Где живет баба яга в сказках

В русских сказках, преимущественно волшебных, часто фигурирует Ягая, Ягишна или Егибоба, у украинцев — Баба-Язя, у поляков — Бабоендза, у чехов и словенцев — Ежибаба. В праславянском языке словом ęgа называются различные «гады», например змеи и ящерицы. Поэтому само имя сближает сказочного персонажа с обитателями Нижнего, подземного мира.

Этимологический словарь Макса Фасмера указывает, что имя Яги родственно прибалтийским словам, обозначающим досаду, раздражение, нечто противное, а также древне-исландскому ekki — «скорбь», «боль». А наиболее полно образ Бабы-яги в 1930–40-е годы исследовал советский фольклорист Владимир Пропп.

В первобытном обществе, где главным источником пропитания была охота, каждый мальчик должен был пройти обряд инициации — символически «умереть» и «родиться» уже в новом качестве. Древние люди верили, что «путешествие в загробный мир» давало будущему охотнику магические способности: звериные нюх и слух, умение понимать язык животных и быть незаметным в лесу. Посвящаемого уводили в лес, где морили голодом, пытали огнем, закапывали в землю, отрезали пальцы рук, выбивали зубы, давали галлюциногенные растения. После пройденных испытаний человек начинал верить, что действительно побывал на том свете.

В образе Бабы-яги, по мнению Проппа, соединяются черты распорядителя этого обряда и стража, охраняющего вход в царство мертвых. В сказках Яга живет в избушке на курьих ножках. Истоки этого оригинального архитектурного решения трактуются по-разному. Одни исследователи считают, что куриные ноги — отголосок эпохи тотемизма, когда животным приписывали магические силы. Другие — что избушками на курьих ножках называли особые срубы на сваях, где хоронили мертвых финно-угорские народы. Избушка Яги обычно стоит на опушке, то есть на границе двух миров. Дверью она повернута к лесу — миру мертвых. Герой сказки не может сам пересечь невидимую границу, попросту обойти избушку и войти с другой стороны — и должен произнести заклинание: «Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!».

«Эта избушка — сторожевая застава. За черту герой попадет не раньше, чем будет подвергнут допросу и испытанию, может ли он следовать дальше. Собственно, первое испытание уже выдержано. Иван знал заклинание и сумел подуть на избушку и повернуть ее».

Из книги Владимира Проппа «Исторические корни волшебной сказки»

В некоторых сказках внешность Яги описывают в деталях: «Впереди голова, в одном углу нога, в другом другая», «На печке лежит баба-яга, костяная нога, из угла в угол, нос в потолок врос». И Пропп заключил, что «Яга напоминает собой труп, труп в тесном гробу или в специальной клетушке, где хоронят или оставляют умирать. Она — мертвец». Отсюда в сказках появились и костяная нога — нога скелета, — и слепота старухи.

Правда, напрямую в сказках не говорится, что Яга слепая. Встретив героя, она восклицает: «Фу, фу, фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится». По логике древних людей, как живым неприятен запах смерти, так и мертвые не переносят запаха живых. А «русский дух в сказках» — это именно запах живого человека.

Встретив героя, Яга начинает выпытывать, куда и зачем он путь держит. И получает стандартный ответ: «Чего кричишь? Ты прежде напой-накорми, в баню своди да после про вести и спрашивай». Древние верили, что умерший становится «своим» в потустороннем мире, лишь отведав там пищи. Потому Иван, поев блинков у Бабы-яги, становится причастным к миру мертвых.

Далее «классическая» Баба-яга дает герою добрый совет, дарит волшебный предмет или животное: коня, собаку, клубок ниток, тарелку с золотыми яблоками. Такой тип Яги Владимир Пропп назвал Ягой-дарительницей.

В некоторых сказках герой похищает магическое средство или волшебного помощника у Яги, и тогда старуха бросается за ним в погоню в своей ступе. Такой тип называют Ягой-воительницей. Например, в сказке «Марья Моревна» Иван-царевич крадет у Бабы-яги волшебного жеребенка, и во время погони за ним Яга погибает в Огненной реке.

Третий тип Яги — похитительница детей. Гуси-лебеди из одноименной сказки крадут мальчика и относят его к Бабе-яге, а старшая сестра его выручает. Пропп увидел сходство такой Яги с «лесными» и «водяными» учителями — другими персонажами русских сказок, которые забирают детей у родителей. И хотя кажется, что похищенный ребенок обязательно погибнет — обычно он возвращается к семье, обучившись волшебной науке. Образы похожих злодеев есть также во французском и немецком фольклоре — например, ведьма, которая заманивает к себе детей, чтобы их съесть. В итоге дети сжигают ведьму в печке и благополучно возвращаются домой.

Такие сказки про похищение детей также возникли из первобытного обычая. В древности дети могли проходить инициацию гораздо раньше наступления половой зрелости. Бывали случаи, когда ребенка еще до его рождения «запродавали», то есть обещали в другое племя или тайный союз. По этой договоренности ребенка забирали у родителей, когда он достигал оговоренного возраста.

Долгое время исследователи недоумевали: почему Баба-яга — женщина, если в охотничьей инициации участвовали только мужчины? Оказалось, что во многих племенах шаманы и вожди для проведения обряда переодевались в женскую одежду. Ученые предположили, что так проявлялась память о времени матриархата, когда почитали прародительницу племени. В этом контексте особенно любопытно, что лучшей Бабой-ягой в кино стал мужчина — Георгий Милляр, который играл Ягу, переодеваясь в старуху, в фильмах режиссера Александра Роу.

С развитием земледелия необходимость в охотничьей инициации отпала, и обряд стал существовать в виде мифа. Затем люди и миф перестали воспринимать как священное знание, и сведения о нем «опустились» на уровень сказки. Еще 100–150 лет сказки слушали взрослые, а современные их версии в основном адаптированы для детей. И такие тексты не всегда позволяют в полной мере оценить настоящую фольклорную Бабу-ягу — страшную для непосвященного, но помогающую достойному.

This article is about the entity in Slavic folklore. For adaptations and other uses, see Baba Yaga (disambiguation).

In Slavic folklore, Baba Yaga, also spelled Baba Jaga (from Polish), is a supernatural being (or one of a trio of sisters of the same name) who appears as a deformed and/or ferocious-looking woman. In fairy tales Baba Yaga flies around in a mortar, wields a pestle, and dwells deep in the forest in a hut usually described as standing on chicken legs. Baba Yaga may help or hinder those that encounter or seek her out and may play a maternal role; she has associations with forest wildlife. According to Vladimir Propp’s folktale morphology, Baba Yaga commonly appears as either a donor or a villain, or may be altogether ambiguous.

Dr. Andreas Johns identifies Baba Yaga as «one of the most memorable and distinctive figures in eastern European folklore», and observes that she is «enigmatic» and often exhibits «striking ambiguity».^[1] Johns summarizes Baba Yaga as «a many-faceted figure, capable of inspiring researchers to see her as a Cloud, Moon, Death, Winter, Snake, Bird, Pelican or Earth Goddess, totemic matriarchal ancestress, female initiator, phallic mother, or archetypal image».^[2]

Etymology[edit]

Variations of the name Baba Yaga are found in many East Slavic languages. The first element is a babble word which gives the word бабуся (babusya or ‘grandmother’) in modern Ukrainian, бабушка (babushka or ‘grandmother’) in modern Russian, and babcia (‘grandmother’) in Polish. In Serbo-Croatian, Bosnian, Macedonian, Bulgarian and Romanian baba means ‘grandmother’ or ‘old woman’. In contemporary Polish and Russian, baba is the pejorative synonym for ‘woman’, especially one that is old, dirty or foolish. As with other kinship terms in Slavic languages, baba may be used in other ways, potentially as a result of taboo; it may be applied to various animals, natural phenomena, and objects, such as types of mushrooms, cake or pears. In the Polesia region of Ukraine, the plural baby may refer to an autumn funeral feast. The element may appear as a means of glossing the second element, iaga, with a familiar component or may have also been applied as a means of distinguishing Baba Yaga from a male counterpart.^[2]

Yaga is more etymologically problematic and there is no clear consensus among scholars about its meaning. In the 19th century, Alexander Afanasyev proposed the derivation of Proto-Slavic *ož and Sanskrit ahi (‘serpent’). This etymology has been explored by 20th-century scholars. Related terms appear in Serbo-Croatian jeza (‘horror’, ‘shudder’, ‘chill’), Slovene jeza (‘anger’), Old Czech jězě (‘witch’, ‘legendary evil female being’), modern Czech jezinka (‘wicked wood nymph’, ‘dryad’), and Polish jędza (‘witch’, ‘evil woman’, ‘fury’). The term appears in Old Church Slavonic as jęza/jędza (‘disease’). In other Indo-European languages the element iaga has been linked to Lithuanian engti (‘to abuse (continuously)’, ‘to belittle’, ‘to exploit’), Old English inca (‘doubt’, ‘worry», ‘pain’), and Old Norse ekki (‘pain’, ‘worry’).^[3]

Attestations[edit]

The first clear reference to Baba Yaga (Iaga baba) occurs in 1755; Mikhail V. Lomonosov’s Russian Grammar [ru]. In Lomonosov’s grammar book, Baba Yaga is mentioned twice among other figures largely from Slavic tradition. The second of the two mentions occurs within a list of Slavic gods and beings next to their presumed equivalence in Roman mythology (the Slavic god Perun, for example, appears equated with the Roman god Jupiter). Baba Yaga, however, appears in a third section without an equivalence, highlighting her perceived uniqueness even in this first known attestation.^[4]

In the narratives in which Baba Yaga appears, she displays a variety of typical attributes: a turning, chicken-legged hut; and a mortar, pestle, and/or mop or broom. Baba Yaga often bears the epithet Baba Yaga kostyanaya noga (‘bony leg’), or Baba Yaga s zheleznymi zubami (‘with iron teeth’) ^[5] and when inside her dwelling, she may be found stretched out over the stove, reaching from one corner of the hut to another. Baba Yaga may sense and mention the russkiy dukh (‘Russian scent’) of those that visit her. Her nose may stick into the ceiling. Particular emphasis may be placed by some narrators on the repulsiveness of her nose, breasts, buttocks, or vulva.^[6]

In some tales a trio of Baba Yagas appear as sisters, all sharing the same name. For example, in a version of «The Maiden Tsar» collected in the 19th century by Alexander Afanasyev, Ivan, a handsome merchant’s son, makes his way to the home of one of three Baba Yagas:^[7]

He journeyed onwards, straight ahead … and finally came to a little hut; it stood in the open field, turning on chicken legs. He entered and found Baba Yaga the Bony-legged. «Fie, fie,» she said, «the Russian smell was never heard of nor caught sight of here, but it has come by itself. Are you here of your own free will or by compulsion, my good youth?» «Largely of my own free will, and twice as much by compulsion! Do you know, Baba Yaga, where lies the thrice tenth kingdom [ru]?» «No, I do not,» she said, and told him to go to her second sister; she might know..

Ivan walks for some time before encountering a small hut identical to the first. This Baba Yaga makes the same comments and asks the same question as the first, and Ivan asks the same question. This second Baba Yaga does not know either and directs him to the third, but says that if she gets angry with him «and wants to devour you, take three horns from her and ask her permission to blow them; blow the first one softly, the second one louder, and third still louder.» Ivan thanks her and continues on his journey.

After walking for some time, Ivan eventually finds the chicken-legged hut of the youngest of the three sisters turning in an open field. This third and youngest of the Baba Yagas makes the same comment about «the Russian smell» before running to whet her teeth and consume Ivan. Ivan begs her to give him three horns and she does so. The first he blows softly, the second louder, and the third louder yet. This causes birds of all sorts to arrive and swarm the hut. One of the birds is the firebird, which tells him to hop on its back or Baba Yaga will eat him. He does so and the Baba Yaga rushes him and grabs the firebird by its tail. The firebird leaves with Ivan, leaving Baba Yaga behind with a fist full of firebird feathers.

In Afanasyev’s collection of tales, Baba Yaga also appears in «Baba Yaga and Zamoryshek», «By Command of the Prince Daniel», «Vasilisa the Fair», «Marya Moryevna», «Realms of Copper, Silver, and Gold» [fr], «The Sea Tsar and Vasilisa the Wise», and «Legless Knight and Blind Knight» (English titles from Magnus’s translation).^[8]

Depiction on lubki[edit]

Baba Yaga appears on a variety of lubki (singular lubok), wood block prints popular in late 17th and early 18th century Russia. In some instances, Baba Yaga appears astride a pig going to battle against a reptilian entity referred to as «crocodile».

Some scholars interpret this scene as a political parody. Peter the Great persecuted Old Believers, who in turn referred to him as a crocodile. Some lubki feature a ship below the crocodile with Baba Yaga dressed in what has been identified as Finnish dress; Peter the Great’s wife Catherine I was sometimes derisively referred to as the chukhonka (‘Finnish woman’).^[9] A lubok that features Baba Yaga dancing with a bagpipe-playing bald man has been identified as a merrier depiction of the home life of Peter and Catherine. Alternately, some scholars have interpreted these lubki motifs as reflecting a concept of Baba Yaga as a shaman. The crocodile would in this case represent a monster who fights witches, and the print would be something of a «cultural mélange» that «demonstrate[s] an interest in shamanism at the time».^[10]

According to the Ph.D. dissertation of Andreas Johns, «Neither of these two interpretations significantly changes the image of Baba Yaga familiar from folktales. Either she can be seen as a literal evil witch, treated somewhat humorously in these prints, or as a figurative ‘witch’, an unpopular foreign empress. Both literal and figurative understandings of Baba Yaga are documented in the nineteenth century and were probably present at the time these prints were made.»^[10]

Related figures and analogues[edit]

Ježibaba [cs], a figure closely related to Baba Yaga, occurs in the folklore of the West Slavic peoples. The two figures may originate from a common figure known during the Middle Ages or earlier; both figures are similarly ambiguous in character, but differ in appearance and the different tale types they occur in. Questions linger regarding the limited Slavic area—East Slavic nations, Slovakia, and the Czech lands—in which references to Ježibaba are recorded.^[11] Jędza [pl], another figure related to Baba Yaga, appears in Polish folklore.^[12]

Similarities between Baba Yaga and other beings in folklore may be due to either direct relation or cultural contact between the Eastern Slavs and other surrounding peoples. In Central and Eastern Europe, these figures include the Bulgarian gorska maika (Горска майка’, ‘Forest Mother’, also the name of a flower); the Hungarian vasorrú bába (‘Iron-nose Midwife’), the Serbian Baba Korizma, Gvozdenzuba (‘Iron-tooth’), Baba Roga (used to scare children in Bosnia, Croatia, Montenegro and Serbia), šumska majka (‘Forest Mother’), and the babice; and the Slovenian jaga baba or ježibaba, Pehta or Pehtra baba and kvatrna baba or kvatrnica. In Romanian folklore, similarities have been identified in several figures, including Mama padurii (‘Forest Mother’) or Baba Cloanta referring to the nose as a bird’s beak. In neighboring Germanic Europe, similarities have been observed between the Alpine Perchta and Holda or Holle in the folklore of Central and Northern Germany, and the Swiss Chlungeri.^[13]

Some scholars have proposed that the concept of Baba Yaga was influenced by East Slavic contact with Finno-Ugric and Siberian peoples.^[14] The Karelian Syöjätär has some aspects of Baba Yaga, but only the negative ones, while in other Karelian tales, helpful roles akin to those from Baba Yaga may be performed by a character called akka (‘old woman’).^[15] Certainly «huts on chicken legs» are commonly found «deep in the forest» of Northern Europe, like this example in Skansen: ; those are usually cramped for a person to enter, like Baba Yaga´s hut, but unlike Baba Yaga´s hut do not actively walk and also do not contain a stove (being intended for storage rather than residence).

In modern culture[edit]

The character Valada Geloë, in Tad Williams’ ‘Memory, Sorrow, and Thorn’ trilogy, who is described as a «forest woman», has supernatural powers, can transform into a bird, and lives in a hut on a lake with bird feet which appears to move.

Voleth Meir, also known as the Deathless Mother in Season 2 of Netflix’s The Witcher, is based on Baba Yaga.

Baba Yaga, appearing as a grotesque, child-eating witch, features as a prominent character in Hellboy comics franchise, including its 2019 film installment.

The film character John Wick is referred to by his enemies as «Baba Yaga», the name used synonymously with the term «bogeyman».

Dragon Ball character Fortuneteller Baba is based on Baba Yaga, as is fellow anime character Yubaba from Hayao Miyazaki’s Spirited Away, while the titular object of Miyazaki’s Howl’s Moving Castle is modeled after her walking hut.

The ninth movement of Modest Mussorgsky’s suite Pictures at an Exhibition is titled «The Hut on Hen’s Legs (Baba Yaga)» and is inspired by a painting by Viktor Hartmann depicting the same.

Animated segments telling the story of Baba Yaga were used in the 2014 documentary The Vanquishing of the Witch Baba Yaga, directed by American filmmaker Jessica Oreck.^[16]

In the animated movie Bartok the Magnificent (1998) by Fox Studios, Baba Yaga is portrayed as a false antagonist who gives Bartok quests to save the Czar of Russia.

The 1989 PC game Quest for Glory: So You Want to Be a Hero has the player undo curses cast by Baba Yaga, who serves as a main antagonist in the title.

She is a playable magical character in Smite.

Orson Scott Card’s 1999 fantasy novel, “Enchantment”, features Baba Yaga as the arch-villainess, in this modern take on the Ukrainian version of ‘Sleeping Beauty’.

The Track ‘Baba Yaga’ was released August 2021, on Slaughter to Prevail’s Kostolom Album.

See also[edit]

• Morana (goddess)
• Babay, a night spirit in Slavic folklore who is also useful in scaring children.
• Hansel and Gretel
• Despoina / Persephone
• Hecate
• The Morrígan
• Yama-uba, a similar character to Baba Yaga, in Japanese folklore.
• Izanami

Citations[edit]

Cited and general sources[edit]

• Afanasyev, Alexander (1916). Magnus, Leonard A. (ed.). Russian Folk-Tales. Kegan Paul, Trench, Trubner & Co.
• Afanasyev, Alexander (1973) [1945]. Russian Fairy Tales. Translated by Guterman, Norbert. New York: Pantheon Books. ISBN 978-0-394-73090-5.
• Henry, C. (2022). Ryan, L. (ed.). Into the Forest: Tales of the Baba Yaga. Black Spot Books. ISBN 978-1-64548-123-2.
• Johns, Andreas (1998). «Baba Yaga and the Russian Mother». The Slavic and East European Journal. American Association of Teachers of Slavic and East European Languages. 42 (1): 21–36. doi:10.2307/310050. JSTOR 310050.
• Johns, Andreas (2004). Baba Yaga: The Ambiguous Mother and Witch of the Russian Folktale. New York: Peter Lang. ISBN 978-0-8204-6769-6.
• Hubbs, Joanna (1993). Mother Russia: The Feminine Myth in Russian culture (1st Midland Book ed.). Bloomington: Indiana University Press. ISBN 978-0-253-20842-2. OCLC 29539185.

External links[edit]

• Baba Yaga: The greatest ‘wicked witch’ of all?, BBC

This article is about the entity in Slavic folklore. For adaptations and other uses, see Baba Yaga (disambiguation).

In Slavic folklore, Baba Yaga, also spelled Baba Jaga (from Polish), is a supernatural being (or one of a trio of sisters of the same name) who appears as a deformed and/or ferocious-looking woman. In fairy tales Baba Yaga flies around in a mortar, wields a pestle, and dwells deep in the forest in a hut usually described as standing on chicken legs. Baba Yaga may help or hinder those that encounter or seek her out and may play a maternal role; she has associations with forest wildlife. According to Vladimir Propp’s folktale morphology, Baba Yaga commonly appears as either a donor or a villain, or may be altogether ambiguous.

Dr. Andreas Johns identifies Baba Yaga as «one of the most memorable and distinctive figures in eastern European folklore», and observes that she is «enigmatic» and often exhibits «striking ambiguity».^[1] Johns summarizes Baba Yaga as «a many-faceted figure, capable of inspiring researchers to see her as a Cloud, Moon, Death, Winter, Snake, Bird, Pelican or Earth Goddess, totemic matriarchal ancestress, female initiator, phallic mother, or archetypal image».^[2]

Etymology[edit]

Variations of the name Baba Yaga are found in many East Slavic languages. The first element is a babble word which gives the word бабуся (babusya or ‘grandmother’) in modern Ukrainian, бабушка (babushka or ‘grandmother’) in modern Russian, and babcia (‘grandmother’) in Polish. In Serbo-Croatian, Bosnian, Macedonian, Bulgarian and Romanian baba means ‘grandmother’ or ‘old woman’. In contemporary Polish and Russian, baba is the pejorative synonym for ‘woman’, especially one that is old, dirty or foolish. As with other kinship terms in Slavic languages, baba may be used in other ways, potentially as a result of taboo; it may be applied to various animals, natural phenomena, and objects, such as types of mushrooms, cake or pears. In the Polesia region of Ukraine, the plural baby may refer to an autumn funeral feast. The element may appear as a means of glossing the second element, iaga, with a familiar component or may have also been applied as a means of distinguishing Baba Yaga from a male counterpart.^[2]

Yaga is more etymologically problematic and there is no clear consensus among scholars about its meaning. In the 19th century, Alexander Afanasyev proposed the derivation of Proto-Slavic *ož and Sanskrit ahi (‘serpent’). This etymology has been explored by 20th-century scholars. Related terms appear in Serbo-Croatian jeza (‘horror’, ‘shudder’, ‘chill’), Slovene jeza (‘anger’), Old Czech jězě (‘witch’, ‘legendary evil female being’), modern Czech jezinka (‘wicked wood nymph’, ‘dryad’), and Polish jędza (‘witch’, ‘evil woman’, ‘fury’). The term appears in Old Church Slavonic as jęza/jędza (‘disease’). In other Indo-European languages the element iaga has been linked to Lithuanian engti (‘to abuse (continuously)’, ‘to belittle’, ‘to exploit’), Old English inca (‘doubt’, ‘worry», ‘pain’), and Old Norse ekki (‘pain’, ‘worry’).^[3]

Attestations[edit]

The first clear reference to Baba Yaga (Iaga baba) occurs in 1755; Mikhail V. Lomonosov’s Russian Grammar [ru]. In Lomonosov’s grammar book, Baba Yaga is mentioned twice among other figures largely from Slavic tradition. The second of the two mentions occurs within a list of Slavic gods and beings next to their presumed equivalence in Roman mythology (the Slavic god Perun, for example, appears equated with the Roman god Jupiter). Baba Yaga, however, appears in a third section without an equivalence, highlighting her perceived uniqueness even in this first known attestation.^[4]

In the narratives in which Baba Yaga appears, she displays a variety of typical attributes: a turning, chicken-legged hut; and a mortar, pestle, and/or mop or broom. Baba Yaga often bears the epithet Baba Yaga kostyanaya noga (‘bony leg’), or Baba Yaga s zheleznymi zubami (‘with iron teeth’) ^[5] and when inside her dwelling, she may be found stretched out over the stove, reaching from one corner of the hut to another. Baba Yaga may sense and mention the russkiy dukh (‘Russian scent’) of those that visit her. Her nose may stick into the ceiling. Particular emphasis may be placed by some narrators on the repulsiveness of her nose, breasts, buttocks, or vulva.^[6]

In some tales a trio of Baba Yagas appear as sisters, all sharing the same name. For example, in a version of «The Maiden Tsar» collected in the 19th century by Alexander Afanasyev, Ivan, a handsome merchant’s son, makes his way to the home of one of three Baba Yagas:^[7]

He journeyed onwards, straight ahead … and finally came to a little hut; it stood in the open field, turning on chicken legs. He entered and found Baba Yaga the Bony-legged. «Fie, fie,» she said, «the Russian smell was never heard of nor caught sight of here, but it has come by itself. Are you here of your own free will or by compulsion, my good youth?» «Largely of my own free will, and twice as much by compulsion! Do you know, Baba Yaga, where lies the thrice tenth kingdom [ru]?» «No, I do not,» she said, and told him to go to her second sister; she might know..

Ivan walks for some time before encountering a small hut identical to the first. This Baba Yaga makes the same comments and asks the same question as the first, and Ivan asks the same question. This second Baba Yaga does not know either and directs him to the third, but says that if she gets angry with him «and wants to devour you, take three horns from her and ask her permission to blow them; blow the first one softly, the second one louder, and third still louder.» Ivan thanks her and continues on his journey.

After walking for some time, Ivan eventually finds the chicken-legged hut of the youngest of the three sisters turning in an open field. This third and youngest of the Baba Yagas makes the same comment about «the Russian smell» before running to whet her teeth and consume Ivan. Ivan begs her to give him three horns and she does so. The first he blows softly, the second louder, and the third louder yet. This causes birds of all sorts to arrive and swarm the hut. One of the birds is the firebird, which tells him to hop on its back or Baba Yaga will eat him. He does so and the Baba Yaga rushes him and grabs the firebird by its tail. The firebird leaves with Ivan, leaving Baba Yaga behind with a fist full of firebird feathers.

In Afanasyev’s collection of tales, Baba Yaga also appears in «Baba Yaga and Zamoryshek», «By Command of the Prince Daniel», «Vasilisa the Fair», «Marya Moryevna», «Realms of Copper, Silver, and Gold» [fr], «The Sea Tsar and Vasilisa the Wise», and «Legless Knight and Blind Knight» (English titles from Magnus’s translation).^[8]

Depiction on lubki[edit]

Baba Yaga appears on a variety of lubki (singular lubok), wood block prints popular in late 17th and early 18th century Russia. In some instances, Baba Yaga appears astride a pig going to battle against a reptilian entity referred to as «crocodile».

Some scholars interpret this scene as a political parody. Peter the Great persecuted Old Believers, who in turn referred to him as a crocodile. Some lubki feature a ship below the crocodile with Baba Yaga dressed in what has been identified as Finnish dress; Peter the Great’s wife Catherine I was sometimes derisively referred to as the chukhonka (‘Finnish woman’).^[9] A lubok that features Baba Yaga dancing with a bagpipe-playing bald man has been identified as a merrier depiction of the home life of Peter and Catherine. Alternately, some scholars have interpreted these lubki motifs as reflecting a concept of Baba Yaga as a shaman. The crocodile would in this case represent a monster who fights witches, and the print would be something of a «cultural mélange» that «demonstrate[s] an interest in shamanism at the time».^[10]

According to the Ph.D. dissertation of Andreas Johns, «Neither of these two interpretations significantly changes the image of Baba Yaga familiar from folktales. Either she can be seen as a literal evil witch, treated somewhat humorously in these prints, or as a figurative ‘witch’, an unpopular foreign empress. Both literal and figurative understandings of Baba Yaga are documented in the nineteenth century and were probably present at the time these prints were made.»^[10]

Related figures and analogues[edit]

Ježibaba [cs], a figure closely related to Baba Yaga, occurs in the folklore of the West Slavic peoples. The two figures may originate from a common figure known during the Middle Ages or earlier; both figures are similarly ambiguous in character, but differ in appearance and the different tale types they occur in. Questions linger regarding the limited Slavic area—East Slavic nations, Slovakia, and the Czech lands—in which references to Ježibaba are recorded.^[11] Jędza [pl], another figure related to Baba Yaga, appears in Polish folklore.^[12]

Similarities between Baba Yaga and other beings in folklore may be due to either direct relation or cultural contact between the Eastern Slavs and other surrounding peoples. In Central and Eastern Europe, these figures include the Bulgarian gorska maika (Горска майка’, ‘Forest Mother’, also the name of a flower); the Hungarian vasorrú bába (‘Iron-nose Midwife’), the Serbian Baba Korizma, Gvozdenzuba (‘Iron-tooth’), Baba Roga (used to scare children in Bosnia, Croatia, Montenegro and Serbia), šumska majka (‘Forest Mother’), and the babice; and the Slovenian jaga baba or ježibaba, Pehta or Pehtra baba and kvatrna baba or kvatrnica. In Romanian folklore, similarities have been identified in several figures, including Mama padurii (‘Forest Mother’) or Baba Cloanta referring to the nose as a bird’s beak. In neighboring Germanic Europe, similarities have been observed between the Alpine Perchta and Holda or Holle in the folklore of Central and Northern Germany, and the Swiss Chlungeri.^[13]

Some scholars have proposed that the concept of Baba Yaga was influenced by East Slavic contact with Finno-Ugric and Siberian peoples.^[14] The Karelian Syöjätär has some aspects of Baba Yaga, but only the negative ones, while in other Karelian tales, helpful roles akin to those from Baba Yaga may be performed by a character called akka (‘old woman’).^[15] Certainly «huts on chicken legs» are commonly found «deep in the forest» of Northern Europe, like this example in Skansen: ; those are usually cramped for a person to enter, like Baba Yaga´s hut, but unlike Baba Yaga´s hut do not actively walk and also do not contain a stove (being intended for storage rather than residence).

In modern culture[edit]

The character Valada Geloë, in Tad Williams’ ‘Memory, Sorrow, and Thorn’ trilogy, who is described as a «forest woman», has supernatural powers, can transform into a bird, and lives in a hut on a lake with bird feet which appears to move.

Voleth Meir, also known as the Deathless Mother in Season 2 of Netflix’s The Witcher, is based on Baba Yaga.

Baba Yaga, appearing as a grotesque, child-eating witch, features as a prominent character in Hellboy comics franchise, including its 2019 film installment.

The film character John Wick is referred to by his enemies as «Baba Yaga», the name used synonymously with the term «bogeyman».

Dragon Ball character Fortuneteller Baba is based on Baba Yaga, as is fellow anime character Yubaba from Hayao Miyazaki’s Spirited Away, while the titular object of Miyazaki’s Howl’s Moving Castle is modeled after her walking hut.

The ninth movement of Modest Mussorgsky’s suite Pictures at an Exhibition is titled «The Hut on Hen’s Legs (Baba Yaga)» and is inspired by a painting by Viktor Hartmann depicting the same.

Animated segments telling the story of Baba Yaga were used in the 2014 documentary The Vanquishing of the Witch Baba Yaga, directed by American filmmaker Jessica Oreck.^[16]

In the animated movie Bartok the Magnificent (1998) by Fox Studios, Baba Yaga is portrayed as a false antagonist who gives Bartok quests to save the Czar of Russia.

The 1989 PC game Quest for Glory: So You Want to Be a Hero has the player undo curses cast by Baba Yaga, who serves as a main antagonist in the title.

She is a playable magical character in Smite.

Orson Scott Card’s 1999 fantasy novel, “Enchantment”, features Baba Yaga as the arch-villainess, in this modern take on the Ukrainian version of ‘Sleeping Beauty’.

The Track ‘Baba Yaga’ was released August 2021, on Slaughter to Prevail’s Kostolom Album.

See also[edit]

• Morana (goddess)
• Babay, a night spirit in Slavic folklore who is also useful in scaring children.
• Hansel and Gretel
• Despoina / Persephone
• Hecate
• The Morrígan
• Yama-uba, a similar character to Baba Yaga, in Japanese folklore.
• Izanami

Citations[edit]

Cited and general sources[edit]

• Afanasyev, Alexander (1916). Magnus, Leonard A. (ed.). Russian Folk-Tales. Kegan Paul, Trench, Trubner & Co.
• Afanasyev, Alexander (1973) [1945]. Russian Fairy Tales. Translated by Guterman, Norbert. New York: Pantheon Books. ISBN 978-0-394-73090-5.
• Henry, C. (2022). Ryan, L. (ed.). Into the Forest: Tales of the Baba Yaga. Black Spot Books. ISBN 978-1-64548-123-2.
• Johns, Andreas (1998). «Baba Yaga and the Russian Mother». The Slavic and East European Journal. American Association of Teachers of Slavic and East European Languages. 42 (1): 21–36. doi:10.2307/310050. JSTOR 310050.
• Johns, Andreas (2004). Baba Yaga: The Ambiguous Mother and Witch of the Russian Folktale. New York: Peter Lang. ISBN 978-0-8204-6769-6.
• Hubbs, Joanna (1993). Mother Russia: The Feminine Myth in Russian culture (1st Midland Book ed.). Bloomington: Indiana University Press. ISBN 978-0-253-20842-2. OCLC 29539185.

External links[edit]

• Baba Yaga: The greatest ‘wicked witch’ of all?, BBC

Образ Бабы-яги пришел к нам из неписьменной древности и «живет» сегодня только в народных сказках. Мы познакомились с этим образом в детстве, слушая сказки, рассматривая картинки в книжках, смотря мультфильмы и фильмы. Но насколько этот образ адекватен древней дописьменной и дохристианской Бабе-яге? Можем ли мы сегодня попытаться реконструировать источники этого образа? В этой статье предпринята такая попытка.

Прежде чем перейти к рассмотрению нашей героини, необходимо зафиксировать несколько важных моментов:

1. Баба-яга — это сказочный персонаж. Сказки передавались из уст в уста и начали записываться в России только в XIX веке. Поэтому мы не можем знать наверняка, как формировался и изменялся этот персонаж до XIX века. Можем только предполагать, основываясь на косвенных данных. С одной стороны, это хорошая возможность для полета фантазии, с другой стороны — велика вероятность ошибки.
2. Сказки часто несут в себе остатки исключительно древних религиозных обрядов, так как религия является наиболее инертной сферой общественного бытия. Всё, что связано с религией, передаётся аккуратно, бережно и тщательно, так как касается таких важнейших для людей категорий как предки, любовь, жизнь и смерть, добро и зло, правда и ложь, и т.п.

Поэтому, чтобы попытаться понять, как, когда и где формировался образ Бабы-яги, нам нужно пристально посмотреть на то, с какими религиозными ритуалами и обрядами каких народов каких времен имеют сходства сказочные атрибуты исследуемого персонажа.

Баба

Слово «баба» очень похоже по строению на слова «мама», «папа», «тата», «дядя», «няня», «ляля», «кака» и т.п. Скорее всего, это одно из слов, которое дошло до нас из древности такой глубины, которую даже сложно представить.

Сегодня «баба» является просторечным словом, которое обозначает вульгарное отношение к женщине средних лет (или даже к молодой женщине), либо более употребимое и оценочно нейтральное обозначение женщины преклонных лет (баба в смысле «бабушка»). Но так было не всегда.

По историческим меркам ещё сравнительно недавно, по крайней мере в первой половине прошлого века, бабой нейтрально (без обидных коннотаций) называли любую замужнюю женщину (антинародной послепетровской европеизированной «элитки» это, само собой, не касалось).

Уже здесь мы можем зафиксировать возможное искажение образа Бабы-яги. Мы её представляем исключительно старухой. А может изначально она была женщиной средних лет, или даже молодой замужней женщиной? На Руси, как и в других древних и средневековых обществах, возраст вступления в брак был связан с половой зрелостью (12-13 лет для девочек). Так что теоретически, исходя только из имени персонажа, древняя Баба-яга могла быть и 12-ти летней чьей-нибудь супругой.

Другим очень интересным значением слово «баба» является древнейший ритуальный объект — идол, каменное или деревянное изображение божества или духа. Это значение присутствует в тюркском языке, где «баба» — это «предок», «папа», «отец», «мужчина». Баба — это каменный или деревянный идол, который устанавливался в степи и обозначал мужское божество, например, Отца-Творца (Тенгри, Тянь-ди). Мужские идолы имели фаллическую форму и восходили к древним менгирам (в переводе «мен» — человек, «гир» — длинный). Но словом «баба» также обозначались и женские идолы различной формы и размеров, древним источником которых были «палеолитические Венеры», то есть изображения Великой Матери.

Тюрки половцы, например, которые осуществляли активные набеги на Русь с XI века, в большинстве своём ставили в степи именно женских «предков» (каменные бабы). А ведь раньше половцев по этой же степи кочевали гунны (хунны), наделавшие столько шуму в Восточной Европе в первом тысячелетии нашей эры. Гунны также ставили каменных баб, взаимодействуя с народом лесов, предшественниками славян на этой территории. Поэтому слово «баба» в значении идола вполне могло уже существовать на границе степи и леса Великой-Европейской (Русской) равнины задолго до возникновения там народа, который современными историками называется славянами. Вспомним, что Баба-яга в сказках проживала в своей избушке на границе леса. Граница леса может быть в нескольких местах: граница леса и обитаемой области (деревня или поле), граница леса и реки, леса и гор, леса и степи.

Примечательно то, что слово «баба» означает женщину у народов, которые географически жили на границах степи или в близости общения (войны, торговля, миграция и т.п.) с «пограничными» индоевропейскими и неиндоевропейскими народами. Речь идёт о таких народах, как мордва, русские, украинцы, белорусы, болгары, поляки, литовцы, латыши. Некоторые эти народы естественным образом имеют в себе тюркскую составляющую. У других индоевропейских народов западнее слова, похожие на слово «баба» имеют уже значение «ребенок», «мальчик» и т.п. Немецкое слово bub — мальчик, baby — младенец. Английское слово babe — дитя. При этом в санскрите, который многие исследователи считают древнейшим из сохранившихся родственников индоевропейских языков, слова похожего по звучанию и по смыслу на наше слово «баба» нет. Там везде господствуют слова, связанные с нашим словом «мама» — mata, anna; а также слова, которые обозначают женщину, девушку, супругу и т.д., но ничего отдаленно похожего на нашу «бабу» нет.

Всё это может говорить о том, что наши оседлые предки и их географические предшественники, жившие рядом со степью переняли у тюркоязычных кочевников (хунны, гунны, половцы и др.), которые кочевали туда-сюда по Евразийской степи как сквозняк от Китая до Карпат, название их идолов (предков) в свои языки. Каменные истуканы часто изображали женских предков (особенно у половцев), поэтому логично перенять названия этих истуканов и связать их с замужними женщинами.

Таким образом, не исключено, что отправной смысловой точкой первой части имени «Баба-яга» являются именно эти древние ритуальные объекты двух видов. Первые олицетворяли категорию Отца-Творца и были «потомками» менгиров (с 5-го тысячелетия до н.э.), в том числе составлявшие кромлехи. Вторые — олицетворяли категорию Великой Матери и были ритуально родственны «палеолитическим Венерам» (с 35-го тысячелетия до н.э.) и другим подобным обрядовым статуэткам, которые в изобилии дошли до нас из глубочайшей древности из разных частей Евразии.

Интересно также то, что у шумеров была богиня, которую звали Баба (или Бау), которая была дочерью Ану, верховного бога неба, одного из старейших и наиболее почитаемых шумерских богов наряду с Энлилем и Энки. К сожалению, изображения этой богини до нас не дошли. Баба была обычной локальной (для шумерского города-государства Лагаш) богиней-матерью (образ стереотеистической Великой Матери) с культом плодородия, которая была парной мужскому богу-отцу Нингирсу. Их супружеский союз праздновали каждый год.

В Древнем Египте тоже существовало очень важное божество с именем «Баба».  Это был бабуин — который был духом, стоящим на границе посюстороннего и потустороннего (божественного) миров. Интересно то, что про это божество повествует в самом своём начале древнейший из дошедших до нас обширных и связных текстов — текст пирамиды фараона Униса (середина 3-го тысячелетия до н.э.).

Пикантным моментом является то, что в заклинании (в начале текста пирамиды) душе Униса предлагается открыть дверь Неба (проход в божественный мир) с помощью дверного засова, который выполнен в виде полового органа бабуина. Судя по всему, при входе в пирамиду, которая на стенах содержала этот текст, существовала деревянная дверь с соответствующим засовом, который отворял жрец в процессе ритуала. Затейливую дверь либо уничтожили ревностные мусульмане, либо разграбили до них. Однако такой экстравагантный образ легко объясняется тем, что до возникновения монотеизма верховное мужское божество изображалось с помощью фаллических объектов, которые указывали на производящую силу стереотеистического Отца-Творца, который создаёт мир, как ребенка. Половая тематика в древности повсеместно носила ритуальный характер и была тесно связана с древнейшими основами религиозных культов. Например, древнейший египетский символ «джед» был не чем иным, как фаллическим столбом, парным вульварному (женскому) символу «анх», что легко читается в древнеегипетской «иконографии».

Бабуины как животные у египтян считались священными. Считалось, что в них на время иногда возвращаться в этот смертный мир душа умершего фараона.

В древности существовала игра, известная ещё по изображениям и фигуркам Древнего Египта и Древнего Рима. У нас она называлась «бабки». В игре использовались таранные кости животных, которые и назывались бабками.

Не правда ли эти «бабки» напоминают и «палеолитических Венер» и египетские статуэтки бабуинов? Название этой игры у нас локальное. В других языках эта игра называется другими словами, которые переводятся как «кости». В нашем же языке закрепилось именно это название, так как, по всей видимости, таранные кости были очень похожи на каменных, деревянных и костяных идолов (предков), которые назывались по-тюркски «бабами». Более того, в древности на костях гадали. Кидали кости и смотрели, что скажут «предки»? Скорее всего, «светская» игра в кости (в бабки, в предков) была профанацией (деградацией, обмирщением) древнего ритуального религиозного обряда общения с родичами из потустороннего мира.

Интересно то, что таранная кость — это кость задней ноги. Ничего не напоминает? «Костяная нога», например…

Все перечисленные выше явления могли принимать участие в формировании того смыслового образа, который мы сегодня имеем в виде значения нашего такого родного слова «баба».

Яга

Происхождение второй части имени нашей «героини» обычно связывают с неким словом *(j)ęgа в неком «праславянском» гипотетическом языке, который «реконструировали», сравнивая славянские и некоторые другие индоевропейские языки. Почему-то наиболее правдоподобной гипотезой сегодня считается связь второй части имени Баба-яга с сербохорватскими ужасом (jeзa) и опасностью (jeзив), словенским гневом (jezа), чешской лесной ведьмой  (jezinka), и польской ведьмой и бабой ягой (jędzа). Автором этой чудо-гипотезы является немец Макс Фасмер. Гипотеза имеет сомнительную ценность, так как ссылается на язык, которого не было, и выводит исключительно древнее слово из современных языков, что является нонсенсом и извращением (немцам, впрочем, это свойственно). Поэтому мы эту гипотезу смело отбросим, и от Чехии, Сербии и Словакии переместимся восточнее, ближе к родине нашей Бабы-яги — в наши украинскую и русскую степи, где славяне и русы контактировали с тюркоязычными степняками.

Выше мы предположили, что слово «баба» было перенято от половцев или их кочевых предшественников. Наиболее близкий к половецкому языку — современный крымско-татарский язык. Смотрим, близкие слова к слову «яга»:

• язма — умение писать
• джады (ударение на «ы») — ведьма

Письмо у древних народов было тесно связано с религией и считалось видом магии.

Слово «джады» легко может преобразовано в яды, так как «джа» и «я» имеют почти идентичное звучание. Ну, а от «яды» до «яга» недалеко.

Но «яга» может происходить и не от тюркского слова, а от слова одного из индоевропейских языков, на которых разговаривали славяне и русы. Если мы заглянем в санскритский язык, который является наиболее древним из сохранившихся индоевропейских языков, то мы там с восторгом обнаружим слово योग — йога (yoga), которое имеет следующие значения:

1. упряжка (лошадей)
2. сбруя
3. применение
4. средство, приём; уловка
5. волшебство
6. дело, предприятие
7. связь, взаимообусловленность с чем-либо
8. приобретение, выигрыш
9. работа; усердие, прилежание
10. сосредоточение мыслей, глубокое размышление, созерцание
11. другие значения

Пятое значение бьёт точно в цель «баба-волшебница» — это Баба-яга и есть! Но и первые два значения интересны тем, что имеют ярко выраженную кочевую тематику, так как лошадь для кочевника — это всё! Значения 3,4,9 и особенно 10 также интересны тем, что могут быть ассоциативно отнесены к ведунье, знахарке, которыми реальные прообразы Бабы-яги могли являться, живя в уединении в лесу и занимаясь древними языческими обрядами и ритуалами, то есть колдовством.

К этому древнему слову yoga, которое зафиксировано на санскрите, восходит и понятие йоги как духовной практики и учения индуизма (позднее буддизма). В этом значении йога воспринимается как связь посюстороннего мира с потусторонним, то есть является смысловым эквивалентом латинского religare (воссоединение, восстановление связи), от которого произошло наше слово «религия», которое означает область духовно-интеллектуальной деятельности человека по восстановлению утраченной связи человека с Богом.

Более того, слова «йога» и «джады» могут иметь родственную связь, так как степные кочевники-тюрки контактировали с индоевропейцами как на северных лесных, так и на южных горных границах степи. Более того, есть исследования, которые выявляют фактическое родство, например, тюрков-половцев и индоевропейцев-славян через гаплогруппы. Если это так, то мы имеем «любовный» треугольник родственных слов, которые проливают свет на происхождение нашей героини: «йога», «джады», «яга». И речь идёт о границах леса и степи севернее Черного и Каспийского морей. А немец Фасмер слишком далек от тех мест. Слово «яга» вполне могло «дойти» до сербов, словен, чехов и уж точно до поляков, до которых от Киева, который располагается на границе (которую пересекает Днепр) Великой степи и лесов, рукой подать.

Косвенно эту гипотезу подтверждает тот факт, что у самой западной границы Великой степи — в Сербии, Хорватии и Черногории баба-яга зовется «баба-рога» и изображается с одним рогом на голове. Другими словами, слышали звон, но не знали, где он… Толком не понимали, что означает «яга», поэтому подставили вместо непонятного слова понятное — близкое по звучанию, и адаптировали образ.

Атрибуты

Выяснив, откуда есть пошла Баба-яга, можно приступить к рассмотрению её главных атрибутов. Некоторые мы уже рассмотрели — проживание на границе леса и профессиональное колдовство. Также вскользь коснулись костяной ноги. Для полноты картины осталось рассмотреть следующие атрибуты: избушка на курьих ножках, забор из костей с черепами, ступа с пестом, помело, каннибализм.

Избушка

Изба — это срубная конструкция жилища, которая использовалась нашими предками аж с бронзового века. Курьими ножками обычно называют пеньки с обрубленными корнями, на которые ставят срубную конструкцию для того, чтобы во влажных условиях конструкция не гнила, а также, чтобы туда не проникали лесные животные. Подобные постройки используют до сих пор для хозяйственных нужд или как лесные временные жилища.

Также историкам известен способ дохристианского погребения, который сейчас не используется, в так называемых «домиках мертвых». Эти постройки были эквивалентом современного кладбища. В лесной и болотистой местности ставились на обработанные пеньки, чтобы предотвратить гниение и чтобы в домики не залезали животные. В этих строениях хранили прах умерших кремированных родственников и клали туда предметы быта и пищу. У хантов  хорошо известен обычай почитания духов в таких устанавливаемых на границе поселения домиках-амбарчиках «священных лабазах», туда клали пищу и ритуальные предметы.

Если избушка на курьих ножках является таким «воздушным» языческим гробом-часовней, то понятно, почему персонажи сказок, поев угощение Бабы-яги, отправлялись в потусторонний мир (Тридевятое царство). Ведь эта еда предназначалась покойникам, поэтому, вкусивший её как бы становился мёртвым и получал возможность разгуливать по ту сторону бытия.

Забор из костей

Если прообразом избушки на курьих ножках был «домик мёртвых», то деревянный забор, украшенный костями, был вполне логичен. Чтобы отпугивать чужаков и детвору. Только кости, скорее всего, были не человеческими, а принадлежали скотине

Ступа с пестом

В наиболее исконных вариантах сказок Баба-яга летала на ступе, погоняя её пестом, а не метлой, которой она заметала след. Правда, непонятно, какой след на земле может оставить летящая ступа. Может первоначально она волоклась по земле, в не летела? Ну, Бог ей, старухе, судья, как говорится. А нас тут будет интересовать именно ступа и пест.

Небольшие ступка и пестик, или большие ступа и пест использовались для превращения зерен в муку. Это значит, наша героиня имела отношение к населению, которое занималось земледелием.

Как мы выяснили выше, наиболее вероятной «прародиной» Бабы-яги является граница леса и степи или лесостепь. Интересно то, что лесостепь по совместительству является наиболее плодородной зоной для сельского хозяйства. А ступа и пест в добавок ещё и являются древними культовыми предметами, которые символизировали в обрядах женское (ступа) и мужское (пест) начала (которые символизировали стереотеистическую пару Отца-Творца и Мать-Материю).

Таким образом, на территории, которую мы изначально определили для Бабы-яги (граница леса и степи севернее Черного и Каспийского морей), исходя из лингвистического анализа её имени, мы находим и лес, и степь, и плодородные почвы, и болота (где ставились избушки на курьих ножках). То есть, всё, что нужно для того, чтобы объяснить имя нашей героини и её главные атрибуты.

А если к этой географической картине прибавить ещё удобнейшие в торговом и транспортном отношении бассейны рек Днепра, Дона и Волги, которые проходят через эту лесостепь и соединяют Север Евразии со Средиземным морем через Чёрное, с Центральной Азией и Ближним Востоком, то нам становится понятно, насколько неплохо Баба-яга вообще устроилась!

Каннибализм

Осталось рассмотреть самый неприятный атрибут — людоедство. Это может быть придуманной пугалкой для детей, функционально схожей с костями животных на ограде «домика мертвых». В лес далеко один не заходи — заблудишься, Баба-яга тебя поймает и съест!

Если всё же каннибализм нашей героини имеет под собой какие-то общественно исторические основания, то, возможно, они будут связаны с некоторыми дошедшими до нас скудными историческими свидетельствами.

Геродот в середине 1-го тысячелетия до нашей эры писал о племени андрофагов (людоедов), которые жили в верховьях Днепра. Также он писал об исседонах, которых современные ученые отождествляют с предками сарматов (ираноязычные степные кочевники). Геродот описывает погребальный ритуал этого народа, который заключается в смешивании частей плоти умершего с мясом животных для последующего употребления во время всеобщей тризны.

Известен обычай степняков делать из черепов поверженных врагов кубки и пить из них. Так поступил с черепом князя Святослава печенежский каган Куря. Этот обычай также, возможно, является отголоском древнейшего обряда манипуляции с человеческим черепом, которые могли включать в себя ритуальное вкушение, например, мозга умершего человека.

Ритуальный каннибализм известен с древнейших времен. Даже в древнейшем тексте, который мы уже рассматривали выше (текст пирамиды Униса), есть описание ритуалов, которые имеют явные остатки древних обрядов погребального каннибализма.

Не исключено, что приписываемое Бабе-яге людоедство есть отголосок этих древних обрядов.

Выводы

Образ Бабы-яги сложился на территории лесостепи севернее Черного и Каспийского морей, там, где контактировали исторически сравнительно часто сменяющие друг друга племена степных кочевников с реже и медленнее мигрировавшими племенами оседлых собирателей, скотоводов и земледельцев.

Образ Бабы-яги восходит к древнейшим элементам религиозных обрядов (самые ранние из которых археологически известны ещё в эпоху палеолита) и теснейшим образом связан с дохристианскими религиозными (в большей степени погребальными) ритуалами. Скорее всего, устоявшийся персонаж Бабы-яги является образом-духом, таким как леший, водяной, кикимора и т.п., которые не имели реальных человеческих прототипов. Хотя в формировании этого персонажа поучаствовал собирательный образ старухи-знахарки (шаманки).