводами, десятники перед десятнями; и пальба, и стрельба, дым облако свил, всё из глаз закрыл! Яблочко по блюдечку катится, наливное по серебряному: на блюдечке море волнуется, корабли как лебеди плавают, флаги развеваются, с кормы стреляют; и стрельба, и пальба, дым облако свил, всё из глаз закрыл! Яблочко по блюдечку катится, наливное по серебряному: в блюдечке всё небо красуется, солнышко за солнышком кружится, звёзды в хоровод собираются. Царь удивлен чудесами, а красавица льётся слезами, перед царём в ноги падает, просит помиловать.
— Царь-государь! — говорит она. — Возьми моё серебряное блюдечко и наливное яблочко, лишь прости ты сестёр моих, за меня не губи ты их.
Царь на слёзы её сжалился, по прошенью помиловал; она в радости вскрикнула, обнимать сёстер бросилась.
Царь глядит, изумляется; взял красавицу за руки, говорит ей приветливо:
— Я почту доброту твою, отличу красоту твою; хочешь ли быть мне супругою, царству доброй царицею?
— Царь-государь! — отвечает красавица. — Твоя воля царская, а над дочерью воля отцовская, благословенье родной матери; как отец велит, как мать благословит, так и я скажу.
Отец в землю поклонился, послали за матерью — мать благословила.
— Ещё к тебе слово, — сказала царю красавица, — не отлучай родных от меня; пусть со мною будут и мать, и отец, и сёстры мои.
Тут сёстры ей в ноги кланяются.
— Недостойны мы! — говорят они.
— Всё забыто, сёстры любезные! — говорит она им. — Вы родные мне, не с чужих сторон, а кто старое зло помнит, тому глаз вон!
Так сказала она, улыбнулась и сестёр поднимала; а сёстры в раскаянье плачут, как река льются, встать с земли не хотят. Тогда царь им встать приказал, кротко на них посмотрел, во дворце остаться велел. Пир во дворце! Крыльцо всё в огнях, как солнце в лучах; царь с царицею сели в колесницу, земля дрожит, народ бежит: «Здравствуй, — кричат, — на многие века!»
Примечания
- ↑ Бронницын, № 5.
- ↑ Китайка — шёлковая, затем хлопчатобумажная лёгкая ткань. (прим. редактора Викитеки)
Серебряное блюдечко и наливное яблочко читать:
Жили-были мужик с бабой. Было у них три дочери. Двух старших любили в обновах по улицам прохаживаться да перед зеркалом красоваться. А младшенькая, Марьюшка перед зеркалами не вертелась – с утра до ночи работала. Весь наряд Марьюшки — сарафан, да русая коса до пят.
Старшие дочери над младшей посмеиваются, наряды свои пестрые перебирают, да Марьюшку работать за себя заставляют. А Марьюшка молчит, в поле работает, хозяйство ведет, да по дому прибирается. Так они и жили.
Собрался однажды мужик на базар, сено продавать. Подозвал он дочерей своих и спрашивает:
— Каких вам гостинцев купить, чем порадовать?
— Купи мне батюшка платье нарядное, в шелках да с узорами невиданными – просит старшая.
— А мне привези платье алое, из бархата заморского – просит средняя.
А Марьюшка молчит, ничего не просит. Мужик ее сам и спрашивает:
— А тебе гостинец какой надобно, что твои очи Марьюшка порадует?
— А купи мне батюшка яблочко наливное, да блюдце серебряное.
Сестры старшие потешаются над Марьюшкой:
— Зачем тебе яблоко дурочка?! Полон сад у нас яблок наливных одно краше другого! Зачем тебе блюдечко дурочка?! Гусей кормить?
— Нет, сестрички мои, не для этого. Буду яблочко я по блюдцу катать да слова приговаривать, те, что бабушка мне сказала, за то, что я ее калачом потчевала.
Мужик на старших сестер посмотрел с укором:
— Довольно над сестрой потешаться, каждый по сердцу гостинец выбрал!
Уехал мужик на базар, да через несколько дней вернулся, гостинцев привез дочерям – все как заказывали.
Сестры старшие над младшей посмеиваются, да нарядами своими любуются. А Марьюшка присела и яблочко по блюдцу серебряному катает, да приговаривает:
— Катись яблочко, катись, вокруг блюдца обернись, покажи города и луга, леса и моря, горы и степи, всю землю родную.Вдруг все вокруг ярким светом озарилось, катится яблочко по блюдечку, и не нем вся земля русская видна – красотища неписанная.Увидели сестры старшие чудо невиданное, зависть их одолела. Хотели на наряды свои Марьюшкину игрушку выменять, да та отказала. А покоя не знают, сидят, думают-гадают, как обманом или хитростью блюдечком с яблочком овладеть.
Стали в лес сестру младшую заманивать, мол пойдем в лес по ягоды. Марьюшка согласилась. Идут они по лесу темному — ягод не видать. Присела Марьюшка да яблочко на блюдечке катает, а сама приговаривает:
— Катись яблочко, катись, вокруг блюдца обернись, на лужайках и в лесу ягодки пусть вырастут.
Вдруг вся полянка ягодками стала усеяна, только наклонись да собирай.Увидели сестры чудо такое, зависть и вовсе рассудок их помутила. Схватили они палку березовую и убили Марьюшку. А когда спохватились, делать было уже нечего. Закопали они сестричку свою младшую под ивой плакучею. Яблочко с блюдечком себе забрали, ягод полные корзины набрали, да до дому пошли.Пришли старшие дочери в дом родной, стали врать отцу:
— Марьюшка в лесу потерялась, мы ее найти не смогли, видно волки ее погубили.
Опечалился отец, но делать нечего, дочку младшую не воротишь.А в то время пастух молоденький овечку искал потерявшуюся, видит ива стоит плакучая, а под ней земля нарытая бугорком лежит – вокруг цветы луговые, а в середке тростник вырос.
Срезал тростник пастушок на дудочку новую, не успел к губам поднести, а дудочка сама заиграла, да песнь запела:
— Пастушок играй, играй, песенку печальную, как сестрички родные меня погубили, как за яблочко с блюдечком, под ивою схоронили.
Пришел пастух в деревню, а дудочка все играет. Собрался народ диву дается, вразуметь не может про что дудочка играет, и отец Марьюшкин пришел, услышал он песнь эту, догадался он о чем дудочка играет. Позвал дочерей старших – те как дудочкину песнь услышали, напугались не на шутку, рассказали все как было.
Заплакал отец:
— Веди нас, пастух, туда, где ты дудочку срезал, а дочерей моих старших свяжите и в лес отведите.
Люди сестер старших в лес отвели и к дубу вековому привязали. А пастух с отцом могилку Марьюшки отыскали. Откапали ее, а Марьюшка будто живая – еще краше, чем была стала, щеки румянцем налились, будто спит она сном беспробудным.
Вспомнил батюшка, что в царском доме водица живая водится. И отправился он во дворец к царю на поклон, живой воды просить.Приходит мужик во дворец – видит с золотого крылечка царь спускается. Мужик ему в ноги кланяется, все как есть, чистую правду ему рассказывает.
Отвечает царь ему:
— Бери водицу живую для дочери, а затем ко мне возвращайся, вместе с дочкой своей и яблочком с блюдечком.
Откланялся мужик царю, отблагодарил за щедрость великую. И отправился домой с водицей живою.
Пришел мужик домой и облил водицей живою Марьюшку. Та тотчас и проснулась, да отца обняла. Счастливы отец с дочерью, радуются, но обещано было во дворец к царю вернуться. И пошли они ко двору царскому.
Вышел царь на крыльцо золоченое, смотрит на Марьюшку, любуется. Предстала перед ним девушка-краса, ясно солнышко, русая коса до пят достает, глаза цвета чистого неба.
Вопрошает царь у Марьюшки:
— Где же твое яблочко да блюдечко серебряное?
Достала Марьюшка из ларчика блюдечко и яблочко наливное. Спросила она царя:
— Что увидеть ты Государь желаешь? Армию свою, аль красоту земли русской?
Покатилось наливное яблочко на серебряном блюдечке – войска царские и их мощь, да владения русские и земли бескрайние показывает. Удивился царь чуду невиданному, а Марьюшка ему в дар игру свою предлагает:
— Возьми Царь-батюшка серебряное блюдечко и наливное яблочко, будешь царство свое видеть, да врагов примечать иноземных.
Молвит царь в ответ, разглядев душу Марюшкину добрую:
— Ты гостинец отцовский – чудо дивное, себе оставь, потешайся. А мне лишь ответ твой в подарок сгодится – Хочешь ли ты женой мне стать, да царством со мной вместе править? Сердце твое доброе народу нашему правдой послужит и мою жизнь приукрасит. Промолчала Марьюшка, лишь улыбнулась скромно и вся разрумянилась, по душе ей пришелся царь. А в скором времени они свадьбу сыграли, а народ долго помнил царицу Марьюшку, с ее сердцем добрым, ведь она о народе заботилась.