Гусятница – сказка Братьев Гримм про королевскую дочь. Королевна поехала в дальнюю страну к жениху. Для защиты королева дала дочери платочек с тремя каплями крови, но девушка потеряла оберег. Тогда злая камеристка поменялась с королевной местами. Король отправил добрую девушку пасти гусей. Фальшивая невеста велела убить говорящего коня Фалада. Гусятница заплатила живодеру, чтобы голову верного скакуна прибили над воротами. Каждый день, проходя мимо, она разговаривала с головой. На лугу девушка расчесывала прекрасные золотые волосы. Пастух Кюрдхен рассказал обо всех странностях королю. Правитель хитростью добился, чтобы королевна рассказала свою историю железной печке, а сам все подслушал. Камеристка была наказана за злобные дела.
Жила однажды старая королева; муж у нее умер много лет тому назад, но была у нее красавица-дочь. Когда она выросла, ее обручили с одним королевичем из далекой страны. Пришло время, когда они должны были быть повенчаны и девушке надо было ехать в чужое королевство, и вот собрала тогда старуха-мать много дорогой утвари и драгоценностей — все, что входило в приданое королевы, так как она всем сердцем любила свою дочь. Дала она ей и камеристку, которая должна была ехать вместе с нею, чтобы передать невесту в руки жениха; и дали им для путешествия двух коней, и звали коня королевны Фалада, и умел тот конь говорить. Вот настал час расставанья, и пошла старая мать-королева в свою опочивальню, взяла маленький нож, порезала себе пальцы, и брызнула из них кровь; потом взяла она белый платочек, и упали на него три капли крови; королева отдала этот платочек дочери и сказала:
— Милое мое дитятко, храни его крепко, он пригодится тебе в дороге.
С грустью простились они друг с другом; сунула королевна платочек за пазуху, села на коня и отправилась к своему жениху. Проехали они час, и почувствовала королевна сильную жажду и говорит своей камеристке:
— Слезь с коня и набери мне воды из ручья в мой кубок, что взяла ты в дорогу, мне очень хочется пить.
— Если вам хочется пить, — сказала камеристка, — то слезьте сами с коня, наклонитесь к воде и напейтесь, я вашей служанкой быть не хочу.
Королевну мучила жажда, и она сошла с коня, нагнулась к ручью, напилась, но напиться из золотого кубка ей так и не пришлось. И она сказала:
— Ах, Господи!
И ответили ей три капли крови: «Если бы мать знала об этом, у ней разорвалось бы сердце в груди».
Запечалилась королевна, но ничего не сказала и села опять на коня. Так проехали они несколько миль, но день был жаркий, солнце сильно пекло, и ей снова захотелось пить. А проезжали они мимо родника, и она крикнула снова своей камеристке:
— Сойди с коня и дай мне попить из моего золотого кубка. — Королевна все ее злые слова уже позабыла. Но камеристка сказала еще высокомерней:
— Если хотите пить, то и пейте сами, а вашей служанкой я быть не хочу.
И королевна сошла в великой жажде с коня, нагнулась над родником, заплакала и сказала:
— Ах, Господи!
И ответили опять капли крови: «Если бы мать знала об этом, сердце б у ней разорвалось в груди».
Начала королевна пить и сильно нагнулась, и выпал у нее из-за пазухи платок, на котором были три капли крови, и уплыл по воде, но в горе она этого не заметила. А камеристка все это видела и обрадовалась, что получила власть над невестой: ведь если ей потерять эти три капли крови, то станет она беспомощной и слабой. Только хотела королевна сесть опять на своего коня, которого звали Фалада, но камеристка сказала:
— На Фаладе поеду я, а ты можешь ехать на моей кобыле.
И королевне пришлось подчиниться. Потом камеристка грубо ей приказала, чтоб сняла она королевские одежды и надела бы на себя ее простое платье, и к тому же заставила ее поклясться перед Богом, что она не скажет об этом при королевском дворе ни одному человеку, а если она не даст такой клятвы, то будет тотчас убита. Но конь Фалада все это видел и хорошо запомнил.
Села камеристка на коня Фаладу, а настоящая невеста на простую лошадь, и поехали они дальше, и вот приехали, наконец, в королевский замок. И была там великая радость по поводу их прибытия, выбежал к ним навстречу королевич, снял камеристку с коня, думая, что это и будет его настоящая жена. Повели ее по лестнице, а настоящей королевне пришлось остаться внизу. Посмотрел старый король в окно и увидел, что она стоит во дворе, заметил, какая она стройная, нежная и какая красивая. Пошел он тотчас в королевскую горницу и спросил у невесты про девушку, что с ней вместе приехала и стоит теперь внизу во дворе, кто она, мол, такая?
— Я взяла ее с собой в дорогу, чтоб было мне с кем ехать. Дайте девушке какую-нибудь работу, чтоб она не стояла без дела.
Но у короля работы для нее не нашлось, и, не зная, что придумать, он сказал:
— Есть у меня тут мальчонка, он пасет гусей, пускай она ему помогает.
Мальчика звали Кюрдхен; и пришлось настоящей невесте помогать ему пасти гусей.
Немного спустя говорит фальшивая невеста молодому королю:
— Мой любезный супруг, сделайте мне одно одолженье.
— Я выполню его с удовольствием, — ответил он ей.
— Велите позвать живодера и отрубить голову коню, на котором я сюда приехала, он по дороге меня рассердил.
А на самом-то деле она боялась, чтобы конь не рассказал, как поступила она с королевной. Раз уж на то пошло, то должно оно было случиться, и пришлось верному Фаладе погибнуть. Но слух об этом дошел до настоящей королевны, и она тайно пообещала живодеру уплатить золотой, если он окажет ей небольшую услугу. Были в том городе большие черные ворота, через них она проходила всегда утром и вечером со своими гусями.
— Прибейте, — сказала она, — над черными воротами голову убитого Фалады, чтоб я видела ее каждый раз.
И живодер обещал ей это: он отрубил голову Фаладе и крепко прибил ее над черными воротами.
На заре, когда гнали они вместе с Кюрдхен через эти ворота гусей, она, проходя, говорила:
Вот где висишь ты, конь мой Фалада!
И голова отвечала:
А ты, королевна, ходишь за стадом.
Если б об этом матушка знала,
Сердце б у ней разорвалось.
И она медленно выходила за город и гнала гусей на пастбище.
Придя на лужок, она садилась на землю и распускала свои волосы, а были они, словно чистое золото. И Кюрдхен смотрел на них и радовался, глядючи, как сверкали они, и захотелось ему вырвать у нее несколько волосков. Но она сказала:
Подуй, ветер-ветерок,
Сдуй у Кюрдхен колпачок,
Пусть бежит за ним вдогонку;
А я косы заплету,
Их в порядок приведу.
И поднялся вдруг такой сильный ветер, что сорвал у Кюрдхен его шапочку, — полетела она по полю, и пришлось ему бежать за нею вдогонку. Пока он вернулся назад, она тем временем волосы расчесала, заплела их в косы, и он не мог вырвать у ней ни одного волоска. Рассердился Кюрдхен и перестал с ней разговаривать; и они продолжали пасти гусей, пока не наступил вечер, а потом пошли домой.
На другое утро, когда они гнали гусей через черные ворота, девушка сказала:
Вот где висишь ты, конь мой Фалада!
И ответил Фалада:
А ты, королевна, ходишь за стадом.
Если б об этом матушка знала,
Сердце б у ней разорвалось.
Села она опять на лужок и начала расчесывать волосы. Подбежал Кюрдхен и хотел схватить ее за волосы, но она быстро промолвила:
Подуй, ветер-ветерок,
Сдуй у Кюрдхен колпачок,
Пусть бежит за ним вдогонку;
А я косы заплету,
Их в порядок приведу.
И подул ветер, сдул у него с головы шапочку, и пришлось Кюрдхен бежать за нею вдогонку, и когда он вернулся, девушка давно уже привела волосы в порядок, и он не мог вырвать у ней ни одного волоса. И пасли они гусей до самого вечера.
А вечером, когда воротились они домой, пришел Кюрдхен к старому королю и говорит:
— С этой девушкой я пасти гусей больше не стану.
— Почему? — спросил старый король.
— Да она мне весь день докучает.
Приказал старый король рассказать, что же она ему такое делает.
И сказал Кюрдхен:
— Утром, когда проходим мы со стадом через черные ворота, — а висит там на стене лошадиная голова, — девушка говорит:
Вот где висишь ты, конь мой Фалада!
а голова отвечает:
А ты, королевна, ходишь за стадом.
Если б об этом матушка знала,
Сердце б у ней разорвалось.
И стал Кюрдхен рассказывать дальше, что происходит на гусином лугу и как приходится ему бегать вдогонку за шапочкой.
Старый король велел ему и впредь пасти гусей, а сам, только наступило утро, сел за черными воротами и услыхал, как говорила она с головою Фалады; потом он пошел вслед за нею на пастбище и спрятался на лугу за кустом. И увидел он вскоре своими собственными глазами, как гусятница и пастушок пригнали гусей, и как села она потом и начала расплетать волосы, и как засияли они от блеска.
И опять сказала она:
Подуй, ветер-ветерок,
Сдуй у Кюрдхен колпачок,
Пусть бежит за ним вдогонку;
А я косы заплету,
Их в порядок приведу.
И поднялся вихрь и сорвал с Кюрдхен шапочку, и пришлось ему бежать далеко-далеко за нею вдогонку, а пастушка тем временем медленно причесала и заплела волосы, и старый король все это видел. Потом он незаметно вернулся назад, и когда вечером гусятница возвращалась домой, король отозвал ее в сторону и спросил, зачем она все это делает.
— Я сказать вам об этом не смею, да и не могу ни одному человеку пожаловаться на свое горе, — я поклялась в том перед Богом, а не то мне придется погибнуть.
Он стал ее допытывать и не давал ей покоя, но ничего добиться от нее не мог. И сказал король:
— Если ты мне ничего не хочешь сказать, так пожалуйся тогда на свое горе железной печке, — и ушел.
Тогда она забралась в железную печку, начала плакать и причитать, и все, что было у ней на сердце, высказала, и говорит:
— Живу я, всеми покинутая, а я-то ведь королевна; коварная камеристка принудила меня силой снять с себя королевские одежды и заняла у жениха мое место, и должна я исполнять черную работу и пасти гусей. Если бы знала об этом моя матушка, сердце б у ней разорвалось!
А старый король стоял за печкой и слышал все, что она говорила. Вышел он потом и велел ей вылезть из печки. Надели на нее королевские одежды; и казалось прямо чудом, какая была она прекрасная. Позвал старый король своего сына и объявил ему, что невеста у него фальшивая, а на самом деле она всего лишь камеристка, а настоящая стоит перед ним — это была бывшая гусятница.
Сильно обрадовался молодой король, увидав ее красоту и доброту, и было устроено большое пиршество и созвали на него всех людей и добрых друзей. И сидел на первом месте жених, а рядом с ним королевна, а с другой стороны камеристка, но была камеристка ослеплена и не узнала ее в пышном наряде. Вот поели они, попили, стало им весело, и задал тогда старый король камеристке загадку: чего заслуживает та, которая так, мол, и так обманула своего хозяина, — и он рассказал ей все, как было, по порядку, и спросил:
— Какого приговора она достойна?
И сказала фальшивая невеста:
— Она достойна одного, чтоб раздели ее догола и бросили в бочку, утыканную острыми гвоздями; и надо запрячь в ту бочку двух белых лошадей, и пусть тащат они ее по всем улицам.
— Так ты же и есть та самая, — сказал старый король, — которая произнесла себе приговор, так и должно с тобой поступить.
И вот, когда исполнили приговор, женился молодой король на своей настоящей невесте, и стали они оба править своим королевством в мире и в счастье.
Жила однажды старая королева; муж у нее умер много лет тому назад, но была у нее красавица-дочь. Когда она выросла, ее обручили с одним королевичем из далекой страны. Пришло время, когда они должны были быть повенчаны и девушке надо было ехать в чужое королевство, и вот собрала тогда старуха-мать много дорогой утвари и драгоценностей — все, что входило в приданое королевы, так как она всем сердцем любила свою дочь. Дала она ей и камеристку, которая должна была ехать вместе с нею, чтобы передать невесту в руки жениха; и дали им для путешествия двух коней, и звали коня королевны Фалада, и умел тот конь говорить. Вот настал час расставанья, и пошла старая мать-королева в свою опочивальню, взяла маленький нож, порезала себе пальцы, и брызнула из них кровь; потом взяла она белый платочек, и упали на него три капли крови; королева отдала этот платочек дочери и сказала:
— Милое мое дитятко, храни его крепко, он пригодится тебе в дороге.
С грустью простились они друг с другом; сунула королевна платочек за пазуху, села на коня и отправилась к своему жениху. Проехали они час, и почувствовала королевна сильную жажду и говорит своей камеристке:
— Слезь с коня и набери мне воды из ручья в мой кубок, что взяла ты в дорогу, мне очень хочется пить.
— Если вам хочется пить, — сказала камеристка, — то слезьте сами с коня, наклонитесь к воде и напейтесь, я вашей служанкой быть не хочу.
Королевну мучила жажда, и она сошла с коня, нагнулась к ручью, напилась, но напиться из золотого кубка ей так и не пришлось. И она сказала:
— Ах, господи!
И ответили ей три капли крови: «Если бы мать знала об этом, у ней разорвалось бы сердце в груди».
Запечалилась королевна, но ничего не сказала и села опять на коня. Так проехали они несколько миль, но день был жаркий, солнце сильно пекло, и ей снова захотелось пить. А проезжали они мимо родника, и она крикнула снова своей камеристке:
— Сойди с коня и дай мне попить из моего золотого кубка. — Королевна все ее злые слова уже позабыла. Но камеристка сказала еще высокомерней:
— Если хотите пить, то и пейте сами, а вашей служанкой я быть не хочу.
И королевна сошла в великой жажде с коня, нагнулась над родником, заплакала и сказала:
— Ах, господи!
И ответили опять капли крови: «Если бы мать знала об этом, сердце б у ней разорвалось в груди».
Начала королевна пить и сильно нагнулась, и выпал у нее из-за пазухи платок, на котором были три капли крови, и уплыл по воде, но в горе она этого не заметила. А камеристка все это видела и обрадовалась, что получила власть над невестой: ведь если ей потерять эти три капли крови, то станет она беспомощной и слабой. Только хотела королевна сесть опять на своего коня, которого звали Фалада, но камеристка сказала:
— На Фаладе поеду я, а ты можешь ехать на моей кобыле.
И королевне пришлось подчиниться. Потом камеристка грубо ей приказала, чтоб сняла она королевские одежды и надела бы на себя ее простое платье, и к тому же заставила ее поклясться перед богом, что она не скажет об этом при королевском дворе ни одному человеку, а если она не даст такой клятвы, то будет тотчас убита. Но конь Фалада все это видел и хорошо запомнил.
Села камеристка на коня Фаладу, а настоящая невеста на простую лошадь, и поехали они дальше, и вот приехали, наконец, в королевский замок. И была там великая радость по поводу их прибытия, выбежал к ним навстречу королевич, снял камеристку с коня, думая, что это и будет его настоящая жена. Повели ее по лестнице, а настоящей королевне пришлось остаться внизу. Посмотрел старый король в окно и увидел, что она стоит во дворе, заметил, какая она стройная, нежная и какая красивая. Пошел он тотчас в королевскую горницу и спросил у невесты про девушку, что с ней вместе приехала и стоит теперь внизу во дворе, кто она, мол, такая?
— Я взяла ее с собой в дорогу, чтоб было мне с кем ехать. Дайте девушке какую-нибудь работу, чтоб она не стояла без дела.
Но у короля работы для нее не нашлось, и, не зная, что придумать, он сказал:
— Есть у меня тут мальчонка, он пасет гусей, пускай она ему помогает.
Мальчика звали Кюрдхен; и пришлось настоящей невесте помогать ему пасти гусей.
Немного спустя говорит фальшивая невеста молодому королю:
— Мой любезный супруг, сделайте мне одно одолженье.
— Я выполню его с удовольствием, — ответил он ей.
— Велите позвать живодера и отрубить голову коню, на котором я сюда приехала, он по дороге меня рассердил.
А на самом-то деле она боялась, чтобы конь не рассказал, как поступила она с королевной. Раз уж на то пошло, то должно оно было случиться, и пришлось верному Фаладе погибнуть. Но слух об этом дошел до настоящей королевны, и она тайно пообещала живодеру уплатить золотой, если он окажет ей небольшую услугу. Были в том городе большие черные ворота, через них она проходила всегда утром и вечером со своими гусями.
— Прибейте, — сказала она, — над черными воротами голову убитого Фалады, чтоб я видела ее каждый раз.
И живодер обещал ей это: он отрубил голову Фаладе и крепко прибил ее над черными воротами.
На заре, когда гнали они вместе с Кюрдхен через эти ворота гусей, она, проходя, говорила:
Вот где висишь ты, конь мой Фалада!
И голова отвечала:
А ты, королевна, ходишь за стадом.
Если б об этом матушка знала,
Сердце б у ней разорвалось.
И она медленно выходила за город и гнала гусей на пастбище.
Придя на лужок, она садилась на землю и распускала свои волосы, а были они, словно чистое золото. И Кюрдхен смотрел на них и радовался, глядючи, как сверкали они, и захотелось ему вырвать у нее несколько волосков. Но она сказала:
Подуй, ветер-ветерок,
Сдуй у Кюрдхен колпачок,
Пусть бежит за ним вдогонку;
А я косы заплету,
Их в порядок приведу.
И поднялся вдруг такой сильный ветер, что сорвал у Кюрдхен его шапочку, — полетела она по полю, и пришлось ему бежать за нею вдогонку. Пока он вернулся назад, она тем временем волосы расчесала, заплела их в косы, и он не мог вырвать у ней ни одного волоска. Рассердился Кюрдхен и перестал с ней разговаривать; и они продолжали пасти гусей, пока не наступил вечер, а потом пошли домой.
На другое утро, когда они гнали гусей через черные ворота, девушка сказала:
Вот где висишь ты, конь мой Фалада!
И ответил Фалада:
А ты, королевна, ходишь за стадом.
Если б об этом матушка знала,
Сердце б у ней разорвалось.
Села она опять на лужок и начала расчесывать волосы. Подбежал Кюрдхен и хотел схватить ее за волосы, но она быстро промолвила:
Подуй, ветер-ветерок,
Сдуй у Кюрдхен колпачок,
Пусть бежит за ним вдогонку;
А я косы заплету,
Их в порядок приведу.
И подул ветер, сдул у него с головы шапочку, и пришлось Кюрдхен бежать за нею вдогонку, и когда он вернулся, девушка давно уже привела волосы в порядок, и он не мог вырвать у ней ни одного волоса. И пасли они гусей до самого вечера.
А вечером, когда воротились они домой, пришел Кюрдхен к старому королю и говорит:
— С этой девушкой я пасти гусей больше не стану.
— Почему? — спросил старый король.
— Да она мне весь день докучает.
Приказал старый король рассказать, что же она ему такое делает.
И сказал Кюрдхен:
— Утром, когда проходим мы со стадом через черные ворота, — а висит там на стене лошадиная голова, — девушка говорит:
Вот где висишь ты, конь мой Фалада!
а голова отвечает:
А ты, королевна, ходишь за стадом.
Если б об этом матушка знала,
Сердце б у ней разорвалось.
И стал Кюрдхен рассказывать дальше, что происходит на гусином лугу и как приходится ему бегать вдогонку за шапочкой.
Старый король велел ему и впредь пасти гусей, а сам, только наступило утро, сел за черными воротами и услыхал, как говорила она с головою Фалады; потом он пошел вслед за нею на пастбище и спрятался на лугу за кустом. И увидел он вскоре своими собственными глазами, как гусятница и пастушок пригнали гусей, и как села она потом и начала расплетать волосы, и как засияли они от блеска.
И опять сказала она:
Подуй, ветер-ветерок,
Сдуй у Кюрдхен колпачок,
Пусть бежит за ним вдогонку;
А я косы заплету,
Их в порядок приведу.
И поднялся вихрь и сорвал с Кюрдхен шапочку, и пришлось ему бежать далеко-далеко за нею вдогонку, а пастушка тем временем медленно причесала и заплела волосы, и старый король все это видел. Потом он незаметно вернулся назад, и когда вечером гусятница возвращалась домой, король отозвал ее в сторону и спросил, зачем она все это делает.
— Я сказать вам об этом не смею, да и не могу ни одному человеку пожаловаться на свое горе, — я поклялась в том перед богом, а не то мне придется погибнуть.
Он стал ее допытывать и не давал ей покоя, но ничего добиться от нее не мог. И сказал король:
— Если ты мне ничего не хочешь сказать, так пожалуйся тогда на свое горе железной печке, — и ушел.
Тогда она забралась в железную печку, начала плакать и причитать, и все, что было у ней на сердце, высказала, и говорит:
— Живу я, всеми покинутая, а я-то ведь королевна; коварная камеристка принудила меня силой снять с себя королевские одежды и заняла у жениха мое место, и должна я исполнять черную работу и пасти гусей. Если бы знала об этом моя матушка, сердце б у ней разорвалось!
А старый король стоял за печкой и слышал все, что она говорила. Вышел он потом и велел ей вылезть из печки. Надели на нее королевские одежды; и казалось прямо чудом, какая была она прекрасная. Позвал старый король своего сына и объявил ему, что невеста у него фальшивая, а на самом деле она всего лишь камеристка, а настоящая стоит перед ним — это была бывшая гусятница.
Сильно обрадовался молодой король, увидав ее красоту и доброту, и было устроено большое пиршество и созвали на него всех людей и добрых друзей. И сидел на первом месте жених, а рядом с ним королевна, а с другой стороны камеристка, но была камеристка ослеплена и не узнала ее в пышном наряде. Вот поели они, попили, стало им весело, и задал тогда старый король камеристке загадку: чего заслуживает та, которая так, мол, и так обманула своего хозяина, — и он рассказал ей все, как было, по порядку, и спросил:
— Какого приговора она достойна?
И сказала фальшивая невеста:
— Она достойна одного, чтоб раздели ее догола и бросили в бочку, утыканную острыми гвоздями; и надо запрячь в ту бочку двух белых лошадей, и пусть тащат они ее по всем улицам.
— Так ты же и есть та самая, — сказал старый король, — которая произнесла себе приговор, так и должно с тобой поступить.
И вот, когда исполнили приговор, женился молодой король на своей настоящей невесте, и стали они оба править своим королевством в мире и в счастье.
| The Goose Girl | |
|---|---|
«The Goose Girl», Illustration by Heinrich Vogeler |
|
| Folk tale | |
| Name | The Goose Girl |
| Aarne–Thompson grouping | ATU 533 |
| Country | Germany |
| Published in | Grimms’ Fairy Tales |
«The Goose Girl» (German: Die Gänsemagd) is a German fairy tale collected by the Brothers Grimm and first published in Grimm’s Fairy Tales in 1815 (KHM 89). It is of Aarne-Thompson type 533.[1]
The story was first translated into English by Edgar Taylor in 1826, then by many others, e.g. by an anonymous community of translators in 1865, by Lucy Crane in 1881, by LucMargaret Hunt in 1884, etc. Andrew Lang included it in The Blue Fairy Book in 1889.
Origin[edit]
The tale was first published by the Brothers Grimm in the first edition of Kinder- und Hausmärchen, vol. 2, in 1815, as number 3. It appears as no. 89 since the second edition (1819). Grimm’s source for the story is the German storyteller Dorothea Viehmann (1755–1815).[1]
Summary[edit]
A widowed queen sends her daughter to a faraway land to marry. Accompanying the princess are her magical horse Falada, who can speak, and a waiting maid. The queen gives the princess a special charm that will protect her as long as she wears it.
The princess and her servant travel for a time, and eventually the princess grows thirsty. She asks the maid to go and fetch her some water, but the maid simply says: «If you want water, get it for yourself. I do not want to be your servant any longer.» So the princess has to fetch herself water from the nearby stream. She wails softly: «What will become of me?» The charm answers: «Alas, alas, if your mother knew, her loving heart would break in two.» After a while, the princess gets thirsty again. So she asks her maid once more to get her some water. But again the evil servant says, «I will not serve you any longer, no matter what you or your mother say.» The servant leaves the poor princess to drink from the river by her dainty little hands. When she bends to the water her charm falls out of her bosom and floats away.
The maid takes advantage of the princess’s vulnerability. She orders the princess to change clothes with her and the horses as well. She threatens to kill the princess if she doesn’t swear never to say a word about this reversal of roles to any living being. Sadly, the princess takes the oath. The maid servant then rides off on Falada, while the princess has to mount the maid’s nag. At the palace, the maid poses as princess and the «princess servant» is ordered to guard the geese with a little boy called Conrad. The false bride orders Falada to be killed, as she fears he might talk. The real princess hears of this and begs the slaughterer to nail Falada’s head above the doorway where she passes with her geese every morning.
The next morning the goose girl addresses Falada’s head over the doorway: «Falada, Falada, thou art dead, and all the joy in my life has fled», and Falada answers » Alas, Alas, if your mother knew, her loving heart would break in two.» On the goose meadow, Conrad watches the princess comb her beautiful hair and he becomes greedy to pluck one or two of her golden locks. But the goose girl sees this and says a charm: «Blow wind, blow, I say, take Conrad’s hat away. Do not let him come back today until my hair is combed today.» And so the wind takes his hat away, and he cannot return before the goose girl has finished brushing and plaiting her hair.
Meanwhile, Conrad goes to the king and declares he will not herd geese with this girl any longer because of the strange things that happen. The king tells him to do it one more time, and the next morning hides and watches. He finds everything as Conrad has told. That evening, he asks the princess to tell him her story. But she refuses to say anything because of her oath. The king suggests that she might tell everything to the iron stove. She agrees, climbs into the stove and tells her story while the king listens from outside.
As the king is convinced she has told the truth, he has the goose girl clad in royal clothes. He then tricks the false princess into «choosing her own punishment». While each choice is different in each version of the story, in the classic version, she tells the king that a false servant should be dragged through town naked in a barrel with internal spikes. As a result, she is punished that way until she dies.
After that, the prince and the true princess are married and reign over their kingdom for many years.
Variants[edit]
The story uses the false bride plot with a good-hearted princess being seized by her maid and turned into a common goose girl. It is similar to other AT-533 tales like the American «The Golden Bracelet».[2] These motifs are also found, centered on a male character, in The Lord of Lorn and the False Steward[3] (Child ballad 271) and the chivalric romance Roswall and Lillian.[4]
In the 13th century, the tale became attached to Bertrada of Laon, the mother of Charlemagne.[5]
Adaptations[edit]
Despite the story being viewed as obscure, there have been many film versions, from countries ranging from Germany to even America. Falada is often restored to life in film versions, or even spared entirely. While the Queen is implied to have died in the original story, many versions also have her survive to expose the false bride at the wedding. The false bride’s motive for suggesting such a cruel punishment varies by retelling; in some, she is simply too ignorant to recognize herself, others have her play along to keep the charade, and others imply she has believed the king is talking about the true bride. Such film versions include:
- Harold MacGrath adapted the story into a novel, which was then developed into a 1915 American silent film starring Marguerite Clark. In this version, the princess is stolen at birth and raised as a goose-girl, by a courtier who places his own daughter in her stead. The king she was engaged to at birth falls in love with her without knowing who she is. The courtier’s daughter, Hildegarde, is ignorant of the truth and portrayed sympathetically in the original novel, but the film version restores her role as a villainess, where she is raised by her father and is only presented as the princess when she has come of age. The film is believed to be lost.
- The plot was reworked into 2002’s The Princess and the Pea, combining it with another fairy tale.
- The fairy tale was shown in the 1960s television show Jackanory during Season 1, Episode 38 and was read by Dilys Hamlett.
- In 1985, Tom Davenport adapted the story into a short film as one of his «From the Brothers Grimm» series. While visibly set in the American Appalachia, the narration refers to the characters as princesses, princes, and kings, implying that the story retained its European setting. This version is more faithful to Grimm, as Falada is not restored and the false bride is put to death.
- Titled «The Goose Maiden» in this version, the tale was loosely adapted into a 1999 German short animated episode with slight differences from the source material. This episode was a part of the series SimsalaGrimm. While Falada is still beheaded, this version has him restored to life. There is no prince, but the king himself is the betrothed. Another change is that the princess has been bewitched into forgetting who she is, rather than being forced into posing as the goose-girl.
Literature:
- The Goose Girl by Shannon Hale is an adaptation of the tale in the form of a novel.
- Bloodleaf, the first of a young adult fantasy trilogy by Crystal Smith, is a gothic retelling of «The Goose Girl.» It was published by HMHTeen in 2019.
- «The Goose Girl» was one of the many folktales used in Emma Donoghue’s novel Kissing The Witch. The tale was titled «The Tale of The Handkerchief».
- Author Alethea Kontis adapted this tale together with The Wild Swans in the form of a novel titled Dearest.
- Adrienne Rich’s 1974 poem «The Fact of a Doorframe» references the Goose Girl.[6]
- The tale was retold into a short children’s book by Eric A. Kimmel.
- In the shōjo manga Ludwig Revolution (ルードヴィッヒ革命 Rūdovihhi Kakumei) the story tells about Prince Ludwig who is ordered by his father to find himself a wife more suitable than the women he often brings into the castle. Along with his servant Wilhelm, they travel across the land in search of fair maidens from classic stories in hopes of finding Ludwig a wife. It includes the tale of «The Goose Girl» among other tales from the Brothers Grimm.
- «Falada: the Goose Girl’s Horse» is a short story adaption by author Nancy Farmer. This version tells the classic tale from Falada’s point of view.
- The Canadian poet Jay Macpherson references the story of the Goose Girl in her poems «Poor Child» and «What Falada Said,» both reprinted in Poems Twice Told: The Boatman and Welcoming Disaster.[7]
- The Scottish comic book writer Grant Morrison references the story in Doom Patrol issue 31, «The Word Made Flesh,» when Baphomet takes the form of Falada’s head.
- Intisar Khanani, author of the Sunbolt Chronicles, wrote a fantasy retelling of the Goose Girl, titled «Thorn». The novel was independently published in 2012 and re-published by HarperCollins in 2020.
- «Feathers of Snow: A Goose Girl Retelling» by Alice Ivinya is a book based on the fairy tale.
- Though Eudora Welty’s novella The Robber Bridegroom is named after and largely follows the plot of a different Brothers Grimm fairy tale, much of the action derives from «The Goose Girl.»[8]
- «Little Thieves» by Margeret Owen is a YA fantasy novel retelling the story of the Goose Girl from the perspective of the princess’ maid. It was published in 2021 by Henry Holt and Co.
Other:
- Although an original story, the German opera Königskinder by Engelbert Humperdinck was inspired by Brothers Grimm fairy tales, particularly «The Goose Girl.»
- In the Doom Patrol comics and live-action series, Baphomet, a magical oracle able to appear in any guise she chooses, in the Unwritten Book storyline, chose to appear in the guise of Falada the magic horse, from The Goose Girl.
References[edit]
- ^ a b Ashliman, D. L. (2002). «The Goose-Girl». University of Pittsburgh.
- ^ Heidi Anne Heiner, «Tales Similar to the Goose Girl»
- ^ Helen Child Sargent, ed; George Lymn Kittredge, ed English and Scottish Popular Ballads: Cambridge Edition p 586 Houghton Mifflin Company Boston 1904
- ^ Laura A. Hibbard, Medieval Romance in England p292 New York Burt Franklin,1963
- ^ J. R. R. Tolkien, «On Fairy-Stories», Essays Presented to Charles William edited by C. S. Lewis p 53 ISBN 0-8028-1117-5
- ^ The Fact of a Doorframe: Poems Selected and New 1950-1984. (London & New York: W.W. Norton and Company, 1984)
- ^ Macpherson, Jay (1981). Poems Twice Told: The Boatman and Welcoming Disaster. Toronto: Oxford University Press Canada. ISBN 9780195403794.
- ^ Clark, Charles C. (1973). «The Robber Bridegroom: Realism and Fantasy on the Natchez Trace». Mississippi Quarterly. 262 (4): 625.
External links[edit]
| The Goose Girl | |
|---|---|
|
«The Goose Girl», Illustration by Heinrich Vogeler |
|
| Folk tale | |
| Name | The Goose Girl |
| Aarne–Thompson grouping | ATU 533 |
| Country | Germany |
| Published in | Grimms’ Fairy Tales |
«The Goose Girl» (German: Die Gänsemagd) is a German fairy tale collected by the Brothers Grimm and first published in Grimm’s Fairy Tales in 1815 (KHM 89). It is of Aarne-Thompson type 533.[1]
The story was first translated into English by Edgar Taylor in 1826, then by many others, e.g. by an anonymous community of translators in 1865, by Lucy Crane in 1881, by LucMargaret Hunt in 1884, etc. Andrew Lang included it in The Blue Fairy Book in 1889.
Origin[edit]
The tale was first published by the Brothers Grimm in the first edition of Kinder- und Hausmärchen, vol. 2, in 1815, as number 3. It appears as no. 89 since the second edition (1819). Grimm’s source for the story is the German storyteller Dorothea Viehmann (1755–1815).[1]
Summary[edit]
A widowed queen sends her daughter to a faraway land to marry. Accompanying the princess are her magical horse Falada, who can speak, and a waiting maid. The queen gives the princess a special charm that will protect her as long as she wears it.
The princess and her servant travel for a time, and eventually the princess grows thirsty. She asks the maid to go and fetch her some water, but the maid simply says: «If you want water, get it for yourself. I do not want to be your servant any longer.» So the princess has to fetch herself water from the nearby stream. She wails softly: «What will become of me?» The charm answers: «Alas, alas, if your mother knew, her loving heart would break in two.» After a while, the princess gets thirsty again. So she asks her maid once more to get her some water. But again the evil servant says, «I will not serve you any longer, no matter what you or your mother say.» The servant leaves the poor princess to drink from the river by her dainty little hands. When she bends to the water her charm falls out of her bosom and floats away.
The maid takes advantage of the princess’s vulnerability. She orders the princess to change clothes with her and the horses as well. She threatens to kill the princess if she doesn’t swear never to say a word about this reversal of roles to any living being. Sadly, the princess takes the oath. The maid servant then rides off on Falada, while the princess has to mount the maid’s nag. At the palace, the maid poses as princess and the «princess servant» is ordered to guard the geese with a little boy called Conrad. The false bride orders Falada to be killed, as she fears he might talk. The real princess hears of this and begs the slaughterer to nail Falada’s head above the doorway where she passes with her geese every morning.
The next morning the goose girl addresses Falada’s head over the doorway: «Falada, Falada, thou art dead, and all the joy in my life has fled», and Falada answers » Alas, Alas, if your mother knew, her loving heart would break in two.» On the goose meadow, Conrad watches the princess comb her beautiful hair and he becomes greedy to pluck one or two of her golden locks. But the goose girl sees this and says a charm: «Blow wind, blow, I say, take Conrad’s hat away. Do not let him come back today until my hair is combed today.» And so the wind takes his hat away, and he cannot return before the goose girl has finished brushing and plaiting her hair.
Meanwhile, Conrad goes to the king and declares he will not herd geese with this girl any longer because of the strange things that happen. The king tells him to do it one more time, and the next morning hides and watches. He finds everything as Conrad has told. That evening, he asks the princess to tell him her story. But she refuses to say anything because of her oath. The king suggests that she might tell everything to the iron stove. She agrees, climbs into the stove and tells her story while the king listens from outside.
As the king is convinced she has told the truth, he has the goose girl clad in royal clothes. He then tricks the false princess into «choosing her own punishment». While each choice is different in each version of the story, in the classic version, she tells the king that a false servant should be dragged through town naked in a barrel with internal spikes. As a result, she is punished that way until she dies.
After that, the prince and the true princess are married and reign over their kingdom for many years.
Variants[edit]
The story uses the false bride plot with a good-hearted princess being seized by her maid and turned into a common goose girl. It is similar to other AT-533 tales like the American «The Golden Bracelet».[2] These motifs are also found, centered on a male character, in The Lord of Lorn and the False Steward[3] (Child ballad 271) and the chivalric romance Roswall and Lillian.[4]
In the 13th century, the tale became attached to Bertrada of Laon, the mother of Charlemagne.[5]
Adaptations[edit]
Despite the story being viewed as obscure, there have been many film versions, from countries ranging from Germany to even America. Falada is often restored to life in film versions, or even spared entirely. While the Queen is implied to have died in the original story, many versions also have her survive to expose the false bride at the wedding. The false bride’s motive for suggesting such a cruel punishment varies by retelling; in some, she is simply too ignorant to recognize herself, others have her play along to keep the charade, and others imply she has believed the king is talking about the true bride. Such film versions include:
- Harold MacGrath adapted the story into a novel, which was then developed into a 1915 American silent film starring Marguerite Clark. In this version, the princess is stolen at birth and raised as a goose-girl, by a courtier who places his own daughter in her stead. The king she was engaged to at birth falls in love with her without knowing who she is. The courtier’s daughter, Hildegarde, is ignorant of the truth and portrayed sympathetically in the original novel, but the film version restores her role as a villainess, where she is raised by her father and is only presented as the princess when she has come of age. The film is believed to be lost.
- The plot was reworked into 2002’s The Princess and the Pea, combining it with another fairy tale.
- The fairy tale was shown in the 1960s television show Jackanory during Season 1, Episode 38 and was read by Dilys Hamlett.
- In 1985, Tom Davenport adapted the story into a short film as one of his «From the Brothers Grimm» series. While visibly set in the American Appalachia, the narration refers to the characters as princesses, princes, and kings, implying that the story retained its European setting. This version is more faithful to Grimm, as Falada is not restored and the false bride is put to death.
- Titled «The Goose Maiden» in this version, the tale was loosely adapted into a 1999 German short animated episode with slight differences from the source material. This episode was a part of the series SimsalaGrimm. While Falada is still beheaded, this version has him restored to life. There is no prince, but the king himself is the betrothed. Another change is that the princess has been bewitched into forgetting who she is, rather than being forced into posing as the goose-girl.
Literature:
- The Goose Girl by Shannon Hale is an adaptation of the tale in the form of a novel.
- Bloodleaf, the first of a young adult fantasy trilogy by Crystal Smith, is a gothic retelling of «The Goose Girl.» It was published by HMHTeen in 2019.
- «The Goose Girl» was one of the many folktales used in Emma Donoghue’s novel Kissing The Witch. The tale was titled «The Tale of The Handkerchief».
- Author Alethea Kontis adapted this tale together with The Wild Swans in the form of a novel titled Dearest.
- Adrienne Rich’s 1974 poem «The Fact of a Doorframe» references the Goose Girl.[6]
- The tale was retold into a short children’s book by Eric A. Kimmel.
- In the shōjo manga Ludwig Revolution (ルードヴィッヒ革命 Rūdovihhi Kakumei) the story tells about Prince Ludwig who is ordered by his father to find himself a wife more suitable than the women he often brings into the castle. Along with his servant Wilhelm, they travel across the land in search of fair maidens from classic stories in hopes of finding Ludwig a wife. It includes the tale of «The Goose Girl» among other tales from the Brothers Grimm.
- «Falada: the Goose Girl’s Horse» is a short story adaption by author Nancy Farmer. This version tells the classic tale from Falada’s point of view.
- The Canadian poet Jay Macpherson references the story of the Goose Girl in her poems «Poor Child» and «What Falada Said,» both reprinted in Poems Twice Told: The Boatman and Welcoming Disaster.[7]
- The Scottish comic book writer Grant Morrison references the story in Doom Patrol issue 31, «The Word Made Flesh,» when Baphomet takes the form of Falada’s head.
- Intisar Khanani, author of the Sunbolt Chronicles, wrote a fantasy retelling of the Goose Girl, titled «Thorn». The novel was independently published in 2012 and re-published by HarperCollins in 2020.
- «Feathers of Snow: A Goose Girl Retelling» by Alice Ivinya is a book based on the fairy tale.
- Though Eudora Welty’s novella The Robber Bridegroom is named after and largely follows the plot of a different Brothers Grimm fairy tale, much of the action derives from «The Goose Girl.»[8]
- «Little Thieves» by Margeret Owen is a YA fantasy novel retelling the story of the Goose Girl from the perspective of the princess’ maid. It was published in 2021 by Henry Holt and Co.
Other:
- Although an original story, the German opera Königskinder by Engelbert Humperdinck was inspired by Brothers Grimm fairy tales, particularly «The Goose Girl.»
- In the Doom Patrol comics and live-action series, Baphomet, a magical oracle able to appear in any guise she chooses, in the Unwritten Book storyline, chose to appear in the guise of Falada the magic horse, from The Goose Girl.
References[edit]
- ^ a b Ashliman, D. L. (2002). «The Goose-Girl». University of Pittsburgh.
- ^ Heidi Anne Heiner, «Tales Similar to the Goose Girl»
- ^ Helen Child Sargent, ed; George Lymn Kittredge, ed English and Scottish Popular Ballads: Cambridge Edition p 586 Houghton Mifflin Company Boston 1904
- ^ Laura A. Hibbard, Medieval Romance in England p292 New York Burt Franklin,1963
- ^ J. R. R. Tolkien, «On Fairy-Stories», Essays Presented to Charles William edited by C. S. Lewis p 53 ISBN 0-8028-1117-5
- ^ The Fact of a Doorframe: Poems Selected and New 1950-1984. (London & New York: W.W. Norton and Company, 1984)
- ^ Macpherson, Jay (1981). Poems Twice Told: The Boatman and Welcoming Disaster. Toronto: Oxford University Press Canada. ISBN 9780195403794.
- ^ Clark, Charles C. (1973). «The Robber Bridegroom: Realism and Fantasy on the Natchez Trace». Mississippi Quarterly. 262 (4): 625.
External links[edit]
Жила однажды старая королева; муж у нее умер много лет тому назад, но была у нее красавица-дочь. Когда она выросла, ее обручили с одним королевичем из далекой страны. Пришло время, когда они должны были быть повенчаны и девушке надо было ехать в чужое королевство, и вот собрала тогда старуха-мать много дорогой утвари и драгоценностей — все, что входило в приданое королевы, так как она всем сердцем любила свою дочь. Дала она ей и камеристку, которая должна была ехать вместе с нею, чтобы передать невесту в руки жениха; и дали им для путешествия двух коней, и звали коня королевны Фалада, и умел тот конь говорить. Вот настал час расставанья, и пошла старая мать-королева в свою опочивальню, взяла маленький нож, порезала себе пальцы, и брызнула из них кровь; потом взяла она белый платочек, и упали на него три капли крови; королева отдала этот платочек дочери и сказала:
— Милое мое дитятко, храни его крепко, он пригодится тебе в дороге.
С грустью простились они друг с другом; сунула королевна платочек за пазуху, села на коня и отправилась к своему жениху. Проехали они час, и почувствовала королевна сильную жажду и говорит своей камеристке:
— Слезь с коня и набери мне воды из ручья в мой кубок, что взяла ты в дорогу, мне очень хочется пить.
— Если вам хочется пить, — сказала камеристка, — то слезьте сами с коня, наклонитесь к воде и напейтесь, я вашей служанкой быть не хочу.
Королевну мучила жажда, и она сошла с коня, нагнулась к ручью, напилась, но напиться из золотого кубка ей так и не пришлось. И она сказала:
— Ах, господи!
И ответили ей три капли крови: «Если бы мать знала об этом, у ней разорвалось бы сердце в груди».
Запечалилась королевна, но ничего не сказала и села опять на коня. Так проехали они несколько миль, но день был жаркий, солнце сильно пекло, и ей снова захотелось пить. А проезжали они мимо родника, и она крикнула снова своей камеристке:
— Сойди с коня и дай мне попить из моего золотого кубка. — Королевна все ее злые слова уже позабыла. Но камеристка сказала еще высокомерней:
— Если хотите пить, то и пейте сами, а вашей служанкой я быть не хочу.
И королевна сошла в великой жажде с коня, нагнулась над родником, заплакала и сказала:
— Ах, господи!
И ответили опять капли крови: «Если бы мать знала об этом, сердце б у ней разорвалось в груди».
Начала королевна пить и сильно нагнулась, и выпал у нее из-за пазухи платок, на котором были три капли крови, и уплыл по воде, но в горе она этого не заметила. А камеристка все это видела и обрадовалась, что получила власть над невестой: ведь если ей потерять эти три капли крови, то станет она беспомощной и слабой. Только хотела королевна сесть опять на своего коня, которого звали Фалада, но камеристка сказала:
— На Фаладе поеду я, а ты можешь ехать на моей кобыле.
И королевне пришлось подчиниться. Потом камеристка грубо ей приказала, чтоб сняла она королевские одежды и надела бы на себя ее простое платье, и к тому же заставила ее поклясться перед богом, что она не скажет об этом при королевском дворе ни одному человеку, а если она не даст такой клятвы, то будет тотчас убита. Но конь Фалада все это видел и хорошо запомнил.
Села камеристка на коня Фаладу, а настоящая невеста на простую лошадь, и поехали они дальше, и вот приехали, наконец, в королевский замок. И была там великая радость по поводу их прибытия, выбежал к ним навстречу королевич, снял камеристку с коня, думая, что это и будет его настоящая жена. Повели ее по лестнице, а настоящей королевне пришлось остаться внизу. Посмотрел старый король в окно и увидел, что она стоит во дворе, заметил, какая она стройная, нежная и какая красивая. Пошел он тотчас в королевскую горницу и спросил у невесты про девушку, что с ней вместе приехала и стоит теперь внизу во дворе, кто она, мол, такая?
— Я взяла ее с собой в дорогу, чтоб было мне с кем ехать. Дайте девушке какую-нибудь работу, чтоб она не стояла без дела.
Но у короля работы для нее не нашлось, и, не зная, что придумать, он сказал:
— Есть у меня тут мальчонка, он пасет гусей, пускай она ему помогает.
Мальчика звали Кюрдхен; и пришлось настоящей невесте помогать ему пасти гусей.
Немного спустя говорит фальшивая невеста молодому королю:
— Мой любезный супруг, сделайте мне одно одолженье.
— Я выполню его с удовольствием, — ответил он ей.
— Велите позвать живодера и отрубить голову коню, на котором я сюда приехала, он по дороге меня рассердил.
А на самом-то деле она боялась, чтобы конь не рассказал, как поступила она с королевной. Раз уж на то пошло, то должно оно было случиться, и пришлось верному Фаладе погибнуть. Но слух об этом дошел до настоящей королевны, и она тайно пообещала живодеру уплатить золотой, если он окажет ей небольшую услугу. Были в том городе большие черные ворота, через них она проходила всегда утром и вечером со своими гусями.
— Прибейте, — сказала она, — над черными воротами голову убитого Фалады, чтоб я видела ее каждый раз.
И живодер обещал ей это: он отрубил голову Фаладе и крепко прибил ее над черными воротами.
На заре, когда гнали они вместе с Кюрдхен через эти ворота гусей, она, проходя, говорила:
Вот где висишь ты, конь мой Фалада!
И голова отвечала:
А ты, королевна, ходишь за стадом.
Если б об этом матушка знала,
Сердце б у ней разорвалось.
И она медленно выходила за город и гнала гусей на пастбище.
Придя на лужок, она садилась на землю и распускала свои волосы, а были они, словно чистое золото. И Кюрдхен смотрел на них и радовался, глядючи, как сверкали они, и захотелось ему вырвать у нее несколько волосков. Но она сказала:
Подуй, ветер-ветерок,
Сдуй у Кюрдхен колпачок,
Пусть бежит за ним вдогонку;
А я косы заплету,
Их в порядок приведу.
И поднялся вдруг такой сильный ветер, что сорвал у Кюрдхен его шапочку, — полетела она по полю, и пришлось ему бежать за нею вдогонку. Пока он вернулся назад, она тем временем волосы расчесала, заплела их в косы, и он не мог вырвать у ней ни одного волоска. Рассердился Кюрдхен и перестал с ней разговаривать; и они продолжали пасти гусей, пока не наступил вечер, а потом пошли домой.
На другое утро, когда они гнали гусей через черные ворота, девушка сказала:
Вот где висишь ты, конь мой Фалада!
И ответил Фалада:
А ты, королевна, ходишь за стадом.
Если б об этом матушка знала,
Сердце б у ней разорвалось.
Села она опять на лужок и начала расчесывать волосы. Подбежал Кюрдхен и хотел схватить ее за волосы, но она быстро промолвила:
Подуй, ветер-ветерок,
Сдуй у Кюрдхен колпачок,
Пусть бежит за ним вдогонку;
А я косы заплету,
Их в порядок приведу.
И подул ветер, сдул у него с головы шапочку, и пришлось Кюрдхен бежать за нею вдогонку, и когда он вернулся, девушка давно уже привела волосы в порядок, и он не мог вырвать у ней ни одного волоса. И пасли они гусей до самого вечера.
А вечером, когда воротились они домой, пришел Кюрдхен к старому королю и говорит:
— С этой девушкой я пасти гусей больше не стану.
— Почему? — спросил старый король.
— Да она мне весь день докучает.
Приказал старый король рассказать, что же она ему такое делает.
И сказал Кюрдхен:
— Утром, когда проходим мы со стадом через черные ворота, — а висит там на стене лошадиная голова, — девушка говорит:
Вот где висишь ты, конь мой Фалада!
а голова отвечает:
А ты, королевна, ходишь за стадом.
Если б об этом матушка знала,
Сердце б у ней разорвалось.
И стал Кюрдхен рассказывать дальше, что происходит на гусином лугу и как приходится ему бегать вдогонку за шапочкой.
Старый король велел ему и впредь пасти гусей, а сам, только наступило утро, сел за черными воротами и услыхал, как говорила она с головою Фалады; потом он пошел вслед за нею на пастбище и спрятался на лугу за кустом. И увидел он вскоре своими собственными глазами, как гусятница и пастушок пригнали гусей, и как села она потом и начала расплетать волосы, и как засияли они от блеска.
И опять сказала она:
Подуй, ветер-ветерок,
Сдуй у Кюрдхен колпачок,
Пусть бежит за ним вдогонку;
А я косы заплету,
Их в порядок приведу.
И поднялся вихрь и сорвал с Кюрдхен шапочку, и пришлось ему бежать далеко-далеко за нею вдогонку, а пастушка тем временем медленно причесала и заплела волосы, и старый король все это видел. Потом он незаметно вернулся назад, и когда вечером гусятница возвращалась домой, король отозвал ее в сторону и спросил, зачем она все это делает.
— Я сказать вам об этом не смею, да и не могу ни одному человеку пожаловаться на свое горе, — я поклялась в том перед богом, а не то мне придется погибнуть.
Он стал ее допытывать и не давал ей покоя, но ничего добиться от нее не мог. И сказал король:
— Если ты мне ничего не хочешь сказать, так пожалуйся тогда на свое горе железной печке, — и ушел.
Тогда она забралась в железную печку, начала плакать и причитать, и все, что было у ней на сердце, высказала, и говорит:
— Живу я, всеми покинутая, а я-то ведь королевна; коварная камеристка принудила меня силой снять с себя королевские одежды и заняла у жениха мое место, и должна я исполнять черную работу и пасти гусей. Если бы знала об этом моя матушка, сердце б у ней разорвалось!
А старый король стоял за печкой и слышал все, что она говорила. Вышел он потом и велел ей вылезть из печки. Надели на нее королевские одежды; и казалось прямо чудом, какая была она прекрасная. Позвал старый король своего сына и объявил ему, что невеста у него фальшивая, а на самом деле она всего лишь камеристка, а настоящая стоит перед ним — это была бывшая гусятница.
Сильно обрадовался молодой король, увидав ее красоту и доброту, и было устроено большое пиршество и созвали на него всех людей и добрых друзей. И сидел на первом месте жених, а рядом с ним королевна, а с другой стороны камеристка, но была камеристка ослеплена и не узнала ее в пышном наряде. Вот поели они, попили, стало им весело, и задал тогда старый король камеристке загадку: чего заслуживает та, которая так, мол, и так обманула своего хозяина, — и он рассказал ей все, как было, по порядку, и спросил:
— Какого приговора она достойна?
И сказала фальшивая невеста:
— Она достойна одного, чтоб раздели ее догола и бросили в бочку, утыканную острыми гвоздями; и надо запрячь в ту бочку двух белых лошадей, и пусть тащат они ее по всем улицам.
— Так ты же и есть та самая, — сказал старый король, — которая произнесла себе приговор, так и должно с тобой поступить.
И вот, когда исполнили приговор, женился молодой король на своей настоящей невесте, и стали они оба править своим королевством в мире и в счастье.
Немецкая сказка
| «Девушка-гусь» | |
|---|---|
| «Девушка-гусь» Иллюстрация Генриха Фогелера |
|
| Автор | Братья Гримм |
| Оригинальное название | «Die Gänsemagd» |
| Страна | Германия |
| Язык | Немецкий |
| Жанр (s) | Сказка |
| Опубликовано в | Kinder- und Hausmärchen (Детские и домашние сказки — Сказки Гримм) |
| Тип публикации | Сборник сказок |
| Дата публикации | 1815 |
«The Goose Girl «(немецкий : Die Gänsemagd ) является немцем сказка, собранная братьями Гримм и впервые опубликованная в Сказках Гримма в 1815 году (KHM 89). Это Аарне-Томпсон тип 533.
История была сначала переведена на английский Эдгаром Тейлором в 1826 году, затем многими другими, например, анонимным сообществом переводчиков в 1865 году, Люси Крейн в 1881 году, Люком Маргарет Хант в 1884 г. и др. Эндрю Лэнг включил это в The Blue Fairy Book в 1889 году.
Содержание
- 1 Происхождение
- 2 Краткое содержание
- 3 Варианта
- 4 Адаптации
- 5 Ссылки
- 6 Внешние ссылки
Происхождение
История впервые была опубликована братьями Гримм в первом издании Kinder- und Hausmärchen, vol. 2, в 1815 году, как номер 3. Появляется как нет. 89 со второго издания (1819 г.). Источником истории для Гримма является немецкий рассказчик Доротея Фиманн (1755–1815).
Краткое содержание
Овдовевшая королева отправляет свою дочь в дальние страны, чтобы выйти замуж. Принцессу сопровождают ее волшебный конь Фалада, который может говорить, и поджидающая ее горничная. Королева наделяет принцессу особым оберегом, который будет защищать ее, пока она его носит.
Принцесса и ее слуга какое-то время путешествуют, и в конце концов принцесса начинает испытывать жажду. Она просит служанку пойти и принести ей воды, но служанка просто говорит: «Если хочешь воды, принеси себе. Я не хочу больше быть твоей служанкой». Итак, принцесса должна принести себе воды из ближайшего ручья. Она тихо воет: «Что будет со мной?» Оберег отвечает: «Увы, увы, если бы твоя мама знала, ее любящее сердце разорвалось бы надвое». Через некоторое время принцесса снова захочет пить. Поэтому она еще раз просит свою горничную принести ей воды. Но снова злой слуга говорит: «Я больше не буду служить тебе, что бы ты ни говорила или твоя мать». Слуга своими изящными ручонками оставляет бедную принцессу пить из реки. Когда она наклоняется к воде, ее чары выпадают из ее груди и уносятся прочь.
Служанка пользуется уязвимостью принцессы. Она приказывает принцессе переодеться с ней и лошадьми. Она угрожает убить принцессу, если она не поклянется никогда не говорить ни слова об этой смене ролей ни одному живому существу. К сожалению, принцесса приносит присягу. Затем служанка уезжает на Фаладу, а принцесса должна сесть на клячу служанки. Во дворце служанка изображает из себя принцессу, а «принцессе-слуге» приказывают охранять гусей вместе с маленьким мальчиком по имени Конрад. Фальшивая невеста приказывает убить Фаладу, опасаясь, что он заговорит. Настоящая принцесса слышит об этом и умоляет убийцу прибить голову Фалады над дверью, через которую она проходит со своими гусями каждое утро.
На следующее утро гусь обращается к голове Фалады через дверной проем: «Фалада, Фалада, ты мертв, и вся радость в моей жизни исчезла», и Фалада отвечает: «Увы, увы, если твоя мать знала, что ее любящее сердце разобьется надвое «. На гусиной поляне Конрад наблюдает, как принцесса расчесывает свои прекрасные волосы, и ему становится жадно выщипывать один или два из ее золотых локонов. Но девочка-гусь видит это и произносит заклинание: «Дуй ветер, дуй, я говорю, забери шляпу Конрада. Не дай ему вернуться сегодня, пока мои волосы не будут причесаны сегодня». И вот ветер уносит его шляпу, и он не может вернуться, пока гусь не закончит расчесывать и заплетать волосы.
Конрад в гневе идет к королю и заявляет, что больше не будет пасти гусей с этой девушкой из-за происходящих странных вещей. Король велит ему сделать это еще раз, а на следующее утро прячется и смотрит. Он находит все, как сказал Конрад. В тот вечер он просит принцессу рассказать ему свою историю. Но она отказывается что-либо говорить из-за присяги. Царь предлагает рассказать все железной печи. Она соглашается, забирается в печь и рассказывает свою историю, пока король слушает снаружи.
Поскольку король убежден, что она сказала правду, он заставил девушку-гуся одетую в королевскую одежду. Затем он обманом заставляет ложную принцессу «выбрать собственное наказание». Хотя каждый выбор отличается в каждой версии истории, в классической версии она говорит королю, что ложного слугу следует тащить по городу голым в бочке с внутренними шипами. В результате она так наказывается, пока не умрет.
После этого принц и настоящая принцесса женятся и правят своим королевством много лет.
Варианты
История использует заговор фальшивой невесты, когда добросердечную принцессу схватила ее служанка и превратила в обыкновенную гусиную девочку. Это похоже на другие сказки AT-533, такие как американский «Золотой браслет ». Эти мотивы также встречаются, сосредоточенные на мужском персонаже, в Властелине Лорна и Лжестюарде (Детская баллада 271) и рыцарском романе Росволл и Лилиан.
В XIII веке сказку приобщили к Бертраде Лаонской, матери Карла Великого.
Адаптации
Несмотря на то, что история рассматривалась как непонятно, было много версий фильмов, от Германии до Америки. Фалада часто возвращается к жизни в киноверсиях или даже полностью сохраняется. Хотя в оригинальной истории подразумевается, что королева умерла, во многих версиях она выжила, чтобы разоблачить фальшивую невесту на свадьбе. Мотив ложной невесты, предлагающий такое жестокое наказание, меняется в зависимости от пересказа; в некоторых она просто слишком невежественна, чтобы узнать себя, другие заставляют ее подыгрывать, чтобы сохранить шараду, а третьи подразумевают, что она верила, что король говорит об истинной невесте. К таким версиям фильма относятся:
- Гарольд МакГрат адаптировал историю в роман, который затем был преобразован в американский немой фильм 1915 года с Маргерит Кларк в главной роли. В этой версии принцесса была украдена при рождении и воспитана как гусь, придворный, который поставил свою дочь вместо нее. Король, с которым она была помолвлена при рождении, влюбляется в нее, не зная, кто она. Дочь придворного, Хильдегарда, не знает правды и в оригинальном романе изображена сочувственно, но в киноверсии ей восстанавливается роль злодейки, где она воспитывается отцом и представлена как принцесса только по достижении совершеннолетия.. Считается, что фильм утерян.
- Сюжет был переработан в сериал Принцесса на горошине 2002 года, соединив его с другой сказкой.
- Сказка была показана в телешоу 1960-х годов Jackanory во время сезона 1, эпизод 38, и его прочитала Дилис Гамлетт.
- . В 1985 году Том Дэвенпорт адаптировал историю в короткометражный фильм как один из своих сериалов «От братьев Гримм». Хотя действие происходит в Американских Аппалачах, повествование обращается к персонажам как к принцессам, принцам и королям, подразумевая, что история сохранила европейский контекст. Эта версия более верна Гримму, поскольку Фалада не восстановлена, а фальшивая невеста казнена.
- В этой версии под названием «Гусиная девица» сказка была адаптирована в немецкий короткий анимационный эпизод 1999 года с небольшие отличия от исходного материала. Этот эпизод был частью сериала Симсала Гримм. Хотя Фалада все еще обезглавлен, эта версия вернула его к жизни. Князя нет, но обручен сам король. Еще одно изменение заключается в том, что принцесса была заколдована и забыла, кто она такая, вместо того, чтобы притворяться гусь-девочкой.
Литература:
- «Гусь-девочка» Шеннон Хейл — это адаптация сказки. в форме романа.
- Bloodleaf, первая часть молодой взрослой фэнтезийной трилогии Кристал Смит, представляет собой готический пересказ «Девочки-гуся». Он был опубликован HMHTeen в 2019 году.
- «Девушка-гусь» была одной из многих сказок, использованных в романе Эммы Донохью «Целуя ведьму». Сказка называлась «Сказка о платке».
- Автор Алетия Контис адаптировала эту сказку вместе с Дикие лебеди в форме романа под названием «Самый дорогой».
- В стихотворении Эдриенн Рич 1974 года «Факт дверного косяка» упоминается девушка-гусь.
- Эту сказку пересказал в небольшой детской книге Эрик А. Киммел.
- В манге сёдзё Людвиг Революшн (ル ー ド ヴ ィ ッ ヒ 革命 Rūdovihhi Kakumei) рассказывается о принце Людвиге, которому его отец приказал найти себе жену, более подходящую, чем женщины, которых он часто привлекает замок. Вместе со своим слугой Вильгельмом они путешествуют по стране в поисках прекрасных девушек из классических историй в надежде найти Людвигу жену. Среди других сказок братьев Гримм он включает сказку «Девушка-гусь».
- «Фалада: Лошадь девушки-гуся» — адаптация рассказа автора Нэнси Фармер. Эта версия рассказывает классическую сказку с точки зрения Фалады.
- Канадский поэт Джей Макферсон ссылается на историю Гусянки в своих стихах «Бедный ребенок» и «Что сказал Фалада». оба перепечатаны в «Стихотворениях, дважды рассказанных: лодочник и приветствие бедствия».
- Шотландский писатель комиксов Грант Моррисон ссылается на историю в Doom Patrol выпуск 31, «Слово Made Flesh », когда Бафомет принимает форму головы Фалады.
Другое:
- Хотя это и оригинальная история, немецкая опера Königskinder by Энгельберт Хампердинк был вдохновлен сказками братьев Гримм, в частности, «Девушка-гусь».
- В комиксах Doom Patrol и сериале с живыми боевиками Бафомет, волшебный оракул, способный появиться в любом обличье по своему выбору, в сюжетной линии «Ненаписанной книги», решил появиться в облике волшебного коня Фалады из «Девочки-гуся».
Ссылки
Внешние ссылки
Портал детской литературы
Портал детской литературы Жила-была старушка престарая, предряхлая; жила она со своим стадом гусей в глуши между горами, и был у нее небольшой домик. Эта глушь была окружена большим лесом, и старуха каждое утро, взяв свою клюку, тащилась в этот лес, там она собирала травку для своих гусей да разные дикорастущие плоды, насколько могла их достать рукою, и все это тащила домой на спине.
Можно было подумать, что тяжелая ноша пригнет ее к земле, а между тем она всегда благополучно доносила ее до дому.
И если ей, бывало, кто-нибудь повстречается, то она ласково поклонится и скажет: «День добрый, землячок; погодка-то сегодня какова! Небось дивишься, что я травку на себе тащу? Что делать, каждый должен себе по силам ношу выбирать».
И несмотря на всю эту приветливость, никто не любил с нею встречаться, и даже нарочно обходили ее, чтобы не сойтись с нею, а когда мимо ее случалось проходить отцу с сынком, отец говаривал сынку: «Берегись старухи — это ведьма».
Однажды утром красивый юноша проходил через тот лес. Ярко светило солнце, птицы пели, прохладный ветерок шелестел в листве; и на сердце у юноши были только радость да довольство.
Ему еще никто не попадался навстречу, как вдруг он увидел старую ведьму, которая стояла, опустившись на колени, и срезала траву серпом. Большой узел травы уже был у нее навязан на спине, да еще рядом стояли две корзинки, полнехоньки дикими грушами и яблоками.
«Да как же это, тетушка, скажи пожалуйста, — спросил у нее юноша, — как же можешь ты все это стащить?» — «Хочешь не хочешь, а тащить должна, господин честной! — отвечала старуха. — Богатым, конечно, это не нужно. А у мужика, знаете ли, есть такое присловье:
Жить хочешь — не зевай,
Знай спину подставляй!
А вот, может быть, вы не захотите ли мне помочь? — добавила старуха, видя, что юноша от нее не отходит. — И спина-то у вас пряменькая, и ножки резвенькие, так вам это и нетрудно будет. К тому же и дом-то отсюда не далеко — за горою на полянке. Вы бы в один прыжок там очутиться могли».
Юноша почувствовал сострадание к старухе. «Хоть отец мой и не мужик, а богатый граф, но я готов снести ваш узел, чтобы показать, что не одни мужики умеют таскать тяжести». — «Попробуйте, — сказала старуха, — очень вы этим меня обяжете. Оно, конечно, придется вам с часочек пути брести, ну, да это для вас сущие пустячки! Кстати уж, и яблоки, и груши захватите с собою».
Молодому графу показалось страшновато, когда он подумал об этом часочке пути, но старуха уже не выпускала его из рук, взвалила ему узел на спину, а корзины повесила ему на руки…
«Видите, совсем не тяжело?» — сказала она. «Нет, очень тяжело! — отвечал граф, и на лице его изобразилось страдание. — Твой узел давит так, как будто в нем камни наложены, а эти яблоки и груши — словно свинцовые… Я еле двигаться могу!»
Он готов был все с себя сбросить, но старуха этого не допустила. «Смотрите-ка, — сказала она насмешливо, — молодой-то господин того снести не может, что я, старая баба, столько раз на себе таскала. Вот на ласковые-то слова вы все горазды, а как дойдет до дела, так все и на попятный… Ну, что же вы стали? — продолжала она. — Чего вы медлите? Извольте-ка шагать. Узла с вас никто уж теперь не снимет».
Пока он шел по ровному месту, то это еще было сносно; но когда они пришли к горе и должны были подниматься, и камни, словно живые, катились из-под его ног, тогда это уж было свыше сил его. Капли пота выступали у него на лбу и, то горячие, то холодные, катились по его спине.
«Тетушка, — сказал он, — не могу я дальше идти, я должен немного отдохнуть». — «Нет, — отвечала старуха, — когда дойдешь до места, тогда и отдыхай, а теперь изволь идти вперед. Кто знает, на что это вам может пригодиться». — «Старуха! Совести у тебя нет», — сказал граф и хотел сбросить с себя узел, но все усилия его были напрасны: узел так крепко держался на его спине, словно прирос. Как ни вертелся он, как ни крутился, но никак не мог его с себя сбросить.
А старуха-то над ним смеялась и попрыгивала вокруг него на своей клюке. «Не извольте гневаться, любезный господин, — говорила она, — ведь вы вот покраснели в лице, как рак печеный! Извольте-ка нести вашу ношу с терпением; ну, а когда придем домой, так я не поскуплюсь дать вам на чаек». Что оставалось ему делать? Он должен был примириться со своей судьбой и терпеливо тащиться вслед за старухой. Она, по-видимому, становилась все проворнее да проворнее, а его тяжесть становилась все тяжелее.
И вдруг старуха приостановилась, вспрыгнула наверх узла и преспокойно там уселась; и несмотря на то, что она была суха, как хворостина, а оказалась тяжелее всякой толстой деревенской девки. Колени у юноши задрожали, он стал приостанавливаться, а старуха давай его хлестать то прутом, то крапивой по ногам. С непрерывающимся оханьем поднялся он на гору и, наконец, добрел до дома старухи как раз в то время, когда уже готов был упасть.
Когда гуси завидели старуху, они стали взмахивать крыльями и вытягивать вперед шеи, и бежали к ней навстречу с веселым гоготаньем. Позади стада с хворостиной в руках шагала какая-то пожилая и неуклюжая баба, высокая и здоровенная, но безобразная, как ночь.
«Матушка, — обратилась она к старухе, — разве что с вами случилось, что вы так запоздали?» — «Ничуть не бывало, доченька, — возразила ей старуха, — со мною ничего дурного не случилось; напротив, вот этот милый господин взялся даже тащить на себе мою ношу; мало того, когда я устала, он еще и меня взвалил себе на спину. Притом же и дорога ничуть нам не показалась длинной, всю дорогу мы смеялись и шутили».
Наконец, старуха сползла у него со спины, взяла и узел свой, и корзины, посмотрела на него весьма дружелюбно и сказала: «Вот теперь присядьте здесь на скамейку у дверей и отдохните. Вы честно заработали награду за свой труд, и вы ее получите».
Потом обратилась к гусятнице и сказала: «Войди-ка в дом, доченька; неприлично тебе здесь одной оставаться с молодым господином. Не надо масла подливать в огонь… Пожалуй, еще влюбится в тебя».
Граф и сам не знал, что ему делать — плакать или смеяться? «Вот сокровище-то, — подумал он, — да будь она даже и на тридцать лет моложе, она бы не могла тронуть моего сердца». Между тем, старуха ласкала и гладила своих гусей, как милых деток, и затем вошла в дом со своею дочерью; а юноша растянулся на скамье под дикой яблоней.
В воздухе было тепло и приятно; кругом простиралась зеленая широкая лужайка, усеянная синими и желтыми цветами, а посреди лужайки бежал светлый ручей, сверкая на солнце; и белые гуси двигались тут же взад и вперед либо полоскались в воде.
«Тут очень мило, — сказал граф, — но только я так устал, что глаз разомкнуть не могу: дай-ка я посплю немного. Лишь бы только не поднялся ветер и не унес бы мои ноги — они у меня словно ватные…»
Поспав немного, он был разбужен старухою. «Вставай, — сказала она ему, — ты здесь не можешь оставаться. Правда, тебе от меня таки солоно пришлось, но все же ты жив остался… Теперь хочу тебе отдать награду: ведь в деньгах и во всяком добре ты не нуждаешься, так вот тебе нечто иное. — И сунула ему в руку кружечку, целиком вырезанную из изумруда. — Храни это бережно, — добавила она, — в этом твое счастье».
Граф вскочил на ноги, чувствуя себя опять и сильным, и бодрым, поблагодарил старуху за ее подарок и пустился в путь-дорогу, даже и не подумав оглянуться на дочку старухи.
Уж он порядочный кусок пути прошел, а все еще издали доносился до него веселый крик гусей.
Граф три дня блуждал по этой глуши, прежде чем из нее выбрался. Затем пришел он в большой город, и так как никто его не знал там, то он и был приведен в королевский замок, в зал, где король и королева сидели на троне.
Граф опустился на колено, вынул изумрудный сосуд, подаренный ему старухою, и положил его к ногам королевы. Та приказала ему встать и подать себе эту драгоценную безделушку. Но едва только она открыла этот сосуд и в него заглянула, как упала на землю замертво.
Графа схватили королевские слуги и собирались вести в темницу; но королева открыла глаза и приказала его освободить. «Все выйдите отсюда вон, — сказала она, — я должна с ним переговорить наедине».
Оставшись наедине с графом, королева стала горько плакать и сказала: «Что мне блеск и почести, меня окружающие, когда я каждое утро пробуждаюсь с печалью и заботами! Три было у меня дочери, и младшая из них была так прекрасна, что весь свет почитал ее за чудо. Бела, как снег, румяна, как зорька, и волосы ее блистали, как лучи солнца. Когда она плакала, из глаз ее не слезы капали, а жемчуг выкатывался и драгоценные камни».
Когда ей минуло пятнадцать лет, король призвал всех трех сестер к своему трону. И посмотрели бы вы, как все были поражены, когда вошла моя младшая дочь — словно солнышко на небо выкатилось!
Король же сказал им трем: «Дочери милые! Не знаю я, когда настанет мой последний час, но я хочу сегодня же определить, что каждая из вас должна будет получить по смерти моей. Знаю, что все вы меня любите; но которая из вас более любит — той и достанется лучшая доля. — И потом добавил: — Не можете ли вы мне выразить словами, насколько каждая из вас меня любит? По вашим речам я ознакомлюсь и с тем, что вы думаете».
Тогда старшая сказала: «Люблю отца моего так же, как сладчайший сахар».
Другая сказала: «Люблю отца, как самое лучшее из моих платьев».
А младшая молчала.
Отец и спросил ее: «Ну, а ты, любимое мое дитятко, ты как меня любишь?» — «И сама не знаю, — отвечала она, — и даже не могу ни с чем сравнить свою любовь».
Но отец настаивал, чтобы она выразилась определеннее.
Тогда она сказала наконец: «И самое лучшее блюдо мне без соли не вкусно — вот и отца я тоже люблю, как соль!»
Услышав это, король пришел в ярость и сказал: «Если ты любишь меня настолько лишь, насколько любишь соль, так и за любовь твою я награжу тебя одною солью».
И разделил королевство пополам между двумя старшими дочерьми, а младшей приказал навязать на спину мешок с солью, и двое слуг должны были вывести ее в дремучий лес.
Мы все за нее просили и молили, — сказала королева, — но гнев короля нельзя было ничем смягчить. Как она, бедняжка, плакала, когда должна была покинуть дом! Вся дорога ее была усеяна тем жемчугом, который у ней из глаз выкатился.
Вскоре после того король раскаялся в своем жестокосердии, приказал разыскивать свою дочь во всем лесу; но никто не мог ее найти.
Как я подумаю, что ее, может быть, растерзали дикие звери, то не знаю, куда деваться от печали; иногда, впрочем, я утешала себя надеждой, что она еще жива и укрылась где-нибудь в пещере или нашла себе приют у сострадательных людей.
Но представьте себе, что, когда я вскрыла ваш изумрудный сосудец, в нем я увидела жемчужину, такую же точно, какие вместо слез падали из глаз моей дочери, и потому вы можете себе вообразить, как сжалось при этом мое сердце! Скажите, как эта жемчужина попала в ваши руки?
Граф рассказал королеве, что сосудец он получил от старухи в лесу, которая показалась ему ведьмой; но младшей королевны ему не приходилось видеть, и ничего о ней он не слышал.
Король и королева решились тогда посетить старуху; они предполагали, что там, где оказалась жемчужина, они должны будут получить сведения и о своей дочери.
Старуха сидела в своей глуши за прялкою и пряла. Становилось уже темно, и лучина, горевшая у очага, проливала свет очень скупо. Вдруг послышались крики гусей, возвращавшихся с пастбища, и вскоре в избу старухи вошла и ее дочка. Старуха почти не обратила на нее внимания и едва кивнула головой в ее сторону.
Присела дочь на лавку, взяла свою прялку и так проворно стала сучить свою нитку, словно молоденькая девушка. Так сидели мать с дочкою дома, не говоря ни слова.
Наконец, что-то зашуршало за окном, и два огненных глаза глянули в избу. То была старая ночная сова, которая трижды крикнула: «Угу!» — и исчезла. Старуха только повела глазами вверх, потом проговорила: «Пора тебе дочка, выйти… Ступай на свою работу».
Та поднялась и вышла, и пошла по лугам далее и далее в самую долину. Наконец подошла она к колодцу, у которого росли три старых дуба. Между тем месяц поднялся из-за горы, большой и круглый, и было так светло, что иголку на земле сыскать было нетрудно.
Она скинула кожу, прикрывавшую ее лицо, нагнулась к колодцу и стала из него умываться. Умывшись, она и кожу с лица окунула в воду и потом разложила ее на лугу, чтобы она опять могла высохнуть и побелеть при лунном свете.
Но как же она изменилась! Надивиться на нее было невозможно! Как скинула с головы беспорядочную копну накладных волос, пряди ее собственных золотистых волос, блиставших, как солнечные лучи, рассыпались и покрыли ее всю, словно плащом. Только очи ее, что звездочки, мерцали из-под этого покрова волос, да щечки горели ярким румянцем. Но красавица была печальна. Присела она у колодца и стала плакать: одна слеза за другою выкатывались из глаз ее и среди золотистых прядей падали на землю. Так сидела она и, вероятно, еще долго так просидела бы, если бы не заслышала шороха и треска в ветвях ближайшего дерева.
Она вскочила тотчас, как серна, заслышав выстрел охотника. Месяц как раз в это время затянуло черным облаком, и в то же мгновенье красавица снова скользнула в свою старую кожу и исчезла бесследно.
Дрожа, как осиновый лист, побежала она обратно к дому. Старуха стояла на пороге, и когда девушка хотела ей рассказать о случившемся, та только ласково посмеялась и сказала: «Я уже все знаю».
Повела она девушку в избу и вставила новую лучину в светец. Но уже не села за свою самопрялку, а вытащила метлу и стала подметать и убирать. «Все должно быть здесь чисто и опрятно», — сказала старуха девушке. «Но зачем же вы, матушка, вздумали убираться в такое позднее время? — спросила девушка. — Что у вас на уме?» — «А знаешь ли ты, какой час наступает?» — спросила старуха. «Да еще полночи нет; но уже близко…» — «А ты о том не вспомнила, что три года тому назад в этот самый день ты ко мне пришла? Теперь твое время минуло, и ты не можешь долее у меня оставаться».
Девушка перепугалась и сказала: «Ах, милая матушка, неужели вы меня хотите отвергнуть? Куда же я денусь? У меня ни друзей, ни родни; куда я голову приклоню? Я все то исполнила, что вы от меня требовали, и вы всегда были мною довольны, не отвергайте меня».
Старуха не хотела высказать девушке, что ее ожидает, и только проговорила: «Мне тут недолго быть; и как я отсюда уберусь, все в доме должно быть чисто, а потому не удерживай меня в моей работе. А о своей судьбе не заботься: ты найдешь себе кров для житья, и при той награде, которую от меня получишь, ты будешь довольна своей судьбой». — «Да скажите же мне, чего я должна ожидать?» — продолжала допрашивать девушка. «Еще раз говорю тебе; не мешай мне в работе. Ни слова больше! Ступай в свою комнату, сними кожу с лица, надень то шелковое платье, которое было на тебе, как ты ко мне пришла, и жди в своей комнате, пока я тебя не кликну».
Но вернемся к королю и королеве, которые пустились в дорогу вместе с графом, чтобы разыскать старуху в ее далекой глуши.
Граф ночью от них отстал и должен был далее следовать один. На другой день ему показалось, что он попал на настоящую дорогу. Он и пошел далее, и шел до наступления темноты, а как совсем стемнело, залез на дерево и там задумал переночевать, опасаясь заблудиться в темноте.
Когда взошел месяц, он увидел женскую фигуру, медленно спускавшуюся с горы. Хотя у ней не было хворостины в руках, однако же он легко признал в этой женщине ту гусятницу, которую уже ранее видел у дома старухи.
«Ого! — воскликнул он. — Вон она и сама идет! Ну, коли одна ведьма у меня в руках, так и другая от меня не уйдет!» Но как же он изумился, когда она подошла к колодцу, скинула с себя кожу и стала мыться, когда рассыпались по плечам ее золотистые волосы и она предстала ему такой невиданной красавицей!
Он едва осмеливался переводить дыхание, но все же старался рассмотреть ее из-за листвы дерева как можно лучше. И он сам не знал — потому ли, что он чересчур перегнулся, или по другой причине, но только под ним вдруг хрустнула ветка, и в ту же минуту девушка скользнула в свою кожу, легче серны сорвалась со своего места, и так как в это время месяц заволокло тучами, то мигом скрылась с глаз.
Едва она исчезла, как граф уже спустился с дерева и поспешил ей вслед.
Немного пройдя, он в темноте увидел, что по лугу бредут две другие человеческие фигуры. То были король и королева, они издали увидели, как мерцал огонек в избушке старухи, и шли на этот свет.
Граф рассказал им, какую девушку видел у колодца, и они нимало не сомневались в том, что то была их пропавшая дочь. С радостным чувством пошли они далее и вскоре пришли к избушке: кругом ее сидели гуси рядами, подвернув головы под крылья, и спали, и ни один из них не шевельнулся.
Заглянули они в окошечко и видят: сидит старуха за самопрялкой и Прядет, покачивая головой и не оборачиваясь. Дочери же своей они там не увидели. Наконец, они решились тихонько постучаться в окошечко. Старуха как будто их поджидала; встала со своего места и весьма приветливо крикнула: «Входите, входите, я уж о вас знаю».
Когда они вошли в комнату, старуха сказала: «Вы бы могли себя избавить от дальнего пути, кабы три года тому назад не прогнали из дома свое дитя, доброе и любящее. Ей никакого зла не приключилось: ей пришлось только три года сряду гусей пасти; ничему дурному она за это время не научилась и сохранила свое сердце в чистоте. А вы сами уже достаточно наказаны тем страхом за ваше детище, который вы пережили».
Потом она подошла к двери смежной комнаты и крикнула: «Выходи, доченька!»
Дверь отворилась, и королевна вышла оттуда в своей шелковой одежде, с рассыпанными по плечам золотистыми волосами и ясными очами — словно ангел слетел с неба. Она подошла к отцу и матери, бросилась им на шею и поцеловала их, и все расплакались от радости. Молодой граф стоял с ними рядом, и когда королевна его увидала, то, сама не зная почему, зарделась, как роза.
Король сказал дочери: «Милое дитя мое, свое королевство я разделил; что могу я тебе дать?» — «Ей ничего не нужно, — сказала старуха, — я даю ей те слезы, которые она из-за вас выплакала — чистый жемчуг, даже еще получше того, что в море находят! На этот жемчуг все ваше королевство купить можно! А в награду за ее службу я дарю ей мой домишко!»
Сказав это, старуха исчезла, а в стенах раздался треск, и когда король с королевой и с графом оглянулись, то увидели, что избушка успела превратиться в великолепный дворец, в котором слуги, суетясь и бегая, накрывали и готовили королевское пиршество…
Сказка на том не кончается; но у моей бабушки, которая мне ту сказку рассказывала, память слабеть стала, она все остальное и забыла.
Я все же думаю, что прекрасная королевна вышла замуж за графа, что они вместе остались в замке и жили в полном счастье, пока Богу было угодно.
Были ли те белоснежные гуси, что паслись у домика, девушками (это я говорю никому не в обиду!), которых старуха к себе приняла, и получили ли они вновь свой человеческий образ, остались ли у молодой королевны в служанках — того доподлинно я не знаю, однако же так предполагаю.
Несомненно только то, что старуха была не ведьма, как думали люди, а ведунья. И наверно, она уже при рождении даровала королевне способность ронять из глаз не слезы, а жемчужины. Нынче этого не бывает, а то бедные скорехонько разбогатели бы.