Детдомовка рассказ на дзен

Рая сидела за столом, ломившемся от вкусных блюд, и украдкой смотрела на родителей Ромы. Ей было так неловко отвечать на вопросы и рассказывать о себе, что хотелось провалиться сквозь землю. Вера Геннадьевна и Михаил Львович встретили девушку настороженно. Было видно, что они хоть и ждали её, были не рады её присутствию в жизни Ромы. Даже Ирина, его сестра, общалась с Раей сквозь зубы.

— Значит, Вы работаете поваром? — уточнила Вера Геннадьевна, накладывая себе салат.

— Да, — сконфузилась Рая и покраснела.

— Что ж, хорошая профессия, — в слух размышляла мать Ромы. — А в нашей семье, все имеют высшее образование, — сказала она посмотрев на девушку свысока.

— У меня не было возможности поступить в ВУЗ, — тихо сказала Рая, будто оправдываясь. Девушке казалось, что она сейчас сгорит со стыда. Она уже сто раз пожалела, что вообще пришла на семейный праздник.

Рома был крайне недоволен поведением своей матери. Он знал что ей сложно угодить: все девушки, с которыми он встречался, Вере Геннадьевне категорически не нравились. Поэтому мужчина, старался никого домой не приводить. Но, на этот раз, мать перешла всякие границы. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку и не ругаться с родителями при Рае, он попросил:

— Мам, расскажи немного о работе, думаю Рае будет интересно послушать о местной больнице, тем более, что в ней сейчас лечится её хорошая знакомая, Нина Павловна.

— Вот оно что, — удивлённо сказала Вера. — Как её фамилия?

— Леушева Нина Павловна, — ответила девушка. — Она мне как мама.

Родители Ромы переглянулись, а Вера задумалась. Она уже слышала об этой пациентке, поступившей к ним после пожара, но лечением женщины занимался другой врач. Вера подумала, что сын не удосужился рассказать ей о женщине, потому что не хотел, чтобы она начала расспрашивать женщину о Рае.

— Я попробую узнать, как дела у вашей «мамы», — с долей сарказма сказала она, — думаю, её скоро выпишут.

Вера Геннадьевна смотрела на Раю со зл*остью и недоверием. Она пригласила девушку на свой день рождения лишь для того, чтоб познакомиться с ней лично. В любой другой день, Рома ни за что не привёл бы её к ним, потому что знал — мама не одобрит его выбор. Женщина мечтала о богатой невестке с хорошими манерами и высшим образованием, а сын искал себе единственную среди простых.

 Прошло уже два года, как её Рома поставил на своей личной жизни крест. Он не желал знакомится с «приличными девушками», которых предлагала мама, и слушать нотации о внуках. Поэтому, когда Рома рассказал матери о некой Рае, девушке из детдома, женщина насторожилась. Ей совсем не верилось в сказку про сироту, не верилось так же и в то, что девушка до сих пор не получила собственного жилья от государства.

Вера была очень расчетливым человеком: она вышла замуж не по любви и всё, что у неё было, они с мужем заработали сами, тяжёлым трудом. Женщина души не чаяла в Роме и ей не хотелось, чтобы он попал в руки к охотнице до денег и любительнице сидеть у мужа на шее. Именно такой Вера представляла себе Раю. А уж то, что девушка оказалась из неблагополучной семьи и выросла в детском доме, сразу настроило женщину против неё. Такой невестки Вера Геннадьевна не желала и решила сразу показать девушке, что ей, в семье Вербицких, не место.

— Скажите, Раечка, а что с Вашим жильём? — будто бы между делом поинтересовалась женщина. — Вы же должны были получить квартиру как сирота…

Рома сцепил зубы и сердито посмотрел на мать. По разговору и поведению родителей, он понял, что Рая им не понравилась. Хотя, иначе и быть не могло…

— Мама, Рая ещё не получила квадратные метры, но, я думаю, скоро всё наладится, — процедил он. — А пока, она поживёт у меня. Когда Нину Павловну выпишут, они смогут жить в моей квартире вдвоём, до тех пор пока не решится вопрос с жильём, — предвосхищая её вопрос ответил он.

Михаил Львович согласно кивнул, а Вера Геннадьевна поджала губы и принялась за салат. Отложив в сторону приборы, женщина в упор посмотрела на Раю, и повстречавшись с ней взглядом улыбнулась, недобро сверкнув глазами. Рая быстро отвела взгляд — ей стало не по себе. Рома, сидевший рядом, незаметно взял её за руку.

 

От прикосновения тёплой и сильной мужской руки, девушка почувствовала себя защищённой. Она с мольбой посмотрела на него и уже через десять минут, они покинули родительский дом.

***

Рома и Рая ехали в машине по хмурым улицам города и молчали. Дождь не прекращался, небо было низким и серым, а настроение у девушки окончательно испортились. Она так надеялась, понравиться родителям Ромы, но вместо тёплого приёма попала на «допрос».

— Ты прости мою маму, пожалуйста, — тихо попросил Рома, следя за дорогой. — Не понимаю, что с ней сегодня…

— Я, кажется, догадываюсь, — тяжело вздохнула Рая.

— Ты о чем?

— Наверное, она решила, будто я на что-то претендую и помешаю твоим отношениям…

Рома остановил машину у обочины не доехав до дома. Он включил аварийку и повернувшись к Рае, посмотрел на неё с недоумением.

— Я ничего не понимаю, о каких отношениях ты говоришь?

— О твоей девушке, — не уверенно ответила Рая, сгорая от ревности.

— У меня нет девушки… — медленно произнёс Рома изучая лицо девушки. — Мне конечно нравится одна, но, она сейчас молчит и очень смущается. Кажется, я совсем не умею общаться с женщинами, раз у неё закрались сомнения относительно моей персоны. Хотя, я же не сказал тебе сразу, что свободен… вот дур*ак! — воскликнул он и хлопнул себя по лбу.

Рая рассмеялась. Она густо покраснела и не могла понять, как ей пришла в голову такая глупость.

«Теперь, он решит, что я вешаюсь ему на шею, что я надеюсь на взаимность!» — думала она сгорая от стыда.

Рома улыбался и как-то иначе чем всегда смотрел на девушку. А Рая, вдруг поняла, что она действительно ему не безразлична. Они сидели в машине и слушали приятную музыку глядя, как по лобовом стеклу, текут маленькие ручейки. В какой-то момент, Рома помрачнел и сказал:

— Я не понимаю, почему моя мама так отнеслась к тебе. Мне казалось, что ты ей понравишься. По крайней мере, я на это надеялся…

— Никто не хочет породниться с сиротой, — сухо ответила Рая. — Может она решила, что я хочу захомутать тебя…

Рома повернулся к девушке, ему было стыдно за поведение своих родителей. Кажется финансовая сторона вопроса волновала их больше, чем счастье собственного сына.

«А может быть, им просто не хотелось связываться с детдомовкой? Может они решили, что мне нужны от него только деньги, квартира?» — с горечью спрашивала себя Рая.

Девушке вдруг стало так противно, так обидно за себя, за то, в чем она не виновата… Рая поняла, что никогда не сможет вписаться в их интеллигентную семью, никогда не станет им ровней. Всю жизнь на ней будет висеть клеймо девочки из неблагополучной семьи, детдомовки.

Из глаз хлынули слёзы. Девушка быстро отстегнула ремень безопасности и выскочила из машины. Она резко захлопнула дверь и подбежала, подальше от него, не разбирая дороги. Слёзы застилали глаза, дождь хлестал по лицу, а она бежала и плакала. Подальше от мужчины, которого считала идеальным, подальше от жестоких людей. Она не должна ломать судьбу кому-то ещё, хватит с неё своей собственной.

«Ничего хорошего он от меня не дождётся… Его мать сделала, что не приняла меня как родную. Я детдомовка, я не умею любить! Не смогу создать семью и сделать его счастливым…» — думала она убегая как можно дальше.

Рома, не ожидал такого поворота событий. Он выбрался из машины и крикнул ей вслед. Но, когда понял, что Рая не остановится, захлопнул дверь и побежал за ней.

Мужчина догнал её очень быстро: сказалась хорошая физическая подготовка и то, что Рая была на каблуках. Он схватил её за хрупкие плечи, развернул и прижал к себе. Девушка била его кулаками по груди, рыдала и всхлипывала. А он, молча терпел и не отпускал её. Минута, другая, и Рая безвольно повисла в его объятиях.

Он взял её на руки, посмотрел на зарёванное лицо и нежно поцеловал в губы. Девушка замерла. Она больше не вырывалась, не плакала. Она будто упала в какую-то пропасть, где ей было очень хорошо, и откуда совсем не хотелось возвращаться к реальности. Рома отпрянул и улыбнулся.

 

— Я никогда не отпущу тебя, потому что, ты не безразлична мне, Раечка, — прошептал он, глядя в её голубые глаза. — Давай, сядем в машину, ты промокла насквозь.

Девушка бессильно кивнула и мужчина отнёс её к машине. Он осторожно поставил Раю на ноги, помог снять мокрую куртку и усадил в автомобиль. Всю оставшуюся дорогу до дома они ехали молча. Улыбаясь. Каждый думал о своём. И если честно, их мысли были очень похожи.

Рая была на седьмом небе от счастья и… внезапно вспомнила, где же она видела его лицо. Чёткая картинка предстала у неё перед глазами и девушка заплакала…

***

— Боже мой, — плакала Рая, — не может этого быть… не может! — шептала она и, вытирая слёзы, смотрела на Рому.

Мужчина остановил автомобиль напротив своего дома, где теперь жила Рая, и взволнованно спросил:

— Что? Что с тобой?

Девушка молчала и не отрывала от него взгляд. Рома решил, что Рая перенервничала из-за встречи с его родителями, поэтому заглушил мотор и помог ей выйти из машины. Когда они оказались дома, девушка тут же заперлась в ванной. Рома поставил чайник и быстро переоделся в сухую одежду. Время тянулось очень медленно, а Рая, затихла и не выходила. Вдруг, послышался щелчок и девушка наконец зашла на кухню. Её волосы были мокрыми от дождя, а глаза пронзительно смотрели на него.

— Будешь чай? — стряхнув оцепенение спросил мужчина. Он взял с плиты чайник и наполнил кружку кипятком. — Я понимаю, что ты сегодня устала. Денёк был не из лёгких…

— Дело не в этом, — с трудом выдавила из себя девушка. — Я вспомнила, где видела твоё лицо…

 НАЧАЛО

Мужчина замер и с любопытством посмотрел на Раю.

— Меня забрали в детский дом очень рано и я не запомнила своих родителей, — пустилась в объяснения девушка. — Много лет я ждала, что однажды откроется дверь и за мной придёт мужчина. Мой папа. Он войдёт в комнату и скажет, что давно искал меня, — замолчала она.

— Он не пришёл, — с грустью констатировал Роман.

— Нет. Не пришел, — подтвердила она. — Но, я отчётливо представляла себе его лицо, в те моменты, когда мне становилось грустно: добрые глаза, искренняя улыбка, — сказала она медленно приговаривая каждое слово. — Это было… твоё лицо… Я не знаю, как объяснить…

Сказать, что Рома был поражён значит не сказать ничего. От неожиданности мужчина чуть не опрокинул чашку чая, и теперь, не мог вымолвить ни слова.

— Я люблю тебя, Рома, — внезапно сказала девушка.

Мужчина вскочил со стула. Быстро подошёл к девушке, нежно прижал к себе и прошептал:

— А я, люблю тебя, моя дорогая Раечка! И влюбился тебя в первый день нашего знакомства…

Их глаза встретились, губы слились в стр*астном поцелуе. Роман обнимал её, ла*скал так нежно, что она таяла от его прикосновений. Рая изне*могала от всепоглощающего желания. Она безвольно повисла в его объятиях и полностью доверилась этому сильному мужчине. Он хотел было отпустить её, отстраниться, так как боялся испугать девушку своим напором, но, она не позволила. Рае не хотелось отпускать его. Она желала лишь одного: быть вместе, предстоящей ночью, заснуть в его тёплых объятиях…

На следующее утро девушка лежала в постели и прижималась к широкому плечу Ромы. За окном чирикали воробьи, солнце освещало своими лучами окно и пробивалось, сквозь не плотные шторы, в комнату. Рая была на седьмом небе от счастья, потому что никогда не испытывала ничего подобного.

«Наверное, я сошла с ума, раз видела его лицо в детстве и хочу быть с ним рядом, всю жизнь. Мне уже всё равно, что меня не приняли его родные… Я просто люблю его и хочу стать счастливой…» — думала девушка, глядя на спящего Рому, который чему-то улыбался во сне.

Больше они не расставались. В тот же день, Роман съездил к родителям и, под бурный скандал, собрал все свои вещи. Теперь, он жил с Раей…

***

Вскоре, Нину Павловну выписали из больницы и Рома помог ей с жильём. Женщина была очень благодарна мужчине и неимоверно рада за Раечку.

— Он хороший, — кивала головой Нина, обнимая девушку, — вот увидишь, ты будешь с ним как за каменной стеной.

— Спасибо, мама, — смущённо улыбнулась Рая.

— Вы планируете пожениться? — с надеждой поинтересовалась женщина.

— Пока не знаю… — тихо ответила девушка заметно погрустнев. — Его родители меня не любят…

— Я думаю, когда они узнают тебя поближе, их мнение изменится, — успокоила её Нина.

Рая улыбнулась. Ей хотелось верить в это, но девушка очень боялась Веру Геннадьевну. Всё-таки она мать и может настроить сына против будущей невестки.

Рома очень привязался к Раечке. Девушка была совершенно не похожа на тех, с кем он встречался раньше: она была очень искренняя и весёлая. Конечно, его родители были против отношений с «не подходящей партией», но мужчина думал, что они со временем смогут её полюбить. Роме не хотелось ссориться с матерью, а ведь они не общались уже месяц: с тех самых пор, как мужчина забрал свои вещи.

Он решил сделать первый шаг к примирению — поговорить с отцом. Рома позвонит Михаилу и договорился с ним о встрече, выбрав момент, когда Веры не будет дома.

— Папа, ты не сердись на меня… — начал извиняться Рома сидя в гостиной родительской квартиры.

— Ты должен на ней жениться, — твёрдо сказал Михаил не дав сыну договорить.

Рома опешил. Он не ожидал услышать такое от отца. А Михаил Львович, немного помедлив продолжил.

— Понимаешь, мы с твоей матерью никогда не были счастливы. Она вышла за меня замуж потому, что мои родители были богаты. А меня, собственно говоря, никто и не спрашивал, — вздохнул мужчина. — Отец обещал лишить меня наследства, если я не женюсь на дочери его закадычного друга… пришлось согласиться. Я был глуп, — произнес он поморщившись. — Если можно было бы повернуть время вспять, я бы отказался от всего, чтоб жениться на той которую люблю.

Сын смотрел на отца с недоумением. Он конечно знал, что его родители недолюбливают друг друга, но, никогда не подозревал, что так было всегда.

— Но, почему же ты не развёлся, потом? — воскликнул Рома.

— Родилась Ирина, — улыбнулся Михаил, — а потом, Вера забеременела тобой. Я любил вас всем сердцем и хотел быть рядом, поэтому разводиться было уже поздно, — пояснил он и добавил: — Если любишь Раю, то женись не раздумывая! Не упускайте своё счастье, ведь его так сложно найти….

 

Михаил Львович встал и крепко обнял Рому, похлопав по плечу. Он верил, что его сын не повторит глупых ошибок своего отца. В этот момент, хлопнула входная дверь. В комнату быстро вошла Вера Геннадьевна. Не поверив своим глазам, она остановилась как вкопанная.

— Что ты здесь делаешь? — воскликнула женщина сурово глядя на сына.

— Я пришел чтобы помириться, мама, — спокойно ответил Роман. — Ты очень мне дорога!

— Значит ты передумал и выгнал девицу из своей квартиры? — прищурившись спросила женщина.

Лицо Ромы побагровело, Вера поняла, что сказанула лишнего, но, было уже поздно.

— Я люблю Раю и мы с ней обязательно поженимся! — отчеканил сын.

— Не вздумай! Кто она такая? — закричала Вера. — Ты не думал, что ей нужны лишь деньги и твоя квартира? Эта девчонка сломает тебе жизнь…

— Ты можешь не принимать её, это твоё право, — перебил её сын. — Но, мы с Раей всё равно будем вместе, — строго сказал Рома.

— Ты с ума сошёл! — воскликнула женщина хватаясь за голову. — Миша, что ты молчишь? — раздражённо спросила она мужа.

Михаил Львович устало вздохнул. Ему редко давали высказаться, поэтому он привык отмалчиваться, всё равно, никто его слушал. Но, сейчас, он наконец набрался смелости и решил помочь сыну.

— Если они действительно любят друг друга — пусть женятся! Может быть, хоть кто-то в нашей семье будет счастлив. Брак по расчёту никогда ещё не приносил ничего, кроме безысходности — произнес он и многозначительно посмотрел на Веру. — Ты сама это знаешь.

Вера Геннадьевна раскрыла было рот, но сын больше не желал присутствовать при семейных дрязгах.

— Спасибо, папа. Мне очень жаль, что всё так получилось, — сказал Рома и посмотрев на Веру с грустью добавил: — Жаль, что Рая не понравилась тебе, мама. Если ты изменишь своё мнение, насчёт неё, то знаешь где нас найти. Я буду очень ждать…

Он быстро вышел из комнаты, не обернувшись. В прихожей хлопнула дверь, а Вера с обидой посмотрела на мужа.

— Что ты ему сказал?!

— Правду, — сухо ответил Михаил. — Не всю конечно: сын не знает о твоих походах на лево, о твоих бесчисленных любовниках…

— Замолчи! — в отчаянии сказала Вера и её глаза наполнились слезами. Она всегда боялась, что дети увидят истинное лицо матери, узнают о других мужчинах.

Женщина вышла замуж за Михаила, которого знала с детства, по совету своего отца. Он был сыном богатых и знатных родителей, и девушка надеялась всю жизнь купаться в роскоши. Кроме того, финансовые дела её семьи шли не очень хорошо и выгодное замужество было на руку не только ей. Девушка никогда не любила Мишу, ей казалось, что деньги важнее, чем какие-то глупые чувства.

Но, спустя время, Вера поняла, что ошиблась и богатство не главное. В браке родились дети: Ирина и Рома. Супруги приумножили состояние мужа в несколько раз и ни в чем не нуждались. Единственное чего у них никогда не было, так это любви. И от этого Вере было так тошно, что порой хотелось бросить всё и бежать без оглядки. Она пыталась заглушить свою боль и много раз изменяла мужу. Только вот легче от этого не становилось.

Женщина вспоминала ушедшие годы с тяжёлым сердцем. Она посмотрела на постаревшего и осунувшегося Михаила, который тоже был несчастен, и сказала:

— Знаешь, а ведь ты прав. Я не счастлива… И мне не хочется, чтобы наш сын, повторил нашу судьбу. Может быть, мы ещё сможем стать счастливыми… — с надеждой прошептала она глядя куда-то в сторону.

— Я надеюсь на это. Поэтому, хочу развод, — ответил Михаил. — С сыном ты всё-таки помирись, если не хочешь остаться одна на старости лет. Он очень гордый.

Михаил Львович отправился в спальню. Наконец-то он сказал ей всё, что думает. Теперь ему оставалось лишь собрать вещи и уйти. А Вера, безутешно заплакала…

***

Прошло два года. Красивая и счастливая женщина шла по осеннему парку. Рядом с ней семенил малыш в синем комбинезоне, он крепко держал свою маму за руку и широко улыбался.

— Какой ты молодец, Матвей! Идёшь сам, — радовалась женщина и гладила сына по яркой шапочке.

Сзади послышались шаги и мужской голос произнёс:

— Солнце моё! Раечка!

Женщина обернулась и увидев мужа просияла. Он схватил сынишку на руки и начал кружить, а Матвей, весело смеялся и радовался папе.

— Рома! Мы загулялись и даже на время не смотрели, — улыбнулась Рая, обнимая мужа. — Как, Вера Геннадьевна?

— Передавала тебе привет. У неё всё замечательно, более того, она выходит замуж! Представляешь?! — засмеялся мужчина.

-Ох! — воскликнула Рая и добавила: — Как же я за неё рада! Вечером обязательно позвоню ей, поздравляю. Они с Аркадием — идеальная пара.

 

Рома посадил сына на плечи, и они, втроём, отправились домой. Осенний парк пестрил яркими красками. Рая ступала по шуршащим листьям и думала о жизни. Кажется не так давно, она была обычной девочкой из детдома, а теперь — счастливая жена и мама чудесного сыночка.

Пошло два года с тех пор, как родители Ромы, развелись. Михаил ушёл, оставил жене всё что имел и переехал в другой город. Вера, в скором времени помирилась с сыном и нашла общий язык с Раей. Женщина поняла, что не высшее образование и деньги определяют ценность человека, а его душа. Теперь от циничной, высокомерной женщины не осталось и следа. Вера обожала своего внука и невестку. Была счастлива с мужчиной, с которым работала много лет в больнице, но никогда не воспринимала его в серьез.

— Какая же жизнь… непредсказуемая, — задумчиво сказала Рая, глядя как листья плавно падают на землю.

— Ещё бы! — засмеялся Рома. — Если бы не ужасная проводка в деревянном доме Нины, я никогда бы не встретил тебя.

Девушка крепко обняла Рому. Он как всегда был прав. И, тот пожар, спас девушку от всепоглощающего одиночества, как бы странно это не звучало…

Конец.

источник

­­Равиля, уже немолодая особа, исколесив страну вдоль и поперёк, решила
вернуться в Курск, где когда-то окончила факультет иностранных языков в
университете и вышла замуж, и где, спустя два года после свадьбы, овдовела: муж
её умер от острой пневмонии.
На руках осталась годовалая дочь Гуля. Рассчитывать Равиля могла только на
себя. Родителей своих не знала с
рождения. Выросла в детдоме. В
надежде заработать немного денег,
уехала с дочерью в Красноярск. Работала переводчицей и в России, и за границей…
По возвращении в Курск сначала
остановилась у давней знакомой, а когда устроилась в школу преподавать
английский, как мать-одиночка получила однокомнатную квартиру.

Гуля выросла, окончила школу, институт с красным
дипломом  и уехала в Москву – учиться
дальше. Равиля осталась одна. И сама того не
ожидая, обратила своё внимание на
Саида, который был моложе её почти вдвое.

Познакомилась с ним в магазине, где он
работал грузчиком. Его неопрятный вид у одних людей вызывал брезгливость, а у
других – жалость. Однажды Равиля решила расспросить его, как он жил раньше
и где живёт сейчас. Выяснилось, что прежде
бродяжничал. Её удивило, что парень не предпринимает никаких попыток для того,
чтобы изменить свою судьбу в лучшую сторону. Жил без цели, катился, как резиновый
мяч, под горку. Но женщину нисколько не смутило его прошлое. Ей стало жалко
этого человека, и вскоре она предложила ему:
– Саид, переходи жить ко мне. Хочу помочь тебе.
Молодой человек, от
которого давно ушла жена, а сын не признавал
его, опешил:
– А не боишься? Ведь недавно вышел из «академии». У меня ничего нет. Зачем
я тебе?
– Ну, что такое твоя «академия», я догадываюсь. Как ты туда попал?
– Да вор я, спец по форточкам. И пью.
– Остановись. Молоток с гвоздями в руках удержишь? Кран починить сможешь?
– Что я, не мужик, что ли?
– Ну, вот и договорились.

Саид, собрав небольшой узелок с пожитками, в этот же день переехал к
Равиле. Поначалу знакомые, видя, как они по выходным с полными корзинами грибов
возвращались из леса, под руку шли в театр или в кино, сидели в кафе за углом
их дома, переглядывались и осуждающе качали головами. На эту пару многие
смотрели с любопытством. Красавица Равиля, несмотря на свой возраст, рядом с
Саидом выглядела королевой. Пышные, осветлённые волосы, умело подкрашенные губы,
молодили её.
Добрые карие глаза, полукруглый овал лица, прямая осанка притягивали
внимание прохожих. И хоть ей было за пятьдесят – давали слегка за сорок.
Саид, ростом ниже её почти на полголовы, рано облысевший, с угрюмым
взглядом из-под густых чёрных бровей, казалось, находится рядом с ней по
недоразумению.
Полгода он держал себя в руках. А потом ушёл в запой, валялся во дворе, на
лестничной клетке, пока сердобольная подруга не затаскивала его в квартиру.
Жильцы дома и знакомые стали открыто осуждать её.
Однажды соседка по площадке,
недоумевая, сказала:
– Что за бес тебя попутал? Зачем он тебе нужен? Ты – женщина другого круга,
а этих алкашей и альфонсов сейчас хоть пруд пруди…
Равиля изменилась в лице и раздражённо фыркнула:
– Вам меня не понять! У вас семьи, а я всю жизнь тяну лямку матери-одиночки. Пожалела я Саида. По себе знаю,
как тяжко жить без поддержки.
И через какое-то время приехавшая на выходные дочь тоже высказала:
– Мам, неужели ты не понимаешь, что своей жалостью только вредишь
Саиду?
– Смотри, какая советчица нашлась! Не видела ещё жизни, а берёшься учить
меня! – возмутилась Равиля.
Она верила, что сможет вытащить несчастного из запоя. Определила его в
наркологический диспансер. Но и лечение не
помогло. Тот напился через три дня. И пошло-поехало… Спустя неделю женщина не
выдержала, указала ему рукой на дверь:
– Катись-ка ты от меня, куда подальше… Ничему тебя жизнь не научила, и я не
справлюсь…
Равиля поняла, что на жалости счастье не построишь. Неумелая попытка
создать семью провалилась.

Домой на каникулы приехала Гуля. Её обрадовало отсутствие странного
кавалера матери. В один из вечеров, вернувшись с прогулки, она обняла её за
плечи и сообщила:
– Мам, я выхожу замуж. Его зовут Арсений. Он тоже из Курска. А в Москве
живёт в соседнем студенческом общежитии. Учится в пединституте на историческом
факультете. Сейчас он придёт.
– Раньше не
могла сказать? Я бы чего-нибудь вкусненького приготовила. Хотя бы твоего
любимого хвороста к чаю, – засуетилась
Равиля. – Ты же только что поступила в аспирантуру и сразу замуж!
Вскоре в дверь постучали. Сначала показалась густая рыжая шевелюра, потом в
проёме выросла фигура парня ростом под два метра. Хозяйка, почувствовав
слабость в коленях, присела. В госте она увидела своего одноклассника Савву.
– Твой отец жив? – спросила, не дав дочери представить гостя.
– Да, а что? – растерялся тот.
– Его зовут Савва?
– Откуда Вы знаете?
– Да вы как две капли похожи! Мы с твоим отцом в детдоме росли. Он ведь
детдомовский?
– Да.
Савву она обожала. В юности играл на скрипке и никому не давал в обиду
маленькую смуглую Равилю…
– А где он сейчас, чем занимается?
– Отец работает в музыкальной школе, живёт в коммуналке на Рахманинова. Они
с мамой разошлись три года назад.
Женщина вздохнула:
– В жизни всякое бывает. Вот мне уже не терпится увидеться с твоим отцом.
Надо же, как пути-дорожки пересекаются!
Перед свадьбой Савва зашёл к Равиле обсудить некоторые
традиционные вопросы, и в конце беседы отметил:
– А ведь не зря судьба привела меня в твой дом.

Свадьба была в основном молодёжной. Лишь своего лучшего друга-детдомовца
пригласил Савва на торжество – Глеба Аверина. С пятого класса мальчишка был
влюблён в Равилю, всячески старался завоевать её внимание. Но она словно не замечала
его усилий. Савва знал о страданиях друга, тот
только ему рассказывал о своих чувствах. Глеб так и не женился, потому
что на всю жизнь хватило ему первой любви.…

Через год у молодожёнов родились двойняшки: мальчик и девочка. У мятущейся
женщины появилась возможность излить свою нереализованную любовь на
внуков. А надёжным помощником в её заботах стал Глеб. Они расписались
вскоре после встречи, которой он ждал не один десяток лет.

— Папа, папка, папочка! — шептал парень на могиле, — Отец, прости меня за всё !

• Истории из жизни
• 0 Комментарий

За спиной Андрея глухо лязгнула тяжелая железная дверь. От этого звука Андрей вздрогнул и обернулся – всё, он на свободе! От звонка до звонка отсидел три года… И, казалось бы, за что? Просто связался Андрюха после школы с дурной компанией. И однажды они взяли его с собой на дело. Он даже ничего не делал – …

— Я знаю, как доставить мужчине настоящее удовольствие. Тебе понравится

• Истории из жизни
• Aрина
• 0 Комментарий

Антон взглянул на Романа, склонившегося над компьютером и, улыбнувшись, позвал его: — Ромка, пошли пообедаем. Все ушли на перерыв… Или перед Пал Палычем выслуживаешься? Думаешь, шеф за это тебе премию подкинет? Роман никак не отреагировал на его слова, он был полностью погружён в работу и очнулся только тогда, когда Антон хлопнул его по плечу: — …

— Мы ничего не можем сделать, ваша девочка умрёт в течение года, — сообщил врач

• Истории из жизни
• Aрина
• 0 Комментарий

Анна с Сергеем мечтали о большой и дружной семье — чтобы детей не менее трёх, а лучше четверо. Два мальчика и две девочки… А что? Финансы им позволяют! У Сергея автомобильный бизнес, приносящий неплохой доход. У Анны отец — владелец небольшого мясоперерабатывающего комбината. Когда Анна с Сергеем поженились, Владимир Николаевич им подарил шикарный особняк в …

— Вот скажи, зачем девочке такая большая квартира? А нам самый раз

• Истории из жизни
• Aрина
• 0 Комментарий

— Ну и что будем делать? — Что-что. Ты уверена, что получится всё с квартирой? — Да тут даже не переживай. Нинка сразу завещание написала. В случае, если я удочеряю Валентину, то квартира переходит мне. — Неплохо. То есть накладок никаких быть не должно? — Вроде нет. — Тогда нечего и думать, а то найдётся …

Евдокия или, как её называли в деревне Евдошиха

• Истории из жизни
• Aрина
• 0 Комментарий

Татьяна с утра была занята радостными хлопотами: наконец-то сын Сергей решил приехать к ней в гости вместе со своей семьёй, женой Мариной и сыном, семилетним Алёшей. Женщина торопливо чистила картошку, при этом, то поглядывая на поднимающееся под чистой салфеткой тесто, то на духовку, в которой жарилась уточка. Вдруг Татьяна бросила нож и, вскрикнув, бросилась к …

Посвящается всей той боли, что я пережила.

Спасибо вам за опыт.

Глава I

Обменная монета

Давай познакомимся? Меня зовут Наташа, мне двадцать пять лет. Я второй раз в браке, и у меня двое прекрасных детей. Я часто пишу свои размышления на листочках или в заметках телефона – привычка не делиться с окружающими своими размышлениями.

Поздно ночью мне в голову пришла гениальная мысль – объединить их все в одно целое, собрав маленькие кусочки жизни в одну большую историю и поделиться ей с тобой.

Наверное, стоит начать с того, кто я? Родилась я в 1996 году в Украине. Со слов бабушки, была суровая зима, за окном валил густой снег, дороги были заметены и добраться до роддома была фактически невозможно. Раньше положенного срока, я появилась на свет без каких-либо отклонений, что довольно удивительно. Сами потом поймете почему.

Мне было всего пару месяцев от роду, когда моя бабушка по отцовской линии приняла решение перевезти нашу семью из Украины в Россию, чему Анна Петровна была сказочно рада. Да, знакомься. Это моя биологическая мать. В дальнейшем я буду обращаться к «родителям» только по именам, потому что считаю их лишь биологическими производителями. Почему? Сейчас объясню.

Представь себе на секунду вот такую ситуацию. В бедную деревню Украины приезжает новенький ягуар, и из него выходит молодой симпатичный парень со статной женщиной. Слухи о приезде «богатенького паренька» разлетелась быстро, и Анна, не теряя времени, решила охмурить пацаненка. Хотя сама на тот момент была в гражданском браке и воспитывала сына четырех лет.

Она быстро разузнала, к кому именно он приехал, втерлась в доверие и затащила выгодную партию в постель. Спустя время, она заявила о своей беременности, и Андрей, как мужчина благородных кровей, повел её в ЗАГС, где они благополучно заключили свой брак, скрыв сей факт от бабушки.

История об их браке всплыла, когда бабушка приехала забирать Андрея от родственников: Анна была на внушительном сроке беременности и скрывать это было невозможно. Поездку пришлось отложить, из-за угрозы прерывания беременности Андрею пришлось остаться на Украине.

Выйдя за Андрея, Анна надеялась избавиться от меня. Во время беременности были постоянные запои, сидения в горячих ваннах, сильные физические нагрузки.

Да, я не самый желанный ребенок. И как вы догадываетесь, жизнь у меня была несладкой.

Ведь Анна хотела устроить себе жизнь, выйдя замуж по расчету, но моё рождение испортило ей все планы.

Когда я родилась, мы переехали в Москву и стали жить в одной из квартир бабушки. Мы редко с ней виделись, так как она работала в МИДе и постоянно была в разъездах по загранице.

Бабушка хорошо зарабатывала, поэтому полностью содержала семью своего сына. Из-за отсутствия работы «родители» начали искать развлечения, ведь с детьми было скучно сидеть, а душа требовала веселья.

Анна увлекалась черной магией и вступила в сообщество «Белое братство»¹. Там она нашла себе единомышленников вовлекла туда Андрея. После вступления в ряды общины, из дома

________________________________________________________

Секта также известна под названием «Великое Белое Братство» и и «Международный институт души Атма». Сами сектанты называют себя юсмалианами.

стали пропадать вещи: старинные сервизы, книги, мебель… короче все, что имело ценность. Однажды бабушка обратила внимание на странное поведение сына и пришла к нам домой. В тот момент мы с братом дома были одни, и она застала нас голодными, побитыми и грязными. В срочном порядке она взяла отпуск и увезла нас из той квартиры к своему супругу и стала разбираться со своим сыном.

С нами ей было тяжело. В 90-ые, был большой дефицит и достать продукты первой необходимости было крайне тяжело. Она отстаивала огромные очереди с двумя детьми за куском масла и бутылкой молока. Какая она молодец, правда? Но как бы не так.

Будучи взрослой, я не раз слышала от нее эту историю, и порой она меня даже раздражала. Ведь каждый раз, чтобы показать какая она «крутая», будучи в пьяном угаре, она припоминала историю о том дне, как она стояла и плакала в очереди.

Да, многие стояли, и никто своим детям, внукам об этом не тычет в лицо при любом удобном случае. Сделал, молодец, зачем попрекать этим?

Сейчас мои рассуждения такие, потому что я сама стала мамой. Я бы и не такое сделала ради детей, если бы потребовалось. И уж тем более не припоминала бы в каждой cсоре, какая я героиня.

Да, бабушка у меня не с простым характером. Она любит, чтобы ее либо хвалили, говорила какая она молодец или какая она бедная и несчастная. «От тщеславной героини до синдрома жертвы» – ее диагноз, как по мне.

Эпиком стал разговор с братом. Я спросила его о том времени:

– Стас, можешь подробнее мне рассказать, о том как было сложно в девяностые?

– В смысле? – спросил он.

– Ну, бабушка постоянно мне рассказывает историю о том, как отстаивала очередь за молоком и маслом, а ты стоял рядом и горько плакал.

– Наташ, не было такого. Ты чего? Она работала в МИДе у нее были связи и стоять в очередях не про нее.

Её времяпрепровождение с нами быстро закончилось. Отпуск подходил к завершению, нас нужно было куда-то девать, а также вытаскивать наших «родителей» из секты. Решение было принято быстро. Чтобы перекрыть все выходы и входы к этой секте, она продала квартиру в Москве, взамен купила однушку в Подмосковье. Почему однушку для четверых людей? Оказалось, что за «баумнской» квартирой тянулись огромные долги. За все время «родители» не платили по счетам, только занимали деньги у знакомых по всей столице. После продажи Московской квартиры, большая часть денег ушла на раздачу долгов, а на остаток была куплена и отремонтирована скромная однушка в Подмосковье. Сына бабушка пристроила на работу к мужу в компьютерную компанию под названием «Формоза», Анна продолжала сидеть со мной в декрете, брата пристроили в детский сад.

Вроде бы все хорошо звучит: «стали жить мы дружно»… Но, к сожалению, все оказалось не так радужно. «Родители» перестали пить, начали жить как полноценная семья. Но это продлилось недолго, Анна снова начала спиваться, таща Андрея за собой на дно. Бабушка старалась все исправить, обеспечивая их жизнь финансово, проводя беседы и надеясь на то, что деньги пойдут на меня и брата. Но все деньги утекали рекой алкоголя по их глотке.

Став взрослой, я поняла, что её покупки и подачки выглядели как «пожертвования».

Наверное, это связанно с тем, что моей бабушке, (Наталье Игоревне), было всего 16 лет, когда родился мой биологический отец. Его воспитывали Наталья Игоревна и её мама. Согласитесь, когда мама четвертый раз выходит замуж, это сильно подрывает ее авторитет в глазах сына. Плюс ко всему, она никогда не участвовала в его жизни, потому что нужно было самой учиться, строить личную жизнь и карьеру. Его воспитанием в основном занимались подружки Натальи Игоревны и родственники. Когда он подрос и забот с ним стало меньше, она брала его с собой на работу в круизы и, если к бабушке подкатывал очередной «хахаль», она просила Андрея называть её по имени. «Я тебе не мама. Я твоя подружка Наташа». Так в голове моего «отца» сложилась картинка, что она ему не мать, а «денежный кошелек, подружка», которая никогда его не бросит.

А бабушка продолжала искупать свои грехи разными способами. «Андрюша, не надо служить, там будут обижать», – говорила она и отмазала его от армии, купив военный билет. Не доучился? Бог с ним. Оплачивала даже экзамены, чтобы он получил диплом учителя математики. Не подумайте, он был не глуп, у него был математический склад ума, он умел все грамотно рассчитывать, и его тяга к программированию проявилась еще в детстве, но вырос к сожалению озлобленным мальчиком. Бабушка до сих пор себя корит за то, что не была с ним строга и исполняла каждый его каприз. Но что сделано, того не вернешь. Время не повернуть вспять…

Флешбек тоже жизнь…

Вернемся в прошлое. Детский сад. Помню его фрагментами. Я не знаю, кем по образованию была Анна, но каким-то чудесным образом она устроилась работать в садик помощницей поварихи.

Утро начиналось с того, что она с железными бидонами шла в магазин, набирала молоко, и мы шли в сад. Если мне не изменяет память, проработала она там недолго. Ее уволили за пьянство и опоздания на работу. С этого момента моя жизнь поменялась. Я часто оставалась в садике последним ребенком, потому что за мной не хотели приходить или… просто забывали о моем существовании. Пару раз мой брат пытался меня забрать, но ему не отдавали меня, потому что он был слишком мал. Я не раз ночевала с охранницей в садике, которая делилась со мной своим ужином, ночевала у воспитательницы дома или у соседей. Сейчас вы подумаете, как такое возможно? Поверьте, тогда раньше мало занимались неблагополучными семьями.

В детском саду я была проблемным ребенком: нервная, крикливая. Чаще всего забивалась в угол и молчала весь день. Играя с детьми, могла навредить себе или другим. К примеру: играя в догонялки, вписалась челюстью в угол детского стола так, что вывихнула зуб, и его пришлось удалять. Последствия: во взрослой жизни была искривлена челюсть полностью. Года в четыре меня повели в парикмахерскую прокалывать уши. Анна тогда заплатила пятьдесят рублей за это, а бабушка подарила мне золотые серьги в виде розочек. Что я сделала первым делом, когда пришла в садик? Правильно, начала хвастаться. Одному мальчику, видимо, это не очень понравилось, и в знак протеста он дернул меня за сережку так, что надорвал мне ухо. Крови было много, и день закончился в приемном покое. Дома Анна сидя на кухне покуривая сигарету, обмусоливала эту ситуацию со своей подругой:

– Надо было этого мальчика укусить.

– Ань, ну, не лучший совет ты даешь ребенку.

– Да она все равно тупая, не поймет.

Я Анну все-таки послушала и на следующий день в садике прокусила обидчику ногу до крови. Потом мальчика в другой сад перевели. От меня, наверное, подальше.

Вообще о моем состоянии здоровья особо не беспокоились. Привести меня в сад с высокой температурой было нормой. Однажды к тихому часу я стала плохо соображала, жаловалась на сильную головную боль. Воспитатель вызвала скорую и оповестила родителей. По приезду фельдшер осмотрела меня и сделала укол. Она была еще тем «подарком жизни», сделав мне укол так, что впоследствии развился абсцесс.

Судя по медицинской карте, первую операцию мне сделали в шесть лет. В тот день Анна тащила меня в сад, а я в очередной раз жаловалась на свое состояние здоровья.

– Заткнись, тварь, опять придумываешь, – сквозь зубы отвечала она на мою мольбу.

– Мам, мне сидеть больно, честно.– плача говорила я

Она положила меня на стул и, оголив мою пятую точку, только замахнулась рукой, чтобы всыпать мне по попе, но обомлела от увиденного. На моей ягодице зиял огромный абсцесс черного цвета. Вместо детского сада она в срочном порядке повезла меня в больницу, где ей огласили вердикт:

– Срочно оперировать.

Помню, что после слов врача она так плакала, обнимала меня, целовала… В тот момент я почувствовала себя счастливым ребенком. Ведь она делала, то что я так от нее хотела. Проявление любви.

Меня забрали в палату и стали готовить к операции.

– Раздевайтесь, – сказал врач.

Я стояла, краснела и не хотела этого делать при чужом дяде. Врач понял мое смущение, поэтому позвали медсестру. Она помогла мне раздеться, надела на меня огромный хлопковый халат и носки на подвязках. Выглядела я мягко говоря придурковато. Меня провели в операционную, медсестра помогла мне лечь животом на стол, в операционную стали заходить врачи.

– Холодно, – тихо пожаловалась я.

– Потерпи чуток, – успокаивала медсестра.

Врачи стали привязывать мне руки, и я начала вырываться и плакать.

– Не беспокойся, так надо, – гладя меня по голове, говорила медсестра.

– Зачем? – испуганно спросила я сквозь слезы.

– Чтобы ты не дергалась во сне, – тихим голосом продолжала она.

Мне поставили капельницу и попросили подсчитать до десяти. Один. Два. Три. Четыре. Я уснула. Даже помню, что мне снились. Будто я сижу дома перед телевизором и смотрю любимый мультик «Симпсоны», а вся больница – страшный сон.

Очнулась я от наркоза в палате под тремя одеялами, меня жутко трясло то ли от холода, то ли от наркоза, жутко болело горло. Позже узнала, что это была трубка для вентиляции легких.

К вечеру ко мне пришла Анна, подписала бумаги и забрала меня домой. Почему так сделала? Не знаю, но явно не из-за материнских чувств ко мне, возможно, боялась, что я пожалуюсь медперсоналу на нашу семью и у нее будут проблемы. Дома на меня забили болт, за раной никто не ухаживала, поэтому благодаря «любви» Анны у меня на память остался офигительный рубец на ягодице.

По мимо «любви» ко мне, Анна с Андреем часто проявляли ее друг на друге. Не стесняясь меня и брата, они ругались, громили квартиру или уничтожали друг друга. Так как брат был по старше и мозговитее, он сбегал из дома, оставляя меня одну. А мне в свою очередь попадало во время их разборок. Все, что оказывалось у Анны под рукой, летело в Андрея: будь то чугунная сковородка или старинная икона с металлическим подрамником. Когда я понимала, что накал ругани дошел до предела, я взбиралась на верх шкафа и начинала громко плакать. Анну это раздражало:

– Иди успокой свою маленькую тварь, – обращаясь к Андрею, кричала она.

Анна частенько любила унизить или упрекнуть меня моим существованием:

– Мне тебя в коленях не дали зажать. Я тебя ненавижу. Чтоб ты сдохла.

И все в таком духе.

Вы не представляете, как это было больно слышать. Родная мать говорит это своему маленькому ребенку. Мало того, что говорит, так еще и показывает своим отношением.

Когда была маленькой, во всем винила только себя. Я виновата, что они ругаются, я виновата в том, что появилась на свет. Я ненавидела себя.

Лучом надежды в моей жизни была бабушка, которая забирала нас с братом на выходные к себе в Москву. Это были самые беззаботные для нас дни. Нас баловали, любили, кормили сладостями. Это был просто рай. А когда выходные заканчивались, за нами приезжала Анна (чаще всего в пьяном угаре) и требовала нас отдать ей. От страха я пряталась за диваном и молилась о том, чтобы хоть еще немного побыть рядом с бабушкой, но у нее не было выбора: ей нужно было работать, а с нами оставаться она долго не могла. Ей работа была всегда важнее, и я считала в детстве это нормой.

Когда выросла, мне хотелось найти ответы на вопросы. Почему она не забрала нас? Почему оставила у родителей-психопатов? Тогда я спросила у бабушки:

– Почему ты не забрала меня от них? Ты же видела, что они не меняются.

Но бабушка находила тысячу оправданий. То ее супруг был против меня, то на работе не давали разрешения, то школа слишком далеко. Обидно? Сейчас да, но будучи ребенком я не обращала внимания ведь за горой украшений, подарков, сладостей я этого не замечала и считала нормой. Ребенком я многих моментов не понимала и считала свою бабушку второй мамой. Я так в принципе ее и называла: «Мама Наташа». Я искреннее ее любила: от нее я получала, то чего мне не давала Анна.

Несмотря на обеспеченную бабушку, мы с моим братом находились за чертой бедности. Проживали в маленькой однушке, комната в которой визуально была разделена шкафами: левая зона предназначалась для нас с братом, правая – для «родителей». Слева стояла двухъярусная кровать, которую подпирал поцарапанный шкаф, а напротив кровати стоял рабочий стол. В правой зоне располагалась «кровать», сделанная из старого красного дивана и спрятанная за длинным сервантом. Напротив, кровати стоял небольшой шкаф с огромным старым телевизором, а еще трехколесный черный перекатной столик. Комнату украшали настенные красные ковры (те, в которые можно часами залипать), плакаты техники и шторка из бисера. Кухня была маленькая, квадратов, наверное, шесть. Но в ней помещалось старое красное кресло, кухонный стол и серо-белый кухонный гарнитур, а под окном был встроенный «мини-холодильник», где чаще всего Анна прятала выпивку…

У двери в кухню была стеклянная зеленая ручка, через нее можно было видеть, что происходит за дверью, чем в принципе мы частенько пользовались с братом. Санузел соответствовал габаритам квартиры, небольшой и убитый, прокуренный и пропитанный запахом кошачьего туалета. В двери туалета была сделана прорезь для домашних питомцев, которых было около десяти. У Анны был фетиш таскать кошек то с кладбищ, то с улицы. Чуть позже брату на день рождения подарили собаку (дополнение к нашему зоопарку), породы карликовый пудель и дали кличку «Джумаджи». Задается вопрос:

– Как такое количество живности и детей питалось и жило в одном помещение?

Я не особо помню. Но в моей памяти остался запах кошачьей мочи, который был абсолютно везде. Порой в квартире было невозможно дышать. Кошки были повсюду, и если лоток был забит, то они справляли нужду на наши вещи и мебель. Самое интересное: у кошек всегда была еда. А вот нас с братом периодически морили голодом. Анна не любила стоять у плиты, но если такое случалось, то это был либо какой-то праздник, либо перерыв между запоями. К примеру, я отчетливо помню Новый год. Наверное, это был единственный праздник, когда мы отмечали как настоящая семья. Андрей наряжал елку, пока Анна мельтешила на кухне: варила холодец, резала салаты и запекала курицу в духовке. Мы в тот момент с братом в праздничных нарядах бегали по квартире и радовались приближающемуся празднику. Когда садились за стол, слушали поздравительную речь президента, нам наливали вкусную газировку, и мы как взрослые чокались бокалами. Наверное, будет звучать странно, но вкус той газировки я помню до сих пор. Виноградный… одновременно приторно-сладкий и немного отдающий кислинкой. Мелочь, но тогда она вызвала у меня большое количество радости и счастья. После мы пошли гулять на улицу с соседями в ближайший парк и на огромном фонтане строили огромного снежного пса.

Иногда Анна баловала нас вкусными завтраками. Рецепт одной из вкусняшки был очень прост – это когда молоко, яйца и сахар взбиваешь, обмакиваешь белый хлебушек и жаришь на раскаленной сковородке. Однако есть и грустный момент, связанный с готовкой Анны. История, которая могла стать для меня фатальной.

Помню, взрослые снова поругались… Мы с братом сидели на кухне, ели картофельное пюре с жареной курицей. Анна курила около окна и возмущенно жаловалась своей подруге на неудачный брак и мужа-дебила. В какой-то момент я поняла, что порцию, которую она мне положила, я не осилю:

– Мам, я не хочу кушать, – тихо сказала я

Она презрительно на меня посмотрела, закатила глаза и крикнула в сторону двери:

– Андрей, иди покорми свою дочь.

На кухню зашел спокойный Андрей. Посмотрев на меня, он молча взял в кулак мои волосы и стал бить лицом о тарелку. Продолжалось это до тех пор, пока из моей головы не начала сочиться кровь. Увидев это, он швырнул мою голову на стол и вышел из кухни. Дальше сумбурные воспоминания. Крик. Меня тащат за руку в ванную комнату (как я передвигалась сама не понимаю), моют мою голову в воде, вытаскивают осколки из лба, залив все зеленкой и налепив большой кусок пластыря, бросили около «родительской кровати». Анна ушла на кухню прикладываться к бутылке, а я продолжала сидеть у кровати и смотреть в потолок. Андрей придвинулся ко мне ближе и тихо прошептал:

– Надо было тебя добить, тварь.

Честно? Я ждала смерти. Я хотела, чтобы это все закончилось.

В тот вечер никто не вызвал мне скорую, никого не волновало, умру я или нет. Сейчас на моем лбу вдоль виска находится внушительный глубокий шрам, напоминающий тот страшный ужин, который мог стать для меня последним.

Чаще всего, когда Анне было влом готовить, она покупала нам дошираки. И при том чем острее, тем лучше. Все в детстве читали книгу «Все тайное становится явным»? Где мальчик выкинул кашу на улицу, и она попала на шляпу прохожего?

Думаю, да.

Когда Анна отлучилась с кухни, я быстро встала на подоконник и вывалила эту дрянь за окно. Спустя пару минут в квартире раздался звонок. Там стояли две девушки, которые громко возмущались, что им на голову прилетела лапша быстрого приготовления. Анна долго перед ними извинялась и, когда закрыла за ними дверь, громко крикнула на всю квартиру:

– Где ты, маленькая тварь?! Я тебя сейчас уничтожу.

Забившись под кровать, я зажмурила глаза и перестала дышать на мгновенье, в надежде, что она меня не найдет. Через пару минут криков и матерных слов в мой адрес, она спустилась на колени и вытащила меня за ноги из-под кровати. Я стала громко плакать и молить о пощаде:

– Мамочка, пожалуйста, не надо. Я так больше не буду.

Но она тащила меня за ногу на кухню и продолжала кричать:

– Жрать не хочешь, сука, – закричала она и ударила меня головой в стол.

Я вскрикнула от боли и схватилась руками за голову. Анна резко остановилась и вышла на пару минут из кухни. На крик прибежал брат и встал рядом со мной. Она зашла обратно, держа в руках топор:

– Клади руки, тварь, сейчас я тебе их отрублю. Нечего выкидывать еду на улицу! – замахиваясь топором, кричала она.

Я стала громко плакать и умолять этого не делать, но при этом послушно положила руки на стол. Она схватила меня за запястье и стала примеряться топором. Мой брат с полными глазами слез не выдержал этот и встал передо мной:

– Мам, умоляю не делай этого!

Она посмотрела на него озадачено, обняла и сказала:

– Ладно, ради тебя не буду.

Хотя бы его она любила.

Когда родители уходили в запой, мы с братом оставались одни без продуктов и средств существования, а так как он был меня старше меня ответственность за все нес только он.

Помню, как-то летом родители ушли в очередной запой. Стас напросился подрабатывать в местную лавку арбузов и дынь.

– Вечером буду дома, никуда не выходи, никому не открывай. Поняла? – поучая меня. спросил Стас.

– Угу! – Ответила я

Брат ушел, а я целый день провела за просмотром телевизора, пока к вечеру не отключили свет. В тот день в городе произошла авария на электростанции. Я испугалась и решила надеть на себя все, что было под рукой, и пойти искать брата на улице. Стала кричать на всю улицу:

– Стас!

Он же не мог далеко уйти работать? Неужели он меня бросил?

Детский мозг в голове фантазировал ужасные картинки, а темнота на улице прибавляла ужаса. Темный двор, я иду одна и зову брата. Наверное, он меня ругал, когда нашел, я, к сожалению, этого не помню. Зато помню вкус жареной картошки с яйцами, которую он приготовил для нас. Мы смотрели мультики, ели и наслаждались спокойствием в доме.

Он не был плохим братом, хоть и разница в возрасте сказывалась на нашем отношении к друг другу. Вообще, будучи маленькой, я мечтала, что, когда вырасту, выйду за него замуж. Ведь он такой у меня красивый.

Периодически он играл со мной в войнушку. Мы жарили хлеб на газовой плите, макали в масло с солью и представляли, что находимся где-то в лесу, а это полевая еда. Так как комната была визуально поделена шкафами, мы распределили наши военные территории. Я растягивала одеяло на «родительской» стороне, а он – на нашей. Это были стены нашей базы. Из конструктора мы слепили себе пистолеты, а остальные игрушки служили нам гранатами. Сквозь смех и детские писки мы кидались в друг друга игрушками и озвучивали звуки автоматной очереди.

Еще одним развлечением нашего двора была игра в фишки, битки и соты. Какие же были времена! Стас умело обыгрывал друзей во дворе и притаскивал домой огромные пакеты различных пластиковых кружочков. Рельефные, с покемонами и героями различных мультфильмов… Я с жуткой завистью сидела дома и рассматривала его пожитки, но самыми легендарными считались черные пластиковые биты с перламутровыми рисунками «Мортал комбат».

В моменты, когда брат уходил из дома, и я оставалась одна с пьяными родителями, мне приходилось выживать. Чтобы себя прокормить себя, я попрошайничала на улице и периодически подворовывала мелочь в детской раздевалке. Осуждаете? Пускай. Я пыталась выживать и делала это как могла… В магазинах воровала дешевые булочки себе на завтрак, а когда родители детей сдавали деньги на школьные нужды, таскала из журнала по мелкой купюре. Может быть, моя учительница младших классов знала, что это я, но никогда не говорила мне и всему классу, что сумма стала меньше. Я и так была изгоем, а, узнав правду, могли до смерти заклевать за воровство.

На меня настолько не обращали внимания «родители», что я могла себе позволить гулять на улице до позднего времени. Какая разница? Меня дома никто не ждал. Гуляла я с друзьями по двору. Развлечения у нас зависели от времени года. Зимой мы прыгали по гаражам или катались в большой деревянной катушке. Объясню, как это было. Мы находили строительную деревянную катушку, выбивали в середине пару балок и залезали внутрь. Там были металлические распорки и за них было удобно цепляться. А теперь представьте: двое или трое шестилетних детишек внутри этой штуки катятся в поле. Психи! Зато как нам было весело. Прыганье по гаражам было не менее безопасным занятьем, но нас это не останавливало. И крыши у нас под ногами проваливались, и мы соскальзывали вниз, падали, ударялись, бились, царапались и рвали одежду. Но однажды, я прыгнула с крыши в снег так, что чуть ли не лишилась жизни. Я стояла по пояс в снегу и смотрела на штырь, который торчал передо мной. То есть, я как шашлычок могла насадиться на эту арматурину. После той ситуации я завязала с зимним развлечением.

Летом мы играли в ножики и лазали по деревьям, ходили на заброшенный госпиталь КГБ и придумывали различные страшилки про сатанистов. (Кстати, его снесли в 2015 году).

Во дворе мы нашли заброшенный гараж «ракушка» и устроили там тайный штаб. Для ребенка иметь что-то сокровенное, о чем знает только узкий круг лиц, было самым неописуемым достижением. Так как мы были детьми, фантазия играла у нас очень бурно. Поэтому мы придумывали различные истории, рассказывали их друг другу и свято верили в них, а наш штаб был нейтральной территорией, куда никто не мог проникнуть.

Помню один день, когда я была в центре внимания своей компании. Анна дома проводила различные обряды с книжками, свечами и картами. Рисовала пентаграммы на полу, жгла свечи и раскидывала карты. В ее закромах я нашла потрепанную книгу «Черной и белой магии». Там было много различных рисунков и прочей магической хероты. Стащив книгу из дома, я стала хвастаться ребятам во дворе.

– Гляньте, что я нашла у себя дома, – восторженно сказал я друзьям, показывая им книгу.

Мы целый день как ненормальные бегали по двору с палками, рисовали круги на земле и читали непонятные заклинания. В тот день ко мне было притянуто большое количество внимания, я считала себя центром вселенной. Это было безумно приятное чувство – на мгновенье стать значимой среди всех. Но спустя пару дней ребятам надоела эта игра, и мы сожги книгу от греха подальше.

В детстве у меня была близкая подруга Оля. Она познакомила меня с заброшенным госпиталем и местными байками, которые я потом рассказывала друзья во дворе. Подогревала мой интерес рассказами о том, что там бродят сатанисты, которые воруют детей и вырезают им сердца. Как они проводят обряды, сжигая животных и поедая их органы. А мне ведь интересно.

Господи, какая же я была идиотка!

Меня тянуло на всякие дебильные приключения, и я не осознавала последствии совсем.

Территория госпиталя была огромная и занимала порядка 60 га. Если смотреть с высоты птичьего полета, то выглядел он полукольцом, имеющий ответвления. Везде разная высота этажей: в одной части здания – семь, в другой – двадцать. Ещё несколько этажей уходило в землю. По рассказам местных жителей, стройку забросили в 1991 года. Планировался реабилитационный центр госпитального вида на 3000 тысячи койко-мест. Так как строили для военных целей, после прекращения стройки долгое время вывозили оттуда бумаги, аппаратуру и тд. По территории, да и в принципе за забором ГОСА (так местные жители называли это место), валялось огромное количество стройматериалов. При постройке участвовало пять кранов. Разбирали их постепенно, последние демонтировали в начале 90-х, но предпочли оставить мостовой на том месте, где он замер в последний раз. Высотой он был в три-четыре этажа, а крепкую конструкцию удерживала бетонная плита с тросами около шасси.

Старшие ребята часто развлекались на этом кране. Найдя пожарный рукав, они привязали его к стреле крана – получилась импровизированная тарзанка для экстремалов. Когда их там не было, мы с Олей частенько на ней катались. Я до сих пор помню ощущения полета. Когда земля, деревья у тебя под ногами, и ты летишь. Чувство свободы, хоть и мимолетное, втягивало как наркотик. Всегда думала, почему взрослые боятся всего на свете? Да потому что, будучи ребенком, ты не осознаешь, какие могут быть последствия и травмы. К сожалению, или к радости, кататься нам удавалось не так часто, как хотелось бы. Поэтому мы находили другое развлечение рядом с ГОСом. Около заброшенного здания находилось небольшое озеро, у которого было странное название «Му-му». По рассказам, там утонула корова, поэтому к озеру и прилипло такое прозвище.

Многие там не купались из-за страха утонуть и увязнуть в иле, поэтому местные ребятишки мастерили плоты и плавали на его поверхности. Брался деревянный паллет, на котором перевозят грузы, в него напихивались пустые пластиковые бутылки (чем больше – тем лучше). Мы с Олей подрезали свободный плот и катались на нем вдоль озера, но в один из жарких июльских дней нашу идиллию нарушили мальчишки. Они требовали, чтобы мы отдали им плот:

– Девкам нечего делать на нашем плоту! – Кричали они.

– А ты попробуй отбери! – Кричали мы в ответ, высовывая языки и передразнивая их.

В ответ на такое нахальство мальчишки вплавь до нас добрались и опрокинули с плота. Мы, поверженные и промокшие, выползли на берег. На улице стояла адская жара. Ничего лучше в голову не пришло, как пойти на кран и посидеть в кабинке крановщика: обсохнуть и передохнуть. Поднявшись на вверх, мы сняли вещи и развесили их по кабинке. Повесив свою мокрую футболку, я вгляделось в поле и не смогла оторвать своего взгляда. Поля… Они не имели ни конца, ни края, цвета были такие насыщенные! И этим завораживали моё детское мышление. Я смотрела вдаль на голубое небо, которое соприкасалось с цветочным полем, переходя из голубого в красный, зеленый, жёлтый…

Вообще Оля была лидером в нашей паре и постоянно любила говорить о себе. Какая у нее классная жизнь и тому подобное. Чтобы совсем показать свое превосходство, она приглашала меня к себе домой. Приходя к ней домой, я сидела и наблюдала за тем как, она играет в Sims на компьютере. Жила она в частном секторе не далеко от квартиры моих «родителей». Дом у нее был двухэтажный, голубого цвета, отделанный пластиковым сайдингом. У окон белые резные наличники, серая черепичная крыша и маленький придомовой садик в виде яблони и вишни. Хорошо помню ее комнату, которая находилась на втором этаже. В ней постоянно был бардак из ее вещей и детских игрушек. В комнате было все, что нужно маленькому ребенку: большая кровать, вместительный шкаф с зеркалом во всю дверь, угол для игрушек и рабочий стол с компьютером. У нее была любимая собака – старенькая такса, с которой мы часто гуляли. Казалось, у нее действительно была идеальная жизнь: своя комната, где она могла закрыться от взрослых и побыть одной, заботливая бабушка, которая постоянно меня кормила и давала с собой горстку сладостей… Я считала ее самой крутой, ведь у нее было то, чего не было у меня.

«Детей нельзя бросать в беде одних» — это аксиома. Но в жизни, к сожалению, бывает по-разному. Накануне Всемирного дня сирот мы встретились и поговорили с семейной парой бывших детдомовцев и их второй мамой, директором Азовского детского дома, тоже брошенной в детстве. Это тяжелые и страшные истории; страшные в своей будничности, ведь все это происходило с детьми рядом с нами. Но это истории со счастливым концом.

Вера. Раннее детство

Вере Мотяшовой 30 лет, она выросла в Азовском детском доме, сегодня работает там же врачом-диетологом.

— Нас в семье было 8 детей, я шестая по счету. Когда в 1993 году нас, младших, забрали в приют, мне было 5 лет, Наде 4, а Юре 2,5 года, он сидел у меня на руках. Его вначале увезли в Дом ребенка, а потом, когда подрос, перевели к нам. До сих пор он относится ко мне, как к маме.

Маму я помню не очень хорошо. Она пила, могла пропасть на несколько дней, потом ее приводили, она отсыпалась и опять уходила куда-то. Никакого тепла от нее я не помню. Лет в пять я уже понимала, что у нас мама не мама, и мне это было обидно. Зато у нас был папа! Вот он нас очень любил, и пусть не было денег и бытовые условия были не ахти, но он находил время: играл, кувыркался, возился. У нас был очень хороший папа.

Он работал на шахте. И поскольку из малышей я была старшая, то иногда он брал меня к себе на работу. Там было жарко, темно и пахло углем. Вокруг много людей, они меня чем-то угощали, я удивлялась, какие все добрые. Папа ходил на работу посменно, иногда мы, малышня, не выдерживали ожидания и шли по рельсам его встречать. Ничего не боялись.

Даже в ранних своих воспоминаниях я вижу себя с коляской, в которой уже лежит брат. В пять лет я могла поменять белье, отнести его старшей сестре, чтобы она постирала, дома для этого условий не было. Кухонька, комнатка очень маленькая: три кровати и две люльки, больше ничего. Ванны не было.

В пять лет готовить я еще не умела, но могла достать сковороду и разогреть то, что оставил нам папа. Он, когда возвращался со смены, всегда старался купить продуктов и наготовить впрок. Пусть это тушеная с луком капуста, картошка отварная, но было. Папа научил меня готовить самое простое блюдо — сырое куриное яйцо смешать с хлебом и подсолить. Это мы ели, если папы долго не было. И было так вкусно!

Мама по дому ничего не делала. Не работала нигде. Я даже не знаю, было ли у нее среднее образование. Года в три я уже понимала: если мама дома, а папа принес зарплату, деньги лежали обычно в кармане кофты, то надо кофту быстро спрятать, чтобы мама не нашла и не пропила всё. Иначе потом будет нечего есть.

Из хороших воспоминаний — как мы летом купались в старой ржавой ванне, она стояла у нас во дворе, наполняли водой и все туда залезали. А как-то на Новый год муж старшей сестры (он работал в кондитерском цехе) притащил в подарок ведро мармелада. Мы уселись вокруг этого ведра и ели-ели-ели! Это было счастье.

В детский дом мы попали потому, что старшая сестра, которая уже жила отдельно, обратилась к участковому. Тогда мне было очень обидно, но сейчас я понимаю, она поступила верно.
Когда приехал милицейский «бобик», мы сразу всё поняли. И побежали прятаться. Но нас нашли, забрали, и всю дорогу мы плакали.

Вера. Детский дом

— В детском доме я не могла понять, почему 120 человек живут сами, без родителей. Здание тогда было очень мрачным, угрюмым, все какое-то тяжелое.

В первые дни было страшно. Я очень переживала за сестру, за брата. Боялась, что их будут обижать. Но приняли нас хорошо, и со временем я успокоилась. Тут было тепло, сытно, чисто, друзья появились. Хотя каждый раз, когда заканчивались занятия, и я оставалась одна (я любила быть одна, специально искала укромные уголки), то сидела и думала: как там мама? как папа? Он же привык с нами жить, а теперь возвращается в пустой дом.

Папа несколько раз нас навещал, мы просились домой, но он говорил: «При первой возможности». Мама однажды приехала — я удивилась, что чистая и трезвая. Привезла карамельки и пряники. Плакала, обещала навести дома порядок и нас забрать. Но больше мы ее не видели.

В 2001-м папы не стало, я не знаю, где его могила. Мы с сестрами ездили искать, но не нашли, возможно, его похоронили как бездомного. Когда нас забрали, он какое-то время держался, а потом начал пить вместе с мамой. Сосед говорил, что в последний раз видел, как он шел по рельсам с работы. Возможно, поезд… Никто не знает.
Смерть папы стала для меня ударом. Воспитательница, видимо, хотела поддержать, рассказала, что, когда ее мама умерла, она часто видела рядом белое облако, а в нем лицо мамы. Я начала ждать облако. Но оно не появилось. И ни одного сна о папе тоже не было.

…А мама? Она жила так же, как и раньше. Ушла года четыре спустя. На ее похороны мы ездили.

В детском доме у нас были занятия, на которых мы разбирали жизнь «за территорией». Мне больше всего нравились уроки этикета, я даже книжку выпросила почитать. Как сервировать стол, как правильно благодарить, принимать гостей… Этот урок вела молодая красивая женщина. И я хотела быть на нее похожей. Тогда же решила, что буду врачом или учителем.

Помню урок, на котором обсуждали, что такое семья. Учительница говорила, что семья — это когда все хорошо, все любят друг друга, все счастливы. Но у меня был иной опыт, поэтому я подняла руку и сказала, что в семье бывает и по-другому: кто-то пьет, кто-то бьет. И все равно надо с этим жить и помогать друг другу. Учительница ответила, что мы говорим об идеальных семьях. Я стояла на своем: идеальных мало, а что делать другим? Как жить, когда мама пьет? И почему это происходит? Меня это очень задевало. Преподаватель сказала, что в жизни бывает всякое и люди иногда падают и слабеют. Моя мама ослабела, получается…

Отворилась дверь, и в комнату вбежали два обаятельных белобрысых мальчишки. Это Даниил и Ярослав, сыновья Мотяшовых. Затем вошел Константин, муж. Десять лет он ходит в море, сейчас служит первым помощником капитана на корабле дальнего плавания.

Константин сразу предупредил, что согласен на интервью при одном условии: я не буду в красках расписывать их нынешнюю жизнь.«Мы молоды, нам есть чего добиваться, но и куда падать тоже есть. И рядом примеры, когда люди после детского дома идут вверх, а потом резко вниз. Никто не знает, что будет дальше…»


Я согласилась. Мотяшов начал говорить.

Костя. Ранее детство

— В детский дом я попал из приюта. Мне было 8 лет. А до этого жил с мамой. Она была наркоманкой. У меня был старший брат и младшая сестра Маша, в честь бабушки ее назвали. Бабушка потом тоже, кстати, стала наркоманкой, мама ее подсадила. Баб Маша умерла от передоза во сне. Я к тому времени уже видел, как выглядит передоз, но у нее все прошло тихо, просто остановилось сердце. Я проснулся, а она рядом лежит, холодная.

Да, детство у меня было такое, что сейчас думаю, какая жесть! Как это можно было выдержать? Но когда ты маленький и в этом живешь, тебе это не кажется таким уж страшным.

Отца я видел один раз, издалека — когда его пересылали из «зоны» в «зону», мы специально ездили смотрели, как он перебегает. Типа свидание с отцом. Таким я его и запомнил.

Дядя тоже сидел. А когда вернулся и поселился у нас, то заразил младшую сестренку туберкулезом. Она умерла в три годика.

Себя я помню рано и помню много, но все такое… Даже Вере еще не все рассказал. Я видел, как жарят и варят наркотики, в шесть лет старался это повторить — игрался. Мы в Кулешовке жили, мать покупала у цыган наркоту, бодяжила ее с водой и продавала, на эту разницу мы покупали еду.

В доме постоянно были наркоманы. И я помню, что у меня тогда начало развиваться предчувствие: перед тем, как что-то случится, а случалось часто, у меня сильно билось сердце и внутри было нехорошо. Едем с мамой, помню, с комбината детского питания, она там работала, а меня аж колотит. Я маме говорю: «Дома что-то плохое будет». Она: «Да нет, тебе кажется». Приходим, а у нас в доме один наркоман душит подушкой другого. Ноги у того, что с подушкой, были в бутсах. Я это почему-то очень хорошо запомнил. А тот, второй, синий уже лежит, давно умер.
Маму тоже однажды ночью за дозу чуть не зарезали, я упал на колени, плачу: «Не надо!» А тот, что с ножом был, говорит: «Не бойся, пацан, я тебя не трону. Мать твою зарежу только». Тогда обошлось.

Но маму все равно убили, уже когда я был в детском доме. А у отца другая семья. Я очень долго искал его, но, когда уже бумажка с адресом была в руках, не поехал. Решил, что уже незачем.

Костя. Детский дом

— У нас дома жили двое пацанов. Братья, 5 и 6 лет. У нас — потому, что у них дома совсем все плохо было.
Когда нечего было делать, мы катались на электричках — до Ростова и обратно. Однажды ошиблись и сели на большой поезд. Едем-едем, долго едем, а места все незнакомые. Потом на нас обратила внимание проводница, передала милиции, и нас отправили почему-то во взрослый приемник-распределитель.

Там были здоровые мужики и мы с ними. Холодно очень, стены бетонные, заснуть невозможно, зубы стучат. Относились к нам не как к детям, очень грубо. И я не мог понять, почему: мы же ничего плохого не делали.
Я ждал маму. Но она не приезжала, вместо нее появилась мать тех двух братьев. Их забрала, а меня нет. Я ждал, плакал — никто не приезжал. Один мент хороший попался. Бутерброды мне носил, обещал домой к себе забрать. Мы с ним даже на поезде куда-то ехали, но потом он меня сдал в приют. Сказал: «Я бы и рад тебя забрать, но не могу — у тебя там с мамой что-то». Я ему: «Что с мамой?» — «Тебе потом расскажут».

Маму посадили тогда. А меня отправили в детский дом. Мне здесь было нормально.

Но детский дом — это как клеймо. Я почему не хотел все это афишировать? У меня на корабле никто не знает мою историю. Потому что, если случается что-то незаконное, сперва придут к детдомовцу или к малообеспеченному. И пусть потом выяснится, что ты не виноват, но слух уже пошел. Короче, это неприятно.

 — Какой вы запомнили жизнь в детском доме?
Вера: — Ее можно разделить на два периода: «до» и «после» Елены Александровны (Елена Байер, директор Азовского детского дома). «До» — это серые и унылые коридоры, комнаты и заплатки. Да, мы постоянно ставили заплатки. Ну-ка, один диван на 120 человек в коридоре? Он протирался, рвался — нас заставляли его зашивать. И мебель чинить заставляли, в воспитательных целях. Экономили на всем — от электричества до одежды. Нам выдавали три комплекта одинаковой одежды на год. С обувью было совсем плохо: давали дешевую, она быстро портилась. Я помню, как в сентябре шла в школу в дождь. Туфли раскисли и отвалился каблук. Я побоялась сказать, меня бы обвинили в том, что неаккуратная, выставили перед строем, позорили бы… Я тихо переобулась в старые туфли и носила их.

Константин: — А я любил ходить в гости к тем, кто жил в семьях. Там можно было нормально поесть. В детском доме была одна и та же еда. И поесть жареной картошки уже считалось за счастье. Сейчас тут все по-другому: и еда, и остальное. Крикнуть на детей теперь воспитателю нельзя. И дети другие. Елена Александровна иногда звонит: Костя, приди поговори с таким-то. Прихожу, а ему 13 лет, уже не изменишь — можно только помогать, направлять, курировать. Было такое, что сбежал один, я нашел его у бабушки. Бабушка в слезы, я говорю, да не заберу я его, просто поговорить хочу, не бойтесь. Вышел ко мне, поговорили, а он оказался умным пацаном, с математическими способностями, с компьютерами что-то там делает. Просто родился вот в такой семье, воспитала улица, характер уже не изменишь, но в хорошее русло направить, помочь образование получить — и все будет у него нормально.

— А правда, что дети в детском доме каждого пришедшего взрослого воспринимают как папу и маму?
Вера: — Нет. Я мамой и папой никого не называла. Некоторые, может, и называют, но только пока малыши. Детдомовские дети очень быстро взрослеют. Я помнила свою семью. И не завидовала тем, кого забирали, потому что ждала своих.

Константин: — Я тоже нет. Завидовать нечему. И когда смотришь по телеку, как родители и дети делят квартиры, думаешь: и зачем такая семья?.. Между прочим, меня тоже брали в семью, в Волгодонск. Семья была богатая. Мама — директор кафе, папа — серьезный человек. Они увидели, как я пел в приюте, и сразу забрали. Это было в 2000-м году. Ехали на их «десятке», я всю дорогу плакал, не знал, куда меня везут; потом собаку их случайно выпустил, стаффорда, он меня чуть не загрыз. Наверное, что-то еще я делал не то. И меня вернули через три месяца. Хотя я к ним уже привык, женщина очень хорошо ко мне относилась, попросила называть ее мамой, а потом всё…

— Как они вам объяснили возврат?
— Сказали, что брали только на летние каникулы, но мне было уже 10 лет, и я все понял. Тогда винил себя, думал, что они хотели идеального ребенка, а я таким быть не смог. Но сегодня я рад, что меня вернули. Уже тогда я понял, что попал к людям с деньгами, это могло бы испортить меня.

— Вы говорите, что с приходом Елены Александровны все поменялось. Что стало по-другому, кроме цвета стен?
Вера: — Она убрала дедовщину. И вообще жить в детском доме стало легче как-то, не так уныло.

Константин: — Ну, я не скажу, что раньше было так уж ужасно. Да, у нас были «смотрящие» из старших ребят. Они, как умели, следили за порядком. А как его еще поддерживать? Но соглашусь, когда пришла Елена Александровна, она осадила «смотрящих». Стало возможным прийти к директору и обсудить любую проблему.

— Что было самым трудным после детдома, в начале взрослой жизни?
Вера: — Я, когда вышла, очень боялась людей. Училась в Ростове, на естественнонаучном факультете пединститута, и первое время могла полчаса простоять на остановке — боялась спросить, как доехать. Или в подземных переходах на Ворошиловском или Буденновском ходила по кругу, на пары даже опаздывала, стеснялась узнать у людей, как выйти. Боялась договориться с преподавателем о пересдаче, да и просто открыто поговорить с сокурсниками. Почему? Не было уверенности в себе, в том, что я имею право быть такой же, как все. Нас же в детском доме никто почти не хвалил. Своих детей я стараюсь хвалить за каждую мелочь.

Константин: — Самое трудное после детского дома — это свобода. В детдоме ты живешь в постоянных запретах. А потом выходишь, у тебя переходный возраст, на кармане есть какие-то деньги, и тебе уже можно все то, что вчера было нельзя. Если у тебя есть хотя бы один родитель, он может повлиять, остановить, а если ты сирота — делай, что хочешь. Алкоголь, наркотики, общение с ворами и бандитами… Нет (улыбается в ответ на мой немой вопрос), я даже не курю.

 — У вас обоих достойное образование, а мне казалось, что выпускники детдомов обычно получают профессии попроще.
Вера: — Да, обычно нас после 9-го класса отправляют в ПТУ. С 200 рублями в кармане и сумкой вещей мы приезжаем из детского дома в общежитие. И начинается взрослая жизнь. Я очень боялась этого в детдоме и не хотела уходить — не знала, как там выживать. Мечтала закончить 11 классов, поступить в вуз, я же хорошо училась. Но раньше перспектив таких не было. И тут к нам приходит Елена Александровна и начинает направлять тех, кто хорошо учится, в вузы. Когда две старших девочки поступили, я успокоилась.

Константин: — Пацанов раньше отправляли в строительный колледж, другого пути не было. Но у Елены Александровны был индивидуальный подход. Сын у нее поступил в морской колледж имени Седова (сегодня ростовский институт водного транспорта), она посмотрела на меня и туда же отправила. Я ей благодарен. Когда сам окончил Седовку, то сразу шесть детдомовцев мы отправили на курсы подготовки матросов: троим я оплатил обучение, еще для троих деньги искала Елена Александровна. Из тех шестерых трое по сей день ходят в море. Ну, трое — это тоже результат.

— Вы скоро будете капитаном корабля дальнего плавания, так ведь?
Константин: — Ну, как скоро? Пока я только первый помощник.

Вера: — Будет, будет…

— У вас двое сыновей. Но опыта воспитания детей в семье не было. Как вы справлялись?
Вера: — Когда я только родила, к нам домой пришла Елена Александровна и показала все: как пеленать, кормить, укладывать. Я могла позвонить ей в любое время, и она всегда помогала.

Константин: — Даню я с детства воспитывал жестко. И он растет лидером, уже дважды выигрывал соревнования по тайскому боксу. А Ярик другой. Мы ждали девочку, УЗИ специально не смотрели, были уверены, что девочка. А родился мальчик, он другой, я даже крикнуть на него не могу. Учу пацанов главному — не обижаться и не уделять время всякой фигне, не связываться с ненужными людьми и не заниматься тем, что может принести вред. И еще учу стоять за себя. У нас в Седовке психолог была очень классная. Рассказывала, что к ней ходят здоровые мужики, бизнесмены, начальники, которые не могут ответить обидчику, потому что им с детства говорили: драться нельзя. У нас драться можно. Нельзя обижать девочек, слабых, а постоять за себя и за них нужно.

Вот вы спрашивали, чего важного у нас в детском доме не было. Не было поддержки близкого человека. Когда дети растут в семье, даже если что-то случилось: не поступили в институт, потеряли работу, — им есть к кому прийти, мама покормит, отец поддержит. У нас этого не было никогда. И главное, что нам дала Елена Александровна, — надежду, что она нас не бросит. Поддерживает всех до сих пор. Поначалу думал: зачем ей это? Потом узнал, что она из детского дома. А когда ты сам жил такой жизнью, то по-другому отзываешься, хочешь помочь, подарить надежду. Именно для этого я с вами и разговариваю — чтобы кто-то прочел, и ему наша история помогла не потеряться.

На просьбу рассказать ее историю Елена Байер отозвалась так: «Ой, да забудьте вы ее. Та история сделала меня серьезным человеком. И слава богу, что она произошла».

Чтобы все-таки прояснить, что произошло, расскажу коротко: когда девочке Лене было пять лет, а ее брату семь, мама их оставила в подъезде многоэтажки, а сама уехала строить БАМ. Дома оставить детей не могла: отец сильно пил и избивал домашних. Раннее детство Лена провела в больничной палате: за первые 5 лет жизни у нее было 18 переломов.

После 9 классов девушка работала швеей-мотористкой, затем был педколледж, Елена Александровна была учителем физкультуры, увлеклась наукой, защитила диссертацию, доросла до завуча — и 19 лет назад решилась возглавить детдом, который сегодня один из лучших в России. 80% выпускников Азовского детского дома получают высшее образование.

— Я очень патриотичный человек в том смысле, что благодарна своей стране, что она меня воспитала. И так же воспитываю своих детей. Сейчас открываю кафедру социальной педагогики в ДГТУ, где буду готовить «своих» преподавателей: сильных нравственно, с внутренним стержнем.

— Встречались ли вам в детдоме случайные люди? Вы увольняли кого-то из подчиненных за непрофессионализм?
— Чтобы выгоняла, такого не было, люди уходили сами — когда понимали, что мы не сработаемся. С ленивыми, нечестными и, самое главное, не любящими детей я общего языка найти не могу.

— У вас, наверное, есть истории детей, которые невозможно забыть?
— Есть. К сожалению, пятерых детей я похоронила. Они вышли из детского дома и началось: алкоголь, наркотики, бродяжничество. И человек шесть родителей, бомжами уже были к тому времени и алкоголиками, нашла и похоронила. Дети теперь ухаживают за этими могилами. Я считаю, что это правильно.

— Я сегодня у вашего детского дома видела на лавочке девочку-подростка и женщину. Очень на эту девочку похожую, но очень побитую жизнью. Из разговора поняла, что женщина делает ремонт. Видимо, ждет дочь домой.
— Вы видели маму, которая 11 лет отсидела за убийство, недавно вышла и навещает свою дочь. Но таких историй немного, всего процентов десять от общего числа. К малышам еще ездят, а подростки, они же сложные, уже никому не нужны. Я построила свою педагогическую систему — «Формирование жизнестойкости»: воспитать человека надо так, чтобы он рассчитывал только на себя и на свои ресурсы. Это здоровье, мотивация к получению образования, профессия, создание семьи. Что вообще требуется от взрослых в детдоме — сделать всё, чтобы дети выжили в новом для них большом мире и остались людьми.

— А вы сами, когда оказались «за территорией», к чему не были готовы?
— Я не умела общаться. Это главное. Не знала бытовых мелочей, не могла приготовить еду. На первые заработанные деньги купила золотое кольцо, которое мне было сто лет не нужно, а потом долго сидела впроголодь. Но я по характеру сильный человек, на этих ошибках училась. И поняла, что личность формирует социум. Мне с социумом повезло, и я стараюсь, чтобы моим детям тоже повезло. Чтобы они попали в благоприятную среду, в частности, в систему высшего образования. Чем выше по статусу учебное учреждение, тем больше вероятность, что его выпускник станет успешным человеком. Поэтому я выбрала морской колледж, там воспитывают мужчин правильно. И там я 15 человек отучила. А еще мои дети заканчивали в Ростове таможенную академию, педуниверситет, строительный, ДГТУ, в Рязани академию ФСИН и другие вузы.

Этот рассказ надолго выбил меня из колеи… Прочтите до конца, не пожалейте времени. Возможно, он крепко и навсегда утвердит вас в мысли, что жить надо здесь и сейчас…

У мамы в серванте жил хрусталь. Салатницы, фруктовницы, селедочницы. Все громоздкое, непрактичное. И ещё фарфор. Красивый, с переливчатым рисунком цветов и бабочек.

Набор из 12 тарелок, чайных пар и блюд под горячее.

Мама покупала его еще в советские времена, и ходила куда-то ночью с номером 28 на руке. Она называла это: «Урвала». Когда у нас бывали гости, я стелила на стол кипенно белую скатерть. Скатерть просила нарядного фарфора.

— Мам, можно?

— Не надо, это для гостей.

— Так у нас же гости!

— Да какие это гости! Соседи да баб Полина…

Я поняла: чтобы фарфор вышел из серванта, надо, чтобы английская королева бросила Лондон и заглянула в спальный район Капотни, в гости к маме.

Раньше так было принято: купить и ждать, когда начнется настоящая жизнь. А та, которая уже сегодня — не считается. Что это за жизнь такая? Сплошное преодоление. Мало денег, мало радости, много проблем. Настоящая жизнь начнется потом.

Прямо раз — и начнется. И в этот день мы будем есть суп из хрустальной супницы и пить чай из фарфоровых чашек. Но не сегодня.

Когда мама заболела, она почти не выходила из дома. Передвигалась на инвалидной коляске, ходила с костылями, держась за руку сопровождающего.

— Отвези меня на рынок, — попросила мама однажды.

Последние годы одежду маме покупала я, и всегда угадывала. Хотя и не очень любила шоппинг для нее: у нас были разные вкусы. И то, что не нравилось мне — наверняка нравилось маме. Поэтому это был такой антишоппинг — надо было выбрать то, что никогда не купила бы себе — и именно эти обновки приводили маму в восторг.

— Мне белье надо новое, я похудела.

У мамы хорошая, но сложная фигура, небольшие бедра и большая грудь, подобрать белье на глаз невозможно. В итоге мы поехали в магазин. Он был в ТЦ, при входе, на первом этаже. От машины, припаркованной у входа, до магазина мы шли минут сорок. Мама с трудом переставляла больные ноги. Пришли. Выбрали. Примерили.

— Тут очень дорого и нельзя торговаться, — сказала мама. — Пойдем еще куда-то.

— Купи тут, я же плачу, — говорю я. — Это единственный магазин твоей шаговой доступности.

Мама поняла, что я права, не стала спорить. Выбрала белье.

— Сколько стоит?

— Не важно, — говорю я.

— Важно. Я должна знать.

Мама фанат контроля. Ей важно, что это она приняла решение о покупке.

— Пять тысяч, — говорит продавец.

— Пять тысяч за трусы?????

— Это комплект из новой коллекции.

— Да какая разница под одеждой!!!! — мама возмущена.

Я изо всех сил подмигиваю продавцу, показываю пантомиму. Мол, соври.

— Ой, — говорит девочка-продавец, глядя на меня. — Я лишний ноль добавила. Пятьсот рублей стоит комплект.

— То-то же! Ему конечно триста рублей красная цена, но мы просто устали… Может, скинете пару сотен?

— Мам, это магазин, — вмешиваюсь я. — Тут фиксированные цены. Это не рынок.

Я плачу с карты, чтобы мама не видела купюр. Тут же сминаю чек, чтобы лишний ноль не попал ей на глаза. Забираем покупки. Идем до машины.

— Хороший комплект. Нарядный. Я специально сказала, что не нравится, чтоб интерес не показывать. А вдруг бы скинули нам пару сотен. Никогда не показывай продавцу, что вещь тебе понравилась.

Иначе, ты на крючке.

— Хорошо, — говорю я.

— И всегда торгуйся. А вдруг скинут?

— Хорошо.

Я всю жизнь получаю советы, которые неприменимы в моем мире. Я называю их пейджеры. Вроде как они есть, но в век мобильных уже не надо.

Читать также: «Нужно копить деньги и все делать качественно” — это незыблемые родительские истины… позавчерашнего дня.

Однажды маме позвонили в дверь. Она долго-долго шла к двери. Но за дверью стоял терпеливый и улыбчивый молодой парень. Он продавал набор ножей. Мама его впустила, не задумываясь. Неходячая пенсионерка впустила в квартиру широкоплечего молодого мужика с ножами. Без комментариев. Парень рассказывал маме про сталь, про то, как нож может разрезать носовой платок, подкинутый вверх, на лету.

— А я без мужика живу, в доме никогда нет наточенных ножей, — пожаловалась мама.

Проявила интерес. Хотя сама учила не проявлять. Это было маленькое шоу. В жизни моей мамы было мало шоу. То есть много, но только в телевизоре. А тут — наяву. Парень не продавал ножи. Он продавал шоу. И продал. Парень объявил цену. Обычно этот набор стоит пять тысяч, но сегодня всего 2,5. И еще в подарок кулинарная книга. «Ну надо же! Еще и кулинарная книга!» — подумала мама, ни разу в жизни не готовившая по рецепту: она чувствовала продукт и знала, что и за чем надо добавлять в суп. Мама поняла: ножи надо брать. И взяла.

Пенсия у мамы — 9 тысяч. Если бы она жила одна, то хватало бы на коммуналку и хлеб с молоком. Без лекарств, без одежды, без нижнего белья. И без ножей. Но так как коммуналку, лекарства ,продукты и одежду оплачивала я, то мамина пенсия позволяла ей чувствовать себя независимой. На следующий день я приехала в гости. Мама стала хвастаться ножами. Рассказала про платок, который прям на лету можно разрезать. Зачем резать платки налету и вообще зачем резать платки? Я не понимала этой маркетинговой уловки, но да Бог с ними. Я знала, что ей впарили какой-то китайский ширпотреб в нарядном чемоданчике. Но молчала. Мама любит принимать решения и не любит, когда их осуждают.

— Так что же ты спрятала ножи, не положила на кухню?

— С ума сошла? Это на подарок кому-то. Мало ли в больницу загремлю, врачу какому. Или в Собесе, может, кого надо будет за путевку отблагодарить…

Опять на потом. Опять все лучшее — не себе. Кому-то. Кому-то более достойному, кто уже сегодня живет по-настоящему, не ждет.

Мне тоже генетически передался этот нелепый навык: не жить, а ждать. Моей дочке недавно подарили дорогущую куклу. На коробке написано «Принцесса». Кукла и правда в шикарном платье, с короной и волшебной палочкой. Дочке — полтора годика. Остальных своих кукол она возит за волосы по полу, носит за ноги, а любимого пупса как-то чуть не разогрела в микроволновке. Я спрятала новую куклу.

Потом как-нибудь, когда доделаем ремонт, дочка подрастет, и наступит настоящая жизнь, я отдам ей Принцессу. Не сегодня.

Но вернемся к маме и ножам. Когда мама заснула, я открыла чемоданчик и взяла первый попавшийся нож. Он был красивый, с голубой нарядной ручкой. Я достала из холодильника кусок твердого сыра, и попыталась отрезать кусочек. Нож остался в сыре, ручка у меня в руке. Такая голубая, нарядная.

— Это даже не пластмасса, — подумала я.

Вымыла нож, починила его, положила обратно в чемодан, закрыла и убрала. Маме ничего, конечно, не сказала. Потом пролистала кулинарную книгу. В ней были перепутаны страницы. Начало рецепта от сладкого пирога — конец от печеночного паштета. Бессовестные люди, обманывающие пенсионеров, как вы живете с такой совестью?

В декабре, перед Новым годом маме резко стало лучше, она повеселела, стала смеяться. Я вдохновилась ее смехом. На праздник я подарила ей красивую белую блузку с небольшим деликатным вырезом, призванную подчеркнуть ее большую грудь, с резным воротничком и аккуратными пуговками. Мне нравилась эта блузка.

— Спасибо, — сказала мама и убрала ее в шкаф.

— Наденешь ее на новый год?

— Нет, зачем? Заляпаю еще. Я потом, когда поеду куда-нибудь…

Маме она очевидно не понравилась. Она любила яркие цвета, кричащие расцветки. А может наоборот, очень понравилась. Она рассказывала, как в молодости ей хотелось наряжаться. Но ни одежды, ни денег на неё не было. Была одна белая блузка и много шарфиков. Она меняла шарфики, повязывая их каждый раз по-разному, и благодаря этому прослыла модницей на заводе. К той новогодней блузке я
тоже подарила шарфики. Я думала, что подарила маме немного молодости. Но она убрала молодость на потом.

В принципе, все её поколение так поступило. Отложило молодость на старость. На потом. Опять потом. Все лучшее на потом. И даже когда очевидно, что лучшее уже в прошлом, все равно — потом.
Синдром отложенной жизни.

Мама умерла внезапно. В начале января. В этот день мы собирались к ней всей семьей. И не успели. Я была оглушена. Растеряна. Никак не могла взять себя в руки. То плакала навзрыд. То была спокойна как танк. Я как бы не успевала осознавать, что происходит вокруг. Я поехала в морг. За свидетельством о смерти. При нем работало ритуальное агентство. Я безучастно тыкала пальцем в какие-то картинки с гробами, атласными подушечками, венками и прочим. Агент что-то складывал на калькуляторе.

— Какой размер у усопшей? — спросил меня агент.

— Пятидесятый. Точнее сверху пятьдесят, из-за большой груди, а снизу …- зачем-то подробно стала отвечать я.

— Это не важно. Вот такой набор одежды у нас есть для нее, в последний путь. Можно даже 52 взять, чтобы свободно ей было. Тут платье, тапочки, белье…

Я поняла, что это мой последний шоппинг для мамы. И заплакала.

— Не нравится ? — агент не правильно трактовал мои слезы: ведь я сидела собранная и спокойная еще минуту назад, а тут истерика. — Но в принципе, она же сверху будет накрыта вот таким атласным покрывалом с вышитой молитвой…

— Пусть будет, я беру.

Я оплатила покупки, которые пригодятся маме в день похорон, и поехала в её опустевший дом. Надо было найти ее записную книжку, и обзвонить друзей, пригласить на похороны и поминки.

Я вошла в квартиру и долга молча сидела в ее комнате. Слушала тишину. Мне звонил муж. Он волновался. Но я не могла говорить. Прямо ком в горле. Я полезла в сумку за телефоном, написать ему сообщение, и вдруг совершенно без причин открылась дверь шкафа. Мистика. Я подошла к нему. Там хранилось мамино постельное белье, полотенца, скатерти. Сверху лежал большой пакет с надписью «На смерть». Я открыла его, заглянула внутрь.

Там лежал мой подарок. Белая блузка на новый год. Белые тапочки, похожие на чешки. И комплект белья. Тот самый, за пять тысяч. Я увидела, что на лифчике сохранилась цена. То есть мама все равно узнала, что он стоил так дорого. И отложила его на потом. На лучший день её настоящей жизни. И вот он, видимо, наступил. Её лучший день. И началась другая жизнь…

Дай Бог, она настоящая.

Сейчас я допишу этот пост, умоюсь от слёз и распечатаю дочке Принцессу. Пусть она таскает её за волосы, испачкает платье, потеряет корону. Зато она успеет. Пожить настоящей жизнью уже сегодня.

Настоящая жизнь — та, в которой много радости. Только радость не надо ждать. Её надо создавать самим. Никаких синдромов отложенной жизни у моих детей не будет.

Потому что каждый день их настоящей жизни будет лучшим.

Давайте вместе этому учиться — жить сегодня.

Ольга Савельева

Источник:  goodday.su