Содержание:
- 1 Читательский дневник по рассказу «Яблочный Спас» Носова
- 1.1 Сюжет
- 1.2 Отзыв
Август, праздник Преображения (в народе – яблочный Спас). Рассказчик колесит на машине по «дальней запредельной святой Руси», наслаждаясь простором, природой, полями, таким родным ароматом спелых яблок. В Малых Ухналях у храма, порушенного в советское время, священник освящает яблочки. Рядом идет и торговля. Рассказчик в праздник радует бабульку Евдокию Лукьяновну (по прозвищу Пуля): берет ее, не самые лучшие, яблоки. И просит еще. Она ведет его в дом. Еще и реку переходят по каким-то тросам: мостик-то давно разломан.
Живет она с котом в горевшем доме. Почти все яблони зимой извела на дрова. Внутри места мало, но чистенько. Когда-то ее дочка Сима, бухгалтер, взяла себе казенные деньги. Чтобы откупиться, уговорила мать продать часть дома цыганам. И все равно посадили. А из-за цыган случился пожар. Ну что ж, Симы и на свете уже нет, в лагере деревом убило. А Пулей ее зовут, потому что на войне она снайпером была. Наград у нее нет. И помнится ей, что после каждого выстрела «душа комком». Женщине трудней убивать. Еще и без уха осталась: немец ранил.
Был у нее на фронте ухажер, от него и дочка. Самого его убило, только сапог на память остался. Пуля рада гостю. Рассуждает, что немец на войне о себе заботился лучше наших. Оттого у нас столько братских могил. Уходя, рассказчик с болью оглядывается на черный домик и его хозяйку, заросшую тропинку к ней. И кажется ему, что порхающая бабочка вовсе не бабочка, а чья-то «потерявшаяся», забытая душа.
Читательский дневник по рассказу «Яблочный Спас» Носова
Сюжет
В праздник Преображения душа рассказчика-горожанина радуется простору, свободе, аромату яблок, полету бабочек. У ветхого храма в Малых Ухналях он берет плохонькие яблочки у одинокой старенькой Евдокии Лукьяновны (Пули). Напрашивается к ней домой, и узнает, что на войне она была снайпером (потому и зовут люди Пулей). После каждого выстрела душа не на месте, но иначе никак. Вернулась без наград, зато с дочкой Симой. Отец девочки погиб.
Сима стала бухгалтером, после растраты хотела откупиться, продали цыганам половину дома. А из-за них возник пожар. Так и живет старушка с котом приблудным в полусгоревшем доме. А дочка в лагере умерла. Со сжавшимся сердцем рассказчик оборачивается на ее домик, нехоженую тропку к нему, и бабочка вдруг кажется ему чьей-то одинокой, потерявшейся душой.
Отзыв
Рассказ о том, как много добрых, пожилых, одиноких и нуждающихся в сочувствии, заботе, людей вокруг, в том числе, забытых, незаметных героях, как бабулька Лукьяновна. Никому нет до нее дела, а она и не ропщет, привыкла сама справляться. Фронтовичка, труженица, в одиночку вырастила дочь, пережила много горя, выживает, как может. Осталась бескорыстной.
Прозвища своего «Пуля» не любит. В нем есть правда, но нет уважения. Нравственная сила ее в стойкости, незлобии, доброте, простоте, отзывчивости, честности, верности. Рассказ учит быть неравнодушным человеком, помогать друг другу, ценить близких, любить, уважать, радовать людей.
Русский язык, 9 класс
Готов
Вопрос от
650 дней назад
ЛИТЕРАТУРА
пересказать рассказ Е.Носова «Яблочный спас».
Ответ от Ирина
Главные герои рассказа Евгения Носова «Яблочный спас» — пожилая женщина по имени Евдокия Лукьяновна, которую знакомые звали бабой Пулей, и проезжий человек, от лица которого ведется рассказ. Рассказчик попал в село, где жила баба Пуля, в день, когда жители отмечали Яблочный Спас. На базаре он прошел по рядам, прицениваясь к яблокам. В конце рядов рассказчик увидел старушку, перед которой стояло небольшое ведерко, наполненное неказистыми на вид яблоками, явно подобранными с земли.
Рассказчику стало жалко старушку, и он решил купить у нее яблоки. Но когда он поинтересовался ценой, та сказала, чтобы покупатель дал денег, сколько сам считает нужным. Оплатив покупку, проезжий человек сходил к машине и высыпал яблоки из ведерка в багажник. Ему захотелось еще чем-то помочь пожилой женщине, и он спросил, есть ли у нее еще яблоки. Та обрадовано сказала, что яблок у нее много, только идти за ними надо пешком, машина туда не проедет.
Рассказчик взял рюкзак из машины и отправился вместе со старушкой к ее дому. Они переправились по шаткому мостику через небольшую речушку, и баба Пуля показала, где находится ее дом. На вид этот дом казался совсем нежилым. У него были обгорелые стены, а крыши и вовсе не было.
Пока они шли к дому, старушка рассказала, что по просьбе дочери, у которой на работе была крупная недостача, она была вынуждена продать большую часть дома цыганам, оставив себе только маленькую кухоньку с печью. Но цыгане прожили в доме недолго, во время очередной гулянки у них случился пожар, и дом еле удалось спасти. Цыгане уехали, а баба Пуля так и осталась жить в маленькой кухоньке, все пространство которой занимала огромная русская печь.
Старушка пригласила гостя в дом, и там он заинтересовался фотографией, на которой были запечатлены три девушки в военной форме. И тут рассказчик узнал, что баба Пуля была на войне снайпером. Перед войной она поехала учиться на повара, но после начала войны курсы распустили, а девушкам предложили учиться на радисток. Позднее выяснилось, что радистки уже набраны, и пришлось учиться на снайпера.
Потом началась тяжелая снайперская служба, во время которой немецкий снайпер отстрелил бабе Пуле ухо, и она стала плохо слышать. Со своей частью баба Пуля дошла до Прибалтики, но там она узнала, что ждет ребенка, и ее отправили домой.
Рассказчик поинтересовался, помогает ли старушке дочь, и узнал, что дочь за растрату все равно посадили, а деньги, вырученные за продажу дома, пропали. Там, в заключении, дочь и погибла на лесоповале. Осталась только внучка, которая вышла замуж за негра и уехала с ним в Африку и никакой связи старушка с ней не имеет.
Рассказав свою нехитрую историю, баба Пуля отправилась с гостем в сад, где он и набрал полный рюкзак яблок. Уходя от старушки, он оглянулся и увидел, как баба Пуля стоит у своего обгоревшего дома и держит на руках кота — единственное живое существо, которое теперь было рядом с ней.
«Утро клубилось молодыми августовскими туманами…» — так начинается
рассказ Евгения Носова «Яблочный Спас». Праздник Преображения Господня. В этот
день проходит богослужение. Поэтому «колокол… бойко названивал, созывая людей.
Они протискивались к священнику, развертывали перед ним авоськи и узелки с
яблоками». На душе тихо, спокойно, светло и радостно. Веяло яблоками. Вот и
захотелось купить «веселого бодрящего товара, при одном виде которого молодеет
и радуется душа». Скушаешь священное яблоко — и Бог даст тебе возможность
перемениться, преобразиться, стать лучше, спасти свою душу.
Среди
множества торговок у церковной паперти привлекла внимание автора маленькая
щуплая бабулька, неподвижно и отрешенно сидевшая рядом с ведерком совсем
неприглядных яблок. Евдокия Лукьяновна Кузина. Именно её выбрал писатель, обойдя молодых
нарядных, бодрых женщин и купил у неё незавидный товар. До боли пронзает каждое
слово этой бабули, обращенное к случайному покупателю: «На свечку дашь, так и
на том спаси тя Господь… Будя… Душа малостью живет, у нее своя пища… Ежли мать
свою помнишь, добавь и на хлебушко…». В этих словах — весь характер бабы Пули,
ее достоинство, долготерпение, искренность, доброта. Чтобы добыть
немного денег, вынуждена
она продавать яблочки — падалицу,
которые навряд ли
кто купит, но она
надеется. Потом автор пойдёт к ее дому, чтобы купить еще яблок. И узнает
историю ее жизни. А жизнь была очень тяжелой. Постепенно перед нами раскрывается её судьба,
полная горьких испытаний и лишений.
Носов Е. И. Яблочный Спас: рассказы / Евгений
Носов; [предисл. В. Курбатова; худож. С. Элоян]. — Иркутск: Издатель Сапронов,
2006. — 540, [2] с.: ил.
Главная героиня рассказа в годы войны была снайпером. Когда
началась война, она, обычная деревенская девчонка пошла на фронт, стала
снайпером и воевала наравне с мужчинами.
Вот так она рассказывает о тяжёлых фронтовых буднях снайпера и о страшном
ранении, которое изувечило её ухо:
« – Это меня ихний
снайпер. Не стала слышать. Звоны в голове…
– И что же ты
высматривала?
А все, что шевельнется.
Но больше огневые точки, анбразуры… Застрочит пулемёт – сразу бьёшь по вспышке…
Ну, да самой страшно, а руки делают… И весь остатный день в голове: попала – не
попала? Попала, и всё! Хоть сама не видела. Радоваться б удаче, как бывало,
радовались на стрельбище, а радости нету. Муторно на душе, липко как-то. Ешь – кусок дерет,
от людей воротит… Наверно, бабу нельзя этому обучать. Ее нутро не принимает,
чтой-то в ней обламывается… Иная, может, потом отойдет, а у которой душа так и
останется комком… Меня всю пронимает какой-то колотун. Трясет до самых пяток,
будто озябла я. Не своими пальцами кручу махорку, курю в рукав, покамест
колотье не уймется…
Лежишь в болоте, от
комарья продыху нет. Под носом у немца чесаться, отмахиваться не станешь, лежи,
терпи, иначе засекут – подстрелят. Или минами закидают… Вернешься из потайки –
морда, что бычий пузырь, налитая, собственной кровью измазанная… А назавтра
чуть свет – опять в наряд…
– А много ли у тебя
медалей?
– Да вот Симка – главная
моя медаль. А на другие вроде бы посылали, да что-то не дошли. Все зависит от
начальства: как ты с ним увязана, такие твои и зарубки, такие и медали…»
Простой, незатейливый сюжет этого рассказа нельзя читать без волнения. Не привезла баба Пуля,
как называли её в деревне, наград с фронта, только дочь Симку. А любимого человека
убило прямым попаданием бомбы. Остался от него лишь один только сапог, который
она хранит в сундуке. «Достану когда, поплачу, поразговариваю» — признаётся
гостю баба Пуля.
Поражает удивительная сила
и стойкость этого человека. «Что было, то было», – просто скажет она. И
в ответе вопрос, почему она не дошла до
Германии, она застенчиво, будто извиняясь говорит: «Не сдюжила я… Дошла токмо до Литвы не то до Латвии. Помню разве городок,
где стояли. Я, стало быть, Лукьяновна, а город – Лукияны. Через то и запомнился».
Скромность, смирение, терпение – главные качества характера
Евдокии Лукьяновны. Тяжело было ей растить одной дочь, но она мужественно
переносит все невзгоды послевоенной поры… Повзрослевшая дочь уехала в город,
стала бухгалтером. Но жизнь её неудачно сложилась, вернулась к матери за
помощью: растратилась на работе. Вот и пришлось Евдокии Лукьяновне продать дом.
А жертва оказалась напрасной: Симу
все равно осудили, и
она погибла в
лагере. И опять думала эта славная женщина не о себе. Так осталась
Лукьяновна одна, в доме без крыши, в уцелевшей от пожара кухоньке вместе с
таким же одиноким и брошенным кем-то котом, никому не нужная, никем не
понимаемая.
Рассказ Носова — это
обращение ко всем нам: нельзя быть равнодушным, проходить мимо беды, горя,
людей, нуждающихся в помощи. Нужно видеть эту боль, ведь и добрым словом можно
обогреть человека.
 |
|
Носов Евгений Иванович. 1925 — 2002 |
Евгений Иванович Носов – известный писатель, участник Великой
Отечественной войны. Это один из талантливых писателей нашего времени, гуманист
и романтик по складу характера и отношению к жизни. Всё творчество Е.И. Носова
— большая мудрая книга, которая помогает людям быть добрее, щедрее душой. А в
основе его творчества — его большая жизнь, о которой он очень сдержанно и кратко
пишет в автобиографии.
АВТОР О СЕБЕ
Я родился студеным январским вечером 1925 года в тускло освещенной избе
своего деда. Село Толмачёво раскинулось вдоль речки Сейм, в водах которой по
вечерам отражались огни недалекого города Курска, высоко вознесшегося своими
холмами и соборами. Курск знаменит еще с давних веков. «А мои куряне — хоробрые
воины, — говаривал Всеволод своему брату князю Игорю в эпической поэме «Слово о
полку Игореве» — под шеломами взлелеяны, с конца копья вскормлены». Далее по
реке Сейм стоят древние города-содруги Рыльск и Путивль. Все они старше Москвы
и рублены еще Киевской Русью.
А из другого деревенского окна виделись мне просторный луг, весной
заливаемый половодьем, и таинственный лес за ним, и еще более далекие
паровозные дымы за лесом, всегда манившие меня в дорогу, которой и оказалась
потом литература — главная стезя моей жизни.
За исключением Октябрьской революции, гражданской войны и первых
послевоенных лет разрухи, на моих глазах проходили все остальные этапы нашей
истории. Детство всегда впечатлительно, и я до сих пор отчетливо помню, как в
Толмачёво нагрянула коллективизация, как шумели сходки, горюнились забегавшие к
нам бабы-соседки и как всё ходил и ходил по двору озабоченный дед, заглядывал
то в амбар, то в стойло к лошади, которую вскоре все-таки отвел на общее
подворье вместе с телегой и упряжью. На рубеже тридцатых годов отец с матерью
поступили на Курский машиноремонтный завод, и я стал городским жителем. Отец
освоил дело котельщика, клепал котлы и железные мосты первых пятилеток, а мать
стала ситопробойщицей, и я ее помню уже без деревенской косы, коротко подстриженной,
в красной сатиновой косынке. Об этом периоде моей жизни можно прочитать в
повести «Не имей десять рублей…», а также в рассказах «Мост» и «Дом за триумфальной
аркой».
Жилось тогда трудно, особенно в 1932-1933 годах, когда в стране были
введены карточки и мы, рабочая детвора, подпитывали себя придорожными
калачиками, едва завязавшимися яблоками, цветками акации, стручками вики,
которую утаскивали у лошадей на городском базаре. В 1932 году я пошел в школу,
где нас, малышей, подкармливали жиденьким кулешом и давали по ломтику грубого
черного хлеба. Но мы в общем-то не особенно унывали. Став постарше, бегали в
библиотеку за «Томом Сойером» и «Островом сокровищ», клеили планеры и
коробчатые змеи, много спорили и мечтали.
А между тем, исподволь подкрадывалась вторая мировая война. Я учился уже в
пятом классе, когда впервые увидел смуглых черноглазых ребятишек, прибывших к
нам в страну из сражающейся республиканской Испании. В 1939 году война полыхала
уже в самом центре Европы, а в сорок первом ее огненный вал обрушился и на наши
рубежи.
На фронте мне выпала тяжкая доля противотанкового артиллериста. Это
постоянная дуэль с танками — кто кого… Или ты его, или, если промазал, он —
тебя… Уже в конце войны, в Восточной Пруссии, немецкий «фердинанд» все-таки
поймал наше орудие в прицел, и я полгода провалялся в госпитале в гипсовом
панцире.
К сентябрю 1945 года врачи кое-как заштопали меня, и я вернулся в школу,
чтобы продолжить прерванную учебу. На занятия я ходил в гимнастерке (другой
одежды не было), при орденах и медалях. Поначалу меня принимали за нового
учителя, и школьники почтительно здоровались со мной — ведь я был старше многих
из них на целую войну.
Закончив школу, я уехал в Казахстан, где так же, как
потом в Курске, работал в газете. Корреспондентские поездки позволили накопить
обширные жизненные впечатления, которые безотказно питали и по сей день питают
мое писательское вдохновение. Много дает мне и постоянное общение с природой: я
заядлый рыбак, любитель ночевок у костра, наперечет знаю почти все курские
травы. В 1975 году за книгу «Шумит луговая овсяница» удостоен Государственной
премии имени Горького, за рассказы последних лет — премии имени Шолохова. Моей
неизменной темой по-прежнему остается жизнь простого деревенского человека, его
нравственные истоки, отношение к земле, природе и ко всему современному бытию.
Обновлено: 08.01.2023
— Опять я! — изумился Авдей Егорыч.
— Ну да ладно, не ты, не ты! — Алексей похлопал его по плечу.— Суета все это, суета сует, сказано. Время всех уравняет. Вот уже и геройские медали на толкучке продают. Да чего там! Давайте лучше еще раз помянем! Наливай, Авдейка! Так и не знаю, кто тогда уцелел. Поди — никто. Один я — в белой рубашке.
А коршуны всё кричали где-то сквозь майский веселый ветер, все спорили за хутор Белоглин, осваивая новое жилье…
Утро клубилось молодыми августовскими туманами, еще легкими, не виснущими на кустах и травах, а кисейно парящими поверх изб и свежих сенных стогов, полня собой все остальное небесное пространство, уже степленное незримым солнцем, отчего казалось, будто перезвоны какого-то большого празднества сами по себе зарождались в мглистом таинстве встающего погожего дня.
Иногда же из таившихся в межгорьях садов, уже созревших, обремененных плодами, вдруг опахнет волнами теплого яблочного ветра, и ты невольно неудержимо вдохнешь этот скопившийся за ночь пьянящий аромат с примесью душицы, полынка и еще чего-то волнующего и родного, потянешь в себя со всей жадностью, насколько позволяют пуговицы на рубахе.
В Малых Ухналях, в попутном сельце по дороге на Ливны, колокол, вновь отлитый, едва поболе шапки, бойко, истово названивал прямо промеж свежеошкуренных столбов, заменявших звонницу. Долгий, хлыстоватый малый с подвязанным хвостиком волос на затылке, должно, пребывавший в послухе, со строгим, озабоченным лицом дергал за веревку, но поскольку колокол был один, без своих разноголосых собратьев, то из него ничего нельзя было выколотить, кроме однообразного частозвона, тем не менее привлекшего немало народа. Тут же из муравы высился сварной, обшитый жестью куполок с кованым ажурным перекрестием, которому после очистки от ржавчины и покраски порошковой бронзой надлежало стать православным крестом. Однако проходившие мимо старушки готовно крестились на эту незавершенную конструкцию, не дожидаясь, пока ее доведут до ума, покрасят и возведут на церковную кровлю. Сам же храмец — обезглавленный, изрядно обветшалый, с порослью березок по карнизу, хранивший прежде бумажные кули с химикатами, побелочный мел и негашеную известь, ныне пребывал в лесах, весь в цементных помазках и пластырях и, как всякий больной, безучастно и равнодушно глядел сквозь поржавевшие решетки на узких незастекленных оконцах, так что приходской священник отправлял свою службу прямо на паперти, возле кем-то принесенного стула, застланного черным цветастым платком. К спинке стула была прислонена икона с образом Спаса , строго взиравшего из фольгового оклада. Перед иконой на подносе горело десятка полтора разновеликих свечек, трепетавших на открытом воздухе долгими заострившимися язычками огней и слезно ронявших к обножью капли горячего полупрозрачного воска.
Перед папертью толпился сельский темнолицый люд, неловко прихорошенный обновами, все больше местные доброжители Малых Ухналей, промышлявшие прежде подковным ремеслом. Были здесь и пришлые из окрестных выселков и хуторов, а также, судя по веренице автомашин у обочины, всякие проезжие россияне, остановившиеся поглазеть, попритворяться верующими, а заодно и прикупить чего ни то по дешевке. Во всем этом сходе чаще других головных покровов белели бабьи платки, заведенные по такому случаю православной обрядностью. И лишь кое-где, а больше у пивной залетной бочки, мелькали холщовые козырчатые кепарики, проникшие в российскую глубинку с зарубежных олимпиад и пальмовых пляжей.
Читайте также:
- Дж даррелл рози моя родственница краткое содержание
- Трывожнае шчасце краткое содержание
- Подведение итогов школьного конкурса поделок герои сказок
- Консультация эффективное взаимодействие сотрудников доу
- Школа системного подхода представители