«Примочки под замочком» — так называл свою домашнюю аптечку один плутоватый герой старинного водевиля. Какими же были аптеки старых времён, когда фармакология считалась престижным занятием?
Снадобья в закромах
Ещё в IV веке до н.э. Гиппократ называл аптекой хранилище и место приготовления лекарств. Но до начала истинной истории аптек было ещё очень далеко. Прошло 14 веков, пока в 754 году н.э. в Багдаде была открыта самая первая настоящая аптека. С этого момента фармакология и аптечное дело начали развиваться быстрыми темпами, и к середине Х века в Арабском халифате работало уже 40 аптек. В 975 году персидский учёный аль-Харави опубликовал «Трактат об основах фармакологии»; появились многочисленные лаборатории, в которых изучали свойства природных веществ и лекарственных растений, а также работали над созданием новых лекарств.
Роза святой Марии
В Европе родиной аптек были монастыри: здесь принимали и лечили всех, кто приходил за медицинской помощью. Монастырские медики выписывали особые рецепты, которые начинались словами: «Сит Бео», что означало: «С Богом!»
Монастыри издавна вносили большой вклад в распространение грамотности, книгоиздания и медицинских знаний. Переписывая старинные манускрипты, монахи находили в них советы по лечению болезней и изготовлению лекарств. Растили на огородах лекарственные растения и составляли книги-зелейники по их применению. Часто растения называли именами ветхо- и новозаветных святых: роза святой Марии, трава святого Христа, глаз Христа, трава святого Иоанна, изгоняющая бесов.
В монастырях, помимо аптек, заводили специальные помещения для приюта и лечения больных. Обычно лазареты находились внутри монастырских стен, а аптеки у самого входа или у стен внешних — чтобы посетители могли пользоваться аптекой, не нарушая монастырского распорядка. Часто она имела два входа — внешний и внутренний, с монастырской территории.
В самой аптеке, кроме кладовых и погребов, имелись помещения для приготовления лекарств. Готовили снадобья самые образованные и хорошо обученные монахи.
Докторские сказки
Постепенно в Европе, а потом и в России стали появляться светские аптеки. Аптекари считались довольно высоким сословием, поскольку получали большие прибыли и занимали почётные места в органах городского управления. В России управляющие аптекой были известными горожанами, а претендовать на этот пост можно было только по достижении 25 лет.
Вначале аптекарей приглашали к нам из европейских стран, затем была принята практика обучения русских аптекарей за границей, а в XVI веке появилась первая русская государственная лекарская школа.
В первую очередь в неё принимали детей стрельцов, духовенства и служивых людей. В 1654 году в школе при Аптекарском приказе обучались 30 стрельцов, которые впоследствии отправились в полки «для лечбы ратных людей».
Учебниками в школе служили травники и лечебники, а также истории болезней, которые называли докторскими сказками. Учащиеся изучали анатомию, фармацию, латынь, костоправство, диагностику и собственно лечение болезней. Как правило, преподавание проходило у постели больного. По окончании курса лекари знали лечебные травы, умели не только собирать, но и хранить их, приобретали навыки по оказанию медицинской помощи в полевых условиях.
В лекарской школе не оставляли без внимания этический аспект медицины. От учеников требовалось «никому зла не учинить и не пить и не бражничать и никаким воровством не воровать». Постепенно престиж аптекарской профессии рос, и вскоре для фармацевтического персонала желательно было университетское образование, а для управляющего аптекой оно было обязательным. До второй половины XIX века аптекарское дело было исключительно мужской монополией.
Крокодил на счастье
Первые аптеки размещались непременно в центре городов и были украшены оригинальными вывесками и своеобразными гербами. Внутреннее убранство отличалось разнообразием, но непременным и центральным атрибутом были аптекарские шкафы: ряды застеклённых или открытых полок с аптечным сырьём и готовыми лекарствами.
Особый интерес представляет аптекарская посуда, изготовление которой превратилось в самостоятельную отрасль. Вначале на посуде не было никаких надписей, и её состав определялся по форме и материалу, из которого она была изготовлена.
Травы, лечебные плоды и коренья хранили в коробах и ларцах-сундуках. Сиропы наливали в особые жбаны. Водные настои, уксус и вино хранили в каменных или глиняных ёмкостях и бочках. В средние века для аптечных нужд стали делать специальную керамическую посуду. Это были сосуды небольших объёмов в форме бочки или цилиндра. Их закрывали пробками и хранили на полках аптечных шкафов.
По мере расширения ассортимента полуфабрикатов и готовых лекарств аптекарям стало сложно ориентироваться в большом количестве разнообразных ёмкостей. Они начали заказывать на аптечной посуде надписи, которые либо воспроизводили традиционные названия трав и лекарств, либо представляли собой символические рисунки, принятые у алхимиков.
Для хранения лечебных вин и настоев начали изготавливать фарфоровые и фаянсовые графины-карафы. Особо ценные лекарства хранили в серебряной посуде.
Усложнялась и аптечная техника, когда-то представлявшая собой лишь каменные и фарфоровые ступки и сосуды для получения настоев.
В средневековье появился уринометр — один из первых диагностических приборов. Он выглядел как колба из прозрачного стекла, в которую собирали мочу больного, для того чтобы врач поставил диагноз по её цвету и другим признакам. В XVI—XVII веках уринометр ассоциировался с визитом врача, и на картинах того времени было принято изображать врача у постели больного с уринометром в руках.
Аптечная посуда служила тарой для готовых лекарств, и было принято возвращать её в аптеку.
Высушенные травы перевозили в мешках, а свежее сырьё консервировали в бочках с ромом.
С XVI века стали известны дорожные аптечки, а для хранения таблеток начали делать маленькие изящные коробочки, многие из которых были настоящими произведениями искусства. В аптеках появились перегонные кубы, реторты, мерные устройства. Для изготовления пилюль и их ускоренной прессовки были созданы специальные приспособления, в Италии их называли «пиллольера».
Помещения, где готовились лекарства, всё больше походили на лаборатории, а их интерьер становился всё более унифицированным. По стенам располагались шкафы со стеклянными дверцами, обращённые к покупателю. Экзотическое впечатление производила неизвестно откуда появившаяся традиция вешать под потолком чучело крокодила и витой рог мифического единорога. Считалось, что он обладает удивительной силой излечивать все болезни, хотя на самом деле рог принадлежал обычному морскому животному — нарвалу.
Лекарства для гурманов
Производство и продажа лекарств не всегда были делом прибыльным.
Для повышения доходов аптекари продавали алкогольные напитки, сладости и многое другое.
Одна из самых старых действующих аптек в Европе — Таллинская ратушная. Она сохранила память об изумительном кларете и марципанах, которые в средние века считались лекарствами. Таллинская аптека проработала в одном и том же здании 600 лет и теперь стала музеем.
Кстати, о кларете — лёгком сухом вине, которым славились аптеки. Этим приятным средством лечили многие болезни: хронический бронхит, подагру, малокровие. В старину к стаканчику лечебного вина полагалось испечённое на месте печенье с имбирём и гвоздикой, усиливающее целительный эффект.
Не все лекарства были так приятны на вкус. Вряд ли такое же удовольствие приносили порошки из носорожьего рога, сожжённых ежей и ласточкиных гнёзд.
Ещё один лечебный напиток радовал пациентов — это старинные бальзамы. Они были известны с незапамятных времён, хотя об их первых создателях мы ничего не знаем. Бальзам — крепкий алкогольный напиток, настоянный на почках, кореньях, целебных травах и плодах с добавлением эфирных масел. Бальзамы как природные стимуляторы оказывают тонизирующее воздействие при слабости, переутомлении, недомоганиях.
Екатерина II была поклонницей бальзама, который составлял рижский аптекарь Абрахам Кунце. Он получил от русской императрицы привилегию на изготовление чудодейственного напитка, и в Россию ежегодно поставлялось около 300 тысяч бутылочек дивного бальзама — композиции розмарина, шалфея, мяты, плодов укропа, коричной воды, шафрана и много чего другого.
Под крылом чёрного орла
Не менее оригинальный напиток — так называемое железное вино. Оно было изготовлено 100 лет назад в львовской старинной аптеке, которая называлась «Под чёрным орлом». В старину аптеки не нумеровали, а давали каждой оригинальное название, например, «Львиная», «Медвежья», «Солнечная». Бывшая старинная аптека, ныне ставшая музеем, по-прежнему торгует железным вином в специальных бутылочках. Оно представляет собой сахарат железа, употребляемый при малокровии. В подвалах сохранились бочки, в которых держали лечебные вина.
Раньше вино пили под надзором аптекаря, из его рук! Теперь к бутылочке приложена инструкция, из которой следует, в какой дозировке через трубочку принимать вино, чтобы не пострадала зубная эмаль. Вино по-прежнему рекомендуется при слабости, анемии и для повышения гемоглобина у беременных женщин.
Хна, бензин и горный воздух
Вероятно, сладости в качестве лекарств в Европе начали применять по опыту Древнего Востока.
Первоначально колдуны и знахари придумывали различные добавки, чтобы сделать вкус лекарства более приятным. Постепенно стало понятно, что сладкое само по себе лечебный компонент. Со временем изобрели сладкие средства от простуды и боли в горле.
Сегодня во многих арабских странах, где запрещено спиртное, из фисташек, миндаля, фиников и бананов готовят энергетически насыщенные продукты. Кулинары-аптекари утверждают, что с помощью сладких лекарств можно планировать не только деторождение, но и пол будущего ребёнка. В восточной аптеке находилось место и для косметики — басмы, хны, сурьмы.
Среди необычных товаров европейских аптек более позднего времени был бензин, продававшийся в розлив, — им лечили кожные заболевания. В XIX веке любой желающий мог без рецепта купить кокаин. А английский аптекарь Джон Колган в 1880 году начал продавать первую жевательную резинку, которая долго сохраняла вкусовые качества и цвет. С тех пор не только экзотические товары, но многие устаревшие и неэффективные препараты покинули прилавки аптек. В последние десятилетия жизнь кардинально изменили компьютерные технологии и новые средства связи.
Как же будут меняться аптеки? Возможно, возникнут технологии, которые позволят сканировать нужные биологические параметры организма. С их помощью виртуальный «фармацевт» в режиме оперативной связи сможет скорректировать состав и дозировку лекарств.
А может быть, в будущем место аптек займут центры оздоровления и отдыха, в которых не будет таблеток и микстур. Вместо этого каждому человеку будет предложен набор индивидуальных процедур. Кому-то понадобится целительный горный воздух и настои трав, кому-то предложат массаж и бассейн с минеральной водой, свето- и цветотерапию. Ведь мечта о лечении не только полезном, но и приятном никогда не покидала человечество.
несколько лет служил в полку в качестве лекарского помощника. Иногда Аптекарский приказ назначал проверочное испытание (экзамен), после чего произведенному в звание русского лекаря выдавали набор хирургических инструментов.
Первая государственная Лекарская школа в России была открыта в 1654 г. при Аптекарском приказе на средства государственной казны. Принимали в нее детей стрельцов, духовенства и служилых людей. Обучение включало сбор трав, работу в аптеке и практику в полку. Кроме того, ученики изучали анатомию, фармацию, латинский язык, диагностику болезней и способы их лечения. В качестве учебников служили народные травники и лечебники, а также «докторские сказки» (истории болезней). Во время военных действий функционировали костоправные школы. Преподавание велось у постели больного – в России не было той схоластики, которая господствовала в то время в Западной Европе.
Анатомия в лекарской школе преподавалась наглядно: по костным препаратам и анатомическим рисункам, учебных пособий еще не было.
В XVII в. в Россию проникли идеи европейского Возрождения, а вместе с ними некоторые медицинские книги (см. схему 5). В 1657 г. монаху Чудова монастыря Епифанию Славинецкому был поручен перевод сокращенного труда Андреаса Везалия «Эпитоме» (изданного в Амстердаме в 1642 г.). Е. Славинецкий (1609-1675) был весьма образованным человеком, он окончил Краковский университет и преподавал сначала в Киево-Могилянской академии, а затем – в Лекарской школе при Аптекарском приказе в Москве. Сделанный им перевод труда Везалия явился первой в России книгой по научной анатомии. Долгое время она хранилась в Синодальной библиотеке, но во время Отечественной войны 1812 г. погибла при пожаре Москвы.
Аптекарский приказ предъявлял к ученикам Лекарской школы высокие требования. Принятые на учебу обещали: «…никому зла не учинить и не пить и не бражничать и никаким воровством не воровать.» Обучение длилось 5-7 лет. Лекарские помощники, прикрепленные к иноземным специалистам, учились от 3 до 12 лет. В разные годы количество учеников колебалось от 10 до 40. Первый выпуск Лекарской школы ввиду большой нехватки полковых лекарей состоялся досрочно в 1658 г. Функционировала школа нерегулярно. За 50 лет она подготовила около 100 русских лекарей. Большая их часть служила в полках. Систематическая подготовка врачебных кадров в России началась в XVIII в.
Лекари, которые оказывали врачебную помощь гражданскому населению, чаще всего лечили на дому или в русской бане. Стационарной медицинской помощи в то время практически не существовало.
При монастырях продолжали строить монастырские больницы. В 1635 г. при ТроицеСергиевской лавре были сооружены двухэтажные больничные палаты, которые сохранились до наших дней, так же как и больничные палаты Ново-Девичьего, Кирилло-Белозерского и других монастырей. В Московском государстве монастыри имели важное оборонное значение. Поэтому во времена вражеских нашествий на базе их больничных палат создавались временные госпитали для лечения раненых. И несмотря на то, что Аптекарский приказ монастырской медициной не занимался, в военное время содержание больных и врачебное обслуживание во временных военных госпиталях на территории монастырей осуществлялось за счет государства. Это было важной отличительной особенностью русской медицины XVII в. Первые доктора медицины из российских людей появились в XV в. Среди них Георгий из Дрогобыча, получивший степень доктора философии и медицины в Университете г. Болонья (современная Италия) и преподававший впоследствии в Болонье и Кракове. Его труд «Прогностическое суждение текущего 1483 г. Георгия Дрогобыча с Руси, доктора медицины Болонского университета», изданный в Риме, является первой печатной книгой российского автора за рубежом. В 1512 г. степень доктора медицины в Падуе (современная Италия) получил Франциск Скорина из Полоцка. В 1696 г. также в Падуанском университете степени доктора медицины был удостоен П. В. Посников; будучи весьма образованным человеком, он впоследствии служил российским послом в Голландии (см. с.
259).
Медицина народов Американского континента до и после конкисты История
Коренное население Американского континента прошло в своем развитии два периода: первый, длившийся более 30 тыс. лет, был эпохой самобытной истории аборигенов континента, создавших уникальные и неповторимые культуры древней Америки; второй начинается с 1492 г. и связан с открытием и колонизацией материка европейцами. Согласно современным представлениям, аборигены Америки пришли на континент из Азии через Берингов пролив (Берингийскую сушу). Расселившись по материку, они создали три основных очага великих культур: майя — в Центральной Америке (с I тысячелетия до н. э.), ацтеков — на территории современной Мексики (с XII в. н. э.) и инков — на территории современного Перу (с XIV в. н. э.). Другие земли континента были заселены множеством племен, находившихся на самых разных уровнях развития.
Впериод древнего мира (т.е. до V в. н. э.) на Американском континенте была создана первая великая цивилизация — майя. (Цивилизаций ацтеков и инков тогда еще не существовало — их расцвет приходится на период классического средневековья.) В первые века нашей эры майя построили первые на континенте города с каменными сооружениями (дома, храмы, ступенчатые пирамиды, алтари, стадионы для игры в мяч). Известно более 100 городов майя. Среди них Ти-каль, Копан, Чичен-Ица. В целом, значение майя для развития Американского континента сопоставимо с ролью древней Греции в истории античного мира Средиземноморья.
Всредние вежа наиболее высокого развития на Американском континенте достигли народы Месоамерики и Империи инков. История великих цивилизаций средневековой Месоамерики делится на два периода: ранний, или классический (рубеж н. э.— IX в.), и
поздний, или постклассический (X в.— начало XVI в.)’.
Наиболее яркими культурами классического периода стали теотихуакан-ская в Центральной Мексике, сапотекская в Оахаке, тотонакская в Веракрусе и майяская в Южной Мексике, Гватемале и Гондурасе. В конце I тысячелетия н. э. они погибли вследствие причин, которые пока окончательно не выяснены (иноземные нашествия, упадок хозяйственной жизни, внутренние социальные потрясения).
В постклассический период на территории Мексики и Центральной Америки возникли новые быстро растущие города-государства. К приходу испанских конкистадоров в этой части континента процветали три крупные цивилизации: ацтекская, (науа) — наиболее могущественная из всех, миштекская и юкатанских майя. В 1325 г. ацтеки основали поселение Теночтитлан (ныне. на его месте располагается г. Мехико), который стал столицей Ацтекского государства. К 1427 г. ему подчинялись земли от Мексиканского залива до Тихого океана. В 1519—1521 гг. государство ацтеков и подвластные ему территории были завоеваны испанскими конкистадорами под предводительством Эрнана Кортеса. Дольше других (в течение 20 лет после завоевания ацтеков) сохраняли свою независимость майя — самая высокая в культурном отношении цивилизация доколумбовой Америки. Государство майянцев в Северной Гватемале (столица — Тайя-саль на оз. Петен-Ица) оставалось самостоятельным до конца XVII в. (1696), когда его захватили испанцы.
Крупнейшим государством на территории Южной Америки была Империя инков (правильнее «инка») — Тауантинсуйу, которая образовалась в 1438 г. на территории современных государств Перу и частично Эквадора, Чили и Боливии. Ее столицей был город Куско, В 1532 г. Империя инков была захвачена испанскими конкистадорами во главе с Франсиско Писарро.
Колонизация Америки сопровождалась уничтожением древних культур, жестокой эксплуатацией коренного населения и ввозимых из Африки рабов.
Испанские конкистадоры преследовали двоякую цель: обогатиться за счет своих завоеваний и любыми средствами распространять догматы католической веры; в результате
чего XVI век полыхал в Америке кострами, в которых бесценные рукописи язычников сжигались вместе с их непокорными защитниками. В течение секунд уничтожалось то, что создавалось веками и тысячелетиями. Среди завоевателей почти не было людей, способных осознать эпохальное значение происходящего и понять, что в крови и огне безвозвратно гибнут неповторимые достижения выдающихся цивилизаций целого континента, которые так и не успели оказать свое влияние на развитие мировой культуры и науки; их история никогда уже не будет полностью восстановлена.
Слово «инка» ошибочно употребляется для названия народа, населявшего в доиспанский период территории современного Перу и некоторых прилежащих стран. В Империи инков словом «инка» именовались только мужчины — представители правящего клана государства Тауантинсуйу, т. е. чрезвычайно малая часть мужского населения этой гигантской империи.
Источники по истории и медицине Письменные памятники
Возможность изучения древних текстов аборигенов Америки появилась лишь в середине нашего века, когда советский ученый Ю. В. Кнорозов расшифровал иероглифическую письменность майя (пиктографические рукописи изучались с XVII в.). Среди чудом сохранившихся рукописей майя —«Кодекс Мальабечи» («Codex Magliabe-chi»), «Кодекс Борджиа» («Codex Borgia»), Кодекс ацтекского врача Де ла Круса (De la Crus) и т. д. Важное значение имеют письменные свидетельства участников и очевидцев событий конкисты: солдат (Берналь Диас), военачальников (Э. Кортес), монахов (Диего де Ланда, Лас Касас, Саагун), местного населения (инка Гарсиласо де ла Вега), королевских чиновников, летописцев.
Археологические данные
Целенаправленные археологические исследования на Американском континенте начались около 100 лет тому назад. Пирамиды майя, мумии инков, клады Чичен-Ицы, произведения искусства и орудия труда подтверждают сообщения письменных источников о’ высоком уровне развития средневековых цивилизаций Мезоамерики и Империи инков. О болезнях того времени и их врачевании рассказывают также многочисленные керамические изделия древнего Перу, на которых изображены аномалии развития («заячья губа», акромегалия), недуги (слепота, кожные заболевания, увеличение щитовидной железы), последствия оперативных вмешательств (ампутации конечностей, трепанации черепа), а также процесс родов (рис. 102) и оказание медицинской помощи.
Данные этнографии
Важное значение имеет изучение культурных традиций и быта племен аборигенов, сохранившихся на территории Америки после конкисты.
Все это вместе взятое позволяет в некоторой степени воссоздать историю коренного населения континента и восполнить пробелы в наших знаниях о врачевании в доколумбовой Америке.
Развитие эмпирических знаний
Как уже упоминалось, народы доколумбовой Америки достигли высокого уровня в различных областях знаний. Они возделывали картофель, кукурузу, томаты, фасоль, тыкву, дыни, какао, хлопок, ананасы, табак, которые до открытия Колумба не были известны в Восточном полушарии. В то же время в Америке не знали пшеницы, ячменя и риса —
главных продуктов питания Старого Света. Обмен продуктами питания между обоими полушариями удвоил земледельческий потенциал мира.
Майя — самая древняя и самая высокая цивилизация доколумбовой Америки определила культурное развитие всего континента. Майя создали единственную на континенте иероглифическую письменность и необычайно сложную философию, достигли больших высот в математике, архитектуре, астрономии. Календарь майя, охватывающий миллионы лет, так же как и их число я, был значительно точнее тех, которыми пользовалась вся просвещенная Европа вплоть до эры космических полетов.
Ацтеки, государство которых существовало менее ста лет, восприняли и обобщили достижения многих покоренных народов. Они пользовались двадцатиричной системой счисления, солнечным календарем, знали пиктографическую (рисуночную) письменность. Их медицина была самой популярной на континенте.
Инки достигли высокого совершенства в строительном деле и гончарном искусстве, работах по золоту, меди и бронзе, вели счет и письмо посредством системы узлов и пиктографии. Их мумии прекрасно сохранились до наших дней.
К началу конкисты великие цивилизации доколумбовой Америки находились на стадии раннерабовладельческих отношений. Они не знали колеса, железа и пороха, что значительно ускорило завоевание их европейцами, уже вступившими в период антифеодальных революций.
Развитие медицинских знаний Медицина великих цивилизаций доколумбовой Америки была на уровне основных
достижений развитых рабовладельческих обществ древнего Востока. По ряду положений она сравнима с медициной древней Греции и древнего Рима, а в некоторых отношениях даже превосходила современную ей медицину феодальной Европы.
Наиболее развитые представления о строении человеческого тел а на континенте были у ацтеков: они имели несколько сот терминов для обозначения частей человеческого тела, значительно больше, чем знали древние -майя. Большинство исследователей связывает эти познания с традицией ритуальных жертвоприношений, когда в установленные дни у большого количества людей, приносимых в жертву богам, вскрывалась грудная клетка и вынималось сердце. При этом черепа жертв сохранялись: в столице ацтеков. Теночтитлане рядом с храмом обнаружена пирамида из 62 000 человеческих черепов. (У майя человеческие жертвоприношения имели место лишь в постклассический период (с X в.) и в крайне редких случаях.)
Языческие религии инков, ацтеков и других народов были тесно связаны с верой в жизнь после смерти. Это привело к почитанию мертвых, пышным ритуалам погребения знатных особ и практике бальзамирования умерших.
Инки знали химические методы сохранения трупов, которые использовались при мумификации умерших правителей и знатных людей. Техника вскрытия у инков напоминает древнеегипетскую. После извлечения внутренностей и мозга (часто через большое затылочное отверстие) тело обрабатывалось бальзамом толу, состав которого определен благодаря успехам современной химии. В него входили: перуанский бальзам, древесная смола, соли, алкалоиды, ментол, таннин, многие другие местные природные вещества. При захоронении мумии придавалась поза сидячего человека. Ее одевали в лучшие одежды, заворачивали с головой в покрывала и помещали в специально построенные здания с множеством помещений, в вырытые под землей глубокие песчаные пещеры (культура Паракас) или в естественные высокогорные пещеры, холодный и чистый воздух которых способствовал сохранению трупов. Вместе с мумиями погребали вещи, которыми человек пользовался при жизни, полагая, что они будут необходимы ему и после смерти. В мифологии инков существовал особый бог — покровитель трупов— Тотем Вари. Во время праздников мумии правителей (инков) выносили на главную площадь, одевали в дорогие одежды и увешивали золотым и серебряным оружием. По мнению исследователей, вынос мумий иногда сопровождался распространением продуктов гниения, что приводило к
массовым заболеваниям.
Мумии аборигенов обнаружены также на территории Центральной и Северной Америки: в Долине мумий (штат Кентукки, США), в Пещере мумий (штат Аризона, США) и т. д. Изучение захоронений майя и ацтеков показало, что в обычаи этих народов входило намеренное изменение отдельных частей тела у определенных слоев общества: заострение верхних зубов, инкрустация зубов нефритом, обсидианом, яшмой (рис. 103) и золотом, изменение формы черепа, прокалывание носовой перегородки, мочки уха, языка и других членов (в целях жертвенных кровотечений). Понятие красоты у майя включало плоский лоб, вытянутый череп и косоглазие. В связи с этим сразу после рождения голову ребенка закрепляли между двумя досками, а на лоб между глаз вешали заметную бусину.
Причинами болезней считались особенности календарного года, дурные поступки и грехи, несовершение жертвоприношений, внеземные и магические силы, не зависящие от человека. Ацтеки, например, полагали, что болезни ног, язвы и простуды насылает бог дождя Тлалок, а майя связывали лихорадки, желтухи, кровавую рвоту и геморрой с обезьянами, которых считали своими предками. Наряду с этим признавались и вполне естественные причины заболеваний, связанные с жизнью самого больного.
Имели майя и определенные представления о заражении от больного человека. В дошедших до нас кодексах имеются описания массовых заразных болезней. Так, падение государства Тула объяснялось массовым заболеванием, характеризующимся кровавой рвотой и поносом. Одна из болезней, сопровождавшаяся лихорадкой, впоследствии получила название малярия (лат. malaria, от исп. mal aires — плохой, воздух).
Для обозначения различных болезненных состояний существовало множество названий (свыше 200), что значительно превышало число аналогичных терминов, имевшихся к тому времени (период конкисты) в Западной Европе. Так, в языке майя были слова для обозначения болезней зубов, глотки, состояний несварения пищи и различной кислотности желудка, запора, различных видов поноса (понос с кровью; поносы, сходные с дизентерийными и холерными и т. п.), пульсирующей боли в кишечнике, кишечной и почечной колик, гортанного и бронхиального кашля, насморка, воспаления носоглотки, дифтерии, чахотки, одышки, асцита, сердечного приступа, различных видов кровотечений, болезненного мочеиспускания и гематурии и т. п. Майя различали несколько видов лихорадочных состояний и кожных заболеваний. . При сифилисе определяли первичный шанкр, бубон и другие кожные проявления. Для обозначения нервных болезней и душевных состояний также имелись специальные термины (которые соответствуют современным понятиям: паралич лицевого нерва, гемиплегия, потеря сознания, эпилепсия, галлюцинации, меланхолия, помешательство и др.).
Наши знания о медицинском словаре майя в значительной степени пополнились после открытия советского ученого Ю. В. Кнорозова, расшифровавшего иероглифическую письменность майя.
Лекарственное врачевание на континенте было тесно связано с магией, однако по сути своей оно основывалось на многовековом эмпирическом опыте народов. Лечением болезней занимались жрецы и народные врачеватели. Ацтеки называли их ти-ситл (ticitl). В древнем Перу существовало целое племя врачевателей — колеуальа, которые лечили правителейинков. Секреты своего искусства они сохраняли внутри племени.
Одостижениях традиционной перуанской медицины писал инка Гарсиласо де ла Вега.
Всвоей «Истории государства инков» он сообщает о применении кровопусканий и промывании желудка местными слабительными и рвотными средствами, изгнании глистов и очищении диетой, лечении ран и укреплении десен, а также о действенном эффекте травы matecllu, приложение которой излечивало острые воспалительные заболевания глаз и в течение двух суток растворяло бельмо.
Медицина доколумбовой Америки располагала богатейшим арсеналом лекарственных средств растительного происхождения, большинство из которых не было известно в Восточном полушарии.
По мнению некоторых ученых, ацтекские врачеватели знали около 3000 лекарственных растений (рис. 104).
Созданные ими сады лекарственных растений поразили испанских конкистадоров (Западная Европа того времени еще не знала’ аптекарских садов и огородов). В кодексе Бадиано (кн. X и XI) в специальных разделах о травах описано 251 лечебное растение и приведено 185 цветных рисунков. Сегодня многие из них изучены и введены в мировую медицинскую практику. Это ипекакуана и наперстянка, кора хинного и гуаякового деревьев, наркотические средства, перуанский бальзам, листья коки и многие другие лекарства. Однако большинство из них остаются неизвестными современной науке.
Высокого уровня на континенте достигло искусство родовспоможения и лечения женских болезней. По мнению большинства исследователей, ацтекская медицина в этой области не уступала современной ей европейской.
Родовспоможением в даколумбовой Америке занимались женщины, которые уже рожали. Они пользовались всеобщим уважением и приглашались в семью сразу же после заключения брака, для того чтобы дать необходимые советы по гигиене и правилам поведения во время беременности. За несколько месяцев до родов беременной устраивали паровую баню, во время которой ощупывали живот, определяли положение плода и при необходимости исправляли его. При появлении первых признаков родов роженицу мыли в бане, давали ей лекарство сасауактли для предотвращения разрывов и поили соками, настоями и отварами растений, которые способствовали обезболиванию и стимуляции родов. Рожали стоя на четвереньках или сидя на корточках. Как правило, роженице помогали две женщины: одна поддерживала ее сзади, а другая принимала новорожденного ребенка (см. рис. 102). Кормление детей грудью начинали со 2—3 дня после рождения и продолжали иногда до 3-4 лет (для стимуляции выделения молока применяли специальные медицинские растения).
При патологических родах применяли эмбриотомию. Достоверных сведений о прижизненной операции кесарева сечения у ацтеков не имеется.
Лечение женских болезнен было весьма эффективным благодаря многочисленным лекарственным средствам, которые приготовлялись из местных растений, минералов и частей животных со строгим соблюдением их дозы. Некоторые средства медицины доколумбовой Америки используются сегодня в акушерско-гинекологической практике. Однако большинство из них неизвестно современной науке. В частности, это касается средств контрацепции и регуляции беременности. Так, если женщина современного индейского племени Бразилии решает воздержаться от деторождения, она выпивает настойку из известной ей местной травы, после чего перестает рожать; может пройти несколько лет, и, если она вновь захочет родить ребенка, она отыскивает другую траву, которая снимает эффект первой. Тайна об этих травах строго сохраняется внутри племени и передается в устной традиции из поколения в поколение.
В области оперативного врачевания наибольших успехов достигли инки и их предшественники превнки (культура Паракас). Врачеватели инков успешно лечили раны и переломы, применяя «шины» из перьев крупных птиц; осуществляли операции ампутации верхних и нижних конечностей, производили трепанации черепов.
Следы трепанации сохранили 2% ископаемых черепов, обнаруженных в районах гг. Куско и Паракас. Трепанационные отверстия, чаще в области фронтальной и париетальной костей, имели, как правило, квадратную или полигональную форму (см. рис. 5) и в ряде случаев покрывались золотыми пластинами. Твердая мозговая оболочка, как правило, не повреждалась. Около 70% оперированных выздоравливало, о чем свидетельствует образование костной мозоли по краям операционного отверстия. Кропотливое изучение трепанированных черепов учеными Перу, Франции, США и других стран показало, что трепанации производились не только в ритуальных, но и в лечебных целях (при ранениях и травматических повреждениях черепа, воспалительных процессах в костной ткани, сифилитических язвах и т. д.).
Хирургические инструменты для трепанации — туми изготавливались из обсидиана, золота, серебра (рис. 105), меди.
«Шовный материал также был необычным и часто заимствовался у природы. Так, бразильские индейцы сближали края раны и подносили к ним больших муравьев с сильными челюстями. Когда муравей захватывал челюстями края раны, туловище его отсекали, а голову оставляли в ране до полногозаживления; количество используемых муравьев зависело от размеров раны. При этом имел место двойной эффект: механическое сближение краев раны и ее обеззараживание за счет муравьиной кислоты, о существовании и действии которой индейцы тогда еще не знали. Обезболивание, как полагают, было общим и достигалось применением настоя трав, обладающих наркотическим эффектом, соков кактусов и других растений; их соки и настои действовали в течение нескольких суток (что поразило испанских конкистадоров XVI в., прибывших из Европы, еще не знакомой с обезболиванием).
Организация медицинского дела
Вгосударствах доколумбовой Америки (ацтеков и инков) выработались четкие формы организации медицинского дела.
Вгосударстве ацтеков существовал специальный орган, который занимался регулированием деятельности врачевателей. В ацтекском войске, которое, по свидетельству Э. Кортеса, насчитывало 150 тыс. человек и по численности превышало любую из европейских армий того времени, были специальные люди для выноса раненых с поля боя. В Теночтитлане, Тескоко и других городах создавались военные «госпитали», а также специальные помещения для изоляции уродов, альбиносов, больных неизлечимыми и неизвестными болезнями. Во время массовых заболеваний предпринимались эффективные меры по ограничению очага опасной болезни, а семьи правителя и знати срочно покидали район бедствия.
ВИмперии инков также существовали строгие правила, которые можно определить как элементы государственной регламентации. Это организация приютов для больных, запрет тяжелобольным жить в городах, а увечным и больным от рождения вступать в брак и т. д.
Центры высоких цивилизаций доколумбовой Америки выгодно отличались от современных им западно-европейских городов. Так, в столице ацтеков Теночтитлане (с населением около 150 тыс. человек) за чистотой следили специальные команды, общей численностью около 1000 человек. На улицах этого города было так чисто, что по свидетельству конкистадоров, «не обо что было споткнуться». Чистая питьевая вода поступала в Теночтитлан с гор по двум каменным водопроводам. Большое значение в жизни майя и ацтеков играли паровые бани (temazcaili), которые использовались в гигиенических, лечебных и ритуальных целях. Ацтекские бани (рис. 106) представляли собой низкие, с узким входом сооружения, высотой 1,5 м, длиной 2-3 м. Одна их стена выкладывалась из природного камня. Для получения пара ее обливали водой. В банях готовились к родам и обмывали новорожденного, делали массаж и лечили кожные заболевания сернистыми водами.
При всей фрагментарности наших знаний о медицине доколумбовой Америки очевидно, что она была блистательной медициной своего времени. Значительная часть ее достижений утрачена во время конкисты. Однако то, что уцелело, явилось одним из истоков формирования американской, европейской, а вместе с ними и мировой медицины.
Трагический конец цивилизаций доколумбовой Америки постоянно напоминает о великом долге человечества: сохранять и изучать наследие прошлого, использовать его в настоящем и беречь для будущего.
Том 2
Часть 4. Новое время
Глава 6. Медико-биологическое направление в медицине нового времени (16401918)
Термин «новая история» (или «новое время») впервые введен гуманистами XVI в. В современной исторической науке новое время (англ. Modern time) отождествляется с периодом утверждения и развития капиталистических отношений и ограничивается условными хронологическими рамками 1640-1918 гг.
Капиталистический способ производства, более передовой по сравнению с феодальным, ранее всего развился в странах Западной Европы, где и совершились первые буржуазные революции: в Нидерландах (1566-1609), Англии (1640-1649) и Франции (17891794).
Английская буржуазная революция оказала глубокое по существу и длительное по времени влияние на процесс ломки феодальных отношений во всей Европе. Вот почему в современной исторической науке 1640 г. – год начала английской буржуазной революции – условно определяет рубеж между средневековьем и новым временем.
Процесс утверждения капиталистического строя растянулся на длительный период. Важными вехами этого процесса явились буржуазные революции в Нидерландах, Англии, США (1775-1783), Франции, Испании (1814), Португалии (1820), Бельгии (1830), Австрии, Венгрии, Германии и Италии (1848-1849), Японии (1868), а также отмена крепостного права в России в 1861 г.
Буржуазные общественные отношения в новое время имели определяющее значение. Наряду с этим в разных регионах земного шара (в Азии, Африке, Латинской Америке и на островах Океании) продолжали существовать докапиталистические отношения: феодальные, рабовладельческие и даже родоплеменные.
Характерной чертой новой истории является развитие колониальной экспансии и создание колониальной системы капитализма. Борьба колониальных держав за передел колоний и сфер влияния имела первостепенное значение в развязывании первой мировой войны 1914-1918 гг. Год ее окончания (1918) принят в мировой исторической науке в качестве условного рубежа между новой и новейшей историей.
Особенности развития медицины
Капиталистическое производство ощущало насущную необходимость в развитии естественнонаучных знаний (механики, физики, химии). Особое влияние на их становление оказал французский материализм XVIII в., который сыграл большую роль в подготовке Великой французской буржуазной революции. Центральное место в этом процессе занимали многолетнее издание «Энциклопедии наук, искусств и ремесел» (Дени Дидро, Жан д’Аламбер) и работы крупнейших мыслителей Франции этого периода – философовпросветителей Франсуа Мари-Аруэ Вольтера и Жан-Жака Руссо.
Большое значение имела также деятельность врачей-материалистов Анри Леруа (Leroy,
Henry, 1598-1679), Жюльена Ламетри (La Mettrie, Julien Offreyde, 1709-1751) и Пьера Кабаниса (Cabanis, Pierre-Jean-Georges, 1757-1808)-выдающихся представителей французской школы механистического материализма.
Определяющее значение для развития диалектических взглядов на природу и развитие медицины в целом имели великие естественнонаучные открытия конца XVIII – первой половины XIX в., среди которых Ф. Энгельс отметил три основных: теория клеточного строения живых организмов, закон сохранения и превращения энергии и эволюционное учение (табл. 10) – «три великих открытия», которые объясняли все основные процессы в природе естественными причинами.
Фундаментальные открытия в ведущих отраслях естествознания имели определяющее
значение для развития науки и техники. На их основе получила дальнейшее развитие и медицина.
Анатомия
Как уже отмечалось, основоположником научной анатомии является Андреас Везалий, который не только исправил ошибки своих предшественников и значительно расширил анатомические знания, но обобщил и систематизировал их (т. е. сделал из анатомии науку). После А. Везалия профессора стали собственноручно публично препарировать трупы умерших, ставя своей целью как исследование строения человеческого тела, так и преподавание анатомии студентам.
Вскрытия, сначала редкие и в неприспособленных для этого помещениях, в XVI-XVII вв. превратились в торжественные демонстрации, которые совершались с особого разрешения властей в присутствии коллег и учеников. Для них стали сооружать специальные помещения по типу амфитеатров (в Падуе, 1594; Болонье, 1637 и т. д.)
ВXVII в. центр анатомических исследований из Италии переместился во Францию, Англию и особенно Нидерланды. В стенах Лейденского университета сформировалась крупнейшая анатомическая школа того времени. Ее воспитанником был голландский анатом
ихирург из Амстердама Николас Тюльп (Tulp, Nikolas, 1593-1674, рис. 107), известный своими исследованиями по сравнительной анатомии; он впервые изучил строение человекообразной обезьяны в сравнении с человеческим организмом. Тюльпу принадлежит символ врачебной деятельности – горящая свеча – и слова «Aliis inserviendo consumor» (служа другим, уничтожаю себя) – «Светя другим, сгораю».
Выдающимся анатомом того времени был голландец Фредерик Рюйш (Ruysch, Frederik, 1638-1731) – убежденный последователь Везалия. Выпускник передового Лейденского университета, Рюйш в 1665 г. защитил диссертацию и был приглашен в Амстердам для чтения лекций по анатомии гильдии хирургов города (рис. 108). Он в совершенстве владел техникой приготовления анатомических препаратов и методом инъекции кровеносных сосудов окрашенными и затвердевающими жидкостями, изобрел оригинальный способ бальзамирования трупов, лично выполнил уникальную коллекцию музейных экспонатов (врожденные аномалии и пороки развития) и создал первый анатомический музей. За свои заслуги Ф. Рюйш был избран членом немецкой академии «Леопольдина» (1705), Лондонского королевского общества (Royal Society) (1720) и Парижской академии наук
(1727).
Б России начало анатомических вскрытий связано с правлением Петра I (1682-1725), который проявлял большой интерес к медицине и развитию медицинского дела. Будучи в Амстердаме (в 1698 и 1717 гг.), Петр I посещал лекции и анатомический музей Рюйша, присутствовал на операциях и анатомических вскрытиях. О каждом случае предстоящего вскрытия он заранее получал уведомление и проникал в секционный зал через специальную потайную дверь.
В1717 г. Петр I приобрел анатомическую коллекцию Рюйша (около 2 тыс. экспонатов) за 30 тыс. голландских гульденов. Она положила начало фондам первого русского музея – Кунсткамеры – Петровского музея редкостей (ныне Музей антропологии и этнографии РАН в Санкт-Петербурге). По указу царя (1718) эта коллекция стала расширяться и пополняться трудами российских ученых. (В настоящее время сохранившаяся часть препаратов Ф. Рюйша находится в Музее антропологии и этнографии РАН, в Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова и Казанском медицинском институте.)
Возвратившись в Россию после своего первого путешествия по странам Западной Европы (1697-1698), Петр I учредил в Москве в 1699 г. курс лекций для бояр по анатомии с демонстрациями на трупах. В основанной по указу Петра лекарской школе при Генеральном госпитале в Москве (1707) также производились вскрытия, при которых он часто присутствовал. Автор «Истории деяний Петра Великого» И. И. Голиков пишет об этом: «Он
приказывал себя уведомлять, если в госпитале или где-нибудь в другом месте надлежало анатомировать тело или делать какую-нибудь хирургическую операцию, и когда только время позволяло, редко пропускал такой случай, чтоб не присутствовать при оном, и часто даже помогал операциям. Со временем приобрел он в том столько навыку, что весьма искусно умел анатомировать тело, пускать кровь, вырывал зубы и делал то с великою охотою».
Преподавание анатомии в России с первых шагов велось на естественнонаучной основе. Вначале при обучении студентов использовались учебники иностранных авторов (Bidloo, Gottfried; Blankardt, Stefan и других) на латинском и немецком языках. Затем лучшие из них стали переводить на русский язык.
Первый перевод анатомического трактата на славянский язык был сделан в 1658 г.: монах Епифаний Славинецкий перевел книгу А. Везалия «Эпитоме», изданную в Амстердаме в 1642 г., и назвал ее «Врачевская анатомия». К сожалению, рукопись этого перевода до наших дней не сохранилась.
В начале XVIII в. специально для Петра I был переведен на русский язык знаменитый в то время анатомический атлас Готфрида Бидлоо «Анатомия человеческого тела в 105
таблицах» («Anatomia humani corporis.»), вышедший в свет в 1685 г. в Амстердаме. В 1729 г.
этот перевод был сделан повторно, но, как и первый, на русском языке издан не был и существовал только в рукописном варианте.
Племянник Г. Бидлоо – Николай Ламбертович Бидлоо, приглашенный в Россию в 1702 г. и основавший первую лекарскую школу в Москве (см. выше), составил весьма ценное рукописное руководство «Наставление для изучающих хирургию в анатомическом театре», по которому учились первые российские лекари (впервые издано в 1979 г.).
Первый отечественный атлас анатомии «Syllabus, seu index omnium partium corporis humani figuris illustratus» на латинском языке был составлен в 1744 г. Мартыном Ивановичем Шейным (1712-1762), деятельность которого имела важное значение для развития отечественной анатомии и хирургии. Будучи прекрасным рисовальщиком, М. И. Шеин сам выполнил большинство иллюстраций к этому первому в России изданию анатомического атласа. Он же в 1757 г. впервые перевел на русский язык «Сокращенную анатомию, все дело анатомическое кратко в себе заключающую» Лаврентия Гейстера, которая стала первым в России руководством по анатомии на русском языке. Занимаясь переводами на русский язык анатомических и медицинских терминов, М. И. Шеин заложил основы русской научной медицинской терминологии, которая до него не существовала. Он верил в будущее отечественной науки: «География, навигация, архитектура, медицина и прочие знания, которые прежде всего в России мало известны были, ныне столько нам открыты, что уже имеем пригодных российских географов, мореплавателей, архитекторов и медиков и, может быть, в краткое время потомки наши увидят все оное в гораздо большем совершенстве.»
Несмотря на враждебное отношение, которое испытывала молодая российская наука в период своего становления со стороны некоторых ученых-иностранцев, Россия в короткий срок стала родиной выдающихся ученых-анатомов. Среди них К. И. Щепин (1728-1770) — первый русский по-национальности профессор анатомии, начавший преподавание медицины на русском языке, и А. П. Протасов (1724-1796) – первый русский анатом-академик (1771), ученик М. В. Ломоносова.
Первая в России анатомическая школа была создана в Петербургской медикохирургической академии академиком Петром Андреевичем Загорским (1764-1846). Продолжая дело, начатое М. И. Шейным, А. П. Протасовым и Н. М. МаксимовичемАмбодиком (см. с. 300), П. А. Загорский утверждал русскую анатомическую терминологию взамен латинской. Он создал первое в России оригинальное отечественное руководство по анатомии «Сокращенная анатомия.» в двух книгах, которое переиздавалось пять раз.
Здесь важно отметить, что анатомия как наука и предмет преподавания не выделялась в самостоятельную дисциплину вплоть до начала XIX в. Она объединялась с физиологией, патологией, а позднее и патологической физиологией и изучалась в тесной связи с
315 лет назад, 5 июня (25 мая по старому стилю) 1706 года Петр Великий повелел устроить в Москве первый «гошпиталь для болящих людей». Так начиналась история русского больничного дела. «Известия» вспомнили о том, как на Руси появились первые лечебные учреждения и врачебные школы.
Шуба с царского плеча
В домонгольские времена культура лечения на Руси выгодно отличалась от западноевропейской не только благодаря навыкам славянских знахарей, но и в силу тесных контактов наших предков с Византией, в которой сохранялись традиции античной медицины. После Батыева разорения эти связи были разрушены и наступил застой, преодолеть который удалось далеко не сразу. Страшное нашествие отразилось на всех сферах жизни Руси. Многие города и монастыри были разорены, в огне пожаров гибли манускрипты, а главное, носители уникальных знаний. Продолжалось это бедствие c середины XIII до второй половины XV столетия. В Европе в это время начинается эпоха Возрождения. Открываются медицинские факультеты, издаются обобщающие практический опыт трактаты. На Руси же больных пользовали по «преданьям старины глубокой». Посетивший в 1557 году Московию венецианец Марко Фоскарино писал, что у русских «нет философских, астрологических и медицинских книг. Врачи лечат по опыту и испытанными лечебными травами». Простой народ этим вполне удовлетворялся, но власть имущие всё чаще стали прибегать к услугам европейских лекарей.
Фото: hstoryfiles.blogspot.com
Лекарь врачует больного. Миниатюра из Лицевого свода XVI века
Моду задавал Кремль — известно, что иноземные врачи присутствовали при дворе уже в годы Ивана III, его сына Василия III и Елены Глинской. Их грозный сын Иван IV через русского посланника просил английскую королеву Елизавету прислать ему грамотного лекаря. Так в России оказался выпускник Кембриджского университета доктор медицины Ральф Стэндиш, а с ним несколько фармацевтов. Известно, что государь посадил гостей за свой стол, выделил им лошадей и определил немалые гонорары — 70 рублей доктору и по 30 аптекарям. А Стэндишу еще и соболью шубу со своего плеча презентовал.
Несколько лет английский доктор заботился о венценосном пациенте, но заскучал и собрался на родину. Взамен его Иван Васильевич просил Елизавету прислать другого, и в 1568 году она направила к нему доктора Арнульфа Линдсея. Этот выходец из Фландрии считался знатным специалистом, был автором ряда научных трудов. По свидетельству одного из первых русских эмигрантов князя Курбского, царь Иван к новому доктору «великую любовь всегда показывавше, лекарства только от него приймаше». Возможно, царь меньше опасался иноземца, чем отечественных лекарей.
Фото: cyrillitsa.ru
Больница. Миниатюра из рукописи 1648 года «Житие Антония Сийского»
В 1571 году во время нашествия крымских татар доктор Линдсей и аптекарь Томас Карвер погибли при пожаре, и Иван снова вынужден был обратиться к Елизавете с просьбой прислать ему врача. Королева благосклонно согласилась:
Из сопроводительного письма английской королевы Елизаветы:
«Посылаю тебе доктора Роберта Якоби как мужа искуснейшего в лечении болезней, уступаю его тебе, брату моему, не для того, чтобы он был не нужен мне, но для того, что тебе нужен. Можешь смело вверить ему свое здоровье. Посылаю с ним в угодность тебе аптекарей и цирюльников, волею и неволею, хотя мы сами имеем недостаток в таких людях»
Королева не преувеличивала, Якоби был ее личным врачом и доктором медицины Кембриджского университета, считался одним из самых уважаемых лекарей Англии. При нем в Москве была создана Государева аптека, где теперь готовили лекарства для членов царской семьи. Можно сказать, это было первое медицинское учреждение в стране.
«Лекарства давать безденежно»
При Борисе Годунове медицинское дело получило дальнейшее развитие, а Государева аптека трансформировалась в Аптекарский приказ, который был выделен из большого Дворцового приказа. Возглавил его Семен Никитич Годунов — троюродный брат Бориса и, как говорили в народе, его «правое ухо». Приказу выделили каменные палаты напротив Чудова монастыря в Кремле. Аптекарский приказ ведал всеми делами врачей и аптекарей, обеспечением медицинской службы в стрелецких полках, а также отвечал за «бережение Москвы от заразы» и «отвращение всяких чар и злой порчи».
Фото: commons.wikimedia.org
Здание Аптекарского приказа в Московском Кремле
Главным медиком Аптекарского приказа стал венгр Кристофер Рихтингер, прибывший с рекомендательным письмом всё той же королевы Елизаветы. Врачи Аптекарского приказа по статусу и денежному окладу приравнивались к окольничим и получали в кормление поместье с 30–40 крепостными крестьянами. Помимо этого, из дворца медикам ежемесячно отпускали натуральное обеспечение:
Мартин Бер, «Московская летопись» (1600-1612):
«Каждому из придворных докторов отпускали ежемесячно знатное количество хлеба, 60 возов дров и бочку пива, ежедневно штоф водки, уксусу и запас для стола, ежедневно три или четыре блюда с царской кухни. Когда царь принимал лекарство и когда оно хорошо действовало, то медиков дарили камнями, бархатами и соболями; дарили также за лечение бояр и сановников»
Выполнял приказ и функции лицензирующего органа: все приезжие лекари и аптекари, желавшие обзавестись практикой, должны были явиться сюда и предъявить свои дипломы, регалии, рекомендаций и «свидетельствованные грамоты». Если дьяки считали, что этого недостаточно, то могли подвергнуть докторов экзамену, часто в присутствии самого царя. В присяге поступившие на службу должны были обещать «государя своего ничем в питье и в явстве не искормити и зелья и коренья лихова ни в чем не давати и никому дати не велети».
В Смутное время работа приказа прекратилась, а иностранные лекари по большей части разбежались. Но уже при первых Романовых Аптекарский приказ возродился и даже расширился: теперь он занимался еще и контролем над сбором лекарственных растений, а также закупкой за границей целебных снадобий для царской семьи. Диковинные мумие, камфару или «александрийский лист» поставляли из-за границы, остальное находили в России.
Фото: commons.wikimedia.org
Картина художника Василия Максимова «Больной муж», 1881 год
По-прежнему ведал Аптекарский приказ и лечением служилого люда. Например, сохранилась челобитная от 27 июня 1658 года поданная раненым Митькой Ивановым: «…Я холоп твой ранен — пробит насквозь из карабина по самому животу и ниже… Oт той раны лежу во гноище и по сию пору раны не затворились… Вели государь меня… излечить в аптеке». Под челобитной приговор: «Его лечить и лекарства давать безденежно».
«Докторские сказки»
Количество медиков в приказе менялось: сначала их было всего несколько, и каждый отдельно «выписывался» из заграницы, но постепенно состав увеличивался, причем появляются и русские имена. Доктора обычно имели учеников, которые потом могли сдать экзамен в Аптечном приказе и стать дипломированными лекарями. А с 1654 года при приказе открылась Лекарская школа, где врачей стали готовить централизованно.
Фото: РИА Новости/Юрий Каплун
Картина художника Владимира Маковского «За лекарством», 1884 год
Студенты давали клятву «…Никому зла не учинить и не пить и не бражничать и никаким воровством не воровать…». На протяжении семи лет они зубрили латынь, анатомию, читали «докторские сказки» (так называли истории болезней), практиковались в полковых лечебницах, изучали лекарственные растения, выращиваемые в «Аптекарском огороде». В 1673 году в Китай-городе на Гостином дворе появилась и первая общественная аптека.
При Петре I вектор развития российской медицины не изменился, но динамика стала совершенно иной. Первые же столкновения со шведами показали, что новой профессиональной армии нужна качественно иная система оказания помощи как в полевых условиях, так и в стационарах. Но для ее создания не было ни госпиталей, ни врачей. Всё пришлось создавать практически с нуля. Впрочем, примерно так же обстояло дело и с другими сферами жизни страны.
Царский лейб-медик
История становления российской медицины неразрывно связана с персоной доктора Николаса Бидлоо, которого без всякой натяжки можно назвать отцом-основателем первого отечественного госпиталя и первого медицинского учебного заведения. Он был наследственным врачом: его отец Ламберт Бидлоо был аптекарем и ботаником, членом Амстердамского медицинского общества, а дядя Готфрид — знаменитым хирургом, анатомом, а еще профессором и ректором Лейденско-Батавской академии, где Николас и получил медицинское образование.
Фото: histrf.ru
Портрет Николаса Бидлоо, создателя и первого главного врача госпиталя в Лефортово
В 1697 году он успешно защитил диссертацию, после чего занялся медицинской практикой в родном Амстердаме. Вскоре молодой доктор получил предложение русского посланника Андрея Артамоновича Матвеева, который привлекал известных специалистов на работу в Россию. Жалование медику предложили такое, что он особенно и не думал. 5 июня 1701 года Бидлоо прибыл в Архангельск, где с ним была заключена капитуляция (договор) на шесть лет «быть ему ближним доктором Его Царского Величества».
Несколько лет Николай Ламбертович сопровождал царя и заботился о его здоровье, одновременно объясняя любознательному монарху тонкости лекарской профессии. Работа была не из легких, учитывая неуемную энергию Петра, склонность к перемене мест и лихость в регулярных застольях — лейб-медику приходилось участвовать в пирушках, а потом «лечить» царских собутыльников. Вскоре голландец взмолился о пощаде, но Петр нашел способ использовать таланты Бидлоо наиболее рациональным образом.
Указ Петра от 5 июня (25 мая по старому стилю) 1706 года московскому градоначальнику боярину Мусину-Пушкину:
«…построить за Яузой-рекою против Немецкой слободы в пристойном месте гошпиталь для лечения болящих людей. А у того лечения быть доктору Николаю Бидлоо да двум лекарям… да из иноземцев и из русских, изо всяких чинов людей, набрать для аптекарской науки 50 человек…»
Место было выбрано неслучайно — рядом находились Лефортовская, Преображенская и Семеновская солдатские слободы, откуда можно было черпать учеников. Да и верные воины нуждались в лечении. Финансирование Петр возложил на Монастырский приказ.
Здание проектировал сам доктор, взяв за образец лучшие тогда европейские клиники. Бидлоо вообще обладал многими талантами: строил, разбивал сады, музицировал, рисовал. Ему принадлежит первоначальный деревянный проект дворца Меньшикова, он разбил Лефортовский парк, а несколько его картин по сей день висят в галереях родного Амстердама. «Свое призвание и честь я искал в практической медицине, в то же время проявлял склонности к различным искусствам и наукам, таким как живопись, рисование, музыка, математика, геометрия, архитектура», писал Бидлоо.
Фото: moscow-in-web.blogspot.com
Вид на главное здание госпиталя в Лефортово в 1725 году, рисунок современника
К сожалению, нет точных сведений о том, как первоначально выглядел сухопутный госпиталь, есть только приблизительные описания и документальные свидетельства. Так, согласно табелю 1710 года, в штате полагалось быть доктору, лекарю, аптекарю, подаптекарю, подлекарю, приказчику госпитального двора, переписчику, священнику с дьяком, 50 ученикам, 14 мастеровым и рабочим. Годовой бюджет учреждения составлял 4607 рублей 75 копеек, что было в то время внушительной суммой. Кроме того, персоналу и больным на питание выделялось хлеба 1318 четвертей. Сохранились и данные о жаловании лекаря Лаврентия Пухорта и аптекаря Гофрита Эрнса Берга — первый получал 100 рублей, второй — 150 рублей в год. Из доклада Н.Л. Бидлоо Петру I от 27 февраля 1712 года известно, что за четыре года (1708–1712) через госпиталь прошли 1996 больных, из которых «1026 человек от застарелых и тяжких болезней вылечены». Состояли на лечении в день отправления письма 142 пациента.
Школа русских лекарей
С самого начала госпиталь задумывался не только как больница, но и как учебное медицинское учреждение. Первый набор в основном состоял из студентов Греко-Латинской академии, поскольку иностранные преподаватели не говорили по-русски и требовались студенты, понимавшие латынь. Преподаватель академии отец Гедеон Грембецкий даже жаловался в Святейший cинод, обзывая Бидлоо «записующим что наилучших учеников в анатомическое учение без ректорского и префекторского ведома». Впрочем, Петру подобное служебное рвение импонировало, и своего доктора он в обиду не давал.
Фото: mrs-laima.livejournal.com
Госпиталь в Лефортово в середине XVIII века, гравюра
Петр внимательно следил за деятельностью «Гошпитальной школы», и отчитывался доктор лично перед царем. Вот что написал доктор о первом выпуске: «Взял я в разных городах 50 человек до науки .., из которых осталось 33, шесть умерли, восемь сбежали, двое по указу взяты в школу, один за невоздержание отдан в солдаты». Кстати, срок обучения точно определен не был и в зависимости от усердия ученика мог меняться. Молодой человек покидал школу, когда преподаватели считали его достаточно подготовленным.
Столкнувшись с тем, что иностранные доктора скептически относятся к способностям его учеников, Бидлоо писал царю:
Автор цитаты
«Я лутчих из сих студентов Вашего Царского Величества освященной особе или лутчим господам рекомендовать не стыжуся, ибо они не токмо имеют знание одной или другой болезни, которая на теле приключается и к чину хирургии надлежит, но и генеральное искусство о всех болезнях от главы даже до ног… како их лечить…»
Рассмотрев жалобу, Сенат в присутствии Петра приговорил:
Автор цитаты
«Чтоб никто из оных [иностранных медиков] никакой обиды в чести или в повышении чина российского народа от него изученным хирургам являть не дерзал, но также против иностранных хирургов хоть здешнего народа, сице точию явился доволен, его императорского величества жалованье и чести могли получать»
В 1721 году деревянное здание госпиталя сильно пострадало при пожаре, и Бидлоо обратился к Петру за средствами для строительства нового каменного дома. Резолюция государя была лаконична: «Давать и строить!»
Новое двухэтажное здание с украшенным «Аллегорией милосердия» куполом тоже было возведено по проекту самого Бидлоо. Помимо больничных палат и операционных, в нем был анатомический театр, палата алхимика, аптека, покои для студентов, ученические комнаты и… настоящий театр, где силами докторов и студентов ставились назидательные спектакли.
Фото: mos.ru
Памятник создателям госпиталя в Лефортово царю Петру I и доктору Николаю Бидлоо в Малом госпитальном парке во внутреннем дворе Главного корпуса госпиталя
До самой смерти доктор Бидлоо был верен своему детищу, ставшему делом его жизни. Он преподавал, перевел и сам написал несколько учебников, лично разбил сад и аптекарский огород. Уже после смерти доктора здание было перестроено и расширено по проекту князя Дмитрия Ухтомского, но вскоре и оно стало тесным. На рубеже XIX века известный московский зодчий Иван Еготов построил новое здание в классическом стиле, дожившее до нашего времени. Пожар 1812 года обошел его стороной. Впоследствии, конечно, здание перестраивали, но характерный облик главного корпуса со сдвоенными колоннами и античным портиком на высоком стилобате сохранился.
Еще при жизни Петра в России открылись еще несколько госпиталей, но школа при Лефортовском до 1730-х оставалась единственной. Она просуществовала до середины XIX века, когда сначала получила самостоятельный статус как Медико-хирургическая академия, а затем была объединена с медицинским факультетом МГУ. Лефортовский же госпиталь в разные годы именовался Генеральным сухопутным госпиталем, Военным госпиталем, Генеральным императора Петра I военным госпиталем, Первым Московским коммунистическим госпиталем, Главным госпиталем РККА. Сейчас мы знаем его как Главный военный клинический госпиталь имени академика Бурденко.
Новая аптека располагалась на Новом гостином дворе на Ильинке, близ Посольского приказа. Царским указом от 28 февраля 1673 г. за обеими аптеками закреплялось право монопольной торговли лекарствами.
Аптекарский приказ не только управлял аптеками. Уже к середине XVII в. из придворного заведения он вырос в крупное общегосударственное учреждение, функции которого значительно расширились. В его ведение входило: приглашение на службу врачей (отечественных, а совместно с Посольским приказом и иноземных), контроль за их работой и ее оплатой, подготовка и распределение врачей по должностям, проверка «докторских сказок» (историй болезней), снабжение войск медикаментами и организация карантинных мер, судебно-медицинское освидетельствование, собирание и хранение книг, руководство аптеками, аптекарскими огородами, и сбором лекарственного сырья.
Постепенно штат Аптекарского приказа увеличивался. Так, если в 1631 г. в нем служили два доктора, пять лекарей, один аптекарь, один окулист, два толмача (переводчика) и один подьячий (причем особыми льготами пользовались иноземные доктора), то в 1681 г. в Аптекарском приказе служило 80 человек, среди них 6 докторов, 4 аптекаря, 3 алхимиста, 10 лекарей-иноземцев, 21 русский лекарь, 38 учеников лекарского и костоправного дела. Кроме того, было 12 подьячих, огородников, толмачей и хозяйственных рабочих.
Во второй половине XVII в. в Московском государстве сложилась своеобразная система сбора и заготовки лечебных трав. В Аптекарском приказе было известно, в какой местности преимущественно произрастает то или иное лекарственное растение. Например, зверобой – в Сибири, солодовый (лакричный) корень – в Воронеже, черемица – в Коломне, чечуйная (противогеморройная) трава – в Казани, можжевеловые ягоды – в Костроме. Специально назначенные заготовители (травники) обучались методам сбора трав и их доставки в Москву. Таким образом, сложилась государственная «ягодная повинность», за невыполнение которой полагалось тюремное заключение.
У стен Московского Кремля стали создаваться государевы аптекарские огороды (ныне. Александровский сад). Число их постоянно росло. Так, в 1657 г. по указу царя Алексея Михайловича (1645-1676) было велено «Государев Аптекарский двор и огород перенесть от Кремля-города за Мясницкие ворота и устроить в огородной слободе на пустых местах». Вскоре аптекарские огороды появились у Каменного моста, в Немецкой слободе и на других московских окраинах, например, на территории нынешнего Ботанического сада. Посадки в них производились в соответствии с распоряжениями Аптекарского приказа.
В некоторых случаях специалисты по закупке лекарственных средств направлялись в другие города. Значительная часть лекарственного сырья для аптек выписывалась «из-за моря» (Аравии, стран Западной Европы – Германии, Голландии, Англии). Аптекарский приказ рассылал свои грамоты иноземным специалистам, которые направляли в Москву требуемые лекарственные средства. Об этом свидетельствует сохранившаяся переписка. Например, в 1662 г. Ивашко Гебдон писал русскому царю из Лондона: «…прислана мне твоя грамота из Аптекарского приказу, а велено мне иноземцу купить аптекарских запасов против росписи, – и купя, послать их на кораблях к Архангельскому городу. И те аптекарские запасы покладены в шести сундуках да в двух боченках да в одном тючке и наклеймены и отпущены на кораблях к Архангельскому городу… К Москве на подводах летним путем с великим бережением».
В начале XVII в. иноземные врачи пользовались в Московском государстве значительными привилегиями. Подготовка русских лекарей в то время носила ремесленный характер: ученик в течение ряда лет обучался у одного или нескольких лекарей, затем несколько лет служил в полку в качестве лекарского помощника. Иногда Аптекарский приказ назначал проверочное испытание (экзамен), после чего произведенному в звание русского лекаря выдавали набор хирургических инструментов.
Первая государственная Лекарская школа в России была открыта в 1654 г. при Аптекарском приказе на средства государственной казны. Принимали в нее детей стрельцов, духовенства и служилых людей. Обучение включало сбор трав, работу в аптеке и практику в полку. Кроме того, ученики изучали анатомию, фармацию, латинский язык, диагностику болезней и способы их лечения. В качестве учебников служили народные травники и лечебники, а также «докторские сказки» (истории болезней). Во время военных действий функционировали костоправные школы. Преподавание велось у постели больного – в России не было той схоластики, которая господствовала в то время в Западной Европе.
Анатомия в лекарской школе преподавалась наглядно: по костным препаратам и анатомическим рисункам, учебных пособий еще не было.
В XVII в. в Россию проникли идеи европейского Возрождения, а вместе с ними некоторые медицинские книги (см. схему 5). В 1657 г. монаху Чудова монастыря Епифанию Славинецкому был поручен перевод сокращенного труда Андреаса Везалия «Эпитоме» (изданного в Амстердаме в 1642 г.). Е. Славинецкий (1609-1675) был весьма образованным человеком, он окончил Краковский университет и преподавал сначала в Киево-Могилянской академии, а затем – в Лекарской школе при Аптекарском приказе в Москве. Сделанный им перевод труда Везалия явился первой в России книгой по научной анатомии. Долгое время она хранилась в Синодальной библиотеке, но во время Отечественной войны 1812 г. погибла при пожаре Москвы.
Аптекарский приказ предъявлял к ученикам Лекарской школы высокие требования. Принятые на учебу обещали: «…никому зла не учинить и не пить и не бражничать и никаким воровством не воровать.» Обучение длилось 5-7 лет. Лекарские помощники, прикрепленные к иноземным специалистам, учились от 3 до 12 лет. В разные годы количество учеников колебалось от 10 до 40. Первый выпуск Лекарской школы ввиду большой нехватки полковых лекарей состоялся досрочно в 1658 г. Функционировала школа нерегулярно. За 50 лет она подготовила около 100 русских лекарей. Большая их часть служила в полках. Систематическая подготовка врачебных кадров в России началась в XVIII в.
Лекари, которые оказывали врачебную помощь гражданскому населению, чаще всего лечили на дому или в русской бане. Стационарной медицинской помощи в то время практически не существовало.
При монастырях продолжали строить монастырские больницы. В 1635 г. при Троице-Сергиевской лавре были сооружены двухэтажные больничные палаты, которые сохранились до наших дней, так же как и больничные палаты Ново-Девичьего, Кирилло-Белозерского и других монастырей. В Московском государстве монастыри имели важное оборонное значение. Поэтому во времена вражеских нашествий на базе их больничных палат создавались временные госпитали для лечения раненых. И несмотря на то, что Аптекарский приказ монастырской медициной не занимался, в военное время содержание больных и врачебное обслуживание во временных военных госпиталях на территории монастырей осуществлялось за счет государства. Это было важной отличительной особенностью русской медицины XVII в. Первые доктора медицины из российских людей появились в XV в. Среди них Георгий из Дрогобыча, получивший степень доктора философии и медицины в Университете г. Болонья (современная Италия) и преподававший впоследствии в Болонье и Кракове. Его труд «Прогностическое суждение текущего 1483 г. Георгия Дрогобыча с Руси, доктора медицины Болонского университета», изданный в Риме, является первой печатной книгой российского автора за рубежом. В 1512 г. степень доктора медицины в Падуе (современная Италия) получил Франциск Скорина из Полоцка. В 1696 г. также в Падуанском университете степени доктора медицины был удостоен П. В. Посников; будучи весьма образованным человеком, он впоследствии служил российским послом в Голландии (см. с. 259).
Медицина народов Американского континента до и после конкисты
История
Коренное население Американского континента прошло в своем развитии два периода: первый, длившийся более 30 тыс. лет, был эпохой самобытной истории аборигенов континента, создавших уникальные и неповторимые культуры древней Америки; второй начинается с 1492 г. и связан с открытием и колонизацией материка европейцами. Согласно современным представлениям, аборигены Америки пришли на континент из Азии через Берингов пролив (Берингийскую сушу). Расселившись по материку, они создали три основных очага великих культур: майя — в Центральной Америке (с I тысячелетия до н. э.), ацтеков — на территории современной Мексики (с XII в. н. э.) и инков — на территории современного Перу (с XIV в. н. э.). Другие земли континента были заселены множеством племен, находившихся на самых разных уровнях развития.
Как в старой России называли историю болезни?
Как в старой России называли историю болезни? 6 букв, Поле чудес
Как в старой России называли историю болезни? Сегодня у нас пятница 29 января 2021 года. Телеигра капитал-шоу Поле чудес уже в эфире. В студии телепередачи под аплодисменты телезрителей Леонид Аркадьевич Якубович приглашает тройку игроков. Игра проходит без зрителей в студии и посвящена медицине.
В ходе игры участники по очереди крутят барабан. На нем выпадают очки, которые может получить игрок, если назовет правильную букву. А в самом конце победителю финала предлагают сыграть в Суперигру. На сайте Спринт-Ответ уже готовится к публикации общая статья с обзором игры, найти которую можно в этой же рубрике.
Как в старой России называли историю болезни?
Вот задание на финальный тур. Историю болезни в старой России называли докторская… Что? (Слово из 6 букв)
Первая государственная Лекарская школа в России была открыта в 1654 году при Аптекарском приказе на средства государственной казны. Принимали в нее детей стрельцов, духовенства и служилых людей. Обучение включало сбор трав, работу в аптеке и практику в полку. Кроме того, ученики изучали анатомию, фармацию, латинский язык, диагностику болезней и способы их лечения.
В качестве учебников служили народные травники и лечебники, а также «докторские сказки» (истории болезней).
Во время военных действий функционировали костоправные школы. Преподавание велось у постели больного — в России не было той схоластики, которая господствовала в то время в Западной Европе.
Ответ на вопрос финала в Поле чудес
Докторская сказка… знаете, что это? Так на Руси назывались медицинские карты, в которые доктор заносил истории болезни своих пациентов. Однако и болезни тоже назывались не так, как сейчас.
Ответ: Сказка (6 букв)
Историю болезни в старой России называли докторская сказка. Это правильный ответ на вопрос телеигры Поле чудес. Победительница отказалась от участия в Суперигре, сославшись на волнение.
1. Как делается история;
— Первое, что надо сделать – всё переписать, — с этими словами
Коваленко разорвал пополам историю болезни. – А следователь – он завтра
приедет, успеем даже группу «А» в реестры внести. Садитесь, я буду
диктовать.
Вообще, есть два способа сделать репутацию клиники. Первый – самый
простой – патологоанатом подтверждает тот диагноз, от которого лечили.
Этот способ годится для трупов нескандальных и неуголовных.
Переписывание же историй по данным прозектора, конечно, тоже не есть
что-то из ряда вон выходящее. Но стоит меньше по деньгам. Деньги-то
ментам главврачу приходится отдавать в любом случае. Иначе найдут
даже того, чего нет.
Я не их тех, кто спорит с начальством. Не из тех соображений, что
карьерист или трус. Просто я тороплюсь к Анечке домой. Очередная смерть
пациента – не повод заставлять её сидеть вечером в одиночку. Да-да, у
нас всё еще продолжается романтика. Что в этом плохого. К тому же
сегодня жена больного Карапалкина, кроме конверта, принесла отличные
конфеты, анечкины любимые.
Я сел и под чутким руководством доцента Коваленко превратил покойника
из – «по виду» — бездомного наркомана в москвича-эпилептика. Наши
назначения обогатились барбитуратами и консультациями специалистов, за
которых подписались медсестра Соня и Алла Ивановна, бухгалтер. А
заключения профессорских обходов и консилиумов как протяжные
запедаленные аккорды закончили нашу сказку. Кстати, докторская сказка –
это первоначальное название анамнезис морби. Так что всё в порядке,
история медицины. Я приклеил листки, пожал Коваленко руку, сдал историю
и побежал домой, к Ане. Скоро должен был наступить Новый год. Витрины
переливались фонарями, слово «скидка», казалось, прописано узорами
каждой снежинки. Я торопился как мог, стараясь нести конфеты аккуратно.
У метро купил розы, попросил продавщицу завернуть их просто в газету.
Ани дома не оказалось. Телефон не отвечал, мама Анина и анины подруги
не знали, куда она поехала с работы. Я, конечно, расстроился. Это даже
не то слово – расстроился. Вся эта карусель с ошибкой диагностической
измотала меня невероятно. Но я мог вынести что угодно, ожидая, как
приду домой. К жаренной картошке на столе. К борщу. Пустая комната и
неизвестность – не то, что успокаивает. Я налил в ванную воды, положил
в воду розы, открыл пиво и включил телевизор. Сам не заметил, как уснул.
2. Фотография может изменить вашу жизнь. Новогоднее предложение.
Утром на пятиминутке я не слушал, что докладывают дежурные врачи. У нас
собрания проходят в огромной аудитории – можно забиться на дальний ряд
и спать или, допустим, плеер слушать. Я думал о том, где Аня. Утром
она не вернулась. Родителей Ани расспросил, но так, чтобы не испугать.
Мало ли что случается между мужем и женой. Зачем посторонних вмешивать.
Тут ординатор Клыкова толкнула меня вверх, выдергивая одновременно
книзу наушники и пряча мой плеер. Ко мне обращался замглавврача
Степанов.
— Так что вы, доктор, можете доложить о вчерашнем случае? Вот у нас
коллега из милиции разбирается, все же пациент от них поступил.
Я слово в слово, как мне показалось, повторил свои вчерашние записи в
истории. Следователь сам то ли спал, то ли просто не был заинтересован
в деле. Казалось, что он меня вообще не слушал. Сидел и рисовал в
блокнотике.
Пятиминутка закончилась через час от начала. Из гулкости зала мы снова
выкатывались в больничный ультрафиолет и карболку, в дребезжание
каталок и ритмические крики уборщиц.
Я зашел в кабинет и удивился. Следователь сидел у стола. Молодой
мужчина лет тридцати пяти, одетый в аккуратный серый костюм, смотрел на
меня голубыми глазами. Невозможно было понять о нём ничего. Ни одной
эмоции не лежало на его сверхспокойном лице. «Псих», — вот что я
подумал.
И сказал: «Здравствуйте, вы, кажется, сотрудник? Это же вы были на
пятиминутке?» Как будто у нас в клинике часто бывают новые люди. Как
будто у меня не мгновенная память на лица.
— Да. Я из управления. Павел Владимирович Шершуков. Я уже побеседовал с
Светланой Валерьевной, теперь хочу у вас кое-что спросить.
Я сел, кинул на стол пачку историй и постарался вести себя как можно
более спокойно. В конце концов, это была всего лишь капельница. С кем
не бывает. Всегда назначается эта схема. И старшие товарищи были
согласны с ней. И не только моя это ошибка.
— Скажите, — спросил я, чтобы хоть как-то раскачать это маскообразное
лицо. А вообще что известно по этому пациенту? Выяснилось что-то новое?
К нам же его бессознательным привезли. Если бы не некоторые признаки,
то сложно было бы догадаться о его диагнозе. Мы же его пару дней
тянули. Мог бы сразу погибнуть. Но, честно говоря, шансов у него не
было. «Да, не было. Если бы я сразу сделал укол, если бы только
догадался…»
Шершуков не ответил. Он посмотрел за окно. Зима. Птички на рябине
клевали сморщенные ягодки. Падал снег. Так ли он был вообще
заинтересован в нашем трупе. Не сказал ли я лишнего?
— Наш эксперт сегодня сам будет смотреть труп. Все разговоры такого
рода пока будут только помехой разбирательству. Вы не могли бы уточнить
пару фактов…
Он стал спрашивать меня о лечении, но я смотрел только на фотографию,
которую следователь держал в руках: — Позволите? – изобразил
любопытство я.
— Это из кармана покойного, — он протянул мне фотографию Ани, которая стояла рядом с… – вы что, знаете эту девушку?
…если мне не показалось, если я не сошел с ума, то рядом с ней был тот
самый покойник. Тот самый, чья кровь стекала на резекции в желобок, тот
самый, кому вчера мы с Иванычем вскрывали черепную коробку. Я не знал,
что делать. Отрицать, что я знаю Аню, было бесполезно. Я намеревался
как раз достать ее портрет в рамке из ящика стола и поставить перед
собой. Рука механически задвинула ящик.
— Из кармана покойного? — я медленно протянул руку и почувствовал, как
моё напряжение становится очевидно следователю. – Лицо такое шаблонное,
типичное. Обложечное, я бы даже сказал. Мне нравятся девушки такого
типа. По всему, у покойника был хороший вкус.
Остальные вопросы следователя были о сроках наших манипуляций, были и
совсем нелепые — о контактных линзах – через какое время их обнаружили
и сняли. Я отвечал как робот, думая только о фотографии, которая
отпечаталась и висела передо мной, как большой экран, от которого
нельзя отвернуться. Да, если завтрашний «эксперт» посмотрит — даже
бегло – тело, всем нам несдобровать. Но какое это имеет значение. Что
это за фотография? Как этот покойник смог проникнуть на такую глубину
моей жизни? Если я попаду в тюрьму, то это значит гораздо меньше, чем
то, что он уже попал в мою постель.
3. Тещин поворот
После работы, после перешептываний на собрании в кабинете заведующего,
я поехал к тёще, прокручивая пальцами визитку Шершукова. Распрашивать
долго не пришлось. Теща вздохнула, подняла грузное тело, затянутое в
полиэстер, подошла к шкафу и достала альбом, раскрыв его на фотографии,
дубль которой был у следователя. Моя Аня, только лет на двадцать
моложе, стояла рядом с покойником, восседающем на мотоцикле. Она была в
красной куртке и улыбалась. Длинные выбеленные волосы её развивались на
ветру. Аня, сколько я её помнил – а мы жили вместе седьмой год –
стриглась коротко. И не носила она никогда таких чудовищных вещей, как
эта куртка, как этот обвисший белый джемпер, в котором её на фото
обнимал человек в кожаной куртке с вслокоченными волосами и рассеянным
взглядом.
— Что я тебе скажу, Петенька. Это случилось, когда Анечке было
пятнадцать лет. Стал к ней ходить один… — теща промолчала — .. гад. Всё
сердце измотал. Семья решила вмешаться. Но кто ж знал, что всё так
получится. Мы-то думали — оженим, он остепенится. Ну и стали
настаивать на браке. А семья у него негодящая совсем была. Наши мужики
пьют – в салат падают. Но с ними хоть посидеть можно. А у них там такое
творилось. Вертеп. Иначе не назовешь. Сначала мы этого не понимали, да
и скрывали они. Нарядятся и приедут с цветами и фруктами. Вот мы мол,
мать и отец. А сами оглядывают дом наш и доходами интересуются. Когда
договорились о свадьбе ужо – поехали платить. Они и говорят – у нас
только доллары, мы вам потом отдадим. Отдали, ага. Так, считай, пять
тысяч и улетело…
Я сидел, словно раздавленный глыбой. Даже не от рассказа тёщи, а от
того, что Аня промолчала и скрыла эту свою связь. Она рассказывала мне
свою жизнь в мельчайших подробностях лишь для того, чтобы промолчать
насчет главного. Стало быть, не был я для неё другом. И, вообще, даже
это её исчезновение означало для меня конец привычной жизни, конец
нашей любви, конец доверия. Будущее рассыпалось, как на конкурсе, где
костяшки падают по принципу домино.
Я вообще люблю смотреть криминальные новости и детективы. Каждую минуту
действия мир перестраивается с учетом новых обстоятельств. Но, попав
в барабан механической игрушки следствия, ничего, кроме перманентного
ужаса, не испытываешь. Все рассуждения о том, кто убийца – будто хоть
одна теория, на самом деле, может выявить правду – оказались
бессмысленными. Убийцей, хоть и невольным, был я. Теперь оказывалось,
что у меня был мотив. Ревность. Рано или поздно Павел Владимирович
Шершуков будет также сидеть на разваливающемся стуле в квартире тёщи и
слушать историю аниной жизни.
Я убил. И кто мне теперь поверит, что и этого покойника я видел впервые
в жизни, и узнал про него и Аню через двое суток после его смерти.
Садитесь, суд ушёл. Я убил. Какого-то Данилу Мишкина. Аплодисменты. И
где, спрашивается, ты, Аня.
Тем временем теща продолжала: — И знаешь, мы долго не были в курсе,
что он больной. Знали, что попивает. Но они же переехали, квартиру
сняли – Анечка не хотела, чтобы мы всего знали и разлучили бы их. Она
вообще его болезнь восприняла как долг. Заботится там, помогать. У них
даже договоренность была: детей не заводить. Какие уж ему дети-то. Ни
копейки не заработал за год. То есть вот она на что решилась. На жизнь
с психиатрическим больным, на уход вечный, на безденежность,
бездетность и безбудущность. Мы с отцом думаем – наша в этом вина. Не
думали ни чём, хотели сватов, внуков. Не разбирая колеи ехали. А они,
по всему, не пара были…
Я сказал, что мы с Аней поругались, но скоро вновь помиримся и шуметь
потому не надо особо. Скажем знакомым, что Аня уехала в Египет
отдыхать.
Я добрался до дома. Пустые комнаты, мусор, мгновенно превративший
уютное гнездо в нору холостяка, пустой холодильник, немытая посуда,
грязные белые халаты, свернутые и брошенные на полу ванной. Как она
ушла? Без единой вещи. Без документов. Без документов в Москве.
Оставаться в квартире не было никаких сил. Я бросил в багажник куртку
и удочки и завел машину. В Львово. Поеду во Львово. Подводный лов,
баня, пиво, снег. Эта формула действовала всегда безотказно. Раньше.
Проверим еще раз. Не могу больше ждать звонков, не могу пребывать в
неизвестности.
Я выехал на дорогу. Пробка меня несколько успокоила. Всё-таки я был в
людском сообществе, в толчее, я двигался куда-то, не сидел в тюрьме – а
с этой перспективой я смирился совершенно уже. Невиновный сразу бы
признался во всём, да, да. Кто скрывает – тот и убийца. Пробка снизила
как-то уровень переживаний моих и я поехал. Огни встречных машин
расплывались – дворники размазывали снег. У доктора Афанасьева была
иномарка с датчиками дождя. Мне с моим мавританским кладбищем датчики
дождя не светили никогда.
4. Неожиданные вещи всегда происходят вечером
Трасса была забита до самого поворота. Только через полтора часа машин
стало немного меньше. Но всё равно мы двигались монолитом неким. Я
решил, что на базу сегодня не поеду, остановлюсь у Сашки в Новинках,
если ключ на прежнем месте. Сашка – мой школьный друг. Я возил к нему
на дачу девушек, когда у меня и девятки-то не было. Сейчас он большой
человек, продвигается в политике, забросил свой старый дом, живет
совсем на другом шоссе, сами понимаете, на каком. Всё в командировках.
А дом этот теперь разве что мне и еще паре мужиков как база рыболовная
служит. Никто о нашем мужском убежище не знает. Стоп. Стоп. Не так. ОНА
ЗНАЛА. Её я сюда привозил в самом начале знакомства.
Я прибавил скорости. Правда, с тем же успехом можно было вспомнить еще
миллион квартир друзей и два миллиона номеров захолустных гостиниц, но…
Почему-то понял, что она должна была выбрать именно это место. Еще час
и я по пояс в снегу пробрался к двери. Так и есть, дверь открывали. Но
в доме тепло не было.
Я включил свет. Аня лежала на кровати у стены. Я бросился к ней. Аня
умерла. Она была холоднее снега. Я сидел и держал ее за посиневшую
руку. Какие-то баночки-скляночки. Я переверну пару – пустые.
Нейролептики, ага. Франко Дзеффирелли. Нет, Баз Лурман. «Здорово
придумано, Джульетта. Холод сохранил тебя лучше ячеек нашего
больничного холодильника. Ты такая же, как всегда. Я рад, что ты
наконец нашлась. Отлично выглядишь. Смотри, еще пара минут и я отвалюсь
декоративным куском льда от твоего плавсредства…»
Так я сидел, пока перестал чувствовать ноги и руки. Я вышел на улицу.
Снег падал. Серое небо было освещено иллюминацией дома местного
нувориша. Соседи салютовали. Новый год. Русские салютуют плюс минус две
недели, чтобы не промахнуться спьяну.
Я сел в машину, включил печку и стал читать… Да-да, она, конечно же, написала мне.
5. Жизнь
«Прости, моё сокровище. Я не хотела, чтобы эти воспоминания отравили
нашу с тобой жизнь, я думала, что всё получится. Ты всё равно всё
узнаешь. От мамы. От друзей моих. Я знала, что рано или поздно это
случится. Но я хотела уничтожить в своей жизни всё, что связывало меня
с этим чудовищем. Мне было 15 лет. Я ждала единственного и навсегда,
как все ждут, наверное, в 15 лет. А вышло знаешь, как? Измены, пьянки,
драки, исчезновения. У него было только два варианта жизни – пьяный и
похмельный, но, в любом, случае я ежедневно глядела шоу «Судороги».
Эпистатусы у него были каждый день, да, каждый день. Иногда он приходил
пьяным и грязным – полтела в грязи – смотря какой стороной лежал под
забором, — на одежде следы ног и крови, зубы раскрошены
добропорядочным гражданином, вставившим в рот ложку. Кто и когда
придумал это идиотское правило – в судорогах в рот ложку вставлять.
Прикушенного языка я не видала ни разу и без ложки, а вот раскрошенных
зубов… И вот он приходил – мы жили в маленькой съемной однушке в
Печатниках – падал мгновенно лицом вниз на кровать, изо рта его шла
пена, а ноги чертили на стене полоски. Вся стена была в черных полосках
от ботинок.
Знаешь, я пробовала бороться с болезнью. Но у него была форма
совершенно безнадежная – наследственная. Плюс наследственный же
алкоголизм. И отец у него также падал и бился. Поэтому мать переселила
отца на кухню, а себе завела любовника Сафара. Толстенного
азербайджанца с овощебазы, на которой работала. Они так и жили втроем.
Знаешь, это было мне настолько тяжело все выносить морально. Но я
молчала, в общем. Была воспитана в такой рамке: куда он, туда и я.
Я водила Данилу к врачам, они выписывали лекарства. Но пить водку он не
переставал. Накурится, напьется, зажует жвачку и приходит, улыбается. А
я его, проклятого, видеть не могла. Лежит, врет что-то, где был. А
нигде он не был. И деньги, которые брал по три раза и у отца, и у
матери, и у меня на экзамены в своем Институте Стали и Сплавов, на
любовниц тратил. Мне они звонили регулярно, любовницы. И на спине его
послания писали. А я знаешь, к этим отношениям подошла, наполненная
стихами Пушкина и Блока. То есть совсем смешно.
И вот сижу я в очередной раз дома. Мне, в общем, зуб вырвали, а кровь
не останавливается. То есть не то, чтобы фонтаном бьет, а просто
чутку, но ощутимо. И никого нет. Я уже привыкла к одиночеству к тому
времени. И к тому, что кроме меня про это – про его болезнь – ни одна
живая душа не знает. Мать его тоже не знала. Что она, над его кроватью
стоит что ли, по ночам? Его потрясет два часа, а он ничего и не помнит.
Кстати, он же мне никогда не верил, что болен. Я ему указываю –
посмотри на стену, на окровавленное белье, на одежду свою, смотри –
лужа мочи. А он – ты всё подстроила и очерняешь меня. Только когда мы
вместе стали жить, проблема-то эта у него появилась. Узнал он о своих
ночных эпистатусах. Это когда трясет несколько минут, а потом он как бы
спит. И так несколько часов. Ну что я тебе объясняю.
И вот стал он исчезать. То есть заболевание стало накручиваться.
Дромомания пошла. Всего исчезал семнадцать раз. Я по моргам, по
больницам, по притонам – ну, кроче, извелась вся. Ну и в других городах
себя обнаруживал после припадков. Считал, что так напился и врал, врал,
врал… В последний раз я не выдержала, рассказала своим родителям. И они
не поверили мне, говорили «любой ценой сохраняй брак, детей заводи».
Единственный был способ остановить болезнь — не давать ему пить.
Продержится без пива и водки пару дней – и приступы меньше, легче.
В одном из припадков у него запал язык. Он начал хрипеть, синеть,
задыхаться. Я, как всегда, сидела рядом на полу и держала его голову.
Смотрела на закатившиеся глаза, на пену, на дергающиеся руки и ноги и
думала: «Сдохни, проклятый». И какая-то неведомая сила заставила меня
стащить с кровати угол простыни и вытащить распухший язык из его горла.
Он прохрипелся и через пару часов проснулся.
Когда он ушел из дома в припадке в последний раз, я перестала есть.
Не ела одиннадцать дней. Потом как-то вышла из этого состояния
полусмерти. И механически зажила. Полгода с мужчинами вообще не могла
говорить. Потом Данила нашелся. Я не видела его, он вернулся тогда к
матери. И нас развели – я подала заявление. Без его присутствия
развели, по справке из больницы. Мгновенно.
Я совсем забыла про это. Сменила паспорт, прическу, квартиру, одежду,
друзей. Ты появился в моей жизни. Я была очень счастлива. Пока
позавчера не пришла тебя встречать в клинику. Просто шла мимо палаты и
увидела, как его провозят мимо, с капельницей в вене. И я захотела,
чтобы он умер. Чтобы его никогда больше не было на свете. Я зашла в
сестринскую, как всегда, вроде как поболтать. И за спиной у Сони
вытащила из лотков. приготовленных на вечер, пару ампул магнезии и
шприц. У него была парадоксальная реакция на магнезию. Я добавила их в
капельницу. Я тогда с ним стала отличной медсестрой. Специалистом по
наркотикам и отходнякам. Зашла потом к тебе и мы поехали домой.
Это письмо освободит тебя от неизбежных подозрений. Прости, мой
дорогой. Я просто не могу жить. Я поняла, что после такого не живут и
не бывают счастливыми. Я убила эту сволочь. Больше я не имею никакого
права быть с тобой. Прощай, я очень люблю тебя. Твоя Аня…»
Я вылез из машины. Достал зажигалку и сжег письмо. Набрал номер следователя.
— Алло? Павел Владимирович? Добрый вечер. Это доктор Панфилов. Как
сами, как следствие?… Да, да… Я хочу признаться в двойном убийстве.
6.12.2008