Наверное, в жизни каждой женщины наступает момент, когда больше всего на свете ей хочется слышать рядом детские голоса. Бывает, события опережают эту тоску по детям – и тогда материнство рождается вместе с первенцем. Но бывает, что события отстают, опаздывают, становятся невозможными по разным причинам…
Сейчас наука и медицина предлагают множество всяких способов – ЭКО, суррогатное материнство и т.п. Многие из них очень спорны в нравственном отношении. Есть ещё путь – молиться, просить у Господа ребёночка, и, конечно – сколько вымоленных, выстраданных, долгожданных детей!
А есть ещё один путь… Вот как сформулировала его одна из женщин, которая пошла им вместе со своим супругом: « Есть родители без детей, а есть – в домах ребёнка, в детских домах, в интернатах – дети без родителей. Дети на любой вкус, с любыми внешностью и характером… Это дети, которых очень редко берут на руки и почти никогда не ласкают…Я поняла, что не могу тратить свою жизнь на всякие современные медицинские эксперименты. Вот – есть уже живые дети, которым нужны родители…»
Антон и Наташа Платоновы женаты чуть более двух лет и имеют уже троих детей. Их первенец Коля усыновлён в пятимесячном возрасте. Сейчас ему почти два года. Он, кстати, очень похож на Наташу.
Очень часто бывает, что после усыновления ребёнка в семье рождается свой, кровный малыш, иногда прямо следом за усыновлением. У Наташи с Антоном, возможно, это ещё впереди. А пока двое других их детей – Кристина 8 лет и Света 5 лет – тоже приёмные.
– В основном, усыновители в России – это люди, у которых нет своих собственных детей, и которые хотят ребёнка для себя. Это такой стандартный путь, которым и мы пошли, – рассказывает Наташа, – Мы совсем не планировали за год с небольшим взять к себе троих детей, мы собирались взять одного маленького мальчика, ну и может быть ещё когда – нибудь потом маленькую девочку…Начали мы с того, что в Интернете набрали: «усыновление», попали на сайт 7ya.ru, почитали, какие требования к усыновителям, какие нужны документы, справки… Из Интернета мы узнали, что в Москве существует Школа приёмных родителей, и записались туда на занятия…Там мы познакомились с живыми приёмными родителями, нам рассказали о медицинских, юридических, психологических проблемах, которые могут возникать; педиатр из дома ребенка рассказывала об особенностях детей, находящихся там, говорила, каких диагнозов бояться, каких не бояться. Там же мы познакомились с Алексеем Рудовым, у него кроме своего ребёнка есть ещё усыновлённая девочка, которую они взяли уже взрослой. И Алексей как-то сказал такую фразу: «Все хотят взять маленьких детей, а подросшие уже никому не нужны». Это мне очень запало в душу…
Параллельно с занятиями в Школе приёмных родителей мы собирали всякие справки. Затем у нас был второй этап – это органы опёки. Если теоретически уже всё понятно, нужно идти в местные органы опеки или попечительства, которые находятся в муниципалитете. У них есть база детей по Москве. Нужно заполнить анкету – пол, цвет волос, глаз, возраст ребёнка, которого хотелось бы усыновить. И вам дают или анкеты с фотографиями, или, если ребёнок ещё очень маленький – просто информацию. Далее нужно связаться с главврачом Дома ребёнка и договориться о встрече.
Нашего Колю мы впервые увидели в доме ребенка, когда ему было чуть больше четырех месяцев. Если честно, то первая мысль была – «с ним что-то не в порядке». Его вынесли на руках в коридор, и он совершенно не двигал руками, ногами и головой, только глаза бегали в разные стороны. Потом-то я уже стала понимать, что его почти никогда не держали в вертикальном положении, да и на руки не брали. Мужу тоже сначала показалось, что ребенок очень нездоров. Слишком уж он был «замороженный», даже голову держал плохо. Не могу сказать, что у нас что-то «дрогнуло», но мы начали регулярно навещать мальчика. На обложке медицинской карты у Коли было написано «Гипотрофия 1 степени. Инфекция мочевыводящих путей». Да и в карте тоже было много всего грустного. Родился Коля весом в 2,5 кг и полтора месяца потом находился в больнице. ПЭП и ЗПМР у нас тоже присутствовали.
До суда я навещала ребенка почти каждый день. Мы гуляли с ним по территории дома ребенка.
Домой мы приехали, когда нам было 5 месяцев и 5 дней. А дальше… У меня полное ощущение, что Колю выносила и родила я сама, ну просто я плохо помню беременность и роды. Сейчас ему почти два года, он развивается в соответствии с нормой, а все диагнозы нам сняли уже через несколько месяцев. Совершенно непонятно, как мы жили без него раньше.
– В органах опеки, в домах ребёнка работающие там люди настроены на то, чтобы детей усыновляли? Бытует мнение, что зачастую они строят всякие препятствия?
– Настроены. Бывают, конечно, какие-то сложности, часто работники органов опеки, запугивая родителей, таким образом проверяют их решимость.
– Я сталкивалась и с таким мнением, что усыновить ребёнка – это дело невероятно сложное, что в основном усыновляют детей за границу, что за это нужно заплатить кучу денег…
– …А потом из них всё равно вырастают преступники…Я не знаю, откуда взялось такое мнение… Это мнение в обществе надо как – то менять. Во-первых, мы не платили ни копейки. Во-вторых, сейчас оформляется всё больше и больше опек, в школе приёмных родителей занимается очень много людей, и сейчас стали брать детей люди, у которых уже есть свои дети, вот что хорошо…Мне кажется, сейчас общество начинает выздоравливать…
– Т.е. получается другая причина усыновления.
– Да, получается, ты берёшь ребёнка не для себя, а для ребёнка. На нас очень повлияли Алексей Рудов и Школа приёмных родителей, особенно на Антона. Мы поняли, что это, конечно, хорошо – взять маленького ребёнка со славянской внешностью, но ведь существует много детей подросших, у которых всё меньше шансов быть усыновлёнными. Очень потрясает, как страшно и несправедливо, что дети находятся в домах ребёнка. Когда мы навещали уже выбранного нами Колю, мы видели всех других детей, и очень переживали. Видишь, что детей много, что им нужны родители прямо сейчас, немедленно, и остаться равнодушным уже невозможно. Главврач дома ребёнка, из которого мы брали Колю, сказал, что практически все дети из домов ребёнка в возрасте до 5 лет усыновляются, чаще за границу, реже в Россию, но практически все дети уходят.
– Откуда же тогда берутся дети в детских домах?
– Это уже другая категория детей, эти дети в более старшем возрасте изъяты из неблагополучных семей.
-А как к вам попали Кристина и Света?
– Одна из наших знакомых, тоже из группы усыновителей, сказала, что в Серпухове есть детский дом, что город бедный, и мы решили собрать какие-то игрушки, одежду, и отвезти. Мы подружились с этим детским домом – с детьми, воспитателями, руководством. Стали периодически навещать детей, брали кого-нибудь из них в гости на выходные. Сейчас в детских домах практикуется гостевой режим с детьми от семи лет. Это замечательная практика. Если ребёнка берут просто в гости – это уже очень полезно для него.
– А что нужно, чтобы взять ребёнка в гости? Это может сделать любой человек?
– В принципе, конечно, любой, главное, чтобы было желание как-то помочь детям. Хорошо, чтобы администрация вас уже немного знала – сначала можно просто навещать детей. Потом, может быть, понадобится обратиться в органы опёки за разрешением. Из органов опёки выдаётся письмо, что такая-то такая-то или супруги такие-то могут брать конкретного ребёнка или разных детей в гости. В некоторых детских домах без ночёвки разрешают брать детей в гости и без такой бумаги; если вас уже знают, достаточно написать заявление.
-Но многие боятся этого гостевого режима, потому что им кажется, что если они взяли ребёнка в гости, то они уже впоследствии должны его усыновить, а люди по каким-то причинам не готовы к усыновлению.
– Нет, ничего подобного. Брать ребёнка просто в гости – это очень хорошо, просто нужно его сразу настроить, что он идёт именно в гости. Дети старше 7 лет это прекрасно понимают. Маленьким, конечно, это трудно объяснить, а с большими вполне можно договориться, главное – ничего не обещать. Берёте же вы в гости соседских детей, племянников. Всё зависит от настроя взрослых и детей. Даже если вас дети мамой называют – не надо этого бояться. Дети из дома ребёнка другой смысл вкладывают в это слово.
– Когда вы навещаете детей в детском доме в том же Серпухове, вы в качестве кого туда приезжаете?
– В качестве обычных людей, желающих помочь детям. Нас примерно восемь постоянно ездящих туда семей. У некоторых из них уже есть усыновлённые дети, у некоторых нет. Мы берём их, гуляем, ходим в театр или кино. Кстати, театры не производят на них особенного впечатления, а вот, например, просто прогулку на детской площадке с качелями они вспоминали несколько месяцев. Или просто ребёнку в ванной помыться – уже здорово, или полечить его – у многих из них какие-то запущенные бронхиты – вот тёплые носочки им оденешь, молочко с мёдом в кроватку…Некоторые брали ребёнка на выходные и шли с ним к зубному, потому что зубы запущенные, а в детском доме руки до всех не доходят…
Когда мы начали ездить в Серпуховской детский дом, мы не планировали, что будем оттуда кого-то брать насовсем. И вот однажды я взяла в гости семилетнюю Кристину. И сразу поняла, что это наш ребёнок. До Кристины я брала в гости других девочек, мы с ними общались, но такого контакта, такой гармонии у нас ни с кем не возникало. Я почувствовала, что это моя дочка. Если бы мне год назад кто-нибудь сказал, что мы возьмём проблемного ребёнка, который постоянно раскачивается, бьётся перед сном головой, потому что она не могла заснуть, если не постучится лбом об подушку, я бы не поверила. Я помню, она говорила: «А я на таком стульчике никогда не сидела, а я никогда не ездила на коляске. А я не родилась, я появилась в приюте». Когда я ей читала, первое время она не понимала смысла того, что я читаю, но она была потрясена, что я лично ей читаю, она просто млела, замирала и дышать боялась оттого, что читают лично ей.
Мы оформили над Кристиной опеку. Поначалу, конечно, были у нас всякие сложности: она что-нибудь делала назло, или говорила – хочу обратно в детский дом – всё это у нас было, и бутылочку сосала, глядя на Колю, но всё постепенно прошло, и засыпает она уже без того, чтобы биться головой. Были у нас и проблемы со школой. В первую школу, куда мы хотели поступить, её отказались взять, потому что ещё в мае, в семь с половиной лет, она знала только буквы А и Б и цифры 1, 2, 3. Тогда же она первый раз в жизни увидела кисточки и краски. Мы всё лето занимались перед школой, и сейчас дополнительно занимаемся с логопедом и дефектологом. Во вторую школу нас тоже взяли с трудом. Посмотрели медкарту и спрашивают: «А она шнурки умеет завязывать и пуговки застёгивать?» Я говорю: «Да она Коле памперсы меняет и с ложки его кормит!» Взяли… Сейчас она уже потихоньку читает, и учится ей нравится, ей всё очень интересно.
-А Света?
-А со Светой было так: выяснилось, что у Кристины есть сестра, которую из Серпуховского приюта перевели в Сергиево-Посадский интернат для умственно отсталых детей. Когда мы узнали об этом из органов опеки, мы решили попробовать Кристинину сестру навестить. Конечно, тут уже ни о каком усыновлении и мысли не было. Когда мы ехали в Сергиев Посад, я представляла себе тяжелобольного ребёнка, понимая, что ничем помочь не сможем, ну если только какими-то лекарствами… Мы, помню, со страху навезли каких-то шампуней, памперсов и конфет…Я представляла, что сейчас введут такого глубочайшего инвалида, и вдруг входит такое совершенно очаровательное болтливое существо…Мы с ней пообщались, и внешне у неё не было каких-то следов инвалидности, кроме, пожалуй, речи. Вообще этот интернат – страшное место. Там такие тяжёлые дети!.. Например, идёшь по коридору, смотришь – целая палата 8-10-летних детей, которые голые сидят на кроватях, раскачиваются и орут страшными голосами… Впоследствии я раз десять там была, и каждый раз, когда оттуда уезжала, меня просто колотило… И на фоне тех детей Светка смотрелась здоровым ребёнком – оказывается, когда мы её в первый раз увидели, она там была только неделю как. И когда мы вышли из интерната, Антон сказал: «Да, теперь хочется поскорее её отсюда забрать.» Потом я с Кристиной и Колей уехала в Анапу почти на два месяца, и когда мы приехали навестить Свету во второй раз, она уже сильно изменилась. Всего двух месяцев в этом интернате хватило, чтобы у неё чисто внешне стали проявляться манеры, мимика больного ребёнка: она стала выпячивать глаза, что-то говорить несуразное… Сейчас потихонечку это у неё проходит.
– Вас отговаривали?
– Да, в Серпухове в органах опёки отговаривали. Говорили, что Света в приюте грызла кровати. Это как же должно быть ребёнку плохо, если он грызет кровати! И в интернате никак не могли понять и поверить, что мы берём ребёнка насовсем. У них, кажется, до этого было только одно усыновление…
Диагноз у Светы: умеренная умственная отсталость. Общее недоразвитие речи второго уровня.
Адаптация, конечно, была сложная и у Кристины и у Светы. Всякие истерики были… Со Светой поначалу было тяжело – второй месяц её жизни у нас был очень трудный, мы много чего с ней испытали…У неё была и аутоагрессия – она чуть что себя царапала и кусала, и билась перед сном в истерике по несколько часов… но постепенно всё проходит, их привязанность и любовь растет, сейчас всё чаще слышится: «Мамочка! Мамочка!». Сейчас уже пять месяцев, как Света у нас живёт, потихонечку становится легче.
У них малогабаритная двухкомнатная квартира, но очень уютно. У Наташи высшее образование, но когда в их семье появились Света и Кристина, Наташа уволилась с работы и занимается детьми и домом.
-Я поняла, что при всём богатстве различных психологов у нас нет специалистов по патологиям старших приёмных детей. Я поняла, что нужно этому учится, и пошла получать второе высшее образование в Открытый Социальный Университет – учиться на коррекционного педагога. Занятия у меня один день в неделю, поэтому один день в неделю я учусь с утра до вечера, а Антон сидит с детьми. Мне очень нравится там учиться, мне кажется, что это так надо – посвятить свою жизнь вытягиванию детей, которым так досталось…У меня нет ощущения какого-то креста, мне кажется, что так должно быть и нужно. Я не боюсь каких-то чужих генов. У меня нет такой мысли, что вот мои гены должны быть очень замечательными. Я не думаю, что рождённый мной ребёнок был бы каким-то гениальным или очень здоровым.
– Но ведь бывают случаи, когда детей возвращают.
– Да, обычно отказываются от детей те, кто берёт под опеку или усыновляет детей постарше, поломанных, и сразу хотят от них результатов, отдачи, чтобы дети их ценили, любили, а ведь у таких детей нет чувства привязанности, ни любить они не умеют, не заботится… Алексей Рудов нам всегда говорил: «Не ждите, что дети будут вам благодарны, что вы их забрали и выращиваете, тратите на них силы и деньги. Не ждите.» А вот те, кто ждёт – обжигаются.
У этих детей нет перед глазами даже модели семьи, отношений матери с ребёнком, они не видят, как общаются мужчина и женщина, поэтому для них практически невозможно создать свою нормальную семью Поэтому если брать их хотя бы на короткое время в семью – это уже для них огромная польза. И в бытовых вопросах они совершенно ничего не знают. Например, девочки, которых я брала в гости, говорили: «Тётя Наташа, а как это – чай не сладкий!» или « А это что – картошка или капуста?» Детей постарше можно и просто необходимо вовлекать в домашние дела, для них это тоже событие. А самое важное для них – это просто забота.
Когда я забирала Свету из интерната, ездила за ней я одна, Антон оставался с Кристиной и Колей. Мы со Светой приехали, а Антон срочно убежал на работу. И вот он поздно вечером приходит, дети уже все спят, а он вошёл домой и всё время улыбается. Я говорю: «Ты что так сияешь?», а он отвечает: «Ты знаешь, я сегодня хожу весь день такой счастливый, и думаю – чего это я такой счастливый, а потом вспомнил – у меня же теперь трое детей дома!..»
Беседовала Марина Нефёдова.
В ближайшие дни на Милосердии.ru будет опубликовано еще одно интервью с усыновителями. Следите за нашими обновлениями.
Наташиного деда в последний раз видели трезвым лет сорок назад. Скорее всего, это было недоразумение. Дед пил всю жизнь и, возможно, не остановится после смерти. Водка, коньяк, настойка боярышника, политура, тосол, чистый спирт, одеколон, другая гадость с химзавода… Казалось, печень деда, как и его сердце, легкие, да все, что там есть, давно должно отказать. Казалось, место его на кладбище. Но дед жил, улыбался беззубым ртом и каждый день искал, где бы выпить.
В молодости он был симпатичным человеком. Статный, крепко сбитый, с горящими глазами и густыми бакенбардами. Его любили женщины. Он мог выбрать любую, а женился на страшненькой и глупой. Она пообещала не мешать ему пить и, более того, еженедельно премировать пятью рублями. Договор этот, не претерпевая изменений, пережил развитый социализм, перестройку, эпоху либерализма и последовавший застой. Только инфляция слегка подкорректировала его рамки…
Наташа любила рассматривать старые черно-белые фотографии деда. Чем-то он был похож на Игги Попа. Одетый в широкополую шляпу в модном пальто и сапогах он казался покорителем Дикого Запада, советским ковбоем, искателем приключений. В сущности, им он и был. Закончив техникум, сорвался из благополучного Ленинграда в Сургут на заработки. Там он строил жутковатую ГРЭС. Наверное, это было делом всей его жизни. Потому что, когда строительство закончилось, он бросил работать. Вообще. В советские времена для этого нужна была некоторая изобретательность и даже, если угодно, характер. Мозг – нет. Дед пил и не думал. Несколько раз его привлекали за тунеядство. Выйдя на свободу, дед принимался за старое. Жена держала свое обещание и исправно снабжала его пятью рублями. Ее зарплаты им двоим более-менее хватало.
У деда подросли сыновья. Они были чертовски друг на друга похожи. Только у одного волосы прямые, а у другого кучерявые. Старшего назвали Василием, младшего – Семеном. От отца они унаследовали веселый нрав, золотые руки и любовь к алкоголю. Старший сын пошел по стопам отца, стал монтажником и построил ГРЭС-2 – еще более страшную махину, вырастающую из тайги. Младший не занимался ничем определенным. Оба пили.
Старший женился на молодой стенографистке. Это была скромная худая женщина в огромных очках. Вряд ли между ними возникло какое-нибудь высокое чувство. Наташе родители рассказывали, что поженились «друг другу назло». Наташа не была уверена, но предполагала, что это правда.
Младший завел кошку.
У старшего с разницей в два года появились две дочки. У одной были прямые волосы, а у другой кучерявые. Наташа была младшей в семье.
У младшего нашли камни в почках.
Старший вступил в кооператив и открыл строительную фирму.
Младший со второго раза осилил «Дворянское гнездо».
Пути братьев кардинально разошлись. Они жили в одном городе, который можно объехать по кругу за двадцать минут, но почти не виделись. В общем, типичная история.
Наташа вместе с сестрой и родителями росла в небольшой квартирке, комната чуть больше десяти метров, кухня, на которой не разойтись двоим, при этом и она, и сестра были довольно далеки от родителей. Вопреки законам физики, они жили как бы отдельно от родителей. Те ими совсем не интересовались. Шли девяностые. Мама строила карьеру по политической линии. Застенчивая стенографистка горкома осталась в прошлом. Она стала ведущим специалистом городской администрации, затем главным специалистом, потом заместителем начальника и, наконец, начальником отдела. Была избрана в депутаты, возглавила какой-то попечительский совет. Вступила в партию. Отец довольно быстро превратился в карикатурного нового русского. Даже малиновый пиджак в его гардеробе имелся. Но, как и большинство резко разбогатевших провинциалов, не умел делать бизнес, любил пить и тратить деньги, поэтому вскоре его строительная фирма стала чахнуть. Василий становился все злее и пил все отчаяннее.
То, что у отца проблемы, сестры поняли, когда в его карманах перестали водиться деньги. Раньше они воровали их в несметном количестве. Деньги, мятые, замусоленные, потерявшие свою ценность, бумажки, валялись во всех его карманах. Иногда они просто сыпались из него, когда отец пьяный приходил домой. Сестры с младенчества знали важность этих бумажек, собирали их, а позже, в подростковом возрасте сами стали проводить ревизию отцовских карманов. Добытые деньги тратились тут же, в парке. Там собиралась компания из всех дворовых знакомых. Пили водку, слушали музыку, матерились. Старушки испуганно обходили их стороной.
Вскоре у Наташи появился вполне устойчивый интерес к одному из мальчишек. Он казался выше, сильнее и веселее остальных. Склонная к фантазированию, Наташа тут же снабдила его массой выдуманных достоинств и ощутила приятную девичью подростковую влюбленность. Ничего подобного ей испытывать не приходилось. Наоборот, раньше влюблялись в нее, хотя назвать Наташу красоткой сложно. Когда ей было тринадцать, к Наташе стал проявлять интерес застенчивый мальчик из параллельного класса. Он был очень мил, писал ей письма, носил из школы портфель. Но казался таким пресным и занудным, что у нее сводило зубы, когда она была с ним. Теперь же все было по-другому. На Кирилла она смотрела влюбленными, теплыми глазами и чувствовала необычную теплоту где-то в груди.
Вскоре они стали встречаться. С ним она потеряла девственность. Случилось это довольно буднично и совсем не так, как обычно описывают в фильмах. Впрочем, Наташа догадывалась, что это будет не так. Больно ей не было, но и приятно не было тоже. Она долго думала, но так и не смогла объяснить себе, что она почувствовала в тот момент. Наверное, удивление.
— Тебе понравилось? – спросил он.
— Да, — солгала она.
— По-моему, очень круто.
— Даже круче, чем секс, — пошутила Наташа, но Кирилл не понял, к чему это она. Он курил, лежа на спине и чувствовал себя необычайно взрослым и современным.
Наташа отметила семнадцатилетие (родители подарили ей куклу), когда она забеременела. Неделю она ходила, чувствуя себя не в своей тарелке, голова кружилась, мысли путались, от сигарет во рту оставался какой-то неприятный привкус. Однажды ее вырвало.
— Что со мной? – спросила она у сестры.
— Черт, наверное ты того… залетела, — ответила сестра.
Наташа испугалась.
— Как это?
— Очень просто.
Они побежали в аптеку. Купили тест. Он оказался положительным. Впрочем, Наташа уже знала, что так оно и будет. После слов сестры, она это четко осознала. И сначала испытала страх, но потом, глядя на две синие полоски, вдруг успокоилась. Может, это и к лучшему, — подумала она.
— Что будешь делать? – спросила сестра.
— Скажу маме.
— Представляю, что с ней будет.
— А я – нет.
Мама разыграла сцену. Бросилась на диван и стала причитать.
— Боже, за что это мне? За что?
Сестра сказала, негромко, но достаточно, чтобы все услышали.
— Не верю.
Наташа подсела к маме.
— Мама, хватит. Нужна твоя помощь.
Мама села.
— Я помогу тебе, — сказала она, поправляя прическу, — но сначала вы должны пожениться.
— Зачем?
— Так положено.
Наташа пожала плечами. Почему бы нет? Она действительно так думала. Почему бы и нет?
Следующие месяцы заняли свадебные хлопоты. На фотографиях у невесты можно разглядеть довольно четко проступающий живот. Они выглядели счастливо. Жить решили почему-то у родителей Кирилла. Они жили в небольшой пятиэтажке на окраине.
— Этот город – одна сплошная окраина, — впрочем, так говорили о нем.
Сына назвали Костей. Родился он уже в квартире у свекрови. Это была крупная деревенская женщина с толстыми руками. Образ ее словно был взят из карикатуры. Крупные формы, засаленный передник, тяжелый характер, скудный ум. Иногда, смотря телевизор, она всплескивала руками и приговаривала:
— Ну, какие же шармаланы! Боже, какие шарламаны!
Наташа с трудом сдерживала себя.
Своих детей она недолюбливала. Наташа несколько раз видела, как она огревала Кирилла полотенцем по лицу. Кирилл молчал. К невестке она относилась с презрением, внука считала за обузу.
— Иди-ка сюда, выродок! – говорила она ему.
Вечерами Наташа закрывалась в ванной и плакала. А потом вдруг подумала, что она делает здесь? Разве это нужно? Она взяла Костю и сказала Кириллу:
— Все, мы переезжаем. С меня хватит.
— Я не могу уехать, — печально сказал Кирилл.
— Тогда оставайся. Но я больше так не могу. Вчера она ударила Костю.
— У нее тяжелый характер.
— У меня тоже.
Она вернулась в отчий дом.
— Все это было огромной ошибкой, — сказала она матери. Мать подумала, Наташа жалуется, но на самом деле это она выговаривала ей.
К тому времени многое изменилось. Сестра уехала в Петербург. Папа неожиданно разорился. Стал пить еще больше. Она сидели на кухне, читала книги и смотрела в окно. Жизнь в Сургуте стала невыносимой. Казалось, стены давят на нее. Она взяла Костю и переехала к сестре.
Петербург встретил ее мелким дождем.
— И это декабрь? – недоверчиво спросила она у сестры.
— Погода здесь… переменчива.
Они обнялись.В этом городе с ней познакомился я. Причем, довольно случайно. Кажется, на какой-то вечеринке. У нас оказался один общий знакомый. Это неудивительно, учитывая теорию, согласно которой все люди на планете друг друга знают. Через троих людей.
Помнится, я вышел сделать одну-другую затяжку на кухне. Она уже была там.
— Есть зажигалка? – спросила она, демонстрируя тонкую сигарету.
Я порылся в карманах.
— Нет. Но мы же на кухне.
Я открыл несколько ящиков. В одном из них нашлись спички.
— Как ты догадался? – спросила Наташа.
— Газовая плита зажигается спичками. В основном…
Ее передернуло.
— Терпеть не могу эти газовые плиты! Бр-р-р! Это же опасно. Из-за какого-то алкоголика соседа может взлететь на воздух весь дом!
— Шансы, — говорю, — минимальны.
— Но отличны от нуля. Алкоголиков у нас хватает. А оборудование не ремонтируется десятилетиями…
В общем, мы начали с разговора о газовых плитах. Потом перешли на приятные, даже волнующие темы. Она как бы невзначай обмолвилась о ребенке. Намекнула, что одна. Предложила выпить. Я согласился. Вечеринка перестала нас волновать.
Она рассказала о себе.
— И что теперь? — спросил я.
— Сниму квартиру. Устроюсь на работу… Найду мужа.
— Хороший план.
— Да, — отвечала она, — ничего.
Ее лицо напоминало какое-то животное. Суслика?
Вскоре я был уже довольно пьян. Коньяк всегда убирает меня неожиданно. Считаешь, что ты трезв, и в какой-то момент понимаешь, что это уже давно не так. Я понял это, когда стал размышлять о том, удастся нам или не удастся заняться сексом. Вопрос был злободневный. Наташа, я чувствовал, будет не против. И не ошибся. Мне даже делать ничего не пришлось. Это хорошо, потому что не умею уводить женщин из гостей. Говорят, Довлатов спрашивал у дам: «Может, нам незаметно улизнуть?». Фраза, которая ни к чему не обязывает, но на что-то намекает. Использовать способ Довлатова считаю ниже своего достоинства. Но ничего лучше пока не придумал. К счастью, Настя освободила меня от этого. Выпив еще немного коньяка спросила:
— Может, к тебе?
Женщины умеют дать понять, чего они хотят. Но только тогда, когда им это нужно.
Вскоре мы оказались у меня. Таксист блуждал по заснеженному городу.
— Когда я сюда приехала, шел дождь, — сказала она. А сейчас… тот же Сургут. Где мы?
— На Гражданке.
— Даже название какое-то советское…
Впрочем, больше она не роптала. Дома я поставил любимую музыку. Налил вина.
— Понижаем градус? – спросила Наташа.
— Прости…
Я вернулся обратно с водкой.
— Другое дело, — поддержала она меня.
Тихо, но уверенно завывал Боно.
— Как будто кота за яйца тянут, прокомментировала Наташа.
Я обиделся но виду не подал.
Потом она вдруг спросила.
— Хочешь меня?
У меня мгновенно пересохло во рту.
— Не без этого…
И началось. Сексом она тоже занималась как-то деловито.
Она быстро разделась и легла на диван. В этом было что-то ненатуральное. Я лег к ней.
В какой-то момент она сказала.
— Что-то щекотно.
Она сказала это без нотки игривости или желания. Просто констатировала факт. Заниматься сексом расхотелось.
— Ничего, — сказала она, натягивая блузку, — бывает.
Я был расстроен.
— Я пойду, — сказала она.
— Иди, — сказал я, — Вызвать тебе такси.
— Нет, спасибо…
И она ушла. А я выпил еще три или четыре рюмки водки, а потом уснул. Ее история так взволновала меня, то я ее записал. Больше я Наташу не встречал. Лишь однажды случайно увидел ее на улице, но сделал вид, что не узнаю, отвернул голову.
— Это вообще за гранью! — Анна в шоке от поведения невестки. — У них же семья была! Антон после института всегда работал! Всегда! И кормил, и одевал, обувал всю семью. Квартиру купил, пока его Наташа по декретам сидела! В институте её выучил! А сейчас что? Вылезло говно из невестки, всё вылезло!
История началась давно. Лет пятнадцать/шестнадцать назад, когда Антон познакомился с Наташей. Антону было девятнадцать лет, Наташа была на год младше и только получила аттестат о среднем общем образовании.
Антон учился на втором курсе (у него в школе была программа с «перепрыгом» через четвёртый класс, Наташа же отучилась все одиннадцать лет), сидел на шее у мамы с папой, за их счёт Наташу «выгуливал». Прогулки под луной быстро привели к беременности.
— Антон пришёл, сказал, что Наташа беременна. Я на кухне была, стояла с кружкой чая, так эта кружка у меня и выпала из рук, разбилась, — вспоминает Анна. — Муж чуть подзатыльник ему не дал, спросил, какого чёрта презервативы не покупались? Оказалось, что с восемнадцати лет муж Антону каждый месяц отдельно специально на презервативы деньги выдавал.
Анна с супругом поддерживали аборт, Антона склонили на свою сторону (об учёбе думать надо, жить на что будете, ни образования у обоих, ни работы), но решение принимала Наташа, как совершеннолетний человек.
— Буду рожать! — огорошила она всех неравнодушных к судьбе её беременности.
Родители Наташи решение дочери одобрили: хочет — пусть рожает, просто так Бог ребёночка не посылает. Им в своё время добрые люди помогли, и Наташе добрые люди помогут. Только ни номеров, ни адресов этих добрых людей Наташе никто не дал, поэтому Анне пришлось брать всё в свои руки.
— Ради Антона взяли Наташу к себе, обещали кормить и поить, с ребёнком помогать до садика, но при одном условии: никакой свадьбы, пока они на ноги не встанут, — говорит Анна.
Расписаться без торжественной части молодым никто не запрещал. Им просто дали понять, что на свадьбу безработных молодых родителей никто не будет тратить деньги.
Во время совместного проживания Наташа постоянно скандалила и систематически собирала вещи. Причина была одна: свадьба, чтобы белое платье с гостями и голубями в ресторане под руководством тамады! На что Антон разводил руками и вспоминал слова матери: «На ребёнка заработать не можете, себя обеспечить не можете, а свадебку надо? Не охренели? Хотите свадьбу? Идите и заработайте!»
Наташа родила, ребёнка прописала к своим родителям в муниципальную квартиру. Антон спокойно доучился и трудоустроился. Молодая семья съехала в съёмную квартиру. За первым ребёнком родился второй, и Антону пришлось устроиться на вторую работу, а потом ему подвернулся случай уехать на заработки.
Дома Антон бывал наездами. Квартиру оплачивал, семье деньги давал. Анна с мужем Наташу и детей не бросали, тоже помогали всем, чем могли. Плюс родители Наташи иногда заглядывали, денег подкидывали. Наташа воспитывала детей и заочно училась. Учёбу оплачивал Антон.
Пять лет назад в семье Наташи и Антона родился третий ребёнок. Это была та же семья, но уже с другими условиями: своя квартира, машина у Наташи, стабильный доход.
Всё бы ничего, но свадьба так и не состоялась. Сначала Наташа вредничала от обиды, что Антон не женился во время проживания у Анны, и отказывала Антону, а потом Антон перестал предлагать. Наташа намекала, сама предложение делала, но уже Антон отказался.
— Не знаю, сказал ли Антон Наташе, но мне объяснил, почему передумал жениться: по его друзьям волна разводов прошла, кто имущество делил, кому детей запрещали видеть. Дело у них как раз к покупке квартиры шло. Антон решил, что не стоит оно того. И хорошо, что подумал! Сейчас хоть квартира его! — говорит Анна. Продолжение: тык
Елена Николаевна Верейская
Наташа пишет ночью письмо и затем его сжигает
(Глава из книги «Три девочки», в сокращении)
Шла ночь на первое января 1942 года. Наташа вдруг проснулась сразу, как от толчка. Она открыла глаза. В комнате было совершенно темно. Слышалось ровное дыхание спящих людей. Наташа повернулась со спины на бок, протянула руку и пощупала, не раскрылся ли Тотик. Нет, ничего, укутан хорошо. Они все лежали на широкой тахте – Наташа, Тотик, Люся и Катя…
Однако как холодно! Вечером топили «буржуйку», но она уже успела остыть. Наташа зябко повела плечами, подошла к столу, достала из большой папки несколько исписанных листков бумаги и несколько чистых, уселась в кресло, поджав под себя ноги, и начала писать. Она спешила, но слова ложились на бумагу ровными чёткими строчками. Пламя коптилки слегка колебалось от её дыхания, глазам было больно от напряжения, рука стыла, и её время от времени приходилось отогревать, сунув под мышку, но Наташа, не отрываясь, писала и писала. Часы пробили два, потом три; Наташа их не слышала, она с головой ушла в письмо.
Ленинград, ночь на 1 января 1942 года
«Здравствуй, дорогой мой папочка. Пишу тебе в новогоднюю ночь. Вчера пришёл к нам твой товарищ с фронта, и как мы обрадовались твоему письму! Ведь так долго не было вестей от тебя, и чего-чего мы с мамой не передумали!..
Помнишь, как весело мы встречали прошлый Новый год? Помнишь сюрприз? И вот вчера был настоящий новогодний сюрприз – письмо от тебя! Ты просишь, чтоб я честно и откровенно написала тебе, очень ли нам трудно. Да, папочка, трудно. Мне кажется, что я за эти месяцы стала совсем взрослой.
Ну вот, как раз листок кончается. Теперь читай то, что я тогда написала, а что дальше, я напишу сейчас».
Наташа аккуратно присоединила к начатому письму исписанные листки, отложила их в сторону, взяла новый лист и продолжала писать. Вот что было написано в листках:
«Как только ты, папа, улетел на фронт, я вступила в пожарное звено нашего дома. Сейчас все ребята, оставшиеся тут, как умеют, помогают защищать город. Нас научили всему, что нужно. Мы собрали по всему дому очень много старых чулок, набили их песком, зашили и сложили в кучу на чердаке. Мы перетаскали на чердак целые горы песку, чтобы тушить зажигательные бомбы. А Катя и Люся – в санитарном звене. У них в нашем подвале, где бомбоубежище, медпункт. Они не верили, что чулками с песком можно потушить бомбу. А я сама как раз ими и потушила целых две бомбы.
Мы вечером собирались ложиться спать, когда началась воздушная тревога. Мама сразу завернула Тотика в одеяло и побежала в бомбоубежище, а я на чердак. Я научилась различать по звуку, летит ли это наш самолёт или вражеский. У наших – ровное и чёткое гудение, а фашистский как-то ужасно противно и назойливо завывает. Я стояла у кадки с водой, а рядом со мной Коля Борисов. И вдруг слышим: летит! Коля говорит: «Это наш!» А я говорю: «Нет, ихний!» А тут где-то около самого нашего дома начали палить зенитки. Я только успела сказать: «Вот видишь!» — как раздался ужасный грохот, и весь наш дом качнуло так, что я еле удержалась на ногах и схватилась руками за стенку, а вода из кадки выплеснулась и прямо мне на ноги. Я кричу: «Коля! Ты где?» — А он молчит. Я ужасно перепугалась, кричу: «Коля! Коля!» — и вдруг слышу, он стонет где-то на полу. Я присела на корточки, шарю руками где он, а на крыше над нами бегают, что-то кричат. Я думаю: это в наш дом попало и сейчас всё обрушится. Вскочила было – бежать! Но сейчас же спохватилась: а Коля? Не бросать же его. Я стала звать на помощь, а сама знаю: на крыше такой шум, не услышат. А тут Коля и говорит, голос слабый: «Ничего, я жив, я только ударился спиной об железную балку. Помоги мне встать». Я ощупью добралась до него, поднимаю, а его ноги не держат. А по крыше всё бегают и что-то кричат. Говорю: «Коля, ты постарайся идти; я помогу; кажется, в наш дом бомба попала». – «Не могу идти», — отвечает Коля. И в это время слышим, опять самолёт летит. И опять близко зенитки запалили. И вдруг слышим – свист. Пронзительный такой. Мы в потёмках прижались друг к другу; я Колю поддерживаю, не дышим. Тут как стукнет что-то над нами! Раз и два, и вдруг нас ослепил яркий белый свет, — точно вот когда при магнии снимают. Стало светло, как днём. Смотрим, это две зажигательные бомбы нашу крышу пробили.
Я растерялась – стою и смотрю, а белое пятно брызжет во все стороны. А Коля кричит: «Чулки! Скорей!» — сам снова падает, потому что я его из рук выпустила. Я бросилась к куче чулок, схватила сколько могла, подбежала к одной бомбе и давай забрасывать её этими мешками. Чулки вспыхнули и сразу обгорели, а песок рассыпался и потушил бомбу. Тогда я бросилась к другой и тоже забросала её чулками с песком. А в это время уже несколько человек вбежало в дверь с лестницы, кричат: «Кто здесь есть?» — Коля говорит: «Не наступите на меня, я тут лежу». – А я смотрю, — что такое? Сразу, как бомбы потухли, показалось совсем темно, а потом вижу – на потолке точно два пятна светятся. Я поняла, что это дыры, пробитые бомбами. И на чердаке от них почти всё видно. Подошла снова к Коле, а около него уже ребята возятся, поднимают. Снесли мы его вниз, в медпункт. Там уже несколько человек раненых и обожжённых. Ребята-санитары первую помощь оказывают вместе с сестрой и врачом. Какая Люся была шалунья и лентяйка, а теперь как работает!..
…Очень много детей эвакуировали. Мы как раз в июле все четверо были больны корью и уехать не могли. Когда поправились, было поздно. Ленинград уже был окружён врагами. Вот так мы и остались в городе. Вскоре мама ушла дружинницей в тот госпиталь, где Анна Николаевна работает. Домой мама приходит очень поздно.
Папа! Нашу школу разбомбило. Хорошо, что ночью, не во время занятий. Мы не учимся, хотя в городе работают многие школы. Говорят, занимаются даже в бомбоубежищах. Но близко от нас такой школы нет, а далеко ходить мы не в силах. Ни трамваи, ни троллейбусы не ходят, ведь электричества-то нет…
Зато немцы обстреливают нас из дальнобойных орудий. Они ведь окружили нас со всех сторон. Мы знаем: если идёшь по улице, а снаряды свистят над головой, — значит, они пролетают куда-то дальше и можно не прятаться. Но, конечно, можно попасть и в самый обстрел».
Проснулся и громко заплакал Тотик, Наташа бросилась к нему.
Через полчаса она снова сидела за столом и писала. Но слова уже не ложились на бумагу ровными чёткими строчками. Перо прыгало в Наташиной руке, а рука не поспевала за взбудораженной, скачущей мыслью. И буквы отрывались друг от друга, становились всё крупнее и размашистее, и казалось, что им тесно на большом гладком листе бумаги.
«…Папа! Помнишь, в прошлом году ты говорил мне, что я – счастливая, что дожила до двенадцати лет и ни разу не видела ни одной смерти. Ой, папа, сколько я её вижу теперь! Я не могу забыть одного ребёночка, который пошиб на пожаре. И на улице часто видишь, как человек падает и умирает.
Да, папа, трудно нам, очень-очень трудно. Очень голодно, — ведь подвоза продуктов нет. Нет света, нет воды. Получаем 125 граммов хлеба в сутки на человека. Тотик в садик не ходит, очень ослабел. Мы приносим ему из садика его паёк – немножко супу и каши без масла. Но это так мало!
По вечерам на улицах совсем темно, все окна завешены. А после десяти часов выходить запрещено. Мама купила нам всем большие плоские значки, вроде брошек. Они покрыты каким-то составом, который светится в темноте. Теперь все ленинградцы носят такие значки, чтобы в темноте не натыкаться друг на друга.
Но только ты, пожалуйста, не подумай, что мы унываем, падаем духом. Нет, ты знай: мы выдержим! Всё выдержим, — ведь мы знаем: вы не отдадите наш город этим проклятым фашистам.
…Конечно, мы всё запомним. Разве возможно это забыть?! Ну, вот видишь, — я хотела написать всё по порядку, а не получилось. Ну, ничего, ты только знай: выдержим!
До свиданья, папа! До счастливого свиданья после победы! Я знаю, мой папа вернётся героем!..
Целую тебя крепко-крепко.
Твоя дочка Наташа».
Наташа, не перечитывая, сложила письмо вчетверо, сунула в ящик своего столика, сбросила шубку, дунула на коптилку и в темноте юркнула под одеяло. И только тут почувствовала, как устала и как иззябла. Её всю трясло мелкой дрожью…
Наташа лежала, всё так же сжавшись в комочек, и, не отрываясь, смотрела в раскрытую дверцу печки. Пламя бушевало в ней, изредка выкидывая в комнату тёмные струйки дыма. Пляшущий свет озарял комнату; запахло дымком, стало заметно теплее. Тоненько запел чайник.
Наташа смотрела в огонь и думала об отце. Как она стосковалась по нём! Она вдруг так ярко представила себе его милые, живые глаза, его улыбку…
«Папочка… папа…» — прошептала она. Вот он получит её письмо… Наташа закрыла глаза и постаралась представить себе, как он распечатывает его… быстро… нетерпеливо… Ему хочется скорее узнать, как они там… вот он распечатал… читает… читает…
И Наташа вдруг так и замерла на несколько мгновений.
— Нет! Нельзя, чтобы он получил такое письмо! Ему и без того нелегко там, на фронте… Он, конечно, так волнуется за них… А она… вместо того, чтобы успокоить, подбодрить… Нет, нет! Нельзя!..
…Наташа поспешно выскочила из-под одеяла, надела валенки, достала из ящика своё письмо и, не разворачивая, сунула его в «буржуйку». Дрова догорели, печурка была полна крупных красных углей. Кончики бумаги закрутились, задымились, и вдруг всё письмо вспыхнуло ярким пламенем.
«Эх… всё бы не надо жечь… ведь ничего, где про бомбы… ну, да всё равно… напишу новое…» — подумала Наташа, глядя на хрупкие чёрные листки, покрывшие красные уголья.
Она снова зажгла коптилку, села к столу, взяла в руки перо – и задумалась. Что же писать? Солгать? Солгать папе? …Нет! Нет, она напишет правду, только… только по-другому… Ведь если она напишет, что все они живы и бодры, что держатся крепко, что уверены в победе, что Ленинград выстоит, что все работают, — это ведь тоже будет правда.
И Наташино перо снова побежало по бумаге.
— Наташа! Ты что же это так рано встала? Что ты там делаешь? – раздался за её спиной голос Софьи Михайловны.
— С добрым утром, мамочка, — как можно веселее ответила Наташа. – Я пишу папе.
— Вот и отлично! Я тоже сейчас напишу, — говорила, поспешно одеваясь, Софья Михайловна. Она подбросила дров в печурку и подошла к дочери… — Только… Наташа, ты не пиши, как… Ты напиши, что всё у нас… что всё в порядке… — И она провела рукой по Наташиным волосам.
Наташа подняла голову и посмотрела на мать.
— Я так и пишу, мамочка, — сказала она. И они понимающе улыбнулись друг другу…
С творчеством Антона Павловича Чехова я познакомился в начальной школе, когда мать подарила мне сборник избранных произведений из серии школьная литература Лениздата. Я зачитывался рассказами «Каштанка», «Беззащитное существо», «Лошадиная фамилия», «Средство от запоя», «Злоумышленник», «Толстый и тонкий», «Смерть чиновника», «Спать хочется», «Радость», «Ванька Жуков» и др.
Можно сказать, что эти рассказы сформировали во мне любовь к чтению.
В школе нам преподносили Чехова как образец высокоморального человека, борца с бездуховностью и мещанством. Но лично мне Чехов всегда казался загадочным, от ощущения недосказанности и неясности.
До сих пор не все загадки жизни Чехова раскрыты. Полное собрание его сочинений в 30-ти томах отнюдь не полное; не все чеховские материалы опубликованы. Некоторые чеховеды сомневаются в необходимости предъявлять публике архивы Чехова во всей их полноте.
Спрашивается, ПОЧЕМУ?
В этом году я отдыхал в Крыму и посетил в Ялте дом-музей Чехова «Белая дача». Там я пытался найти ответ на мучающий меня вопрос: почему Чехов до сих пор востребован?
Одна девушка мне ответила: «До сих пор проблемы, которые он поднимал, актуальны».
Другая добавила: «Он несёт нравственные уроки в нашу жизнь».
Я снял небольшой видеоролик, который предлагаю вашему вниманию.
Каждый раз, когда я хочу написать о выдающемся человеке, у меня нет мысли опорочить светлый образ, есть лишь желание докопаться до истины. Однако в процессе «копания» обнаруживаются такие факты, которые превращают исследование в полудетективную историю (а иногда и детективную).
При СССР Чехов был официальной «иконой» советского интеллигента. Политбюро ЦК КПСС приняло секретное постановление, запрещающее публикацию некоторых чеховских заметок и писем, чтобы избежать «дискредитации и опошления образа русского классика».
На сегодняшний день опубликовано около пяти тысяч писем Чехова, причем некоторые из них с безжалостными купюрами. Сестра писателя Мария Павловна вымарывала из записей Чехова всё, что могло бы скомпрометировать светлый образ высоконравственного писателя земли русской.
Что же скрывало секретное постановление Политбюро ЦК КПСС? и что именно вычёркивала сестра Мария из дневников своего брата? Почему до сих пор не обнародуют эти документы?
Может быть, нас не хотят лишать светлого образа высоконравственного Чехова, каким нас кормили в школе и потчуют до сих пор?
В России, как известно, всегда были трудности с нравственным идеалом. Образцом высокоморального человека служили классики русской литературы. Их жизнь идеализировали, хотя в действительности они были далеко не идеальными людьми.
Но других идеалов не было и нет. С кого же подросткам брать пример?
«В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли», – учили нас в школе, указывая на портрет Чехова. Нас убеждали «по капле выдавливать из себя раба», приводя в пример Антона Павловича. Хотя эта фраза вырвана из контекста письма Чехова к А.Ф.Суворину и несёт несколько иной смысл, чем нам внушали учителя.
Правду о действительной жизни Чехова от нас скрывали.
Меня всегда интересовало, почему Чехов писал под псевдонимом? Почему он не написал большой роман и остался мастером короткого рассказа?
Одним из многочисленных псевдонимов Антона Павловича Чехова был «Антоша Чехонте» – так прозвал будущего писателя учитель гимназии Фёдор Платонович Покровский.
В чём же секрет Антоши Чехонте?
От чеховедов и музейных работников правду не услышишь. Не могут же они рубить сук, на котором сидят.
Один из первых, кто заговорил о тайных сторонах жизни писателя, был Юрий Бычков –директор музея Чехова в Мелихово. За правду, которую он сказал о Чехове, Бычкова уволили. А всего лишь рассказал о факте, который сам Чехов указывал в своей автобиографии — как в 13 лет он впервые с приятелями посетил бордель.
О Чехове написано множество книг и биографий. Наиболее известные: Дональд Рейфилд — «Жизнь Антона Чехова»; А.Труайя — «Чехов»; Е.Симмонз — «Чехов. Биография»; Р.Хингли — «Новая жизнь Антона Чехова»; В.Притчет — «Чехов: освобождённый дух» и др.
Но загадка Чехова не разгадана до сих пор. Многие материалы из архивов А.Ф.Суворина, переписка Чехова по сей день спрятаны в заграничных и частных архивах.
Чехов создал около 900 различных произведений, многие из которых стали классикой мировой литературы. Произведения Чехова переведены более чем на 100 языков. И в XXI веке он остаётся одним из самых известных драматургов мира. Его пьесы, в особенности «Чайка», «Три сестры» и «Вишневый сад» на протяжении более 100 лет ставятся во многих театрах мира. Произведения Чехова выдержали более 200 экранизаций.
Я не считаю себя чеховедом. Чехов вообще не самый любимый мой писатель. Мне больше нравятся Достоевский и Лев Толстой. Поэтому я не претендую на полное и объективное мнение о Чехове как писателе и драматурге, но хочу выразить своё понимание его секрета мастерства короткого рассказа.
«Краткость – сестра таланта», – говорил Чехов. – «Искусство писать – это искусство сокращать».
Чехов аполитичен. Основная тема его рассказов – отношения мужчины и женщины.
Главный герой Чехова – он сам! – запутавшийся интеллигент-неудачник, для которого самоубийство наилучший выход из создавшегося положения. На смерть он смотрит без страха, скорее с надеждой на избавление.
Чехов – певец пессимизма и тоски. В его рассказах почти нет счастливых людей, людей, обретших духовную гармонию, оптимистов; они не ищут ответа на «проклятые вопросы» бытия, подобно героям Достоевского и Толстого.
В прозе Чехова лично мне не хватает философичности, религиозной глубины и метафизики. Да, Чехов не навязывает читателю никакой философии, оставляя право делать собственные выводы. Но чему он мог научить на основе своего личного опыта? Сегодня его наставления кажутся наивными. Ныне уже никто не вспоминает о мещанстве, а интеллигентность кажется почти забытым словом.
Да и рядом с Львом Толстым трудно было быть учителем жизни.
В детстве я с удовольствием смотрел фильмы «Медведь», «Свадьба», «Каштанка», «Попрыгунья», «Анна на шее», «Шведская спичка», «В городе С», «Душечка», «Эти разные, разные лица», «Дама с собачкой» и др.
В процессе написания этой статьи я перечитал повесть «Драма на охоте», посмотрел ещё раз фильмы «Мой ласковый и нежный зверь», «Дама с собачкой», «Чёрный монах», «Неоконченная пьеса для механического пианино».
В юности меня потрясли слова из фильма «Неоконченная пьеса для механического пианино», созданного Никитой Михалковым по мотивам произведений Чехова.
«Мне тридцать пять лет! Всё погибло! Всё погибло!! Тридцать пять лет!… Я ноль, я ничтожество! Мне тридцать пять лет! Лермонтов восемь лет как лежал в могиле! Наполеон был генералом! А я ничего в вашей проклятой жизни не сделал, ничего! Вы погубили мою жизнь! Я ничтожество! По вашей милости! Где я, бездарный калека? Где мои силы, ум, талант?! Пропала жизнь!..»
В этом сам Чехов! Он был человек не счастливый, и потому не мог правдиво изобразить счастливых людей. Зато несчастливые люди, разочаровавшиеся в жизни, пессимисты у Чехова получались убедительно. Ведь своих героев он писал с себя.
Николай Михайлович Карамзин в статье «Что нужно автору?» говорит: «…Творец всегда изображается в творении и часто — против воли своей».
Устами Гурова (героя рассказа «Дама с собачкой») Чехов признаётся: «Все эти годы я сходился, расставался, но ни разу не любил. Было всё что угодно, только не любовь».
Любовь является квинтэссенцией личностных качеств человека. По любви можно многое сказать о личности. Чехов мечтал о большой любви, писал о ней, но боялся её, понимая, что любовь потребует от него жертвы. А он уже пожертвовал всего себя литературе.
Первый сексуальный опыт, как говорят психологи, формирует так называемую «карту любви» – программирование будущего сексуального поведения. Возможно, отношение к женскому полу сформировалось у Чехова после посещения публичного дома в 13 лет. Всю жизнь Чехов пользовался услугами «доступных женщин» и всегда отказывался жениться.
«Роль мужа меня пугает, в ней есть что-то суровое, как в роли полководца. По лености своей, я предпочитаю более лёгкое амплуа».
В повести «Чёрный монах» Чехов пытается обосновать, почему не нужно жениться. Он считал, что женщина всегда обуза, покушающаяся на его свободу и его творчество.
«Жениться я не хочу, да и не на ком. Да и шут с ним. Мне было бы скучно возиться с женой. А влюбиться весьма не мешало бы. Скучно без сильной любви».
Любовь, а скорее влюблённость, но не сильная, не мешающая творчеству, нужна была Чехову для создания свежих сюжетов, для вдохновения. «Любовь юная, прелестная, поэтическая, уносящая в мир грёз, – на земле только она одна может дать счастье!»
Антон Павлович избегал красивых и умных девушек, отшучиваясь или мороча им голову платонической любовью. А сексуальное удовлетворение находил в публичных домах. Там Чехов был постоянным клиентом, и совершенно не стеснялся в этом признаваться. В письмах к друзьям он подробно описывает своё общение с проститутками.
Была ли в жизни Чехова большая любовь?
Один литературовед заметил: «Вообразите, сколько мы не роемся, но не находим женщины в жизни Чехова. Нет любви. Серьёзной любви нет».
Хотя женщин у Антона Павловича было около тридцати. Бывший директор музея-усадьбы «Мелихово» Юрий Бычков считает: «Чехов относился к женщинам, мягко говоря, снисходительно. Они за ним ухаживали, добивались, а он находил способ, как уйти от них. Его романы не сменяли друг друга, а некоторые длились 10–12 лет с несколькими женщинами одновременно».
О прекрасном поле Чехов был не самого лучшего мнения. Видимо, сказался первый опыт, или, быть может, повлияла «карта любви». Возможно, зная о своей болезни, Чехов как бы ограждал себя от сильной страсти.
Первая попытка жениться была у Чехова в 26 лет, когда он влюбился в Евдокию Эфрос. Но помолвка расстроилась – жених сбежал.
Когда Чехову было 27 лет, в него влюбилась двенадцатилетняя Нина Корш – дочь владельца первого частного театра России.
«Жениться интересно только по любви; жениться же на девушке только потому, что она симпатична, это всё равно, что купить себе на базаре ненужную вещь только потому, что она хороша».
В 28 лет Чехову повстречалась девятнадцатилетняя Лика Мизинова, с которой у него был долгий роман и обширная переписка. «Прекрасная Лика», «адская красавица» — так Чехов называл её в письмах. Современники отзывались о Лике как о девушке необыкновенной красоты — «настоящая Царевна-лебедь из русских сказок».
Лика Мизинова стала прототипом Нины Заречной в пьесе «Чайка».
«Никакой красотой женщина не может заплатить мужу за свою пустоту», – писал Чехов.
Когда пятнадцатилетняя Лена Шаврова принесла Чехову рукопись собственного рассказа, писатель посоветовал девушке творить и дальше. Елена влюбилась, но признаться в чувствах не решалась.
Когда Чехову было 32 года, в него влюбилась детская писательница Лидия Алексеевна Авилова.
Молодой Чехов был любвеобилен. Возвращаясь с острова Сахалин, пароход, на котором путешествовал Чехов, сделал стоянку на острове Цейлон. Там, признавался Чехов, «в своё время я имел отношения с черноглазой индуской. И где? В кокосовой плантации в лунную ночь. Что за прелесть эти цветные женщины!»
Чехов нравился женщинам, но всю жизнь прожил один, женившись, будучи уже неизлечимо больным. Со своей будущей женой Ольгой Книппер Чехов повстречался в сентябре 1898 года на чтении его новой пьесы «Чайка». Ему было 38 лет, ей только что исполнилось 30. Станиславский и Немирович-Данченко способствовали этому роману, использовали писателя, желая привязать его к МХАТу.
Чехов не хотел жениться. «Я не способен на такое трудное и сложное для понимания дело, как брак, и роль мужа пугает меня», – писал Чехов. – «Дайте мне такую жену, которая, как луна, будет являться на моём небе не каждый день».
Но когда Книппер поставила ультиматум, Чехов согласился.
Иван Бунин сделал такой вывод: «…да это самоубийство! хуже Сахалина… Они (сестра Мария и жена Книппер – Н.К.), горячо и самозабвенно любя его, уложат-таки в гроб милейшим образом».
Злые языки утверждали, что Ольга Леонардовна намеренно вышла замуж за писателя, чтобы получить главные роли в его пьесах и обеспечить своего любовника Немировича-Данченко репертуаром. Действительно, в каждой пьесе Чехова, которые ставились во МХАТ, Ольга играла главную роль.
«Он и она полюбили друг друга, женились и были несчастливы…» Почти все пять лет своего брака Чехов жил вдали от жены. «Если боитесь одиночества, то не женитесь», – писал он.
С 1899 по 1904 Чехов и Книппер отправили друг другу примерно по 400 писем. Чехов пишет Книппер: «Дусик, Я не помню, брюнетка ты или блондинка, помню только, что у меня когда-то была жена». Немирович отпускал Книппер к мужу лишь 2 раза в год на 3–4 дня.
Жизнь Ольги Книппер проходила в Москве — она не могла без сцены, оваций, бенефисов и богемных вечеров с шампанским. Ольга Леонардовна была эмансипированной женщиной и не видела греха в измене.
Чехов писал жене: «Я получил анонимное письмо, что ты в Питере кем-то увлеклась, влюбилась по уши. Да и я сам давно уж подозреваю, жидовка ты, скряга. А меня ты разлюбила, вероятно, за то, что я, человек неэкономный, просил тебя разориться на одну–две телеграммы…».
Чехов и Книппер очень хотели иметь детей, но первая беременность Ольги в 1901 году закончилась выкидышем. Позднее, на гастролях в Петербурге, Ольга Книппер неудачно упала и перенесла операцию, потеряв ребёнка. Чехову она об этом не сообщила. О потере ребёнка он узнал из переписки с доктором Ольги и понял, что ребёнок никак не мог быть от него.
Дональд Рейфилд в своей подробной биографии Чехова пишет, что зачатие произошло не тогда, когда писатель и актриса были вместе. Ольга приехала к Чехову в Ялту на неделю, чтобы все подумали, что ребёнок от мужа.
В записях Чехова есть строчки: «Изменившая жена – большая холодная котлета, которой не хочется трогать, потому что её уже держал в руках кто-то другой».
В рассказе «Дама с собачкой» Чехов вкладывает свои мысли в уста героев.
«Как освободиться от этих невыносимых пут?» – размышляет Гуров. – «Мне иногда кажется, что ещё немного и всё изменится, выход будет найден. Тогда начнётся новая прекрасная жизнь…»
«В сущности, если вдуматься, всё прекрасно на этом свете. Всё, кроме того, что мы сами мысли и делаем, когда забываем о высших целях, о нашем человеческом достоинстве».
Новым открытием Чехова стал фильм «Мой ласковый и нежный зверь» режиссёра Эмиля Лотяну, созданный по мотивам повести «Драма на охоте». Кинокартина очень красивая и многим понравилась. Жаль только, что в финале нет признания Камышева, как и почему он убил Ольгу. Хотя лично мне мотив убийства и раскаяние Камышева кажутся надуманными.
Исполнитель роли Камышева Олег Янковский полагал, что его герой не любил Ольгу.
У Чехова практически нет историй о счастливой любви. Возможно, потому, что сам он в любви не был счастлив. Главная героиня его рассказов – неверная супруга, ветреная любовница, жена-изменница. Но как можно упрекать красивую молодую женщину в том, что она хочет уехать в Петербург и блистать своей красотой. Можно понять Оленьку («Драма на охоте»), когда она говорит: «Я не хочу быть нищей, не хочу быть внизу».
Ещё одним открытием Чехова стал для меня фильм «Чёрный монах» Ивана Дыховичного и фильм «Рассказ неизвестного человека» (режиссёр Жалакявичюс Витаустас Пранович).
К 150-летию со дня рождения писателя, был показан документальный фильм Сергея Медведева «Чехов. Неопубликованная жизнь». В нём представлены некоторые факты из жизни классика русской литературы, которые стали для многих откровением.
Оказывается, оставшись без родителей (которые из-за долгов из Таганрога сбежали в Москву), юный Антон с друзьями пускался «во все тяжкие»: выпивал, играл в карты и даже посещал публичный дом. Учился он неохотно, часто прогуливал занятия в гимназии.
Уже в гимназии Антон начал писать юмористические рассказы. Первая драма «Безотцовщина»» была написана 18-летним Чеховым в период учёбы в гимназии. Когда в 13 лет Антон впервые посмотрел оперетту «Прекрасная Елена», он стал страстным поклонником театра.
«Талант в нас со стороны отца, а душа со стороны матери», – говорил Чехов.
Отец Чехова, глубоко верующий человек, владел небольшой бакалейной лавкой, но впоследствии разорился. Дети должны были помогать отцу в торговле, а также петь в организованном им церковном хоре. Как говорил сам Чехов: «В детстве у меня не было детства».
Окончив гимназию, в 1879 году Чехов поступает в Московский университет, где учится на врача. В свободное время он подрабатывает тем, что публикует сатирические фельетоны и юморески в различных журналах под псевдонимами «Антоша Чехонте», «Балдастов», «Человек без селезенки». Всего около пятидесяти псевдонимов, а иногда и без оного.
Чехов писал по рассказу в день, трудно и тщательно. За пять лет было написано несколько сотен рассказов. При этом своё сочинительство Чехов называл «сущим вздором» и не считал себя литератором. Поэтому и подписывал свои рассказы псевдонимами.
Своё литературное творчество Чехов никогда не воспринимал всерьёз. Он мечтал стать знаменитым врачом, даже готовился к экзаменам на звание доктора медицины.
Чехов долго колебался в выборе своего призвания. «Медицина — моя законная жена, а литература — любовница, — говорил Чехов. — Когда надоедает одна, ночую у другой».
Медицина, с одной стороны, была источником для рассказов, а с другой стороны, становилась помехой занятиям литературой.
Антон пишет брату Александру (тоже писателю): «Не завидуй, братец, мне. Писание, кроме дёрганий, ничего не даёт мне. Сто рублей, которые я получаю в месяц, уходят в утробу. Нет сил переменить серенький неприличный сюртук на что-нибудь менее ветхое».
Когда издатель газеты «Новое время» Алексей Суворин предложил платить за строчку в полтора раза больше, но потребовал подписываться собственным именем, Чехов призадумался. Псевдоним давал ему определённую свободу.
После того, как Чехов стал подписывать тексты своим именем, его стали узнавать в публичных местах и даже в буфетах. А Чехов посещал не только буфеты, но и бордели. Известность усложнила ему жизнь. В знаменитого писателя стали влюбляться женщины, некоторые из них даже изменяли своим мужьям.
Антон Чехов был высок ростом, 186 см, красавец. Волосы русые, глаза карие. У него было по свидетельству А.И.Куприна «самое прекрасное и тонкое, самое одухотворенное лицо, какое мне только приходилось встречать в жизни».
Как только Антон решил бросить занятия литературой, он получил письмо из Петербурга от известного писателя Григоровича. «У Вас настоящий талант. Талант, выдвигающий Вас далеко из круга литераторов нового поколения. Вы, я уверен, призваны к тому, чтобы написать несколько превосходных истинно художественных произведений. Вы совершите великий нравственный грех, если не оправдаете таких ожиданий».
Осенью 1887 года в письмах Чехова появились упоминания о работе над романом «в 1500 строк». Она продолжалась два года, когда Чехов, тяготившийся работой такого большого размера, наконец отказался от своего замысла. «Я рад, — писал он Суворину,— что 2-3 года тому назад я не слушался Григоровича и не писал романа! Воображаю, сколько бы добра я напортил, если бы послушался…»
Формат личности определил и формат творчества писателя. Антон Павлович хотел написать большой роман, но так и не смог. Зато остался непревзойдённым мастером короткого рассказа. В постановлении академической комиссии, присудившей в 1888 году Пушкинскую премию Чехову, было написано: «рассказы г. Чехова, хотя и не вполне удовлетворяют требованиям высшей художественной критики, представляют однако же выдающееся явление в нашей современной беллетристической литературе».
Чехов понимал: «Художественное произведение непременно должно выражать какую-либо большую мысль. Только то прекрасно, что серьёзно». Поэтому в 1889 году Чехов отправился на Сахалин, где предполагал собрать материал для большого романа. За несколько месяцев переписи он опросил почти 10 тысяч человек.
Пять лет Чехов работал над книгой «Остров Сахалин». Романом этот текст не стал. Зато книга стала художественным документом эпохи. Чехов даже хотел использовать её как материал для защиты диссертации.
Чехова крайне интересовали всякие уклоны так называемой души. По его мнению, он стал бы психиатром, если бы не сделался писателем.
Чтобы написать большой роман, нужна большая идея, Замысел. «В поэзии нужна страсть, нужна ваша идея, и непременно указующий перст, страстно поднятый. Безразличие же и реальное воспроизведение действительности ровно ничего не стоит, а главное – ничего и не значит…», — писал Достоевский.
Чехов избегал «указующего перста». Он не претендовал на звание пророка и не считал себя гением, он был свободен от желания кого-то поучать или проповедовать. По Чехову роль автора заключается в том, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них. Чехов предоставляет возможность самому читателю давать оценки и делать выводы.
«Если хочешь стать оптимистом и понять жизнь, то перестань верить тому, что говорят и пишут, а наблюдай сам и вникай».
Хотя Чехов бытописатель, в его произведениях можно найти диагноз обществу и человеческой личности. Антон Павлович полагал, что человек может в некоторой степени корректировать свою личность и отношения с окружающими. Но изменить себя и свою роль в этой жизни он не может, как бы эта роль ни была ему чужда.
Поздние рассказы насквозь пронизаны внутренним душевным криком: «Так больше жить невозможно!» Чехов понимал, что люди очутились на краю бездонной, зияющей бездны и не видел выхода. Как и многие его современники, Чехов не разделял русское общество на элиту (“прогрессивную интеллигенцию”) и народ. «Все мы народ, — говорил Чехов, — и всё лучшее, что мы совершаем, дело народное».
Был ли Чехов верующим человеком?
Он был верующим, но не религиозным. «Если бы в монастыри принимали не религиозных людей и если бы можно было не молиться, то я пошёл бы в монахи», — признавался писатель.
Верил ли Чехов в Бога или не верил, конкретно ответить нельзя. Чехов одно время говорил, что жизнь после смерти это сущий вздор. В другое время признавал, что после смерти мы никуда не исчезнем; бессмертие души это факт. «Смерть страшна, но ещё страшнее было бы сознание, что будешь жить вечно и никогда не умрёшь».
В пьесе «Дядя Ваня» Соня говорит: «…там, за гробом, мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами, и мы с тобою… милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся, и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой, и отдохнём… Мы услышим ангелов, и увидим всё небо в алмазах… и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка…».
В повести «Чёрный монах» можно прочитать такие строки:
— Но разве людям доступна и нужна вечная правда, если нет вечной жизни?
— Вечная жизнь есть, — сказал монах.
— Ты веришь в бессмертие людей?
— Да, конечно. Вас, людей, ожидает великая, блестящая будущность. И чем больше на земле таких, как ты, тем скорее осуществится это будущее. Без вас, служителей высшему началу, живущих сознательно и свободно, человечество было бы ничтожно; развиваясь естественным порядком, оно долго бы еще ждало конца своей земной истории. Вы же на несколько тысяч лет раньше введёте его в царство вечной правды— и в этом ваша высокая заслуга. Вы воплощаете собой благословение божие, которое почило на людях».
В чём находил Чехов сюжеты своих рассказов?
Да в самой жизни, в том числе и в собственной. Большинство его героев больны чахоткой или умирают от чахотки.
Повесть «Дама с собачкой» была написана Чеховым под впечатлением его поездки в Ялту, а также встречи с последней любовью писателя— Ольгой Книппер. В повести описаны реально существовавшие церковь и скамья в Ореанде, кондитерская Ю.И.Верне и др.
Лев Толстой резко осудил рассказ “Дама с собачкой”. «Люди, не выработавшие в себе ясного миросозерцания, разделяющего добро и зло. Прежде робели, искали; теперь же, думая, что они по ту сторону добра и зла, остаются по сю сторону, т. е. почти животные».
Максим Горький, напротив, рассказ похвалил: «Огромное Вы делаете дело Вашими маленькими рассказиками — возбуждая в людях отвращение к этой сонной, полумёртвой жизни — чёрт бы её побрал!»
Чехов один из самых популярных драматургов мира. Его пьесы привлекательны для режиссёров тем, что свободны для любых интерпретаций, их можно наполнить любыми трактовками.
Новаторство творческого метода Чехова заключается в изобретённом им подтексте – так называемом «подводном течении», когда за внешне бытовыми эпизодами присутствует интимно-лирический «поток сознания», а за вроде бы незначащими словами и событиями скрывается драма, трагедия.
Помню, в школе нам предлагали писать сочинение на тему о «подводном течении» в пьесе Чехова «Вишнёвый сад». Но мало кто выбирал эту тему. Запомнилось только: «Вся Россия – наш сад».
Теперь оказалось, всё, что говорил Чехов сто лет назад, повторилось. Пришли новые Лопахины, приватизировали, продали, вырубили, понастроили коттеджей. История повторяется!
Биография Чехова, в определённом смысле, это история его болезни. Но чем именно был болен Чехов на протяжении двадцати лет до сих пор окончательно не ясно. Диагнозы ставились разные.
Какая же болезнь отравляла жизнь Антона Павловича на протяжении двадцати лет до самой смерти?
Недавно найдена история болезни Чехова, которую заполнил в клинике лечащий врач писателя Максим Маслов. Согласно этой истории, в гимназические и студенческие годы Чехов болел туберкулезным воспалением брюшины, но «теснение в грудине» чувствовал еще в 10-летнем возрасте…
Странная болезнь проявилась ещё в 1884 году, когда 24-летний Антон Чехов оканчивал медицинский факультет университета. «Если бы то кровохарканье, которое у меня случилось в Окружном суде, было симптомом начинающейся чахотки, то я давно уже был бы на том свете, вот моя логика».
Как медик, Чехов не мог не понимать истинную причину кровотечения. От туберкулёза скоропостижно умерла его двоюродная сестра и другие родственники.
Антон Павлович был болен, и весьма серьезно. Уже в 1891 году писатель ясно осознавал, что у него чахотка. В письме Владимиру Тихонову он признавался: «Так вот, друг мой, у меня чахотка, не иначе».
Двадцать лет Чехов болел и практически не лечился, себя не щадил. Он поехал в долгое и трудное путешествие через Сибирь на Сахалин, зная, что для него это может кончиться смертью. Возможно, он если не искал гибели, то всё делал для того, чтобы её приблизить. Люди, близкие к Чехову, причину «скоропостижного сжигания писателя» видели только в его личной жизни.
Очевидно, что болезненность Чехова отражалась в его мировоззрении (как это было и у Фридриха Ницше). Не достигнув тридцати лет, писатель ощущал себя обречённым на смерть престарелым человеком. После издевательств и нападок критиков он даже мечтал покончить с собой.
«Критиканы – это обычно те люди, которые были бы поэтами, историками, биографами, если бы могли, но испробовав свои таланты в этих или иных областях и потерпев неудачу, решили заняться критикой».
Личные ощущения, связанные с болезнью, Чехов нередко передавал героям своих произведений. Так герой «Рассказа неизвестного человека» глухо кашлял всю ночь, как это часто случалось у Чехова. От чахотки умирает и герой повести «Чёрный монах».
«Друг мой, здоровы и нормальны только заурядные, стадные люди. Соображения насчёт нервного века, переутомления, вырождения и т.п. могут серьёзно волновать только тех, кто цель жизни видит в настоящем, то есть стадных людей. … Повторяю: если хочешь быть здоров и нормален, иди в стадо».
Чехов понимал, что серьёзно болен и может умереть. Однако избегал не только медицинского обследования, но даже медосмотра — боялся получить подтверждение своим догадкам. Когда 21 марта 1897 года Чехов вместе с Алексеем Сувориным обедал в московском «Эрмитаже», вдруг хлынула кровь и, несмотря на все старания вызванного доктора, её удалось остановить лишь под утро. Чехов впервые прошёл серьёзное обследование в известной московской клинике профессора Остроумова. Там сказали, что поражены верхушки обоих лёгких, и если не хочет умереть в самое ближайшее время, надо изменить образ жизни.
Чехову пришлось кардинально менять весь свой жизненный уклад, отношения с друзьями, с женщинами, с близкими.
«Как счастливы Будда и Магомет или Шекспир, что добрые родственники и доктора не лечили их от экстаза и вдохновения! … Доктора и добрые родственники в конце концов сделают то, что человечество отупеет, посредственность будет считаться гением и цивилизация погибнет».
Врачи посоветовали Чехову поселиться в Ялте. В 1898 году писатель продал имение в Мелихово и купил в Ялте участок земли. За 10 месяцев на участке был построен дом по проекту архитектора Л.Н.Шаповалова. 9 сентября 1899 года Чехов переехал в Ялту вместе с сестрой Марией Павловной и матерью Евгенией Яковлевной. Именно здесь были написаны такие знаменитые произведения, как рассказ «Дама с собачкой», пьеса «Три сестры» и «Вишнёвый сад».
В Ялте женщины преследовали Чехова по всему городу. Их ещё называли «антоновками». Но Чехов уже сторонился женского пола по причине болезни.
Весной 1904 года болезнь Чехова обострилась настолько, что он еле ходил. Врачи поставили диагноз: плеврит и катар кишечника. Жена уговаривает ехать лечиться в Германию. В Берлине врачи фактически подписали Чехову смертный приговор.
Писатель скончался 2 (15) июля 1904 года в Баденвайлере, Германия. Доктор Эрик Шверер, лечивший Чехова в Баденвайлере, после его смерти написал в местной газете: «Он, видимо, замечательный писатель, но очень плохой врач, если решился на различные переезды и путешествия….Сам себя и загубил…»
«Русский человек большая свинья. Если спросить, почему он не ест мяса и рыбы, то он оправдывается отсутствием привоза, путей сообщения и т.п., а водка между тем есть даже в самых глухих деревнях и в количестве, каком угодно». (А.П.Чехов)
«Назовите мне хоть одного корифея нашей литературы, который стал бы известен раньше, чем не прошла по земле слава, что он убит на дуэли, сошёл с ума, пошёл в ссылку, не чисто играет в карты!» (А.П.Чехов)
«Беда не в том, что мы ненавидим врагов, которых у нас мало, а в том, что недостаточно любим ближних, которых у нас много, хоть пруд пруди».
«Хорошее воспитание не в том, что ты не прольёшь соуса на скатерть, а в том, что не заметишь, как это сделает кто-нибудь другой».
«То, что мы испытываем, когда бываем влюблены, быть может, есть нормальное состояние. Влюблённость указывает человеку, каким он должен быть».
«Чем дороже оплачивается труд, тем счастливее государство, и каждый из нас должен стремиться к тому, чтоб за труд платили дороже».
«Кто испытал наслаждение творчества, для того все другие наслаждения уже не существуют».
«За дверью счастливого человека должен стоять кто-нибудь с молоточком, постоянно стучать и напоминать, что есть несчастные и что после непродолжительного счастья наступает несчастье».
«Чем выше человек по умственному и нравственному развитию, чем он свободнее, тем большее удовольствие доставляет ему жизнь».
«Я верю, что ничто не проходит бесследно и что каждый малейший шаг имеет значение для настоящей и будущей жизни».
«Задача не в том, чтобы достигнуть идеал, — он недостижим; главное — достигать
Не может быть единой колеи к Истине, каждый идёт своим путём
Важен сам процесс поиска Истины, путь ради самого пути
Окончательная цель самосовершенствования — любовь ко всему
Благодарить, за всё благодарить — в этом секрет счастья
Жизнь смертью не кончается
Надо быть собой и делать то, к чему тебя зовёт сердце
Открой своё сердце, забудь про ум, и ты почувствуешь, как надо жить, что правильно, а что неправильно
Быть может, цель жизни состоит в том, чтобы научиться любить, любить несмотря ни на что
Только состоянием души, желанием творить любовь измеряется всё, что мы делаем, к чему стремимся, чего достигли в этом мире
ЛЮБОВЬ ТВОРИТЬ НЕОБХОДИМОСТЬ».
(из моего романа-быль «Странник»(мистерия) на сайте Новая Русская Литература
Я преподнёс в подарок музею А.П.Чехова в Ялте «Белая дача» свой роман-быль «Странник»(мистерия), который писал семь лет. Ради написания романа я совершил путешествие в глубь Сибири к озеру Тиберкуль, прошёл по глухим сибирским деревням, где до сих пор люди живут без электричества. Текст моего романа можно бесплатно скачать на сайте Новая Русская Литература.
А по Вашему мнению, в чём СЕКРЕТ АНТОШИ ЧЕХОНТЕ?
© Николай Кофырин – Новая Русская Литература