Главное сочинение августина аврелия блаженного - Граматика и образование на Pisanino.ru

Сочинения великого отца церкви блаженного Аврелия Августина (354-430) в продолжение целых веков были главным источником христианской философии и богословия, и имели могущественное влияние на литературу и даже на политическую историю новых народов. Чтобы представить нагляднее отношения блаженного Августина к общечеловеческой образованности и истории, достаточно указать на различные религиозные волнения, которые в разные времена вызывались его учениками и приверженцами. Так, например, знаменитый богословский спор, происходивший в двенадцатом веке между Абеляром и святым Бернаром Клервоским, касался главных оснований философии Августина. Спор между кальвинизмом и лютеранством о том же предмете был причиною разделения протестантской церкви. Борьба янсенистов, волновавшая в продолжение полутораста лет французское католичество и бывшая одною из причин революции 1789 года, также находилась в тесной связи с учением и взглядами Аврелия Августина. Сами недостатки его сочинений, повсюду проявляющаяся в них африканская натура, горячность и страстность его речи, располагали в его пользу отдельные личности и целые школы, тем более что в то время здравый смысл древности уступил место прорицательской мудрости Востока и пылкому воинственному одушевлению новых народов. Впрочем, нет никакого сомнения, что в сочинениях блаженного Августина больше истинной поэзии, чем в длинных проповедях и толкованиях. Влияние сочинений Аврелия Августина объясняется тем, что самые обстоятельства жизни его возбудили в нем веру в справедливость требований человеческого сердца.

Аврелий Августин Блаженный. Фреска VI века в капелле Санкта-Санкторум, Латеран (Рим)

Родившийся в 354 году в римской провинции Африке (современный Тунис) и воспитанный своею матерью Моникой в правилах благочестия, Аврелий Августин еще в ранней юности, увлекаемый страстями, предался чувственным удовольствиям и сделался приверженцем безумных идей манихейской секты. В это же время он усвоил себе латинскую образованность, имевшую в Африке такое же множество почитателей, как и римские пороки и безнравственность. В особенности понравились Августину красноречие и философия Цицерона. Только тогда, когда Августин достиг тридцатилетнего возраста и после долгого пребывания в Риме поселился в Медиолане (Милане), в сердце его произошла нравственная перемена, выведшая его на другую дорогу. Объяснения священного писания, мистицизм и аллегории, заимствованные Амвросием Медиоланским у Оригена и совершенные им преобразования в богослужении, увлекли молодого Августина. В то же время учение неоплатоников произвело решительную перемену в его взглядах и направлении. Он начал вести строго нравственный образ жизни и обратился от языческой философии и сочинений Цицерона, заблуждений манихеев и мистицизма неоплатоников к новой мудрости Амвросия, вере Афанасия и мистицизму Оригена.

Вскоре Аврелий Августин так усвоил себе православное учение, что в состоянии был бороться с британским монахом Пелагием оспаривавшим учение о наследственности греха и доказывавшим возможность делать добрые дела одними собственными силами. В проповедях и сочинениях Августин защищал учение апостола Павла об оправдании человека верой и признавал предопределение, то есть неизменное предназначение человека к блаженству или к осуждению, одним из основных догматов христианской веры. У человека, одаренного способностями и силою чувства и притом развившегося таким оригинальным образом, как блаженный Августин, не могло быть недостатка в богатстве и разнообразии мыслей. Действительно, своими сочинениями он имел громадное влияние на современников, и сам того не замечая, создал новую христианскую литературу, искусство и миросозерцание.

Августин «О граде Божием» – краткое содержание

Подробнее — см. в отдельной статье Августин «О граде Божием» – краткое содержание

Одно из главных сочинений блаженного Августина, носящее название «О граде Божием» (De civitate Dei) и составленное по образцу сочинений Платона о государстве, основывается на той главной мысли, что человечество состоит из двух частей: из рабов своей плоти, осужденных на проклятие, и из людей, живущих духом и призванных к блаженству. Отсюда Аврелий Августин выводит идею о существовании в мире двух царств, из которых одно погибнет в день страшного суда. Царством гибели управляет дьявол; главное основание его – эгоизм, приводящий человека к забвению Бога. Другое небесное царство, находящееся под управлением божиим, основывается на любви к Богу и ведет к забвению самого себя. Таким образом Августин в сочинении «О граде Божием» противопоставляет видимый мир, как царство греха, миру веры и блаженства набожных душ. Но, признавая человеческую природу испорченной и всякую внешнюю деятельность греховно и допуская, что Бог сверхъестественно управляет земными делами через своих уполномоченных, Августин, сам того не понимая, предоставляет во внешнем мире полный простор грубости и насилию.

Предмет сочинения «О граде Божием» так обширен, что дал блаженному Августину возможность заключить в его рамки все нравственное и догматическое учение западной церкви и множество других материалов, а его приверженцам – возможность извлекать из этой книги самые разнообразные представления и взгляды. По мнению Августина, весь Древний Рим, как греховное земное государство, находился под властью дьявола. Чтобы подтвердить свой взгляд, он обращается в своём сочинении к истории римского государства и старается доказать исторически, что счастье такого государства не есть истинное счастье, которое находится только в государстве Бога. Но будучи скорее ритором, чем историком, и смотря на историю с чисто теологической точки зрения, Аврелий Августин уже по одному этому впадает в односторонность. Во всей истории римской республики и империи он видит только непрерывный ряд несправедливостей и жестокостей, упуская из виду, что во всякое время существуют известного рода убеждения и учреждения. Так чувственная религия и строго восточный взгляд на жизнь были возможны в греческой и римской древности, а в позднейшее время необходимо должны были развиться сверхчувственное учение и восточное миросозерцание. Блаженный Августин очень основательно доказывает несостоятельность древней религии и философии и правильно передает в книге «О граде Божием» историческую связь различных причин падения римской республики; но воззрения его на историю доказывают совершенное непонимание хода событий. В его сочинении героически и политически характеры древней истории остаются незаметными; но зато резко выдаются вперед религиозный и иерархический элементы. Зная печальное положение Римской империи во время Августина и грубость Средних веков, мы поймем, что взгляд его мог находить себе особенное сочувствие в эту эпоху и сделаться господствующим в средние века. В тогдашних грустных обстоятельствах люди не могли найти себе успокоения в древней философии и политической свободе. Скорее им могла помочь слепая вера, полицейская сила деспотизма и иерархия. Вследствие этого остроумная и строго благочестивая книга Августина «О Граде Божием» определило на несколько веков вперед христианские воззрения на язычество, его религию, философию и историю.

Рака с мощами блаженного Августина в Павии

Сочинение Августина служило главным источником и многих других средневековых воззрений. Земное или языческое государство, по мнению блаженного Августина, управляется дьяволами, философами и почитателями злых духов, а небесное или христианское – святыми, ангелами и духовенством. Августин подробно говорит об ангелах и дьяволах, о святых и злых духах. При этом его книга «О граде Божием» излагает учение, которым впоследствии пользовались средневековые художники и поэты до самого Мильтона. Учение Аврелия Августина о наказаниях, которым подвергнутся все исключенные из царства Божия при конце мира, вполне соответствовало понятиям народов, поселившихся вскоре после того в пределах римской империи. Эта теория легла в основание поэзии средневековых писателей и содействовала облагораживанию грубых, чисто чувственных понятий о загробной жизни.

Августин «Исповедь» – кратко

Так же много имело читателей и таким же влиянием на историю новейшей образованности и литературы пользовалось другое сочинение блаженного Августина – «Исповедь». Как бы исповедуясь пред Богом, он изображает в этом сочинении ход своего внутреннего развития от юности до упомянутой нами перемены в образе мыслей и верованиях, совершившейся в нем в 400 году. «Исповедь» Августина была одною из самых любимых книг средних веков. Это сочинение значительно облегчает нам понимание одного из важнейших церковных писателей и представляет ясное изображение духа того времени, тогдашнего воспитания, нравственного состояния провинции Африки и характера тамошних ученых школ. Поэтому «Исповедь» Аврелия Августина весьма важна в историческом отношении. Впрочем, чтобы извлечь надлежащую пользу из сочинения Августина, нужно бы было привести его вполне или подробно изложить его содержание.

Чтобы представить нагляднее влияние сочинения Августина на потомство, мы приведем одно место из «Исповеди», где Августин говорит о смерти своей горячо любимой матери, Моники. Эта благочестивая женщина, в продолжение всей жизни с изумительною заботливостью, энергиею и самопожертвованием старавшаяся внушить сыну свои понятия о блаженстве, умерла вскоре после совершенного обращения Августина. Поэтому, говоря о переходе своем к истинной вере, Аврелий Августин посвящает биографии своей матери целый ряд очаровательных глав своего сочинения. Он восхваляет характер Моники, описывает её неутомимые заботы о сыне и свою скорбь о её потере, и в заключение, высказывая уверенность в том, что молитвы других христиан могут доставить блаженство и в другой жизни, просит своих читателей, если только они сознают его пользу, как учителя и писателя, не забывать в молитвах его отца и мать. Из этого можно видеть, что мечтательные взгляды Августина, переданные средним векам в таком привлекательном сочинении, немало содействовали превращению всего католического богослужения в мертвый механизм.

Святой Августин и его мать, Моника. Картина А. Шеффера, 1846

Кроме этих сочинений, блаженный Августин написал еще под заглавием «Разговоры с самим собой», нечто вроде продолжения «Исповеди». В них автор стремится доказать, что все счастье жизни зависит от так называемых богословских добродетелей: веры, надежды и любви. И это сочинение заслуживает порицания в том отношении, что, заключая в себе излияния сердца, написано, подобно «Исповеди», искусственным, а не простым и приличным языком. Но не нужно забывать, что в эпоху Августина античные эстетические понятия и слог древних классиков уже не соответствовали настроению общества и, что еще важнее, были недостижимы; искусственность же вполне согласовалась с духом того времени и направлением, преобладавшим в школьном образовании. Августин понимал все это, и, быть может, потому именно сочинения его имели такое громадное влияние.

Августин «Об истинной религии»

В заключение мы должны упомянуть еще об одном творении Аврелия Августина, которое стоит едва ли не выше всех других его сочинений, потому что принадлежит не к ученой, а к всеобщей литературе и имело огромное влияние на последующие поколения. Это – книга Августина «Об истинной религии». На основании её католическая церковь доказывала протестантам истинность своего учения о предании и церковном авторитете. В сочинении «Об истинной религии», написанном в опровержение еретиков, особенно ясно высказывается стремление блаженного Августина доказать тождество христианской и церковной истины. Избрав себе задачею изложить читателям сущность христианского учения, Августин находит ее не в нравственных целях христианства, но в истории откровения и сообщения божественной благодати, неопределенном и неопределимом предании и в проявлениях божества посредством пророчеств и чудес, заменяя внутренние доказательства божественной истины внешними. Но в то же время он отрицает слепую веру, основанную на авторитете, а вместо неё предлагает философию религии. В сочинении «Об истинной религии», написанном для всех классов общества, у Аврелия Августина нельзя искать ни строгого логического порядка, остроумия и определенности, ни сжатого и связного изложения. Но в подобных сочинениях самая неопределенность выражений и туманность положений обусловливают их успех, хотя эти качества и дают противникам авторов повод возражать против них подобным же образом и в таких же общих и темных выражениях. В этом случае, как и всегда, крайности сходятся.

Источник

Детские и юношеские годы. Молодость

Аврелий Августин появился на свет в 354 году, в нумидийском городе Тагасте (на севере Африки).

Отец Августина, язычник, входил в состав членов городского управления, имел во владении небольшое поместье. Мать Августина, Моника, благочестивая женщина, в отличие от мужа, исповедовала веру во Христа (впоследствии она была причислена Церковью к лику святых). Несмотря на традиционно второстепенное положение женщин того времени в обществе, влияние Моники на супруга и сына всё же имело успех (в конце концов муж, Патриций, крестился, пусть даже и незадолго до смерти).

Семья Августина хотя и не нищенствовала, но имела скромный достаток. Между тем, ограниченность средств не помешала родителям обеспечить сыну хорошее образование. Первоначально он проходил обучение в родном городе, затем, с 363 по 366 год, продолжил образование в Мадауре. Следующим местом учебы, куда он направился пятнадцатилетним юношей, стал Карфаген.

Здесь Августин обзавёлся знакомством со множеством сверстников. Причём, далеко не все из них вели целомудренную жизнь. Имея перед глазами негативные примеры, но не имея вполне сформировавшегося внутреннего нравственного стержня, Августин и сам приобщился к распутству.

В Карфагене он познакомился с одной женщиной, от которой впоследствии, в 372 году, у него родился ребенок. Сына назвали Адиодатом (в греческом варианте — Феодор). Впоследствии Августин не раз вспоминал о нём с отеческой любовью и нежностью.

Духовные искания

Некоторый перелом в мировоззрении и миросозерцании Августина произошёл, когда ему было девятнадцать лет. Тогда, на средства, присланные матерью, он приобрёл себе рукопись произведения Цицерона «Гортензий», в котором тот со свойственной ему убедительностью раскрывал значимость любомудрия как высочайшего блага. Это произведение оказало на Августина сильное психологическое воздействие, побудило всерьёз задуматься над смыслом жизни, в том числе собственной, сопоставить привычные ему мирские ценности с вечными.

В какой-то период Августин проникся симпатией к лжеучению манихеев, признававших два противоположных начала: доброе и злое. Чтение Священного Писания не вызывало в нём надлежащего благоговейного чувства. Да и уровень доверия Августина христианству был недостаточно высок (возможно, это было связано с языческими представлениями отца). Зато сочувствию манихейству способствовал тот внутренний разлад, который был свойственен ему ввиду нравственной распущенности и который он внутренне ощущал: с одной стороны — душевное стремление к чему-то светлому и возвышенному, а с другой стороны — низменные плотские порывы. Чем не борьба двух начал, доброго и злого? Период увлечения Августина манихейством длился почти 10 лет, приблизительно с 373-го по 382 год.

Получив в Карфагене желаемое образование, Августин возвратился на малую родину, в Тагасту, и устроился там преподавателем грамматики. Однако некоторое время спустя он вновь перебрался в Карфаген. Здесь, помимо преподавательской деятельности, он всерьёз нагрузил себя теоретическими исследованиями в области естественных наук. Между тем, постигая основы астрономии, он изучал, например, и астрологию. Мать, искренне переживавшая за него, и переселившаяся в Карфаген, поближе к сыну, всё же надеялась, что однажды, с помощью Божьей, он обратится, отступит от вредных, греховных привычек и ложных идей.

Со временем у Августина стало возникать всё больше и больше вопросов, на которые манихейство не могло дать ему ясный утвердительный ответ. Однажды, когда в Карфаген прибыл епископ Фавст, пользовавшийся у манихеев уважением и авторитетом, Августин приступил к нему и засыпал неудобными вопросами. Выслушав, Фавст признался, что не в силах удовлетворить его любопытству. Тогда Августин испытал определенное разочарование в манихействе, хотя и оценил искренность манихействующего епископа.

В 383 году Августин отправился в Рим, а спустя некоторое время перебрался оттуда в Милан (Медиолан), где получил должность ритора. И как любознательному человеку, и как ритору, ему было интересно услышать проповеди знаменитого епископа Амвросия (Медиоланского). И он слушал. И это слушание не осталось бесплодным.

Обращение ко Христу

По мере того как Августин посещал воскресные богослужения, в чине оглашенного, он всё больше и больше увлекался красотой Православия. Из проповедей епископа Амвросия он вынес для себя, что христианское вероучение представляет куда более богатое и возвышенное знание, чем он мог предположить. И хотя прежняя развращённость давала о себе знать в виде греховных движений в душе, по Промыслу Божию он, шаг за шагом, приближался ко Христу.

Большое впечатление оказал на него таинственный случай. Однажды, размышляя о собственной греховности, пребывая в сокрушении духа, он, вдруг, услышал чей-то загадочный голос, словно бы детский, взывавший к нему нараспев: «Возьми и читай». Осмотревшись и не найдя, кто бы это мог произнести, Августин интерпретировал это воззвание как обращение свыше. Он понял, что объектом чтения должно было стать Священное Писание. В свою очередь это обращение напомнило ему о призвании Антония Великого, чьё житие, в своё время, произвело на него сильное впечатление. Августин тут же вернулся на место, где оставил Писание, и начал читать. Его внимание сосредоточилось на фразе, предостерегавшей от различных опасностей (пиршеств, пьянства, сладострастия, распутства, зависти, ссор, похоти вообще) и призывавшей облечься во Христа (Рим.13:13-14).

В 388 или 389 году Августин, наконец, принял Крещение. Это событие не могло не обрадовать его мать, ревностную христианку. Вскоре она почила о Господе.

Священнослужение

По смерти матери Августин, пробыв какое-то время в Италии, отправился в родной город Тагасту. От отца ему досталось наследство, но он, уже твердо определив для себя направление будущего пути, продал всё и пожертвовал вырученные деньги на нужды Церкви.

Вскоре Августин переселился в Иппон. К тому времени он успел стяжать некоторую известность как защитник христианства и богослов. В 391 году, епископ Валерий, по настоянию местной общины, рукоположил его во священника. С тех пор отец Августин стал его верным помощником в деле распространения веры, много проповедовал, занимался толкованием Священного Писания и борьбой с еретическими заблуждениями.

В 395 году, отец Августин был возведен в епископское достоинство, а после преставления епископа Валерия возглавил Иппонскую епархию и руководил ею вплоть до своей смерти.

За несколько лет до кончины блаженный Августин избрал себе в преемника Ираклия. 28 августа 430 года сердце архиерея, измождённого лихорадкой, остановилось, и он предстал пред Лицом Высшего Судьи.

Творческое наследие

За годы пастырской деятельности из-под пера блаженного Августина вышли десятки сочинений различного характера. В качестве церковного писателя он хорошо известен и как проповедник, и как догматист, и как полемист.

К сожалению, не всё, связанное с творчеством этого автора, можно принимать без оговорок. Одним из наиболее оспариваемых направлений его авторской мысли служит представленное им в полемике с пелагианами учение о роли Божественной благодати в деле спасения. Возражая учению еретиков о возможности избавления человека от скверны греха практически собственными силами, блаженный отец справедливо отметил, что без содействия благодати это в принципе не выполнимо, однако, увлекшись жаром полемики, он настолько минимизировал роль самого человека, что в дальнейшем это дало почву и повод для формирования нового учения, представляющего крайность, противоположную пелагианству: учение о предопределении Божьем (согласно этому учению, спасается лишь тот, кого предопределил ко спасению Бог).

Другое спорное место в трудах Августина Иппонского связано с его воззрением о Святом Духе как о Духе Любви. В дальнейшей интерпретации эта точка зрения легла в основу учения Западной Церкви об исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Сына (суть этого учения такова: Отец любит Сына и, значит, изводит Любовь, но и Сын любит Отца и, следовательно, тоже изводит Любовь; поскольку Любовь — это Святой Дух, постольку и получается, что Святой Дух исходит как от Отца, так и от Сына).

Между тем, блаженный Августин по праву почитается как один из наиболее выдающихся церковных писателей вселенского масштаба.

Из догматических трактатов до нас дошли такие его труды как О Троице, О граде Божьем, О Символе веры, Энхиридион, О 83-х различных вопросах в одной книге.

В качестве полемических сочинений известны: О свободе воли, О природе блага против манихеев, О благодати и свободном решении, Об упреке и благодати, О предопределении святых.

К числу пастырских поучений относят: Об обучении оглашаемых, Проповеди и поучения, Слово в день Петра и Павла, Слово о явлении Иисуса Христа двум ученикам Еммаусским и др.

Особая группа работ определяется экзегетической направленностью. Это: О книге Бытия буквально, О согласии евангелистов, Рассуждения на Евангелие от Иоанна, Толкование на Псалом 125-й, Христианская наука или Основания Герменевтики и Церковного красноречия и пр.

Почитание

Блаженный Августин упомянут в актах Пятого Вселенского собора среди святых отцов и учителей Церкви, православное учение которых принимается Церковью в качестве эталона.

В русские Месяцесловы память блаженного (28 июня) была внесена в XIX в. из греч. «Синаксариста» Никодима Святогорца.

Источник

АВГУСТИН АВРЕЛИЙ БЛАЖЕННЫЙ (Augustinus Sanctus) (354—430) — раннехристианский богослов и мыслитель, представитель зрелой патристики, явивший значительное влияние равно как в формирование христианского духовного канона, так и в развитие западной культуры в целом. Святой Августин — пожалуй, самый значительный христианский мыслитель вслед за апостолом Павлом.

Его память отмечается:

Русской православной церковью 15 (28) июня.
Католической церковью – 28 августа.

Содержание статьи об Августине Блаженном:

БИОГРАФИЯ
ТРУДЫ
ФИЛОСОФИЯ И УЧЕНИЕ
РЕЛИГИОЗНЫЕ ВЗГЛЯДЫ

Биография Августина Блаженного

Августин Блаженный появился на свет в римской глубинке Нумидии (сегодня это территория Алжира) в семье некрупного землевладельца и идолопоклонника Патриция и христианки Моники. Под влиянием Моники супруг незадолго до смерти принял крещение и обратился к христианству.

У Августина был по крайней мере один брат или сестра, но он был единственным, кто получил образование, так как зачастую родителям приходилось занимать деньги, чтобы заплатить за обучение сына.

Вначале он учился в родном городе, затем отправился в Карфаген – величайший город Римской Африки. Августин Аврелий получил гуманитарное образование и преподавал риторику. Преподавать он начал в Карфагене и делал это на высочайшем уровне.

В то же время в Карфагене, он написал свою первую короткую философскую книгу, которая, к сожалению, не дошла до нас. В возрасте 28 лет беспокойный и честолюбивый Августин покинул Африку, чтобы сделать карьеру в Риме. Он преподавал там недолго, так как вскоре был назначен в качестве профессора риторики в Милан, который в то время являлся резиденцией императора и де-факто столицей Западной Римской Империи.

Он увлекался трудами Гортензия и Цицерона, а также был сторонником манихейства – религиозного учения, опиравшегося на специфическое понимание Библии. Утратил интерес к данному учению после встречи с его духовным лидером, который не смог ответить на его вопросы, касающиеся некоторых плоскостей понимания Библии и Бога.

Вскоре Августин Аврелий увлекся неоплатонизмом и особенно идеей Бога как нематериального трансцендентного Бытия. Интерес к богословию подогревался еще и тем, что в ходе анализа риторических аспектов различных проповедей, а в частности проповедей епископа Амвросия Медиоланского, Августин проникся христианским вероучением.

Ключевым моментом, склонившим Августина к принятию христианской Веры стало его знакомство с Посланием апостола Павла к Римлянам.

В 387 в возрасте тридцати двух лет Августин Аврелий принял крещение от руки Амвросия, тем самым присоединившись к религии своей матери.

Карьера Августина в Милане, однако, не заладилась. Крах карьеры Августина Аврелия в Милане был связан с усилением его религиозности. Все его труды, начиная с этого времени были проникнуты христианскими идеями. Через 2 года он оставил свою преподавательскую должность в Милане и вернулся в родной город с женой и сыном. Вскоре жена ушла от него к любовнику из низшего сословия. Через некоторое время умер его сын-подросток. Уход жены и смерть сына опустошили его, а потому Августин в возрасте 36 лет отправился в качестве младшего священника в Приморском городе Гиппон. Гиппон был торговым городом, небогатым и бескультурным. Вскоре он основал монашескую общину в Гиппоне, где в течение тридцати пяти последующих лет был епископом. Со временем небольшой монастырь превратился в уважаемую богословскую семинарию.

Августин Блаженный много полемизировал с манихейством, а также с донатизмом и пелагианством. Он часто участвовал в публичных диспутах, в которых отстаивал христианские каноны. Годы жизни Августина Блаженного после принятия им христианства считаются образцом христианского служения.

В православии Августин Аврелий признан блаженным, в католицизме — святым и Учителем Церкви.

Святой Августин Филипп де Шампань

Августин Блаженный считается автором устава, которым руководствуются некоторые монашеские ордены католической церкви. К примеру,

Орден каноников-обсервантов (августинцы-каноники)
Орден отшельников Святого Августина (августинские братья)
Ассумпционисты
Женские монашеские конгрегации августинок.

Книги его были широко распространены по всему Средиземноморью. Несмотря на свою известность, Августин умер в бедности. Однако, его прижизненная привычка каталогизировать и категоризировать свои книги привела к тому, что практически все его наследие дошло до нашего времени.

Труды Августина Блаженного.

Труды Августина Блаженного отличаются концентрацией идей. Даже если бы из его работ до нашего времени дошла только одна, мы все равно считали бы его величайшим христианским богословом. Тем более, что до нас дошли почти все его произведения. А это — более пяти миллионов слов. Августин Блаженный был настоящим мастером слова. Его тексты имеют редкую силу – они привлекали и вдохновляли его современников, но не меньшее влияние они имеют и на нас.

Его богословский стиль по образности уступает, вероятно, только самой Библии. Его труды и сегодня имеют высокую актуальность. Он обладал уникальный даром писать как на высоком теоретическом уровне для самых взыскательных читателей, так и творить огненные проповеди для менее искушенных читателей.

Литературное и богословское наследие Августина Блаженного велико. Оно включает как минимум 224 письма, около 500 проповедей, дохристианские и христианские произведения. К наиболее известным относятся следующие труды Августина Блаженного.

Исповедь,
О граде Божьем,
Против академиков (скептиков),
О жизни блаженной,
О порядке,
Монологи,
О бессмертии души,
О количестве души
Об учителе,
О музыке,
Об истинной религии,
О пользе веры,
О свободной воле,
Против Фавста,
О духе и букве.

Наиболее значительными произведениями Августина Блаженного являются “ Исповедь” (ок 400 г) и “О граде Божьем” (примерно 413—426гг).

Философия и учение Августина Блаженного

Если анализировать философские позиции Августина Блаженного, то можно охарактеризовать его как творца, который адаптировал существующие на тот момент философские традиции латинского мира к появившимися не так давно христианскими идеям. Он создал синтез христианской, римской и Платоновской традиции, тем самым определив дальнейшее развитие всей европейской философской традиции.

Идеи Августина Блаженного оказали весьма значимое влияние на формирование христианского богословского канона. Авторитет его личности в вопросах теологии и философии был тотальным — вплоть до томистской парадигмы. Традиция августинизма в рамках средневековой схоластики во многом определила философское развитие Европы еще на многие века. Таким образом, Августин Блаженный — один из основоположников догматической теологии.

Приведем один пример в поддержку данного аргумента.

В своем трактате “О Троице”, написанном в 399—419 гг, Августин Блаженный излагает тексты Священного Писания, на базе которых конституирован Никейский Символ веры. Трактовка Августином Блаженным проблемы Троицы следующая:

в основе соотношения Божественных ипостасей (сущности Троицы) лежит имманентный внутренний диалог самосозерцания и самопознания, общения и любви. Сущность Бога реализуется в процессе данного диалога.

Такая трактовка Троицы дала развитие эмоционально-психологической составляющей христианства. Для философии это стало зарождением традиций имманентизма и диалогизма.

Важнейшим моментом учения Августина Блаженного выступает также концепция соотношения веры и рационального знания. Вера, согласно Августину Блаженному, есть

исходное основание любого знания.

В поддержку этой концепции Августин говорит:

“… разве учитель будет стараться объяснить темные места у Вергилия, если прежде того не поверит в значительность Вергилия. Точно так же и читатель Святого Писаний должен уверовать в их авторитет прежде, чем научится их понимать”.

Основываясь на библейском утверждении

“покуда не уверуете, не уразумеете” (КНИГА ПРОРОКА ИСАИИ, глава 7)

Августин Блаженный приводит в качестве основания этому презумпцию “верую, дабы понимать”. Эта идея стала программным каноном христианской ортодоксии по отношению к проблеме соотношения веры с рациональной критикой.

Полемические труды Августина Аврелия Блаженного, созданные как критика на манихейство и пелагианство, являются огромным шагом в развитии христианской экзегетической традиции, так как полемика сводится к толкованию фрагментов Библии.

Трактат Августина Блаженного “О Книге Бытия дословно”, написанный в 401—414 гг, считается шедевром экзегетической литературы. Трактат “О христианском учении” можно рассматривать как руководство к толкованию Библии.

В трактовке самой природы философского знания Августин Блаженный творил в русле римской традиции «прикладного» подхода к философии. Августин Блаженный создает концептуальную модель универсума, основой которой является учение о Боге как о “совершенном Бытии”.

Важным моментом в философии Августина Блаженного является идея возможности выведения бытия Бога как абсолютного из самодостоверности человеческого мышления. Августин Блаженный конституирует идею изначально сотворенных Богом “потенций”, в “надлежащее время” обретающих статус действительного бытия, т.е. “семенных логосов” как своего рода оплодотворяющих смыслов. Такой подход предвосхищает современную философию.

Взгляды Августина Блаженного.

Взгляды Августина Блаженного изложены на тысячах страниц. Он известен в христианской традиции как учитель благодати. Здесь интересен его взгляд на внешнюю и внутреннюю благодать. Августин Блаженный считает благодать необходимой для восстановления человеческой природы, которая была повреждена грехопадением. Исцеление человека и его воли, по мнению Августина Аврелия Блаженного, может исходить лишь от Христа.

Августин Блаженный считает, что спасение человека зависит лишь от действия Божьей благодати в человеческом сердце. Здесь богослов вводит свои знаменитые, основанные на утверждении свободы человеческой воли, категории неспособность согрешать и способность не согрешать.

Интересны и взгляды Августина Блаженного на исторический процесс, концепция которого дана как учение о двух градах — земном и небесном. Град земной основан на любви к себе и персонифицируется в фигуре Каина. Град небесный основан на любви к Богу и персонифицирован в образе Авеля. История же рассматривается как процесс, целью которого является достижение “вечного мира в Боге”. Тогда “церковь воинствующая” превратится в “церковь торжествующую”.

Таким образом, взгляды Августина Блаженного основаны на евангельском понимании милосердной любви — высшей формы развития чувственного потенциала человека. Только такая любовь может придать смысл остальным проявлениям человека – языку и мышлению.

В то же время, Августин Блаженный отражает остроту и условности человеческого бытия, сосредоточенного на индивидуальном опыте человека. Его христианин стоит в одиночестве перед Богом, он заключен в тюрьму своего тела и душа его мучительно осознает это. Человек не знает себя, пока Бог не соизволит показать ему его сущность, и даже тогда нет уверенности в познании. Его взгляды на сексуальность и месте женщины в обществе тоже имеют корни в одиночестве и страхе человека перед отцом и Богом.

Влияние Августина Блаженного в Средние Века трудно переоценить. Тысячи его рукописей находилось в библиотеках Европы и Африки, в некоторых крупных библиотеках имелось по несколько сотен его книг, больше, чем какого-либо другого писателя.

Источник

«Исповедь»
Аврелия Августина.

«И?споведь» (лат.
Confessiones) — общее название 13 автобиографических
сочинений Августина Блаженного,
написанных около 397-398 года н. э. и
рассказывающих о его жизни и обращении
в христианство. «Исповедь», которая
считается первым образцом автобиографии
в европейской литературе, в течение
тысячелетия служила литературным
образцом для христианских писателей.
Она охватывает только часть жизненного
пути Августина (33 года из около 40 прожитых
им к моменту написания), но содержит
ценнейшие сведения о его духовном пути
и развитии философских и религиозных
взглядов. Заглавие подчёркивает
христианскую основу произведения:
описывая свою прежнюю жизнь, полную
пороков и заблуждений, Августин просит
у Бога прощения и стремится воздать Ему
хвалу своим сочинением. Помимо собственно
автобиографического, «Исповедь» имеет
и важное богословское и философское
значение: автор критикует манихейство,
неоплатонизм и астрологию, а последние
4 книги посвящены размышлениям о таинстве
исповеди, толкованию Книги Бытия,
изложению учения о Троице, рассуждениям
о природе памяти, времени и языка.

Это
представление о двойственности
человеческой натуры, а также восприятие
реального мира как отражения мира
идеального, обуславливало ведущие
принципы художественного метода
средневековой литературы — абстрагирование
и символизм, а также аллегоризм и
провиденциализм (жизнь как осуществление
плана Божьего).

Религиозная
литература сыграла важную роль; в ее
недрах произошло соединение элементов
профессиональной (восходящей к античной
культуре) и народной литературы,
сформировались важные для последующего
развития литературы жанры, выработались
навыки профессионального литературного
творчества.

Исповедь
(Confessiones), где Августин раскрывает
перипетии своей духовной борьбы. В этой
книге философ с глубоким психологизмом
и предельной искренностью описал свою
жизнь и основания своей веры. «Августин
предстает в ней не как греческий
гражданин, а как отдельный индивид,
личность , вовлеченная в борьбу души и
тела, где эмоции преобладают над
разумом».¹²

Остановимся
на «Исповеди» подробнее. Путь его
философствования здесь- от разлада и
раздвоения личной жизни к объективному
миру и единству. Поскольку мы замыкаемся
в нашем чувственном мире, мы находим в
себе один лишь мрак и страдания. «Не
видишь ли ты и не ужасаешься этой бездны
?- восклицает Августин.- «И что же это
такое, как не наша природа, и притом не
то, чем она была прежде, а какова она
есть теперь. И вот мы более ищем ее
познать, нежели действительно понимаем».
Все мышление Августина в его дохристианскую
эпоху есть ряд гигантских усилий, чтобы
вырваться из этой отрицательной, мрачной
глубины субъективного сознания к
объективному свету и правде, освободиться
от своей греховной личности и ее рокового
раздвоения.

Сам
он говорит в «Исповеди» о том периоде
своей жизни, когда, уже освободившись
от манихейства, он еще не обратился в
христианство : «Пытаясь вывести строй
моей мысли из пучины, погружался вновь,
и часто делая усилия, я погружался опять
и опять». Единственное, что подымало
его к объективному свету Божию,
рассказывает он, было то, что воля была
для него столь же достоверна, как и его
существование. И аргументы скептиков
никогда не могли поколебать этой
внутренней достоверности самосознания.
Но в самой своей воле он находил одно
внутреннее противоречие, один безысходный
разлад. «Ибо эта воля, причина моего
греха, но я сам не хочу греха и делаю то,
что ненавижу. Делая грех невольно, я
скорее терплю его, чем делаю.», и,
следовательно, это состояние несвободы
есть скорее наказание, чем вина, притом
наказание, которое я терплю справедливо.

Следовательно,
есть нечто абсолютно достоверное, что
возвышается над моими противоречиями:
в самом разладе я познаю объективный
закон абсолютной справедливости; — таков
ход мышления Августина. Абсолютная
достоверность моей воли, моего
существования сводится к абсолютной
достоверности того объективного блага,
того объективного мира и порядка,
которого требует моя воля. Раздвоение
и разлад есть форма временной
действительности, но мир и единство
есть ее вечный идеал. «Основной мотив
философии Августина есть искание такой
вселенной, которая преодолевала бы
контрасты временной действительности,
ее дурную двойственность в единстве
всеобщего мира и покоя»¹³.
Искание это — прежде всего процесс
болезненный и мучительный; в нем муки
духовного рождения нового мира соединяются
с предсмертными страданиями старого.

Но
помимо собственных исканий в этом труде
философа нашли отражение и его основные
идеи.. В «Исповеди» Августин Блаженный немало
и с непревзойденной интеллектуальной
изобретательностью рассуждает о
проблемах времени и пространства.

Аврелий
Августин ставит перед собой смелые
богословские вопросы: мог ли Бог создать
этот мир раньше или позже, чем создал?
что делал Бог до того, как создал мир?
Как соотносится Бог с понятиями времени
и вечности? В решении их Августин
примыкает к платоновскому истолкования
времени, то есть считает время сотворенной
субстанцией. Мир создан не в текущем
времени, утверждает богослов, но время
начинает идти от сотворения мира.

Бог
находится в вечности, и потому к ней
неприменимы временные понятия: «раньше»,
«позже», неправомерно спрашивать
Бога, что он делал тогда, когда мира не
было. Следовательно Бог не мог создать
мир ни раньше ни позже чем создал, то
есть время начинает идти только и сразу
с сотворением мира.

Аврелий
Августин восстанавливает аристотелевское
понимание времени как меры движения, и
выступает против обыденного отождествления
этих понятий. «Я слышал от одного
ученого человека, что движение солнца,
луны и звезд и есть время, но я с этим не
согласен. Почему тогда не считать
временем движение всех тел? Если бы
светила небесные остановились, а
гончарное колесо продолжало двигаться,
то не было бы и времени, которым мы
измеряем его обороты?», — спрашивает
Августин¹⁴.
Когда Иисус Навин, говорит Августин,
чтобы довершить победу в битве, попросил
солнце не заходить, и по молитве его
свершилось, шло ли тогда время? Да, время
идет в своем темпе независимо от движения
небесных или каких-либо иных тел, ведь
мы считаем, что время идет даже тогда,
когда они находятся в покое и говорим,
что такое-то тело стояло столько-то, тем
самым подразумевая независимость
времени от движения тел.

Здесь
находят отражение вопросы долготы и
краткости времени, длительности прошлого,
измерения времени, психологические
подходы к времени? Время разбивается
на прошлое, настоящее и будущее, причем
первого уже нет, третьего еще нет, а
настоящее неуловимо, непрерывно проходит.
«Время, становясь из будущего настоящим,
выходит из какого-то тайника, и настоящее,
став прошлым, уходит в какой-то тайник»
Тем не менее, не могли бы мы измерять
какую-то иллюзию, следовательно, время
есть некоторая реальность. Что же мы
измеряем во времени, если никак не можем
уловить его суть? — спрашивает он.
Реальностью можно назвать и прошлое,
которое было когда-то настоящим, и
будущее, которому только предстоит
стать настоящим. Каждый из нас образ
прошедшего несет в своей душе, вспоминает
о нем. Будущее видят предсказатели.
Значит, существуют на самом деле, имеют
не мечтательное бытие все три ипостаси
времени.

В
нашей душе находится тот тайник или
источник длительности, которым мы
измеряем глубину прошлого, которое
существует не само по себе, а только в
связи с глубиной воспоминания. Ничто
иное, как память несет слова и образы
вещей. Количество конкретного воспоминания
для нас равно силе и глубине впечатлений.
Точно также и предсказание, предварительное
обдумывание на основании тех образов,
которые находятся у нас внутри, в памяти,
рисуют нам облик будущего. Следовательно,
говорит философ нет ни будущего, ни
прошлого самих по себе, а есть три лика
одного времени -настоящее прошедшего,
настоящее настоящего и настоящее
будущего, связанные с памятью и
впечатлением, которые суть важнейшие
инструменты понимания времени. Бог
хочет сказать нам, что мы не должны
допускать рассеивания внимания; наша
обязанность по отношению к сущему —
помнить все, прошедшее удерживать в
своей душе.

Более
отчетливо, чем философы античности,
Аврелий выделяет понятие пространства,
которое тогда в основном называлось
местом. «Для него так же как и время,
пространство имеет некоторую реальность
независимо от наполняющих его вещей»¹⁵.
Он называет пространство не передвигающимся
сосудом, то есть не совпадающим с
границами тел.

Рассуждения
Аврелия значительно очистили от наслоений
традицию Платона и Аристотеля и развили
субстанциальную концепцию времени,
приверженцы которой стремятся обосновать
независимость течения времени и
существования пространства от движения
материальных тел. Логические построения
и неожиданная постановка вопросов
философом о времени и пространстве
всегда вызывали философский интерес;
они способны и сегодня служить источником
новых образов и ассоциаций.

Читая
«Исповедь» Августина, мы чувствуем,
как перед нами разверзается бездонная
глубина субъективного сознания, но в
этой глубине видна борьба объективных
мировых контрастов. В ней раскрывается
перед нами тот психологический процесс,
который в большей или большей степени
переживают все, кому вера достается
ценой борьбы и усилий, кто приходит к
ней путем долгих исканий и сомнений.
Вместе с тем, эта же «Исповедь»
может быть рассматриваема как субъективное
отражение тогдашнего общества,
расколовшегося между противоположными
полюсами разнузданной чувственной
природы и аскетической святости.

Учение
Августина стало определяющим духовным
фактором средневекового мышления, его
философские воззрения оказали влияние
на всю христианскую Западную Европу.
При этом Августин является весьма ярким
отображением периода патристики, учений
своих предшественников.

Августин
заложил основы новой христианской
философии. Он отбросил классический
подход греков, основанный на объективизме
и интеллектуализме, его подход был
интроспективным, воле он приписывал
первенство над разумом. Обозревая всю
его литературную деятельность, мы
отметим в развитии его учения три стадии,
соответствующие его борьбе с тремя
христианскими ересями : манихейством,
донатизмом и пелагианством. 1) против
манихеев он развивает учение об
объективном единстве мирового плана и
противополагает их рационализму единство
церковного авторитета; 2) против донатистов
тот же принцип единства мирового порядка
специфицируется, как unitas ecclesiae; их
церковному партикуляризму противополагается
католический универсализм; 3) против
пелагиан, отрицающих благодать,
утверждается единство действия благодати,
как объективного спасающего начала,
единство, как всеобщее предопределение,
торжествующее над индивидуальной
человеческой свободой.

Развивая
отдельные стороны своего учения против
ересей, отрицающих ту или иную сторону
христианства, Августин сосредоточивает
и суммирует его во всей полноте против
язычников. Здесь идеал нашего мыслителя
получает самое законченное и совершенное
выражение, формулируется как Civitas Dei,
как единство всемирного боговластия.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

Источник

Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла

1, С. 93-109

опубликовано: 22 октября 2007г.

Жизнь

1-й период (354-387)
2-й период (387-391)
3-й период (391-430)

Посмертное почитание
Сочинения

Автобиографические сочинения и письма
Философские и литературные
Апологетические
Полемические
Экзегетические
Догматические
Нравственно-аскетические
Пастырские

Учение

О вере и разуме
О познании
О Боге
О творении
Антропология
Христология и сотериология
Эсхатология
Экклезиология
Этика

Экзегеза и библейская критика
А. о музыке
Иконография

АВГУСТИН

Св. Августин. Фреска капеллы Санкта-Санкторум в Латерано. VI в.

Аврелий [лат. Aurelius Augustinus] (13.11.354, Тагаста, Нумидия; совр. Сук-Ахрас, Алжир — 28.08.430, Гиппон Регий, там же; совр. Аннаба, там же), блж., в зап. традиции свт. (пам. 15 июня, греч. 28 июня, зап. 28 авг.), еп. Гиппонский [Иппонийский] (с 395 или 396), виднейший лат. богослов, философ, один из великих зап. учителей Церкви.

Жизнь

А. традиционно разделяется на периоды: от рождения до Крещения (387), до принятия священства (391), священническое и епископское служение. Основным источником по раннему периоду служит его автобиографическое соч. «Исповедь» (окончено в 397 или 400). Поправки, к-рые необходимо делать при использовании этого произведения,- учитывая, что оно написано А. в 45-летнем возрасте, когда он уже был епископом и знаменитым ученым,- не уменьшают исторической достоверности «Исповеди», касаясь в основном второстепенных деталей (напр., изобилующие цитатами из Псалтири места, передающие внутреннюю речь юного А., еще не знавшего Свящ. Писания,- явный результат литературно-богословского преломления первоначального внутреннего опыта). Для времени с 388 г. важными источниками становятся Житие Августина, написанное его другом, учеником и сослужителем Поссидием, еп. Каламским, а также эпистолярное наследие самого А.

1-й период (354-387)

Огромное влияние на становление личности А. оказала его мать, св. Моника, ревностная христианка, сумевшая привить ребенку любовь к имени Спасителя (по обычаю того времени, А. не был крещен в детстве, но только оглашен) и тяжело переживавшая перипетии духовных злоключений своего сына. Отец А., Патриций, принадлежавший к сословию небогатой провинциальной знати (куриалов), принял Крещение лишь за неск. дней до смерти (371). Он прилагал большие усилия, чтобы дать А. хорошее образование, открывавшее путь к должности ритора или адвоката; за недостатком собственных средств ему приходилось прибегать к помощи благотворителей.

Получив начальное образование в родной Тагасте, А. обучался в грамматической и риторической школе соседнего г. Мадавра (363-366). Школа дала ему основательное знание лат. словесности и необходимые риторические навыки (греч. язык А. знал плохо и неск. улучшил свое знание лишь в зрелом возрасте). Для продолжения образования А. отправился в Карфаген (369). В столице рим. Африки юный А. предался «разгульной жизни», но вскоре чтение диалога Цицерона «Гортензий» (в наст. время известен лишь во фрагментах) зажгло в нем «любовь к мудрости», осветив идеал созерцательной жизни; примерно в это же время (лето 372) у А. родился сын Адеодат. Однако «истину» в этот период А. нашел не в Церкви. Первое знакомство со Свящ. Писанием оставило у него неблагоприятное впечатление: религия христиан представилась ему недостаточно рациональной и философской, а язык лат. перевода Библии — «Италы» (Vetus Itala, см. Библия. Переводы) — показался грубым, темным и далеким от античных образцов. Внимание А. почти на 10 лет привлекло к себе манихейство. Манихейский материалистический дуализм, в к-ром спасение рассматривалось как освобождение частиц «светлой субстанции» и возвращение их в «область света», предлагал, как тогда казалось А., рациональное объяснение мира. Кроме того, манихейская этика, делившая приверженцев учения на безупречных «посвященных» и «слушателей», к к-рым не предъявлялось строгих моральных требований, позволяла А. сохранять связь со своей конкубиной — матерью Адеодата.

По окончании образования А. вернулся в Тагасту, где стал преподавать грамматику и риторику (373). В следующем году он переехал в Карфаген, где продолжил преподавание и занялся научной деятельностью. Постепенно очарование манихейством стало проходить, чему способствовала встреча А. с одним из манихейских авторитетов, Фавстом Милевским, показавшим свою полную несостоятельность, а также знакомство со скептической философией Новой Академии. В 383 г. А. с семьей и друзьями (Навигием, Алипием, Небридием) переезжает в Рим; осенью следующего года он получает место преподавателя риторики, а через год — должность офиц. ритора в Медиолане (совр. Милан), где находилась тогда резиденция западнорим. императоров.

Здесь наступает окончательное разочарование А. в манихействе, в к-ром он так и не нашел ответов на волновавшие его вопросы; после непродолжительного периода увлечения скептицизмом А. знакомится в Медиолане с нек-рыми книгами неоплатонических философов Плотина и Порфирия в переводах Викторина Мария. Увидев существенное сходство между неоплатоническим учением о Втором Начале (Уме) и христ. учением о Слове Божием (Логосе), А. воспринял неоплатонизм как философию, ближайшую к христианству, хотя и осознавал, что между ними есть серьезные расхождения.

В Медиолане А. слушает проповеди свт. Амвросия Медиоланского, посещая в качестве оглашенного воскресные богослужения. От Амвросия он впервые узнает о методе аллегорического толкования Свящ. Писания, открывавшем возможность интерпретации тех мест ВЗ, к-рые манихеи считали «недостойными» и «соблазнительными». По словам самого А., главными препятствиями на пути в Церковь оставались для него в то время привязанность к плотским удовольствиям и честолюбие карьериста. В кн. VIII «Исповеди» описывается обращение к вере, к-рое А. пережил в 386 г.; кульминация его — чудесная сцена в саду, когда, услышав детский голос, напевающий слова «tolle lege» (возьми, прочти), А. взял бывшую у него книгу посланий ап. Павла и, прочтя открытое наугад место (Рим 13. 13-14), воспринял его как божественное призвание. С этого момента А. принял решение оставить светскую карьеру. Для философских раздумий и подготовки к Крещению А. удалился в Кассициак (поместье Верекунда, одного из своих друзей), где создал первые из дошедших до нас сочинений. Наконец, на Пасху 387 г. А. вместе с сыном Адеодатом и другом Алипием принял Крещение от свт. Амвросия.

2-й период (387-391)

После Крещения А. собрался на родину, но внезапная кончина матери задержала его в Италии еще на год. Осенью 388 г. А. вернулся в Тагасту и, пожертвовав все свое имущество на нужды местной Церкви, стал вести аскетический образ жизни. Слава А. как ученого и богослова росла и вскоре распространилась по всей Африке. В 391 г. во время случайного визита в Гиппон Регий А. по настоянию местной общины был рукоположен во пресвитера. В его обязанности входили учительство и проповедь, с к-рыми не справлялся престарелый Гиппонский епископ, грек Валерий.

3-й период (391-430)

За время своего священства А. основал первый в Нумидии мон-рь со строгими правилами общежития и полностью посвящал себя церковным делам: проповедовал, занимался толкованием Свящ. Писания, полемикой с манихеями. В 395 г. еп. Валерий, предвидя свою скорую кончину, сделал А. своим викарием, добившись разрешения рукоположить его во епископа. В следующем году после смерти еп. Валерия А. занял епископскую кафедру Гиппона Регия, на к-рой и пребывал до самой кончины. В течение 35 лет епископства А. приходилось решать множество церковных вопросов и защищать свою паству от ересей и расколов. Его деятельность и творческое наследие этого времени принято делить на этапы в связи с основными направлениями его полемики.

Начальный этап (390-400) — антиманихейский. Открытые диспуты с приверженцами манихейства часто оказывались результативными (обращение Феликса-манихея и т. п.). Хуже дело обстояло с распространившимся в это время в Африке донатизмом, напряженной борьбой с к-рым отмечен следующий этап (400-412). Можно сказать, что А. был самым выдающимся борцом против этого раскола. Поскольку лит. полемика ни к чему не привела, в 411 г. для осуждения донатистов в Карфагене при содействии имп. Гонория был созван Собор, ключевую роль на к-ром играл А.; многие донатистские епископы вместе с паствой присоединились к Церкви, и все же лишь репрессивные меры со стороны гос. власти привели к окончательному перелому в борьбе с расколом. Хотя нек-рые историки считают, что именно А. впервые обосновал допустимость религ. принуждения и преследования, его письма свидетельствуют о том, что он всячески стремился смягчить суровую рим. юридическую практику (пытки и т. п.), применявшуюся к раскольникам после того, как имп. указы поставили их в положение преступников (ср. Ep. 185 и 133). Сразу же после победы над донатистами начинается борьба с пелагианством (412-420). В 412 г. А. участвовал в Карфагенском Соборе против Целестия, последователя Пелагия, и написал свои первые антипелагианские сочинения. В 416 г. новый Карфагенский Собор повторно осудил Целестия, а также самого Пелагия. Полемика с последним стоила А. большого труда, т. к. в Риме Пелагий то был осуждаем, то находил поддержку и оправдание. Даже после решений Большого Карфагенского Собора (Consilium generale, 418) пелагианство имело множество сторонников. Кроме того, внутри этого течения возникли различные толки. Все это вынуждало А. продолжать писать против пелагиан до 428 г. В пылу полемики с учением Пелагия А. сформулировал доктрину о суверенности благодати в том ригористичном виде, к-рый известен как учение о предопределении святых и предосуждении грешников; именно в этом пункте мнение А. содержит наибольшее число спорных положений и должно корректироваться суждениями др. отцов Церкви, выработавших доктрину о синергии (прежде всего св. Иоанна Кассиана). В последние годы жизни А. вынужден был вступить в борьбу с вновь поднявшей голову арианской ересью.

В 426 г. А., ослабленный старостью и болезнями, избрал себе преемником пресв. Ираклия, к-рому и передал часть своих обязанностей. В 430 г. Гиппон осадили вторгшиеся в Сев. Африку из Испании вандалы. Во время осады А. заболел и на 10-й день болезни мирно скончался на 76-м году жизни. Последние распоряжения епископа — о церковном имуществе и о б-ке — характеризуют его как истинного пастыря и человека незаурядной учености.

Посмертное почитание

Симоне Мартини. Св. Августин. Створка полиптиха. Нач. 20-х гг. XIV в. (ГМИИ)

Похоронен А. был, по всей вероятности, в гиппонском кафедральном соборе (basilica pacis). О двух перенесениях его мощей сообщает Беда Достопочтенный (Chronicon de sex aetatibus mundi // Chronica minora / Ed. Th. Mommsen. B., 1898. T. 3. P. 21; Martyrologium // PL. 94. Col. 1023), свидетельство к-рого повторяет Павел Диакон (Hist. Langobard. VI 48 // PL. 95. Col. 655), а также лат. мартирологи IX-XII вв. Предполагается, что оба перенесения были связаны с бегством христиан от араб. нашествия: 1-е (из Африки на о. Сардинию) — в кон. VII в., 2-е (с Сардинии в Павию, столицу Лангобардского королевства) — при кор. Лиутпранде (712-744). Гробницу А. в Павии в ц. Сан-Пьетро-ин-Чьель-д’оро было доверено содержать и украшать монахам-бенедиктинцам, а с 1221 г.- регулярным каноникам (с 1331 вместе с августинцами). После того как последние в 1785 г. вынуждены были оставить ц. Сан-Пьетро, мощи в 1799 г. были перенесены в кафедральный собор Павии, но в 1900 г. возвращены в прежнюю церковь, вновь порученную августинцам. Здесь они почивают под алтарем (престолом), увенчанным мраморной аркой работы Дж. Бонуччо из Пизы, 1362 г. Мощи А. дважды (1022; 1728) подвергались опознанию и были признаны подлинными (папами Бенедиктом VIII и Бенедиктом XIII соответственно). Память А. как святого впервые встречается в Иеронимовом мартирологе (28 авг.); в Карфагенском мартирологе указана «кончина епископа А.» (29 авг.). Начало широкого почитания А. на Западе относится к понтификату Бенедикта II (684-685), при к-ром стараниями Цезария Арльского Римская Церковь приняла учение А. о благодати. Распространение культа А. происходило благодаря деятельности монашеских орденов, придерживавшихся Августинова устава; монахи-августинцы праздновали память святого 5 раз в году: рождение (28 авг.), обращение (5 мая, позднее 24 апр.), 2 перенесения мощей (28 или 29 февр. и 11 окт., последнее упразднено при Пие X), воссоединение мощей (5 июня; праздновалось в 1338-1343). Расцвет почитания А. приходится на XII-XIII вв. С этого времени повсеместно, сначала в Старом, а затем и в Новом Свете, строятся церкви, освященные в честь епископа Гиппонского. На месте развалин древнего Гиппона в совр. Алжире построена гробница А., где хранятся его мощи.

История почитания А. в Вост. Церкви начинается, по-видимому, лишь в поствизантийский период. Известны две службы А., составленные афонским мон. Иаковом (Смирна, 1861) и архим. Иоанном Данилидисом (Афины, 1914). В рус. Месяцесловы память А. (15 июня) была внесена в XIX в. из греч. «Синаксариста» Никодима Святогорца. В совр. Типиконах рус. и греч. Церквей память А. не указана. В 1991 г. в митрополии Фокиды (Элладская Церковь) был основан мон-рь А. (Августина-Серафима Саровского муж. мон-рь), где хранятся частицы мощей блаженного и его матери св. Моники.

Сочинения

Беноццо Гоццоли. Погребение блж. Августина. Роспись ц. Сант-Агостино в г. Сан-Джиминьяно. 1464-1465 гг.

Лит. наследие А. огромно: до нас дошли 133 отдельных труда, 218 его писем, ок. 400 проповедей. Такая плодовитость А. особенно удивительна, если принять во внимание его занятость как епископа, к-рому приходилось регулярно вести продолжительные заседания епископского суда, принимать участие в Соборах, заниматься церковным хозяйством и благотворительностью, решать многочисленные проблемы паствы и т. д. Тематически дошедшие до нас сочинения А. можно разделить на 8 групп: автобиографические; философские и литературные; апологетические; полемические; экзегетические; догматические; нравственно-аскетические; пастырские.

Автобиографические сочинения и письма

Самое известное сочинение этой группы — «Confessionum libri tredecim» (Исповедь, в 13 кн.; 397-400) — написано А. в ответ на просьбу свт. Павлина Милостивого, еп. Ноланского, изложить историю своего обращения. Книги I-IX представляют беспрецедентную для того времени по глубине личного самовыражения духовную автобиографию, в к-рой рассказ сочетается с глубоким анализом пережитого. По ходу повествования рассматриваются различные проблемы: богопознание (книги VII и X), состав и структура памяти (кн. X), понятие материи (кн. XII), творение мира (с подробным аллегорическим толкованием начала кн. Бытия) и образ Св. Троицы (кн. XIII); в кн. XI изложена оригинальная авторская концепция времени.

В конце жизни А., подводя итог своей писательской деятельности, предпринял ревизию своих сочинений в труде «Retractationum libri duo» (Пересмотры, в 2 кн.; 426-427), где он каталогизировал 93 своих творения (132 книги), отметив те суждения, к-рые теперь казались ему ошибочными или неосторожными (кн. I охватывает период с 386 по 396, кн. II — с 396 по 426). Это ценный источник по вопросам эволюции мысли, датировки и аутентичности произведений А.

Эпистолярное наследие А. содержит письма самого разнообразного содержания (по богословию, философии, полемике, экзегетике, экклезиологии, литургике, этике и др. вопросам).

Философские и литературные

К этой группе относятся самые первые сочинения А., написанные в период 386-391 гг.: «Contra Academicos» (Против Академиков, в 3 кн.), «De vita beata» (О блаженной жизни), «De ordine» (О порядке, в 2 кн.), «Soliloquiorum libri duo» (Монологи, в 2 кн.), «De immortalitate animae» (О бессмертии души), «De quantitate animae» (О количестве души), «De magistro» (Об учителе). В этих сочинениях заметно сильное влияние неоплатонизма, характерное для раннего А.: представления о предсуществовании души, о Боге как умственном Свете, о превосходстве внутреннего над внешним, духовного над телесным, неизменного над изменчивым, простого над сложным, единого над множественным и др. Большинству этих представлений А. остался верен до конца жизни. К той же группе следует отнести сочинения «Disciplinarum libri» (О науках, 387, утрачено), «De grammatica» (О грамматике, 387, сохранился фрагмент). О трактате «De musica» см. раздел «А. о музыке».

Апологетические

Первое по времени сочинение этой группы — «De vera religione» (Об истинной религии, 389-391), где А. опровергает скептицизм и политеизм языческого об-ва и показывает, почему христианство следует считать единственной истинной религией. 2 небольших сочинения «De utilitate credendi ad Honoratum» (О пользе веры к Гонорату, 391) и «De fide rerum invisibilium» (О вере в вещи невидимые, 400) посвящены обоснованию необходимости веры для истинного познания, а также необходимости принятия церковной веры, и отвержения ее еретических искажений (в частности, манихейства). Но самая известная апология А.- 22 книги «De civitate Dei ad Marcellinum» (О граде Божием, к Марцеллину, 413-426). Трактат был задуман как ответ язычникам, видевшим причину разрушения Рима Аларихом (410) в том, что христ. Бог не смог якобы защитить Вечный город, издревле хранимый рим. богами. Апология распадается на 2 части: собственно апологетическую (книги I-X) и вероучительную (книги XI-XXII). В книгах I-V опровергаются суеверные представления о языческих богах; в книгах VI-X ведется полемика с языческими философами о монотеизме и политеизме, гаданиях и пророчествах, ангелах и демонах и др. Далее А. развивает собственную историософскую концепцию: история предстает у А. как поступательное движение человечества, состоящего из 2 градов-гос-в: Града Божия, в к-рый входят и ангелы, и града диавола, объединяющего людей, живущих по своей гордыне, с падшими ангелами. «Два града созданы двумя видами любви: земной — любовью к себе вплоть до пренебрежения Богом, Небесный — любовью к Богу вплоть до забвения себя» (XIV 28). Первые представители Града Божия и града диавола на земле — Авель и Каин. 6 последовательно сменяющихся периодов исторической жизни человечества (от Адама до Ноя, от потопа до Авраама, от Авраама до Давида, от Давида до Вавилонского пленения, от пленения до Пришествия Христа, от Христа до конца света) нацелены на достижение максимально возможного нравственного совершенства. Т. о., смыслом истории является нравственный прогресс. Град Божий на земле не совпадает с видимыми границами земной Церкви (последняя состоит не только из истинных праведников, но даже нынешние враги Града Божия впосл. могут обратиться и стать ее «гражданами»). В течение «века сего» (saeculum) Град Божий и град диавола до конца неразличимы и существуют в смешении; они будут различены и разделены лишь во время Страшного Суда. При общем пессимистичном взгляде на реальные земные гос-ва, к-рые при отсутствии справедливости, по словам А., ничем не отличаются от шаек разбойников (IV 4), он все же утверждает, что все царства, в т. ч. и Римская империя, необходимы и управляются Промыслом Божиим (V 1; 12; 21), а при добродетельном, особенно христ. правителе приносят большую пользу для подданных (V 3; 24-26), хотя авторитет Церкви и власть гос-ва — вещи до конца несовместимые. В трактате «Adversus Iudaeos» (Против иудеев, 428) А. доказывает истинность мессианства Христа и осуждает тех, кто продолжает соблюдать иудейские обычаи.

Полемические

Сандро Боттичелли. Св. Августин. 1480 г. Алтарная фреска в ц. Оньисанти (Уффици. Флоренция)

В соч. «De haeresibus» (О ересях, 428-429) А. дает краткую характеристику 88 ересям, начиная от Симона Мага и кончая пелагианством. Др. сочинения этой группы направлены против определенных ересей и расколов времен А.

Антиманихейские. В самом раннем соч. этой группы «De moribus Ecclesiae catholicae et de moribus manichaeorum» (О нравах Вселенской Церкви и о нравах манихеев, в 2 кн., 388) речь идет о Церкви как источнике благодати и святости. В сочинениях «De libero arbitrio» (О свободном решении, кн. I — 388, книги II-III — 399) и «Contra Secundum manichaeum» (Против Секунда-манихея, 399) речь идет прежде всего о том, что все сущее — благо уже постольку, поскольку оно существует, а зло не есть нечто сущее, оно несубстанциально. В соч. «De duabus animabus contra manichaeos» (О двух душах против манихеев, 392) А. доказывает, что души всех людей суть творения Единого Бога. «Disputatio contra Fortunatum» (Рассуждение против Фортуната, 392) представляет собой запись двухдневной беседы А. с манихейским свящ. Фортунатом. В соч. «Contra Adimantum manichaei discipulum» (Против Адиманта, ученика манихея, 394) речь идет об аллегорическом понимании трудных мест Свящ. Писания. Соч. «Contra epistulam [manichaei] quam vocant Fundamenti» (Против послания манихея, именуемого Основным, 397) представляет собой опровержение основного догматического послания Мани своим последователям. В соч. «Contra Faustum manichaeum» (Против Фавста-манихея, в 33 кн., 397-398) А. защищает христианство от нападок Фавста Милевского. Диспут А. с манихеем Феликсом, отраженный в соч. «Contra Felicem manichaeum» (Против Феликса-манихея, 398), закончился обращением последнего в христианство. В соч. «De natura boni contra manichaeos» (О природе блага против манихеев, 405) речь идет прежде всего о несубстанциальности зла, источник к-рого заключается в свободе воли тварных существ.

Антидонатистские. Важнейшие среди них: «Psalmus contra partem Donati» (Псалом против партии Доната, 393), легко запоминающееся тоническое стихотворение с общедоступным кратким изложением основных аргументов против донатистов. В соч. «Contra epistolam Parmeniani» (Возражение на послание Пармениана, в 3 кн., 400) А. говорит об апостольском преемстве епископата, об относительной святости членов земной Церкви и независимости священнодействий от личности священника. В соч. «De baptizmo contra donatistas» (О крещении против донатистов, в 7 кн., 400) А. критикует донатистскую практику перекрещивания еретиков. В соч. «Contra Cresconium grammaticum» (Против Крескония Грамматика, в 4 кн., 406) он выступает защитником репрессивных мер имп. Гонория, принятых против донатистов в 405 г. Наконец, «Breviculus collationis cum donatistis» (Краткое изложение спора с донатистами) представляет собой отчет о диспуте между правосл. и донатистскими епископами на Карфагенском Соборе 411 г. Сюда же относят соч. «Contra litteras Petiliani» (Против писаний Петилиана, в 3 кн., 401-405) и нек-рые др.

Антипелагианские. К важнейшим из них относятся: «De peccatorum meritis et remissione et de baptizmo parvulorum ad Marcellinum» (О наказании и отпущении грехов, а также о крещении младенцев, к Марцеллину, в 3 кн., 411-412), где А. полемизирует с пелагианским учением об изначальной безгрешности (impeccabilitas) человеческой природы и указывает на обычай крещения младенцев, что ясно свидетельствует о распространении греха Адама на все человечество в целом; «De spiritu et littera ad Marcellinum» (О духе и букве, к Марцеллину, 412), где А. оспаривает пелагианский тезис о принципиальной возможности существования безгрешных людей; «De gestis Pelagii» (О деяниях Пелагия, 416), где А. впервые направил свою критику в адрес самого ересиарха; «De gratia Christi et de peccato originale contra Pelagium et Coelestium» (О благодати Христовой и первородном грехе против Пелагия и Целестия, в 2 кн., 417), в к-ром А. спорит с тезисом Пелагия о том, что благодать сводится всего лишь к природной свободе воли человека и евангельским заповедям. В 420-430 гг. А. пишет 4 сочинения против еп. Юлиана Экланского, защитника пелагианской ереси в Италии: «De nuptiis et concupiscentia ad Valerium» (О браке и вожделении, к Валерию, в 2 кн., 419-421), «Contra duas epistolas pelagianorum» (Против двух посланий пелагиан, в 4 кн.), написанное к папе Бонифацию I в 420 г., «Contra Julianum pelagianum» (Против Юлиана-пелагианина, в 4 кн., 421) и незаконченное соч. против него же («Contra secundam Juliani responsionem, opus imperfectum», в 6 кн., 429). К этому же периоду относится произведение «De anima et ejus origine» (О душе и ее происхождении, в 4 кн., ок. 421). В 426-427 гг. А. написал 2 сочинения о действии Божественной благодати: «De gratia et libero arbitrio ad Valentinum» (О благодати и свободном решении, к Валентину) и «De correptione et gratia ad Valentinum» (Об упреке и благодати, к Валентину). Наконец, в 2 последних (428-429) сочинениях, «De praedestinatione sanctorum ad Prosperum et Hilarium» (О предопределении святых, к Просперу и Иларию) и «De dono perseverantiae» (О даре упорства [в добре]), со всей яркостью выступили идеи позднего А. об отношении Божественного предопределения и свободы воли (см. раздел «Христология и сотериология»).

Прочие. Первое антиарианское соч. А.- «Contra sermonem arianorum» (Против проповеди ариан, 418-419). В 428 г. были написаны «Collatio cum Maximino» (краткий отчет о диспуте с арианским еп. Максимином) и «Contra Maximinum» (Против Максимина). Трактат «Contra adversarium legis et prophetarum» (Против противника Закона и пророков, в 2 кн., 421) посвящен полемике с маркионитами.

Экзегетические

Методы толкования Свящ. Писания обобщены А. в большом соч. «De doctrina christiana» (О христианском учении, в 4 кн., до 25 гл. кн. III — 396-397, окончено в 426-427). Экзегеза, по А., призвана возгревать в людях веру, надежду и любовь к Богу и ближнему. Если букв. понимание к.-л. места Писания не дает возможности для морального назидания, то такое повествование надо считать «переносным знаком», т. е. толковать аллегорически. Основные источники Августиновой экзегетической теории — новозаветная экзегеза (прежде всего ап. Павел), толкования свт. Амвросия и свт. Илария Пиктавийского, экзегетические правила донатиста Тихония, а также стоическая теория знака, к-рую А. дополнил идеей о реципиенте (воспринимающем субъекте) знака как необходимом компоненте его функционирования. Трактат содержит обзор необходимых для христ. экзегета научных и гуманитарных знаний и главные правила «преподнесения» проповеди (риторико-стилистические требования). Из комментариев на ВЗ следует отметить подробнейший философско-богословский анализ первых 3 глав кн. Бытия в 12 книгах «De Genesi ad litteram» (О книге Бытия буквально, 401-415; одноименная неоконченная книга, «De Genesi ad litteram imperfectus liber», появилась ранее, в 393-394). «Enarrationes in Psalmos» (Толкования на избранные Псалмы) представляют собой записи проповедей 394-418 гг. В 419 г. составлены 7 книг толкований на ветхозаветное Семикнижие (In Heptateuchum). Из комментариев на НЗ следует указать 4 книги «De consensu Evangelistarum» (О согласии евангелистов, 400), где А. разбирает особенности каждого Евангелия, а также реконструирует евангельскую историю на основе всех 4 Евангелий; до недавнего времени это сочинение являлось одним из основных руководств по экзегетике на католич. Западе. В 407-417 гг. был написан подробнейший комментарий на Евангелие от Иоанна — «Tractatus in Iohannis Evangelium» (124 рассуждения на Евангелие Иоанна). В 393-396 гг. А. написал 2 комментария на Послания ап. Павла к Римлянам — «Expositio quarumdam propositionum ex epistola ad Romanos» (Изложение некоторых положений из Послания к Римлянам) и «Expositio inchoata epistolae ad Romanos» (Предварительное изложение Послания к Римлянам), а также «Expositio epistolae ad Galatas» (Изложение Послания к Галатам). В 407-416 гг. были составлены «Tractatus in Epistolam Iohannis ad Parthos» в 10 книгах (Рассуждения на Послание Иоанна к Парфянам). В 427 г. А. написал соч. «Speculum» (Зерцало), представляющее собрание нравственных поучений из Библии. Принадлежность этого соч. А. иногда оспаривается, но оно значится в списке его трудов, составленном Поссидием; в ср. века это произведение пользовалось большой популярностью, было известно и на Руси (в переводе на слав.).

Догматические

Общее изложение христ. вероучения можно найти в соч. «De fide et symbolo» (О вере и символе, 393) и «De agone christiano» (О христианском борении, 396-397), где речь также идет о Промысле Божием и о необходимости противостоять силе искусителя. Самое пространное изложение веры с подробными рассуждениями о благодати и двойном предопределении находится в соч. «Enchiridion ad Laurentium seu de fide, spe et caritate» (Энхиридион к Лаврентию, или О вере, надежде и любви, 421). Различные догматические вопросы разбираются в соч. «De diversis quaestionibus LXXXIII» (О 83 различных вопросах, 389-396). Одноименное соч., адресованное Симплициану, еп. Миланскому,- «De diversis quaestionibus ad Simplicianum» — было написано в 396 г. Наконец, в самом значительном догматическом соч. «De Trinitate» (О Троице, в 15 кн., 400-415) помимо триадологии А. разбирает много др. вопросов: сущность и свойства Божии, христология, богопознание и др.

Нравственно-аскетические

Большинство сочинений этой группы посвящены отдельным христ. добродетелям: «О воздержании» (De continentia, 394-395), «Против лжи» (Contra mendacium, 420), «О терпении» (De patientia, 418). Идеалы девства и вдовства А. проповедует в сочинениях «О святом девстве» (De sancta virginitate, 400-401), «О благе вдовства, к Юлиане» (De bono viduitatis ad Julianam, 414). Восхвалению аскетизма посвящен трактат «О монашеском труде» (De opere monachorum, 400).

Пастырские

К этой группе относится соч. «De catechizandis rudibus» (Об обучении оглашенных, 400) и 396 проповедей (sermones) различного содержания: на отдельные места Свящ. Писания, церковные праздники, в память святых и др.

Язык и стиль А. сильно варьируется в разных его произведениях: от строгой и местами неск. тяжеловесной классической латыни богословских трактатов до простого и безыскусного стиля и почти народного языка устных проповедей, обращенных к простому слушателю. Писательское и ораторское мастерство позволяло А. всесторонне и глубоко описывать предмет своей мысли, находить удобный троп и развертывать его в яркую иносказательную картину, чеканить меткие запоминающиеся фразы. Как и др. лат. христ. авторы III-V вв., А. внес свой вклад в приобщение «христианской латыни» к достижениям классической лит-ры; именно этот синтез впосл. помог лат. языку стать гибким орудием средневек. философии и богословия.

Учение

О вере и разуме

Св. Августин. Икона. XX в.

А. является одним из основоположников зап. богословской традиции, предполагающей согласие веры и разума в вопросах, к-рые касаются нашего спасения. Нужно отметить, что взгляды А. на вопрос о соотношении веры и знания со временем претерпели изменение: если в его ранних произведениях можно встретить своего рода панегирики науке и разуму, то в поздних сочинениях он более скептически относится к возможностям человеческого познания, выделяя значительную область, в к-рой оно бессильно и должно уступить место вере. Впрочем, изменение позиции А. в этом вопросе не следует преувеличивать: в «Пересмотрах» А., обычно беспощадный к своим мнениям, к-рые он впосл. признал ошибочными, оставил в неприкосновенности основные положения учения о вере и знании. Согласно А., вера (fides), основанная на внешнем авторитете, и разум (ratio), имеющий твердое основание в себе самом,- 2 пути, ведущие к одной и той же цели (De ord. II 5). Вера есть принятие той или иной мысли с согласием (cum assensione). По времени (tempore) первична вера, а по существу дела (re autem) — разум, ибо вера есть лишь предварительная ступень знания (De ord. II 26). Именно поэтому от веры в истины христианства следует восходить к познанию этих истин: «Credimus ut cognoscamus» (Мы верим, чтобы познать — In Iohan. Evang. XL 9). Это утверждение А., однако, логически дополняется др. призывом: «Credamus tantum et si capere non valemus» (Будем же верить, даже если не можем уразуметь — De divers. quest. ad Simpl. I 2. 22). Во многих случаях только вера может сообщить истину о божественных предметах, недоступных человеческому разуму. Вера имеет преимущество перед разумом еще и в том, что она доступна для всех людей без исключения и всем дарует спасение, в то время как разум есть достояние немногих. При этом вера должна сопровождаться очищением от грехов (purgatio, mundatio per fidem) и стяжанием добродетелей, без чего невозможно и тщетно всякое познание (De util. cred. 16). Но отношения между верой и разумом представляются А. более сложными. Если с т. зр. содержания воспринимаемого извне авторитета вера предшествует разуму, то уже на этом этапе разум необходим как для обоснования пользы веры вообще, так и для обеспечения правильного выбора предмета веры (De vera relig. 24). Т. о., вера зависит от знания в одном отношении, а знание зависит от веры в другом. В дальнейшем разум сопровождает веру и постоянно стремится сделать ее содержание предметом познания: «fides si non cogitetur nulla est» (вера, если не осмыслена, ничтожна — De praedest. sanct. 5). Конечная же цель как веры, так и разумения — непосредственное созерцание Бога (species, visio, contemplatio, De Gen. XII 31). Что касается предмета веры и знания, то это прежде всего душа и Бог (anima et Deus). К первому ведет самопознание, ко второму — познание своего происхождения (De ord. II 18). Все остальное знание, если оно не служит делу спасения человека, не является необходимым (Enchir. 9; 16).

О познании

1. Достоверность познания. В полемике против скептицизма Новой Академии (см. Академия Платоновская) А. обосновывает саму возможность достоверного познания. Он указывает, что такие положения логики и математики, как законы тождества или умножения, истинны всегда и не зависят от познающего субъекта. Но даже если бы мы ошибались в этих очевидных положениях, то мы не могли бы ошибаться в том, что мы существуем, ибо кто не существует, тот не может и ошибаться (De civ. Dei. XI 26). Так А. указывает на первичную достоверность самосознания как на самый веский аргумент против всякого скептицизма, сжатый им в краткое выражение «si fallor sum» (если я ошибаюсь, я существую — Ibid.; иногда в нем видят предвосхищение известной формулы Декарта: «Я мыслю — следовательно, существую»). Это истинное утверждение в свою очередь указывает на существование истины вообще, т. е. высшей Истины — Бога, ибо не может быть истинного суждения без Истины как таковой (De ver. rel. 39).

2. Виды познания. А., вслед за Аристотелем и неоплатониками, различает 3 вида познания: чувственное, рациональное (рассудочное) и интеллектуальное (умственное) (De Gen. XII 6-7). С помощью 5 частных чувств и шестого «внутреннего чувства» человек воспринимает внешние материальные объекты со стороны их формы, в результате чего в душе человека (в его памяти) запечатлеваются нематериальные образы вещей, к-рые в свою очередь служат материалом для последующего познания. Далее рассудок (ratio, ratiocinatio), или сила различения и соединения (De ord. II 18), превращает эти единичные чувственные образы (species sensibiles) в умопостигаемые общие понятия (species intelligibiles, rationes communes), а затем из понятий составляет суждения, из суждений по определенным законам строит умозаключения и доказательства и так создает различные науки. Однако в своей деятельности рассудок руководствуется высшими принципами или законами, к-рые он сам не создает и к-рые от него не зависят. А. сравнивает рассудок с судьей (judex), оценивающим единичные факты с т. зр. правовых норм и законов, но лишь руководствующимся этими законами, а не создающим их (De ver. rel. 29-31). Наконец, ум непосредственно, интуитивно созерцает вечные и неизменные принципы и законы познания, на основании к-рых действует рассудок (De Trinit. XII 25). Эти вечные и неизменные законы возвышаются над изменчивым человеческим умом и суть Божественные идеи (Ibid. XII 2). Они охватывают все сферы человеческой деятельности: познание (законы логики и математики), эстетику (нормы красоты) и этику (нравственные законы). Все идеи едины, априорны, всеобщи, необходимы, неизменны и вечны. Они составляют объект познания ума (mens intellectualis) и познаются «в своего рода бестелесном свете» (in quadam luce sui generis incorporea), так же как глаза видят в телесном свете окружающие предметы (De Trinit. XII 15). Этот Свет, к-рым освещается человеческий ум и благодаря к-рому он познает все остальное, А. даже отождествлял с Самим Богом (De Gen. XII 31). Следует отметить, что в ранний период А. разделял учение Платона об «анамнезе», согласно к-рому душа припоминает (reminisci, recordari) знания, уже имевшиеся у нее до вселения в тело (см. De quant. anim. 20; De immortal. anim. 4); впосл. он отказался от этой т. зр. (Retract. I 4; 8).

3. Богопознание. По А., путь богопознания состоит из трех этапов. На первом мы познаем «следы» (vestigia) Бога во внешнем мире (extra nos), к-рый самым фактом своего существования указывает на свою Первопричину. На втором этапе мы обращаемся к самим себе, к своей душе (animus), и познаем Бога через Его образ (imago) в нас самих (intra nos), а точнее, в наших высших способностях — памяти, мышлении и воле (memoria, intellectus, voluntas). Наконец, поняв изменчивость и несовершенство нашего духа, на третьем этапе мы поднимаемся над самими собой (supra nos) и непосредственно созерцаем неизменную и вечную Истину, в Свете к-рой мы познаем все остальное (De civ. Dei. XI 28). Эти три этапа богопознания А. кратко сформулировал так: «Не выходи вне себя (noli foras ire), вернись к самому себе (in te ipsum redi), ибо Истина обитает во внутреннем человеке (in interiore homine). И если ты найдешь свою природу изменчивой, выйди за пределы и самого себя (transcende et te ipsum)… Стремись туда, где сияет сам Свет разума (ipsum lumen rationis)» (De ver. rel. 39). Конечная цель этого пути — непосредственное умственное созерцание (videre, intueri, contemplare, conspicere) самой сущности Бога (ipsam substantiam Dei), к-рое ныне уже доступно ангелам, а для человека во всей полноте может осуществиться только в буд. жизни (De Gen. XII 35-36). Апофатическое познание для А. имеет значение лишь предварительного этапа, ибо прежде, чем познать, чтó есть Бог (quid sit Deus), следует познать, чтó Он не есть (quid non sit, De Trinit. VIII 2).

О Боге

1. Доказательства бытия Бога в основном заимствованы А. из платонизма. Первый род доказательств заключается в том, что само изменчивое бытие мира предполагает неизменное бытие Бога как его Первопричины (Confess. XI 6). Второй апеллирует к красоте творения, неполной, частичной и изменчивой, к-рая предполагает абсолютную Красоту как свой образец и всеобщую норму (Confess. X 9). Третий находит во многих вещах единую идею. Так, все существующее, поскольку оно существует, есть нек-рое благо. Это свойство случайно в данной вещи, получающей его по причастию к высшему Благу, к-рое есть Благо уже не по причастию к чему-то иному, но Само по Себе (per se ipsum). Это высшее Благо и есть Бог (De civ. Dei. XI 10). Наконец, самое известное доказательство А. исходит из степеней совершенства вещей: от худшего следует восходить к лучшему, а через него к Наилучшему. Так, растения, обладающие жизнью, совершеннее неживой природы; животные, способные к ощущениям, совершеннее растений; человек, наделенный разумом, совершеннее животных. В самом человеке душа совершеннее тела, а в душе разумная часть совершеннее чувственной. Но даже разум человека изменчив и нуждается в высших принципах для осуществления своей познавательной деятельности. Сами же законы мышления неизменны и всеобщи, они возвышаются над всяким частным сознанием и существуют независимо от познающего субъекта. Следов., эти идеи нетварны (De lib. arb. II 7-34).

2. О сущности и свойствах Божиих. Взгляды А. по этому вопросу со временем существенно изменялись. Сначала А. применял к Богу аристотелевские категории и поэтому различал в Нем сущность и свойства, тем самым представляя Бога сложным, а следов., изменчивым. Позже он отказался от этого и стал с простой сущностью Божией отождествлять Бога Отца, а свойства и действия ипостазировал в Сыне и Св. Духе (доникейская триадология). Но и эта т. зр. не удовлетворила А. Окончательное его учение таково: в Боге как абсолютно простом (simplex) и первичном Существе нет никакого различия между сущностью и свойствами, substantia и accidentia, субъектом и предикатами, содержащим и содержимым. Все, что имеет Бог, есть Он Сам (De civ. Dei. XI 10; De Trinit. V 6; 11). Поэтому о Нем правильнее говорить не substantia, а essentia. Др. словами, Бог есть чистая форма без всякой материи. Следствием этого является то, что все свойства Божии тождественны друг другу, а также то, что в каждом из Своих свойств Бог проявляется целиком и полностью. Однако А. находит возможным рассматривать по отдельности важнейшие свойства Божии, такие как простота, неизменность, бестелесность, вездесущие, неподвижность, вечность, всеведение, благость и др. В конце концов Бог у А. предстает как совокупность всех мыслимых и реальных совершенств, как summum Bonum omnino, quo esse aut cogitari melius nihil possit (высшее Благо, лучше чего ничего не может быть или мыслиться — De mor. manich. II 24; в этой формуле имплицитно содержится знаменитое онтологическое доказательство бытия Божия, данное в XI в. Ансельмом Кентерберийским). Следует отметить, что логически стройное понятие абсолютной Божественной простоты в том виде, в к-ром оно представлено у А., не вполне согласуется с учением вост. отцов Церкви о различии между Божественной сущностью и Божественными энергиями.

3. Триадология. Учение А. о Св. Троице, к-рое легло в основу всех последующих умозрений зап. богословов по этому вопросу, существенно отличается от учения вост. отцов IV и последующих веков. Для А. существует прежде всего единая Божественная сущность (una substantia vel essentia), проявляющаяся в трех Божественных Лицах (tres Personae). При этом Божественную сущность А. понимает как единичную и конкретную (аристотелевская substantia prima), а не как общую и абстрактную (substantia secunda). Основание для различия Лиц А. видит в имманентных законах Божественной жизни и сознания. Он считает, что для понимания догмата о Св. Троице человеку следует обратиться прежде всего к самому себе, к своему самосознанию, несущему в себе образ Божий (imago Dei). Оно представляет собой единство трех моментов: бытия (esse), мышления (intellegere) и воли (velle), ибо мы существуем, и знаем, что существуем, и желаем этого бытия и знания. Перенося это рассуждение на Бога как на Первообраз и внеся необходимые поправки, А. утверждает, что Бог как абсолютный Дух также представляет Собой триединство Бытия, Мышления и Воли, к-рые в Нем абсолютны, неизменны, вечны, ипостасны (субстанциальны) и суть три самостоятельных Лица — Отец, Сын и Св. Дух (Confess. XIII 12; 19; De civ. Dei. XI 26-28). Поскольку в человеке личное бытие сохраняется прежде всего благодаря памяти (memoria), способной удерживать прошлое и тем самым гарантировать самотождественность нашего «я», то и в Боге Его вечное Бытие есть то же, что и Память — Отец. Поэтому троичная схема А. предстает в таком же виде: Память, Мышление, Воля. Поскольку воля полнее всего выражается в любви (amor, caritas), то у А. можно встретить и такую формулу: Память, Мышление, Любовь. Наконец, поскольку воля (или любовь) в человеке рождается из глубин его духа, или памяти, и обеспечивает необходимую связь памяти с мышлением, то и в Боге Св. Дух хотя первоначально и по преимуществу исходит от Отца, но одновременно исходит и от Сына и есть взаимная Любовь Отца и Сына: «Tria sunt: amans, et quod amatur, et amor» (Троица: Любящий, Любимый, Любовь — De Trinit. VIII 10). При этом А. часто говорит об исхождении Св. Духа только от Отца (ср. Enchir. 9; 38). «Cледы» Божественной Троичности А. находит также во внешнем мире: бытие вещей указывает на Отца как на Источник всякого бытия и высшее Бытие, разнообразие форм и видов вещей указывает на Сына как на Источник всякой формы и высшую Премудрость, упорядоченность вещей по отношению друг к другу и согласованность их с самими собой указывают на Св. Духа как на Источник всякого порядка и любви (De Trinit. VI 12; De civ. Dei. XI 28). Дальнейшим следствием такого учения А. о Св. Троице является равенство и единосущие трех Божественных Лиц: Отец, Сын и Св. Дух, обладая единой сущностью (substantia vel essentia), нераздельно равны в Божественном единстве и суть не три бога, а единый Бог (De Trinit. I 7). В Боге существует такое равенство, что не только Отец не больше Сына, но и ни одно из Лиц Троицы не меньше, чем Сама Троица. Отсюда следует также единое и нераздельное действование (operatio) Божественных Лиц. Это учение А. позволяет обосновать, во-первых, единство Бога и единосущие Божественных Лиц, во-вторых, необходимую внутреннюю обусловленность бытия именно Трех Божественных Лиц, в-третьих, тесную взаимосвязь и взаимопроникновение Лиц. Однако коренной недостаток данного учения кроется в его «эссенциальности»: Лица Св. Троицы в нем как бы вторичны и производны по отношению к Божественной сущности, оказываясь ее «основными свойствами» или «образами существования»; впрочем, сам А., отвлекаясь от своей «психологической» конструкции Троичного догмата, иногда утверждает, что различия между Лицами Св. Троицы появляются лишь в категории отношения (secundum relativum, De Trinit. V 5) — т. зр., воспринятая Боэцием и развитая в средневек. схоластике.

О творении

1. Онтология тварного. Бог по своей благости совершенно свободно сотворил мир «из ничего» (ex nihilo; см. Confess. XII 7-8; De Gen. VII 21; De civ. Dei. XII 6). В отличие от Творца мир не безначален, ибо его не было до того, как он был создан. Самим фактом возникновения мир указывает на свое коренное отличие от бытия Нетварного — на свою изменчивость (Confess. XI 6). Эта изменчивость, кроме того, обусловлена реальным различием между субстанцией и свойствами, или содержащим и содержимым, во всяком тварном существе. Субстанция может то обладать теми или иными свойствами, то лишаться их, а интенсивность этих свойств — то возрастать, то уменьшаться (De civ. Dei. XI 10). В отличие от Бога «мир не имеет своего самостоятельного существования» (Confess. XII 25). Поскольку его нельзя признать неизменно сущим, его также нельзя признать и истинно прекрасным и благим. Для твари Бог является источником всего: бытия, формы, истины, красоты, блага и др. Относительно действия Св. Троицы в творении А., с одной стороны, полагает, что вся Св. Троица действует едино и нераздельно, но, с другой стороны, часто говорит и о специфически-икономическом действии каждой из Трех Ипостасей: Отец наделяет все бытием, Сын — формой, свойствами, премудростью, Св. Дух — порядком, согласием, благостью (De Trinit. VI 12).

2. Порядок творения. Само творение осуществляется в неск. этапов. На первом этапе мир был сотворен Богом «идеально» (idealiter), т. е. в качестве вечных и неизменных идей или образцов (rationes, exemplaria, отчего это христианизированное платоновское учение об идеях получило название «экземпляризма»), поскольку Бог до сотворения мира имел о нем знание, ибо Он не творил ничего не зная, как не творит даже ни один человек-художник (De civ. Dei. XI 10). Это не было творением в собственном смысле, ибо мир тогда еще не существовал самостоятельно. Родив Свое Слово прежде всех век, Бог Отец в Нем изрек все, что затем получило отдельное существование во времени (Confess. XI 7-8). На втором этапе мир творится «в возможности, или причинности» (potentialiter vel causaliter), когда Божественные идеи мгновенно и все сразу внедряются в изначально бесформенную мировую материю, в это «почти ничто» (pene nulla res), вызванное в свою очередь к бытию из совершенного ничто. Т. о., в материальной основе мира возникают потенции, или семена (rationes seminales), всех будущих вещей. Именно в этом смысле сказано, что Бог сотворил мир в 6 дней, к-рые суть единый день, повторенный 6 раз (De Gen. V 1; 3-5). Вместе с тем в материю разом была заложена вся временная последовательность возникновения отдельных вещей. Наконец, на третьем этапе мир творится «реально» (realiter), т. е. из уже существующих потенций в определенном временном порядке возникают отдельные вещи или явления мира. Это и есть день седьмой, в к-рый Бог почил от дел Своих. Так А. удается решить проблему соотношения времени и вечности. Поскольку Бог сотворил мир в вечности, в своих идеях и основах, Он не перешел из состояния покоя к деятельности, ибо в Нем покой и движение тождественны. Поэтому творческая деятельность не нарушила неизменности и вечности Бога. Результаты же Его творческой деятельности раскрываются постепенно во времени, к-рое было создано вместе с тварным миром. Вообще рассуждения о природе времени занимают значительное место в наследии А. Наиболее полно эта проблема разработана в «Исповеди» (Confess. XI 12-40). Время, согласно А., не имеет субстанционального существования и немыслимо вне тварного мира. Оно отражает движение и изменение вещей, поэтому Бог, будучи вечным и неизменяемым, находится вне времени и в отношении Его понятия «до» и «после» неприменимы и бессмысленны. Само существование времени зыбко и сомнительно: прошлого уже нет, а будущего еще нет, настоящее же существует лишь потому, что оно тотчас переходит в прошлое. Т. о., само бытие времени заключается в том, что оно постоянно стремится в небытие (Confess. XI 17). Человек тем не менее воспринимает вечно текущее и мгновенно исчезающее время как некоторую протяженность. Этот парадоксальный факт А. пытается объяснить двояким образом. Поскольку ни прошлого, ни будущего нет, правильнее говорить, что есть лишь настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего, причем все три этих времени существуют только в человеческой душе, и нигде в др. месте: «Настоящее прошедшего — это наша память о нем, настоящее настоящего — это его непосредственное созерцание, настоящее будущего — это ожидание его» (Confess. XI 26). Наряду с этой субъективной концепцией времени у А. присутствует и др., объективное понимание времени как порядка отношений и взаимоизменений между вещами (De Gen. ad. lit. V 5). Возможность нарушения естественного порядка вещей (чудеса), по мнению А., также изначально была заложена в природу при первом творении мира в его основах.

3. Духовные и телесные твари. Все тварное бытие делится на духовное и телесное, или невидимое и видимое. Первоначально были сотворены ангелы — бестелесные, духовные существа, наиболее близкие к Богу, назначение к-рых состоит в познании и славословии Творца. Изначально они были лишены формы и их разумные способности находились в потенциальном состоянии, пока Творец не обратил их к Себе и не просветил светом Своей Божественной Премудрости (Confess. XIII 2-3). Ангелы, как и все тварное, существуют во времени: они подвержены изменениям и находятся в постоянном, хотя и чисто духовном (умственном) движении. Познание ангелов намного превосходит человеческое, ибо они обладают непосредственным интуитивным знанием Бога и Божественных идей, в к-рых они знают и все тварное, в т. ч. и самих себя (De civ. Dei. XI 29). Они суть второй умственный свет после Бога. Бóльшая часть ангелов осталась верной своему предназначению и пребыла неизменной в святости и блаженстве. Др. же часть из-за преступной гордости отвратилась от Бога и была низвержена в преисподнюю. Сокращение числа граждан Небесного Града должны восполнить святые, к-рые по воскресении из мертвых станут равны ангелам (Лк 20. 36) в духовном совершенстве и познании Бога (Enchir. 28-29). Телесные твари по своей природе более удалены от Бога, поскольку они кроме первичной сложности из субстанции и собственных свойств имеют телесную материю, делимую до бесконечности и представляющую собой беспредельное множество. По этой же причине телесные твари кроме существования во времени существуют также и в пространстве и принимают множество случайных свойств (акциденций). Материя тел только логически предшествует соединению с формой, но по времени она никогда не существовала без формы (Confess. XII 40; XIII 48).

Антропология

Человек состоит из души и тела, внутреннего и внешнего человека (homo interior et homo exterior, ср. Confess. X 9).

Человеческая душа (anima, чаще animus) для А. есть внутренний человек (homo interior) и образ (imago) Божий. Это центр личного бытия — «я», или «собственно человек». По своей природе душа нематериальна и бессмертна, хотя и имеет начало своего бытия как сотворенная Богом. Изначально душа представляет собой чистую неопределенность и потенциальность. Свои качества она обретает, обращаясь сначала к внешнему бытию, а затем к Богу как своему внутреннему Свету и Жизни (см. учение А. о познании). Высшая сила души — ум, или дух (mens), имеющий в себе три способности: силу памяти (memoria), рассудочного (ratio) и интуитивного (intellectus) познания, воления (voluntas). По отношению к телу душа выступает как оживляющая, объединяющая и конструирующая сила (растительная душа), а также как способность ощущений (животная душа). Душа лучше и превосходнее тела, однако при этом сама она, будучи сотворенной и иноприродной Богу, не является ни частью, ни истечением Божественной Субстанции. Относительно происхождения отдельной человеческой души в ранний период А. склонялся к признанию предсуществования душ (исходя из платоновской теории анамнеза, см. выше). Однако впосл. он отказался от нее, тем более что у него это представление никогда не было связано с оригенизмом и метемпсихозом (De Gen. VII 9-11). Теорию традуционизма А. подверг критике за ее слишком материалистические представления о природе души, но признавал ее преимущества для объяснения способа передачи первородного греха от родителей к потомству. Самой подходящей теорией А. считал креационизм — учение о том, что Бог творит каждую душу ex nihilo, как душу Адама (De Gen. X 9; 14). С одной стороны, теория о творении каждой человеческой души непосредственно Богом прекрасно объясняла нематериальность и др. существенные свойства души, а также давала возможность построить единственно верное учение о Лице Иисуса Христа. Однако, с др. стороны, она противоречила представлениям самого А. о мгновенном творении. Поэтому А. пытался, хотя и безуспешно, найти в Свящ. Писании указания на некий общий источник всех душ, содержащий их потенциально (так же как и земля, давшая материю для тела Адама, потенциально содержала в себе все человеческие тела), к-рый был создан в первоначальном творении всеобщих основ. Кроме того, креационизм трудно согласовывается с представлениями о наследственном грехе и порче человеческой природы, поэтому в конце концов А. пришел к выводу о том, что душа каждого человека заражается первородным грехом через тело или, точнее, телесную похоть. И все же в целом А. склонялся к теории креационизма, хотя и признавал, что для него вопрос происхождения души остается открытым (De Gen. VII 21; X 3).

2. О свободе воли и первородном грехе. Первый человек находился в состоянии, намного более совершенном, чем наше настоящее состояние. Все его духовные способности, как разум, так и воля, были устремлены к Богу, к познанию и исполнению Божией воли. Его тело целиком и полностью подчинялось духу. По своей природе оно не было актуально бессмертным, но обладало возможностью бессмертия (posse non mori), или «малым бессмертием» (immortalitas minor). Человек имел свободу выбора (liberum arbitrium), и его выбор был в пользу Бога и добра. Но этот выбор не был еще настолько укоренен в человеке, чтобы не было возможным его изменение. Человек обладал «малой свободой» (libertas minor), ибо он мог не грешить (posse non peccare). Сообразно стремлению человека Бог посылал ему Свою помощь (adjutorium) и укреплял благодатью. Взаимоотношения между человеческой свободой и Божественной благодатью в этот период можно определить как свободную синергию. Свое «малое бессмертие» и «малую свободу» человек должен был с помощью Божией преобразовать в «бóльшее бессмертие» — невозможность умереть (immortalitas major; non posse mori — Enchir. 28) и в «бóльшую свободу» — невозможность грешить (libertas major; non posse peccare; De civ. Dei. III 17). Сделать это всецело зависело от человека (Ibid. XXII 30). Но человек не выполнил этой задачи. Он свободно уклонился в сторону зла и греха. Зло, как доказывает А. против манихеев, не есть какая-то самостоятельная сущность. Оно может существовать, как паразит, только на чем-то благом, на чем-то сущем. Само же зло есть лишь недостаток добра (privatio boni), дефицит, дефект (defectio, causa deficiens — см. De civ. Dei. XII 7). А так как благо тождественно бытию, то зло есть также и небытие, но парадоксальным образом существующее в чем-то сущем, являющемся его носителем. Зло есть прежде всего неправильное направление воли тварного разумного существа (человека, ангела), к-рое предпочло изменяемое неизменному, низшее — высшему, телесное — духовному, частное — всеобщему, свое — Божию. Поэтому грех Адама состоял в гордыне (superbia), в стремлении к независимости от Бога и самоутверждению (relicto Deo esse in semet ipso; De civ. Dei. XIV 13). В то же время это было преступлением против Бога и Его заповеди, непослушанием (inoboedientia), к-рое человек осознал как свою вину перед Богом. Главными последствиями первородного греха (originale peccatum) были: умопомрачение и неведение, подчинение низшим материальным (плотским) вожделениям (concupiscentia), утрата свободы выбора, тяжкое рабство греху, невозможность не грешить (non posse non peccare), наконец, телесная смертность. Произошла коренная порча человеческой природы (vitium naturae), выразившаяся в естественной слабости. Жизнь человека стала скорее медленной смертью (mors vitalis; In Iohan. Evang. XII 11), или «преизобильной скудостью» (copiosa inopia), когда человек от внутренней собранности, цельности и полноты богообщения устремился к видимому разнообразию внешних предметов, к рассеянности на многие желания и заботы (curiositas), к-рые никогда не могут его насытить или удовлетворить (De civ. Dei. XXII 22). Поскольку в Адаме, как в своей основе, заключался весь человеческий род, то грех Адама со всеми его последствиями перешел на всех людей и стал передаваться по наследству (ingenitum peccatum — см. De civ. Dei. XIII 3). Способом передачи всеобщей греховности А. считал не душу, к-рая дается каждому человеку непосредственно Богом, но тело, а точнее, страстную похоть, сопровождающую зачатие всякого человека, передающуюся его телу и заражающую душу; подобное мнение разделяли и нек-рые вост. отцы Церкви.

Христология и сотериология

Последствия грехопадения прародителей по мере умножения человеческого рода распространились и на их потомство, ставшее, по словам А., массой осужденных и погибающих грешников (massa peccati, massa damnata, massa perditionis — см. De civ. Dei. XXI 12). С утратой свободы выбора люди сами по себе были уже не способны не только совершать добро, но даже желать его. (Следует отметить, что в ранний период, от первых философских сочинений до антиманихейских трактатов, А. распространял свободу выбора не только на Адама, но и на всех людей, что служило ему веским аргументом против манихейского учения о злом начале — см. De lib. arb. I-III. Представление об утрате человеком свободы воли и связанная с ним идея предопределения возникли у А. ок. 395 г.) Если у людей и сохранилось свободное произволение, то лишь по отношению к греховным действиям. Желание добра, как полагает А., не зависит теперь от самого человека, но вкладывается в него непосредственно Богом. Своими собственными силами люди не могли вернуться в первоначальное состояние. Кроме того, вина Адама перешла на всех его потомков и сделала их «чадами гнева». Поэтому необходим был Ходатай и Примиритель, к-рый умирил бы этот праведный гнев Божий (ira Dei) через принесение достаточной жертвы за грех всего человечества, а также показал бы в Себе Самом возрождающее действие благодати Божией на человеческую природу (De Trinit. XIII 22).

Христология в системе А. имеет второстепенное значение и является только моментом более общего учения о благодати. Долгое время до своего обращения А. видел во Христе только выдающегося человека и величайшего пророка, пришедшего дать пример истинного богопочитания и любви к ближним (Confess. VII 24-25). Но очень скоро А. пришел к правосл. учению о том, что Единородный Сын Божий, Бог Слово, единосущный Отцу по Божеству, оставаясь тем, чем был, стал тем, чем не был,- человеком, единосущным нам. Это произошло через восприятие (suscipere, induere) или соединение (conjungere) целостной человеческой природы — разумной души и тела — в единство Божественного Лица (in unitate personae) Сына Божия, так что Один и Тот же был одновременно Богом и человеком, поскольку имел две природы — Божественную и человеческую (De Trinit. IV 31; XIII 24). При этом ни Божество Христа не изменилось в человечество, ни человечество не было поглощено Его Божеством. Не теряя и не умаляя Образа Божия (forma Dei), Своей Божественной природы, в к-рой Он равен Отцу и Св. Духу (servata aequalitate naturae; In Iohan. Evang. XVI 19), Христос, умалив Себя (exinaniens se), принял «образ раба» (formam servi), т. е. человеческую природу, из-за чего Он стал меньше Отца (ср. Ин 14. 28). Подобие соединения двух природ в одном лице А. видел в соединении души и тела в отдельном человеке. Единство Лица Богочеловека в системе А. обеспечивается взаимообщением природ, так что можно сказать, что Царь Славы был распят (хотя и в немощи человеческой) и Сын Человеческий будет судить живых и мертвых (хотя и властью Божественной). По Своему земному рождению Христос был безгрешен, поскольку зачатие Его совершилось силою Св. Духа, бессеменно и безмужно, и, следов., не сопровождалось плотской похотью, являющейся переносчиком греха (Enchir. 41).

Цель Боговоплощения А. не ограничивает только примирением человека с Богом посредством принесения Христом искупительной жертвы (redemptio) за грехи людей (Enchir. 33; 61-62). Таких целей А. видел несколько: восстановление человеческой природы в ее неповрежденное состояние, спасение человечества от власти диавола и смерти (Христос принес диаволу выкуп (pretium) за согрешившее человечество, находившееся у него в подчинении,- см. De Trinit. XIII 18-19), воскресение из мертвых как залог буд. всеобщего воскресения, явление на земле вечной Божественной Истины, наставление людей в истинной вере, пример смирения (humilitas Dei) и праведной жизни и др. Именно в Богочеловеке Христе человечество достигло целей, поставленных перед ним Богом в Раю: Христос своим подчинением воле Отца обрел настоящую свободу воли, свободу от греха («бóльшая свобода»), ибо Он уже не может грешить, а своим воскресением из мертвых Он достиг настоящего, «бóльшего бессмертия», ибо Он уже не может умереть (см. De civ. Dei. XXII 30). Через Христа, единородного Сына Божия, по своему милосердию сделавшегося Сыном человеческим, люди, будучи по природе сынами человеческими, по благодати получили возможность стать сынами Божиими (De civ. Dei. XXI 15).

Учение о благодати Божией (gratia Dei) как особом действии Бога на человека является важным положением сотериологии А., к-рое, однако, не согласуется с учением правосл. Церкви. Полемизируя с пелагианским тезисом «posse hominem sine peccato esse» (возможно быть человеку без греха), отрицавшим первородный грех и утверждавшим возможность спасения человека исключительно своими силами, без действия благодати Божией, А. уклонился в крайность антропологического минимализма. Исходя из своего представления об утрате человеком после грехопадения свободы воли и о рабстве греху, А. считал, что человек спасается одной лишь благодатью и милосердием Божиим, т. е. «даром» (gratis), независимо от предшествующих заслуг самого человека (sine ullis praecedentibus meritis — De Trinit. XIII 17). Это милосердие Божие проявилось по преимуществу в искупительной жертве Христа (gratia Christi, gratia Dei propter Christum). Однако даже возможность усвоить плоды этой жертвы зависит теперь не от человека, ибо и саму веру во Христа, и исполнение Его заповедей, и добрые дела следует приписывать только милости Бога. Благодать как внутренняя, чудесная и невыразимая сила Божия (mirabilis et ineffabilis potestas Dei) непосредственно производит в сердцах людей «благие изволения» (bonas voluntates). Действие благодати, создавая благую волю и сопровождая ее деятельность, должно продолжаться до конца жизни, чтобы человек мог достичь спасения. Кому не дается дар постоянного пребывания в добре (donum perseverantiae), кого благодать оставляет хотя бы перед самым концом жизни, тот неизбежно влечется собственной злой волей к гибели, несмотря на все предыдущие добрые дела. Благодать Божия дается не всем. Род человеческий изначально в Божественном предвидении был распределен на тех, на ком откроется вся сила Божией благодати — избранных (electi), предопределенных (praedestinati), и на тех, на ком откроется вся сила Божия правосудия — отвергнутых (reprobati). Основания такого двойного предопределения (praedestinatio) заключаются в Божественной Премудрости и Воле (De civ. Dei. XXI 12; Enchir. 99-104) и для человеческого разума непостижимы. Сила благодати как проявление всемогущей Воли Божией действует на человека непреодолимо (gratia irresistibilis, indeclinabilis). Это непреодолимое действие благодати не уничтожает свободу человека, потому что, по мнению А., в падшем состоянии человек вовсе ее не имеет: напротив, благодать восстанавливает истинную человеческую свободу, разрешая лишь узы греха, к-рыми человек связан в обычном состоянии (Confess. VII 27; VIII 10-12; Enchir. 105-107). Следует, однако, заметить, что в букв. понимании такое учение близко соприкасается с античным фатализмом, безусловно глубоко чуждым как самому А., так и всему святоотеческому богословию. В этом заключается главная непоследовательность сотериологии А., проявившаяся во множестве его высказываний, не укладывающихся в концепцию предопределения. Противоречие между свободой и ответственностью человека за свои поступки и его спасением по благодати Божией снимается лишь учением синергии между человеческой и Божественной волей, являющимся неотъемлемой частью правосл. сотериологии.

Эсхатология

Осью мировой истории А. считает возникновение, развитие и окончательное разделение двух Градов — Града земного (civitas terrena) и Града Небесного (civitas caelestis); Града диавола (civitas diaboli) и Града Божия (civitas Dei); Града нечестивых и Града праведных. В конце истории произойдут следующие события: пришествие Илии, уверование иудеев во Христа, воцарение антихриста и его гонения на Церковь, всеобщее воскресение мертвых и последний Суд Божий, на к-ром и осуществится разделение двух Градов и их обитателей (De civ. Dei. XX). Этому не будет предшествовать т. н. тысячелетнее царство Христово с праведными, ибо это Царство уже наступило в Церкви Христовой после Его первого пришествия, чем опровергается всякий хилиазм (De civ. Dei. XX 7-9).

Воскресение тел произойдет на основании присущей каждому человеку идеальной формы, к-рая сохраняется даже после реальной гибели тела. Тела всех людей будут полностью соответствовать своей идеальной форме и будут лишены к.-л. физических недостатков, будут иметь внешний вид, соответствующий земному возрасту в 33 года. Половые различия и органы пищеварения сохранятся, но они не будут выполнять свои функции, ибо не будет нужды в поддержании жизни пищей, не будет ни вожделения, ни дальнейшего размножения рода человеческого. Тела праведных будут духовными (corpus spirituale), т. е. легкими, нетленными и бессмертными, и не будут более противиться духу и препятствовать созерцанию Бога и Божественных идей (De civ. Dei. XXII 13-21; Enchir. 84-91).

На Страшном Суде праведные будут отделены от нечестивых, над к-рыми будет произнесен окончательный приговор. После этого настоящий мир изменится, прейдет, сгорит, но не в смысле полного уничтожения его природы, а в смысле изменения его облика и существенных свойств. Мировые стихии получат новые свойства, к-рые будут соответствовать нетленным и бессмертным телам святых. В целом мир обновится к лучшему (De civ. Dei. XIX 14-16). Грешники вместе с диаволом и духами злобы будут претерпевать вечные телесные и духовные муки в адском огне. Это — вечная смерть, т. е. отчуждение от жизни Божией (vita Dei — De civ. Dei. XXI 9-10; 23; Enchir. 113). При этом, по мнению А., нек-рым грешникам после очистительных огненных мучений (per ignem quemdam purgatorium), испытанных их душами после смерти в неких «сокровенных местах» (abditis receptaculis — см. De civ. Dei. XXI 21; Enchir. 109; прообраз чистилища), Бог, по молитвам их родственников и всей Церкви, окажет Свое милосердие и не пошлет их в вечный огонь. Праведники в свою очередь восполнят недостающее после падения диавола число ангелов Града Божия (De civ. Dei. XXII 1) и будут вместе с последними вести блаженную жизнь в покое, непрестанном созерцании Бога, любви к Нему и восхвалении Его, причем святые будут созерцать Бога как умственными, так и телесными очами (per oculos corporales, см. De civ. Dei. XXII 29). Бог будет для них все во всем, т. е. они будут ясно видеть Бога, присутствующего всюду, в т. ч. в них самих. Бог будет составлять цель всех их стремлений. В конечном счете произойдет обóжение самих людей по причастию их к единому истинному Богу. Это будет великой субботой упокоения от трудов (perfecta pax), конец к-рой будет не вечером, а восьмым бесконечным Днем Господним (De civ. Dei. XXII 29-30).

Экклезиология

Церковь, по определению А.,- это Храм, или Град Божий (civitas Dei), находящийся на небе (Церковь торжествующая) и на земле (Церковь странствующая), к-рый в конце времен должен воссоединиться (Enchir. 56-61). Церковь является кафолической, поскольку представляет собой целокупность всех своих членов и распространена по всему миру (De Gen. imperf. 1). В полемике против донатистов, утверждавших абсолютную святость земной Церкви, А. говорит, что Церковь есть смешанное об-во людей, стремящихся к святости, в состав к-рого входят как праведные, так и грешные, подобно тому как в одной сети встречаются хорошие и дурные рыбы или на одном поле растут и пшеница, и плевелы. Церковь свята не в силу святости всех ее членов, а потому, что только в Ней действует Св. Дух и только Она есть Тело Христово. Само иерархическое устройство Церкви, восходящее к апостолам, а через них к Самому Христу, сообщает священнику тайносовершительную силу, независимую от его личного достоинства, и соответственно грешники не могут запятнать Церковь ни в целом, ни в частях. Крещение, полученное от раскольников, но совершенное по церковному правилу, по учению А., действительно, но сила его находится как бы в потенциальном состоянии и переходит в актуальное только после присоединения к кафолической Церкви действием живущего в Ней Св. Духа. Отсюда нет никакой необходимости в перекрещивании присоединяющихся к Церкви раскольников: для этого достаточно покаяния с возложением рук. Наконец, после Страшного Суда, на к-ром грешные будут отделены от праведных, Церковь будет святой и в смысле полной святости всех ее членов.

Этика

С т. зр. А., высшее благо для твари есть вечная и блаженная жизнь с Богом, а высшее зло — вечная и мучительная смерть вне Бога, поэтому для приобретения первой и избежания последней человек должен жить праведно и исполнять заповеди Божии. Главная заповедь, на к-рой основываются все остальные,- это любовь к Богу и к ближнему (dilectionem Dei et proximi). Людям, состоящим из души и тела, кроме высшей духовной любви (caritas) свойственна и низменная чувственная любовь (cupiditas). Если последняя перевешивает первую, человек удаляется от Бога, а если наоборот, то устремляется к Нему (De Trinit. IX 8). Если человек любит Бога, то он не заблуждается в любви к самому себе, а также заботится о том, чтобы и ближний, к-рого он должен любить как самого себя, любил Бога. Так он пребывает в мире со всяким человеком и со всем миром в целом. Религ. заповедь любви переходит здесь в нравственный императив: никому не вреди и приноси, насколько возможно, пользу другим (De civ. Dei. XIX 14). В этом пункте этические воззрения А. встают в противоречие с его фатализмом. Для исполнения заповедей следует преодолеть преступную слабость (infirmitas), возникшую в человеческой природе после грехопадения, когда плоть стала желать противного духу и препятствовать достижению блаженства. Поэтому целью аскетики является восстановление естественного порядка, по к-рому душа подчиняется Богу, плоть — душе, а через это и душа, и плоть — Богу (De civ. Dei. XIX 4). Для этого человек всегда должен стремиться от внешнего (материального) к внутреннему (духовному), в к-ром только и можно соприкоснуться с Богом. Точно так же человек должен стремиться от рассеянности к внутренней собранности и сосредоточенности, от множества внешних впечатлений к единству своего «я», от беспокойства к покою и безмятежности духа, от изменчивого и временного к неизменному и вечному. Человек должен найти свое «естественное место» в мироздании, где он обретет подлинную любовь, счастье и свободу. Это место человек может найти только в Боге. «Ты, — говорит А.,- создал нас для Себя (ad Se), и неспокойно (inquietum) сердце наше, пока не успокоится в Тебе (requiescat in Te)» (Confess. I 1).

В этической системе А. важно также противопоставление понятий «пользоваться» и «наслаждаться» (uti — frui). Согласно А., истинным блаженством является достижение высшего блага; именно им следует наслаждаться, прочими же вещами нужно лишь пользоваться. Грех человека заключается в том, что он пытается пользоваться тем, чем следует наслаждаться, и наслаждается тем, чем следует лишь пользоваться (De divers. quest. 30). Наслаждаться, по А., значит любить что-либо ради него самого, а пользоваться — значит любить ради чего-то другого (De doctr. chr. I 4). В конечном счете высшим благом является Сам Бог, поэтому все прочие блага человек должен любить лишь постольку, поскольку они приближают его к Богу (De doctr. chr. III 15). Так А. выстраивает четкую иерархию ценностей, согласно к-рой все вещи нужно оценивать согласно мере их приближения к Богу: живое предпочитать мертвому, душу — телу, разум — чувствам и т. д. (Contr. Faust. XXII 27-28).

Экзегеза и библейская критика

В толковании Свящ. Писания А. использует сразу неск. экзегетических методов, позволяющих ему в соответствии с требованиями разума и христ. учением понимать самые сложные места ВЗ и НЗ. А., опираясь на александрийскую экзегетическую традицию, различает: 1) историческое, или буквальное (телесное), понимание, когда обращаются к какому-то конкретному факту Свящ. Истории; 2) аллегорическое, или духовное, понимание, когда слова Свящ. Писания понимаются иносказательно и относятся к высшим духовным реальностям; 3) аналогическое, или прообразовательное, понимание, когда ветхозаветные события воспринимаются как отдаленный прообраз (тень) новозаветных и их подлинный смысл открывается только в НЗ: по краткой формуле А., «in Vetere Novum lateat, et in Novo Veterum pateat» (в Ветхом Новый сокрыт, а в Новом Ветхий открыт — Quaest. in Heptat. II 73); и, наконец, 4) этиологическое понимание, когда приводятся причины тех или иных выражений или действий, встречающихся в Свящ. Писании (De Gen. imperf. 2-3). Правомерность такого подхода А. объясняет тем, что Бог не вложил в слова Свящ. Писания единой, отчетливой мысли, исключающей все остальные, но наделил их многими смыслами, чтобы каждый читатель мог найти в том или ином месте Библии ту истину, к-рая ему доступна (Confess. XII 42-43). Однако сам А. в своих толкованиях прошел нек-рую эволюцию. Сначала, в период полемики с манихеями, он отдавал предпочтение аллегорическому толкованию, т. к. на том этапе ему не представлялось, как нек-рые места ВЗ можно понимать в букв. смысле. После этого он пришел к выводу о том, что возможно разумное сочетание того или иного толкования. Под конец жизни А. пришел к убеждению не только в возможности, но и в желательности толковать Свящ. Писание в собственном смысле (De Gen. VIII 1-2; De civ. Dei. XXII 29).

Что касается текста Свящ. Писания, то А. вместе с блж. Иеронимом по праву может считаться родоначальником библейской критики на Западе. В своем соч. «De consensu Evangelistarum» (О согласии евангелистов, 400) А. указывает порядок, в к-ром евангелисты писали свои Евангелия: Матфей — Марк — Лука — Иоанн, причем, ссылаясь на предание, говорит, что только Матфей писал на арам., а остальные 3 евангелиста —
на греч. языке. Каждый из них держался своего способа повествования, но все они также опирались на написанное предшественниками и присоединяли к нему и свой личный труд, насколько каждый в отдельности получил на то откровение. Только так евангелисты могли отразить целостную картину Личности и деяний Спасителя. Матфей изобразил Его царственное служение (поэтому наиболее подходящим символом для него А. считает льва (см. Откр 4. 7), а не человека, как утверждают др. толкователи), Марк, следовавший за Матфеем, сократил его труд (его символ — человек, а не орел), Лука изобразил священническое служение Господа (его символ — телец). Синоптики в целом описали те деяния, к-рые Господь совершил как человек, а Иоанн сосредоточил свое внимание на Его Божественной природе (его символ — орел, а не лев). А. считает, что в своей деятельности евангелисты вдохновлялись Св. Духом и, будучи членами тела Христова, были в прямом смысле руками Господа, через к-рые Он Сам донес до нас Свои деяния и речи. Поэтому неудивительно, что члены Христовы сохранили неподдельное согласие в единстве Самого тела, не только имея в мыслях одно и то же, но даже записывая согласным образом (De cons. Evang. I 35). Это согласие А. демонстрирует, реконструируя Свящ. Историю НЗ по свидетельствам всех 4 евангелистов, взяв за основу Евангелие от Матфея (De cons. Evang. II-IV). При этом он руководствуется следующими принципами. Каждый евангелист старался сделать свое повествование непрерывным во времени, и если какое-то событие ему казалось не связанным напрямую с его темой, то он о нем умалчивал, хотя свидетельство о нем может быть извлечено из др. Евангелий (напр. различное описание Рождества у Мф и Лк). Нет ничего противоречивого в том, что один из евангелистов приводит то, что другой пропустил в словах или содержании, пока он не отступил от истины или пока другие не противоречат тому, что иногда приводится иначе (De cons. Evang. II 63). Порядок, в к-ром каждый евангелист располагал события своего повествования, был таким, в каком Богу было угодно возбуждать их в его памяти, поскольку это нисколько не уменьшает ни важности, ни истинности евангельской истории (De cons. Evang. II 51). Так как в основу своего сочинения А. положил Евангелие от Матфея, в последней книге он указывает на те места, к-рые встречаются только в Евангелиях от Марка, Луки и Иоанна.

А. Р. Фокин

А. о музыке

Трактат А. «Шесть книг о музыке» (De musica libri sex, 387) — единственная написанная книга из запланированного А., но неосуществленного цикла трактатов о свободных искусствах (artes liberales) — содержит знаменитое определение музыки: «Musica est scientia bene modulandi» (Музыка — наука о хорошем соизмерении; последнее слово может также означать «пение», «размеренное чтение», «ритм», «мелодия» и др.) с подробным эстетико-философским разъяснением каждой его части (De mus. I 2-4). Это определение, происхождение к-рого прочно связано в науке с именем А., неоднократно цитировалось, интерпретировалось и видоизменялось на протяжении последующих полутора тысячелетий (Кассиодор Марциан Капелла, трактат «Scolica Enchiriadis» (см. Анонимы), Аврелиан из Реоме, школа Иоанна де Муриса, Франкино Гафури и мн. др.) и до сих пор считается едва ли не самым обобщенным и многозначным определением музыки.

Главную часть трактата А. (первые 5 книг) занимает фундаментальная теория ритма (гл. обр. стихотворного), явившаяся кульминационной точкой развития античной метрики. Здесь А. отталкивается от учения лат. грамматиков: Викторина Мария, Элия Доната и др. (см.: Grammatici Latini / Еd. H. Keil. Lipsiae, 1857-1880. Vol. 1-8.), однако полностью перерабатывает его, связав традиц. правила метрики с числовыми закономерностями, что делает его ритмологию уникальной для античной эпохи. Метрика А. не получила сколько-нибудь значительного отклика в науке ср. веков и Возрождения; важнейшие исключения — «Opus majus» и «Opus tertius» Р. Бэкона (1214-1294), а также «Семь книг о музыке» Франсиско Салинаса (1513-1590), изобилующие ссылками на ритмологию А. Наиболее известная часть трактата «О музыке» — 6-я, содержащая знаменитое учение о восприятии. Она пользовалась большой популярностью в эпоху позднего средневековья и зачастую копировалась отдельно от 5 книг как самостоятельное произведение.

Э. Н. Лебедев, Е. М. Двоскина

Отношение А. к церковному пению было, судя по «Исповеди», неоднозначным. С одной стороны, он опасался, что наслаждение красивой музыкой (способной заслонить собой содержание песнопений), будучи плотским удовольствием, может подчинить себе разум и тем самым расслабить душу. С др. стороны, А. признавал, что с помощью хорошего пения «святые слова зажигают наши души благочестием более жарким» (Confess. XXXIII 49). Колеблясь между этими двумя мнениями — рационально-аскетическим неприятием «сладостных напевов» (согласно А., свт. Афанасий Александрийский требовал свести пение почти что к декламации с незначительными модуляциями голоса) и признанием великой пользы этого церковного обычая (А. вспоминал собственные «слезы, которые проливал под звуки церковного пения» сразу после обращения),- А. все же склонялся к его одобрению (Ibid. XXXIII 50).

В своем церковном служении А. прилагал много усилий для правильного устроения пения в храме (псалмов и гимнов); певч. практика того времени нашла отражение в его «Толкованиях на Псалмы». Важно свидетельство об участии народа в исполнении песнопений: при цитировании стихов псалма А. часто замечает: «как мы [или: вы] только что спели» (Enarr. in Ps. 18. 2; 25. 2; 37. 1 etc.). Возможно, в этих случаях он имеет в виду респонсорную псалмодию (пение общиной рефрена; см. также Респонсорий); в др. месте он упоминает «псалом… на который мы отвечали пением» (Ibid. 46, Introductio). А. также говорит о разделении функций между певчими: начинает пение praecentor (запевающий), ему вторит successor (последующий, вступающий следом) (Ibid. 87. 1). В том же сочинении А. подчеркивает значение пения «аллилуии» как выражения ликования без слов, считая, что юбиляция в наиболее чистом виде выражает хвалу души «невыразимому Богу» (Ibid. 32. 2; ср. 97. 4; 149).

Э. Н. М.

Иконография

Первые известные изображения А. относятся к VI в. Как правило, он представлен в святительских одеждах, с благословляющей десницей и Евангелием в левой руке. Образ А. обычно помещался среди изображений др. зап. отцов Церкви. На живописном обороте «Диптиха поэта» (Боэция?) (вероятно, нач. VI в.; Брешиа, Museo Civico) А. изображен вместе с блж. Иеронимом и свт. Григорием I Великим; на фреске ц. Санта-Мария Антиква в Риме, сер. VIII в.,- со свт. Амвросием Медиоланским. Изображение А. введено в мозаичную декорацию кафедральных соборов Чефалу (ок. 1148), Монреале (1180-1190), Палатинской капеллы в Палермо (1150-1160-е).

В кон. VI в. появился др. тип изображения А.- как церковного писателя: напр., на фреске из капеллы Санкта-Санкторум в Латерано А. представлен сидящим перед пюпитром с раскрытым кодексом, облачен в хитон и гиматий, правой рукой благословляет, в левой — свиток. Подобная иконография получила развитие в книжной миниатюре, напр. в минологии X в. (Orleans. 46. Fol. 1), в минологии нач. XI в. (Paris. Lat. 1987. Fol. 43) и др. Впосл. эта традиция изображения была широко распространена в искусстве Зап. Европы, в частности эпохи Ренессанса.

Э. Н. И.

Соч.: Собр.: Editio Benedectina. T. 1-11. P., 1679-1700; PL. 32-47; CSEL; CCSL; Cayré F. Bibliothèque Augustienienne: Oeuvres de S. Augustin. P., 1947-2 [текст, франц. пер. и коммент.]; Obras completas de San Agustín. Madrid, 1946-. (Biblioteca de autores cristianos) [текст, исп. пер.]; Opere di Sant’Agostino. R., 1970-. (Nuova biblioteca agostiniana) [текст, ит. пер.]; BKV. Kempten, 1911-1935. 12 Bde. [нем. пер.]; ACW [англ. пер.]; рус. пер.: Избр. соч. / Пер. И. Тодорского, В. Беляева. М., 1786. 4 ч.; Выбранные места из книг блаженного Августина о Православной кафолической Церкви и о нерадящих о ней / Пер. И. С. Тодорский. СПб., 1795; Творения блаженного Августина, епископа Иппонийского. К., 1880-1908. 11 ч.; 1901-19152. Ч. 1-8; Цветы благодатной жизни: Сб. СПб., 1997; Творения / Сост. и подгот. С. И. Еремеев. СПб.; К., 1998. Т. 1-2; автобиогр.: Confessiones (CPL, N 251) // PL. 32; CSEL. 33; CCSL. 27 (ed. L. Verheijen, 1981); Исповедания… / Пер. с лат. иером. Агапита (Скворцова). М., 1787; Tворения. Ч. 1; Исповедь…: Новый пер. М., 1914; Исповедь / Пер. М. Е. Сергеенко // БТ. 1978. Т. 19. С. 71-264; То же / Подгот. А. А. Столяров. М., 1991, 19972; То же / Сост. В. Л. Рабинович. М., 1992 (включ. Петр Абеляр. История моих бедствий); То же [отрывки] / Пер. Т. А. Миллер // ПСЛЛ, IV-VII вв. С. 152-169; Retractationes (CPL, N 250) // PL. 32; CSEL. 36 (ed. P. Knoell, 1902); CCSL. 57 (ed. A. Mutzenbecher, 1984); Epistulae (CPL, N 262) // PL. 33; CSEL. 34/1-2, 44, 57, 58 (ed. A. Goldbacher, 1895-1923); Письмо ССLVIII (к Марциану) / Пер. и коммент. С. Степанцова // Богословский сб. / ПСТБИ. 1999. № 4. С. 124-128; филос.: Contra Academicos (CPL, N 253) // PL. 32; CSEL. 63; CCSL. 29 (ed. W. M. Green, 1970). P. 3-61; Против академиков // Tворения. Ч. 2. С. 1-104 (переизд.: Энхиридион, или О вере, надежде и любви / Сост. С. И. Еремеев. К., 1996. С. 5-73); Против академиков / Пер. и коммент. О. В. Головой. М., 1999 [лат. текст, пер.]; De beata vita (CPL, N 254) // PL. 32; CSEL. 63; CCSL. 29 (ed. W. M. Green, 1970). P. 65-85; О жизни блаженной // Tворения. Ч. 2. С. 105-138 (переизд.: Энхиридион… С. 74-97); De immortalitate animae (CPL, N 256) // PL. 32. Col. 1021-1034; CSEL. 89 (ed. W. Hörmann, 1986). P. 101-128; О бессмертии души // Tворения. Ч. 2. С. 299-418 (переизд.: Энхиридион… С. 208-225); De magistro (CPL, N 259) // PL. 32; CSEL. 77 (ed. G. Weigel, 1961); CCSL. 29 (ed. K.-D. Daur, 1970). P. 157-203; Об учителе // Tворения. Ч. 2. С. 419-473; Об учителе / Пер. В. В. Бибихина // ПСЛЛ, IV-VII вв. С. 170-204; De ordine (CPL, N 255) // PL. 32; CSEL. 63; CCSL. 29 (ed. W. M. Green, 1970). P. 89-137; О порядке // Tворения. Ч. 2. С. 139-226 (переизд.: Энхиридион… С. 98-156); Soliloquia (CPL, N 252) // PL. 32. Col. 869-904; CSEL. 89 (ed. W. Hörmann, 1986). P. 3-98; Путь к познанию свойств божеских и человеческих, или Уединенное разглагольствование с Богом / Пер. С. Козловского. М., 1783; Единобеседование души с Богом / Пер. В. Беляева. М., 1783; Монологи // Tворения. Ч. 2. С. 227-298 (переизд.: Энхиридион… С. 157-207); муз.-теор.: De musica (CPL, N 258) // PL. 32. Col. 1081-1194; Aurelius Augustinus. Musik / Hrsg. C. Perl. Paderborn, 1936 [с нем. пер.]; La musique / Ed. et transl. G. Finaert, F.-J. Thonnard. P., 1947 [с фр. пер.]; полемико-апологет.: Contra adversarium legis et prophetarum (CPL, N 326) // PL. 42; CCSL. 52 (ed. K.-D. Baur, 1985). P. 35-131; Против ниспровергателей Закона и Пророков [отр.] / Пер. О. Е. Нестеровой // ПСЛЛ, IV-VII вв. С. 206-207; Contra epistulam Manichaei quam vocant fundamenti (CPL, N 320) // PL. 42; CSEL. 25 (ed. J. Zycha, 1891). P. 193-248, Против послания манихея по имени Фундамент [отр.] / Пер. О. Е. Нестеровой // ПСЛЛ, IV-VII вв. С. 207-208; Contra Gaudentium (CPL, N 341) // PL. 43; CSEL. 53 (ed. M. Petschenig, 1910). P. 201-274; Contra Iulianum pelagianum (CPL, N 351) // PL. 44. P. 641-874; Contra litteras Petiliani (CPL, N 333) // PL. 43; CSEL. 52 (ed. M. Petschenig, 1909). P. 3-227; CCSL. 52; Contra Maximinum (CPL, N 700) // PL. 42. P. 743-814; De baptismo (CPL, N 332) // PL. 43; CSEL. 51 (ed. M. Petschenig, 1908). P. 145-375; De civitate Dei (CPL, N 313) // PL. 41; CSEL. 40/1-2 (ed. E. Hoffmann, 1899-1900); CCSL. 47-48 (ed. B. Dombart, A. Kalb, 1955); Tворения. Ч. 3-6; О граде Божием. К., 1906-1910. М., 1994р. Т. 1-4; De duabus animabus (CPL, N 317) // PL. 42; CSEL. 25 (ed. J. Zycha, 1891). P. 51-80; De gestis Pelagii (CPL, N 348) // PL. 44; CSEL. 42 (ed. C. F. Urba, J. Zycha, 1902). P. 51-122; De Gratia Christi et de peccato originali (CPL, N 349) // PL. 44; CSEL. 42 (ed. C. F. Urba, J. Zycha, 1902). P. 125-106; De Gratia et libero arbitrio (CPL, N 352) // PL. 44. Col. 851-912; Богословские размышления о благодати Божией и о воле человеческой в пользу христиан, хотящих спастися и в разум истины приити. СПб., 1786; О благодати и свободном произволении / Пер. О. Е. Нестеровой // Гусейнов А. А., Иррлитц Г. Краткая история этики. М., 1987. С. 532-557 (прил.); De haeresibus (CPL, N 314) // PL. 42. Col. 21-50; CCSL. 46 (ed. R. Vander Plaetse, C. Beukers, 1969). P. 286-345; De libero arbitrio (CPL, N 260) // PL. 32; CSEL. 74 (ed. W. M. Green, 1956); CCSL. 29 (ed. W. M. Green, 1970). P. 211-321; De moribus ecclesiae catholicae et de moribus manichaeorum (CPL, N 261) // PL. 32. P. 1309-1378; CSEL. 90; De natura boni (CPL, N 323) // PL. 42; CSEL. 25 (ed. J. Zycha, 1891). P. 855-899; О природе блага против манихеев [отрывки] / Пер. О. Е. Нестеровой // ПСЛЛ, IV-VII вв. С. 204-206; De natura et Gratia (CPL, N 344) // PL. 44; CSEL. 60 (ed. C. F. Urba, J. Zycha, 1913). P. 232-299; De peccatorum meritis et remissione et de baptismo parvulorum (CPL, N 342) // PL. 44; CSEL. 60 (ed. C. F. Urba, J. Zycha, 1913). P. 3-151; De praedestinatione sanctorum (CPL, N 354) // PL. 44. Col. 959-992; О предопределении святых: Первая книга к Просперу и Иларию / Пер. И. Мамсурова. М., 2000; De spiritu et littera (CPL, N 343) // PL. 44; CSEL. 60 (ed. C. F. Urba, J. Zycha, 1913). P. 155-229; О духе и письме / Пер. Н. Загоровского. М., 1787; De utilitate credendi (CPL, N 316) // PL. 42; CSEL. 25 (ed. J. Zycha, 1891). P. 3-48; De vera religione (CPL, N 264) // PL. 34; CSEL. 77 (ed. W. M. Green, 1961); CCSL. 32 (ed. K.-D. Daur, 1962). P. 187-260; Об истинной религии // Tворения. Ч. 7. С. 1-95; М., 1997р. (Б-ка Отцов и Учителей Церкви; 5); (переизд.: Энхиридион… С. 226-289); Psalmus contra partem Donati (CPL, N 330) // PL. 43. Col. 23-32; CSEL. 51. P. 3-15; Psalmus contra partem Donati / Introd., testo critico, trad. e note a cura di R. Anastasi. Padova, 1957 [с ит. пер.]; экзегет.: De consensu Evangelistarum (CPL, N 273) // PL. 34; CSEL. 43 (ed. F. Weihrich); О согласии Евангелистов: Кн. I-IV // Tворения. Ч. 10; De doctrina christiana (CPL, N 263) // PL. 34; CCSL. 32 (ed. J. Martin, 1962). P. 1-167; CSEL. 80 (ed. W. M. Green, 1963); Христианская наука, или Основания священной герменевтики и церковного красноречия. К., 1835; De Genesi ad litteram (CPL, N 266) // PL. 34; CSEL. 28/1 (ed. J. Zycha, 1894). P. 3-435; О книге Бытия // Tворения. Ч. 7. С. 142-278. Ч. 8; М., 1997р. (Б-ка Отцов и Учителей Церкви; 5); De Genesi ad litteram imperf. (CPL, N 268) // PL. 34; CSEL. 28/1 (ed. J. Zycha, 1894). P. 459-503; Tворения. Ч. 7. С. 96-141; М., 1997р. (Б-ка Отцов и Учителей Церкви; 5); De octo quaestionibus ex Veteri Testamento (CPL, N 277) // CCSL. 33 (ed. D. de Bruyne, 1958). P. 469-472; De sermone Domini in monte (CPL, N 274) // PL. 34; CCSL. 35 (ed. A. Mutzenbecher, 1967); О молитве Господней / Пер. М. Е. Козлова // Троицкое слово. Серг. П., 1990. № 5. С. 3-6; Enarrationes in Psalmos (CPL, N 283) // PL. 36-37; CCSL. 38-40 (ed. E. Dekkers, J. Fraipont, 1956); Толкование на псалом 125-й / Пер. и коммент. С. Степанцова // Альфа и Омега. 1997. № 2 (13). С. 52-75; Expositio quarundam propositionum ex epistola ad Romanos (CPL, N 280) // PL. 35; CSEL. 84 (ed. E. Divjak, 1971). P. 3-52; In Iohannis Epistulam ad Parthos tractatus (CPL, N 279) // PL. 35; SC. 75 (ed. W. J. Mountain); In Iohannis Evangelium tractatus (CPL, N 278) // PL. 35; CCSL. 36 (ed. R. Willems, 1954); Locutiones et Quaestiones in Heptateuchum (CPL, N 269-270) // PL. 34; CSEL. 28/1-2; CCSL. 33 (ed. J. Fraipont, 1958). P. 381-465; 1-377; Speculum (CPL, N 272) // PL. 34; CSEL. 12 (ed. F. Weihrich, 1887). P. 3-285; Зеркало, из всего Священного Писания… / Пер. Н. Малинина. М., 1783; То же / Пер. И. С. Тодорского. СПб., 1787, 1795; Tворения. Ч. 9. С. 1-245; догмат. и нравств.-аскетические: De agone christiano (CPL, N 296) // PL. 40; CSEL. 41 (ed. J. Zycha, 1900). P. 101-138; О подвиге христианина, содержащая в себе правило веры и наставления жизни / Пер. И. С. Тодорский. СПб., 1787; De bono coniugali (CPL, N 299) // PL. 40; CSEL. 41 (ed. J. Zycha, 1900). P. 187-230; De diversis quaestionibus LXXXIII (CPL, N 289) // PL. 40; CSEL. 44a (ed. A. Mutzenbecher, 1975). P. 11-249; De diversis quaestionibus ad Simplicianum (CPL, N 290) // PL. 40; CSEL. 44 (ed. A. Mutzenbecher, 1970); De octo Dulcitii quaestionibus (CPL, N 291) // PL. 40; CCSL. 44a (ed. A. Mutzenbecher, 1975). P. 253-297; De opere monachorum (CPL, N 266) // PL. 40; CSEL. 41 (ed. J. Zycha, 1900). P. 531-595; De sancta virginitate (CPL, N 300) // PL. 40; CSEL. 41 (ed. J. Zycha, 1900). P. 235-302; De Trinitate (CPL, N 329) // PL. 42; CCSL. 50-50a (ed. W. J. Mountain, 1968); О Троице. Кн. 1 // БТ. 1989. Сб. 29. С. 260-279; Enchiridion (CPL, N 295) // PL. 40; CCSL. 46 (ed. E. Evans, 1969). P. 49-114; Ручная книжка… о созерцании Христа, или О слове Божием… / Пер. В. Беляева. М., 1783; Ручник о трех евангельских добродетелях: вере, надежде и любви… / Пер. И. С. Тодорского. СПб., 1787; Tворения. Ч. 11. 92 с. (переизд.: Энхиридион… С. 290-349); Руководство Лаврентию, или О вере, надежде и любви. М., 1997; пастырские: De catechizandis rudibus (CPL, N 297) // PL. 40; CCSL. 46 (ed. J. B. Bauer, 1969). P. 121-178; Об обучении оглашаемых / Пер. М. Е. Сергеенко // БТ. 1976. Сб. 15. С. 25-55; Sermones (CPL, N 284-288; 368-372 [псевдо-А.]) // PL. 38-39; PL. Suppl. T. 2. P. 398-840 [подлинные]; 841-1346 [приписываемые]; Sermones selecti XVIII / Ed. C. Lambot. Utrecht, 1950; CCSL. 41 (ed. C. Lambot, 1961) [50 бесед на ВЗ]; SC. 116 (ed. S. Poque, 1966) [пасхальные проповеди]; Проповеди / Пер. прот. Д. Садовского. Серг. П., 1913; М., 1997р. (Б-ка Отцов и Учителей Церкви; 5); Проповеди / Пер. свящ. М. Козлова // Альфа и Омега. 1996. № 1 (8). С. 65-77; Рассуждение в 4-й день празднеств / Пер. С. Степанцова // Богословский сб. / ПСТБИ. 2000. № 5. С. 118-123.

Ист.: Possidii Vita Augustini // PL. 32. Col. 33-66; Поссидий Каламский. Жизнь Августина / Пер. М. В. Грацианского, П. В. Кузенкова // Аврелий Августин. Исповедь. М., 1997. С. 338-379 (прил.); ActaSS. Aug. T. 6. 1753. P. 362-386; Philippus de Harvengt. Vita beati Augustini // PL. 203. Col. 1025-1034; Vita S. Augustini imaginibus adornata: Manuscrit de Boston, Public Library, no. 1483, s. XV, inédit / Texte critique par P. Courcelle, comment. iconogr. par J. Courcelle-Ladmirant. P., 1964.

Библиогр. указ.: CPL. P. 65-96 [полн. указ.]; Хронологический список сочинений Августина в соотношении с основными изданиями // Августин. Исповедь / Подгот. А. А. Столяров. М., 19972. С. 453-460; Andresen C. Bibliographia Augustiniana. Darmstadt, 1973; Miethe T. L. Augustinian bibliography, 1970-1980: With Essays on the Fundamentals of Augustinian Scholarship. Westport (Conn.), 1982; [Trape A. Bibliography] // Patrologia / Ed. J. Quasten. Turin, 1978. Vol. 3. P. 325-434; Fichier augustinien: Auteurs. Vol. 1-2; Matiéres. Vol. 1-2. Boston, 1972; Suppl. Vol. 1. Boston, 1982.

Спец. изд.: REAug; Augustiniana. Louvain, 1951-; Augustinus. Madrid, 1956-; Augustinianum. R., 1961-; La Ciudad de Dios. Madrid; Augustinus-Lexikon / Hrsg. von C. Mayer. Vol. 1-. Basel, 1986-.

Лит.: Фаворов Н. А. Жизнь и творения Блаженного Августина. К., 1855. Н. Новг., 19072; Порфирий (Попов), архим. Учение блаженного Августина о неповторяемости таинства крещения // ТКДА. 1864. № 5. С. 3-47; Терновский Ф. Блаженный Иероним и блаженный Августин в их взаимных отношениях // Там же. 1868. № 7. С. 1-47; Скворцов К. Блаженный Августин как психолог // Там же. 1870. № 4. С. 154-200; № 5. С. 324-354; № 6. 681-713; № 8. С. 328-372; № 9. С. 641-696; Григорий (Борисоглебский), архим. Сочинение блаж. Августина «О граде Божием», как опыт христианской философии истории. Х., 1891; Трубецкой Е. Н. Философия христианской теократии в V в. // ВФиП. 1891. Кн. 9. Отд. 1. С. 25-48; Кн. 10. С. 109-150; 1892. Кн. 13. Отд. 1. С. 87-108; Кн. 14. Отд. 1. С. 1-36; Трубецкой Е. Н. Религиозно-общественный идеал западного христианства в V в. М., 1892. Ч. 1: Миросозерцание блаженного Августина; Х-в А. Учение блаженного Августина о богодухновенности Священного Писания // ВиР. 1894. Т. 1. Ч. 1. С. 96-110; Бриллиантов А. И. Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скота Эригены. М., 1898; Лопухин А. П. Промысл Божий в истории человечества: Опыт филос.-ист. обоснования воззрений блаженного Августина и Боссюэта. СПб., 1898; Потемкин В. И. Родоначальник средневекового идеализма Августин Аврелий. М., 1901; Кремлевский А. Первородный грех по учению блаженного Августина Иппонского // ХЧ. 1902. Т. 213. Ч. 1. Июнь. С. 525-570; Июль. С. 67-88; Авг. С. 145-172; Писарев Л. Авторитет Августина, еп. Иппонского, в области христианского богословия, по суду древних христианских писателей. Каз., 1903; Белоликов В. Учение блаженного Августина о таинствах церковных // ВиР. 1909. № 11/12. С. 687-716; Герье В. Блаженный Августин. М., 1910; Титов А. Блаженный Августин епископ Иппонский. Серг. П., 1910; Верещацкий П. Плотин и Блаженный Августин в их отношении к тринитарной проблеме // ПС. 1911. № 7, 9 (отд. отт.: Каз., 1911); Садовский Д., прот. Блаженный Августин как проповедник: Ист.-гомилет. исслед. Серг. П., 1913; Кибардин Н. П. Блаженный Августин, еп. Иппонский, как воспитатель клира // Инородческое обозрение. 1915. Кн. 10 (отд. отт.: Каз., 1915); Troeltsch E. Augustin, die christliche Antike und das Mittelalter. Münch.; B., 1915; Успенский Л. Идея прогресса в философии блаженного Августина // ВФиП. 1916. Кн. 2/3. Отд. 2. С. 105-124; Попов И. В. Личность и учение блаженного Августина. Серг. П., 1916-1917. 2 т.; Schmaus M. Die psychologische Trinitatslehre des hl. Augustins. Münster, 1927, 19672; Moricca U. Sant’Agostino, l’uomo e lo scrittore. Torino, 1930; Svoboda K. L’esthétique de saint Augustin et ses sources. Brno, 1933; Ritter J. Mundus Intelligibilis: Eine Untersuchung zur Aufnahme und Umwandlung der Neuplatonischen Ontologie bei Augustinus. Frankfurt-am-Main, 1937; Петров В., свящ. Блаженный Августин о войне и мире // ЖМП. 1953. № 4. С. 28-30; Cayré F. La Contemplation Augustinienne: Principes de spiritualité et de théologie. P., 1954; Lossky V. Les éléments de «théologie négative» dans la pensée de saint Augustine // Augustinus Magister: Congr. intern. augustinien. P., 1954. P. 575-581 (пер.: Лосский В. Августин учитель: Элементы отрицательного богословия в мышлении блаженного Августина / Пер. В. А. Рещиковой // БТ. 1985. Сб. 26. С. 173-180; переизд.: Лосский В. Спор о Софии: Статьи разных лет. М., 1996. С. 128-138); O’Meara J. J. The Young Augustine. L.; N. Y., 1954, 19652; Marrou H.-I. Saint Augustine et augustinisme. P., 1956 (пер.: Марру А.-И. Святой Августин и августинианство. М., 1999); Nygren G. Das Prädestinationsproblem in der Theologie Augustins: Eine systematisch-theologische Studie. Lund, 1956; Лебедев Н., прот. Блаж. Августин как христианский апологет: Курс. соч. / ЛДА. Арзамас, 1959; Stelzenberger J. Conscientia bei Augustinus: Studie zur Geschichte der Moraltheologie. Paderborn, 1959; Henry P. Saint Augustine on Personality. The Saint Augustine Lecture. N. Y., 1960; Преображенский С. Блаженный Августин, Пелагий и православие // ЖМП. 1961. № 12. С. 59-62; Schmaus M. Die Denkform Augustins in seinem Werk «De Trinitate». Münch., 1962; Courcelle P. Les Confessions de Saint Augustin dans la tradition littéraire: Antécédents et postérité. P., 1963; Deane H. A. The political and social ideas of St. Augustine. N. Y.; L., 1963; La Bonnadriére A.-М. Recherches de chronologie augustinienne. P., 1965; Mader J. Die logische Struktur des personalen Denkens: Aus der Methode der Gotteserkenntnis bei Aurelius Augustinus. W., 1965; Du Roy O. L’ intelligence de la foi en la Trinité selon Saint Augustin: Genése de sa théologie trinitaire jusqu’en 391. P., 1966; Maxsein A. Philosophia Cordis: Das Wessen der Personalität bei Augustinus. Salzburg, 1966; Grabmann M. Die Grundgedanken des heiligen Augustinus über Seele und Gott. Darmstadt, 1967; Овсянников В. Творение Блаженного Августина «О граде Божием» как опыт христианского освещения хода мировой истории: Курс. соч. / МДА. Загорск, 1967/1968; Михнюк Н. Моральные взгляды блаж. Августина по его творениям: Курс. соч. / ЛДА. Л., 1968; Courcelle P. Recherches sur les Confessions de saint Augustin. P., 19682; Gilson E. Introduction à l’étude de saint Augustin. P., 1969; Markus R. Saeculum: History and society in the theology of St. Augustine. Camb., 1970; Василид (Новопруцкий), иером. Проповедническое наследие блаженного Августина: Курс. соч. / МДА. Загорск, 1974; Антоний (Мельников), митр. Блаженный Августин как катехизатор // БТ. 1976. Сб. 15. С. 56-60; Питирим (Нечаев), архиеп. О блаженном Августине // Там же. С. 3-24; Jaspers K. Augustin. Münch., 1976; Verbraken P.-P. Études critiques sur les sermons authentiques de saint Augustin. Le Haye, 1976; Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии: Латинская патристика. М., 1979. С. 181-340; Pincherle A. Vita di Sant’ Agostino. R., 1980; Seraphim Rose, hierom. The Place of Blessed Augustine in the Orthodox Church. Jord., 1980 (пер.: Серафим (Роуз), иером. Вкус истинного православия. М., 1995); Ruef H. Augustin über Semiotik und Sprache. Bern, 1981; Плакид (Дезей), архим. Блаженный Августин и «Филиокве» // ВРЗЕПЭ. 1982. № 109-112. С. 206-223; Бычков В. В. Эстетика Аврелия Августина. М., 1984 (доп. изд.: Эстетика блаженного Августина // Бычков В. В. Aesthetica patrum = Эстетика отцов церкви. М., 1995. С. 292-536); Петр (Поляков), иерод. Особенности богословских воззрений блаженного Августина епископа Иппонского: Курс. соч. / МДА. Загорск, 1984; Гарнцев М. А. Проблема самосознания в античной и раннесредневековой европейской философии // Историко-философский ежегодник, 86. М., 1986. С. 35-47; Нестерова О. Е. Историко-философские предпосылки учения Августина о соотношении времени и вечности // Там же. С. 29-34; Уколова В. И. Философия истории Блаженного Августина // Религии мира, 1985. М., 1986. С. 127-145; Chadwick H. Augustine. Oxf., 1986; Cremona С. Agostino d’lppona. Mil., 1986; Зяблицев Г., диак. Богословие блаженного Августина и античная философия // Церковь и время. 1991. № 1. С. 65-76; Лосев А. Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития. М., 1992. Кн. 1. С. 81-102, 637-638 [лит. на рус. яз.]; Flasch K. Augustin: Einführung in sein Denken. Stuttg., 1994; Степанцов С. Высота как знак гордости в толковании блаж. Августина на псалом 128 // Богословский сб. / ПСТБИ. 1999. № 4. С. 166-185; Чанышев А. А. «Град земной» в эсхатологической перспективе: переосмысление опыта античной истории и гражданской культуры в историософии Августина // ВФ. 1999. № 1. Музыка: Huré J. Saint Augustin musicien. P., 1924; Borghezio G. La musica in San Agostino. R., 1931; Le Boeuf P. La tradition manuscrite du «De musica» de saint Augustin. P., 1986; Keller A. Aurelius Augustinus und die Musik. Würzburg, 1993; Двоскина Е. М. Античная теория ритма: Трактат Аврелия Августина «De musica libri sex»: Канд. дис. М., 1998 [исслед. и рус. пер.]. Иконогр.: Lauer Ph. Les fouilles du Sancta Sanctorum // Mélanges d’archéologie et d’histoire. P., 1900. T. 20. P. 297. Tab. IX-X; Wilpert. Bd. 1. S. 149-153. Fig. 37; Bd. 2. S. 669; Demus O. The mosaics of Norman Sicily. L., 1949. P. 14, 45, 119. Fig. 7b, 38b; Volbach W. F. Elfenbeinarbeiten der Spätantike und frühen Mittelalters. Mainz, 1952. N 6. Tf. 2; Réau L. L’iconographie de S. Augustine // Actes du Congrès des Sociétés Savantes à Alger. P., 1957. P. 387-391; Courcelle J. P. Scènes anciennes de l’iconographie Augustinienne // REAug. P., 1964. T. 10. P. 54-71. Tab. I, XVIII; Sauser E. // LCI. Bd. 5. Sp. 277-290. Tf. 1.

Святые Русской Православной Церкви
Епископы Римско-католической Церкви
Святые Римско-католической Церкви
Святители Римско-католической Церкви
Иконография святителей
Мощи, в современном руссском языке — останки человека, причисленного к лику святых, являющиеся объектом почитания
Святые неразделенной Церкви
Экклезиология
Музыка. Теория. Западная традиция
Святые отцы и учители Церкви
Богословие аскетическое (Аскетика)
Богословие нравственное
Епископы Древней Церкви (I в. — 1054 г.)
Учение о Боге
Антропология, раздел богословия, посвященный раскрытию учения Церкви о человеке
Эсхатология
Богословы латинские
Экзегеты латинские
Учение о Боге Творце и Промыслителе
Святые отцы и учители Римско-католической Церкви
Богословие апологетическое (основное)
Этика
Августин Аврелий (354 — 430), епископ Гиппонский [Иппонийский] (с 395 или 396), блаженный, в западной традиции святитель (пам. 15 июня, греч. 28 июня, зап. 28 авг.), виднейший латинский богослов, философ, один из великих западных учителей Церкви
Философы латинские

АМВРОСИЙ Аврелий (ок. 339-397), еп. Медиоланский, один из великих зап. отцов Церкви, свт. (пам. 7 дек.)

ИОАНН ЗЛАТОУСТ. Часть I сер. IV в. — 407, свт. (пам. 27 янв., 14 сент., 13 нояб.; 30 янв.- в Соборе Трех святителей; пам. зап. 27 янв.), еп. К-польский (398 — 404), отец и учитель Церкви

ГРИГОРИЙ БОГОСЛОВ [Назианзин] (325-330-389-390), архиеп., свт. (пам. 25 янв., 30 янв. — в Соборе Трех святителей; пам. зап. 2 янв. 9 мая)

ВАСИЛИЙ ВЕЛИКИЙ (329/30 — 379), еп. Кесарии Каппадокийской, отец и учитель Церкви, свт. (пам. 1 янв., 30 янв.- в Соборе 3 вселенских учителей и святителей; пам. зап. 2 янв., 14 июня)

ГРИГОРИЙ (331/5 — ок. 394), еп. Нисский, отец и учитель Церкви, свт. (пам. 10 янв.)

ГРИГОРИЙ I ВЕЛИКИЙ [Двоеслов] папа Римский, отец и учитель Церкви (ок. 540 — 604), свт. (пам. 12 марта; в совр. католич. Церкви 3 сент.- день интронизации)

ЗИНОН (кон. III/нач. IV в.- 12.04.370/1), еп. Веронский (Веронийский), богослов и проповедник, свт. (пам. 12 апр.)

АФАНАСИЙ I ВЕЛИКИЙ (ок. 295 — 373), еп. Александрийский (с 328 г.), свт. ( пам. 18 янв., 2 мая)

ИЛАРИЙ (ок. 315 — 367), свт. (пам. зап. 13 янв.), еп. Пиктавийский, богослов, отец и учитель Церкви

ИОАНН ЗЛАТОУСТ. Часть II (сер. IV в. — 407), еп. К-польский (398 — 404), отец и учитель Церкви, свт. (пам. 27 янв., 14 сент., 13 нояб.; 30 янв.- в Соборе Трех святителей; пам. зап. 27 янв.)

КИПРИАН (ок. 200-210 — 14.09.258), еп. Карфагенский, выдающийся деятель и учитель древней Церкви, сщмч. (пам. 31 авг.; пам. католич. 14 и 16 сент.; пам. лютеран. 14 и 16 сент.; пам. англикан. 15 сент.)

ИРИНЕЙ († кон. II в.), еп. Лионский (Лугдунский), раннехристианский богослов, полемист, отец Церкви, сщмч. (пам. 23 авг.; пам. зап. 28 июня)

ЛЕВ I ВЕЛИКИЙ (кон. IV в. — 461), папа Римский (440-461), отец и учитель Церкви, свт. (пам. 18 февр.; пам. зап. 11 апр. и 10 нояб.)

БОЭЦИЙ Аниций Манлий Торкват Северин (ок. 480 — 524 или 526), рим. философ, богослов и гос. деятель, св. католич. Церкви (пам. зап. 23 окт.)

ИЕРОНИМ СТРИДОНСКИЙ (ок. 347- 419/20), пресвитер, библеист, экзегет, переводчик Свящ. Писания, один из 4 великих учителей Зап. Церкви, блж. , прп. (пам. 15 июня, пам. зап. 30 сент.)

КИРИЛЛ (ок. 315 — 387), еп. Иерусалимский (348-387, с перерывами), отец и учитель Церкви, свт. (пам. 18 марта)

МАКСИМ ИСПОВЕДНИК (580 — 662), прп. (пам. 21 янв., 13 авг.), отец Церкви

ГРИГОРИЙ (VI-VII вв.), еп. Акрагантский (Акрагантийский, Агригентский), свт. (пам. 23 нояб.)

ГРИГОРИЙ († после 392), еп. Эльвирский, или Иллибеританский (а также Бетикийский, Гранадский, Испанский), лат. богослов и экзегет, свт. (пам. зап. 24 апр.)

ГРИГОРИЙ ЧУДОТВОРЕЦ (ок. 213), еп. Неокесарийский. свт., (пам. 17 нояб)

ИОАНН ДАМАСКИН отец и учитель Церкви, прп. (пам. 4 дек.)

МЕФОДИЙ (ок. 311), еп. Олимпийский (Патарский, Филиппийский), церковный писатель, сщмч. (пам. 20 июня)

АВЕНТИН († 528), еп. Шартрский, свт. (пам. зап. 4 февр.)

АГАПИТ I († 536), папа Римский (535-536), свт. (пам. 17 апр., зап. 22 апр.)

АЛЬБЕРИХ († 784), еп. Утрехтский, свт. (пам. зап. 4 марта, 21 авг., 14 ноября.)

АЛЬБИН († после 549), еп. Андекавский, свт. (пам. зап. 1 марта)

АМФИЛОХИЙ (ок. 340 или 345 — после 394), еп. Иконийский, свт. (пам. 23 нояб.)

ВАЛЕНТИН († ок. 273), еп. Интерамнский, сщмч. (пам. 30 июля, пам. зап. 14 февр.)

ВАРСИС († 378), еп. Эдесский, свт. (пам. 25 авг., сир. 12 янв., греч. 15 окт., зап. 30 янв.)

ВАРСОНОФИЙ ВЕЛИКИЙ († сер. VI в.), прп. (пам. 6 февр., пам. зап. 11 апр.)

ВОНИФАТИЙ МИЛОСТИВЫЙ свт. (пам. 19 дек., пам. зап. 14 мая)

ГРИГОРИЙ ПАЛАМА архиеп. Фессалоникийский, отец и учитель Церкви (ок. 1296 — 1357), свт. (пам. 14 нояб., переходящее празд. во 2-ю Неделю Великого поста)

ГУБЕРТ (ок. 655 — 30.05.727), свт. (пам. зап. 3 нояб.), еп. Моза-Траекта (совр. Маастрихт, Нидерланды); местночтимый святой Брюссельско-Бельгийской епархии РПЦ

ЕВСТАФИЙ еп. Антиохийский, свт. (пам. 21 февр., пам. греч. 23 авг.), отец Церкви

ЕВФРАСИЙ 1-й еп. г. Иллитурги (Испания), свт. (пам. зап. 15 мая)

ЕПИФАНИЙ КИПРСКИЙ (ок. 315 — 403), еп. г. Констанции, отец и учитель Церкви, богослов-полемист, ересеолог, свт. (пам. 12 мая)

ЗИНОВИЙ († нач. V в.), свт. (пам. зап. 25 мая), еп. г. Флоренция (Италия)

ИГНАТИЙ БОГОНОСЕЦ (I — нач. II в.), еп. Антиохийский, сщмч. (пам. 29 янв., 20 дек.; пам. зап. 1 февр., 17 окт.)

ИСААК СИРИН еп. Ниневийский, отец Церкви, автор аскетических творений, прп. (пам. 28 янв.)

ЛЕВ (VII-VIII вв.), еп. Катанский, свт. (пам. 20 февр., 19 и 21 февр.; пам. зап. 20 февр.)

МАКАРИЙ ВЕЛИКИЙ (Египетский) (ок. 300 — ок. 390), прп. (пам. 19 янв.), основатель Скита

МАРТИН (316/7 или 336/7 — 397), еп. г. Туроны (ныне Тур, Франция), считается основоположником зап. монашества, св. (пам. зап. 11 нояб.)

МАТФЕЙ ап. от 12, согласно христ. традиции, автор Евангелия от Матфея, вошедшего в состав канона НЗ (пам. 16 нояб., 30 июня; пам. зап. 21 сент.)

АВИТ Алцим Экдиций (ок. 450 – ок. 518 или 525), еп. Вьеннский, свт. (пам. зап. 5 февр.)

АВИТ (571-594 или 595), еп. Клермонский, свт. (пам. зап. 21 авг., 4 сент.)

АВКСИЛИЙ ИРЛАНДСКИЙ († ок. 460), свт. ( пам. зап. 19 марта)

АВРЕЛИАН (III-IV вв.), еп. Лиможский, свт. (пам. зап. 10 мая, 17 нояб.)

АВРЕЛИЙ († 475?), еп. Ридицийский, свт. (пам. зап. 9 нояб.)

Источник

АВГУСТИН, СВ. (Augustinus) (полное имя Аврелий Августин) (354–430), учитель церкви. Духовный путь от язычества к христианству (крестился в возрасте тридцати двух лет) и исключительный размах церковной и богословской деятельности в последующие 43 года жизни сами по себе могут служить убедительным аргументом в пользу христианского образа жизни Августина. Его прозрения оказали влияние не только на католическую и протестантскую теологию, но и на всю западную культуру. Августин известен как «учитель благодати», основоположник философии истории. Его память отмечается Католической церковью 28 августа, Русской православной церковью – 15 июня по старому стилю. См. также ОТЦЫ ЦЕРКВИ.

ЖИЗНЬ

Большая часть наших сведений о ранних годах жизни Августина восходит к его автобиографической Исповеди (Confessiones). Августин родился 13 ноября 354 в римской провинции Нумидия (современный Сук-Арас в Алжире), в Тагасте, небольшом городке в 240 км к юго-западу от Карфагена. Его отец, римский гражданин Патриций, был мелким землевладельцем. Мать, Моника, была ревностной христианкой, и ее настойчивость в конце концов привела мужа-язычника к принятию крещения незадолго до его смерти в 370. Августин еще в детстве усвоил некоторые религиозные представления, однако родители были озабочены главным образом его будущей светской карьерой и приложили все силы к тому, чтобы обеспечить ему гуманитарное образование, открывавшее путь к карьере учителя, юриста или правительственного чиновника.

В отрочестве Августин не обнаруживал склонности к греческому языку, глубоких познаний в котором он так и не приобрел, однако был покорен латинской литературой и вскоре выказал значительные успехи в риторике и публичном красноречии. По окончании начальной школы в Тагасте его отправили учиться в Мадавру, ближайший культурный центр. Осенью 370 благодаря щедрости жившего в Тагасте друга семьи Романиана получил возможность на три года отправиться на учение в Карфаген.

Там Августин совмещал занятия риторикой (в классе он был первым учеником) с любовными приключениями и студенческими забавами. К восемнадцати годам он обзавелся наложницей и стал отцом мальчика, которому дал имя Адеодат («дарованный Богом»). Общество того времени не осуждало подобных связей (конкубинатов), и Августин оставался верен этой женщине (чье имя нам неизвестно) на протяжении последующих двенадцати лет. Беспутный образ жизни, который он вел в Карфагене и который впоследствии столь проникновенно осуждал с позиций христианской морали, в глазах его современников был совершенно обычен. Для самогó юного студента семейный образ жизни послужил стимулом к пробуждению интереса к философии. Страстное стремление к постижению мудрости охватило его, когда он на девятнадцатом году жизни прочел Гортензия Цицерона. Это побудило его обратиться к чтению Библии, поскольку он помнил, как его мать превозносила мудрость этой книги и как она почитала Христа. Однако Библия показалась ему невразумительной и, на его воспитанный классиками вкус, полной нелепиц. Тогда он обратился к манихейству, модной религии, которая, как утверждали ее адепты, объединила в рамках некой «рациональной» системы «очищенные» истины всех предшествующих религий. В то же время Августин начал преподавать риторику – сначала в Тагасте, а затем в Карфагене.

В Исповеди Августин подробно останавливается на девяти годах, впустую потраченных им на «шелуху» манихейского учения, рассказывая, что манихейский дуализм привлек его тем, что все зло объяснялось в нем причастностью к материи, «темному» началу, противоположному и противоборствующему началу духовному, «свету», вследствие чего ответственность за грехи возлагалась не столько на волю человека, сколько на его тело. Эта утешительная теория хотя и отменяла нужду в подлинном покаянии, все же обещала почести немногим «избранным», которые предавались аскезе с целью преодолеть влияние плоти. Августин вспоминает и о своем увлечении манихейской критикой Ветхого Завета, снабдившей его аргументами, которыми он мог блеснуть в споре с неучами-христианами. Манихеи заявляли, что их учение основано не на авторитете предания, а на доказательствах. Однако в ходе своих собственных занятий Августин пришел к пониманию того, насколько бездоказательны были некоторые утверждения самих манихеев; и когда их духовный вождь Фавст не сумел ответить на его вопросы, он утратил доверие к манихейству. Это произошло в 383 – в тот год, когда он принял решение искать учительской должности в Риме, чтобы избавиться от карфагенских школьников, отличавшихся безобразным и буйным поведением в классах.

Августин провел в Риме всего год, обнаружив, что тамошние ученики, хотя и более воспитанные, крайне неаккуратно платили за обучение. Поэтому он был рад получить назначение на должность преподавателя риторики в Медиолане (совр. Милан). Теперь он погрузился в изучение скептицизма Новой академии (Афинской школы философии), поскольку, разочаровавшись в манихействе, утратил веру в возможность достижения абсолютной истины. Однако в это самое время, познакомившись с некоторыми трактатами Плотина, переведенными на латынь римским ритором Марием Викторином, Августин открыл для себя философию неоплатонизма. Отсюда он впервые почерпнул представление о Боге как о нематериальном трансцендентном Бытии и понимание зла как «убывания» бытия. Важно еще одно обстоятельство: в то время епископом Медиолана был Амвросий (с 374 по 397), и когда Августин прослушал несколько проповедей епископа (интересуясь их риторической стороной), ему открылась рациональная убедительность христианского вероучения. Другими факторами, способствовавшими обращению Августина в христианство, стали молитвы его матери (последовавшей за сыном из Карфагена в Медиолан), самостоятельное чтение посланий апостола Павла (показавшихся ему теперь, в свете неоплатоновской философии и проповедей Амвросия, на удивление ясными) и беседы с викарным епископом Симплицианом, от которого он услышал поразительную историю обращения Мария Викторина. Однажды один из его придворных друзей, Понтициан, принес известие о двух молодых вельможах, которые отвергли мирские блага и стали монахами. Наконец, мистическое переживание самого Августина, услышавшего в саду голос ребенка, побудивший его наугад развернуть послания апостола Павла и перечесть Послание к Римлянам, положило конец его колебаниям.

С этого момента он оставил учительскую деятельность и удалился на несколько месяцев в Кассициак, на виллу одного из друзей. Его сопровождали Моника, сын Адеодат, брат, оба двоюродных брата, близкий друг Алипий и двое учеников. Вместе с ними он занялся изучением Св. Писания и философскими беседами. Признав авторитет Христа, он решил, как он сам говорит в Soliloquia (Одиноких беседах), «постигнуть истину не только через веру, но и через уразумение». На основе стенографических записей этих разговоров он составил несколько диалогов по образцу Тускуланских бесед Цицерона. В 387, на Пасху, он вместе с Адеодатом (который умер два года спустя) и Алипием (который в 393 стал епископом Тагаста) принял крещение в Медиолане.

После крещения все они вместе с Моникой отправились в Африку, однако еще по дороге, в Остии, Моника умерла. Ее последняя беседа с сыном, проникнутая духом радости, замечательно переданным в Исповеди, задает возвышенно-безмятежной тон, в котором Августин завершает свою автобиографию. Наши сведения о его последующей жизни основаны на фактах, почерпнутых из его писем и трактатов, а также на его Житии, составленном Поссидием в дополнение к Исповеди. Поссидий близко общался с Августином на протяжении почти сорока лет, сначала как воспитанник в монастыре, основанном Августином в 391 после его рукоположения в Гиппоне, а затем в качестве епископа близлежащего города Калама.

Поссидий рассказывает, как по возвращении в Африку Августин поселился в Тагасте, организовав монашескую общину, и как три года спустя, во время поездки в Гиппон Регийский, он был захвачен врасплох престарелым епископом Валерием и был принужден по требованию общины принять рукоположение. Валерий был греком, и ему было трудно проповедовать на латинском языке, так что он с радостью возложил эту обязанность на нового помощника, хотя произнесение проповедей простым пресвитером и не соответствовало обычаям Африканской церкви. Не имея титула епископа Гиппона (портового города с полудюжиной церквей, второго по значимости после Карфагена), Августин вскоре фактически принял на себя все епископские обязанности. Не позднее 395 Валерий посвятил Августина в сан викарного епископа; в 396 он умер, оставив Августина своим преемником. В последующие тридцать пять лет епископства Августин укрепил христианскую общину в Северной Африке, побудил папский престол осудить пелагианство и в конце концов даже удостоился благословения от жившего в Вифлееме Иеронима, поначалу настроенного враждебно, т.к. Августин позволил себе подвергнуть сомнению некоторые из его взглядов. Августиновский монастырь в Гиппоне превратился в богословскую семинарию, воспитанники которой призывались на диаконское и священническое служение в другие африканские епархии, а десять из них стали епископами. Основывались и женские монастыри, примером для которых служила обитель, во главе которой стояла сестра Августина Перпетуя. Его ученики сумели побудить ряд церковных соборов к принятию мер против преобладавшей в Северной Африке донатистской партии и против учения Пелагия. См. также ДОНАТИЗМ.

Полемические усилия самого Августина были направлены прежде всего против манихеев (отчасти в надежде обратить своих прежних товарищей). Между 389 и 405 он написал тринадцать антиманихейских трактатов, а также поведал историю своей жизни в Исповеди, обнародованной ок. 397. Кроме того, гиппонские граждане были очень заинтересованы в том, чтобы Августин принял участие в публичных диспутах, и ок. 392 им удалось свести его с манихейским пресвитером Фортунатом. В ходе двухдневных дебатов, проходивших в Сосиевых термах и добросовестно зафиксированных писцом, Фортунат не сумел ответить на ряд вопросов и вскоре бежал. В другом диспуте (404) манихей Феликс сдался и признал себя обращенным в христианство.

Совладать с донатистами оказалось труднее, так как их тактика состояла в том, чтобы, избегая публичных диспутов, исподтишка порочить своих противников, разжигая ненависть толпы и заигрывая даже с т.н. циркумцеллионами, которые поддерживали их разбойничьими акциями. Эта шайка заманила в засаду Поссидия в 403 (к счастью, без фатальных последствий) и примерно тогда же устроила засаду для Августина (которой тот едва избежал). Донатисты были схизматиками, которые ранее принадлежали к Североафриканской церкви, но после гонения христиан при Диоклетиане откололись и образовали самостоятельную общину, ссылаясь на непроверенные слухи о том, что некоторые священники отдавали свои списки Св. Писания чиновникам Диоклетиана и тем самым предавали веру. По этой причине они отказывались признавать рукоположения и крещения, если эти таинства не совершались их собственными пресвитерами и епископами.

Стремясь преодолеть раскол, Августин обращался к донатистам с предложениями о переговорах, а также написал краткое опровержение их учения и клеветнических обвинений, направленных против него самого. Узнав об оскорблении, нанесенном ими Поссидию, он поддержал жалобу, направленную городскому судье, и возобновил, уже в более широких масштабах, свою литературную полемику. В 404 Карфагенский собор обратился к императору Гонорию с просьбой о защите от бесчинств донатистов, и император в 405 издал законы против самой схизмы. Августин, продолжая настаивать на примирении, вместе с тем одобрил это вмешательство государства. Однако бесчинства не прекратились и даже усилились, т.к. законы исполнялись небрежно. Наконец, после новой жалобы ортодоксальных епископов, из Рима был прислан трибун, чтобы на новом соборе в Карфагене в 411 окончательно разрешить спор; состоялось официальное слушание дела при широком представительстве обеих сторон. В результате было принято постановление, осуждавшее донатизм и на этот раз подкрепленное суровыми мерами, повлекшими полный разгром донатистской партии. Особенно убедительным оказалось выступление на соборе самого Августина, представившего документированную историю донатистской схизмы.

После этого Августин направил свои усилия на борьбу с новой опасностью – учением Пелагия и его последователей. На эту тему он писал с 412 по 421, а затем вернулся к ней в последние годы жизни. Тщательно продуманными аргументами он опровергал попытки пелагиан преуменьшить роль божественной благодати, преувеличить значение свободы человеческой воли и упразднить идею первородного греха. Заслуга Августина состояла в разъяснении того, что человеческая воля сама по себе, без постоянной помощи Бога, ущербна и немощна и что для восстановления и укрепления воли необходима благодать. Вместе с тем, говоря о предопределении, Августин иногда неосторожно использовал выражения «предопределенность к проклятию» и «непреодолимая благодать», смысл которых достаточно трудно истолковать и от которых позднейшие католические теологи предпочли отказаться. Однако они подтвердили положения Августина о том, что Бог желает спасения всех людей, что его благодать не принуждает волю насильственно и что Бог не предопределяет совершение греха, хотя и предвидит его совершение.

Кроме этих полемических сочинений, из-под пера Августина выходили и другие труды, а по воскресеньям и определенным дням недели он произносил проповеди, которые обычно записывались писцами. Кроме того, ему приходилось уделять время разбору многочисленных тяжб, представленных на его епископский суд, руководить церковной благотворительностью и помогать слабым и немощным. Епископ Милевиса почтительно именовал его «трудолюбивой пчелою Божьей». Скончался Августин 28 августа 430, во время осады Гиппона вандалами, которые позже, спалив весь город, пощадили только собор и библиотеку епископа.

СОЧИНЕНИЯ

В своих Retractationes (Пересмотренное заново), опубликованных им в 427 с целью исправить некоторые места в его ранних писаниях, Августин подсчитал, что им было просмотрено девяносто семь сочинений, в общей сложности содержащих 232 книги, не считая писем и проповедей. Впоследствии он написал еще ряд сочинений. Сохранилось также 224 его письма и около 500 проповедей.

Ранние сочинения.

Из числа диалогов, написанных в Кассициаке, краткого упоминания заслуживают два. Против академиков содержит опровержение скептицизма. Там, в частности, говорится, что опора скептиков на вероятностное знание лишена смысла без некоторого знания действительной истины, поскольку говорить о вероятии чего-либо возможно лишь в смысле признания его сходства с истиной. Продолжая эту тему в диалоге О блаженной жизни, Августин утверждает, что счастье состоит не в стремлении к мудрости, но в ее обретении. Значительно больший интерес представляют Soliloquia, написанные Августином незадолго до крещения в форме диалога души с разумом. Их предваряет молитва, в которой он заявляет о своем желании познать только две вещи: Бога и душу. Если и то и другое недоступно чувственному восприятию, то как вообще они могут быть познаны? Августин прибегает здесь к аналогии. В случае обыкновенного чувственного восприятия знание достигается, когда мы направляем взгляд на видимый объект, освещенный материальным светом. Но разве не достигается сходным образом и познание Бога, когда умственный взор направлен на умопостигаемые истины, освещенные исходящим от Бога духовным светом? Разум достигает своей цели в акте созерцания, в котором душа встречается с Богом, а от Бога исходит свет веры, надежды и любви, врачующий душу и позволяющий ей проникнуть взором за пределы преходящих вещей. Эта теория божественного озарения, впоследствии развитая в других сочинениях Августина, становится одним из краеугольных камней августинизма.

Антиманихейские сочинения.

Систему августиновских аргументов, направленных против манихейского учения, можно проиллюстрировать на примере нескольких его сочинений. В трактате Об истинной религии (390), посвященном Романиану, разбирается манихейское учение о двух противоборствующих началах в человеке. Августин опровергает его с позиций библейского учения о том, что зло является не неотъемлемым свойством творения, но лишь следствием его отпадения от Бога-Творца. Через это отпадение человек лишается своей изначальной цельности. Претерпеваемое им зло, понимаемое как утрата полноты бытия, есть наказание за греховный выбор его воли. Этот аргумент развивается в состоящем из трех книг диалоге О свободе выбора (388–395). Причина зла лежит не вне человеческой воли, а в превратной направленности самой свободной воли. Человек обладает свободой выбора, но только тогда, когда делает все от него зависящее, чтобы получить помощь от Бога. Августин настаивает на том, что, даже не обладая врожденным знанием блага, человек не принуждается этим ко злу, ибо душа всегда свободна признать свою слабость и испросить помощи от Бога, который непременно откроет дверь стучащему. Однако душа, отворачивающаяся от того, кто может ее исцелить, и отдающая предпочтение временным благам перед вечными, вступает в противоречие с собственной природой, повреждает ее и делается несчастной. Но и в этом случае ее бедственное существование лучше полного небытия, поскольку порок не уничтожает благо, а лишь убавляет его. В трактате О пользе веры (391) Августин атакует манихеев уже с другой стороны, опровергая их убеждение в приоритете разума перед верой. Августин обращается здесь к одному из своих друзей, Гонорату, которого некогда сам обратил в манихейство, а теперь хотел бы обратить в христианство. Он объясняет ему, почему вера должна предшествовать разуму, хотя разум стоит выше и получает свое завершение в Боге. Августин ссылается на примеры из повседневной жизни. Разве предосудительно, что ребенок верит своим родителям до того, как получает возможность убедиться, что они действительно его родители? Разве учитель будет стараться объяснить темные места у Вергилия, если прежде того не поверит в значительность Вергилия? Точно так же и читатель Св. Писаний должен уверовать в их авторитет прежде, чем научится их понимать. Использовать веру как путеводительницу для разума – разумно. Этот же аргумент сформулирован в знаменитой фразе из трактата Против послания Мани, именуемого Основоположным (396): «Я не поверил бы Евангелию, если бы меня к этому не побудил авторитет вселенской Церкви». Иными словами, принять Писания разумно, так как в их пользу свидетельствует церковь. Августин, несомненно, думал в этот момент об Амвросии, благодаря которому он научился понимать Библию. Поэтому в дальнейшем (особенно – в обширном трактате Против Фавста в 33 книгах, ок. 400) он постоянно переводит полемику в новую, экзегетическую плоскость, разъясняя трудные места Ветхого Завета, неправильно понимаемые манихеями.

Антидонатистские сочинения.

В ходе полемики с донатистами Августин развивает учение о таинствах, церкви и роли государства. Основы этого учения изложены в трактатах О крещении (ок. 400) и О едином крещении, против Петилиана (401–405). Отвергая донатистскую практику перекрещивания, Августин доказывает, что крещение во имя Пресвятой Троицы, в какой бы общине оно ни совершалось, не требует повторения. В нем сообщается благодать, исходящая от Христа, а не от человека. Донатисты апеллировали к авторитету св. Киприана Карфагенского и Карфагенского собора (256), высказавшихся в пользу перекрещивания еретиков и схизматиков. Поэтому в трактате О крещении Августин основное внимание уделяет разъяснению того, что во времена Киприана этот вопрос еще не был окончательно выяснен и что с тех пор был выработан более ясный взгляд на существо дела, подкрепленный не только церковной практикой, но и авторитетом вселенского собора; свою позицию он обосновывает с помощью досконального анализа соответствующих текстов Св. Писания и аргументации обеих сторон. «Мы следуем тому, что провозгласила сама Истина». Кроме того, кафолическое (общецерковное) общение устанавливается не отдельно для Африканской церкви, как это представляется донатистам, а для церкви, распространившейся по всему миру, «целое же всегда, с полным на то основанием, ставится выше его частей». Донатистам необходимо вернуться в общецерковное общение не для того, чтобы их крещение стало действенным, а для того, чтобы оно доставляло спасение. Своей схизмой они ослабляют спасительное действие благодати, так как этим отсекают себя от единства церкви, через которое осуществляется божественное милосердие. В трактате Против Петилиана Августин сосредоточивает свое внимание на озабоченности донатистов чистотой и святостью церкви. Ему не составляет труда показать, что если бы действенность таинства крещения зависела от абсолютной безгрешности осуществившего его священнослужителя, никто из принявших крещение не мог бы быть в нем уверен, ибо совесть людей открыта только Богу, и только Бог на Страшном суде отделит подлинных христиан от мнимых. В неводы же земной церкви попадает как добрая, так и дурная рыба, и зерна соседствуют с плевелами. Кроме того, в нашем мире и земные владыки могут угодить своим служением Господу. Хотя Петилиан справедливо указывает, что некоторые из них были гонителями христиан, однако он забывает о других, друзьях и заступниках народа Божьего. К этим последним христиане могут обращаться за помощью, и донатисты, которые сами просили поддержки у Юлиана Отступника, не вправе их за это осуждать.

Антипелагианские сочинения.

Из 15 главных трактатов, направленных против Пелагия и его учеников, Целестия и Юлиана, особого упоминания заслуживают следующие. Трактат О воздаяниях и отпущении грехов (412) написан в защиту практики крещения младенцев и учения о первородном грехе против Пелагия, отрицавшего врожденную предрасположенность человеческого рода ко греху. В трактате О духе и букве (412) проводится важное различение между «внешней» благодатью, буквой закона, и «внутренней» благодатью, духом закона. Кроме того, в нем подчеркивается различие между «желать» (velle) и «мочь» (posse), «ибо подобно тому, как мы иногда желаем того, чего не можем, точно так же иногда мы можем то, чего не желаем». Свобода состоит в способности нечто исполнить, а не просто в способности выбрать. Благодать же необходима для восстановления природы, поврежденной грехопадением. Эта мысль развивается в трактате О природе и благодати (415). «Мы намереваемся говорить здесь о человеке, которого полумертвым бросили на дороге разбойники и который, ослабевший и жестоко израненный, не способен снова взойти на вершины праведности, с которых прежде спустился». Наследственная греховность сковывает человеческую волю, исцелить которую должен Христос, «добрый самарянин». В трактате О порицании и благодати (426) разъясняется, почему один человек может порицать другого с целью направить его на путь истинный – при том, что спасение последнего зависит от действия Божьей благодати в его сердце. Порицание должно применяться как лекарство, в качестве наказания за прегрешение, наряду с молитвой об исцелении ближнего. В этом трактате Августин вводит свое знаменитое различение «неспособности согрешать» (non posse peccare) и «способности не согрешать» (posse non peccare). Этой последней первоначально обладал Адам, которого Бог наделил не только благой волей, но и способностью продолжать желать только благого. Однако Адам по своей вине не сумел воспользоваться данной ему властью. Если бы не это, он был бы вознагражден благодатным даром постоянства во благе. Эта высшая благодать обеспечивает неспособность ко греху и сообщается через Христа, «второго Адама».

Другие важные сочинения.

Самое знаменитое сочинение Августина – Исповедь, носящая автобиографический характер (за исключением четырех последних книг, посвященных обсуждению вопроса о природе памяти и времени). По форме это молитвенное обращение к Богу, в котором Августин исповедуется в совершенных на протяжении жизни грехах и рассказывает о божественных милостях, чтобы показать людям благое действие Божьего Промысла. Эта автобиография положила начало новому литературному жанру. В ней приводятся факты, отобранные не по принципу внешней выразительности, но имеющие духовное значение как вехи на пути человеческой души к Богу. Не меньшее влияние имел трактат О граде Божием, который Августин писал тринадцать лет (413–426) и в котором история человечества рассматривается с христианской точки зрения. Поводом для его написания послужило падение Рима в 410 и последующие обвинения язычниками христиан в подрыве империи. Августин опровергает эти безосновательные обвинения, внушая римлянам более глубокий взгляд на причины их бедствий. Он начинает с констатации того факта, что римлян, искавших убежища в христианских церквах, варвары щадили из уважения к святости их алтарей, хотя подобное милосердие в отношении врагов никогда не было свойственно самим римлянам. Далее на протяжении десяти книг Августин приводит доказательства того, что боги, которым поклонялись римляне, не только не ограждали их материального и не обеспечивали духовного благополучия, но и постоянно их предавали. А в следующих 12 книгах он рассуждает о начале, пути и конечной цели Града Божьего. Из 22 книг этого трактата особенно важны следующие. В книге I речь идет о провиденциальной благотворности времен тяжких испытаний и о грехе самоубийства, ложно идеализируемого римлянами. В книгах VIII–IX он с похвалой отзывается о некоторых моментах платоновской философии, однако причиной пороков римлян называет их поклонение демонам, поощрявшееся поздними платониками. В книге XIV в свете высшего понимания природы зла в человеке, представленного в Книге Бытия, подвергается критике отрицательное отношение Платона к телесному началу и стоиков – к страстям. В книге XV дается определение сущности двух «градов», земного и небесного, один из которых зиждется на любви к себе, олицетворяемой библейским Каином, а другой – на любви к Богу, олицетворяемой Авелем, и рассказывается о том, как эти два противоположных града сосуществовали в истории. В книге XIX говорится о значении мира для человеческого сообщества, конечной целью которого является достижение вечного мира в Боге.

Трактат О Троице (399–419) стал главным вкладом Августина в догматическое богословие. Его 15 книг посвящены систематическому изложению доктрины, в которой Августин видел основу всего христианского вероучения. Он начинает с экзегезы, рассматривая и согласуя многочисленные тексты Св. Писания, на основании которых выводится Никейский символ веры. Далее следует защита догмата троичности с позиций философии, основанная на множестве аналогий с миром природы и особенно – с формами деятельности человеческого ума. Показывается, что троичность (единство трех Лиц в Боге) есть внутреннее свойство божественной сущности, обеспечивающее акт самосозерцания и общения внутри Божества, объединяющего в себе Лица, независимые от целого. Сущность Бога не предшествует его Лицам ни в плане бытия, ни в плане истинности, но одновременно и вечно пребывает в них и вместе с ними. Вопрос о чудесах затрагивается в книге III, а об искуплении – в книге IV и XIII.

В 12 книгах трактата О Книге Бытия дословно (401–414) содержится глубокое толкование рассказа о сотворении мира. Этот трактат, выходящий за пределы полемики с манихеями, которая обусловила первоначальный интерес Августина к Книге Бытия, по праву считается шедевром экзегетической литературы. В нем в числе прочего выдвигается важная для Августина концепция «семенных логосов», оплодотворяющих смыслов (rationes seminales), предвосхищающая некоторые современные представления об эволюции. Согласно его пониманию, первый стих Библии подразумевает, что «в начале» Бог сотворил некие «оплодотворяющие» принципы, или «сокровенные причины», из которых впоследствии, в надлежащий момент исторического развития, произошли индивидуальные сущности видимого мира, относящиеся к разным родам. Это не означает, что люди, которых мы видим, существовали от начала мира; это означает, что в самом начале человек был сотворен в «потенции», с тем чтобы позже, «в надлежащее время», получить действительную форму и видимое существование. Шесть дней творения Книги Бытия Августин предлагает истолковывать в мистическом смысле.

Другие важные экзегетические сочинения Августина – это обширные Изъяснения Псалмов, 124 трактата (толкования) на Евангелие от Иоанна и на Первое послание Иоанна, а также знаменитое Объяснение Нагорной проповеди. В них, как и в своих регулярных пастырских проповедях, Августин в тонкостях разрабатывает унаследованный от предшественников метод истолкования Писания через выявление его духовного и буквального смысла, сохранявший свое значение на протяжении всей средневековой эпохи и сегодня вновь привлекающий внимание. Кроме того, он составил (в 396, с дополнениями 426) руководство для читателей и проповедников Св. Писания – пользовавшийся огромным авторитетом трактат О христианском учении. В нем, как и в раннем диалоге Об Учителе (389), последовательно проводится различение знака и вещи, после чего Августин приступает к рассмотрению различных типов знаков. Особый интерес представляют замечания Августина по поводу значения темных, двусмысленных и иносказательных символов, содержащихся в Писании, и о том (книга IV), как апостол Павел переосмыслил учение Цицерона о трех родах красноречия.

Заключение.

Величие Августина заключается в осуществленном им синтезе христианства и классической образованности. Он преподавал, критиковал и приспосабливал для новых нужд «свободные науки» своего времени, ставя их на службу христианской теологии. Его теология в своей основе была библейской и подкреплялась невероятной памятью на сотни текстов. Взяв девизом слова из Исайи (Ис 7:9, по Септуагинте): «Покуда не уверуете, не уразумеете», – он поверял авторитетом Св. Писания и проблемы современного ему общества, и глубины собственного духовного опыта. Из Писания он заимствует, в качестве основания для своего учения, идею милосердной любви (caritas), увенчивающей иерархию человеческих чувств и придающей окончательный смысл всем выразительным средствам языка и мышления.

Источник

Блаженный Августин. Фреска VI в. Латеранская Библиотека, Рим

Августин Иппонийский (Гиппонский) (Аврелий Августин; лат. Aurelius Augustinus Hipponensis; греч. Αὐγουστίνος Ιππώνος; 354 — 430), философ, влиятельнейший проповедник и церковный политик, блаженный (в западной традиции — святитель). Оказал огромное влияние на западную философию и богословие. Некоторая часть сведений об Августине восходит к его автобиографической «Исповеди» («Confessiones»)

Память 15 июня

Родился в Африке, в городе Тагасте (ныне Сук-Арас в Алжире) 13 ноября 354 г.

Первоначальным своим образованием он обязан своей матери — христианке Монике, умной, благородной и благочестивой женщине, влияние которой на сына, однако, парализовалось отцом-язычником. В молодости своей Августин был настроен самым светским образом и, живя в Мадавре и Карфагене для изучения классических авторов, весь отдавался вихрю наслаждений.

Жажда чего-то высшего пробудилась в нем лишь после чтения «Hortensius» Цицерона. Он набросился на философию, примкнул к секте манихеев, которой оставался верным около 10 лет, но, не найдя нигде удовлетворения, чуть не пришел в отчаяние, и лишь знакомство с платонической и неоплатонической философией, ставшей ему доступной благодаря латинскому переводу, на время дало пищу его уму.

В 383 г. он отправился из Африки в Рим, а в 384 г. — в Милан, чтобы выступить здесь в качестве учителя красноречия. Здесь благодаря тамошнему епископу Амвросию он ближе ознакомился с христианством, и это обстоятельство в связи с чтением посланий ап. Павла произвело радикальную перемену в его образе мыслей и жизни [1].

На Пасху 387 г. Августин вместе с своим сыном принял крещение от руки Амвросия. После этого он возвратился в Африку, предварительно распродав все свое имущество и почти совершенно раздав его бедным, некоторое время провел в строгом уединении главою духовной общины и в 391 г., вступив в духовное звание с саном пресвитера, занялся деятельностью проповедника и в 395 г. был посвящен в епископы в Гиппоне.

Свт. Августин, еп. Иппонийский. Мозаика 1148 г. Собор в Чефалу, Сицилия

Влияние Августина на судьбы и догматическую сторону христианского учения почти беспримерно. Он на несколько столетий вперед определил дух и направление не только Африканской, но и всей Западной церкви. Его полемика против ариан, присциллиан и в особенности против донатистов и др. еретических сект наглядно доказывают степень его значения. Проницательность и глубина его ума, неукротимая сила веры и пылкость фантазии лучше всего отражаются в его многочисленных сочинениях, которые имели неимоверное влияние и определили антропологическую сторону учения в протестантизме (Лютер и Кальвин). Еще важнее, чем разработка учения о св. Троице, его исследования об отношении человека к божественной благодати. Сущностью христианского учения он считает, именно, способность человека к восприятию Божьей благодати, и это основное положение отражается также и на понимании им других догматов веры. В споре с пелагианами Августин Иппонийский не был всецело истинным представителем христианского учения, которое, по некоторым пунктам, столь же далеко от августинизма, как и от пелагианства (подробнее см. пелагианство).

Его заботы об устройстве монашества выразились в основании им многих монастырей, впрочем, скоро разрушенных вандалами.

Скончался 28 августа 430 г. во время первой осады последними Гиппона.

Его краткое житие, Vita Augustini, было написано его учеником, еп. Поссидием Каламским (+ 440).

Останки Августина были перенесены его приверженцами в Сардинию, чтобы спасти их от поругания ариан-вандалов, а когда этот остров попал в руки сарацин, выкуплены Лиутпрандом, королем лангобардов, и погребены в Павии, в церкви св. Петра. В 1842 г. с согласия папы они опять перевезены в Алжир и сохраняются там подле памятника Августину, воздвигнутого ему на развалинах Гиппона франц. епископами.

Учение Августина о благодати и свободной воле

Августин Блаженный, еп. Иппонийский. Мозаика XII в. Собор Святого Марка, Венеция

Учение Августина о соотношении свободы воли человека, божественной благодати и предопределения является достаточно неоднородным и не носит системного характера. Воля – одна из основополагающих способностей человека, к чему Августин приходит после длительного анализа нравственной жизни и возможности выбора в ней определенных альтернатив. Также воля является направляющей интеллектуального познания. Способность «свободного решения» воли предусматривает свободу человеческого действия, автономность его, возможность выбора альтернатив. В идеале, воля человека должна обладать способностью детерминации из себя, быть подлинно свободной. Таковая свобода была утеряна при грехопадении человека. Августин делает различие между благой и злой волей. Благая воля ориентирует человека на добро, а злая — на зло. Ответственность каждого человека за совершенный им поступок обосновывает справедливость божественного воздаяния. Силой, которая во многом определяет спасение человека и его устремление к Богу, является божественная благодать. Благодать – особая божественная энергия, которая действует по отношению к человеку и производит изменения в его природе. Без благодати невозможно спасение человека. Свободное решение воли – лишь способность стремиться к чему-либо, но реализовать свои стремления в лучшую сторону человек способен только с помощью благодати. Благодать в представлении Августина напрямую связана с основополагающим догматом христианства – с верой в то, что Христос искупил все человечество. Значит, по природе своей благодать имеет всеобщий характер и она должна даваться всем людям. Но очевидно, что не все люди спасутся. Августин это объясняет тем, что некоторые люди не способны принять благодать. Это зависит, прежде всего, от способности их воли. Но как пришлось убедиться Августину, не все люди, которые приняли благодать, смогли сохранить «постоянство в добре». Значит, необходим еще один особый божественный дар, который поможет сохранить это постоянство. Этот дар Августин называет «даром постоянства». Только благодаря принятию этого дара «званные» смогут стать «избранными». С проблемой свободы воли человека и действием благодати тесно связано учение Августина Аврелия о божественном предопределении.

Предопределение по Августину – это акт божественной любви и милости по отношению к падшему роду человеческому. Изначально, из общей «массы погибели» Бог избрал достойных вечного блаженства. Число предопределенных неизменно. Но никто из людей не знает о своей участи, и поэтому, личное нравственное совершенство каждого человека не теряет смысл. В контексте наличия предопределения свобода воли человека приобретает оттенок субъективного переживания свободы, но никак не онтологической способности только своими силами спастись или погибнуть.

Свт. Августин Блаженный, еп. Иппонийский. Греческая икона (XXI в.)

Молитвословия

Тропарь, глас 4

Се́рдцем все́м Христу́ после́дуя, святи́телю Августи́не,/ сло́вом и де́лом и́стину запечатле́л еси́/ и ересе́й злочести́вых яви́лся еси́ неле́ностный искорени́тель,/ моли́ся вы́ну ко Святе́й Тро́ице,// да спасе́т ду́ши на́ша.

Кондак, глас 4

Непоколеби́ме сто́лпе Це́ркви Вселе́нския,/ на недви́жимем ка́мени ве́ры основа́нный,/ догма́т правосла́вия неле́стный учи́телю/ и покая́ния велегла́сный пропове́дниче,/ запечатли́телю и́стины,/ прехвальне Августи́не,// святи́телю Христо́в.

Труды

Наиболее известными из сочинений Августина является De civitate Dei (О граде Божьем) и Confessiones (Исповедь), его духовная биография, сочинение De Trinitate (О Троице), De libero arbitrio (О свободной воле), Retractationes (Пересмотры).
Кроме того, заслуживают упоминания его Meditationes, Soliloquia и Enchiridion или Manuale.

Свт. Августин Блаженный, еп. Иппонийский. Современная православная икона

Сочинения Августина автобиографического, полемического и гомилетико-экзегетического содержания изд. в Париже (11 ч., в 8 т., 1689—1700); в Антверпене (12 ч., в 9 т., 1700—3) и в последнее время бенедиктинцами (11 т., Пар., 1835—40). Замечательнейшие из этих соч.: «De civitate Dei libri XXII», изд. Штранге (2 т., Кельн, 1850—51) и Домбартом (2-е изд., 12 т., Лейпц., 1877), переведенное Зильбертом (2 т., Вена, 1826), и «Confessiones», автобиография его, изд. Неандера (Берл., 1823), Брудера (Лейпц., 1837 и 1869) и Карла фон Раумера (2 изд., Гютерсло, 1876) в переводе Греннингера (4 изд., Мюнстер; 1859), Зильберта (5 изд., Вена, 1860) и Раппа (7 изд., Гота, 1878). Кроме того, заслуживают упоминания его «Meditationes» и «Soliloquia» (изд. Вестгофом, Мюнстер, 1854) и «Enchindion», или «Manuale» (изд. Крабингера, Тюб., 1861). Перевод его «Избранных сочинений» выходит в «Bibliothek der Kirchenväter» (т. 1—8, Кемпт., 1869). Недавно в библиотеке Грейфсвальда были найдены два до сих пор еще не изданных небольших сочинения A. («Tractatus de persecutione malorum in bonos viros et sanctos» и «Tractatus de omnibus virtutibus». По-русски существ. московское издание 1788 г. «Избранных сочинений Авг.» в 4 томах. Некоторые его слова и увещания перев. в «Христианском чтении» и «Воскресном чтении».

Литература

Клот, «Der heil. Kirchenlehrer A.» (2 т., Аахен, 1840);
Биндеман, «Der heilige A.» (Берл., 1844);
Пужула, «Vie de St. Augustin» (2 изд., 2 т., Париж, 1852; в нем. пер. Гуртера, 2 т., Шафг., 1847);
Дорнер, «Aug., sein theol. System und seine religionsphilos. Anschauung» (Берл., 1873).
ПЭ. Т.I. 93-109.

http://pravenc.ru/text/62610.html

Использованные материалы

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
«28 (15) июня память Свт. Августина Великого, еп. Иппонского (†430)», страница официального сайта Храма Рождества Христова г Саратова:

http://cxpx.ru/article-1099/ (использованы молитвословия)

[1] Этому событию катол. церковь посвятила даже особый праздник (3 мая)

Источник