Две сестры и баба яга хантыйская сказка

Две сестры и баба-яга — хантыйская сказка

  

Хантыйская сказка. Сказки народов Севера.

 
Вот жили две сестры, старшая и младшая, в одной избе. Младшая сестра красивая, старшая не сильно красивая. Прибегает младшая сестра к старшей и говорит:

— Сестра, я хочу сегодня идти.

— Куда?

— Куда глаза глядят. Скучно что-то, не по себе.

Идет, идет, вдруг — такая красивая песочная дорога. Шла, шла по ней, уже захотела есть. Думает: «Сейчас пообедаю, пойду дальше».

Собирает дрова костер разжечь. Гнилой пень обломала, вдруг снизу слышит, кто-то говорит под землей:

— Кто это мне трубу сломал? Иди сюда!

Зашла под землю, там в избе старуха шогмаш-пюнким (баба-яга). Она спрашивает:

— Пустишь ночевать меня?

— Ночуй, только трубу наладь, дров принеси, воды принеси, пол помой.

Она трубу наладила, воды принесла, пол помыла, стала ночевать. Старуха спрашивает:

— Куда ты, девушка, отправилась?

— Просто пошла куда глаза глядят.

— Пойдешь дальше?

— Пойду дальше.

— Ты мне хорошо сделала, я тебе тоже хорошо сделаю. Завтра пойдешь по дороге, потом две дорожки будут — одна направо, другая налево. Иди по левой. Иди, иди, там амбар старый в лесу. Заходи туда, там стоят ящики — золотые и грязные. Ты бери самый последний, плохой, золотой не бери. Обратно пойдешь, там все белки и ронжи кричать будут: «Покажись нам, какая ты есть!» Ты иди своей дорогой, не оглядывайся, с ними не разговаривай.

Вот она идет, идет, видит две дорожки — одна направо, другая налево. Она пошла по левой. Вдруг в лесу амбар стоит. Она зашла, там много ящиков — золотые и всякие. Она взяла самый плохой. Идет обратно, ронжи ей кричат по-человечески:

— Девушка, взгляни на нас, покажись, какая ты есть!

Она слова не сказала, идет дальше. Шла, шла, пришла к бабушке, рассказала ей все.

— Молодец, что так сделала. Домой придешь, ящик под подушку положи, никому не говори.

Она пришла домой, к сестре не зашла, уснула. Утром спит крепко, слышит, кто-то ее будит:

— Вставай, я есть хочу.

Она думает: «Кто такой?»

Встала: такой красивый парень сидит. Она обрадовалась, что такого красивого парня встретила, стала его целовать, обнимать. Сварила еды, покормила его. Старшая сестра видит, что из трубы дым идет, прибежала, спрашивает:

— Где ты такого красивого жениха достала?

Она говорит:

— Иди к бабушке, она тебе все расскажет.

— Отдай мне парня!

— Нет, не отдам!

Начали они драться. Старшая сестра младшую всю поцарапала. Он стал заступаться за младшую:

— Все равно не буду с тобой жить, уходи.

Ушла старшая сестра, потом пришла мириться. Эти двое стали жить. Старшая сестра тоже пошла. Идет, идет, такая красивая песчаная дорога. Дальше идет, уже есть захотела. Думает: «Сейчас дров соберу, костер разведу».

Стала гнилой пень ломать, слышит голос из-под земли:

— Кто это мне трубу сломал? Иди сюда!

Зашла под землю, там старушка в избушке живет, шогмаш-пюнкум. Она спрашивает:

— Пустишь ночевать меня?

— Ночуй, только трубу наладь, пол помой, воды принеси.

Она трубу наладила, пол помыла, воды принесла. Стали они ночевать. Утром старуха спрашивает:

— Куда путь держишь, девушка?

— Сестра мне рассказывала, что она парня красивого в амбаре достала, я тоже туда пошла.

— Ты мне хорошо сделала, я тебе тоже хорошо сделаю. Но дорожке пойдешь, потом две дорожки будут — одна направо, другая налево. Иди по левой. Иди, иди, там амбар старый, заходи туда. Там ящики стоят всякие — золотые и плохие. Ты бери плохой, золотой не бери. Обратно пойдешь, тебе белки и ронжи кричать будут: «Девушка, оглянись на нас!» Ты их не слушай, иди своей дорогой, не оглядывайся, с ними не разговаривай.

Идет, идет, вдруг две дорожки — одна направо, другая налево. Она пошла по левой. Вдруг видит амбар старый. Зашла в него, увидала ящики. А там парни-невидимки жили — это вонт-лунки, красавцы, они ящиков понаставили. Она не послушала старуху и взяла золотой ящик. Идет обратно, ронжа ей кричит:

— Девушка, загляни к нам, покажись, какая ты есть!

Она туда посмотрела, разговаривает, болтает с ронжей. Идет дальше, белка кричит ей:

— Девушка, загляни к нам, покажись, какая ты есть!

Она с белкой тоже разговаривает, болтает. Приходит к старухе:

— Вот я какой ящик взяла.

— Ну, какой взяла, такой и бери, сама выбрала.

Переночевала у старухи, пошла домой. Пришла домой, под подушку ящик положила, к сестре не пошла. Думает, что хорошего парня принесла. Утром ей так спать хочется, слышит, кто-то ее будит:

— Вставай, я есть хочу.

Она встала, а это старый-старый старик, вся голова саргой обмотана. Это Сэвс-ики был. Он молодой парень, только заколдованный, поэтому старый.

— Не хочу с тобой жить!

— Не будешь меня кормить, я себя съем!

Осталась с ним жить, что поделаешь: жить-то хочется.

Читать другие хантыйские сказки. Содержание.

 

Озвучка доступна в режиме обучения

---

---

---

---

И вот однажды пряла падчерица пряжу у колодца. Солнце уж садится, а мачеха всё злится:
– Мало напряла, ещё пряди! Не то не получишь еды!

Полезные ссылки

• Прядение пряжи

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

У лесной опушки жила-была вдова с родной дочкой да падчерицей.

Родная дочь броватая, на лицо конопатая, на ногу хрома, на ухо туга. И к тому же злая да ленивая.

А падчерица собой красавица, голубые глаза, что ленок после грозы. Да еще рукодельница, песенница и затейница.

Мачеха да сестра ее не любили. С утра до ночи на работе морили. Вот раз падчерица сидела у колодца да пряжу пряла. Скоро уже вечер. а мачеха ругается:

— Мало ты напряла, ленивица, пряди ещё!

Стала девушка быстрее прясть…

… и уронила веретено в колодец.

А мачеха говорит:

— Как хочешь веретено доставай, хоть сама в колодец прыгай!

Что тут делать? Подумала девушка: чем так жить, лучше на дне лежать, — зажмурилась да и прыгнула в колодец. А как открыла глаза, видит: лежит она на зеленом лугу, и солнышко светит и птицы песни поют.

Встала девушка,  пошла по лужку. Видит — овцы лежат, блеют:

— Подгреби под нами, подмети под нами — у нас ножки болят!

Взяла девушка лопату да метлу, подгребла, подмела,  дальше пошла.

Идет-идет, навстречу ей коровье стадо. Замычали коровы:

— Подои ты нас, у нас молочко бежит из вымечка по копытечкам.

Взяла девушка подойник, стала коров доить. Всех выдоила.

Дальше пошла, навстречу ей табун коней.

— Расчеши нам гривы, вынь репей, — просят.

Расчесала им девушка гривы, вынула репьи и дальше пошла.

Вдруг видит: стоит избушка, а у окошка сидит Баба-Яга. Испугалась девушка, задрожала.

А Баба-Яга ей говорит:

— Не пугайся меня, оставайся здесь. Если всю работу в доме хорошо будешь справлять, то неплохо жить станешь. А за плохую работу головы тебе не сносить!

Вот и стала девушка у Бабы-Яги работать. Она и ткет, и прядет, и стряпает. Она еще и песни поет. Баба-Яга на нее не нахвалится.

Ну и Баба-Яга ее не обижала. Хорошо кормила, мягко спать укладывала. Так — день заднем — целый год прошел. Только стала девушка грустить да плакать, перестала песни петь.

Баба-Яга  у нее спрашивает:

— Али тебе у меня плохо?

— Да нет. Ем я вдосталь, спать мне мягко, и слова я от тебя злого не слышала, а хочется мне домой. Матушка стара, а сестрица  ленива. Мне-то здесь хорошо, а им без меня плохо.

— Ну коли хочешь домой, — говорит Баба-Яга, — я тебя держать не стану, я тобой довольна. Вот твоё веретёшко: чисто омыто, серебром омыто.

лесной опушки, в маленькой избушке, жила-была старая вдова. Было у нее две девушки: родная дочь да падчерица. Родная дочь броватая, лицом конопатая, на ногу хрома, на ухо туга. Да к тому же злая да ленивая. А падчерица собой красавица, русая коса до пояса, голубые глаза, что ленок после грозы. Да еще рукодельница, песельница и затейница.
    Мачеха да сестра ее не любили. С утра до ночи на работе морили.
    Вот раз падчерица сидела у колодца да пряжу пряла. Дала ей мачеха паклю толстую, а у нее идет нитка, словно шелковая. Вот уж вечер скоро, солнышко низко, ноченька близко, а падчерица все прядет. Подошла мачеха, поглядела и говорит:
    — Мало ты напряла, ленивица, пряди еще!
    Стала падчерица быстрее прясть. Пряла, пряла — и уронила веретено в колодец.
    Заплакала она, побежала к мачехе, а мачеха говорит:
    — Как хочешь, доставай, хоть и сама в колодец прыгай!
    Что тут делать? Подумала девушка, — чем так жить, лучше на дне лежать, — да и прыгнула в колодец.
    Полетела она головою вниз, глаза зажмурила. А как открыла глаза, видит — лежит она на зеленом лугу, и солнышко светит, и птицы песни поют. Встала девушка и пошла по лужку.
    Шла она, шла,— навстречу ей стадо овец. Заблеяли овцы, запросили овцы:
    — Подгреби под нами, подмети под нами: у нас ножки болят.
    Взяла девушка лопату да метлу, подгребла, подмела, дальше пошла.
    Идет-идет, — навстречу ей коровье стадо.
    Замычали коровы:
    — Подои ты нас, подои ты нас: у нас молочко бежит из вымечка по копытечкам.
    Взяла девушка подойник и скамеечку, стала коров доить. Всех выдоила и дальше пошла.
    Вдруг ей навстречу табун коней.
    — Расчеши нам гривы, вынь репей.
    Расчесала им девушка гривы, вынула колючки да репейники и дальше пошла.
    Вдруг видит — стоит избушка. У окошка сидит Баба-яга; зубы у нее большущие, руки у нее загребущие. Испугалась девушка, стоит, дрожит. А Баба-яга ей и говорит:
    — Не пугайся меня, девушка, оставайся у меня; если всю работу в доме хорошо будешь справлять, то неплохо жить станешь. А за плохую работу головы тебе не сносить.
    Вот и стала девушка у Бабы-яги работать. Она и ткет, и прядет, и стряпает. Она еще песни поет. Ну, Баба-яга ее не обижала. Хорошо поила, кормила, мягко спать укладывала. Вот день прошел, и другой прокатил; неделя прошла, и другая пролетела. Месяц прошел, и год окончился. Баба-яга на девушку не нахвалится. У нее и чисто и тепло, и вкусно и светло. А девушка-красавица стала грустить да плакать, перестала песни петь. Вот Баба-яга ее и спрашивает:
    — Что ты, девушка-красавица, невесело живешь? Аль тебе у меня плохо? Али ешь невкусно, пьешь несладко, али спать тебе жестко, вставать холодно?
    — Нет, я ем вдосталь и пью сладко; мне спать мягко и вставать тепло, и слова я от тебя злого не слышала, а хочется мне домой, со своими повидаться. Как-то там без меня справляются? Матушка стара, а сестрица ленива. Мне-то хорошо, а им, верно, плохо.
    Ну, Баба-яга и говорит:
    — Ну, коли хочешь домой, я тебя держать не стану. Я тобою много довольна; идем, я тебя провожу. Вот твое веретешко: чисто омыто, серебром повито.
    Подвела ее Баба-яга к серебряным воротам, открыла ворота. Стала девица выходить, а ее всю золотом и осыпало.
    Пошла она по лугу, встретились ей овцы. Дали они ей молодую овечку и баранчика. Встретились коровы — дали ей телушечку. Встретились кони — дали ей жеребчика. Идет домой девушка — стадо перед собой гонит.
    Дошла до ворот, ее собачка встречает, тявкает:
    — Наша падчерица пришла, добра принесла, гау, гау!
    А бабка на собачку кричит, веничком грозит:
    — Молчи, Шавка, ее давно на свете нет.
    Выбежала мачеха с дочкой из дому. Увидали они Машу в золоте, и завидно им стало.
    На другой день утром мачеха родную дочку у колодца посадила, и прясть заставила. Дала ей тонкого льна, а она прядет, словно бечеву тянет. Немного напряла девушка. Взяла веретено и в колодец кинула. Велела старуха своей дочке за веретешком прыгнуть. Прыгнула девица, упала на мягкий лужок. Пошла по лужку — навстречу ей стадо овец.
    Запросили овцы девушку:
    Подгреби под нами, подмети под нами: у нас ножки болят.
    А она им в ответ:
    — Вот еще не за навозом я пошла, за богатством пошла.
    Идет дальше — навстречу ей стадо коров.
    — Девушка, девушка, подои ты нас, подои ты нас!
    А она им грубо да зло:
    — И не подумаю! Не за работой иду: я за золотом иду.
    Идет дальше, встретился ей табун коней.
    — Расчеши нам гривы, девушка, вынь репей!
    А она в ответ:
    — Не за тем я иду: за добром спешу.
    И пошла прочь.
    Видит — стоит избушка. У избушки Баба-яга — большие зубы, кривая нога. А девушка ее не испугалась. Прямо идет, неучтиво разговаривает:
    — Эй, Баба-яга, кривая нога! Что у тебя делать надо? Поработаю у тебя, а ты мне золота дашь.
    Ну, Баба-яга ничего не сказала. На работу ее нарядила. У ленивицы щи несолоны, полы неметены, постель незастлана . У ленивицы в доме холодно и темно, во дворе неметено и грязно.
    Вот день прошел, и другой прокатил. Баба-яга ей и говорит:
    — Пора тебе домой идти. У тебя мать, чай, не наплачется.
    А ленивица в ответ:
    — А мне что, пускай плачет, пускай слезы льет! Мне и тут хорошо.
    Ну, Баба-яга ее все-таки к воротам проводила, веретешко ей отдала, пеньковое веретешко, серебром не повито. Открыла Баба-яга ворота.
    — Какая, — говорит, — работа, такая и плата.
    Только девушка за ворота ступила — полилась из ворот смола липкая, всю ленивицу облепила.
    Пошла она по лугу. Ее овцы толкнули, коровы боднули, кони лягнули.
    Подошла к дому, увидала ее собачка, затявкала:
    — Тяу, тяу, мачехина дочка во смоле пришла!
    Закричала бабка:
    — Молчи, Шавка, наша дочка в золоте придет.
    А тут дочь вошла страшная, черная…
    Стали ее в бане отмывать. Мыли, мыли, до сих пор моют, а отмыть не могут.

Пересказ со словацкого Г. Лукиной. Сказка про двух сестер-близнецов, которые очень любят сказки. Иной раз захотят, и сами могут оказаться в сказке. Возьмутся за руки, скажут, «хоп!» — и в сказке…

Данка и Янка — сёстры-близнецы, и они совсем одинаковые.

Они такие одинаковые, что когда Янка смотрится в зеркало, она не уверена, видит она там себя или свою сестру Данку.

А когда Данка посмотрит на Янку, она и в самом деле не знает, видит ли она сестру или себя в зер­кале.

Они часто ссорятся, потому что им хочется хоть чем-нибудь отличаться друг от друга. Если Янка ска­жет: «Это — белое», Данка будет твердить: «Нет, не белое, а чёрное». Или даже розовое. А уж когда Дан­ка скажет: «Сегодня пятница», Янка будет твердить: «Вовсе не пятница, а давно уже суббота!» Или, что ещё смешнее, только наступил четверг…

Но так бывает, когда речь идёт о мелочах. В глав­ном же они всегда заодно. Если можно пойти в цирк, то никаких споров! И мороженое они любят больше всего на свете, только Янка любит ванильное, а Дан­ка — фруктовое.

И ещё, обе девочки очень любят сказки. Иной раз захотят, и сами могут оказаться в сказке. Возьмутся за руки, скажут, «хоп!» — и в сказке.

к оглавлению ↑

О медведе Деметре

— С самого утра мне всё что-то мерещится, — сказа­ла однажды бабушка. — Ну-ка, дети, подайте календарь!

Данка и Янка побежали к отцовскому столу и вдво­ём, будто это какая-то тяжесть, принесли бабушке ка­лендарь.

Бабушка надела очки, начала листать календарь и приговаривать:

— Так, так, всё верно… Недаром мне так казалось…

— Что тебе казалось? — спросила Янка.

— Что это тебе казалось, бабушка? — повторила Данка.

— С самого утра мне мерещится, что сегодня са­мая середина зимы. Это и в самом деле так. Значит, сегодня медведь должен перевернуться на другой бок. Да, перевернётся и снова захрапит.

— Какой медведь, бабушка? — спросила Данка.

— Какой медведь, бабушка? — повторила Янка.

— «Какой, какой»!.. Да любой медведь. С самого начала зимы он спит, а сегодня, когда наступает се­редина зимы, он переворачивается на другой бок и будет спать дальше. А в нашем лесу только один мед­ведь, его зовут Деметр. И теперь он спит.

Данка тронула Янку за рукав.

— Хотелось бы тебе посмотреть, как медведь Де­метр перевернётся на другой бок? — спросила она сестру.

— Пошли посмотрим, — прошептала в ответ Янка.

Сперва из дому выскользнула одна, за ней другая… И обе побежали в лес.

К домику медведя Деметра надо идти по глубоко­му снегу. Дорожку никто не подметал и никто не про­таптывал. Да и кому нужна эта дорожка, если мед­ведь всю зиму спит?

Они подошли к двери домика — закрыто. Подошли к окну — занавешено.

— Ничего не видно, — сказала Данка.

— Подожди, — сказала Янка и шагнула поближе к окну. — Тоже ничего не вижу, — проговорила она, а сама чуть ли не влезла на окно. И вдруг как закричит: — Вижу, вижу, на занавеске есть дырочка! Всё вижу!

— Что же ты вид

— Полосатую перину. И она, понимаешь, шевелит­ся. Поднимается: вверх — вниз, вверх — вниз!

— Пусти меня, я тоже хочу посмотреть!

— Подожди, я ещё не насмотрелась!

Но у Данки нет терпения так долго ждать.

— Лучше я посмотрю, пусти меня! — кричит она.

А Янка не пускает, толкается. Тут Данка как даст ей по ноге! Как будто ничего особенного, но стекло — вдребезги, и Янка влетела прямо в медвежий домик.

Раздался страшный грохот, полосатая перина под­скочила, из-под неё высунулась лохматая морда. Мед­ведь заморгал спросонья, что-то бормоча.

Но Янка не растерялась. Она тут же выбралась наружу и схватила Данку за руку. Но едва девочки кинулись бежать, как медведь оказался рядом.

— Кто из вас меня разбудил? — зарычал он и по­смотрел на одну, потом на другую. Вот те на! Девочки-то были совсем одинаковые: и пальтишки, и шапки, и носы, и чёлки, и глаза. Да и страх в глазах у них был совершенно одинаковый.

— Не сердитесь, дядя Деметр, — чуть осмелев, про­шептала Данка.

— Нам просто хотелось посмотреть, как вы пере­вернётесь на другой бок, — сказала Янка.

— Что, — закричал медведь, — разве сегодня середи­на зимы? Кто вам это сказал?

— Наша бабушка! — в один голос воскликнули Данка и Янка.

— Ну, раз бабушка сказала, значит, это правда. Бабушки такие вещи точно знают. Как хорошо, что вы меня разбудили! А то бы я всю зиму проспал на од­ном боку.

И медведь Деметр погладил девочек по голове: Данку правой лапой, а Янку — левой.

Разбитое стекло Данка и Янка вставили на другой день.

А теперь им хорошо! Они знают: у них в лесу есть друг — дядя Деметр.

к оглавлению ↑

О Бабе-Яге

В этот день шёл дождь, и дождевые капли сбегали наперегонки одна за другой по оконным стёклам. Данка и Янка с минуту смотрели на них, а потом им ста­ло скучно. Что за интерес, если все капли бегут вниз, хоть бы одна потекла наверх!

Тогда они сели за стол и нарисовали на листе бу­маги Бабу-Ягу.

Ну и Баба-Яга получилась у них!

У неё был только один глаз, зато целых три руки: одна как вилы, вторая как лопата, а третья как граб­ли. Вместо рта у Бабы-Яги был клюв, а уши такие, что она могла в них запахнуться, как в пальто. Ни­чего не скажешь — ужасное страшилище!

Но Баба-Яга себе очень понравилась. Она соскочи­ла с листа и сразу же потянула Янку за ухо.

— Ой, что ты делаешь! — закричала Янка.

— Это я от радости, от радости! — заверещала Ба­ба-Яга своим скрипучим голосом и тут же пощекотала Данку рукой-граблями.

— Ай, зачем щекочешься? — рассердилась Данка. Она терпеть не могла щекотки.

— Как хорошо, как хорошо, что у меня нога-кри­вулька! — И Баба-Яга поскакала по Данкиной голове на своей ноге-кривульке. Потом стащила с Янкиной ноги тапочку и заодно пощекотала ей пятку рукой-лопатой.

— Ой, хи-хи… Ой, хи-хи-хи… — захохотала Янка и спрятала ноги под платье.

Но Данку всё это ужасно рассердило. Она схвати­ла Бабу-Ягу за руку, втолкнула её в шкаф, а шкаф закрыла.

— Хо-хо-хо! — радовалась Баба-Яга. — Вот глупые девочки! Они думают, меня можно запереть в шкафу.

И она сунула в дырку от ключа руку-грабли, от­крыла дверцу, и тут же из шкафа показались одна за другой три её руки, а напоследок и нога-кривулька.

— Ха-ха-ха! — подскочила она к Янке и дёрнула её за платье.

А платье-то было новое, Янка его второй раз толь­ко надела. Она здорово рассердилась, схватила Бабу- Ягу за огромное ухо, впихнула её в банку и скорее закрыла крышку. Вот тебе!

— Хе-хе-хе! — продолжала радоваться Баба-Яга.

Всё ей было нипочём! Она пустила в ход свой клюв и через минуту выскочила из банки. И давай скакать по столу и стучать клювом, будто гвозди заколачивать.

— Успокоишься ты наконец! — закричала Янка. Она очень не любила, когда у неё над ухом забивали гвозди.

— Нет, я только начала!

— Когда же ты угомонишься?

— Никогда, никогда, никогда!

— Ты это всерьёз говоришь?

— А как же, а как же, конечно, всерьёз! Вот если только вы скажете волшебные слова, тогда я переста­ну. Но вы ведь не знаете ни одного волшебного слова! Ты не знаешь! — И она дала Янке щелчок по носу своей рукой-лопатой. — И ты не знаешь! — Она уцепи­лась за Данкины волосы рукой-вилами.

— А какие же это слова?

— Ха-ха-ха, не скажу!

— Ха-ха-ха, потому что сама не знаешь! — сказала Янка и потрогала пальцем свой нос, который очень бо­лел от щелчка Бабы-Яги. — Ты их давно забыла, вол­шебные слова, вот и всё!

— Ещё чего! Ничуть не забыла! — рассердилась Баба-Яга и задела Данку по лицу своим огромным ухом. — Вот и не забыла, ля-ля-ля! Шуха-руха-гевенду- ха-шмыг! Разве такие слова можно забыть?

И она, взмахнув своим вторым огромным ухом, за­дела Янку по глазу.

Тогда Янка мигнула Данке, Данка мигнула Янке, и они закричали в один голос:

— Шуха-руха-гевендуха -шмыг!

Да, эти слова действительно были волшебными. Баба-Яга мяукнула, как кошка, и — что же ещё ей оставалось делать? — тут же вернулась на лист бумаги.

А Данка с Янкой быстро взяли ластик и поскорее стёрли Бабу-Ягу с листа. Вот какие иногда бывают приключения!

к оглавлению ↑

О человечке из будильника

Дакка и Янка были дома одни. Но они отлично знали, что человечек из будильника тоже дома. Он всегда был дома и не переставая стучал: тю-ки, тю­ки… Днём и ночью, в будни и в праздники.

Чудесный был этот человечек из будильника! Ин­тересно, как он выглядит?

— Я думаю, что он тоненький, как спичка, — ска­зала Янка.

— А я думаю, что он толстый, как мяч, — сказала Данка.

— А я говорю, как спичка!

— Нет, как мячик!

Вдруг…

— Слышишь? — прошептала Янка. — Он не тикает! И правда, человечек из будильника вдруг замолчал. Данка и Янка посмотрели на будильник… Ой!

К будильнику была приставлена лестница, и по этой лестнице спускался человечек — весь из пружинок и из колёсиков, а в руке он держал ножницы.

— Нет ли у вас мас-ла, Дан-ка, Ян-ка? — Голос у него был очень странный — металлический.

— Вы нас знаете? — удивились девочки.

— Дав-но!

— А почему вы никогда не выходили из будиль­ника?

— Я дол-жен все-гда ра-бо-тать. Толь-ко се-го-дня при-шлось… Нет ли у вас мас-ла?

Данка и Янка, не теряя ни минуты, начали соби­рать всё масло, какое было в доме: подсолнечное, ва­зелиновое, машинное… Перемешали его, переболтали. А потом гусиным пёрышком смазали все гаечки и вин­тики, которые показал человечек.

— Расскажите, что вы делаете в будильнике, — по­просила Янка.

В ответ человечек защёлкал ножницами: тю-ки, тю­ки, тю-ки… Потом он быстро взобрался по лестнице и, остановившись на верхней ступеньке, повернулся к де­вочкам и сказал металлическим голосом:

— Ну-ка за-ве-ди-те бу-диль-ник! Вот так!

Потом он помахал им на прощанье рукой, сказал «спа-си-бо» и исчез в будильнике. И тут же раздалось равномерное «тю-ки, тю-ки, тю-ки».

Данка и Янка поглядели на будильник, потом друг на друга и потом снова на будильник.

— До свиданья! — наконец сказала Янка.

— Тю-ки, тю-ки, тю-ки! — отозвалось из будильника.

— Не слышит? — спросила Данка.

— Может, и слышит, просто ему некогда разгова­ривать, — ответила Янка.

— А я говорю, не слышит!

— Слышит! Вот посмотри!

Янка сложила ладони трубочкой и закричала:

— Вы меня слышите?

— Тю-ки, тю-ки, тю-ки! — ответил будильник.

Данка засмеялась:

— Видишь, не слышит!

— Я знаю, что вы меня слышите! Просто вам не­когда ответить, да? — продолжала выкрикивать Янка.

— Тю-ки, тю-ки, тю-ки! — ответил будильник.

— Ответьте мне, очень вас прошу! — взмолилась Янка.

И вдруг в будильнике что-то затрещало и разда­лось пронзительное «тр-р-р»!

С тех пор Данка с Янкой отлично знают, что чело­вечек из будильника, хоть и стучит день и ночь, в будни и в праздники хорошо слышит каждое их слово.

к оглавлению ↑

О воробье-непоседе

Жил-был воробей, которого звали Доминик. Это был настоящий турист. Он вечно путешествовал. Сегодня он живёт на солнечном берегу, и там ему хорошо. Но вот солнце скрылось за облаками, и стало холодно. Тогда он берёт свой чемоданчик и зонтик и переселяется на трубу. Хорошо на трубе — тепло и приятно! Но вот солнце выходит из-за туч, и вновь возвращается тепло. Недолго думая воробей хватает свой чемоданчик, зон­тик и переселяется на вербу. А если начинается дождь, у него новая квартира. Какая? Да стог сена. Или ста­рый фонарь. А потом ещё и ещё что-нибудь… Настоя­щий непоседа.

Данка и Янка играли в саду, когда к ним подбе­жал лесной почтальон:

— Не знаете, где живёт воробей Доминик?

Нет, Данка и Янка не знали.

Через минуту бежит второй почтальон:

— Не знаете, где живёт воробей Доминик?

И опять Данка и Янка не знали.

Наконец, бежит ещё один почтальон:

— Не знаете, где теперь живёт воробей Доминик? Он выиграл кучу денег в лотерее!

Ах, какая жалость, что Данка и Янка не знакомы с воробьём Домиником и не могут сообщить ему та­кую приятную новость!

Девочки решили познакомиться с воробьём Доми­ником. Они побежали направо, потом налево, потом наискосок, а потом остановились посредине.

— Не ты ли Доминик? — спросили они у какого-то воробья.

— Нет, я воробей Исидор, — ответил тот.

— Не ты ли Доминик? — спросили они другого во­робья.

— Нет, — ответил он, — я воробей Андрейка.

— Может, случайно, ты Доминик? — спросили де­вочки третьего воробья.

— Нет, — ответил им и третий воробей.

А всего у них в саду было тысяча триста воробьёв. А возможно, и гораздо больше.

Пока Данка и Янка всех расспрашивали, воробей Доминик переселился из мышиной норы на живую из­городь.

— Не ты ли воробей Доминик? — спросили его де­вочки как раз в ту минуту, когда он раздумывал, ка­кой этаж ему лучше выбрать.

— Да, — ответил Доминик, — я воробей Доминик. — И он вежливо поклонился.

— Ты выиграл в лотерее кучу денег! — крикнули Данка и Янка в один голос.

Воробей Доминик чрезвычайно обрадовался. Он по­лучил на почте свой выигрыш, позвал Данку с Янкой в кондитерскую и купил им по порции мороженого: Янке — ванильное, а Данке — фруктовое.

С тех пор воробей Доминик — их самый лучший друг. И всякий раз, когда он переселяется на новую квартиру, он оставляет им свой адрес.

к оглавлению ↑

В домике улитки

Данка и Янка пошли в лес за грибами, и там их застигла гроза: молния, гром, ливень. Лес шумел.

— Я боюсь! — захныкала Данка.

— И я боюсь! — захныкала Янка.

Тут девочки заметили под деревом домик улитки. Что, если войти туда и спрятаться в нём от дождя?

Они деликатно постучались и спросили:

— Нельзя ли у вас переждать грозу?

Улитка была в некотором замешательстве: первый раз к ней пришли гости — девочки Янка и Данка.

— Конечно, можно! — сказала она, минуту поду­мав. — Только извините меня за беспорядок. Я начала убираться ещё весной, думала, к зиме всё будет гото­во, но теперь…

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — сказала Янка и подмигнула Данке.

И Данка добавила:

— Конечно!

Когда гроза миновала, девочки взялись за уборку в улиткином домике. Выстирали занавески, вымыли пол, окна, а затем и всю посуду.

Всё там было такое маленькое, такое смешное! Та­релочки — как капли росы, а самая большая кастрю­ля — как три дождевых капли.

Улитка была очень растрогана. Она поблагодарила девочек и сказала:

— Пожалуйста, навещайте меня почаще! И в грозу, и при солнце я всегда бываю дома.

к оглавлению ↑

О слоновьем корешке

Этого Янка не могла простить Данке. Подумать только: Данка получила от тёти шоколадку, и не одну, а целых две, и обе их съела.

— Ты обжора! Ведь одна шоколадка была моя! — накинулась на неё Янка.

— Тогда зачем же тётя дала мне сначала одну, а потом другую?

— Она думала, что другую даёт мне!

— Я не виновата, что ты похожа на меня! Зачем ты похожа на меня?

— А ты почему похожа на меня? И чего ты тол­каешься?

— Нет, это ты меня толкаешь!

В эту минуту Янке пришло в голову что-то ужас­ное.

Недолго думая она побежала в зоопарк.

— Отчего у тебя такой длинный хобот? — спросила она у слонёнка.

— От слоновьего корешка, — ответил тот. — Моя мама всегда мне говорит: «Ешь слоновий корешок, и у тебя будет большой-пребольшой хобот».

— А не дашь ли ты мне такой корешок?

Слонёнок согласился.

За обедом Янка положила корешок рядом с Данкиной тарелкой, и Данка начала его жевать. Может, она решила, что это просто-напросто морковь. Она ведь бы­ла такой сластёной!

И в эту же минуту… В эту ужасную-ужасную ми­нуту у Данки вырос хобот.

— Ой, что это? — каким-то странным, чуть в нос, голосом произнесла Данка и взяла хобот в руки, по­тому что он был очень тяжёлый.

Янка торжествовала:

— Теперь нас никто не спутает! Никто не даст те­бе две шоколадки!

Данка горько заплакала:

— Никому никогда не покажусь на глаза… Я всю жизнь буду сидеть дома!

И правда, она никуда не пошла, весь день сидела дома. Только иногда подходила к окну и выглядывала на улицу, да и то из-за занавески.

«Гм, — подумала Янка, — если так пойдёт дальше, я буду всюду одна: и во дворе, и в саду. Даже в лес не пойти. Одной там легко заблудиться». И всё-таки Янка сказала Данке:

— Идём в лес, Данка! Там грибов полным-полно…

Но Данка лишь покачала головой в ответ. И хобот У неё закачался туда-сюда.

— Не пойду! Все будут надо мной смеяться, — от­ветила она в нос.

Неужто она всегда будет говорить таким носовым голосом? И Янке стало жаль Данку: «Какая она грустная! И хобот у неё грустный, а вовсе не смеш­ной…»

— Знаешь, Данка, пойдём в лес, и я всем буду го­ворить, что хобот вырос не у тебя, а у меня. — А про себя подумала: «Только бы не встретить знакомых».

И они пошли в лес. А к лесу надо пройти мимо болота, а в болоте не счесть лягушек — больших и ма­леньких. И конечно, там была и знакомая тётя жаба.

— Это кто же из вас с таким огромным хоботом? — спросила тётя жаба.

— Янка, — ответила Янка, а сама покраснела до ушей.

— Ква-ха-ха! Ква-ха-ха! — хором захохотали лягу­шата.

— Бреке-брекеке! — остановила их тётя жаба. На лягушачьем языке это значило: «Нечего смеяться! Всё случается на этом свете».

А Данка и Янка пошли дальше. Но уже не бегом, а маленькими шажками. Смотрят: в своём домике у до­роги сидит улитка и выглядывает в окошко.

— Ой, — она даже руками всплеснула, — у кого же из вас такой огромный хобот?

— У Янки, — ответила Янка и вся побледнела.

— Ах, ах, что же это делается! — ужаснулась улит­ка и спряталась поскорее в свой домик.

Теперь обе девочки не шли, а еле плелись, и в го­лове было только одно: как бы поскорее вернуться домой. Смотрят, а на дереве сидит дятел. Старый, мо­жет быть столетний. Сидит на дубе и стучит клювом:

— Кто же это с таким ужасным хоботом?

— Это я, Янка, — сказала Янка, а из глаз у неё закапали горючие слёзы.

Старый дятел покачал головой: «У одной сестры хо­бот, а другая на себя наговаривает. Это хорошо!»

Он захлопал крыльями и скрипучим голосом триж­ды произнёс волшебное слово:

— Эмпети, эмпети, эмпети!

В ту же минуту огромный хобот исчез с Данкиного лица, а вместо него появился её собственный ма­ленький вздёрнутый носик. Очень любопытный, но зато вполне такой, как и все девчачьи носы.

Данка и Янка возвращались домой вприпрыжку и всю дорогу пели:

— Лес — наш друг,

А дядя дятел,

Дядя дятел —

наш приятель!

к оглавлению ↑

О волшебной шапке

В тот день шёл дождь и в гости к девочкам при­шёл соседский мальчик Рудко. Стали строить из куби­ков башни, дома и мосты. Потом это всем надоело, и Рудко сказал:

— Какие у вас есть ещё игрушки?

— Ещё у нас есть куклы и звери, — сказала Янка.

— И домик с кухней, — добавила Данка.

— А больше ничего? — спросил Рудко и насмешли­во протянул: — Ну и ну…

— Есть ещё что-то…—И Янка подбежала к полке, взяла круглую коробку, в которых продают сыр, и от­крыла её. В коробке лежали листик с дерева, шляпка от гриба, золотая тряпочка и ещё что-то очень ма­ленькое.

— Хочешь знать, что это? Вот это маленькое — ку­сочек от дома улитки.

— А-а-а… — удивился Рудко.

— Этот лист подарил нам клён. Он растёт в нашем саду. А эта золотая тряпочка — никакая не тряпочка, а яблочный плащик.

— Яблочный плащик? — ещё больше удивился Рудко.

— Да. В него было одето яблоко, чтобы не мёрз­нуть. Мама-яблоня видела, что яблоку холодно, и сши­ла ему плащик.

— А где теперь это яблоко?

— На полке лежит. В доме тепло, и плащик можно снять, — объяснила Янка.

— А шляпка от гриба? — спросил Рудко.

— Эту шляпку нам дал гриб за то, что мы его не сорвали, — сказала Данка.

— И шляпка эта — вот какая!

Янка положила шляпку от гриба на голову и, странное дело, тут же исчезла.

— Янка, где ты? — с испугом крикнул Рудко.

— Здесь! — зазвенел Янкин голос по другую сторо­ну стола. Но там никого не было видно. — Я здесь! — снова послышался Янкин голос, на этот раз возле двери.

Потом дверь открылась сама собой, но никто не во­шёл и никто не вышел.

— Да здесь же я! — сказал голос Янки прямо в ухо мальчику, и тут он увидел Янку.

Шляпка гриба преспокойно лежала на столе, а Дак­ка и Янка хохотали до упаду. И Рудко засмеялся: он понял, что ничего страшного не происходит, просто-на­просто эта шляпка — волшебная. Кто её наденет, тот станет невидимкой.

Они стали по очереди надевать её и играть в прят­ки. Двое ищут третьего — невидимку, и отовсюду раз­даётся его голос: «Я здесь!.. А я здесь!..»

Долго они играли. Уже за окном стало темно, а они всё ещё играли.

— Данка, Янка, ужинать! — раздался из кухни го­лос мамы.

Тут Рудко испугался. Ведь ему давным-давно сле­довало быть дома. Отец такой строгий!

— Данка, Янка… — начал он робко, — нельзя ли мне…

— Можно, а что? — спросила Данка.

— Нельзя ли мне ненадолго взять эту волшебную шляпку?

— А зачем?

— Я бы позвонил в дверь, отец бы мне открыл, он бы меня не увидел, а я бы тихонько проскользнул внутрь…

Янка засмеялась:

— Он бы подумал, что ты давно дома?

Девочки дали Рудко волшебную шляпку, но только до завтра. Однако Рудко не вернул шляпку ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю. Да и сам он перестал показываться Данке с Янкой на глаза.

А случилось вот что.

В тот же вечер увидела мама, что у Рудко на столе лежит какой-то грибок. Правда, не целый, а толь­ко шляпка. Хоть маленькая, да очень хорошая. «Где же это бродил наш мальчик и где он нашёл этот гри­бок?» — с удивлением подумала мама. И сделала из вол­шебной шляпки грибной суп.

к оглавлению ↑

О мальчике, который побывал всюду

— Я была у медведя, улитки, но этого мало, — ска­зала Янка. — Я бы хотела побывать везде!

— Такого не бывает, — ответила Данка.

— Как это не бывает? А бабушка говорила, что есть на свете такой мальчик, который был везде.

— И неправда! Ведь у нас-то он не был!

В ту же минуту подул сильный ветер, окно рас­пахнулось настежь и в комнату влетел мальчик в огромных туфлях, в толстом свитере и с сумкой на спине.

— Привет, девочки! — воскликнул он. — Я именно тот мальчик, который побывал везде. Гм… А вы, ка­жется, совсем одинаковые?

— Одинаковые, — холодно ответила Данка. — Ну и что?

— Очень хорошо, что я вас увидел! А то я везде был, а у вас ещё ни разу.

— Значит, это правда, что ты был везде? — спро­сила Янка. — Неужели везде-везде?

— Пожалуй, у ветра в гостях я всё-таки ещё не был. Но я туда обязательно попаду, — сказал мальчик.

— Скажи, пожалуйста, а где лучше всего? — спро­сили девочки.

— Везде хорошо, только дома лучше.

— А вот эта пыль на твоих туфлях, она из какой страны?

— Она села на туфли, когда я летел через пу­стыню. А вот эта, блестящая, — это космическая пыль…

— А что у тебя за свитер?

— Свитер как свитер. Только называется он — зи­могрей.

— А почему зимогрей?

— Потому, что только зимой он греет. А летом на­оборот — холодит.

— А что у тебя в сумке?

— Другая сумка, поменьше.

— А в той сумочке?

— Ещё поменьше, совсем маленькая сумочка.

— А в ней?

— Совсем малюсенькая сумочка.

— А в малюсенькой?

— Малюсенькая-премалюсенькая…

— А в малюсенькой-премалюсенькой?

— А этого я не знаю! У меня никогда не бывает времени открывать сумку за сумкой, чтобы добраться до самой малюсенькой и узнать, что в ней.

— Тогда зачем ты их носишь с собой? — удивились девочки.

— Зачем? Если бы у меня было побольше време­ни, я бы подумал об этом. А теперь мне пора! Про­щайте, девочки-сестрички!

И мальчик вылетел в окошко. С тех пор о нём ни слуху ни духу.

к оглавлению ↑

О каше

В день своего рождения Данка и Янка получили от бабушки новую игрушечную посуду: двенадцать таре­лочек и двенадцать кастрюлек.

Девочки начали с ними играть, и тут Янка заме­тила, что одна кастрюлька какая-то особенная. А вдруг она волшебная? Янка взяла кастрюльку за ручку и сказала на всякий случай:

— Кастрюлька, вари!

И… диво дивное: кастрюлька тотчас же начала ва­рить, и не что-нибудь, а вкусную, сладкую кашу!

Данка и Янка ели эту кашу один день, другой, третий…

«Надо бы пригласить гостей, чтобы они тоже попро­бовали кашу», — придумала Данка.

Это была хорошая мысль! В тот же день Данка и Янка навестили своих друзей и сказали, что в воскре­сенье ждут всех в гости.

Первым пришёл дядя Деметр. Он поставил на стол баночку мёду, чтобы каша была ещё слаще, и с не­терпением стал ждать, когда же придут остальные.

Потом пришла тётя коза с тремя козлятами. При­летел и воробей Доминик с чемоданом и зонтиком. Он сказал, что жить на дереве ему надоело: со всех сто­рон дует, и поэтому он собирается переселиться на но­вую квартиру — за водосточную трубу.

А больше никто не пришёл. Некоторые были очень заняты, например человечек из будильника, а другие неизвестно почему. Может, у них что-то случилось или

они не любят сладкой каши.

Всем было очень весело. Ели кашу, запивали её во­дой, пели и танцевали. Воробей Доминик зачирикал известную песенку. Козлята принялись играть под сто­лом в салочки, а дядя Деметр, покачивая головой, за­дремал. Уж это всегда: стоит ему поесть сладкого, его тут же клонит ко сну.

Вдруг кто-то постучал в дверь. Это оказалась улит­ка. Усталая, измученная, еле дышит.

— Извините за опоздание, — сказала она, утираясь клетчатым носовым платком. — Я отправилась к вам ещё в четверг, но, видно, надо было мне в среду пус­титься в путь.

— Но мы пригласили всех только в четверг, — на­помнила Данка.

Улитка стояла на своём:

— Всё равно мне следовало бы отправиться к вам в среду, тогда я пришла бы вовремя.

Её с почётом усадили за стол, а Янка взялась за ручку волшебной кастрюльки.

— Сейчас будет для вас свежая каша, милая улит­ка! — сказала Янка.

А в эту минуту дяде Деметру приснилось, что на нос ему села оса. Он замахнулся… и кастрюля полете­ла вверх, словно у неё выросли крылья, потом — бац! — разбилась на двадцать один кусочек. Только волшебная ручка осталась у Янки в руках. Но какой же прок от одной кастрюлькиной ручки, даже волшебной? Это был теперь лишь простой черепок.

Очень обидно, что улитка даже не попробовала сладкой каши!

Дядя Деметр, хоть был и не очень виноват, на дру­гой же день купил Данке и Янке отличную новую посу­ду: дюжину тарелочек и дюжину кастрюлек.

Янка надеялась, что в дюжине найдётся хоть одна волшебная кастрюлька.

Она перепробовала их все, но напрасно. Сладкая каша появлялась в кастрюльке, когда её варили на плите.

Иллюстратор: Диодоров Б.