Если бы не халат рассказ

Халат у Верки постоянно расходится в самом неподходящем месте. Вон, даже мелькнуло в прорехе что-то черное. У нее черные трусики? Или, скорее всего, она вообще без трусиков… Черт, какая теплая волна бьет в голову. Покраснею, чего доброго. Точно, покраснел — Верка улыбается, поймав мой взгляд, а Витек косится… Хоть и нажрался он изрядно, а за женой смотрит, зараза. Уж сказал бы тогда — пусть платье наденет, не смущает гостя коротеньким халатиком, который ей, к тому же, тесноват. Не иначе, девчонкой еще его носила. Когда была стройная, как козочка. Да и друган мой, Витька, тогда еще не пил…

А теперь Верке этот халат маловат. Не то, чтобы она сильно растолстела… просто — уже не девочка, двоих детей родила, вот как титьки отвисли… По правде сказать, именно такие титьки мне и нравятся! Отвисшие, большие — титьки рожавшей и знающей жизнь женщины! Не то, что в журналах — накачанные силиконом, игрушечные какие-то, ненастоящие. И бабы там, в журналах — как куклы. Как манекены в витринах. Смотришь на них — красиво, вроде, а желания не возникает! А вот, Верка, сучка такая… Вся теплая, домашняя, будто только что из постели, после утех любовных… Еще не остывшая, не удовлетворенная… Еще хочется…

Специально, стерва, при мне ластится к мужу, а он скоро уже и лыко вязать не будет! А, может, и хорошо? Пусть нажрется! А я… нет, нельзя о таком думать! Витек, все же, друг мой! Ну, точно она без трусов! Вот стерва! Как она выгибается у него на коленях! И, как бы невзначай, одну ножку вниз свесила… раздвинула… Ух, жарко что-то стало, снять разве «спинжак», а то совсем пропотею. Эх, Витек, Витек, что ж ты так пьешь-то? Баба-то у тебя соком истекает! Ну, да, да! Еще по одному стопарику не мешает! Ну, конечно, будем здоровы! Что там? Ну… хорошо — на брудершафт! Вот так и поцелуй! Да ладно, Витек, не ревнуй, это же так положено!

Ф-фу, как она засосала-то меня! Черт, сел не удобно, надо бы брюки поправить… точнее, не брюки… Ну, стерва! И смотрит, смотрит… И на груди халатик… а, она там пуговки расстегнула… Лифчика на ней тоже нет. Но это-то я заметил почти сразу, как пришел. Соски выделяются. Прямо выпирают через ткань. Заметила, как я смотрю… И ладно! Ничего. Смотрю! Что же, мне — зажмуриться, что ли?! Витек опять заметил. Что ты там бормочешь?! Да спи уже, алкаш! А мы с Верой, вот, еще выпьем!

Хороша, стерва! Не красавица, но и не страшная. Нормальная баба. Неудовлетворенная — с вечно пьяным-то мужем. Все время «в охоте», как крольчиха. Кажется — погладь по спинке — она выгнется и подставит свое сладенькое место… на, возьми скорее! Тело, конечно уже не девочки, но еще ничего — не толстая, стройная даже. Это ничего, что попка стала потолще, что халатик обтягивает так, что когда задом повернется — видно промежуток между ягодицами. Прямо, вот — видно! Рукой бы, под этот •••

# 1177

Лампочка

В училище Ленка заметно выделялась среди толпы — всегда ярко накрашенные губы резко контрастировали с немного бледным лицом, прическа вызывающе менялась чуть ли не каждый день, про одежду лучше и не вспоминать — едва ли тогда многие ТАК одевались… Буквально у всех пацанов с нашего потока она вызывала только одно желание — завалить и… Дальше думать не хотелось, либидо рвалось наружу в виде топорщившихся штанов, а в мужском туалете иногда было подозрительно мало свободных кабинок…

Как ни странно, официального ухажёра у неё не наблюдалось — видимо отшивать нахалов она умела ещё лучше, чем вилять бёдрами. Впрочем, хамить она не умела — просто ставила очередного донжуана на место одной-двумя фразами, смысл которых сводился к тому, что дядьки с безудержной фантазией и размером бицепса большим объёма мозга её мало интересуют. Пока «дядька» переваривал информацию, она преспокойно удалялась, всё так же соблазнительно виляя задом.

Как-то на перемене один из «электриков», гориллоподобный Жорка Квачин, умудрился-таки зажать её в углу коридора. Секунд через 10 он лежал в том же углу, схватившись за промежность, а неприступная Леночка, как ни в чём не бывало, гордо отправилась на очередной урок. Свидетелей было предостаточно, и повторить «подвиг» желающих сразу поубавилось.

Как бы в противовес себе, она подружилась с самой тихой и неприметной одногруппницей, «серой мышкой» из какого-то села. Я даже и не узнал бы, как её зовут, если бы не произошедшая история…

Была практика. На столах стояли раскуроченные телевизоры, трое самых смелых ковырялись в их недрах паяльниками, Сан Саныч сидел у себя на кафедре, рассматривал какой-то журнал, даже приблизительно не относившийся к изданиям по радиоэлектронике, изредка посматривая на троих смельчаков, и одобрительно хмыкая. Одним из тройки был я. Остальная толпа сгрудилась у дальнего окна, где довольный Борька показывал всем чудо буржуйской техники — CD-плеер, который только что умудрился восстановить чуть не из обломков. Корча из себя специалистов, каждый стремился вставить свои 5 копеек в обсуждение аппарата.

В скрипнувшую дверь тихонько прошмыгнула уже упомянутая «серая мышка». Маршрут девушки пролегал к кафедре, где её появление было встречено небольшой суетой по поводу не вовремя убранного с глаз долой журнала. Сан Саныч, несмотря на свои неполные 50, вовсю интересовался проблемами сексуальной революции в стране, и даже на работе пополнял недостаток образования в этой области. «Мышка» наклонилась к нему и что-то тихонько стала рассказывать. Саныч слушал вполуха, закрывая руками большую площадь открытого журнала. Потом мотнул головой в нашу сторону: «Вон, спроси, кто сможет… «. «Мышка» двинулась в нашу сторону. Первым на траектории её перемещения оказался я.

— Привет, — девушка явно смущалась, — тут у нас дома телик поломался… Тут бы смог кто-нибудь его сделать? . .

— Да все могут, у нас же специальность такая…

— И ты сможешь?

— Ну, я же тоже из этой группы… — она начинала мне надоедать. — Ты же видишь, чем занимаюсь?

Я положил паяльник на подставку и повернулся в её сторону.

— Какая марка телика?

— Я не знаю…

— Стоп, давай не так. Цветной?

— Нет. Чёрно-белый.

— Ага. Ламповый?

— По-моему, да. Он старый…

— Сюда привезли или домой нужно прийти?

— Домой… Только мы сейчас на занятиях, вечером можно? . .

— Пиши адрес. Кстати, схема есть?

— Вроде была где-то. Я у хозяйки спрошу…

— Так ты на квартире?

— Ну да, и телик хозяйкин. Он вчера задымился, а тут Ленка вспомнила, что у нас группа такая есть, говорит, сходи, попроси…

— Задымился??? — Я даже не обратил внимания на последние слова.

— Ну нет, просто запах какой-то едкий.

— Стоп. У него ручки где, сбоку экрана или снизу?

— Вроде снизу…

— Ага, ясно, значит схема не нужна…

— Так ты придёшь?

— Ну так, а зачем тогда разговор было городить? Конечно, приду. Во сколько?

«Мышка» задумалась.

— Давай на 7 вечера.

— Хорошо. — Я забрал у неё бумажку с адресом.

Ну, и местечко она себе выбрала для жилья! Микрорайон Лесной предполагал наличие леса, но на самом деле лес был за 2 километра, а частные домики на окраине микрорайона вовсю карабкались по склону холма.

Поплутав по переулкам, схожим, как червяки, я наконец-то нашёл дом, где меня ждало самое сногсшибательное приключение в моей жизни, правда я об этом ещё не знал!

Дверь мне открыла… Нет, не «мышка», а Ленка-красавица собственной персоной! . . Я даже сначала подумал, что это наваждение какое-то. Какое-то подобие широкой ленты на тесёмках едва скрывало от меня два величественных холма, торчавших и качавшихся призывно чуть не возле моего носа.

— Привет! Мы уже думали, ты заблудился! Заходи! — она развернулась и я действительно заблудился, взглядом в её точёной фигурке. Снизу на ней были… Ну, если бы не карман на попе, то это можно было бы принять и за трусики, но по идее, это всё-таки называлось шортами. Прикрывая чемоданчиком низ живота, я последовал за ней.

В комнате было жарко. За столом сидела «мышка» и возила фломастером по куску материи. На уроках, им, что ли, эти выкройки не надоели?

— Вон, смотри! . . — Ленка махнула на сиротливо стоявший на тумбочке в углу аппарат и с ногами забралась на кровать, стоявшую тут же.

Проводив восхищённым взглядом эти перемещения, я подошёл к телевизору.

— Нет, девчонки, тут слишком тесно, его нужно на стол перенести.

— Валь, давай сворачивайся, завтра доделаешь!

«Ага, Валя», заметил я про себя. «Мышка», то есть новоиспечённая Валя принялась наводить порядок, а я принялся наблюдать за ней. И удивился про себя, почему она такая разная на учебе и дома. Ничего «мышиного», красивая фигурка, лицо, правда, подгуляло, но с него ведь воды не пить!

Одежда тоже кардинально отличалась от того тёмно-синего сарафана, в котором она обычно слонялась по бурсе. Коротенькая плиссерованная юбочка, едва прикрывавшая попку и какая-то легкомысленная блузка неопределённого цвета. Под блузкой явно ничего не было. В штанах опять началось шевеление.

— Тебе помочь его переставить?

— Нет, Лен, не стоит, он же тяжёлый, да и пыли в нём… Кстати, пылесос у вас тут есть?

— Есть… Ой, а он же у бабы Люси в комнате! . . А она ушла.

— Надолго?

— Скорее всего, да… Телик-то поломался, а она без него жить не может. Она к соседке пошла. Валь, может мотнёшь за ключом?

— Да ну, холодно! . .

— Так оденься!

— Ну, Лен…

— Так, давай, без разговоров!

Валя покорно достала откуда-то джинсы (хм, а почему я их в бурсе на ней не видел?) и начала натягивать прямо на свою юбочку. («Помнёт ведь!», промелькнуло у меня в голове) . Надев ещё и кофту, Валя ушла.

Я перенёс телик на стол, вскрыл заднюю стенку и удовлетворённо хмыкнул — действительно, вольтодобавка…

— Ну, чего там? — Ленка проявила интерес.

— Да вот, лампочка у вас тут сгорела, надо менять…

— Ты поменяешь?

— Нет, так оставлю! — я улыбнулся. — Только новая дорого стоит.

— Сколько?

— Тысяч 40.

— Ого! Так у нас и денег таких не будет!

— Ну, сколько будет…

— Так сейчас почти и нет, разве что со степухи… Слушай, а ты только деньгами берёшь?

Я опять хмыкнул.

— А чем ещё можно в магазине за лампу расплатиться?

— Ну, так купи за свои, а мы с тобой по-другому рассчитаемся…

— Это как — «по-другому»? — меня начали терзать смутные подозрения, вызывавшие дрожь.

— Ну, сделаем тебе что-нибудь приятное…

В комнате явно стало жарче. Или это мои щёки так горят?

— «Что-нибудь» — это что?

— Ну, придумай сам, что для тебя приятно. Например, вот ты целоваться любишь?

Сердце упало в живот и стало там пульсировать, накачивая кровью мой орган.

— Ты серьёзно?

— А то нет? — она спрыгнула с кровати и, подскочив ко мне, чмокнула в щеку. И это наша недотрога?

— Погоди, Лен! Я же ещё не отремонтировал ничего!

— Успеешь. Пока Вальки нет, я авансом… — Ленка как-то странно вздрогнула, придвинулась ближе и присосалась к моим губам.

В голове у меня помутилось, руки непроизвольно обхватили тело девушки, в штанах же началась настоящая революция — там всё требовало свободы. Ленка как бы нехотя отлепилась от моих губ и отстранилась:

— Ну что, тебе приятно?

— Лен, ну ты… ты… — я не находил слов.

— Хочешь ещё? Смотри! — и она неожиданно задрала свою материю, прикрывавшую грудь, и тут же её опустила на место. Я непроизвольно прикрыл руками пах.

— Лен, ну это… Ты так неожиданно, я ведь не железный. Валька сейчас вернётся…

— Прекрати, она тоже это любит.

— В смысле?

— Ты что думаешь, девчонкам не нравится целоваться? В бурсе просто нельзя этого показывать, а то потом будут пальцами тыкать, слухи распускать. А тут все свои… — Она улыбнулась. — Если бы ты знал, как мы тут страдаем без пацанов. Представляешь, мы даже пробовали ласкать друг друга! Так приятно! . .

Ленка сладко потянулась.

— Если никому не скажешь, мы покажем тебе, — глаза её заблестели. — Ну что, договорились? Это как бы за лампочку будет плата.

Я смотрел на неё ошалевшими глазами.

— Лен, а если хозяйка придёт?

— Да она к нам только на телик и приходит. Спит у себя в комнате. Мы ведь тихонечко…

— А Валька согласится?

— Ты за Вальку не переживай, она меня вот тут, — она показала кулачок. — Ну что, договорились?

— Д-да, — я сглотнул. — Давай переноску.

Начался высший пилотаж по ремонту телевизора. Задача состояла в том, чтобы незаметно заменить сгоревший конденсатор вольтодобавки (хм, тыщи полторы стоит) , а потом демонстративно вынуть якобы сгоревшую лампу и «поменять» её на саму себя… Трюк отработанный, расчитанный на клиента-лоха. Дело упрощалось тем, что Ленка не лезла своим носом во всю эту заумь, она тихонечко сидела на кровати, расставив коленки и смотрела в одну точку.

В прихожей стукнула дверь — вернулась Валька.

— Ну что, взяла? — спросила Лена.

— Ага, вот! — она протянула подруге ключ и начала стаскивать с себя кофту и джинсы (я с удовольствием смотрел на этот мини-стриптиз) . — Баба Люся сказала, что останется там ночевать, холодно очень по улице шастать.

Ленка улыбнулась, соскочила с кровати.

— Пошли, принесём. — Она увлекла Вальку за собой, и обе скрылись в коридоре.

Я быстро закончил манипуляции с радиодеталями. Через пару минут в дверь ввалились девчонки, тащившие какой-то монстроподобный круглый железный ящик, который лет 20 назад считался, видимо, верхом технической инженерной мысли советского пылесосостроения.

— Вот, — заявила мне Ленка с такой гордостью, как будто главным изобретателем этого чуда был её папа.

Я мельком глянул на Валю, она покраснела и отвела глаза. Видимо, информация о предстоящей оплате ремонта взволновала не только меня.

Очистка телика от пыли прошла успешно, не считая дикого воя и редкого скрежета, исходивших от пылесоса. Девчонки уселись рядышком на кровать и, как по команде, закрывали ладошками уши.

Когда вой смолк, и я начал прикручивать заднюю стенку, Валька неожиданно заявила:

— Тебе тут Лена обещала кое-что за ремонт. Пусть сама расплачивается! Я не буду!

Ленка тихо ахнула и повернулась к подруге.

— Эй, что за дела? Ты самая грамотная, да? А телик будешь смотреть, да? А может, у тебя 40 тысяч найдётся?

— Пятьдесят пять, — поправил я. — За сам ремонт тоже денюжка положена.

— Вот! — Ленка распалялась всё больше. — А так, просто получишь удовольствие, и не надо платить!

Валька покраснела. Видно, что вся эта затея не вязалась с какими-то её внутренними жизненными ценностями.

— В общем, так! — Ленка уже сорвалась с тормозов. — Снимай блузку! Слышишь? — Она завалила подругу на кровать и начала её тискать, а я с удовольствием стал созерцать Валькины трусики, как-то сразу выбившиеся напоказ. Я чуть было не схватился грязной рукой за штаны.

— Девчонки, подождите! — мой голос почему-то дрожал.

Подруги расцепились и уставились на меня, тяжело дыша.

— Мне нужно руки помыть, — я продемонстрировал им почти чёрные ладони.

— Покажи ему, — скомандовала Ленка, и улыбнулась, видимо, от двусмысленности этих слов.

В коридоре, пока я мыл руки, Валя тихо спросила:

— Ты точно никому не расскажешь?

— Да что я, дурак?

— Ты не подумай, я не такая — каждому показывать, просто… — она покраснела и подала мне полотенце. — У нас в селе с этим строго, до свадьбы нельзя, а меня как-то пацаны из соседнего села поймали в роще… Хорошо хоть, никому не сказали, я-то мамке призналась, а она говорит, раз ты такая грамотная, ищи теперь себе в городе, у нас ты теперь никому не нужная!

Валька всхлипнула.

— И ладно, если бы хоть приятно сделали, а то один целоваться полез с перегаром своим, меня чуть не вывернуло, а второй под юбку полез…

— Они тебя трахнули?

Валька заплакала.

— Ладно, успокойся, я никому не скажу…

— Мне с Ленкой так хорошо! Она такая… Такая нежная. Меня ласкает, а я её… Она меня и целоваться-то научила, как следует.

Я протянул руку и вытер полотенцем её слёзы. Она была такая красивая в этот момент, что я не удержался и, наклонившись, поцеловал её в губы. Она как-то сразу обмякла, открывшись на эту ласку, доверчиво прижалась ко мне и обхватила своими ручками за плечи.

Её бойкий язычок вертелся по моим губам, изредка скользил в рот, где встречался с моим языком; охватившее меня волнение передалось ей, она застонала и ещё крепче прижалась ко мне.

— Ага! — Ленкин голос прозвучал, как гром с неба. Мы буквально отскочили друг от друга, раскрасневшиеся и довольно помятые.

— Я их там жду, уже всё приготовила, а они тут времени даром не теряют!

— Лен! — Валькин голос опять предательски задрожал.

— Так, голуби, пошли! В коридоре этим заниматься неудобно!

В комнате изменилась обстановка. Телевизор перекочевал на своё место (она что, дура, сама такие тяжести таскать?) , на столе почему-то было расстелено одеяло.

— Лен! — Валя явно начала беспокоиться. — Ты что, будешь при нём?

— А то как же! Человек ведь работал, нужно расплатиться…

— Лен, не нужно, — голос Вали звучал совсем неубедительно.

— Так, разговорчики! Залезай!

Я с удивлением слушал все эти пререкания. Что это за представление на столе? Скоро мои сомнения развеялись.

Валя залезла на стол, у меня сложилось впечатление, что она проделала это настолько привычно, будто занималась подобными упражнениями каждый час. Девушка встала во весь рост и упёрлась руками в обои на потолке.

Лена подошла к ней, запустила руки под юбочку и очень быстро, даже быстрее, чем я бы того хотел, сдёрнула трусики подруги до уровня столешницы. Валя не шелохнулась, только зажмурила глаза. Я же, напротив, распахнул их как можно шире — представление началось.

Ленкины руки опять взметнулись под юбку. Правая рука подхватила край юбки и задрала его в недосягаемую высь. Передо мной открылось зрелище, достойное восхищения. Чисто выбритый лобок, чуть вздрагивающие губки, между ними горошиной выступал клитор. Я замер.

Ленка дёрнула юбку вниз, и она распласталась кольцом на столе. Девушка повернула ко мне сияющее лицо.

— Смотри, — она легонько коснулась пальчиком горошинки. Клитор вздрогнул. И вся Валя тоже.

— А теперь вот так, — она всунула кончик пальца между губок и подёргала вверх-вниз. От потолка донёсся тихий стон. Пальчик всё глубже тонул в теле девушки, не прекращая своих вибраций. Стон усилился. Дрожь охватила всё тело, выставленное напоказ.

— Хочешь? — Лена опять улыбнулась мне. Непонятно, что она имеет в виду? Потрогать или что-нибудь другое? Или всё вместе?

— Потрогай! — и Лена отступила в сторону, пуская меня поближе к столу.

Я несмело повторил действия, которые видел до этого, а потом как-то сразу вошёл во вкус. Вибрации тела усилились, мой палец уже на всю длину входил в разгорячённое лоно девушки.

Сбоку явно происходили какие-то непонятные движения. Я с трудом оторвал глаза от чудесного зрелища и повернулся к Лене. Она с какой-то хитрецой смотрела на меня, а её рука была запущена в шортики и производила там манипуляции. Скорее всего, она делала себе то же самое, что и я — Вале.

— Лен! — я сглотнул.

— Что, ты и меня хочешь? — она одним движением сдёрнула с себя вожделённые шортики-трусики, потом так же непринуждённо скинула остаток одежды и подошла ко мне вплотную. — Потрогай, я уже мокренькая!

Пальцы второй руки скользнули в разгорячённую глубину. Ленка придвинулась ещё ближе и снова присосалась к моим губам. Одновременно с этим я ощутил, как её руки принялись с какой-то лихорадочной быстротой расстёгивать мои брюки. Со стола раздался громкий вздох, Валя резко присела, потом завалилась набок и, вздрагивая, затихла.

— Что это с ней? — с трудом отлепившись от Ленкиных губ, спросил я. В этот же момент с меня упали брюки.

— Ей приятно… А тебе?

— Ты зачем меня раздела?

— А так приятней, — её руки нырнули ко мне в трусы. — Ого! И ты ТАКОЕ прячешь?

— Лен, я сейчас кончу!

— Без меня? Нехорошо! — она резко присела, стянув с меня трусы. — Нет, ну ты действительно не понимаешь, какое у тебя сокровище!

«Сокровище» вздрагивало, нацелясь прямо в её хорошенький ротик.

— Ну давай, кончай!

— Лен, ты что? Куда?

— Сюда… — она облизнула губки и открыла рот.

— Лен, я… я не могу… Разве так можно?

— Конечно, можно! Ну давай же…

И тут я решился. Ну раз она такая опытная, что даже таким занимается… Короче, мне было уже всё равно — кому и куда кончить, и я сделал это, прямо в её подставленый ротик, а ещё на грудку и живот, ещё куда-то… Я уже не соображал почти ничего в сладкой истоме.

Очнулся я со странным ощущением, что кто-то водит горячими мокрыми ладошками по моему члену. Приоткрыв и скосив вниз глаза, я обалдел в прямом смысле слова; то, что я ощутил как ладошки, оказалось бойкими язычками подружек, которые усердно скользили по стволу вверх и вниз, доставляя мне неземное блаженство. Валькина попка была повёрнута в мою сторону (она стояла на четвереньках) , чем я и воспользовался, повторив свои опыты по массажу её киски.

Ленка тем временем перешла к более решительным действиям. Отстранив подругу, она наделась ротиком на мой взрагивающий орган и начала буквально насаживаться головой на него. В голове опять зашумело.

Валя развернулась ко мне лицом и снова впилась в мои губы поцелуем. Это было последней каплей — взрагивая всем телом, я наполнил живительной влагой ленкин ротик. Валя оторвалась от меня, опять развернулась и тоже приникла губами к моей плоти. Я во второй раз уплыл в неизвестность, откуда меня вытащил голос Лены:

— Эй, подъём!

Я с трудом разлепил глаза. Лена сидела у моих ног и смотрела на сморщившуюся сосиску, которой совсем недавно было тесно в её хорошеньком ротике.

— Подъё-о-ом! — Оказывается это было обращение не ко мне, а к моему органу.

— Лен, — мой голос почему-то дрогнул, — я уже всё, я не могу…

— Зато я могу! — она показала мне язык, а потом им же снова принялась вылизывать член.

— Лен, — опять взмолился я, — ну давай передохнём!

— Ладно, — увидев, что её старания пропадают даром, сказала девушка.

В двери вошла Валя.

— Лена, вода уже закипела!

— Хорошо, я сейчас! — она спрыгнула с кровати, накинула на плечи полотенце и скрылась в коридоре. Валя подошла ко мне.

— Она мыться пошла… Говорит, что попа чистая должна быть перед этим.

— Перед чем?

— Ну, она и в попу любит.

Мой дружок опять начал наливаться кровью.

— А я вот никогда не пробовала. Её послушать — так это балдёж такой! . . Но я боюсь…

— Не бойся, — я протянул руку к ней и обхватил пальцами её грудь. — Девушка глубоко вздохнула.

Скрипнула дверь, и на пороге появилась Ленка, вся сияющая, голенькая и прекрасная.

— А вы опять времени не теряете? Валька, ты мне смотри, замучаешь его раньше времени, а я ещё не всё попробовала! — С этими словами она вспорхнула на кровать и прижалась ко мне всем телом. Её губы оказались рядом с моим ухом и я услышал шёпот:

— В меня кончать нельзя, но если хочешь, можно в попку…

Она накатилась на меня сверху, уселась на живот, обхватила член ладошками и принялась вертеть его, словно хотела добыть огонь первобытным способом. Огня она, конечно не добыла, но добилась такой устойчивости моего органа, которой бы позавидовал любой порноактёр. Приподнявшись на коленях, она медленно двинулась навстречу этой колонне, и как-то странно хрюкнув, села на него. Немного задержав движения, она словно бы привыкала к своим новым ощущениям, а потом принялась раскачиваться вверх и вниз, доставляя мне настолько острые ощущения, что я чуть не закричал.

А потом случилось нечто совсем уж невероятное — я даже сперва подумал, что моя мошонка каким-то чудом оказалась у моей партнёрши во влагалище! Но потом ощутил там ещё и язычок, и понял, что Валя решила присоединиться к нашей скачке вот таким образом.

Долго я выдержать опять не смог и разрядился в Ленку с глубоким стоном. Она ещё некоторое время поёрзала и съехала к моим коленям.

— Валь, — услышал я её шёпот, — я опять не успела… Ну, сделай мне… — она откинулась на спину, залепив моё лицо копной своих волос. Мои руки непроизвольно скользнули вдоль её тела и остановились на подрагивающих полушариях груди. Остановились они, правда, не надолго, а потом принялись массировать, чем вызвали у хозяйки новую порцию стонов. Что там в это время вытворяла её подруга, я мог только догадываться…

Утром, получив ещё один великолепный минет в исполнении двух бойких язычков, я был на грани блаженства… Идти на какие-то там занятия абсолютно не хотелось, желание было — проваляться так целую вечность… Но всему приходит конец. Пришлось вставать и одеваться, перед этим обшарив всю комнату в поисках одежды.

И тут я услышал фразу, от которой вновь захотелось жить:

— А ты только телевизоры умеешь? А то вчера этот пылесос…

Подписывайся на пошлые истории в Телеграм — то, что не опубликуют на сайте.

Дарим промокод на 500 руб. на Яндекс.Маркете.

Всем нашим посетителям дарим промокод на 500 рублей на Яндекс.Маркете. Промокод REF_UCCSCYN действует
на первую покупку от 2500 рублей (под этим логином на Яндекс.Маркет не должно было ранее быть покупок),
если ввести его в приложении.

— Очнулась? Вот и ладненько, — глухо произнес один. — Как-то неинтересно с бревном развлекаться.

Оля была ошеломлена, не понимала, что происходит, кто эти люди. Крупная дрожь сотрясала ее тело. Руки, связанные уже скотчем, болели. Она языком толкала тряпку, но не могла от нее избавиться. Глаза наполнились слезами. Они потекли к вискам, девушка сразу захлюпала носом, и дышать стало еще труднее.

— Начинай. Вдруг кто увидит, — произнес глухой голос.

Неизвестный с синими глазами деловито положил руки на колени девушки. Поняв, что он хочет сделать, Оля замычала, замотала головой, задергала ногами и руками, стараясь попасть по обидчику. Происходящее походило на кошмар. Насильник, пыхтя, преодолевая сопротивление, раздвинул девушке бедра, но Оля снова сжала ноги.

— Держи сучку! Какого хрена стоишь?

Тяжелое мужское тело навалилось ей на грудь, придавило к земле. Оля боролась изо всех сил, но задыхалась, поэтому была слабой. Она чувствовала, как второй рвет колготки, срывает с нее трусики. И вдруг он остановился, замер, прислушиваясь к лесным звукам. Оля задержала дыхание: небольшая пауза всколыхнула в душе надежду, что насильник одумается.

Но зря. Что-то твердое стало вонзаться ей в плоть. Оля дергалась, но насильник не отступал. Он резко схватил ее за бедра и прижал их к животу. Сложенная практически пополам, Оля не могла даже пошевелиться. В такой позе он наконец проник внутрь, и дикая боль пронзила ее тело. Оля изогнулась в немом крике, но жесткие ладони крепко сжимали ее ноги.

Сколько продолжалась эта пытка, Оля не знала. Ей казалось, что в нее вбивают бревно, с каждым ударом все глубже и яростнее. Иногда инструмент насильника выскакивал наружу, Оля с всхлипом вздыхала, а потом он снова вонзался с удвоенной силой. Тело вздрагивало от каждого толчка, вибрировало и тряслось. Насильник над девушкой сопел, обливался потом, полукружиями расплывавшимся по маске. Сильный запах горячего мужского тела, смешанный со знакомым парфюмом, бил в нос, и инстинкт самосохранения заставлял Олю отворачиваться, часто дышать, чтобы избежать приступа рвоты, от которого она могла захлебнуться.

Напавший с каким-то злобным наслаждением выполнил свою работу и наконец затрясся, застонал. Оля почувствовала, что давление внутри живота исчезло вместе с остатками острой боли. Мужчина еще секунду полежал, тяжело дыша и приходя в себя, потом откатился на бок и встал. Оля со стоном опустила затекшие ноги, надеясь, что экзекуция закончилась, а она осталась жива. Она оперлась на локти и стала отползать в сторону.

Но опять ошиблась. Насильник схватил ее за ногу и притянул к себе, расцарапав нежную кожу о еловые иголки, ковром устилавшие землю.

— Теперь ты, — приказал он напарнику, застегивая джинсы. Тот нерешительно засопел и сделал шаг в сторону. Тогда первый толкнул его к девушке.

— Не могу, — сдавленно произнес второй и подался назад. — Страшно.

— А на кулак нарваться не боишься? Давай!

— У меня и желания нет, — отказывался второй.

Оля слушала их перепалку с ужасом и молила Бога, чтобы кто-нибудь догадался, где она, и пошел ее искать.

— А так будет? — одним рывком насильник перевернул девушку на живот, поставил ее на колени. Он с силой провел по внутренней стороне ее бедер ладонями, потер пальцами больное место — Оля снова затряслась от ужаса и страха, потом похлопал по обнаженным ягодицам.

— Давай! По-собачьи. Можешь и вторую дырку расковырять. Разрешаю. Не бойся. Так она в глаза смотреть не будет.

Оля задергалась, замычала, но сильные руки прижали ее к земле, чуть не придушив от усердия. В полуобморочном состоянии она почувствовала, как что-то вяло прикасается к коже ее бедер, потом наливается и поднимается выше. Второй насильник скользнул в разорванную плоть легко, почти не причинив боли, но Оле уже было все равно: она потеряла сознание от недостатка воздуха.

Второй раз она очнулась от неприятного ощущения: ей казалось, будто сотни маленьких существ бегают по телу, оставляя жгучую боль. Она открыла глаза: летнее солнце уже поднялось над горизонтом и мгновенно ослепило. Дышать стало легче. Оля подняла по-прежнему связанные руки — кляп исчез.

Проводим трансформационные игры в Москве

Может ли обычный человек услышать такие тихие движения, скажите на милость?  А его Лиза может! Она, как летучая мышь, всё расслышит своими аномальными ушами (нет-нет, уши у нее самого обычного вида, ни как у мыши или эльфа!)

А еще она говорит и слушает одновременно – вот где настоящий феномен-то! Недавно на дне рождения (неделю назад ему исполнилось шестьдесят шесть — ох, летит время-то!) жена увлеченно болтала с подругой, но как только его спросили о сыне, сразу вклинилась, будто и не болтала вовсе, а только и делала, что внимательно слушала его разговор. «Коль, принеси нам минералочки с кухни!» — велела она и проследовала за ним: «Ой, я еще вина захвачу!» А там, на кухне, давай шипеть ему в ухо: «Я ж сто раз просила тебя не говорить о Лешке!» «Лизонька, да я ж только общими фразами: сын, мол, работает, внуки растут. Что же мне вообще молчать что ли?» — замямлил он пристыженно.

Тьфу! Иногда от самого себя тошно становится. Тема сына – больная мозоль жены. Чуть наступишь на нее, так полыхнет — мало не покажется. Наломала дров в свое время, испепелила все, вытравила вокруг, а теперь вот страдает и пытается контролировать то, что уж давно неподвластно ей. Только себя и его понапрасну изводит.

— Ты там часом не оглох, Николаш?  Я спрашиваю, омлет будешь? — переспросила жена.

— Да, буду! — зачем-то крикнул он, хотя мог бы и просто прошептать — жена все равно услышала бы.

— С сыром или без?

— Без разницы, сделай, как себе! — ответил он уже спокойно.

Николай Михайлович достал из шкафа и примерил халат – подарок сына.  Ох и хорош, зараза: большой, тяжелый, солидный! Он давно мечтал о таком. Со стеганным атласным воротником, как в старинные времена, когда баре возлежали с книжками на диванах, да попыхивали сигаретками, потчуя гостей наливочкой. А тело-то как приятно обволакивает! Черт его знает, из чего такого волшебного сделан этот халат! Один недостаток у него – привезла его невестка, которую жена ненавидит. И сын тоже хорош – нет, чтоб промолчать, так он специально, назло матери сказал: Настя, мол, привезла, аж из самого городу Парижу! И что вот теперь ему делать? Носить, не носить подарок нелюбимой невестки? Может, рискнуть и надеть? Уж больно нравится ему этот халат. Авось пронесет!

Умывшись и пшикнувшись одеколоном, Николай Михайлович нацепил на лицо самую благостную улыбку и на зов жены «Всё готово, иди есть!» явился на кухню, сияя добродушием и благоухая морским бризом.  Елизавета Николаевна скользнула ехидным взглядом по его завернутой в велюровый халат невысокой фигуре и понеслось!

— Ой, кто это к нам пожаловал!  Милости просим к столу, барин! Чего изволите — чаю, кофию, какавы?

— Ну ладно тебе! Между прочим, очень удобный, приятный халат, — сказал Николай Михайлович, виновато оглаживая атласный воротник. — Что ж мне теперь не носить его что ли?

— Да как же ж не носить такой царский подарок? Непременно носить! – сочилась ядом жена. — Только ты попроси ЕЁ еще шапочку в придачу купить. Турецкую такую, знаешь, с кисточкой? А то у нас какой-то невсамделишный барин получился, недоделанный какой-то на голову, непорядок это!

«ЕЁ» жена выплюнула с такой ненавистью, будто ей какая мерзость в рот попала. Николай Михайлович аж передернулся. Умеет жена посылать иногда такие сгустки негатива, что они вонзаются в тебя, как дротики в мишень. Елизавета Николаевна поджала тонкие губы восточным полумесяцем, надменно подняла выщипанную бровь, разложила по тарелкам омлет и села за стол с каменным лицом. В тишине было слышно, как тикают часы на подоконнике и стучат по тарелкам вилки.

— Я слышал, ты вчера разговаривала по телефону с Сикорской? – дипломатично нарушил молчание Николай Михайлович. —  Что у них нового? Петя вышел на пенсию? Он вроде собирался, – попытался он перевести разговор на безопасную тему, но не тут-то было.

— Прекрати свои дурацкие уловки! – взвилась жена и стукнула ладошкой по столу. — Было бы тебе это интересно, еще вчера спросил бы о своем Пете! Ненавижу эту твою добренькость! Вечно ты всё смазываешь, чтоб для всех хорошеньким быть! Бесхребетное существо ты!

Она со злостью отодвинула тарелку, швырнула на стол вилку и вышла из кухни, гордо вздернув голову с короткой, почти мальчишеской стрижкой, которая очень шла ей.

Вот и позавтракали. Николай Михайлович тягостно вздохнул и отложил вилку. Ну что за бескомпромиссный характер! И себя, и всех вокруг изводит. Дня не проходит, чтоб она то сына, то невестку, не зацепила. И ведь любит сына безумно. Жизнь, не раздумывая, отдаст за него, но принципы… Принципы для нее важнее всего. Как разругалась с ним пятнадцать лет назад, так и не помирится. Все простить ему предательство первой жены не может. А уж вторую такой лютой ненавистью ненавидит, что кислотой грозилась облить – столько ярости в ней плескалось. Зато с Аней, первой женой, дружит. А с сыном – почти не общается. Ну и его, конечно, регулярно лобзиком попиливает за то, что он со второй семьей сына общается.

Николай Михайлович услышал копошение в коридоре.

— Ну куда ты там собралась? – устало спросил он.

— На кладбище съезжу! – ответила она резко и, чуть смягчившись, примирительно добавила: — Потом приеду и сделаю пирог с капустой, как обещала.

Вот в этом она вся: лед и пламя в сообщающихся сосудах. И никакого компромисса в серединке.

На кладбище к родителям Елизавета Николаевна ездила как на сеансы к психотерапевту. С завидной регулярностью. Сегодня на кладбище и дел-то особых не было. Она была здесь неделю назад – все вымела и вычистила. Но все равно протерла плиту, подобрала пару листьев и только тогда присела на скамеечку. Когда все прибрано, у нее и совесть чиста. Перед мертвыми она почему-то всегда чувствовала себя виноватой. Как будто недодала им что-то при жизни. Она посидела, глядя вдаль поверх крестов, грустно повздыхала. Жизнь — одинокая штука. Рождается человек в одиночестве, живет в одиночестве и помирает так же — один на один с собою, хоть сто человек вокруг будут слезы лить. Одна надежда на Бога – все у него под присмотром и всё на том свете будет отмщено и воздано по заслугам. Елизавета Николаевна встала, закрыла калитку на крючок и направилась к другой могиле.

Там, через дорогу и чуть наискосок — могила отца ее ненавистной невестки. Бывают же такие совпадения в жизни! Лет пять назад зацепилась она взглядом за знакомую фамилию на памятнике. Остановилась, высмотрела сходство с Настькой, ну и разузнала потом через мужа про ее отца. Точно, он оказался. Умер от рака семь лет назад. Так что теперь она и за его могилой ухаживает. Втайне от всех, разумеется. Ей мертвых жалко. А Настька эта сюда, судя по всему, редко наведывается. Вот помрет она, и зарастут все могилы ковылем да полынью. Никому, кроме нее, мертвые не нужны.

— Что ж ты, Иваныч, вроде приличный на вид человек, а дочь такую непорядочную воспитал, а? – завела Елизавета Николаевна привычную пластинку, протирая портрет и заглядывая в спокойные глаза Евгения Ивановича Субботина (13.VI.1947г. — 16.IX.2011г., От любящих жены и дочери.) — У лучшей подруги дочь твоя мужа увела, а ты стерпел всё, да? Промолчал, принял, да?  Б… ты воспитал, Иваныч, а не дочь! Змею подколодную! Не стыдно тебе там, наверху-то, за дела-то свои, а?

Сколько сил она положила на сохранение семьи сына! Два года билась, а он все равно ушел к этой б… Она тогда лично в дверях с проклятиями стояла, следила, чтоб он ничего из дома не вынес. Даже деньги с него взяла за все, что на нем надето было. И про трусы с носками не забыла, тоже посчитала их. Из принципа. По-честному. Так и ушел он в зиму, в чем был, с пустыми руками и без дубленки – на нее у него денег не хватило. Живет теперь с этой б… почти шестнадцать лет, сына ее воспитал. Но хоть своего родного не забывает и на том спасибо! А Анька через три года замуж вышла и общается теперь с ней сквозь зубы. Винит ее в разводе. «Если бы вы не вмешивались, — говорит, — может, мы и не расстались бы». Обидно слушать это. Она ж для спасения их семьи родного сына без всего оставила – думала, хоть это его остановит.  Все возможное и невозможное сделала. Но люди такие неблагодарные! Как только они без чести и совести живут?

Ладно, пора домой возвращаться. Закрывая калитку, Елизавета Николаевна заметила облупившуюся краску — «надо подкрасить в следующий раз» — и, перекрестившись напоследок, пошла к выходу, отмечая по пути знакомые лица на памятниках вдоль дороги. Многих она уже знала по имени и фамилии и даже помнила даты рождения и смерти. У нее вообще хорошая память на цифры. Она и телефоны всех знакомых, даже с которыми давно рассорилась и рассталась, наизусть помнит.

Сев в маршрутку, она устало прислонила голову к окну. Все-таки возраст дает о себе знать. А ей ведь еще капустный пирог печь и как бы ей не хотелось этого, она все равно испечет его. Потому что обещала. А она всегда выполняет то, что обещала. Она вообще старается всё делать правильно и по справедливости. Такой уж у нее характер. А если кому что не нравится, так это их проблемы. Она по совести живет. Ей упрекнуть себя не в чем.

Николай Михайлович доел омлет, вымыл посуду и к приезду жены переоделся в привычные штаны и майку. Халат он аккуратно сложил и отправил в дальний угол шкафа. Больше он никогда не наденет его. Зачем нервировать жену. Жалко ее.