Дайте характеристику основным моральным нормам поведения врача по рассказу а п чехова враги

2.1. Рассказ «Враги»: унижение человека и динамика агрессии

Рассказ «Враги» (1887) относится к тем немногим произведениям данного этапа творчества Чехова, опубликованным им уже не под псевдонимом. Фабула рассказа, основанного на водевильном мотиве сбежавшей жены, указывает на неоднозначность заглавия. С одной стороны, Кирилов и Абогин становятся врагами, поскольку в финале рассказа сказано: «Абогин и доктор стояли лицом к лицу и в гневе продолжали наносить друг другу незаслуженные оскорбления. Кажется, никогда в жизни, даже в бреду, они не сказали столько несправедливого, жестокого и нелепого» (6, 42). В рассказе речь идет о том, как горе разъединяет героев (6, 42), при этом, соответственно, можно увидеть некую симметрию горя и ненависти между двумя «врагами». С другой стороны, в тексте присутствуют также признаки асимметрии, указывающие на то, что доктор является главным героем рассказа, а Абогин – только второстепенным. Повествователь не рассказывает, что происходит в душе Абогина или рядом с ним в отсутствии Кирилова. О переживаниях же врача в отсутствии Абогина говорится неоднократно. Рассказ начинается с упоминания о смерти его сына (6, 30) и заканчивается сообщением о том, что Кирилов «осудил <…> и Абогина, и его жену, и Папчинского, и всех, живущих в розовом полумраке и пахнущих духами, и всю дорогу ненавидел их и презирал до боли в сердце» (6, 43).

Поэтому можно понять название иначе (или, по крайней мере, иметь в виду это второе значение): не Абогин и Кирилов становятся врагами, но у Кирилова появляются враги. Это связано с тем, что горе Кирилова более конкретно и серьезно, нежели горе Абогина, так что Кирилов чувствует себя обиженным Абогиным и презирает таких людей, как он. Это в очередной раз указывает на тесную связь между положением человека и его мировоззрением. Как сказано здесь – человеком, переживающим горе, может овладеть «эгоизм несчастных» (6, 42), заставляющий его гораздо острее, чем обычно, воспринимать обиды и видеть в том человеке, который вольно или невольно наносит ему эти обиды, своего врага.

Чувство обиды Кирилова может быть оправдано высказываниями Абогина, в них явно проявляется его эгоцентризм, так что его «тон противоречит его словам»[136]. По дороге, еще до обнаружения измены жены, он говорит: «Мучительное состояние! Никогда так не любишь близких, как в то время, когда рискуешь потерять их» (6, 36). Абогин сосредоточен на себе, на интенсивности своих чувств, а не на страданиях жены. Излишняя риторика свидетельствует о том, что Абогин скорее «декламирует» свои чувства, нежели испытывает их[137]. Окончательно это становится очевидным после того, как Абогин понял, что жена покинула его. Он говорит: «О боже, лучше бы она умерла! Я не вынесу! Не вынесу я!» (6, 39). Собственное «я» является началом и концом всех его переживаний и чувств. В его «исповеди» об отношениях с женой 11 раз появляется слово «я».

Эгоцентризм Абогина еще более явно проявляется в отношениях с Кириловым. Когда Кирилов начинает сердиться на то, что его, несмотря на происшедшее в его жизни горе, «заставляют играть в какой-то пошлой комедии, играть роль бутафорской вещи» (6, 39), Абогин не извиняется перед врачом и не отпускает его домой, а продолжает пользоваться им, чтобы поговорить только о себе (6, 40). После их первого спора Абогин окончательно показывает, какой у него менталитет, отвечая Кирилову на упреки: «За такие слова… бьют! Понимаете?» (6, 42). Этим фактически он показывает, что считает врача крепостным. Здесь проявляется то, что можно назвать антропологией Абогина: центральную роль играет собственное «я», остальные же люди являются объектами, т. к. они занимают в обществе, как правило, более низкое положение. В частности, Кирилову отведена роль прислуги. Это можно назвать одним из элементов социальной антропологии Чехова: по факту люди бывают настолько властными, что могут сделать других исключительно средством для достижения своих целей, а те настолько слабы, что им приходится соглашаться с такой ролью.

Но рассказ «жестко полемический» тем, что врач в итоге не соглашается с ролью беспомощного человека. Он не готов быть объектом, например, в том ключе, в котором зритель в мелодраме является объектом эмоциональных манипуляций со стороны режиссера и героев[138]. С этим, кстати, связан и гнев Абогина: с его точки зрения, Кирилов, отказываясь от такого вида пассивности перед трогательным выливанием эмоций, нарушает правила «жанра» их общения, которым Абогину представляется именно мелодрама[139].

Но конфликт неявно начинается гораздо раньше, когда Абогин призывает Кирилова помочь ему ради «человеколюбия» (6, 34). Тем самым он утверждает, что общее дело человечества имеет большее значение, нежели личное горе доктора. Однако доктор сопротивляется, говоря: «И как странно, ей-богу! Я едва на ногах стою, а вы человеколюбием пугаете!» (6, 34–35). Его слова указывают на то, что в антропологии Чехова человек в первую очередь индивид, а не некая абстракция в рамках осуществления общих принципов, даже таких возвышенных, как человеколюбие.

Затем Кирилов все же исполняет желание Абогина. Но когда он понимает, что как врач он Абогину не нужен, а тот, против его воли, изливает ему свои переживания, Кирилов выражает Абогину свое ощущение, что он для дворянина «лакей, которого до конца можно оскорблять» (6, 41). О том, что автору близка эта позиция, свидетельствует и описание Абогина в доме врача: слова дворянина «как будто даже оскорбляли и воздух докторской квартиры, и умирающую где-то женщину» (6, 35).

Когда же Абогин называет себя несчастливым, Кирилов отвечает: «Шалопаи, которые не находят денег под вексель, тоже называют себя несчастливыми. Каплун, которого давит лишний жир, тоже несчастлив. Ничтожные люди!» (6, 42). Значима здесь, помимо сравнений, речь о жире. Так же, как и в «Крыжовнике», «Ионыче», «Трех сестрах», жир указывает на то, что человек изолирует себя от жизни[140]. О том, что эти слова выходят за рамки частного конфликта и становятся социальной полемикой, свидетельствует упрек Кирилова в адрес Абогина, что тот считает «врачей и вообще рабочих, от которых не пахнет духами и проституцией, своими лакеями и моветонами» (6, 41). Это подчеркивается также в размышлениях Кирилова в финале произведения: он осуждает не только Абогина, его жену и Папчинского, но и «всех, живущих в розовом полумраке и пахнущих духами» (6, 42). Как подчеркивает А.Д. Степанов, Кирилов выступает и выражается как полемический публицист[141].

Здесь впервые в изучаемых нами произведениях возникает антропологическая оценка немаловажной для Чехова тематики труда[142]. Это происходит в сложной форме: Кирилов предполагает, что Абогин и ему подобные презирают трудящихся, а он, в свою очередь, презирает их за это. При этом автор склоняется к позиции Кирилова, но осуждает его за излишнюю жесткость высказываний.

Таким образом, с помощью социальной полемики Чехов вводит в рассказ обратную сторону социальной антропологии: тот, кто в настоящее время подчинен другому и вынужден терпеть унижение, может в определенный момент высказать свою обиду, тем самым предваряя освобождение из нынешнего положения.

Важную роль в произведении играют также высказывания рассказчика, который описывает чувства героев, а также рефлексирует и оценивает их. По наблюдениям З.С. Паперного, с помощью слов рассказчика Чехов включает в произведение мысль «о том, что несчастье не должно разъединять людей, не должно делать их “врагами”. И в этом – неразрешенное противоречие рассказа»[143]. Данное заключение основано, например, на следующем высказывании: «Кто знает, выслушай [Абогина] доктор, посочувствуй ему дружески, быть может, он, как это часто случается, примирился бы со своим горем без протеста, не делая ненужных глупостей…» (6, 40). Рассказчик жалеет, что доктор неспособен понять Абогина, кажется, он не видит, что врач настолько занят своим горем, что выслушать Абогина он просто не в состоянии, и что поток слов Абогина о его собственном горе и их изысканность свидетельствуют о том, что даже в горе он эгоцентрик, занимающийся самолюбованием. В данном случае высказывание рассказчика о том, что «в обоих сильно сказался эгоизм несчастных» (6, 42), кажется несправедливым, поскольку эгоцентризм Абогина первичен, а эгоизм доктора является только защитной реакцией. Рассказчик же считает «злыми», «несправедливыми», «недостойными человеческого сердца» (6, 42–43) слова и мысли не только Абогина, но и Кирилова (6, 42). Также говорится, что Кирилов глядит «на Абогина с тем глубоким, несколько циничным и некрасивым презрением, с каким умеют глядеть только горе и бездолье, когда видят перед собой сытость и изящество» (6, 43). И рассказчик высказывает сожаление, что в Кирилове это отрицательное «убеждение <…> не пройдет и останется в уме доктора до самой могилы» (6, 43). В связи с этим справедливо отмечает Р.Л. Джексон: «Послание Чехова ясно. Дело в том, что слишком ясно, что это послание»[144]. Именно излишняя однозначность высказывания вразрез с архитектоникой рассказа дискредитирует высказывание.

Итак, можно выявить антропологическую позицию рассказчика: горе не должно разъединять людей, но фактически оно это делает, т. к. при нынешнем социальном строе богатые и властные могут обращаться с бедными и слабыми как с объектами. Однако агрессивная реакция слабых в лице Кирилова на такое поведение Абогина так же неуместна. Это можно определить как позицию самого автора, поскольку Чехов находится под влиянием Марка Аврелия, по мнению которого любая страсть всегда порок[145]. В связи с этим стоит считать, что мнение Чехова совпадает со взглядами рассказчика, и согласиться с З.С. Паперным. Рассказ «Враги» – это произведение о том, как при существующем общественном строе личный эгоцентризм и личная агрессия разъединяют людей, а не о том, какие изменения в социуме нужны, чтобы в дальнейшем такого разъединения не было. Однако при этом становится ясным, что к «эгоизму» униженных, хотя он и не может оправдать его, Чехов относится с пониманием.

Решающую роль в рассказе играет водевильная перипетия, т. е. неожиданный побег жены Абогина с любовником. Как реакция на него, глаза Абогина «как будто смеялись от боли» (6, 39). Но, помимо смеха, Абогин также плачет (6, 39). Смех и плач показывают, что Абогин не может справиться со своей ситуацией и дает возможность ответить своему телу[146]. Это указывает на потерю самообладания, из-за которой в финале рассказа Абогин едет «протестовать, делать глупости» (6, 43). Поведение героя, его смех, а особенно его плач – все это связано с избытком эмоционального самовыражения, о котором говорится в тексте: его фразы выходят «излишне цветистыми» (6, 35). Помимо того, как уже было отмечено, для Абогина плач в виде мелодраматичности является средством эмоционального манипулирования другим человеком – Кириловым. В первой части рассказа данная позиция оказывается удачной, т. к. он способен заставить Кирилова исполнить свои требования. Однако именно смех в виде водевильной перипетии дает Кирилову возможность дистанцироваться от созданной Абогиным атмосферы эмоционального насилия. Происходит то, что Чехов описывает в рассказе «Речь и ремешок»: внезапное вторжение смехового начала в ситуацию освобождает слушателей от последствий манипуляции со стороны оратора (1, 432–433).

Несмотря на тематику горя, о плаче в прямом смысле слова в первой части рассказа не говорится. Наоборот, отмечается, что в поведении доктора и его жены после смерти сына присутствует тишина и «тонкая, едва уловимая красота» (6, 33). Им уже не нужно отказываться от собственного ответа на горе, и они могут дать своему телу ответить, потому что сами нашли ответ на страдания и умеют отнестись с достоинством к своему горю. Описывая такую форму душевного спокойствия, Чехов демонстрирует свою связь с теорией стоиков о том, что человеком не должны руководствовать страсти[147]. Однако взрыв агрессии со стороны Кирилова показывает, что писатель считает состояние стоика, преодолевшего свои страсти, нестабильным.

В рассказе подтверждается концепция Х. Плеснера, согласно которой с помощью смехового начала человек может дистанцироваться от собственного положения[148], поскольку именно благодаря водевильным событиям Кирилов отказывается от своей покорности. Смеховое начало и плач являются катализаторами осознания ситуации и «бунта» против нее. С их помощью Чехов также показывает, что Абогин не владеет собой. Кирилов же описывается как человек, способный превзойти свое положение, протестуя против него.

Помимо того, вопрос «красоты» и «красивого» выражения горя является ключевым для рассказа[149]. Врач «высок» и «сутуловат», «лицо имеет некрасивое» (6, 37); у него «толстые, как у негра, губы, орлиный нос и вялый, равнодушный взгляд» (6, 37). Одной из причин его телесных недостатков является опыт беды и тяжелого труда, а также разочарование в людях (6, 38). Однако, описывая страдания Кирилова и его жены после смерти единственного сына, Чехов говорит, что оно полно тишины и что в нем даже есть «именно та тонкая, едва уловимая красота человеческого горя, которую не скоро еще научатся понимать и описывать и которую умеет передавать, кажется, одна только музыка» (6, 33). Это свидетельствует о том, что Чехов не любит громких слов и значительных фраз, т. к. «фраза, как бы она ни была красива и глубока, действует только на равнодушных, но не всегда может удовлетворить тех, кто счастлив или несчастлив» (6, 35). Чехов ценит, как говорит З.С. Паперный, «художественное целомудрие, немногословие, сдержанность»[150].

Абогин существенно отличается от Кирилова, он «изображал из себя нечто другое» (6, 38). Его с детства окружают «роскошь», «приятный полумрак» (6, 38) и множество прислуги. Он не знает труда (6, 38). Даже в момент страха Абогин красив (6, 38). И в то же время все его поведение – актерство. Это проявляется в его многословии (6, 30), особенно в момент, когда он убеждает доктора ехать к жене: «Абогин был искренен, но замечательно, какие бы фразы он ни говорил, все они выходили у него ходульными, бездушными, неуместно цветистыми и как будто даже оскорбляли воздух докторской квартиры и умирающую где-то женщину. Он и сам это чувствовал, а потому <…> изо всех сил старался придать своему голосу мягкость и нежность» (6, 35).

Когда же Абогин узнал, что жена ушла от него, «выражение сытости и тонкого изящества исчезло на нем, лицо его, и руки, и поза были исковерканы отвратительным выражением не то ужаса, не то мучительной физической боли» (6, 39). Таким образом, тематика красоты указывает на контраст между двумя главными героями. Горе, с которым в случае Кирилова и его жены связана «тонкая, едва уловимая красота», делает Абогина некрасивым.

В рамках чеховской антропологии это означает, что первое впечатление о человеке может оказаться обманчивым, что сильные переживания отображаются во внешнем облике человека и что настоящую красоту не придает человеку ни социальный статус, ни роль, которую он играет, но его внутреннее отношение к собственным переживаниям, в т. ч. к горю. По-настоящему пережитое, например, тяжелый труд, беда или разочарование (6, 38), может стать источником красоты, в отличие от «приятного полумрака», на фоне которого человек что-то «изображает» (6, 38). Это вновь указывает на тесную связь между телесной и душевной сторонами в человеке, поскольку только пережитое душой и телом углубляет личность.

Значимую роль в рассказе играет пространство. Вступительная часть происходит в доме Кирилова (6, 30), затем герои едут по открытому пространству (6, 36–37). Перипетия происходит в доме Абогина (6, 39), в финале же снова говорится о поездке (6, 43). Также следует иметь в виду, что в каждом из двух домов есть спальня (6, 33–34; 38–39), которая символизирует личную жизнь. В рассказе «Враги» у всех указанных пространств есть определенная функция, связанная с описанием героев. Передняя в доме Кирилова является местом его встречи с Абогиным (6, 30–32). Она указывает на неизбежность общения Кирилова с внешним миром, тем самым показывая врача как социальное существо, как человека, связанного социальными правилами и вынужденного поэтому оставить свое личное горе и горе жены, заставляющих врача ехать на вызов, из-за позиции Абогина и его риторической убедительности (6, 33–35).

Спальня в доме Кирилова указывает на душевное спокойствие и на достоинство, которые связаны со страданием Кирилова и его жены, особенно в тот момент, когда доктор входит в комнату после первого разговора с Абогиным (6, 33). Здесь спальня как комната для сугубо личной жизни указывает на то, что горе Кириловых характеризует «тонкая, едва уловимая красота», которая недоступна человеческому языку (6, 33). Пространство подчеркивает тот факт, что человек не только социальное существо, но и индивид, в жизни которого важна интимность[151].

С открытым полем, через которое едут герои, в первый раз вместе, а во второй раз – по отдельности, связаны негативные эмоции, особенно грусть (6, 37). Открытое поле так же, как и передняя Кирилова, характеризует героев как социальных существ; при этом подчеркивается, что Абогин имеет власть над Кириловым: когда доктором овладевает тоска, соответствующая атмосфере в природе, и он просит времени, чтобы сначала позаботиться о жене, Абогин не выполняет его просьбы (6, 36). На превосходство Абогина указывает и то, что в финале его карета обгоняет коляску, в которой сидит доктор (6, 43).

Передняя и гостиная Абогина имеют особое значение, т. к. там впервые оба героя могут «разглядеть друг друга» (6, 37). Разнице между героями – серьезным, многое пережившим Кириловым и Абогиным, выросшим в роскоши (6, 38), – соответствует описание гостиной с ее роскошью (6, 38).

Атмосфера в спальне Абогина, в отличие от атмосферы в спальне Кирилова, не описывается. Вместо этого говорится, что Кирилов переживает, в то время как Абогин находится там. Позиция рассказчика (и читателя) ближе к позиции Кирилова, читатель имеет возможность участвовать в его душевной и духовной жизни. Абогин же, в т. ч. благодаря пространственной организации рассказа, описан только как социальное существо. О его душевных переживаниях можно узнать только из его крика «а!» и выражения его лица при выходе из спальни (6, 38–39). Его слова об отношениях с женой не позволяют вникнуть в его переживания, поскольку все его высказывания выходят «неуместно цветистыми» (6, 35), и ему нельзя верить до конца.

Пространственная организация рассказа, соотносимая с пространственной организацией рассказа «В море» своими переходами от узких к широким пространствам, является одним из самых сложных и глубоких аспектов произведения. С одной стороны, пространственная символика, особенно передняя, как общедоступная комната, подчеркивает, что герои являются социальными существами и что в социуме Абогин стоит выше, нежели Кирилов. С другой стороны, именно пространственная организация (наряду с тематикой красоты) оправдывает мнение о том, что автор на стороне Кирилова[152], т. к. тот, в отличие от Абогина, представлен как личность, имеющая не только социальную сторону, но и частную жизнь, недоступную общему описанию. На его индивидуальность указывает спальня как ограниченное, интимное пространство.

В рассказе интертекстуальные связи выполняют сюжетообразующую функцию. Водевильный мотив указывает на издевательство Абогина над Кириловым, горе которого носит гораздо более серьезный характер, нежели горе Абогина. Аллюзия на конгресс врачей начала 1886 г., на котором было принято решение о том, что врач обязан в любом случае поехать по приглашению к пациенту[153], показывает, что Чехов участвует в дискуссиях своего времени. Интертекстуальные связи с этической теорией стоицизма определяют негативную оценку разъединения героев и осуждения Абогина Кириловым со стороны Чехова. Здесь человек представлен как этическое существо, призванное превзойти свое социальное положение, относясь к нему с достоинством и спокойствием. В целом интертекстуальные связи в рассказе указывают на то, что человек является частью социума, в котором он или подчиняет себе других, или становится жертвой обиды, рискующей отреагировать на обиду агрессией. Но в то же время человек является этическим существом, призванным преодолеть эту агрессию.

Итак, жесткая полемика в рассказе заключается в том, что человек описан либо как серьезный человек, трудящийся и переживший сложности, либо как поверхностный. Это выходит за рамки личного спора и ведет к социальной полемике против тех, кто живет в роскоши. Жесткая полемика со стороны одного из героев частично подтверждается рассказчиком, но отчасти критикуется как агрессия, недостойная человека. Противопоставление положения унижения и жесткой полемики как шага к его преодолению не разрешается, т. к. изменение взглядов униженного человека описывается, но оценивается неоднозначно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Образ врача и человека в творчестве А.П.
Чехова

Я ИДУ НА УРОКА.П. Чехов. Гравюра на дереве А.А. Соловейчика. 1930-е гг.

Лариса КОРЧАГИНА,
гимназия им. Н.Г. Басова
при ВГУ,
г. Воронеж


Образ врача и человека в творчестве
А.П. Чехова

Занятия по теме проводятся в классе
медицинского профиля.

Медицина — это любовь,
иначе она ничего не стоит.
Пьер Крюи,
французский учёный-бактериолог. XX век
Я ненавижу ложь и
насилие во всех их видах… Моё святое святых —
человеческое тело, здоровье, ум, талант,
вдохновение, любовь и абсолютная свобода от…
силы и лжи.
А.П. Чехов

Цели:

— расширить представление о писателе на
материале его студенческих лет и врачебной
деятельности;

— проследить развитие образа врача в
некоторых рассказах;

— вырабатывать умение выделять элементы
сюжета художественного произведения;

— способствовать формированию позитивных
моральных качеств у учащихся на примере жизни и
творчества А.П. Чехова.

Ход занятий

I. Актуализация материала по вопросам

1. Что вы знаете о детстве и юности
А.П. Чехова? О чём говорит его фраза: “В детстве
у меня не было детства”?

2. Интересы мальчика-подростка Чехова.

3. Жизнь юноши после разорения отца и бегства
семьи в Москву. Как характеризует Чехова
высказывание: “Упорство лучше покорства”?

4. Что можно сказать о раннем творчестве
писателя? Какие вы знаете произведения?

5. Где учился Чехов? Как можно трактовать его
высказывание: “Медицина — моя законная жена, а
литература — любовница”?

Статья опубликована при поддержке Медицинского центра реконструктивной хирургии и лазерной коррекции «МЦ ЦРЧ». В списке услуг, оказываемых центром, — лечение врастания ногтя в пальцы на ногах, лазерное лечение рубцов, удаление жировиков и липом, лечение несросшихся переломов, плоскостопия, консультации детского ортопеда и мн.др. Наличие современного медицинского оборудования, высокая квалификация и большой клинический опыт специалистов, работающих в центре, применение ими как новейших, так и традиционных, уже доказавших свою эффективность на практике, методик, — гарантия того, что Вы останетесь довольны, как предложенным уровнем сервиса, так и результатом проведенного лечения. Уверены, Вы будете рекомендовать этот центр своим близким и друзьям. С подробной информацией об услугах, оказываемых в центре, и их стоимости Вы можете ознакомиться на сайте rubca.net.

6. Общественно-политическая обстановка в
России в 80–90-е годы XIX века.

II. Вступительное слово преподавателя

Чехов-студент

Желание служить общему благу должно
непременно быть потребностью души, условием
личного счастья.
(А.П. Чехов)

Годы пребывания Чехова-студента в Московском
университете на медицинском факультете были
насыщены учебными занятиями, работой в клиниках
под руководством выдающихся деятелей науки. У
Богданова, Снегирёва и Склифосовского Чехов
получил отличные оценки (за всё время обучения у
него было только две “тройки”). Задуманная будущим
врачом
в студенческие годы научная работа
«История полового авторитета» несёт на себе
следы страстного увлечения Дарвином,
пропагандистом которого был профессор
Тимирязев. Излагая брату подробный план
предполагаемой исследовательской работы, Чехов
писал, что хочет воспользоваться приёмами
Дарвина, которые ему “ужасно нравятся”.
Солидарность с Тимирязевым будущий врач
высказал в фельетоне «Фокусники», направленном
против профанации науки, против неряшливости в
приёмах научного исследования.

На последнем курсе Чехов-студент разрабатывает
тему «Врачебное дело в России», где, собирая
материалы, обнаруживает научную тщательность и
точность, навыки систематизации, умение найти
направляющую цель.

Уважение к науке, живой интерес к её
достижениям не оставляют писателя на протяжении
всей жизни. Он внимательно следит за новейшими
открытиями в медицине: “Я верю и в Коха, и в
спермин, и славлю Бога…” Будучи уже известным
писателем, Чехов дважды принимает участие в
спасении “в научном отношении” журнала
«Хирургия». Почитатель Пирогова, ученик
Захарьина, Склифосовского, Остроумова, Чехов не
простит позднее писателям “третирования
медицины или недостаточной осведомлённости”
.

В своих же произведениях («Именины», «Припадок»
и других) он стремился к сочетанию жизненной
правды и научных данных. “Не сомневаюсь, — писал
доктор Чехов в автобиографии, — что занятия
медицинскими науками… значительно расширили
область наблюдений, обогатили меня знаниями”.

Что особенно запомнил будущий врач? Когда Чехов
учился на втором курсе, русская и зарубежная
общественность отмечала юбилей Пирогова,
произнёсшего обращение к молодёжи: “Быть, а не
казаться — девиз, который должен носить в своём
сердце каждый гражданин, любящий родину. Служить
правде — как в научном, так и в нравственном
смысле этого слова. Быть человеком”.

Уже в студенческие годы Чехова интересовали
вопросы врачебной этики, формировался облик
врача-практика — эрудита, гуманиста и
общественника. Он напишет позднее: “Боткин,
Захарьин, Вирхов и Пирогов, умные и даровитые
люди, веруют в медицину, как в Бога, потому что
выросли до понятия «медицина»”.

В этом случае показательно трепетное уважение
будущего врача и писателя к Пирогову.

В Московском университете долгое время
хранилась история болезни пациента нервной
клиники, написанная Чеховым, студентом пятого
курса, — это зачётная работа, представленная
профессору-невропатологу Кожевникову. Кроме
замечательных литературных достоинств этой
истории болезни (живое изложение, великолепный
язык), она даёт представление об авторе как о
наблюдательном, чутком человеке и враче.
Сокурсник Чехова, будущий невропатолог, позднее
профессор Г.И. Россолимо, писал, что в названной
истории болезни А.П. Чехов показал себя умным,
толковым, дельным врачом.

Медицинская практика начинающего доктора
развернулась ещё в университетские годы, когда
Чехов работал студентом у земского врача
Архангельского. По воспоминаниям
Архангельского, Чехов начал посещать лечебницу,
ещё будучи студентом третьего курса, “с утра и до
позднего вечера производил работу не спеша.
Наряду с обычными методами, студент Чехов
придавал огромное значениеКабинет А.П. Чехова в ялтинском доме. воздействию на психику
больного со стороны врача и окружающей среды”.

Исключительное внимание юноши к больным,
добросовестное и любовное отношение к делу
привели Архангельского к полному доверию
практиканту, и он, полагаясь на компетентность,
профессионализм, высокие моральные качества
начинающего медика, оставлял его единственным
практикующим врачом в больнице. Жизненному опыту
и наблюдениям Чехова-студента обязаны
появлением такие литературные произведения, как
«Беглец», «Мёртвое тело», «Сельские эскулапы»,
«Хирургия», «Неприятность», «По делам службы» и
другие. Современники Чехова отмечали, что он
“ревниво относился к своему званию доктора”, а в
паспорте жены, по словам И.А. Бунина, написал:
“жена лекаря”.

Таким образом, пребывание писателя на
медицинском факультете Московского
университета — это не просто биографическая
деталь, а весьма существенный этап в развитии
мировоззрения и морального облика Чехова —
врача, писателя, наконец, человека, которому,
наверное, полностью соответствуют слова Пьера
Крюи, французского учёного-бактериолога XX века:
“Медицина — это любовь, иначе она ничего не
стоит”.

В 1884 году А.П. Чехов окончил медицинский
факультет Московского университета, решив
посвятить себя врачебному искусству.
Медицинскую деятельность он начал под Москвой, в
Звенигороде. Частной практикой занимался и в
Москве. На его письменном столе рядом с
чернильницей и ручкой непременно соседствовали
стетоскоп и докторский молоточек. Пациентов
доктора Чехова нельзя было назвать
состоятельными людьми, а в Мелихове, где он
практиковал как земский врач, основными
пациентами были крестьяне не только местные, но и
из соседних деревень.

Гражданским подвигом (помимо поездки на остров
Сахалин с инспекцией) стала деятельность
А.П. Чехова в 1892 году, когда в средней полосе
России свирепствовала эпидемия холеры. Доктор
Чехов счёл своим долгом организацию врачебного
пункта и оборудование его на личные средства.
Энергичная работа с холерой дала хорошие
результаты. Впоследствии Чехов вспоминал:
“Летом трудненько жилось, но теперь мне кажется,
что ни одно лето я не проводил так, как это.
Несмотря на холерную сумятицу и безденежье, мне
нравилось и хотелось жить“.

Переехав из-за болезни в Ялту (писатель был уже
тяжело болен туберкулёзом), Антон Павлович
оставил врачебную практику, но продолжал активно
интересоваться достижениями медицины, читал
специальные журналы. Медицина теперь прочно
вошла в художественное творчество доктора
Чехова, дав прозе замечательного новеллиста
объективность и точность, научно достоверное
изображение различных оттенков душевного
состояния героев: хорошее или подавленное
настроение, чувство тревоги и страха, радости и
удовольствия… Таким образом, и в жизни, и в
творчестве Чехов всегда оставался врачом.

«Хирургия». Иллюстрация А.Лаптева.

III. Каков же доктор, герой чеховских
произведений?

Анализ отдельных рассказов методом опроса и
беседы.

Общее вступление (слово преподавателя).
Врачи в рассказах А.П. Чехова — это труженики,
верные клятве Гиппократа, самоотверженно
борющиеся с людскими недугами, страданиями, а
порой с ограниченностью ума и сердца. Таков
доктор Старченко («По делам службы»), который в
страшную вьюгу едет исполнять свой служебный
долг, только теперь он никого, к сожалению, не
спасёт: человек кончает жизнь самоубийством, и
доктор выезжает только для вскрытия.

Таков ординатор Королёв, приехавший вместо
профессора («Случай из практики») к дочери
госпожи Ляликовой, владелицы фабрики.

Анализ рассказа «Случай из практики» по
вопросам

1. Что мы узнаём об ординаторе Королёве?

Он москвич, “деревни не знал, а при слове
«фабрика» в его воображении ассоциируются такие
понятия, как «непроходимое невежество рабочих,
дрязги, водка, насекомые…»”

2. Что он видит, проезжая по улицам?

Рабочие пугливо сторонятся коляски, в их лицах
и походке — “физическая нечистота, пьянство,
нервность, растерянность”. Значит, эти люди
“больны” и душевно, и физически. Больная — дочь
хозяйки фабрики — страдает сердцебиением, но
доктор ничего “острого” не обнаруживает —
нервный припадок прошёл, сердце в норме.

3. Как ведёт себя Королёв? Как меняется его
настроение?

Увидев рыдающую некрасивую девушку, доктор
проникается сочувствием к этой страдалице,
которую мать, не жалея средств, лечит всю жизнь;
богатство не дало этим людям счастья, радости и
здоровья. Мало того, они разобщены и одиноки.

«Хиругия». Иллюстрация А.Лаптева.

4. Что предпринимает врач, какие средства он
использует?

Королёв хочет успокоить девушку не
лекарствами, а “простым, ласковым словом”. Он
видит, что никакие лекарства не помогут там, где
нужны любовь, сострадание, тепло души; причём он
понимает глубокое одиночество этой
“залеченной” девушки, а при пространных речах
гувернантки, считающей себя знатоком в медицине,
Королёву “стало скучно”.

Переломным моментом в развитии действия
становится ночлег доктора в чужом месте, хотя
Королёву этого очень не хотелось: дома, в Москве,
много работы, ждёт семья, но, вздохнув, он остался.

5. Что можно сказать о Королёве как о
человеке?

Это профессионал, прекрасный специалист; ему
присуще острое ощущение несправедливости
существующего порядка: “Тысячи полторы-две
фабричных работают без отдыха, в нездоровой
обстановке… живут впроголодь и только изредка в кабаке
отрезвляются
от этого кошмара…” Философский
склад рационального ума сразу же подсказывает
доктору истину: никто, кроме гувернантки, не
счастлив здесь; хозяйка и её дочь несчастны и
обречены. Острое ощущение неблагополучия,
нездоровой обстановки вокруг рисует в сознании
ординатора образ фабрики-дьявола — жуткого
чудовища, поглощающего человеческую жизнь:
“Главный же, для кого здесь всё делается, — это
дьявол”.

Кульминация рассказа — диалог доктора с
Лизой, дочерью владелицы фабрики.

6. Как девушка воспринимает Королёва?

Она видела многих врачей, но именно к нему
прониклась доверием, а Королёв, умный и добрый,
теперь видит не уродливую, перезрелую девицу, а
равного собеседника с высоким интеллектом и
чистой, нежной душой. Оба понимают: Лизаньке надо
оставить это “дьявольское” место, ибо
богатство, если отдать ему душу и сердце, погубит:
“Мало ли куда можно уйти хорошему, умному
человеку”. Будто благословением звучат слова
доктора: “Вы славный, интересный человек”.

7. Смысл развязки.

Провожая Королёва, Лиза “смотрела на него
грустно и умно”. Теперь же, не как вчера,
звонят в церкви, поют жаворонки: хочется верить,
что жизнь будет светлой и радостной, как это
весеннее утро.

Анализ рассказа «Попрыгунья»

Словарь:

прозектор — специалист-патологоанатом,
производящий вскрытие трупов с целью
установления посмертного диагноза;

ординатор — лечащий врач в больнице,
клинике и так далее, работающий под руководством
заведующего отделением.

Вступительное слово учителя. В основе
рассказа — антитеза: Дымов Осип Степанович и
Ольга Ивановна, а также круг её общения
(“знаменитости”).

А.П. Чехов, будучи верен себе, ведёт разговор
о подлинном в обычном, обыденном течении жизни.
Цель писателя — обнаружить в обыкновенном
человеке то, что делает его исполненным высокой
духовности. Повседневная жизнь выступает у
художника слова своеобразным мерилом поступков
героев, стремящихся жить в лучах “великих”
людей, при этом автор не торопится прежде всего
прибегнуть к нравственному разоблачению.
Гораздо важнее другое: героям предстоит пережить
драму утраченных иллюзий, причём писателю важнее
обнаружить перед ними горечь утраты всей жизни,
что мы и видим в рассказе «Попрыгунья».

Анализ рассказа по вопросам

1. Что мы знаем о Дымове?

“…Простой, очень обыкновенный и ничем не
примечательный человек” — таков герой со слов
жены, Ольги Ивановны. Характеристика,
прозвучавшая в завязке, станет лейтмотивом
рассказа, своеобразным “тезисом”, который будет
аргументироваться, расширяться по значению и
дополняться.

Дымов служит в двух больницах: ординатором — в
одной, прозектором — в другой; частная практика
“ничтожная” — “рублей 500 в год”. Он высок
ростом и широк в плечах. Ольга Ивановна на
свадьбе во всеуслышание рассказывает о
героическом поступке Дымова в суете
повседневности: “Когда бедняжка отец заболел,
Дымов по целым дням и ночам дежурил около его
постели. Сколько самопожертвования!”

2. Психологический облик доктора.

Говорит “добродушно и наивно улыбаясь”. Его
“простота, здравый смысл и добродушие” приводят
Ольгу Ивановну в “умиление и восторг”, причём
Чехов постоянно акцентирует внимание на словах
“кротко”, “кроткий”, “с добродушно-кроткою
улыбкой”.

3. Как обстоят дела Дымова на службе? Он
всегда занят, работая с утра и до вечера. Но как
герой переносит испытания одно за другим:
заразился рожей, при вскрытии порезал два пальца.
Преданность, жертвенную предназначенность
любимому делу Дымов, улыбаясь, оправдывает
такими словами: “Я увлекаюсь… и становлюсь
рассеянным”.

4. Что можно сказать об Ольге Ивановне и
круге её интересов?

Это милая, обаятельная женщина, всё делающая,
как замечает автор, “с талантом”. Особенно она
любила знакомиться со знаменитостями:
художниками, певцами, поэтами, актёрами… “Она
боготворила знаменитых людей, гордилась ими…
видела их во сне… жаждала их и не могла утолить
своей жажды”. Все они пророчили ей блестящее
творческое будущее “великой художницы”, но
интересна деталь — мнение профессионала,
художника Рябовского, о живописи Ольги Ивановны:
“Облако кричит. Передний план сжёван… А избушка
у вас подавилась чем-то и жалобно пищит. А, в
общем, недурственно”. Вот она, “пошлость
пошлого человека”, как говорил Гоголь. Это слово “недурственно”
любит произносить глава семьи Туркиных, Иван
Петрович, очень “талантливый” человек, в
рассказе «Ионыч».

5. Кто самый гениальный и знаменитый?

Это, конечно, художник Рябовский, очень
красивый молодой человек; интересно, что он
продал свою последнюю картину за 500 рублей, а выше
Чехов отмечает, что частная практика Дымова была “ничтожна,
рублей на 500 в год”
! Значит, Дымов жертвенно
служил в государственной больнице, не стремясь к
личному обогащению путём увеличения частной
практики.

Именно с Рябовским Ольга Ивановна связывает
своё блестящее будущее как художницы, а выйдет из
этого обычный адюльтер. В тихую июльскую ночь
рядом с героиней — “гений, божий избранник”, и
она считает всё прошлое со свадьбой, с Дымовым
“маленьким, ничтожным, ненужным”. “Для него,
простого и обыкновенного человека, достаточно и
того счастья, которое он уже получил” — так
рассуждает Ольга Ивановна. Второго сентября
вместо “бога” мы видим усталого человека,
раздражённого дождливой погодой и связью с этой
женщиной, он “не в духе и хандрил”; Ольге
Ивановне в его взгляде чудятся “отвращение и
досада”.

6. Как живёт в это время, пока жена
путешествует по Волге, Дымов?

Смысл его жизни — труд. Он только, замечает
автор, “кротко и детски-жалобно” просит жену в
письмах приехать домой, причём постоянно высылая
ей по 75 рублей, а когда она задолжала художникам,
то выслал 100. Встречает Дымов любимую с “широкой,
кроткой, счастливой улыбкой”, нежно предлагая ей
“кушать рябчика”.

7. Каково поведение Дымова, узнавшего об
измене?

Он, как будто у него совесть нечиста, “не мог
смотреть жене в глаза, не улыбался радостно при
встрече с ней”; чтобы не оставаться наедине,
часто приводил товарища Коростелёва. Коллеги
ведут свой медицинский диалог: о состоянии
диафрагмы, перебоях сердца, невритах…
Психологическую драму в душе героя иллюстрируют
его вздохи и желание, когда Коростелёв садится за
рояль, послушать “что-нибудь печальное”.

Казалось, ничто не изменилось: по-прежнему
Дымов предлагает угощение “необыкновенным
людям”, по-прежнему Ольга Ивановна поздно
возвращается домой, иллюстрируя всем отношения
любви-ненависти с Рябовским. Чехов замечает о
Дымове: ложился спать в три часа ночи, вставал в
восемь утра.

8. Какие изменения по службе произошли у
Дымова?

Он, защитив диссертацию, ожидал от жены с
“блаженным, сияющим лицом” соучастия,
разделённой радости успеха; он был готов
простить ей всё, но… она боялась опоздать в театр
и ничего не сказала.)

9. Что можно сказать о кульминации рассказа?

Эпитет “беспокойнейший день” в
превосходной степени показывает наивысшую точку
развития всех событий: у Дымова болела голова,
он… не пошёл в больницу и всё время лежал у себя в
кабинете; Ольга Ивановна, по обыкновению,
отправилась к Рябовскому показать этюд — это был
лишь предлог.

О качестве живописи героини говорит отзыв
художника, подбирающего рифму: “Натюрморт…
первый сорт… курорт… чёрт… порт…” Заметим, что
женщина ни разу не вспомнила о муже — ею владели
ненависть и острое желание мести, так как в
мастерской она увидела коричневую юбку,
мелькнувшую за большой картиной: у неё есть
соперница! Вернувшись домой поздно вечером,
Ольга Ивановна, не переодеваясь, бросилась
сочинять “жёсткое, холодное” письмо Рябовскому.

На зов мужа героиня отвечает: “Что тебе?”, не
зная, что случилась беда: он уже три дня болен
дифтеритом. Только теперь, ощутив страх и ужас,
глядя на себя в зеркало, она “показалась
страшной и гадкой”. “Ей до боли стало жаль
Дымова, его безграничной любви к ней, его молодой
жизни… вспомнилась обычная, кроткая, покорная
улыбка”.

10. В восьмой главе наступает развязка. В чём
драма героини? Как автор воссоздаёт образ
необыкновенного врача и человека?

Трагический образ мученика вырисовывается уже
со слов Коростелёва: “Тех, кто на рожон лезет, под
суд отдавать надо. Знаете, отчего он заразился? Во
вторник у мальчика высасывал через трубочку
дифтеритные плёнки. А к чему?”

Капризная, избалованная женщина вдруг поняла
то, что читала в глазах Коростелёва: “Она-то и
есть главная, настоящая злодейка, дифтерит
только её сообщник”. А.П. Чехов, усиливая
градацию эпитетов, создаёт облик почти святого:
“Молчаливое, безропотное, непонятное существо,
обезличенное своей кротостью, бесхарактерное,
слабое от излишней доброты, глухо страдало где-то
там у себя на диване и не жаловалось”.

Когда наступают последние мгновения жизни
Дымова, Коростелёв как будто приоткрывает завесу
“обыкновенности”, “обыденности”,
непримечательности скромного доктора: “Умирает,
потому что пожертвовал собой… Какая потеря для
науки! Это… был великий, необыкновенный человек!
Какие дарования! Это был такой учёный, какого
теперь с огнём не найдёшь!” Взволнованный
монолог Коростелёва раскрывает моральные
качества Дымова: “А какая нравственная сила!
Добрая, чистая, любящая душа — не человек, а
стекло!” Озлобясь, Коростелёв выговаривается:
“…Работал, как вол, день и ночь, никто его не
щадил… будущий профессор должен был искать себе
практику и по ночам занимался переводами, чтобы
платить за эти… подлые тряпки!” Вот теперь для
Ольги Ивановны наступает прозрение: она не
разглядела в муже “великого человека” “будущую
знаменитость”. Ей чудится “издёвка” даже в
окружающих предметах: “Стены, потолок, лампа…
замигали насмешливо: «Прозевала! Прозевала!»”
Подтверждением фарсовой драмы становится финал,
когда, склонившись над умершим, героиня зовёт
его: “Дымов! Дымов! Дымов же!” В этом “же” мы
слышим кокетливо-капризное нетерпение Ольги
Ивановны по отношению к мужу, не понимающей, что
всё потеряно.

Анализ рассказа «Враги»

Вступительное слово преподавателя. В
рассказе нашли отражение вопросы, поставленные
на Втором съезде русских врачей памяти
Н.И. Пирогова, проходившем в Москве в январе 1887
года. В произведении упоминается тринадцатый том
«Свода законов Российской империи», который
включал в себя и врачебные уставы, где в одной из
статей говорилось: “Первый долг всякого врача
есть: быть человеколюбивым и во всяком случае
готовым к оказанию деятельной помощи всякого
звания людям, болезнями одержимым… каждый, не
оставивший практики врач, оператор и тому
подобное, обязан по приглашению больных являться
для подаяния им помощи”. И.А. Бунин считал
«Врагов» одним из совершеннейших произведений
А.П. Чехова.

Вопросы для беседы

1. Система образов в рассказе.

Земский доктор Кирилов, у которого только что
скончался единственный сын, и посетитель, богач
Абогин, то есть расстановка сил уже в самом
начале указывает на наличие социального
конфликта, который в дальнейшем реализуется в
острой форме; таким образом, в основе композиции
лежит антитеза.

2. Как развивается действие в рассказе?

“Резкая” завязка сразу вводит в суть
произошедшего: в кульминационный момент (умер
единственный сын Андрей от дифтерита) в квартире
врача прозвучал звонок. Кажется, в такой для
Кирилова момент не может быть никакого
соприкосновения с жизнью.

3. Что можно сказать об облике посетителя?

Доминанта его психологического состояния —
страшное возбуждение. Чехов, приводя сравнение,
подчёркивает: “Точно испуганный пожаром или
бешеной собакой”. Кроме того, важна цветовая
гамма: “белое кашне”, “чрезвычайно бледное
лицо, такое бледное, что, казалось, в передней
стало светлее”.

Отрывистые, короткие, несвязные фразы, обилие
многоточий (“следы на цыпочках ушедших слов”, по
Вл. Набокову) дополняют картину пика нервного
напряжения. Антитеза в поведении героев налицо:
доктор безучастен, апатичен, даже
“механистичен”: жизнь для него застыла,
потеряла смысл; всё вокруг теперь не имеет
значения. Многословие и ажиотажность поведения
Абогина показывают неспособность посетителя к
пониманию всей полноты горя врача: “Удивительно
несчастный день… в какой недобрый час я попал!”
У него тоже горе: тяжело заболела жена, причём
внезапно.

4. Сопоставьте изображение Чеховым доктора
и Абогина.

Апатия, будто сонливость, “ошалелость”,
недоумение несчастного отца, много часов
боровшегося за жизнь сына, дополняются
“мёртвым” покоем: борьба закончилась победой
смерти, и мать, застывшая у кровати ребёнка, точно
окаменела на коленях. Автор подчёркивает, что в
позе матери, “во всеобщем столбняке”, в
равнодушии лица отца не было отталкивающего
ужаса смерти, а “лежало что-то притягивающее,
трогающее сердце… неуловимая красота
человеческого горя
”. Оксюморон подчёркивает
благородство поведения этих людей в их страшной
потере: они не кричат, не проклинают невидимого,
не упрекают никого; муж и жена едины в своём
молчаливом страдании. Не случайно высказывание
Чехова здесь же: “…Высшим выражением счастья
или несчастья является безмолвие”. Так автор
постепенно раскрывает весь трагизм жизни
супругов, “венцом” которой стала гибель сына.

Доктору 44 года, “он уже сед и выглядит стариком;
его поблёкшей больной жене 35 лет”; прямо сказано,
что у них никогда больше не будет детей. Уже
теперь можно предположить, что жизнь супругов в
земстве была тяжёлой, полной лишений. Не случайно
и замечание Абогина о том, что, кроме этого
доктора, других нет. Вернувшись в переднюю,
Кирилов видит посетителя, уверенного в
обязанности врача оказать помощь. Вот здесь-то
доктор и упоминает тринадцатый свод законов
Российской империи: “…Вы имеете право тащить
меня за шиворот… но я не годен”. Насколько
равнодушен и “пуст” Кирилов, настолько же горяч,
многословен и шумен Абогин. Сочувствуя горю
доктора, он несколько театрален, провозглашая в
своём требовании высокие речи о жертве “во имя
человеколюбия”. Цветистые громкие фразы
вызывают раздражение несчастного отца и супруга,
но когда в тоне голоса просителя прозвучат
искренность и нежность, победят человечность и
желание помочь, и доктор, верный высокому
призванию, соглашается ехать.

5. Какова, по-вашему, роль пейзажа в
рассказе? Есть ли прямые авторские оценки? Какой
цвет преобладает?

Эпитет “невзрачные” характеризует больничные
постройки, и эту картину серости, бледности
дополняют густые потёмки. Мир природы реагирует
тревожным криком ворон, будто знающих о горе
доктора и Абогина. Автор, рисуя красный полумесяц
(в фольклоре красный — цвет болезни, горя,
страдания), прямо говорит о всеобщей
безнадёжности, болезни: “Куда ни взглянешь,
всюду природа представлялась тёмной,
безгранично глубокой и холодной ямой, откуда не
выбраться ни Кирилову, ни Абогину, ни красному
полумесяцу”.

6. Функции портрета призваны ужесточить
социальную и психологическую антитезу в
характеристике героев. Какими мы их видим?

При ярком освещении доктор и Абогин смогли
разглядеть друг друга. Доктор “высок,
сутуловат”, с некрасивым лицом. В его облике
что-то резкое, неласковое и суровое; автор
подчёркивает “вялый, равнодушный взгляд,
нечёсаную голову, седину, бледно-серый цвет
кожи” — всё это говорит о нужде, “бездолье, об
утомлении жизнью и людьми”.

Абогин — “плотный солидный блондин… одетый
изящно по самой последней моде”.
“Зоологическому” мотиву в портрете доктора —
орлиный нос — противостоит “что-то благородное,
львиное” в облике Абогина. “Даже бледность и
детский страх”, как подчёркивает автор, “не
умаляли сытости, здоровья и апломба, какими
дышала вся его фигура”. Интересно, что в гостиной
доктор мельком увидел ярко-красный абажур, но
заметил чучело волка, “такого же солидного и
сытого, как сам Абогин”.

7. Как в кульминации меняется поведение
героев?

Узнав об измене и бегстве жены, Абогин, ещё
больше напоминая льва, теряет выражение сытости
и тонкого изящества: он в дикой ярости проклинает
жену, акцентируя обиду на слове “обманула”. Как
и у Кирилова, богач многословен, палитра
оскорбительных эпитетов неисчерпаема; причём
Абогин, изливая душу доктору, уверен в том, что
тот обязан выслушать его. Меняется и Кирилов: на
его равнодушном лице “засветилось
любопытство”; поднявшись, он спросил о больной.
Перед нами налицо “разговор глухих”: Абогин
кричит, выплёскивая ярость, о своём; доктор, как
будто очнувшись, возмущён тем, что его
“заставляют играть в какой-то пошлой комедии
роль бутафорской вещи!”

Абогин, совершенно “не слыша” Кирилова,
“раскрывает” душу чужому человеку, ища у него
сочувствия. Автор, как невольный свидетель, и на
стороне Абогина, и на стороне доктора, который
мог бы посочувствовать богачу. Мог бы! Но Кирилов,
будучи оскорблённым, исполнен негодования и
гнева: вскочив, он грубо отчеканивает каждое
слово, ненавидя этого “зажиревшего каплуна”:
“Зачем вы меня сюда привезли? Что у меня общего с
вашими романами? Не смейте глумиться над
личностью! Я врач, вы считаете врачей и вообще
рабочих, от которых не пахнет духами и
проституцией, своими лакеями… Кто вам дал право
издеваться над чужим горем?”

Изумлённый грубостью доктора, Абогин называет
себя “несчастливым”, но тот презрительно
оскорбляет сытого господина и дерзко сбрасывает
на пол “две бумажки” — деньги за визит. Так два,
в общем-то, хороших человека становятся врагами.

8. Отчего скорбит писатель? На чьей он
стороне?

А.П. Чехов сочувствует обоим; ему жаль, что
люди, забывая о милосердии, терпении, взаимной
поддержке, теряют лучшее, что есть в душе.

“В обоих сказался эгоизм несчастных.
Несчастные эгоистичны, злы, несправедливы,
жестоки и менее, чем глупцы, способны понимать
друг друга. Не соединяет, а разделяет людей
несчастье”.

В ожидании экипажей герои опять “изменились”:
Абогин обрёл ощущение сытости и тонкое
изящество; он, как лев, топал по гостиной, что-то
замышляя; доктор же смотрел на богача “с тем
глубоким, несколько циничным и некрасивым
презрением, с каким умеют глядеть только горе и
бездолье, когда видят сытость и изящество”.

9. Что происходит в развязке?

По кольцевой композиции героев опять же
сопровождает красный полумесяц, но стало
“гораздо темнее”, как отмечает писатель. Карета
Абогина с красными огнями перегнала доктора… он
ехал “делать глупости”. Нетрудно вообразить
диапазон “глупостей”, ведь Чехов заканчивает
фразу многоточием. Может произойти страшное,
погибнет не одна душа; в порыве ненависти и жажды
мщения человек способен на всё…

А что же Кирилов? Здесь тоже победила ненависть:
автор четыре раза использует слово “презрение”,
чтобы подчеркнуть душевное состояние
оскорблённого врача. Но ведь душа должна
очищаться, наполняясь сочувствием, жалостью и
любовью! Всю дорогу доктор думал не о жене, не об
умершем сыне! “Мысли его были несправедливы и
нечеловечно жестоки”. Вот что происходит, если
мы пускаем в своё сердце ненависть и желание
мести. Исстрадавшееся сердце врача опять болит,
но теперь оно болит от презрения.

Каково мнение А.П. Чехова?

Думается, что оно в словах: “Пройдёт время,
пройдёт и горе Кирилова, но это… убеждение,
недостойное человеческого сердца, не пройдёт…”

Значит, надо воспитывать в себе достойные
убеждения, присущие не только врачу, но и каждому
из нас. Хочется перефразировать статью устава
тринадцатого тома «Свода законов…»: “Первый
долг всякого — быть человеколюбивым…”

Иллюстрация А.Короткина к рассказу 'Беглец'

IV. Какими качествами, по мнению
А.П. Чехова, должен обладать доктор?

Это прежде всего профессионал, человек
высокого интеллекта, уникальной
работоспособности и заинтересованности своим
делом, чья жизнь — самопожертвование во имя
науки; это человек щедрой души и золотого сердца,
это настоящий интеллигент.

Лучшие университетские учителя Чехова нашли
отражение в его литературных произведениях и в
образе молодого деятеля науки, подвижника,
скромного и “великого человека” — врача Дымова
(«Попрыгунья»), и в образах патриотов-учёных
(некролог о Пржевальском), и в книге «Сахалин».
А.П. Чехов писал о таких людях: “Их идейность,
благородное честолюбие, имеющее в основе честь
родины и науки, их упорство… стремление к
намеченной цели, богатство знаний и трудолюбие…
их фанатичная вера в науку делают их в глазах
народа сподвижниками, олицетворяющими высшую
нравственную силу”.

От редакции. Очень интересный разговор
о врачах в творчестве Чехова, предложенный
Л.Корчагиной, будет, на наш взгляд, неполным без
обращения к рассказу «Ионыч» (тема перерождения
человека под влиянием среды) и пьесе «Дядя Ваня».

БОУ «Чебоксарская общеобразовательная школа для обучающихся с ограниченными возможностями здоровья №2» Минобразования Чувашии  Проект на тему: «Образ врача в зрелом творчестве А.П. Чехова» Выполнил: Михайлов Дмитрий,8 А класс Руководитель проекта:Павлова М.П.,  учитель русского языка и литературы 2020 год

БОУ «Чебоксарская общеобразовательная школа для обучающихся с ограниченными возможностями здоровья №2» Минобразования Чувашии

Проект на тему:

«Образ врача в зрелом творчестве А.П. Чехова»

Выполнил: Михайлов Дмитрий,8 А класс

Руководитель проекта:Павлова М.П.,

учитель русского языка и литературы

2020 год

Цель работы: рассмотреть образ врача в зрелом творчестве писателя. Задачи проекта:   -прочитать рассказы «Попрыгунья», «Ионыч»; - проследить, как Чехов изображает образы врачей в своих рассказах; -сделать презентацию для выступления.

Цель работы: рассмотреть образ врача в зрелом творчестве писателя.

Задачи проекта:  

  • -прочитать рассказы «Попрыгунья», «Ионыч»;
  • — проследить, как Чехов изображает образы врачей в своих рассказах;
  • -сделать презентацию для выступления.

Антон Павлович Чехов  Г o в op я o Ч exo в e- пи ca т e л e, e щ e pa з xo ч e т c я c к a з a ть o e г o п o зиции ч e л o в e к a, для к o т opo г o oc н o вн o й м ep к o й ч e л o в e ч ec к o г o д oc т o ин c тв a являют c я co в ec ть и п po ф ecc и o н a лизм. Oco б e нн o я p к o эт o видн o в п po изв e д e ния x, п oc вящ e нным e г o к o лл e г a м-в pa ч a м. O б pa з в pa ч a c т a н o вит c я o дним из oc н o в a нны x o б pa з o в в п po изв e д e ния x A. П.Ч exo в a.

Антон Павлович Чехов

Г o в op я o Ч exo в e- пи ca т e л e, e щ e pa з xo ч e т c я c к a з a ть o e г o п o зиции ч e л o в e к a, для к o т opo г o oc н o вн o й м ep к o й ч e л o в e ч ec к o г o д oc т o ин c тв a являют c я co в ec ть и п po ф ecc и o н a лизм. Oco б e нн o я p к o эт o видн o в п po изв e д e ния x, п oc вящ e нным e г o к o лл e г a м-в pa ч a м. O б pa з в pa ч a c т a н o вит c я o дним из oc н o в a нны x o б pa з o в в п po изв e д e ния x A. П.Ч exo в a.

Образ Дымова в рассказе «Попрыгунья» Одним из caмыx oбaятeльныx гepoeв чexoвcкиx пpoизвeдeний зрелого периода являeтcя дoктop Дымoв из paccкaзa «Пoпpыгунья». Дoктop Дымoв – душeвнo бoгaтый и cильный чeлoвeк, бecкopыcтный тpужeник, чья душeвнaя мягкocть, дoбpoтa, poбкaя, вceгдa нeмнoгo винoвaтаяя дeликaтнocть, пpocтoтa лишь пoдчepкивaют eгo вoлю, нeутoмимocть в тpудe, нacтoйчивocть в дocтижeнии цeли, пpeдaннocть cвoeй работе.

Образ Дымова в рассказе «Попрыгунья»

Одним из caмыx oбaятeльныx гepoeв чexoвcкиx пpoизвeдeний зрелого периода являeтcя дoктop Дымoв из paccкaзa «Пoпpыгунья».

Дoктop Дымoв – душeвнo бoгaтый и cильный чeлoвeк, бecкopыcтный тpужeник, чья душeвнaя мягкocть, дoбpoтa, poбкaя, вceгдa нeмнoгo винoвaтаяя дeликaтнocть, пpocтoтa лишь пoдчepкивaют eгo вoлю, нeутoмимocть в тpудe, нacтoйчивocть в дocтижeнии цeли, пpeдaннocть cвoeй работе.

В рассказе «ИОНЫЧ» мы видим, как человек, умный, прогрессивно мыслящий, трудолюбивый, превращается в обывателя, в “живого мертвяка” Ионыч – это человек, который превратился в скучного серого обывателя города С. Свой выбор он сделал сам, обывательскую жизнь он предпочел жизни чистой, свободной, смелой. Доктор Старцев - это молодой человек, умный, трудолюбивый, прогрессивно мыслящий, полный неясных, но светлых надежд, с идеалами и желаниями чего-то высокого .

В рассказе «ИОНЫЧ» мы видим, как человек, умный, прогрессивно мыслящий, трудолюбивый, превращается в обывателя, в “живого мертвяка”

  • Ионыч – это человек, который превратился в скучного серого обывателя города С. Свой выбор он сделал сам, обывательскую жизнь он предпочел жизни чистой, свободной, смелой.
  • Доктор Старцев — это молодой человек, умный, трудолюбивый, прогрессивно мыслящий, полный неясных, но светлых надежд, с идеалами и желаниями чего-то высокого .

заключение  К идеальным образам врачей можно отнести, на мой взгляд, лишь нескольких Чеховских героев: доктора Дымова из «Попрыгуньи», доктора из «Рассказа старшего садовника» и врача Королева из рассказа «Случай из практики». Это люди, являющиеся настоящими профессионалами своего дела, честные, порядочные, добросовестные, люди высокой культуры и духовности. В один ряд с ними можно поставить, думается, и самого А. П. Чехова.

заключение

К идеальным образам врачей можно отнести, на мой взгляд, лишь нескольких Чеховских героев: доктора Дымова из «Попрыгуньи», доктора из «Рассказа старшего садовника» и врача Королева из рассказа «Случай из практики». Это люди, являющиеся настоящими профессионалами своего дела, честные, порядочные, добросовестные, люди высокой культуры и духовности. В один ряд с ними можно поставить, думается, и самого А. П. Чехова.

Составление списка литературы по электронному каталогу

Составление списка литературы по электронному каталогу

Литература по данной теме

Литература по данной теме

Список использованной литературы   Гейзер И. М. Чехов и медицина/ И. М. Гейзер. – М.: Медгиз, 1954. – 140 с. Чехов, А. П.Беглец // Рассказы / А. П. Чехов. – М. : Худож. лит., 1963 Чехов, А. П. Враги // Собр. соч. в 12 т. / А.П. Чехов. – М. : Государственное издательство художественной литературы, 1956. – Т. 7. Чехов А. П . Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 18 т. М., 1974—1982. http://yandex.ru http:// Google . Ru

  • Список использованной литературы
  •  
  • Гейзер И. М. Чехов и медицина/ И. М. Гейзер. – М.: Медгиз, 1954. – 140 с.
  • Чехов, А. П.Беглец // Рассказы / А. П. Чехов. – М. : Худож. лит., 1963
  • Чехов, А. П. Враги // Собр. соч. в 12 т. / А.П. Чехов. – М. : Государственное издательство художественной литературы, 1956. – Т. 7.
  • Чехов А. П . Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 18 т. М., 1974—1982.
  • http://yandex.ru
  • http:// Google . Ru

Риторика и право. Аффективные речевые жанры

Проблемы коммуникации у Чехова — А. Д. Степанов

3.2. «Враги»: мелодрама, риторика, горе

Рассказ «Враги» рисует экзистенциальную
«пограничную ситуацию», которая совмещается с конфликтом совсем
иного рода – выяснением личных и социальных отношений. У доктора
Кирилова умирает единственный сын. Немедленно вслед за этой
смертью он должен ехать по вызову помещика Абогина, с женой
которого случился сердечный приступ. Однако по приезде на место
выясняется, что жена Абогина разыграла болезнь, чтобы бежать от
мужа. Рассказ заканчивается взаимными несправедливыми
обвинениями Кирилова и Абогина, и авторская позиция, эксплицитно
заявленная в прямом оценочном слове, предстает как позиция «над
схваткой»:

Абогин и доктор стояли лицом к лицу и в гневе продолжали
наносить друг другу незаслуженные оскорбления. Кажется, никогда
в жизни, даже в бреду, они не сказали столько несправедливого,
жестокого и нелепого. В обоих сильно сказался эгоизм несчастных
(6, 42).

Казалось бы, интенции автора предельно ясны, никакого спора по
поводу этого рассказа быть не может. Однако, как нам кажется,
есть определенное несовпадение между авторской «декларацией» и
«фигурацией» рассказа – жанровой и риторической системой,
лежащей в его основе. Выявление последней может способствовать
более глубокому пониманию текста.

«Враги» полностью построены на контрастах: аристократизма и
разночинства; благополучного безделья и трудовой бедности;
«эстетики» и «этики»; (любительского) искусства – и равнодушия к
нему со стороны естественника; изящества, даже красоты, – и
некрасивой черствости; максимального возбуждения и максимальной
бесчувственности, света и тьмы. Риторика, на первый взгляд,
входит в эти противопоставления: поведение и слово Абогина явно
риторично, а Кирилов относится к его риторике с презрением.
Однако в дальнейшем мы увидим, что эта очевидность нуждается в
коррективах.

Главным контрастом, организующим и подчиняющим себе все другие,
становится противопоставление двух жанровых доминант: мелодрама
vs. публицистический дискурс. С точки зрения нашего подхода
рассказ оказывается как бы скрещением двух дискурсов, или, шире,
готовых способов ориентации в мире, которым соответствуют
определенные речевые жанры.

Мелодраматическую фабулу истории Абогина можно восстановить из
текста рассказа: богатый аристократ, музыкант-дилетант, полюбил
женщину, видимо, стоящую ниже его по социальному положению. Ради
нее он «поссорился с родней, бросил службу и музыку» (6, 40),
уехал в свое поместье, однако спустя некоторое время жене
надоела жизнь в деревне и она бежала с неким «шутом», «клоуном»
Папчинским, предварительно разыграв сердечный приступ, чтобы
удалить мужа из дома. Пьесами с такими сюжетами были заполнены
театральные сцены чеховского времени, эпохи упадка драмы и
господства «бытовой мелодрамы». Эти пьесы строились по жесткому
сюжетному шаблону, и в последовательности событий абогинской
линии нетрудно увидеть необходимые мотивы-функции такой схемы:
«недостача», «соблазн», «новая жизнь», «разочарование», «новый
соблазн», «крах», «подлог» и др. Интересно, что даже далекий от
искусства доктор безошибочно опознает эстетическую доминанту
абогинской жизни: «Если вы с жиру женитесь, с жиру беситесь и
разыгрываете мелодрамы, то при чем тут я?» (6, 41).

Главная тема русской бытовой мелодрамы, основа ее конфликта и
залог интереса публики – это разрушение семьи. Как правило, эта
тема трактовалась самыми разными мелодраматургами практически
одинаково: семья разрушается, чтобы преодолеть инерцию
спокойного безвыборного существования, которое томит обоих
супругов, открыть альтернативу другой, событийной жизни. В
сюжетике мелодрамы работал романтический по происхождению
архетип бегства в утопический «иной мир», который, однако, на
поверку оказывался столь же скучным, как и первый, – отсюда «многосерийность»
мелодрамы: побеги повторяются. Бегство и сопряженные с ним
страдания и были «жизнью» в представлении мелодрамы. Сюжетным
штампам соответствовала особая психология и риторика героев.
Эмоциональная телеология мелодрамы – это поддержание
непрерывного сочувствия зрителя к герою. Главное средство
достижения этой цели – постоянные страдания на сцене, выражаемые
риторикой речевых жанров жалобы и возмущения. Страдание в
мелодраме – и тема, и метод воздействия, и основная
психологическая характеристика героев. Герой мелодрамы
воспринимает себя почти исключительно как «страдающий объект» –
объект, на который направлено враждебное действие. При этом
мелодраматическому герою обязательно необходимо сострадание –
слушатель на сцене и в зрительном зале, который проникнется его
горем. Ср. во «Врагах»:

Со слезами на глазах, дрожа всем телом, Абогин искренно изливал
перед доктором свою душу. Он говорил горячо, прижимая обе руки к
сердцу, разоблачал свои семейные тайны без малейшего колебания и
как будто даже рад был, что наконец эти тайны вырвались наружу
из его груди. Поговори он таким образом час, другой, вылей свою
душу, и, несомненно, ему стало бы легче (6, 40–41).

Весь сюжет мелодрамы можно рассматривать как «воспроизводство
страдания», его постепенное распространение – подобно болезни –
на весь изображаемый мир. Однако во «Врагах» доктор отказывается
играть по мелодраматическим правилам, в которых ему отведена
роль «вещи», наперсника, и привычный дискурс распадается на
глазах читателя.

Центральный герой мелодрамы – это полный, законченный эгоист. Он
полностью поглощен своими интересами, способен изъясняться
только монологами, раскрывающими его собственные страдания.
Таков и Абогин: даже в самом начале, когда он просит доктора
поехать к заболевшей жене и говорит о ее страданиях, он не
забывает и своих: «Я боялся не застать вас, <…>
пока ехал к вам, исстрадался душой…» (6, 32).
Мелодраматический эгоцентризм в полной мере касается и
героев-«жертв»; хотя «жертва», в отличие от «злодея», не одинока
– как правило, рядом с ней есть отец, мать, дети, преданный
друг. В чеховском рассказе это правило специально нарушено:
Абогин, поссорившийся с родными, преданный женой, другом и
слугами, одинок, но все-таки должен выговориться – и потому
возникает предельно неуместная исповедь, обращенная к Кирилову.
Личность другого в мелодраме никак не учитывается, ее персонажи
– функции, работающие на общий сострадательный эффект. Абогин
использует доктора как необходимого ему слушателя, игнорируя
несчастье и настроение собеседника, и встречает протест вместо
сочувствия.

Чисто чеховский парадокс состоит в том, что содержание протеста
и Кирилова, и Абогина сходно: это протест против овеществления.
Кирилов говорит: «У меня умер ребенок, <…>
и что же? меня заставляют играть в какой-то пошлой комедии,
играть роль бутафорской вещи! Не… не понимаю!» (6, 40).
Действительно, роль доктора в мелодраме – так же, как и в жизни
людей абогинского круга, – чисто инструментальная. По ходу
пьесы доктора могут вызвать, чтобы он оказал помощь больному
(или, что чаще бывает в мелодраме, констатировал смерть), а в
ходе мелодраматических излияний такая дополнительная фигура
может выступать только в роли молчаливо-сочувственного
слушателя.

С другой стороны, и Абогин более всего потрясен не уходом жены,
а своим положением – тем, что с ним поступили как с вещью: «Ну,
разлюбила, полюбила другого – бог с тобой, но к чему же обман, к
чему этот подлый, изменнический фортель? – говорил плачущим
голосом Абогин. – К чему? И за что? Что я тебе сделал?
<…> За что
же эта ложь? Я не требую любви, но зачем этот гнусный обман?»
(6, 40). Здесь действует еще один закон мелодрамы: сразу после
разрыва «другой» в мелодраматическом сознании лишается
человеческих качеств и может стать противоположностью прежнего
образа. Идентичность личности не существует для жанра мелодрамы,
ее герой – поступок, а не характер. Отсюда и «обратимость»
персонажей: перемена вектора страсти или уход возлюбленного
мгновенно и полностью меняет у них отношение к другим, заменяя
любовь равнодушием или ненавистью. Такова мгновенная перемена
Абогина по отношению к покинувшей его жене. Герои мелодрамы
живут данной минутой, ближайшее прошлое и будущее закрыты от них
аффектом настоящего. Поэтому «овеществление» здесь
двунаправлено: и покинутый, и покидающий начинают относиться
друг к другу как к вещам, страдая от этого. В чеховском рассказе
эта ситуация, парадоксальная сама по себе, углубляется еще и
тем, что протестует не только протагонист, но и доктор, которому
по мелодраматическому канону отведена чисто бутафорская роль
наперсника.

Главное желание человека у зрелого Чехова – не стать
«бутафорской вещью», его герои больше и чаще всего протестуют
против овеществления, но, тем не менее, часто становятся
«вещами» – другие обращаются с ними без учета их желаний:
эксплуатируют («Спать хочется», «Ванька», «Бабы»), видят в них
любовниц, «кусок мяса» («Огни», «Володя большой и Володя
маленький»), средство достижения цели («Анна на шее»),
заключают, лишают возможности самостоятельного поступка («Муж»,
«Палата № 6», «В ссылке») и т. д. Причины этого – не только
социальные, но и дискурсивные.

Протест доктора, диссонансом врывающийся в мелодраму, как
кажется, имеет совсем другую природу. Действительно, это прежде
всего социальный протест. В этот момент стреляют заряженные
ранее Чеховым «ружья» сословного антагонизма: те социально
фундированные противопоставления аристократизма и разночинства,
о которых мы писали в самом начале.

Но все дело в том, что слово доктора тоже не лишено
риторичности. Обратим внимание на то, что в первой половине
рассказа доктор, находящийся в состоянии шока, почти все время
молчит и только по необходимости односложно отвечает Абогину. Во
второй же он начинает не просто говорить, а говорить риторически
выстроенными фразами, использует сильные сравнения («пошлая
комедия», «мелодрама», «романы», сравнивает Абогина с каплуном,
страдающим от ожирения), готовые публицистические формы
(«глумление над личностью», «благородное кулачество», «рисуйтесь
либеральными идеями») и т. д. Его слово – это публичная речь:

Я врач, вы считаете врачей и вообще рабочих, от которых не
пахнет духами и проституцией, своими лакеями и моветонами, ну и
считайте, но никто не дал вам права делать из человека, который
страдает, бутафорскую вещь! (6, 41–42).

Перед нами не просто «диалог глухих», а диалог двух обычно не
попадающих в одно сценическое или повествовательное пространство
дискурсов: мелодрамы и публицистики. В таком совмещении и
выявляется речевая ограниченность обоих говорящих, а вместе с
ними – человека вообще.

Смысл рассказа, который вытекает из этих соображений,
подсказывается и повествователем: люди не только не хотят, но и
в принципе не могут понять друг друга. Но окончательности этого
вывода препятствует то, что и горе в рассказе противостоит
риторике как таковой, и шире – слову.

Единственное, что не контрастно, а амбивалентно в рассказе, –
это горе: утрата жены и смерть единственного и последнего сына.
Оно формально «объединяет» героев и сущностно их разъединяет,
причем не просто делает глухими друг к другу, а обесценивает
любое словесное выражение.

Смерть сына не только вводит в состояние шока доктора и его
жену, но создает еще и то, что Чехов парадоксально называет
особым «лиризмом» ситуации:

Кирилов и его жена молчали, не плакали, как будто, кроме тяжести
потери, сознавали также и весь лиризм своего положения: как
когда-то, в свое время, прошла их молодость, так теперь, вместе
с этим мальчиком, уходило навсегда в вечность и их право иметь
детей! Доктору 44 года, он уже сед и выглядит стариком; его
поблекшей и больной жене 35 лет. Андрей был не только
единственным, но и последним (6, 34).

Слово «лиризм» парадоксально, потому что ситуация, к которой оно
применяется, по Чехову, не выразима словами: «тонкая, едва
уловимая красота человеческого горя, которую не скоро еще
научатся понимать и описывать и которую умеет передавать,
кажется, одна только музыка» (6, 33–34). Рядом с горем никакое
слово не уместно, даже если оно искренно и мягко. Именно на это
указывает композиция рассказа, вводящая в самом начале в вакуум
лирической бессловесности риторическое слово Абогина: человек
ограничен в своих языковых возможностях, заключен в риторическую
«тюрьму языка», и никакая искренность не может здесь помочь:

Абогин был искренен, но замечательно, какие бы фразы он ни
говорил, все они выходили у него ходульными, бездушными,
неуместно цветистыми и как будто даже оскорбляли и воздух
докторской квартиры, и умирающую где-то женщину (6, 35).

Рядом с невыразимым горем слова бессильны, бестактны и
неуместны.

Таким образом, рассказ «Враги» выступает как ряд вложенных друг
в друга контрастов, которые снимаются на высшем для Чехова
уровне противопоставления риторики и горя. Контрасты социальные
и психологические снимаются общей неправотой риторики мелодрамы
и социальной публицистики. Речь неизбежно риторична. Но при этом
всеобъемлющая власть риторики отрицается указанием на области
человеческого опыта, принципиально для нее недоступные.

Разумеется, «Враги» – не единственный рассказ Чехова, в котором
противопоставляется риторика и горе. В том же году написан
рассказ «Доктор», в котором герой произносит обвинительные речи,
адресуясь к матери умирающего ребенка, причем сама мать не в
состоянии отказаться от лжи, ставшей для нее второй натурой. На
неспособности человека выразить свои несчастья иначе, как в
лживой риторической форме, построен рассказ «Бабье царство», где
подобная судьба ждет и нищих просителей, и богатую фабрикантшу.
В «Ариадне» литературные (то есть риторически выстроенные)
письма героини сомнительны в своей правдивости, а письмо,
написанное «крупным нервным почерком, с помарками и кляксами»
(9, 125), ясно говорит об отчаянии. В повести «В овраге» от
героя, попавшего на каторгу, приходит домой

письмо, написанное в стихах, на большом листе бумаги в виде
прошения, всё тем же великолепным почерком. Очевидно, и его друг
Самородов отбывал с ним вместе наказание. Под стихами была
написана некрасивым, едва разборчивым почерком одна строчка: «Я
всё болею тут, мне тяжко, помогите ради Христа» (10, 179).

Подобные примеры можно приводить очень долго.

Мысль о противоположности риторики и горя подтверждается и
письмами Чехова. Конечно, трудно представить себе Чехова
витийствующего, но все же иногда и ему приходилось произносить
публичные речи. Вот как он пишет об одном из таких эпизодов во
время холерной эпидемии 1892 г., когда вместе с земским
начальником кн. Шаховским ему пришлось объезжать деревни,
убеждая крестьян обращаться к медицине: «Он и я – оба на сходках
упражняемся в красноречии, разубеждая скептиков в целительной
силе перцовки, огурчиков и т. п.» И сразу вслед за этим – тот
же, никак не подчеркнутый, контраст «слова» и «горя»: «У ребят
поголовно понос, часто кровавый» (П 5, 92).

Есть некие безусловные факты в самой жизни, которые нельзя
понять двояко. А с другой стороны, сами по себе факты никого не
способны убедить. Риторика, к сожалению, необходима, но
риторическое высказывание всегда и везде затемняет, искажает
факты – или же оказывается неспособным их выразить.

Ощущение повсеместного неблагополучия, тотальности «горя» (без
которого не было бы позднего Чехова) парадоксальным образом
ведет назад к «слову»: надо разъяснить положение вещей тем, кто
его не видит. В рассказе «Припадок» герой, перебрав все
возможные способы решения сложных проблем, приходит к выводу,
что «единственный выход – это апостольство» (7, 216), то есть
проповедь. Не случайно этот речевой жанр занимает такое место у
Чехова. Рассмотрим его подробнее.

Читать далее>>



Избранное:

  • Вишневый сад
  • Дама с собачкой
  • Дядя Ваня
  • Ионыч
  • Каштанка
  • Крыжовник
  • Палата №6
  • Смерть чиновника
  • Степь
  • Три сестры
  • Чайка
  • Человек в футляре

Медицинская тема в творчестве А.П. Чехова

Ремпель Е.А.

ГБОУ ВПО Саратовский ГМУ им. В.И. Разумовского Минздрава России

Кафедра русской и классической филологии

Творчество великого русского писателя и врача А.П. Чехова всегда привлекало к себе пристальное внимание самой широкой читательской аудитории. Но особый интерес  творческое наследие этого писателя вызывает у представителей медицинской профессии. И это далеко не случайно. На протяжении всей своей жизни, вплоть до ялтинского периода, когда Чехов был уже тяжело болен, он много времени отдавал практической медицине. Будучи знаменитым писателем, А.П. Чехов продолжал оставаться и врачом-практиком.

«Вы советуете мне, — пишет А. П. Чехов Суворину, — не гоняться за двумя зайцами и не помышлять о занятиях медициной. Я не знаю, почему нельзя гнаться за двумя зайцами даже в буквальном значении этих слов? Были бы гончие, а гнаться можно…». И далее: «Чувствую себя бодрее и довольнее собой, когда сознаю, что у меня два дела, а не одно. Медицина моя законная жена, а литература — любовница. Когда надоест одна, я ночую у другой. Это хотя и беспорядочно, но зато не так скучно, да и к тому же от моего вероломства обе решительно ничего не теряют…».

 Таким образом, Чехов прямо заявляет, что у него хватит сил «гоняться за двумя зайцами», и что ни литература, ни медицина от этого не пострадают.

Многие произведения писателя объединены общей медицинской тематикой.  Это рассказы о врачах,  где описываются их рабочие будни или эпизоды из  жизни («Палата  №6», «Необыкновенный», «Случай из практики», «Враги», «Попрыгунья» и др.), рассказы, где действующими лицами являются заболевшие или умирающие люди («Тиф», «Три года», «Цветы запоздалые», «Мужики», «Горе» и др.), рассказы о душевном здоровье персонажей («Припадок», «Черный монах», «Палата №6»), а также юмористические рассказы («Сельские эскулапы», «Хирургия», «Симулянты», «Аптекарша», «У постели больного» и др.).

Чехов-художник с большой глубиной раскрывал психологию своих героев, их чувства и переживания, с такой научной вероятностью показывал психопатологию человека, что это граничило с точностью клинического описания. Однако изображение больной и здоровой психики никогда не было для Чехова самоцелью: оно давало ему материал для художественного творчества и больших социальных обобщений, для беспощадного разоблачения уродливых явлений современной ему действительности.

Говоря о медицинской теме в творчестве писателя, нельзя не сказать о широком включении в текст повествования медицинской лексики. Это названия болезней и болезненных состояний, анатомические термины, медикаментозные средства и другие латинские лексемы, используемые во врачебной практике. Например, lumbago, cancer prostatae, catarrhus intestinalis, delirum tremens, pn. cruposa, impotentia, ery­sipelas, ductus rectum, in recto, infusum, Kalium bromatum, Kal. jodatum и другие.  Г.Н. Николаева справедливо полагает, что латинизмы – «живой элемент языка» А.П. Чехова.

Каковы же особенности функционирования медицинских терминов в системе художественно-выразительных средств рассказов писателя?  

1) Прежде всего они выполняют номинативную функцию. Медицинские термины осуществляют номинацию процесса оперирования, называют органы и их части, инструменты, болезни, симптомы, лекарства: «Благодаря антисептике, делают операции, какие великий Пирогов считал невозможными даже in spe.» (Палата №6); используются при установлении диагноза, констатации причин смерти: «Я сходил с ума, у меня была мания величия (Черный монах), «Боюсь, что это аневризма…» (Враги), «…труп с диагностикой «злокачественная анемия» (Попрыгунья), «Под вечер Андрей Ефимович умер от апоплексического удара» (Палата №6); для описания врачебных действий при осмотре: «…уважаемый товарищ Терхарьянц с таким усердием катетеризировал у солдата Иванова евстахиевы трубы…» (Интриги), «…вместо того чтобы вылущить ноготь на большом пальце левой ноги…» (Интриги), «Во вторник у мальчика высасывал через трубочку дифтеритные пленки» (Попрыгунья),  «…перевернул больного на живот и опять постукал; с сопеньем выслушал…» (Цветы запоздалые), «Затем ей впрыснули под кожу что-то вроде гофманских капель…» (Драма на охоте); во врачебных рекомендациях, способах лечения: «Вы разведите его в бутылке и полощите себе горло утром и вечером» (Сельские эскулапы), «Доктор садится за столик и, потерев ладонью лоб, прописывает Лизочке бромистого натрия…» (Страдальцы), «Самойленко сел и прописал хину в растворе kalii bromati, ревенной настойки, tincturae gentianae aquae foeniculi — все это в одной микстуре, прибавил розового сиропу, чтобы горько не было, и ушел» (Дуэль).

2) Медицинские термины в произведениях Чехова служат стилистическим средством для создания медицинской профессиональной атмосферы. Терминологическая лексика дает возможность реально воспроизвести ту социальную среду, к которой принадлежат действующие лица, и придать диалогам врача с больным достоверность.

3) Латинизмы выполняют в художественных произведениях А.П. Чехова важную характерологическую функцию, являясь средством создания портрета героев и частью их речевой характеристики: «…Вредоносность его заключается прежде всего в том, что он имеет успех у женщин и таким образом угрожает иметь потомство, то есть подарить миру дюжину Лаевских, таких же хилых и извращенных, как он сам. Во-вторых, он заразителен в высшей степени. Я уже говорил вам о винте и пиве…. Судите же, какое у него широкое поле для заразы!» (Дуэль), «Он пополнел, раздобрел и неохотно ходил пешком, так как страдал одышкой» (Ионыч), «Старцев еще больше пополнел, ожирел, тяжело дышит и уже ходит, откинув назад голову» (Ионыч), «Правый глаз с бельмом и полузакрыт, на носу бородавка, похожая издали на большую муху» (Хирургия), «Он никогда, даже в молодые студенческие годы, не производил впечатление здорового. Всегда он был бледен, худ, подвержен простуде, мало ел, дурно спал. От одной рюмки вина у него кружилась голова и делалась истерика» (Палата №6), «У него на шее небольшая опухоль, которая мешает ему носить жесткие крахмальные воротнички» (Палата № 6), «Грудь паралитическая, плоская. Шея до того длинна и худа, что видны не только  venaejugulares (яремные вены), но даже arteriaecarotides (сонные артерии). Musculisterno-cleido-mastoidei (мышцы грудно-ключично-сосковые) едва заметны… Констатирую anaemia и atrophiamusculorum (малокровие и истощение мышц) (И то и се).

4) Обращение к медицинской тематике, реализуемой посредством латыни и фармацевтической терминологии, становится важнейшим приемом поэтики смешного в рассказах Чехова. С помощью терминов писатель изображает обыденные предметы, явления, ситуации, вследствие чего и возникает комический эффект, очень часто граничащий с сатирическим: «Тем же недостатком страдает и mater feminae – теща (из разряда mammalia) млекопитающих» (Два романа), «Нужно вообще заметить, что вид начальства раздражает вазомоторный центр и nervus oculomotorius» (Новая болезнь и старое лекарство), «Благодаря ее болтливости я страдаю гиперестезией правого слухового нерва»  (Два романа), «Две замоскворецкие купчихи съедят от скуки один пуд гречневой крупы и заболеют (средства излечения: Ol. Ricini, 300,0 pro dosi, Nux vomica и диета)», «Второй день праздника. Изжога, икота, отрыжка. (Средства излечения: magnesia alba, ol. Ricini, диета)» (Примечания к календарю).

5) Иногда медицинские термины служат своего рода эвфемизмами, позволяющими избежать употребления неко­торых «неприличных» слов: coitus, in recto, rectum.

6) Латинские термины в рассказах писателя становятся выразительным средством языка, и их использование обнаруживает субъективно-образное мировидение художника.

Таким образом, медицинские термины в творчестве А.П. Чехова представляют собой сравнительно четкую тематическую группу. Их употребление является показателем индивидуальной манеры писателя и определяется идейным содержанием произведений. Образное же использование профессионально-терминологической лексики  придает повествованию особую выразительность и оригинальность.

  • Дайте характеристику нашего и тридевятого царства чем наш мир отличается в сказке от того мира
  • Дайте толкование литературоведческих терминов упомянутых в отрывке лермонтова сказка для детей ответ
  • Дайте танк сказки аккорды для укулеле
  • Дайте танк сказки аккорды для гитары
  • Дайте сказку дракона русалку лешего только тогда я счастлив чьи это слова