Доктор булгаков в цикле рассказов записки юного врача

Доктор Булгаков в цикле рассказов «Записки юного врача»

Курсовая
работа

На тему

Оглавление

Введение

1. Автобиографичность цикла рассказов «Записки юного врача»      

2. Земский врач в произведениях В. Вересаева и М. Булгакова

3. Особенности цикла «Записки юного врача»        

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Среди писателей во все
времена было немало врачей: Ф.Рабле и Ф. Шиллер, А.П. Чехов и В.В. Вересаев.
М.А. Булгаков также был врачом по образованию, поэтому медицина занимает важное
место в его произведениях. «Сочетание «литература-медицина», — по мнению Е.В.
Панаевой, изучающей роль медицины в творчестве М.А. Булгакова, — не случайно;
изучение медицинских дисциплин дает не только знание болезней, но и
предусматривает проникновение в глубины психики и психологии»[1].
«Специфика врачебной профессии требует предельной наблюдательности и внимания.
Это является связующим звеном между литературой и медициной. Независимо от
того, оставил ли писатель-медик лечебную практику или нет, полученный им опыт
настолько цепок, что даже независимо от воли автора он отражается в характере
произведений»[2].

Многие считают, что
цикл рассказов М.А. Булгакова «Записки юного врача» полностью автобиографичен и
не имеет ценности как художественное произведение, так как рассказывает лишь о
профессиональном становлении Булгакова-врача. Но такая точка зрения
недопустима, когда дело касается произведений такого писателя, как Михаил
Афанасьевич Булгаков. Поэтому основная задача этой работы состоит в том, чтобы
показать, что между его самобытными персонажами и их прототипами, между
реальными событиями и сюжетами булгаковской прозы и пьес – огромная дистанция.
Читая Булгакова, постоянно встречаешь подлинные имена реально существующих
людей или же прозрачные намеки на них, описания исторических событий, городов и
сел, улиц, зданий, предметов быта. Вся ранняя проза Булгакова подчеркнуто
автобиографична, чаще всего написана «от первого лица», упорно выдает себя за
дневник или мемуары, полна реальных имен и событий. Проза его насыщена
конкретными деталями и образами и поэтому нуждается в развернутых комментариях,
поэтому постараемся определить, где заканчивается образ М.А. Булгакова и
начинается литературный вымысел, так как сегодняшнему читателю Булгакова такие
разъяснения необходимы, иначе он не поймет всей глубины и самобытности идей
писателя, движений его мысли.

булгаков
врач прототип писатель

1.
Автобиографичность цикла рассказов «Записки юного врача»

«Записки юного врача» —
цикл, состоящий из рассказов «Полотенце с петухом», «Крещение поворотом», «Стальное
горло», «Вьюга», «Тьма египетская», «Пропавший глаз» и «Звездная сыпь». Все эти
рассказы в 1925-1926 гг. публиковались в московском журнале «Медицинский
работник», а также («Стальное горло») в ленинградском журнале «Красная панорама».
При публикации все они, за исключением двух, имели подзаголовки «Записки юного
врача», или такое же подстрочное примечание. К рассказу «Тьма египетская»
имеется сноска: «Из готовящейся к изданию книги «Записки юного врача», однако
книга так и не была издана при жизни Булгакова. В рассказе «Стальное горло»
подзаголовок был другой: «Рассказ юного врача», а рассказ «Звездная сыпь»
вообще не имел подзаголовков и примечаний, относящих его к какому-либо циклу или
книге.

Впервые «Записки юного
врача» в виде цикла вышли в 1963 г. в Библиотеке «Огонька» (№ 23) без рассказа «Звездная
сыпь» (как не имеющего прямых указаний на принадлежность к «Запискам»), с
изменением заглавия «Стальное горло» на «Серебряное горло» и датировки событий
с 1917 г. на 1916 г., возможно, по цензурным соображениям, а также для
искусственного сближения времени действия с временем приезда Булгакова в село
Никольское Сычевского уезда Смоленской губернии в качестве земского врача.

К «Запискам юного врача»
примыкает рассказ «Морфий», опубликованный в «Медицинском работнике» в 1927 г.,
однако «большинство исследователей этот рассказ в состав цикла не включает,
поскольку он не только не имел никаких указаний на принадлежность к «Запискам»
при публикации, но и достаточно сильно отличается от рассказов цикла по форме и
содержанию»[3].

М. А. Булгаков с
отличием закончил медицинский факультет Киевского университета, но врачом
проработал недолго. За годы учебы на медицинском факультете М. Булгаков
прослушал около 40 дисциплин, прочитанных видными биологами и медиками.
Естественно, что такой багаж профессиональных знаний и умений не мог пропасть
даром. Художественные произведения Булгакова несут на себе отпечаток
полученного образования и, хотя и не долгой, врачебной деятельности.

Хотя некоторые факты
биографии писателя с апреля 1916 г. по март 1918 г. были освещены в печати, все
же период врачебной практики писателя остается менее всего изученным.

В 1916г. М.А. Булгаков
окончил медицинский факультет Императорского университета Св. Владимира (Киев)
и получил «Временное свидетельство» № 142 от 6 апреля 1916 г. об окончании
университета. 16 июля того же года он был откомандирован в качестве «врача
резерва» в распоряжение смоленского губернатора.

До работы в земских
больницах, по воспоминаниям сестры писателя Надежды Афанасьевны Земской[4],
«немедленно после окончания университета Михаил Булгаков поступил в Красный
Крест и добровольно уехал на юго-западный фронт, где работал в военном
госпитале в городах Западной Украины: в Каменец-Подольском и Черновицах (ныне
Черновцы). Там он получил первые врачебные практические навыки, особенно по
хирургии». Практика врача в боевых условиях наступления IX
армии дала Булгакову многое. Можно считать применимой к нему следующую фразу из
рассказа «Морфий»: «Впрочем, много помог мне госпиталь на войне»[5].

С 29 сентября 1916 г. по
18 сентября 1917 г. Булгаков работал в Никольской больнице, затем в больнице
города Вязьмы – с 20 сентября 1917 г. по 22 февраля 1918 г.

В написанных в 20-е
годы «Записках юного врача» смоленский период жизни Булгаков рисовал в
достаточно светлых тонах. Главный герой нес просвещение (не всегда успешно)
темным, необразованным крестьянам, исцелял их от недугов, а службу в земстве
осознавал как некую высокую миссию. Но, по мнению Б. Соколова[6],
такое чувство, скорее всего, появилось уже после связанных с революцией и
Гражданской войной крутых перемен в Булгаковской судьбе. Тогда же, в земстве,
все представлялось ему, молодому человеку, будничным, лишенным романтики. В
письме Н.А. Земской 31 декабря 1917 года он с явным сожалением отмечал: «И
вновь тяну лямку в Вязьме… Я живу в полном одиночестве…» Но тут же добавляет: «Зато
у меня есть широкое поле для размышлений. И я размышляю. Единственным моим
утешением является для меня работа и чтение по вечерам…»[7]

Даже в Вязьме, уездном
центре, где с осени 1917 года довелось трудиться Булгакову и где имелось
какое-никакое интеллигентное общество, ему оказалось не с кем общаться. Что уж
говорить о Никольском, от которого до уездного центра Сычевки 35 верст, а до
ближайшей железнодорожной станции Ново-Дугинской Николаевской дороги — 20. В
этих условиях труд врача, скорее всего, представлялся Булгакову не только «тяжелой
лямкой», но и единственной отдушиной в уездной глуши. И Т.Н. Лаппа в своих
воспоминаниях рисует совсем не идиллическую картину их жизни в Никольском и
позднее в Вязьме. Вот ее рассказ о прибытии в Никольское: «Отвратительное
впечатление. Во-первых, страшная грязь. Но пролетка была ничего, рессорная, так
что не очень трясло. Но грязь бесконечная и унылая, и вид такой унылый. Туда
приехали под вечер. Такое все… Боже мой! Ничего нет, голое место, какие-то
деревца… Издали больница видна, дом такой белый и около него флигель, где
работники больницы жили, и дом врача специальный. Внизу кухня, столовая,
громадная приемная и еще какая-то комната. Туалет внизу был. А вверху кабинет и
спальня. Баня была в стороне, ее по-черному топили» [8].

По штату на Никольский
врачебный пункт полагалось два врача, но в условиях военного времени Булгаков
был здесь единственным доктором. Ему подчинялись три фельдшера и две акушерки. «Пункт
обслуживал несколько волостей Сычевского уезда с 295 селениями и более чем 37
тысячами жителей. В больнице в Никольском был 24 койки, еще 8 – в инфекционном
и 2 – в родильном отделении» [9]. Молодой
врач не испытывал недостатка в инструментах и лекарствах: его предшественник,
обрусевший чех Леопольд Леопольдович Смрчек, оставил после себя богатый
инструментарий и богатую библиотеку. В рассказах «Полотенце с петухом», «Крещение
поворотом» и «Тьма египетская» Л.Л. Смрчек введен в повествование, как «предшественник
Леопольд Леопольдович», которого местные крестьяне называли по-своему «Липонтием
Липонтьевичем». Писатель изобразил его «опытным хирургом», «замечательным
доктором», что было вполне справедливо.

Сразу же после приезда
Булгакову пришлось сразу же проявить свое врачебное искусство в случае со
сложными родами. Позднее этот эпизод послужил основой для рассказа «Крещение
поворотом». Только вот отношение мужа роженицы к врачу было вовсе не столь
благодушным, как это представлено в художественной версии событий. Вспоминает
Т.Н. Лаппа: « В первую же ночь, как мы приехали, Михаила к роженице вызвали. Я
сказала, что тоже пойду, не останусь одна в доме. Он говорит: «Забирай книги, и
пойдем вместе». Только расположились и пошли ночью в больницу. А муж этой
увидел Булгакова и говорит: «Смотри, если ты ее убьешь, я тебя зарежу». Вот,
думаю, здорово. Первое приветствие. Михаил посадил меня в приемной, «Акушерство»
дал и сказал, где раскрывать. И вот прибежит, глянет, прочтет и опять туда.
Хорошо акушерка опытная была. Справились, в общем… И все время потом ему там
грозили»[10].

Очень скоро М.А. Булгаков
приобрел опыт и оперировал уже без учебника. Больных на приеме было очень
много, к тому же его часто вызывали к больным в окрестные деревни. По
утверждению Татьяны Николаевны, «диагнозы он замечательно ставил. Прекрасно
ориентировался»[11].

«В выданном Булгакову
18 сентября 1917 года по случаю откомандирования в Вязьму удостоверении
отмечалось, что за время службы в Никольском он «зарекомендовал себя энергичным
и неутомимым работником на земском поприще». За период с 29 сентября 1916 года
по 18 сентября 1917 года Михаил Афанасьевич принял 15361 амбулаторного
больного, а на стационарном лечении пользовал 211 человек»[12].
Получается, что в день, без учета стационарных больных, у Булгакова было около
50 посещений. Это исключая выходные и праздники, а также те дни, когда Булгаков
уезжал за пределы Сычевского уезда. Нагрузка колоссальная. В рассказе «Вьюга»
Булгаков пишет даже о сотне больных в день, и, возможно, это не поэтическое
преувеличение, а отражение реальности наиболее сложных для него дней. В
упомянутом удостоверении перечислены и все произведенные молодым врачом
операции: «ампутация бедра (1), отнятие пальцев на ногах (3), выскабливание
матки (18), обрезание крайней плоти (4), акушерские щипцы (2), поворот на ножку
(3), ручное удаление последа (1), удаление атеромы и липомы (2) и трахеотомий (1);
кроме того, производилось: зашивание ран, вскрытие абсцессов и нагноившихся
атером, проколы живота (2), вправление вывихов; один раз проводилось под
хлороформенным наркозом удаление осколков раздробленных ребер после
огнестрельного ранения»[13]. Многие
из этих операций Булгаков запечатлел позднее в рассказах: поворот на ножку – в «Крещении
поворотом», ампутацию бедра – в «Полотенце с петухом», трахеотомию – в «Стальном
горле», а удаление осколков раздробленных ребер после огнестрельного ранения –
в «Пропавшем глазе».

Булгаков был
действительно хорошим и удачливым врачом. Сам Михаил Афанасьевич в рассказе «Вьюга»
так описал будни земского врача: «Ко мне на прием по накатанному санному пути
стали ездить по сто человек крестьян в день. Я перестал обедать… И кроме того,
у меня было стационарное отделение на тридцать человек. И кроме того, я ведь
делал операции. Одним словом, возвращаясь из больницы в девять часов вечера, я
не хотел ни есть, ни пить, ни спать… И в течение двух недель по санному пути
меня ночью увозили раз пять»[14]. Но
благодаря этому Булгаков приобрел немалый врачебный опыт.

Но в жизни успешного
земского врача случилось несчастье: Михаил Булгаков пристрастился к морфию.
Т.Н. Лаппа рассказывала: «Привезли ребенка с дифтеритом, и Михаил стал делать
трахеотомию. Знаете, горло так надрезается? Фельдшер ему помогал, держал там
что-то. Вдруг ему стало дурно. Он говорит: «Я сейчас упаду, Михаил Афанасьевич».
Хорошо, Степанида перехватила, что он там держал, и он тут же грохнулся. Ну уж
не знаю, как там они выкрутились, а потом Михаил стал пленки из горла
отсасывать и говорит: «Знаешь, мне, кажется, пленка в рот попала. Надо сделать
прививку». Я его предупреждала: «Смотри, у тебя губы распухнут, лицо распухнет,
зуд будет страшный в руках и ногах». Но он все равно: «Я сделаю». И через
некоторое время началось: лицо распухает, тело сыпью покрывается, зуд безумный.
Безумный зуд. А потом страшные боли в ногах. Это я два раза испытала. И он,
конечно, не мог выносить. Сейчас же: «Зови Степаниду». Я пошла туда, где они
живут, говорю, что «он просит вас, чтобы вы пришли». Она приходит. Он: «Сейчас
же мне принесите, пожалуйста, шприц и морфий». Она принесла морфий, впрыснула
ему. Он сразу успокоился и заснул. И ему это очень понравилось. Через некоторое
время, как у него неважное состояние было, он опять вызвал фельдшерицу. Она же
не может возражать, он же врач… Опять впрыскивает. Но принесла очень мало
морфия. Он опять Вот так это и началось»[15].

Очевидно, морфинизм
Булгакова не был только следствием несчастного случая с трахеотомией. Причины
лежат глубже и связаны с беспросветностью жизни в Никольском. Михаил Булгаков,
привыкший к городским развлечениям и удобствам, наверное, тяжело и болезненно
переносил вынужденный сельский быт, да еще в такой глуши, как Никольское («не
случайно позднее он стал едва ли не самым урбанистским из русских писателей»[16]).
Наркотик давал забытье, отгораживал от действительности, рождал сладкие грезы,
которых так не хватало в его жизни. Булгаков надеялся, что в уездном городе,
Вязьме, многое будет иначе, но он ошибся.

Интеллигенции, с
которой мог бы общаться Булгаков, в Вязьме почти не было, да и его болезнь не
располагала к общению. Не исключено, что Булгаков специально поселился не в
больничной квартире, а подальше от места службы, чтобы после работы не быть на
виду у коллег и легче скрывать болезнь.

Октябрьская революция
национализацией банков сразу же подрубила благосостояние Булгакова, как и всего
среднего класса в стране. Имея большой врачебный опыт, он надеялся на
значительные доходы от частной практики в Киеве, особенно с такой популярной
специальностью, как венеролог. Михаил Афанасьевич с 1917 года старался
освободиться от военной службы и, как следствие, от работы в земстве, для
возвращения в Киев но удалось ему это лишь в феврале 1918 года. 19 февраля он
получил удостоверение «Московского уездного революционного штаба по части
запасной», выданное «врачу резерва Михаилу Афанасьевичу Булгакову, уволенному с
военной службы по болезни». 22 февраля Булгаков вернулся из Москвы в Вязьму и
получил удостоверение Вяземской земской управы в том, что «в должности врача
Вяземской городской больницы» «заведовал инфекционным и венерическим
отделениями и исполнял свои обязанности безупречно».

В Киеве, куда Булгаков приехал
в феврале 1918 года, произошло почти чудо. «В первое время ничто не изменилось,
— рассказывает Т.Н. Лаппа, — он по-прежнему употреблял морфий, заставлял меня
бегать в аптеку, которая находилась на Владимирской улице, у пожарной каланчи.
Там уже начали интересоваться, что это доктор так много выписывает морфия. И
он, кажется, испугался, но своего не прекратил и стал посылать меня в другие
аптеки.

И тогда я обратилась к
Ивану Павловичу Воскресенскому за помощью. Он посоветовал вводить Михаилу
дистиллированную воду. Так я и сделала. Уверена, что он понял, в чем дело, но
не подал вида и принял «игру». Постепенно он избавился от этой страшной
привычки. И с тех пор никогда больше не только не принимал морфия, но и никогда
не говорил об этом»[17].

Молодого медика и
будущего писателя явно тяготила напряженная и изнурительная работа земского
врача, особенно в Никольском, но свои обязанности он выполнял добросовестно и
доктором оказался хорошим. И все же работу в земстве Булгаков сознавал скорее «как
труд насильно мобилизованного (так оно и было), а не как труд по призванию»[18].
Возможно, уже тогда он думал о Чехове и Вересаеве, для которых медицина стала,
в конечном счете, одним из истоков литературного творчества. Друзей в
деревенской и уездной глуши у него не было, и их место занимали книги, ставшие
едва ли не единственной его отдушиной. Другой, по-настоящему опасной отдушиной
стал морфинизм. И именно он послужил толчком к началу серьезного, осознанного
литературного творчества. Несмотря на сложное положение, в которое молодого
врача поставила наркомания, в нем все более укреплялась вера в свое
литературное призвание.

2. Земский врач в
произведениях В. Вересаева и М. Булгакова

Цикл «Записки юного
врача» — один из самых ранних замыслов М. Булгакова. Как указывает М. Чудакова[19],
«Записки» были начаты в 1916-1917 годах в Никольском и Вязьме, — скорее всего,
не без влияния небывалого успеха «Записок врача» В.В. Вересаева (1901 г.),
реминисценцией из которых стало и само название булгаковского цикла.

В «Записках врача» В.В.
Вересаев выступает как писатель-гуманист, защитник прав человека, непримиримый
враг жестокости и варварства. Он презирает тех врачей, которые, используя
профессиональные возможности, экспериментируют на людях, заведомо принося им
вред. С негодованием автор говорит о том, что опыты над людьми не встречают
решительного отпора. В заключительных строках восьмой главы он обращается к
широкому общественному мнению с призывом дать отпор преступлениям против
человечества. Благодаря этим строкам становится очевидна прогрессивная сторона
вересаевского гуманизма. Одновременно его гуманизм становится иногда источником
пессимизма, рефлексии и сентиментальности. И наряду с этим через всю книгу
проходит горячая вера в науку, гордость за ее настоящее и восхищение перед ее
будущим.

Сочетая в себе элементы
беллетристики и публицистики, мемуарной и научно-популярной литературы, «Записки
врача» представляют собой явление оригинальное в жанровом отношении.
Повествование ведется от лица молодого врача, недавно закончившего университет
и приступившего к самостоятельной практической деятельности. Рассказчик (не
имеющий в произведении собственного имени) – рядовой представитель врачебной
профессии, а те вопросы, которым он уделяет внимание, интересует и его коллег.

Особенность рассказчика
в том, что он глубоко переживает и постоянно анализирует окружающие явления,
определяет свое отношение к ним, пытается искать выход в борьбе с возникающими
трудностями – все это роднит его с интеллигентами 80-90-х годов XIX
века. Речь рассказчика от спокойного повествования часто переходит к страстной,
взволнованной речи, изобилует риторическими вопросами и восклицаниями. Единого
сюжета в обычном «Записках» нет. Каждая глава посвящена одному определенному
вопросу. Например, в четвертой главе речь идет о трудностях, встающих на пути
молодого врача; в восьмой – о преступных опытах над людьми; в девятнадцатой –
об оплате медицинского труда. Но порядок глав носит не случайный, а строго
последовательный характер. Автор рассматривает ряд проблем по мере того, как
они возникают перед юношей-студентом, затем врачом-практиком и, наконец,
врачом-гражданином. Соответственно этому меняется и образ рассказчика. В
качестве иллюстративного материала включены живые портреты, бытовые сцены,
небольшие новеллы. В заключительной главе от конкретных жизненных наблюдений
автор переходит к широким обобщениям, от бытовых зарисовок – к публицистике. В «Записках»
наблюдается смешение различных стилей языка: много социологической,
экономической, юридической терминологии, органично вписанной в основной стиль повествования.

Благодаря своим «Запискам»
Вересаев познакомил широкие читательские круги с мало известным им медицинским
миром. «Записки» стали достижением Вересаева писателя-реалиста.

С этой книгой, вышедшей
в 1901 году и вызвавшей бурные, долгие споры, М. Булгаков был, несомненно,
знаком еще в студенческие, а возможно, и в гимназические годы. Вересаевские «Записки»
оказали определенное влияние на него. Прогрессивно настроенные врачи в период
оживления споров о книге В.Вересаева считали основным призывом автора –
учиться. Для героя «Записок юного врача» Булгакова этот завет, очевидно, стал
основной заповедью. На протяжении всей книги можно наблюдать, как молодой врач
упорно, настойчиво самообразовывается.

По мнению М.С. Штеймана[20],
в цикле «Записки юного врача» создается образ молодого врача, несомненно,
талантливого человека, такого врача, каким должен быть, по мысли В. Вересаева,
настоящий медик.

Книга В.Вересаева,
сильная острой постановкой не только медицинских, но и общественных проблем,
яркими публицистическими отступлениями. Она впервые сказала русскому читателю
правду о вещах, которые старательно замалчивались. М. Булгаков же ставит в
центре своего повествования, пожалуй, лишь одну проблему – врачебного долга. «Тьма
египетская», царящая в русской деревне, порой приводит в отчаяние молодого
врача, и, тем не менее, он борется с ней.

Невольно напрашиваются
на сопоставление рассказы В.Вересаева и М.Булгакова о первой их практике по
трахеотомии.

У Вересаева — это
кошмарное воспоминание, отравляющее жизнь врача. Рассказ о неудачной операции,
погубившей ребенка, невелик. Он умещается на двух с половиной страницах, и
самая запоминающаяся деталь его – натуралистическое описание нечеловеческих
страданий девочки. Однако рассказ этот в книге Вересаева только иллюстрирует
вопрос о необходимости усовершенствования обучения студентов-медиков.

«Стальное горло»
Булгакова – рассказ об удивительной удаче, похожей на чудо. Но эта удача не
случайность (в этом убеждают другие примеры из врачебной практики булгаковского
героя). Если Вересаев утверждал, что настоящему врачу талант необходим в той же
мере, как музыканту и поэту, то в рассказах Булгакова мы как раз и видим эту
счастливую одаренность врача.

Сравнение это
определяет главное в характере обеих книг: «Записки врача» Вересаева –
наболевшие проблемы своего времени, «Записки юного врача» Булгакова –
по-настоящему увлекательные, художественно яркие рассказы о врачебном долге, о
становлении профессиональной личности.

Вересаева в свое время
огорчал огромный успех книги. Автора обвиняли в пошлости, даже развращенности
воображения. Врач-писатель сказал обществу, что должно было быть сказано. Но не
избежал при этом натурализма. Булгакову тоже пришлось говорить о человеческом
теле, но его описания сдержаны, поэтому не шокируют читателя.

3. Особенности
цикла «Записки юного врача»

В самом начале
литературной карьеры для М. Булгакова, как заметила в своей работе М. О.
Чудакова[21],
характерен рассказ от лица повествователя, «близкого к автору, о собственных
злоключениях, с подчеркнутой свободой от беллетристического «вымысла», с опорой
на автобиографичность в жанре дневника или записок». Несколько произведений
имеют в заглавии само это слово: «Записки юного врача», «Записки на манжетах», «Записки
покойника». Это всегда – хронологически последовательное, организованное
повествование от первого лица, с чередой временных вех – лет, сезонов, месяцев,
дней.

В основе «Записок юного
врача», известных нам лишь в печатной редакции 1925-1927 годов (редакция
1916-1918, озаглавленная «Наброски земского врача» не сохранилась), лежит
материал первых послеуниверситетских лет автора: служба в качестве земского
врача (1916-1917) в Смоленской губернии. «Записки юного врача» были начаты в
1916-1917 годах в Никольском и Вязьме, работа над ними продолжалась и в Киеве
(1918-1919 гг.).

В 1963 году рассказы,
собранные Е.С. Булгаковой, вышли отдельным изданием. Однако в состав книги не
вошел рассказ «Звездная сыпь» (1926 г.)  на русском языке он был напечатан
только в 1981 году Л. Яновской. Второй раз цикл «Записки юного врача» был
напечатан в составе однотомника, в сборник не был включен рассказ «Морфий»(1927
г.).

В «Записках юного врача»
Булгаков вспоминает о своей врачебной практике в сельской глуши. Перед нами
развертываются картины мирной деятельности врача, борьбы за человеческую жизнь
не только с болезнями, но и с косностью и невежеством деревни.

«Записки юного врача»
не автобиография, а литература, использующая врачебные наблюдения и личный
опыт. Здесь уже ощутим внимательный и вполне профессиональный взгляд автора со
стороны на персонажей и события.

Для всех семи рассказов
«Записок юного врача» характерны локальный сюжет, кратковременность
описываемого события (действие происходит чаще всего в течение одних суток).
Булгаков передает лишь эпизоды из работы врача, но из них легко составляется общее
представление о его деятельности. О каждом случае рассказано с такими деталями,
с такой пристальностью авторского взгляда, что читатель чувствует себя
очевидцем происходящего.

Семь рассказов цикла
объединены не только личностью рассказчика, но временем и местом действия. Что
касается места действия, то только в одном из рассказов («Стальное горло»)
больница, где булгаковский, во многом автобиографический герой работает земским
врачом, называется Никольской, как и было на самом деле в реальной биографии
писателя, а в других («Вьюга», «Крещение поворотом») — Н-кой. Сообщая же о
времени службы героя, Булгаков лишает рассказы примет этой поры. 1918 год,
прошедший по стране огнем и кровью, воплощенный в «Белой гвардии», в «Записках
юного врача» тих и обычен. Лишь в одном эпизоде мелькнет солдат, вернувшийся «с
развалившегося фронта после революции», и больные, обращаясь к врачу, зовут его
то по старинке – «господин доктор», то по-новому – «товарищ доктор».

Согласно «Полотенцу с
петухом» и «Стальному горлу», герой-рассказчик впервые приезжает на место своей
службы 17 сентября 1917 года 23-летним, будучи только что, меньше двух месяцев
назад, выпущен врачом из университета. А в рассказе «Тьма египетская» он
празднует, уже в декабре, свой 24 день рождения. На самом деле Булгаков уже
проработал, к моменту приезда в Смоленскую губернию, весь 1916 год в
прифронтовых госпиталях, оказавшись в Вязьме будучи и старше и опытнее, в мае
1916 ему исполнилось 25 лет. Для чего нужны автору эти трансформации? «Можно
считать – ради простоты и «правды искусства» — иначе, во всей сложности, жизнь
трудно воспринимается из текста: уж слишком много в ней тогда отвлекающих,
нетипичных обстоятельств, необходимых нам пояснений, оговорок и увязок»[22].

Цикл рассказов «Записки
юного врача» — по-настоящему увлекательные, художественно яркие рассказы о
становлении личности молодого врача, одаренного человека, который ведет
постоянную борьбу, отстаивая человеческую жизнь.

В центре «Записок» —
герой с очевидным прошлым (кончил университет, получив диплом врача), настоящим
и будущим. Будущее присутствует в рассказах-мечтах «юного врача» и в
ретроспективном взгляде рассказчика, взирающего на свою жизнь уже из иного времени.
Он – интеллигент, вполне определенно осознающий свою роль в обществе.

Содержание книги – это
несколько случаев из медицинской практики вчерашнего выпускника университета,
поставленного перед необходимостью быть единственным, «универсальным» доктором в
маленькой больнице. Страх перед сложными операциями, одиночество, понимание
ограниченности своих знаний («негодный университетский груз») держат молодого
врача в постоянном напряжении, создают тревожное настроение. Опасения его
сбываются – из деревни привозят умирающую, искалеченную девушку, и врач делает
ампутацию; потом приходит день первых в его врачебной практике трудных родов;
наконец, самое тяжелое – случай, когда нельзя помочь, смертельный исход.

И, что удивительно, при
таком, казалось бы, невеселом сюжете, рассказы оптимистичны, проникнуты любовью
к жизни. Секрет этой жизнерадостности – в характере героя-рассказчика,
обладающего неиссякаемым чувством юмора и тонкой иронии, чаще всего, обращенной
на себя, в чем выражается незаурядность личности героя.

Это усмешка человека,
преодолевающего, буквально с потом и кровью, огромные трудности, остро
ощущающего всю ответственность врачебного долга и сохранившего при этом
способность замечать смешное. «Круглая фигура бесшумной бабки, крестящейся то
на дверной косяк, то на доктора»[23]; больничный
сторож, поспешающий на роды, и неистовство, с проклятиями рвущей на ходу
отлетающую подметку сапога; физиономия самого врача, «выбритая лишь наполовину
и потому напоминающая о каторжниках Сахалина»[24] – все
это необходимая разрядка после страниц, которые держат читателя в напряжении.

В этих незамысловатых,
на первый взгляд, рассказах Михаил Булгаков выступает как мастер тонкого
психологического письма. Как заметил Е.А. Яблоков, изучающий творчество М.
Булгакова: «личность героя часто раздваивается: один говорит, приказывает,
действует; другой – со страхом и отчаянием наблюдает за поступками первого»[25]:
«Внутри себя я думал так: «Что я делаю? Ведь я же зарежу девочку». А говорил
иное: «Ну, скорей, скорей соглашайтесь!»«[26]. В
минуты опасности для жизни больного врач становился жестким, суровым. Он «злобно
и мрачно» оглядывается, «сурово» говорит, «не узнавая своего голоса», «как волк
косится» на груду пинцетов. Это – черты внешнего портрета. Но для душевного
состояния героя в эти же минуты характерны здравый смысл, вдохновение и
милосердие.

Автор словно
утверждает: нельзя улыбаться и быть добрым, делая нелегкое, опасное дело. Во
время операции, когда решается вопрос о жизни человека, лица врачей, акушерок,
фельдшеров становятся «злыми», движения «хищными». Это является следствием сильного
напряжения ума и тела. И именно это напряжение помогает им выиграть схватку со
смертью.

Для главного персонажа
в рассказе «Полотенце с петухом», показывающем начальный этап профессионального
становления юного врача, наиболее значимым и являются, по мнению И.Ю. Маховой[27],
«внешние признаки его соответствия образу опытного доктора. Состояние
пациентки, ее здоровье и жизнь второстепенны»:

«Направляясь в
Мурьинскую глушь, я, помнится, еще в Москве давал себе слово держать себя
солидно. Мой юный вид отравлял мне существование на первых шагах. Каждому
приходилось представляться:

— Доктор такой-то.

— Неужели? А я-то
думал, что вы еще студент.

— Нет, я кончил, —
хмуро отвечал я и думал: «Очки мне нужно завести, вот что»[28].

В рассказе «Крещение
поворотом» экстремальная врачебная ситуация, связанная с необходимостью
операции родовспоможения при поперечном положении плода, воспринимается молодым
врачом иначе, чем в рассказе «Полотенце с петухом»: здесь на первом месте по
значимости – знания, умения, навыки, а не поддержание репутации
квалифицированного серьезного врача. При описании ситуации ставится акцент на
ощущении одиночества, отсутствии компетентного окружения. При этом возникает
новый значимый объект – пациентка, но которая имеет лишь «объектные» черты для
молодого доктора:

«Что там такое у этой
женщины с неблагополучными родами? Гм… неправильное расположение… узкий таз…
Или, может быть, еще что-нибудь хуже. Чего доброго, щипцы придется накладывать.
Отослать ее разве прямо в город? Да немыслимо это! Хорошенький доктор, нечего
сказать, скажут все! Да и права не имею так сделать. Нет, уж нужно самому. А
что делать? Черт его знает. Беда будет, если потеряюсь; перед акушерками срам… «[29].

«… Здесь же я –
один-одинешенек, под руками у меня мучается женщина; за нее я отвечаю. Но как
ей нужно помогать, я не знаю, потому, что вблизи роды видел только два раза в
своей жизни в клинике, и те были совершенно нормальны. Сейчас же я делаю
исследование, но от этого не легче ни мне, ни роженице; я равно ничего не
понимаю и не могу прощупать там нее внутри. А пора уже на что-нибудь решиться.

— Поперечное положение…
раз поперечное положение, значит, нужно… нужно делать…

— Поворот на ножку, —
не утерпела и словно про себя заметила Анна Николаевна. Старый, опытный врач
покосился бы на нее за то, что он суется вперед со своими заключениями… Я же
человек необидчивый…»[30].

В рассказе «Стальное
горло» продолжается профессиональное становление доктора. Ноябрьской вьюжной
ночью его будят. Привезли девочку, умирающую от дифтерийного крупа. Врач
никогда не делал трахеотомию, но он понимает, что ребенок обречен, операция –
единственный шанс на спасение. И он идет на риск. Девочка спасена. По деревням
идет слух, что Лидке вставили «стальное горло» и она прекрасно живет с ним.
Популярность врача вырастает до «трагических» размеров: в день он принимает
более ста человек. Молодой врач, тоскующий по свету электрических лампочек,
мечтающий о совете опытных коллег, не уверенный в своих силах, и, тем не менее,
отважно идущий на операцию, — вот каким предстает перед нами главный герой. Он
понимает, что ожидает его в случае неудачи. Никто не простит его: ни мать, ни
пациенты-крестьяне. Но долг врача для него превыше всего. По-своему впечатляют
плаксивая бабка, виновница запущенной болезни, олицетворение темноты и
невежества деревни; мать Лидки, с ее «черной яростью» и «нехорошим голосом»
перед операцией и «сияющими глазами» после выздоровления дочки, и, наконец,
молодой фельдшер, очень способный человек, упавший в обморок во время операции.

«Я взял безжизненную
руку, привычным уже жестом наложил пальцы и вздрогнул. Под пальцами задрожало
мелко, часто, потом стало срываться, тянуться в нитку. У меня похолодело
привычно под ложечкой, как всегда, когда я в упор видел смерть. Я ее ненавижу»[31].
Эти строки – из рассказа «Вьюга»(1926). Рассказ о том, как не удалось отстоять
жизнь, только что расцветшую. Конторщик, пламенно влюбленный в юную красавицу –
дочку лесника, после долгожданной помолвки повез невесту кататься на санках, а
рысак «с места как взял, невесту-то мотнуло – да лбом об косяк».

В названии рассказа «Вьюга»
сразу «закручена» основная линия сюжета. Вьюга оказалась коварной, обманчивой.
С утра это была благодетельная вьюга: она подарила рассказчику – юному врачу –
первый за всю зиму почти свободный день. В его больницу приехали на прием всего
двое больных. И это дало ему счастливую возможность отдохнуть и вымыться, так
как он уже погибал под бременем своей ранней славы. После невероятно удачной,
первой в его карьере операции («Стальное горло»), к нему стали ездить по сто
больных в день. Кроме того, у него было стационарное отделение на тридцать
человек. Операции он же делал, роды принимать он же ездил, поскольку был
единственным врачом в сельской больнице.

Вот и теперь, невзирая
на вьюгу, не успев домыться, кое-как высушив голову перед печкой, он поехал в
другое село по отчаянной записке своего коллеги, тоже, как выяснилось, юного
врача. Приехав на место, он понял, что обязательно заболеет теперь, и это было
еще обиднее для него, когда он увидел, что приехал сюда зря – девушку не спасти.
В тупом отчаянии после встречи со смертью он тут же, отмахиваясь от уговоров
остаться, переждать вьюгу, отправляется обратно. Возница потерял дорогу, за
путниками гнались и уже настигли их волки. Случай спас или выстрелы из
браунинга, который на счастье был у врача с собой – неизвестно. Только старая, облупленная
затерянная в снегах больница показалась юному врачу после пережитого красивее
дворца.

В этом рассказе
появилась и характерная для всего творчества М. Булгакова привязанность к А. С.
Пушкину. Перед рассказом поставлен эпиграф из хрестоматийного стихотворения «Зимний
вечер»(1825):

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя.

Вряд ли эпиграф понадобился
лишь для того, чтобы напомнить всем знакомые строки. Нет, нужно было воспоминание,
о всей атмосфере его поэзии. Может быть, еще и том, что пушкинская печаль всегда
таит в себе свет.

Герой рассказов не отличается
ни титанической волей, ни железным характером. Но он ведет постоянный упорный бой.
Прежде всего с болезнью: «… я смотрел в зрачки, постукивал по ребрам, слушал, как
таинственно бьется в глубине сердце, и нес в себе одну мысль – как его спасти? И
этого – спасти. И этого! Всех!»[32]. Но не только
с болезнью идет борьба, врачу приходится превозмогать еще собственное малодушие,
незнание. И в этом ему помогает неистребимая, любовь к людям. После безнадежной,
как кажется врачу, ампутации он просит: «Когда умрет, обязательно пришлите за мной».
И вот врач один. «Сейчас постучат… скажут: «Умерла…» Да, пойду и погляжу в последний
раз»[33]. Так думают
люди о своих родных, но у Булгакова так думает врач. Но вот неожиданный поворот
в рассказе, и камень падает с души читателя. К врачу, действительно, стучат, однако
прошло немало времени – в дверях выздоровевшая девушка.

Мысль о необходимости «покорно
учиться» никогда не оставляет молодого врача. Убеждение писателя в том, что учебные
заведения не в состоянии выпускать вполне подготовленных к самостоятельной работе
людей, оформится позже в «Жизни господина де Мольера»: «Я полагаю, что ни в каком
учебном заведении образованным человеком стать нельзя. Но во всяком хорошо поставленном
учебном заведении можно стать дисциплинированным человеком и приобрести навык, который
пригодится в будущем, когда человек вне стен учебного заведения станет образовывать
сам себя»[34].

В числе произведений М.
Булгакова, публиковавшихся в 20-х годах в журнале «Медицинский работник», встречается
и рассказ «Звездная сыпь». «Эти строки, по сути, не имеют аналогов в мировой литературе.
С величайшим целомудрием и гуманностью Булгаков обрисовал в рассказе больных сифилисом
и подробности их врачебного обследования, одновременно дав глубокий научный анализ
распространения этого страшного заболевания и наметив меры борьбы с ним. Эта медицинская
программа и сегодня может служить образцов врачебного бесстрашия и научной последовательности»[35].
В рассказе упоминается университет и профессор с седой бородой. Это Сергей Петрович
Томашевский, выдающийся русский сифилидолог, общественный деятель, «поборник женского
медицинского образования»[36]. В его отчете,
например, говорится, что в клинике лечились больные со всеми формами сифилиса, причем
примерно шестую часть составлял третичный люэс, а у трех четвертей пациентов обнаруживались
кондиломы. Клиника С.П. Томашевского обладала богатейшей библиотекой, тут применялись
самые новые методы лечения. «Достаточный опыт диагностики, радикализм в применении
сальварсана, эпидемиологический подход к сифилису – все это Михаил Булгаков приобрел,
несомненно в этих стенах»[37]. Пройдет
не так много времени, и молодой врач, заброшенный в провинциальную глушь, один на
один столкнется с трагической эпидемией края: «Теперь, когда прошло много лет, вдалеке
от забытой облупленной белой больницы, я вспоминаю звездную сыпь на его груди. Где
он? Ах, я знаю, знаю. Если он жив, время от времени он и его жена ездят в ветхую
больницу. Жалуются на язвы на ногах. Я ясно представляю, как он разматывает портянки,
ищет сочувствия. И молодой врач, мужчина или женщина, в беленьком штопаном халате,
склоняется к ногам, давит пальцем кость выше язвы, ищет причины. Находит и пишет
в книге: «Lues III»«[38].
Именно этот трудный и опасный раздел медицины станет в 1918 – 1919 г.г. основной
специальностью доктора М.А. Булгакова.

Совсем не случайно то, что
из цикла выпал, и надолго, этот рассказ. Именно в нем со всей ясностью сказано,
что общение молодого доктора с местными крестьянами шло точно так же, как и в рассказе
А.П.Чехова «Новая дача». Простодушный интеллигент-энтузиаст все время наталкивается
на стену тяжелого недоверия, его отношения с крестьянами не были идиллическими.
Год, «проведенный в тесном общении с ними, много дал Булгакову для формирования
живого, не умозрительного, представления о своем народе»[39].

«Рассказы юного врача»,
как их называл сам автор, действительно написаны молодым человеком; они светлы,
улыбчивы, хорошо передают волнения и радости начинающего деревенскую практику выпускника
медицинского факультета, который мало похож на автора. Конфликты и трудные ситуации
разрешаются в них легко и успешно.

Работая над первыми произведениями,
молодой писатель постепенно постигает урок русской классической прозы: между автором
и персонажами, даже дорогими и близкими ему, должна быть определенная дистанция.
То есть писателю следует взглянуть на случившееся с ним и другими людьми как на
свое и чужое прошлое. Конечно же, сразу такая зрелость и высота писательского взгляда
прийти не могли.

Булгаков ищет не только
новую точку зрения на происходящие события и их участников, но и свой стиль. И.А.
Бунин в «Окаянных днях» с горечью говорил о распаде и болезни языка, о его ломке
и засорении даже в народной среде. Сатирик Булгаков видит эту болезнь, и отсюда
все его насмешки над аббревиатурами, канцелярскими штампами, псевдореволюционным
жаргоном, самоуверенной безграмотностью газетчиков. «Но Булгаков смеется и над прежней
«зализанностью гладких фраз» декадентских писателей, литераторов начала века. Сам
он не отгораживался от нового «взвихренного» языка эпохи перелома, где причудливо
соединились «неправильная» живая речь, церковный высокий слог и библейские образы,
книжная интеллигентская беседа, риторика митингов и корявые машинописные фразы канцелярии.
Наоборот, язык булгаковкой сатиры живет этой неправильностью и распадом, умело пользуясь
всеми штампами и нелепостями, сталкивая несовместимые говоры и жаргоны. Отсюда его
неповторимый комизм»[40]. Начинающий
прозаик уже умеет вослед Чехову показать характер персонажа через его речь.

Заключение

В цикле рассказов «Записки
юного врача» была описана пора его службы земским врачом. Законченные в середине
1920-х годов уже вполне успешным, состоявшимся писателем, «Записки юного врача»
— книга, несмотря на ее драматизм и отдельные мрачные страницы, в целом все же очень
радостная. Она создана в жанре своеобразного художественного мемуара, являясь дружеским
посланием к молодым коллегам-врачам, в ней много иронии и самоиронии, юмора, света,
оптимизма, хотя реальная, продолжавшаяся почти полтора года работа в земских больницах
оказалась едва ли не самым тяжелым периодом в богатой печальными событиями жизни
Михаила Афанасьевича Булгакова.

Никаких больших споров по
поводу этого цикла, которые разворачиваются вокруг других произведений писателя,
здесь не возникает, так как практически все исследователи сходятся на том, что между
героем «Записок юного врача» и их создателем существует значительная дистанция.
В работе были проведены параллели, проведены параллели между автором и главным героем
(прототипом писателя), отмечены черты их сходства и различия, показано превращение
М.А. Булгакова из медика в писателя с большим жизненным опытом.

Список использованной
литературы

1. Булгаков, М.А. Избранные сочинения: В
3 т. Т1: Записки юного врача, Записки на манжетах, Диаволиада; Роковые яйца; Собачье
сердце; Белая гвардия; Рассказы. – М.: ТЕРРА, 1997. – 688 с.

2. Булгаков, М.А. Избранные сочинения: В
3 т. Т2: Жизнь господина де Мольера; Записки покойника; Мастер и Маргарита. – М.:
ТЕРРА, 1997. –688 с.

3. Бурмистров, А.С. К биографии М. А. Булгакова
// Творчество Михаила Булгакова: исследования и материалы, Санкт- Петербург, Т№1
236 с.

4. Варламов, А.Н. Михаил Булгаков / Алексей
Варламов. – М.: Молодая гвардия, 2008. – 840 с. – (Жизнь замечательных людей: сер.
биогр.; вып. 1139)

5.  
Виленский,
Ю.Г. «Доктор Булгаков» / Ю.Г. Виленский. – Киев: Здоровье,1991. — 256 с.

6.  
Качурин,
М.Г., Шнеерон, М.А. Доктор Булгакова в цикле рассказов «Записки юного врача» / М.
Г. Качурин, М.А. Шнеерон. – СПб.: Папирус, 2000. – 160 с.

7.  
Лихтенштейн,
И. Е. Медицина в жизни и творчестве Булгакова // Клиническая медицина. – 1998. –
Т.66. — №8. – 316 с.

8.  
Махова,
И. Ю. Компетентность в феноменологическом исследовании (по рассказам М.А. Булгакова
«Записки юного врача») // Психология компетентности: феноменология, диагностика
и динамика в условиях российского вуза. – Комсомольск-на-Амуре, 2006 – 457 с.

9.  
Михеев
М. Повтор мотива в «Записках юного врача» Булгаков // Художественный текст как динамическая
система. – М., 2006, — 346 с.

10.  
Нусинов,
И. М. Путь М. А. Булгакова. Печать революции: Кн. 4.- М., 1929.- 136 с.

11.  
Панаева,
Е.В. Роль медицины в литературной деятельности М.А. Булгакова // Русский язык и
славистика в наши дни. – М., 2004. – 742 с.

12.  
Петелин,
В. Михаил Булгаков: Жизнь. Личность. Творчество / В.Петелин. — М.: Моск. рабочий,
1989. — 683 с.

13.  
Сахаров,
В. Михаил Булгаков: писатель и власть / В. Сахаров. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. – 446
с. – (Досье).

14.  
Соколов,
Б.В. Михаил Булгаков: загадки судьбы / Б.В. Соколов. — М.: Вагриус, 2008. — 544
с.

15.  
 15.
Соколов, Б.В. Три жизни Михаила Булгакова. — М.: Эллис Лак, 1997. 432 с.

16.  
 Соколов,
Б.В. Энциклопедия Булгаковская / Б.В.Соколов, — М.: Локид, 1997. – 592 с.

17. Чудакова, М.О. Жизнеописание Михаила
Булгакова / Предисл. Ф. Искандера. — М.: Книга, 1988. — 496 с.

18. Чудакова, М.О. Новые работы: 2003-2006.
– М.: Время, 2007. – 59 с.

19. Широлапова, Н. Ю. Изобразительные возможности
медицинской лексики в «Записках юного врача» М.А. Булгакова // Рациональное и эмоциональное
в языке и речи: средства художественной образности и их стилистическое использование
в тексте / Н. Ю. Широлапова, — М., 2004. – 571 с.

20. Штейман, М.С. В. Вересаев и М. Булгаков
/ Проблема традиции и новаторства // Вестн. Елецкого гос. нн-та. – Елец, 2005, Вып.
9. – 473 с.

21. Яблоков, Е.А. Текст и подтекст в рассказах
М. Булгакова(«Записки юного врача») / Е. А. Яблоков. – Тверь: Твер. Гос. Ун-т, 2002.
–103 с. – (Лекции в Твери).

22.  
Яновская,
Л.М. Творческий путь Михаила Булгакова / Л.М. Яновская. — М.: Сов. писатель, 1983.
— 320 с.

23.  
Воспоминания
о Михаиле Булгакове: Е.С. Булгакова, Т.Н. Лаппа, Л.Е. Белозерская / сост., пред.,
ком. В.И. Лосева – М.: Астрель, 2006. – 686 с.

24.  
Литературные
традиции в поэтике Михаила Булгакова. Межвуз. сб. научн. трудов / Куй-бышевск. гос.
пед. ин-т им. В.В. Куйбышева. — Куйбышев, 1990. — 161 с.

25.  
Михаил
Булгаков: Современные толкования. К 100-летию со дня рождения (1891-1991). Сборник
обзоров / Сост. Т.Н. Красавченко / ИНИОН АН СССР. — М., 1991. — 244 с.

26.  
Творчество
Михаила Булгакова: Сб. статей / Под ред. Ю.В. Бабичевой и Н.Н. Киселева. — Томск:
Изд-во Томского ун-та, 1991. — 160 с.

27.  
Творчество
Михаила Булгакова в литературно-художественном контексте: (Тез. докл. всесоюзной
научн. конференции 16-21 сент. 1991 г.) / Самарский гос. пед. ин-т им. В.В. Куйбышева.
— Самара, 1991. — 77 с.

Размещено
на

---

[1]
Панаева,
Е.В.
Роль медицины в литературной деятельности М.А. Булгакова // Русский язык и
славистика в наши дни. – М., 2004. – с. 629

[2] Лихтенштейн, И. Е.
Медицина в жизни и творчестве Булгакова // Клиническая медицина. – 1998. –
Т.66. — №8. – с. 150

[3] Соколов, Б.В. Энциклопедия Булгаковская /
Б.В.Соколов, — М.: Локид, 1997. – с.206

[4] Воспоминания о
Михаиле Булгакове: Е.С. Булгакова, Т.Н. Лаппа, Л.Е. Белозерская / сост., пред.,
ком. В.И. Лосева. – М.: Астрель, 2006. – с. 82

[5] Булгаков, М.А. Избранные
сочинения: В 3 т. Т1: Записки юного врача, Записки на манжетах, Диаволиада;
Роковые яйца; Собачье сердце; Белая гвардия; Рассказы. – М.: ТЕРРА, 1997. – с.
90

[6] Соколов, Б.В. Указ.соч. – с. 212

[7] Воспоминания о Михаиле Булгакове.
Указ. соч. – с. 398

[8] Там же. — с. 306

[9] Соколов, Б. Михаил
Булгаков: загадки судьбы / Б. Соколов. —  М.: Вагриус, 2008. — с. 82

[10] Воспоминания о Михаиле Булгакове.
Указ. соч. – с. 307

[11] Там же

[12] Соколов, Б. Указ. соч. —
с. 85

[13] Там же

[14] Булгаков, М.А. Указ.
соч.  – с. 36

[15] Воспоминания о Михаиле Булгакове.
Указ. соч. – с. 310

[16]Соколов, Б. Указ. соч. — с. 94

[18] Соколов, Б. Указ. соч. —
с. 106

[19] Чудакова,
М.О.Новые
работы: 2003-2006. – М.: Время, 2007. – с.258

[20] Штейман,
М.С.
В. Вересаев и М. Булгаков / Проблема традиции и новаторства // Вестн. Елецкого
гос. нн-та. – Елец, 2005, Вып. 9. – с. 288

[21] Чудакова,
М.О.
Указ. соч. – с. 262

[22] Михеев
М.
Повтор мотива в «Записках юного врача» Булгаков // Художественный текст как
динамическая система. – М., 2006, — с. 239

[23] Булгаков, М.А. Указ.соч. 
– с. 58

[24] Там же. – с. 32

[25]Яблоков, Е.А. Текст и
подтекст в рассказах М. Булгакова («Записки юного врача») / Е. А. Яблоков. –
Тверь: Твер. Гос. Ун-т, 2002. – с. 11 – (Лекции в Твери).

[26] Булгаков, М.А. Указ.соч.  – с. 31

[27] Махова, И. Ю.
Компетентность в феноменологическом исследовании (по рассказам М.А. Булгакова
«Записки юного врача») // Психология компетентности: феноменология, диагностика
и динамика в условиях российского вуза. – Комсомольск-на-Амуре, 2006 – с. 59

[28] Булгаков, М.А. Указ.соч. 
– с. 9

[29] Булгаков, М.А. Указ.соч. 
– с. 20

[30] Там же. – с. 22

[31] Булгаков, М.А. Указ.соч. 
– с. 41

[32] Булгаков, М.А. Указ.соч. 
– с. 37

[33] Там же.- с. 18

[34]
Булгаков,
М.А.
Избранные сочинения: В 3 т. Т2: Жизнь господина де Мольера; Записки покойника;
Мастер и Маргарита. – М.: ТЕРРА, 1997. – с. 122

[35] Виленский, 
Ю.Г. «Доктор Булгаков», Киев, 1991, с. 47

[36] Там же. —  с.  49

[37] Там же.

[38] Булгаков, М.А. Указ.соч.  – с. 78

[39] Штейман, М.С. Указ.соч. – с.
290

⁴⁰ Там же. – с. 294

Структура и функциональное значение образа
врача в цикле рассказов «Записки юного врача» и рассказе «Морфий»

 Впервые
образ врача возникает в творчестве М.А. Булгакова в цикле рассказов «Записки
юного врача». «Записки юного врача» состоят из 
шести рассказов, объединенных сквозным образом героя-рассказчика: «Полотенце
с петухом», «Крещение поворотом», «Стальное горло», «Вьюга», «Тьма египетская»,
«Пропавший глаз» и «Звездная сыпь».

В
1919 году  в своём кабинете врача
Булгаков создает «Записки земского врача» (позже он назовет их «Записки юного
врача»). Первая редакция рассказов не сохранилась. Булгаков перепишет их осенью
1921года  и потом в 1925-1926годах, по
мере их публикации в журнале «Медицинский работник», а также («Стальное горло»)
в ленинградском журнале «Красная панорама», в какой-то степени отредактирует их
снова. Это и будет единственная прижизненная публикация «Записок юного
врача».  По мнению Л. Яновской,
многие  неувязки (село в одном рассказе
будет называться Мурьевым, в другом – Никольским, и  юному врачу в одно  и то же время будет то 23, то 24 года, и
навсегда останется загадкой для редакторов, какой собственно из двух рассказов
открывает «Записки юного врача»   —
«Полотенце с петухом» или «Стальное горло», потому что в цикле явно два
равноправных первых рассказа) подтверждают, что правка 1921 и 1925 годов была
частичной и первоначальный смысл и пафос этих рассказов существенно изменить не
могла (72, 38). Впервые «Записки юного врача» в виде цикла вышли в 1963 году в
Библиотеке «Огонька» (№23) без рассказа «Звездная сыпь». Кроме того, они так и
остались не сведенными воедино. В письме Е.С. Булгаковой от 25.04.1964 Н.А.
Булгакова-Земская писала: «На выпуски и переделки толкнуло в значительной мере
изменение общего заглавия сборника, слово «рассказы» заменено словом «записки».
Но ведь по жанру это не записки, а именно рассказы. Подгонять текст одного
рассказа к другому не было надобности. Кроме того, название «Записки» невольно
заставляет пытаться отождествить автора с героем рассказов – юным врачом
двадцатитрехлетним выпускником, только что окончившим медицинский факультет»
(26, 82).

В
основе «Записок юного врача» действительно лежат реальные жизненные
обстоятельства – служба Булгакова в качестве земского врача в Смоленской
губернии. Летом 1916 года,  по условиям
военного времени досрочно закончив медицинский факультет, Булгаков добровольно
поступил в распоряжение Красного Креста и получил возможность все лето 1916
года проработать в прифронтовых госпиталях на Юго-Западном фронте. 29 сентября
1916 года молодой врач прибыл к месту своего окончательного назначения в
Никольскую земскую больницу, в сельцо Никольское Карачаевской волости
Сычевского уезда. 18 сентября 1917 года Булгаков добился перевода в Вяземскую
городскую больницу. Впечатления  этого
года (с сентября 1916 по сентябрь 1917) отзовутся в окрашенных юмором, ярких
картинах «Записок юного врача», а этот период предстанет едва ли не как  самый светлый в его биографии –
«благословенный и трудный период испытания мужества и врачебного мастерства,
творчески полезной и признанной  работы»
(72, 29). В «Записках юного врача» отображены многие подлинные случаи врачебной
деятельности Булгакова, многие из операций, выполненных самим доктором
Булгаковым, отразились в рассказах. В цикле главный герой моложе Булгакова, ему
24, хотя действие и сдвинуто на год по сравнению с булгаковской биографией:
юный врач приезжает в село в сентябре 1917 года, а не в сентябре 1916.

М.А.
Булгаков, назвав свою книгу «Записки … врача», 
подчеркнул тем самым ее связь с «Записками врача» В.В. Вересаева. Между
этими произведениями действительно существует связь и одновременно противопоставление.

В.В.
Вересаев работал над своими «Записками врача» с 1895 по 1900, опубликованы были
в №1-5 журнала «Мир Божий» за 1905 год. По своей форме являются новаторскими в
русской литературе. А.Ф. Силенко новаторство «Записок врача» В.В. Вересаева
видит в том, что «публицистика, затрагивая острые проблемы медицины,
органически переплетается с художественным словом» (53, 40). «Публицистической
повестью полумемуарного характера» называет ее Ю. Фохт-Бабушкин, где
органически совместились разнородные элементы – художественные зарисовки,
элементы очерка, публицистической и научной статьи (63, 16). Да и сам В.В.
Вересаев настойчиво возражал против восприятия ее как чисто художественного
произведения (в «Записках врача» автор приводит множество документов, письма,
факты из газет) и в качестве автобиографии, несмотря на то, что многие
рассуждения героя переписаны из личного дневника писателя.

 «Полнокровная образная проза» Булгакова, по
определению Л. Яновской, сильно отличается от «Записок врача» Вересаева (72,
39). Пишет М.А. Булгаков  без излишней
декламации, без пышных фраз о долге врача, без ненужных поучений. Центральный
персонаж «Записок юного врача»  не
рассказывает, а описывает события  «с
умением новеллиста. Это — ретроспективный рассказ писателя о своем прошлом
врача» (1, 1, 555).

 «Записки врача» также написаны от первого
лица, основные вехи биографии героя полностью совпадают с биографией самого
В.В. Вересаева. Его  герой, как и сам
автор, «кончил курс на медицинском факультете», затем «в небольшом губернском
городе средней России» занимался частной практикой и, поняв, что для
самостоятельной работы еще не подготовлен, уехал в Петербург учиться: устроился
в больницу «сверхштатным».   Анализируя образ
врача В.В. Вересаева, А.Ф. Силенко пишет: «Соприкосновение с врачебным миром и
собственная практика доводит молодого врача до отчаяния, до горького
разочарования, но более проникновенное изучение медицинских наук в дальнейшем
убеждает его, в конце концов, в высшей полезности медицины» (53, 41). В
«Записках врача» возникает излюбленная вересаевская тема – история
«обыкновенного, среднего» трудового интеллигента, история того, как
формировалось его мировоззрение. Он понимает, что наука, власть, закон – все на
службе лишь у людей обеспеченных. «Медицина есть наука о лечении людей, так оно
выходило по книгам /…/ но в жизни сказывалось, что медицина есть наука о
лечении одних лишь богатых и свободных людей. По отношению ко всем остальным
она является лишь теоретической наукой о том, как можно было бы вылечить их,
если бы они были богаты и свободны» (2, 
244). Пользуясь бесправием, темнотой бедноты, врачи нередко ставят на
своих пациентах чреватые смертельным исходом опыты. Но даже тогда, когда
больной попадает в руки честного медика, настоящее лечение невозможно. Герой
повести приходит к выводу, что обязанность врача – «прежде всего, бороться за
устранение тех условий», которые делают молодых стариками, сокращают и без того
короткую человеческую жизнь. Поначалу эта борьба представляется ему чисто
профессиональной борьбой. Однако он 
понимает, что общественная деятельность врачей немногое меняет в судьбе
народа: «… выходом тут не может быть тот путь, о каком я думал. Это была бы не
борьба отряда в рядах большой армии, это была бы борьба кучки людей против всех
и окружающих, и по этому самому она была бы бессмысленна и бесплотна. /…/ Этот
единственный выход в сознании, что мы –лишь небольшая часть одного громадного,
неразъединимого целого, что исключительно лишь в судьбе и успехах этого целого
мы можем видеть и свою личную судьбу, и успех» (2, 400). Для автора же и
главного героя «Записок юного врача», прежде всего, важен его собственный
профессиональный  успех, а борьбу он
мыслит, хотя и не в одиночку, но и не в единстве со всеми «не с неким аморфным
и грандиозным целым», а лишь вместе со своей «ратью» — фельдшерами и
акушерками, «отрядом врачей» (59, 
209).  В «Записках юного врача»
нет социальных противоречий, но показана темнота, нищета, необразованность
смоленских крестьян. «Булгаков, — считает Л. Яновская, — пытался убедить, что
просвещение и героический, самоотверженный труд интеллигенции произведут …
изменения в жизни общества» (72, 42). Трагедии, смерти, невежества крестьян не
нарушают в «Записках юного врача» картину прочно устроенного мира. Л. Яновская
замечает: «В этих рассказах все время свершается нечто прекрасное – на помощь
человеку, погибающему от болезни, невежества, несчастного случая, приходит  светлый разум интеллигента, его воля,
его  всепобеждающий самоотверженный долг»
(72, 39).

Вересаев
писал свои «Записки  врача» в период
своей близости к марксистам, когда ему казалось, что « пришли новые люди,
бодрые, верящие, находившие счастье не в жертве, а в борьбе». Булгаков же свои
рассказы создавал уже тогда, когда приходилось пожинать плоды этой борьбы. «Был
разгул петлюровщины, гнусность интервенции, было чудовищное обесценивание
величайшей из ценностей – человеческой жизни. И новое, на чьих знаменах были
справедливость и мир, тоже рождалось в крови и насилии. Художественная память
писателя искала других образов,  других
картин, искала почву, на которую можно было опереться в своем неприятии насилия
и смерти», — трактует позицию автора исследователь (72, 42). На страницах,
которые он писал, не было крови, кроме крови на операционном столе,  не было выстрелов, кроме выстрелов по волкам
в зимнем лесу.

В
центре обоих циклов стоит фигура юного врача, но булгаковский врач значительно
отличается от вересаевского. Юный врач гораздо удачливее, из всех нелегких
испытаний выходит, как правило, благополучно. Молодому врачу Булгакова удается
почти все. Это у Вересаева умирала девочка от неудачной трахеотомии. Юный врач
Булгакова выходит победителем в подобной ситуации. Это у Вересаева молодой
земский врач,  к которому привезли
истекающего кровью раненого, не посмел взяться за сложную операцию; наложил
повязку, оправил раненого в город – по дороге тот скончался от потери крови.
Юный врач Булгакова, тоже вчерашний студент, справляется с тяжелым случаем.
Герой Булгакова — хоть и юный, но талантливый врач. Описание его операций
напоминает описание героических боев, а сами действия врача – действия воина,
спасителя: «И этого спасти. И этого! Всех!» В.В. Вересаев в 1936 году к
предисловию к четырнадцатому изданию «Записок врача» писал: «Герой моих
записок, — конечно, человек, не годящийся во врачи» (2, 461). Автор «Записок
юного врача» утверждает силу личного подвига интеллигента, несущего помощь
страждущим и просвещение народу, тогда как Вересаев в «Записках врача»
стремился продемонстрировать бессилие одиночки без слияния с массой.

Итак,
в центре булгаковского цикла талантливый врач, врач, обладающий удивительным
даром лечить и спасать людей. Молодость героя, его энергичность, понимание
того, что только от него зависит жизнь пациента, отбрасывает на второй план его
юношескую неуверенность, помогает ему бороться за жизнь больных. Его роль врача
сводится не только к лечению, но и к просвещению «тьмы». Его профессиональный
долг — спасти жизнь больному или хотя бы облегчить его страдание — превращается
в долг человеческий, он просто заслоняет все остальные личные желания: у него
нет «ни минуты покоя», он «возвращаясь из больницы в девять часов вечера, …не
хотел ни есть, ни пить, ни спать» (1, 1, 100). Вся его жизнь напоминает бой:
«Шел бой. Каждый день  он начинался утром
при бледном свете снега, а кончался при желтом мигании пылкой лампы молнии» (1,
1, 101). Хотя юный врач часто опасается того, что может навредить пациенту
из-за своего незнания, его нельзя назвать трусливым, в нем есть храбрость,
которая помогает ему решиться на трудные случаи, рискнуть и тем самым спасти
жизнь человеку. Талант, смелость и ответственность — вот те человеческие и
профессиональные качества, которые отличают булгаковского врача.

Герой
«Записок юного врача» одновременно является еще и рассказчиком, поэтому
основным средством формирования образа врача является суждение героя о самом
себе, повествование о событиях своей жизни. Рассказчик представлен в двух
лицах: юный врач, который непосредственен в восприятии окружающего, субъективно
оценивает события, и повзрослевший герой, пытающийся быть объективным, сделать
определенные выводы с высоты прожитых лет. Отношение рассказчика к самому себе
не лишено иронии повзрослевшего героя по отношению к себе молодому, усмешки не
над самим характером, а над юношеским взглядом на жизнь, людей, самого
себя.  Ему в высшей степени свойственно
ироническое и критическое отношение к самому себе, которое не исчезает с
возрастом, а позволяет трезво оценивать себя, свой опыт, свои действия, свою
жизнь. 

Герой  лишен имени. Автор не дает его портрета, он
лишь намекает на какие-то определенные черты или говорит о них лишь в случае
крайней необходимости. Например, в рассказе, открывающем цикл, «Полотенце с петухом»:
«Я похож на Лжедмитрия», — вдруг глупо подумал я ….» (1, 1, 75). Подобное
сравнение  больше характеризует
психологическое состояние героя, чем дает какие-то конкретные внешние
портретные детали. Но как только внутреннее состояние меняется, тотчас же наше
внимание автор привлекает к изменению внешности героя. «Бледное лицо отражалось
в чернейшем стекле. «Нет, я не похож на Дмитрия Самозванца, и я, видите ли,
постарел как-то… Складка над переносицей…» (1, 1, 82). Герой взрослеет и
мужает, меняется прическа (исчезает косой пробор), взгляд,  от усталости «темная влажность появилась у
меня в глазах, а над переносицей легла вертикальная складка, как червяк» (1, 1,
100). «Зеркало показало то, что обычно показывало: перекошенную физиономию явно
дегенеративного типа с подбитым как бы правым глазом» (1, 1, 124). Несмотря на
появление подобных описаний, он так и останется героем без лица, потому что все
свое внимание читатель обратит на внутреннее состояние юного врача.

Основная
тема цикла — формирование, взросление человека, превращение юного врача в
профессионала, мастера. Булгаков называл лучшим слоем в отечестве русскую
интеллигенцию, с которой чувствовал кровную связь. Юный врач – интеллигент,
уроженец большого культурного города, любящий и знающий искусство, большой
знаток и ценитель музыки и литературы. «Все двадцать четыре года моей жизни я
прожил в громадном городе и думал, что вьюга воет только в романах. Оказалось:
она воет на самом деле» (1, 1, 92). Попав в мурьинскую глушь, он восклицает:
«Прощай, прощай надолго, золото-красный Большой театр, Москва, витрины… ах,
прощай» (1, 1, 72). Молодой человек оказывается в совершенно непривычной для
него обстановке, совершенно один: «Я чувствовал себя побежденным, разбитым,
задавленным жестокой судьбой. Она меня бросила в эту глушь и заставила бороться
одного, без всякой поддержки и указаний. Какие неимоверные трудности мне
приходится переживать. Ко мне могут привести какой угодно каверзный или сложный
случай, чаще всего хирургический, и я должен стать к нему лицом, своим небритым
лицом, и победить его» (1, 1, 126). Реальность совершенно не походит на его
мечту о медицинском служении. Так с образом юного врача оказывается связанным
мотив мечты и ее воплощения. То, что он ждет от своей работы, наполняет его
страхом, заставляет сомневаться в собственном знании, умении, в самом себе. «Я
ни в чем не виноват, — думал я упорно и мучительно, — у меня есть диплом, я
имею пятнадцать пятерок. Я же предупреждал ещё в том большом городе, что хочу
идти вторым врачом. Нет. Они улыбались и говорили: «Освоитесь». Вот тебе и
освоитесь» (1, 1, 75). В этой глухой деревне он чувствует себя как на
необитаемом острове: «Но все-таки страшно и одиноко. Очень одиноко» (1, 1,
127); «Здесь же я – один-одинешенек, под руками у меня мучающаяся женщина; за
неё я отвечаю. Но как ей нужно помогать, я не знаю, потому что вблизи роды
видел только два раза в своей жизни  в
клинике, и те были совершенно нормальны. Сейчас я делаю исследование, но от
этого не легче ни мне, ни роженице; я ровно ничего не понимаю и не могу
прощупать там у нее внутри» (1, 1, 86). «В сущности,  действую я наобум, ничего не знаю. Ну, до сих
пор везло, сходили с рук благополучно изумительные вещи, а сегодня не свезло.
Ах, в сердце щемит от одиночества, от холода, оттого, что никого нет кругом»
(1, 1, 126). «Я завалился на дно саней, съежился, чтобы холод не жрал меня так
страшно, и самому себе казался жалкой собачонкой, псом, бездомным и неумелым»
(1, 1, 127). Тоска, чувство одиночества, невозможность с кем-то посоветоваться,
большая ответственность, легшая на юные плечи, рождают желание убежать. «Мечтал
об уездном городе  –  он находился в сорока верстах от меня. Мне
очень хотелось убежать с моего пункта туда. Там было электричество, четыре
врача, с ними можно было посоветоваться, во всяком случае, не так страшно. Но
убежать не было никакой возможности, да временами я и сам понимал, что это
малодушие. Ведь именно для этого я учился на медицинском факультете…» (1, 1,
92). Через мотив мечты и несоответствия этой мечты реальной действительности
образ юного врача оказывается связанным со столь часто повторяющимся в тексте
Булгакова  мотивом долга. Несмотря на
трудности, огромная ответственность за жизнь людей, доверенных ему, не
позволяет ему сбежать или хоть как-то отступиться от нелегкого дела, которое он
выбрал — «так называемый долг службы несет и несет» (1, 1, 125). Он стал делать
свое трудное дело так, как диктовало ему его внутреннее чувство, его врачебная
совесть и честь. «Отослать ее разве прямо в город? Да немыслимо это!
Хорошенький доктор, нечего сказать, скажут все! Да и права не имею так сделать.
Нет, уж нужно сделать самому. А что делать? Черт его знает. Беда будет, если
потеряюсь; перед акушерками срам. Впрочем, нужно сперва посмотреть, не стоит
прежде времени волноваться…» (1, 1, 84). Врачебный долг – вот, что, прежде
всего, определяет его отношение к больным. Он глубоко жалеет страдающего
человека и горячо хочет ему помочь, чего бы это ни стоило лично ему. Жалеет и
маленькую задыхающуюся Лидку («Стальное горло»), и девушку, попавшую в мялку
(«Полотенце с петухом»), и роженицу, не дошедшую до больницы и рожавшую у речки
в кустах, и бестолковых баб, говорящих о своих болезнях совершенно непонятными
словами («Пропавший глаз»…) и всех, всех своих пациентов. Он относится к ним с
подлинно человеческим чувством.

В
этих рассказах обнаруживается тесная духовная связь врача с пациентами. Юный
врач борется за жизнь каждого больного, не важно, его это пациент или другого
врача. Он всегда чувствует смерть, которую 
ненавидит, и видит в лицах пациентов удивительную красоту жизни, которую
старается не потерять: «На белом лице у нее, как гипсовая, неподвижная,
потухала действительно редкостная красота. Не всегда, не часто встретишь такое
лицо» (1, 1, 78). «Я посмотрел на нее и забыл на время оперативную хирургию,
одиночество, мой негодный университетский груз, забыл все решительно из-за
красоты девочки. С чем бы ее сравнить? Только на конфетных коробках рисуют
таких детей – волосы сами от природы вьются в крупные кольца цвета спелой ржи.
Глаза синие, громаднейшие, щеки кукольные. Ангелов так рисовали. Но только
странная муть гнездилась на дне ее глаз, и я понял, что это страх, — ей нечем
было дышать. «Она умрет через час», — подумал я совершенно уверенно, и сердце
мое болезненно сжалось…» (1, 1, 93).

Героем
Булгакова стал юный врач, сомневающийся в своем знании и умении, а порой и в
правильности выбора своей профессии, своего пути: «… ничего не выходило. Мне
стало холодно, и лоб мой намок. Я остро пожалел, зачем пошел на медицинский
факультет, зачем попал в эту глушь» (1, 1, 97). Отсутствие всякого опыта,
«книжно обрывочные знания» делают его уязвимым. Он юн и выглядит довольно
несолидно, что «отравляло» его «существование на первых порах», поэтому он   «…старался выработать особую, внушающую
уважение, повадку. Говорить пытался размеренно и веско, не бегать, как бегают
люди в двадцать три года, окончившие университет, а ходить», «…сидел за
письменным столом, стараясь, чтобы двадцатилетняя моя живость не высказывала по
возможности из профессиональной оболочки эскулапа» (1, 1, 74, 118). Отсюда
двойственность поведения и мышления, несовпадение внешнего поведения с
внутренним самоощущением. Он пытается выглядеть уверенным, знающим, опытным
врачом, хотя вначале и не является таковым. Читателю переживания юного врача
становятся доступными через его внутренние монологи. Свое поведение юный врач
видит и через восприятие других персонажей. Страх и неуверенность остаются
внутренними, внешне никак не проявляются, и не могут их заметить ни акушерки,
ни фельдшер: «… и в глазах их я прочитал одобрение моим действиям.  Действительно, движения мои были уверенны и
правильны, а беспокойство свое я постарался спрятать как можно глубже и ничем
его не проявлять…» (1, 1, 85). Но скрыть неуверенность не является целью в тот
момент, когда от него, от его рук, умения, зависит жизнь человека. Стремление
спасти жизнь заслоняет все остальные соображения. «- Вот что, — сказал я,
удивляясь собственному спокойствию, — дело такое. Поздно. Девочка умирает. И
ничто ей не поможет, кроме одного – операции. И сам ужаснулся, зачем сказал, но
не сказать не мог. «А если они согласятся?» – мелькнула у меня мысль» (1, 1,
95).

Смелость
помогает ему решиться на трудные операции, причем эта смелость не держится ни
на его знании, ни на его умении, это как бы высшее знание, которое и позволяет
чудесным образом спасти человека.  «В
голове моей вдруг стало светло, как под стеклянным потолком нашего далёкого анатомического
театра… Все светлело в мозгу, и вдруг без всяких учебников, без советов, без
помощи я сообразил – уверенность, что сообразил, была железной…» (1, 1, 79).
Знания «книжно обрывочные» превращаются в настоящее знание. «И тут произошла
интересная вещь: все прежние темные места сделались совершенно понятными,
словно налились светом, и здесь, при свете лампы, ночью, в глуши, я понял, что
значит настоящее знание» (1, 1, 91). «Все эти ученые слова ни к чему в этот
момент. … и, полагаясь не на книги, а на чувство меры, без которого врач никуда
не годится, осторожно, но настойчиво …. Я должен быть спокоен и осторожен и в
тоже время безгранично решителен, нетруслив /…/ Из отрывочных слов,
неоконченных фраз, мимоходом брошенных намеков я узнал то самое необходимое,
чего не бывает ни в каких книгах /…/ решимость овладевало мной и в голове у
меня был совершенно определенный и твердый план» (1, 1, 89).

Он очень удачлив:
«За год, вот до этого вечернего часа, я принял 15613 больных. Стационарных у
меня было 200, а умерло только шесть» (1, 1, 131), «привыкнув уже за месяц
бешеной гонки к деревенским молниеносным диагнозам» (1, 1, 115) он практически
никогда не ошибается. Но даже после удачно проведенной операции он не
самоуверен, «в глубине где-то шевелится червяк сомнения» (1, 1, 91). В
«Пропавшем глазе» описан единственный момент, когда врач не сомневается в своем
умении.  В этом рассказе, в отличие от
других рассказов «Записок юного врача», акцент сделан на ошибках главного
героя, хотя и не приводящих к трагическим последствиям и даже обставленных
юмористическими подробностями. С точки зрения героя-рассказчика, новый «цикл»
его деятельности не станет отличаться от прошлого, поскольку профессиональная
эволюция якобы завершена, и он достиг совершенства. И поэтому, по мнению Е.А.
Яблокова, вместо «круговорота» в размышлениях героя возникает образ «спирали»
(71, 126). Вывод, который делает герой: «Значит нужно покорно учиться» (1, 1,
133).

С
образом главного героя связан мотив ответственности и вины. Устойчивое
противопоставление необратимости прошлого мучительному желанию героя вернуть
его и исправить выражается во снах героя: «Ночью я видел в зыбком тумане
неудачные операции, обнаженные ребра, а руки свои в человеческой крови и
просыпался, липкий и прохладный, несмотря на жаркую печку-голландку» (1, 1,
100-101). Он продолжает думать о своих действиях и после завершения операции,
строго оценивая себя и укоряя: «А может еще и преступление совершил – ручку –
то. Поехать куда – нибудь, повалиться кому–нибудь в ноги, сказать, вот, мол,
так и так, я лекарь такой-то, ручку младенцу переломил. Берите у меня диплом,
недостоин я его, дорогие коллеги, посылайте меня на Сахалин. Фу, неврастения!»
(1, 1, 126). Это желание какого-то высшего суда, который может снять груз вины,
перед которым можно покаяться, от которого можно получить наказание,  постоянно присутствует во внутренних
монологах юного врача: «Я глубоко вздохнул и остановился: больше делать мне
было нечего. Мне хотелось у кого-то попросить прощения, покаяться в своем
легкомыслии, в том, что я поступил на медицинский факультет» (1, 1, 98).
«Мгновенно мне пришло в голову, что явится кто-то грозный, черный и огромный,
ворвется в избу, скажет каменным голосом: «Ага. Взять у него диплом!» (1, 1,
126).  Герой «трясся при мысли о своем
дипломе, о том, что какой-то фантастический суд будет меня судить и грозные
судьи  будут спрашивать: «А где
солдатская челюсть? Ответь, злодей, кончивший университет!» (1, 1, 127).

Врачебное
действие связано с мотивом преступления и ожидания расплаты за него. «Всё
против меня, судьба, — подумал я, — теперь уж, несомненно, зарезали мы Лидку, —
и мысленно строго добавил: — Только дойду домой – и застрелюсь…» (1, 1, 98).
Эта связь, врач-преступник, ярко проявляется в сценах операций. Образ операции
многозначен. Она представлена как некое священное действие: «Лица у фельдшера и
акушерок стали строгими, как будто вдохновенными» (1, 1, 90), врач
воспринимается как некто священнодеятель, «толкаемый неизвестной силой»,
«осененный», все его действия напоминают действия человека творческой
профессии: «…зияло на голени вдохновенно оставленное мною окно на месте
перелома» (1, 1, 81). Одновременно с этим операция представлена как
преступление, как убийство, как некое противочеловеческое действо: «Я
кругообразно и ловко, как опытный мясник, острейшим ножом полоснул бедро, и
кожа разошлась, не дав ни одной росинки крови». В образе врача появляется
что-то хищное: «Сосуды начнут кровить, что я буду делать?» – думал я  и, как волк, косился на груду торзионных
пинцетов» (1, 1, 80). «В злобном отчаянии я сунул пинцет наобум, куда-то близ
раны, защелкнул его, и  кровь тотчас же
перестала течь» (1, 1, 97); «еще прошло минуты две-три, во время которых я
совершенно механически и бестолково ковырял в ране то ножом, то зондом, ища дыхательное
горло. /…/ Я снова поднял нож и бессмысленно, глубоко и резко полоснул Лидку.
/…/ Я вонзил один крючок с одной стороны, другой – с другой… /…/ Острый нож я
вколол в горло /…/ Тут старшая акушерка, видимо очень опытная, как-то хищно
рванулась к фельдшеру/…/(1, 1, 98). Операционная одновременно предстает и как
место преступление, и как поле боя: «Лужа крови. Мои руки по локоть в крови.
Кровяные пятна на простынях. Красные сгустки и комки марли» (1, 1, 90). Врач,
участвующий в операции, чувствует свое всемогущество воина, одержавшего заслуженную
победу в страшном бою: «Сердце моё полно радостью. Я гляжу на кровавый и белый
беспорядок кругом, на красную воду в тазу и чувствую себя победителем» (1, 1,
91). Итак, в образе врача сливается и целитель, существо, одаренное высшим
знанием, умением, даром, талантом; и враг человека, хищник и преступник; и
воин, борющийся против смерти и побеждающий ее.

Юный
врач олицетворяет те силу и могущество, которые позволяют ему бороться за жизнь
пациентов, он – воин, воплощающий идеалы и принципы самоотверженного,
бескорыстного сострадания и добра. В рассказе «Тьма египетская» отчетливо
проявляются воинские ассоциации: «правая рука моя была на стетоскопе, как на
револьвере» (1, 1, 118).  В этом рассказе
юный врач осознает себя рыцарем, встающим на борьбу с народной темнотой. Тьма
египетская у Булгакова – это темнота крестьян, с которой вынужден бороться
главный герой, юный врач сельской больницы, неся им свет «истинной веры» –
знания. Тьма, охватившая лишенное фонарей село, вполне сравнима с темнотой
крестьян, по-своему истолковывающих любые указания доктора, да так, что иной
раз это действительно приводит к «тьме египетской» в глазах, когда пациенты
едва не гибнут от неправильного приема лекарств. В финале рассказа юный врач
видит сон, где он сам, фельдшер, медсестры предстают рыцарями, которым
предстоит побороть народную тьму: «Потянулась пеленою тьма египетская … и в ней
будто бы я … не то с мечом, не то со стетоскопом. Иду… борюсь… в глуши. Но не
один. А идет моя рать: Демьян Лукич, Анна Николаевна, Пелагея Иванна. Все в
белых халатах, и всё вперед, вперед…» (1, 1, 121). В этом рассказе в образе
врача сливаются воедино рыцарские ассоциации и библейские образы: белые халаты
– белые одежды — символ самоотверженного служения и святости.

По
мнению Яблокова, в произведениях Булгакова, начиная с раннего периода,
воплощается два основных образа жизни главных героев: тяготение «вверх», в
вечность, и стремление к «приземленности» (71, 261).  Во внутренних монологах (скорее даже
диалогах, потому что здесь появляется собеседник, страх) юного врача
реализуются эти два образа жизни. В начале цикла он разговаривает со своим
«внутренним собеседником» – страхом, который «ехидно» «демонским голосом пел»
про грыжу, пытаясь запугать его и остановить. Это внутреннее демонское и является
той частью сущности юного врача, которая 
тянет  вниз. В других рассказах
цикла внутренние монологи важную роль в раскрытии мотивации поступок героя, но
тот демонский чужой голос есть только в двух первых рассказах, когда герой еще
находится в состоянии выбора. Эти два начала борются в нем, одно из
которых  тяготеет к спасению человека, к
облегчению его доли, другое заставляет сомневаться в себе. Юный врач побеждает
демонское начало, чуждое ему. Таким образом, герой является носителем светлого
начала, причем в этом произведении М.А. Булгакова свет является антитезой тьме.
Энергия юного врача естественным образом направляет к реальному результату,
укрепляет его положение, авторитет, поднимает порой до могущества. Дает ему
ощущение счастья, самоутверждение, радость победы над своим неумением и неопытностью,
радость приобщения к великому могуществу знаний, перед которым отступает самая
смерть.

Итак,  образ врача,
впервые появившийся в цикле рассказов «Записки юного врача», обладает
следующими особенностями. Врач является центральным персонажем произведения.
Это человек интеллигентной, гуманной профессии, обладает и писательским
талантом, который позволяет описать события своей жизни. Герой – образованный
человек, его жизнь наполнена оперной музыкой и литературой. Основными
средствами создания образа юного врача является рассказ героя о самом себе,
особенно важную роль в раскрытии образа врача играют внутренние монологи, при
отсутствии портрета, имени. Внутреннее личностное изменение героя составляют
основу сюжета рассказа. Образ врача сопровождают библейские образы, он связан с
рыцарскими ассоциациями. Этот герой тяготеет к свету, его стремления направлены
«вверх», к вечности. Через образ врача проявляются мотивы творчества М.А.
Булгакова: мотив долга, ответственности, расплаты за свои действия, мотив
невозможности изменить уже совершенное зло, мотив постоянно мучившей вины за
это, уже свершенное, зло.

Одну из версий судьбы устойчивого персонажа прозы
Булгакова  можно проследить в рассказе
«Морфий». В нем изображен врач, который пишет — ведет дневник, врач, который
сам оказывается больным. Работу над этим рассказом, первоначально получившим
название «Недуг», Булгаков начал, по-видимому, еще в Вязьме, во второй половине
1917 года (72, 82-83). По мнению исследователей, сначала это сочинение
мыслилось автором в жанре романа, но в последней редакции осталось, главным
образом, трагедией морфиниста, прослеженной с медицинской тщательностью.

Рассказ  «Морфий», опубликованный в «Медицинском
работнике» в 1927 году примыкает к «Запискам юного врача». Однако большинство исследователей
этот рассказ в состав цикла не включает, поскольку он не только не имел никаких
указаний на принадлежность к «Запискам юного врача», но и достаточно отличается
от рассказов цикла по форме и содержанию. Здесь основная часть – это не прямое
повествование от имени юного врача, а дневник доктора Полякова, который после
самоубийства читает его товарищ по университету, доктор Бомгард. «Морфий» можно
рассматривать как самостоятельное произведение, стоящее вне цикла, хотя в
основе рассказа  тот же
автобиографический материал – врачебная деятельность Булгакова в Никольском. Но
в этом рассказе биографическая основа оказывается намного шире во временном
отношении, чем в «Записках юного врача».

Еще
учась в университете, в конце апреля 1915 года, Михаил Булгаков изъявил желание
служить врачом в морском ведомстве, однако его признали негодным к несению
военной службы по состоянию здоровья. С 18 мая 1915 года подрабатывал в
госпитале Красного Креста. После окончания университета, весной 1916 года,
вновь поступил в госпиталь. По одной версии, 
опять вернулся в киевский госпиталь РОККа, который вскоре перевели в
распоряжение Юго-Западного фронта в Каменец-Подольский; по другой версии,
изложенной в воспоминаниях Т.Н. Лаппа, Булгаков «пошел в Красный крест, чтобы
его направили в какой-нибудь киевский госпиталь, но ему дали направление в
Каменец-Подольский». Так или иначе, но с мая 1916 года работает в прифронтовых
госпиталях Каменец-Подольска, а с 4 июня 
в Черновцах.

  5 июня 1916 года император Николай II
санкционировал откомандирование 300 врачей выпуска этого года в распоряжение
министерства внутренних дел для использования их в земствах, но с сохранением
прав и преимуществ, установленных для врачей резерва. 16 июля 1916 года он был
определен «врачом резерва Московского окружного военно-санитарного управления»
и откомандирован в распоряжение смоленского губернатора.

 С 29 сентября 1916 года Булгаков служит в селе
Никольском Сычевского уезда заведующим 3-м врачебным пунктом. Жуткие боли после
прививки, которую необходимо было сделать после инцидента при проведенной
трахеотомии, вынудили сделать впрыскивание морфия. Михаил Афанасьевич
пристрастился к морфию с лета 1917 года. Болезнь быстро прогрессировала; по
свидетельству Т.Н. Лаппа,  к концу своего
пребывания в Никольском Булгаков нуждался уже в двух уколах морфия в день.
Боязнь, что недуг станет известен окружающим, а через них и земскому
начальству, по словам Т.Н. Лаппа, послужила главной причиной усилий Булгакова добиться
скорейшего перевода из Никольского. 18 сентября Смоленская  губернская земская управа командировала
Булгакова в распоряжение Вяземской уездной земской управы, а 20 сентября
приступил к работе  в Вяземской городской
земской больнице в должности второго врача и заведующего инфекционным и
венерическим отделением.  Н.А. Земская
писала в своем дневнике: «Кончая университет, М.А. выбрал специальностью
детские болезни (характерно для него), но волей-неволей пришлось обратить
внимание на венерологию…» В Вязьме условия работы были совсем иными, чем ранее,
в селе Никольском, — где на единственного врача приходилось в полтора больше
жителей, чем в Вязьме – на трех врачей.  
Но и в Вязьме главной проблемой для Булгакова оставался морфинизм, две
заботы довлели над ним: достать морфий и скрыть болезнь от окружающих. Конец
истории с морфием оказался счастливым. В Киеве, куда Булгаковы приехала в
феврале 1918 года, произошло чудо, Т.Н. Лаппа рассказывала: «В первое время
почти ничего не изменилось, он по-прежнему употреблял морфий, заставлял меня
бегать в аптеку /…/ там уже начали интересоваться, что это доктор так много
выписывает морфия. И он, кажется, испугался, но своего не прекратил и стал
посылать меня в другие аптеки. Мать его, конечно же, ничего не знала об этом. И
тогда я обратилась к Ивану Павловичу Воскресенскому (муж матери) за помощью. Он
посоветовал вводить Михаилу дистиллированную воду. Так я и сделала. Уверена,
что Михаил понял, в чем дело, но не подал вида и принял «игру». Постепенно он
избавился от этой страшной привычки. И с тех пор никогда больше не только не
принимал морфия, ни и никогда не говорил об этом» (59, 85).

Таким
образом, факты собственной биографии Булгаков распределил между двумя
персонажами: доктором Бомгардом и доктором Поляковым. Оба доктора получили
прекрасное образование; это интеллигентные люди, по воле долга оказавшиеся на
далеких, глухих, земских участках. Доктор Бомгард «был счастлив в 17-м году
зимой, получив перевод в уездный город с глухого вьюжного участка» (1, 1, 149).
Доктор Поляков служит в глуши, у него есть небольшой опыт – военный госпиталь;
именно этот врач наделен губительным пристрастием к морфию, но, в отличие от
самого Булгакова, не в состоянии справиться с ним. Помимо перечисленных биографических
черт Булгакова, доктор Бомгард и доктор Поляков обладают литературным даром:
один печатает записи, написанные другим.

В
центре рассказа «Морфий» — история, произошедшая с доктором Поляковым, но так
как  вначале появляется доктор Бомгард, и
именно через него мы знакомимся с главным героем рассказа, то первым рассмотрим
образ доктора Владимира Михайловича Бомгарда.

Не случайно  рассказ «Морфий» включают в «Записки юного врача»:  юный врач и доктор Бомгард очень похожи. Он
молод, ему двадцать семь лет, он на три года старше юного врача. Доктор Бомгард
как бы идет по тому же пути, что и юный врач: он окончил университет, он
полтора года «просидел, в снегу зимой, в строгих и бедных лесах летом /…/ не
отлучась ни на один день…» (1, 1, 147). Но он уже прошел этот этап. Он набрал уже
тот опыт, который только приобретает юный врач: «…А все-таки хорошо. Что я
пробыл на участке… Я стал отважным человеком… Я не боюсь… Чего я только не
лечил?! В самом деле?/…/» (1, 1, 150) и сейчас, с облегчением оглядываясь на
прошедшее, начинает забывать его: «Неблагодарный! Я забыл свой боевой пост, где
я один  без всякой поддержки боролся с
болезнями, своими силами, подобно герою Фенимора Купера, выбираясь из самых диковинных
положений» (1, 1, 149).

 Он снял с себя тот груз долга и
ответственности, который направлял и его, составлял основу, фундамент и его
деятельности. Его дни и ночи, так же, как дни и ночи юного врача, были
заполнены только одним делом, одной мыслью, служением на посту врача.
Поэтому-то он так рад и так счастлив той свободой, которая так разнится с
полной загруженностью в недавнем прошлом: «Тяжкое бремя соскользнуло с моей
души. Я больше не нес на себе роковой ответственности за все, что бы ни
случилось на свете. /…/ Я почувствовал себя впервые человеком, объем
ответственности которого ограничен какими-то рамками. /…/(1, 1, 148). «Я стал
спать по ночам, потому что  не слышалось
более под моими окнами зловещего ночного стука, который мог поднять меня и
увлечь в тьму на опасность и неизбежность» (1, 1, 149).

С
образом доктора Бомгарда, так же как и с образом юного врача, связан мотив
врачебного долга, потребности во что бы то ни стало помочь больному человеку.
После получения странного, сумбурного письма от университетского товарища в
записке главному врачу он объясняет: «Считаю своим долгом съездить к нему. /…/
Человек беспомощен» (1, 1, 152). Это 
«истерическое», «чуть-чуть фальшивое» письмо («Надежда блеснет…» – в
романах так пишут, а вовсе не в серьезных докторских письмах!..» — с раздражением
оценивает доктор Бомгард полученную от Полякова записку (1, 1, 153) рождает его
собственную боль, но строго осуждает себя: «И недостойно из-за мигрени, из-за
беспокойства его порочить хотя бы мысленно. Может быть, это и не фальшивое и не
романтическое письмо. Я не видел его, Сережку Полякова, два года, но помню его
отлично. Он был всегда очень рассудительным человеком…» (1, 1, 153).

Несмотря на то,
что Бомгард —  врач, он не выполняет
здесь функцию лекаря, целителя, он даже высчитывает тот момент, когда он сможет
расстаться со своим «блистательным городом» и вернуться в Москву, потому что к
тому времени уже закончится стаж. Он издатель записок своего товарища, который
«дарит» ему свой дневник, так как Бомгард кажется тому «человеком пытливым и
любителем человеческих документов» (1, 1, 156).

 В этом рассказе, как и во многих произведениях
М.А. Булгакова, наблюдается «парность» оценочно-разноплановых героев, внешние
двойники оказываются противоположны друг другу. Доктор Поляков – это другой возможный  вариант жизни интеллигентного, образованного
человека, оказавшегося на «необитаемом острове».

Сергей Васильевич
Поляков на два года моложе доктора Бомгарда. Он закончил тот же университет, у
него то же образование, те же условия для начала  врачебной деятельности: «Весь мой выпуск, не
подлежащий призыву на войну (ратники ополчения 2-го разряда выпуска 1916 г.), разместили в  земствах» (1, 1, 156). Но уже имеющийся опыт
(«много помог мне госпиталь на войне. Все-таки не вовсе неграмотным я приехал
сюда») и семейная драма («Да и гимназически-глупо с площадной бранью
обрушиваться на женщину за то, что она ушла!») порождает совсем иное отношение
к делу (1, 1, 157). Глушь, которая так страшила юного врача и которую так
счастлив был покинуть доктор Бомгард, абсолютно не пугает Сергея Полякова. Он
не желает «видеть и слышать людей», и это вынужденное одиночество желанно  для него. Приезд в земство означает не
потребность начать новую жизнь, а попытку спрятаться от старой. В дневнике
доктора Полякова звучит мотив смерти, законченности жизни  («погребены под снегом», «снежный гроб»);
тоска, безнадежность гложет его, что и отражается на его работе: «Но работаю
чисто механически. С работой я свыкся» (1, 1, 157). Мотив врачебного долга,
являющийся ведущим в образах юного врача и доктора Бомгарда, в образе доктора
Полякова отсутствует. Проходит почти месяц, с 20января – по 15 февраля, а
пациентов мы не видим, да и этот доктор ими не интересуется. И только с 15
февраля вся жизнь героя сосредотачивается на истории болезни одного пациента,
его самого. Это не просто субъективное повествование о своей жизни, но это и
сторонний взгляд профессионала, наблюдающий и фиксирующий с медицинской
скрупулезностью течение болезни. В образе доктора Полякова воедино сливается
образ врача и образ больного.

Начало принятия морфия связано с
мотивом судьбы, роковой случайности, герой не может объективно объяснить,
отчего появилась боль, которую можно было унять только при помощи укола:
«Все-таки наша медицина – сомнительная наука, должен заметить. Отчего у
человека, у которого нет абсолютно никакого заболевания желудка или кишечника
/…/, у которого прекрасная печень и почки, у которого кишечник функционирует
совершенно нормально, могут ночью сделаться такие боли, что он станет кататься
по постели?» (1, 1, 157-158). (Некоторые исследователи считают, что первую
инъекцию наркотика герой рассказа делает за неделю до начала февральских
революционных событий – будто заранее готовя себе анестезию. События
февраля-марта, а затем октября –ноября 1917 года будут восприняты сквозь дымку
помрачающей сознания героя болезни. Был найден угол зрения на революцию – герои
Булгакова переживают ее болея, и сама она предстает как феномен болезни.
Единственными высказываниями относительно революции будут: «2 марта. Слухи о чем-то грандиозном.
Будто бы свергли Николая II.» (1, 1,
160) «10 марта. Там происходит
революция» (1, 1, 161), все остальное уйдет в подтекст. Другая
исследовательская версия имеет связь с православным праздником:  15 февраля 1917 года было Сретение). 

После этого эпизода доктор Поляков
ставит перед собой цель истинного ученого, врача-исследователя: «Было бы очень
хорошо, если б врач имел возможность на себе проверить многие лекарства. Совсем
иное у него было бы понимание их действия» (1, 1, 158).  Но эта благая цель оборачивается против
самого исследователя, хотя нельзя сказать, чтобы эта цель была осмыслена и
предварительно поставлена. С психологической достоверностью Булгакова
показывает проявление зависимости, изменения, происходящие в настроении,
характере  героя. Мотив болезни
физической связывается с болезнью душевной. До определенного момента врача
здесь нет, он не виден, на первый план выходит больной человек, не осознающий
те последствия и те изменения, которые с ним уже произошли. Несмотря на то, что
Поляков фиксирует их с точностью внимательного и вдумчивого человека, наркоман
вытеснил врача: «1-го марта. Доктор
Поляков, будьте осторожны! Вздор» (1, 1, 159).

Первые изменения радуют Полякова:
«После укола впервые за последние месяцы спал глубоко и хорошо, — без мысли о
моей, обманувшей меня» (1, 1, 158); «но вот уже полмесяца, как я ни разу не
возвращался мыслью к обманувшей меня женщине. Мотив из партии ее Амнерис
покинул меня. Я очень горжусь этим. Я – мужчина»; «… необыкновенное прояснение
мыслей и взрыв работоспособности. Абсолютно все неприятные ощущения прекращаются»
(1, 1, 159). Он обманывает себя тем, что вроде бы снова начинает жить, к нему
возвращаются краски жизни: он в состоянии любить, слышать музыку, видеть
изменения в природе, но он не замечает, что все это происходит под влиянием наркотиков.
Описывает те сны, которые видит наяву: «Таких снов на рассвете я еще никогда не
видел. Это двойные сны» (1, 1, 160). «Впрочем, этого на бумаге передать нельзя»
(1, 1, 161) . «Вредны ли эти сны?  О нет.
После них я встаю сильным и бодрым. И работаю хорошо. У меня даже появился
интерес, а раньше его не было /…/ А теперь я спокоен. Я спокоен» (1, 1, 161).

Сергей Поляков начинает замечать
изменения в своем характере, в отношении к окружающим, но успокаивает себя. Он
уже полностью зависит от уколов. Булгаков психологически тонко описывает частые
изменения настроения морфиниста: «Швырнул шприц, чуть не разбил его и сам
задрожал. Бережно поднял, осмотрел, — ни одной трещинки. /…/ Через час я был в
нормальном состоянии. Конечно, я просил у нее извинения за бессмысленную
грубость. Сам не знаю, как это со мной произошло. Раньше я был вежливым
человеком» (1, 1, 161-162).

Пристрастие прогрессирует, Поляков
пробует заменить морфий кокаином. «Черт в склянке. Кокаин – черт в склянке!
Действие его таково: При впрыскивании одного шприца 2%-ного раствора почти
мгновенно наступает состояние спокойствия, тотчас переходящее в восторг и
блаженство. И это продолжается только одну. Две минуты. И потом все исчезает
бесследно. Как не было. Наступает боль, ужас, тьма. /…/  Я беру его и, небрежно смазав йодом исколотое
бедро, всаживаю иголку в кожу. Никакой боли нет. О, наоборот: я предвкушаю
эйфорию, которая сейчас возникнет. И вот она возникает./…/ Но вот одно
мгновение, и кокаин в крови по какому-то таинственному закону, не описанному ни
в какой из фармакологий, превращается во что-то новое. Я знаю: это смесь
дьявола с моей кровью» (1, 1, 164). Здесь впервые появляются те демонические
мотивы, которые «стращали» в начале профессиональной деятельности юного врача и
которые так неожиданно «пробуждают» доктора Полякова. Только через два месяца
он смог  сказать правду о самом себе,
смог назвать то, что происходит с ним своими словами: «Я – несчастный доктор
Поляков, заболевший в феврале этого года морфинизмом…» (1, 1, 164).  Осознает, что это  мнимое исследование: «По сути дела это не
дневник, а история болезни, и у меня, очевидно профессиональное тяготение к
моему единственному другу в мире /…/» (1, 1, 164). С этого момента в герое
борются два человека – больной морфинизмом и его врач, происходит раздвоение
сознания: «Больше не могу. И вот взял и уколол себя. Вздох. Еще вздох. Легче
/…/Вздор. Эта запись вздор. Не так страшно. Рано или поздно я брошу!.. /…/ Этой
глупою борьбой с морфием я только мучаю и ослабляю себя» (1, 1, 166). «Да, я
дегенерат. Совершенно верно. У меня начался распад моральной личности» (1, 1,
169). «Распад личности – распадом, но все же я делаю попытки воздерживаться от
него» (1, 1, 170). «Читал во время воздержания учебник психиатрии, и он
произвел на меня ужасающее впечатление. 
Я погиб, надежды нет» (1, 1, 172). «Решили твердо, что с 1 января я
возьму отпуск на один месяц по болезни – и к профессору в Москву. Опять я дам
подписку, и месяц я буду страдать у него в лечебнице нечеловеческой мукой. / …/
1 января. Я не поехал. Не могу
расстаться с моим кристаллическим растворимым божком. Во время лечения я
погибну. И все чаще приходит мысль, что лечиться мне не нужно» (1, 1,
172).  Строки, написанные во время
воздержания, несчастным человеком, скупы, но в них чувствуется раздражение
«задавленного» наркомана, и строки, написанные 
под действием морфия, счастливым человеком, восторженно-поэтичны, — в
этих строках воплощаются два образа 
Полякова. Сергей Поляков, находящийся в эйфории, оправдывает
себя-пациента и ругает себя-врача, доктор Поляков чувствует свое бессилие.
Кажется, что противодействие заканчивается поражением врача, больной же в этой
извечной паре оказывается сильнее. В этом рассказе врач уже не является
всемогущим, чудесным образом побеждающим болезнь, он оказывается бессильным.
Личность распадается окончательно: «…вал эту страницу, чтоб никто не прочитал
позорного описания того, как человек с дипломом бежал воровски и трусливо и
крал свой собственный костюм /…/ «Дело не в костюме. А в том, что я в лечебнице
украл морфий. З кубика в кристаллах и 10 грамм однопроцентного раствора. /…/ Итак,
доктор Поляков – вор. Страницу я успею вырвать» (1, 1, 167-168).  М.А. Булгаков показывает почти неузнаваемое
изменение человека, который в начале повествования восхищенно восклицает: «Не
могу не воздать хвалу тому, кто первый извлек из маковых головок морфий.
Истинный благодетель человечества» (1, 1, 158), а в конце обвиняюще требует:
«Изобрели морфий, вытянули его из высохших щелкающих головок божественного
растения. Ну, так найдите же способ и лечить без мучений» (1, 1, 167). Доктор
Поляков, казалось бы, потерявший свое человеческое достоинство, в конце концов,
достаточно зрело размышляет о решении: «Позорно было бы хоть минуту длить свою
жизнь. Такую – нет, нельзя» (1, 1, 175). Врач, который должен бороться со
смертью, кончает свою жизнь самоубийством.

В
образе доктора Полякова оказываются связанными воедино многие
противоположности: врач сам становится больным; врач наблюдает и личностно
переживает течение болезни; он исследует собственное болезненное состояние
(функция ученого) и описывает его в дневнике (функция литератора); он
профессионал, часто дарующий жизнь, убивает себя, т.е. несет смерть.

Итак,
в ранней прозе Булгакова образ врача 
является автобиографическим. Образ врача выстроен на пересечении  Добра и Зла. Силы Добра и Зла сталкиваются в
душе самого врача. Способность исцелять проявляется, если во враче побеждает
светлое начало, что дает почти всемогущество или, наоборот, если темное начало
оказывается сильней, — полное бессилие. Если демонский голос в юном враче
замолкает почти сразу, как только желание спасти пациента заслоняет все
остальные соображения, то доктор Поляков проигрывает борьбу с «чертом в
склянке».  Врачевание заключается в
борьбе со смертью либо просто в избавлении пациента от боли, облегчении его
страданий. Врач и больной тесно связаны друг с другом (физическая боль пациента
вызывает внутреннее психологическое мучение 
юного врача, в «Морфии» болезнь настигает самого врача).

Образ врача неоднозначен, он
ассоциативно связан с другими образами. 
В «Записках юного врача» очевидны ассоциации врач-рыцарь и  врач-преступник.  Несмотря на подобную связь, юный врач
оказывается однозначно светлым образом и оценивается в кругу
нравственно-философских понятий Булгакова положительно, потому что темный образ
преступника-убийцы в итоге рассеивается, и образ врачевателя доминирует.
Светлое начало образа подчеркивается и 
ассоциацией с образом рыцаря, который 
связан с мотивом бескорыстного служения Добру. В «Морфии» появляется
иная цепочка: врач-исследователь-больной. Врач не связан с рыцарскими ассоциациями,
не выполняет долг, сразу проигрывает в борьбе со страхом, тоской.

Особенности цикла «Записки юного врача»

В
самом начале литературной карьеры для
М. Булгакова характерен рассказ от лица
повествователя. сборник не был включен
рассказ «Морфий»(1927 г.).

В
«Записках юного врача» Булгаков
вспоминает о своей врачебной практике
в сельской глуши. Перед нами развертываются
картины мирной деятельности врача,
борьбы за человеческую жизнь не только
с болезнями, но и с косностью и невежеством
деревни.

«Записки
юного врача» не автобиография, а
литература, использующая врачебные
наблюдения и личный опыт. Здесь уже
ощутим внимательный и вполне
профессиональный взгляд автора со
стороны на персонажей и события.

Для
всех семи рассказов «Записок юного
врача» характерны локальный сюжет,
кратковременность описываемого события
(действие происходит чаще всего в течение
одних суток). Булгаков передает лишь
эпизоды из работы врача, но из них легко
составляется общее представление о его
деятельности. О каждом случае рассказано
с такими деталями, с такой пристальностью
авторского взгляда, что читатель
чувствует себя очевидцем происходящего.

Сообщая
о времени службы героя, Булгаков лишает
рассказы примет этой поры. 1918 год,
прошедший по стране огнем и кровью,
воплощенный в «Белой гвардии», в «Записках
юного врача» тих и обычен. Лишь в одном
эпизоде мелькнет солдат, вернувшийся
«с развалившегося фронта после революции»,
и больные, обращаясь к врачу, зовут его
то по старинке – «господин доктор», то
по-новому – «товарищ доктор».

Содержание
книги – это несколько случаев из
медицинской практики вчерашнего
выпускника университета, поставленного
перед необходимостью быть единственным,
«универсальным» доктором в маленькой
больнице. Страх перед сложными операциями,
одиночество, понимание ограниченности
своих знаний («негодный университетский
груз») держат молодого врача в постоянном
напряжении, создают тревожное настроение.
Опасения его сбываются – из деревни
привозят умирающую, искалеченную
девушку, и врач делает ампутацию; потом
приходит день первых в его врачебной
практике трудных родов; наконец, самое
тяжелое – случай, когда нельзя помочь,
смертельный исход.

И,
что удивительно, при таком, казалось
бы, невеселом сюжете, рассказы оптимистичны,
проникнуты любовью к жизни. Секрет этой
жизнерадостности – в характере
героя-рассказчика, обладающего
неиссякаемым чувством юмора и тонкой
иронии, чаще всего, обращенной на себя,
в чем выражается незаурядность личности
героя. Все это — необходимая разрядка
после страниц, которые держат читателя
в напряжении.

Личность
героя часто раздваивается: один говорит,
приказывает, действует; другой – со
страхом и отчаянием наблюдает за
поступками первого»: «Внутри себя я
думал так: «Что я делаю? Ведь я же зарежу
девочку». А говорил иное: «Ну, скорей,
скорей соглашайтесь!». Автор словно
утверждает: нельзя улыбаться и быть
добрым, делая нелегкое, опасное дело.

Герой
рассказов не отличается ни титанической
волей, ни железным характером. Но он
ведет постоянный упорный бой. Прежде
всего с болезнью: «… я смотрел в зрачки,
постукивал по ребрам, слушал, как
таинственно бьется в глубине сердце, и
нес в себе одну мысль – как его спасти?
И этого – спасти. И этого! Всех!». Но не
только с болезнью идет борьба, врачу
приходится превозмогать еще собственное
малодушие, незнание. И в этом ему помогает
неистребимая любовь к людям.

Мысль
о необходимости «покорно учиться»
никогда не оставляет молодого врача.
Убеждение писателя в том, что учебные
заведения не в состоянии выпускать
вполне подготовленных к самостоятельной
работе людей, оформится позже в «Жизни
господина де Мольера»: «Я полагаю, что
ни в каком учебном заведении образованным
человеком стать нельзя. Но во всяком
хорошо поставленном учебном заведении
можно стать дисциплинированным человеком
и приобрести навык, который пригодится
в будущем, когда человек вне стен учебного
заведения станет образовывать сам
себя».

Работая
над первыми произведениями, молодой
писатель постепенно постигает урок
русской классической прозы: между
автором и персонажами, даже дорогими и
близкими ему, должна быть определенная
дистанция. То есть писателю следует
взглянуть на случившееся с ним и другими
людьми как на свое и чужое прошлое.
Конечно же, сразу такая зрелость и высота
писательского взгляда прийти не могли.

В
этом произведении Булгаков ищет не
только новую точку зрения на происходящие
события и их участников, но и свой стиль.
Происходит становление его как писателя.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #

У этого термина существуют и другие значения, см. Записки врача.

«Записки юного врача» — цикл рассказов М. А. Булгакова, опубликованных в 1925—1926 годах в журналах «Медицинский работник» и «Красная панорама» В цикл входят рассказы «Полотенце с петухом», «Крещение поворотом», «Стальное горло», «Вьюга», «Тьма египетская», «Пропавший глаз» и «Звёздная сыпь».

Состав цикла

Всего в цикл входит семь рассказов.

Четыре из них имели подзаголовок, либо подстрочное примечание «Записки юного врача». В сноске к «Тьме египетской» написано: «Из готовящейся к изданию книги „Записки юного врача“». В «Стальном горле» подзаголовок другой: «Рассказ юного врача». «Звездная сыпь» не содержит никаких указаний на принадлежность рассказа к какому-либо циклу или книге.

В виде цикла все рассказы впервые были опубликованы в 1963 году (Библиотека «Огонька», № 23). «Звездная сыпь» в издание не вошла. Заглавие «Стальное горло» было заменено на «Серебряное горло». Датировка событий также была изменена: вместо булгаковского 1917 года везде стоял 1916. Сделано это было, может быть, отчасти из-за цензуры. Основной причиной таких искажений явилось желание издателей сблизить время действия рассказов со временем работы самого Булгакова в селе Никольском (Сычёвский уезд Смоленской губернии), где он занимал должность земского врача.

В 1927 году Булгаков опубликовал рассказ «Морфий». По тематике он отчасти примыкает к «Запискам юного врача», но большинство исследователей отрицает его принадлежность к циклу из-за множества отличий (как в содержании, так и просто в форме) и отсутствия каких-либо указаний на принадлежность его к «Запискам».

Источники повествования

В цикле в несколько изменённом виде изображены реальные случаи, происходившие с Булгаковым во время его работы в Никольском (29 сентября 1916 — 18 сентября 1917). Он был направлен туда по мобилизации ввиду негодности к военной службе. Свою работу он продолжил в земской городской больнице Вязьмы (18 сентября 1917 — февраль 1918). Последний период отражён лишь в рассказе доктора Бомгарда в «Морфии». В «Записках» главный герой моложе Булгакова: в «Стальном горле» упоминается, что ему 24 года, а Булгакову к моменту приезда в Никольское было уже 25. Действие сдвинуто на год позже: герой приезжает в село осенью 1917, а не 1916.

«Записки» были ориентированы на «Записки врача» (1901) В. В. Вересаева. Позднее Булгаков был дружен с ним, и Вересаев был соавтором «Александра Пушкина». Герои книг Булгакова и Вересаева очень различны. В момент создания своей книги Вересаев был близок к марксистам. Он писал: «пришли новые люди, бодрые, верящие, находившие счастье не в жертве, а в борьбе». Герой Вересаева видел успех лишь в том, чтобы быть частью целого и помогать этому целому. Герой Булгакова, напротив, борется за человеческую жизнь не совместно с каким-то целым, но совместно с конкретными коллегами-врачами.

История создания

Первая редакция «Записок» была создана почти сразу после реальных событий. По свидетельству А. П. Гдешинского^[1], в 1918 году в Киеве Булгаков уже зачитывал «Звёздную сыпь». Возможно, что первый вариант цикла — «Записки земского врача» — был написан ещё в Смоленской губернии.

В письме К. П. Булгакову из Владикавказа в Москву 16 февраля 1921 года в числе оставленных в Киеве рукописей Булгаков называет «Наброски Земского врача» и «Недуг» (очевидно, первая версия «Морфия»). В письме В. М. Булгаковой от 17 ноября 1921 года (уже из Москвы) Булгаков признаётся: «По ночам пишу „Записки земского врача“. Может выйти солидная вещь. Обрабатываю „Недуг“». Известно, что после публикации произведений ранние редакции были уничтожены самим писателем.

Сюжет

«Полотенце с петухом». Молодой неопытный врач приезжает на свой участок в деревню. После знакомства с персоналом больницы ему предстоит первое серьёзное испытание — ампутация ноги у деревенской девушки. Несмотря на неуверенность и отсутствие опыта у молодого доктора, ампутация удается блестяще, девушка остается жива и впоследствии дарит врачу полотенце с вышитым на нём петухом (отсюда и название рассказа).

«Крещение поворотом». Герою предстоит сделать операцию поворота на ножку плода при трудных родах у деревенской женщины. Благодаря советам опытной акушерки и эта операция отлично удаётся врачу.

«Стальное горло». Врач делает трахеотомию маленькой девочке, больной дифтерией. В рассказе отражены малограмотность и суеверность деревенских людей того времени, долго не разрешавших делать операцию девочке. После успешной операции и выздоровления девочки Лиды по деревням пошли слухи о том, что молодой доктор вместо настоящего горла вставил ей стальное.

«Вьюга». Описывается поездка врача ночью в метель в другую деревню на помощь такому же молодому доктору, не знающему что делать с женщиной, разбившей себе голову при падении с лошади. Из-за позднего приезда спасти женщину не удаётся — это первый пациент, умерший у главного героя.

«Тьма египетская». Описываются быт и нравы деревенских жителей того времени — их малограмотность, суеверность, склонность доверять больше местным бабкам-знахаркам, нежели докторам. Главная сюжетная линия — рассказ про мельника Худова, больного малярией и решившего принять сразу все лекарства, прописанные врачом, дабы «не валандаться по одному порошочку в день. Сразу принял — и делу конец».

«Пропавший глаз». Доктор подводит итог своего годичного пребывания в деревне. Название рассказа происходит от истории с ребенком с огромной опухолью, закрывшей глаз. Как выясняется, неизвестная опухоль — всего лишь огромный гнойник, развившийся из нижнего века и лопнувший сам по себе.

«Звёздная сыпь». Герой начинает борьбу с сифилисом, повсеместно распространившимся среди населения. Рассказ заканчивается обращением к тому врачу, который, наверное, сейчас сидит на месте главного героя на деревенском участке: «Привет, мой товарищ!».

Экранизация

В декабре 2012 г. на британском телевидении прошла премьера телесериала «Записки юного врача» c Дэниэлом Рэдклиффом в главной роли^[2].

Примечания

Ссылки

• «Записки юного врача» в Булгаковской энциклопедии

Произведения Михаила Афанасьевича Булгакова
Романы	Белая гвардия · Жизнь господина де Мольера · Мастер и Маргарита · Театральный роман
Повести	Дьяволиада · Роковые яйца · Собачье сердце · Тайному другу · Записки на манжетах
Пьесы, киносценарии, либретто	Адам и Ева · Александр Пушкин · Багровый остров · Батум · Бег · Блаженство · Война и мир · Дни Турбиных · Дон Кихот · Зойкина квартира · Иван Васильевич · Кабала святош · Мёртвые души (пьеса · киносценарий) · Минин и Пожарский · Необычайное происшествие, или Ревизор · Пётр Великий · Полоумный Журден · Последние дни · Рашель · Сыновья муллы · Чёрное море
Рассказы	Записки юного врача: Полотенце с петухом · Крещение поворотом · Стальное горло · Вьюга · Тьма египетская · Пропавший глаз · Звёздная сыпь Богема · Был май… · В кафе · Воспоминание… · No 13. — Дом Эльпит-Рабкоммуна · Киев-Город · Красная корона · Морфий · Необыкновенные приключения доктора · Похождения Чичикова · Праздник с сифилисом · Псалом · Ревизор с вышибанием · Ханский огонь · Я убил · Самогонное озеро
Прочее	Очерки и фельетоны · Грядущие перспективы  · Письмо правительству СССР

Четвергова Ю.С.

учитель 1 категории

русского языка и литературы

МБОУ казачьей СШ №22,

г. Гуково

Ростовской области

«Образ врача в прозе М.А.Булгакова (цикл «Записки юного врача» и другие произведения)».

Исследования, посвященные литературному персонажу определенного типа, традиционно делятся на две основные группы. Первая включает в себя труды, для которых характерен доминантный в советском литературоведении «социальный» подход к художественному произведению. Это публикации, посвященные классовым и сословным образам дворян, разночинцев и т. д. Вторая группа объединяет работы, в которых литературный герой рассматривается исключительно с точки зрения поэтики, структуры сюжета и места в системе персонажей. В этой статье попытаемся объединить два названных подхода, рассматривая профессиональную характеристику образа врача с точки зрения его места в системе персонажей, с одной стороны, и его культурного ореола – с другой.

По нашему мнению, с образом врача в литературу впервые приходит герой, практикующий определенную профессию. Именно поэтому в связи с образом врача можно рассматривать проблему социальной и профессиональной самоидентификации персонажа. Кроме того, в профессии врача несомненно присутствует символическая окраска (врач — целитель тела и души, человека и общества). Профессия врача изначально связана с архетипическими основами и сущностями бытия.

Современное литературоведение этого вопроса касается вскользь. Имеющиеся работы, в основном, либо рассматривают образы докторов как отражение реальных процессов в медицине, либо занимаются проблемой прототипов конкретных персонажей, в том числе врачей. Так же поступают известные булгаковеды М. Чудакова, В. Петелин, Л. Яновская, которые лишь констатируют тот факт, что фигура врача появляется в наиболее значительных произведениях булгаковской прозы, но до сих пор не предпринимали попыток проследить генезис этого образа в прозе Булгакова.

Образ-профессия врача в русской классике имеет повышенную смысловую нагрузку, даже когда появляется в произведении мимолетно, в коротком эпизоде. Врач по должности приближен к основам и сущностям бытия: рождение, жизнь, смерть, страдание, сострадание, воскрешение. Доктора в произведениях русской литературы XIX века включены в систему других персонажей, однако лишаются роли активного участника событий, они обычно показаны вне своей семьи, они ориентируются на иностранцев или сами являются иностранцами.

Наиболее полную картину судьбы доктора, в ее коренных поворотах и связях с мировоззренческими поисками мы можем найти в произведениях А.П. Чехова («Палата №6», «Случай из практики», «Ионыч» и др.).

М.А. Булгакова можно назвать продолжателем сложившейся в русской литературе традиции, которую условно можно обозначить как «писатель-врач». Писатель такого типа не просто изображает профессиональную деятельность врача, он обращается к духовной стороне исцеления.

В «Записках юного врача» Булгаков отражает традиционную для русской классической литературы сюжетную ситуацию, которую мы условно обозначаем «врач и социум». В рассказах булгаковского цикла нашли отражение основные черты данной ситуации: одиночество доктора, его существование вне истории, вне семьи, указание на его близость к иностранцам (фамилия врача – Бомгард, его лучшие «друзья» — книги немца Додерляйна, его предшественник, о котором он вспоминает с благодарностью, тоже немец – Леопольд Леопольдович). Молодой врач в ходе своей профессиональной деятельности оказывается у грани жизни и смерти, выполняет функции целителя не только тела, но и души.

Особенность цикла «Записки юного врача» в том, что в основе сюжета большинства рассказов лежит изображение процесса профессионального посвящения-инициации врача. «Юный» врач, совершая вместе с больным путь от смерти к жизни, обретает не только новые знания, но и новый статус в социуме.

В других произведениях Булгакова тоже появляются персонажи-врачи, в них также присутствуют элементы рассмотренной нами сюжетной ситуации «врач и социум». Рассматривая под этим углом прозу Булгакова, мы обращаем основное внимание на пространственные характеристики сюжетной модели «врач и социум».

Центром жизненного пространства в произведениях Булгакова представлен дом врача: «дом – центр не только физического, но и этического пространства. Это место спасения людей». В «Записках юного врача» — это своеобразное пространство перехода. Сам процесс профессиональной инициации врача, естественно, происходит в больнице, но доктор проводит большую часть времени в своем доме – он живет там в одиночестве, в окружении книг. В «Белой гвардии» процесс профессионального посвящения врача сопряжен с его болезнью. В ходе болезни меняются взгляды Алексея Турбина, происходит обращение к вечным, надсоциальным истинам. При этом пространственные параметры традиционной сюжетной схемы сохранены. В процессе обретения истины Турбин совершает путь «жизнь-смерть-жизнь», который обретает форму «дом-война-дом».

В повести «Собачье сердце» впервые у Булгакова звучит мысль о том, что пространство дома врача может быть разрушено. Опасность разрушения приходит прежде всего извне (Швондер, домком, пролетарская власть). Однако автор не снимает вины с самого врача: он «заигрался» в свою избранность, он сам позволяет себе немыслимые эксперименты с Великой эволюцией, в результате чего разрушаются коренные основы миропорядка.

Большая квартира профессора Преображенского в «Собачьем сердце» – это особый мир, отделенный от остального.

Пространству квартиры профессора противопоставлен мир внешний. Посягательства на дом врача происходят со стороны домкома. Швондер и его домком заседают в подвале. Таким образом, пространство Калабуховского дома отражает бинарную оппозицию верх-низ, свойственную мифологическому сознанию.

В «Собачьем сердце» дом врача пока устоял перед вторжением сил извне, но он разрушается изнутри с появлением Шарикова, что подтверждается апокалиптической картиной потопа в профессорской квартире.

В романе «Мастер и Маргарита», на первый взгляд, функции врача всецело предписаны Стравинскому, главе психиатрической клиники. Однако, хотя Стравинский спасает Мастера и других, ставших жертвой нечистой силы, спасение это откровенно пародийно, поскольку профессор может предложить Мастеру всего лишь абсолютный, бездеятельный покой психлечебницы. Стравинский – псевдоврач, врач-пародия, что подчеркнуто актерскими чертами в его внешности «тщательно, по-актерски обритый человек лет сорока пяти».

Власть Стравинского над Мастером и другими пациентами оказывается призрачной. Он не в состоянии лишить Ивана Бездомного воспоминаний о Пилате и о смерти Иешуа, а Мастера — о его возлюбленной, не в состоянии предотвратить земную смерть Мастера и переход его вместе с Маргаритой в потусторонний мир и в Бессмертие.

Подлинным булгаковским врачом, врачом в высшем смысле слова, можно назвать Иешуа Га-Ноцри. Нам представляется, что врачом можно считать и его функционального двойника в романе – Мастера.

В облике Мастера воспроизводятся внешние черты и подлинная суть главного булгаковского персонажа-врача: одиночество, дом-подвал, временная смерть, рождение в новом качестве, правда, уже в потустороннем мире. Мастер выступил в роли духовного врача Ивана Бездомного, исцеляя его, среди прочего, от привитой ему ненависти к «образованным», «интеллигентам». Однако Мастер, в отличие от Иешуа, отказался от своей высокой миссии, сжег роман, спрятался в психлечебнице. Следствием этого становятся явные деформации классической сюжетной модели: разрушен дом врача-Мастера. В нем сначала поселился продажный журналист Алоизий Могарыч – ложный пророк и целитель, а затем подвальчик сгорел.

Таким образом, излюбленными персонажами прозы Булгакова – стали действующие лица его ранних литературных опытов – врач и больной, повторяющимся местом действия – дом врача, явленный как «свое» пространство. Потеря врачом своего дома, является следствием отказа от миссии целителя тела и души.

Список литературы

1. Булгаков М.А. Собр. соч. в 5-ти тт. М., 1989.

2. Булгаков М.А. Избранные произведения. М., 1990.

3. Герцен А.И. Собр. соч. в 9-ти тт. М., 1955.

4. Лермонтов М.Ю. Собр. соч. в 4-х тт. М., 1957.

5. Тургенев И.С. Собр. соч. в 12-ти тт. М., 1953.

6. Чехов А.П. Собрание сочинений: в 12 т. М., 1956.

7. Аникин А.А. Образ врача в русской классике. Электронный ресурс: www.portal-slovo.ru

8. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе / Эпос и роман. СПб., 2000.

9. Бирюковой Е.Е. Человек и мир в ранней прозе М. Булгакова. М., 2002.

10. Боборыкин В.Т. Михаил Булгаков. М., 1991.

11. Веселовский А.Н. Поэтика сюжетов / Историческая поэтика. М., 1989.

12. Галинская И.Л. Загадки известных книг. М., 1986.

3. Бурмистров, А.С. К биографии М. А. Булгакова // Творчество Михаила Булгакова: исследования и материалы, Санкт- Петербург, Т№1 236 с.

4. Варламов, А.Н. Михаил Булгаков / Алексей Варламов. – М.: Молодая гвардия, 2008. – 840 с. – (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1139)

1. Виленский, Ю.Г. «Доктор Булгаков» / Ю.Г. Виленский. – Киев: Здоровье,1991. — 256 с.

2. Качурин, М.Г., Шнеерон, М.А. Доктор Булгакова в цикле рассказов «Записки юного врача» / М. Г. Качурин, М.А. Шнеерон. – СПб.: Папирус, 2000. – 160 с.

3. Лихтенштейн, И. Е. Медицина в жизни и творчестве Булгакова // Клиническая медицина. – 1998. – Т.66. — №8. – 316 с.

4. Махова, И. Ю. Компетентность в феноменологическом исследовании (по рассказам М.А. Булгакова «Записки юного врача») // Психология компетентности: феноменология, диагностика и динамика в условиях российского вуза. – Комсомольск-на-Амуре, 2006 – 457 с.

5. Михеев М. Повтор мотива в «Записках юного врача» Булгаков // Художественный текст как динамическая система. – М., 2006, — 346 с.

6. Нусинов, И. М. Путь М. А. Булгакова. Печать революции: Кн. 4.- М., 1929.- 136 с.

7. Панаева, Е.В. Роль медицины в литературной деятельности М.А. Булгакова // Русский язык и славистика в наши дни. – М., 2004. – 742 с.

8. Петелин, В. Михаил Булгаков: Жизнь. Личность. Творчество / В.Петелин. — М.: Моск. рабочий, 1989. — 683 с.

9. Сахаров, В. Михаил Булгаков: писатель и власть / В. Сахаров. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. – 446 с. – (Досье).

10. Соколов, Б.В. Михаил Булгаков: загадки судьбы / Б.В. Соколов. — М.: Вагриус, 2008. — 544 с.

11. 15. Соколов, Б.В. Три жизни Михаила Булгакова. — М.: Эллис Лак, 1997. 432 с.

12. Соколов, Б.В. Энциклопедия Булгаковская / Б.В.Соколов, — М.: Локид, 1997. – 592 с.

17. Чудакова, М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова / Предисл. Ф. Искандера. — М.: Книга, 1988. — 496 с.

18. Чудакова, М.О. Новые работы: 2003-2006. – М.: Время, 2007. – 59 с.

19. Широлапова, Н. Ю. Изобразительные возможности медицинской лексики в «Записках юного врача» М.А. Булгакова // Рациональное и эмоциональное в языке и речи: средства художественной образности и их стилистическое использование в тексте / Н. Ю. Широлапова, — М., 2004. – 571 с.

20. Штейман, М.С. В. Вересаев и М. Булгаков / Проблема традиции и новаторства // Вестн. Елецкого гос. нн-та. – Елец, 2005, Вып. 9. – 473 с.

21. Яблоков, Е.А. Текст и подтекст в рассказах М. Булгакова(«Записки юного врача») / Е. А. Яблоков. – Тверь: Твер. Гос. Ун-т, 2002. –103 с. – (Лекции в Твери).

1. Яновская, Л.М. Творческий путь Михаила Булгакова / Л.М. Яновская. — М.: Сов. писатель, 1983. — 320 с.

2. Воспоминания о Михаиле Булгакове: Е.С. Булгакова, Т.Н. Лаппа, Л.Е. Белозерская / сост., пред., ком. В.И. Лосева – М.: Астрель, 2006. – 686 с.

3. Литературные традиции в поэтике Михаила Булгакова. Межвуз. сб. научн. трудов / Куй-бышевск. гос. пед. ин-т им. В.В. Куйбышева. — Куйбышев, 1990. — 161 с.

4. Михаил Булгаков: Современные толкования. К 100-летию со дня рождения (1891-1991). Сборник обзоров / Сост. Т.Н. Красавченко / ИНИОН АН СССР. — М., 1991. — 244 с.

5. Творчество Михаила Булгакова: Сб. статей / Под ред. Ю.В. Бабичевой и Н.Н. Киселева. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1991. — 160 с.

6. Творчество Михаила Булгакова в литературно-художественном контексте: (Тез. докл. всесоюзной научн. конференции 16-21 сент. 1991 г.) / Самарский гос. пед. ин-т им. В.В. Куйбышева. — Самара, 1991. — 77 с.

Размещено на Allbest.ru

1 Панаева, Е.В. Роль медицины в литературной деятельности М.А. Булгакова // Русский язык и славистика в наши дни. – М., 2004. – с. 629

2 Лихтенштейн, И. Е. Медицина в жизни и творчестве Булгакова // Клиническая медицина. – 1998. – Т.66. — №8. – с. 150

3 Соколов, Б.В. Энциклопедия Булгаковская / Б.В.Соколов, — М.: Локид, 1997. – с.206

4 Воспоминания о Михаиле Булгакове: Е.С. Булгакова, Т.Н. Лаппа, Л.Е. Белозерская / сост., пред., ком. В.И. Лосева. – М.: Астрель, 2006. – с. 82

5 Булгаков, М.А. Избранные сочинения: В 3 т. Т1: Записки юного врача, Записки на манжетах, Диаволиада; Роковые яйца; Собачье сердце; Белая гвардия; Рассказы. – М.: ТЕРРА, 1997. – с. 90

6 Соколов, Б.В. Указ.соч. – с. 212

7 Воспоминания о Михаиле Булгакове. Указ. соч. – с. 398

8 Там же. — с. 306

9 Соколов, Б. Михаил Булгаков: загадки судьбы / Б. Соколов. — М.: Вагриус, 2008. — с. 82

10 Воспоминания о Михаиле Булгакове. Указ. соч. – с. 307

11 Там же

12 Соколов, Б. Указ. соч. — с. 85

13 Там же

14 Булгаков, М.А. Указ. соч. – с. 36

15 Воспоминания о Михаиле Булгакове. Указ. соч. – с. 310

16Соколов, Б. Указ. соч. — с. 94

17 Воспоминания о Михаиле Булгакове. Указ. соч. – с. 310

18 Соколов, Б. Указ. соч. — с. 106

19 Чудакова, М.О.Новые работы: 2003-2006. – М.: Время, 2007. – с.258

20 Штейман, М.С. В. Вересаев и М. Булгаков / Проблема традиции и новаторства // Вестн. Елецкого гос. нн-та. – Елец, 2005, Вып. 9. – с. 288

21 Чудакова, М.О. Указ. соч. – с. 262

22 Михеев М. Повтор мотива в «Записках юного врача» Булгаков // Художественный текст как динамическая система. – М., 2006, — с. 239

23 Булгаков, М.А. Указ.соч. – с. 58

24 Там же. – с. 32

25Яблоков, Е.А. Текст и подтекст в рассказах М. Булгакова («Записки юного врача») / Е. А. Яблоков. – Тверь: Твер. Гос. Ун-т, 2002. – с. 11 – (Лекции в Твери).

26 Булгаков, М.А. Указ.соч. – с. 31

27 Махова, И. Ю. Компетентность в феноменологическом исследовании (по рассказам М.А. Булгакова «Записки юного врача») // Психология компетентности: феноменология, диагностика и динамика в условиях российского вуза. – Комсомольск-на-Амуре, 2006 – с. 59

28 Булгаков, М.А. Указ.соч. – с. 9

29 Булгаков, М.А. Указ.соч. – с. 20

30 Там же. – с. 22

31 Булгаков, М.А. Указ.соч. – с. 41

32 Булгаков, М.А. Указ.соч. – с. 37

33 Там же.- с. 18

34 Булгаков, М.А. Избранные сочинения: В 3 т. Т2: Жизнь господина де Мольера; Записки покойника; Мастер и Маргарита. – М.: ТЕРРА, 1997. – с. 122

35 Виленский, Ю.Г. «Доктор Булгаков», Киев, 1991, с. 47

36 Там же. — с. 49

37 Там же.

38 Булгаков, М.А. Указ.соч. – с. 78

39 Штейман, М.С. Указ.соч. – с. 290

40⁴⁰ Там же. – с. 294