The Tale of the Dead Princess and the Seven Knights (Russian: «Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях», romanized: Skazka o myortvoy tsarevne i o semi bogatyryakh, literally: «The Tale of the Dead Tsarevna and of the Seven Bogatyrs») is an 1833 poem by Aleksandr Pushkin telling a fairy tale of Prince Yelisei’s search for his love, the Tsarevna (princess), who has been cast out by her stepmother.
Origin[edit]
While the story resembles the Little Snow White tale from the Grimm’s Fairy Tales, it is based around national Russian folklore, like Pushkin’s other fairy tales in verse inspired by the childhood tales told by his nurse Arina Rodionovna at the Mikhaylovskoye village.[1]
Similar stories could be found in the Russian Fairy Tales collection by Alexander Afanasyev (tales No. 210 and 211), Great Russian Fairy Tales collection (1861) by Ivan Khudyakov (tale No. 45), Fables and Legends of the Samara Region (1884) by Dmitry Sadovnikov (tale No. 14) and Great Russian Fairy Tales of the Vyatka Governorate (1915) by Dmitry Zelenin (tale No. 52).
Researchers find a lot of symbolism in the Puskin’s version of the fairy tale with roots in both Slavic mythology and Christianity.[2]
Plot summary[edit]
A tsar goes on a voyage and leaves his beautiful tsarina behind. She spends days and nights waiting for him by the window, and in nine months gives a birth to their daughter. Next morning her husband returns, and she dies from happiness and exhaustion the same day. In a year the tsar marries another woman — not only smart and beautiful, but also arrogant and jealous. She has a magic mirror in her possession that talks back to the tsarina, complimenting her beauty.
As the time passes by, the young tsarevna grows up and gets engaged to the prince Yelisei. The night before the wedding the tsarina asks her magic mirror whether she is still the sweetest and prettiest of them all, but the mirror points at the tsarevna which drives the woman mad. She orders the servant girl Chernavka to take her stepdaughter into the heart of the forest, tie her down and leave her to the wolves. Chernavka follows the orders, but as they go deep into the forest, the tsarevna starts begging Chernavka to spare her life. Chernavka, who sympathizes with the girl, leaves her untied and lies to the mistress on return. Soon the news of the missing bride reaches the prince who immediately goes on a quest to find her.
Meanwhile, the tsarevna wanders through the forest and stumbles across a terem guarded by a dog which she immediately befriends. She enters the hut, but doesn’t find anyone inside, so she cleans everything up and goes to sleep. After a while seven bogatyrs arrive for a dinner. They kindly greet and feed the girl, calling her their sister, and from the way she talks deduce that she must be a tsarevna. The tsarevna stays with her newly found brothers, looking after the house while they hunt in the forest or fight foreign invaders.
After some time the evil tsarina discovers that her stepdaughter is still alive with the help of the magic mirror. She orders Chernavka to get rid of the tsarevna under pain of death. The servant girl dresses as a nun and travels to the house of the seven bogatyrs. She is met by the barking dog who refuses to let her approach, but the tsarevna throws her some bread anyway. In return the nun throws her an apple and disappears. As soon as the tsarevna bites the apple, she gets poisoned and dies. The dog leads the bogatyrs to her, bites the poisoned apple in anger and also dies, revealing the cause of the tragedy. They put the girl into a crystal coffin and bring her to a cave. The same day, the tsarina learns of her death.
Meanwhile, the prince Yelisei rides around the world, asking everyone whether they saw his lost bride. At the end he decides to ask the Sun, which aids him to the Moon. He then asks the Moon, which aids him to the wind. As he asks the wind, it tells him about the cave with the crystal coffin where his bride lies. Yelisei finds the cave and hits the coffin with all his strength, causing it to break into pieces and his bride to come alive. They ride to the palace and meet the tsarina who is already aware of the wonderful resurrection of her stepdaughter. But as she sees the tsarevna, she falls dead in agony. Right after her burial the couple gets married in a grand ceremony.
There also exists Pushkin’s own outline of the story which he planned to write, but which does not much resemble the version he ultimately published.[3]
Adaptations[edit]
- 1951 — The Tale of the Dead Princess, USSR, traditionally animated film directed by Ivan Ivanov-Vano.[4]
- 1978 — Autumn Bells, USSR, feature film directed by Vladimir Gorikker.[5]
- 1990 — The Tale of the Dead Princess and the Seven Knights opera written by Viktor Vasilievich Pleshak and performed at the Theater of Opera and Ballet of the Saint Petersburg Conservatory.[6]
- 2011 — «Nina Govedarica», Australia, Life Story.
English translations[edit]
- Pushkin, Alexander (1974). The Tale of the Dead Princess and the Seven Knights. Translated by Peter Tempest. Moscow: Raduga Publishers. Retrieved 18 September 2022. (available at marxists.org)
References[edit]
- ^ Vladimir Propp (2009). Historical Roots of a Fairy Tale. — Moscow: Labirint, 336 pages. ISBN 978-5-87604-034-3
- ^ Vera Zubareva. The Tale of the Dead Princess…: Evolution of Pushkin as a Prophet article from the Question of Literature magazine № 4, 2014 (in Russian)
- ^ Pushkin’s original notes, № 7 corresponds to Dead Princess outline (in Russian)
- ^ The Tale of the Dead Princess at Animator.ru
- ^ Autumn Bells at IMDb
- ^ Viktor Pleshak. The Tale of the Dead Princess and the Seven Knights at the official Saint Petersburg Conservatory website (in Russian)
External links[edit]
Russian Wikisource has original text related to this article:
- The Tale of the Dead Princess and the Seven Mighty Men or Warriors.
- Pushkin’s original notes (In Russian, #7 corresponds to Dead Princess outline.
- (in Russian) The Tale of the Dead Princess and the Seven Knights: Russian Text
The Tale of the Dead Princess and the Seven Knights (Russian: «Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях», romanized: Skazka o myortvoy tsarevne i o semi bogatyryakh, literally: «The Tale of the Dead Tsarevna and of the Seven Bogatyrs») is an 1833 poem by Aleksandr Pushkin telling a fairy tale of Prince Yelisei’s search for his love, the Tsarevna (princess), who has been cast out by her stepmother.
Origin[edit]
While the story resembles the Little Snow White tale from the Grimm’s Fairy Tales, it is based around national Russian folklore, like Pushkin’s other fairy tales in verse inspired by the childhood tales told by his nurse Arina Rodionovna at the Mikhaylovskoye village.[1]
Similar stories could be found in the Russian Fairy Tales collection by Alexander Afanasyev (tales No. 210 and 211), Great Russian Fairy Tales collection (1861) by Ivan Khudyakov (tale No. 45), Fables and Legends of the Samara Region (1884) by Dmitry Sadovnikov (tale No. 14) and Great Russian Fairy Tales of the Vyatka Governorate (1915) by Dmitry Zelenin (tale No. 52).
Researchers find a lot of symbolism in the Puskin’s version of the fairy tale with roots in both Slavic mythology and Christianity.[2]
Plot summary[edit]
A tsar goes on a voyage and leaves his beautiful tsarina behind. She spends days and nights waiting for him by the window, and in nine months gives a birth to their daughter. Next morning her husband returns, and she dies from happiness and exhaustion the same day. In a year the tsar marries another woman — not only smart and beautiful, but also arrogant and jealous. She has a magic mirror in her possession that talks back to the tsarina, complimenting her beauty.
As the time passes by, the young tsarevna grows up and gets engaged to the prince Yelisei. The night before the wedding the tsarina asks her magic mirror whether she is still the sweetest and prettiest of them all, but the mirror points at the tsarevna which drives the woman mad. She orders the servant girl Chernavka to take her stepdaughter into the heart of the forest, tie her down and leave her to the wolves. Chernavka follows the orders, but as they go deep into the forest, the tsarevna starts begging Chernavka to spare her life. Chernavka, who sympathizes with the girl, leaves her untied and lies to the mistress on return. Soon the news of the missing bride reaches the prince who immediately goes on a quest to find her.
Meanwhile, the tsarevna wanders through the forest and stumbles across a terem guarded by a dog which she immediately befriends. She enters the hut, but doesn’t find anyone inside, so she cleans everything up and goes to sleep. After a while seven bogatyrs arrive for a dinner. They kindly greet and feed the girl, calling her their sister, and from the way she talks deduce that she must be a tsarevna. The tsarevna stays with her newly found brothers, looking after the house while they hunt in the forest or fight foreign invaders.
After some time the evil tsarina discovers that her stepdaughter is still alive with the help of the magic mirror. She orders Chernavka to get rid of the tsarevna under pain of death. The servant girl dresses as a nun and travels to the house of the seven bogatyrs. She is met by the barking dog who refuses to let her approach, but the tsarevna throws her some bread anyway. In return the nun throws her an apple and disappears. As soon as the tsarevna bites the apple, she gets poisoned and dies. The dog leads the bogatyrs to her, bites the poisoned apple in anger and also dies, revealing the cause of the tragedy. They put the girl into a crystal coffin and bring her to a cave. The same day, the tsarina learns of her death.
Meanwhile, the prince Yelisei rides around the world, asking everyone whether they saw his lost bride. At the end he decides to ask the Sun, which aids him to the Moon. He then asks the Moon, which aids him to the wind. As he asks the wind, it tells him about the cave with the crystal coffin where his bride lies. Yelisei finds the cave and hits the coffin with all his strength, causing it to break into pieces and his bride to come alive. They ride to the palace and meet the tsarina who is already aware of the wonderful resurrection of her stepdaughter. But as she sees the tsarevna, she falls dead in agony. Right after her burial the couple gets married in a grand ceremony.
There also exists Pushkin’s own outline of the story which he planned to write, but which does not much resemble the version he ultimately published.[3]
Adaptations[edit]
- 1951 — The Tale of the Dead Princess, USSR, traditionally animated film directed by Ivan Ivanov-Vano.[4]
- 1978 — Autumn Bells, USSR, feature film directed by Vladimir Gorikker.[5]
- 1990 — The Tale of the Dead Princess and the Seven Knights opera written by Viktor Vasilievich Pleshak and performed at the Theater of Opera and Ballet of the Saint Petersburg Conservatory.[6]
- 2011 — «Nina Govedarica», Australia, Life Story.
English translations[edit]
- Pushkin, Alexander (1974). The Tale of the Dead Princess and the Seven Knights. Translated by Peter Tempest. Moscow: Raduga Publishers. Retrieved 18 September 2022. (available at marxists.org)
References[edit]
- ^ Vladimir Propp (2009). Historical Roots of a Fairy Tale. — Moscow: Labirint, 336 pages. ISBN 978-5-87604-034-3
- ^ Vera Zubareva. The Tale of the Dead Princess…: Evolution of Pushkin as a Prophet article from the Question of Literature magazine № 4, 2014 (in Russian)
- ^ Pushkin’s original notes, № 7 corresponds to Dead Princess outline (in Russian)
- ^ The Tale of the Dead Princess at Animator.ru
- ^ Autumn Bells at IMDb
- ^ Viktor Pleshak. The Tale of the Dead Princess and the Seven Knights at the official Saint Petersburg Conservatory website (in Russian)
External links[edit]
Russian Wikisource has original text related to this article:
- The Tale of the Dead Princess and the Seven Mighty Men or Warriors.
- Pushkin’s original notes (In Russian, #7 corresponds to Dead Princess outline.
- (in Russian) The Tale of the Dead Princess and the Seven Knights: Russian Text
Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждёт-пождёт с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись глядючи
С белой зори до ночи;
Не видать милого друга!
Только видит: вьётся вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белёшенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог даёт царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.
Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошёл, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
«Свет мой, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее».
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.
Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.
На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
Что же зеркальце в ответ?
«Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее».
Как царица отпрыгнёт,
Да как ручку замахнёт,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
«Ах ты, мерзкое стекло!
Это врёшь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всём меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?» Зеркальце в ответ:
«А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее».
Делать нечего. Она,
Чёрной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав её, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.
Чёрт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась,
И до смерти испугалась,
И взмолилась: «Жизнь моя!
В чём, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя».
Та, в душе её любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, бог с тобой».
А сама пришла домой.
«Что? — сказала ей царица, —
Где красавица-девица?»
— «Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она, —
Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть».
И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей-душой,
За невестой молодой.
Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пёс, залая,
Прибежал и смолк, играя;
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пёс бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась.
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно.
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.
Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: «Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица».
И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те спознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок,
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зеленого вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила,
Да кусочек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх во светлую светлицу
И оставили одну,
Отходящую ко сну.
День за днём идёт, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу, не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса,
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберёт и приготовит,
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.
Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: «Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы рады,
Да нельзя, так бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?»
«Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные,—
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей».
Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
«Спрос не грех. Прости ты нас,
Старший молвил поклонясь, —
Коли так, не заикнуся
Уж о том». — «Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина».
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.
Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить её,
А на зеркальце свое
Долго дулась и сердилась;
Наконец об нем хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
«Здравствуй, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты прекрасна, спору нет;
Но живёт без всякой славы,
Средь зеленыя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей».
И царица налетела
На Чернавку: «Как ты смела
Обмануть меня? и в чём!..»
Та призналася во всём:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.
Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пёс залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. «Постой,
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу».
Отвечает ей черница:
«Ох ты, дитятко девица!
Пёс проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне». — Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пёс ей под ноги — и лает,
И к старухе не пускает;
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. «Что за чудо?
Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит,—
На ж, лови!» — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
«Благодарствую, — сказала. —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!»
И к царевне наливное,
Молодое, золотое
Прямо яблочко летит…
Пёс как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. «Ради скуки,
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед», —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пёс бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце пёсье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою;
«Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!» — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто медом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда, не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…
Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пёс бежит и ко двору
Путь им кажет. «Не к добру!
Братья молвили, — печали
Не минуем». Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пёс на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мертвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить её хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб её к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили,
И решёткой оградили;
И, пред мертвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: «Спи во гробе.
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному».
В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее».
За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрён;
Кто в глаза ему смеётся,
Кто скорее отвернётся;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец.
«Свет наш солнышко! ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с теплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, её в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь её да встретил
Или след её заметил».
Темной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
«Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаёшь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звёзды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна видно
Пробежала». — «Как обидно!» —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
«Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай».
Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
«Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе.
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених её». — «Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста».
Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошел к пустому месту
На прекрасную невесту
Посмотреть ещё хоть раз.
Вот идёт; и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг неё страна пустая;
Под горою темный вход.
Он туда скорей идёт.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И встает она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он её берет
И на свет из тьмы несёт,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!
Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: «Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее».
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут её тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь её похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мед, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.
1831[2]
«Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях» — одна из наиболее известных сказок А. С. Пушкина. Написана осенью 1833 года в Болдине. В основу положена русская сказка, записанная в Михайловском. Также сюжет сказки сильно перекликается с сюжетом сказки «Белоснежка и семь гномов» братьев Гримм.
Известен перевод произведения на французский язык, выполненный Н. Н. Семеновым под заглавием: «Aglatine» (Париж, 1887).
Если бы у Пушкина спросили, откуда появился сюжет сказки «О мертвой царевне», я думаю, он бы расхохотался. А откуда вообще берутся сюжеты? Из сказок на ночь, из книг, из игры света и тени в листве деревьев… Их старательно плетет неугомонная фантазия, рождает воображение. И что там, откуда… литературоведам остается только гадать…
«Царевна заблудилася в лесу. Находит дом пустой, убирает его. 12 братьев приезжают: ах, говорят, тут был кто-то или мужчина или женщина, коли мужчина — будь нам отец родной али брат названной; коли женщина — будь нам мать али сестра… Сии братья враждуют с другими 12 богатырями; уезжая они оставляют сестре платок, сапог и шапку — если кровию нальется, то не жди нас. Приезжая назад, спят они сном богатырским: в первый раз — 12 дней, второй — 24, третий — 31 [может быть описка: 36]. Противники приезжают и пируют. Она подносит им сонных капель и проч. Мачиха ее приходит в лес под видом нищенки; собаки ходят на цепях и не подпускают ее. Она дарит царевне рубашку, которую та надев умирает. Братья хоронят ее в гробнице, натянутой золотыми цепями к двум соснам. Царевич влюбляется в ее труп и проч.»
Эта запись из дневника Пушкина. Но как видно, с будущей сказкой эта запись имеет мало общего. Однако, в отличие от «Сказки о рыбаке и рыбке» сюжет «Царевны» крайне распространенный. По указателю Андреева только русских сказок с похожим сюжетом насчитывается около 30. Но в сборнике сказок братьев Гримм есть Schneewittchen — «Белоснежка». Схема сказки совершенно соответствует пушкинской.
«Однажды зимой, когда снежные хлопья падали с неба точно перья, королева сидела у окна, рама которого была из черного дерева, и шила. Она шила и смотрела на снег и уколола иглой палец, — и три капли крови упали на снег. И так красиво выглядела кровь на белом снегу, что она подумала: «Если б у меня родилась дочь, белая, как снег, красная, как кровь и черноволосая, как дерево рамы». И вскоре она родила девочку, которая была бела, как снег, румяна, как кровь и черноволоса, как черное дерево, и потому ее назвали Белоснежкой. И как только она родилась, королева умерла».
Единственное, что не вписывается в сюжет западноевропейской сказки, это королевич Елисей. Жених в этой сказке отсутствует. Зато очень распространен поиск невесты и обращение к различным стихиям. Вопрос только в том, читал ли Пушкин сборник сказок братьев Гримм? Скорее всего, да. Желающих ознакомиться подробно с литературоведческим взглядом на природу пушкинских сказок отошлю к статье М.К. Азадовского.
А сама, предваряя мое исследование сказки о Салтане, хочу познакомить с версией, что встретилась мне в сети. ФИ автора я не нашла, потому в конце публикации отошлю на сайт-источник. С благодарностью автору.
Позволила себе немного структурировать, дабы облегчить чтение. Но правка моя очень деликатная, источник не пострадал. В любом случае, всегда есть возможность посмотреть оригинал.
- Бори́с Васи́льевич Зворы́кин (1872-1942) — русский художник, график-орнаменталист. Незаслуженно забытый русский художник.
… Как некогда заметил один умный человек — в России вот уже полтора века есть только две неприкасаемые фигуры — одна это Пушкин, а вторая все время меняется. Потому попробуем прочитать «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях» не сомневаясь в истинности происходящих в ней событий и правдивости рассказчика, — как читал «Илиаду» Генрих Шлиман. Трою мы, вряд ли, найдем, но, может быть, тоже откроем что-нибудь интересное…
Если Пушкин создал свой Бахчисарай, отталкиваясь от легенды о похищенной графине Потоцкой, то может и тут перед нами не сказка, а поэма на основе старой легенды?
От прочих сказок поэта эта отличается практически полным отсутствием признаков сказки. Ни тебе превращений, ни золотых рыбок и петухов, ни чертей в озере. Приданое не сказочные «полцарства», а вполне определенный перечень. И проснулась царевна не от поцелуя принца-некрофила. А уход из-под стражи или нежеланной опеки, имитируя смерть, также вполне обычный способ – достаточно посмотреть детективные сериалы. Снотворное длительного действия, позволяющее имитировать смерть, использовала, например Джульетта, если верить Шекспиру.
Единственный волшебный предмет – зеркальце, явно занесено из «Сказки о Белоснежке и семи гномах». Да и что в этом зеркальце волшебного? Вначале молодая царица любуется в нем собой, может быть, вполне даже заслуженно. А перед свадьбой падчерицы, то есть через 13 -15 лет, зеркало ей говорит, что ты еще красива, но есть в этом доме и помоложе.
Ах ты, мерзкое стекло!
Это врешь ты мне назло
Кто из женщин не испытывал подобного разочарования? Вот и все волшебство.
Итак, попробуем идентифицировать действующих лиц, а также время и место действия.
ТЕРЕМ «БОГАТЫРЕЙ»
Обратимся к первоисточнику, где автор описывает род занятий «богатырей». Термин «пятигорские черкесы» более широкий, в русской традиции, этот этноним предшествовал нынешнему «кабардинец», тем не менее, будем воспринимать его буквально. То есть в очень узком смысле — как обитателя Пятигорья, нынешних Кавминвод. Тем более что этот точный этногеографический указатель, и послужил толчком к разбору поэмы:
Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса
- Один из учредителей «Общества возрождения художественной Руси» в 1915 году. В 1921 году эмигрировал в Париж (через Крым, Константинополь и Египет). В конце 1930-х годов перевел на французский язык русские сказки «Снегурочка», «Василиса Прекрасная», «Марья Маревна» и «Жар-Птица» и создал иллюстрации к этим сказкам.
При этом надо заметить, что возвращались они всегда к обеду. То есть «богатырям» на все про все – время в дороге туда и обратно и на «молодецкий разбой» — хватало светового дня, учитывая, что в то время как и во времена Пушкина, обедали в конце светового дня. Возвращаться к вечеру домой «богатырям» было тем более необходимо, что обычная тактика черкесов состояла в нападении в сумерках. Примем во внимание и следующее – дом «богатырей» находился «средь зеленные дубравы», откуда и приходилось выкуривать черкесов
Этих немногих данных более чем достаточно, чтобы сформулировать требования к месту нахождения терема «богатырей». Это должен быть небольшой лесной массив, но достаточный для укрытия семи «богатырей», вместе с тем он должен быть расположен не далее чем в 15-20 км от Пятигорья, степных дорог и места утиной охоты.
Еще одно требование – где-то рядом, не более чем в дневном переходе, должно быть и место для ставки царя.
Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем все шла да шла
И на терем набрела.
Пожалуй, единственное место, удовлетворяющее всем этим требованиям, – Дебри, небольшой лесной массив вдоль р. Кума от х. Садовый до ст. Александрийской. Есть все: и дубовые рощи и заросли кизила вдоль старого русла Кумы и дикие звери. Здесь вполне достаточно места для укрытия небольшой ватаги; отсюда недалеко до Пятигорья; на озере Тамбукан и сейчас гнездятся утки; степь начинается сразу за опушкой леса. А в наших маловодных степях с древности одна из дорог с Кавказа шла вдоль Кумы и до Маныча, а там хоть на Азов, хоть на Каспий. Не зря же существовал на Куме город Маджары (совр. Буденовск) у этой развилки. Идеальное место для укрытия любителей «молодецкого разбоя».
Таким образом, терем «богатырей» находился именно в Дебрях. При этом найденное местоположение не просто единственное удовлетворяющее всем требованиям поэмы, но и своими характеристиками не привносит ничего сверх того, что есть у автора. Это лишний раз подтверждает точность и конкретность описания места действия у автора.
МОГИЛА
Своим пребыванием в Дебрях царевна, конечно, создавала братьям определенные трудности, но была надежда на благополучный исход – получение выкупа.
Смерть же создала другую задачу – куда деть тело. Девушка все же была царевной, ее искали, и братья об этом знали. А тут тело – улика, от которой надо было избавиться. Хоронить рядом с убежищем просто глупо. Соваться с трупом на руках в недружественное Пятигорье – еще глупее. Выбросить подальше в степи – опасно. В наших безлесных всхолмленных степях всегда есть шанс получить ненужного свидетеля. Но у «богатырей», давно живущих на грани риска, это, наверное, был не первый случай, когда надо было избавиться от трупа, и что делать они знали. Было наверняка и безопасное место для этого.
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора
Заметим не пещера – нора! Не река – речка! Пушкин был Поэтом и не использовал слова только для рифмы.
- Однако, при жизни художника их издать не получилось. И только в 1982 году большая почитательница творчества художника Жаклин Онассис-Кеннеди подготовила к печати рисунки и тексты, переведенные на английский язык.
Первая мысль была — Провал на Машуке. Идеальное место избавиться от нежелательного трупа! Горизонтальный вход сделан для туристов, а сероводородная вода скроет все. Но. Это ведь в центре Пятигорья, куда братьям соваться и без обременительного груза было опасно. К тому же мы договорились о неприкасаемости Пушкина и его текста — а где речка? Да и места для гроба там нет – упала бы царевна в воду и все.
Есть речка! Если идти вслед за Пушкиным и вверх по течению Кумы, то на расстоянии все того же дневного перехода есть речка Суркуль, приток Кумы. Есть, вернее была, и гора — Кинжал, когда-то Кум-гора – откуда и поселок Кумагорск. В отдалении не только от Кавказского хребта, но и от лакколитов Пятигорья, эта гора смотрелась достаточно высокой. Кума и Суркуль, кроме периодов половодья вполне тихоструйные речки.
Происхождение названия г. Кинжал не однозначно. На сохранившихся в частных коллекциях фотографиях конца XXI, начала XX вв. видна конусовидная вершина горы, даже отдаленно не похожая на кинжал. Произошла обычная типичная для данной местности история. Русские переселенцы, приехавшие сюда жить из южных губерний, плохо знали местные языки. И зачастую давали свои русские названия созвучные языкам народов, издавна населявших эту территорию. Так в кабардинском языке есть такое сочетание слов как « кян жлоу» или «хан жлой», что в переводе означает в одном случае кровавый путь, а в другом ханский путь. Русские переселенцы переделали его в более понятное название Кинжал. Кабардинское название говорит в пользу того факта, что именно здесь проходила дорога, причем дорога кровавая. Здесь в далекие времена шли караваны груженные дорогими товарами.
Сейчас сложно представить каким был Кинжал века назад, после того, что мы с ним сделали, но наличие вокруг него многочисленных сероводородных источников свидетельствует о возможности, и даже неизбежности, существования каких-то расщелин вымытых сероводородной водой, насколько глубоких — сейчас не установишь. В отличие от Дебрей, мы не можем точно утверждать о псевдомогиле на Кинжале, потому как нет сейчас этой горы…
Таким образом, вероятнее всего, тело царевны «богатыри» спрятали в глубокой расщелине на склоне Кум-горы (Кинжала). Косвенным подтверждением может служить ногайское кладбище, расположенное в излучине Суркуля прямо под Кинжалом. Не в самом удобном месте для жителей с. Канглы, находящимся при основании. Что поделаешь, традиции часто соблюдаются, даже когда давно забыли, с чего все началось…
ДВОРЕЦ ЦАРЯ
Из текста мы можем понять только одно – недалеко от убежища «богатырей».
Вряд ли царевну, единственную дочь, можно было одной служанке силой вывести из дворца, ее нужно было выманить, скажем, за кизилом в Дебри. Вряд ли царевна пошла в лес, на ночь глядя. Возможная реконструкция событий: вышли из дворца утром, а возможно, и выехали с конвоем, подошли к лесу, вскоре служанка выбежала из лесу с криками о пропаже царевны. Все. Далее царевна до утра блуждала по лесу, пока не вышла к терему «богатырей». Следовательно, дворец находился недалеко от опушки Дебрей. Дополнительный разброс местонахождения определяет и место вхождения в лес. Это все, что можно выявить из текста Пушкина.
Все же попробуем более точно определить место ставки царя.
Наиболее подходящее место выше Дебрей по течению Кумы, то есть в районе нынешних г. Минеральные Воды. Перекресток дорог — естественное месторасположение для ставки царя. Косвенным подтверждением может служить ставка ногайского хана, которая располагалась здесь много позже. Почему, несмотря на официальное название поселка – Илларионовский, местное население называло его Султановкой, (или Дахадаевым – по имени Дахад-гирея, потомка Крымской династии, а значит Чингизида)? В этом случае вполне оправданным оказывается и вывоз тела царевны на Кинжал, в противоположную от Дебрей сторону от дворца — это должно было сбить со следа.
ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ
На то, когда все это происходило, в тексте указаний практически нет. А определиться нам нужно как можно более точно – это необходимо для оценки действующих лиц. Но все-таки некоторые приметы времени у Пушкина есть.
Во-первых — это приметы христианства. Дата рождения царевны – в сочельник, указана по христианскому празднику, кроме того, в тереме «богатырей» висели святые образа. То есть «богатыри», царь и его семья были христианами. А значить вся эта история могла случиться вряд ли ранее V века.
Наличие святых образов позволяет предположить время действия в период иконоборчества 730-843 г.г., именно почитание икон в этот период могло быть причиной вынудившей «богатырей» жить в укромном месте.
Во-вторых – приданое.
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.
Городки были небольшие – по двадцать дворов, но их обозначение именно как торговые, свидетельствует о наличии оживленных торговых путей, которые и обеспечивали их существование. И действительно, существовал Анапский или Генуэзский торговый путь, шедший от Анапы до Каспия. На этой дороге генуэзцы имели укрепленные фактории и складочные пункты. Старые итальянские карты показывают 39 таких торговых городков только на западном участке дороги. Восточный участок торгового пути в большей степени находился под контролем местных правителей. Маршрут проходил почти по современной трассе, огибая горы и реки – Анапа – Новороссийск – Краснодар – Кропоткин – Невинномысск – Минеральные Воды (ответвление на Юг через города Верхний и Нижний Джулат на среднем Тереке) — Буденовск (Маджары), и далее на столицу Орды – Сарай и Хаджи-Тархан (Астрахань). Эта дорога активно действовала около полутора веков, но после погрома устроенного на Кавказе Тимуром, торговые пути в Северном Прикаспии надолго прервались.
Перестал существовать и крупнейший город на восточном участке Анапского пути – Маджары. Таким образом, время существования торговых городов в этом регионе от середины XIII века до конца XIV века определяет границы времени действий в поэме.
Заметим, что на Тереке в районе Нижнего Джулата (около совр. г.Майский) находилась ставка хана Узбека, где в 1319 году был убит Михаил Тверской. Русские летописи, описывая это событие, близлежащий хребет называют Черкесские горы.
В-третьих – имя и титул жениха. В поэме вообще-то по имени, кроме жениха, никто и не называется. Если не считать именем прозвище служанки – Чернавка. Есть еще одно отличие жениха от прочих персонажей – титул. Он не царевич, а королевич.
- Б.В.Зворыкин
Традиционно использование пары синонимов царевич-королевич служило для обозначения принца как иноверца и (или) инородца. То есть королевич Елисей был не просто принцем из другого государства, но и другой веры и национальности. Обычное явление для династического брака. Королевич не обязательно из Западной Европы, монархов, скажем, Непала и Таиланда тоже по-русски называют королями. Скорее всего, Пушкин употребил титул — королевич, чтобы подчеркнуть – жених не из Руси. Да и имя ветхозаветного пророка Елисея в форме Ильяс широко распространенно и среди мусульман, в том числе и на Кавказе. Среди христиан это имя не столь популярно, зато много Елисеевых, которые по большей части были когда-то Ильясовыми.
Таким образом, забегая вперед, можно предположить возможность пары царевна-черкешенка и королевич–ордынец.
В-четвертых – снова религия. У Пушкина читаем:
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрен;
Кто в глаза ему смеется,
Кто скорее отвернется;
Какому Богу молился Елисей — не говорится. Судя по имени королевича — Аллаху. И с местными жителями все ясно, кто же чужаку своих выдаст, даже если и не любят «богатырей». А вот дальше происходит странное. Королевич с последней, главной, надеждой обращается не к Богу и даже не к святым угодникам (если б был христианином), а к небу, к силам природы, как настоящий язычник.
Это говорит о том, что обращение в веру в единого Бога было недавним, нестойким и, вероятнее всего, формальным. Массово ордынцы стали переходить в ислам после смерти хана Хубилая в 1295 году. И снова вспомним хана Узбека. В 1312 году он произвел в Золотой Орде переворот – приказав всем ордынцам стать мусульманами. Кто-то из мурз не покорился, поднял восстание и был уничтожен, кто-то отъехал на Русь. Но большая часть приняла ислам, и совсем не обязательно по приказу, многие приняли новую веру самостоятельно еще раньше. Тем не менее, поклонятся другим богам, и даже обращаться к ним после 1312 года было небезопасно, да и некому.
Таким образом, можно еще более сузить временные рамки и утверждать, что события описанные Пушкиным происходили в период между 1295 и 1312 годами.
И последнее – время года. Свадьбы обычно играют осенью, и сказке все и происходило осенью. Самый простой способ заманить девушку в лес – это на свиданье или по ягоды. На свиданье за день до свадьбы, со свидетелем, перед самым девичником – это только в сказках бывает. Да и девушка не та. Царевна была смышленой и порядочной девушкой, но, прежде всего, царевной. А вот по ягоды в самый раз – последнее проявление детства, царице ведь не пристало. К тому же жители окрестностей и сейчас ходят осенью в Дебри за кизилом. Еще факт — придя на заре в дом к «богатырям» царевна, блуждавшая всю ночь по лесу
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.
То есть ночи уже холодные, но печь регулярно не топят.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ПО МЕРЕ ПОЯВЛЕНИЯ: ЦАРЬ
О нем мало что можно сказать, так как действовал он за рамками сюжета. Но, тем не менее, – царь есть царь, и потому без него никак. Он был одним из пщы (князей) пятигорских черкесов (по-нынешнему кабардинцев), возможно, хотя и не обязательно, христианин, по крайней мере, день рождения его дочери обозначен по христианскому празднику – сочельник (24 декабря), да и попав к «богатырям»:
Дом царевна обошла,
Все порядком убрала,
Засветила Богу свечку,
Хотя возможно, что крещенными были только его жена и дочь, а сам он придерживался веры предков — такое бывало довольно часто.Из своей ставки на месте нынешних Минвод царь контролировал не только развилку, но и часть факторий и перевалочных складов на торговом пути. Потому и мог выделить в приданное 7 городов. Судя по тому, что среднее расстояние между пунктами было 15-25 км – дневной переход, то это никак не менее 100-150 км дороги, и это только приданное. То есть владения были немаленькие, и наш герой вполне достоин титула царя (пщы уэлий).
Поэма начинается с того, что царь ушел в дальний поход на 9 месяцев. Это вполне согласуется с реальности временного периода. Черкесские князья были не столько данниками, сколько союзниками ордынских ханов, а в описываемое время поддерживали в междоусобной борьбе Тохта-хана (http://tochka.gerodot.ru/rus-orda/glava05.htm), отца хана Узбека. На конец XIII начало XIV века приходятся походы монгол на Польшу, Силезию, Сербию, в Закавказье и «дюденева рать» на Русь. Так что царю было куда надолго ходить в походы.
Кстати Тохта-хан принял ислам, больше по политическим соображениям. В результате, он получил формальное право не подчинятся «неверному» — великому хану в Каракоруме, так поступали многие правители улусов. Есть основания полагать, что Тохта по обычаям аталычества воспитывался в черкесской семье, чем и объясняется активная его поддержка черкесами. Его сын Узбек провел среди черкесов 13 лет, то есть все детство и знал черкесский язык, что, впрочем, не мешало ему регулярно устраивать карательные экспедиции против слишком свободолюбивых воспитателей.
Но вернемся к нашему царю. К развязке сюжета царь был либо стар, либо болен (возможно, от ран) скорее и то и другое, а наследников нет. По крайней мере, когда дочь пропала
Тужит бедный царь по ней.
Тужит, но искать не поехал, — стар и болен. Возможно, что от волнений и умер, так как больше не упоминается и даже не встречает дочку. Но это было после, а пока царь решает срочно выдать дочку замуж. Брак был династическим, жених с невестой даже не видели друг друга. Все было очень просто:
Сват приехал, царь дал слово
Примерно так хотел 25-ю веками ранее поступить Агамемнон, когда, желая помириться с недавним союзником Ахиллом, предложил ему:
Три у меня расцветают в дому благосозданном дщери:
Хрисофемиса, Лаодика, юная Ифианасса.
Пусть он, какую желает, любезную сердцу, без вена
В отеческий дом отведет; а приданое сам я за нею
Славное дам, какого никто не давал за невестой.
Семь подарю я градов, процветающих,
(Илиада, песнь IX стр.144-149)
Те же семь городов, но Ахилл не согласился.
В том, что черкешенка становится невестой ордынского царевича, нет ничего удивительного. Кроме династических соображений играла свою роль и вполне заслуженная слава черкешенок, как красивейших девушек не только Кавказа. Достаточно упомянуть, что в XVI веке второй женой русского царя Ивана IV стала Гашонея (во крещении Мария), дочь Темрюка Идарова. Может именно с окружением Марии Темрюковны этот сюжет попал на Русь и, став народной сказкой, послужил основой для поэмы.
ЦАРИЦА ПЕРВАЯ (ГУАЩЭ)
Вот кто никак не действовал в поэме. Все ее участие выразилось в сидении беременной у окна. Но она сделала главное, родила дочь, а что может быть главнее в этой жизни. Но все-таки попробуем и о ней что-то вычитать у Пушкина.
- Александр Михайлович Куркин
Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждет-пождет с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись глядючи
С белой зори до ночи;
Не видать милого друга!
Только смотрит: вьется вьюга,
Снег ложится на поля,
Вся белешенька земля.
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела
Царевна родилась в сочельник, следовательно, зачата была в конце марта. Ну… вьюга в конце марта у нас бывает (в 2005 году ночь с 31 марта на 1 апреля весь город Минводы был в снегу, правда к утру 2-го уже весь растаял), но ведь на беременность пришлись вся весна, все лето и осень.
Каждый день видеть снег в это время в наших краях можно, только если по утрам смотреть на Юг и видеть снежные вершины Главного Кавказского хребта, или одного Эльбруса. Это, конечно, слишком уж вольное допущение, но почему бы и нет.
Большинство походов, как уже отмечалось, монголы совершали на Запад, но в 1290 году и именно весной ордынцы ходили на Юг, на ильхана Ирана Аргуна.
Возможно, была еще одна причина молодой царице смотреть с тоской на снежные горы – она была оттуда родом. Цари ведь женятся «дома», только когда их не очень признают соседи, а так стараются закрепить отношения с другими династиями. В этом случае царица была родом из горных районов, возможно – аланка. Это хорошо объясняет вариант с христианством жены и дочери языческого князя.
Получается еще одна династическая пара: жених-невеста как хазарин – аланка-христианка. На этом временном рубеже вполне возможна. Но, правда, тогда нет места пятигорским черкесам. Хотя, в то же время среди черкесов было много христиан, большей частью восточного обряда, т.е. православия. Для западных адыгов папа Римский в XIV даже учредил епархию и прислал епископа.
ЦАРИЦА ВТОРАЯ, МАЧЕХА
- А. Куркин
Вот кто заварил всю кашу. Царь взял ее замуж через год после смерти первой жены. Девушке тогда было вряд ли более 16 лет, также как и царевне к моменту свадьбы с Елисеем. То есть к описываемым событиям царице было около 30 лет. А что ее ждало после смерти мужа?
Власть, скорее всего, перейдет к ордынцу – зятю, а у монгол уже был опыт регентши – вдовы. В 1252 году вдову Гуюка хатун Огуль-Гаймиш, бывшую после смерти мужа регентшей, приговорили к смерти. Через два года в письме Людовику IX Мункэ писал про нее: «она была злее суки».
Может у царицы, еще нестарой женщины, и был вариант выйти замуж и остаться у власти, но события развивались слишком быстро. Если она была не урожденной княгиней — гуащэ, а из простых дворян – узденей, то и это тоже причина бороться за власть. Во всяком случае, варианты могли у царицы появиться, только если бы свадьба падчерицы не состоялась.
ЦАРЕВНА
- А. Куркин
Главная героиня, несмотря на внешне пассивную роль, тем не менее, показала себя с лучшей стороны. Разгадала замысел мачехи и смогла договориться с Чернавкой, не пропала одна в лесу. Смогла держать на расстоянии домогавшихся «богатырей».
Решилась на опасный и рискованный способ вырваться от их опеки. Другого пути не было. В отсутствии братвы обученный пес, вероятно, не выпускал ее из дому.
Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пес ей под ноги — и лает,
И к старухе не пускает;
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
- А. Куркин
Примерно в эту же эпоху похожий способ применила Джульетта. Вот только у нее был сторонник на воле – монах, и все было бы хорошо, если б не влюбленный и истеричный Ромео. Королевич Елисей, видел царевну в первый раз, потому в истерику впадать не стал и спокойно дождался, когда она проснется сама.
ЧЕРНАВКА
Роль ее небольшая, но очень важная. Сенная девушка царицы, то есть рабыня, вынуждена выполнить приказ хозяйки. Но на предложение царевны:
Не губи меня, девица!
- А.Куркин
А как буду я царица,
Я пожалую тебя».
Та, в душе ее любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, бог с тобой».
Второй раз, появившись на сцене, вновь договорилась с царевной на рискованный побег. Вероятно, она должна была исполнить ту же роль, что и монах в пьесе Шекспира — проследить, куда вынесли тело и помочь царевне после пробуждения. Но «богатыри» смогли уйти от слежки. А может и не смогли, и именно Чернавка нашептала Елисею, где найти невесту.
Во всяком случае, Автор ничего не говорит о ее наказании. У того же Шекспира в «Тите Андронике» добросовестно исполнявшей приказы царицы няньке залили рот расплавленным металлом.
КОРОЛЕВИЧ ЕЛИСЕЙ
- А.Куркин
Выигрывал от свадьбы больше всех. Елисей не обязательно был сыном Тохты — хана Золотой Орды, были и другие ханы в Орде, например Ногай убитый Тохта-ханом в 1300 году и чье имя – ногай, со 2-й пол. XV в. взяли кунграты.
В конце концов, на Руси царевичами называли всех ордынских мурз. Вероятнее всего, Елисей был одним из младших сыновей хана (хоть бы и Тохты). Царевна-то точно знает, что выдают ее замуж за «королевича», а станет она – царицей! То есть ее муж – не может претендовать на отцовский престол, поскольку не старший в роду. В преддверии смерти хана и почти неизбежной династической междоусобицы, женитьба на дочери черкесского князя, а главное приданое и возможность наследовать тестю, делало необязательным участие в дележке отцовского наследства.
В любом случае, получение контроля над значительным участком Анапского пути, а это двойной доход – и ордынский выход и доход владельца, позволяло не быть бедным приживалой при старших братьях. В 1419 году генуэзец граф Захария де Гизольфи стал владельцем Матреги, бывшей Тмутаракани, именно в результате женитьбы на дочери адыгского князя. Чем не пушкинский сюжет? И королевич настоящий. Правда, от Пятигорья далеко.
Срыв свадьбы, не только лишал Елисея всего этого, но наносил урон его чести. Сбежать со свадьбы от ордынского принца, или выкрасть невесту – этого Елисей простить не мог. Он должен был найти или невесту, или тело и уничтожить всех виновных, или кто там под руку подвернется. И он своего добился. Наверное, у кого-то из его подручных была странная кличка – тоска. Ведь царица
- И.Канаев
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут ее тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь ее похоронили,
Свадьбу тотчас учинили
А ислам и имя Ильяс, вероятно, было принято недавно, потому королевич и Богу усердно молился и к Солнцу обращался.
СЕМЬ БОГАТЫРЕЙ
- В.М.Конашевич
Хоть они и вынесены в название поэмы, но по сути ничего не делают в рамках сюжета, тем не менее, именно их существование, возможно, и послужило причиной создания поэмы. Имена их автор тоже не называет, он рассказчик, а не свидетель. В пушкинском конспекте народной сказки братьев 12 и они враждуют с другой ватагой. Семь их стало под влиянием европейской сказки о Белоснежке, откуда и зеркальце, которого нет в конспекте Пушкина. Братья жили в лесу, выходя из него только на поиски добычи на торговом пути.
Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Дебри более чем достаточный лес, чтобы в нем могло скрываться и большее количество людей. Но слишком большой уровень грабежа на дороге ордынцы не потерпели бы, конкурентов они уничтожали быстро. Очень показательно поведение братьев при обнаружении царевны у себя дома.
- В.М.Конашевич
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок,
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зеленого вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила.
Да кусочек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх во светлую светлицу
И оставили одну,
Отходящую ко сну.
- В.М.Конашевич
Но, сообразив, кто забрел к ним в дом, ведь еще вчера
… молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
богатыри даже не заикнулись проводить заблудившуюся девочку домой, что должен был сделать любой порядочный человек во все времена. А тут же попытались споить гостью, а когда царевна благоразумно отказалась, отправили нежданную заложницу в отдельную комнату.
Естественное решение для таких людей, как «богатыри», — вернуть заложницу за хороший выкуп, а не получиться – продать, и чем целее товар, тем выше цена. Братва, вероятно, была в розыске и показываться в городе им было небезопасно, оттого действовали через посредников, потому и долго. Обращаться к ордынцам опасно – те торговаться не станут. Отнимут, да еще и головы порубят. А во дворце «царь тужит», вероятно, болеет. Пришлось выходить на царицу. Но та скорее заплатила бы за убийство, а не за возврат. Вероятно, от посредников, а не от зеркальца, узнала царица, что царевна жива.
Уразумев, что выкупа не видать, «богатыри» подступили к девушке с вполне конкретными целями, смягченными в тексте, все-таки сказка для детей. Но царевна их отшила, напомнив, кто она такая и что ее Елисей ищет.
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей.
Ну, девочка, молодец, выкрутилась! Елисея-то она в глаза не видела, ищет он ее или нет, не знает, но братьев охолодила. Это через 300 лет Степан Разин мог выкинуть княжну за борт. На рубеже XIII-XIV веков авторитетнее ордынцев не было никого во всем обитаемом мире. Уже упоминавшегося здесь Михаила Тверского убили как раз по обвинению в отравлении дочери хана.
Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
А что делать?
Когда царевна приняла снадобье, братва поспешила избавиться от тела, и больше они участия в сюжете не принимали. Последние их слова:
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
В общем, братья вернулись к привычному образу жизни.
Есть еще одна догадка. Образ жизни братьев в укромном месте и иконы в их доме без женщин, позволяют сравнить их с казаками. У младшего современника Пушкина — Н.В.Гоголя в повести «Тарас Бульба» жизнь казаков в Сечи описана примерно также. А если верить Л.Н.Гумилеву, то часть хазар, живших на Северном Кавказе, приняли православие и вследствие этого обрусели. После исчезновения государства они перешли к вольному образу жизни и стали основой гребенских казаков.
СКАЗКА О МИНВОДСКОЙ ЦАРЕВНЕ СЕМЬ ВЕКОВ НАЗАД
В.А.Панин
В ночь с 24 на 25 декабря 1290 года в семье владетеля земель у входа в Пятигорье — черкесского князя и его жены-аланки родилась дочь. Мать родами умерла. После окончания траура, через год, князь вновь женился. Но новая жена так и не родила ему наследника. Князь старел, раны давали о себе знать, и он начал подбирать жениха дочери.
В канун 16-тилетия, наконец, удалось договориться и очень удачно. Жених не кто-нибудь, а Ильяс — сын ордынского хана, за ним дочка будет, как за каменной стеной. Правда, в приданное пришлось уступить часть территории вдоль торгового тракта, но это не страшно. Все равно других детей у него нет, а скоро дочери и так все достанется.
Не стал князь оговаривать долю княгини и ее статус, (а может, не сумел). А зря! Тем самым подставил дочку под удар. Хотя кто ж знает, «черт ли сладит с бабой гневной?»
В сентябре 1306 года все было готово к свадьбе. Но мачехе свадьба была не нужна, и не потому, что она не любила падчерицу. Старый князь был при смерти, и кем стала бы 30-тилетняя вдова, да еще при зяте-ордынц? Это у черкесов женщины были относительно свободны, что с удивлением отмечали все путешественники бывшие в этих краях – даже за стол садились вместе с мужчинами, а у ордынцев другие порядки.
Княгиня приказала рабыне, служанке-чернавке, завести девушку в Дебри по ягоды и привязать ее там. Но в лесу, хоть и с опозданием, княжна догадалась о замысле и смогла договориться со служанкой, обещая ей будущую милость. Домой идти ей было страшнее, нежели остаться в лесу, и молодая черкешенка побрела, куда глаза глядят.
Служанка выбежала из леса с криками, что «дочка царская пропала». Это известие окончательно сломило старого князя, жить ему оставалось считанные часы, и поиски царевны княгиня сорвала.
- Родился 1 марта 1926 года в городе Тирасполе Молдавской АССР. Член Союза художников РСФСР с 1960 года. В 1949–1954 годах учился в Палехском художественном училище. Учителя — В.И. Астахов, Н.М. Зиновьев. С 1954 года работал в Палехских художественно-производственных мастерских. Занимался книжным оформлением. Тематика произведений: фольклор, литература, советская, жанровые сцены. Участник выставок с 1955 года.
Тем временем девушка набрела на жилище «богатырей», которые аккуратно промышляли на торговой дороге, стараясь не привлекать лишнего внимания. Вернувшись домой с «молодецкого разбоя» и, обнаружив нежданную гостью, братва сразу сообразила, кого послала им судьба. Они еще вчера слышали о происшествии во дворце. Первая мысль была устроить гулянку, но девушка благоразумно отказалась. Заперев ее в отдельной комнате, братья сели думать. Было принято решение просить за заложницу выкуп.
Шли дни и братва поняла, что выкупа не будет. С дружками жениха не договориться, те сразу голову снесут. Во дворце тоже неразбериха, старый хозяин умер. Молодая вдова, прибирает хозяйство к рукам пока Ильяс не нашел невесту. И явно не хочет видеть падчерицу живой.
После очередной неудачной попытки переговоров распаленная братва ввалилась в комнату к княжне с недвусмысленными намерениями, но девочка проявила твердость и сумела их запугать женихом-ордынцем.
Когда на следующий день к убежищу добралась служанка, княжна решилась на отчаянный шаг. Ведь в следующий раз от «богатырей» можно и не отбиться. Хотя сторожевой пес и не выпускал ее из дому, но женщины сумели договориться. И служанка перебросила девице сильнодействующее снотворное. Когда братья вернулись домой, княжна уже «умерла» — вроде и живая, но дыхание незаметно.
Братья погоревали, что «не досталась никому», но с другой стороны вздохнули с облегчением. Как говорится – нет человека, нет проблемы. От тела избавились быстро – подбросили на территорию конкурирующей ватаги в противоположную от Дебрей сторону, в расщелине у Кинжала.
Служанка должна была помочь девушке проснуться, но дорога от Дебрей к Кинжалу шла мимо княжеской ставки. Замеченная кем-то из дворни служанка-рабыня вынуждена была исполнять свои обязанности по дворцу. К счастью, в это время из очередного поиска прибыл Ильяс, громко жалуясь, на местных жителей, которые что-то знают, но говорить не хотят, а колдуны и ведьмы только важно надувают щеки и отвечают загадками.
Служанка улучила момент и через ханского нукера передала жениху весть. Ильяс уже через час был на месте, но, помня рассказ Чернавки, трогать девушку не стал, дождался, когда сама проснется.
Когда Ильяс и невеста со свитой с шумом ворвались во дворец, вдова выбежала из дворца. Тут ее и взяли и … в общем, умерла она.
Свадьбу сыграли не откладывая, к ней ведь все было готово.
Служанку отдали в жены тому самому нукеру, с которым она познакомилась, еще когда он сопровождал посольство свата. А поскольку Ильяс стал хозяином во дворце, то ей не пришлось никуда уезжать, она осталась прислужничать молодой княгине – ханьше, как и было оговорено.
Источник: Бедал сентябрь 2006 год
Хочу только добавить, что попробуйте привязать к месту какое-нибудь другую сказку! Надо быть Гомером или Пушкиным, чтобы поэтический материал был канвой для реальных, даже с точки зрения топонимики, историй.
Самое интересное в пушкинских сказках – это как раз не происхождение сюжета. А многоплановость, дающая простор для подобного рода исследований. За внешней красотой поэзии, как горы в тумане, встают истории из прошлого. Сколько их? Бесконечно… Пока живы люди, способные вдохновляться.
Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждет-пождет с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись глядючи
С белой зори до ночи;
Не видать милого друга!
Только видит: вьется вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белешенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог дает царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелешенько вздохнула,
Восхищенья не снесла,
И к обедне умерла.
Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошел как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
«Свет мой, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее».
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищелкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.
Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.
На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
Что же зеркальце в ответ?
«Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее».
Как царица отпрыгнет,
Да как ручку замахнет,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
«Ах ты, мерзкое стекло!
Это врешь ты мне на зло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всем меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?» Зеркальце в ответ:
«А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее».
Делать нечего. Она,
Черной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав ее, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.
Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась,
И до смерти испугалась,
И взмолилась: «Жизнь моя!
В чем, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя».
Та, в душе ее любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, бог с тобой».
А сама пришла домой.
«Что? — сказала ей царица, —
Где красавица девица?»
— Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она. —
Крепко связаны ей локти;
Попадется зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть.
И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей душой,
За невестой молодой.
Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей на встречу пес, залая,
Прибежал и смолк, играя;
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пес бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно!
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.
Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: «Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица».
И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те спознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок;
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зеленого вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила,
Да кусочек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх во светлую светлицу
И оставили одну,
Отходящую ко сну.
День за днем идет, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу, не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберет и приготовит.
Им она не прекословит,
Не перечут ей они.
Так идут за днями дни.
Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: «Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?»
«Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей».
Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
«Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонясь, —
Коли так, не заикнуся
Уж о том». — «Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина».
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.
Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить ее,
А на зеркальце свое
Долго дулась и сердилась;
Наконец об нем хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
«Здравствуй, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты прекрасна, спору нет;
Но живет без всякой славы,
Средь зеленыя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей».
И царица налетела
На Чернавку: «Как ты смела
Обмануть меня? и в чем!..»
Та призналася во всем:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.
Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пес залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. «Постой,
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу».
Отвечает ей черница:
«Ох ты, дитятко девица!
Пес проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне». — Царевна хочет
Выдти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пес ей под ноги — и лает,
И к старухе не пускает;
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. «Что за чудо?
Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит: —
На ж, лови!» — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала:
«Благодарствую, — сказала. —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!»
И к царевне наливное,
Молодое, золотое,
Прямо яблочко летит…
Пес как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. «Ради скуки
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед».
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пёс бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце пёсье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою;
«Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!» — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто медом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда; не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…
Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им на встречу, грозно воя,
Пес бежит и ко двору
Путь им кажет. «Не к добру! —
Братья молвили: — печали
Не минуем». Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пес на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мертвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой,
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить ее хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб ее к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решеткой оградили;
И, пред мертвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: «Спи во гробе;
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному».
В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее».
За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрен;
Кто в глаза ему смеется,
Кто скорее отвернется;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец.
«Свет наш солнышко! Ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с теплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать ее в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь ее да встретил
Или след ее заметил».
Темной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
«Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаешь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звезды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Братец мой,
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На сторо́же я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна, видно,
Пробежала». — «Как обидно!» —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
«Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай».
Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
«Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе,
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ее». — «Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места;
В том гробу твоя невеста».
Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошел к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть еще хоть раз.
Вот идет; и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг нее страна пустая;
Под горою темный вход.
Он туда скорей идет.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И встает она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он ее берет
И на свет из тьмы несет,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!
Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним.
Говоря: «Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее».
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут ее тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь ее похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мед, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.
Текст взят:
А.С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. М.: ГИХЛ, 1959—1962. Том 3. Поэмы, Сказки.
Ссылка на аутентичный текст:
https://rvb.ru/pushkin/01text/03fables/01fables/0800.htm