Его заложница рассказ про арона

Его заложница (СИ)

  
Наталья Шагаева
 
Его заложница
   
ПРОЛОГ 
 
Александра  
Меня тащат вглубь темного переулка к огромному внедорожнику. Кричать не могу, мужская ладонь зажала рот и нос, и я почти не дышу. Пытаюсь брыкаться и попасть этому уроду по ноге. Но ему все равно, он словно железный. Очень сильный мужчина.
Когда меня грубо швыряют в машину, начинаю кричать, срывая горло. Обычно крики жертвы дезориентируют нападающих – так говорил папин начальник безопасности, а еще он учил меня защищаться, и я судорожно пытаюсь вспомнить хоть один прием. Размахиваюсь, чтобы ударить ребром ладони в кадык, но мою руку ловко останавливают. Подонок действует быстро и профессионально, словно учился этому годами или украл уже тысячи таких дур, как я.
Он утыкает меня лицом в кожаную обивку сиденья и связывает мои руки. Продолжаю надрывать горло до хрипоты, но на помощь никто не приходит. Естественно. Ночью в темном переулке нарваться на маньяка – это самоубийство. В крайнем случае, возможно, кто-то вызовет полицию, но пока наша доблестная полиция приедет, меня уже увезут в неизвестном направлении.



  


                       
  



На адреналине не чувствую страха или ужаса. Отчаянно дергаюсь и кричу как ненормальная, пытаясь пнуть похитителя. Но все бесполезно, он словно непробиваемая скала. Даже не запыхался. Переворачивает меня как тряпичную куклу и тянет руку к моему лицу. Пользуюсь моментом, уже, скорее, от отчаянья кусаю подонка за руку, со всей дури стиснув зубы.
— Сука! — рычит похититель и хватает меня за шею, сжимая ее настолько сильно, что кислород моментально заканчивается. Открываю рот, отпуская ладонь похитителя. Хриплю, чувствуя металлический привкус крови во рту.
А еще начальник папиной охраны всегда говорил, что, если нет выхода, никогда нельзя злить и провоцировать нападающих, чтобы не огрести еще больше. Лучше прикинуться бедной овечкой, а самой быть хитрее, ища методы выхода из ситуации. Но когда я вообще кого-то слушала. Наивно полагала, что мне это все не понадобится.
— Не дергайся. Бесполезно, только силы теряешь, — голос у него глубокий, пронизывающий, тембр такой, что я ощущаю его каждой клеточкой, и по коже прокатываются мурашки. Замираю, и рука на моей шее разжимается. Уже не до крика и сопротивлений. Глотаю большую порцию кислорода и тут же закашливаюсь. Нормально надышаться мне не дают – на мой рот ложится широкий скотч. Липкая лента стягивает кожу и намертво прилипает, вынуждая меня часто дышать через нос. Дверь машины захлопывается, и вот тут мне становится страшно. До такой степени, что покалывают руки и немеют губы.
Мужчина обходит машину, садится за руль, блокирует двери и медленно едет по дворам. Я не знаю, кто этот мужчина и что он от меня хочет, но в голову сразу лезут страшные сводки криминальных новостей, там, где в оврагах находили мертвых изнасилованных и истерзанных девушек. И насилие – не самое страшное, что мне может грозить.
Я девушка не из робкого десятка. Но впервые в жизни понимаю, что такое ступор и шок. Мне не просто страшно, мне жутко до холодного пота.
Мамочки, я боюсь боли.



  


                       
  



Очень боюсь боли… В детстве мне даже прививки не ставили, потому что я падала в обморок только от вида шприцов. А этот мужчина явно везет меня не на каруселях кататься.
Вдруг в машине раздается треск рации.
— Объект «два» вышел из клуба. Звонит, – трещит голос из рации. И в эту же секунду в моей сумке на сиденье раздается телефонный звонок.
О боже, это они о Вадиме.
Понимаю, что со связанными руками и заклеенным ртом я не отвечу на звонок, но хватаю сумку, выгибая кисти, пытаясь достать телефон.
У меня резко вырывают сумку, настолько сильно, что ломается несколько ногтей почти под корень. Мычу от боли. Похититель открывает окно и просто вышвыривает сумку в темноту.
— Объект «два» сел в машину и уехал в сторону перекрёстка.



  


                       
  



— Понял, продолжать следить, я перезвоню, — отзывается мой похититель.
 
Пытаюсь дышать и начать мыслить здраво. Он не один. За нами следили, значит, покушение все же спланированное. Следовательно, передо мной не маньяк. Очень надеюсь, что не маньяк. Я молюсь, чтобы это было похищение с целью выкупа. Мой отец известный бизнесмен. От этой мысли становится легче. И я начинаю лучше соображать. Всматриваюсь в окно, пытаясь понять, куда меня везут, запоминаю дорогу, улицы, повороты, повторяю про себя адреса.
Но когда мы выезжаем за пределы города, теряюсь. Я не знаю эту трассу, за окном мелькает сплошной лес и ничего больше. А дальше меня вновь охватывает паника, поскольку мы сворачиваем на проселочную дорогу, освещение заканчивается, и впереди непроглядная тьма. Не знаю, где я и куда меня везут. Как легко можно поменять принципы. Изнасилование уже не кажется мне самым худшим, лишь бы в лесу не закопали. Это же может быть не денежный интерес, а месть отцу.
Дергаю руками со всей силы, пытаясь содрать скотч, которым связана, но только усугубляю ситуацию, липкая пленка режет запястья, а я все дергаю и дергаю руками в какой-то истерике, раня себе руки. Словно схожу с ума. Подобное не может происходить со мной!
Машина останавливается, похититель выходит, а за окном что-то мерцает. Всматриваюсь. Озеро. Небольшое озеро в лесу, над которым висит яркая огромная луна, отражаясь в воде. Красиво. Вот в этом озере меня красиво утопят.
Сглатываю, чувствуя, как начинаю дрожать, словно в лихорадке. Мамочки.
Я не хочу умирать.



  


                       
  



Я папе не сказала, что люблю его.
Я маме с утра нагрубила.
Я не хотела, чтобы так вышло.
Я, в конце концов, не любила никогда за свои двадцать четыре года. И меня никто не любил, чтобы очень глубоко и по-настоящему, насмерть. А не как Вадик – ради выгоды. Я ничего в жизни еще не успела…
  
ГЛАВА 1 
 
Арон 
Паркую внедорожник на крытой стоянке и выхожу на двор. Лето выдалось жарким, и даже вечер не несет долгожданной прохлады. Закуриваю, глубоко затягиваясь крепкой сигаретой. Пагубная привычка, но я не собираюсь умирать здоровым. Во мне сидит так много зла, что курение на фоне этого – невинная шалость. Выпускаю облако дыма в небо, туда, где ложится закат. Осматриваюсь. Сканируя округу и пост охраны. Нет, я не любуюсь красотой семейного дома и двора. Привычка еще со службы – оглядываться и подмечать детали. Такова моя сущность, положение обязывает. Подозревать все и всех.



  


                       
  



Делаю последнюю глубокую затяжку, обжигая легкие. Курение уже не несет никого удовольствия, как это бывало поначалу. Просто привычка – ритуал, который тело совершает автоматически. Тушу окурок, зажимая уголек большим и указательным пальцами, мне не больно. Кожа в этих местах давно потеряла чувствительность. Я всегда тушу окурки таким образом. А жаль, хочется прочувствовать все оттенки ожога, либо потерять чувствительность навсегда. Иногда нужно, чтобы все чувства и эмоции атрофировались.
Вышвыриваю окурок в урну. Снимаю с себя наплечные ремни кобуры с оружием и закидываю ствол с ремнями в салон машины. В доме дети, не хочу их пугать. Медленно иду в дом.
Сегодня у нашей семьи праздник. Моему племяннику год. Растет Яшка. Мирон назвал сына в честь отца – Яковом. Для них это важно и значимо, они полагают, что именно отец их связал. Так оно и есть, но я бы не расшаркивался в реверансах перед давно мёртвым стариком. Нет, я ценю семью, тем более, когда она так значительно пополнилась.
Не все, конечно, мне приятны. Особенно если учесть, что я трахал – нет, драл жестоко – Марьяну, жену младшего брата. Он о том знал и все равно женился. Мне неприятна эта женщина в качестве члена нашей семьи. Но если Платон так хочет быть мужем шлюхи, кто ему запретит? Все наши наставления он воспринимает крайне негативно. Платон женился назло Мирону, чтобы что-то доказать. Дурак. Вроде взрослый уже, отец. И все равно дурак. Сделал хуже только себе. Его жена только с виду красива, а внутри мертвая кукла, запрограммированная на деньги, жадность, алчность и пороки. Но он из упрямства хочет хлебнуть этой жизни. Так пусть хавает.

ГЛАВА 16

Александра

Я сижу в комнате уже… Даже не знаю, сколько времени прошло после…

После того как он напрочь вынес меня из этой реальности. После того как окунул меня в море дикой страсти. После того как я, ведомая похотью, отдала ему всю себя без остатка. Отдалась мужчине, который меня похитил и что-то вымогает у моего отца. Мужчина, который называет меня инструментом и умело мной пользуется.

Боже, я сама не понимаю, как так случилось, что я позволила все то, что он со мной делал. Прокручиваю в голове все, что между нами было, и не узнаю себя. Я словно похотливая кошка, гналась за мимолетным наслаждением. Арон как будто влез мне под кожу и управлял как марионеткой.

Битый час сижу на широком подоконнике возле открытого окна, смотрю на двор, снова и снова проживая нашу близость. Несмотря на то, что я приняла душ, тело все равно пропитано запахом этого мужчины, приятно ноет. Кожа настолько чувствительна, что даже легкий ветер будоражит. Я чувствую на себе каждое его прикосновение, неосознанно трогаю истерзанные губы, вспоминая его дикие поцелуи. Между ног ноет от его «колючего» вторжения, а тело сводит вонами возбуждения.

Боже…

Чувствую себя развратной шлюхой. Похотливой кошкой, как он меня называет. Мне и сладко, и отвратительно. Он сумасшедший, как в жизни, так и в постели. Грубый, порывистый, страстный, умелый, нежный и опасный. В сексе все те же перепады настроения. Качели. То резко вверх, то вниз. Грубый, жесткий и одновременно нежный, заботливый.

Зажмуриваю глаза, мотаю головой. Не хочу ничего чувствовать к этому неуравновешенному мерзавцу.

Не хочу!

Дышу ровно, пытаясь прийти в себя. Но ничего не выходит, сердце колотится как ненормальное, тело ломает. Хочется то ли рыдать громко, навзрыд, то ли смеяться в голос.

Я никогда не была хорошей, примерной девочкой. Умница, спортсменка, отличница – это не про меня. С самого детского сада я была хулиганкой; помню, как учителя постоянно на меня жаловались. Неусидчивая, невнимательная, зато активистка. В переходном возрасте бунтовала, пытаясь доказать родителям независимость. После боролась с отцом за право выбора.

А потом погибла Ира.

Моя подруга с детского сада. Она была мне очень близка. Мы катались по ночной столице и пили шампанское. Вели себя отвратительно, как зажравшаяся золотая молодежь. Я тогда, как упрямый ребенок, делала все наперекор отцу.

«Александра Павлова не может себя так вести!» — говорил мой отец.

А я вела, назло. Ирка не справилась с управлением… А по факту мое «бунтарство» привело к гибели молодой девушки. У меня всего лишь шрам на бедре, даже сотрясения не было. Кто-то сверху наказал меня. Очень жестоко наказал. После этого Александра Павлова стала такой, как хотел ее видеть отец.

Да, я не девственница, но после того, что сделал со мной похититель, кажется, я вообще ничего не знала о сексе. А самое страшное, что мне понравилось. Он словно разбудил во мне ту бунтарку и похотливую девку.

Перевожу взгляд на небо. Сумерки. Прохладный ветер врывается в окно, заигрывая с волосами. Дышу. Терпеть я точно знаю, что у нас с Вадиком все закончилось. Я не могу и не хочу быть с ним. Прости, папа, но твой протеже не тянет на мужчину. Арон хоть и псих, но в нем столько мужского, где-то даже животного. Кажется, что с таким ничего не страшно, он не просто стена, он каменная скала. Не любя меня, он умеет любить мое тело. Да так, что разум сносит напрочь.

Мамочки. Тру лицо руками. Со мной точно не все в порядке. Если я проведу здесь еще несколько дней, то признаюсь этому гаду в любви.

Это ненормально!

Спрыгиваю с подоконника. Расчёсываю волосы, собираю их в косу и выхожу из комнаты. Как всегда, очень тихо. Спускаюсь вниз на цыпочках, словно воровка. Арон сидит на диване и сжимает голову руками. Стараюсь не обращать на него внимания. Залетаю в ванную. Умываюсь холодной водой, а сама думаю о мерзавце. Поза у него неестественная. Весь напряженный, сжатый, будто ему плохо. И вот мне бы совсем не думать о нем. Но я не могу, словно этот мужчина вкачал в меня свою энергию.

Вытираюсь и решительно выхожу из ванной. Останавливаюсь, рассматривая мерзавца. Дышит размеренно, но очень глубоко, словно раненый зверь. Голову сжимает, облокачиваясь на свои колени. Ему плохо? Внутри что-то сжимается, иду назад к лестнице, приказывая себе не обращать внимания. Он, в конце концов, прогнал меня после секса!

Подонок!

Несанкционированно ворвался глубоко в меня!

Это мужчинам проще. Сунул, вынул и пошел. А женщины так не могут. Впустила в себя – значит, впустила и в душу.

Разворачиваюсь и иду к нему. Страшно, словно подбираюсь к опасному хищнику. Он же непредсказуем, растерзает за неверное движение. Но я иду.

— Арон, — тихо зову. Имя у него такое необычное. Но оно мерзавцу подходит. Молчит, будто не слышит. — Арон, — громче повторяю. Осторожно сажусь рядом с мужчиной. — Тебе плохо? — Молчит.

Опускаю руку на его плечо, поглаживаю. Мышцы каменные. Напряжён до предела.

— Арон, — сглатываю, сжимаю его плечо.

— Голова раскалывается, — вдруг хрипло отвечает он.

— Есть обезболивающее? — Качает головой. — Нет? Сильно болит?

— Обезболивающее не поможет, — поясняет он. — Кажется, что мне в голову вонзили кол и прокручивают его. У меня так бывает. Это надолго. Не обращай внимание. Если хочешь есть, все в холодильнике.

— Я хочу тебе помочь, — совершенно искреннее предлагаю. Я словно чувствую его боль.

— Ты мне не поможешь, — иронично усмехается и ведет плечом, пытаясь стряхнуть мою руку.

— Я попытаюсь! — твердо произношу. Встаю с места, иду на кухню, наливаю стакан воды и несу Арону. — Выпей, пожалуйста. Все.

Он, наконец, отрывает руки от головы и поднимает на меня свой черный взгляд. Глаза с поволокой, уставшие и красные. Видимо, проблемы с сосудами. У моей бабули так бывает.

— Думаешь, вода мне поможет? — язвит. Не обращаю внимания.

— Просто выпей! — настаиваю, протягиваю бокал. Такая вот навязчивая забота с моей стороны. Боже, у меня точно стокгольмский синдром. Это хотя бы лечится? — Моя бабуля всегда пьет много воды при головных болях.

— Я не твоя бабуля, — ухмыляется, но забирает стакан и пьет воду.

— Упаси меня бог иметь таких ровесников, как ты, — тоже усмехаюсь в ответ.

— Да, упаси тебя бог… — глотает слова, запивая их водой. Отдает мне стакан, отставляю его на подоконник и вновь сажусь рядом.

— Повернись ко мне спиной, — настойчиво прошу я. Хищник всматривается мне в глаза, а потом опять морщится от боли. — Ну, пожалуйста, повернись. Я сделаю массаж, и станет легче.

Арон выгибает брови в удивлении, но разворачивается.

— Сними футболку, — тихо прошу я. Слушается, стягивая футболку через голову. Оказывается, хищника можно приручить. Ненадолго, пока зверь уязвимый, но все же.

Он такой мощный, высокий, что мне приходится забраться на диван и встать на коленки. Арон напрягается еще больше, когда я опускаю руки на его голые плечи. Как камень. Так нельзя, отсюда и боли. Зависаю на его теле. Рассматриваю тату на плече и руке. Бронзовая кожа и черная вязь. Красиво.

— Я понимаю, что я неотразим, но, может, ты уже начнешь колдовать? — ухмыляется гад. Действительно, что это я подвисла? Не заслуживает этот мерзавец моих восхищений. Провожу ладонями по плечам, спине, шее, интенсивно разогревая кожу, как учила бабуля. Я всегда делала ей такой массаж, она говорила, у меня золотые руки.

— Ты слишком напряжён. Это плохо, нужно уметь расслабляться, — произношу я, начиная разминать его плечи. Очень трудно, приходится применять силу, чтобы продавить эти каменные мышцы.

— С тобой расслабишься.

— Просто закрой глаза и выдохни, обещаю, в ближайшие пять минут не покусаю.

Смеётся и правда немного расслабляется. Перехожу на шею, начинаю интенсивно ее разминать. Мне нравится его касаться, и, похоже, ему тоже нравится, это видно по разбегающимся мурашкам по коже. Хочется поцеловать его в шею, потереться о мощную спину щекой. Просто хочется, и это ужасно. Мне срочно нужно домой. Я как животное, которое вырвали из дикой природы и ему приходится привыкать к тем, кто лишил свободы.

— У тебя волшебные руки, кошка, — уже расслабленно и хрипло произносит Арон. — Так хорошо. Где ты раньше была?

Вопрос риторический, не собираюсь на него отвечать, мужчина и не ждет ответа.

— А в местном озере можно купаться?

— Можно, вода там чистейшая, наверное, теплая, сегодня было жарко.

— Пошли купаться?

Он разворачивается ко мне, заглядывает в глаза, словно хочет отыскать, в чем подвох. А подвоха нет. Я просто хочу отвлечься от сжигающих мыслей. От меня ничего не зависит. И я плыву по этому течению. Я не сдалась и, что бы между нами ни было, при первом же удобном случае все равно попытаюсь сбежать.

— Пошли. Только придётся купаться голышом, — ухмыляется, словно бросает вызов. Встает с места и подает мне руку. Медлю, рассматривая Арона, а потом вкладываю свою ладонь в его. Дергает на себя так, что я теряю равновесие и впечатываюсь в его грудь. Смотрит в глаза, топя меня в своей черной бездне, глубоко вдыхает, закрывает глаза, разрывая контакт.

— Ай! — вскрикиваю от неожиданности, когда он перехватывает меня и резко, словно я ничего не вешу, подхватывает на руки, перекидывает через плечо и несет на выход.

— Отпусти, я сама пойду! — бью ладонями по его плечу. — Варвар!

— Ты забыла, у тебя нет обуви, — шлепает меня по попе.

Гад!