(1)Борис Борисович Стах создал в нашей школе — для старшеклассников — кружок любителей литературы. (2)Уроки уроками, но литературу предстоит ещё полюбить. (3)Да, полюбить! (4)Меня назначат секретарём кружка, доверят ведение протоколов заседаний. (5)Я ещё не любитель литературы, но какие-то проблески замечены во мне учителем. (6)Ну что же, я буду писать протокол, с каким-то непонятным мне трепетом, с несвойственным мне усердием занесу на бумагу — своими словами (это важно — своими!) — высказываемые кем-то суждения, мысли, буду оспаривать эти мысли и что-то домысливать от себя.
(7)Протокол заседания — тоже литературный жанр, он отмечен знаком личности протоколиста, ежели таковая личность проклюнулась в нём. (8)К устной полемике с кем-либо я ещё не готов, я ещё мальчик, подросток, но я пишу протокол. (9)3аписывать чужие мысли мне скучно. (10)Мне хочется написать мои мысли. (11)А как интересно к тому же сделать словесный набросок-портрет того или другого члена кружка, любителя литературы, вдруг загореться его искренностью или поймать на фальши! (12)Итак, я учусь писать, складывать одно слово с другим таким образом, чтобы подспудное моё «я», угнетённое, заторможенное отроческой робостью, наконец нашло выход себе — в словах.
(13)Учитель литературы и русского языка учил меня читать книги, и ещё он учил меня писать, мало-помалу вводил в магический мир слов, где ни одно слово не произносится, то есть не наносится на бумагу просто так, без смысла, без толку. (14)Написанные твоею рукою слова могут вдруг пригодиться тебе, как дружки-товарищи, как добрая твоя бабушка, как не найденная ещё тобой подруга, как учитель, как табель успеваемости, где выставлены оценки по всем дисциплинам. (15)И — слово за слово — я начал писать мой дневник: вначале прожить день, как проживётся, — кому-то солгать, перед кем-то струсить, кого-то обидеть, чего-то не сделать; можно даже и понравиться себе, хотя в отрочестве это редко бывает. (16)Потом взять в руки перо, раскрыть тетрадку — и взвесить прожитый день, разобраться, кто же ты есть-то на самом деле. (17)И жёстко (но не больно) себя осудить. (18)3аслужил — так и похвалить, обязательно пожалеть.
(19) Г1ридёт время, и учитель словесности Борис Борисович Стах, человек с умным лицом, со лбом мыслителя, с боевыми орденами на кителе цвета хаки (вскоре он сменит китель на штатский костюм и ордена тоже снимет), однажды мне скажет, сохраняя на лице всегда присущее ему выражение крайней серьёзности этого момента, как и всякого другого момента переживаемой нами жизни:
— Вы написали действительно замечательную вещь, талантливую вещь…
(20) Впервые заслуженная похвала от высокочтимого мною учителя прольётся елеем мне на душу. (21)Всё моё существо переполнится чем-то дурманящим, сладостным, духоподъёмным, словно газом гелием: ещё немножко — и улечу.
(22)Это я написал сочинение на заданную учителем свободную тему: «За что я люблю мой город». (23)Прежде чем написать, долго думал, за что я его люблю. (24)То есть вначале спросил у себя: «Что такое любовь?» (25)«Наш город — всеми любимый, это общеизвестно. (26)Но есть ли в общеизвестной любви-любовании нечто такое, моё? (27)Где кончается общая и начинается моя — единственная — любовь к моему городу? (28)Я ходил по истоптанным до меня миллионами ног набережным, мостам, проспектам, переулкам, следил за собою: в каком месте вдруг вздрогнет душа? (29)Почему? (ЗО)Набережные, мосты, проспекты и переулки сами по себе, конечно, были хороши, но никакого вздрагивания в душе не происходило до тех пор, пока не включилась память…
(31)Вот здесь я шёл когда-то, во мраке затемнённого, забывшего об уличном свете города, и вдруг… (32)Вдруг загорелись лампочки на столбах. (ЗЗ)Их свет был робкий, прищуренный, просыпающийся. (34)Но душа моя затрепыхалась. (35)Такой восторг переживают жители Севера, после долгой полярной ночи встретив первый солнечный луч. (Зб)Пятнадцатого октября 1944 года в нашем городе сняли затемнение. (37)Вот отсюда, с этого места я вдруг увидел желтеющие липы на бульваре, гранитный парапет над неспокойной чёрной водой, лица домов, измученные войной и просветлевшие, шпили и купола, далеко на все стороны разбегающиеся приветные огоньки вдруг ожившего города. (38)И запомнил. (39)Это осталось со мною. (40)Это — моё.
,..(41)Вот здесь, на этом проспекте, стеснённый в толпе, у которой, казалось, одно на всех жарко бьющееся сердце, я видел, как шли через город наши войска весной 1945 года: безмерно счастливые, усталые и загорелые, пропылённые лица солдат, отрочески-ясноглазые улыбки лейтенантов — и цветы, цветы, цветы, букеты сирени на головы, на плечи наших спасителей.
…(42)На этой площади я праздновал праздник Победы, вбирал в себя гром салюта, всполохи ракет, коловращение тысяч людей, соединённых одним восторгом. (43)И каменный столп посередине площади, поставленный в честь другой победы, но всё равно — Победы…»
(44) Я находил в себе любовь и подбирал к любви, как подбирают по слуху музыку, её выражающие слова.
(45) Учитель словесности похвалил моё сочинение «За что я люблю мой город».
(46)Похвалу я запомнил, она подводила под чем-то черту, с неё началось что-то другое.
(47)А на выпускном экзамене я получил пятёрку за сочинение. (48)Малость поплавал на физике и химии, но всё-таки удостоился серебряной медали. (49)С серебряной медалью меня приняли без экзаменов в университет.
(По Г.А. Горышину*)
*Глеб Александрович Горышин (1931 —1998) — советский прозаик.
Примерный круг проблем
1) Проблема влияния учителя литературы и русского языка на развитие литературного дара человека. (В чём проявляется влияние учителя литературы и русского языка на развитие литературного дара человека?)
2) Проблема любви к родному городу. (Как рождается любовь к родному городу?)
3) Проблема влияния воспоминаний о Дне Победы на жизнь человека. (Как влияют воспоминания о Дне Победы на жизнь человека?)
4) Проблема развития литературного таланта человека. (Что влияет на развитие литературного таланта человека?)
Авторская позиция
1) Хороший учитель литературы и русского языка может повлиять на развитие литературного дара своих учеников, воспитав любовь к литературе, заметив «проблески» дара слова, умело направив развитие литературного таланта.
2) Любовь к родному городу возникает из чувства личной сопричастности к событиям, происходящим в нём. Так, рассказчику дороги воспоминания, связанные с празднованием в родном городе Дня Победы, отменой затемнения в городе, счастливыми солдатами-победителями, проходящими по городу.
3) Воспоминания о праздновании Дня Победы глубоко запечатлелись в душе и сердце рассказчика, вызвали глубокое чувство единения с родным городом, разбудили литературный дар рассказчика.
4) Развитие внимательного отношения к слову, первые литературные опыты в школе, ведение личного дневника, стремление выразить свою индивидуальность в слове помогают раскрытию литературного таланта человека.
Напишите сочинение по прочитанному тексту.
Сформулируйте одну из проблем, поставленных автором текста.
Прокомментируйте сформулированную проблему. Включите в комментарий два примера-иллюстрации из прочитанного текста, которые, по Вашему мнению, важны для понимания проблемы исходного текста (избегайте чрезмерного цитирования).
Сформулируйте позицию автора (рассказчика). Напишите, согласны или не согласны Вы с точкой зрения автора прочитанного текста. Объясните почему. Своё мнение аргументируйте, опираясь в первую очередь на читательский опыт, а также на знания и жизненные наблюдения (учитываются первые два аргумента).
Объём сочинения — не менее 150 слов.
Работа, написанная без опоры на прочитанный текст (не по данному тексту), не оценивается. Если сочинение представляет собой пересказанный или полностью переписанный исходный текст без каких бы то ни было комментариев, то такая работа оценивается нулём баллов.
Сочинение пишите аккуратно, разборчивым почерком.
(1)Борис Борисович Стах создал в нашей школе — для старшеклассников — кружок любителей литературы. (2)Уроки уроками, но литературу предстоит ещё полюбить. (3)Да, полюбить! (4)Меня назначат секретарём кружка, доверят ведение протоколов заседаний. (5)Я ещё не любитель литературы, но какие-то проблески замечены во мне учителем. (6)Ну что же, я буду писать протокол, с каким-то непонятным мне трепетом, с несвойственным мне усердием занесу на бумагу — своими словами (это важно — своими!) — высказываемые кем-то суждения, мысли, буду оспаривать эти мысли и что-то домысливать от себя.
(7)Протокол заседания — тоже литературный жанр, он отмечен знаком личности протоколиста, ежели таковая личность проклюнулась в нём. (8)К устной полемике с кем-либо я ещё не готов, я ещё мальчик, подросток, но я пишу протокол. (9)3аписывать чужие мысли мне скучно. (10)Мне хочется написать мои мысли. (11)А как интересно к тому же сделать словесный набросок-портрет того или другого члена кружка, любителя литературы, вдруг загореться его искренностью или поймать на фальши! (12)Итак, я учусь писать, складывать одно слово с другим таким образом, чтобы подспудное моё «я», угнетённое, заторможенное отроческой робостью, наконец нашло выход себе — в словах.
(13)Учитель литературы и русского языка учил меня читать книги, и ещё он учил меня писать, мало-помалу вводил в магический мир слов, где ни одно слово не произносится, то есть не наносится на бумагу просто так, без смысла, без толку. (14)Написанные твоею рукою слова могут вдруг пригодиться тебе, как дружки-товарищи, как добрая твоя бабушка, как не найденная ещё тобой подруга, как учитель, как табель успеваемости, где выставлены оценки по всем дисциплинам. (15)И — слово за слово — я начал писать мой дневник: вначале прожить день, как проживётся, — кому-то солгать, перед кем-то струсить, кого-то обидеть, чего-то не сделать; можно даже и понравиться себе, хотя в отрочестве это редко бывает. (16)Потом взять в руки перо, раскрыть тетрадку — и взвесить прожитый день, разобраться, кто же ты есть-то на самом деле. (17)И жёстко (но не больно) себя осудить. (18)3аслужил — так и похвалить, обязательно пожалеть.
(19)Придёт время, и учитель словесности Борис Борисович Стах, человек с умным лицом, со лбом мыслителя, с боевыми орденами на кителе цвета хаки (вскоре он сменит китель на штатский костюм и ордена тоже снимет), однажды мне скажет, сохраняя на лице всегда присущее ему выражение крайней серьёзности этого момента, как и всякого другого момента переживаемой нами жизни:
— Вы написали действительно замечательную вещь, талантливую вещь…
(20)Впервые заслуженная похвала от высокочтимого мною учителя прольётся елеем мне на душу. (21)Всё моё существо переполнится чем-то дурманящим, сладостным, духоподъёмным, словно газом гелием: ещё немножко — и улечу.
(22)Это я написал сочинение на заданную учителем свободную тему: «За что я люблю мой город». (23)Прежде чем написать, долго думал, за что я его люблю. (24)То есть вначале спросил у себя: «Что такое любовь?» (25)«Наш город — всеми любимый, это общеизвестно. (26)Но есть ли в общеизвестной любви-любовании нечто такое, моё? (27)Где кончается общая и начинается моя — единственная — любовь к моему городу? (28)Я ходил по истоптанным до меня миллионами ног набережным, мостам, проспектам, переулкам, следил за собою: в каком месте вдруг вздрогнет душа? (29)Почему? (30)Набережные, мосты, проспекты и переулки сами по себе, конечно, были хороши, но никакого вздрагивания в душе не происходило до тех пор, пока не включилась память…
(31)Вот здесь я шёл когда-то, во мраке затемнённого, забывшего об уличном свете города, и вдруг… (32)Вдруг загорелись лампочки на столбах. (33)Их свет был робкий, прищуренный, просыпающийся. (34)Но душа моя затрепыхалась. (35)Такой восторг переживают жители Севера, после долгой полярной ночи встретив первый солнечный луч. (36)Пятнадцатого октября 1944 года в нашем городе сняли затемнение. (37)Вот отсюда, с этого места я вдруг увидел желтеющие липы на бульваре, гранитный парапет над неспокойной чёрной водой, лица домов, измученные войной и просветлевшие, шпили и купола, далеко на все стороны разбегающиеся приветные огоньки вдруг ожившего города. (38)И запомнил. (39)Это осталось со мною.
(40)Это — моё.
(41)…Вот здесь, на этом проспекте, стеснённый в толпе, у которой, казалось, одно на всех жарко бьющееся сердце, я видел, как шли через город наши войска весной 1945 года: безмерно счастливые, усталые и загорелые, пропылённые лица солдат, отрочески-ясноглазые улыбки лейтенантов — и цветы, цветы, цветы, букеты сирени на головы, на плечи наших спасителей.
(42)…На этой площади я праздновал праздник Победы, вбирал в себя гром салюта, всполохи ракет, коловращение тысяч людей, соединённых одним восторгом. (43)И каменный столп посередине площади, поставленный в честь другой победы, но всё равно — Победы…«
(44)Я находил в себе любовь и подбирал к любви, как подбирают по слуху музыку, её выражающие слова.
(45)Учитель словесности похвалил моё сочинение «За что я люблю мой город».
(46)Похвалу я запомнил, она подводила под чем-то черту, с неё началось что-то другое.
(47)А на выпускном экзамене я получил пятёрку за сочинение. (48)Малость поплавал на физике и химии, но всё-таки удостоился серебряной медали. (49)С серебряной медалью меня приняли без экзаменов в университет.
(По Г.А. Горышину)
Глеб Александрович Горышин (1931-1998) — советский прозаик
(1)Борис Борисович Стах создал в нашей школе — для старшеклассников — кружок любителей литературы. (2)Уроки уроками, но литературу предстоит ещё полюбить. (3)Да, полюбить! (4)Меня назначат секретарём кружка, доверят ведение прютоколов заседаний. (5)Я ещё не любитель литературы, но какие-то проблески замечены во мне учителем. (6)Ну что же, я буду писать протокол, с каким-то непонятным мне трепетом, с несвойственным мне усердием занесу на бумагу — своими словами (это важно -своими!) — высказываемые кем-то суждения, мысли, буду оспаривать эти мысли и что-то домысливать от себя.
(7)Протокол заседания — тоже литературный жанр, он отмечен знаком личности протоколиста, ежели таковая личность проклюнулась в нём. (8)К устной полемике с кем-либо я ещё не готов, я ещё мальчик, подросток, но я пишу протокол. (9)3аписывать чужие мысли мне скучно. (10)Мне хочется написать мои мысли. (11)А как интересно к тому же сделать словесный набросок-портрет того или другого члена кружка, любителя литературы, вдруг загореться его искренностью или поймать на фальши! (12)Итак, я учусь писать, складывать одно слово с другим таким образом, чтобы подспудное моё угнетённое, заторможенное отроческой робостью, наконец нашло выход себе — в словах.
(13)Учитель литературы и русского языка учил меня читать книги, и ещё он учил меня писать, мало-помалу вводил в магический мир слов, где ни одно слово не произносится, то есть не наносится на бумагу просто так, без смысла, без толку. (14)Написанные твоею рукою слова могут вдруг прйгодиться тебе, как дружки-товарищи, как добрая твоя бабушка, как не найденная ещё тобой подруга, как учитель, как табель успеваемости, где выставлены оценки по всем дисциплинам. (15)И — слово за слово — я начал писать мой дневник: вначале прожить день, как проживётся, — кому-то солгать, перед кем-то струсить, кого-то обидеть, чего-то не сделать; можно даже и понравиться себе, хотя в отрочестве это редко бывает. (16)Потом взять в руки перо, раскрыть тетрадку — и взвесить прожитый день, разобраться, кто же ты есть-то на самом деле. (17)И жёстко (но не больно) себя осудить. (18)3аслужил — так и похвалить, обязательно пожалеть.
(19)Придёт время, и учитель словесности Борис Борисович Стах, человек с умным лицом, со лбом мыслителя, с боевыми орденами на кителе цвета хаки (вскоре он сменит китель на штатский костюм и ордена тоже снимет), однажды мне скажет, сохраняя на лице всегда присущее ему выражение крайней серьёзности этого момента, как и всякого другого момента переживаемой нами жизни:
-Вы написали действительно замечательную вещь, талантливую вещь…
(20)Впервые заслуженная похвала от высокочтимого мною учителя прольётся елеем мне на душу. (21)Всё моё существо переполнится чем-то дурманящим, сладостным, духоподъёмным, словно газом гелием: ещё немножко — и улечу.
(22)Это я написал сочинение на заданную учителем свободную тему: «За что я люблю мой город». (23)Прежде чем написать, долго думал, за что я его люблю. (24)То есть вначале спросил у себя: «Что такое любовь?» (25)«Наш город — всеми любимый, это общеизвестно. (26)Но есть ли в общеизвестной любви-любовании нечто такое, моё? (27)Где кончается общая и начинается моя — единственная — любовь к моему городу? (28)Я ходил по истоптанным до меня миллионами ног набережным, мостам, проспектам, переулкам, следил за собою: в каком месте вдруг вздрогнет душа? (29)Почему? (ЗО)Набережные, мосты, проспекты и переулки сами по себе, конечно, были хороши, но никакого вздрагивания в душе не происходило до тех пор, пока не включилась память…
(31)Вот здесь я шёл когда-то, во мраке затемнённого, забывшего об уличном свете города, и вдруг… (32)Вдруг загорелись лампочки на столбах. (33)Их свет был робкий, прищуренный, просыпающийся. (34)Но душа моя затрепыхалась. (35)Такой восторг переживают жители Севера, после долгой полярной ночи встретив первый солнечный луч. (36)Пятнадцатого октября 1944 года в нашем городе сняли затемнение. (37)Вот отсюда, с этого места я вдруг увидел желтеющие липы на бульваре, гранитный парапет над неспокойной чёрной водой, лица домов, измученные войной и просветлевшие, шпили и купола, далеко на все стороны разбегающиеся приветные огоньки вдруг ожившего города. (38)И запомнил. (39)Это осталось со мною.
(40)Это — моё.
(41)…Вот здесь, на этом проспекте, стеснённый в толпе, у которой, казалось, одно на всех жарко бьющееся сердце, я видел, как шли через город наши войска весной 1945 года: безмерно счастливые, усталые и загорелые, пропылённые лица солдат, отрочески-ясноглазые улыбки лейтенантов — и цветы, цветы, цветы, букеты сирени на головы, на плечи наших спасителей.
(42)…На этой площади я праздновал праздник Победы, вбирал в себя гром салюта, всполохи ракет, коловращение тысяч людей, соединённых одним восторгом. (43)И каменный столп посередине площади, поставленный в честь другой победы, но всё равно — Победы…»
(44)Я находил в себе любовь и подбирал к любви, как подбирают по слуху музыку, её выражающие слова.
(45)Учитель словесности похвалил моё сочинение «За что я люблю мой город».
(46)Похвалу я запомнил, она подводила под чем-то черту, с неё началось что-то другое.
(47)А на выпускном экзамене я получил пятёрку за сочинение. (48)Малость поплавал на физике и химии, но всё-таки удостоился серебряной медали. (49)С серебряной медалью меня приняли без экзаменов в университет. (По ГЛ. Горышину*)
* Глеб Александрович Горышин (1931-1998) — советский прозаик.
Васильевых И.П., Гостева Ю.Н. 2019. 15 вариантов. ТИПОВЫЕ ТЕСТОВЫЕ ЗАДАНИЯ
ВАРИАНТ 5
Часть 1
Ответами к заданиям 1-26 являются цифра (число) или слово (несколько слов), последовательность цифр (чисел). Запишите ответ в поле ответа в тексте работы, а затем перенесите в БЛАНК ОТВЕТОВ № 1 справа от номера задания, начиная с первой клеточки, без пробелов, запятых и других дополнительных символов. Каждую букву или цифру пишите в отдельной клеточке в соответствии с приведёнными в бланке образцами.
Прочитайте текст и выполните задания 1-3.
(1)В современном русском литературном языке, как и во всяком живом, развивающемся языке, происходит интенсивное сближение традиционно-книжных средств выражения с обиходно-разговорной стихией языка, с социальными и территориальными говорами в их современном состоянии. (2) известное «раскрепощение» и обновление литературных норм не должно приводить к их разрушению, к стилистическому снижению самой речи, к её огрублению. (3)В этих условиях правильность речи приобретает особое значение, в эпоху новейших технологий, всеобщей и полной компьютеризации, Интернета, распространения видеотехники и других достижений современной цивилизации глубокое знание родного языка, владение его литературными нормами обязательно для каждого образованного человека.
1. Укажите варианты ответов, в которых верно передана ГЛАВНАЯ информация, содержащаяся в тексте. Запишите номера этих предложений.
1) В современном русском литературном языке происходит интенсивное сближение традиционно-книжных средств выражения с обиходно-разговорной стихией, с современными социальными и территориальными говорами.
2) В эпоху ярких достижений современной цивилизадии процесс обновления норм литературного языка не должен приводить к их разрушению, каждый образованный человек сегодня должен глубоко знать родной язык и владеть его литературными нормами.
3) Правильность речи приобретает особое значение в эпоху новейших технологий, компьютеризации, Интернета, распространения видеотехники и других достижений современной цивилизации.
4) Глубокое знание родного языка и владение его литературными нормами в эпоху цивилизационных достижений обязательно для каждого образованного человека, а процесс обновления норм литературного языка не должен приводить к их разрушению, к огрублению речи.
5) Современный русский литературный язык — живой, развивающийся язык, в котором сближаются традиционно-книжные средства с обиходно-разговорной стихией, с социальными и территориальными говорами.
Ответ:________________________________
2. Самостоятельно подберите сочинительный союз, который должен стоять на месте пропуска во втором (2) предложении текста. Запишите этот союз.
Ответ:________________________________
3. Прочитайте фрагмент словарной статьи, в которой приводятся значения слова СТИХИЯ. Определите значение, в котором это слово употреблено в первом (1) предложении текста. Выпишите цифру, соответствующую этому значению в приведённом фрагменте словарной статьи.
СТИХИЯ, -и; ж.
1) Явление природы, обладающее часто разрушительной силой, которой человек не в состоянии противостоять или покоряемой с большим трудом. Водная с. В воздушной стихии. С. огня.
2) Могучее, слепое чувство или инстинкт, подсознательное начало у человека. С. любви. С. чувств.
3) Привычный, любимый круг занятий, интересов и т.п., область знаний, деятельности, особенно близкая кому-л. Поэзия — его с. Музыка — с. музыканта.
4) Явление общественной жизни, не поддающееся регулирующему воздействию людей, общества. С. рынка.
5) Привычное окружение, среда существования. Вода — с. рыбы. Ночная с. летучих мышей. Воздушная с. орла.
Ответ:________________________________
4. В одном из приведённых ниже слов допущена ошибка в постановке ударения: НЕВЕРНО выделена буква, обозначающая ударный гласный звук. Выпишите это слово.
красИвейший / зАняло / квартАл / кровоточАщий / воспрИняла
Ответ:________________________________
5. В одном из приведённых ниже предложений НЕВЕРНО употреблено выделенное слово. Исправьте лексическую ошибку, подобрав к выделенному слову пароним. Запишите подобранное слово.
И самый опытный и ИСКУСНЫЙ живописец-техник одной механической способностью не мог бы написать ничего, если бы ему не открылись прежде границы содержания.
По обычаю здесь же находился КОСТЯНОЙ ларчик с рукоделием и другой, медный, вызолоченный, с кольцами и серьгами.
Охотнику было лет за шестьдесят, он был КОРЕННОЙ, широкоплечий, широкогрудый, с короткой чёрной с проседью бородой, в сапогах с заправленными в них брюками и в старом пиджаке с заплатами на локтях.
В ДОЖДЛИВЫЙ воскресный вечер начала весны свет из окон и бесчисленные огни фонарей отражались в асфальте московских улиц.
Дубровский между тем лежал в постели; уездный лекарь, по счастию, не совершенный НЕВЕЖДА, успел пустить ему кровь, приставить пиявки и шпанские мухи.
Ответ:________________________________
6. Отредактируйте предложение: исправьте лексическую ошибку, исключив лишнее слово. Выпишите это слово.
В ходе экспедиции отсняты более пяти тысяч цифровых фотографий и видеоматериалы для двух документальных фильмов обпщм хронометражем около девяти часов времени.
Ответ:________________________________
7. В одном из выделенных ниже слов допущена ошибка в образовании формы слова. Исправьте ошибку и запишите слово правильно.
вкусных ГРЕНКОВ / около СОРОКА минут / много ОЧИСТКОВ / ДВОЕ ножниц
тот случай более СМЕШНЕЕ
Ответ:________________________________
8. Установите соответствие между грамматическими ошибками и предложениями, в которых они допущены: к каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.
|
ГРАММАТИЧЕСКИЕ ОШИБКИ |
ПРЕДЛОЖЕНИЯ |
|
A) нарушение в построении предложения с деепричастным оборотом |
1) Культура речи — степень владения языковыми нормами, а также умение пользоваться всеми выразительными средствами языка в разных условиях общения и в соответствии с поставленными целями и содержанием высказываний. |
|
Б) нарушение в построении предложения с причастным оборотом |
2) В древнерусском государстве в период раздробленности развивались диалекты и наречия, понятные для отдельного удела, это приводило не только к разобщённости территориальной, но и культурной. |
|
B) нарушение в построении предложения с однородными членами |
3) Благодаря взаимодействия старославянского и русского разговорного языка стало возможным формирование древнерусского языка. |
|
Г) нарушение связи между подлежащим и сказуемым |
4) В течение веков Москва была средоточием не только мысли, силы, творчества, но и художественных и научных дерзаний, исторической, политической жизни и промышленного строительства. |
|
Д) неправильное образование падежной формы имени существительного с предлогом |
5) Созданное учебное заведение как музыкальное училище в конце прошлого века Еленой Гнесиной воспитало несколько поколений современных музыкантов — композиторов и исполнителей. |
|
6) Поднимаясь выше, великолепна была картина могучих стволов сосен, черневших на фоне золотисто-прозрачной зелени орешников и рябин; стройно рисовались эти гиганты на ясной лазури и там уже раскидывали шатром свои широкие узловатые сучья. |
|
|
7) Был невыносимо жаркий июльский день, когда я, медленно передвигая ноги, вместе с моей собакой поднимались вдоль Колотовского оврага в направлении Притынного кабачка. |
|
|
|
|
|
9) Пережив с необыкновенной глубиной и взволнованностью эпопею по спасению Нобиле, я хотел стать Амундсеном или Чухновским, в которых меня привлекала блистательная удачливость подвига. |
Запишите в таблицу выбранные цифры под соответствующими буквами.
Ответ:
|
А |
Б |
В |
Г |
Д |
9. Укажите варианты ответов, в которых во всех словах одного ряда пропущена безударная непроверяемая гласная корня. Запишите номера ответов.
1) разб..редить, самореализация, проб..раться 2) иниц..ативный, распор..жение, пересд..вать
3) д..рижабль, д..рекция, п..лисадник 4) г..роический, деф..цит, р..дактировать
5) прив..легия, об..няние, д..ректория
Ответ:________________________________
10. Укажите варианты ответов, в которых во всех словах одного ряда пропущена одна и та же буква. Запишите номера ответов.
1) интер..ер, ин..екция, об..ездчик 2) и..лечить, бе..вкусный, ра..бредаться
3) п..верье, пр..возгласить, раз..гнаться 4) пр..влекательный, пр..налечь, пр..слушаться
Ответ:________________________________
11. Укажите варианты ответов, в которых в обоих словах одного ряда пропущена одна и та же буква. Запишите номера ответов.
1) кальци..вый, собеседн..ца 2) свеж..сть, медвеж..нок 3) влюбч..вый, горош..нка
4) заботл..вый, милост..вый 5) молодц..ватый, врач..вать
Ответ:________________________________
12. Укажите варианты ответов, в которых в обоих словах одного ряда пропущена одна и та же буква. Запишите номера ответов.
1) независ..мый, расстро..вший 2) pacce..нный, люб..щий 3) обурева..мый, задума..шься
4) вывал..вший, растрач..нный 5) увидавший, заплатишь
Ответ:________________________________
13. Определите предложение, в котором НЕ со словом пишется СЛИТНО. Раскройте скобки и выпишите это слово.
Свежая степная зелень, длинные холмы, овраги с приземистыми дубами, берёзы — вся эта давно им (НЕ)ВИДАННАЯ русская картина навевала на душу сладкие чувства.
То были раздольные луга, со множеством (НЕ)БОЛЬШИХ лужаек, озёрец, заросших ивняком и лозами, русским людом любимые места, подобные тем, куда езживали богатыри наших древних былин стрелять белых лебедей и серых утиц.
Старик бросил на него орлиный взор и, (НЕ)СПЕША проговорив на родном своём языке: «Это я сделал, ибо я великий музыкант», — снова сыграл свою чудную композицию.
Слово «аристократы» (в смысле высшего отборного круга в любом сословии) получило в России XIX века, где бы, кажется, вовсе (НЕ)ДОЛЖНО было быть его, большую популярность и проникло во все края и во все слои общества, где только ни оказалось тщеславие.
Князь Гальцин, под влиянием волнения, которое производят обыкновенно близкие признаки действия на зрителя, (НЕ)ПРИНИМАЮЩЕГО в нём участия, вышел на улицу и без всякой цели стал прохаживаться по ней взад и вперёд.
Ответ:________________________________
14. Определите предложение, в котором оба выделенных слова пишутся СЛИТНО. Раскройте скобки и выпишите эти два слова.
Если сильно нагреть ЧТО(ЛИБО) неживое — воду или камень, они после остужения (С)НОВА принимают исходную форму.
(В)ЗАКЛЮЧЕНИЕ следует отметить, что солнечной энергии, поступающей на Землю каждую минуту, достаточно для того, ЧТО(БЫ) удовлетворить годовые текущие потребности человечества.
Первые впечатления бытия Пушкин получил «у Харитонья в Огорюдниках», где находились и (ПО)НЫНЕ знаменитые юсуповские палаты: палаты в дни детства Пушкина были окружены садами, распланированными (НА)ПОДОБИЕ версальского парка.
(В)ТЕЧЕНИЕ веков Москва была средоточием мысли, силы, творчества, а ТАК(ЖЕ) художественных и научных дерзаний, исторической, политической жизни и промышленного строительства.
Как написал КОГДА(ТО) Н.В. Гоголь об А.С. Пушкине, «в нём, КАК(БУДТО) в лексиконе, заключилось всё богатство, сила и гибкость нашего языка».
Ответ:________________________________
15. Укажите все цифры, на месте которых пишется НН.
Поставле(1)ая среди клязьменских лугов церковь Покрова на Нерли близ Владимира является не только одним из самых соверше(2)ых храмов, которые были созда(3)ы на Руси, но и одним из величайших художестве(4)ых памятников мирового искусства.
Ответ:________________________________
16. Расставьте знаки препинания. Укажите два предложения, в которых нужно поставить ОДНУ запятую. Запишите номера этих предложений.
1) В XVI-XVII столетиях село Коломенское превратилось в излюбленную загородную резиденцию московских царей и это сразу сказалось на его застройке.
2) С обратной стороны берёста желтоватая бархатистая очень похожая на хорошо выделанную замшу.
3) Горшки из глины использовались не только ддя приготовления пищи но и для хранения всевозможных продуктов зерна.
4) Этот храм был самой высокой постройкой как этого архитектурного ансамбля так и всей Москвы того времени.
5) Интерьеры наших квартир магазинов учреждений часто украшают изделия народных промыслов.
Ответ:________________________________
17. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).
После недолгой темноты море опять превращалось в незнакомое звёздное небо (1) брошенное к нашим ногам с мириадами звёзд и сотнями Млечных Путей (2) плавающих под водой (3) и (4) всплывающих на поверхность воды.
18. Расставьте все недостающие знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложениях должна(-ы) стоять запятая(-ые).
Если (1) тебе (2) дорогой читатель (3) придётся любоваться книгами первопечатника, обрати внимание на толстый фолиант — жемчужину в наследии Ивана Фёдорова. Наибольший успех выпал на долю (4) именно (5) этой книги, которгш получила наименование Острожской Библии.
Ответ:________________________________
19. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении долж на(-ы) стоять запятая(-ые).
Звезда представляет собой газовый шар (1) в центре (2) которого (3) постепенно пони- жающаяся к периферии высокая температура.
Ответ:________________________________
20. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).
Стресс побуждает людей дышать чаще (1) и (2) хотя о дыхательном центре в мозге известно уже достаточно давно (3) механизм (4) с помощью которого эмоции влияют на дыхание (5) долгое время оставался непонятным.
Ответ:________________________________
21. Найдите предложения, в которых тире ставится в соответствии с одним и тем же правилом пунктуации. Запишите номера этих предложений.
(1)Первоцветы первыми встречают в наших садах весну. (2)В конце лета — начале осени их крохотные луковицы нужно определить на постоянное место, чтобы весной они украсили землю ярким цветочным покрывалом. (3)Трогательные крокусы, мускари, пролески, хионодоксы, пушкинии, галантусы, или подснежники, — все мелколуковичные растения создают в саду великолепный эффект только в групповой посадке. (4)Однако нужно учесть, что луковички-малютки образуют достаточно много деток, которые быстро формируют плотную куртину, и преимущество разреженной посадки в том, что луковицы можно не выкапывать несколько лет. (6)Разместите в земле луковицы плотно — весной увидите в саду красивые куртинки. (6)Взрослые луковицы крокуса, мускари заглубляют на 8 см, луковицы пролески, галантуса —на 10 см, белоцветника, безвременника — на 15 см. (7)На лёгких почвах глубину немного увеличивают, на тяжёлых — уменьшают.
Ответ:________________________________
Прочитайте текст и выполните задания 22-27.
(1)Борис Борисович Стах создал в нашей школе — для старшеклассников — кружок любителей литературы. (2)Уроки уроками, но литературу предстоит ещё полюбить. (3)Да, полюбить! (4)Меня назначат секретарём кружка, доверят ведение прютоколов заседаний. (5)Я ещё не любитель литературы, но какие-то проблески замечены во мне учителем. (6)Ну что же, я буду писать протокол, с каким-то непонятным мне трепетом, с несвойственным мне усердием занесу на бумагу — своими словами (это важно —своими!) — высказываемые кем-то суждения, мысли, буду оспаривать эти мысли и что-то домысливать от себя.
(7)Протокол заседания — тоже литературный жанр, он отмечен знаком личности протоколиста, ежели таковая личность проклюнулась в нём. (8)К устной полемике с кем-либо я ещё не готов, я ещё мальчик, подросток, но я пишу протокол. (9)3аписывать чужие мысли мне скучно. (10)Мне хочется написать мои мысли. (11)А как интересно к тому же сделать словесный набросок-портрет того или другого члена кружка, любителя литературы, вдруг загореться его искренностью или поймать на фальши! (12)Итак, я учусь писать, складывать одно слово с другим таким образом, чтобы подспудное моё угнетённое, заторможенное отроческой робостью, наконец нашло выход себе — в словах.
(13)Учитель литературы и русского языка учил меня читать книги, и ещё он учил меня писать, мало-помалу вводил в магический мир слов, где ни одно слово не произносится, то есть не наносится на бумагу просто так, без смысла, без толку. (14)Написанные твоею рукою слова могут вдруг прйгодиться тебе, как дружки-товарищи, как добрая твоя бабушка, как не найденная ещё тобой подруга, как учитель, как табель успеваемости, где выставлены оценки по всем дисциплинам. (15)И — слово за слово — я начал писать мой дневник: вначале прожить день, как проживётся, — кому-то солгать, перед кем-то струсить, кого-то обидеть, чего-то не сделать; можно даже и понравиться себе, хотя в отрочестве это редко бывает. (16)Потом взять в руки перо, раскрыть тетрадку — и взвесить прожитый день, разобраться, кто же ты есть-то на самом деле. (17)И жёстко (но не больно) себя осудить. (18)3аслужил — так и похвалить, обязательно пожалеть.
(19)Придёт время, и учитель словесности Борис Борисович Стах, человек с умным лицом, со лбом мыслителя, с боевыми орденами на кителе цвета хаки (вскоре он сменит китель на штатский костюм и ордена тоже снимет), однажды мне скажет, сохраняя на лице всегда присущее ему выражение крайней серьёзности этого момента, как и всякого другого момента переживаемой нами жизни:
—Вы написали действительно замечательную вещь, талантливую вещь…
(20)Впервые заслуженная похвала от высокочтимого мною учителя прольётся елеем мне на душу. (21)Всё моё существо переполнится чем-то дурманящим, сладостным, духоподъёмным, словно газом гелием: ещё немножко — и улечу.
(22)Это я написал сочинение на заданную учителем свободную тему: «За что я люблю мой город». (23)Прежде чем написать, долго думал, за что я его люблю. (24)То есть вначале спросил у себя: «Что такое любовь?» (25)«Наш город — всеми любимый, это общеизвестно. (26)Но есть ли в общеизвестной любви-любовании нечто такое, моё? (27)Где кончается общая и начинается моя — единственная — любовь к моему городу? (28)Я ходил по истоптанным до меня миллионами ног набережным, мостам, проспектам, переулкам, следил за собою: в каком месте вдруг вздрогнет душа? (29)Почему? (ЗО)Набережные, мосты, проспекты и переулки сами по себе, конечно, были хороши, но никакого вздрагивания в душе не происходило до тех пор, пока не включилась память…
(31)Вот здесь я шёл когда-то, во мраке затемнённого, забывшего об уличном свете города, и вдруг… (32)Вдруг загорелись лампочки на столбах. (33)Их свет был робкий, прищуренный, просыпающийся. (34)Но душа моя затрепыхалась. (35)Такой восторг переживают жители Севера, после долгой полярной ночи встретив первый солнечный луч. (36)Пятнадцатого октября 1944 года в нашем городе сняли затемнение. (37)Вот отсюда, с этого места я вдруг увидел желтеющие липы на бульваре, гранитный парапет над неспокойной чёрной водой, лица домов, измученные войной и просветлевшие, шпили и купола, далеко на все стороны разбегающиеся приветные огоньки вдруг ожившего города. (38)И запомнил. (39)Это осталось со мною.
(40)Это — моё.
(41)…Вот здесь, на этом проспекте, стеснённый в толпе, у которой, казалось, одно на всех жарко бьющееся сердце, я видел, как шли через город наши войска весной 1945 года: безмерно счастливые, усталые и загорелые, пропылённые лица солдат, отрочески-ясноглазые улыбки лейтенантов — и цветы, цветы, цветы, букеты сирени на головы, на плечи наших спасителей.
(42)…На этой площади я праздновал праздник Победы, вбирал в себя гром салюта, всполохи ракет, коловращение тысяч людей, соединённых одним восторгом. (43)И каменный столп посередине площади, поставленный в честь другой победы, но всё равно — Победы…»
(44)Я находил в себе любовь и подбирал к любви, как подбирают по слуху музыку, её выражающие слова.
(45)Учитель словесности похвалил моё сочинение «За что я люблю мой город».
(46)Похвалу я запомнил, она подводила под чем-то черту, с неё началось что-то другое.
(47)А на выпускном экзамене я получил пятёрку за сочинение. (48)Малость поплавал на физике и химии, но всё-таки удостоился серебряной медали. (49)С серебряной медалью меня приняли без экзаменов в университет. (По ГЛ. Горышину*)
* Глеб Александрович Горышин (1931-1998) — советский прозаик.
22. Какие из высказываний не соответствуют содержанию текста? Укажите номера ответов.
1) Рассказчик начал вести личный дневник в школе под влиянием учителя литературы и русского языка, организовавшего кружок литературы для старшеклассников.
2) Описывая в личном дневнике каждый прожитый день, рассказчик никогда не жалел себя, всегда очень жёстко оценивая свои поступки.
3) Учитель впервые похвалил рассказчика за литературное творение только спустя несколько лет после того, как рассказчик окончил школу.
4) Учитель словесности Борис Борисович Стах предлагал своим ученикам задание писать сочинение на свободную тему.
5) Борис Борисович Стах — учитель словесности — был фронтовиком, впоследствии он снял военную форму и орденские планки.
Ответ:________________________________
23. Какие из перечисленных утверждений являются ошибочными? Укажите номера ответов.
1) Предложения 2-3 содержат рассуждение.
2) Предложения 9 и 10 противопоставлены по содержанию.
3) В предложениях 11-12 представлено повествование.
4) В предложении 37 содержится описание.
5) В предложениях 47-49 представлено рассуждение.
Ответ:________________________________
25. Среди предложений 31-39 найдите такое(-ие), которое(-ые) связано(-ы) с предыдущим с помощью притяжательного местоимения. Напишите номер(-я) этого(-их) предложения(-ий).
Ответ:________________________________
Прочитайте фрагмент рецензии, составленной на основе текста, который Вы анализировали, выполняя задания 22-25.
В этом фрагменте рассматриваются языковые особенности текста. Некоторые термины, использованные в рецензии, пропущены. Вставьте на место пропусков (A, Б, В, Г) цифры, соответствующие номеру термина из списка. Запишите в таблицу под каждой буквой соответствующую цифру.
Последовательность цифр запишите в БЛАНК ОТВЕТОВ №1 справа от номера задания 26, начиная с первой клеточки, без пробелов, запятых и других дополнительных символов.
Каждую цифру пишите в соответствии с приведёнными в бланке образцами.
26. «Воспоминания о школе, об учителе русского языка и литературы рождают исповедальный характер повествования Г.А. Горышина. Психологизм, образность, эмоциональность авторского стиля создают разнообразные средства выразительности, среди которых тропы —- (А)___(«подспудное моё «я», угнетённое, заторможенное отроческой робостью, наконец нашло выход себе — в словах» в предложении 12, «душа моя затрепыхалась» в предложении 34) и (Б)___(безмерно счастливые, усталые и загорелые, пропылённые лица солдат, отрочески-ясноглазые улыбки лейтенантов» в предложении 41), приём —- (В)___ (предложения 37 и 38, предложения 42 и 43), а также синтаксическое средство — (Г)___(в предложениях 6,15,17)».
Список терминов:
1) сравнение
2) антонимы
3) метафора
4) риторическое обращение —
5) вставные конструкции
6) вопросительные предложения
7) парцелляция
эпитет
9) цитирование
Ответ:
|
А |
Б |
В |
Г |
Не забудьте перенести все ответы в бланк ответов №1 в соответствии с инструкцией по выполнению работы.
Убедитесь в том, что каждый ответ записан в строке с номером соответствующего задания.
Часть 2
Для ответа на это задание используйте БЛАНК ОТВЕТОВ № 2.
27. Напишите сочинение по прочитанному тексту.
Сформулируйте одну из проблем, поставленных автором текста. Прокомментируйте сформулированную проблему. Включите в комментарий два примера-иллюстрации из прочитанного текста, которые, по Вашему мнению, важны для понимания проблемы исходного текста (избегайте чрезмерного цитирования).
Поясните значение каждого примера и укажите смысловую связь между ними.
Сформулируйте позицию автора (рассказчика). Выразите свое отношение к позиции автора по проблеме исходного текста (согласие или несогласие) и обоснуйте его.
Объём сочинения — не менее 150 слов.
Работа, написанная без опоры на прочитанный текст (не по данному тексту), не оценивается. Если сочинение представляет собой пересказанный или полностью переписанный исходный текст без каких бы то ни было комментариев, то такая работа оценивается 0 баллов.
Сочинение пишите аккуратно, разборчивым почерком.
ОТВЕТЫ
Часть 1
|
№ |
Вариант 5 |
|
1 |
2442 |
|
2 |
но однако |
|
3 |
4 |
|
4 |
восприняла |
|
5 |
коренастый |
|
6 |
времени |
|
7 |
смешной |
|
8 |
65273 |
|
9 |
345 |
|
10 |
234 |
|
11 |
345 |
|
12 |
123 |
|
13 |
небольших |
|
14 |
Поныненаподобие |
|
15 |
124 |
|
16 |
1441 |
|
17 |
1221 |
|
18 |
2332 |
|
19 |
1 |
|
20 |
12345 |
|
21 |
677б |
|
22 |
23 32 |
|
23 |
35 53 |
|
24 |
словозаслово |
|
25 |
33 |
|
26 |
3875 |
Вариант 5
|
Примерный круг проблем |
Авторская позиция |
|
1) Проблема влияния учителя литературы и русского языка на развитие литературного дара человека. (В чём проявляется влияние учителя ли- тературы и русского языка на развитие литературного дара человека?) |
1) Хороший учитель литературы и русского языка может повлиять на развитие литературного дара своих учеников, воспитав любовь к литературе, заметив «проблески» дара слова, умело направив развитие литературного таланта. |
|
2) Проблема любви к родному городу. (Как рождается любовь к родному городу?) |
2) Любовь к родному городу возникает из чувства |
|
личной сопричастности к событиям, происходящим в нём. Так, рассказчику дороги воспоминания, связанные с празднованием в родном городе Дня Победы, отменой затемнения в городе, счастливыми солдата ми-победителями, проходящими по городу. |
|
|
3) Проблема влияния воспоминаний о Дне Победы на жизнь человека. (Как влияют воспоминания о Дне Победы на жизнь человека?) |
3) Воспоминания о праздновании Дня Победы глубоко запечатлелись в душе и сердце рассказчика, вызвали глубокое чувство единения с родным городом, разбудили литературный дар рассказчика. |
|
4) Проблема развития литературного таланта человека. (Что влияет на развитие литературного таланта человека?) |
4) Развитие внимательного отношения к слову, первые литературные опыты в школе, ведение личного дневника, стремление выразить свою индивидуальность в слове помогают раскрытию литературного таланта человека. |
8
Тема: учитель.
(1)В жизни каждого человека бывают учителя. (2)Один учит словесности, то есть русскому языку и литературе, другой математике, третий — естествознанию. (З)Ещё бывает четвёртый, пятый — много учителей. (4)Учителей к тебе приставляла судьба разных; одних ты любил, других не очень. (5)Так же и науки; одни пригодились, другие забыты (а всё равно пригодились).
(6) Своё умственное, нравственное и гражданское взросление, как я теперь понимаю, мне следует считать результатом главным образом уроков литературы и русского языка, то есть нужно сказать «спасибо» учителю Борису Борисовичу Стаху.
(7) Правда, грамоте я был изрядно научен дома. (8)Моя мама терпеть не могла помарок в родном языке, пусть даже в домашних беседах и детских шалостях. (9)Меня одёргивали, если я говорил вместо «нет» — «нету», отчитывали за «евонный» и «ихний» вместо «его» и «их». (10)Я рано узнал, что нельзя употреблять в одном предложении два подлежащих: «Лев — он царь зверей» — так нельзя, против правил, неблагозвучно. (11)Надо: «Лев — царь зверей». (12)Нельзя сказать: «Очень неплохо», надо сказать «Хорошо». (13)И ещё многое.
(14)Но почему-то литература в школе шла у меня ни шатко ни валко — до девятого класса, до прихода к нам Бориса Борисовича Стаха. (15)Письменные задания по литературе я обыкновенно перекатывал, переставляя слова, с учебника, поскольку мне казалось, что там, в учебнике, написано толковее, чем я нагородил бы от себя. (16)3а сочинения чаще всего мне ставилась тройка — за грамотность, при полной несамостоятельности.
(17) Борис Борисович Стах вошёл к нам в класс в офицерском габардиновом кителе, с двумя рядами орденских планок, заговорил с нами, как со взрослыми людьми, о чём-то таком, никогда нами не слыханном.
(18) Новый учитель литературы, я хорошо это помню, появился в конце учебного года.
(19)На дворе стояла весна. (20)На первом своём уроке новый учитель заговорил о войне. (21)И о весне. (22)Он принёс с собою только что вышедшую книгу Олеся Гончара, прочёл нам сколько-то страниц. (23)У него был глуховатый, откуда-то из груди выходящий наружу голос и какое-то особенное лицо, непохожее на лица других наших наставников: выбритые до синевы впалые щеки, невыпирающий, но заметный подбородок, с лощиной посередине; глаза серые, проницательные, малость печальные и незлые; надо всем лицом, составляя главную его часть, простирался высокий, как говорится, сократовский лоб. (24)У нового учителя литературы, мы сразу заметили это, было умное лицо.
(25)Учитель прочёл нам отрывок из произведения, положил книгу на стол и принялся расхаживать перед нами, ладно скроенный, крепко сшитый, совершенно от нас, от нашего разгильдяйства и шалопайства не зависящий, сам по себе. (26)Он стал нам рассказывать про войну, которую пронёс на своих плечах, запечатлел в своей душе.
(27)Рассказчик был серьёзен, чувств своих не выдавал ни голосом, ни улыбкой. (28)Его речь была абсолютно, «по-петербургски», правильна, мы такой и не слыхивали. (29)Борис Борисович говорил о счастье быть освободителем и о счастье быть освобождённым. (ЗО)Как одно счастье находит другое, как они соединяются, — и тогда наступает весна, не просто время года, а весна человечества. (31)Ещё вчера раскалённые боем танки сегодня увиты цветами сирени, они тихо движутся, как ладьи, по волнам всеобщего восторга, несут на броне нимб Победы…
(32)Борис Борисович нам объяснил, что значит чувство Победы. (ЗЗ)Как может книга запечатлеть в себе миг ликующего единства многих тысяч людей. (34)Он говорил об этом простыми словами. (Зб)Правду того, что он нам говорил, удостоверяли два ряда орденских планок. (36)Мы их умели читать: правым крайним был орден Красного Знамени.
(37)Потом я прочёл эту книгу, не заданную по литературе, полностью. (38)Я прочёл её для себя. (39)Я вообще был начитанный мальчик. (40)Не скажу, что меня потрясло это произведение. (41)Но впервые в жизни я читал не о чём-то таком, чего никогда не бывало и не будет со мной; я находил в книжных словах нечто такое, чем жил сам: войну и весну. (42)Слова становились живыми. (43)3апах сирени в майские дни Победы был тот же самый, что нынче у нас, на Марсовом поле.
(44)Учитель литературы помог мне прочесть эту книгу, проникнуть в жизнь слов, пережить написанное в книге как собственное, моё…
(По Г.А. Горышину*)
*Глеб Александрович, Горышин (1931 —1998) — советский прозаик.
Проблемы и позиция автора.
| Проблема. | Позиция автора |
| Проблема роли учителя в жизни человека. Какую роль может сыграть учитель в жизни учеников? Как может измениться восприятие мира благодаря мудрости и мастерству учителя? | Роль учителя в жизни учеников огромна. Он способен на уроках вызвать в них многие чувства, которые станут основой их нравственных качеств: любовь к родине, гордость за историю своей страны, за её прошлое и настоящее. Учитель литературы помогает открыть мир художественных произведений, понять их смысл, «жизнь слов», «пережить написанное в книге как собственное». Учитель раскрывает для детей понятие истинного счастья. |
| Проблема влияния уроков литературы на формирование личности учащихся. В чём особенность уроков литературы? Как на них учитель участвует в воспитании учеников, развивает в них лучшие нравственные качества? | Каждый предмет в школе очень важен. Однако уроки литературы имеют особое значение, так как они способствуют формированию личности, затрагивают души ребят, помогают детям разобраться в жизни, в самих себе. Учитель воспитывает на примерах героев литературы такие качества, как патриотизм, гордость за свою страну и народ, за историческое прошлое, учит быть счатливым. |
Материал подготовила: Мельникова Вера Александровна
Воспоминания Глеба Горышина о «лопуховом отрочестве», «о ломкой младости», о времени взросления мальчишек, переживших ленинградскую блокаду, оставляют сильное впечатление.
Сам писатель принадлежал к тому поколению ребят, у кого не было безмятежного детства, кому пришлось многому учиться самостоятельно. Но и в их жизни были учителя, которые сыграли важную роль в становлении мировоззрения, одних они любили, других не очень, какие-то изучаемые в школе науки пригодились, другие забылись.
Вновь обращаясь к тому времени, писатель размышляет о роли в жизни подростка учителя литературы и русского языка Бориса Борисовича Стаха. Он создал кружок любителей литературы, открыл путь в магический мир слов, оценил первый успех, помог принять верное решение в определении будущего.
Изменения, произошедшие с подростком, произошли от неравнодушия и страстной увлечённости учителя литературы своим предметом. Юноша осознал, что от «ненатруженности, неусталости», «от праздности мышц, от простоя мыслительного аппарата» происходят моральные вывихи, поэтому нужно занимать себя делом, которое убережёт от большинства ошибок и пустых обещаний, наполнит жизнь смыслом.
Глеб Горышин
Любовь к литературе
В жизни каждого человека бывают учителя, один учит словесности, то есть русскому языку и литературе, другой математике, третий естествознанию. Ещё бывает четвёртый, пятый — много учителей. Человека все учат и учат.
И вот ты стал педагогом, инженером, артистом, научным сотрудником, журналистом. Сам начинаешь кого-то учить. И забываешь своих учителей.
Но обязательно вспомнишь. Как будто кто-то положит сильную руку на твой, возможно, уже облетевший, как одуванчик, затылок: оборотись! И оборотишься — в своё лопуховое отрочество, в ломкую младость. В клубящейся мгле изжитого времени проступят лица твоих учителей. И захочется им поклониться.
Они тебя позабыли: таких, как ты, у них было много. Но у тебя они были — одни, твои…
Учителей к тебе приставляла судьба разных; одних ты любил, других не очень. Так же и науки: одни пригодились, другие забыты (а всё равно пригодились). На первом месте учитель литературы и русского языка. Его наука стала основой твоего духовного существа. Как научил тебя твой словесник, так ты и думаешь, говоришь, пишешь, читаешь (кое-что сам добрал). Потом — историк, математик, географ, химик, немка (англичанка, француженка). Могли быть: словесница, историчка, математичка, географиня, химичка. (Англичанина, немца, француза в средней школе практически не бывает.)
И ещё у каждого из нас когда-то был первый преподаватель физического воспитания…
Чем долее я живу, тем с большей теплотой вспоминаю тех, кто учил меня бегать, метать копьё, грести, играть в волейбол, стрелять по летящим тарелочкам, из лука, бороться, плавать, прыгать с трамплина. У стартовой черты этих, может быть, самых прекрасных наук стоял мой первый учитель физкультуры — физрук.
Вглядываясь в лица моих учителей, я обязательно вижу в общем ряду лицо первого физрука — бесконечно милое мне.
Его предмет — физическое воспитание — значился последним в школьном табеле успеваемости, после пения, перед поведением.
Физкультура, конечно, какая наука? Это нечто другое. А что?.. С двойкой по сочинению, по алгебре, по физике аттестата зрелости не дают. С неудом по физкультуре… Такого и не бывает.
Но покуда ты строишь в себе духовного человека, телу тоже хочется жить. Телу хочется бегать, прыгать, плавать, мчаться на лыжах или верхом на коне. Телу хочется быть красивым, не сутулым, не узкоплечим, не дряблым, крепко стоять на ногах, дышать полной грудью, сознавать свою силу, готовность с кем-нибудь побороться и кого-нибудь победить. Телу хочется жить, не старея. А как?…
Мой первый учитель физкультуры был видным парнем, ниже среднего роста, южных (одесских) кровей, смуглокожим и кучерявым. Один его глаз из-под густой черной брови глядел на нас, а другой в Арзамас.
Его фамилия была Шленский. Он себя понимал как красавца. Шёл сорок пятый год. Каждый мужчина, имевший руки, ноги и голову на плечах, годился тогда в красавцы.
Моя школа стояла (и ныне стоит) против церкви. То есть правильнее сказать: школа противостояла церкви, а церковь — школе. Вполне атеистические основы мировосприятия мы усваивали под колокольный звон. Когда бывали в церкви большие службы, ну, например, в ночь на пасху, мы оставались в школе допоздна, проводили какие-нибудь мероприятия, раскрывали окна, выкрикивали что-нибудь атеистическое, чтобы слышали текущие и колготящиеся внизу верующие.
Наша школа была мужская, все ученики в ней были мужского пола, учителя же, как всё человечество, делились на две половины: мужскую и женскую.
Математичка Калерия Викторовна — да, это была женщина! Красивая, волоокая, лет сорока, чуть седеющая и с усами, которые она, кажется, брила. Как многие отроки военных лет, я год не учился, математика мне не давалась, ни в зуб ногой. Калерия Викторовна по вечерам репетировала меня — два раза в неделю — по алгебре, геометрии и тригонометрии. Она меня вытащила за уши. А что ей оставалось? — с неё требовали успеваемость.
Низкий ей за это поклон!
Я не влюбился в математичку. Влюбляются в юных немок, англичанок, француженок и пионервожатых. До любовей нам было тогда далеко, в нашей мужской школе. На совместных с девочками вечерах мы жались по углам, от стеснительности прыскали в кулачки. Рано созревающие ныне чувства и потребности, эти самые игры в девочек-мальчиков в нашем отрочестве были замедленны, загнаны вглубь. Нас воспитывали, как в свое время телят, по методу холодного содержания, с тем чтобы мы не разнежились, не потратили себя на истому, выросли бы по-спартански закалёнными, неподатливыми, жизнестойкими. Мы проходили в школе период яровизации, как семена перед севом.
Историчка наша, Тамара Петровна, была заслуженная учительница республики. Историю всех времён и народов она преподавала нам с никогда не убывающей в ней личной заинтересованностью, легко выявляла классовый характер даже самых давних событий и движений, расставляла идеологические акценты, делала явными скрытые на первый взгляд окраски, оттенки при расстановке сил на исторической арене. История на уроках Тамары Петровны становилась точной наукой, как математика. Увлечённая своим предметом до непроходящей лёгкой эйфории, Тамара Петровна находила в ответах своих учеников нечто такое, быть может, пока что и не сформулированное, но верно схваченное. Она была щедра на четвёрки, пятёрки ставила реже. Получить у неё тройку — это надо было уметь. На моей памяти двойку она поставила единственный раз. Её торжественность и восторженность уберегали нашего брата от двоек по истории. Даже от троек.
Однажды, помню, Тамара Петровна вызвала к доске Юзика Горчинского, не то чтобы лодыря или тупицу, нет, — Юзик был виртуозом-шпаргалочником. Он никогда ничего не учил, письменные домашние задания и контрольные списывал. Его шея обладала такими поворотливыми шарнирами, что казалось, он может повернуть её не только на 180, но и на 360 градусов. Его уши могли шевелиться на голове в поисках нужного им сигнала, как антенны локаторов. Его белесые брови, продолговатый, с плавной горбинкой нос, тонкие губы и острый, резко, как форштевень корабля, выдвинутый вперёд подбородок приходили в движение, когда Юзика вызывали к доске, складывались в вопрос, требовали подсказки. Подсказывать можно было в какой угодно форме, хоть на азбуке глухонемых; любой сигнал воспринимался Юзиком, обрабатывался в его мозгу настолько, чтобы ответ потянул на тройку.
Тамара Петровна попросила Юзика Горчинского рассказать об основах правления в государстве Шамиля.
Юзик привёл в движение брови, орбиты глаз, губы, подбородок, шею, задёргался даже его белобрысый чубчик. Он вышел на связь со своими обычными подсказчиками, обработал полученные сведения, после недолгой паузы приступил к ответу.
— Во главе государства Шамиля… — сказал Юзик и опять сделал паузу. Одни подсказчики показывали Юзику букву «Ш», то есть три пальца, поднятые кверху, и один палец у их основания. Другие крутили руками вокруг головы, изображая нечто большое, округлое, шапку. — Во главе государства Шамиля, — ещё раз сказал Юзик, на мгновение задумался… — стоял Шамиль.
Тамара Петровна сняла с носа пенсне, бегло взглянула на коренастого, голубоглазого юношу, то есть вообще-то ещё мальчика. На скулах у неё появились первые признаки порозовения, как облачка на небе, освещённые ещё не взошедшим, но уже близким светилом. Она ободрила ученика:
— Ну, так. Продолжайте.
Юзик сказал на всякий случай запасную, подстраховывающую фразу:
— Он носил большую лохматую шапку.
Те, кто подсказывал Юзику, едва ли знали больше о формах правления в государстве Шамиля, чем сам Юзик. Просто они играли в весёлую игру, в пантомиму.
Тамара Петровна надела пенсне. Её скулы ещё более зарумянились.
Подсказчики изображали скачущего на коне всадника.
— Он быстро скакал на коне, — сказал Юзик Горчинский.
— Да, это так, — сказала Тамара Петровна. — Но на чём основывался его авторитет как вождя?
Юзик пропустил этот вопрос учительницы мимо ушей, продолжал плести свои петли.
— И никто не мог его догнать…
Юзик тогда получил-таки тройку. На математике, бывало, он зарывался, на истории выезжал. Пятёрки Юзик Горчинский получал по черчению, только пятёрки. И ещё он хорошо играл в волейбол, обладал мягким пасом и хлёстким ударом. У него были широкие покатые плечи и длинные, достигающие кистями колен руки. Он получил аттестат зрелости (математичка Калерия Викторовна была против, но её уломали), закончил военно-морское училище. В последний раз я видел его с погонами капитан-лейтенанта. Но это было давно.
Двойку Тамара Петровна поставила Фритьофу Мошкину. Такое дали Мошкину имя — Фритьоф. Очевидно, в честь полярного путешественника Фритьофа Нансена. Родился маленький Мошкин где-то в деревне на Вологодчине. Родители его перебрались в город, но маленький Мошкин и в городе не подрос, он был поистине «мужичок с ноготок», ростом чуть выше парты. В школу он приходил в русских сапожках, деревенским сапожником сшитых, дёгтем смазанных, в пиджачке и брючках, тоже дома пошитых. Парнишка он был хитроватый, науки, в общем, схватывал, а когда почему-либо не знал урока, то придуривался, умел разыгрывать потерю дара речи. Мы-то его изучили, а учителя жалели, двоек ему не ставили.
Однажды на уроке географии Фритьофу Мошкину был задан вопрос о Западной Сибири. Он встал и забормотал, будто заело пластинку:
— Западная Сибирь, Западная Сибирь, Западная Сибирь, Западная Сибирь…
Как ни старался географ сдвинуть пластинку с заезженной колеи, Фритьоф стоял на своем и не стронулся с места. Он был парнишка упорный. Географ ему ничего не поставил в журнал.
Тамара Петровна спросила Мошкина о Филиппе II. Фритьоф Мошкин не знал, что сказать о Филиппе II, короле испанском, и завёл свою волынку:
— Филипп Второй, Филипп Второй, Филипп Второй, Филипп Второй…
Румянец заревом вспыхнул на скулах заслуженной учительницы. В косноязычии Мошкина она уловила нарочитость — обман. Обмана она не терпела.
— Садитесь, Мошкин, — с печалью и укором сказала Тамара Петровна. — Вы не выучили урока. Я ставлю вам два.
Однажды я видел Тамару Петровну (весь наш класс видел) в крайней степени негодования. Румянец от скул поднялся к вискам, к корням волос. Лицо Тамары Петровны, будто слиток тугоплавкого вольфрама, исполнилось накала, свечения…
В нашем классе учился Валька Швец, генеральский сынок. Он, в общем, был добрый малый, но чем-то выделялся в общей среде. Его кожа имела какой-то редкий в то время цвет: кровь с молоком, с изрядной добавкой несходящего всю зиму южного загара. Он приходил в школу в начищенных ботинках, в синем бостоновом костюме. Учился сносно, но без интереса. К учителям и наукам Швец относился чуть свысока, словно знал ещё что-то, чего не знали учителя, что не написано в учебниках.
Как-то на уроке истории, скучая, Швец выковыривал красивым ножиком пробки из парты, заделанные в дырки от сучков. Тамара Петровна таки усекла в своё классическое — из времен Бестужевских курсов — пенсне это чёрное Валькино дело. Урок прервала, подошла близко к Швецу. Он поднял на неё свои невинные, длинными ресницами опушенные глаза, ни капельки не смутился.
— Встаньте, Швец! — приказала Тамара Петровна. — Стойте прямо перед учителем! Вы отдаете себе отчёт в том, что делаете? Вы, юноша, ничего в своей жизни не совершивший полезного для людей, посягаете на самое святое, на плод человеческого труда. Эту парту для вас же создали люди, мастера, а вы плюете им в душу. В такое время, когда вся наша страна, все советские люди в невероятно трудных условиях заняты созидательным трудом… Чтобы дать вам возможность учиться… Стать человеком… Я не могу продолжать урока…
Тамара Петровна, распространяя вокруг себя электрические разряды, выкатилась из класса, вскоре привела завуча. Завуч отнёсся спокойно к происшествию и к Вальке Швецу.
— А вот мы вызовем его папашу, — сказал завуч, будто извиняясь перед Валькой, — и пусть-ка он нам достанет новые парты.
Инцидент тем и кончился. Урок истории продолжался.
Вообще уроки истории в нашей школе проходили под высоким напряжением.
Спасибо вам за это, Тамара Петровна!
Биологичку и немку настолько вытерла жизнь, что всё женское в них скрылось под старыми, может быть, от мужей оставшимися, перекроенными, порыжелыми суконными пиджаками с ватными плечиками. Глаза их были выцветшие, выплаканные, как ленинградское небо.
Ещё была пионервожатая Соня. Она ходила, по моде тех лет, в короткой юбочке, в сером берете — на левую бровь (красные береты носили продавщицы булочных, вагоновожатые трамваев и проводницы поездов дальнего следования). Пионервожатая Соня будила наше обречённое на долгую спячку (школа-то мужская) воображение. Но к Соне вскоре пришвартовался физрук Шленский. Кроме всех уже упомянутых мною его достоинств: грудь колесом, сросшиеся на переносице чёрные брови и прочее — он был из моряков, ворот рубахи застёгивал лишь настолько, чтобы каждый мог видеть его тельняшку, полосатую, как флаг корабля. Соня сразу попала в поле его зрения. Мы только хихикали, прыскали в кулачки, перемигивались.
Мы-то что… Мы были тогда мелюзгой, сопливыми салажатами… Но и десятиклассники, даже те из них, кто побывал на фронте, не тянули рядом со Шленским. Он обладал правом сильнейшего в стае. Он был физруком.
Ещё в седьмом классе со мною учились двое фронтовиков: Толя Резо прошёл войну сыном полка, Володя Капелюхин партизанил в Псковской области. Закончив семилетку, сын полка пошёл в артиллерийскую спецшколу, партизан на курсы матросов.
Наши учителя в ту пору ещё не сносили армейскую форму. Одни её и донашивали, другие надели пропахшие за войну нафталином штатские костюмы из всеми забытого мирного времени. Если бы наших учителей выстроить по ранжиру, то на правом фланге встал бы Павел Иванович, физик. На две головы выше других, он имел странную для наших ушей рыкающую фамилию: Рерберг. Он приезжал на уроки откуда-то из пригорода на самодельном полумотоцикле-полувелосипеде (слова «мопед» тогда ещё мы не знали). Бензиновый бак на его самоходе-монстре был склёпан из жестяных банок из-под американской колбасы «Ланчен мит». (Поскольку мы не знали правил написания английских слов, то читали как написано: «Лунхеон меат».)
На Павле Ивановиче всегда был один и тот же чёрный, суконный, до блеска вытершийся костюм-тройка: коротенький пиджачок, жилетка, брюки заправлены в немецкие солдатские сапоги с короткими широкими голенищами-раструбами. Сидя в седле своего доморощенного «Росинанта», окутанного клубами дыма, стреляющего и лязгающего всеми сочленениями, он имел на голове суконную же чёрную кепку с длинным козырьком, а на плечах прорезиненную, с чужого плеча хламину, носившую в прежние времена название «макинтош». Прибытие Павла Ивановича к подъезду школы всегда вызывало наш интерес.
Павел Иванович обладал громовым голосом и очень малым словарным запасом. Каждый урок начинался одной и той же фразой: «Садысь по местам!» Это относилось ко всему классу. Но и к каждому из нас поодиночке он обращался так же, во множественном числе. Вызовет кого-нибудь к доске, послушает несомую вызванным ахинею и грохнет: «Садысь по местам! Кол поставлю!» Ещё его любимым словечком было: «Сипуха!» То есть чепуха. Ты ему что-нибудь лепечешь, он послушает — и отрежет: «Сипуха!» Так мы и звали его за глаза: Сипуха.
Кого любил Павел Иванович, так это смышлёных, умеющих что-нибудь мастерить пареньков. С ними он оставался после уроков в физическом кабинете-закутке. Что-то они к чему-то подключали, приваривали, паяли, лудили. К другим, не умеющим подключать, паять и лудить, он постоянно испытывал чувство глухого недоумения: для чего же они живут.
Наш физик человек был, должно быть, не злой: раздаваемые щедро колы к концу четверти складывались в тройки. Он представлял собою, так сказать, раритет — явление единственное в своем роде, не повторяющееся в педагогической практике. Собственно, и педагогическая практика в нашей школе только-только нащупывала себя. Школа в блокаду не работала, всё накопленное когда-то растеряла. На не плававшее долгое время судно явился новый экипаж.
Наши педагоги ещё не притерлись друг к другу, не было «общего уровня», «стиля»; каждый вёл свой предмет, как умел, кто во что горазд, с бору по сосенке.
Географ Константин Валентинович Черенков, круглолицый, предрасположенный к полноте, вкусно, с причмоком говорящий, сощуривавший в щёлочки свои и без того узкие, с татарщинкой, глаза, при всём этом еще и заикался, тоже на собственный лад. Если слово начиналось с гласного звука — Америка, Амазонка, — он произносил его на выдохе, хакал. Получалось: Хамерика, Хамазонка. Ему очень нравились эти слова, он как будто прочищал на них горло: «Ха-ха-хамерика, Ха-ха-хамазонка». И ещё ему нравилось выговаривать название протекающей на границе США с Мексикой реки Рио-Гранде-Дель Норте. У нас его принято произносить (и в Америке, и в Мексике, кажется, тоже) через «э» оборотное: Рио-ГрандЭ-ДЭль НортЭ. Константин Валентинович обзывал эту реку на русский манер, как какую-нибудь Щеберёху, — Рио-ГрандЕ-ДЕль НортЕ.
Ещё он вёл астрономию. У него она была Хастрономией. У нас — Гастрономией.
Каждый день в нашей школе начинался с физзарядки. Её проводил физрук Шленский, а в те дни, когда физкультуры по расписанию не было, на зарядку нас выводил военрук Хвалевич. Он, кажется, был белорусом. В отличие от географа Черенкова, звук «е» утолщал до «э» оборотного, «и» до «ы», «я» до «а». Приглашая на физзарядку, Хвалевич доставал из брючного кармашка на животе серебряные часы со щёлкающей крышкой и толстым голосом изрекал: «Врэмя пора на зарадку».
Мы любили играть в Хвалевича. Бывало, входишь в класс, погладишь себя по выпученному животу и: «Врэмя пора на зарадку». Всем смешно.
И ещё одна фраза из лексикона военрука веселила наши сердца. (Хотя вообще планета под названием «мужская средняя школа» в первые послевоенные годы для веселия мало была оборудована.) Хвалевич её обронил на уроке военного дела, вводя нас в дебри тактического искусства: «Орээнтыр — бэрозовое дэрэво». Он обронил, а мы подхватили, запомнили. Мы всё запоминали. Увеселяли себя, как умели. Передач по телевизору «Вокруг смеха» тогда не было. И телевизора не было.
Как-то раз мы сыграли в классе маленький скетч, то есть приготовили пакость для Хвалевича. Я был автором и исполнителем скетча-пакости. Принёс из дому хранившийся у нас бог знает с каких времён барометр-анероид, круглый, массивный, деревянный. Засунул его за ремень моих штанов. Весь класс затаился, притих (это было уже в восьмом классе), дожидался прихода Хвалевича. Тот вошёл, как всегда, без четверти девять, достал свое серебряное сокровище, щёлкнул крышкой и произнёс сакраментальную фразу: «Врэмя пора на зарадку». Я вышел из-за парты, встал против военрука, вытянул из-за ремня гигант анероид, поднял его к глазам, чтобы всем было видно, и произнёс то, чего ждал от меня класс: «Врэмя ещё нэ пора на зарадку».
Об этом дерзком поступке ученика Гонцова (то есть меня) доложено было по-военному чётко: классному руководителю — завучу — директору. Я был взят на заметку, и стоило мне погореть — на этот раз с папиросой в уборной, — как наш классный руководитель, Константин Валентинович Черенков, пообещал мне, сладострастно щуря глаза и радостно заикаясь:
— Мы тебя хи-хи-хисключаем из школы.
На утренней линейке, перед общим строем, директор школы Владимир Сергеевич Высоких подвёл черту под первой фазой моей сознательной жизни:
— Исключаю!
О! Владимир Сергеевич умел подводить черту своим указующим перстом. Он был директор суровый и справедливый. Он нас воспитывал — в нашей мужской обители — по-мужски, сызмальства приучал нести ответственность за проступок, без соплей, без слюней.
Когда наш директор твёрдой военной походкой шел вдоль строя, мы вытягивались, проглатывали аршин. Владимир Сергеевич опущенной долу правой рукой, указательным пальцем чертил в воздухе прямую во весь замах:
— Народ! Не моги!
И мы знали, чего не следовало мочь народу. И ежели всё же могли, то знали, что за это нам не поздоровится.
Кому-нибудь из вас, мой читатель, приходилось быть исключенным из школы в ваши пятнадцать лет? Звонок прозвенел, вся ребятня разошлась по классам, школа притихла… А ты… Эх, да что говорить…
Медленно, загребая ногами, хлопая ушами, считая ворон, ощущая в себе полную невесомость, я плёлся куда-то. Куда? Домой? Дома надо признаться маме. До мамы ещё далеко, целый день. До папы ещё дальше, папа приходит поздно (в те годы работа в учреждениях длилась чуть не до полночи). А пока…
Идти по улице, будучи исключённым из школы, — это совсем другое, чем бежать в школу или чапать после уроков домой. Вам доводилось, конечно, встретиться взглядом с потерявшим хозяев в городской сутолоке разнесчастным домашним псом… Пятнадцатилетний домашний подросток всё равно что подпёсок, уже повадливый — и ломкий, незащищенный, такой несмышлёный. Он как незаполненный сосуд, незасеянное поле, чистый лист бумаги, ком глины в руках ваятеля. Чем наполнят, что посеют, что напишут, что изваяют?
В послевоенные годы в нашем городе водились каким-то образом уцелевшие псы. Это — порода особенная; они-то знали все ходы и выходы, ничуть не терялись в толпе, в обиду себя не давали. (Нынешние бродячие дворняги прекрасно читают сигналы светофора, на красный свет они не пойдут.) Домашних псов мало кто держал в послевоенные годы, разве что охотничьих, добычливых…
В том месте, где прямая улица изгибалась в излучину, я свернул направо, дошёл до сквера. Вот уж где было на что посмотреть! Сюда свезли из-под Пулкова, Гатчины, Мги, Невской Дубровки всякого рода чудовища войны: «тигры», «фердинанды», «фокке-вульфы», «юнкерсы», «мессершмитты». Свезённую в сквер фашистскую технику всю покурочило нашей силой. Война закончилась нашей победой.
Я нагляделся всласть, пришёл домой, почему-то успокоившийся. Рассказал о моей невзгоде бабушке. Бабушка погладила меня по головке.
— Ничего, Васенька, родненький. Вон ты какой у нас большой да разумный. Чего натворил, не со зла. Поживёшь, сам поймешь. На ошибках учатся. Кто ни разу носу не расшибет, тот беспроким и вырастет. Ты у нас добрый мальчик. Перемелется, мука будет. Твои родители тебя в обиду не дадут, небось обойдётся…
Так и вышло, как предсказала бабушка. Мама с папой сходили в школу. Переговоры у них с Владимиром Сергеевичем Высоких едва ли прошли «в обстановке единодушия» (мне-то — как с гуся вода), однако меня водворили на прежнее место.
Стал ли я серьёзнее, ответственнее после такого прокола в моей «учётной карточке»? Едва ли. Так, отделался лёгким испугом.
Своё умственное, нравственное и гражданское повзросление, как я теперь понимаю, мне следует главным образом отнести за счёт уроков литературы и русского языка, то есть сказать спасибо учителю Борису Борисовичу Стаху. Он и сейчас ещё жив (когда я пишу эти строки). Я иногда бываю у него, в обыкновенной квартире, в пятиэтажном доме постройки шестидесятых годов. И слова мы с ним говорим друг другу обыкновенные, хотя ему и суждено было стать моим Главным Учителем.
Правда, грамоте я был изрядно научен дома. Моя мама терпеть не могла помарок в родном языке, пусть даже в домашних беседах и детских шалостях. Меня одёргивали, если я говорил вместо «нет» — «нету», отчитывали за «евонный» и «ихний» вместо «его» и «их». Я рано узнал, что нельзя употреблять в одном предложении два подлежащих: «Лев — он царь зверей» — так нельзя, против правил, неблагозвучно. Надо: «Лев — царь зверей». Нельзя сказать: «Очень неплохо», надо сказать «Хорошо». И многое другое.
Но почему-то литература в школе шла у меня ни шатко ни валко — до девятого класса, до прихода к нам Бориса Борисовича Стаха. Письменные задания по литературе, сочинения-изложения я обыкновенно перекатывал (переставляя слова) с учебника, поскольку мне казалось, что там, в учебнике, написано толковее, нежели я начну городить от себя. За сочинения-изложения чаще всего мне ставилась тройка — за грамотность, при полной несамостоятельности.
Борис Борисович Стах вошел к нам в класс в офицерском габардиновом кителе, с двумя рядами орденских планок, заговорил с нами, как со взрослыми людьми, о чем-то таком, никогда нами не слыханном. Новый учитель литературы, я хорошо это помню, появился в конце учебного года. На дворе стояла весна. На первом своем уроке новый учитель заговорил о войне. И о весне. Он принес с собою только что вышедший роман Олеся Гончара «Весна в Праге», прочёл нам сколько-то страниц. У него был глуховатый, откуда-то из груди выходящий наружу голос и какое-то особенное лицо, непохожее на лица других наших наставников: выбритые до синевы впалые щёки, не выпирающий, но заметный подбородок, с лощиной посередине; глаза серые, проницательные, малость печальные и не злые; надо всем лицом, составляя главную его часть, простирался высокий, как говорится, сократовский лоб. У нового учителя литературы, мы сразу заметили это, было умное лицо.
Учитель прочёл нам отрывок из романа Олеся Гончара «Весна в Праге», положил книгу на стол, принялся расхаживать перед нами, ладно скроенный, крепко сшитый, совершенно от нас, от нашего разгильдяйства и шалопайства не зависящий, сам по себе, — стал нам рассказывать про войну, про ту весну в Праге, которую он пронёс на своих плечах, запечатлел в своей душе. Рассказчик был серьёзен, чувств своих не выдавал ни голосом, ни улыбкой. Речь его была абсолютно, «по-петербургски», правильна, мы такой и не слыхивали. Борис Борисович говорил о счастье быть освободителем и о счастье быть освобождённым. Как одно счастье находит другое, как они соединяются, — и тогда наступает весна, не просто время года, а весна человечества. Ещё вчера раскаленные боем танки сегодня увиты цветами сирени, тихо движутся как ладьи, по волнам всеобщего восторга, несут на броне нимб Победы…
Борис Борисович нам объяснял, что значит чувство Победы. Как может книга запечатлеть в себе миг ликующего единства многих тысяч людей. Он говорил об этом простыми словами. Правду того, что он нам говорил, удостоверяли два ряда орденских планок. Мы их умели читать: правым крайним был орден Красного Знамени.
Потом я прочел «Весну в Праге» Олеся Гончара — книгу, не заданную по литературе. Я прочел её для себя. Я вообще был начитанный мальчик. Не скажу, чтоб меня потряс роман Гончара. Но впервые в жизни я читал не о чём-то таком, чего никогда не бывало и не будет со мной; я находил в книжных словах нечто такое, чем жил сам: войну и весну. Слова становились живыми. Запах сирени в Праге в майские дни Победы был тот же самый, что нынче у нас, на Марсовом поле. Учитель литературы помог мне прочесть эту книгу, проникнуть в жизнь слов, пережить написанное в книге, как собственное, моё…
Спасибо учителю словесности!
Потом Борис Борисович Стах создаст в нашей школе — для старшеклассников — кружок любителей литературы. Уроки уроками, но литературу стоит ещё полюбить. Да, полюбить! Меня назначат секретарём кружка, доверят ведение протоколов заседаний. Я ещё не любитель литературы, но какие-то проблески замечены во мне учителем. Ну что же, я буду писать протокол, с каким-то непонятным мне трепетом, с несвойственным мне усердием занесу на бумагу — своими словами (это важно — своими!) — высказываемые кем-то суждения, мысли, буду оспаривать эти мысли и что-то домысливать от себя. Протокол заседания — тоже литературный жанр, он отмечен знаком личности протоколиста, ежели таковая личность проклюнулась в нём. К устной полемике с кем-либо я ещё не готов, я ещё мальчик, подросток, но я пишу протокол. Записывать чужие мысли мне скучно. Мне хочется написать мои мысли. А как интересно к тому же сделать словесный набросок-портрет того или другого члена кружка, любителя литературы, вдруг загореться его искренностью или поймать на фальши. Итак, я учусь писать, складывать одно слово к другому таким образом, чтобы подспудное мое «я», угнетённое, заторможенное отроческой робостью, наконец нашло выход себе — в словах.
Учитель литературы и русского языка учил меня читать книги, и ещё он учил меня писать, мало-помалу вводил в магический мир слов, где ни одно слово не произносится, то есть не наносится на бумагу просто так, без смысла, без толку. Написанные твоею рукою слова могут вдруг пригодиться тебе, как дружки-товарищи, как добрая твоя бабушка, как не найденная еще тобой, но уже очень желанная подружка, как учитель, как табель успеваемости, где выставлены оценки по всем дисциплинам. И — слово за слово — я начал писать мой дневник: вначале прожить день, как проживется: кому-то солгать, перед кем-то струсить, кого-то обидеть, чего-то не доделать; можно даже и понравиться себе, хотя в отрочестве это редко бывает. Потом взять в руки перо, раскрыть тетрадку — и взвесить прожитый день, разобраться в себе: кто же ты есть-то на самом деле, какая тебе цена. И жестоко (но не больно) себя осудить.
Заслужил, так и похвалить, обязательно пожалеть. И что-то вдруг прорвётся в тебе, как вскрытый фурункул, облегчающее тепло разольётся по жилочкам. Чем больше напишешь в тетрадке, тем больше устанешь. Как подмечено мудрецами ещё в глубокую старину, не устанешь на этом свете, не отдохнешь и на том.
В отрочестве, да и в каждом возрасте, больше всего человека томит ненатруженность, неусталость. От неё и происходят моральные вывихи, звериные прыжки — от праздности мышц, от простоя мыслительного аппарата.
Придёт время, и учитель словесности Борис Борисович Стах, человек с умным лицом, со лбом мыслителя, с боевыми орденами на кителе цвета хаки (вскоре он сменит китель на штатский костюм и ордена тоже снимет), однажды мне скажет, сохраняя на лице всегда присущее ему выражение крайней серьёзности этого момента, как и всякого другого момента переживаемой нами жизни:
— Вы написали действительно замечательную вещь, талантливую вещь…
Впервые заслуженная похвала от высокочтимого мною учителя прольётся елеем мне на душу. Все моё существо переполнится чем-то дурманящим, сладостным, духоподъёмным, словно газом гелием: ещё немножко — и улечу.
Это я написал сочинение на заданную учителем свободную тему: «За что я люблю мой город». Прежде чем написать, долго думал, за что я его люблю. То есть вначале спросил у себя: «Что такое любовь?» Наш город — всеми любимый, это общеизвестно. Но есть ли в общеизвестной любви-любовании нечто такое, моё? Где кончается общая и начинается моя — единственная — любовь к моему городу? Я ходил по истоптанным до меня миллионами ног набережным, мостам, проспектам, переулкам, следил за собою: в каком месте вдруг вздрогнет душа? Почему? Набережные, мосты, проспекты и переулки сами по себе, конечно, были хороши, но никакого вздрагивания в душе не происходило до тех пор, пока не включилась память…
Вот здесь я шёл когда-то, во мраке затемненного, забывшего об уличном свете города, и вдруг… Вдруг загорелись лампочки на столбах. Их свет был робкий, прищуренный, просыпающийся. Но душа моя затрепыхалась. Такую спазму восторга переживают жители Севера, после долгой полярной ночи встретив первый солнечный луч. Пятнадцатого октября 1944 года в нашем городе сняли затемнение. Вот отсюда, с этого места я вдруг увидел желтеющие липы на бульваре, гранитный парапет над неспокойной черной водой, лица домов, измученные войной и просветлевшие, шпили и купола, далеко на все стороны разбегающиеся приветные огоньки вдруг ожившего города. И запомнил. Это осталось со мною. Это — моё.
…Вот здесь, на этом проспекте, стесненный в толпе, у которой, казалось, одно на всех жарко бьющееся сердце, я видел, как шли через город наши войска весной 1945 года: безмерно счастливые, усталые и загорелые, пропыленные лица солдат, отрочески-ясноглазые улыбки лейтенантов — и цветы, цветы, цветы, букеты сирени на головы, на плечи наших спасителей.
…На этой площади я праздновал праздник Победы, вбирал в себя гром салюта, всполохи ракет, коловращение тысяч людей, соединенных одним восторгом. И каменный столп посередине площади, поставленный в честь другой победы, но все равно — Победы… Какой-то — сам по себе и вместе со всеми — гражданин кидает изо всех сил кверху шапку, выкрикивает что есть мочи одну-единственную фразу, вместившую в себя всё: «Да здравствует наша Советская Революция!»
Я находил в себе любовь и подбирал к любви, как подбирают по слуху музыку, её выражающие слова.
Учитель словесности похвалил моё сочинение «За что я люблю мой город». Похвалу я запомнил, она подводила под чем-то черту, с неё началось что-то другое.
Спасибо учителю словесности!
На выпускном экзамене я получил пятёрку за сочинение. Малость поплавал на физике и химии, но всё-таки удостоился серебряной медали. То был первый год, когда отличников стали награждать медалями. Медали имели вес. Закоренелый, стопроцентный отличник нашего класса Меховщиков получил золотую, а я серебряную. С серебряной медалью меня приняли без экзаменов в университет.
До этого было ещё далеко, если считать оттуда, от первых моих опытов любви к литературе. И ещё дальше, если считать обратным счетом, отсюда, от стола, за которым я пишу мой рассказ-мемуар.
На выпускном вечере мы, юнцы с пробивающимися усиками (некоторые из нас прицепили к пиджакам военные медали), сели к одному столу с нашими учителями. Владимир Сергеевич Высоких скомандовал:
— Народ, разрешаю курить.
Народ полез в карманы. Некоторые защелкали модными в ту пору портсигарами. Члены родительского комитета заквохтали: «Как это можно, они же ещё мальчишки, это антипедагогично…» Но народ уже что-то своё говорил, не слушался старших, у народа прорезывался голос.
Потом были танцы. Девушки из соседней женской школы, отпраздновав свой выпуск по-девически скромно, пришли к нам в гости. Аккордеонист играл танго «Счастье моё», «Брызги шампанского», фокстрот «Розамунда». Я танцевал с математичкой Калерией Викторовной, готов был её полюбить, сожалел, что не полюбил её раньше. Пионервожатую Соню я тоже полюбил; танцуя с ней танго, видел краешком глаза стоящего на руках физрука Шленского. Он, кажется, даже ходил на руках.
Кто-то пел, кто-то бил чечётку. У всех всё получалось в тот вечер. Выпускников мужской средней школы переполнила энергия освобождения. Вчера мы были одинаковыми серыми кроликами, сегодня стали на крыло. Летим… Мы целовались с учителями, изливали им свои души. И девушкам — тоже… Мы ни капельки не робели перед девушками. Девушек на всех нас хватило…
Поздно вечером я шёл по набережной с двумя самыми красивыми девушками из соседней женской школы. Я любил их обеих с одинаковой силой, соизмеримой разве что с силою распиравшего меня счастья. На дворе была весна. Уже четыре года, как кончилась война. Мне хотелось стать на руки и пойти вверх ногами, как ходил на вечере физрук Шленский. Но этого я не умел, не научился на уроках физкультуры. Любовь к литературе оказалась сильнее любви к физкультуре.
Я порывался прыгнуть в ледяные, чёрные, с мазутными пятнами воды Невы, в новом моем костюме, сшитом к выпускному вечеру в лучшем ателье. Я бы прыгнул, но девушки не пускали меня, говорили, что плавать не стоит, и так хорошо. Я нужен им был непромокший, неутонувший. И я подчинился их женской воле и логике. Я их любил.
Но надо, надо было что-нибудь сделать. Так, даром, любовь не даётся. И вот… Навстречу нам двигалась во всю ширину набережной компания подгулявших парней. Девушки не пришли к ним на выпускной вечер. Парни подметали клешами мостовую, не разрядившиеся, не смягчённые. Они были старше нас, может, кончили техникум или школу рабочей молодежи. Парни что-то сказали моим девушкам, как-то их задели. Глаза мои застил туман. Я вдруг почувствовал необычайную лёгкость, будто прыгнул с десятиметровой вышки, — и кинулся на парней…
Парни побили меня с чувством, с толком, с расстановкой. Их было более десяти. Не знаю, сумел ли каждый из них приложить руку к моему просветлённому в этот вечер лицу. Возможно, они помешали друг другу, а то бы… Не знаю также, сумел ли я оставить по себе память на чьём-нибудь лике, хотя бы маленький синячок. Едва ли…
После короткой драки мы пожимали друг другу руки, побившие меня парни, помню, мне говорили:
— Хорошо подрались. Спасибо.
Мои добрые феи по гранитным ступеням свели меня к самой воде, достали батистовые платочки, обмакнули их в невскую воду, приложили к моему лицу. Мой нос был расквашен, кровь била ключом из обеих ноздрей. Кровоточили губы и десны. Вода была холодна и пахла мазутом. Заботу и ласку моих любимых девушек я принял как должное, я их заслужил. Так раненый воин принимает заботы медицинских сестричек. Касания девичьих перстов, сострадание во взорах целительнее любых примочек и промываний.
Тех, самых красивых, девушек из соседней женской школы я больше ни разу не встретил. Любовь к ним постепенно прошла.
Наутро моя бабушка, замывая кровь на новехоньком пиджаке, ворчала:
— Эк тебя угораздило. Да как они смели избить-то тебя, сердешного. Ты у нас смиренный да робливый, никого и пальцем не тронешь. А они экие звери, в кровь мальчика извозили. Оно тебе и наука, Васенька, родненький, другой раз неповадно будет ночами бог знает где шляться. За битого двух небитых дают.
Оно конечно, дают. Но бабушка резала по живому. Так не хотелось быть смиренным, робливым. Хотелось быть дерзким и сильным.
Потом я научусь наносить удары, причинять боль другим, побеждать. И — маяться этой болью других. Быть битым худо, но много хуже извозить в кровь того, кто слабее тебя…
Литература
Горышин Глеб. Любовь к литературе: Рассказ // Аврора. — 1984. — № 2. — С. 23—39.