Дом над морем рассказ нина дашевская

Дом стоял высоко над морем. Спиной прилепился к скале, как ласточкино гнездо; а окнами смотрел на море. Море, море, до самого горизонта. Такое спокойное там, вдалеке. А здесь, внизу, оно сердито набрасывалось на скалы, кипело, будто злилось на всех. И особенно на этот маленький домик, забравшийся так высоко. Совсем рядом, в трёх километрах вниз по старой дороге есть город. Там, на пляже, море бывает спокойным, как горное озеро. А здесь, под скалой, всегда злится.

У открытого окна старик варил кофе в большой железной кружке. Мальчик стоял рядом и смотрел, как поднимается пена, и как старик разливает кофе по глиняным чашкам. Чашки когда-то подарил старику взрослый уже внук, сказал — вот, дед, будешь гостей угощать. Старик тогда удивился — какие у него могут быть гости. Но вот, приехали. Старик взял две чашки, кивнул на третью:

— Неси на веранду.

Мальчик не понял слов, но догадался. Понёс осторожно, жгло пальцы, но старался не показать. Надо же, какие нежные у него руки, как у девочки. Что в голове — не поймешь. Не выпускает из рук модную игрушку, телефон. Фотографирует, щёлкает кнопками — куда ему столько фотографий? Старик сначала пытался развлечь его, расшевелить. Показал коробку с инструментами. Мальчик вежливо посмотрел и отложил — не умеет, не интересно. Старик снял со стены ружьё. Мальчик кивнул, но даже не взял в руки. А старик многое бы отдал в его возрасте, чтобы подержать такое!

Странный, странный мальчик, другой. Говорит на чужом языке. Светлые, совсем белые волосы, серые глаза — никогда в семье не было таких. А ведь сын Анны, внучки. Выходит, правнук. Анна и сама родилась в другой стране, а потом уехала ещё дальше, на самый край света. Старик и не знал раньше, что есть такая земля. Там и родился мальчик. Чужой язык, чужое, непонятное имя. И только если написать его — становится видно, что мальчика назвали в честь него, прадеда. Пишется похоже. Видеть видно, а слышать не слышно, такие странные эти буквы. Латинские, такие же, как на крышке старого пианино. Да, немецкое пианино, вон стоит в углу, как инопланетянин.

Старик вспомнил, как инструмент везли сюда на грузовике, по дикой горной дороге. Сразу после войны. Потом дочь училась, играла. Но она уехала, давно, давно, и пианино молчит. Тихо в доме, только море шумит днем и ночью, злится на кого-то.

— Что ты не пьешь? — тихонько спросила Анна. Почему-то она стеснялась здесь говорить громко.

— Я пью, — ответил мальчик, — просто горячий.

Он никогда не любил вкус кофе, но неловко было отказаться. К тому же, ему нравится запах. Здесь, в горах, он смешивается с горьким ароматом диких трав и солёным ветром. Совсем не то, что в городе, среди пыльного асфальта и шума машин. Тут запах кофе был чем-то естественным. Так же, как силуэт старого монастыря не нарушал линии гор. Мальчик отхлебнул из чашки и сморщился — обжёгся, не привык к такому.

Старик смотрел на море, а думал о мальчике. Чем он живет, что в его голове?

Вдруг правнук заговорил, быстро, непонятно.

— Он спрашивает, — перевела Анна, — оно здесь всегда такое? Море. Злится как будто.

Старик кивнул. Да, это странно, что здесь так. Кажется, когда-то раньше… Раньше, очень давно, море было другим. А может, другим был сам старик. Он не помнит, забыл.

Утром Анна с мальчиком спускалась вниз, в город. Там можно подойти к воде, искупаться, или просто ходить босиком по самому краешку моря. Старик не пошёл с ними, он терпеть не может этой пляжной суеты. Спускается в город только ближе к зиме, когда закончится сезон.

— Там море тихое. А здесь нет, — повторил мальчик. — Почему?

— Есть легенда, — ответил старик. — Раньше море любило поговорить. Но сейчас все забыли его язык, никто не понимает. Только старые камни там, на горе, — старик кивнул головой на монастырь. — Им тысяча лет, они помнят. Но молчат, не отвечают. И море тоскует. Тоскует и злится, пытается докричаться до них, рассказать. Ну, это сказка, — добавляет он вдруг смущённо.

— Красивая сказка, — сказала Анна. Она тихонько переводит легенду мальчику, и он сосредоточенно кивает головой.

* * *

Солнце склоняется к горизонту.

Мальчик выложил из кармана камешки, расставил на перилах веранды и щёлкает по одному. Вниз, в море. Камень летит в заросли, не видно, долетает он до воды, или нет. Но может быть да. Закат в полнеба, горит огнем.

Анна вдруг спрашивает у деда:

— А пианино? Кажется, у тебя было пианино. Оно сохранилось?

— Куда ж ему деваться, — пожимает плечами старик. — Не живое же, не сбежит.

— Знаешь, а ведь Джордж играет. Хорошо играет, его учитель говорит — он очень способный. Можно, попробует?

— Так расстроеное же, совсем. Сорок лет никто не открывал. Хотя, если он хочет, что ж… Пусть поиграет.

Старик, не дожидаясь, пока Анна переведет его слова, берёт мальчика за руку, уводит в дом. Вот оно, пианино. Чёрное, большое. Старик уже привык не замечать его. Стоит и стоит.

Джордж открыл крышку, нажал клавишу. Пианино отозвалось хрипло, одна нота расщепилась на два голоса. Он не смутился, пробежал легкими пальцами по клавиатуре. Конечно, ужасно расстроено, но все струны целы. И даже угадывается какой-то звукоряд, похоже на гамму. Удивительно, в таком климате, на море… Немецкая механика, отличная работа.

Старику вдруг стало обидно. Ведь это его пианино. А играть он не умеет. Два инопланетянина, пианино и мальчик. Говорят на одном языке, которого он, старик, не понимает.

Джордж, наконец, перестал проверять, какие клавиши звучат звонче, а какие глуше; какие расстроены так, что не похожи сами на себя, а какие еще держатся. И он заиграл. По-настоящему.

Вот, оказывается, что он умеет, этот Джордж.

А потом что-то произошло. Старик сначала не понял, что не так. Ему показалось, что он оглох. И тут Анна сказала:

— Смотри-ка. Море стихло.

Старик не сразу понял смысл её слов. Да, точно — привычный гул, который был у него в ушах всю жизнь, утих. Море плескалось тихонько, как ручеек в самом начале пути.

— Поиграй еще, Георгий, — попросил старик. Сам не понял, почему назвал мальчика по-другому, своим именем. — Поиграй. Поговори с ним.

* * *

Внизу, в городе, по пустынному пляжу шли двое.

— Послушай, — сказала вдруг она. — Остановись и послушай. Будто пианино играет. Там, на горе. Слышишь?

— Что ты, — засмеялся он, — откуда здесь пианино! Это телевизор, или радио работает где-то. Тебе показалось.

— Нет, не радио… Пианино, живое, я слышу. И море какое тихое сегодня, смотри…

Текст книги «Около музыки»

Автор книги: Нина Дашевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Дом над морем

Дом стоял высоко над морем. Спиной прилепился к скале, как ласточкино гнездо; а окнами смотрел на море. Море, море, до самого горизонта. Такое спокойное там, вдалеке. А здесь, внизу, оно сердито набрасывалось на скалы, кипело, будто злилось на всех. И особенно на этот маленький домик, забравшийся так высоко. Совсем рядом, в трёх километрах вниз по старой дороге есть город. Там, на пляже, море бывает спокойным, как горное озеро. А здесь, под скалой, всегда злится.

У открытого окна старик варил кофе в большой железной кружке. Мальчик стоял рядом и смотрел, как поднимается пена, и как старик разливает кофе по глиняным чашкам. Чашки когда-то подарил старику взрослый уже внук, сказал – вот, дед, будешь гостей угощать. Старик тогда удивился – какие у него могут быть гости. Но вот, приехали. Старик взял две чашки, кивнул на третью:

– Неси на веранду.

Мальчик не понял слов, но догадался. Понёс осторожно, жгло пальцы, но старался не показать. Надо же, какие нежные у него руки, как у девочки. Что в голове – не поймешь. Не выпускает из рук модную игрушку, телефон. Фотографирует, щёлкает кнопками – куда ему столько фотографий? Старик сначала пытался развлечь его, расшевелить. Показал коробку с инструментами. Мальчик вежливо посмотрел и отложил – не умеет, не интересно. Старик снял со стены ружьё. Мальчик кивнул, но даже не взял в руки. А старик многое бы отдал в его возрасте, чтобы подержать такое!

Странный, странный мальчик, другой. Говорит на чужом языке. Светлые, совсем белые волосы, серые глаза – никогда в семье не было таких. А ведь сын Анны, внучки. Выходит, правнук. Анна и сама родилась в другой стране, а потом уехала ещё дальше, на самый край света. Старик и не знал раньше, что есть такая земля. Там и родился мальчик. Чужой язык, чужое, непонятное имя. И только если написать его – становится видно, что мальчика назвали в честь него, прадеда. Пишется похоже. Видеть видно, а слышать не слышно, такие странные эти буквы. Латинские, такие же, как на крышке старого пианино. Да, немецкое пианино, вон стоит в углу, как инопланетянин.

Старик вспомнил, как инструмент везли сюда на грузовике, по дикой горной дороге. Сразу после войны. Потом дочь училась, играла. Но она уехала, давно, давно, и пианино молчит. Тихо в доме, только море шумит днем и ночью, злится на кого-то.

– Что ты не пьешь? – тихонько спросила Анна. Почему-то она стеснялась здесь говорить громко.

– Я пью, – ответил мальчик, – просто горячий.

Он никогда не любил вкус кофе, но неловко было отказаться. К тому же, ему нравится запах. Здесь, в горах, он смешивается с горьким ароматом диких трав и солёным ветром. Совсем не то, что в городе, среди пыльного асфальта и шума машин. Тут запах кофе был чем-то естественным. Так же, как силуэт старого монастыря не нарушал линии гор. Мальчик отхлебнул из чашки и сморщился – обжёгся, не привык к такому.

Старик смотрел на море, а думал о мальчике. Чем он живет, что в его голове?

Вдруг правнук заговорил, быстро, непонятно.

– Он спрашивает, – перевела Анна, – оно здесь всегда такое? Море. Злится как будто.

Старик кивнул. Да, это странно, что здесь так. Кажется, когда-то раньше… Раньше, очень давно, море было другим. А может, другим был сам старик. Он не помнит, забыл.

Утром Анна с мальчиком спускалась вниз, в город. Там можно подойти к воде, искупаться, или просто ходить босиком по самому краешку моря. Старик не пошёл с ними, он терпеть не может этой пляжной суеты. Спускается в город только ближе к зиме, когда закончится сезон.

– Там море тихое. А здесь нет, – повторил мальчик. – Почему?

– Есть легенда, – ответил старик. – Раньше море любило поговорить. Но сейчас все забыли его язык, никто не понимает. Только старые камни там, на горе, – старик кивнул головой на монастырь. – Им тысяча лет, они помнят. Но молчат, не отвечают. И море тоскует. Тоскует и злится, пытается докричаться до них, рассказать. Ну, это сказка, – добавляет он вдруг смущённо.

– Красивая сказка, – сказала Анна. Она тихонько переводит легенду мальчику, и он сосредоточенно кивает головой.

* * *

Солнце склоняется к горизонту.

Мальчик выложил из кармана камешки, расставил на перилах веранды и щёлкает по одному. Вниз, в море. Камень летит в заросли, не видно, долетает он до воды, или нет. Но может быть да. Закат в полнеба, горит огнем.

Анна вдруг спрашивает у деда:

– А пианино? Кажется, у тебя было пианино. Оно сохранилось?

– Куда ж ему деваться, – пожимает плечами старик. – Не живое же, не сбежит.

– Знаешь, а ведь Джордж играет. Хорошо играет, его учитель говорит – он очень способный. Можно, попробует?

– Так расстроеное же, совсем. Сорок лет никто не открывал. Хотя, если он хочет, что ж… Пусть поиграет.

Старик, не дожидаясь, пока Анна переведет его слова, берёт мальчика за руку, уводит в дом. Вот оно, пианино. Чёрное, большое. Старик уже привык не замечать его. Стоит и стоит.

Джордж открыл крышку, нажал клавишу. Пианино отозвалось хрипло, одна нота расщепилась на два голоса. Он не смутился, пробежал легкими пальцами по клавиатуре. Конечно, ужасно расстроено, но все струны целы. И даже угадывается какой-то звукоряд, похоже на гамму. Удивительно, в таком климате, на море… Немецкая механика, отличная работа.

Старику вдруг стало обидно. Ведь это его пианино. А играть он не умеет. Два инопланетянина, пианино и мальчик. Говорят на одном языке, которого он, старик, не понимает.

Джордж, наконец, перестал проверять, какие клавиши звучат звонче, а какие глуше; какие расстроены так, что не похожи сами на себя, а какие еще держатся. И он заиграл. По-настоящему.

Вот, оказывается, что он умеет, этот Джордж.

А потом что-то произошло. Старик сначала не понял, что не так. Ему показалось, что он оглох. И тут Анна сказала:

– Смотри-ка. Море стихло.

Старик не сразу понял смысл её слов. Да, точно – привычный гул, который был у него в ушах всю жизнь, утих. Море плескалось тихонько, как ручеек в самом начале пути.

– Поиграй еще, Георгий, – попросил старик. Сам не понял, почему назвал мальчика по-другому, своим именем. – Поиграй. Поговори с ним.

* * *

Внизу, в городе, по пустынному пляжу шли двое.

– Послушай, – сказала вдруг она. – Остановись и послушай. Будто пианино играет. Там, на горе. Слышишь?

– Что ты, – засмеялся он, – откуда здесь пианино! Это телевизор, или радио работает где-то. Тебе показалось.

– Нет, не радио… Пианино, живое, я слышу. И море какое тихое сегодня, смотри…

Школьный этап
Всероссийской олимпиады школьников

по
литературе            2019/2020г

11 клас

Задание №1

Выполните целостный
анализ предложенного произведения. Анализируя текст, вы можете опираться на
вопросы к нему.

Нина Дашевская

Дом над морем

Дом стоял высоко над
морем. Спиной прилепился к скале, как ласточкино гнездо; а окнами смотрел на
море. Море, море, до самого горизонта. Такое спокойное там, вдалеке. А здесь,
внизу, оно сердито набрасывалось на скалы, кипело, будто злилось на всех. И особенно
на этот маленький домик, забравшийся так высоко. Совсем рядом, в трѐх
километрах вниз по старой дороге есть город. Там, на пляже, море бывает
спокойным, как горное озеро. А здесь, под скалой, всегда злится.

У
открытого окна старик варил кофе в большой железной кружке. Мальчик стоял рядом
и смотрел, как поднимается пена, и как старик разливает кофе по глиняным
чашкам. Чашки когда-то подарил старику взрослый уже внук, сказал — вот, дед,
будешь гостей угощать. Старик тогда удивился — какие у него могут быть гости.
Но вот, приехали. Старик взял две чашки, кивнул на третью:

— Неси на веранду.

Мальчик не понял слов,
но догадался. Понѐс осторожно, жгло пальцы, но старался не показать. Надо же,
какие нежные у него руки, как у девочки. Что в голове — не поймешь. Не
выпускает из рук модную игрушку, телефон. Фотографирует, щѐлкает кнопками —
куда ему столько фотографий? Старик сначала пытался развлечь его, расшевелить.
Показал коробку с инструментами. Мальчик вежливо посмотрел и отложил — не
умеет, не интересно. Старик снял со стены ружьѐ. Мальчик кивнул, но даже не
взял в руки. А старик многое бы отдал в его возрасте, чтобы подержать такое! Странный,
странный мальчик, другой. Говорит на чужом языке. Светлые, совсем белые волосы,
серые глаза — никогда в семье не было таких. А ведь сын Анны, внучки. Выходит,
правнук. Анна и сама родилась в другой стране, а потом уехала ещѐ дальше, на
самый край света. Старик и не знал раньше, что есть такая земля. Там и родился
мальчик. Чужой язык, чужое, непонятное имя. И только если написать его —
становится видно, что мальчика назвали в честь него, прадеда. Пишется похоже.
Видеть видно, а слышать не слышно, такие странные эти буквы. Латинские, такие
же, как на крышке старого пианино. Да, немецкое пианино, вон стоит в углу, как инопланетянин.

Старик вспомнил, как
инструмент везли сюда на грузовике, по дикой горной дороге. Сразу после войны.
Потом дочь училась, играла. Но она уехала, давно, давно, и пианино молчит. Тихо
в доме, только море шумит днем и ночью, злится на кого-то.

— Что ты не пьешь? —
тихонько спросила Анна. Почему-то она стеснялась здесь говорить громко.

— Я пью, — ответил
мальчик, — просто горячий.

Он никогда не любил
вкус кофе, но неловко было отказаться. К тому же, ему нравится запах. Здесь, в
горах, он смешивается с горьким ароматом диких трав и солѐным ветром. Совсем не
то, что в городе, среди пыльного асфальта и шума машин. Тут запах кофе был
чем-то естественным. Так же, как силуэт старого монастыря не нарушал линии гор.
Мальчик отхлебнул из чашки и сморщился — обжѐгся, не привык к такому.

Старик смотрел на море,
а думал о мальчике. Чем он живет, что в его голове?

Вдруг правнук
заговорил, быстро, непонятно.

— Он спрашивает, —
перевела Анна, — оно здесь всегда такое? Море. Злится как будто.

Старик кивнул. Да, это странно, что
здесь так. Кажется, когда-то раньше… Раньше, очень давно, море было другим. А
может, другим был сам старик. Он не помнит, забыл.

Утром
Анна с мальчиком спускалась вниз, в город. Там можно подойти к воде,
искупаться, или просто ходить босиком по самому краешку моря. Старик не пошѐл с
ними, он терпеть не может этой пляжной суеты. Спускается в город только ближе к
зиме, когда закончится сезон.

— Там
море тихое. А здесь нет, — повторил мальчик. — Почему?

— Есть
легенда, — ответил старик. — Раньше море любило поговорить. Но сейчас все
забыли его язык, никто не понимает. Только старые камни там, на горе, — старик
кивнул головой на монастырь. — Им тысяча лет, они помнят. Но молчат, не
отвечают. И море тоскует. Тоскует и злится, пытается докричаться до них,
рассказать. Ну, это сказка, — добавляет он вдруг смущѐнно.

—
Красивая сказка, — сказала Анна. Она тихонько переводит легенду мальчику, и он
сосредоточенно кивает головой.

* * *

Солнце
склоняется к горизонту.

Мальчик
выложил из кармана камешки, расставил на перилах веранды и щѐлкает по одному.
Вниз, в море. Камень летит в заросли, не видно, долетает он до воды, или нет.
Но может быть да. Закат в полнеба, горит огнем.

Анна
вдруг спрашивает у деда:

— А
пианино? Кажется, у тебя было пианино. Оно сохранилось?

— Куда
ж ему деваться, — пожимает плечами старик. — Не живое же, не сбежит.

—
Знаешь, а ведь Джордж играет. Хорошо играет, его учитель говорит — он очень
способный. Можно, попробует?

— Так
расстроенное же, совсем. Сорок лет никто не открывал. Хотя, если он хочет, что
ж… Пусть поиграет.

Старик,
не дожидаясь, пока Анна переведет его слова, берѐт мальчика за руку, уводит в
дом. Вот оно, пианино. Чѐрное, большое. Старик уже привык не замечать его.
Стоит и стоит.

Джордж
открыл крышку, нажал клавишу. Пианино отозвалось хрипло, одна нота расщепилась
на два голоса. Он не смутился, пробежал легкими пальцами по клавиатуре.
Конечно, ужасно расстроено, но все струны целы. И даже угадывается какой-то
звукоряд, похоже на гамму. Удивительно, в таком климате, на море… Немецкая
механика, отличная работа.

Старику вдруг стало обидно. Ведь это
его пианино. А играть он не умеет. Два инопланетянина, пианино и мальчик.
Говорят на одном языке, которого он, старик, не понимает.

Джордж,
наконец, перестал проверять, какие клавиши звучат звонче, а какие глуше; какие
расстроены так, что не похожи сами на себя, а какие еще держатся. И он заиграл.
По-настоящему.

Вот,
оказывается, что он умеет, этот Джордж.

А
потом что-то произошло. Старик сначала не понял, что не так. Ему показалось,
что он оглох. И тут Анна сказала:

—
Смотри-ка. Море стихло.

Старик
не сразу понял смысл еѐ слов. Да, точно — привычный гул, который был у него в
ушах всю жизнь, утих. Море плескалось тихонько, как ручеек в самом начале пути.

—
Поиграй еще, Георгий, — попросил старик. Сам не понял, почему назвал мальчика
по-другому, своим именем. — Поиграй. Поговори с ним.

* * *

Внизу,
в городе, по пустынному пляжу шли двое.

—
Послушай, — сказала вдруг она. — Остановись и послушай. Будто пианино играет.
Там, на горе. Слышишь?

— Что
ты, — засмеялся он, — откуда здесь пианино! Это телевизор, или радио работает
где-то. Тебе показалось.

— Нет,
не радио… Пианино, живое, я слышу. И море какое тихое сегодня, смотри…

2017

Опорные вопросы:

1. Какая композиционная
и смысловая связь устанавливается в рассказе между морем и музыкой? В каких
эпизодах она проявлена, а в каких проходит на уровне подтекста?

2. Как герои
воспринимают друг друга? Каким старик видится Джорджу? Каков Джордж в глазах
старика? Почему в финале рассказа старик «переименовывает» Джорджа в Георгия?

3. В чем состоит
композиционная необходимость финального фрагмента, в котором в повествование
вводятся безымянные и не участвующие в действии персонажи?

4. Чем можно объяснить появление в безличном
повествовании вопросов («Фотографирует, щѐлкает кнопками — куда ему столько
фотографий?»), восклицательных конструкций («А старик многое бы отдал в его
возрасте, чтобы подержать такое!»), незаконченных предложений? Чью точку зрения
они вводят в повествование?

Задание
№2

Представьте,
что вам предстоит стать автором одной из книг серии «Жизнь замечательных
людей». Кому бы из писателей или поэтов вы посвятили книгу? Почему? Какие факты
биографии творческой личности вы описали в книге?

Максимальный
балл за задание – 15

Критерии оценивания.

С целью снижения
субъективности при оценивании работ предлагается ориентироваться на ту шкалу
оценок, которая прилагается к каждому критерию. Она соответствует привычной для
российского учителя четырѐхбалльной системе: первая оценка – условная
«двойка», вторая – условная «тройка», третья – условная «четвѐрка», четвѐртая –
условная «пятерка». Баллы, находящиеся между оценками, соответствуют условным
«плюсам» и «минусам» в традиционной школьной системе.

Пример использования
шкалы. При оценивании работы по первому критерию ученик в целом понимает текст,
толкует его адекватно, делает верные наблюдения, но часть смыслов упускает, не
все яркие моменты подчѐркивает. Работа по этому критерию в целом выглядит как
«четвѐрка с минусом». В системе оценок по критерию «четвѐрке» соответствует 20
баллов, «тройке» – 10 баллов. Соответственно, оценка выбирается проверяющим по
шкале из 16-19 баллов. Такое «сужение» зоны выбора и введение пограничных
оценок-«зарубок», ориентированных на привычную модель оценивания, поможет
избежать излишних расхождений в таком субъективном процессе, как оценивание
письменных текстов.

Оценка за работу
выставляется сначала в виде последовательности цифр – оценок по каждому
критерию (ученик должен видеть, сколько баллов по каждому критерию он набрал),
а затем в виде итоговой суммы баллов. Это позволит на этапе показа работ и
апелляции сфокусироваться на обсуждении реальных плюсов и минусов работы.

Критерии:

1. Понимание
произведения как «сложно построенного смысла» (Ю.М. Лотман), последовательное и
адекватное раскрытие этого смысла в динамике, в «лабиринте сцеплений», через
конкретные наблюдения, сделанные по тексту.

Максимально 30
баллов. Шкала оценок: 0 – 10 – 20 – 30

2. Композиционная
стройность работы и еѐ стилистическая однородность, уместность цитат и отсылок
к тексту произведения.

Максимально 15
баллов. Шкала оценок: 0 – 5 – 10 – 15

3. Владение теоретико-литературным
понятийным аппаратом и умение использовать термины корректно, точно и только в
тех случаях, когда это необходимо, без искусственного усложнения текста работы.

Максимально
10 баллов. Шкала оценок: 0 – 3 – 7 – 10

4.
Историко-литературная эрудиция, отсутствие фактических ошибок, уместность
использования фонового материала из области культуры и литературы.

Максимально
10 баллов. Шкала оценок: 0 – 3 – 7 – 10

5.
Общая языковая и речевая грамотность, точность формулировок (отсутствие речевых
и грамматических ошибок). Примечание 1: сплошная проверка работы по привычным
школьным критериям грамотности с полным подсчѐтом ошибок не предусматривается.
Примечание 2: при наличии в работе речевых, грамматических, а также
орфографических и пунктуационных ошибок, затрудняющих чтение и понимание
текста, обращающих на себя внимание и отвлекающих от чтения (в среднем более
трѐх ошибок на страницу текста), работа по этому критерию получает ноль баллов.

Максимально
5 баллов. Шкала оценок: 0 – 1 – 3 – 5

Итого:
максимальный балл – 70.

N.B.
Вопросы,
предложенные школьникам, не обязательны для прямого ответа; их назначение –
лишь в том, чтобы направить внимание на существенные особенности проблематики и
поэтики текста. Если ученик выбрал собственный путь анализа – он имел на это
право, и оценивать надо работу в целом, а не наличие в ней ответов на опорные
вопросы. Разбалловка по критериям также может варьироваться в зависимости от
выбранного литературного текста и методических установок составителей
(например, можно иначе распределить баллы: 30 – 10 – 10 – 5 – 5; итоговый балл
– 60).

Творческое
задание.Задание №2

Второй
тур школьного этапа – творческий. Он должен выявить творческие способности
школьника, умение создавать разные по жанру и стилю тексты, готовность решать
нестандартные (с точки зрения школьного обучения) филологические задачи,
выступать в роли редактора, журналиста, писателя, рецензента, блогера,
комментатора, учѐного и в других ролях, требующих филологической подготовки,
широкого литературного и культурного кругозора, языкового чутья и
художественного вкуса.

Максимальный
балл – 15

Знание
особенностей жизни и творчества писателя/поэта- 7 баллов

Композиционная
стройность ответа – 5 баллов

Речевое
оформление – 3 балла

Максимальный балл – 15

Общая сумма баллов – 85

Анализ текста.

Художественный
мир «Дома над морем» Нины Дашевской строится из множества деталей. Центральные
образы обозначены в самом названии рассказа: это дом и море. Внешнее описание
жилища старика («Спиной прилепился к скале») удивительно напоминает
хрестоматийные строки из поэмы «Мцыри» М. Лермонтова («Казалось, приросли к
скале две сакли дружною четой»), однако связь с традиционным пониманием дома
как символа семьи, уюта и защищённости в первой части рассказа нарушена.
Действительно, если у Лермонтова строка «дымок струится голубой» указывает на
обитаемость дома, существование в нём быта, то Дашевская подчёркивает пустоту
места и одиночество живущего в нём старика («какие у него могут быть гости»).
Появление членов семьи в таком доме вызывает смущение и неловкость.

Старик не
может понять своего правнука, он будто бы и не до конца осознаёт его роль в
своей жизни, не до конца ощущает родство («выходит, правнук»). Кажется, дом
деда стоит на самом краю света («море, море, до самого горизонта»), но родина
его правнука ещё дальше, «старик и не знал, что есть такая земля». Огромное,
безграничное пространство, разделяющее членов одной семьи, становится одной из
причин их взаимного непонимания. Связующим звеном, своеобразным переводчиком
между двумя персонажами оказывается Анна — внучка Георгия и мать маленького
Джорджа.
Старик напряженно размышляет о характере внука; его мыслей так много, что они
врываются в авторский текст несобственно-прямой речью («Что в голове — не
поймёшь»). Внук тоже воспринимает прадеда по-своему, имеет личную точку зрения
на окружающий его мир: дедушкины инструменты он рассматривает «вежливо», а от
горячего кофе ему отказаться «неловко» — это смущение. Пока что героев не
объединяет и общее имя. Георгий — это «земледелец» с греческого, но кружка с
кофе, сделанная из глины, то есть той же земли, обжигает Джорджа. Она, как и
весь дом, пока что чужда и непонятна ему.

Море в рассказе — носитель
мудрости, судья. На него смотрит старик, к нему обращен окнами-глазами дом, в
него летят камешки, брошенные Джорджем: всё ищет у него ответа. Образ моря как
мудрой и непознаваемой стихии здесь приближается к его интерпретации в
тютчевских «Вопросах»: «И, сумрачный, он вопрошает волны». Однако если у
Тютчева герой остаётся без ответа, у Дашевской море оказывается выразителем
человеческих эмоций, чутким датчиком, реагирующим на людские переживания: с
появлением диалога в семье оно перестаёт биться и реветь, стихает и
успокаивается (совсем как в «Море» Жуковского: «ты чисто в присутствии чистом
его»). Мир природы и мир человека сливаются в общем стремлении к равновесию и
гармонии.

Чрезвычайно
важна роль озвученной стариком сказки, ведь это история о себе самом. Подобно
морю, он живёт долгие несчётные годы, не помнит прошлого, пытается докричаться,
«дошуметься» до кого-то, но не может. Если образ прадеда для читателя
ассоциируется с образом моря, то, с точки зрения самого персонажа старика, как
бы изнутри его, можно сделать подобное сближение — это внук и пианино («два
инопланетянина»). Эти пары (старик-море и внук-пианино) говорят на разных
языках, но как только «неживые» образы-отражения (пианино и море) находят
равновесие, взаимопонимания устанавливается и в человеческих отношениях.
Старое, мёртвое пианино, немой памятник прошлого, вдруг становится
необходимым в настоящем. Оказывается, старик всё-таки говорит на «инопланетном»
языке музыки. И сразу Джордж называется Георгием, а море уподобляется
маленькому ручейку. Если ручеёк способен вместить целое море, то и правнук —
это часть прадеда, его продолжен

Введение в третью
часть рассказа новых персонажей значительно расширяет и обогащает внутренне
пространство произведения, указывает на то, что музыка — это язык, понятный не
только одной семье, но и всему человечеству. Деление рассказа на три части
логично: от одиночества и отчуждённости героев в первой части (через изменение
хроноса: «уже закат») — к их объединению, а затем (через изменение топоса:
выход за пределы дома) — к идее об общности всех людей.

Художественный мир произведения объёмен и многогранен; в нём встречаются
обращения ко всем органам чувств: зрение — море, слух — его шум, звуки пианино,
вкус и запах — кофе, осязание — горячая кружка. Разные способы восприятия мира
переплетаются и дополняют друг друга. Анна говорит: «Смотри-ка. Море стихло»
(как будто звук можно увидеть), а речь безымянной героини в третьей части
начинается с «послушай», а заканчивается «посмотри».

В рассказе осмысляются связь между природой и человеком, существование разных
языков (не всегда очевидных), а также родовая память. Следует отметить, что
размышления о последней характерны для современной российской прозы в целом.
Например, в «Новых Гамлетах» Людмилы Петрушевской дочь героини Леки называется
«маленькой Лекой», хоть и носит другое имя, подобно тому, как Джордж становится
новым Георгием, а
море — ручейком, чтобы потом снова вырасти и стать морем. Круг жизни
замыкается.

Дом над морем

1. Обмен воды

Пять лун, пять неподвижных вечных наблюдателей, заглядывали в окна, спрашивая, как долго ещё семья сможет ждать моряков. “Всё хорошо, у них пока есть запасы”, — безмолвно помигивали в ответ светильники, расставленные по кухне. Нарушая разговор огней небесных и огней домашних, Синта переставила зелёную стеклянную лампаду на кухонный стол. В неярком волшебном свете девушка разложила перед мамой Джикой все камни, что были в доме: ровно двенадцать штук.

— Условия поменялись, — вздохнув, сказала мама Джика. — Теперь за один камень дают только одну большую рыбу, или две средних, или три маленьких.

— Ничего себе, — покачала головой Синта. — Надеюсь, муж скоро вернётся, а то…

— Да, если рыбаки и дальше будут упорствовать, нам придётся менять что-нибудь вроде вазы.

Синта оглянулась на подоконник, где стояла огромная ваза, украшенная рельефными розами и облезшей позолотой. На её краях непрерывно образовывались капли и стекали внутрь. Примерно за два бодрствования воды набиралось столько же, сколько получалось из трёх камней.

— Нет уж, такие вещи из моря достают раз в поколение.

— Я схожу к Одноногому, — решила мама Джика. — Он ко мне хорошо относится. Может, сменяет хотя бы три больших рыбы за два камня, нам бы хватило на ближайшее время.

Приоткрытая дверь широко распахнулась, и из коридора появилась Улара. Следом за женщиной на кухню — запретную, пока там разговаривали взрослые, — попытались проникнуть её любопытные дочки. Шикнув на девочек, Улара закрыла за собой дверь и прошествовала к свекрови с невесткой. Её подбородок был, как и всегда, высоко поднят, будто его подпирала палка.

— Три рыбы за два камня? — Улара упёрла ладони в край стола. — Вы что, на земле перегрелись? Мой Суами гнёт спину в море, добывая камни для наших детей, а вы их собираетесь чуть не задаром отдать?

— Задаром? — взвился над столом голос Синты. — Ты вообще в курсе того, что на пирсе происходит? На рыбаков недавно опять кусачие напали, пять человек покалечили. Они теперь все наперебой талдычат, что их глаза, уши и конечности стоят больше, чем предлагают семьи моряков.

— Это сейчас рыбаки так говорят. Вот посидят пару дней без воды — по-другому запоют. Сколько раз они уже пытались заломить цены на рыбу?

— Теперь они сговорились, все до единого.

Синта проводила взглядом маму Джику. Когда появлялась Улара, старая женщина всегда становилась тихой-тихой. Вот и сейчас она незаметно спрятала камень в карман и вышла из комнаты. Хвала морю, не придётся долго и мучительно бороться с упрямством Улары. Синта продолжила свою мысль:

— Ты не замечала, что на пирсе стало народа меньше? Они просто не успевают наловить рыбы на всех. Понимаешь ты? Вот если бы ты отправила, наконец, рыбачить своего старшего…

— Это ты молодец, придумала! — высокая худая Улара нависла над невесткой, как недобрая волна над пирсом. — Вот будут у тебя свои дети, посмотрим, как ты их рыбачить отправишь. Хочешь, чтобы ему там кусачий руку или ногу оттяпал? Чтобы мой мальчик как Одноногий стал и не смог, когда вырастет, с отцом в море ходить?

— Вырастет? Да у него уже голос ломается! Мой муж ушёл в море, когда был немногим старше!

— И что получил? Вот теперь, благодаря твоему торопыге-муженьку, у вас детей-то и нет. Да и не будет уже никогда! — мстительно закончила Улара.

— Ну и дрянь же ты, — прошипела Синта и выскочила из кухни. Она промчалась в свою спальню, пнула ножку широкой кровати, которая давно тосковала по мужу Синты, Анги.

Зачем он вышел в море так рано? Синта сотню раз задавала ему этот вопрос. Обычаи запрещали мальчикам ступать в лодку до того, как они становились взрослыми. Почему — никто не спрашивал, на то они и обычаи. Матери пугали сыновей тем, что, отправившись в первое плавание раньше времени, можно лишиться разума или возможности зачать собственного ребёнка. Но Анги грезил морем. Когда волны забрали отца семьи, Анги уговорил старшего брата, мужа Улары, взять его на лодку. Суами, может, и отказался бы, но одному в море не выйти, а рыбачить на пирсе не хочет никто.

Так Анги стал самым юным моряком в деревне. Он вёл себя так, будто никакие обычаи над ним не властны, никакие беды, один лишь ветер, наполняющий паруса, ведущие хрупкие скорлупки лодок среди враждебных волн. Старшие осуждающе качали головами, мальчишки завидовали Анги, а девушки… Одна лишь синеглазая Синта, первая красавица деревни, воротила нос от наглеца. А на ней-то Анги и пожелал жениться. Задаривал вещичками, которые вылавливал в море, обещаниями, признаниями, отчаянной отвагой…

И Синта сдалась. Влюбилась. Тогда она ещё не знала, что пылкую страсть Анги ей всегда придётся делить с морем. Море вечно. Море не стареет. Морю не нужны дети. В последнее время Синта часто ссорилась с мужем из-за того, что у них не получалось зачать ребёнка. Каждый раз запрещала себе укорять Анги, но ничего не могла с собой поделать. Да ещё Улара вечно пыталась лишний раз уколоть.

Воспоминания Синты прервал порывистый ветер. Он задел плечом домик, висящий высоко над землёй, тот качнулся, вместе с ним качнулась и Синта. В окне, за желтоватой пластиной, сделанной из застывшей смолы твердевьев, стало нестерпимо светло. Время от времени из парящей над пирсом деревни можно было увидеть морское солнце, такое же недвижимое, как и пять лун, светивших над сушей: совершенно обычное дело, с чего бы тут волноваться? Но предчувствие, острое, тревожное, кольнувшее Синту в самое сердце, не желало слушать доводы разума. Девушка вгляделась в даль. По синей поверхности моря, сегодня гладкой, точно смоляная пластина, скользил лунный парус. Ветер, наполнявший его, вёл моряков домой.

“Это мой Анги”, — сказала себе Синта и не ощутила радости, лишь горьковатый привкус беспокойства на кончике языка.

2. Подарки из моря

Творчество Нины Дашевской

На нашем сайте представлены 29 книг автора Нины Дашевской. Самая популярная по мнению наших читателей «».