Имя Рэя Брэдбери широко известно далеко за пределами литературной Америки. Писатель прославился своим романом-антиутопией «451 градус по Фаренгейту», циклом рассказов «Марсианские хроники», удивительно точными высказываниями о современниках, науке и освоении космоса.
Но отдельное внимание стоит уделить его коротким рассказам, в которых Брэдбери размышляет о главных ценностях человечества, его страхах, безграничных возможностях и ошибках.
В общем, мы собрали лучшие рассказы писателя, которые можно прочесть за 5–10 минут, но которым под силу изменить всю твою жизнь или хотя бы отношение к ней.
1. «Ржавчина»
В двух словах: Ножка стула превратилась в оружие.
История о сержанте-пацифисте, который мечтает избавить мир от непрекращающихся войн. Для этого он изобретает прибор, который может разрушить все оружие, существующее в мире, превратив его в ржавчину.
Его стремление к миру во всем мире остается непонятым; кто-то и вовсе считает, что сержант просто сошел с ума.
Действительно, поможет ли уничтожение оружия и военной техники избавить планету от кровопролитных сражений, или же дело в нас самих?
2. «Улыбка»
В двух словах: Люди разучились видеть прекрасное.
Рассказ повествует о печальном конце одного из величайших шедевров живописи. В будущем люди признали его уродливым и даже пришли к выводу, что он, как пережиток прошлого, достоин уничтожения.
В своем желании избавиться от всего, что напоминало бы о прошлой «ограниченной» цивилизации, люди дошли до безумия, лишив себя элементарных ценностей и постепенно начав превращаться в варваров.
Из всей огромной толпы, собравшейся на площади, лишь один маленький мальчик был восхищен улыбкой таинственного лица с картины. Чья же улыбка произвела на детскую душу неизгладимое впечатление?
3. «Чудесный костюм цвета сливочного мороженого»
В двух словах: Один костюм переворачивает сразу 6 жизней.
Один из самых мощных рассказов Брэдбери. Шестеро друзей покупают красивый костюм цвета сливочного мороженого. Этот костюм они носят по очереди, стараясь относиться к нему как к сокровищу, и с удовольствием отмечают то, как он меняет их судьбы к лучшему.
Но в конце рассказа встает вопрос: так ли важен хороший костюм, чтобы тебя любили и уважали, или дело все-таки совершенно в другом? Может, костюм имел значение лишь для самих друзей, а вовсе не для окружающих?
4. «Ревун»
В двух словах: У одиночества есть звук.
Представь маяк возле мыса, который по ночам издает протяжный рев. Смотритель делится с рассказчиком поразительной историей: оказывается, каждый год к маяку приплывает огромный динозавр, живущий в морских глубинах уже миллионы лет.
Это чудище ревет вместе с маяком, и в его зове слышно все накопившееся отчаяние: динозавр — последний из своего рода и обречен на вечное одиночество.
В одну из ночей динозавр разрушает маяк, видимо осознав, что он не живое существо. Чудище решает уничтожить то, что давало ему надежду, чтобы прекратить свои мучения.
Рассказ пропитан философскими размышлениями о человеческом одиночестве, помогая осознать силу такого прекрасного и одновременно разрушающего чувства, как любовь.
5. «Электрическое тело пою!»
В двух словах: Дети помнят, как родилась их бабушка.
Будущее для Брэдбери представлялось именно таким — роботизированным и автоматизированным везде, где это возможно. Вот и в своем рассказе «Электрическое тело пою!» писатель решает показать влияние прогресса на примере обыкновенной семьи.
Отец семейства решает приобрести экспериментальный «агрегат» — электронную бабушку, которая создана для заботы о маленьких детях. Тем более одна из корпораций сильно продвинулась в создании очеловеченных машин.
В этой прекрасной истории о дружбе человека и машины есть только одно «но»: дети растут и даже стареют, снова становясь беспомощными, а бабушка — нет.
В общем, одна из главных идей рассказа — безграничные возможности человека, которые нужно направлять в правильное русло. Ну и превосходство изобретений над изобретателем, во всех смыслах.
6. «Будет ласковый дождь»
В двух словах: Робот читает стихи, но слушать их уже некому.
Один из самых известных научно-фантастических рассказов. История о последствиях катастрофы: город был уничтожен ядерным смерчем, но в уцелевшем доме «жизнь» продолжается. Умный дом заправляет постели, моет посуду, готовит обеды, обращается к хозяевам, не подозревая, что от них ничего не осталось.
Это отличная зарисовка возможного сценария гибели человечества, если люди всерьез не задумаются о том, что творят.
7. «Калейдоскоп»
В двух словах: О чем вспомнить, когда жить осталось несколько часов.
Ракета разрушена. Космонавты в космосе, они разлетаются друг от друга в разные стороны и могут общаться только по рации. Каждый принимает неизбежную смерть по-своему: кто-то срывает свою злость на товарищах, кто-то вспоминает о том, как жил полной жизнью, кто-то копит свои силы для чего-то важного, чему так и не суждено случиться.
О чем думают люди в последние минуты своей жизни, о чем жалеют, о чем безумно хотят поговорить? Этот поразительный рассказ шокирует, но вместе с тем заставляет задуматься о жизни и своих ценностях.
8. «Икар Монгольфье Райт»
В двух словах: Люди научились летать.
Рассказ о пилоте ракеты, который решил поспать перед своей первой экспедицией на Луну. Во снах он видит все значимые полеты за всю историю человечества. Люди обуздали стихию и научились летать, как мечтали об этом еще с легенд об Икаре.
Эта зарисовка Брэдбери получилась немного абстрактной, но в этом ее плюс. Главная мысль рассказа: человеческие возможности безграничны, и, если ты действительно чего-то хочешь, тебя не в силах удержать даже земное притяжение.
9. «И грянул гром»
В двух словах: Герой раздавил бабочку в прошлом, изменив свое настоящее.
В будущем любители экстрима могут отправляться в своеобразное путешествие во времени, переносящее их в мезозойскую эру на охоту. Правило только одно: убить можно только определенное животное, которое умерло бы и без вмешательства человека.
Рассказ, послуживший основой для фильма «Эффект бабочки». О том, как одна-единственная мелочь может изменить весь ход истории.
10. «Я никогда вас не увижу»
В двух словах: Они поняли свои чувства в тот момент, когда попрощались навсегда.
Приветливая, но строгая хозяйка и вежливый жилец. Они такие разные, но провели под одной крышей так много времени, что успели друг к другу привыкнуть. Но в тот момент, когда полицейские привели мистера Рамиреса для того, чтобы он собрал свои вещи и отправился обратно в Мексику, герои начинают осознавать, что больше никогда не увидятся.
История о том, как грустно осознавать свою любовь к кому-то, когда вам не суждено больше быть рядом.
Фантаст предвидел появление не только некоторых современных технологий, но и связанных с ними социальных проблем.
В 1950‑е годы Рэй Брэдбери создал несколько произведений, в которых на удивление точно предсказал технологии и тренды, появившиеся в будущем. С каждым годом всё больше изобретений, описанных в его книгах, воплощаются в жизнь. Вот несколько из них.
1. Виртуальная реальность
В рассказе «Вельд» Брэдбери описывает комнату с эффектом присутствия. Она может создавать изображение, звуки и запахи, а также, судя по событиям сюжета, ещё и воздействовать на материальные объекты.
Гладкие двумерные стены. На глазах у Джорджа и Лидии Хедли они, мягко жужжа, стали таять, словно уходя в прозрачную даль, и появился африканский вельд — трёхмерный, в красках, как настоящий, вплоть до мельчайшего камешка и травинки.
Рэй Брэдбери
«Вельд»
Современные технологии виртуальной реальности пока не способны симулировать запахи, а вот обманывать мозг звуками и картинкой — вполне. До взаимодействия с материальным миром тоже недалеко: уже есть разработки, которые позволяют «почувствовать» виртуальные вещи с помощью перчаток с тактильной обратной связью, контроллеров, меняющих форму в руках пользователя, или подаваемых в мышцы электрических импульсов.
2. Беспилотные автомобили
В рассказе «Пешеход» и других произведениях фантаста фигурируют автомобили, которые ездят сами по себе, а также умеют вести с людьми диалог.
— Влезайте.
— Я протестую!
— Мистер Мид!
И он пошел нетвёрдой походкой, будто вдруг захмелел. Проходя мимо лобового стекла, заглянул внутрь. Так и знал: никого ни на переднем сиденье, ни вообще в машине.
Рэй Брэдбери
«Пешеход»
Нынешние беспилотные автомобили пока не идеально ориентируются на дорогах, и осмысленно разговаривать с людьми им ещё не удаётся. Но они наверняка скоро поумнеют: сферы компьютерного зрения и искусственного интеллекта развиваются семимильными шагами.
3. Bluetooth‑наушники
В романе «451 градус по Фаренгейту» описаны радиопередатчики-«ракушки», которые плотно прилегают к ушам и воспроизводят звук без проводов. Это вылитые Bluetooth‑наушники вроде AirPods.
В ушах у неё плотно вставлены миниатюрные «ракушки», крошечные, с напёрсток, радиоприёмники‑втулки, и электронный океан звуков — музыка и голоса, музыка и голоса — волнами омывает берега её бодрствующего мозга.
Рэй Брэдбери
«451 градус по Фаренгейту»
4. Банкоматы
Также в романе «451 градус по Фаренгейту» можно найти описание ещё одной современной технологии — круглосуточных банкоматов. Они выглядят немного не так, как их представлял писатель, но это тоже, по сути, роботы.
Монтэг шёл от станции метро, деньги лежали у него в кармане (он уже побывал в банке, открытом всю ночь, — его обслуживали механические роботы).
Рэй Брэдбери
«451 градус по Фаренгейту»
5. Умные часы и сотовая связь
В рассказе «Убийца» 1953 года фантаст предсказал появление устройств, которые позволят разговаривать друг с другом на расстоянии без проводов. В его представлении это были радиобраслеты — небольшие девайсы в виде часов со встроенным микрофоном и динамиком. Выходит, Брэдбери предвидел сразу две технологии: сотовую связь и умные часы. Например, звонки можно совершать с Apple Watch — точно так, как описано в книге.
Психиатр, что‑то мурлыча себе под нос, надел новый радиобраслет, щёлкнул селектором, поговорил минуту…
Рэй Брэдбери
«Убийца»
6. Умный дом
В нескольких рассказах Брэдбери встречаются умные дома. Они умеют понимать голосовые команды, готовить еду, убираться, стирать, даже мыть и одевать владельцев. Современные системы могут разве что поменять настройки кондиционера, открыть дверь и включить свет, музыку или телевизор, но с развитием интернета вещей список их возможностей обязательно расширится.
Они пошли по коридору своего звуконепроницаемого дома, типа «Всё для счастья», который стал им в тридцать тысяч долларов (с полной обстановкой), — дома, который их одевал, кормил, холил, укачивал, пел и играл им.
Рэй Брэдбери
«Вельд»
7. Сенсационность СМИ
Один из самых волнительных моментов в «451 градусе по Фаренгейту» — когда за главным героем гонится механический пёс‑ищейка и это в прямом эфире транслируют по телевидению, используя вертолёты с камерами. С помощью этой и похожих ситуаций в других книгах Брэдбери осуждал сенсационность телевидения и СМИ в целом. Телеканалы, по мнению писателя, способны на сколь угодно безнравственные поступки, лишь бы удержать внимание зрителя.
Идеи фантаста оказались поразительно пророческими: так, в начале 1990‑х американские каналы придумали транслировать полицейские погони в прямом эфире. Для этого они используют вертолёты с камерами на борту. Нередко зрители видят, как преступники ранят других людей, полицейских и даже убивают себя.
Если телевизионные камеры поймают его в свои объективы, то через минуту зрители увидят на экранах двадцать миллионов бегущих Монтэгов — как в старинном водевиле с полицейскими и преступниками, преследуемыми и преследователями, который он видел тысячу раз.
Рэй Брэдбери
«451 градус по Фаренгейту»
8. ЖК‑телевизоры
Огромные телевизорные стены — одна из самых важных технологий в мире «451 градуса по Фаренгейту». С помощью них государство обеспечивает население контентом, не нагружающим мозг. В наше время стен‑экранов пока нет, но зато есть огромные плоские ЖК‑телевизоры. В том числе и размером со стену.
Ему показалось, что он тоже превратился в одно из странных существ, живущих между стеклянными перегородками телевизорных стен.
Рэй Брэдбери
«451 градус по Фаренгейту»
9. Социальная изоляция
Во многих произведениях фантаста встречается тема изоляции общества. Из‑за развития технологий люди всё меньше общаются друг с другом вживую («451 градус по Фаренгейту»), не уделяют внимания близким («Вельд»), а иногда даже вовсе не выходят из дома годами, потому что окружающий мир им заменяют телевидение и роботы («Пешеход»).
Пусть к 2019 году технологии и не превратили людей в отшельников, но проблема социальной изоляции всё равно актуальна. Интернет, призванный объединять пользователей со всего мира, действует на многих одиноких людей ровно наоборот, усиливая их изоляцию и ухудшая состояние.
«Все теперь замыкаются по вечерам в домах, подобных склепам», — подумал он, продолжая недавнюю игру воображения. Склепы тускло освещает отблеск телевизионных экранов, и люди сидят перед экранами, точно мертвецы; серые или разноцветные отсветы скользят по их лицам, но никогда не задевают душу.
Рэй Брэдбери
«Пешеход»
Рэй Брэдбери смог предсказать многие изобретения и тренды будущего. Но главный посыл практически всех его произведений — что развитие технологий превратит людей в безмозглые и бездушные биомашины — пока, к счастью, не воплотился в жизнь. Хай‑тек, скорее, помогает решать проблемы человечества, нежели создаёт их.
Над прохладной площадью шипел фейерверк, огни, ударяясь о глинобитные стены кафе, осыпали разноцветными искрами высокую колокольню, а по мостовой носился огненный бык, преследуя мальчишек и хохочущих мужчин. Это была весенняя ночь 1938 года в Мексике.
Уильям Тревис и его жена стояли, улыбаясь, в первом ряду неистово шумящей толпы. Бык бросился на них. Они побежали, уворачиваясь от него. Он ринулся за ними, минуя духовой оркестр, исполнявший протяжную мелодию «Голубки». Потом бык пронесся стороной. Каркас из бамбука, начиненного порохом, легко держался на плечах мексиканца.
— Ни разу в жизни так не веселились, — выдохнула, останавливаясь, Сьюзен Тревис.
— Потрясающе, — сказал Уильям.
— Но ведь это еще не конец, правда? Я имею в виду наше путешествие.
Он похлопал себя по нагрудному карману.
— Дорожных чеков хватит нам на всю жизнь. Веселись и не думай об этом. Им никогда не отыскать нас.
Тут кто-то запустил с колокольни громадную шутиху.
Порох у быка догорел. Мексиканец снял каркас с плеч. Дети столпились, чтоб потрогать великолепную маску из папье-маше.
— Пойдем поглядим на быка, — сказал Уильям.
Проходя мимо кафе, Сьюзен заметила странного человека, глядящего на них из окна, белого, в светлом костюме, с худощавым загорелым лицом. Его глаза холодно следили за ними.
Она не обратила бы на него внимания, если бы не стоявшие рядом бутылки — массивная бутылка текилы, прозрачная бутылка вермута, плоская фляжка с коньяком и еще семь бутылок с разными сортами спиртного; а под рукой у него стояло десять наполненных до половины стаканчиков, содержимое которых он потягивал маленькими глотками, не сводя глаз с улицы, щурился и плотно сжимал тонкие губы, смакуя напитки. В свободной его руке дымилась гаванская сигара, а на стуле лежали двадцать картонок турецких сигарет, шесть ящиков сигар и несколько коробок одеколона.
— Билл, — прошептала Сьюзен.
— Успокойся, — сказал Уильям. Нам этот человек неопасен.
— Утром я видела его на площади.
— Не оглядывайся, иди смотри на быка — ну, теперь спрашивай.
— Тебе не кажется, что он из ищеек?
— Не могли они выследить нас!
— А вдруг?!
— Какой замечательный бык, — весело сказал Уильям мексиканцу.
— Он не мог бы отыскать нас сквозь двести лет, да?
— Следи за собой! — сказал Уильям.
Она пошатнулась. Он крепко сжал ее локоть и повел прочь.
— Не падай в обморок. — Она улыбнулась, чтоб придать себе бодрый вид. — С нами ничего не случится. Давай зайдем в кафе, выпьем у него на глазах, и если он — тот, за кого мы его принимаем, он ничего не заподозрит.
— Нет, не могу.
— Это необходимо — ну, идем же. А я сказал Дэвиду, что это смешно! — Последние слова он произнес громким голосом, появлясь в дверях кафе.
«Вот мы здесь, — думала Сьюзен. — Кто же мы такие? Куда держим путь? Чего страшимся? Начни сначала», — приказала она себе, ощутив под ногами глинобитный пол и взяв себя в руки.
«Меня зовут Энн, моего мужа — Роджер Кристен, мы из 2155 года новой эры. Тот мир был ужасен. Он походил на громадный корабль, отчаливший от берега, здравомыслия и цивилизации, ревущей по ночам зловещей сиреной, несущей два биллиона людей, хотят они этого или нет, к смерти, к падению за гранью суши и моря в безумие и радиоактивное пламя».
Они вошли в кафе. Тот человек пристально глядел на них. Зазвонил телефон.
Сьюзен вздрогнула от этого звука. Ей вспомнилось, как раздался звонок в то голубое утро и она взяла трубку.
— Энн, это Рене. Ты уже слышала? Я имею в виду корпорацию «Путешествия во времени». Можно отправиться в Рим двадцать первого века до новой эры, к битве при Ватерлоо, в любой век и в любое место!
— Рене, ты шутишь.
— Нет. Клинтон Смит утром отбыл в Филадельфию 1776 года. «Путешествия во времени» организуют все, что угодно. Конечно, это стоит денег. Но представь, своими глазами увидеть горящий Рим, Кублахана, Моисея и Красное море! Да рекламка, наверное, уже лежит у тебя в пневмопочте.
Она открыла трубку пневмопочты и обнаружила там листок фольги с надписью:
«РИМ И СЕМЕЙСТВО БОРДЖИА!
БРАТЬЯ РАЙТ В КИТТИ-ХОУК!
Корпорация «Путешествия во времени» может одеть вас должным образом и поместить в толпу во время убийства Линкольна или Цезаря! Мы гарантируем овладение языком, чтоб вы могли свободно чувствовать себя в любой цивилизации и в любое время. Латинский, греческий, древний разговорный американский. Берите отпуск во ВРЕМЯ, как и в пространство!»
В трубке продолжал звучать голос Рене:
— Завтра мы с Томом отправляемся в 1492 год. Ему организовали плавание с Колумбом — разве это не восхитительно?
— Да, пробормотала ошеломленная Энн. — А что думает правительство об этой корпорации?
— О, полиция следит за ней. Боится, что люди начнут уклоняться от мобилизации и прятаться в прошлом. Каждый обязан оставить в залог свой дом и прочие ценности. В конце концов, сейчас идет война.
— Да, война, — пробормотала Энн. — Война.
Стоя с трубкой в руке, она думала: «Вот тот случай, о котором мы с мужем столько лет говорили и мечтали. Нам ненавистен мир 2155 года. Мы хотим бежать от его работы на бомбовом предприятии, от моей должности в лаборатории болезнетворных вирусов. Может быть, нам удастся скрыться от всего этого в какой-нибудь далекой стране в незапамятных временах, где нас никогда не смогут найти и вернуть назад, чтобы сжигать наши книги, подвергать цензуре наши мысли, вытравлять наш разум страхом, гонять нас строем, орать из громкоговорителей…»
Звонил телефон.
Они были в Мексике 1938 года.
Сьюзен загляделась на раскрашенную стену кафе.
В Государстве Будущего ценным работникам разрешалось проводить отпуск в Прошлом, чтоб избежать переутомления. И вот они с мужем отправились в 1938 год. Сняв в Нью-Йорке комнату, они предавались развлечениям, ходили по театрам, осмотрели позеленевшую статую Свободы, тогда еще стоявшую в гавани. А на третий день они сменили имена, одежду и вылетели в Мексику, чтобы спрятаться там.
— Наверняка это он, — прошептала Сьюзен, глядя на незнакомца, сидящего за столом. — Эти сигары, сигареты, напитки. Помнишь наш первый вечер в Прошлом?
Месяц назад, в первый свой вечер в Нью-Йорке, они перепробовали все незнакомые напитки, покупали непривычные продукты, духи, сигареты всевозможных марок, потому что в Будущем, где над всем властвовала война, всего этого почти не было. И они как сумасшедшие носились по магазинам, салонам, табачным лавкам, потом возвращались в свою комнату и устраивали там пиршество.
И вот здесь этот незнакомец ведет себя точно так же, как может вести себя только человек из Будущего, за много лет изголодавшийся по спиртному и сигаретам.
Сьюзен и Уильям сели и заказали виски.
Незнакомец пристально разглядывал их одежду, прически, украшения, манеру говорить и сидеть.
— Сиди непринужденно, — прошептал Уильям. — Держи себя так, будто носишь одежду такого фасона всю жизнь.
— Напрасно мы пытались бежать.
— О, черт, — сказал Уильям. — Он идет сюда. Предоставь мне разговаривать с ним.
Незнакомец подошел и поклонился, еле слышно щелкнув каблуками. Сьюзен оцепенела. Это военный звук — его не спутаешь ни с чем, как и пресловутый стук в дверь среди ночи.
— Мистер Кристен, — сказал незнакомец, — вы не поддернули штанины, когда садились.
Уильям замер. Он поглядел на свои руки, беспомощно лежавшие на коленях. Сердце Сьюзен бешено колотилось.
— Вы обознались, — торопливо сказал Уильям. — Моя фамилия не Крислер.
— Кристен, — поправил незнакомец.
— Я Уильям Тревис, — сказал Уильям. — И не понимаю, какое отношение имеют к вам мои штанины.
— Прошу прощения. — Незнакомец придвинул стул. — Допустим, мне показалось, что я узнал вас, потому что вы не подтянули их. Так делают все, иначе брюки быстро начинают пузыриться на коленях. Я нахожусь вдали от дома, мистер… Тревис, и нуждаюсь в обществе. Моя фамилия Симмс.
— Мистер Симмс, нам понятно ваше одиночество, но мы устали. А завтра утром мы уезжаем в Акапулько.
— Очаровательное место. Я только что оттуда, искал кое-кого из своих друзей. Их там не оказалось. О, леди, кажется, нездоровится?
— Доброй ночи, мистер Симмс.
Они направились к двери. Уильям крепко держал Сьюзен под руку. И ни один не оглянулся, когда Симмс окликнул их: «О, еще одна вещь». Сделав паузу, он медленно произнес: «Двадцать один пятьдесят пять н.э.».
Сьюзен зажмурила глаза и почувствовала, как земля закачалась у нее под ногами. Она продолжала идти, вышла на залитую огнями площадь, но не видела ничего…
В отеле они заперли дверь своего номера. Тут она расплакалась. Они стояли в темноте, и пол раскачивался под ними. Вдали рвались шутихи, с площади доносился смех.
— Что за гнусная бесцеремонность, — сказал Уильям. — Сидит, разглядывает нас с головы до ног, раскуривает сигареты, распивает вина. Убить бы его на месте! — Голос Уильяма был почти истеричным. — Он даже имел наглость представиться нам собственным именем. Шеф ищеек. А тут еще эти штанины. Надо было поддернуть их, когда садился. Здесь это автоматический жест. Я этого не сделал и тем самым выделился среди остальных. Это навело его на мысль: «Вот человек, никогда не носивший брюк, человек, привыкший к бриджам униформы и фасонам Будущего». Я готов убить себя за то, что выдал нас!
— Нет, нет, нас выдала моя походка, эти высокие каблуки. И прически у нас недавние, совсем свежие. Все нам непривычно, все нас сковывает.
Уильям включил свет.
— Он еще проверяет нас. Пока что он не вполне уверен. Раз так, скрываться от него нельзя, иначе он полностью убедится в своих подозрениях. Поездку в Акапулько придется пока отложить.
— А может, он уверен, но просто притворяется?
— Не исключено. В его распоряжении все времена. При желании он может поболтаться здесь и отправить нас в Будущее через шестьдесят секунд после того, как мы выйдем отсюда. А может и несколько дней держать нас в напряжении, потешаться, прежде чем начать действовать.
Сьюзен села на кровать, утирая слезы и вдыхая застоявшийся запах древесного угля и ладана.
— Они ведь не будут устраивать сцен, правда?
— Не посмеют. Им нужно захватить нас в одиночестве, чтоб поместить в машину времени и отправить назад.
— Тогда у нас есть выход, — сказала она. — Никогда не будем одни, будем все время на людях.
По ту сторону двери послышались шаги.
Они выключили свет и молча разделись. Шаги удалились.
Сьюзен стояла у окна, глядя на темную площадь.
— Значит, это здание — церковь?
— Да.
— Меня часто интересовало, как выглядят церкви. Их давно уже никто не видел. Можно будет нам пойти туда завтра?
— Конечно. Давай спать.
Они улеглись в темной комнате.
Через полчаса зазвонил телефон. Она подняла трубку.
— Алло?
— Пусть кролики прячутся в лесу, — произнес чей-то голос, — но лиса все равно найдет их.
Она повесила трубку и улеглась снова.
Снаружи, в 1938 году, кто-то исполнял на гитаре одну мелодию за другой.
Среди ночи она вытянула руку и почти соприкоснулась с 2155 годом. Ей казалось, будто ее пальцы скользят по протяженности времен, словно по рифленой поверхности, слышались топот марширующих ног, бесчисленные оркестры, исполняющие бесчисленные военные мелодии. Ей виделись пятьдесят тысяч рядов асептических стеклянных пробирок с болезнетворными культурами, среди которых она работала в Будущем. Она видела пробирки с проказой, бубонной чумой, тифом, туберкулезом. Она слышала чудовищные взрывы, чувствовала сотрясение столь неимоверное, что весь мир содрогнулся, все здания превратились в развалины, а люди лежали безмолвно, истекая кровью. Потом огромные вулканы, машины, лавины и ветры утихли, и она проснулась, всхлипывая, в Мексике, за много лет до всего этого…
Рано утром, одурманенные сном, забыться которым удалось лишь на час, они проснулись от громкого шума автомобилей. Сьюзен взглянула с балкона на только что появившуюся в грузовиках и лимузинах с красными надписями шумную, веселую компанию из восьми человек. За машинами следовала толпа мексиканцев.
— Que pasa? [Что там такое? (испанский)] — крикнула Сьюзен какому-то мальчишке.
Тот ответил.
Сьюзен обернулась к мужу:
— Приехала на съемки какая-то американская кинокомпания.
— Это интересно, — Уильям принимал душ. — Давай поглядим на них. Думаю, сегодня нам лучше не уезжать. Постараемся усыпить подозрения Симмса.
Яркое солнце на какой-то миг заставило ее забыть, что где-то в отеле их ждет человек, выкуривающий сигареты чуть ли не тысячами. Она глядела вниз на восьмерых шумных, веселых американцев, и ей хотелось крикнуть: «Помогите мне, — спрячьте меня, спасите меня! Я из 2155 года!»
Но слова застряли у нее в горле. Чиновники корпорации «Путешествия во времени» были предусмотрительны. Прежде чем отправить человека в путь, они помещали в его мозгу психологический блок. После этого он не мог никому назвать ни времени, ни места своего рождения, ни быть откровенным с кем-то из Прошлого. Прошлое и Будущее должны быть ограждены друг от друга. Только при этом условии людям позволялось путешествовать сквозь века без охраны. Будущее должно быть застраховано от любых перемен, какие могут вызвать люди, путешествующие в Прошлом. Даже стремясь всеми силами души, Сьюзен не могла, неспособна была сказать этим счастливым людям внизу на площади, кто она или в чем состоит ее затруднение.
— Как насчет завтрака? — спросил Уильям.
Завтрак подавался в громадной столовой, все получали яичницу с ветчиной. Там было полно туристов. Появилась там и съемочная группа — шестеро мужчин и две женщины, посмеивающиеся, шумно двигающие стульями. И, сидя возле них, Сьюзен ощущала теплоту и поддержку, даже когда Симмс спустился в зал, жадно затягиваясь турецкой сигаретой. Он издали кивнул им, и Сьюзен ответила ему с улыбкой, потому что он ничего не мог поделать с ними здесь, на глазах восьми киношников и двадцати туристов.
— Это ведь актеры, — сказал Уильям. — Возможно, мне удастся договориться с двоими, сказав, что это шутка, одеть их в нашу одежду и посадить в нашу машину, когда Симмс будет находиться достаточно далеко, чтобы не рассмотреть лиц. Если эти двое, притворившись нами, отвлекут его на несколько часов, мы сможем ускользнуть в Мехико-Сити. Ему потребуются годы, чтоб отыскать нас там!
— Хелло!
— Полный мужчина, от которого несло перегаром, оперся о их столик.
— Американские туристы! — вскричал он. — Мне так осточертело видеть этих мексиканцев, что я готов расцеловать вас! — Он пожал им руки. — Идемте, позавтракаем вместе. Злополучие любит компанию. Я — Злополучие, это мисс Уныние, а это мистер и миссис Мы-Ненавидим-Мексику! Все мы ненавидим ее. Однако пришлось ехать сюда для предварительных съемок этого проклятого фильма. Остальные прибудут завтра. Зовут меня Джо Мелтон. Я режиссер, и, если хотите, плюньте на все, присоединяйтесь к нам и будем веселиться вместе!
Сьюзен и Уильям рассмеялись.
— Весело со мной? — спросил Мелтон.
— Замечательно! — ответила Сьюзен.
Симмс глядел на них со своего места.
Она скорчила ему гримасу.
Симмс поднялся и, пробираясь меж столиков, направился к ним.
— Мистер и миссис Тревис! — окликнул он их. — Я думал, мы будем завтракать вместе одни?
— Прошу прощения, — ответил Уильям.
— Садись, приятель, — сказал Мелтон. — Друзья моих друзей — мои друзья.
Симмс сел. Кинематографисты разговаривали громко и, пока они были заняты друг другом, Симмс тихо спросил:
— Надеюсь, вы спали хорошо?
— А вы?
— Я не привык к пружинным матрацам, — сухо ответил Симмс. — Но зато половину ночи я провел, пробуя новые сигареты и напитки. Просто очаровательно. У этих древних пороков совершенно необычный спектр ощущений.
— Не понимаем, о чем вы говорите, — сказала Сьюзен.
Симмс рассмеялся.
— Опять этот спектакль. Бесполезно. Как и затея быть всегда на людях.
— Слушайте, — вмешался Мелтон, — этот тип не мешает вам?
— Нет, все в порядке.
— Скажите только слово, и я дам ему такого пинка, что он вылетит отсюда.
Мелтон расхохотался и снова повернулся к своей компании. Тем временем Симмс продолжал:
— Давайте перейдем к сути дела. Мне потребовался месяц, чтоб проследить ваш маршрут и отыскать вас в этом городишке. Вчерашняя встреча должна была убедить вас. Если вы добровольно отправитесь со мной, возможно, мне удастся переправить вас обратно без последующего наказания — при условии, что вы вернетесь к работе над водородной сверхбомбой.
— Мы не понимаем, о чем вы говорите.
— Перестаньте! — раздраженно прикрикнул Симмс. — Будьте же разумными людьми! Поймите, что мы не можем позволить вам скрыться. Другим людям в 2155 году может прийти в голову та же мысль, и они начнут следовать вашему примеру. А люди нам нужны.
— Чтоб проливать кровь на ваших войнах, — сказал Уильям,
— Билл!
— Все в порядке, Сьюзен. Поговорим теперь о его условиях. Скрыться нам не удастся.
— Вот и прекрасно, — сказал Симмс. — Право же, надо быть чрезмерно романтичным, чтоб пытаться бежать от своих обязанностей.
— Бежать от ужасов.
— Ерунда. Это лишь война.
— О чем вы там болтаете? — спросил Мелтон.
Сьюзен хотела объяснить ему, но говорить она могла лишь на общие темы. Психологический блок в мозгу позволял только это. Симмс и Уильям тоже говорили на общую для них тему.
— Лишь эта война, — заметил Уильям. — Половина мира погибла от бомб с вирусом проказы.
— Как бы то ни было, — подчеркнул Симмс, — жители Будущего возмущены тем, что вы прячетесь на райском островке в то время как они сходят в ад один за другим. Смерть любит смерть, а не жизнь. Гибнущим приятно видеть, что и другие гибнут вместе с ними: утешительно сознавать, что ты не один в огне, в могиле. Я попечитель их общего возмущения против вас обоих.
— Поглядите-ка на попечителя возмущения, — сказал Мелтон своей компании.
— Чем дольше вы заставите меня ждать, тем хуже будет для вас. Вы нужны нам для работы над проектом бомбы, мистер Тревис. Вернетесь сейчас — никаких пыток. Если позднее, то работать вас мы все равно заставим, а когда бомба будет изготовлена, мы опробуем на вас целый ряд новых аппаратов, сэр.
— У меня есть предложение, — сказал Уильям. — Я вернусь с вами, если моя жена останется здесь — живой, невредимой, далекой от этой войны.
Симмс подумал.
— Ну что ж. Встретимся на площади через десять минут. Вы посадите меня к себе в автомобиль и отвезете в укромное место. У меня будет с собой машина времени, и мы отправимся в Будущее оттуда, где не будет никаких очевидцев.
— Билл! — Сьюзен крепко сжала ему руку.
— Не спорь. — Он взглянул ей в лицо. — Это решено. — И повернулся к Симмсу: — Еще кое-что. Вчера ночью вы могли проникнуть к нам в номер и похитить нас. Почему вы не сделали этого?
— Ну а если я блаженствовал? — лениво ответил Симмс, затягиваясь сигаретой. — Мне очень не хочется покидать эту чудесную обстановку, это солнце, этот праздник. О, как я жалею об этом. Итак, на площади через десять минут. Ваша жена будет под охраной и может оставаться здесь сколько захочет. Прощайтесь.
Симмс поднялся и вышел.
— Вот уходит мистер Краснобай! — завопил Мелтон вслед удаляющемуся. Потом он взглянул на Сьюзен. — Эй, кто здесь плачет? Завтрак — неподходящее время для слез, а?
В 9.15 Сьюзен стояла на балконе своего номера, глядя на площадь. Внизу на изящной зеленой скамейке сидел Симмс, забросив ногу на ногу. Откусив кончик сигары, он любовно раскуривал ее.
Сьюзен услышала рокот мотора и увидела Уильяма, медленно спускавшегося в машине по крутой мощеной дороге от гаража к площади.
Машина наращивала скорость. Тридцать, сорок, пятьдесят миль в час. Перед ней разлетались вспугнутые цыплята.
Симмс снял панамскую шляпу, вытер вспотевший лоб, надел ее снова и тут заметил машину.
Она неслась со скоростью шестьдесят миль в час прямо на площадь.
— Уильям! — вскрикнула Сьюзен.
Машина ударилась в низкую обочину площади, подпрыгнула, загремев, и понеслась прямо к скамейке, где Симмс, выронив сигару, пронзительно закричал, замахал руками, и тут машина сбила его. Тело Симмса взлетело в воздух и тяжело упало на мостовую.
Промчавшись через всю площадь, машина остановилась со сломанным передним колесом. Люди разбегались в стороны.
Сьюзен вошла в комнату и прикрыла за собой дверь балкона.
Из зала суда они вышли в полдень, рука об руку, с бледными лицами.
— Adios, senor, — сказал мэр им вслед, — senora. [До свидания, сеньор, сеньора (испанский)]
Они остановились на площади, где люди показывали друг другу следы крови.
— Тебя еще будут таскать? — спросила Сьюзен.
— Нет, слушание дела окончено. Это был несчастный случай. Машина потеряла управление. Видит Бог, меня должны были оправдать. Я чуть было не разрыдался. Я вовсе не хотел убивать его. Ничего подобного я не замышлял ни разу в жизни.
— Значит, тебя не привлекут к ответственности?
— Хотели было, но нет. Я говорил убедительно. Мне поверили. Это был несчастный случай. Дело закрыто.
— Куда мы теперь? В Мехико-Сити?
— Машина сейчас в ремонтной мастерской. Она будет готова сегодня в четыре часа. Тогда и уедем отсюда ко всем чертям.
— Нас будут преследовать? Симмс работал в одиночку?
— Не знаю. Думаю, нам удастся оторваться от них.
Когда они подходили к отелю, оттуда вышла вся съемочная группа. Мелтон, нахмурившись, торопливо подошел к ним.
— Слушайте, я знаю о случившемся. Очень жаль. Сейчас все уладилось? Отлично. Хотите немного развеяться? Сейчас мы начинаем предварительные съемки. Если хотите, идемте с нами, не пожалеете.
Они стояли на мостовой, пока налаживали камеру. Сьюзен взглянула на дорогу, уходящую вниз и вдаль, на шоссе, ведущее к Акапулько и к морю, мимо пирамид, развалин и глинобитных городков с желтыми, голубыми и пурпурными стенами. «Мы двинемся в путь, — думала она, — и всегда будем в обществе, в толпе, на рынках, в холлах, будем платить полицейским, чтоб охраняли нас по ночам, запираться на двойные запоры, но всегда возле людей, вечно опасаясь, что первый же встречный окажется вторым Симмсом. Мы никогда не будем знать, удалось ли нам обмануть ищеек и оторваться от них. И все время вперед, в Будущем нас будут подстерегать, чтоб вернуть и сжечь своими бомбами, сгноить своими болезнями, затравить своей полицией. Словом, нам придется непрестанно мчаться сквозь годы, не имея возможности ни остановиться, ни спокойно заснуть».
Собралась толпа желающих поглазеть, как снимается фильм. Сьюзен пристально вглядывалась в толпу и в прилегающие улицы. — Заметила что-нибудь подозрительное?
— Нет. Который час?
— Три. Машина, должно быть, уже почти готова.
Съемки закончились в три сорок пять. Оживленно переговариваясь, все двинулись к отелю. Уильям задержался у гаража.
— Машина будет готова только в шесть, — сказал он, выходя.
— Но не позже?
— Будет, не волнуйся.
В вестибюле отеля они настороженно огляделись, выискивая людей, путешествующих в одиночку, людей, похожих на Симмса, свежеостриженных, окутанных сигарным дымом и запахом одеколона, но вестибюль был пуст. Поднимаясь по лестнице, Мелтон сказал:
— Что ж, день был долгим и трудным. Не мешало бы разрядиться. Мартини? Пиво?
— Пожалуй, первое.
Вся компания устремилась в номер Мелтона и расселась за столом.
— Следи за временем, — сказал Уильям.
«Время, — думала Сьюзен, — если б только у нас было время». Ей хотелось просто сидеть на площади весь долгий день, ни о чем не тревожась, подставляя солнцу обнаженные руки и лицо, прикрыв глаза и не шевелясь…
Мелтон откупорил шампанское.
— За прекрасную леди, достойную сниматься в кино, — сказал он, провозглашая тост в честь Сьюзен. — Если хотите, я устрою вам пробу.
Она засмеялась.
— Серьезно, — сказал Мелтон. Вы очень эффектны. Я могу сделать вас кинозвездой.
— И взять меня в Голливуд?
— Конечно, к черту из Мексики!
Сьюзен бросила взгляд на Уильяма, тот приподнял бровь и кивнул. Это будет переменой обстановки, одежды, места, быть может, имен, к тому же они отправятся в путь с восемью спутниками — надежным щитом от вмешательства из Будущего.
— Предложение заманчивое, — сказала Сьюзен.
Шампанское давало себя знать, день клонился к вечеру, вся компания суетилась вокруг нее, и она почувствовала себя в безопасности, веселой, оживленной и по-настоящему счастливой впервые за много лет.
— А в каком фильме вы хотели б ее снять? — спросил Уильям, допивая свой стакан.
Мелтон оценивающе взглянул на Сьюзен. Компания перестала смеяться и прислушалась.
— Мне хотелось бы снять приключенческий фильм, — сказал Мелтон. — Повесть о мужчине и женщине наподобие вас.
— Продолжайте.
— Может быть, историю, связанную с войной, — сказал режиссер, разглядывая на свет содержимое своего стакана.
Сьюзен и Уильям ждали.
— Повесть о мужчине и женщине, которые живут в небольшом домике на небольшой улице, скажем году в 2155, — сказал Мелтон. — Это, понятно, условность. Но эти люди столкнулись с ужасной войной, водородными сверхбомбами, цензурой, смертью, и — в этом вся соль — они бегут в Прошлое, преследуемые человеком, которого они считают злодеем, но тот лишь стремится напомнить им об их долге.
Уильям уронил стакан на пол.
— И эта пара решает бежать с группой кинематографистов, к которым они чувствуют расположение, — продолжал Мелтон. — Среди людей безопасно, уверяют они себя.
Сьюзен почувствовала, что сползает со стула. Все взгляды были устремлены на режиссера. Тот отпил глоток.
— Ах, какое прекрасное вино. Итак, эти люди, видимо, не сознают, как важны они для Будущего. Особенно муж, от него зависит создание новой бомбы. Поэтому ищейки, назовем их так, не щадят ни затрат, ни сил, чтоб отыскать их, схватить в номере отеля, когда те будут совсем одни, и переправить назад, чтоб этого никто не увидел. Ищейки работают в одиночку или группами из восьми человек. Та или иная хитрость срабатывает. Это будет прекрасный фильм, не правда ли, Сьюзен? Как по-вашему, Билл? — Он допил свой стакан.
Сьюзен сидела, как бы окаменев.
— Хотите выпить? — предложил Мелтон.
Уильям выхватил пистолет и три раза выстрелил, один человек упал, остальные бросились вперед. Сьюзен пронзительно вскрикнула. Чья-то рука зажала ей рот. Пистолет уже валялся на полу, а Уильям бился в руках державших его людей.
— Прошу вас, — сказал стоявший на месте Мелтон, ладонь его была в крови, — не ухудшайте своего положения.
Кто-то застучал в дверь.
— Откройте!
— Хозяин отеля, — сухо сказал Мелтон и резко повел головой. — А ну за дело!
— Откройте! Я вызову полицию!
Сьюзен и Уильям быстро взглянули друг на друга, а потом на дверь.
— Сейчас он ворвется сюда, — сказал Мелтон. — Живо!
Появилась камера, из нее вырвался голубой луч. Он ширился, и люди исчезали один за другим.
— Живей!
За миг до исчезновения Сьюзен увидела за окном зеленую землю, красные, голубые и желтые стены, мостовую, вьющуюся, как река, человека верхом на ослике и мальчика, пьющего лимонад. Она ощутила свежий напиток у себя в горле; увидела мужчину, сидящего с гитарой в тени дерева, и ощутила, как ее пальцы касаются струн. А вдали она увидела море, голубое и нежное море; она чувствовала, как оно подхватывает ее и принимает в свое лоно…
И тут она исчезла. Муж ее исчез.
Дверь широко распахнулась. Хозяин и его свита ворвались внутрь.
Номер был пуст.
— Они ведь только что были здесь! Я видел, как они входили сюда, а теперь исчезли! — воскликнул хозяин. — Окна забраны железными решетками, они не могли уйти этим путем!..
К вечеру вызвали священника, комнату проветрили, в каждом углу окропили святой водой и прочли очистительную молитву.
— Ас этим что будем делать? — спросила уборщица.
Она указала в кладовку, где находилось сто шестьдесят семь бутылок шартреза, коньяка, абсента, вермута, текилы, сто шесть картонок турецких сигарет и сто девяносто восемь ящиков гаванских сигар…
Тексты Рэя Брэдбери, кажется, сопровождали меня всю жизнь и успели встроиться в мою ДНК. Когда речь идёт о писателе, который давно стал частью меня и во многом сделал меня такой, какая я есть, очень сложно говорить о его «лучших» и «худших» вещах. И тем не менее в честь юбилея великого фантаста я порылась в памяти и составила очень субъективный топ-10 текстов, которые произвели на меня самое сильное впечатление. Да, я сознательно оставила за бортом рассказы из циклов: если бы в моём распоряжении были еще «Марсианские хроники», «Из праха восставшие» и «Зелёные тени, белый кит», этот топ был бы в три раза длиннее.
10. «Маленький убийца»
Этот рассказ я прочла в антологии «Смерть Вселенной», которая вышла в книжной серии «Клуб любителей фантастики». Именно этот том познакомил меня с «новой волной», но это совсем другая история. Главное — подборка «чёрных» рассказов Брэдбери открыла мне совсем другого писателя, не «великого гуманиста», а мастера хоррора, который может лишить читателя сна и покоя одним простым «а что, если?». Брэдбери утверждал, будто помнит свою жизнь с самого рождения. Чтобы написать «Маленького убийцу», ему оставалось только предположить, что младенец может попросту ненавидеть своих родителей за то, что его заставили появиться на свет. Кроме того, этот рассказ исследует тёмную сторону родительских чувств и недвусмысленно намекает, что матери и отцы совершенно не обязательно любят детей с самого их рождения, — ещё одна неприглядная правда, о которой в наше время только начинают говорить.
Разве у ребенка нет идеального алиби? Тысячелетия слепой человеческой веры защищают его. По всем общепринятым понятиям он беспомощный и невиновный. Но ребенок рождается с ненавистью, и со временем положение еще больше ухудшается. Новорожденный получает заботу и внимание в большом объеме. Когда он кричит или чихает, у него достаточно власти, чтобы заставить родителей прыгать вокруг него и делать разные глупости. Но проходят годы, и ребенок чувствует, что его власть исчезает и никогда уже не вернется. Так почему бы не использовать ту полную власть, которую он пока имеет? Почему бы не воспользоваться положением, которое дает такие преимущества? Опыт предыдущих поколений подсказывает ему, что потом уже будет слишком поздно выражать свою ненависть. Только сейчас нужно действовать.
9. «Космонавт»
Во-первых, я люблю песню Элтона Джона Rocketman, вдохновлённую этим рассказом. А во-вторых, я прочла его в том возрасте, когда очень легко отождествить себя с главным героем — мальчиком, который ждёт отца из далёкого космоса. Но даже когда отец возвращается, он возвращается не до конца. Это не только история о том, что у родителей всегда есть иная жизнь, куда детям просто нет доступа, — это ещё и рассказ об обратной стороне романтики дальних странствий, которая обещает вечное счастье, а вместо этого превращается в зависимость и навсегда отбирает человека у его близких и любимых. Непопулярный взгляд на героическую профессию — с точки зрения не того, кто уходит, а тех, кто остаётся, чтобы ждать его и в то же время «думать о нём как о мёртвом».
— Дуг, — сказал он часов около пяти; мы только что подобрали полотенца и пошли вдоль прибоя к гостинице, — обещай мне одну вещь.
— Что?
— Никогда не будь космонавтом.
Я остановился.
— Я серьезно, — продолжал он. — Потому что там тебя всегда будет тянуть сюда, а здесь — туда. Так что лучше и не начинать. Чтобы тебя не захватило.
8. «Город, в котором никто не выходит»
Рэй Брэдбери писал не только фантастику — на заре карьеры он создал несметную тьму рассказов в подражание классикам нуара. «Город, в котором никто не выходит» явно навеян не только нуаром, но и вестернами. Залитый солнцем провинциальный городишко, где ничего никогда не происходит, полусонный старик на платформе — и первый за много лет чужак, которому просто захотелось сойти с поезда именно здесь. Что из этого может получиться? Например, сценарий идеального убийства и почти классическая ковбойская дуэль — только не на оружии, а на словах. Не покидает ощущение, что из этого рассказа можно было бы сделать нечто большее, но и в таком виде, лаконичном и парадоксальном, он почти по-хемингуэевски хорош.
— Давненько, — продолжал старик, — я жду на платформе.
— Вы? — спросил я.
— Я. — Он кивнул, оставаясь в тени деревьев.
— Вы ждали кого-то на станции?
— Да, — ответил он. — Тебя.
— Меня? — В моем голосе, видимо, прозвучало удивление, которое я испытал. — Почему?.. Вы же меня ни разу в жизни не видели.
— А разве я сказал, что видел? Сказал только, что ждал.
7. «Золотые яблоки Солнца»
Разумеется, этот рассказ попал в топ в первую очередь из-за названия, взятого из стихотворения Уильяма Батлера Йейтса (в русском переводе «Серебряный налив луны / И солнца золотой налив»). Но дело не только в нём. История о космонавтах, которые летят к Солнцу, чтобы ковшом зачерпнуть его вещества, совершенно лишена логики и правдоподобной физики — зато через край наполнена лирикой. Это почти миф о новых Икарах, поэма о героизме — на этот раз без тёмных сторон, ослепительном, как само Солнце, и даже смерть в этих обстоятельствах становится возвышенной и прекрасной, как жертва всесильному божеству. Нора Галь блестяще перевела ритмичную прозу Брэдбери, и этот рассказ читается почти как стихотворение.
Сердце корабля билось тише, тише… Стрелки приборов побежали вниз, убавляя счёт сотен. Термометр вещал о смене времён года. И все думали одно: «Лети, лети прочь от пламени, от огня, от жара и кипения, от жёлтого и белого. Лети навстречу холоду и мраку».
Через двадцать часов, пожалуй, можно будет отключить часть холодильников и изгнать зиму. Скоро они окажутся в такой холодной ночи, что придётся, возможно, воспользоваться новой топкой корабля, заимствовать тепло у надёжно укрытого пламени, которое они несут с собой, словно неродившееся дитя.
Они летели домой.
6. «Чудесный костюм цвета сливочного мороженого»
Ещё один рассказ с прекрасным названием — одним из лучших в мировой литературе, как по мне. Но это лишь часть его обаяния. Это жизнерадостная история о шестерых молодых бедных мексиканцах, которые покупают один костюм на всех и носят его по графику. Предполагается, что костюм приносит им удачу, — но главной удачей, конечно, оказывается нечаянно обретённая дружба. Рассказ заражает оптимизмом: на последних строках ловишь себя на том, что улыбаешься вместе с героями, которым так мало, оказывается, нужно для счастья.
В центре комнаты на манекене висело фосфоресцирующее чудо, белое, сияющее видение с необыкновенно отутюженными лацканами, с потрясающе аккуратными стежками и безукоризненной петлицей. Белый отблеск костюма упал на лицо Мартинеса, и ему показалось, что он в церкви. Белый! Белый! Словно самое белое из всех ванильных мороженых, словно парное молоко, доставляемое молочником на рассвете. Белый, как одинокое зимнее облако в лунную ночь. От одного его вида в этой душной летней комнате дыхание людей застывало в воздухе. Даже закрыв глаза, Мартинес его видел. Он знал, какого цвета сны будут сниться ему в эту ночь.
5. «Здесь могут водиться тигры»
Рассказ о силе воображения — и о том, что своих чудовищ мы всегда носим с собой. Покорители космических просторов прилетают на удивительно гостеприимную планету, которая исполняет любое их желание, — и это гостеприимство оказывается в буквальном смысле слова сокрушительным. Но не для всех, а только для тех, кто принёс на планету враждебные намерения. Между прочим, рассказ был написан за девять лет до «Мира смерти» и за двадцать лет до «Соляриса», — и хотя нет доказательств, что Брэдбери повлиял на Гаррисона и Лема, эти параллели просто напрашиваются. Помимо прочего, это рассказ — ещё и прекрасная метафора отношений человека и природы: она относится к нам ровно так же, как мы к ней, не более и не менее.
— Все мы холостяки, все мы летаем уже много лет и устали. Как приятно было бы наконец осесть где-то. Быть может, именно здесь. На Земле мы работаем не покладая рук, чтобы скопить немного денег на покупку домика, чтобы заплатить налоги. В городах — вонь. А здесь — здесь даже не нужен дом при такой прекрасной погоде. Если надоест однообразие, можно попросить дождя, облаков, снега — словом, перемен. Здесь вообще не надо работать — все дается даром.
— Это скучно. Так можно и свихнуться.
— Нет, — улыбаясь, возразил Кестлер, — если жизнь пойдет слишком уж гладко, надо только изредка повторять слова Чаттертона: «Здесь могут водиться тигры».
4. «Запах сарсапарели»
Я до сих пор не знаю, как пахнет эта самая сарсапарель, но ничего более прекрасного о путешествиях во времени Брэдбери не написал. Конечно, все знают «И грянул гром», но «Запах сарсапарели» (и перекликающийся с ним «Время, вот твой полёт») рассказывает о путешествиях в прошлое, не сопряжённых с далеко идущими последствиями от раздавленной бабочки. Здесь прошлое — это ностальгическая страна простых радостей, а завалявшийся на чердаке старинный хлам — магические артефакты, открывающие порталы в иные времена. Всё, что нужно для путешествия во времени, — вера в чудеса, в которой старики почти ничем не отличаются от детей (оттого и те, и другие так часто становятся героями Брэдбери).
Ведь что такое чердак? Тут дышит само Время. Тут все связано с прошедшими годами, всё сплошь куколки и коконы иного века. Каждый ящик и ящичек — словно крохотный саркофаг, где покоятся тысячи вчерашних дней. Да, чердак — это темный уютный уголок, полный Временем, и, если стать по самой середке и стоять прямо, во весь рост, скосив глаза, и думать, думать, и вдыхать запах Прошлого, и, вытянув руки, коснуться Минувшего, тогда — о, тогда…
3. «Вельд»
Ещё одна история о детях и о силе воображения — и это одна из самых страшных историй в мировой литературе. Брэдбери не питал иллюзий относительно младшего поколения, хорошо зная, что детская невинность прекрасно сочетается с незамутнённой жестокостью. Именно поэтому детская комната, материализующая желания детей, будет наполнена далеко не только сказками про фей. «Вельд» можно прочитать как рассказ-предупреждение о вреде технологий, написанный за много лет до «Чёрного зеркала» и страшилок о «цифровом поколении». Но это ещё и вечная история об отцах и детях — об их сложных чувствах друг к другу и запутанном взаимном влиянии.
Вот они, львы, в пятнадцати футах, такие правдоподобные — да-да, такие, до ужаса, до безумия правдоподобные, что ты чувствуешь, как твою кожу щекочет жесткий синтетический мех, а от запаха разгоряченных шкур у тебя во рту вкус пыльной обивки, их желтизна отсвечивает в твоих глазах желтизной французского гобелена… Желтый цвет львиной шкуры, жухлой травы, шумное львиное дыхание в тихий полуденный час, запах мяса из открытой, влажной от слюны пасти.
Львы остановились, глядя жуткими желто-зелеными глазами на Джорджа и Лидию Хедли.
— Берегись! — вскрикнула Лидия.
Львы ринулись на них.
2. «Конвектор Тойнби»
Это относительно поздний — 1984 года — рассказ Брэдбери о путешествиях во времени, и он исчерпывающе подводит итог этой теме, причём не только в его творчестве. Пересказывать его без спойлеров невозможно — поэтому просто намекну, что это история о том, что мы так или иначе сами строим своё будущее и что мы сами себе машины времени, путешествующие в прошлое и будущее исключительно силой собственного разума (полковник Фрилей из «Вина из одуванчиков» — дальний родственник главного героя рассказа). Жаль только, что светлых образов будущего у нас уже практически не осталось.
— Мы своего добились! — сказал он. — У нас все получилось! Будущее принадлежит нам. Мы заново отстроили столицы, преобразили города, очистили водоемы и атмосферу, спасли дельфинов, увеличили популяцию китов, прекратили войны, установили в космосе солнечные батареи, чтобы освещать Землю, заселили Луну, Марс, а вслед за тем и Альфу Центавра. Мы нашли средство от рака и победили смерть. Мы это сделали — слава богу, мы все это сделали! Да воссияют будущего пики!
1. «О скитаньях вечных и о Земле»
Рэй Брэдбери написал много признаний в любви к литературе — и это самое пронзительное из них. В этом рассказе классику американской литературы Томасу Вулфу делают царский подарок: его ненадолго переносят в будущее, чтобы он создал свои лучшие произведения о космосе, при этом зная, что его смерть от пневмонии всё равно неизбежна. Космос здесь, как всегда у Брэдбери, живой, пульсирующий и полный сверкающих чудес, которые может поймать на кончик пера только по-настоящему талантливый мастер слова. Вряд ли писатель имел в виду самого себя, но, когда изобретут путешествия во времени, я бы многое отдала за то, чтобы ненадолго свозить мистера Брэдбери на настоящий Марс.
Космос — как осень, писал Томас Вулф. И говорил о пустынном мраке, об одиночестве, о том, как мал затерянный в Космосе человек. Говорил о вечной, непроходящей осени. И еще — о межпланетном корабле, о том, как пахнет металл и какой он на ощупь, и о чувстве высокой судьбы, о неистовом восторге, с каким наконец-то отрываешься от Земли, оставляешь позади все земные задачи и печали и стремишься к задаче куда более трудной, к печали куда более горькой. Да, это были прекрасные страницы, и они говорили то, что непременно надо было сказать о Вселенной и о человеке и о его крохотных ракетах, затерянных в космосе.
Бонус: «Кошкина пижама»
Этот рассказ проходит вне конкурса, потому что в нём Рэй Брэдбери использовал запрещённый приём — котиков. Точнее, одного очень везучего котёнка, которого не поделили мужчина и женщина, — а в итоге нашли не только домашнее животное, но и друг друга. Никакой фантастики, просто трогательная житейская коллизия, — их Брэдбери умел описывать не хуже марсианских просторов. Кстати, написан этот рассказ в 2003 году, когда писателю было 83 года.
Если вы нашли опечатку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Филолог по образованию и книжный червь по призванию. В свободное от чтения и написания текстов время играет в ролевые игры живого действия и преподает исторические танцы. Иногда пишет под псевдонимом «Александра Королёва».
Показать комментарии
Писатели, рассуждая в своих произведениях о будущем, частенько представляют, какие вещи и технологии будут окружать человека через несколько десятилетий или даже веков. Не обошла эта практика и знаменитого писателя-фантаста Рэя Брэдбери, который оказался настолько точен в своих предположения, что некоторые из них уже стали частью нашей жизни. Вашему вниманию 5 предсказаний Рэя Брэдбери, которая сбылись.
1. Виртуальная реальность
Частично реализованное предсказание. /Фото: tadviser.ru
«Гладкие двумерные стены. На глазах у Джорджа и Лидии Хедли они, мягко жужжа, стали таять, словно уходя в прозрачную даль, и появился африканский вельд — трёхмерный, в красках, как настоящий, вплоть до мельчайшего камешка и травинки» — так Брэдбери представляет технологию комнаты с эффектом присутствия в своем рассказе «Вельд». И если в момент публикации такие предположения казались фантастичными и малоосуществимыми, то сегодня виртуальная реальность все уже стала частью нашей повседневной жизни.
Виртуальная реальность стала практически обыденностью. /Фото: tproger.ru
Конечно, в полной мере предположения Брэдбери не было воплощено в жизнь. Так, например, пока что не была разработана технология симуляции запахов, однако звук и изображение освоены довольно профессионально. Кроме того, на сегодняшний день ведется ряд разработок, направленных на создание перчаток, способных тактильно ощущать виртуальные предметы.
2. Автомобили на автопилоте
Автомобили теперь могут ездить без водителей. /Фото: pravmir.ru
В произведении Брэдбери «Пешеход» есть любопытный эпизод, где человек спорит с…автомобилем:
— Влезайте.
— Я протестую!
— Мистер Мид!
И он пошел нетвёрдой походкой, будто вдруг захмелел. Проходя мимо лобового стекла, заглянул внутрь. Так и знал: никого ни на переднем сиденье, ни вообще в машине».
Концепт беспилотного автомрбиля воплощен пока не полностью. /Фото: 1gay.ru
Конечно, машины пока что не ругаются с людьми, как это описано в книге, да и существующая ныне система автопилота в автомобилях на данный момент несовершенна и требует доработок. Однако уже ряд автоконцернов активно двигаются в этом направлении, а некоторые беспилотные машины уже рассекают по дорогам.
3. Беспроводные наушники
Проблема запутывающихся проводов давно решена. /Фото: stereo.ru
В одном из своих самых известных произведений «451 градус по Фаренгейту»
Брэдбери приводит описание технологии, которая давно нам знакома:
«В ушах у неё плотно вставлены миниатюрные «ракушки», крошечные, с напёрсток, радиоприёмники‑втулки, и электронный океан звуков — музыка и голоса, музыка и голоса — волнами омывает берега её бодрствующего мозга».
Брэдбери предугадать и Bluetooth, и сами наушники. /Фото: Lifehacker.ru
Конечно, речь идет о Bluetooth-наушниках вроде AirPods. Причем и они сами по себе продолжают претерпевать изменения: если ранее они по внешнему виду не были отличным от обыкновенной гарнитуры, кроме отсутствия проводов, то сейчас уже разработаны модели, которые все больше похожи на те самые ракушки из романа фантаста.
4. Круглосуточный банкомат
Сегодня круглосуточная выдача денег — повседневность. /Фото: bankgid.net
В том же романе «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери рассуждает о возможности обналичивания денег с банковской карты в любое время суток:
«Монтэг шёл от станции метро, деньги лежали у него в кармане (он уже побывал в банке, открытом всю ночь, — его обслуживали механические роботы)».
Пока что удалось реализовать только принцип круглосуточной доступности. /Фото: onecreditbank.ru
В сравнении с произведением нам пока не очень удалось полностью повторить концепцию робота для выдачи денег. Но наши современные банкоматы все же работают круглые сутки и, кроме того, абсолютно роботизированы. Сотрудники банка только заправляют их наличными при необходимости.
5. Сотовая связь и смарт-часы
Одно из самых точных предсказаний Брэдбери. /Фото: swiss-watches.com.ua
Это предсказание можно назвать одним из самых точных: в нескольких строчках автор предугадал появление сразу двух технологий. Речь идет о последующем отрывке из рассказа «Убийца» 1953 года:
«Психиатр, что‑то мурлыча себе под нос, надел новый радиобраслет, щёлкнул селектором, поговорил минуту…».
Получилось даже круче селектора в браслете. /Фото: 3dnews.ru
Сегодня человек не только вовсю пользуется прелестями сотовой связи, но и действительно имеет возможность носить на запястье часы, способные позвонить. Более того, стоит отметить, что функциональность смарт-часов уже давно переплюнула те, что описаны в рассказе.
В дополнение к теме: Советский диафильм о будущем «В 2017 году»: что из прогнозов сбылось, а что осталось фантастикой
Правда о пророческом видении Рэя Брэдбери
До столетнего юбилея легендарный писатель не дожил всего девять лет. За свой почти целый век Брэдбери стал классиком при жизни; возродил и вывел на совершенно иной уровень интерес широкой аудитории к фантастике; создал несколько сотен произведений и одну из самых знаменитых антиутопий на свете.
В честь юбилея писателя публикуем перевод текста Майкла Муркока для Lithub о том, почему «451 градус по Фаренгейту» отлично выдерживает испытание временем.
В конце 1960-х мне позвонил донельзя возмущенный друг, Дж. Дж. Баллард. Тяготясь плохими романами, захламлявшими его кабинет, он вырыл яму на заднем дворе и швырнул в нее книги, которые присылали ему на обзор. Плеснул немного бензина. Но жечь книги оказалось сложнее, чем он думал, так что пришлось положить одну в духовку, очень кстати оснащенную термометром, чтобы выяснить температуру возгорания бумаги. «Брэдбери ошибался!» — пожаловался он. — «Книги не горят при 451 градусе по Фаренгейту». Но, спросил я, разве Брэдбери не звонил в пожарную службу Лос-Анджелеса, чтобы узнать правильную температуру?
«Что ж, значит, и они ошиблись» — заявил Баллард, который обожает Брэдбери настолько, что его собственный сборник рассказов Vermilion Sands полон отсылок к «Марсианским хроникам». Он говорил, что именно Рэй Брэдбери показал ему, что научная фантастика стоит того, чтобы ее писать.
Иронично, что Брэдбери, как и Баллард, изначально был фантастом. Научной фантастики он писал совсем немного, даже когда стал одним из лучших представителей жанра. Брэдбери рассказал об этом в интервью Weekly Wire в 1999-м: «Я не пишу научную фантастику. Написал только одну такую книгу, и это „451 градус по Фаренгейту“».
Баллард познакомился с Брэдбери в журнале Galaxy, где был опубликован рассказ «Пожарный», бывший предтечей этого романа. Тогда Брэдбери только начинал серьезную карьеру. В детстве, когда не смог найти больше книг своего любимого фантаста Эдгара Райса Берроуза, я открыл для себя раннего Брэдбери в подержанных сборниках Planet Stories и Weird Tales, полном готики и отсылок к Эдгару Аллану По.
Первым литературным героем юного Брэдбери также был Берроуз. Известный своим циклом о Тарзане Берроуз начал карьеру с экзотической межпланетной любовной истории «Принцесса Марса», где живописал умирающую древнюю планету красных пустынь и рушащихся гор. Эти пейзажи не слишком отличались от Аризоны и Калифорнии, где Берроуз служил в кавалерии во времена, когда военные все еще преследовали апачей, с которых Берроуз писал своих марсиан-гуманоидов. Он переехал из Иллинойса в Калифорнию и назвал свое ранчо «Тарзана», стараясь сбыть землю, поскольку его книги вышли из моды. В конце концов название «Тарзана» закрепилось за сонным лос-анджелесским пригородом. Тем временем ностальгические марсианские пейзажи Берроуза мощно повлияли на калифорнийку по имени Ли Брэкетт.
«При всей своей ностальгичности Брэдбери оказался в идеальных условиях для описания того, как многие из нас представляли будущее».
Сейчас более известная как автор сценариев для фильмов «Глубокий сон» и «Долгое прощание», Брэкетт изначально прославилась своими мрачными научно-фантастическими историями, часто описывающими древний Марс с его дремлющими пустынями и мертвыми городами, полными шепчущихся призраков и полуреальных мифов. В свою очередь, ее истории также значительно повлияли на ранние произведения Брэдбери. Брэкетт работала в многих жанрах, и познакомилась с молодым энтузиастом на встрече общества научных фантастов. Ее впечатлил очевидный талант Брэдбери, и Брэкетт стала его наставником, пригласив закончить ее новеллу Lorelei of the Red Mist, пока она работает над сценарием. На свадьбе Брэкетт с писателем Эдмондом Гамильтоном Брэдбери был шафером.
«Марсианские хроники» — это более утонченная интерпретация влияний, общих для Брэдбери и Брэкетт. Берроуз, Брэкетт и Брэдбери, также как и трио классиков нуара Хэммет, Чандлер и Кейн, были жителями Калифорнии. Все они заимствовали язык и визуальные образы из того многообразия, что предлагал этот штат. Авторов остросюжетных произведений привлекали шумные и наглые растущие города, и их странные и непохожие друг на друга обитатели. Вполне вероятно, что заброшенные крепости навахо и апачей стали прообразами заброшенных марсианских городов, а Долина Смерти стала «охряными пустынями Марса», населенными вымирающими расами. Города-призраки и остатки поселений, англо- и американ-индейских, до сих пор можно найти в этих местах. Они рождают романтические ассоциации, схожие с теми, что вдохновляли готических писателей в Европе XIX века, предлагая молодому Брэдбери опыт и образы столь же аутентичные, сколь и те, что вдохновляли поэтов Озерной школы или французских романтиков.
Однако именно непрерывно растущий пригород Лос-Анджелеса оказал важное влияние на формирование воображения взрослеющего Брэдбери. Когда Америка восстанавливалась после Великой депрессии и войны, Лос-Анджелес стал одним из первых городов, в которых стало развиваться общество потребления, вдохновившее мир «451 градуса по Фаренгейту».
Брэдбери родился в 1920-м в Иллинойсе, и жил там до переезда семьи сначала в Аризону, а затем в Лос-Анджелес. Он вырос во времена Великой депрессии, когда денег не хватало, а нормой были простые удовольствия. Как и многие тогда, он сбегал в мир фэнтези, созданный фильмами, комиксами и книгами, в основном взятыми в публичной библиотеке. Первые публикации Брэдбери выходили в тематических журналах, и уже отличались лиричным, полным острой тоски стилем. В Лос-Анджелесе он стал свидетелем послевоенного роста одноэтажной Америки, упадка маленьких городков, потери уютной изоляции, в которой книги служили источником знаний и средством побега от реальности. Все это сильно повлияло на его творчество, особенно на «451 градус по Фаренгейту», в котором читатели узнавали себя и свое окружение, принося писателю статус одного из самых популярных авторов постиндустриального мира.
При всей своей ностальгичности Брэдбери оказался в идеальных условиях для описания будущего таким, каким его представляют многие. В 1940-50-х годах Калифорния расцвела. Люди со всех США приезжали сюда, привлеченные рабочими местами в аграрной, инженерной и медиасфере. Фабрика грез Голливуда дополнилась телевидением. Фэнтези и реальность смешались в идеальный коктейль. Визуальное восприятие Брэдбери, его лиричный стиль и опыт взаимодействия с меняющимся миром идеально подошли для размышлений о том, что нам, возможно, готовит будущее.
На контрасте с большинством коллег с Западного побережья, авторы научной фантастики и редакторы с Восточного побережья США в 1940-50-х относились к левым радикалам, и потому были среди тех немногих, кто мог, как авторы научной фантастики, одобренные Сталиным, описывать и оценивать общество, не привлекая внимания цензоров. Кинопроизводители, редакции журналов и медиа всех видов становились все осторожнее, боясь вызвать шумиху, которая могла бы привести их под каток маккартизма. В поисках критики такой Америки многие европейские и американские интеллектуалы смогли найти оную только в научно-фантастических журналах, особенно в Galaxy под редакцией Х. Л. Голда. Агорафоб, ничуть не интересующийся космическими исследованиями и точными науками, Голд решил поднять литературные стандарты научной фантастики и создать журнал, который можно было бы с гордостью читать прилюдно. Он интересовался социологией и психологией, а также имел тонкое чутье на едва заметные изменения в жизни американцев.
Будучи несколько реформированным радикалом, Голд имел хороший литературный вкус относительно современных проблем и вызовов в адрес сенатора Маккарти и его охотников на ведьм. Он любил сатиру и художественную литературу с ироническим взглядом на американское общество. Он добился от своего итальянского издателя солидных бюджетов, и предлагал авторам высокие гонорары. С самого начала в 1950-м году журнал публиковал лучшие истории амбициозных авторов, поощряемых редполитикой Голда. Тираж каждого выпуска достигал 100 000 копий. Рэй Брэдбери, начавший карьеру в бульварных журналах и нашедший большинство читателей в глянце вроде Cosmopolitan и Playboy, тоже был среди писателей, привлеченных выгодой и возможностями сотрудничества с Голдом. Наш воображаемый мир будущего — тот, в котором мы сейчас живем — обязан Голду не меньшим, чем Филиппу К. Дику. А будущее Голда в некоторой мере было вдохновлено будущим Брэдбери.
Брэдбери уже пользовался репутацией выдающегося стилиста и фантаста среди фанатов фэнтези и научной фантастики. Его имя на обложке гарантировало продажи. Когда он прислал новеллу, написанную специально для Голда и рассчитанную на его высокую оценку, Голд был восхищен. В пятом выпуске Galaxy (за февраль 1951-го) появился «Пожарный». Он убедил читателей, которые считали книги Брэдбери прекрасно написанными, но пустыми, что ему есть что сказать, пусть много и оставалось недосказанным. Вскоре последовал еще один запоминающийся рассказ, который также обратился к знакомой теме. Я — далеко не первый гуляющий по Беверли Хиллз, кого остановили настороженные копы на машине, чтобы узнать, почему я пешком. «Пешеход» вышел в Reporter в августе 1951-го и был, как сообщил Брэдбери интервьюеру, прологом «Пожарного».
«Пожарный» моментально стал популярным и вскоре перерос в «451 градус по Фаренгейту». Расширенный и переписанный, он был опубликован в 1953-м Иэном и Бетти Баллантайн, которые разбирались в амбициозной художественной литературе. Необычная обложка Джозефа Мунайни, изображающая рыдающего Пожарного, Монтэга, была вдохновлена оригами. Вместе с «Машиной времени», «Дивным новым миром» и «1984» роман Брэдбери стал вечной, постоянно переиздающейся, классикой. В 1966-м вышла экранизация великого Франсуа Трюффо.
«Роман, несмотря на свою пророческую точность, остается востребован исключительно потому, что не был создан как буквальное предсказание. Он состоит не из одного слоя, а из нескольких».
Нужно сказать, что фильм стал художественным и коммерческим провалом. Учитывая его близость к голливудским студиям и крайне визуальный стиль письма, фильм оказал плохую услугу Брэдбери, но работа Трюффо оказалась совершенно неадекватной адаптацией книги. Неожиданно, но фильм не смог ни передать яркость воображения Брэдбери, ни отразить его понимание слабых мест современного общества.
Трюффо сделал историю слишком сентиментальной. Он не смог распознать ее силу. Нечто похожее произошло в 1990-х, когда права на экранизацию купил Мел Гибсон. Проект был убран в дальний ящик, что показало, насколько плохо Гибсон его понял. Мы никак не могли нащупать сценарий, объяснил Гибсон. Распространение компьютеров сделало центральную идею сжигания книг немного старомодной.
Это все равно, что сказать, что «Путешествие пилигрима в Небесную страну» не заинтересует читателей, потому что теперь практически никто не носит большие белые воротники и черные шляпы.
Конечно, роман, несмотря на свою пророческую точность, остается востребован исключительно потому, что не был создан как буквальное предсказание. В нем не один, а множество слоев.
Брэдбери описывал «451 градус по Фаренгейту» как миф или метафору и отрицал существование какого бы то ни было политического подтекста в своей картине ближайшего будущего, где чтение книг стало не просто запретным, а нелегальным. Брэдбери очень ясно дал понять, что никакой особенной революционной тирании не потребовалось, чтобы этого добиться. Его мысль состоит в том, что мы достигли мира, описанного в романе, с помощью всеобщего голосования, народной волей. Он демонстрирует, как можно манипулировать самой демократией так, что мы становимся безропотными винтиками системы, которая делает богатых богаче, бедных беднее, а средний класс, класс тревожных потребителей, постоянно держит на грани потери кредита.
Брэдбери, возможно, первый автор, заложивший в основу дистопии маркетинговые силы. В этом смысле его можно считать связанным с теми писателями Восточного побережья, которые представили свои лучшие работы в Galaxy. Критики-марксисты легко определят «451 градус по Фаренгейту» как описание определенного типа капитализма, где средний класс низведен до некоторого количества потребительских единиц, индустрия развлечений стала бесконечным реалити-шоу, а литература не просто маргинализирована, но и активно подавляется. Другие же читатели, перечитывая эту восхитительно свободную притчу, будут поражены параллелями с современным обществом.
Пусть Брэдбери и очевидно представил этой книгой миру зеркало, чтобы тот получше разглядел себя, я верю его заявлению, что он не собирался делать ни то же, что Оруэлл в «1984», ни даже то, что Пол и Корнблут в более позднем цикле Galaxy — The Space Merchants. Скорее, как Филип К. Дик, он просто позволил своим чутким инстинктам взять верх. Они подсказали ему, о чем писать, а вкус помог почувствовать, что оставить недосказанным. Он делал то, что и всегда: позволил своему воображению определить, какую историю он расскажет. «451 градус по Фаренгейту» остается таким же читаемым, как и сразу после выхода шестьдесят с чем-то лет назад, благодаря почти паранормальному чувству устройства мира его автора.
«Он демонстрирует, как можно манипулировать самой демократией так, что мы становимся безропотными винтиками системы, которая делает богатых богаче, бедных беднее, а средний класс, класс тревожных потребителей, постоянно держит на грани потери кредита».
К счастью, Брэдбери хватало здравого смысла довериться своей фантазии и не попасть в ловушку, в которую попались Герберт Уэллс и многие другие авторы, уверенные в том, что публика ценит их предсказания выше, чем воображение, романтическую чувствительность и умение рассказывать истории. Однако он был в восторге от того, что его видение будущего оказалось верным. Писатель с гордостью вспоминал, что всего несколько лет спустя после публикации книги он почти идеально точно предсказал тип проигрывателя, который теперь транслирует музыку прямо в наши уши.
В сцене, написанной для театральной адаптации 2002-го года, инстинкты Брэдбери все так же точны. Он заимствовал один из двух методов Трюффо для структуризации повествования, что помогло сбалансировать историю, сделав ее немного более сентиментальной, но и добавив больше к содержанию: здесь капитан Битти показывает Монтэгу секретную комнату в своем доме, прекрасную библиотеку. Мужчины заходят в дом Битти и вся его техника — часы, духовки, телевизор и остальное — отвечают на вопрос Битти: «Есть кто дома?» бормотанием: «Дааа….здесь…дома…привет… привет», и Битти объясняет, как запрограммировал их: «Моя семья, Монтэг. Разные голоса, разные потребности». Затем он показывает Монтэгу огромные шкафы с книгами. Монтэг в ужасе пятится.
БИТТИ: Мои, да, все мои!
МОНТЭГ: Но вы, вы, ВЫ!
БИТТИ: Да, я, я, я! Капитан, шеф Пожарных! Пугает, правда? Никогда не видел столько книг, а?
Когда Монтэг спрашивает, знает ли кто-то о коллекции, Битти говорит, что только он. Капитан собирал их 30 лет. Шокированый Монтэг выпаливает: «Но это незаконно!». Битти отвечает:
«Только если их читать. Разве это не красиво, Монтэг? Я никогда их не читал. Ни одной книги, ни одной главы, ни одной страницы, ни одного абзаца! Разве моя ирония не хороша? Иметь тысячи книг, и ни одной не открыть, повернуться к ним спиной и сказать: „Нет…“. Эти книги умрут здесь, на полках. Почему? Потому что я так сказал. Я не дам им пищи, не дам надежды ни рукой, ни глазами, ни языком. Они ничуть не ценнее пыли».
Дополнительная сцена Брэдбери задает вопрос: зачем запрещать книги, если люди добровольно их игнорируют? Книги не нужно преследовать, чтобы истребить. Книги гибнут, потому что мы принимаем их как должное. И пока мир книг планомерно сжимается, издательство за издательством, магазин за магазином, библиотека за библиотекой и читатель за читателем, результат все тот же. Только изредка, бессильные противостоять мнению общества, находятся люди, которые достаточно сильно любят литературу, чтобы попытаться как-нибудь сохранить ее. Так что, возможно, предполагает Брэдбери, в конце этой мрачной истории не все потеряно. Не совсем.
Читатели любят искать в произведениях фантастов пророчества относительно технологического прогресса человечества. 22 августа 2020 года исполняется 100 лет со дня рождения великого американского писателя Рэя Брэдбери. Потомок салемской ведьмы, Брэдбери задолго до сериала «Черное зеркало» придумал «умные дома», телевизионные стены и полицейского механического пса-ищейку. Тем не менее произведения фантаста не столько про прогресс, сколько про человечность. Брэдбери боялся расчеловечивания, того, что общество со временем отметет, как ненужное, веру в иррациональное, мечты, любовь, романтику, искренность, любознательность, художественную литературу. В романе «451 градус по Фаренгейту» государство избавляется от книг, их заменяет бесконечная жвачка из телешоу. В «Изгнанниках» духи Шекспира, Диккенса, По, Готорна, Бирса, Блэквуда, Кэрролла вместе со своими мирами покидают отвергнувшую их Землю и находят последнее пристанище на Марсе.
«Люди – идиоты. Человечеству дали возможность бороздить космос, но оно хочет заниматься потреблением – пить пиво и смотреть сериалы», – заявлял писатель. Одна из главных тем его работ – к чему может прийти общество потребления, в котором прогресс направлен на повышение личного комфорта, а не на решение перспективных задач.
В одном из самых известных рассказов Брэдбери – «Вельд» мы видим умный дом, идеальный звуконепроницаемый умный дом типа «Все для счастья», в котором живет семья, состоящая из мамы, папы и двух детей десяти лет – девочки и мальчика. Дом все делает сам: убирает, готовит, стирает, включает освещение, когда кто-то проходит по коридору, купает детей, развлекает и даже завязывает им шнурки. В сердцах детей дом постепенно занимает место безотказных пассивных родителей, которым слишком долгое время так было удобно. Брэдбери вкладывает в уста психиатра Девида Макклина ключевую мысль: «Джордж, вам надо переменить образ жизни. Как и для многих других – слишком многих, – для вас главным стал комфорт. Да если завтра на кухне что-нибудь поломается, вы же с голоду помрете».
Фантаст предупреждает – если прогресс по-прежнему будет направлен на безграничное потребление, человечество может ждать война, какой мы еще не знали. «И ни птица, ни ива слезы не прольет,/ Если сгинет с Земли человеческий род./ И весна… и Весна встретит новый рассвет,/ Не заметив, что нас уже нет», – так заканчивается стихотворение в рассказе «Будет ласковый дождь». Умный дом – идеальная искусственная экосистема: он готовит завтрак, зовет к столу, провожает в школу и на работу, занимается уборкой, готовит обед, моет посуду, делает за людей все, но где же хозяева? От них на обугленной стене дома остались только пятна вроде тех, что напоминали о людях после взрывов в Хиросиме и Нагасаки. Действие рассказа происходит в 2026 году.
Брэдбери родился в 1920 году и уже в осознанном возрасте застал Великую депрессию, Вторую мировую войну и последовавшую за ней Холодную. Он очень любил читать и, по его словам, «вместо колледжа окончил библиотеку» – у семьи не было средств на оплату образования после школы. Сильнейшее впечатление на него произвела кампания по сожжению книг в нацисткой Германии, которую в 1933 году проводил Национал-социалистический студенческий союз совместно с Гитлерюгендом. Ее кульминацией стало 10 мая, в этот день под речи нацистских функционеров студенты предали огню более 25 тысяч книг, «противоречащих германскому духу». Спустя 20 лет, в 1953 году, вышло, пожалуй, важнейшее произведение в библиографии писателя – роман «451 градус по Фаренгейту», повествующий об обществе, в котором пожарные занимаются не тушением домов, а сожжением книг.
Фото: Pahl, Georg/wikimedia.org
Главный герой романа, Гай Монтэг, живет в тоталитарном государстве, здесь «посадить» или принудительно отправить в психушку тебя могут даже за то, что ты гуляешь под дождем или хранишь у себя пару книг. Это государство – мировой гегемон, без устали направляющий свои бомбардировщики к несогласным, оно затеяло и выиграло уже две атомные войны. Его граждане поглощены экранами, не обращают внимания на снующие в небе ракетные бомбардировщики и предпочитают не задаваться вопросами. Они любят острые ощущения, у них полно развлечений и полный достаток, только количество самоубийств почему-то зашкаливает.
«Без досок и гвоздей дом не построишь, и если не хочешь, чтобы дом был построен, спрячь доски и гвозди. Если не хочешь, чтобы человек расстраивался из-за политики, не давай ему возможности видеть обе стороны вопроса. Пусть видит только одну, а еще лучше – ни одной. Пусть забудет, что есть на свете такая вещь, как война. Если правительство плохо, ни черта не понимает, душит народ налогами, – это все-таки лучше, чем если народ волнуется. Спокойствие, Монтэг, превыше всего!» – идеологию этого общества исчерпывающе раскрывает брандмейстер Битти, причем некоторые моменты кажутся удивительно актуальными в мире XXI века – за эту перманентную актуальность Брэдбери считают классиком американской литературы:
«Возьмем теперь вопрос о разных мелких группах внутри нашей цивилизации. Чем больше население, тем больше таких групп. И берегитесь обидеть которую-нибудь из них – любителей собак или кошек, врачей, адвокатов, торговцев, начальников, мормонов, баптистов, унитариев, потомков китайских, шведских, итальянских, немецких эмигрантов, техасцев, бруклинцев, ирландцев, жителей штатов Орегон или Мехико. Герои книг, пьес, телевизионных передач не должны напоминать подлинно существующих художников, картографов, механиков. Запомните, Монтэг, чем шире рынок, тем тщательнее надо избегать конфликтов».
Наконец ядерные бомбы падают и на эту часть земного шара. Но роман не безысходен, Брэдбери дает людям шанс все изменить. «Я не стараюсь предсказать будущее. Я пытаюсь его предотвратить», – как-то раз заявил журналистам писатель. Человечество должно, наконец, усвоить уроки истории.
Брэдбери верил, что освоение космоса могло бы позволить человеку, как виду, жить вечно. Однако, о чем бы ни писал великий уроженец Иллинойса – о космических путешествиях или земных вампирах, глаз его был направлен в душу человека, ведь, как известно, от себя не убежишь. В рассказе «Все лето в один день» действие происходит на Венере. Солнце лишь на один час в семь лет выглядывает из-за туч над этой белесой и покрытой водой планетой, остальное время идут дожди. Единственная, кто помнит солнце, – прибывшая с Земли пять лет назад слабенькая, тихая девочка Марго. Без солнечного света она чахнет, как цветок – говорят, в будущем году родители увезут ее на Землю… Зависть, неприятие инакости – и на Марго обрушивается ненависть всего класса. Перед выходом солнца ее просто запирают в чулане. На фантастическую почву перенесена вполне реалистичная история детской травли, какая могла произойти в любой школе от Нового Орлеана до Магадана.
«Все лето в один день», «Вельд», «Поиграем в «Отраву», «Маленький убийца», «Постоялец со второго этажа», «Лихорадка», «Улыбка» – дети не раз становились героями фантаста. А ностальгическое «Вино из одуванчиков» роднит Брэдбери с другим мэтром американского фантастики – Стивеном Кингом и его тоже отчасти ностальгическим романом «Оно». Если Брэдбери любит возвращаться в дни беззаботного детства в солнечном Иллинойсе, то действие многих произведений Кинга происходит в его родном штате Мэн. Далеко не всегда у Брэдбери речь идет о детской жестокости. Писатель заглядывает в удивительный мир ребенка, показывая его хрупкость и податливость, красоту и возможное уродство. Как ни банально, дети – это будущее человечества, которое, прежде всего, зависит от родителей этих детей. В случае «Вельда» Питер и Венди – это упущенный, страшный мир людей, которые готовы скормить ближайших родственников львам, лишь бы не расставаться с привычными иллюзиями и комфортом. В случае «451 градуса по Фаренгейту» Кларисса – это надежда, исправление ошибок поколений, новый мир по-настоящему живых и думающих людей, способных на созидание.
Подсознательные страхи, гуманизм, любовь, творческое начало, взросление и старение, философия смерти – палитра тем, которые поднимал Рэй Брэдбери, очень широка. И центральной среди них была любовь к жизни. Писатель прожил 91 год и умер 5 июня 2012 года. Спустя три года в его честь назвали кратер на Марсе.
