Добродетели и пороки тема сказки

Анализ Сказка Добродетели и Пороки – Салтыков-Щедрин

Литература, опубликовано 09.01.2019 16:01

Ответы

Ответ оставил: Гость

Лови каждый писатель вырабатывает своеобразный стиль исходя из своих художественных . в зависимости от темы и идеи произведения ведется отбор средств выразительности. в поэме «мороз, красный нос» большую роль играет народно‑поэтический пласт. поэма посвящена описанию жизни крестьян, их быту, воссозданию народного духа.

поэтому в ней органически появляются фольклорные образы, художественные средства, свойственные фольклору. большую роль играют природные метафоры.

Ответ оставил: Гость

Герасим: глухонемой крестьянин, добрый человек. барыня распоряжалась им, как собственным имуществом. когда у него появилась собачка, барыня сказала ему от неё избавиться. он поехал на озеро, и утопил её(собачку), а потом уехал из поместья барыни

Ответ оставил: Гость

Ямолод, знал ли  ты разгульной юности мечты? или  не  знал, или  забыл. как  ненавидел и  любил? пускай теперь прекрасный свет тебе постыл:   ты  слаб, ты  сед, и  от желаний ты  отвык. что  за  нужда? ты  жил, старик! тебе есть в  мире что  забыть, ты  жил, — я  также мог  бы  жить!

Другие вопросы по литературе

Подготовка к ЕГЭ, ОГЭ и решебники

Источник: https://yznay.com/literatura/analiz-skazka-dobrodetel-27442272

Салтыков-Щедрин – Добродетели и Пороки

Добродетели с Пороками исстари во вражде были. Пороки жили весело и ловко свои дела обделывали; а Добродетели жили посерее, но зато во всех азбуках и хрестоматиях как пример для подражания приводились. А втихомолку между тем думали: «Вот кабы и нам, подобно Порокам, удалось хорошенькое дельце обделать!» Да, признаться сказать, под шумок и обделывали.

Трудно сказать, с чего у них первоначально распря пошла и кто первый задрал. Кажется, что Добродетели первые начали. Порок-то шустрый был и на выдумки гораздый.

Как пошел он, словно конь борзый, пространство ногами забирать, да в парчах, да в шелках по белу свету щеголять – Добродетели-то за ним и не поспели. И не поспевши, – огорчились.

«Ладно, говорят, щеголяй, нахал, в шелках! Мы и в рубище от всех почтены будем!» А Пороки им в ответ: «И будьте почтены с богом!»

Не стерпели Добродетели насмешки и стали Пороки на всех перекрестках костить. Выйдут в рубищах на распутие и пристают к прохожим: «Не правда ли, господа честные, что мы вам и в рубище милы?» А прохожие в ответ: «Ишь вас, салопниц, сколько развелось! проходите, не задерживайте! бог подаст!»

Так и остались Добродетели ни при чем, только пригрозили с досады: «Вот погодите! ушлют вас ужо за ваши дела на каторгу!»

А Пороки между тем всё вперед да вперед бегут, да еще и похваляются. «Нашли, говорят, чем стращать – каторгой! Для нас-то еще либо будет каторга, либо нет, а вы с самого рожденья в ней по уши сидите! Ишь, злецы! кости да кожа, а глаза, посмотри, как горят! Щелкают на пирог зубами, а как к нему приступиться – не знают!»

В одну из таких баталий шел мимо Иванушка-Дурачок, остановился и говорит сражающимся:

– Глупые вы, глупые! из-за чего только вы друг друга увечите! ведь первоначально-то вы все одинаково свойствами были, а это уж потом, от безалаберности да от каверзы людской, добродетели да пороки пошли.

Одни свойства понажали, другим вольный ход дали – колесики-то в машине и поиспортились.

И воцарились на свете смута, свара, скорбь… А вы вот что сделайте: обратитесь к первоначальному источнику – может быть, на чем-нибудь и сойдетесь!

Сказал это и пошел путем-дорогой в казначейство подать вносить.

Подействовали ли на сражающихся Иванушкины слова, или пороху для продолжения битвы недостало, только вложили бойцы мечи в ножны и задумались.

– Хорошо ему про «свойства» говорить! – первое молвило Смиренномудрие, – мы и сами не плоше его эти «свойства» знаем! Да вот одни свойства в бархате щеголяют и на золоте едят, а другие в затрапезе ходят да по целым дням не евши сидят. Иванушке-то с пола-горя: он набил мамон мякиной – и прав; а нас ведь на мякине не проведешь – мы знаем, где раки зимуют!

– Да и что за «свойства» такие проявились! – встревожилось Благочиние, – нет ли тут порухи какой? Всегда были Добродетели и были Пороки, сотни тысяч лет это дело ведется и сотни тысяч томов об этом написано, а он на-тко, сразу решил: «свойства»! Нет, ты попробуй, приступись-ка к этим сотням тысяч томов, так и увидишь, какая от них пыль столбом полетит!

Судили, рядили и наконец рассудили: Благочиние правду сказало.

Сколько тысяч веков Добродетели числились Добродетелями и Пороки – Пороками! Сколько тысяч книг об этом написано, какая масса бумаги и чернил изведена! Добродетели всегда одесную стояли, Пороки – ошуйю; и вдруг, по дурацкому Иванушкину слову, от всего откажись и назовись какими-то «свойствами»! Ведь это почти то же, что от прав состояния отказаться и «человеком» назваться! Просто-то оно, конечно, просто, да ведь иная простота хуже воровства. Поди-тко спроста-то коснись, ан с первого же шага в такое несметное множество капканов попадешь, что и голову там, пожалуй, оставишь!

Нет, о «свойствах» думать нечего, а вот компромисс какой-нибудь сыскать – или, как по-русски зовется, фортель – это, пожалуй, дельно будет. Такой фортель, который и Добродетели бы возвеселил, да и Порокам бы по нраву пришелся. Потому что ведь и Порокам подчас жутко приходится. Вот намеднись Любострастие с поличным в бане поймали, протокол составили, да в ту же ночь Прелюбодеяние в одном белье с лестницы спустили. Вольномыслие-то давно ли пышным цветом цвело, а теперь его с корнем вырвали! Стало быть, и Порокам на фортель пойти небезвыгодно. Милостивые государи! милостивые государыни! не угодно ли кому предложить: у кого на примете «средствице» есть?

На вызов этот прежде всех выступил древний старичок, Опытом называемый (есть два Опыта: один порочный, а другой добродетельный; так этот – добродетельный был). И предложил он штуку: «Отыщите, говорит, такое сокровище, которое и Добродетели бы уважило, да и от Пороков было бы не прочь. И пошлите его парламентером во вражеский лагерь».

Однако первый блин вышел комом. Бобылки были и мало представительны, и слишком податливы, чтоб выполнить возложенную на них задачу. Едва появились они в лагере Пороков, едва начали канитель разводить: «Помаленьку-то покойнее, а потихоньку – вернее», как Пороки всем скопищем загалдели:

– Слыхали мы-ста прибаутки-то эти! давно вы с ними около нас похаживаете, да не в коня корм! Уходите с богом, бобылки, не проедайтесь!

И как бы для того, чтобы доказать Добродетелям, что их на кривой не объедешь, на всю ночь закатились в трактир «Самарканд», а под утро, расходясь оттуда, поймали Воздержание и Непрелюбысотворение и поступили с ними до такой степени низко, что даже татары из «Самарканда» дивились: хорошие господа, а что делают!

Произросло между ними в ту пору существо среднего рода: ни рак, ни рыба, ни курица, ни птица, ни дама, ни кавалер, а всего помаленьку. Произросло, выровнялось и расцвело. И было этому межеумку имя тоже среднего рода: Лицемерие…

Все в этом существе было загадкою, начиная с происхождения. Сказывали старожилы, что однажды Смирение с Любострастием в темном коридоре спознались, и от этого произошел плод. Плод этот Добродетели сообща выкормили и выпоили, а потом и в пансион к француженке Комильфо отдали.

Догадку эту подтверждает и наружный вид Лицемерия, потому что хотя оно ходило не иначе, как с опущенными долу глазами, но прозорливцы не раз примечали, что по лицу его частенько пробегают любострастные тени, а поясница, при случае, даже очень нехорошо вздрагивает.

Несомненно, что в этом наружном двоегласии в значительной мере был виноват пансион Комильфо. Там Лицемерие всем главным наукам выучилось: и «как по струнке ходить», и «как водой не замутить», и «как без мыла в душу влезть»; словом сказать, всему, что добродетельное житие обеспечивает.

Об отце (Любострастии) сознавалась, что он был моветон и дерзкий – ко всем щипаться лез! Об матери (Смирение) – что она хотя не имела блестящей наружности, но так мило вскрикивала, когда ее щипали, что даже и не расположенные к щипанию Пороки (каковы Мздоимство, Любоначалие, Уныние и проч.) – и они не могли отказать себе в этом удовольствии.

Вот это-то среднее существо, глаза долу опускающее, но и из-под закрытых век блудливо окрест высматривающее, и выбрали Добродетели, чтоб войти в переговоры с Пороками, и такой общий modus vivendi [образ поведения (лат.)]изобрести, при котором и тем и другим было бы жить вольготно.

– Да ты по нашему-то умеешь ли? – вздумало было предварительно проэкзаменовать его Галантерейное Обращение.

– Я-то? – изумилось Лицемерие, – да я вот как…

– Ишь, дошлая! ну, а по-ихнему, по-порочному… как?

Но Лицемерие даже не ответило на этот вопрос. В один момент оно учинило нечто, ни для кого явственно не видимое, но до такой степени достоверное, что Прозорливство только сплюнуло: «Тьфу!»

И затем все одинаково решили: написать у нотариуса Бизяева общую доверенность для хождения по всем добродетельским делам и вручить ее Лицемерию.

Взялся за гуж, не говори, что не дюж: как ни горько, а пришлось у Пороков пардону просить. Идет Лицемерие в ихний подлый вертеп и от стыда не знает, куда глаза девать.

«Везде-то нынче это паскудство развелось! – жалуется оно вслух, а мысленно прибавляет: – Ах, хорошо Пороки живут!» И точно, не успело Лицемерие с версту от добродетельской резиденции отойти, как уж со всех сторон на него разливанным морем пахнуло. Смехи, да пляски, да игры – стон от веселья стоит.

И город какой отменный Пороки для себя выстроили: просторный, светлый, с улицами и переулками, с площадями и бульварами. Вот улица Лжесвидетельства, вот площадь Предательства, а вот и Срамной бульвар. Сам Отец Лжи тут сидел и из лавочки клеветой распивочно и навынос торговал.

– Ну, – говорит, – это я об себе напрасно мечтал, будто вреднее меня на свете никого нет. Я – что! вот он, настоящий-то яд, где! Я больше нахалом норовлю – оттого меня хоть и не часто, а все-таки от времени до времени с лестницы в три шеи спускают; а это сокровище, коли прильнет, – от него уж не отвертишься! Так тебя опутает, так окружит, что покуда все соки не вызудит – не выпустит!

Тем не менее, как ни велик был энтузиазм, возбужденный Лицемерием, однако и тут без розни не обошлось. Пороки солидные (аборигены), паче всего дорожившие преданиями старины, как, например: Суемудрие, Пустомыслие, Гордость, Человеконенавистничество и проч., – не только сами не пошли навстречу Лицемерию, но и других остерегали.

– Истинный порок не нуждается в прикрытии, – говорили они, – но сам свое знамя высоко и грозно держит. Что существенно нового может открыть нам Лицемерие, чего бы мы от начала веков не знали и не практиковали? – Положительно ничего.

Напротив, оно научит нас опасным изворотам и заставит нас ежели не прямо стыдиться самих себя, то, во всяком случае, показывать вид, что мы стыдимся. Caveant consules! [Пусть консулы будут бдительны! (лат.

)] До сих пор у нас было достаточно твердых и верных последователей, но ведь они, видя наши извороты, могут сказать: «Должно быть, и впрямь Порокам туго пришлось, коль скоро они сами от себя отрицаться должны!» И отвернутся от нас, вот увидите – отвернутся.

Как бы то ни было, но торжество Лицемерия было обеспечено. Молодежь, в лице Прелюбодеяния, Пьянства, Объедения, Распутства, Мордобития и проч., сразу созвала сходку и встретила парламентера такими овациями, что Суемудрие тут же нашлось вынужденным прекратить свою воркотню навсегда.

– Вы только мутите всех, старые пакостники! – кричала старикам молодежь. – Мы жить хотим, а вы уныние наводите! Мы в хрестоматию попадем (это в особенности льстило), в салонах блистать будем! нас старушки будут любить!

Словом сказать, почва для соглашения была сразу найдена, так что когда Лицемерие, возвратившись восвояси, отдало Добродетелям отчет о своей миссии, то было единогласно признано, что всякий повод для существования Добродетелей и Пороков, как отдельных и враждебных друг другу групп, устранен навсегда. Тем не менее старую номенклатуру упразднить не решались – почем знать, может быть, и опять понадобится? – но положили употреблять ее с таким расчетом, чтобы всем было видимо, что она прикрывает собой один только прах.

С тех пор пошло между Добродетелями и Пороками гостеприимство великое. Захочет Распутство побывать в гостях у Воздержания, возьмет под ручку Лицемерие, – и Воздержание уже издали, завидев их, приветствует:

– Милости просим! покорно прошу! У нас про вас…

– Милости просим! покорно прошу! У нас про вас…

В постные дни постненьким потчуют, в скоромные – скоромненьким. Одной рукой крестное знамение творят, другой – неистовствуют. Одно око горе возводят, другим – непрестанно вожделеют. Впервые Добродетели сладости познали, да и Пороки не остались в убытке.

Напротив, всем и каждому говорят: «Никогда у нас таких лакомств не бывало, какими теперь походя жуируем!»

А Иванушка-Дурачок и о сю пору не может понять: отчего Добродетели и Пороки так охотно помирились на Лицемерии, тогда как гораздо естественнее было бы сойтись на том, что и те и другие суть «свойства» – только и всего.

Сюжет сказки Добродетели и Пороки

Во все времена не прекращалась вражда пороков и добродетелей.  Пороки проживали веселую и беззаботную жизнь. Добродетели проживали свои скучные будни и были примером для подражания. Добродетели тоже хотели творить дела как пороки.

Пороки всегда были шустрыми. А медлительные добродетели за ними не успевали. С каждым днем все больше разгоралась распря. Тут они приняли решение разойтись и пойти своими путями.

Шум и скандал услышал мимо проходящий Иванушка – Дурачок. Дурачок назвал их глупыми и сказал, что у обеих сторон равносильные свойства. Он посоветовал им обратиться к первоначальному источнику.

Обе стороны задумались над словами дурачка.

Стороны судили и говорили. Все склонились к словам благочиния, которое сказало, что добродетели имеют равноправные силы, как у пороков. При перечислении добродетели начали выигрывать. Добродетели предложили соглашение и выбрали Безропотность и Любострастие в качестве судьи.

Вместе качества создали лицемерие. Притворство отправилось в поселение к порокам и понравилось лжи. Пороки восхвалили Лицемерие как свою. Сейчас добродетели смогут прийти в гости к порокам вместе с лицемерием. С того момента так и осталось.

Одной руки созидали гадости, а другой добро.

Другие тексты:

← Дикий помещик↑ Салтыков-ЩедринДревенский пожар →

Источник: http://sochinite.ru/biblioteka/skazka-saltykova-shchedrina/saltyikov-shhedrin-dobrodeteli-i-poroki

Презентация к уроку по чтению (4 класс) по теме: Презентация “Добродетели и пороки в сказках, былинах.”

Слайд 1

Добродетели и пороки . Добродетели и пороки в сказках , былинах.

Слайд 2

Добродетель и порок – это две противоположные характеристики личности, по которым её оценивают другие .

Слайд 3

ДОБРОДЕТЕЛЬ – ЭТО СПОСОБНОСТЬ ВО ВСЁМ ПОСТУПАТЬ НАИЛУЧШИМ ОБРАЗОМ.

Слайд 4

Иван-Царевич – персонаж русских сказок и фольклора Иван-Царевич — один из главных персонажей русского фольклора. Как сказочный персонаж он появился в конце XVIII-начале XIX века, борющийся со злом, помогающий обиженным или слабым. Очень часто в начале сказки Иван-Царевич беден, потерян родителями, преследуется врагами, не знает о своем царском происхождении.

В таких сказках как награду за героическое поведение и добрые дела Иван-Царевич получает назад свое царство, трон или находит своих царственных родителей.

Слайд 5

Илья Муромец – самый известный русский богатырь Илья Муромец (полное былинное имя — Илья Муромец сын Иванович) — один из главных героев русского былинного эпоса, богатырь, воплощающий народный идеал героя-воина, народного заступника. Фигурирует в киевском цикле былин: «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Илья Муромец и Идолище Поганое», «Ссора Ильи Муромца с князем Владимиром», «Бой Ильи Муромца с Жидовином ».

Слайд 6

Иван-дурак – герой русских сказок Иван-дурак , или Иванушка-дурачок — один из главных прототипических персонажей русских сказок. По некоторым версиям, имя с эпитетом дурак является именем-оберегом, предотвращающим сглаз.

Воплощает особую сказочную стратегию, исходящую не из стандартных постулатов практического разума, а опирающуюся на поиск собственных решений, часто противоречащих здравому смыслу, но, в конечном счете, приносящих успех.

Слайд 7

Никита Кожемяка – народный богатырь Киевской Руси. Никита Кожемяка – народный богатырь, герой сказок Киевской Руси. Никита занимался выделкой кож и, в результате своей тяжелой работы, развил в себе необычайную силу. Однажды, змей украл у киевского князя дочь.

Та, вместе с голубем отправила отцу письмо, в котором написала, что змей боится только одного богатыря – Никиту Кожемяку. Князь с трудом убедил его сразиться со змеем. Никита обмотался пенькой, обмазался смолой и пошел на змея.

В тяжелом сражении Никита одолел его и освободил княжескую дочь.

Слайд 8

Дед Мороз Дед Мороз – сказочный герой, хозяин и повелитель зимы. Считается, что дед Мороз живёт в лесу в большом расписном деревянном тереме со своей внучкой Снегурочкой. Основное занятие деда Мороза – укутывать землю снегами, серебрить инеем ёлочки и деревья, рисовать узоры на окнах, его помощниками являются: метель, пурга и вьюга.

Дед Мороз добрый, мудрый, справедливый, рассудительный, но строгий. Он очень любит детей и лесных зверят, каждый Новый год он готовит для них подарки, поздравления и зажигает огни на ёлке. Его ещё называют: Мороз Иванович или Морозко .

Слайд 9

ПОРОК – тяжёлый предосудительный недостаток , позорящее свойство. Порок – действия , результатом которых оказывается причинение зла себе или другим.

Слайд 10

Соловей-разбойник Соловей-разбойник – злой богатырь, грабящий и убивающий людей по дороге от города Черниговым в Киеву у речки Смородинки. Он сидел на огромном дубе(…на семи дубах…) и караулил прохожих.

Главная сила Соловья разбойника была в его необыкновенном свисте и крике, кроме того он “..шипел по змеиному…”.

Слайд 11

Змей Горыныч Змей Горыныч – многоголовый огнедышащий дракон, один из ярких отрицательных героев русских сказок и былин.

Связан с огнем и водой, летает по небу, но одновременно соотносится и с низом – с рекой, норой, пещерой, где у него спрятаны богатства, похищенная царевна (или три царевны), знатная невеста, “русские полоны”; там же находится и многочисленное потомство Змея Горыныча – “змееныши” (впрочем, они часто бывают и “во чистом поле”, где их “потаптывает” своим конем эпический герой.

Слайд 12

Кощей Бессмертный Кощей Бессмертный — отрицательный персонаж русских сказок и в русском фольклоре. Царь, иногда — всадник на волшебном говорящем коне. Часто выступает в роли похитителя невесты главного героя. Изображается в виде худого высокого старика, часто представляется скряжистым и скупым

Слайд 13

Баюн очень похож на сирен из древнегреческих мифов и “Одиссеи”. ” Баюн ” означает «говорун, рассказчик», от глагола баять — «рассказывать, говорить».

Сходства с глаголом “убаюкивать” указывает на волшебные свойства Кота.

Слайд 14

Баба-Яга – ведьма из русских сказок Баба-Яга — популярный персонаж фольклора у славян, старуха, наделённая магической силой, ведунья. По своим свойствам ближе всего к ведьме. Она умеет колдовать, а также летать в ступе.

Слайд 15

Кикимора Кикимора, шишимора, шишига – злой дух дома, божество ночн ых кошмаров.

В некоторых местах кикиморой могли называть не только демоническое существо, обитающее в доме и вредящее хозяйству, но и других женских демонических персонажей: лесную русалку, лешачиху, водяницу, лихорадку; женского духа, сходного с полудницей , охраняющего поля огромной сковородой; женщину-кликушу и духа, вызывающего кликушество; чертовку, шишигу и т.п.

Слайд 16

Добродетель: Порок: Трудолюбие. Жадность. Работоспособность. Лень. Ответственность. Лживость. Дружелюбие. Скупость. Вежливость. Хвастовство. Щедрость. Вредность. Сочувствие. Трусость.

Слайд 17

СОСТАВИТЕЛИ: УЧЕНИКИ – 4 КЛАСС УЧИТЕЛЬ – Нестерова Антонина Николаевна

Источник: https://nsportal.ru/nachalnaya-shkola/chtenie/2013/07/17/prezentatsiya-dobrodeteli-i-poroki-v-skazkakh-bylinakh

Добродетели и Пороки — сказки Салтыкова-Щедрина

 
Добродетели с Пороками исстари во вражде были. Пороки жили весело и ловко свои дела обделывали; а Добродетели жили посерее, но зато во всех азбуках и хрестоматиях как пример для подражания приводились. А втихомолку между тем думали: «Вот кабы и нам, подобно Порокам, удалось хорошенькое дельце обделать!» Да, признаться сказать, под шумок и обделывали.

Трудно сказать, с чего у них первоначально распря пошла и кто первый задрал. Кажется, что Добродетели первые начали. Порок-то шустрый был и на выдумки гораздый.

Как пошел он, словно конь борзый, пространство ногами забирать, да в парчах, да в шелках по белу свету щеголять — Добродетели-то за ним и не поспели. И не поспевши, — огорчились.

«Ладно, говорят, щеголяй, нахал, в шелках! Мы и в рубище от всех почтены будем!» А Пороки им в ответ: «И будьте почтены с богом!»

Не стерпели Добродетели насмешки и стали Пороки на всех перекрестках костить. Выйдут в рубищах на распутие и пристают к прохожим: «Не правда ли, господа честные, что мы вам и в рубище милы?» А прохожие в ответ: «Ишь вас, салопниц, сколько развелось! проходите, не задерживайте! бог подаст!»

Так и остались Добродетели ни при чем, только пригрозили с досады: «Вот погодите! ушлют вас ужо за ваши дела на каторгу!»

А Пороки между тем всё вперед да вперед бегут, да еще и похваляются. «Нашли, говорят, чем стращать — каторгой! Для нас-то еще либо будет каторга, либо нет, а вы с самого рожденья в ней по уши сидите! Ишь, злецы! кости да кожа, а глаза, посмотри, как горят! Щелкают на пирог зубами, а как к нему приступиться — не знают!»

В одну из таких баталий шел мимо Иванушка-Дурачок, остановился и говорит сражающимся:

— Глупые вы, глупые! из-за чего только вы друг друга увечите! ведь первоначально-то вы все одинаково свойствами были, а это уж потом, от безалаберности да от каверзы людской, добродетели да пороки пошли.

Одни свойства понажали, другим вольный ход дали — колесики-то в машине и поиспортились.

И воцарились на свете смута, свара, скорбь… А вы вот что сделайте: обратитесь к первоначальному источнику — может быть, на чем-нибудь и сойдетесь!

Сказал это и пошел путем-дорогой в казначейство подать вносить.

Подействовали ли на сражающихся Иванушкины слова, или пороху для продолжения битвы недостало, только вложили бойцы мечи в ножны и задумались.

— Хорошо ему про «свойства» говорить! — первое молвило Смиренномудрие, — мы и сами не плоше его эти «свойства» знаем! Да вот одни свойства в бархате щеголяют и на золоте едят, а другие в затрапезе ходят да по целым дням не евши сидят. Иванушке-то с пола-горя: он набил мамон мякиной — и прав; а нас ведь на мякине не проведешь — мы знаем, где раки зимуют!

— Да и что за «свойства» такие проявились! — встревожилось Благочиние, — нет ли тут порухи какой? Всегда были Добродетели и были Пороки, сотни тысяч лет это дело ведется и сотни тысяч томов об этом написано, а он на-тко, сразу решил: «свойства»! Нет, ты попробуй, приступись-ка к этим сотням тысяч томов, так и увидишь, какая от них пыль столбом полетит!

Судили, рядили и наконец рассудили: Благочиние правду сказало.

Нет, о «свойствах» думать нечего, а вот компромисс какой-нибудь сыскать — или, как по-русски зовется, фортель — это, пожалуй, дельно будет. Такой фортель, который и Добродетели бы возвеселил, да и Порокам бы по нраву пришелся. Потому что ведь и Порокам подчас жутко приходится.

Вот намеднись Любострастие с поличным в бане поймали, протокол составили, да в ту же ночь Прелюбодеяние в одном белье с лестницы спустили. Вольномыслие-то давно ли пышным цветом цвело, а теперь его с корнем вырвали! Стало быть, и Порокам на фортель пойти небезвыгодно.

Милостивые государи! милостивые государыни! не угодно ли кому предложить: у кого на примете «средствице» есть?

Однако первый блин вышел комом. Бобылки были и мало представительны, и слишком податливы, чтоб выполнить возложенную на них задачу. Едва появились они в лагере Пороков, едва начали канитель разводить: «Помаленьку-то покойнее, а потихоньку — вернее», как Пороки всем скопищем загалдели:

— Слыхали мы-ста прибаутки-то эти! давно вы с ними около нас похаживаете, да не в коня корм! Уходите с богом, бобылки, не проедайтесь!

И как бы для того, чтобы доказать Добродетелям, что их на кривой не объедешь, на всю ночь закатились в трактир «Самарканд», а под утро, расходясь оттуда, поймали Воздержание и Непрелюбысотворение и поступили с ними до такой степени низко, что даже татары из «Самарканда» дивились: хорошие господа, а что делают!

Произросло между ними в ту пору существо среднего рода: ни рак, ни рыба, ни курица, ни птица, ни дама, ни кавалер, а всего помаленьку. Произросло, выровнялось и расцвело. И было этому межеумку имя тоже среднего рода: Лицемерие…

Все в этом существе было загадкою, начиная с происхождения. Сказывали старожилы, что однажды Смирение с Любострастием в темном коридоре спознались, и от этого произошел плод. Плод этот Добродетели сообща выкормили и выпоили, а потом и в пансион к француженке Комильфо отдали.

Догадку эту подтверждает и наружный вид Лицемерия, потому что хотя оно ходило не иначе, как с опущенными долу глазами, но прозорливцы не раз примечали, что по лицу его частенько пробегают любострастные тени, а поясница, при случае, даже очень нехорошо вздрагивает.

Несомненно, что в этом наружном двоегласии в значительной мере был виноват пансион Комильфо. Там Лицемерие всем главным наукам выучилось: и «как по струнке ходить», и «как водой не замутить», и «как без мыла в душу влезть»; словом сказать, всему, что добродетельное житие обеспечивает.

Об отце (Любострастии) сознавалась, что он был моветон и дерзкий — ко всем щипаться лез! Об матери (Смирение) — что она хотя не имела блестящей наружности, но так мило вскрикивала, когда ее щипали, что даже и не расположенные к щипанию Пороки (каковы Мздоимство, Любоначалие, Уныние и проч.) — и они не могли отказать себе в этом удовольствии.

Вот это-то среднее существо, глаза долу опускающее, но и из-под закрытых век блудливо окрест высматривающее, и выбрали Добродетели, чтоб войти в переговоры с Пороками, и такой общий modus vivendi [образ поведения (лат.)]изобрести, при котором и тем и другим было бы жить вольготно.

— Да ты по нашему-то умеешь ли? — вздумало было предварительно проэкзаменовать его Галантерейное Обращение.

— Я-то? — изумилось Лицемерие, — да я вот как…

— Ишь, дошлая! ну, а по-ихнему, по-порочному… как?

Но Лицемерие даже не ответило на этот вопрос. В один момент оно учинило нечто, ни для кого явственно не видимое, но до такой степени достоверное, что Прозорливство только сплюнуло: «Тьфу!»

И затем все одинаково решили: написать у нотариуса Бизяева общую доверенность для хождения по всем добродетельским делам и вручить ее Лицемерию.

Взялся за гуж, не говори, что не дюж: как ни горько, а пришлось у Пороков пардону просить. Идет Лицемерие в ихний подлый вертеп и от стыда не знает, куда глаза девать.

«Везде-то нынче это паскудство развелось! — жалуется оно вслух, а мысленно прибавляет: — Ах, хорошо Пороки живут!» И точно, не успело Лицемерие с версту от добродетельской резиденции отойти, как уж со всех сторон на него разливанным морем пахнуло. Смехи, да пляски, да игры — стон от веселья стоит.

И город какой отменный Пороки для себя выстроили: просторный, светлый, с улицами и переулками, с площадями и бульварами. Вот улица Лжесвидетельства, вот площадь Предательства, а вот и Срамной бульвар. Сам Отец Лжи тут сидел и из лавочки клеветой распивочно и навынос торговал.

Но как ни весело жили Пороки, как ни опытны они были во всяких канальских делах, а увидевши Лицемерие, и они ахнули. С виду — ни дать, ни взять, сущая девица; но точно ли сущая — этого и сам черт не разберет. Даже Отец Лжи, который думал, что нет в мире той подлости, которой бы он не произошел, — и тот глаза вытаращил.

— Ну, — говорит, — это я об себе напрасно мечтал, будто вреднее меня на свете никого нет. Я — что! вот он, настоящий-то яд, где! Я больше нахалом норовлю — оттого меня хоть и не часто, а все-таки от времени до времени с лестницы в три шеи спускают; а это сокровище, коли прильнет, — от него уж не отвертишься! Так тебя опутает, так окружит, что покуда все соки не вызудит — не выпустит!

Тем не менее, как ни велик был энтузиазм, возбужденный Лицемерием, однако и тут без розни не обошлось. Пороки солидные (аборигены), паче всего дорожившие преданиями старины, как, например: Суемудрие, Пустомыслие, Гордость, Человеконенавистничество и проч., — не только сами не пошли навстречу Лицемерию, но и других остерегали.

— Истинный порок не нуждается в прикрытии, — говорили они, — но сам свое знамя высоко и грозно держит. Что существенно нового может открыть нам Лицемерие, чего бы мы от начала веков не знали и не практиковали? — Положительно ничего.

Напротив, оно научит нас опасным изворотам и заставит нас ежели не прямо стыдиться самих себя, то, во всяком случае, показывать вид, что мы стыдимся. Caveant consules! [Пусть консулы будут бдительны! (лат.

)] До сих пор у нас было достаточно твердых и верных последователей, но ведь они, видя наши извороты, могут сказать: «Должно быть, и впрямь Порокам туго пришлось, коль скоро они сами от себя отрицаться должны!» И отвернутся от нас, вот увидите — отвернутся.

Как бы то ни было, но торжество Лицемерия было обеспечено. Молодежь, в лице Прелюбодеяния, Пьянства, Объедения, Распутства, Мордобития и проч., сразу созвала сходку и встретила парламентера такими овациями, что Суемудрие тут же нашлось вынужденным прекратить свою воркотню навсегда.

— Вы только мутите всех, старые пакостники! — кричала старикам молодежь. — Мы жить хотим, а вы уныние наводите! Мы в хрестоматию попадем (это в особенности льстило), в салонах блистать будем! нас старушки будут любить!

Словом сказать, почва для соглашения была сразу найдена, так что когда Лицемерие, возвратившись восвояси, отдало Добродетелям отчет о своей миссии, то было единогласно признано, что всякий повод для существования Добродетелей и Пороков, как отдельных и враждебных друг другу групп, устранен навсегда. Тем не менее старую номенклатуру упразднить не решались — почем знать, может быть, и опять понадобится? — но положили употреблять ее с таким расчетом, чтобы всем было видимо, что она прикрывает собой один только прах.

— Милости просим! покорно прошу! У нас про вас…

— Милости просим! покорно прошу! У нас про вас…

В постные дни постненьким потчуют, в скоромные — скоромненьким. Одной рукой крестное знамение творят, другой — неистовствуют. Одно око горе возводят, другим — непрестанно вожделеют. Впервые Добродетели сладости познали, да и Пороки не остались в убытке.

Напротив, всем и каждому говорят: «Никогда у нас таких лакомств не бывало, какими теперь походя жуируем!»

Читать другие сказки Салтыкова-Щедрина

Источник: http://slovobelova.ru/dobrodeteli-i-poroki

Валерий ДАНИЛЕНКО

ЧЕМ МИР СПАСЁТСЯ?

Главные добродетели в сказках М.Е. Салтыкова-Щедрина

    Уничтожьте идеалы (хотя бы и мужицкие),

заставьте замереть желание лучшего, и вы увидите,

как быстро загрубеет окружающая среда.

         М.Е. Салтыков-Щедрин. За рубежом (1;47)

Есть у Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина (1826-1889) сказка, которая называется «Добродетели и пороки». Это его единственная сказка, где добродетели и пороки выступают как живые люди. В число первых попали Смиреномудрие, Смирение, Благочиние, Умеренность, Аккуратность, Воздержание, Непрелюбысотворение и Галантерейное Обращение, а в число последних – Любострастие, Прелюбодеяние, Вольномыслие, Мздоимство, Любоначалие, Уныние, Лжесвидетельство, Предательство, Суемудрие, Пустомыслие, Гордость, Человеконенавистничество, Измена, Вероломство, Наушничество, Объедение, Ябеда, Распутство, Пьянство, Мордобитие и Ложь. Между добродетелями и пороками произросло существо среднего рода – Лицемерие – несчастный плод любви между Смирением и Любострастием. Оно оказалось способным примирить добродетели с пороками.

Селение Пороков оказалось многочисленнее, чем у Добродетелей. Тем более, что при перечислении последних «и проч.» отсутствует, а при перечислении первых оно повторяется несколько раз. В этом нет ничего удивительного, если принять во внимание, что «Пороки жили весело и ловко свои дела обделывали; а Добродетели жили посерее, но зато во всех азбуках и хрестоматиях как пример для подражания приводились. А втихомолку между тем думали: «Вот кабы и нам, подобно Порокам, удалось хорошенькое дельце обделать!». Да, признаться сказать, под шумок и обделывали» (2; 359). Кроме того, «порок-то шустрый был и на выдумки гораздый. Как пошёл он, словно конь борзый, пространство ногами забирать, да в парчах, да в шелках по белу свету щеголять – Добродетели-то за ним и не поспели» (там же). Не поспели, стало быть, они за Пороками и в плодовитости.

Нельзя также не учитывать и тот немаловажный факт, что М.Е. Салтыков-Щедрин был сатириком, а следовательно, на пороки у него был глаз намётан больше, чем на добродетели. Но отсюда не следует, что в его сказках нравственные идеалы отсутствуют. Однако, поскольку пороки в них явно преобладают над добродетелями, небезынтересно выяснить, какие же добродетели в них выдвинуты на первый план, какие из них он считал главными. Но для начала будет уместно сделать небольшой экскурс в историю этики, чтобы проследить, какие добродетели считали главными её некоторые выдающиеся представители.

 Сократ относил к главным добродетелям истину, справедливость, свободу, мужество и воздержанность, Аристотель – мужество, благоразумие, щедрость, великолепие, величавость, честолюбие, ровность, правдивость, дружелюбие и любезность[1], Августин – веру, надежду, милосердие (любовь), справедливость, мужество, умеренность и благоразумие. Но как только мы начинаем приближаться к Новому времени, так сразу же обнаруживаем, что моралисты этого времени, как правило, избегали давать точный список добродетелей (см. раздел «Нравственность» в 3). Естественно, что и в сказках М.Е. Салтыкова-Щедрина мы не найдём такого списка. Но если охватить мысленным взором все его сказки (в его 10-томное собрание сочинений включено 32 сказки), то мы всё-таки обнаружим нравственные приоритеты их автора. В его сказках на первый план выдвинуто только две добродетели – совесть и правда.

СОВЕСТЬ

На передний план эта добродетель выдвинута, по крайней мере, в двух сказках М.Е. Салтыкова-Щедрина – «Пропала совесть» и «Бедный волк». Но, разумеется, вскользь она упоминается и в некоторых других сказках. Так, она упоминается в «Вяленой волбе». В ней говорится, в частности, о том, как трудно живётся людям с лишней совестью и как легко – без совести: «Лишняя совесть наполняет сердца робостью, останавливает руку, которая готова камень бросить, шепчет судье: «Проверь самого себя!». А ежели у кого совесть, вместе с прочей требухой, из нутра вычистили, у того робости и в заводе нет, а зато камней – полна пазуха» (2; 385).

В сказке «Пропала совесть» совесть выступает как её главный герой. Правда, этот герой имеет жалкий вид: его, как тряпку, выбросили на дорогу. Лежала там совесть «истерзанная, оплеванная, затоптанная ногами пешеходов. Всякий швырял её, как негодную ветошь, подальше от себя; всякий удивлялся, каким образом в благоустроенном городе, и на самом бойком месте, может валяться такое вопиющее безобразие» (там же. – С.325). Может быть, людям от этого стало хуже? Ничего подобного!

Как и в «Вяленой волбе», пропажа совести в сказке «Пропала совесть» расценивается людьми как благо: «Пропала совесть. По-старому толпились люди на улицах и в театрах; по-старому они то догоняли, то перегоняли друг друга; по-старому суетились и ловили на лету куски, и никто не догадывался, что чего-то вдруг стало недоставать и что в общем жизненном оркестре перестала играть какая-то дудка. Многие начали даже чувствовать себя бодрее и свободнее. Легче сделался ход человека: ловчее стало подставлять ближнему ногу, удобнее льстить, пресмыкаться, обманывать, наушничать и клеветать. Всякую болесть вдруг как рукой сняло; люди не шли, а как будто неслись; ничто не огорчало их, ничто не заставляло задуматься; и настоящее, и будущее – всё, казалось, так и отдавалось им в руки, – им, счастливцам, не заметившим о пропаже совести» (там же. – С.324).

Какой же оказалась судьба совести, выброшенной на улицу? Слава богу, нашёлся какой-то пьянчужка, который подобрал её, но сразу же его стали мучить угрызения совести. Вот почему он подсунул её новому владельцу. Поочерёдно совесть перемещается от пропойцы к хозяину питейного заведения, вору и финансисту. Каждому из них она не в милость. Вот почему каждый норовит от неё побыстрее избавиться.

Особенно тяжко пришлось финансисту Самуилу Давыдычу Бржоцкому. Когда он получил конверт с совестью, его стало корёжить. «Едва взял Самуил Давыдыч в руки конверт, как заметался во все стороны, словно угорь на угольях.

– И сто зе это такое! и зацем мне эта вессь! – завопил он, трясясь всем телом» (там же. – С.333).

Но всё-таки он оказался самым стойким среди других владельцев совести: как настоящий герой, он ей не поддался. «Я не стану описывать здесь мучения, – читаем мы дальше, – которые претерпел Самуил Давыдыч в этот памятный для него день; скажу только одно: этот человек, с виду тщедушный и слабый, геройски вытерпел самые лютые истязания, но даже пятиалтынного возвратить не согласился.

– Это сто зе! это ницего! только ты крепце дерзи меня, Лия! – уговаривал он жену во время самых отчаянных пароксизмов, – и если я буду спрасивать скатулку – ни-ни! пусть луци умру!» (там же. – С.333-334). Как и другие владельцы совести, Самуил Давыдыч сумел её сбыть с рук.

 «И долго таким образом шаталась бедная, изгнанная совесть по белому свету, и перебывала она у многих тысяч людей. Но никто не хотел её приютить, а всякий, напротив того, только о том думал, как бы отделаться от неё и хоть бы обманом, да сбыть с рук» (там же. – С.335).

Но финал сказки «Пропала совесть» внушает надежду. По просьбе самой совести некий мещанинишка вложил её в чистое сердце маленького русского ребёнка. В последнем абзаце читаем: «Растёт маленькое дитя, а вместе с ним растёт в нём и совесть. И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нём большая совесть. И исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия, потому что совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама» (там же. – С.335). Только один вопрос возникает: «Когда же это русское дитя вырастет?». Сколько ещё-то можно ждать?

В сказке «Бедный волк» у совести менее безысходная судьба, чем в предшествующей. Бедного волка она тоже очень долго мучила за все его бесчисленные злодеяния, которые он принёс животным и людям. Но мучить она его стала только в старости. А в былые времена всё было спокойно. Вот как он объяснял своё кровожадное поведение медведю: «А ведь я, кроме мясного, – ни-ни! Вот хоть бы ваше степенство, к примеру, взять: вы и малинкой полакомитесь, и медком от пчёл позаимствуетесь, и овсеца пососёте, а для меня ничего этого хоть бы не было! Да опять же и другая вольгота у вашего степенства есть: зимой, как заляжете вы в берлогу, ничего вам, кроме собственной лапы, не требуется. А я и зиму, и лето – нет той минуты, чтобы я о пище не думал! И всё об мясце. Так каким же родом я эту пищу добуду, коли прежде не зарежу или не задушу?» (там же. – С.355). На Топтыгина эти слова произвели сильное впечатление. Он только и сумел ему сказать: «Да ты бы хоть полегче, что ли…» (там же. – С.356).

Любопытна здесь позиция автора сказки. В самом начале мы читаем у него о волке: «…ничего он, кроме мясного, есть не может. А чтобы достать мясную пищу, он не может иначе поступать, как живое существо жизни лишить. Одним словом, обязывается учинить злодейство, разбой. Не легко ему пропитание его достаётся. Смерть-то ведь никому не сладка, а он именно только со смертью ко всякому лезет. Поэтому кто посильнее – сам от него обороняется, а иного, который сам защититься не может, другие обороняют» (там же. – С.353).

Уж не всерьёз ли М.Е. Салтыков-Щедрин поддался здесь чарам социал-дарвинизма? Этот вывод поспешен. Он говорит здесь устами волка, а не своими собственными. Обнаружить здесь у него хоть осколки социал-дарвинизма не позволяет основная идея сказки «Бедный волк». Эта идея заключается в том, чтобы показать, что совесть может проснуться даже в волчьем положении. Вот почему его бедный волк добровольно ради неё идёт на смерть. В результате волк в этой сказке оказался лучше людей, описанных в сказке «Пропала совесть», где не нашлось ни одного человека, который бы оставил у себя совесть.

ПРАВДА

Ещё до написания сказок в 1883-1886 гг. М.Е. Салтыков-Щедрин поместил в шестую главу своей книги «За рубежом» (1880-1881) свой сказочный сон, который оформил в виде прерванной сцены, названной им «Торжествующая свинья, или разговор свиньи с правдою». В этой сцене он даёт такой портрет правды: «Особа, которой, по штату, полагается быть вечно юною, но уже изрядно побитая. Прикрыта, по распоряжению начальства, лохмотьями, сквозь которые просвечивает классический полный мундир, то есть нагота» (1; 222). Правда здесь, как видим, изображается в виде жалкой девицы. Ведущая роль в её разговоре со свиньёй принадлежит не ей, а свинье. Этому способствует и обстановочка: он происходит в хлеве.

Свинья задаёт, в частности, такой вопрос: «Правда ли, что ты говорила: законы-де одинаково всех должны обеспечивать, потому-де что, в противном случае, человеческое общество превратится в хаотический сброд враждующих элементов… Об каких это законах ты говорила? По какому поводу и кому в поучение, сударыня, разглагольствовала? ась?» (там же. – С.223).

На большинство вопросов свиньи правда не отвечает, отделываясь возгласом: «Ах, свинья!». Но, по крайней мере, на один вопрос она сумела свинье ответить. «Где корень зла? – спрашивает свинья. П р а в д а (растерянно). Корень зла, свинья? корень зла… корень зла… (Решительно и неожиданно для самой себя.) В тебе, свинья!» (там же).

Сон автора, тем не менее, оканчивается для правды весьма печально: её чавкает свинья под улюлюканье счастливой публики. Одно утешение: на этом сон обрывается. Поэтому нам не дано узнать, съела свинья правду или не съела. Но мы догадываемся, что ей это не удалось сделать. Вот почему она появляется в сказках М.Е. Салтыкова-Щедрина в новом обличье. Это происходит в сказках «Ворон-челобитчик» и «Рождественской сказке».

В сказке «Ворон-челобитчик» М.Е. Салтыков-Щедрин употребляет слово «правда» в значении «справедливость». Это вполне соответствует этимологическому духу русского языка. Ворон в этой сказке – борец за правду-справедливость. «Всё сердце у старого ворона изболело. Истребляют вороний род: кому не лень, всякий его бьет. И хоть бы ради прибытка, а то просто ради потехи. Да и само вороньё измалодушничалось» (4; 42).

Преодолев собственное малодушие, ворон летит искать правду-матку к ястребу, кречету и коршуну. Из уст первого из них он услышал: «Ты говоришь, что копчики корм у вас на лету отнимают, что я сам, ястреб, ваши гнезда разоряю, что мы не защитники ваши, а разорители. Что ж: вы кормиться хотите – и мы кормиться хотим. Кабы вы были сильнее – вы бы нас ели, а мы сильнее – мы вас едим. Ведь это тоже правда. Ты мне свою правду объявил, а я тебе – свою; только моя правда воочию совершается, а твоя за облаками летает. Понял?» (там же. – С.47).

Дряхлый коршун продолжил мысль ястреба о плюрализме мнений: «Жестокое тебе слово ястреб сказал, но правильное. Хороша правда, да не во всякое время и не на всяком месте её слушать пригоже. Иных она в соблазн ввести может, другим – вроде укоризны покажется. Иной и рад бы правде послужить, да как к ней с пустыми руками приступиться! Правда не ворона – за хвост её не ухватишь. Посмотри кругом – везде рознь, везде свара; никто не может настоящим образом определить, куда и зачем он идет… Оттого каждый и ссылается на свою личную правду» (там же. – С.51).

Но заканчивает свою речь коршун сладкими словами о единой правде – правде для всех: «Но придёт время, когда всякому дыханию сделаются ясными пределы, в которых жизнь его совершаться должна, – тогда сами собой исчезнут распри, а вместе с ними рассеются как дым и все мелкие «личные правды». Объявится настоящая, единая и для всех обязательная Правда; придёт и весь мир осияет. И будем мы жить все вкупе и влюбе. Так-то, старик!» (там же). «Жаль в это время прекрасное, – добавлю я от Н.А. Некрасова, – жить не придётся ни мне, ни тебе».

О зловещих последствиях разнузданного плюрализма мнений нам поведал в притче «Правда» А.К. Толстой; притча была написана в 1868 г. Вот как её автор обрисовал правду (Тютчев Ф.И., Толстой А.К., Полонский Я.П., Апухтин А.Н. Избранное. Сост. В.Б. Иовик. – М., 1984. – С.216):

Ах ты гой еси, правда-матушка!

Велика ты, правда, широка стоишь!

Ты горами поднялась до поднебесья,

Ты степями, государыня, раскинулась,

Ты морями разлилася синими,

Городами изукрасилась людными,

Разрослася лесами дремучими!

Не объехать кругом тебя во сто лет,

Посмотреть на тебя – шапка валится!

Прекрасный образ! Но зачем он понадобился автору? А вот зачем:

Выезжало семеро братиев,

Семеро выезжало добрых молодцев,

Посмотреть выезжали молодцы,

Какова она, правда, на свете живет?

А и много про неё говорено,

А и много про неё писано,

А и много про неё лыгано.

Поскакали добры молодцы,

Все семеро братьев удалыих,

И подъехали к правде со семи концов,

И увидели правду со семи сторон.

Речь, как видим, идёт о том, что каждый из семи братьев увидел правду со своей стороны. Чем же обернулась эта односторонность? Чем обернулся их плюрализм взглядов? Кровавой бойней:

Посмотрели добры молодцы,

Покачали головами удалыми

И вернулись на свою родину;

А вернувшись на свою родину,

Всяк рассказывал правду по-своему;

Кто горой называл её высокою,

Кто городом людным торговыим,

Кто морем, кто лесом, кто степию.

И поспорили братья промеж собой,

И вымали мечи булатные,

И рубили друг друга до смерти,

И, рубяся, корились, ругалися,

И брат брата звал обманщиком.

Наконец полегли до единого

Все семеро братьев удалыих;

Умирая ж, каждый сыну наказывал,

Рубитися наказывал до смерти,

Полегти за правду за истину;

То ж и сын сыну наказывал,

И доселе их внуки рубятся,

Все рубятся за правду за истину,

На великое себе разорение.

Вот вам и плюрализм мнений! Вот вам и «у каждого своя правда»! «У каждого своя правда» – это не что иное, как отсутствие мировоззренческого единства. Это разброд и шатание, которое может обернуться кровавой бойней. Между тем правда в идеале, как вещал коршун в сказке М.Е. Салтыкова-Щедрина «Ворон-челобитчик», для всех одна.

Неожиданным оказалось у М.Е. Салтыкова-Щедрина введение правды в «Рождественскую сказку». Неожиданным для атеистических убеждений её автора. Он вкладывает здесь правду в уста батюшки. В своей проповеди он сказал: «В чём же заключается Правда, о которой я беседую с вами? На этот вопрос отвечает нам евангельская заповедь. Прежде всего, люби Бога, и затем люби ближнего, как самого себя. Заповедь эта, несмотря на свою краткость, заключает в себе всю мудрость, весь смысл человеческой жизни» (4; 53). Эти слова запали в душу маленького Серёжи. Но он заболел и умер – со словами: «Мама! смотри! весь в белом… это Христос… это Правда… За ним… к нему….» (там же. – С.62).

Как понимать финал этой сказки? Видимо, его надо понимать так: нет правды на земле, она – в небесах, у Бога. Вот как объясняют этот финал В.Н. Баскаков и А.С. Бушмин: «Салтыкову не свойственна апелляция к религии и церкви, он прекрасно понимал и неоднократно разоблачал в своей сатире их реакционную сущность… Почему же Салтыков прибегнул к религиозной форме, не соответствующей сущности его социального и поэтического мировоззрения? …Выбор «религиозной формы» повествования… навязан писателю конкретно-историческими условиями времени» (2; 561).

Если освободить правду, выраженную в последней сказке М.Е. Салтыкова-Щедрина, от религиозной формы, то она должна звучать так: «Люби ближнего». А если этот ближний окажется похожим на майора Топтыгина, который, как только появился в своём воеводстве, так сразу же чижика съел? А если этот ближний похож на щуку, которая съела карася-идеалиста? Именно он собирался эту щуку до седьмого пота прошибить правдой. Например, такой: «Зло душило, давило, опустошало, предавало мечу и огню, а зиждущей силой являлось только добро. Оно устремлялось на помощь угнетённым, оно освобождало от цепей и оков, оно пробуждало в сердцах плодотворные чувства, оно давало ход парениям ума» (2; 401).

Так в чём же правда? Высшая правда заключена в смысле человеческой жизни. М.Е. Салтыков-Щедрин видел её прежде всего в том, чтобы открывать людям глаза на мир, в котором они живут. Он делал это блестяще. Об этом, в частности, свидетельствуют его бессмертные сказки. Из них следует, что мир спасётся совестью и правдой.

_______________________________________________________________

ЛИТЕРАТУРА:

1. Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. Соч. в десяти томах. Т.7. – М.: Правда, 1988.

2. Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. Соч. в десяти томах. Т.8. – М.: Правда, 1988.

3. Даниленко В.П., Даниленко Л.В. Основы духовной культуры в картинах мира. – Иркутск: ИГУ, 1999.

4. Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. Соч. в десяти томах. Т.9. – М.: Правда, 1988.

 

---

[1] Под мужеством он имел в виду способность человека безбоязненно встретить смерть, под благоразумием – умеренность в получении телесных удовольствий, под щедростью – способность легко делиться с людьми своим имуществом, под великолепием – отсутствие мелочности, под величавостью – честь, под честолюбием – желание славы, под ровностью – спокойствие, под правдивостью – отсутствие лживости, под дружелюбием – способность находить общий язык с любым человеком и под любезностью – способность к остроумию.

Жанр: сатирическая сказка

Читайте краткое содержание других сказок Михаила Салтыкова-Щедрина:

Речами тих, да сердцем лих.

Прост как свинья, а лукав как змея.

Говорит прямо, а делает криво.

Одной рукой дает, другою отнимает.

Добродетели и Пороки всегда во вражде были. Неизвестно с чего это у них началось, но никогда не прекращалось. Пороки ходили в шёлках, жили богато, Добродетели бродили в рубище.

Пороки над Добродетелями смеялись, Добродетели на Пороки жаловались.

И никак эта распря прекратиться не могла. 

Но раз шёл мимо Иванушка-дурачок и сказал, что напрасно Пороки с Добродетелями спорят. Ведь они суть одно — свойства.

Не согласились с этим Добродетели, а Пороки и вовсе не стали голову ломать. Сотни тысяч лет Пороки и Добродетели были, а тут какой-то дурак их свойствами звать изволил!

Но компромисс решили достичь.

Послали Добродетели к Порокам Умеренность и Аккуратность, которые тайком с Пороками общались. Но не вышло толку из этого посольства. Прогнали их Пороки, а над остальными еще пуще издеваться начали.

И тогда нашлось меж Добродетелей Лицемерие. С виду скромница, а внутри сам чёрт не разберет.

Увидели Лицемерие пороки и ахнули. Но не все. Солидные пороки остерегали других от Лицемерия, говоря, что настоящий порок в прикрытии не нуждается, но мало кто их слушал. Некоторые давно с Лицемерием знакомы были, такие как Измена и Вероломство. А остальные, вроде Пьянства или Распутства, приняли Лицемерие на ура.

Успехом закончилась миссия Лицемерия и помирились Пороки с Добродетелями. Отчего немалая выгода и тем, и тем вышла. Одной рукой крестное знамение творят, другой неистовствуют. Впервые Добродетели сладости познали, да и Пороки не в убытке остались.

1884
Краткое содержание сказки
Читается за 3 минуты

: Добродетели и Пороки долго враждовали. В роли примирителя выступило Лицемерие — порождение Смирения и Любострастия. С его помощью Пороки и Добродетели стали притворяться своей противо­по­ложностью.

Добродетели издавна завидовали Порокам, потому что те умели ловко устраивать свои дела, ходили в красивых одеждах и всегда были сыты. Хотя Добродетели и сами частенько обстряпывали дела не самым честным образом, но держали это в тайне. Пороки же были не против попасть в азбуки и хрестоматии, как Добродетели, и быть примером для подражания.

Вражда началась с того, что Порок пошёл по свету щеголять, а Добродетели за ним не поспели. Огорчившись, они стали ругать Пороки на всех перекрёстках, но прохожие лишь отмахивались от плохо одетых Добродетелей. Обращались и к городовым, но тоже не помогло. Тогда Добродетели стали пугать Пороки каторгой. Но те не испугались, так как им каторга грозила лишь теоретически, а Добродетели находились на ней постоянно.

Вражда становилась всё сильнее. Бывали и драки, и Пороки всегда побеждали. Однажды во время такой драки мимо проходил Иванушка-Дурачок.

👱🏻Иванушка-Дурачок — прохожий, шёл в казна­чей­ство по делам.

Он обратил внимание, что раньше и Пороки, и Добродетели были нейтральными свойствами человека.

Глупые вы, глупые! из-за чего только вы друг друга увечите! ведь первоначально-то вы все одинаково свойствами были, а это уж потом, от безалаберности да от каверзы людской, добродетели да пороки пошли.

Бойцы задумались. Правда, думали в основном Добродетели, а Пороки по делам отправились. В итоге решили, что раз написано столько книг, в которых говорится о разделении человеческих качеств на Пороки и Добродетели, то отказываться от такой классификации нельзя. Вместо этого нужно найти компромисс, тем более что и Пороки, которым порой приходилось несладко из-за дурной репутации, тоже были не против помириться.

Стали Добродетели искать средство, которое порок в добродетель может превратить, и наоборот, и нашли Умеренность и Аккуратность, которые вроде и жили скромно на отшибе, но торговали потихоньку вином и тайно принимали у себя Пороки. Но Порокам не понравились претенденты, слишком податливые и непредста­ви­тельные. В знак протеста Пороки всю ночь провели в трактире, предаваясь излишествам и непотребствам.

Тогда Добродетели выдвинули на роль примирителя недавно появившееся в их лагере Лицемерие, и с его помощью противникам наконец удалось наладить отношения. Говорили, что Лицемерие произошло от отношений Смирения и Любострастия и воспитывалось в пансионе, где и выучилось всем необходимым для примирения Пороков и Добродетелей умениям, в частности, притворяться то порочным, то доброде­тельным качеством человека.

Добродетели поручили Лицемерию ходить по всем делам к Порокам и заверили это право у нотариуса. И отправилось Лицемерие просить прощения у Пороков. Те поразились подлости нового качества. Некоторые матёрые Пороки были против Лицемерия и не хотели ничем прикрываться, но молодые Пороки были за, так как хотели попасть в хрестоматии и быть любимыми старушками.

Соглашение было заключено и мир установлен. С тех пор с помощью Лицемерия любые Пороки или Добродетели могли прикинуться своей противо­по­ложностью. А Иванушка-Дурачок так и не понял, почему они не захотели быть просто свойствами.

Предыдущая

Пересказы«Игрушечного дела людишки» за 7 минут. Краткое содержание сказки Салтыкова-Щедрина

Следующая

Пересказы«Человек за бортом» за 5 минут. Краткое содержание рассказа Станюковича