Где живет героиня рассказа крысолов

Обновлено: 10.01.2023

Один из лучших символистских рассказов автора — последняя ода старому Петербургу, превращающемуся в Петроград. Реалистичное, детальное описание полупустого города, раздавленного революцией, естественно сочетается с противостоянием Крысолова и гигантской разумной крысы, которая именует себя Освободителем.

Здесь проявляется уникальная черта прозы Грина: фантастические и чудесные явления он описывает так ярко и рельефно, что в них невозможно не поверить. Это своеобразная тонкая месть наступающему вместе с советской властью засилью реализма в искусстве: летающий человек у Грина более реален, чем картонные персонажи производственных романов.

Грин — мастер чудесных акварельных красок, полупрозрачных, пронизанных солнцем, как сны. И убедительных настолько, что читатель может ощутить морской бриз.

Полеты столетиями были заветной мечтой человечества. Что может быть прекраснее, чем парить над землёй свободно и легко, как птица? Но тяжкие последствия ждут одного человека, которому достался такой дивный дар.

Мир, каким видел его Александр Грин, необыкновенно сложный, непредсказуемый и прекрасный в своем буйном цветении. Мир непознаваем, только обыватели без фантазии могут думать иначе и стараться уничтожить все, что выходит за рамки их понимания.

Жизнь Грина не была ни долгой, ни легкой: до революции он вступил в партию эсеров, и когда партия большевиков установила свою безраздельную власть, писателя отправили в ссылку. Он бежал, долго добирался до родной Феодосии, жил впроголодь, болел и скрывался от полиции. Вскоре был снова арестован. Александр Грин прожил всего 51 год, публиковаться начал после 35 лет. Но за недолгий период творческого расцвета он создал прекрасные книги, настолько пронизанные солнцем и счастьем, что не поверить в него невозможно. Страдания и горести описывали многие, но кому по силам описать совершенное счастье?

Всем доброго дня! Сегодня я хотел бы с вами поговорить о рассказе, который стал одной из вершин творчества знаменитого автора «Алых парусов» . Этот рассказ сделал одно из самых страшных, безумных и одновременно с этим, простых открытий в мире литературы. «Крысолов» просто взбудоражил всю общественность того времени своей изящностью, грозностью и прямотой и, пожалуй, стал одним из лучших рассказов Александра Грина.

Эта история повествует нам о юноше, который 22 марта 1920 года встретился с юной, милой девушкой в тот момент, когда и он и она продавали книги в тёмненьком переулке голодного Петрограда.

Он взял её телефон, но потерял его, из-за чего, как он долгое время думал, неизвестная милая девушка в длинной юбке, исчезнет из его жизни навсегда. оставив после себя лишь беленькую английскую булавку.

Но вскоре главный герой сильно заболевает, из-за чего лишается квартиры и оказывается на улице.Один знакомый помогает ему устроится на ночлег в заброшенный банк, где герой блуждает по огромным лабиринтам, засыпанных бесчисленным количеством канцелярской бумаги, выискивая себе место, где можно приклонить голову и, в конце концов, каким то чудом находит боле-менее пристойный кабинет, где стоит огромный шкаф, телефон и стол. Ради любопытства герой отпирает шкаф и замирает от увиденного.

Огромные глубокие полки наполненные едой! Для человека, пробывшего несколько месяцев в голоде и всю свою жизнь в недоедании — это самое настоящее счастье. И именно в этом моменте автор начинает нагнетать атмосферу. Каким-то неимоверным образом в заброшенном здании, в затхлом кабинете, главный герой ради забавы подносит к уху здешний телефон и нажимает кнопку. Телефон срабатывает.

Дальше персонаж пытается вспомнить порядок цифр, который был ему дан миленькой девушкой в длинной юбке, но у него ничего не получается и он, практически наугад шепчет число, которое неправильно поняли на том конце провода и в итоге звонок попал туда, куда ему нужно.

Несколько минут юноша говорил с девушкой, он узнал её адрес, после чего аппарат замолчал, а откуда-то послышались голоса.

Голоса крыс, чей разговор, чудом услышанный героем, говорил о том, что в город приходит Освободитель, который убьёт Крысолова. Тут юноша вспоминает, что отец той самой девушки — крысолов и поняв это он начинает искать выход, он убеждён в том, что должен успеть предупредить Его.

По дороге к тому адресу, который он узнал от девушки происходят две встречи, которые очень сильно бьют в мозг. Я не буду их описывать, потому что даже если вы читали рассказ, эти моменты стоит перечитать, они заслуживают того.

В конце концов уставший юноша забегает домой и из последних сил предупреждает девушку и её отца об опасности, после чего падает в глубокий сон.

Проснувшись он видит перед собой крысолова, сжимающего в своих руках крысоловку, в которой с перебитым хребтом лежала здоровенная чёрная крыса. Юноша засуетился и стал судорожно говорить о том, что ему, крысолову, стоит остерегаться, что сюда идёт.

Но Крысолов прервал его и произнёс следующее:

«Всё было сказано; и были приняты меры. Если я назову эту крысу словом «Освободитель», вы будете уже кое что знать».

Самый конец я также не буду вам пересказывать, так как это то, что нужно читать и перечитывать самому.

В этой повести, которую называют отчасти автобиографической, рассказывается о голодном, бездомном, простуженном интеллигенте, который в разорённом гражданской войной Петрограде начала 1920-х годов устраивается на ночлег в огромном, пустующем здании банка. Неожиданно ночью он слышит какие-то голоса и вскоре становится свидетелем пиршества, в котором участвовали крысы, принявшие человеческое обличье. Крысы громко обсуждали план убийства некоего Крысолова и, чтобы предотвратить преступление, главный герой бежит из банка и успевает предупредить будущую жертву. В доме Крысолова главный герой излечивается от своей простуды и находит свою любовь.

Воротничок. Краткое содержание для читательского дневника.

В этой сказке Андерсена рассказывается о франтоватом Воротничке, который любил похвастаться своими достоинствами, которых у него было совсем немного.

Воротничку нравилась чулочная подвязка, но она оказалась чересчур скромной, фривольные развязные речи Воротничка, вгоняли её в краску.

Затем, Воротничок сватался к гладильной плитке. Но плитка даже не дослушала его до конца, проехалась по нему.

Подкатывался Воротничок и к ножницам, расточая ей комплименты за стройные ножки. Но был отвергнут и покалечен

Затем, Воротничок нахваливал зубки гребёнки, но у гребёнки уже был жених.

После того, как Воротничок был всеми отвергнут, он стал презирать женитьбу.

После попадания на бумажную фабрику, Воротничок пожелал бумажным листом и его желание было удовлетворено.

Так Воротничок был наказан за излишнее хвастовство.

Египетская принцесса в образе лебедушки прилетела в Данию за цветком лотоса для исцеления больного отца. Она оказалась в плену у болотного царя. Их дочку аист подкинул жене викинга. Хельга, как назвали девочку, днем была красавицей со злобным и диким нравом, а ночью превращалась в кроткую печальную жабу. Через 16 лет ее преобразила встреча с христианским священником.

Хельга с матерью вернулись в Египет, и фараон выздоровел. Во время свадьбы Хельги с аравийским принцем ей явился погибший христианин. Хельга упросила его показать ей небесную обитель. А когда вернулась, оказалось, что прошло уже много-много лет. Она увидела в саду памятник и узнала в мраморной скульптуре себя. Когда взошло солнце, на земле лежал цветок лотоса, а Хельга исчезла.

Совсем не детская сказка. О любви, вере, противоборстве светлого и темного начал в человеке.

Очень непростая сказка, даже скорее притча, о том как Бог забирает маленьких детей к себе.

Андерсен «Ангел» краткое содержание таково:

Когда умирает ребенок, ангел забирает его на небо, но по пути еще собирает цветы. Вот ангел спустился за одним ребенком и они все высматривали, какие же цветы взять с собой. Ребенок предложит куст роз, который сломали, чтобы тот расцвет на небесах.

Ангел же искал другой цветок. Они отправились в очень узкую улочку, где на тротуаре после переезда валялся всякий хлам и среди него горшок с засохшим цветком.

Ангел рассказал историю этого цветка. Когда-то в подвале жил мальчик, больной, на костылях он никуда не выходил. Его друг как-то принес ему букет цветов, где один был с корнями. Болеющий мальчик посадил его и стал ухаживать. Когда мальчик умирал, он смотрел на свой цветок.

Этим мальчиком был ангел, что нес малыша теперь на руках (мальчик умер ровно год назад).

Эта сказка перекликается со сказкой «Пятеро из одного стручка». В ней также цветок, точнее проросшая горошина спасла девочку от смерти, своей зеленью и жизнелюбием вылечила ее. Вот краткое содержание «Пятеро из одного стручка». У нее концовка веселее, нежели у «Ангела».

Александр Грин — Крысолов краткое содержание

Крысолов — читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

На лоне вод стоит Шильон, Там, в подземельи, семь колонн Покрыты мрачным мохом лет.

Весной 1920 года, именно в марте, именно 22 числа, — дадим эти жертвы точности, чтобы заплатить за вход в лоно присяжных документалистов, без чего пытливый читатель нашего времени наверное будет расспрашивать в редакциях — я вышел па рынок. Я вышел на рынок 22 марта и, повторяю, 1920 года. Это был Сенной рынок. Но я не могу указать, на каком углу я стоял, а также не помню, что в тот день писали в газетах. Я не стоял на углу потому, что ходил взад-вперед по мостовой возле разрушенного корпуса рынка. Я продавал несколько книг — последнее, что у меня было. Холод и мокрый снег, валивший над головами толпы вдали тучами белых искр, придавали зрелищу отвратительный вид. Усталость и зябкость светились во всех лицах. Мне не везло. Я бродил более двух часов, встретив только трех человек, которые спросили, что я хочу получить за свои книги, но и те нашли цену пяти фунтов хлеба непомерно высокой. Между тем, начинало темнеть, — обстоятельство менее всего благоприятное для книг. Я вышел на тротуар и прислонился к стене. Справа от меня стояла старуха в бурнусе и старой черной шляпе с стеклярусом. Механически тряся головой, она протягивала узловатыми пальцами пару детских чепцов, ленты и связку пожелтевших воротничков. Слева, придерживая свободной рукой под подбородком теплый серый платок, стояла с довольно независимым видом молодая девушка, держа то же, что и я, — книги. Ее маленькие, вполне приличные башмачки, юбка, спокойно доходящая до носка — не в пример тем обрезанным по колено вертлявым юбчонкам, какие стали носить тогда даже старухи, — ее суконный жакет, старенькие теплые перчатки с голыми подушечками посматривающих из дырок пальцев, а также манера, с какой она взглядывала на прохожих, — без улыбки и зазываний, иногда задумчиво опуская длинные ресницы свои к книгам, и как она их держала, и как покряхтывала, сдержанно вздыхая, если прохожий, бросив взгляд на руки, а затем на лицо, отходил, словно изумясь чему-то и суя в рот «семечки», — все это мне чрезвычайно понравилось, и как будто на рынке стало даже теплее. Мы интересуемся теми, кто отвечает нашему представлению о человеке в известном положении, поэтому я спросил девушку, хорошо ли идет ее маленькая торговля. Слегка кашлянув, она повернула голову, повела на меня внимательными серо-синими глазами и сказала: «Так же, как и у вас». Мы обменялись замечаниями относительно торговли вообще. Вначале она говорила ровно столько, сколько нужно для того, чтобы быть понятой, затем какой-то человек в синих очках и галифе купил у нее «Дон-Кихота»; и тогда она несколько оживилась. — Никто не знает, что я ношу продавать книги, — сказала она, доверчиво показывая мне фальшивую бумажку, всученную меж другими осмотрительным гражданином, и рассеянно ею помахивая, — то есть, я не краду их, но беру с полок, когда отец спит. Мать умирала. мы все продали тогда, почти все. У нас не было хлеба, и дров, и керосина. Вы понимаете? Однако мой отец рассердится, если узнает, что я сюда похаживаю. И я похаживаю, понашиваю тихонько. Жаль книг, но что делать? Слава богу, их много. И у вас много? — Н-нет, — сказал я сквозь дрожь (уже тогда я был простужен и немного хрипел), — не думаю, чтобы их было много. По крайней мере, это все, что у меня есть. Она взглянула на меня с наивным вниманием, — так, набившись в избу, смотрят деревенские ребятишки на распивающего чай проезжего чиновника, и, вытянув руку, коснулась голым кончиком пальца воротника моей рубашки. На ней, как и на воротнике моего летнего пальто, не было пуговиц, я их потерял, не пришив других, так как давно уже не заботился о себе, махнув рукой как прошлому, так и будущему. — Вы простудитесь, — сказала она, машинально защипывая поплотнее платок, и я понял, что отец любит эту девушку, что она балованная и забавная, но добренькая. — Простудитесь, потому что ходите с расхлястанным воротом. Подите-ка сюда, гражданин. Она взяла книги подмышку и отошла к арке ворот. Здесь, с глупой улыбкой подняв голову, я допустил ее к своему горлу. Девушка была стройна, но значительно менее меня ростом, поэтому, доставая нужное с тем загадочным, отсутствующим выражением лица, какое бывает у женщин, когда они возятся на себе с булавкой, девушка положила книги на тумбу, совершила под жакетом коротенькое усилие и, привстав на цыпочки, сосредоточенно и важно дыша, наглухо соединила края моей рубашки вместе с пальто белой английской булавкой. — Телячьи нежности, — сказала, проходя мимо, грузная баба. — Ну вот. — Девушка критически посмотрела на свою работу и хмыкнула. Все. Идите гулять. Я рассмеялся и удивился. Не много я встречал такой простоты. Мы ей или не верим или ее не видим; видим же, увы, только когда нам плохо. Я взял ее руку, пожал, поблагодарил и спросил, как ее имя. — Сказать недолго, — ответила она, с жалостью смотря на меня, — только зачем? Не стоит. Впрочем, запишите наш телефон; может быть, я попрошу вас продать книги. Я записал, с улыбкой поглядывая на ее указательный палец, которым, сжав остальные в кулак, водила она по воздуху, учительским тоном выговаривая цифру за цифрой. Затем нас обступила и разъединяла побежавшая от конной облавы толпа. Я уронил книги, когда же их поднял, девушка исчезла. Тревога оказалась недостаточной для того, чтобы совсем уйти с рынка, а книги через несколько минут после этого у меня купил типичный андреевский старикан с козьей бородой, в круглых очках. Он дал мало, но я был рад и этому. Лишь подходя к дому, я понял, что продал также ту книгу, где был записан телефон, и что я его бесповоротно забыл.

Вначале отнесся я к этому с легкой оторопью всякой малой потери. Еще не утоленный голод заслонял впечатление. Задумчиво варил я картофель в комнате с загнившим окном, политым сыростью. У меня была маленькая железная печка. Дрова. в те времена многие ходили на чердаки, — я тоже ходил, гуляя в косой полутьме крыш с чувством вора, слушая, как гудит по трубам ветер, и рассматривая в выбитом слуховом окне бледное пятно неба, сеющее на мусор снежинки, Я находил здесь щепки, оставшиеся от рубки стропил, старые оконные рамы, развалившиеся карнизы и нес это ночью к себе в подвал, прислушиваясь на площадках, не загремит ли дверной крюк, выпуская запоздавшего посетителя. За стеной комнаты жила прачка; я целыми днями прислушивался к сильному движению ее рук в корыте, производившему звук мерного жевания лошади. Там же отстукивала, часто глубокой ночью как сошедшие с ума часы — швейная машина. Голый стол, голая кровать, табурет, чашка без блюдца, сковородка и чайник, в котором я варил свой картофель, — довольно этих напоминаний. Дух быта часто отворачивается от зеркала, усердно подставляемого ему безукоризненно грамотными людьми, сквернословящими по новой орфографии с таким же успехом, с каким проделывали они это по старой. Как наступила ночь, я вспомнил рынок и живо повторил все, рассматривая свою булавку. Кармен сделала очень немного, она только бросила в ленивого солдата цветком. Не более было совершено здесь. Я давно задумывался о встречах, первом взгляде, первых словах. Они запоминаются и глубоко врезывают свой след, если не было ничего лишнего. Есть безукоризненная чистота характерных мгновений, какие можно целиком обратить в строки или в рисунок, — это и есть то в жизни, что кладет начало искусству. Подлинный случай, закованный в безмятежную простоту естественно верного тона, какого жаждем мы на каждом шагу всем сердцем, всегда полон очарования. Так немного, но так полно звучит тогда впечатление. Поэтому я неоднократно возвращался к булавке, твердя на память, что было сказано мной и девушкой. Затем я устал, лег и очнулся, но, встав, тотчас упал, лишившись сознания. Это начался тиф, и утром меня отвезли в больницу. Но я имел достаточно памяти и соображения, чтобы уложить свою булавку в жестяную коробку, служившую табакеркой, и не расставался с ней до конца.

Читайте также:

  

• Новогодние дидактические игры для детей 3 4 лет в детском саду

  

• Положение об информационной открытости школы 2021

  

• Спортивное развлечение ко дню народного единства в доу подготовительная

  

• Посадка картофеля в доу

  

• Рисовый штурм краткое содержание

Я уже описывал в «Живом журнале» наше с женой Раисой Ивановной пребывание в Феодосии по социальным путевкам в конце августа – начале сентября 2021 года (Крымская Феодосия – курортный город жутких контрастов!: klasson — LiveJournal). И к сей реплике тогда же добавил коммент:
В Феодосии имеется музей Александра Грина (http://feomuseygrina.ru/). Мы несколько дней не могли попасть в него, поскольку музей открыт до 17 часов, а мне надо было после обеда доспать. Наконец отправились туда, тут оказалось, что у кассирши не работает система безналичной оплаты билетов – подсоединение к Интернету далеко не всегда доступно. Пришлось заплатить «наличкой», в суматохе мы не узнали, что за экскурсионное обслуживание надо платить отдельно. Об этом жене Раисе Ивановне сказала сотрудница при входе, а я не услышал и никак не мог понять, почему она не хочет узнать подробности от экскурсовода и отделилась от группы, которая только что вошла. А я добросовестно слушал сего экскурсовода, не зная что за это надо платить!
Экспозиция музея и объяснения экскурсовода были весьма познавательны. Потом я еще самостоятельно все обошел и с удивлением увидел, что на одной из ранних книг написано послание жене Вере: типа, посвящаю тебе, любимой, сию книгу, как и все остальные, которые выйдут в будущем. А на более позднем издании было написано посвящение уже второй жене Нине: типа, эта книга, как и все будущие, это тебе любимой!
По прибытии в санаторий «Восход» пошел на 3-й этаж, где как я случайно увидел ранее на полках стояли-лежали россыпи книг из бывшей библиотеки (значит, какое-то время назад в целях экономии средств новые хозяева санатория сократили библиотекаря, а помещение библиотеки очистили для каких-то других целей). С трудом, после сплошного перебора, нашел книгу с произведениями Александра Грина, где были вмонтированы фрагменты биографического характера. Интересны были и фотки: на одной из них был обозначен Александр Грин, который 1 мая 1930 года присутствовал на открытии памятника Ивану Айвазовскому рядом с музеем-галереей в Феодосии.
Ну а по возвращении в Москву отправился в «районную библиотечку», где со второй попытки (при первой попытке мне было заявлено, что книги серии «ЖЗЛ» пока лежат в пачках неразобранными – после ремонта) получил замечательную книгу Алексея Варламова «Александр Грин» (https://www.litmir.me/br/?b=98888&p=1). И вполне согласился с автором:
<…> Такая история [(перед этим описывался рассказ «История одного убийства», «о неуставных отношениях» в русской царской армии)]. Тут нет плоской революционной агитации, как в рассказе «Слон и Моська», где также создан образ замордованного и протестующего солдата из крестьян; нет тут еще ни Зурбагана, ни Лисса, ни «Алых парусов» – это ранний, не слишком известный Грин, только нащупывающий свою манеру, но в то же время удивительно зрелый. И что бы ни говорили и ни писали о будущих достижениях Грина-романтика, жаль, что он с этого пути свернул. Из Грина вышел бы первоклассный писатель-реалист. Он мог пойти по традиционному пути психологической русской прозы, мог оказаться в ее – как теперь говорят – «мейнстриме», с Куприным, Буниным, Горьким, Андреевым – но не захотел и выбрал путь, где его ждали непонимание, обвинения, насмешки, упреки в подражательности и даже прямая клевета, что он-де убил капитана английского судна, украл у него рукописи и стал печатать под своим именем (потрясающая рифма к будущей судьбе Шолохова и «Тихого Дона»), а потом и вовсе обвинили в космополитизме. <конец цитаты>
Конечно, жаль, что Александр Грин от реалистических рассказов свернул на «романтическую хрень» типа «Алых парусов» (которые в черновике носили название «Красные паруса»)!
А в конце мая 2022 года решил во второй раз взять замечательную книгу Алексея Варламова «Александр Грин» (более позднее, 2008 года, издание?) И вот какая мне там попалась другая «романтическая хрень», в главе XIII «Охота на крыс» (Читать «Александр Грин» — Варламов Алексей Николаевич — Страница 70 — ЛитМир (litmir.me)):
У Грина никакой Гринландии в «Крысолове» нет, а есть Петроград 1920 года.
Об истории создания гриновского «Крысолова» рассказывают очень многие мемуаристы.
Стояло рядом с Домом искусств на Фонтанке огромное здание банка. Один фасад его выходил на улицу Герцена, другой на Невский проспект, третий на Мойку. Как пишет Вера Павловна Калицкая, которую однажды Грин повел на экскурсию в этот дом, «банк занимал несколько этажей и состоял из просторных светлых и высоких комнат, но ничего особенного, красивого или таинственного, что отличало бы его от других банков средней руки, не было. Когда позднее Александр Степанович читал нам „Крысолова“, я была поражена, как чудесно превратился этот большой, но банальный дом в настолько зловещее и фантастическое помещение».
По воспоминаниям Вс. Рождественского, обитатели Дома искусств спускались в нижние этажи этого здания для того, чтобы брать там бумагу для топки печей. «В то время было плоховато не только с едой, но и с пищей для „буржуйки“ – приходилось довольствоваться щепками и бревнышками, приносимыми с улицы, с окраин города, где еще существовали недоломанные заборы. Выдавались, правда, дрова, но не столь уж часто и не в достаточном количестве. Большим подспорьем служили нам толстенные, облаченные в толстые переплеты конторские книги, которые в изобилии валялись в обширных сводчатых комнатах и переходах пустого банка, находившегося в нижнем этаже нашего огромного дома. Путешествия в этот лабиринт всеми покинутых, заколоченных снаружи помещений были всегда окружены таинственностью и совершались обычно в глубоких сумерках. Грин любил быть предводителем подобных вылазок. Мы долго бродили при свете захваченного нами огарка, поскальзываясь на грудах наваленного всюду бумажного хлама, подбирая все годное и для топки и для писания. Помещение казалось огромным, и в нем легко было заблудиться. Не без труда мы потом выбирались наружу. Когда я читаю один из лучших рассказов А. С. Грина, „Крысолов“, мне всегда вспоминается этот опустевший лабиринт коридоров и переходов в тусклом мерцающем свете огарка, среди груд наваленной кучами бумаги, опрокинутых шкафов, сдвинутых в сторону прилавков. И я поражаюсь при этом точности гриновского, на этот раз вполне реалистического описания».
<…> Именно в этом здании и происходит основное действие рассказа, хотя начинается оно на Сенной площади, с конкретного указания времени:
«Весной 1920 года, именно в марте, именно 22 числа, – дадим эти жертвы точности, чтобы заплатить за вход в лоно присяжных документалистов, без чего пытливый читатель нашего времени наверное будет расспрашивать в редакциях – я вышел на рынок. Я вышел на рынок 22 марта и, повторяю, 1920 года».
<…> «Крысолов» – рассказ не о крысах, не о любви, не о революции и голоде, хотя все это тут есть. «Крысолов» – рассказ об одиночестве, о его «холодной пустыне». Описание громадного дома, по которому ходит, перефразируя самого Грина, страдающий бессонницей «человек неизвестного звания», завораживает, в нем есть что-то глубоко мистическое, подготавливающее читателя к тем событиям, которые здесь должны произойти.
А впрочем, вот вопрос: что более всего могло бы поразить жителя Петрограда в 1920 году? Какое чудо должно было случиться, чтобы измученный болезнью и вынужденным ночным бдением человек «вздрогнул и не закричал только потому, что не было сил»?
Он был готов закричать, потому что увидел… еду: «склад ценной провизии – шесть полок, глубоко уходящих внутрь шкафа под тяжестью переполняющего их груза. Он состоял из вещей, ставших редкостью, – отборных продуктов зажиточного стола, вкус и запах которых стал уже смутным воспоминанием».
«Крысолов» – удивительный рассказ. И гриновский, и не гриновский. Иногда кажется, что человеку, а особенно такому упертому романтику, как Грин, необходимо было пройти через тюрьму, солдатчину, тиф, голод, чтобы не только одни «Алые паруса» после него остались. И описание сыров, «от сухого зеленого до рочестера и бри», окороков, колбас, копченых языков и фаршированных индеек, «восемь голов сахара, ящик с чаем; дубовый с медными обручами бочонок, полный кофе; корзины с печеньем, торты и сухари» – все это звучит такой же песней, что и самые волшебные виды Лисса или все оттенки красного цвета, от алого до багряного.
«Пусть не говорят мне, что чувства, связанные с едой, низменны, что аппетит равняет амфибию с человеком. В минуты, подобные пережитым мной, все существо наше окрылено, и радость не менее светла, чем при виде солнечного восхода с высоты гор».
Это было написано тогда, когда голод миновал, и обеспеченный, ненадолго благополучный Грин мог позволить себе любую покупку в нэпманском Петрограде, но если вспомнить о том, что будет ждать этот город двадцать с небольшим лет спустя, в блокаду, то на страницы «Крысолова», этой совершенной русской готики и гофманиады советского времени, ляжет еще более зловещий пророческий отблеск.
Насытившись, неизвестный человек начинает думать о том, кому может принадлежать это богатство, и приходит к выводу, имеющему отношение к юности его создателя:
«По-видимому, здесь собиралось общество, преследующее гульливые или конспиративные цели, в расчете изоляции и секрета, может быть, могущественная организация с ведома и при участии домовых комитетов».
<…> Грин предпочел мистику. На первый взгляд – еще один пример ухода от революционной действительности. На самом деле – приближение к ней. Только с другого конца.
Итак, начинается мистика. Человек в пустом доме слышит чьи-то легкие шаги. Он гасит свет и затаивается, но шаги неумолимо приближаются. Как в детской страшилке. Или в рассказах Э. По, но уже безо всяких оскорбительных намеков на подражание.
Ну и так далее. Оригинал рассказа Александра Грина «Крысолов» можно прочитать, например, по ссылке (Читать «Крысолов» — Грин Александр Степанович — Страница 1 — ЛитМир (litmir.me)). И «ненаучность фантастики» писателя заключается, на мой пристрастный взгляд, не в мистике и в бреде героя повествования, а в том, что крысы и другие обитатели голодного Петрограда 1920 года – мыши, одичавшие собаки и кошки не могли не обнаружить столь замечательного источника пищи как заброшенный «склад ценной провизии»! И не насытиться там еще до появления героя повествования!! То есть последнему остались бы одни крошки и огрызки!!!
Алексей Варламов поясняет:
И только теперь, в конце рассказа становится понятно, что все, что с ним происходило, все, кого он слышал и даже видел, включая ребенка и девушку на Конногвардейском бульваре, похожую на дочь старика[-крысолова], – все это были крысы, которые хотели его уничтожить, а эта, зловещая, черная и есть тот самый Освободитель, о котором говорили двое неизвестных в коридоре старого банка.
История как война крыс и людей – вот что такое написанный в 1923 году «Крысолов». Но крысы важны не сами по себе, а как примета и суть времени.
К сожалению, Алексей Варламов не заметил ляпсуса с якобы уцелевшим заброшенным «складом ценной провизии» в жестоко голодавшем Петрограде 1920 года. В то же время он цитировал Александра Грина: „Фантазия всегда требует строгости и логики. Я менее свободен, чем какой-нибудь бытописатель, у которого и ляпсус сойдет, покрывшись утешением: «Да чего в жизни не бывает!». У меня не должно быть так. Это не происходило, на взгляд обывателя, но произошло, и именно так, единственно так, как должно было, для читателя, в душе которого звучит то же самое, что и в нашей душе. Всякий выход за пределы внутренней логики даст впечатление карамельности или утопичности или просто «врет как сивый мерин»“. О голоде и разрухе в Петрограде начала 1920-х годов см. (Демографические потери Петербурга в годы Гражданской войны // ОПТИМИСТ (oppps.ru)). А вот некоторые акварели Ивана Алексеевича Владимирова из Гуверовского архива ((9) Бытописатель революции. Часть 2: e11enai — ЖЖ (livejournal.com)):

Санкт-Петербург — необыкновенный, единственный в России город, о котором можно с полным основанием сказать — да, вот она — Столица Империи, и при этом — столица европейская.
Идеальное существование самого образа этого города, с самого начала, со взгляда Петра Первого, озирающего залив, устье Невы и болотца этого медвежьего уголка Ингерманландии — и воплощенное в гранит  трудами, усилиями и жертвами народа — не закончилось с появлением новой столицы.
Вот он, образ и воплощение судьбы этого города — блестящее, холодное и беспощадное, при всей своей красоте — Лезвие Копья.
И — Копья, направленного, демонстративным и властным жестом Петра Первого —  в сторону Европы, в попытке заявить о переходе России на новый исторический путь.
А вот — Медный Всадник, символ Имперской России, «поднятой на дыбы» императором Петром — перед прыжком через пропасть…

«Самый умышленный город» — так сказал Достоевский о Петербурге. И этот умысел получил Воплощение — Город, который прославил и имя Петра, и имена архитекторов, и саму Россию — навеки.
Крепости, каналы, соборы, дворцы, великолепие Петергофа и Зимнего дворца, мечтательный Летний сад, Кунксткамера и Петербургская Академия Наук, Васильевский остров и Ростральные Колонны Биржи, а любимая мною Арка Генерального Штаба — пройди сквозь неё и взгляни на космический простор Дворцовой площади, а затем —  да! — Александрийский столп —  вот она, наша память об истинно Народной Победе в войне 1812 года.

Великолепный город на западном краю зимней, сонной, медленной страны — как воплощенная мечта для одних и значительный, но нарушающий исконные традиции казус — для других, Санкт-Петербург не мог не стать для литературы, поэзии, искусства России тем, чем он и стал — вдохновением, вызовом, мучительной загадкой, странной красотой — словом, тем, что можно назвать кровью, текущей в жилах российского искусства.

Можно вспомнить, пусть и кратко, произведения классической литературы и поэзии, имеющие отношение к Городу.
Вот стихи Пушкина о Петербурге, прохладные и легкие, как воздух:
…
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.

А петербургские повести Гоголя, полные печального юмора, пронизанного страхом и отчаянием, так не похожие на жизнелюбивые, теплые «Вечера на хуторе близ Диканьки»…

Невероятен и гениален по воплощению в языке Петербург Достоевского — он похож на тонкий, минималистский рисунок, черно-белый, я беру его в руки, и вот — взгляните: Раскольников, подняв воротник, медленно идет по грязному глухому двору; в трактире умирает нищий старик; маленькая девочка, кутаясь в рваную шаль, просит милостыню на углу; ясный теплый день, набережная, прозрачный золотистый воздух — Свидригайлов, помахивая тростью, поднимается в комнатушку Раскольникова, и —  они будут говорить о вечности…
Единственная экранизация Достоевского, соответствующая визуально этому образу Города — черно-белый фильм «Преступление и наказание» Льва Кулиджанова, с начальными кадрами — судорожным бегом Раскольникова от преследователей вдоль Крюкова канала, с мучительной беседой Порфирия Петровича и Раскольникова в крошечной, мерзкой и давящей комнатушке… словом — это идеальное попадание в стиль и дух романа гениального классика.

Итак, образ Петербурга, загадочный и жестокий — проходит через всю литературу и поэзию и 19 века, и начала 20 века.
И одним из самых удачных литературных произведений, затрагиващих эту тему,  по моему мнению, является рассказ Александра Грина «Крысолов».
Этот рассказ —  вершина творчества Грина, созданный в 1924 году, очень реалистичен, хотя и повествует о странных, полумистических событиях, произошедших, как писал Грин —  весной 1920 года.

Это время — тот самый период жесточайшего перелома в судьбе нашей страны, период гражданской войны, нищеты, разрушения всех привычных человеческих связей, голода, расстрелов, болезней, мучительного холода, от которого не спасения.
Переломы в судьбах России — явление, увы, повторяющееся.
Быть может, нам всем следует иногда задумываться об этом — и попытаться, хотя бы на примерах из прошлого, найти опору, которая поможет нам устоять на ногах в будущих потрясениях, на которые так щедра российская история?

В этом рассказе нет дальних, романтических и чудесных стран — там только голодный, замерзающий и полупридушенный Петербург — Петроград, и всего три героя — сам Грин — или его alter-ego, девушка, как пишет от лица своего персонажа автор: сделавшая так мало — всего лишь застегнувшая воротник замерзшего героя рассказа булавкой, и отец девушки — Крысолов.

И фоном событий рассказа, придающий всему смыслу повествования исторический объем и вызывающий у читателя трепет перед беспощадностью Истории — является сам Город, Петроград, уже не Петербург, нет  — грозный, беспощадный к своим жителям, потерявший свой имперский лоск и говорящий всем и каждому — «Оставь надежду, всяк сюда входящий» …

Кратко о событиях этого повествования: герой рассказа пытается продать то, что у него осталось — несколько книг, на барахолке. Там он знакомится с девушкой, но тут же теряет надежду вновь её увидеть — номер телефона записан на обложке книги, которую он продал. Осталась только булавка.
Затем — тяжелая болезнь, три недели в больнице, потеря жалкого жилья — сырой комнатушки, мучительная бессонница, попытки выжить — и случайное попадание в заброшенное здание громадного банка, где можно пристроиться бездомному и как-то просуществовать — а что там дальше, кто знает…
Но не только герой рассказа борется за жизнь — жители полупустого Петербурга страдают не меньше:
«Я спал на полу и диванах, на кухонной плите и на пустых ящиках, на составленных вместе стульях и однажды даже на гладильной доске. За это время я насмотрелся на множество интересных вещей, во славу жизни, стойко бьющейся за тепло, близких и пищу. Я видел, как печь топят буфетом, как кипятят чайник на лампе, как жарят конину на кокосовом масле и как воруют деревянные балки из разрушенных зданий.»

И вот — волею судьбы герой попадает в «пустующие палаты Центрального Банка, где двести шестьдесят комнат стоят как вода в пруде, тихи и пусты».
Именно в этом здании и происходят все дальнейшие полумистические события, которые герой сначала принимает за бред, вызванный бессонницей.
Но нет — все эти странные события имеют объяснение, и в пустынном на первый взгляд лабиринте банка, где его окружают невидимые ему, но явно влиятельные и злобные существа, герой случайно узнает, что девушке, столь много значащей для него — грозит смертельная опасность…

Герой рассказа с трудом выбирается из ловушки, в которую превратилось здание банка и, преследуемый, добирается до дома, где живет девушка и её отец, успевает вовремя предупредить их, они спасены — а он нашел то, что может быть якорем спасения в этом тонущем мире, если не для всех — то хотя бы для этих троих…
«Я должен завоевать доверие…И более – ни слова об этом.»

А теперь — несколько моих «мыслей по поводу»…

Удивительно, как великолепен, своеобразно метафоричен язык этого рассказа Грина. И само повествовательное мастерство этого писателя — бесспорно. Его текст создает яркую, насыщенную и вместе с тем — полную интересных деталей, глубокую картину.

Какая прекрасная компьютерная игра получилась бы — на основе этого рассказа!
Думаю, что это мог бы быть квест, с элементами хоррора, к примеру. В самом деле, в рассказе есть сцены и «декорации», идеально подошедшие бы для этих жанров компьютерных игр.
Один только лабиринт комнат, залов и лестниц банка — чего стоит!
А та ключевая сцена — первое появление странного существа, точнее — звуков его легких шажков:  «…послышались неведомые шаги. Как можно было установить, шел кто-то один, ступая проворно и легко, знакомой дорогой среди тьмы и, возможно, освещая путь ручным фонарем или свечой».
Но герой рассказа очень ошибается — он имеет дело отнюдь не с человеком…
Затем — случайное спасение из смертельно опасной ловушки, в которую заманило его это существо — и вот — наш персонаж прячется, пытаясь не попасться на глаза этим невидимым «дьяволам»…
А финал — стремительное, наперегонки с таинственным и всесильным ужасом, окружающим его, бегство по чердаку, крышам и далее — по улицам Петербурга — к спасению… Словом, рассказ так и просится — в игру!

По моему мнению, соединение традиций литературных шедевров с современными методами компьютерных технологий, при соблюдении чувства меры и при наличии знаний по истории и по литературе России — у талантливых и опытных разработчиков компьютерных игр — может дать на выходе незаурядные результаты.

Воссоздающее воображение в психологии понимается как воображение, направленное на создание образов, соответствующих словесному описанию, карте, чертежу и т.п1. На его основе можно приблизиться к пониманию художественных текстов, трудных для детей и подростков. Покажем, как это сделать, на примере рассказа А.С. Грина «Крысолов».

Урок начинается с небольшой беседы.

— Как, по-вашему, чего больше в рассказе «Крысолов» — добра или зла?

— Можно ли считать этот рассказ мистическим? Фантастическим? Психологическим? Сказочным?

— Чем мотивированы в рассказе видения героя?
Вместе с учащимися приходим к выводу, что видения героя мотивированы голодом, болезнью, температурой, то есть имеют реальную основу. Вместе с тем

всё, что происходит, очень таинственно, и это привлекает читателя. Галлюцинации героя основаны также на предчувствии беды, которая может произойти с близким ему человеком. Хотя в рассказе много фантастического, но само явление — предчувствие — имеет вполне реальную основу. Мы знаем, что люди иногда предчувствуют беду, происходящую с дорогим человеком, находясь за много километров от него. Это явление — явление психологическое — привлекало А.С. Грина, как привлекает оно сегодня и нас.

Даже эта небольшая беседа даёт возможность представить многогранность гриновского рассказа. Задача учителя состоит в том, чтобы показать учащимся, как по-разному, с разных точек зрения можно смотреть на художественное произведение и открывать в нём всё новые и новые грани, даже если это небольшой рассказ. Для этой цели мы используем приём “постановка фильма по рассказу”. Учащиеся будут в течение обсуждения выступать в роли художников, композиторов, сценаристов.

Сначала мы попытаемся создать декорации для фильма. На доске вывешивается несколько листов бумаги, где на разном цветовом фоне изображено одно и то же: улица города, дома и одинокая фигура, бредущая вдаль. Классу предлагается задание: выбрать цветовой фон для изображения событий (чёрный, серый, жёлтый, многоцветный) и пояснить свой выбор. Выполняя такое задание, каждый воссоздаёт в своём воображении описание героев, погоды, времени суток и сопоставляет свою “картинку”, свои наглядные образы со зрительной опорой. Ответы могут получиться разными, но они должны соответствовать словесному описанию, тексту, так как именно текст управляет читательским воображением. Чем более верными и точными являются зрительные образы, тем лучше работает воссоздающее воображение.

Интересно, что более интересные ответы дают учащиеся художественно-графического отделения: видимо, чувство цвета у них развито лучше. Большинство выбирает серый фон для декораций — именно такие психологические ощущения вызывает рассказ. Детям кажется, что зла в рассказе больше, всё плохо в жизни героя, поэтому и жизнь его должна протекать на сером фоне.

После всех ответов учителю необходимо сделать вывод: “Конечно, каждый ощущает рассказ по-своему, в своей цветовой гамме. Но если читать рассказ Грина внимательно, то можно увидеть, что события происходят на серовато-беловатом фоне. Действие происходит в марте, стоит промозглая погода, идёт сырой снег; персонажи на рынке одеты в старую рваную одежду. Наступает вечер, холодный, мрачный, серый; потом мы видим на рынке героя в банке, плохо освещённом, тоже мрачном; потом ранним утром, когда ещё не взошло солнце. Солнца в рассказе, таким образом, вообще нет. Поэтому общий фон серый. Но в конце рассказа фон меняется, из серого, холодного становится более тёплым, радостным”.

На следующем этапе урока учащиеся выступят в роли композиторов. Теперь им нужно представить рассказ с точки зрения звукового оформления: на фоне каких звуков будет протекать действие нашего фильма, какая музыка будет сопровождать его.

Обычно одни учащиеся говорят, что это звук шагов по лестницам, другие, что главные звуки — это шуршание бумаги под ногами героя, третьи услышат писк крыс, скрип открываемых дверей. Таким образом, мы понимаем, что рассказ буквально переполнен разнообразными звуками. Теперь осталось пофантазировать о музыке, которая будет сопровождать блуждание героя по этажам банка. Все ученики обычно сходятся на том, что это должна быть таинственная музыка, вызывающая страх.

Хорошо, если учитель сможет подобрать что-то подходящее к данному рассказу и прослушать вместе с детьми фрагменты инструментальных пьес. Можно взять для контраста и совсем не подходящую музыку. Пусть ученики выскажут своё мнение о том, соответствует ли эта музыка нашему фильму.
На следующем этапе урока сделаем вывод о том, какое ощущение создаётся от рассказа: светлое, радостное, мрачное, тоскливое? И как вызывает это ощущение у читателя автор?

При беседе обратим внимание детей на место действия произведения — Петербург. Можно вспомнить стихотворные строки, посвящённые Петербургу и совпадающие по настроению (А.А. Блок, Н.А. Некрасов и др.). Обязательно нужно акцентировать внимание на времени действия: война, разруха, голод. Тоска, которую вызывает рассказ, связана и с безысходностью положения героя, с его одиночеством.

Итак, мы создали цветовой и звуковой фон фильма. Теперь нужно выяснить, чего больше в рассказе — описаний или действий, и сделать вывод о сюжетной линии рассказа, о последовательности происходящих событий. То есть теперь мы выступим в роли сценаристов. В результате у нас получится последовательность действий героя. Герой на рынке знакомится с девушкой и берёт её телефон; продаёт книги и номер телефона вместе с ними; встречает знакомого; идёт ночевать в здание заброшенного банка и бродит там по коридорам и комнатам; находит шкаф с едой; звонит девушке по отключённому телефону (соединение происходит чудесным образом); идёт на чей-то голос и чуть не падает в пролом в полу; подслушивает разговор, из которого узнаёт, что девушке угрожает опасность, бежит спасать её, сам спасается от погони, вылезает на крышу и спускается по водосточной трубе, успевает добежать до квартиры девушки, предупреждает её; хозяин ловит чёрную крысу; герой остаётся с этими людьми.

При перечислении действий напомним о том, чтобы ученики воссоздали в своём воображении эту последовательность событий, цепочку действий. Приходим к выводу, что сделать это совсем не сложно. Значит, сложность рассказа не в сюжете, а в чём же? Вывод сделают сами учащиеся: сложность рассказа заключается в большом количестве описаний. Описания создают настроение рассказа и вызывают у нас определённые ощущения. В то же время благодаря описаниям мы можем понять, что за человек главный персонаж, что он думает о жизни, о себе. Зададим следующий вопрос: “Если бы мы снимали фильм, что бы сделали с рассуждениями героя? Ведь их показать нельзя”. Обычно ученики предлагают такой вариант — голос за кадром. Реже — разговор героя с самим собой или бред героя, связанный с его болезнью.

Итак, фильм снят. Осталось сделать вывод: о чём он? Ответы будут примерно такие: это произведение об одиночестве; о человеке, выброшенном из жизни. И кто-нибудь обязательно добавит: о любви.

На лицах учеников можно прочитать удовлетворение — вот какие молодцы: текст поняли, фильм снять по нему готовы, выводы об идее сделали. В этот момент слово берёт учитель: “В начале нашего разговора о произведении я сказала, что мы попытаемся посмотреть на рассказ с разных сторон, постараемся увидеть все его грани. Объясните, почему автор поместил своего героя в банк, а не в какой-нибудь сарай или заброшенную квартиру? Почему герой всю ночь бродит по бесконечным этажам и коридорам и не может найти выход из этого лабиринта? Что символизируют эти этажи и коридоры? Ещё раз прочитайте их описание и постарайтесь представить себе, как они выглядят”.

Ответы учеников порой могут порадовать:

— Блуждание героя по бесконечным коридорам символизирует его блуждание по жизни, незнание, какой выбрать путь; в конце сюжета путь этот найден — найден выход из здания.

— Банк — это символ прошлого — богатства, денег. Он разрушен, потому что для революции важны другие идеалы.

— Банк — это символ разрухи, всё брошено, запущено.

Учитель.

А есть ли скрытый смысл (подтекст) в рассказе о крысах? И о крысах ли идёт речь?

Анализируя отрывок, посвящённый крысам, учащиеся обычно делают вывод о том, что под крысами автор подразумевает людей, которые живут только ради себя и даже во время войны наживаются на горе других людей.

И ещё один момент рассказа не должен остаться без внимания: Крысолов говорит, что герой был окружён крысами. Как можно понять эту фразу? После всего сказанного учащиеся уже готовы сделать вывод, что эту фразу можно понять по-разному: буквально и в переносном смысле. Переносный смысл заключается в том, что герой связал свою жизнь с людьми, похожими на крыс, и поэтому чуть не погиб.

Теперь можно подводить итоги. Совместными усилиями мы пришли к тому, что, во-первых, рассказ передаёт психологическое состояние героя, измученного болезнью, голодом, не знающего, как жить дальше; указано на загадки человеческой психики; во-вторых, автором воспеты чудеса, которые творит любовь; в-третьих, конфликтом рассказа является конфликт добра и зла, который разрешается победой добра; в-четвёртых, автор критически показывает людей, которые наживаются на чужих бедах, и даже на войне.

Проведённая работа даёт возможность учащимся понять, что любое произведение — это тайна, загадка, но разгадать её можно, если суметь увидеть текст с разных точек зрения. И искать эту разгадку — интересно! А мне, преподавателю литературы, также понятно, что найти разгадку, глубже понять текст, создать фильм по рассказу А.С. Грина нам помогло воссоздающее воображение.

Примечание

1 См.: Психолого-педагогический словарь / Сост. Е.С. Рапацевич. Минск: Современное слово, 2006. С. 78–79.

УДК 821.161.1-312.9.09’06

Марта Демчик

В статье проанализирована интерпретация средневековой легенды о Крысолове в рассказе А. Грина «Крысолов» и романе братьев А. и Б. Стругацких «Хромая судьба». Выявлена специфика трансформации вечного сюжета о Пестром Дудочнике в историко-литературном контексте произведений XX века. В рассказе А. Грина переосмысление сюжета старой легенды происходит благодаря историзации легенды и за счет изменения хронотопа. В романе А. и Б. Стругацких традиционная ситуация легенды о Крысолове подвергается существенному содержательному переосмыслению: исход детей в лепрозорий к мокрецам обусловлен нравственной деградацией мира взрослых и символически предрекает гибель бездуховного тоталитарного общества. Сопоставительный анализ произведений позволяет назвать рассказ А. Грина «Крысолов» и роман А. и Б. Стругацких «Хромая судьба» осознанной авторской интерпретацией легенды о гамельнском Крысолове.

Ключевые слова: трансформация, легенда, Крысолов, Пёстрый Дудочник, вечный сюжет, магический реализм, реалистическая фантастика, мокрецы, А. Грин, братья А. и Б. Стругацкие, «Хромая судьба», «Гадкие лебеди».

Демчик М.І.

Трансформація легенди про Щуролова у творах О.С. Гріна «Щуролов» і А., Б. Стругацьких «Кульгава доля»; 16 стор; бібліографічних джерел – 11; мова – російська.

У статті проаналізовано інтерпретацію середньовічної легенди про Щуролова у оповіданні О. Гріна «Щуролов» та романі братів А. і Б. Стругацьких «Кульгава доля». Виявлено специфіку трансформації вічного сюжету про Строкатого Дударя в історико-літературному контексті творів XX століття. В оповіданні О. Гріна переосмислення сюжету старої легенди відбувається завдяки історізації легенди та за рахунок зміни хронотопу. У романі А. і Б. Стругацьких традиційна ситуація легенди про Щуролова піддається істотній змістовій трансформації: прибуття дітей у лепрозорій до мокряків обумовлюється моральною деградацією світу дорослих і символічно пророкує загибель бездуховного тоталітарного суспільства. Співставний анализ творів дозволяє назвати оповідання О. Гріна «Щуролов» та романі братів А. і Б. Стругацьких «Кульгава доля» усвідомленою авторською інтерпретациією легенди про гамельнского Щуролова.

Ключові слова: трансформація, легенда, Щуролов, Строкатий Дудар, вічний сюжет, магічний реалізм, реалістична фантастика, мокряки, О. Грін, брати А. і Б. Стругацькі, «Кульгава доля», «Гидкі лебеді».

Marta Demchyk

TRANSFORMATION OF THE LEGEND OF THE PIED PIPER IN A. GREEN’S WORKS «PIED PIPER» AND A. B. STRUGATSKY «LAME DESTINY»

Summary: Abstract: The article analyzes the interpretation of the medieval legend of the Pied Piper story of Alexander Grin «Pied Piper» and the novel of brothers Strugatsky A. and B. «lame fate.» The specific transformation eternal story of pied piper in historical and literary context of works of XX century. The story plot A. Green rethinking old legend is due historization legends and by changing the time-space. The novel A. and B. Strugatsky traditional legend of the Pied Piper situation undergoes substantial transformation of content: the arrival of children in the leprosarium to mokryakiv moral degradation is caused by the adult world and symbolically foretells death soulless totalitarian society. Comparative analysis of works can be called a story A. Green «Pied Piper» and the novel of brothers Strugatsky A. and B. «lame fate» conscious author interpretatsyiyeyu legend of the Pied Piper hamelnskoho.

Key words: transformation, legend, Pied Piper, Motley Piper, eternal plot, magical realism, realistic fiction, slimy, A. Green, brothers A. and B. Strugatsky, «Lame fate», «Ugly swans».

Под «вечными» (или «мировыми») понимаются такие сюжеты и образы, которые встречаются в литературе и искусстве разных народов и эпох и составляют общий фонд мировой цивилизации. Они могут сохраняться в памяти культуры на протяжении длительного времени, а в определенных исторических ситуациях актуализируются, наполняются новым содержанием и оказываются востребованными искусством и общественным сознанием.

Одним из них является вечный сюжет о Крысолове из Гамельна, которого еще называют Пестрым Дудочником и Флейтистом.

Сюжет немецкой легенды XIII века о Крысолове из Гамельна хорошо известен. В соответствии с легендой летом 1284 года странствующий музыкант избавил Гамельн от нашествия грызунов. Играя на дудочке, он выманил крыс и мышей и утопил их в Везере. Не получив условленной платы, Крысолов в отместку увлекает за собой детей и навсегда исчезает с ними в толще лесной горы Колленберг. Проходит слух, будто спустя много лет они объявились в Трансильвании, где построили город молодости и счастья. Однако сама же легенда подчеркивает утопичность этой версии – о существовании «города из светлого камня и солнечных лучей» жители Гамельна узнают от слепого странника [11].

Первое упоминание о Крысолове относится к 1375 году – это краткая запись в хронике города Гамельна. Она повествует о том, что в 1284 году в день Иоанна и Павла (26 июня) одетый в пеструю одежду флейтист вывел из города сто и тридцать рожденных в Гамельне детей на Коппен близ Кальварии, где они и пропали. В 1556 бургомистр города Бамберг, оказавшись в Гамельне, записывает свой текст легенды о Крысолове. В его варианте легенда заканчивается тем, что уведенные дети запираются Крысоловом в горе Коппенбург. Музыкант обещал вернуться через триста лет, и гамельнцы ждали его к 1584 году [11].

Несколько веков эта история существовала устно, очищаясь от фактов и обрастая фольклорными подробностями, пока не была изложена братьями Гримм в книге «Немецкие сказания». Фольклорный сюжет, набрав популярности в эпоху романтизма (И.В. Гете, К. Брентано, А. фон Арним, Р. Браунинг), становится особенно актуальным в ХХ ст. (В. Дык, В. Брюсов, Б. Брехт, М. Цветаева, Г. Аполлинер, А. Грин, Г. Шенгели, Н. Шют, И. Бродский, А. Заневский, братья Стругацкие, Ст. Кинг, Т. Пратчетт, М. и С. Дяченко). В легенде о Крысолове, как отмечает Н. Осипова, романтики видели «благодатный материал для воссоздания романтической картины мира с ее дихотомией, сакрализацией всего от малого до беспредельного, с «демонизацией» мироздания (у поздних романтиков), поэты-романтики пытались превратить в нечто целое открывшуюся им часть мира и из его материала создать собственную мифологию» [6,с.37]. «Крысиная» символика XX века стала, по мнению Н. Осиповой, «своеобразным критерием познания мира, приобрела характер новой мифологемы. Будучи связанной с идеей слепого, неумолимого рока, стихийной катастрофы, нашествия, она оказалась способной выразить кошмар XX столетия с его революциями, войнами, безжалостным наступлением урбанистической цивилизации, непреодолимой «мутацией» человеческого сознания» [6, с. 66].

Что же привлекает писателей в средневековой легенде, которая, по словам ее известного интерпретатора И. Малинкович, «повисает где-то между сказкой, мифом и занимательной новеллой» [4,с.10]? В чем специфика ее интерпретации писателями? Для ответа на этот вопрос мы обратились к анализу рассказа А. Грина «Крысолов» [2] и роману братьев Стругацких «Хромая судьба» [9].

Рассказ «Крысолов» впервые был опубликован в журнале «Россия» №3 1926 года. «Для меня, – писала В. Панова, – «Крысолов» замыкает цепь величайших поэтических произведений о старом Петербурге-Петрограде, колдовском городе Пушкина, Гоголя, Достоевского, Блока, – и зачинает ряд произведений о новом, революционном Ленинграде» [1, с.503]. По мнению исследователей, этот рассказ был написан в духе «магического реализма» и раскрыл новые грани художественного мастерства А. Грина [7, с. 382].

Время и место действия указаны точно (март 1920 г., Петроград, Сенной рынок, опустевшее здание бывшего банка, Васильевский остров). Название же рассказа А.С. Грин обращает к немецкой легенде, но при этом изменяет ее хронотоп и разрабатывает вечный сюжет в контексте исторических процессов, проявившихся после октября 1917 года.

Действие происходит в неполные сутки (вечер, ночь, утро…), но событий так много, их связи так призрачны и мистически значимы, прихотливы и абсурдны, что одни яркие события заслоняют другие. В рассказе можно наблюдать смешение реального с фантастическим, внешнего мира с внутренним миром героя, быта с бытием. Историческая эпоха, время переосмысливаются в рассказе как вневременные, обобщенные картины мира, судьбы человека.

Сфера реального и исторического предстает в образе города – сквозного образа в творчестве Грина, несущего в себе идею разрушения, омертвения души, духовной смерти. Быт, населяющий улицы города, нужда, разрушенные здания, снег, дождь, холод, одиночество – все эти предметы и явления, составляющие повседневную картину жизни человека, наступающие на духовность, становятся универсальными, вселенскими образами и символизируют отчужденность и равнодушие. Образ Петрограда похож на разрушенный мир, в котором еще остались теплота и любовь. Герой не полностью погружен в окружающий мир, несмотря на то, что он зависит от него. В основе его поисков и стремлений лежит потребность в любви, дружбе, добре. Он пытается преодолеть холод, враждебность окружающего мира, пространства и трудного времени, которые постоянно влияют на его внутреннюю жизнь.

Грин пытался донести через внутренний мир героя состояние своего времени, в котором было так мало тепла и света. Сложная пространственная модель, которая представляет собой соединение несоединимого (привычного быта и необъяснимых событий), отображает состояние безумия, абсурда с пониманием того, что всё это происходит в действительности. Границы реальности и мистики размываются, не оставляя ничего настоящего, верного, кроме внутреннего мира человека как единственного пространства, в котором еще живут тепло и свет.

Недаром эпиграфом к произведению Грин отсылает читателя к романтической поэме Дж. Г. Байрона «Шильонский узник» («На лоне вод стоит Шильон…»), в которой описываются страшные муки отчаяния, сумасшествия героя, заключенного в темницу. Ясно, что в рассказе Грин поднимает тему помутненного сознания, так как борьба героя происходит именно в его сознании, которому ночью привиделись в здании заброшенного банка призраки.

Велика роль и образа огромного здания банка, чьи размеры фантастичны. Закрытое пространство банка, этот лабиринт, в котором запутался герой, Л. Михайлова трактует как лабиринт сознания героя, его заплутавшей души [5, с. 114]. Здание банка как временное пристанище героя выглядит «чужим, дьявольским пространством, местом временной смерти, попадание в которое равносильно путешествию в загробный мир» [3, с. 748]. И именно в банке герой впервые сталкивается с крысами. С образами мышей и крыс часто «связываются предзнаменования смерти, разрушения, войны, мора, голода, болезни, бедности…» [10, с. 190]. В гриновском рассказе, как и в древней легенде, ощущается некая общая беда, общее горе. В легенде говорится о цветущем городе Гамельне, который затем подвергается нашествию крыс. В рассказе же возникает прекрасный город Петроград, разрушенный революцией, в котором также благоденствуют крысы.

С крысами в произведении Грина связан мотив «оборотничества», также символизирующий о наличии потустороннего мира. Заброшенное гигантское здание старого банка наполняется ночью голосами, шорохами, будто бы по его темным коридорам бродят люди. «И свет уже не спасал, матовые шары…сеяли ночной день среди черных окон», а сумеречные фантомы, как в детстве, наводили ужас. Спотыкаясь о книги, следуя за призрачным голосом, герой рассказа становится зрителем «кафешантанной пьесы», он слышал «голоса, реплики, жаргон тюрьмы, бесстыдство ночной улицы внешний лоск азартной интриги и оживленное многословие нервно озирающейся души…» [2, с. 266]. Здесь же герой слышит угрозу смерти загадочному Крысолову от таинственного Освободителя.

Герой понимает, что говорят об адресе, по которому живет со своим отцом девушка, проявившая неравнодушие к его бедственному положению. В торопливости, «равной пожару», герой мчится, чтобы спасти их. И тогда, стремительно двигаясь в поисках выхода из лабиринта, перескакивая через преграды с «необъяснимой силой», он вырывается из плена лабиринта к свежести открытого пространства.

На бегу к мосту его и пытается остановить, уцепившись за руку диким усилием, ребенок со странной улыбкой – пришлось рвануть прочь руку, чтобы освободиться [2, с.269]. Не удалось остановить главного героя и девушке, которая приняла облик его знакомой, но «нежность черт которой быстро сменилась тупостью» [2, с. 270].

Герой успевает предупредить об опасности и встречается с Крысоловом. Петроградский Крысолов ничем не напоминает классического пришельца, молодого человека в пестрых одеждах с серебряной дудочкой, из средневековой легенды, увлекшего хищных грызунов за пределы города. Крысолов Грина – «старик в плотной шапке седых, выстриженных ровным кругом волос со старыми, но ясными глазами» [2, с. 272]. На двери его квартиры висит табличка с надписью «Крысолов: Истребление крыс и мышей. О. Иенесен» [2, с. 273]. У старика нет волшебной флейты, но он хорошо знает повадки тварей, с которыми ему приходиться бороться. Крысолов раскрывает тайные планы своих врагов и убивает Освободителя, демонстрируя герою мышеловку, «в которой висела огромная, перебитая пополам черная крыса» [ 2, с.271]. Именно Крысолов читает юноше отрывок из старой книги Эрта Эртруса «Кладовая Крысиного короля»: «Коварное и мрачное существо это владеет силами человеческого ума. В его власти изменять свой вид, являясь как человек… Крысы могут также причинить неизлечимую болезнь, им благоприятствуют мор, голод, война, наводнение и нашествие. Тогда они собираются под знаком таинственных превращений, действуя как люди, они крадут и продают с пользой, удивительной для честного труженика…Они убивают и жгут, мошенничают и подстерегают, окружаясь роскошью, едят и пьют довольно и имеют все в изобилии» [2, с. 271].

Так разрешились ночные страхи главного героя – в реальном теплом доме Крысолова, среди простых и понятных людей, а там, в лабиринте страхов, были только крысы. По мнению Л. Михайловой, Крысолов Грина – беспощадный истребитель зловещих паразитов, символизирующих распад и запустение [5, с. 115]. Крысы в повести символизируют что-то страшное, направленное против человечности, света, связанное с убийством, заговорами, сектами. Но и в таком страшном мире действительности есть место добру: встреча главного героя с девушкой на Сенном рынке, ее неравнодушие к бедственному положению героя, его борьба с крысами-оборотнями, которые принимали облик людей в старом заброшенном банке, где ему пришлось ночевать, – все это означает победу героя в конце рассказа. Исследователи объясняют появление призраков и выход героя за пределы мрачного пространства банка как выход из темных сторон его сознания, преодоление в себе зла, холода мира и торжество добра и красоты. Как пишет Л. Михайлова, «крысы не пожрали человека. Мрачные силы были уничтожены» [5, с.129].

Таким образом, Грин создает образы крыс, принимающих облик людей и символизирующих мировое зло и Крысолова «беспощадного истребителя зловещих паразитов», олицетворяющего свет, теплоту и любовь.

В рассказе Грина переосмысление сюжета старой легенды происходит и в жанровом отношении, и на сюжетном уровне, так как легенде придается новое значение, новое истолкование событий. Грин первым перенес место действия из Гамельна в Петербург, внеисторический сюжет превратил в остроактуальный политический памфлет, а средневековую немецкую легенду сделал петербургской. В «Крысолове» это уже не мир Гофмана, а предвестие мира Камю: символический образ разрухи, запустения, абсурдности существования, но победы человеческого.

Думается, что рассказ А. Грина как звено в цепи историко-литературных сюжетнокомпозиционных конструкций не утратил своего значения, как пример сложного психологического, философского содержания, актуального для любого времени.

Фантасты Аркадий Натанович (1925-1991) и Борис Натанович (1933-2012) Стругацкие вошли в советскую фантастику с повестью «Страна багровых туч» в 1956 году (опубликована в 1957 г.). С этого времени и до наших дней братья-соавторы являются одними из наиболее популярных писателей-фантастов. Причин такой популярности произведений Стругацких множество: именно они утвердили в России жанр философской фантастики, заставили скептиков признать фантастику не просто развлекательным «чтивом», поднимали сложные морально-этические и социальные проблемы, изображали реальных людей в фантастических ситуациях. Именно в их книгах совершился окончательный переход от фантастики как средства пропаганды научных идей к фантастике как литературе. Они первыми среди российских писателей-фантастов стали трактовать фантастическую идею не как цель, а лишь как способ для лучшего выявления чувств, характеров и мыслей героев произведения.

Произведения А.Н. и Б.Н. Стругацких исследователи относят к таким жанровым разновидностям, как «фантастический эпос» (космическофутурологические произведения), «антиутопия и предупреждение», «фантастическая сатира и аллегория», «фэнтези», сравнивая их с произведениями С. Лема, Р. Брэдбери, Шекли, К. Воннегута, У. Ле Гуин [8].

Но специфичность творчества Стругацких определяется не стилем или тематикой их произведений, а индивидуальным творческим методом писателей, который принято обозначать как социально-психологическую или философскую фантастику. Сами же Стругацкие обозначали свой метод как «реалистическая фантастика», которая «родилась вместе с литературой и только вместе с ней умрет – в том гипотетическом и, очевидно, полностью невозможном случае, когда человечество потеряет интерес к себе» [8, с.245].

«Хромая судьба» – предпоследний совместный роман писателей-фантастов А. Н. Стругацкого и Б. Н. Стругацкого. К 1971 году относятся первые упоминания в рабочем дневнике авторов о пьесе с таким названием. Как роман произведение обсуждается в 1980 году и закончено 1982 году. «Хромую судьбу» А. Н. и Б. Н. Стругацкие сознательно писали «в стол», то есть, не рассчитывая на публикацию. Впервые роман увидел свет только в 1986 – в журнале «Нева».

Роман «Хромая судьба» интересен для исследования тем, что, являясь во многом автобиографическим и автопсихологическим, он отличается от прочих текстов А. Н. и Б. Н. Стругацких наибольшей реалистичностью. Исследователи творчества А. Н. и Б. Н. Стругацких часто совсем отказывают «Хромой судьбе» в принадлежности к фантастике или относят его к произведениям апокалиптического реализма. Большинство событий, описанных в романе, почерпнуто авторами из своей жизни, жизни друзей и знакомых и в общем, из жизни страны в эпоху Застоя. Однако при всей необычности «Хромой судьбы» по отношению к другим произведениям А. Н. и Б. Н. Стругацких, можно заметить, что она не только отражает все особенности, характерные для их творчества, но и обнажает и вскрывает приемы и принципы, с помощью которых созданы все прочие произведения авторов.

Характерной чертой романа являются его культурологические аллюзии и реминисценции. Кроме постоянных перекличек романа с булгаковским «Мастером и Маргаритой» в контексте «Хромой судьбы» содержательно значимы легенда о Нарциссе, исследование замысла романа о бессмертии, упоминание Шекспира, Голема, Апокалипсиса, Мафусаила, Вавилонской башни и легенды о Крысолове.

Рассказчик и главный герой этого романа – советский писатель, чей апокалиптический шедевр, «Гадкие лебеди» (иногда называемый «Время дождя») был исходно вставлен в обрамляющее повествование как роман-внутри-романа.

Феликс Александрович Сорокин, повествователь и главный герой романа «Хромая судьба», – внешне преуспевающий московский писатель, в чьем ранее крепком сложении начинают появляться признаки болезней пожилого возраста. Его физическое предчувствие конца отражается и во внешнем виде города, в котором он живет, и во внешнем виде города, о котором он пишет. Пятидесятишестилетний московский писатель – главный герой романа «Хромая судьба» – рассказывает нам, что в свое время он работал переводчиком с японского языка. Таким образом, приблизительный возраст и профессия рассказчика совпадают с таковыми одного из авторов – Аркадия Натановича Стругацкого. Как поведение рассказчика, используемый им разговорный стиль, так и автобиографические данные, приписанные ему, противоречат читательским ожиданиям фантастического замысла. Сорокин упоминает, что он – член Союза Писателей и часто посещает Клуб с ограниченным доступом, в котором привилегией есть и пить (обычно слишком много) обладают только члены этого Союза. Он искренне признает, что платит за эту и другие привилегии сочинением произведений, приемлемых для преобладающей интерпретации того, что включает официальный жанр социалистического реализма. Частным же, неофициальным образом он работает над другим романом, включающим в себя элементы сказочной и научной фантастики, а также апокалиптические мотивы. Он хранит рукопись в синей папке в ящике стола, поскольку не имеет надежды на ее публикацию в Советском Союзе. В продолжающемся диалоге с Булгаковым Стругацкие объявляют Сорокина современным Мастером, стремящимся закончить литературный и философский шедевр, будучи в курсе, что «при моей жизни он никогда не будет опубликован, поскольку на горизонте нет ни единого издателя, которого можно было бы убедить, что мои видения имеют ценность хотя бы для дюжины людей в мире, не считая меня» [9, с.300].

В залитом дождем городе романа «Гадкие лебеди» ищет свое место в жизни известный писатель Виктор Банев. Город, в отличие от Гаммельна, не процветает. Он постепенно умирает. В городе постоянно идет дождь, он покрыт плесенью, что свидетельствует о распаде и деградации.

Во вневременном городе появилась раса генетических мутантов, и, подобно Пестрому Флейтисту, они угрожают увести за собой городских детей, которые не могут противостоять их обещанию лучшего мира. Снаружи мутанты, известные как «мокрецы», выглядят физически отталкивающими и больными. Они мокрые, мрачные, лысые, с желтыми кругами вокруг глаз (отсюда их второе прозвище – «очкарики»). Они поселены в «лепрозории» вне города. Впрочем, у них своя, высокоразвитая интеллектуальная культура, и Виктор Банев упоминает философа мокрецов, Зурзмансора, наряду со Шпенглером, Фроммом, Гегелем и Ницше.

Мокрецы в романе «Гадкие лебеди» представляют тот же самый тип суперцивилизации, что и Странники (в цикле «Истории будущего») или людены (в романе «Волны гасят ветер»). Они отделываются от своих менее развитых человеческих братьев, как человек отделывается от значительной дискуссии с маленькими детьми, но они не отягощают себя разрушением или насилием. Они просто отбирают наиболее многообещающих человеческих особей, чтобы населить ими свой утопический мир (в этом романе городские дети отобраны для будущего человечества) и уводят их от дистопического настоящего. Мокрецы феноменально начитанны (похоже, что книги нужнее им, чем пища). В отличие от ранних утопических героев Стругацких, у них нет гуманистических иллюзий и моральных сомнений в своем праве выбирать и «спасать». Если в начале романа мокрецы воспринимаются как изгои, отторгнутые обществом, то по мере развития действия выясняется, что они представляют качественно новый человеческий вид и выступают своеобразными связными между разными эпохами «это же будущее, то самое будущее, которое запускает щупальца в сердце сегодняшнего дня» [9, с. 600]. Мокрецы совсем не похожи на образ из старинной легенды. Но они как и Пестрый Дудочник исчезают бесследно в финале романа.

В умирающем городе уже нет ни крыс, ни кошек. Но в нем остаются дети. Они значительно превосходит интеллектуальный уровень своих родителей: «Когда Ирма вышла, аккуратно притворив за собой дверь, длинноногая, по-взрослому вежливо улыбаясь большим ртом с яркими, как у матери, губами, Виктор принялся старательно раскуривать сигарету. Это не ребенок, думал он ошеломленно. Дети так не говорят. Это даже не грубость, – это жестокость, и даже не жестокость, а просто ей все равно. Как будто она нам тут теорему доказала, просчитала все, проанализировала, деловито сообщила результат и удалилась, подрагивая косичками, совершенно спокойная» [9, с. 317].

Неестественно взрослое поведение Ирмы не сочетается с ее внешностью маленькой девочки. И остальные дети в произведениях Стругацких выказывают аналогичную несообразность. Дети всегда представляют в произведениях Стругацких будущее. Они – часть иной, чуждой реальности, той, в которую предстоит превратиться настоящему. Будущее, которое они представляют, – более совершенное, более логичное, более разумное, но всегда нечеловеческое будущее. Асексуальность детей – просто еще одно указание на то, что будущее общество, которое они представляют, лишено человеческой теплоты и любви, равно как и «иронии и жалости». В романе «Гадкие лебеди» Виктор Банев, защищая вечный гуманизм, переходит на оправдание иронии и жалости. Он противостоит убеждению детей в возможности «строительства без разрушения»:

– Ребята, – сказал Виктор. – Вы, наверное, этого не замечаете, но вы жестоки. Вы жестоки из самых лучших побуждений, но жестокость – это всегда жестокость. И не воображайте, что вы говорите что-то особенно новое. Разрушить старый мир, на его костях построить новый – это очень старая идея. Ни разу пока она не привела к желаемым результатам. То самое, что в старом мире вызывает особенно желание беспощадно разрушать, особенно легко приспосабливается к процессу разрушения, к жестокости, и беспощадности, становится необходимым в этом процессе и непременно сохраняется, становится хозяином в новом мире и в конечном счете убивает смелых разрушителей. Ворон ворону глаз не выклюет, жестокостью жестокость не уничтожить. Ирония и жалость, ребята! Ирония и жалость!

– Боюсь, вы не так нас поняли, господин Банев, – сказал он [мальчик]. – Мы совсем не жестоки, а если и жестоки с вашей точки зрения, то только теоретически. Ведь мы вовсе не собираемся разрушать ваш старый мир. Мы собираемся построить новый. Вот вы жестоки: вы не представляете себе строительства нового без разрушения старого. А мы представляем себе это очень хорошо» [9, с. 400].

Главный герой Виктор Банев осознает, что мокрецы оказывают огромное влияние на детей. Понимая драматизм ситуации, он несколько раз упоминает средневековую легенду: «видел как они (дети) встречали какого-то мокреца. Теперь я нисколько не удивлюсь, если в один прекрасный день на городскую площадь выйдет мокрец с аккордеоном и уведет детишек к черту на рога» [с.408]. Или: «Я бы с удовольствием написал, как дети ушли из города. Нового Гамельнского крысолова [9, с. 401].

Но в романе традиционная ситуация подвергается существенному содержательному переосмыслению: исход детей в лепрозорий к мокрецам обусловлен нравственной деградацией мира взрослых и символически предрекает гибель бездуховного тоталитарного общества: «Вы же прекрасно знаете, что дети ваши ушли от вас по собственному желанию, никто их не принуждал, никто не тащил за шиворот. Они ушли потому, что вы им стали окончательно неприятны. Не хотят они больше жить так, как живете вы и жили ваши предки… Не хотят они вырасти пьяницами и развратниками, мелкими людишками, рабами, конформистами, не хотят, чтобы из них сделали преступников, не хотят ваших семей и вашего государства» [9, с. 525].

Таким образом, Стругацкие участвуют в интересном процессе культурной трансформации сюжета о Крысолове. Их социальная антиутопия отражает воссоединение тайных интеллектуальных направлений и смешение различных течений, приводящее к творению новых культурных мифов.

Можно сделать вывод, что и А. Грин и Аркадий и Борис Стругацкие в силу своего особенного таланта, в котором большую роль играет неисчерпаемая фантазия художника, создали свои, ни на что не похожие легенды-притчи, даже если и опирались на старую легенду-сказку о Крысолове.

Литература

1. Грин А. С. Джесси и Моргиана. – Л.: Лениздат, 1966. – 512 c.

2. Грин А. С. Крысолов / А. Грин // Психологические новеллы / [сост., вступ. Статья и примеч. В. Е. Ковского]. – М.: Советская Россия, 1988. – 448 с.

3. Лотман Ю. М. О русской литературе: Статьи и исследования (1958-1993) / Ю. М. Лотман. – СПб: «Искусство-СПб», 1997. – 848 с.

4. Малинкович И. З. Судьба старинной легенды: монография / И. З. Малинкович. – М.: Восточная литература, 1994. – 153 с.

5. Михайлова Л. П. Александр Грин: Жизнь, личность, творчество / Л. Михайлова. – М.: Художественная литература, 1980. – 216 с.

6. Осипова Н. О. Поэмы М. Цветаевой 1920-х годов: проблема художественного мифологизма / Н. О. Осипова. – Киров, 1997. – 101 с.

7. Россельс В. М. Грин // История русской советской литературы: в 4 т. / В. М. Россельс. – М., 1967. – Т. 1. – С.370-391.

8. Сербиненко В. Три века скитаний в мире утопии: Читая братьев Стругацких / В. Сербиненко // Новый мир. – 1989. – №5. – С.242-255.

9. Стругацкий Аркадий Натанович, Стругацкий Борис Натанович Хромая судьба /А. Н. Стругацкий, Б. Н. Стругацкий // Далекая Радуга, Отель «У Погибшего Альпиниста», «Хромая судьба»: Романы. – М.: Дружба народов, 1966. – 608 с.

10. Топоров В. Н. Мышь // Мифы народов мира: Энциклопедия: в 2 т.: К-Я / В.Н. Топоров [гл. редактор С. А. Токарев]. – М.: Рос. энциклопедия, 1994. – Т. 2. – С. 190.

11. Эткинд Е. И. Флейтист и крысы (Поэма Марины Цветаевой «Крысолов» в контексте немецкой народной легенды и ее литературных обработок [Электронный ресурс]

Стаття надійшла до редакції 27. 04. 2017 р.

Демчик Марта Іванівна – старший викладач кафедри слов’янських мов та світової літератури філологічного факультету ДВНЗ «Ужгородський національний університет».