Гора на плечах рассказ ледерман читать

«Дети должны быть умнее своих родителей», – повторяла мама. А у меня не получается быть умнее! Вот и тройка в четверти затесалась, по русскому. Портит колонку четвёрок и пятёрок! Несправедливо: я же хорошо пишу, однажды вот сочинил целую книжку про шуструю обезьянку. А потом ещё рассказ про то, как я потерял ранец. И про ужасный, противный день рождения Лизы Комаровой. И ещё, ещё… Ладно, обо всём по порядку! Меня зовут Дима Василькин, я учусь в третьем «А» и постоянно попадаю в смешные истории. Не все они, правда, сразу кажутся смешными – как, например, когда мы с Костиком застряли у него дома до самой ночи. Но всё равно я такие случаи люблю – рассказывать их потом одно удовольствие! А не люблю я только это: «К доске пойдёт… Василькин!» – слова, которые наша учительница Светлана Алексеевна говорит каждый день. Вот за что? Неужели мне без этого «к доске» мало приключений! Посудите сами! Приключений на долю Димы Василькина и правда выпадает немало: то он на пару с другом придумывает самый весёлый розыгрыш на первое апреля, то решает во что бы то ни стало научиться играть на гитаре к Новому году, то на собственном опыте испытывает, что означает выражение «гора с плеч». Все эти случаи он подробно записывает в тетрадку, и все они дают ему какой-то урок – из тех, что ни за что не получишь во время «настоящих» уроков. Новая книга Виктории Ледерман – это коллекция поучительных и забавных историй из жизни третьеклассника, которые выстраиваются в единый «роман в рассказах», постепенно раскрывая героя перед читателем. Впрочем, читатель этого героя хорошо знает: Василькин ведь так похож на всякого девятилетнего школьника! Виктория Ледерман пишет легко и увлекательно. Писательнице удаётся создать правдивый и запоминающийся образ – как удавалось и в прошлых книгах, ставших настоящими хитами («Календарь ма(й)я», «Первокурсница», «Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом „Д“», «Уроков не будет!»).

Оглавление

Гора на плечах

Мы с папой смотрели фильм в кинотеатре. И там один герой предал своих друзей, потом долго мучился и в конце фильма признался, что это сделал он. А когда признался, сказал: «Прямо гора с плеч!»

— Пап, при чём здесь гора? — спросил я, когда сеанс закончился.

— Это такое выражение, — сказал папа. — Когда чувствуешь себя виноватым, кажется, что у тебя на плечах — огромная тяжесть.

— Это как штанга у этих… у силачей? Ну, мы с тобой соревнования смотрели.

— У тяжелоатлетов?

— Ага.

— Ну, примерно… Только это совсем другая тяжесть, Дима.

— Какая другая?

— Муки совести могут давить сильнее, чем какая-то там штанга.

— Даже если она весит пять тысяч килограммов? — не поверил я.

— Да хоть все пятьдесят тысяч, — усмехнулся папа.

Я думал об этом несколько дней. Всё никак не мог понять, как это муки совести могут быть тяжелее штанги в пять тысяч килограммов. Совесть же — это просто слово, и оно ничего не весит. Легче воздуха. А штанга и раздавить может. Вон как эти тяжеловесы мучаются, пока её поднимают! Я однажды пнул одну такую, когда ходил с папой в спортзал. Она даже не шелохнулась. Вот и выходит, что штангу и совесть даже сравнивать нельзя.

Думал я об этом, думал… А потом забыл.

А тут Костик принёс в школу новенький блестящий смартфон и стал им хвастаться. Все наши мальчишки его окружили, стали просить посмотреть и подержать. Костик не жадный, он всем разрешал и в руки его брать, и по экрану пальцем водить. Даже Ярику Кочкину, а уж у него всегда руки грязные. Все Костику завидовали, такого крутого смартфона вообще ни у кого не было. Даже у моего папы был хуже.

— Я всё что угодно могу на нем делать, — рассказывал гордый Костик. — А ещё посмотрите, какой яркий здесь фонарик! Его даже сейчас видно, а когда темно, он вообще как прожектор светит!

Все завистливо вздыхали и передавали смартфон друг другу. Я его дольше всех держал, ведь Костик всё-таки мой друг. А потом начался урок физкультуры, мы переоделись в нашей спортивной раздевалке и пошли в зал. Я делал упражнения, бегал, приседал, а сам всё думал об этом классном смартфоне. Он у меня просто из головы не выходил. Вот ведь как Костику повезло! Мне такой никогда не купят. Он ведь очень дорого стоит. Наверно, это вся мамина зарплата. А может, даже мамина и папина вместе.

Но потом я подумал, что Костик обязательно будет со мной делиться. И мы сможем вместе на переменах играть в игры или даже смотреть мультики.

Когда мы в конце урока стали играть в волейбол, Костик неловко прыгнул и подвернул ногу. Учитель физкультуры понёс его на руках в медпункт. Все гурьбой побежали следом. Интересно же посмотреть, как Костику будут ногу бинтовать! А я по пути завернул в раздевалку и вытащил у Костика из ранца смартфон. Ведь неизвестно, сколько ему придётся просидеть в медпункте с забинтованной ногой. Ходить-то он сразу не сможет. Ему будет больно, грустно и одиноко. А я дам ему смартфон, и он сможет отвлечься, поиграть во что-нибудь.

Никто не подумал о Костике, а я подумал. Вот какой я хороший друг!

Я бежал, торопился в медпункт и вдруг оступился на лестнице. И от неожиданности взмахнул рукой. Той самой. В которой был смартфон. Он вырвался из руки и запрыгал вниз. На меня как будто столбняк напал. Я стоял и смотрел, как он скачет и кувыркается по ступенькам. И не мог пошевелиться от ужаса. Как во сне. Когда за тобой гонится кто-то страшный, а ты не можешь бежать, потому что ни руки, ни ноги тебя не слушаются.

Я шёл вниз, к смартфону, почти зажмурившись. Очень боялся увидеть вместо него одни обломки. Но обломков не было. Удивительно, но смартфон каким-то чудом уцелел и не раскололся на куски. Только у него была огромная трещина на весь экран. И он не включался.

Мне стало жарко, а потом сразу холодно. И в животе противно заныло. Я схватил смартфон и побежал назад, в раздевалку. Там я сунул его в ранец Костика, туда, где он и был. А со звонком примчался к медпункту и смешался с толпой одноклассников. Никто даже не заметил, что я пришёл позже всех.

Костик в этот день больше не учился. За ним приехала мама на машине и увезла его домой. Я не помню, как дожил до конца уроков. Мне казалось, что Костик сейчас войдёт в класс, ткнёт в меня пальцем и закричит: «Я знаю, это ты разбил мой смартфон!»

Дома я выключил телефон, потому что боялся, что Костик мне позвонит. Спал я плохо, постоянно вздрагивал и просыпался. Еле-еле дождался утра и встал в такую рань, что мама спросила, не заболел ли я. Когда это я так рано вставал в выходные?

Всё воскресенье мы с мамой и папой провели в торговом центре. Катались на катке, ходили по магазинам, сидели в кино. А у меня перед глазами всё время был Костик и его разбитый смартфон. Я ни о чём другом думать не мог.

Вечером Костик мне всё-таки позвонил. По домашнему телефону. Его-то я не мог выключить.

— Димыч, представляешь, кто-то разбил мой смартфон, — сказал Костик. Голос у него был грустный. И даже какой-то жалкий. — Наверно, когда мы на физре были. Ты не видел, никто чужой не входил в раздевалку?

— Нет, Костик, я не видел, — сказал я и закашлялся. У меня даже горло перехватило от страха. И снова заныл живот. — Может, ты его сам уронил?

— Да нет, я не мог. Перед уроком он целый был, я точно помню. А потом он в ранце лежал, до самого дома. А может, это кто-то из класса? Пока мы все к врачу ходили?

— Не знаю… Я там был, возле кабинета, вместе со всеми.

— На самом деле это не мой смартфон был… Это папе коллеги подарили на юбилей. А я без разрешения в школу взял… Да ещё разбил. Ты не представляешь, как мне попало! Я теперь на месяц наказан. Мне не то что компьютер — мне теперь даже телевизор смотреть не дают. И телефон отобрали.

Мой живот скрутило ещё сильнее. И голос совсем пропал. Я быстро попрощался с Костиком, сказал, что мама зовёт, и положил трубку. И лёг спать в восемь часов. Но спать не мог, только лежал и мучился.

Что будет, если Костик вдруг узнает, что это я во всём виноват? Что это из-за меня его так строго наказали? Он больше не будет со мной дружить? Наверное, я бы не стал дружить с человеком, который меня так обманул. А что сделает со мной его папа? Заставит заплатить или купить точно такой же? А мои родители? Что скажут они, когда узнают, что я разбил такой дорогой смартфон? Нет, нельзя, чтобы они узнали. Никак нельзя.

Целых три дня я просто не находил себе места. Я не мог ни есть, ни спать, ни делать уроки… Даже играть не мог. А ещё не мог смотреть Костику в глаза. На моих плечах лежала гора. И она весила не пять тысяч килограммов и даже не пятьдесят. Она весила больше, чем все самые тяжеленные штанги в мире.

А потом я почувствовал, что больше так не могу. Что гора меня просто раздавит. Тогда я подошёл к Костику. У меня тряслись ноги и сердце колотилось в горле. И хотелось убежать без оглядки. Но я всё равно сказал:

— Костик, это я разбил твой смартфон.

— Ты?!

— Да, я. Нечаянно. Я хотел принести его тебе… Если хочешь, пойдём к твоему папе. И я ему скажу, что ты не виноват. Только не переставай со мной дружить.

Костик смотрел на меня удивлённо, но не сердито. А я чувствовал, как с моих плеч сваливается эта огромная гора и на душе становится легко-легко. И радостно.

И пусть мы с Костиком теперь будем наказаны вдвоём, пусть меня целый месяц не подпустят к компьютеру и мне ничего не будут покупать, даже сладкого, потому что папа будет платить за ремонт смартфона, — всё это можно вытерпеть.

Это ведь не так тяжело, как неподъёмная гора на плечах.

Я начал читать. Дошёл до слова merry-go-round и остановился. Я не знал, как оно читается, нам оно ещё не попадалось. Но признаться в этом Яне Игоревне было нельзя. Она всегда говорила: если вы встретили незнакомое слово в тексте, нужно его выписать себе в словарик, найти транскрипцию и перевод и выучить. А я ничего этого не сделал.

Но я же не знал про день рождения Комаровой!

– Василькин! – поторопила меня Яна Игоревна. – Всю группу задерживаешь.

– Мери… гоу… роунд, – запинаясь, прочитал я.

– Раунд, – поправила меня англичанка. – Мери гоу раунд. Это новое слово. Василькин, ты выписал его в тетрадь?

– Да, – прохрипел я. У меня внезапно пересохло в горле.

– Хорошо. И как оно переводится?

Я смотрел в учебник и молчал. Как оно переводится? Кто ж его знает? Это и не слово даже, а целых три. Тройное какое-то слово. И почему в этом английском языке всё не как у людей? И ведь не подскажет никто, все замерли, англичанку боятся. Уж очень она у нас строгая. Вот Костик обязательно подсказал бы, не побоялся. Но он в другой группе.

– Я вижу, в словарь ты даже не заглядывал, – сказала Яна Игоревна.

– Заглядывал, – не сдавался я. А чего терять? Всё равно уже двойка светит.

– Так говори перевод. Мы все тебя внимательно слушаем.

Я лихорадочно соображал. Так, «merry» – это, скорей всего, имя, Мэри, «go» – ходить… А «round»? Вроде бы «круг». Только непонятно, при чём тут Мэри и круг, если в тексте говорится про двух братьев, которые отправились с папой в городской парк. Но другого-то варианта всё равно нет. А, была не была!

– Мэри ходит кругами, – сказал я.

– Что?! – У англичанки брови поползли вверх.

– Мэри ходит кругами, – повторил я. Мои слова утонули в общем хохоте.

– Василькин, ты чего плетёшь? – сказала мне Комарова, пока Яна Игоревна всех успокаивала. – Какая Мэри? «Мери гоу раунд» – это карусель. Просто карусель.

Тут я ещё больше на неё разозлился. Если она знала, как переводить предложение, зачем отдала его мне?

Когда прозвенел звонок с урока и Яна Игоревна ушла, одноклассники подходили ко мне, хлопали по плечу и говорили:

– Ну как там Мэри? Долго она будет ходить кругами?

– Пока её Василькин не остановит!

– Останови, Василькин, она уже совсем закружилась!

– Ха-ха-ха, как смешно! – передразнил я. – Лучше бы подсказали вовремя.

– Кому охота двойку вместо тебя получать? – фыркнула Комарова.

– Вместо меня?! – закричал я. – Как же мне надоел твой день рождения, Комарова! И ты сама надоела! Хуже горькой редьки!!!

Я схватил ранец, растолкал всех и побежал в раздевалку. Чтоб я ещё хоть кого-то из класса поздравил с днём рождения? Никогда в жизни!

Гора на плечах

Мы с папой смотрели фильм в кинотеатре. И там один герой предал своих друзей, потом долго мучился и в конце фильма признался, что это сделал он. А когда признался, сказал: «Прямо гора с плеч!»

– Пап, при чём здесь гора? – спросил я, когда сеанс закончился.

– Это такое выражение, – сказал папа. – Когда чувствуешь себя виноватым, кажется, что у тебя на плечах – огромная тяжесть.

– Это как штанга у этих… у силачей? Ну, мы с тобой соревнования смотрели.

– У тяжелоатлетов?

– Ага.

– Ну, примерно… Только это совсем другая тяжесть, Дима.

– Какая другая?

– Муки совести могут давить сильнее, чем какая-то там штанга.

– Даже если она весит пять тысяч килограммов? – не поверил я.

– Да хоть все пятьдесят тысяч, – усмехнулся папа.

Я думал об этом несколько дней. Всё никак не мог понять, как это муки совести могут быть тяжелее штанги в пять тысяч килограммов. Совесть же – это просто слово, и оно ничего не весит. Легче воздуха. А штанга и раздавить может. Вон как эти тяжеловесы мучаются, пока её поднимают! Я однажды пнул одну такую, когда ходил с папой в спортзал. Она даже не шелохнулась. Вот и выходит, что штангу и совесть даже сравнивать нельзя.

Думал я об этом, думал… А потом забыл.

А тут Костик принёс в школу новенький блестящий смартфон и стал им хвастаться. Все наши мальчишки его окружили, стали просить посмотреть и подержать. Костик не жадный, он всем разрешал и в руки его брать, и по экрану пальцем водить. Даже Ярику Кочкину, а уж у него всегда руки грязные. Все Костику завидовали, такого крутого смартфона вообще ни у кого не было. Даже у моего папы был хуже.

– Я всё что угодно могу на нем делать, – рассказывал гордый Костик. – А ещё посмотрите, какой яркий здесь фонарик! Его даже сейчас видно, а когда темно, он вообще как прожектор светит!

Все завистливо вздыхали и передавали смартфон друг другу. Я его дольше всех держал, ведь Костик всё-таки мой друг. А потом начался урок физкультуры, мы переоделись в нашей спортивной раздевалке и пошли в зал. Я делал упражнения, бегал, приседал, а сам всё думал об этом классном смартфоне. Он у меня просто из головы не выходил. Вот ведь как Костику повезло! Мне такой никогда не купят. Он ведь очень дорого стоит. Наверно, это вся мамина зарплата. А может, даже мамина и папина вместе.

Виктория Ледерман
К доске пойдёт… Василькин! Школьные истории Димы Василькина, ученика 3 «А» класса

© Ледерман В. В., текст, 2018

© Громова О. Н., иллюстрации, 2018

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2018

* * *

Пропавший ранец

– Мама! Папа! – сказал я в начале учебного года. – Я вам теперь не какой-то там первоклашка. И даже не второклашка. Больше в школу меня провожать не надо.

– А я теперь буду работать по сменам – то утром, то вечером, – сказала мама. – Иногда утром мне придётся уходить очень рано, и я не смогу тебя провожать.

– Ну а я всегда рано ухожу, – напомнил папа. – Ты ещё спишь.

– Вот и не надо провожать, – сказал я. – Теперь буду сам ходить.

– Ну не знаю, – засомневалась мама. – Ты дорогу в школу найдёшь?

– Ну мам! Конечно, найду. Целых два года туда ходил.

– Дима, ты же такой рассеянный! Вдруг ты задумаешься и пройдёшь мимо школы? Или вообще в другую сторону свернёшь?

– Да нет, никуда я не сверну. И задумываться не буду.

– А если ты по дороге потеряешь что-нибудь? Ключи от дома, сменную обувь или даже учебник?

– Мам! Ну как я могу потерять учебник? Он же в ранце! – воскликнул я.

– Да ты и ранец можешь потерять, – вздохнула мама.

– Ты его до одиннадцатого класса собралась за ручку водить? Ему уже девять лет, – вступился за меня папа. – Пусть привыкает к самостоятельности.

– Страшновато как-то, – сказала мама.

– Ничего страшного нет, – успокоил я её. – Всё будет в порядке, вот увидишь.

И я стал ходить в школу один. Все и правда было в порядке. Ну, почти. Так, случались какие-нибудь пустяки. Несколько раз я забывал дома тетради, учебники, альбом для рисования, дневник и пенал. И два раза оставил в школе пакет со сменкой. А один раз действительно прошёл мимо школы. Но быстро опомнился и побежал назад. И даже не опоздал на урок. Мама обо всех этих мелочах, конечно, не знала. Она радовалась, что у меня очень даже неплохо получается быть самостоятельным.

И всё было замечательно, пока однажды у меня не пропал ранец.

В тот день вместо первого урока мы в актовом зале слушали пожарного, который нам рассказывал о правилах пожарной безопасности. На втором уроке у нас была физкультура на улице. А на третьем уроке я обнаружил, что у меня нет ранца. Я стал оглядываться по сторонам.

– Василькин, сядь прямо. Сколько можно вертеться? – сказала наша учительница Светлана Алексеевна.

Я вскочил.

– Светлана Алексеевна! У меня ранец куда-то подевался.

– Вот это новости! Куда же он мог подеваться?

– Не знаю.

– Ты его в класс приносил?

– Конечно, приносил… Кажется.

– Кажется или приносил?

Я стал вспоминать. Ну да, точно, я принёс его в класс и, как обычно, бросил возле парты. Я каждый день так делаю. Вот, пакет с физкультурной формой здесь, под партой, а ранца нет.

– Приносил, я точно помню.

– И где же он? Может быть, у него выросли ножки и он ушёл в столовую?

Все засмеялись и стали выкрикивать:

– Он проголодался!

– Отощал за два урока!

– Не переживай, Василькин! Он поест и вернётся!

Светлана Алексеевна велела всему классу проверить возле своих парт, но моего ранца нигде не было.

– А можно я сбегаю в спортзал, в раздевалку? Вдруг я его там забыл? – спросил я.

– Ты же сказал, что принёс его в класс!

– Ну… вроде принёс… А может, и нет.

Светлана Алексеевна отпустила меня, и я побежал в спортзал. Раздевалка была заперта на ключ. Я бросился в учительскую. Там мне сказали, что учитель физкультуры занимается на улице с четвёртым классом. Я побежал на улицу, на стадионе за школой нашёл учителя, выпросил у него ключ от раздевалки, вернулся в спортзал… Всё напрасно. Ранца там не было.

Потом я проверил каждый ряд в актовом зале, где мы слушали пожарного. После этого спустился на первый этаж и осмотрел весь коридор, особенно ту лавку, на которой переобувался утром. Ранец словно испарился.

– Его нигде нет, – сказал я, вернувшись в класс.

Светлана Алексеевна перестала писать на доске примеры.

– Ребята, может, кто-то видел ранец Василькина? – спросила она. – Может, кто-то хотел пошутить и спрятал его?

Все переглядывались и качали головами.

– Это плохая шутка, – строго сказала Светлана Алексеевна. – Ваш одноклассник уже пропустил целый урок. И как он будет дальше учиться без учебников и тетрадей? Тот, кто это сделал, должен признаться.

Но никто так и не признался. На четвёртом и пятом уроке я писал на чужом листочке чужой ручкой и смотрел в чужой учебник. А потом пошёл домой с одним только пакетом, в котором лежали физкультурная форма и сменная обувь. Я шёл и думал, как буду объяснять маме, что у меня пропал целый ранец. Она, конечно, скажет: ну вот, я так и знала! Какой же ты взрослый, если не можешь уследить за своими вещами? Тебя ещё надо водить за ручку, как маленького. Рано тебе быть самостоятельным.

Я открыл ключом дверь и застыл на пороге.

Я увидел свой ранец. Он лежал на полу, возле тумбы для обуви. Именно там, где я его оставил сегодня утром.

Джентльмен поневоле

Моя соседка по парте Лиза Комарова пришла в школу нарядная и с белыми бантами.

– Что это ты так вырядилась? – спросил я.

– У меня сегодня день рождения, – сказала она.

Тут в класс вошла учительница музыки Ольга Викторовна, и начался урок. Мы писали слова новой песни, потом пели её по тетради, а я время от времени поглядывал на Лизу. Мне было её жалко. Сидит вся такая красивая, в праздничной одежде, а лицо грустное. Как тут не загрустить: день рождения у человека, а его никто не поздравляет. Все учатся как ни в чём не бывало, как будто сегодня самый обычный день. Как будто и не праздник вовсе. Это всё потому, что никто не знает про Лизу, про её день рождения. Ни класс не знает, ни Ольга Викторовна. Да и откуда ей знать, ведь она ведёт у нас только один урок в неделю. Она даже фамилии наши путает, меня до сих пор не Василькиным зовёт, а Васильковым. Вот Светлана Алексеевна наверняка знает, но её пока нет.

Я улучил момент, достал из ранца большое красное яблоко, которое мне положила мама, и протянул Лизе.

– Вот, возьми. С днём рождения!

Лиза так обрадовалась, что у неё даже щёки покраснели. Конечно, она не яблоку обрадовалась. Что она, яблок, что ли, не видела? Ей было приятно, что хоть кто-то её поздравил. Очень обидно, когда в классе никто не помнит о твоём дне рождения, это уж я по себе знаю. Мой день рождения всегда попадает на каникулы. И меня никогда не поздравляют одноклассники. Один только Костик Бойко. Но он мой друг, и мы видимся не только в школе.

– Спасибо, – прошептала Лиза и повеселела. И мне тоже стало радостно, как будто это не я подарил, а, наоборот, мне что-то подарили.

Вторым уроком у нас был русский язык. Мы пришли в наш кабинет, и Светлана Алексеевна сделала объявление. Она сказала, что у Лизы Комаровой сегодня день рождения и ей исполнилось девять лет. Мы хором поздравили Лизу, а она прошла по рядам и дала нам по шоколадному батончику.

– Хотела я тебя сегодня спросить, Комарова, – сказала Светлана Алексеевна. – Но раз уж ты именинница, не буду портить тебе праздник. Василькин, к доске! Выручай свою соседку.

Этого я не ожидал. И правило плохо выучил, потому что к доске сегодня не собирался. Меня уже спрашивали на прошлом уроке. А Светлана Алексеевна никогда не вызывает два раза подряд, поэтому я особо и не готовился. Я же не знал, что у Лизы будет день рождения и мне придётся отвечать вместо неё!

– Плохо, Василькин, – сказала Светлана Алексеевна, когда я ответил. – Слабенькая троечка. Надо лучше готовиться. Кузнецов, к доске!

Я сел на место и недовольно покосился на Лизу. Сидит счастливая такая, ещё и улыбается. Конечно, почему бы ей не улыбаться? Это ведь не она тройку получила.

На следующем уроке всё повторилось. Я почему-то опять должен был «выручать» Комарову. На чтении я читал за неё, на математике решал уравнения. И всё больше злился. Почему я должен страдать только потому, что Лиза сегодня именинница? И ещё потому, что я сижу рядом с ней? Разве это справедливо?!

Последним уроком у нас был английский язык. Я вздохнул с облегчением. Конец моим страданиям! Светлана Алексеевна ушла, а Яна Игоревна, учительница английского, не знает про день рождения Лизы.

Мы по цепочке переводили английский текст в учебнике. Текст был не очень трудный, я его дома перевёл. Почти весь. Только несколько слов не понял, а лезть в словарь было лень. Я быстро подсчитал, какое предложение мне достанется, и успокоился: незнакомых слов там не было. Значит, всё в порядке, я переведу правильно.

Очередь дошла до Лизы. А она вдруг сказала:

– Яна Игоревна, а у меня сегодня день рождения!

– В самом деле? – заулыбалась англичанка. – Я тебя поздравляю.

– А можно вместо меня Василькин переведёт? Он за меня сегодня весь день отвечает, в честь праздника.

– Ну хорошо… Раз твой сосед такой джентльмен… Василькин, продолжай.

Я онемел от такой наглости. И никак не мог найти глазами нужную строчку. А когда Яна Игоревна подошла и ткнула ручкой в текст, мне стало совсем плохо. В этом предложении как раз было слово, которое я не перевёл дома. Его должна была прочитать Комарова, а не я!

– Ну, Василькин, чего замер? Читай фразу и переводи на русский язык, – сказала Яна Игоревна.

Я начал читать. Дошёл до слова merry-go-round и остановился. Я не знал, как оно читается, нам оно ещё не попадалось. Но признаться в этом Яне Игоревне было нельзя. Она всегда говорила: если вы встретили незнакомое слово в тексте, нужно его выписать себе в словарик, найти транскрипцию и перевод и выучить. А я ничего этого не сделал.

Но я же не знал про день рождения Комаровой!

– Василькин! – поторопила меня Яна Игоревна. – Всю группу задерживаешь.

– Мери… гоу… роунд, – запинаясь, прочитал я.

– Раунд, – поправила меня англичанка. – Мери гоу раунд. Это новое слово. Василькин, ты выписал его в тетрадь?

– Да, – прохрипел я. У меня внезапно пересохло в горле.

– Хорошо. И как оно переводится?

Я смотрел в учебник и молчал. Как оно переводится? Кто ж его знает? Это и не слово даже, а целых три. Тройное какое-то слово. И почему в этом английском языке всё не как у людей? И ведь не подскажет никто, все замерли, англичанку боятся. Уж очень она у нас строгая. Вот Костик обязательно подсказал бы, не побоялся. Но он в другой группе.

– Я вижу, в словарь ты даже не заглядывал, – сказала Яна Игоревна.

– Заглядывал, – не сдавался я. А чего терять? Всё равно уже двойка светит.

– Так говори перевод. Мы все тебя внимательно слушаем.

Я лихорадочно соображал. Так, «merry» – это, скорей всего, имя, Мэри, «go» – ходить… А «round»? Вроде бы «круг». Только непонятно, при чём тут Мэри и круг, если в тексте говорится про двух братьев, которые отправились с папой в городской парк. Но другого-то варианта всё равно нет. А, была не была!

– Мэри ходит кругами, – сказал я.

– Что?! – У англичанки брови поползли вверх.

– Мэри ходит кругами, – повторил я. Мои слова утонули в общем хохоте.

– Василькин, ты чего плетёшь? – сказала мне Комарова, пока Яна Игоревна всех успокаивала. – Какая Мэри? «Мери гоу раунд» – это карусель. Просто карусель.

Тут я ещё больше на неё разозлился. Если она знала, как переводить предложение, зачем отдала его мне?

Когда прозвенел звонок с урока и Яна Игоревна ушла, одноклассники подходили ко мне, хлопали по плечу и говорили:

– Ну как там Мэри? Долго она будет ходить кругами?

– Пока её Василькин не остановит!

– Останови, Василькин, она уже совсем закружилась!

– Ха-ха-ха, как смешно! – передразнил я. – Лучше бы подсказали вовремя.

– Кому охота двойку вместо тебя получать? – фыркнула Комарова.

– Вместо меня?! – закричал я. – Как же мне надоел твой день рождения, Комарова! И ты сама надоела! Хуже горькой редьки!!!

Я схватил ранец, растолкал всех и побежал в раздевалку. Чтоб я ещё хоть кого-то из класса поздравил с днём рождения? Никогда в жизни!

Гора на плечах

Мы с папой смотрели фильм в кинотеатре. И там один герой предал своих друзей, потом долго мучился и в конце фильма признался, что это сделал он. А когда признался, сказал: «Прямо гора с плеч!»

– Пап, при чём здесь гора? – спросил я, когда сеанс закончился.

– Это такое выражение, – сказал папа. – Когда чувствуешь себя виноватым, кажется, что у тебя на плечах – огромная тяжесть.

– Это как штанга у этих… у силачей? Ну, мы с тобой соревнования смотрели.

– У тяжелоатлетов?

– Ага.

– Ну, примерно… Только это совсем другая тяжесть, Дима.

– Какая другая?

– Муки совести могут давить сильнее, чем какая-то там штанга.

– Даже если она весит пять тысяч килограммов? – не поверил я.

– Да хоть все пятьдесят тысяч, – усмехнулся папа.

Я думал об этом несколько дней. Всё никак не мог понять, как это муки совести могут быть тяжелее штанги в пять тысяч килограммов. Совесть же – это просто слово, и оно ничего не весит. Легче воздуха. А штанга и раздавить может. Вон как эти тяжеловесы мучаются, пока её поднимают! Я однажды пнул одну такую, когда ходил с папой в спортзал. Она даже не шелохнулась. Вот и выходит, что штангу и совесть даже сравнивать нельзя.

Думал я об этом, думал… А потом забыл.

А тут Костик принёс в школу новенький блестящий смартфон и стал им хвастаться. Все наши мальчишки его окружили, стали просить посмотреть и подержать. Костик не жадный, он всем разрешал и в руки его брать, и по экрану пальцем водить. Даже Ярику Кочкину, а уж у него всегда руки грязные. Все Костику завидовали, такого крутого смартфона вообще ни у кого не было. Даже у моего папы был хуже.

– Я всё что угодно могу на нем делать, – рассказывал гордый Костик. – А ещё посмотрите, какой яркий здесь фонарик! Его даже сейчас видно, а когда темно, он вообще как прожектор светит!

Все завистливо вздыхали и передавали смартфон друг другу. Я его дольше всех держал, ведь Костик всё-таки мой друг. А потом начался урок физкультуры, мы переоделись в нашей спортивной раздевалке и пошли в зал. Я делал упражнения, бегал, приседал, а сам всё думал об этом классном смартфоне. Он у меня просто из головы не выходил. Вот ведь как Костику повезло! Мне такой никогда не купят. Он ведь очень дорого стоит. Наверно, это вся мамина зарплата. А может, даже мамина и папина вместе.

Но потом я подумал, что Костик обязательно будет со мной делиться. И мы сможем вместе на переменах играть в игры или даже смотреть мультики.

Когда мы в конце урока стали играть в волейбол, Костик неловко прыгнул и подвернул ногу. Учитель физкультуры понёс его на руках в медпункт. Все гурьбой побежали следом. Интересно же посмотреть, как Костику будут ногу бинтовать! А я по пути завернул в раздевалку и вытащил у Костика из ранца смартфон. Ведь неизвестно, сколько ему придётся просидеть в медпункте с забинтованной ногой. Ходить-то он сразу не сможет. Ему будет больно, грустно и одиноко. А я дам ему смартфон, и он сможет отвлечься, поиграть во что-нибудь.

Никто не подумал о Костике, а я подумал. Вот какой я хороший друг!

Я бежал, торопился в медпункт и вдруг оступился на лестнице. И от неожиданности взмахнул рукой. Той самой. В которой был смартфон. Он вырвался из руки и запрыгал вниз. На меня как будто столбняк напал. Я стоял и смотрел, как он скачет и кувыркается по ступенькам. И не мог пошевелиться от ужаса. Как во сне. Когда за тобой гонится кто-то страшный, а ты не можешь бежать, потому что ни руки, ни ноги тебя не слушаются.

Я шёл вниз, к смартфону, почти зажмурившись. Очень боялся увидеть вместо него одни обломки. Но обломков не было. Удивительно, но смартфон каким-то чудом уцелел и не раскололся на куски. Только у него была огромная трещина на весь экран. И он не включался.

Мне стало жарко, а потом сразу холодно. И в животе противно заныло. Я схватил смартфон и побежал назад, в раздевалку. Там я сунул его в ранец Костика, туда, где он и был. А со звонком примчался к медпункту и смешался с толпой одноклассников. Никто даже не заметил, что я пришёл позже всех.

Костик в этот день больше не учился. За ним приехала мама на машине и увезла его домой. Я не помню, как дожил до конца уроков. Мне казалось, что Костик сейчас войдёт в класс, ткнёт в меня пальцем и закричит: «Я знаю, это ты разбил мой смартфон!»

Дома я выключил телефон, потому что боялся, что Костик мне позвонит. Спал я плохо, постоянно вздрагивал и просыпался. Еле-еле дождался утра и встал в такую рань, что мама спросила, не заболел ли я. Когда это я так рано вставал в выходные?

Всё воскресенье мы с мамой и папой провели в торговом центре. Катались на катке, ходили по магазинам, сидели в кино. А у меня перед глазами всё время был Костик и его разбитый смартфон. Я ни о чём другом думать не мог.

Вечером Костик мне всё-таки позвонил. По домашнему телефону. Его-то я не мог выключить.

– Димыч, представляешь, кто-то разбил мой смартфон, – сказал Костик. Голос у него был грустный. И даже какой-то жалкий. – Наверно, когда мы на физре были. Ты не видел, никто чужой не входил в раздевалку?

– Нет, Костик, я не видел, – сказал я и закашлялся. У меня даже горло перехватило от страха. И снова заныл живот. – Может, ты его сам уронил?

– Да нет, я не мог. Перед уроком он целый был, я точно помню. А потом он в ранце лежал, до самого дома. А может, это кто-то из класса? Пока мы все к врачу ходили?

– Не знаю… Я там был, возле кабинета, вместе со всеми.

– На самом деле это не мой смартфон был… Это папе коллеги подарили на юбилей. А я без разрешения в школу взял… Да ещё разбил. Ты не представляешь, как мне попало! Я теперь на месяц наказан. Мне не то что компьютер – мне теперь даже телевизор смотреть не дают. И телефон отобрали.

Мой живот скрутило ещё сильнее. И голос совсем пропал. Я быстро попрощался с Костиком, сказал, что мама зовёт, и положил трубку. И лёг спать в восемь часов. Но спать не мог, только лежал и мучился.

Что будет, если Костик вдруг узнает, что это я во всём виноват? Что это из-за меня его так строго наказали? Он больше не будет со мной дружить? Наверное, я бы не стал дружить с человеком, который меня так обманул. А что сделает со мной его папа? Заставит заплатить или купить точно такой же? А мои родители? Что скажут они, когда узнают, что я разбил такой дорогой смартфон? Нет, нельзя, чтобы они узнали. Никак нельзя.

Целых три дня я просто не находил себе места. Я не мог ни есть, ни спать, ни делать уроки… Даже играть не мог. А ещё не мог смотреть Костику в глаза. На моих плечах лежала гора. И она весила не пять тысяч килограммов и даже не пятьдесят. Она весила больше, чем все самые тяжеленные штанги в мире.

А потом я почувствовал, что больше так не могу. Что гора меня просто раздавит. Тогда я подошёл к Костику. У меня тряслись ноги и сердце колотилось в горле. И хотелось убежать без оглядки. Но я всё равно сказал:

– Костик, это я разбил твой смартфон.

– Ты?!

– Да, я. Нечаянно. Я хотел принести его тебе… Если хочешь, пойдём к твоему папе. И я ему скажу, что ты не виноват. Только не переставай со мной дружить.

Костик смотрел на меня удивлённо, но не сердито. А я чувствовал, как с моих плеч сваливается эта огромная гора и на душе становится легко-легко. И радостно.

И пусть мы с Костиком теперь будем наказаны вдвоём, пусть меня целый месяц не подпустят к компьютеру и мне ничего не будут покупать, даже сладкого, потому что папа будет платить за ремонт смартфона, – всё это можно вытерпеть.

Это ведь не так тяжело, как неподъёмная гора на плечах.

Лучше раньше, чем никогда

Как-то в воскресенье вечером к нам пришли гости. Мама и папа усадили всех за накрытый стол в гостиной. А меня никто не усаживал, я сам уселся.

– Дима, а ты уроки сделал? – спросила мама.

– Собираюсь, – сказал я.

– Ты со вчерашнего дня собираешься. Я же тебя предупреждала: сегодня будут гости, сделай уроки заранее. Сколько тебе раз говорить: всё надо делать вовремя! Не сделаешь вовремя – получишь кучу проблем.

– Да сделаю я, сделаю. Что ж мне, и поесть нельзя?

Я специально медленно ел, чтобы меня не выгнали из-за стола. А то что же получается: взрослые будут есть и веселиться, а я должен сидеть над тетрадками? Когда я наконец наелся, подводник дядя Миша стал рассказывать про свою службу. Как можно уйти из комнаты, где рассказывают о подводной лодке? И я тихонько сидел и почти не шевелился, чтобы взрослые обо мне не вспомнили. И слушал дядю Мишу.

Мама всё же заметила меня и выпроводила из-за стола. Но через пять минут я отбросил учебник в сторону и побежал обратно в гостиную. Петь караоке? Без меня?! Я же петь люблю больше всех, и по пению у меня пятёрки!

Когда я спел шесть любимых песен, мама отобрала у меня микрофон и велела садиться за уроки. А гости стали танцевать. Я сидел над учебником и читал правило. Одну и ту же строчку. И ничего не понимал. Потому что в соседней комнате гремела музыка, слышались смех и весёлые голоса. Мне было обидно. Им-то там весело! А мне надо учить это скучное правило. А потом ещё писать упражнение на безударные гласные и решать примеры по математике. Почему так несправедливо устроено, что всё самое хорошее и интересное – у взрослых?

Гости ушли очень поздно, я уже лежал в постели. Мама проводила их и зашла ко мне.

– Дима, ты уроки выучил?

Я притворился, что сплю. Не мог же я ответить, что так ничего и не выучил. Как можно учиться, когда все вокруг веселятся?

– Ну ладно, завтра твой дневник скажет за тебя, – вздохнула мама и вышла.

На следующий день в школе Светлана Алексеевна стала проверять тетради.

– Василькин! Почему нет домашнего задания? – спросила она.

Я испугался. Если она поставит мне двойку в дневник, мама отнимет у меня планшет. А папа поставит пароль на компьютер. Что я буду делать без планшета и без компьютера?

– Я… хотел сделать… – пробормотал я.

– Интересно: хотел и не сделал. Что же тебе помешало, Василькин?

– У нас вчера были гости. Они шумели и мешали мне… И я не мог сосредоточиться.

– Ладно, – сказала Светлана Алексеевна. – Садись.

И не поставила двойку. Я помчался домой радостный и с чистым дневником.

Через три дня нам задали выучить стихотворение. А я заигрался в компьютер и совсем про него забыл. Вспомнил только в классе, когда Светлана Алексеевна начала спрашивать всех по списку.

– Василькин! – удивилась она. – Ты опять не готов? Что на этот раз?

– Приходили папины друзья, – сказал я. – Они смотрели футбол и ужасно кричали. И я не смог выучить.

Светлана Алексеевна нахмурилась и покачала головой. И снова не поставила двойку.

На следующей неделе мы писали словарный диктант. Когда нам раздали тетради, я увидел, что все слова перечёркнуты красным.

– Василькин, ты очень плохо подготовился. Что, опять гости помешали? – рассерженно спросила Светлана Алексеевна.

Я кивнул. А что мне оставалось делать? Я ведь уже понял, что, когда мне мешают учиться гости, двойки я не получаю.

– Я хотел выучить, – сказал я. – Даже на улицу с учебником вышел, чтобы мне никто не мешал. Только замёрз и быстро вернулся.

– Безобразие! – сказала Светлана Алексеевна и отошла от меня.

А вечером мама вернулась домой сама не своя.

– Знаешь, что я узнала сегодня в школе? – сказала она папе нарочно громко, чтобы это услышал я. – Оказывается, у нас очень весёлая жизнь. К нам каждый день ходят гости.

– Да что ты? – удивился папа.

– Представь себе! Они так шумят, что мешают нашему сыну хорошо учиться. – Мама взволнованно заходила по комнате. – Из-за них он никак не может сосредоточиться на домашнем задании.

– Как интересно! – воскликнул папа.

Мне захотелось провалиться сквозь землю. Я смотрел в планшет и не мог поднять глаза на родителей.

– Кажется, я знаю, как это исправить, – сказал папа, отбирая у меня планшет. – Надо создать Диме идеальные условия для учёбы.

– Да, – подхватила мама. – Его больше ничто не должно отвлекать. Ему нужно хорошо сосредоточиться. Он сейчас будет делать уроки, а мы с тобой тихонечко оденемся и пойдём в кино. А завтра можно пойти в бассейн, а послезавтра – погулять по парку.

– Будем каждый вечер уходить, чтобы он мог спокойно заниматься, в полнейшей тишине. Вот тогда он у нас станет отличником, – сказал папа.

И они ушли. А я поплёлся к своему письменному столу и взял в руки учебник.

Лучше бы я сделал те самые уроки раньше, до прихода гостей, как и просила мама.

Ну, Пушкин… ну, погоди!

После уроков мы сразу побежали к Костику играть в новую компьютерную игру. Можно было и ко мне пойти, но у меня мама работала во вторую смену и пока ещё была дома. А когда играешь в новую компьютерную игру, совсем не хочется, чтобы мама была дома. Разве она даст нормально поиграть?

А вот у Костика как раз никого не было: бабушка уехала на три дня к приятельнице, папа был на сутках, а мама должна была прийти с работы поздно. Поэтому мы наигрались вдоволь, аж до пяти часов вечера, а потом я собрался домой. Я обещал папе выучить уроки до его прихода.

Я надел куртку и кроссовки и крутанул замок на входной двери. В нём что-то щёлкнуло. Костик почему-то испугался, кинулся к двери и стал возиться с замком. Мне было жарко стоять в куртке.

– Ну ты чего? – спросил я. – Дай выйти.

– Выйти?! Да ты сломал замок! – закричал Костик. – Теперь мы до мамы не сможем выйти!

– Я ничего не ломал! – закричал я в ответ. – Я его только немного покрутил.

– Вот именно, покрутил! Он и так у нас заедал, а ты его доломал!

Мы дёргали за дверную ручку, крутили замок, стучали по нему – всё было бесполезно. Потом Костик позвонил маме, и она обещала приехать пораньше. Часов в десять.

– Как в десять?! – воскликнул я. – У меня папа в семь придёт, а меня нет.

– Ну позвони ему, – сказал Костик. – Чтоб не беспокоился.

– А уроки я когда делать буду?

– Да хоть сейчас. Ранец же у тебя с собой.

Делать нечего, мы вернулись в комнату Костика и сели за уроки. Решили все примеры, написали упражнение по русскому языку, даже правило выучили. Как, оказывается, здорово готовить домашнее задание вместе! Не скучно, можно помогать друг другу, правила проверять. И ответы подсказывать.

– Ну вот, а ты боялся, – сказал Костик, когда мы закончили. – Вернёшься домой, а уроки все сделаны. Что там по чтению задали?

Я посмотрел в дневнике.

– Стих. На странице восемьдесят шесть.

– Сейчас мы и с ним быстро разберёмся. Давай учебник.

– Откуда у меня учебник? Я его не брал сегодня. Чтения же не было. Доставай свой.

Костик в замешательстве уставился на меня.

– А у меня его нет.

– Как это нет? – удивился я.

– Ну, я его на выходных у крёстной забыл, в другом городе. Она уже почтой выслала.

– А как ты без учебника?

– На прошлом уроке мне Светлана Алексеевна свой давала. А сегодня я хотел у тебя взять.

Мы посидели немного молча, потом Костик схватил свой телефон.

– У меня где-то номер Кузнецова был.

– Зачем тебе Кузнецов?

– Спрошу, что за стих.

Тут мне позвонила мама, и я долго с ней разговаривал, объяснял, что случилось. Хотя ей папа, наверное, всё уже подробно объяснил. Иначе откуда она узнала бы, что мы с Костиком заперты у него дома?

– Димыч, я всё узнал, – сказал мне Костик, когда я поговорил с мамой. – Сейчас мы этот стих найдём в интернете. Я гений, скажи?

И он стал стучать по клавишам.

– А что за стих-то? – спросил я.

– Да Пушкина, про какую-то Татьяну. Ой, гляди, сколько их! – ахнул он. Я посмотрел в монитор.

– Ага! И все про Татьяну. Какой из них наш?

– Не знаю, – почесал в затылке Костик и снова стал звонить Никите Кузнецову.

– Пусть прочитает первые строчки, – подсказал я. Костик поговорил с Кузнецовым и бросился к компьютеру.

– Ты запомнил строчки? – спросил я. – Скажи вслух, а то забудешь.

– Да какие строчки? Он сейчас на тренировке. Говорит, чтоб больше не отвлекали. Сказал только, что этот стих – отрывок из «Евгения Онегина».

– А что это – «Евгения Онегина»?

– Да откуда я знаю? Он так сказал: отрывок из «Евгения Онегина». Там что-то про Татьяну, зиму и снег.

– Ну ладно, давай искать.

И мы стали искать.

– Нашёл, – радостно выдохнул Костик минут через пять. – Похоже, что он. Слушай:

Татьяна (русская душою,

Сама не зная почему)

С её холодною красою

Любила русскую зиму…

– Костик, ты посмотри, какой стих огромный!

Мы стали крутить страницу вниз, а стихотворению не было конца.

– Кажись, это не то, – сказал я.

– Как же не то? – загорячился Костик. – Это Пушкин? Пушкин. Татьяна есть? Есть. Зима и снег тоже есть.

– Всё равно нам не могли так много задать, – упорствовал я.

– Кузнецов же сказал: отрывок. Значит, кусочек от этого огромного стиха, – пояснил Костик.

– Да? И где этот отрывок заканчивается? Докуда учить?

Мы снова стали звонить Кузнецову, но он не брал трубку.

– У кого бы ещё спросить? – спросил Костик.

– Погоди, у меня вроде номер Майзлина был, – сказал я.

– Майзлина? Да он двух строчек выучить не может, – возразил Костик. – У него по чтению двойка.

– Ничего, по учебнику прочитает.

Илюха Майзлин гулял на улице и домой возвращаться не хотел.

– Чего-то там про Пушкина, – сказал он. – И про его Татьяну Евгеньевну. Онегину, кажется.

– Послушай, вот это? – я прочитал ему первые строчки.

– Вроде это… Ну да, снег был. И зима была. Кажется.

– Ну хотя бы скажи, стих длинный?

– Ты шутишь? Да он огроменный!

– Сколько строк? Десять? Двадцать?

– Да там все пятьдесят! Или даже сто! Василькин, отстань ты со своим стихом! Некогда мне.

И мы с Костиком стали учить стих. Мы учили его целых три часа с небольшими перерывами. К десяти вечера моя голова была как чугунная, и я чувствовал, что больше не могу запомнить ни слова. А мы дошли только до сорок второй строчки.

– Всё, я дальше не буду учить, – сказал я. – У меня сейчас голова треснет от этого Пушкина.

– Зачем он такие большие стихи писал? И вообще непонятно о чём, – сказал Костик. – Писал бы себе маленькие, лёгкие и не морочил детям голову.

– Наверно, за большие стихи больше платили.

– Нормально! Ему больше платили, а мы мучайся теперь!

В десять пятнадцать пришла мама Костика, но освободили нас только в одиннадцать. Пока бегали за слесарем, пока вскрывали дверь, пока я ждал папу… Домой я попал только в двенадцатом часу и сразу рухнул в постель. В учебник чтения даже не заглянул. Мне уже было всё равно, сколько строчек мы недоучили.

– Давайте быстренько ответим стихотворение, прямо по списку, – сказала Светлана Алексеевна на первом уроке. – У нас большая тема по русскому, поэтому мы потратим на неё остаток этого урока. Бойко, к доске!

– А что, прям весь стих рассказывать? – мрачно спросил Костик.

– Ну конечно весь. Что за вопросы?

Костик пошёл к доске как приговорённый. Он ещё перед уроком сказал мне, что вообще ничего не помнит. Когда он начал читать, запинаясь на каждом слове, брови Светланы Алексеевны поползли вверх. Класс оживился и зашептался. Когда Костик доковылял до строчек: «Служанки со всего двора / Про барышень своих гадали…», Светлана Алексеевна не выдержала:

– Бойко! Что ты мне читаешь?

– Пушкина, – промямлил Костик.

– Понятно, что Пушкина. Что именно?

Я почуял неладное и стал быстро листать учебник Лизы Комаровой. Свой я так и оставил дома, в столе. Светлана Алексеевна заметила, что я завозился, и спросила:

– Василькин, какой отрывок я задавала?

Я сказал неуверенно:

– Из «Евгения Онегина».

– Я понимаю, что из «Евгения Онегина». Как он начинается?

Что я мог ответить? Я уже смекнул, что мы с Костиком всё-таки выучили не тот отрывок. А как начинается правильный, я не знал – не успел долистать до нужной страницы. Тут Тимур Валеев поднял руку, встал и начал рассказывать.

В тот год осенняя погода

Стояла долго на дворе,

Зимы ждала, ждала природа…

Я не мог поверить своим ушам. Это же про осень. И Татьяна встретилась где-то только в середине, и снег всего один раз упоминается. И строк всего четырнадцать, выучить – раз плюнуть. А мы-то с Костиком мучились весь вечер, а теперь ещё и двойки получим. Мне стало так обидно, что я встал и сказал:

– Мы с Бойко перепутали, но мы же всё равно учили! Мы в три раза больше выучили, чем нужно! И отрывки у нас огромные. Светлана Алексеевна! Мы же не виноваты!

– А кто виноват? Пушкин? – спросила Светлана Алексеевна. Все засмеялись.

– Да, Пушкин, – упрямо сказал я. – Зачем он столько похожих стихов про Татьяну и зиму написал? Ему что, одного не хватило?

Светлана Алексеевна не рассердилась, а тоже засмеялась. А потом объяснила, что Пушкин не писал много стихов про Татьяну. Он написал один большой роман в стихах, и называется он «Евгений Онегин». А Татьяна – это главная героиня. Роман делится на главы и отрывки, и эти отрывки мы учим в разных классах. Кузнецов и Майзлин сбили нас с толку, поэтому мы нашли не тот стих, да ещё не знали, где остановиться.

Светлана Алексеевна всё же разрешила нам рассказать наши отрывки, но предупредила, что снизит оценку на балл за невнимательность. Я получил четыре, а Костик – три с минусом. Оказалось, все сорок две строчки каким-то чудом удержались у меня в голове. Я вздохнул с облегчением, что всё так удачно закончилось. А Костик был, конечно, недоволен – тройка с минусом не намного лучше двойки. Возвращаясь за свою парту, он пробормотал с досадой:

– Третья тройка подряд… Ну, Пушкин…

– Ну, погоди! – закончила вместо него Светлана Алексеевна.

Весь класс ещё долго не мог успокоиться от смеха.

Внимание, музыкальный номер!

У нас в школе был концерт художественной самодеятельности для начальной школы. Выступали по несколько человек от каждого класса. От нашего третьего «А» выступила Ксюша Цветкова с басней Крылова «Мартышка и очки». Она специально нарядилась под мартышку и нацепила на нос большие очки. Все смеялись и очень громко ей хлопали.

– Подумаешь, – прошептал я Костику. – Я бы тоже смог так кривляться.

– Ну да, – согласился он. – Басню читать каждый сможет.

Потом выступал Никита Кузнецов. Он у нас спортсмен и занимается карате. Никита ходил по сцене босиком, в белом кимоно и показывал разные движения. Ему тоже хорошо хлопали и даже свистели.

– Ничего особенного, – сказал я. – Ногами махать – много ума не надо.

– Так себе номер, – поддакнул Костик. – Даже хлопать неохота.

– А что же вы не выступаете? – спросила Лиза Комарова, которая сидела позади нас. – Сами ничего сделать не смогли, а теперь сидите и всех обсуждаете.

– Это мы не смогли? – обернулся я. – Мы просто не захотели.

– А если бы захотели, мы бы такое сделали! – сказал Костик.

– И какое же?

– А такое! Что просто ого-го! Все бы нам стоя аплодировали.

– Ой, да ладно, «ого-го»! Вы же ничего не умеете! – насмешливо сказала Лиза. Я хотел ей ответить, но Светлана Алексеевна шикнула на нас, и мы замолчали.

Потом выступили ещё трое из параллельного класса. Мы с Костиком и их обсудили, но теперь наклонялись поближе друг к дружке, чтобы Лиза не слышала. Только она всё равно косилась на нас и ехидно улыбалась.

– Вот вредная! Дёрнуть бы её за косу, да посильней, чтоб не задавалась, – сказал Костик.

– Не выйдет, – сказал я. – Коса сзади, а мы впереди. Вот если бы она перед нами сидела, тогда можно было бы.

– Да, в следующий раз надо думать, куда садиться, – сказал он. – Чтоб никто разговаривать не мешал.

Третьи классы выступили, а потом на сцену вышел мальчишка из четвёртого «А» с гитарой в руках. Невысокий такой мальчишка, даже и не скажешь, что он учится уже в четвёртом классе. Он спокойно мог сойти за третьеклассника. И даже за второклассника.

Мальчишка сел на приготовленный для него стул, пристроил гитару на одно колено и обхватил её руками. Как-то очень уверенно обхватил, поправил микрофон, а потом заиграл. И так хорошо заиграл, как настоящий музыкант! Я даже сначала подумал, что это не он заиграл, а радио включилось. Но потом понял: нет, это он играет на самом деле. Звук-то от гитары идёт прямо в микрофон. И пальцы вон как по струнам бегают, быстро-быстро – кажется, сейчас запутаются.

Мелодия была такая весёлая, заводная, что все сразу стали хлопать ей в такт. А когда он закончил и поклонился, все просто вопили от восторга и даже повскакивали с мест. А эта вредина Комарова сказала нам с насмешкой:

– Да ерунда, ничего особенного. Вы лучше смогли бы. И аплодировали бы вам громче. Правда ведь?

Я шёл домой, а этот четвероклассник с гитарой не выходил у меня из головы. Как он красиво играл! Просто мастерски. Вот бы мне так научиться! Я представил – вот на новогоднем концерте ведущий объявляет: «Внимание, музыкальный номер! Выступает Дмитрий Василькин, третий „А“». И тут я выхожу на сцену с гитарой и начинаю играть. И все замирают от восторга. А мелодия у меня очень быстрая и очень сложная. Даже сложней этой. И мои пальцы просто летают по струнам. А весь зал кричит, свистит и хлопает. И только одна Комарова сидит вся зелёная от зависти. И слезами заливается:

– Ах, какая я дурочка, что не верила Василькину! Какой он талантливый музыкант! А я даже стих выучить – и то не смогла!

А правда, почему бы и нет? Почему бы мне не научиться играть на гитаре? Если этот щуплый мальчишка смог, значит, и я смогу. Он ведь всего на один класс старше меня. А по росту так вообще я выше. Ему до меня ещё расти и расти.

Вечером я сказал маме и папе:

– Мне нужна гитара.

– Это ещё зачем? – спросила мама.

– Чтобы играть, – сказал я. – И чтобы меня все слушали.

Папа оторвался от своей книжки и спросил:

– Почему не барабан?

– Зачем мне барабан?

– А он громче. Точно все услышат.

– Папа! – воскликнул я. – Я же серьёзно! Я хочу научиться играть на гитаре и сыграть на новогоднем концерте в школе красивую мелодию.

– Ну да, тогда это действительно серьёзно, – сказал папа. – К тому же у тебя очень много времени, чтобы освоить гитару. Целых два с половиной месяца. Да ты виртуозом станешь за это время.

Я обиделся на папу за его шуточки. Почему он не верит, что у меня получится? Я что, хуже того четвероклассника?

Мама стала мне объяснять, что научиться играть на каком-нибудь инструменте очень сложно. Это очень долгий и трудный процесс, и на это может уйти несколько лет.

– Ты думаешь, почему люди в музыкальной школе по шесть – восемь лет учатся? А потом ещё в консерваторию поступают? – сказала она. – А ты хочешь до Нового года свободно любые мелодии играть!

– Да не нужны мне ваши консерватории! – рассердился я. – И музыкальная школа не нужна. Я сам научусь. Буду каждый день играть понемногу, так и натренируюсь.

– Как можно научиться без музыкальной школы? Ты ведь даже нот не знаешь.

– А зачем мне ноты? Я же не по нотам играть буду, а по струнам. Мама, папа, ну купите мне гитару! Я правда хочу играть! Очень-очень!

Мама тяжело вздохнула и ушла в кухню. А папа снова взялся за свою книжку. Но я от них не отставал. Я каждый день заводил разговор о гитаре. Меня прямо жгло и пекло изнутри – так мне хотелось взять её в руки, ударить по струнам и заиграть заводную мелодию.

И наконец через неделю они сдались.

– Ладно, – сказал папа маме. – Давай купим ему гитару. Пусть учится. Тут у меня в книге написано, что тягу ребёнка к обучению отбивать нельзя. Надо дать попробовать. А вдруг у нас в семье растёт гений?

– Это в какой же книге написано, что мы должны потратить деньги на предмет, который будет валяться без дела? – спросила мама.

– Вот в этой, – показал папа тонкую книжечку, которую читал всю последнюю неделю. – «Детская психология для родителей». Это нам на родительском собрании раздали, между прочим. Ты же не была, поэтому не знаешь.

– Очень правильная книга, – сказал я. – Светлана Алексеевна плохую книгу не раздала бы.

И мы поехали покупать гитару.

– Только обещай нам, – сказала мама, – что ты пойдёшь в музыкальную школу и будешь заниматься с учителем.

– Ладно, ладно, – сказал я, с трепетом прижимая к себе жёлтый деревянный бок гитары.

– И теперь всё своё свободное время ты будешь тратить на уроки гитары и музыкальные домашние задания, – сказал папа. – Никаких компьютеров и телевизоров. Понял?

– Понял, понял, – сказал я.

Я сейчас что угодно мог пообещать. Мне купили гитару! Я научусь играть! Я выступлю на новогоднем концерте!

Меня записали в музыкальную школу к учителю гитары. А он, вместо того чтобы учить меня играть красивую музыку, стал показывать мне, как правильно сидеть и держать гитару. Потом он рассказывал, как называются части гитары. Я всё это записывал в тетрадь и учил. Потом мы перешли к нотам. Потом стали заучивать, где какая нота располагается на грифе гитары. Прошло две недели, а я даже не начал учиться играть.

– А куда нам торопиться? – говорил мой учитель. – Запомни, Дима, музыка не терпит суеты. И случайных людей.

Через месяц он показал мне, как играть «В траве сидел кузнечик». Я учил «Кузнечика» очень долго, всё никак не мог запомнить, где какие струны надо зажимать. Но потом всё же запомнил и гордо сыграл папе с мамой. Они долго мне хлопали.

– Вот видишь, – сказал папа маме. – А ты не верила, что наш Дима упорный и целеустремлённый.

Они радовались, а мне было совсем не радостно. У меня болели пальцы от тугих струн, а голова гудела от непонятных нот. Я хотел играть в компьютер, хотел гулять с Костиком и другими ребятами. А вместо этого должен был сидеть на уроке в обнимку с гитарой и разучивать всякие дурацкие аккорды и гаммы. Мне уже совершенно не хотелось выступать на сцене. Да и с чем выступать? Внимание, музыкальный номер! Дмитрий Василькин играет на гитаре «В траве сидел кузнечик»! Да весь зал умрёт от смеха, и Комарова – самая первая.

Как-то на перемене я увидел того самого четвероклассника-гитариста и подошёл к нему.

– Ты сколько времени на гитаре учился играть? – спросил я.

– Я и сейчас учусь, – сказал он. – Я только через два года музыкальную школу окончу.

– А когда же ты начал учиться?

– Ещё в детском саду. В шесть лет.

Тут мне стало совсем тоскливо. Это сколько же мне ещё терпеть? Целых шесть лет пройдёт, пока я научусь! Столько лет мучиться, чтобы в девятом классе сыграть на гитаре? Проще пойти и дёрнуть Комарову за косу, чтобы больше не издевалась.

Нет, всё, хватит! Лучше буду жить как раньше. Гулять с ребятами, смотреть мультики и играть в компьютер.

И я забросил гитару. Она лежала теперь на шкафу, и мама во время уборки смахивала с неё пыль влажной тряпкой. А я зажил нормальной жизнью, в которой не было никаких нот и никаких аккордов с гаммами. Наверное, я всё-таки был тем случайным человеком, которых музыка не терпит.

– А что делают с ребёнком, который не сдержал своего обещания и обманул родителей? – спросила мама у папы во время очередной уборки. – В твоей умной книжке это не написано?

– Нет, – сказал папа. – Но зато там написано, что в любой, даже самой неприятной ситуации можно найти что-то хорошее. И порадоваться этому.

– Вот как? – удивилась мама. – И что же хорошего в нашей ситуации?

– То, что Дима не захотел рояль, – сказал папа. – Мы как-никак на пятом этаже живём.

И он весело захохотал. Мама пыталась нахмурить брови, но не выдержала и тоже рассмеялась.

А гитару мы отдали моему двоюродному брату, которого только ещё собирались записать в музыкальную школу. Пусть теперь он мучается.

Тройка в четверти

На классном часе Светлана Алексеевна раздала нам дневники с оценками за четверть. Я раскрыл свой на последней странице и остолбенел. Потому что увидел тройку. Одну-единственную. По русскому языку.

Я поднял руку.

– Светлана Алексеевна!

– Да, Василькин?

– У меня по русскому тройка!

– Я знаю, – спокойно ответила Светлана Алексеевна. – Я же её сама тебе поставила.

– Но почему?! – воскликнул я.

– Как почему? Потому что ты её заслужил. Ты несерьёзно занимался в этой четверти, отвечал плохо, правила вообще перестал учить. Помнишь, сколько раз я просила тебя взяться за ум?

– Но вы же сказали, что у меня спорная оценка, между тройкой и четвёркой!

– Ну, вот тройка и переспорила. Ты за последнее правило получил три, а за контрольный диктант – три с минусом. Что ж ты теперь обижаешься? Раньше надо было думать.

Я сел на место и уставился на свои оценки за четверть. Ровная колонка четвёрок и пятёрок. Четвёрок, конечно, больше, чем пятёрок, но всё равно они приятно смотрятся. А эта противная тройка затесалась сюда и всё портит. Стоит такая безобразная среди нормальных оценок, словно червивая дырка в красивом яблоке. Жуть!

Конечно, я и раньше получал тройки и даже двойки в дневник и журнал. Но никогда в четверти у меня не выходила тройка. Как, оказывается, это обидно и неприятно!

Что теперь скажет мама? Она ведь была отличницей аж до девятого класса! А папа – до шестого.

– Мы с папой учились очень хорошо, – всегда повторяла мама. – А ты наш сын и должен учиться ещё лучше. Потому что дети должны быть умнее своих родителей.

А у меня не получалось быть умнее. У меня всегда были четвёрки: и за четверть, и за год. Особенно мне русский язык не давался. Вроде бы выучу правило, а всё равно ошибки делаю в диктанте, и именно на это правило. Да и по другим предметам тоже бывали трудности.

Я уже смирился, что мне даже до папиных успехов не дотянуться, а про маму и говорить нечего. Никогда мне не стать отличником и не порадовать их. Но раньше у меня были хотя бы четвёрки. А теперь эта тройка в четверти! Что же получается, теперь я троечник?!

Домой мне идти не хотелось, потому что мама ещё не ушла на работу. Она обязательно спросила бы:

– Ну что, хорошист, ты у нас всё ещё хорошист?

Это она так шутила. Говорила – а вдруг ты однажды скажешь: «Нет, я уже отличник!» А что мне теперь отвечать?

И я отправился к бабушке. Мама вообще-то не любила, когда я навещал бабушку один, потому что она жила не очень близко, и до неё надо было ехать на автобусе. Но разве человек в третьем классе не может один доехать на автобусе до своей родной бабушки?

Бабушка обрадовалась, что я приехал, стала угощать меня блинами с творогом и вареньем. А я и есть совсем не мог, кусок в горло не лез.

– Ты сегодня сам на себя не похож, – сказала бабушка. – Что-то случилось?

Ну я и рассказал ей про тройку в четверти. А что, бабушке можно. Она всегда за меня.

– Что ж, не понравилась она тебе, тройка твоя? – спросила бабушка.

– Бабушка, ты шутишь?! – воскликнул я. – Как она может понравиться?

– Вот и хорошо.

– Почему хорошо?

– Значит, ты больше не захочешь, чтобы она появилась. В следующей четверти будет четвёрка.

– Да, в следующей… А с этой тройкой что делать?

– А с этой – ничего. Пусть стоит на своём месте, пользу приносит.

– Да какая от неё польза?

– Ну как же? Вот не хочется тебе уроки учить, а ты возьмёшь дневник, посмотришь на тройку в четверти и вспомнишь этот день. Как переживал и как тебе было неприятно. Хочешь не хочешь, а учить придётся. Вот так понемногу и исправишь.

– А вдруг не получится исправить?

– Получится, – сказала бабушка. – У папы же получилось. Он к четвёртому классу даже отличником стал. А сначала тройка на тройке скакала и тройкой погоняла.

– Как тройка на тройке? – изумился я. – Ты о каком папе говоришь?

– Да о твоём, о каком же ещё. Не веришь? Вот сейчас покажу.

Бабушка ушла в комнату и через некоторое время вернулась с потрёпанным дневником. Я прочитал на обложке: «Дневник ученика 2 „Б“ класса Василькина Сергея».

– Бабушка, он что, и правда папин?

– Да папин, папин, – засмеялась бабушка и ушла разговаривать по телефону. А я листал дневник и не мог поверить своим глазам. Оказывается, папа не был никаким отличником. Во втором классе у него было целых три тройки, и даже не за четверть, а за год! Вот это да!

Когда я вернулся домой, мамы уже не было. Я сел на диван и просидел так, наверно, целый час. Всё думал, и думал, и никак не мог поверить, что мама с папой обманывали меня. А когда пришёл папа, я сразу показал ему свой дневник. Я хотел посмотреть ему в глаза, когда он будет рассказывать мне про собственные пятёрки. И про то, что дети должны быть умнее родителей.

Папа увидел тройку, но не стал меня ругать. Он посмотрел на меня и сказал:

– Досадно… Что будем делать?

– Исправлять, – сказал я.

– Это правильно. Если хочешь, могу помочь. У меня есть опыт в таких делах.

– В каких делах?

– Открою тебе один секрет. Я ведь целых два года был троечником. А потом мне обидно стало: что я, совсем глупый, что ли? Что я, русский с математикой не одолею? И вот в третьем классе исправил все свои тройки. А в четвёртом и пятом стал на пятёрки учиться. Вот так, брат. Извини, что не рассказал сразу. Не думал, что понадобится.

– А мама? Мама тоже сначала была троечницей? – спросил я.

– Нет, мама всегда была круглой отличницей, без обмана. Нам с тобой до неё расти и расти. Ну что, готов попробовать? – подмигнул мне папа.

А я улыбнулся и кивнул.

Почти не опоздал

В середине декабря папа уехал в командировку, а маме нужно было выйти на работу на сутки.

– Даже не знаю, что делать, – сказала мама. – Бабушка-то всё ещё в больнице. Может, Наташе позвонить?

– Зачем Наташе? – испугался я. – Не надо.

Мамина двоюродная сестра Наташа училась в педагогическом институте последний год. Она собиралась стать учителем младших классов. Наташа обожала оставаться со мной, когда мама с папой куда-то уезжали или долго задерживались на работе. Ей нравилось учить и воспитывать меня. Она на мне тренировалась.

– Наташа присмотрит за тобой. И уроки проверит. Да и тебе не будет одиноко, – сказала мама. – Всё-таки целые сутки…

– Не надо мне никакой Наташи, – твёрдо заявил я. – Я уже взрослый. Я и сам прекрасно справлюсь.

– Знаю я, как ты справишься. Будешь допоздна играть в компьютер, а потом проспишь школу.

– Не просплю. И играть не буду. Нет, конечно, я поиграю, но совсем чуть-чуть. А потом буду делать уроки. И спать лягу вовремя.

– Что-то верится с трудом, – сказала мама. – Дима, я ведь даже разбудить тебя не смогу. Мне утром некогда будет звонить домой.

– Я заведу будильник. И сам проснусь. Вот оставь меня одного, и тогда сама всё увидишь, – сказал я.

– Когда я всё сама увижу, уже поздно будет, – вздохнула мама, но Наташе звонить не стала.

На следующий день мама разбудила меня, покормила завтраком и рассказала, что́ мне есть на обед и на ужин.

– Приду завтра утром, в половине девятого. И если ты ещё будешь не в школе, тебе достанется на орехи, – предупредила она перед уходом. – Больше я тебе не поверю, и впредь ты будешь оставаться только с Наташей.

– Всё будет в порядке, – заверил я маму. – Что ты так волнуешься? Я проснусь в семь часов, соберу ранец, умоюсь, позавтракаю, запру дверь на два оборота и пойду в школу. В восемь часов я уже буду сидеть за партой. А в полдевятого ты придёшь домой, увидишь, что меня нет, и успокоишься.

– Успокоишься с тобой, – проворчала мама и ушла.

Я оделся и отправился в школу. Вернулись домой мы вместе с Костиком. Пообедали тем, что оставила мама, и стали играть в компьютер. Жаль только, что играть пришлось недолго: Костика позвала домой бабушка. Я хотел сесть за уроки, но потом подумал, что у меня ещё полно времени, целый вечер впереди. И снова пошёл к компьютеру.

Ближе к вечеру позвонила мама.

– Всё в порядке? – спросила она.

– Конечно, – ответил я. – Я поел и скоро возьмусь за уроки.

– А сейчас что делаешь? В компьютере торчишь, глаза портишь?

– Нет, я уже его выключил.

Мама снова сказала, чтобы я не ложился поздно и не проспал школу, и отключилась. А я вернулся к компьютеру.

Потом у меня и в самом деле заболели глаза. Я походил по комнате, часто поморгал, как советовал папа. Но резь в глазах не проходила. Я поискал папины капли для глаз, которые он закапывает, когда долго работает за компьютером. Но капель нигде не было, наверное, папа увёз их с собой. Тогда я лёг на свою кровать и решил немного полежать с закрытыми глазами. А потом, когда глаза отдохнут, взяться за уроки.

Я так полежал-полежал и незаметно уснул.

Проснулся и ахнул: проспал! В темноте светились красные цифры на электронных часах – 8:15. Я вскочил как ошпаренный, бросился к окну. Тёмный двор, идёт снег, горят фонари. Обычное зимнее утро. Нет, не совсем обычное, обычно я встаю вовремя. А сегодня всё-таки проспал, как и боялась мама. Теперь мне напишут в дневник замечание, мама рассердится и всегда будет звать Наташу посидеть со мной.

Я включил свет и стал лихорадочно собираться. А сам всё время смотрел на часы. Уже двадцать минут девятого. А вот уже двадцать пять. Сейчас придёт мама и застанет меня дома. И мне крепко влетит.

Я похватал учебники, какие попались под руку. Я даже не помнил нашего расписания. Да что там расписание, я даже не мог сказать, какой сегодня день недели. Я выскочил из дома, даже не позавтракав, и понёсся в школу. Бежал и представлял, как сейчас войду в класс посреди урока, как Светлана Алексеевна покачает головой и скажет:

– С добрым утром, Василькин! Ты как раз вовремя, сейчас звонок прозвенит… с урока.

А весь класс будет хихикать и называть меня соней и сурком. Эти мысли подстёгивали меня, и я бежал ещё быстрей.

Дверь в школу оказалась заперта. И окна были тёмными. Светилось только одно окошко, на первом этаже. Я стоял на крыльце, стучал в дверь и ничего не мог понять. Почему никого нет? Почему школа закрыта? Ещё слишком рано? Но как может быть рано, если уже около девяти?

Вдруг дверь распахнулась, и я увидел незнакомого человека в тёплой жилетке. Он удивлённо посмотрел на меня.

– Ты чего барабанишь? – спросил он. – Чего тебе надо?

– Как чего? Учиться пришёл…

Он громко загоготал.

– Говорили мне, что программа сейчас в школе сложная. Но я и не думал, что настолько, чтобы ещё и по ночам учиться!

– Чего? – не понял я.

– Чего-чего! Школа закрыта, не видишь, что ли? Ночь на дворе. Иди и ложись спать. Утром придёшь.

Он закрыл дверь. И тут до меня дошло. Было действительно девять часов, но не утра, а вечера. Оказывается, я заснул и проснулся тем же вечером. И перепутал его с утром, потому что в декабре что утро, что вечер – одинаково темно.

Я бежал домой по заснеженной дороге и весело напевал. Я не мог поверить, что всё так хорошо закончилось. Утро пока не наступило, и я никуда не опоздал!

Какое счастье!

Значит, я ещё успею все сделать. И поставить будильник на семь часов утра, и поужинать, и приготовить уроки… и поиграть в компьютер.

Лёгкая пятёрка

Светлана Алексеевна сказала нам в пятницу:

– Ребята! Из-за карантина по гриппу у нас пропало несколько уроков математики. Поэтому самостоятельную работу номер одиннадцать я задаю вам на дом. В выходные у вас будет достаточно времени, чтобы разобраться со всеми заданиями. В понедельник утром вы мне их сдадите.

И она раздала нам наши книжечки с заданиями для самостоятельных и контрольных работ, которые обычно хранились у неё в шкафу.

Мы все ужасно расстроились. В этой самостоятельной работе номер одиннадцать четыре задания и задача. А кроме математики нам ещё правило по русскому учить и читать огромный рассказ по чтению, на целых три страницы. Пропали выходные!

А самое обидное, что после карантина нас в классе было всего шестнадцать человек. Остальные двенадцать всё ещё болели, и никакая самостоятельная работа им не грозила. Почему половина класса должна мучиться, а половина – спокойно отдыхать? Где справедливость?

И только один Илюха Майзлин нисколько не огорчился. Он сидел за своей партой и загадочно улыбался. На перемене мы окружили его и потребовали:

– Ну-ка, признавайся, что ты придумал?

Наш Илюха был мастер на всякие выдумки.

– Ты что, в понедельник в школу не придёшь? – предположила Алина Сотникова.

– Уезжаешь куда-нибудь? – спросила Ксюша Цветкова.

– Да нет, он просто заболеет, – сказал Тимур Валеев. – В воскресенье снега наглотается, а в понедельник у него будет ангина.

– Приду я в школу, приду, можете успокоиться, – ответил Илюха.

Никто, конечно, и не думал успокаиваться. Наоборот, все принялись выкрикивать свои варианты:

– Ты не будешь самостоятельную делать?

– Скажешь, что со всей семьёй в гости уезжал?

– Нет, что свет в доме отключили!

– Он руку бинтом замотает и скажет: писать не мог!

Илюха только головой качал. А потом сказал:

– Я и в школу приду, и самостоятельную принесу. Да ещё и пятёрку за неё получу.

– Ты? Пятёрку?

– Да. И причём легко!

Мы расхохотались. По математике Илюха больше тройки с минусом никогда не получал.

– Смейтесь, смейтесь, – сказал он. – Вы мне ещё завидовать будете. Я знаю один секрет…

Все сразу налетели на него и стали секрет выпытывать. Разве честно, когда кто-то знает секрет, как легко получить пятёрку, а другим не рассказывает?

– У меня решебник есть к этой книжке с заданиями, – признался наконец Илюха. – Мама недавно купила. Там все решения и ответы.

– Мама сама купила, чтобы ты списывал? – изумились мы.

– Да нет, конечно. Когда я двойку за контрольную приношу, она по решебнику смотрит, что у меня неправильно и как надо было решать. И заставляет меня переписывать. Ей Светлана Алексеевна сказала так делать. А я запомнил, куда она его кладёт. Вот и спишу завтра.

– А где она его купила? – спросил Никита Кузнецов. – Я тоже такой хочу.

– Да там, в книжном магазине возле торгового центра, – сказал Илюха. – Только их там мало было. Может, уже и закончились.

После уроков мы с Костиком помчались в книжный магазин. Мы боялись, что остальные опередят нас и раскупят все решебники. А мы останемся без лёгкой пятёрки и будем всё воскресенье делать задания по математике.

Нам повезло, решебников в магазине было ещё много. Но мы с Костиком смогли купить только один, на два у нас не хватило денег. Мы договорились списывать задания по очереди: сегодня Костик, а завтра я.

Когда мы были у кассы, в магазин вошли Никита Кузнецов и Тимур Валеев. На улице перед входом мы встретили ещё Алину Сотникову, Ксюшу Цветкову и Лизу Комарову.

В воскресенье я сбегал к Костику за решебником. Костик уже всё сделал и был очень доволен.

– Класс! Я всего десять минут потратил – и самостоятельная готова. Думать не надо, решать не надо, перекатал – и порядок. Вот бы по всем предметам решебники достать! – сказал он. – Представляешь, как было бы легко учиться?

Дома я сел за стол и приготовился переписывать выполненные задания в свою тетрадь. В комнату вошёл папа.

– Ты всё ещё над уроками сидишь? – спросил он. – Ты и вчера что-то учил.

– Нам ещё самостоятельную работу на дом задали, – сказал я.

– А я хотел тебя на каток позвать. Смотри, какая погода хорошая.

– Да мне недолго. Я сейчас быстро напишу, и пойдём.

– Как это ты быстро напишешь? – удивился папа. – Там же думать надо, решать.

Он увидел на столе решебник и взял его в руки:

– А это что такое?

– Да это… нам в школе дали… – пробормотал я.

– В школе дали? Готовые задания с ответами?

Я понял, что попался. Папа точно не одобрит решебник. И что каток мне сегодня не светит, я тоже понял.

– Облегчить жизнь себе решил? – усмехнулся папа. – От трудностей убегаешь?

– Ну папа, ни от чего я не убегаю. Просто если я буду сам решать, то потрачу целый час. А если спишу – то всего десять минут.

– Тебе жалко времени на твои же знания? А дальше что будет? Вот станешь ты, к примеру, доктором. Ты своих пациентов по решебнику будешь лечить? Да? Или представь, ты пилот самолёта. И вдруг – серьёзная ситуация, нужно срочно принимать правильное решение. А ты, вместо того чтобы спасать самолёт и пассажиров, сидишь и листаешь решебник. Потому что не привык решать сам, а привык получать готовые ответы. Имей в виду, Дима, решебников на все случаи жизни не бывает.

– Пап, да ладно тебе! Я и сам могу решить, – сказал я.

– А вот сейчас и посмотрим, – сказал папа и забрал у меня решебник.

Я потратил на уроки кучу времени. Всё никак задача не получалась. Я даже папу хотел позвать, но потом передумал. Решил сам разобраться. И разобрался! Пусть на это ушло полтора часа, но разобрался. Сам, без посторонней помощи.

В понедельник мы сдали наши самостоятельные работы Светлане Алексеевне. А утром во вторник она положила стопку тетрадей на край стола и сказала:

– Наш класс показал удивительные результаты. Пятнадцать одинаковых оценок! Такого ещё не было.

У меня упало сердце. Пятнадцать пятёрок. И шестнадцатая – моя двойка или тройка. Потому что все списывали, а я решал сам. Вот и нарешал. Всё-таки надо было дать самостоятельную папе на проверку.

Светлана Алексеевна раздала тетради. Со всех сторон послышались удивлённые возгласы. Я открыл тетрадь и не поверил своим глазам. Пятёрка. Пятёрка?! Как это может быть?

– Что, не ожидали? – сказала Светлана Алексеевна. – Действительно, поразительные результаты. Пятнадцать двоек и одна пятёрка.

– Но почему двойки?! – выкрикнул Илюха Майзлин. – Мы же…

– Вы же что? Списали с решебника? А там неправильно решена задача. Опечатка в решении. Вот вы и попались. У всех пятнадцати человек – одна и та же ошибка. И только у Василькина – совершенно другое решение, и оно правильное. Вот ему я поставила «пять», а всем вам – по двойке. Поэтому Василькин после пятого урока идёт домой, а все остальные будут писать самостоятельную работу номер двенадцать. Под моим наблюдением. И без решебников.

Пятнадцать человек ёрзали на стульях и недовольно бубнили. А я смотрел на свою честно заработанную пятёрку, и она казалась мне самой красивой из всех, которые я когда-либо получал.

Минус тридцать

Как-то вечером мне позвонил Костик.

– Димыч! Ты телевизор смотрел? – радостно закричал он в трубку.

– Нет, – сказал я. – Я уроки делаю.

– Ну и зря. Завтра в школу всё равно идти не надо.

– Почему это не надо? – удивился я. – Кто сказал?

– По телевизору сейчас сказали. Завтра будет сильный мороз, минус тридцать, – сообщил Костик.

– И что в школу не надо идти, тоже сказали?

– Ну, прямо так не сказали… Но Светлана Алексеевна нам говорила, что, если будет минус тридцать, в школу не приходить. Ты что, забыл?

И я вспомнил: она действительно нам такое говорила в начале зимы. Даже не про минус тридцать, а про минус двадцать семь. При минус двадцати семи градусах начальная школа не учится, сказала она. А если уж по телевизору сказали, что будет минус тридцать, значит, вообще школу закроют.

Я очень обрадовался и не стал доделывать математику. И маме с папой сказал, что мы завтра не учимся из-за сильных морозов.

– Странно, – сказал папа. – А в интернете про морозы ничего не пишут.

– Ну, может, в интернете и не пишут, а по телевизору сообщили, – сказал я.

– А ваша Светлана Алексеевна знает? – спросила мама.

– Конечно знает! Она нам сама сказала не приходить, – ответил я.

Утром мама и папа ушли на работу и не стали меня будить. А в девять часов позвонил Костик.

– Димыч! Ты в школу пошёл?

– Нет, не пошёл.

– Вот и я не пошёл. А мы учимся сегодня.

– Как учимся? Ты же мне сам сказал: сильные морозы, минус тридцать.

– Да нет никаких морозов. Отменились! Светлана Алексеевна маме сейчас позвонила. Сказала, чтоб я через пять минут в школе был. А твоей маме не звонила?

– Нет пока.

Хотя, скорее всего, звонила. Просто мама на работе не всегда может взять трубку. Я не стал ждать, пока Светлана Алексеевна дозвонится до моей мамы. Я вскочил с постели, пулей оделся и побежал в школу.

Оказалось, что в школу сегодня не пришли аж восемь человек. Тоже услышали по телевизору про сильные морозы.

– С этого момента не верим ни телевизору, ни интернету, – сказала Светлана Алексеевна. – Верим только термометру за окном и мне. И уроки учим всегда, Василькин. Даже если наутро не надо идти в школу. Всё понятно?

Нам всё было понятно, особенно мне. Я был очень счастлив, что она не поставила мне двойку за домашнюю работу. И решил, что теперь буду очень осторожно относиться к прогнозу погоды.

Прошла неделя. В начале февраля неожиданно ударили морозы. Каждое утро термометр показывал двадцать один или двадцать два градуса. А я так ждал, что красный столбик опустится до двадцати семи! Даже стучал по стеклу пальцем. Но всё было бесполезно. Он не падал, и школу из-за морозов не закрывали.

Однажды утром мама сказала мне:

– Дима, одевайся теплее, сегодня минус тридцать.

Я сонно промычал: «Угу», – но тут же подскочил в постели. Подбежал к термометру за окном. Минус тридцать. Включил телевизор, местный канал. И там минус тридцать. Ура! Наконец-то!

– Костик! – воскликнул я в трубку. – Минус тридцать.

– Да, я уже видел, – сказал он. – Димыч, а вдруг мы всё равно учимся?

– Да как учимся? Светлана Алексеевна сказала: верить термометру. А там – минус тридцать.

– Она сказала: верить термометру и ей. А она нам ничего не говорила.

Мы помолчали.

– Знаешь, Димыч, я всё-таки в школу пойду. А то мне мама голову оторвёт, – сказал Костик и положил трубку. Я вздохнул и стал собираться.

Мы встретились с ним возле школьного крыльца. В школе горел свет.

– Вот видишь, работает, – сказал Костик. – Хорошо, что пришли.

У него от мороза были красные щёки, а изо рта валил пар.

– Ага, – согласился я, притоптывая закоченевшими ногами. – А то опять нам влетело бы.

Мы вбежали в вестибюль и остановились. Он был совершенно пустой, как во время уроков. Но до звонка оставалось целых десять минут.

– О, ещё двое, – сказал охранник за столом. – И чего вам всем дома не сидится? Сказано же: в минус тридцать уроки отменяются, с первого по восьмой класс. Сегодня только старшеклассники учатся.

Мы с Костиком обрадовались и побежали на улицу.

– А пойдём на горку, – предложил он. – Раз уж у нас день свободный.

Я согласился. Не домой же идти, в самом деле.

На высокой снежной горе за школой собрался почти весь наш класс. Мы орали, смеялись, валялись в снегу, съезжали вниз по крутому склону на ранцах, разорванных картонных коробках и просто на спине. И никакого тридцатиградусного мороза мы не замечали. Было очень здорово и весело. Пока нас не нашла Светлана Алексеевна.

– Вот это да! – воскликнула она. – Весь третий «А» в сборе. Вы зачем пришли? Я же вам сказала, что мы сегодня не учимся.

– Светлана Алексеевна, вы нам ничего не говорили! – закричали мы.

– Как не говорила? Я рано утром позвонила Ксюше Цветковой и Илье Майзлину. Ксюша должна была предупредить всех девочек, а Илья – всех мальчиков.

– Нет, нам никто ничего не говорил.

– А они сами-то здесь?

– Ксюша – вот, а Ильи нет.

Ксюшу подтолкнули к учительнице.

– Ты почему никому не позвонила? – спросила Светлана Алексеевна. – Я же тебя попросила передать всем по цепочке.

Ксюша растерянно хлопала глазами.

– Светлана Алексеевна… А вы и правда звонили мне? Я думала, что вы мне приснились.

Мы дружно захохотали.

– Ну вот что, друзья, пойдёмте-ка в школу. Нечего здесь носы морозить. Будем греться, сохнуть… и учиться, – сказала Светлана Алексеевна.

– Ой, нет, не надо в школу, мы лучше домой пойдём! – закричали мы наперебой. – Сегодня же тридцать градусов, учиться нельзя.

– А с горки кататься целый час можно? Уроки для чего отменили? Чтобы вы в такой мороз не выходили на улицу. А раз вы всё равно вышли, будем учиться. Бегом в школу!

Мы гурьбой побрели вслед за Светланой Алексеевной.

– Всё из-за Ксюши! – возмущались мы. – Из-за её дырявой головы! Все классы дома сидят, а мы учиться будем, как самые умные!

– Но я и правда забыла! – отбивалась Ксюша. – Я думала, мне всё это приснилось.

– Не ври! Ты нарочно нам не сказала!

– Да? И сама нарочно в школу пришла? Я же тоже здесь, со всеми. А вот Майзлин ваш где?

Мы уже вошли в вестибюль, когда у меня зазвонил телефон.

– Василькин! – услышал я сонный голос Илюхи. – Мне велели передать, а я чего-то уснул. Мы сегодня не учимся. На улице мороз, минус тридцать. Передай тому, кто не знает.

– Да все уже знают, Майзлин, – сказал я и побежал догонять свой класс.

День шутника

На уроке английского языка мы читали текст про первое апреля. Яна Игоревна рассказала нам, что у нас, в России, этот праздник называется День смеха, а в Англии – День дурака. В этот день принято дурачиться, подшучивать друг над другом и разыгрывать друзей и знакомых.

– А давай тоже кого-нибудь разыграем, – сказал Костик, когда мы шли домой. – Скоро ведь первое апреля.

– Давай, – согласился я. – А кого? Родителей?

– Нет, родителей неинтересно. Давай лучше из класса кого-нибудь. Кочкина, например. Скажем, что его к директору вызывают.

Я представил себе огромные кулаки Ярика Кочкина.

– Нет, не надо. У него с юмором плоховато. Нам потом в этот День смеха совсем не до смеха будет.

– Ну да, точно. Тогда, может, девчонку какую-нибудь разыграем?

– Какую?

– Ну, Тюрину можно.

– Тюрина – отличница и староста, она не поверит, что её куда-то там вызывают.

– А мы что-нибудь у неё спрячем, сапоги например. И посмотрим, как она будет искать.

– Да это не розыгрыш уже, а воровство. Она потом нажалуется, и нам попадёт.

– А что же тогда делать?

Мы дошли до перекрёстка, где обычно расходились каждый в свою сторону, и тут меня осенило:

– Костик, а давай всех разыграем!

– Кого это всех?

– Ну, сразу всех! Весь наш класс!

– Здорово! – обрадовался он. – Классная идея! А как?

– Пока не знаю как. Надо подумать.

Мы пошли по домам и стали думать. Только ничего путного в голову не приходило. Я думал целый день, целый вечер и даже целую ночь. То есть, конечно, ночью я спал, но во сне всё равно думал. Как, оказывается, трудно придумать хороший розыгрыш!

– Придумал? – спросил меня Костик на следующий день.

– Нет ещё. А ты?

– Тоже нет. Только всякая ерунда придумывается.

– И у меня.

Прошло ещё два дня. До первого апреля остался только один день – завтрашний. А у нас в запасе не было ни одной даже самой захудалой шутки.

– Может, классный журнал спрятать? – размышлял Костик, сидя вечером у меня дома.

– Не говори ерунду, – сказал я. – Журнал – это документ. А с документами шутить не нужно.

– Тогда крысу в класс принести? Представляешь, какой визг начнётся!

– Где ты крысу возьмёшь?

– Можно в подвале поймать, в нашем доме.

– Она тебя искусает, будешь потом в больнице лежать! Костик! Мы не напугать хотим, а разыграть. Розыгрыш должен быть не злым, а прикольным. Понятно? Чтобы все смеялись потом, а не злились на нас.

– Да где ж такой взять-то? – развёл руками Костик.

И вдруг я придумал. Да так здорово, что даже дух захватило. Я вскочил и стал бегать по комнате, потому что не мог усидеть на месте.

– Костик! Я знаю! – кричал я. – Знаю, что мы сделаем. Мы всем скажем, что у нас вместо уроков будет уборка класса, ну, субботник то есть. Все придут без учебников, а мы им скажем: с первым апреля! Классно?

Но Костик не запрыгал от радости, как я ожидал.

– Так пятница же будет, – сказал он. – Разве субботник бывает в пятницу? Да и не поверит нам никто. Когда это было, чтобы уроки ради уборки отменяли? Нет, не получится ничего.

– Получится! Вот послушай!

И я стал рассказывать ему, как мы всё это устроим. Костик поспорил немного, но всё же согласился.

На следующий день мы еле дождались конца четвёртого урока. Сидели как на иголках, постоянно переглядывались и улыбались. Предвкушали, какой весёлый день смеха мы устроим одноклассникам. Вот они сидят, серьёзные и грустные, и даже не представляют, какую забавную шутку мы им приготовили на завтра. Это первое апреля они запомнят надолго.

Наконец Светлана Алексеевна попрощалась с нами и ушла. А мы оставили ранцы в классе и пошли в спортзал на физкультуру.

Посреди урока я отпросился в туалет, а сам побежал в класс. Как хорошо, что его никто не закрыл на ключ! Если бы Светлана Алексеевна была где-то в школе, она обязательно закрыла бы, и наш план провалился бы.

Я вытащил из своего ранца лист А4, который мы с Костиком приготовили заранее, и прикрепил его к доске цветными магнитами. На листке большими буквами было напечатано:

«Объявление! Завтра, в пятницу, вместо уроков в третьем „А“ будет проводиться генеральная уборка кабинета. Приходить к первому уроку. С собой приносить тряпки и моющие средства. Директор школы».

Мы это объявление два часа сочиняли с Костиком. И маме звонили, чтобы посоветоваться, как лучше написать. Но, конечно, не признались, для чего это нужно, да маме и некогда было это выяснять. Костик ещё хотел написать число – «завтра, первого апреля» и так далее. Но я сказал, что не надо напоминать про первое апреля, чтоб никто ничего не заподозрил.

После физкультуры все вернулись в класс за ранцами и сумками и увидели объявление. Что тут началось! Поверили все. Кто-то радовался и кричал «ура», кто-то говорил, что лучше учиться, чем возиться с грязными тряпками. Мы с Костиком тоже не остались в стороне, тоже скакали вместе со всеми и поддакивали. Чтобы никто не подумал, что мы что-то знаем.

Вечером мне позвонил Костик.

– Димыч, ты домашку делать будешь? – спросил он.

– Не знаю. А ты?

– Вот сижу и думаю: делать или нет? Ведь из наших никто не сделает. А ранец ты возьмёшь в школу? Или с тряпками придёшь, как все?

Я почесал в затылке. Об этом мы как-то не подумали. Если сделать уроки и прийти с учебниками в школу, сразу будет понятно, кто всё устроил. А если нет, то как мы докажем, что этот классный розыгрыш – наш? Мы же хотели перед всем классом прокричать: «С первым апреля!»

– Давай лучше без ранца и без домашки, как все, – сказал я. – На всякий случай.

– Давай, – радостно согласился Костик. – Тогда я погнал в войнушку рубиться.

И вот наступила пятница. Мы с Костиком пришли в школу пораньше, чтобы ничего не пропустить. Светлана Алексеевна вошла, когда уже собрался весь класс – в свободной одежде, без школьных сумок, с тряпками, порошками и разноцветными пластиковыми бутылочками, в которых булькали моющие средства.

Светлана Алексеевна остановилась у своего стола и оглядела весь класс. Глаза у неё были при этом очень большие от удивления.

– Что происходит? – спросила она. – Что это за маскарад? Староста, в чём дело?

– Субботник, – отрапортовала Кристина Тюрина.

– Какой субботник?!

– Генеральная уборка. Класс будем мыть. Вместо уроков.

Светлана Алексеевна растерялась.

– А кто вам это сказал?

– Директор.

– Директор?!

– Светлана Алексеевна, да вон же объявление! – сказал Тимур Валеев. Светлана Алексеевна оглянулась на доску и долго молчала. Потом сорвала наш листок и вышла. Тут все заговорили разом:

– К директору пошла узнавать.

– Она не знала, что ли?

– Конечно, не знала, она же раньше вчера ушла.

– Наверно, её директор забыл предупредить.

Мы с Костиком переглянулись. Мне почему-то расхотелось кричать: «С первым апреля!» Наоборот, я боялся, что кто-то догадается, чьих рук это дело. Да и Костику наша шутка уже не казалась такой прикольной.

Через некоторое время Светлана Алексеевна вернулась.

– Я не буду выяснять, кто так остроумно поздравил всех с первым апреля, – сказала она. – Я и сама люблю шутки и розыгрыши, поэтому сегодняшний День шутника у нас пройдёт весело, интересно и насыщенно. Сейчас мы будем отмывать кабинет, хорошо и тщательно, в течение трёх уроков. Потом пообедаем в школе, сходим домой за учебниками и будем учиться по расписанию, во вторую смену. А вечером вас ждёт двойное домашнее задание – то, которое вы не сделали вчера, плюс то, которое я задам сегодня. Всё ясно? С первым апреля, третий «А»!

– Вот бы узнать, кто этот шутник! – процедил сквозь зубы Ярик Кочкин, когда мы оттирали порошком чернильные рисунки с парт. – Тогда б ему точно не поздоровилось. Ох, как у меня руки на него чешутся!

– И не говори, – сказали мы с Костиком. – Сами бы ему врезали.

И так, бочком-бочком, от него подальше, в другой конец класса.

– Тоже мне, первое апреля, самый весёлый день в году, – проворчал Костик, когда мы пошли менять воду в ведре. – Не, Димыч, неудачная идея была.

– Ничего, – сказал я. – В следующий раз получше придумаем. Целый год впереди.

Неизвестный писатель Лампочкин

Заканчивался последний день весенних каникул. Я уже сложил учебники в ранец, приготовил школьную форму и собирался ложиться спать.

– Дима, ты точно ничего не забыл? – спросила мама. – Проверь всё ещё раз. А то утром вспомнишь и будешь носиться по дому как угорелый.

– Да нет, мам! Ничего я не забыл, – ответил я. И вдруг застыл на месте, даже подушку из рук выронил. Я вспомнил. Вспомнил то, что должен был вспомнить ещё неделю назад, в первый день каникул. Читательский дневник! Как я мог о нём забыть?!

Читательские дневники мы завели в начале года. Мы записывали туда все книги, которые читали. Но нужно было не просто указать название и автора. Ещё мы должны были назвать главных героев и кратко пересказать, что с этими героями происходило. Ну, не совсем кратко, примерно на одну или две странички. Светлана Алексеевна раз в месяц проверяла читательские дневники и ставила оценки в журнал. А на каникулы она задала нам прочитать любую интересную книгу и описать её в дневнике.

Я схватился за голову. Где я в десять вечера найду интересную книгу? И как я успею её прочитать, да ещё пересказать письменно?

– Дима, ты уже лёг? – спросила мама, заглядывая в комнату.

– Пока нет. Сейчас я кое-что доделаю для школы… Это быстро.

– Дима! Ну как всегда! Как спать, так у тебя срочные дела находятся.

Мама ушла. А я стал ходить по комнате взад и вперёд. Что делать? Как завтра выкручиваться? Что говорить Светлане Алексеевне?

Так не хочется начинать четверть с замечания в дневнике!

Я осмотрел свою книжную полку. Нет, ничего не подходит. Те книги, что я читал, уже записаны в читательский дневник. А те, что не читал, всё равно не смогу записать. Откуда мне знать, о чём они?

Я пошел к папе.

– Пап, расскажи мне быстренько какую-нибудь книжку.

Папа оторвался от компьютера и удивлённо посмотрел на меня.

– Какую книжку?

– Любую, детскую. Но только интересную.

– Дим, давай не сейчас, у меня срочная работа. Да и не помню я детских книжек. Сто лет уж прошло, как я их читал.

Тут у меня в голове что-то щёлкнуло. Я понял, что надо делать. Я побежал в свою комнату, взял читательский дневник и уселся за стол.

А что, если я эту книжку просто придумаю? Вот сейчас возьму и напишу то, что в голову придёт. Ведь Светлана Алексеевна взрослая, как и папа, она тоже не помнит детские книги. Конечно, она учительница и читала, наверно, больше папы. Но ведь не может же она прочитать все книги на свете. Как она поймёт, что я описываю книжку, которой нет?

Вверху страницы я вывел: «Приключения…» – и задумался. Чьи это будут приключения? Мальчика, девочки? Или вообще кота? Мой взгляд наткнулся на красочный календарь на стене. Обезьяна! Точно! Это будут приключения обезьянки, которая сбежала из зоопарка и заблудилась в большом городе. И я написал название: «Приключения шустрой обезьянки». Потом сунул в рот леденцовую конфетку, посмотрел на фантик и добавил: «Барбариски». Получилось очень хорошее название – «Приключения шустрой обезьянки Барбариски». Я смотрел на него, и у меня в груди росло странное приятное чувство и почему-то замирало сердце. Словно внутри меня надувался воздушный шарик и рвался куда-то вверх. Мне хотелось сочинять про эту обезьянку, придумывать её приключения и записывать их.

И я придумывал и записывал. Мама несколько раз заглядывала в комнату и говорила, чтобы я ложился. А я всё писал. Это было удивительно, я ведь всегда ненавидел писать. А тут никак не мог остановиться. Я и не знал, что так бывает, когда что-то захватывает тебя целиком и не хочет отпускать.

Невероятно, но это было лучше, чем играть в компьютер!

Когда я наконец лёг в постель, у меня счастливо колотилось сердце, словно накануне дня рождения. Или Нового года. Когда ложишься спать и знаешь, что завтра тебя ждут радостные встречи и удивительные сюрпризы.

Но наутро моё настроение упало. Я перечитал своё ночное творение, и оно показалось мне ужасным. А ещё я сообразил, что написать-то я написал, но ведь надо ещё показать книгу. А где я её возьму?

На уроке я сидел как каменный истукан, не шевелясь и почти не дыша. Лишь бы не привлекать к себе внимание. Лишь бы Светлане Алексеевне не вздумалось меня спросить. Одноклассники выходили один за другим, показывали книги и зачитывали пересказы. А я сидел и считал минуты до звонка. Осталось десять минут, семь, пять… Успеют меня вызвать или не успеют? Успеют или не успеют?

– Василькин, к доске!

Эти слова меня будто по голове ударили. Нет, они прострелили меня навылет. Я поднялся из-за парты и на ватных ногах поковылял к доске.

– Какую книгу ты прочитал за каникулы?

– Я прочитал книгу… – начал я и сам себя не услышал. У меня даже голос пропал от волнения.

– Громче, Василькин. Как называется книга?

– Она называется… – я громко откашлялся.

– Ну? – нетерпеливо спросила Светлана Алексеевна. – Василькин, побыстрее можно?

– Она называется «Приключения шустрой обезьянки Барбариски».

– Хорошо, продолжай.

И вдруг… Звонок!!! Я чуть не заорал от счастья.

– Идите на перемену, – сказала Светлана Алексеевна. – Следующий урок – русский язык.

На перемене мы с Костиком и другими мальчишками носились друг за другом и кувыркались через голову. Костик – от радости, что получил четвёрку по домашнему чтению, я – от радости, что меня всё-таки не спросили. А остальные – просто так, для развлечения.

Мы вернулись в класс со звонком взмыленные и растрёпанные. Светлана Алексеевна подождала, пока мы успокоимся и приведём себя в порядок. Потом сказала:

– Василькин, к доске!

Я подошёл к доске и взял мел. Думал, что она сейчас будет мне диктовать слова для фонетического разбора.

– Положи мел и возьми свой читательский дневник, – сказала Светлана Алексеевна.

– Зачем? – испугался я.

– Как зачем? Мы же не закончили с тобой.

– Но сейчас русский, а не чтение.

– Ничего, мы можем потратить несколько минут на твой рассказ. Нам всем очень хочется послушать о приключениях этой обезьянки. Барбариски, кажется? Уж очень название завлекательное, правда, ребята?

– Да, да! – закричали все. – Мы хотим послушать! Рассказывай, Василькин.

Я рассердился. Конечно, они хотят послушать. Ещё бы! Им бы только не учиться и самим не отвечать. И плевать на того, кто у доски мучается.

Я взял свой читательский дневник, вернулся к доске и стал читать. Все внимательно слушали и даже иногда смеялись. Особенно в том месте, где Барбариска украла банан в супермаркете. А когда она обманула своего преследователя и убежала, все даже захлопали. Я оторвался от тетрадки и взглянул на одноклассников. Им и правда было интересно. Они слушали то, что я вчера напридумывал сам, и им нравилось. Это было так здорово!

– Очень интересная история, – сказала Светлана Алексеевна, когда я закончил. – И пересказал ты её хорошо и очень подробно. А кто же её написал? Ты не указал автора.

Точно! Про автора-то я и забыл. Ведь если есть книжка, её должен был кто-то написать. Я поднял глаза к потолку и сделал вид, что вспоминаю.

– Её написал… э-э…

Тут мне на глаза попалась лампочка на потолке.

– Лампочкин, – сказал я. – Да, автор книги – Лампочкин. Григорий.

Я и сам не понял, откуда взял Григория. Почему-то мне показалось, что писателя Лампочкина обязательно должны были звать Григорием.

– Григорий Лампочкин? – удивилась Светлана Алексеевна. – Никогда не слышала о таком писателе.

– Ну… это новый писатель. Неизвестный, – сказал я и почувствовал, как у меня вспотела спина под рубашкой. – Его пока никто не знает.

– А-а! Так это начинающий писатель?

– Вот-вот, начинающий. Точно. Он ещё мало книжек написал. Одну.

В глазах Светланы Алексеевны запрыгали хитрые смешинки.

– Понятно. Василькин, а что же ты книжку не принёс?

– Забыл. – Я сокрушённо развёл руками. – Оставил дома. Случайно.

– Дома? Ладно. Я тебя сейчас отпущу, и ты за ней сбегаешь. Очень хочется увидеть эту замечательную книгу своими глазами.

– А-а… это… – Мои мысли лихорадочно запрыгали в голове. – Я не могу… У меня дома никого нет. И ключа нет.

– Ну хорошо, – сказала Светлана Алексеевна. – Походи пока без оценки. Вот принесёшь книгу, и я с удовольствием поставлю тебе в журнал пятёрку. Садись, Василькин.

Весь остаток урока я думал, как мне быть. Ведь ясно же, что я никогда не смогу показать Светлане Алексеевне «Приключения Барбариски». И зачем я только всё это устроил? Сам себя загнал в ловушку. Что теперь делать? Каждый день говорить, что снова оставил книгу дома, и ждать, пока Светлана Алексеевна про неё забудет? Или пойти и признаться?

После урока я дождался, пока все выйдут из класса, и подошёл к Светлане Алексеевне.

– Можно мне пересказать другую книгу? – спросил я, глядя в пол.

– Ну вот! – всплеснула руками Светлана Алексеевна. – А я так хотела увидеть книгу Григория Лампочкина… Ладно, Василькин, так и быть. В среду у нас чтение. Я дам тебе время в начале урока. Иди и читай книгу известного писателя, которого все знают. Даже я.

– Спасибо, – обрадовался я, схватил ранец и побежал к выходу. Светлана Алексеевна окликнула меня возле самой двери.

– А Лампочкину передай, – сказала она с улыбкой, – что он всё равно молодец. Ему надо продолжать писать. Только пусть сначала пишет маленькие истории. Например, о себе, о друзьях, о школе. О том, что он хорошо знает. Все известные писатели сначала были… Лампочкиными.

Я бежал домой по весенним лужам, и внутри у меня всё трепетало от радости. Какая замечательная идея! Я обязательно попробую. Ведь я смог написать даже про обезьянку, которую и в глаза не видел, и всем понравилось! О себе и о школе я и правда знаю больше. Можно, к примеру, рассказать, как я потерял портфель в начале года. Или как мы с Костиком выучили не то стихотворение Пушкина. Или как я перепутал время и пришёл в школу вечером… Да мало ли историй можно вспомнить!

Дома я не бросился с порога включать компьютер, как обычно. Я переоделся, сел за стол и положил перед собой чистую тетрадь. И снова почувствовал, как в груди надувается радостный воздушный шарик и сладко замирает сердце…

Я счастливо вздохнул и, стараясь писать красиво и аккуратно, вывел на первой странице:

«Школьные истории Димы Василькина, ученика 3 „А“ класса».

Оглавление

  • Пропавший ранец
  • Джентльмен поневоле
  • Гора на плечах
  • Лучше раньше, чем никогда
  • Ну, Пушкин… ну, погоди!
  • Внимание, музыкальный номер!
  • Тройка в четверти
  • Почти не опоздал
  • Лёгкая пятёрка
  • Минус тридцать
  • День шутника
  • Неизвестный писатель Лампочкин

    Пропавший ранец

    – Мама! Папа! – сказал я в начале учебного года. – Я вам теперь не какой-то там первоклашка. И даже не второклашка. Больше в школу меня провожать не надо.

    – А я теперь буду работать по сменам – то утром, то вечером, – сказала мама. – Иногда утром мне придётся уходить очень рано, и я не смогу тебя провожать.

    – Ну а я всегда рано ухожу, – напомнил папа. – Ты ещё спишь.

    – Вот и не надо провожать, – сказал я. – Теперь буду сам ходить.

    – Ну не знаю, – засомневалась мама. – Ты дорогу в школу найдёшь?

    – Ну мам! Конечно, найду. Целых два года туда ходил.

    – Дима, ты же такой рассеянный! Вдруг ты задумаешься и пройдёшь мимо школы? Или вообще в другую сторону свернёшь?

    – Да нет, никуда я не сверну. И задумываться не буду.

    – А если ты по дороге потеряешь что-нибудь? Ключи от дома, сменную обувь или даже учебник?

    – Мам! Ну как я могу потерять учебник? Он же в ранце! – воскликнул я.

    – Да ты и ранец можешь потерять, – вздохнула мама.

    – Ты его до одиннадцатого класса собралась за ручку водить? Ему уже девять лет, – вступился за меня папа. – Пусть привыкает к самостоятельности.

    – Страшновато как-то, – сказала мама.

    – Ничего страшного нет, – успокоил я её. – Всё будет в порядке, вот увидишь.

    И я стал ходить в школу один. Все и правда было в порядке. Ну, почти. Так, случались какие-нибудь пустяки. Несколько раз я забывал дома тетради, учебники, альбом для рисования, дневник и пенал. И два раза оставил в школе пакет со сменкой. А один раз действительно прошёл мимо школы. Но быстро опомнился и побежал назад. И даже не опоздал на урок. Мама обо всех этих мелочах, конечно, не знала. Она радовалась, что у меня очень даже неплохо получается быть самостоятельным.

    И всё было замечательно, пока однажды у меня не пропал ранец.

    В тот день вместо первого урока мы в актовом зале слушали пожарного, который нам рассказывал о правилах пожарной безопасности. На втором уроке у нас была физкультура на улице. А на третьем уроке я обнаружил, что у меня нет ранца. Я стал оглядываться по сторонам.

    – Василькин, сядь прямо. Сколько можно вертеться? – сказала наша учительница Светлана Алексеевна.

    Я вскочил.

    – Светлана Алексеевна! У меня ранец куда-то подевался.

    – Вот это новости! Куда же он мог подеваться?

    – Не знаю.

    – Ты его в класс приносил?

    – Конечно, приносил… Кажется.

    – Кажется или приносил?

    Я стал вспоминать. Ну да, точно, я принёс его в класс и, как обычно, бросил возле парты. Я каждый день так делаю. Вот, пакет с физкультурной формой здесь, под партой, а ранца нет.

    – Приносил, я точно помню.

    – И где же он? Может быть, у него выросли ножки и он ушёл в столовую?

    Все засмеялись и стали выкрикивать:

    – Он проголодался!

    – Отощал за два урока!

    – Не переживай, Василькин! Он поест и вернётся!

    Светлана Алексеевна велела всему классу проверить возле своих парт, но моего ранца нигде не было.

    – А можно я сбегаю в спортзал, в раздевалку? Вдруг я его там забыл? – спросил я.

    – Ты же сказал, что принёс его в класс!

    – Ну… вроде принёс… А может, и нет.

    Светлана Алексеевна отпустила меня, и я побежал в спортзал. Раздевалка была заперта на ключ. Я бросился в учительскую. Там мне сказали, что учитель физкультуры занимается на улице с четвёртым классом. Я побежал на улицу, на стадионе за школой нашёл учителя, выпросил у него ключ от раздевалки, вернулся в спортзал… Всё напрасно. Ранца там не было.

    Потом я проверил каждый ряд в актовом зале, где мы слушали пожарного. После этого спустился на первый этаж и осмотрел весь коридор, особенно ту лавку, на которой переобувался утром. Ранец словно испарился.

    – Его нигде нет, – сказал я, вернувшись в класс.

    Светлана Алексеевна перестала писать на доске примеры.

    – Ребята, может, кто-то видел ранец Василькина? – спросила она. – Может, кто-то хотел пошутить и спрятал его?

    Все переглядывались и качали головами.

    – Это плохая шутка, – строго сказала Светлана Алексеевна. – Ваш одноклассник уже пропустил целый урок. И как он будет дальше учиться без учебников и тетрадей? Тот, кто это сделал, должен признаться.

    Но никто так и не признался. На четвёртом и пятом уроке я писал на чужом листочке чужой ручкой и смотрел в чужой учебник. А потом пошёл домой с одним только пакетом, в котором лежали физкультурная форма и сменная обувь. Я шёл и думал, как буду объяснять маме, что у меня пропал целый ранец. Она, конечно, скажет: ну вот, я так и знала! Какой же ты взрослый, если не можешь уследить за своими вещами? Тебя ещё надо водить за ручку, как маленького. Рано тебе быть самостоятельным.

    Я открыл ключом дверь и застыл на пороге.

    Я увидел свой ранец. Он лежал на полу, возле тумбы для обуви. Именно там, где я его оставил сегодня утром.

    Джентльмен поневоле

    Моя соседка по парте Лиза Комарова пришла в школу нарядная и с белыми бантами.

    – Что это ты так вырядилась? – спросил я.

    – У меня сегодня день рождения, – сказала она.

    Тут в класс вошла учительница музыки Ольга Викторовна, и начался урок. Мы писали слова новой песни, потом пели её по тетради, а я время от времени поглядывал на Лизу. Мне было её жалко. Сидит вся такая красивая, в праздничной одежде, а лицо грустное. Как тут не загрустить: день рождения у человека, а его никто не поздравляет. Все учатся как ни в чём не бывало, как будто сегодня самый обычный день. Как будто и не праздник вовсе. Это всё потому, что никто не знает про Лизу, про её день рождения. Ни класс не знает, ни Ольга Викторовна. Да и откуда ей знать, ведь она ведёт у нас только один урок в неделю. Она даже фамилии наши путает, меня до сих пор не Василькиным зовёт, а Васильковым. Вот Светлана Алексеевна наверняка знает, но её пока нет.

    Я улучил момент, достал из ранца большое красное яблоко, которое мне положила мама, и протянул Лизе.

    – Вот, возьми. С днём рождения!

    Лиза так обрадовалась, что у неё даже щёки покраснели. Конечно, она не яблоку обрадовалась. Что она, яблок, что ли, не видела? Ей было приятно, что хоть кто-то её поздравил. Очень обидно, когда в классе никто не помнит о твоём дне рождения, это уж я по себе знаю. Мой день рождения всегда попадает на каникулы. И меня никогда не поздравляют одноклассники. Один только Костик Бойко. Но он мой друг, и мы видимся не только в школе.

    – Спасибо, – прошептала Лиза и повеселела. И мне тоже стало радостно, как будто это не я подарил, а, наоборот, мне что-то подарили.

    Вторым уроком у нас был русский язык. Мы пришли в наш кабинет, и Светлана Алексеевна сделала объявление. Она сказала, что у Лизы Комаровой сегодня день рождения и ей исполнилось девять лет. Мы хором поздравили Лизу, а она прошла по рядам и дала нам по шоколадному батончику.

    – Хотела я тебя сегодня спросить, Комарова, – сказала Светлана Алексеевна. – Но раз уж ты именинница, не буду портить тебе праздник. Василькин, к доске! Выручай свою соседку.

    Этого я не ожидал. И правило плохо выучил, потому что к доске сегодня не собирался. Меня уже спрашивали на прошлом уроке. А Светлана Алексеевна никогда не вызывает два раза подряд, поэтому я особо и не готовился. Я же не знал, что у Лизы будет день рождения и мне придётся отвечать вместо неё!

    – Плохо, Василькин, – сказала Светлана Алексеевна, когда я ответил. – Слабенькая троечка. Надо лучше готовиться. Кузнецов, к доске!

    Я сел на место и недовольно покосился на Лизу. Сидит счастливая такая, ещё и улыбается. Конечно, почему бы ей не улыбаться? Это ведь не она тройку получила.

    На следующем уроке всё повторилось. Я почему-то опять должен был «выручать» Комарову. На чтении я читал за неё, на математике решал уравнения. И всё больше злился. Почему я должен страдать только потому, что Лиза сегодня именинница? И ещё потому, что я сижу рядом с ней? Разве это справедливо?!

    Последним уроком у нас был английский язык. Я вздохнул с облегчением. Конец моим страданиям! Светлана Алексеевна ушла, а Яна Игоревна, учительница английского, не знает про день рождения Лизы.

    Мы по цепочке переводили английский текст в учебнике. Текст был не очень трудный, я его дома перевёл. Почти весь. Только несколько слов не понял, а лезть в словарь было лень. Я быстро подсчитал, какое предложение мне достанется, и успокоился: незнакомых слов там не было. Значит, всё в порядке, я переведу правильно.

    Очередь дошла до Лизы. А она вдруг сказала:

    – Яна Игоревна, а у меня сегодня день рождения!

    – В самом деле? – заулыбалась англичанка. – Я тебя поздравляю.

    – А можно вместо меня Василькин переведёт? Он за меня сегодня весь день отвечает, в честь праздника.

    – Ну хорошо… Раз твой сосед такой джентльмен… Василькин, продолжай.

    Я онемел от такой наглости. И никак не мог найти глазами нужную строчку. А когда Яна Игоревна подошла и ткнула ручкой в текст, мне стало совсем плохо. В этом предложении как раз было слово, которое я не перевёл дома. Его должна была прочитать Комарова, а не я!

    – Ну, Василькин, чего замер? Читай фразу и переводи на русский язык, – сказала Яна Игоревна.

    Я начал читать. Дошёл до слова merry-go-round и остановился. Я не знал, как оно читается, нам оно ещё не попадалось. Но признаться в этом Яне Игоревне было нельзя. Она всегда говорила: если вы встретили незнакомое слово в тексте, нужно его выписать себе в словарик, найти транскрипцию и перевод и выучить. А я ничего этого не сделал.

    Но я же не знал про день рождения Комаровой!

    – Василькин! – поторопила меня Яна Игоревна. – Всю группу задерживаешь.

    – Мери… гоу… роунд, – запинаясь, прочитал я.

    – Раунд, – поправила меня англичанка. – Мери гоу раунд. Это новое слово. Василькин, ты выписал его в тетрадь?

    – Да, – прохрипел я. У меня внезапно пересохло в горле.

    – Хорошо. И как оно переводится?

    Я смотрел в учебник и молчал. Как оно переводится? Кто ж его знает? Это и не слово даже, а целых три. Тройное какое-то слово. И почему в этом английском языке всё не как у людей? И ведь не подскажет никто, все замерли, англичанку боятся. Уж очень она у нас строгая. Вот Костик обязательно подсказал бы, не побоялся. Но он в другой группе.

    – Я вижу, в словарь ты даже не заглядывал, – сказала Яна Игоревна.

    – Заглядывал, – не сдавался я. А чего терять? Всё равно уже двойка светит.

    – Так говори перевод. Мы все тебя внимательно слушаем.

    Я лихорадочно соображал. Так, «merry» – это, скорей всего, имя, Мэри, «go» – ходить… А «round»? Вроде бы «круг». Только непонятно, при чём тут Мэри и круг, если в тексте говорится про двух братьев, которые отправились с папой в городской парк. Но другого-то варианта всё равно нет. А, была не была!

    – Мэри ходит кругами, – сказал я.

    – Что?! – У англичанки брови поползли вверх.

    – Мэри ходит кругами, – повторил я. Мои слова утонули в общем хохоте.

    – Василькин, ты чего плетёшь? – сказала мне Комарова, пока Яна Игоревна всех успокаивала. – Какая Мэри? «Мери гоу раунд» – это карусель. Просто карусель.

    Тут я ещё больше на неё разозлился. Если она знала, как переводить предложение, зачем отдала его мне?

    Когда прозвенел звонок с урока и Яна Игоревна ушла, одноклассники подходили ко мне, хлопали по плечу и говорили:

    – Ну как там Мэри? Долго она будет ходить кругами?

    – Пока её Василькин не остановит!

    – Останови, Василькин, она уже совсем закружилась!

    – Ха-ха-ха, как смешно! – передразнил я. – Лучше бы подсказали вовремя.

    – Кому охота двойку вместо тебя получать? – фыркнула Комарова.

    – Вместо меня?! – закричал я. – Как же мне надоел твой день рождения, Комарова! И ты сама надоела! Хуже горькой редьки!!!

    Я схватил ранец, растолкал всех и побежал в раздевалку. Чтоб я ещё хоть кого-то из класса поздравил с днём рождения? Никогда в жизни!

    Гора на плечах

    Мы с папой смотрели фильм в кинотеатре. И там один герой предал своих друзей, потом долго мучился и в конце фильма признался, что это сделал он. А когда признался, сказал: «Прямо гора с плеч!»

    – Пап, при чём здесь гора? – спросил я, когда сеанс закончился.

    – Это такое выражение, – сказал папа. – Когда чувствуешь себя виноватым, кажется, что у тебя на плечах – огромная тяжесть.

    – Это как штанга у этих… у силачей? Ну, мы с тобой соревнования смотрели.

    – У тяжелоатлетов?

    – Ага.

    – Ну, примерно… Только это совсем другая тяжесть, Дима.

    – Какая другая?

    – Муки совести могут давить сильнее, чем какая-то там штанга.

    – Даже если она весит пять тысяч килограммов? – не поверил я.

    – Да хоть все пятьдесят тысяч, – усмехнулся папа.

    Я думал об этом несколько дней. Всё никак не мог понять, как это муки совести могут быть тяжелее штанги в пять тысяч килограммов. Совесть же – это просто слово, и оно ничего не весит. Легче воздуха. А штанга и раздавить может. Вон как эти тяжеловесы мучаются, пока её поднимают! Я однажды пнул одну такую, когда ходил с папой в спортзал. Она даже не шелохнулась. Вот и выходит, что штангу и совесть даже сравнивать нельзя.

    Думал я об этом, думал… А потом забыл.

    А тут Костик принёс в школу новенький блестящий смартфон и стал им хвастаться. Все наши мальчишки его окружили, стали просить посмотреть и подержать. Костик не жадный, он всем разрешал и в руки его брать, и по экрану пальцем водить. Даже Ярику Кочкину, а уж у него всегда руки грязные. Все Костику завидовали, такого крутого смартфона вообще ни у кого не было. Даже у моего папы был хуже.

    – Я всё что угодно могу на нем делать, – рассказывал гордый Костик. – А ещё посмотрите, какой яркий здесь фонарик! Его даже сейчас видно, а когда темно, он вообще как прожектор светит!

    Все завистливо вздыхали и передавали смартфон друг другу. Я его дольше всех держал, ведь Костик всё-таки мой друг. А потом начался урок физкультуры, мы переоделись в нашей спортивной раздевалке и пошли в зал. Я делал упражнения, бегал, приседал, а сам всё думал об этом классном смартфоне. Он у меня просто из головы не выходил. Вот ведь как Костику повезло! Мне такой никогда не купят. Он ведь очень дорого стоит. Наверно, это вся мамина зарплата. А может, даже мамина и папина вместе.

    Но потом я подумал, что Костик обязательно будет со мной делиться. И мы сможем вместе на переменах играть в игры или даже смотреть мультики.

    Когда мы в конце урока стали играть в волейбол, Костик неловко прыгнул и подвернул ногу. Учитель физкультуры понёс его на руках в медпункт. Все гурьбой побежали следом. Интересно же посмотреть, как Костику будут ногу бинтовать! А я по пути завернул в раздевалку и вытащил у Костика из ранца смартфон. Ведь неизвестно, сколько ему придётся просидеть в медпункте с забинтованной ногой. Ходить-то он сразу не сможет. Ему будет больно, грустно и одиноко. А я дам ему смартфон, и он сможет отвлечься, поиграть во что-нибудь.

    Никто не подумал о Костике, а я подумал. Вот какой я хороший друг!

    Я бежал, торопился в медпункт и вдруг оступился на лестнице. И от неожиданности взмахнул рукой. Той самой. В которой был смартфон. Он вырвался из руки и запрыгал вниз. На меня как будто столбняк напал. Я стоял и смотрел, как он скачет и кувыркается по ступенькам. И не мог пошевелиться от ужаса. Как во сне. Когда за тобой гонится кто-то страшный, а ты не можешь бежать, потому что ни руки, ни ноги тебя не слушаются.

    Я шёл вниз, к смартфону, почти зажмурившись. Очень боялся увидеть вместо него одни обломки. Но обломков не было. Удивительно, но смартфон каким-то чудом уцелел и не раскололся на куски. Только у него была огромная трещина на весь экран. И он не включался.

    Мне стало жарко, а потом сразу холодно. И в животе противно заныло. Я схватил смартфон и побежал назад, в раздевалку. Там я сунул его в ранец Костика, туда, где он и был. А со звонком примчался к медпункту и смешался с толпой одноклассников. Никто даже не заметил, что я пришёл позже всех.

    Костик в этот день больше не учился. За ним приехала мама на машине и увезла его домой. Я не помню, как дожил до конца уроков. Мне казалось, что Костик сейчас войдёт в класс, ткнёт в меня пальцем и закричит: «Я знаю, это ты разбил мой смартфон!»

    Дома я выключил телефон, потому что боялся, что Костик мне позвонит. Спал я плохо, постоянно вздрагивал и просыпался. Еле-еле дождался утра и встал в такую рань, что мама спросила, не заболел ли я. Когда это я так рано вставал в выходные?

    Всё воскресенье мы с мамой и папой провели в торговом центре. Катались на катке, ходили по магазинам, сидели в кино. А у меня перед глазами всё время был Костик и его разбитый смартфон. Я ни о чём другом думать не мог.

    Вечером Костик мне всё-таки позвонил. По домашнему телефону. Его-то я не мог выключить.

    – Димыч, представляешь, кто-то разбил мой смартфон, – сказал Костик. Голос у него был грустный. И даже какой-то жалкий. – Наверно, когда мы на физре были. Ты не видел, никто чужой не входил в раздевалку?

    – Нет, Костик, я не видел, – сказал я и закашлялся. У меня даже горло перехватило от страха. И снова заныл живот. – Может, ты его сам уронил?

    – Да нет, я не мог. Перед уроком он целый был, я точно помню. А потом он в ранце лежал, до самого дома. А может, это кто-то из класса? Пока мы все к врачу ходили?

    – Не знаю… Я там был, возле кабинета, вместе со всеми.

    – На самом деле это не мой смартфон был… Это папе коллеги подарили на юбилей. А я без разрешения в школу взял… Да ещё разбил. Ты не представляешь, как мне попало! Я теперь на месяц наказан. Мне не то что компьютер – мне теперь даже телевизор смотреть не дают. И телефон отобрали.

    Мой живот скрутило ещё сильнее. И голос совсем пропал. Я быстро попрощался с Костиком, сказал, что мама зовёт, и положил трубку. И лёг спать в восемь часов. Но спать не мог, только лежал и мучился.

    Что будет, если Костик вдруг узнает, что это я во всём виноват? Что это из-за меня его так строго наказали? Он больше не будет со мной дружить? Наверное, я бы не стал дружить с человеком, который меня так обманул. А что сделает со мной его папа? Заставит заплатить или купить точно такой же? А мои родители? Что скажут они, когда узнают, что я разбил такой дорогой смартфон? Нет, нельзя, чтобы они узнали. Никак нельзя.

    Целых три дня я просто не находил себе места. Я не мог ни есть, ни спать, ни делать уроки… Даже играть не мог. А ещё не мог смотреть Костику в глаза. На моих плечах лежала гора. И она весила не пять тысяч килограммов и даже не пятьдесят. Она весила больше, чем все самые тяжеленные штанги в мире.

    А потом я почувствовал, что больше так не могу. Что гора меня просто раздавит. Тогда я подошёл к Костику. У меня тряслись ноги и сердце колотилось в горле. И хотелось убежать без оглядки. Но я всё равно сказал:

    – Костик, это я разбил твой смартфон.

    – Ты?!

    – Да, я. Нечаянно. Я хотел принести его тебе… Если хочешь, пойдём к твоему папе. И я ему скажу, что ты не виноват. Только не переставай со мной дружить.

    Костик смотрел на меня удивлённо, но не сердито. А я чувствовал, как с моих плеч сваливается эта огромная гора и на душе становится легко-легко. И радостно.

    И пусть мы с Костиком теперь будем наказаны вдвоём, пусть меня целый месяц не подпустят к компьютеру и мне ничего не будут покупать, даже сладкого, потому что папа будет платить за ремонт смартфона, – всё это можно вытерпеть.

    Это ведь не так тяжело, как неподъёмная гора на плечах.

    Лучше раньше, чем никогда

    Как-то в воскресенье вечером к нам пришли гости. Мама и папа усадили всех за накрытый стол в гостиной. А меня никто не усаживал, я сам уселся.

    – Дима, а ты уроки сделал? – спросила мама.

    – Собираюсь, – сказал я.

    – Ты со вчерашнего дня собираешься. Я же тебя предупреждала: сегодня будут гости, сделай уроки заранее. Сколько тебе раз говорить: всё надо делать вовремя! Не сделаешь вовремя – получишь кучу проблем.

    – Да сделаю я, сделаю. Что ж мне, и поесть нельзя?

    Я специально медленно ел, чтобы меня не выгнали из-за стола. А то что же получается: взрослые будут есть и веселиться, а я должен сидеть над тетрадками? Когда я наконец наелся, подводник дядя Миша стал рассказывать про свою службу. Как можно уйти из комнаты, где рассказывают о подводной лодке? И я тихонько сидел и почти не шевелился, чтобы взрослые обо мне не вспомнили. И слушал дядю Мишу.

    Мама всё же заметила меня и выпроводила из-за стола. Но через пять минут я отбросил учебник в сторону и побежал обратно в гостиную. Петь караоке? Без меня?! Я же петь люблю больше всех, и по пению у меня пятёрки!

    Когда я спел шесть любимых песен, мама отобрала у меня микрофон и велела садиться за уроки. А гости стали танцевать. Я сидел над учебником и читал правило. Одну и ту же строчку. И ничего не понимал. Потому что в соседней комнате гремела музыка, слышались смех и весёлые голоса. Мне было обидно. Им-то там весело! А мне надо учить это скучное правило. А потом ещё писать упражнение на безударные гласные и решать примеры по математике. Почему так несправедливо устроено, что всё самое хорошее и интересное – у взрослых?

  • Я сел на место и недовольно покосился на Лизу. Сидит счастливая такая, ещё и улыбается. Конечно, почему бы ей не улыбаться? Это ведь не она тройку получила.

    На следующем уроке всё повторилось. Я почему-то опять должен был «выручать» Комарову. На чтении я читал за неё, на математике решал уравнения. И всё больше злился. Почему я должен страдать только потому, что Лиза сегодня именинница? И ещё потому, что я сижу рядом с ней? Разве это справедливо?!

    Последним уроком у нас был английский язык. Я вздохнул с облегчением. Конец моим страданиям! Светлана Алексеевна ушла, а Яна Игоревна, учительница английского, не знает про день рождения Лизы.

    Мы по цепочке переводили английский текст в учебнике. Текст был не очень трудный, я его дома перевёл. Почти весь. Только несколько слов не понял, а лезть в словарь было лень. Я быстро подсчитал, какое предложение мне достанется, и успокоился: незнакомых слов там не было. Значит, всё в порядке, я переведу правильно.

    Очередь дошла до Лизы. А она вдруг сказала:

    – Яна Игоревна, а у меня сегодня день рождения!

    – В самом деле? – заулыбалась англичанка. – Я тебя поздравляю.

    – А можно вместо меня Василькин переведёт? Он за меня сегодня весь день отвечает, в честь праздника.

    – Ну хорошо… Раз твой сосед такой джентльмен… Василькин, продолжай.

    Я онемел от такой наглости. И никак не мог найти глазами нужную строчку. А когда Яна Игоревна подошла и ткнула ручкой в текст, мне стало совсем плохо. В этом предложении как раз было слово, которое я не перевёл дома. Его должна была прочитать Комарова, а не я!

    – Ну, Василькин, чего замер? Читай фразу и переводи на русский язык, – сказала Яна Игоревна.

    Я начал читать. Дошёл до слова merry-go-round и остановился. Я не знал, как оно читается, нам оно ещё не попадалось. Но признаться в этом Яне Игоревне было нельзя. Она всегда говорила: если вы встретили незнакомое слово в тексте, нужно его выписать себе в словарик, найти транскрипцию и перевод и выучить. А я ничего этого не сделал.

    Но я же не знал про день рождения Комаровой!

    – Василькин! – поторопила меня Яна Игоревна. – Всю группу задерживаешь.

    – Мери… гоу… роунд, – запинаясь, прочитал я.

    – Раунд, – поправила меня англичанка. – Мери гоу раунд. Это новое слово. Василькин, ты выписал его в тетрадь?

    – Да, – прохрипел я. У меня внезапно пересохло в горле.

    – Хорошо. И как оно переводится?

    К доске пойдёт… Василькин! Школьные истории Димы Василькина, ученика 3 «А» класса - i_003.png

    Я смотрел в учебник и молчал. Как оно переводится? Кто ж его знает? Это и не слово даже, а целых три. Тройное какое-то слово. И почему в этом английском языке всё не как у людей? И ведь не подскажет никто, все замерли, англичанку боятся. Уж очень она у нас строгая. Вот Костик обязательно подсказал бы, не побоялся. Но он в другой группе.

    – Я вижу, в словарь ты даже не заглядывал, – сказала Яна Игоревна.

    – Заглядывал, – не сдавался я. А чего терять? Всё равно уже двойка светит.

    – Так говори перевод. Мы все тебя внимательно слушаем.

    Я лихорадочно соображал. Так, «merry» – это, скорей всего, имя, Мэри, «go» – ходить… А «round»? Вроде бы «круг». Только непонятно, при чём тут Мэри и круг, если в тексте говорится про двух братьев, которые отправились с папой в городской парк. Но другого-то варианта всё равно нет. А, была не была!

    – Мэри ходит кругами, – сказал я.

    – Что?! – У англичанки брови поползли вверх.

    – Мэри ходит кругами, – повторил я. Мои слова утонули в общем хохоте.

    – Василькин, ты чего плетёшь? – сказала мне Комарова, пока Яна Игоревна всех успокаивала. – Какая Мэри? «Мери гоу раунд» – это карусель. Просто карусель.

    Тут я ещё больше на неё разозлился. Если она знала, как переводить предложение, зачем отдала его мне?

    Когда прозвенел звонок с урока и Яна Игоревна ушла, одноклассники подходили ко мне, хлопали по плечу и говорили:

    – Ну как там Мэри? Долго она будет ходить кругами?

    – Пока её Василькин не остановит!

    – Останови, Василькин, она уже совсем закружилась!

    – Ха-ха-ха, как смешно! – передразнил я. – Лучше бы подсказали вовремя.

    – Кому охота двойку вместо тебя получать? – фыркнула Комарова.

    – Вместо меня?! – закричал я. – Как же мне надоел твой день рождения, Комарова! И ты сама надоела! Хуже горькой редьки!!!

    Я схватил ранец, растолкал всех и побежал в раздевалку. Чтоб я ещё хоть кого-то из класса поздравил с днём рождения? Никогда в жизни!

    Гора на плечах

    Мы с папой смотрели фильм в кинотеатре. И там один герой предал своих друзей, потом долго мучился и в конце фильма признался, что это сделал он. А когда признался, сказал: «Прямо гора с плеч!»

    – Пап, при чём здесь гора? – спросил я, когда сеанс закончился.

    – Это такое выражение, – сказал папа. – Когда чувствуешь себя виноватым, кажется, что у тебя на плечах – огромная тяжесть.

    – Это как штанга у этих… у силачей? Ну, мы с тобой соревнования смотрели.

    – У тяжелоатлетов?

    – Ага.

    – Ну, примерно… Только это совсем другая тяжесть, Дима.

    – Какая другая?

    – Муки совести могут давить сильнее, чем какая-то там штанга.

    – Даже если она весит пять тысяч килограммов? – не поверил я.

    – Да хоть все пятьдесят тысяч, – усмехнулся папа.

    Я думал об этом несколько дней. Всё никак не мог понять, как это муки совести могут быть тяжелее штанги в пять тысяч килограммов. Совесть же – это просто слово, и оно ничего не весит. Легче воздуха. А штанга и раздавить может. Вон как эти тяжеловесы мучаются, пока её поднимают! Я однажды пнул одну такую, когда ходил с папой в спортзал. Она даже не шелохнулась. Вот и выходит, что штангу и совесть даже сравнивать нельзя.

    Думал я об этом, думал… А потом забыл.

    А тут Костик принёс в школу новенький блестящий смартфон и стал им хвастаться. Все наши мальчишки его окружили, стали просить посмотреть и подержать. Костик не жадный, он всем разрешал и в руки его брать, и по экрану пальцем водить. Даже Ярику Кочкину, а уж у него всегда руки грязные. Все Костику завидовали, такого крутого смартфона вообще ни у кого не было. Даже у моего папы был хуже.

    – Я всё что угодно могу на нем делать, – рассказывал гордый Костик. – А ещё посмотрите, какой яркий здесь фонарик! Его даже сейчас видно, а когда темно, он вообще как прожектор светит!

    Все завистливо вздыхали и передавали смартфон друг другу. Я его дольше всех держал, ведь Костик всё-таки мой друг. А потом начался урок физкультуры, мы переоделись в нашей спортивной раздевалке и пошли в зал. Я делал упражнения, бегал, приседал, а сам всё думал об этом классном смартфоне. Он у меня просто из головы не выходил. Вот ведь как Костику повезло! Мне такой никогда не купят. Он ведь очень дорого стоит. Наверно, это вся мамина зарплата. А может, даже мамина и папина вместе.

    Но потом я подумал, что Костик обязательно будет со мной делиться. И мы сможем вместе на переменах играть в игры или даже смотреть мультики.

    Когда мы в конце урока стали играть в волейбол, Костик неловко прыгнул и подвернул ногу. Учитель физкультуры понёс его на руках в медпункт. Все гурьбой побежали следом. Интересно же посмотреть, как Костику будут ногу бинтовать! А я по пути завернул в раздевалку и вытащил у Костика из ранца смартфон. Ведь неизвестно, сколько ему придётся просидеть в медпункте с забинтованной ногой. Ходить-то он сразу не сможет. Ему будет больно, грустно и одиноко. А я дам ему смартфон, и он сможет отвлечься, поиграть во что-нибудь.

    К доске пойдёт… Василькин! Школьные истории Димы Василькина, ученика 3 «А» класса - i_004.png

    Никто не подумал о Костике, а я подумал. Вот какой я хороший друг!

    Я бежал, торопился в медпункт и вдруг оступился на лестнице. И от неожиданности взмахнул рукой. Той самой. В которой был смартфон. Он вырвался из руки и запрыгал вниз. На меня как будто столбняк напал. Я стоял и смотрел, как он скачет и кувыркается по ступенькам. И не мог пошевелиться от ужаса. Как во сне. Когда за тобой гонится кто-то страшный, а ты не можешь бежать, потому что ни руки, ни ноги тебя не слушаются.

    Ледерман Виктория Валерьевна. К доске пойдёт… Василькин! Школьные истории Димы Василькина, ученика 3 «А» класса

    To main »» Ледерман Виктория Валерьевна »» К доске пойдёт… Василькин! Школьные истории Димы Василькина, ученика 3 «А» класса.

    • Я автор и/или правообладатель!!!

     

    © Ледерман В. В., текст, 2018

    © Громова О. Н., иллюстрации, 2018

    © ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2018

    * * *

    Пропавший ранец

     

    – Мама! Папа! – сказал я в начале учебного года. – Я вам теперь не какой-то там первоклашка. И даже не второклашка. Больше в школу меня провожать не надо.

    – А я теперь буду работать по сменам – то утром, то вечером, – сказала мама. – Иногда утром мне придётся уходить очень рано, и я не смогу тебя провожать.

    – Ну а я всегда рано ухожу, – напомнил папа. – Ты ещё спишь.

    – Вот и не надо провожать, – сказал я. – Теперь буду сам ходить.

    – Ну не знаю, – засомневалась мама. – Ты дорогу в школу найдёшь?

    – Ну мам! Конечно, найду. Целых два года туда ходил.

    – Дима, ты же такой рассеянный! Вдруг ты задумаешься и пройдёшь мимо школы? Или вообще в другую сторону свернёшь?

    – Да нет, никуда я не сверну. И задумываться не буду.

    – А если ты по дороге потеряешь что-нибудь? Ключи от дома, сменную обувь или даже учебник?

    – Мам! Ну как я могу потерять учебник? Он же в ранце! – воскликнул я.

    – Да ты и ранец можешь потерять, – вздохнула мама.

    – Ты его до одиннадцатого класса собралась за ручку водить? Ему уже девять лет, – вступился за меня папа. – Пусть привыкает к самостоятельности.

    – Страшновато как-то, – сказала мама.

    – Ничего страшного нет, – успокоил я её. – Всё будет в порядке, вот увидишь.

    И я стал ходить в школу один. Все и правда было в порядке. Ну, почти. Так, случались какие-нибудь пустяки. Несколько раз я забывал дома тетради, учебники, альбом для рисования, дневник и пенал. И два раза оставил в школе пакет со сменкой. А один раз действительно прошёл мимо школы. Но быстро опомнился и побежал назад. И даже не опоздал на урок. Мама обо всех этих мелочах, конечно, не знала. Она радовалась, что у меня очень даже неплохо получается быть самостоятельным.

    И всё было замечательно, пока однажды у меня не пропал ранец.

    В тот день вместо первого урока мы в актовом зале слушали пожарного, который нам рассказывал о правилах пожарной безопасности. На втором уроке у нас была физкультура на улице. А на третьем уроке я обнаружил, что у меня нет ранца. Я стал оглядываться по сторонам.

    – Василькин, сядь прямо. Сколько можно вертеться? – сказала наша учительница Светлана Алексеевна.

    Я вскочил.

    – Светлана Алексеевна! У меня ранец куда-то подевался.

    – Вот это новости! Куда же он мог подеваться?

    – Не знаю.

    – Ты его в класс приносил?

    – Конечно, приносил… Кажется.

    – Кажется или приносил?

    Я стал вспоминать. Ну да, точно, я принёс его в класс и, как обычно, бросил возле парты. Я каждый день так делаю. Вот, пакет с физкультурной формой здесь, под партой, а ранца нет.

    – Приносил, я точно помню.

    – И где же он? Может быть, у него выросли ножки и он ушёл в столовую?

    Все засмеялись и стали выкрикивать:

    – Он проголодался!

    – Отощал за два урока!

    – Не переживай, Василькин! Он поест и вернётся!

    Светлана Алексеевна велела всему классу проверить возле своих парт, но моего ранца нигде не было.

    – А можно я сбегаю в спортзал, в раздевалку? Вдруг я его там забыл? – спросил я.

    – Ты же сказал, что принёс его в класс!

    – Ну… вроде принёс… А может, и нет.

    Светлана Алексеевна отпустила меня, и я побежал в спортзал. Раздевалка была заперта на ключ. Я бросился в учительскую. Там мне сказали, что учитель физкультуры занимается на улице с четвёртым классом. Я побежал на улицу, на стадионе за школой нашёл учителя, выпросил у него ключ от раздевалки, вернулся в спортзал… Всё напрасно. Ранца там не было.

    Потом я проверил каждый ряд в актовом зале, где мы слушали пожарного. После этого спустился на первый этаж и осмотрел весь коридор, особенно ту лавку, на которой переобувался утром. Ранец словно испарился.

    – Его нигде нет, – сказал я, вернувшись в класс.

    Светлана Алексеевна перестала писать на доске примеры.

    – Ребята, может, кто-то видел ранец Василькина? – спросила она. – Может, кто-то хотел пошутить и спрятал его?

    Все переглядывались и качали головами.

    – Это плохая шутка, – строго сказала Светлана Алексеевна. – Ваш одноклассник уже пропустил целый урок. И как он будет дальше учиться без учебников и тетрадей? Тот, кто это сделал, должен признаться.

    Но никто так и не признался. На четвёртом и пятом уроке я писал на чужом листочке чужой ручкой и смотрел в чужой учебник. А потом пошёл домой с одним только пакетом, в котором лежали физкультурная форма и сменная обувь. Я шёл и думал, как буду объяснять маме, что у меня пропал целый ранец. Она, конечно, скажет: ну вот, я так и знала! Какой же ты взрослый, если не можешь уследить за своими вещами? Тебя ещё надо водить за ручку, как маленького. Рано тебе быть самостоятельным.

    Я открыл ключом дверь и застыл на пороге.

    Я увидел свой ранец. Он лежал на полу, возле тумбы для обуви. Именно там, где я его оставил сегодня утром.

    Джентльмен поневоле

     

    Моя соседка по парте Лиза Комарова пришла в школу нарядная и с белыми бантами.

    – Что это ты так вырядилась? – спросил я.

    – У меня сегодня день рождения, – сказала она.

    Тут в класс вошла учительница музыки Ольга Викторовна, и начался урок. Мы писали слова новой песни, потом пели её по тетради, а я время от времени поглядывал на Лизу. Мне было её жалко. Сидит вся такая красивая, в праздничной одежде, а лицо грустное. Как тут не загрустить: день рождения у человека, а его никто не поздравляет. Все учатся как ни в чём не бывало, как будто сегодня самый обычный день. Как будто и не праздник вовсе. Это всё потому, что никто не знает про Лизу, про её день рождения. Ни класс не знает, ни Ольга Викторовна. Да и откуда ей знать, ведь она ведёт у нас только один урок в неделю. Она даже фамилии наши путает, меня до сих пор не Василькиным зовёт, а Васильковым. Вот Светлана Алексеевна наверняка знает, но её пока нет.

    Я улучил момент, достал из ранца большое красное яблоко, которое мне положила мама, и протянул Лизе.

    – Вот, возьми. С днём рождения!

    Лиза так обрадовалась, что у неё даже щёки покраснели. Конечно, она не яблоку обрадовалась. Что она, яблок, что ли, не видела? Ей было приятно, что хоть кто-то её поздравил. Очень обидно, когда в классе никто не помнит о твоём дне рождения, это уж я по себе знаю. Мой день рождения всегда попадает на каникулы. И меня никогда не поздравляют одноклассники. Один только Костик Бойко. Но он мой друг, и мы видимся не только в школе.

    – Спасибо, – прошептала Лиза и повеселела. И мне тоже стало радостно, как будто это не я подарил, а, наоборот, мне что-то подарили.

    Вторым уроком у нас был русский язык. Мы пришли в наш кабинет, и Светлана Алексеевна сделала объявление. Она сказала, что у Лизы Комаровой сегодня день рождения и ей исполнилось девять лет. Мы хором поздравили Лизу, а она прошла по рядам и дала нам по шоколадному батончику.

    – Хотела я тебя сегодня спросить, Комарова, – сказала Светлана Алексеевна. – Но раз уж ты именинница, не буду портить тебе праздник. Василькин, к доске! Выручай свою соседку.

    Этого я не ожидал. И правило плохо выучил, потому что к доске сегодня не собирался. Меня уже спрашивали на прошлом уроке. А Светлана Алексеевна никогда не вызывает два раза подряд, поэтому я особо и не готовился. Я же не знал, что у Лизы будет день рождения и мне придётся отвечать вместо неё!

    – Плохо, Василькин, – сказала Светлана Алексеевна, когда я ответил. – Слабенькая троечка. Надо лучше готовиться. Кузнецов, к доске!

    Я сел на место и недовольно покосился на Лизу. Сидит счастливая такая, ещё и улыбается. Конечно, почему бы ей не улыбаться? Это ведь не она тройку получила.

    На следующем уроке всё повторилось. Я почему-то опять должен был «выручать» Комарову. На чтении я читал за неё, на математике решал уравнения. И всё больше злился. Почему я должен страдать только потому, что Лиза сегодня именинница? И ещё потому, что я сижу рядом с ней? Разве это справедливо?!

    Последним уроком у нас был английский язык. Я вздохнул с облегчением. Конец моим страданиям! Светлана Алексеевна ушла, а Яна Игоревна, учительница английского, не знает про день рождения Лизы.

    Мы по цепочке переводили английский текст в учебнике. Текст был не очень трудный, я его дома перевёл. Почти весь. Только несколько слов не понял, а лезть в словарь было лень. Я быстро подсчитал, какое предложение мне достанется, и успокоился: незнакомых слов там не было. Значит, всё в порядке, я переведу правильно.

    Очередь дошла до Лизы. А она вдруг сказала:

    – Яна Игоревна, а у меня сегодня день рождения!

    – В самом деле? – заулыбалась англичанка. – Я тебя поздравляю.

    – А можно вместо меня Василькин переведёт? Он за меня сегодня весь день отвечает, в честь праздника.

    – Ну хорошо… Раз твой сосед такой джентльмен… Василькин, продолжай.

    Я онемел от такой наглости. И никак не мог найти глазами нужную строчку. А когда Яна Игоревна подошла и ткнула ручкой в текст, мне стало совсем плохо. В этом предложении как раз было слово, которое я не перевёл дома. Его должна была прочитать Комарова, а не я!

    – Ну, Василькин, чего замер? Читай фразу и переводи на русский язык, – сказала Яна Игоревна.

    Я начал читать. Дошёл до слова merry-go-round и остановился. Я не знал, как оно читается, нам оно ещё не попадалось. Но признаться в этом Яне Игоревне было нельзя. Она всегда говорила: если вы встретили незнакомое слово в тексте, нужно его выписать себе в словарик, найти транскрипцию и перевод и выучить. А я ничего этого не сделал.

    Но я же не знал про день рождения Комаровой!

    – Василькин! – поторопила меня Яна Игоревна. – Всю группу задерживаешь.

    – Мери… гоу… роунд, – запинаясь, прочитал я.

    – Раунд, – поправила меня англичанка. – Мери гоу раунд. Это новое слово. Василькин, ты выписал его в тетрадь?

    – Да, – прохрипел я. У меня внезапно пересохло в горле.

    – Хорошо. И как оно переводится?

    Я смотрел в учебник и молчал. Как оно переводится? Кто ж его знает? Это и не слово даже, а целых три. Тройное какое-то слово. И почему в этом английском языке всё не как у людей? И ведь не подскажет никто, все замерли, англичанку боятся. Уж очень она у нас строгая. Вот Костик обязательно подсказал бы, не побоялся. Но он в другой группе.

    – Я вижу, в словарь ты даже не заглядывал, – сказала Яна Игоревна.

    – Заглядывал, – не сдавался я. А чего терять? Всё равно уже двойка светит.

    – Так говори перевод. Мы все тебя внимательно слушаем.

    Я лихорадочно соображал. Так, «merry» – это, скорей всего, имя, Мэри, «go» – ходить… А «round»? Вроде бы «круг». Только непонятно, при чём тут Мэри и круг, если в тексте говорится про двух братьев, которые отправились с папой в городской парк. Но другого-то варианта всё равно нет. А, была не была!

    – Мэри ходит кругами, – сказал я.

    – Что?! – У англичанки брови поползли вверх.

    – Мэри ходит кругами, – повторил я. Мои слова утонули в общем хохоте.

    – Василькин, ты чего плетёшь? – сказала мне Комарова, пока Яна Игоревна всех успокаивала. – Какая Мэри? «Мери гоу раунд» – это карусель. Просто карусель.

    Тут я ещё больше на неё разозлился. Если она знала, как переводить предложение, зачем отдала его мне?

    Когда прозвенел звонок с урока и Яна Игоревна ушла, одноклассники подходили ко мне, хлопали по плечу и говорили:

    – Ну как там Мэри? Долго она будет ходить кругами?

    – Пока её Василькин не остановит!

    – Останови, Василькин, она уже совсем закружилась!

    – Ха-ха-ха, как смешно! – передразнил я. – Лучше бы подсказали вовремя.

    – Кому охота двойку вместо тебя получать? – фыркнула Комарова.

    – Вместо меня?! – закричал я. – Как же мне надоел твой день рождения, Комарова! И ты сама надоела! Хуже горькой редьки!!!

    Я схватил ранец, растолкал всех и побежал в раздевалку. Чтоб я ещё хоть кого-то из класса поздравил с днём рождения? Никогда в жизни!

    Гора на плечах

     

    Мы с папой смотрели фильм в кинотеатре. И там один герой предал своих друзей, потом долго мучился и в конце фильма признался, что это сделал он. А когда признался, сказал: «Прямо гора с плеч!»

    – Пап, при чём здесь гора? – спросил я, когда сеанс закончился.

    – Это такое выражение, – сказал папа. – Когда чувствуешь себя виноватым, кажется, что у тебя на плечах – огромная тяжесть.

    – Это как штанга у этих… у силачей? Ну, мы с тобой соревнования смотрели.

    – У тяжелоатлетов?

    – Ага.

    – Ну, примерно… Только это совсем другая тяжесть, Дима.

    – Какая другая?

    – Муки совести могут давить сильнее, чем какая-то там штанга.

    – Даже если она весит пять тысяч килограммов? – не поверил я.

    – Да хоть все пятьдесят тысяч, – усмехнулся папа.

    Я думал об этом несколько дней. Всё никак не мог понять, как это муки совести могут быть тяжелее штанги в пять тысяч килограммов. Совесть же – это просто слово, и оно ничего не весит. Легче воздуха. А штанга и раздавить может. Вон как эти тяжеловесы мучаются, пока её поднимают! Я однажды пнул одну такую, когда ходил с папой в спортзал. Она даже не шелохнулась. Вот и выходит, что штангу и совесть даже сравнивать нельзя.

    Думал я об этом, думал… А потом забыл.

    А тут Костик принёс в школу новенький блестящий смартфон и стал им хвастаться. Все наши мальчишки его окружили, стали просить посмотреть и подержать. Костик не жадный, он всем разрешал и в руки его брать, и по экрану пальцем водить. Даже Ярику Кочкину, а уж у него всегда руки грязные. Все Костику завидовали, такого крутого смартфона вообще ни у кого не было. Даже у моего папы был хуже.

    – Я всё что угодно могу на нем делать, – рассказывал гордый Костик. – А ещё посмотрите, какой яркий здесь фонарик! Его даже сейчас видно, а когда темно, он вообще как прожектор светит!

    Все завистливо вздыхали и передавали смартфон друг другу. Я его дольше всех держал, ведь Костик всё-таки мой друг. А потом начался урок физкультуры, мы переоделись в нашей спортивной раздевалке и пошли в зал. Я делал упражнения, бегал, приседал, а сам всё думал об этом классном смартфоне. Он у меня просто из головы не выходил. Вот ведь как Костику повезло! Мне такой никогда не купят. Он ведь очень дорого стоит. Наверно, это вся мамина зарплата. А может, даже мамина и папина вместе.

    Но потом я подумал, что Костик обязательно будет со мной делиться. И мы сможем вместе на переменах играть в игры или даже смотреть мультики.

    Когда мы в конце урока стали играть в волейбол, Костик неловко прыгнул и подвернул ногу. Учитель физкультуры понёс его на руках в медпункт. Все гурьбой побежали следом. Интересно же посмотреть, как Костику будут ногу бинтовать! А я по пути завернул в раздевалку и вытащил у Костика из ранца смартфон. Ведь неизвестно, сколько ему придётся просидеть в медпункте с забинтованной ногой. Ходить-то он сразу не сможет. Ему будет больно, грустно и одиноко. А я дам ему смартфон, и он сможет отвлечься, поиграть во что-нибудь.

    Никто не подумал о Костике, а я подумал. Вот какой я хороший друг!

    Я бежал, торопился в медпункт и вдруг оступился на лестнице. И от неожиданности взмахнул рукой. Той самой. В которой был смартфон. Он вырвался из руки и запрыгал вниз. На меня как будто столбняк напал. Я стоял и смотрел, как он скачет и кувыркается по ступенькам. И не мог пошевелиться от ужаса. Как во сне. Когда за тобой гонится кто-то страшный, а ты не можешь бежать, потому что ни руки, ни ноги тебя не слушаются.

    Я шёл вниз, к смартфону, почти зажмурившись. Очень боялся увидеть вместо него одни обломки. Но обломков не было. Удивительно, но смартфон каким-то чудом уцелел и не раскололся на куски. Только у него была огромная трещина на весь экран. И он не включался.

    Мне стало жарко, а потом сразу холодно. И в животе противно заныло. Я схватил смартфон и побежал назад, в раздевалку. Там я сунул его в ранец Костика, туда, где он и был. А со звонком примчался к медпункту и смешался с толпой одноклассников. Никто даже не заметил, что я пришёл позже всех.

    Костик в этот день больше не учился. За ним приехала мама на машине и увезла его домой. Я не помню, как дожил до конца уроков. Мне казалось, что Костик сейчас войдёт в класс, ткнёт в меня пальцем и закричит: «Я знаю, это ты разбил мой смартфон!»

    Дома я выключил телефон, потому что боялся, что Костик мне позвонит. Спал я плохо, постоянно вздрагивал и просыпался. Еле-еле дождался утра и встал в такую рань, что мама спросила, не заболел ли я. Когда это я так рано вставал в выходные?

    Всё воскресенье мы с мамой и папой провели в торговом центре. Катались на катке, ходили по магазинам, сидели в кино. А у меня перед глазами всё время был Костик и его разбитый смартфон. Я ни о чём другом думать не мог.

    Вечером Костик мне всё-таки позвонил. По домашнему телефону. Его-то я не мог выключить.

    – Димыч, представляешь, кто-то разбил мой смартфон, – сказал Костик. Голос у него был грустный. И даже какой-то жалкий. – Наверно, когда мы на физре были. Ты не видел, никто чужой не входил в раздевалку?

    – Нет, Костик, я не видел, – сказал я и закашлялся. У меня даже горло перехватило от страха. И снова заныл живот. – Может, ты его сам уронил?

    – Да нет, я не мог. Перед уроком он целый был, я точно помню. А потом он в ранце лежал, до самого дома. А может, это кто-то из класса? Пока мы все к врачу ходили?

    – Не знаю… Я там был, возле кабинета, вместе со всеми.

    – На самом деле это не мой смартфон был… Это папе коллеги подарили на юбилей. А я без разрешения в школу взял… Да ещё разбил. Ты не представляешь, как мне попало! Я теперь на месяц наказан. Мне не то что компьютер – мне теперь даже телевизор смотреть не дают. И телефон отобрали.

    Мой живот скрутило ещё сильнее. И голос совсем пропал. Я быстро попрощался с Костиком, сказал, что мама зовёт, и положил трубку. И лёг спать в восемь часов. Но спать не мог, только лежал и мучился.

    Что будет, если Костик вдруг узнает, что это я во всём виноват? Что это из-за меня его так строго наказали? Он больше не будет со мной дружить? Наверное, я бы не стал дружить с человеком, который меня так обманул. А что сделает со мной его папа? Заставит заплатить или купить точно такой же? А мои родители? Что скажут они, когда узнают, что я разбил такой дорогой смартфон? Нет, нельзя, чтобы они узнали. Никак нельзя.

    Целых три дня я просто не находил себе места. Я не мог ни есть, ни спать, ни делать уроки… Даже играть не мог. А ещё не мог смотреть Костику в глаза. На моих плечах лежала гора. И она весила не пять тысяч килограммов и даже не пятьдесят. Она весила больше, чем все самые тяжеленные штанги в мире.

    А потом я почувствовал, что больше так не могу. Что гора меня просто раздавит. Тогда я подошёл к Костику. У меня тряслись ноги и сердце колотилось в горле. И хотелось убежать без оглядки. Но я всё равно сказал:

    – Костик, это я разбил твой смартфон.

    – Ты?!

    – Да, я. Нечаянно. Я хотел принести его тебе… Если хочешь, пойдём к твоему папе. И я ему скажу, что ты не виноват. Только не переставай со мной дружить.

    Костик смотрел на меня удивлённо, но не сердито. А я чувствовал, как с моих плеч сваливается эта огромная гора и на душе становится легко-легко. И радостно.

    И пусть мы с Костиком теперь будем наказаны вдвоём, пусть меня целый месяц не подпустят к компьютеру и мне ничего не будут покупать, даже сладкого, потому что папа будет платить за ремонт смартфона, – всё это можно вытерпеть.

    Это ведь не так тяжело, как неподъёмная гора на плечах.

    Лучше раньше, чем никогда

     

    Как-то в воскресенье вечером к нам пришли гости. Мама и папа усадили всех за накрытый стол в гостиной. А меня никто не усаживал, я сам уселся.

    – Дима, а ты уроки сделал? – спросила мама.

    – Собираюсь, – сказал я.

    – Ты со вчерашнего дня собираешься. Я же тебя предупреждала: сегодня будут гости, сделай уроки заранее. Сколько тебе раз говорить: всё надо делать вовремя! Не сделаешь вовремя – получишь кучу проблем.

    – Да сделаю я, сделаю. Что ж мне, и поесть нельзя?

    Я специально медленно ел, чтобы меня не выгнали из-за стола. А то что же получается: взрослые будут есть и веселиться, а я должен сидеть над тетрадками? Когда я наконец наелся, подводник дядя Миша стал рассказывать про свою службу. Как можно уйти из комнаты, где рассказывают о подводной лодке? И я тихонько сидел и почти не шевелился, чтобы взрослые обо мне не вспомнили. И слушал дядю Мишу.

    Мама всё же заметила меня и выпроводила из-за стола. Но через пять минут я отбросил учебник в сторону и побежал обратно в гостиную. Петь караоке? Без меня?! Я же петь люблю больше всех, и по пению у меня пятёрки!

    Когда я спел шесть любимых песен, мама отобрала у меня микрофон и велела садиться за уроки. А гости стали танцевать. Я сидел над учебником и читал правило. Одну и ту же строчку. И ничего не понимал. Потому что в соседней комнате гремела музыка, слышались смех и весёлые голоса. Мне было обидно. Им-то там весело! А мне надо учить это скучное правило. А потом ещё писать упражнение на безударные гласные и решать примеры по математике. Почему так несправедливо устроено, что всё самое хорошее и интересное – у взрослых?

    Гости ушли очень поздно, я уже лежал в постели. Мама проводила их и зашла ко мне.

    – Дима, ты уроки выучил?

    Я притворился, что сплю. Не мог же я ответить, что так ничего и не выучил. Как можно учиться, когда все вокруг веселятся?

    – Ну ладно, завтра твой дневник скажет за тебя, – вздохнула мама и вышла.

    На следующий день в школе Светлана Алексеевна стала проверять тетради.

    – Василькин! Почему нет домашнего задания? – спросила она.

    Я испугался. Если она поставит мне двойку в дневник, мама отнимет у меня планшет. А папа поставит пароль на компьютер. Что я буду делать без планшета и без компьютера?

    – Я… хотел сделать… – пробормотал я.

    – Интересно: хотел и не сделал. Что же тебе помешало, Василькин?

    – У нас вчера были гости. Они шумели и мешали мне… И я не мог сосредоточиться.

    – Ладно, – сказала Светлана Алексеевна. – Садись.

    И не поставила двойку. Я помчался домой радостный и с чистым дневником.

    Через три дня нам задали выучить стихотворение. А я заигрался в компьютер и совсем про него забыл. Вспомнил только в классе, когда Светлана Алексеевна начала спрашивать всех по списку.

    – Василькин! – удивилась она. – Ты опять не готов? Что на этот раз?

    – Приходили папины друзья, – сказал я. – Они смотрели футбол и ужасно кричали. И я не смог выучить.

    Светлана Алексеевна нахмурилась и покачала головой. И снова не поставила двойку.

    На следующей неделе мы писали словарный диктант. Когда нам раздали тетради, я увидел, что все слова перечёркнуты красным.

    – Василькин, ты очень плохо подготовился. Что, опять гости помешали? – рассерженно спросила Светлана Алексеевна.

    Я кивнул. А что мне оставалось делать? Я ведь уже понял, что, когда мне мешают учиться гости, двойки я не получаю.

    – Я хотел выучить, – сказал я. – Даже на улицу с учебником вышел, чтобы мне никто не мешал. Только замёрз и быстро вернулся.

    – Безобразие! – сказала Светлана Алексеевна и отошла от меня.

    А вечером мама вернулась домой сама не своя.

    – Знаешь, что я узнала сегодня в школе? – сказала она папе нарочно громко, чтобы это услышал я. – Оказывается, у нас очень весёлая жизнь. К нам каждый день ходят гости.

    – Да что ты? – удивился папа.

    – Представь себе! Они так шумят, что мешают нашему сыну хорошо учиться. – Мама взволнованно заходила по комнате. – Из-за них он никак не может сосредоточиться на домашнем задании.

    – Как интересно! – воскликнул папа.

    Мне захотелось провалиться сквозь землю. Я смотрел в планшет и не мог поднять глаза на родителей.

    – Кажется, я знаю, как это исправить, – сказал папа, отбирая у меня планшет. – Надо создать Диме идеальные условия для учёбы.

    – Да, – подхватила мама. – Его больше ничто не должно отвлекать. Ему нужно хорошо сосредоточиться. Он сейчас будет делать уроки, а мы с тобой тихонечко оденемся и пойдём в кино. А завтра можно пойти в бассейн, а послезавтра – погулять по парку.

    – Будем каждый вечер уходить, чтобы он мог спокойно заниматься, в полнейшей тишине. Вот тогда он у нас станет отличником, – сказал папа.

    И они ушли. А я поплёлся к своему письменному столу и взял в руки учебник.

    Лучше бы я сделал те самые уроки раньше, до прихода гостей, как и просила мама.

    Ну, Пушкин… ну, погоди!

     

    После уроков мы сразу побежали к Костику играть в новую компьютерную игру. Можно было и ко мне пойти, но у меня мама работала во вторую смену и пока ещё была дома. А когда играешь в новую компьютерную игру, совсем не хочется, чтобы мама была дома. Разве она даст нормально поиграть?

    А вот у Костика как раз никого не было: бабушка уехала на три дня к приятельнице, папа был на сутках, а мама должна была прийти с работы поздно. Поэтому мы наигрались вдоволь, аж до пяти часов вечера, а потом я собрался домой. Я обещал папе выучить уроки до его прихода.

    Я надел куртку и кроссовки и крутанул замок на входной двери. В нём что-то щёлкнуло. Костик почему-то испугался, кинулся к двери и стал возиться с замком. Мне было жарко стоять в куртке.

    – Ну ты чего? – спросил я. – Дай выйти.

    – Выйти?! Да ты сломал замок! – закричал Костик. – Теперь мы до мамы не сможем выйти!

    – Я ничего не ломал! – закричал я в ответ. – Я его только немного покрутил.

    – Вот именно, покрутил! Он и так у нас заедал, а ты его доломал!

    Мы дёргали за дверную ручку, крутили замок, стучали по нему – всё было бесполезно. Потом Костик позвонил маме, и она обещала приехать пораньше. Часов в десять.

    – Как в десять?! – воскликнул я. – У меня папа в семь придёт, а меня нет.

    – Ну позвони ему, – сказал Костик. – Чтоб не беспокоился.

    – А уроки я когда делать буду?

    – Да хоть сейчас. Ранец же у тебя с собой.

    Делать нечего, мы вернулись в комнату Костика и сели за уроки. Решили все примеры, написали упражнение по русскому языку, даже правило выучили. Как, оказывается, здорово готовить домашнее задание вместе! Не скучно, можно помогать друг другу, правила проверять. И ответы подсказывать.

    – Ну вот, а ты боялся, – сказал Костик, когда мы закончили. – Вернёшься домой, а уроки все сделаны. Что там по чтению задали?

    Я посмотрел в дневнике.

    – Стих. На странице восемьдесят шесть.

    – Сейчас мы и с ним быстро разберёмся. Давай учебник.

    – Откуда у меня учебник? Я его не брал сегодня. Чтения же не было. Доставай свой.

    Костик в замешательстве уставился на меня.

    – А у меня его нет.

    – Как это нет? – удивился я.

    – Ну, я его на выходных у крёстной забыл, в другом городе. Она уже почтой выслала.

    – А как ты без учебника?

    – На прошлом уроке мне Светлана Алексеевна свой давала. А сегодня я хотел у тебя взять.

    Мы посидели немного молча, потом Костик схватил свой телефон.

    – У меня где-то номер Кузнецова был.

    – Зачем тебе Кузнецов?

    – Спрошу, что за стих.

    Тут мне позвонила мама, и я долго с ней разговаривал, объяснял, что случилось. Хотя ей папа, наверное, всё уже подробно объяснил. Иначе откуда она узнала бы, что мы с Костиком заперты у него дома?

    – Димыч, я всё узнал, – сказал мне Костик, когда я поговорил с мамой. – Сейчас мы этот стих найдём в интернете. Я гений, скажи?

    И он стал стучать по клавишам.

    – А что за стих-то? – спросил я.

    – Да Пушкина, про какую-то Татьяну. Ой, гляди, сколько их! – ахнул он. Я посмотрел в монитор.

    – Ага! И все про Татьяну. Какой из них наш?

    – Не знаю, – почесал в затылке Костик и снова стал звонить Никите Кузнецову.

    – Пусть прочитает первые строчки, – подсказал я. Костик поговорил с Кузнецовым и бросился к компьютеру.

    – Ты запомнил строчки? – спросил я. – Скажи вслух, а то забудешь.

    – Да какие строчки? Он сейчас на тренировке. Говорит, чтоб больше не отвлекали. Сказал только, что этот стих – отрывок из «Е



    вгения Онегина».

    – А что это – «Евгения Онегина»?

    – Да откуда я знаю? Он так сказал: отрывок из «Евгения Онегина». Там что-то про Татьяну, зиму и снег.

    – Ну ладно, давай искать.

    И мы стали искать.

    – Нашёл, – радостно выдохнул Костик минут через пять. – Похоже, что он. Слушай:

    Татьяна (русская душою,
    Сама не зная почему)
    С её холодною красою
    Любила русскую зиму…

    – Костик, ты посмотри, какой стих огромный!

    Мы стали крутить страницу вниз, а стихотворению не было конца.

    – Кажись, это не то, – сказал я.

    – Как же не то? – загорячился Костик. – Это Пушкин? Пушкин. Татьяна есть? Есть. Зима и снег тоже есть.

    – Всё равно нам не могли так много задать, – упорствовал я.

    – Кузнецов же сказал: отрывок. Значит, кусочек от этого огромного стиха, – пояснил Костик.

    – Да? И где этот отрывок заканчивается? Докуда учить?

    Мы снова стали звонить Кузнецову, но он не брал трубку.

    – У кого бы ещё спросить? – спросил Костик.

    – Погоди, у меня вроде номер Майзлина был, – сказал я.

    – Майзлина? Да он двух строчек выучить не может, – возразил Костик. – У него по чтению двойка.

    – Ничего, по учебнику прочитает.

    Илюха Майзлин гулял на улице и домой возвращаться не хотел.

    – Чего-то там про Пушкина, – сказал он. – И про его Татьяну Евгеньевну. Онегину, кажется.

    – Послушай, вот это? – я прочитал ему первые строчки.

    – Вроде это… Ну да, снег был. И зима была. Кажется.

    – Ну хотя бы скажи, стих длинный?

    – Ты шутишь? Да он огроменный!

    – Сколько строк? Десять? Двадцать?

    – Да там все пятьдесят! Или даже сто! Василькин, отстань ты со своим стихом! Некогда мне.

    И мы с Костиком стали учить стих. Мы учили его целых три часа с небольшими перерывами. К десяти вечера моя голова была как чугунная, и я чувствовал, что больше не могу запомнить ни слова. А мы дошли только до сорок второй строчки.

    – Всё, я дальше не буду учить, – сказал я. – У меня сейчас голова треснет от этого Пушкина.

    – Зачем он такие большие стихи писал? И вообще непонятно о чём, – сказал Костик. – Писал бы себе маленькие, лёгкие и не морочил детям голову.

    – Наверно, за большие стихи больше платили.

    – Нормально! Ему больше платили, а мы мучайся теперь!

    В десять пятнадцать пришла мама Костика, но освободили нас только в одиннадцать. Пока бегали за слесарем, пока вскрывали дверь, пока я ждал папу… Домой я попал только в двенадцатом часу и сразу рухнул в постель. В учебник чтения даже не заглянул. Мне уже было всё равно, сколько строчек мы недоучили.

    – Давайте быстренько ответим стихотворение, прямо по списку, – сказала Светлана Алексеевна на первом уроке. – У нас большая тема по русскому, поэтому мы потратим на неё остаток этого урока. Бойко, к доске!

    – А что, прям весь стих рассказывать? – мрачно спросил Костик.

    – Ну конечно весь. Что за вопросы?

    Костик пошёл к доске как приговорённый. Он ещё перед уроком сказал мне, что вообще ничего не помнит. Когда он начал читать, запинаясь на каждом слове, брови Светланы Алексеевны поползли вверх. Класс оживился и зашептался. Когда Костик доковылял до строчек: «Служанки со всего двора / Про барышень своих гадали…», Светлана Алексеевна не выдержала:

    – Бойко! Что ты мне читаешь?

    – Пушкина, – промямлил Костик.

    – Понятно, что Пушкина. Что именно?

    Я почуял неладное и стал быстро листать учебник Лизы Комаровой. Свой я так и оставил дома, в столе. Светлана Алексеевна заметила, что я завозился, и спросила:

    – Василькин, какой отрывок я задавала?

    Я сказал неуверенно:

    – Из «Евгения Онегина».

    – Я понимаю, что из «Евгения Онегина». Как он начинается?

    Что я мог ответить? Я уже смекнул, что мы с Костиком всё-таки выучили не тот отрывок. А как начинается правильный, я не знал – не успел долистать до нужной страницы. Тут Тимур Валеев поднял руку, встал и начал рассказывать.

    В тот год осенняя погода
    Стояла долго на дворе,
    Зимы ждала, ждала природа…

    Я не мог поверить своим ушам. Это же про осень. И Татьяна встретилась где-то только в середине, и снег всего один раз упоминается. И строк всего четырнадцать, выучить – раз плюнуть. А мы-то с Костиком мучились весь вечер, а теперь ещё и двойки получим. Мне стало так обидно, что я встал и сказал:

    – Мы с Бойко перепутали, но мы же всё равно учили! Мы в три раза больше выучили, чем нужно! И отрывки у нас огромные. Светлана Алексеевна! Мы же не виноваты!

    – А кто виноват? Пушкин? – спросила Светлана Алексеевна. Все засмеялись.

    – Да,…



    To main »» Ледерман Виктория Валерьевна »» К доске пойдёт… Василькин! Школьные истории Димы Василькина, ученика 3 «А» класса.


    Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

    Виктория Ледерман
    К доске пойдёт… Василькин! Школьные истории Димы Василькина, ученика 3 «А» класса

    © Ледерман В. В., текст, 2018

    © Громова О. Н., иллюстрации, 2018

    © ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2018

    * * *

    Пропавший ранец

    – Мама! Папа! – сказал я в начале учебного года. – Я вам теперь не какой-то там первоклашка. И даже не второклашка. Больше в школу меня провожать не надо.

    – А я теперь буду работать по сменам – то утром, то вечером, – сказала мама. – Иногда утром мне придётся уходить очень рано, и я не смогу тебя провожать.

    – Ну а я всегда рано ухожу, – напомнил папа. – Ты ещё спишь.

    – Вот и не надо провожать, – сказал я. – Теперь буду сам ходить.

    – Ну не знаю, – засомневалась мама. – Ты дорогу в школу найдёшь?

    – Ну мам! Конечно, найду. Целых два года туда ходил.

    – Дима, ты же такой рассеянный! Вдруг ты задумаешься и пройдёшь мимо школы? Или вообще в другую сторону свернёшь?

    – Да нет, никуда я не сверну. И задумываться не буду.

    – А если ты по дороге потеряешь что-нибудь? Ключи от дома, сменную обувь или даже учебник?

    – Мам! Ну как я могу потерять учебник? Он же в ранце! – воскликнул я.

    – Да ты и ранец можешь потерять, – вздохнула мама.

    – Ты его до одиннадцатого класса собралась за ручку водить? Ему уже девять лет, – вступился за меня папа. – Пусть привыкает к самостоятельности.

    – Страшновато как-то, – сказала мама.

    – Ничего страшного нет, – успокоил я её. – Всё будет в порядке, вот увидишь.

    И я стал ходить в школу один. Все и правда было в порядке. Ну, почти. Так, случались какие-нибудь пустяки. Несколько раз я забывал дома тетради, учебники, альбом для рисования, дневник и пенал. И два раза оставил в школе пакет со сменкой. А один раз действительно прошёл мимо школы. Но быстро опомнился и побежал назад. И даже не опоздал на урок. Мама обо всех этих мелочах, конечно, не знала. Она радовалась, что у меня очень даже неплохо получается быть самостоятельным.

    И всё было замечательно, пока однажды у меня не пропал ранец.

    В тот день вместо первого урока мы в актовом зале слушали пожарного, который нам рассказывал о правилах пожарной безопасности. На втором уроке у нас была физкультура на улице. А на третьем уроке я обнаружил, что у меня нет ранца. Я стал оглядываться по сторонам.

    – Василькин, сядь прямо. Сколько можно вертеться? – сказала наша учительница Светлана Алексеевна.

    Я вскочил.

    – Светлана Алексеевна! У меня ранец куда-то подевался.

    – Вот это новости! Куда же он мог подеваться?

    – Не знаю.

    – Ты его в класс приносил?

    – Конечно, приносил… Кажется.

    – Кажется или приносил?

    Я стал вспоминать. Ну да, точно, я принёс его в класс и, как обычно, бросил возле парты. Я каждый день так делаю. Вот, пакет с физкультурной формой здесь, под партой, а ранца нет.

    – Приносил, я точно помню.

    – И где же он? Может быть, у него выросли ножки и он ушёл в столовую?

    Все засмеялись и стали выкрикивать:

    – Он проголодался!

    – Отощал за два урока!

    – Не переживай, Василькин! Он поест и вернётся!

    Светлана Алексеевна велела всему классу проверить возле своих парт, но моего ранца нигде не было.

    – А можно я сбегаю в спортзал, в раздевалку? Вдруг я его там забыл? – спросил я.

    – Ты же сказал, что принёс его в класс!

    – Ну… вроде принёс… А может, и нет.

    Светлана Алексеевна отпустила меня, и я побежал в спортзал. Раздевалка была заперта на ключ. Я бросился в учительскую. Там мне сказали, что учитель физкультуры занимается на улице с четвёртым классом. Я побежал на улицу, на стадионе за школой нашёл учителя, выпросил у него ключ от раздевалки, вернулся в спортзал… Всё напрасно. Ранца там не было.

    Потом я проверил каждый ряд в актовом зале, где мы слушали пожарного. После этого спустился на первый этаж и осмотрел весь коридор, особенно ту лавку, на которой переобувался утром. Ранец словно испарился.

    – Его нигде нет, – сказал я, вернувшись в класс.

    Светлана Алексеевна перестала писать на доске примеры.

    – Ребята, может, кто-то видел ранец Василькина? – спросила она. – Может, кто-то хотел пошутить и спрятал его?

    Все переглядывались и качали головами.

    – Это плохая шутка, – строго сказала Светлана Алексеевна. – Ваш одноклассник уже пропустил целый урок. И как он будет дальше учиться без учебников и тетрадей? Тот, кто это сделал, должен признаться.

    Но никто так и не признался. На четвёртом и пятом уроке я писал на чужом листочке чужой ручкой и смотрел в чужой учебник. А потом пошёл домой с одним только пакетом, в котором лежали физкультурная форма и сменная обувь. Я шёл и думал, как буду объяснять маме, что у меня пропал целый ранец. Она, конечно, скажет: ну вот, я так и знала! Какой же ты взрослый, если не можешь уследить за своими вещами? Тебя ещё надо водить за ручку, как маленького. Рано тебе быть самостоятельным.

    Я открыл ключом дверь и застыл на пороге.

    Я увидел свой ранец. Он лежал на полу, возле тумбы для обуви. Именно там, где я его оставил сегодня утром.

    Джентльмен поневоле

    Моя соседка по парте Лиза Комарова пришла в школу нарядная и с белыми бантами.

    – Что это ты так вырядилась? – спросил я.

    – У меня сегодня день рождения, – сказала она.

    Тут в класс вошла учительница музыки Ольга Викторовна, и начался урок. Мы писали слова новой песни, потом пели её по тетради, а я время от времени поглядывал на Лизу. Мне было её жалко. Сидит вся такая красивая, в праздничной одежде, а лицо грустное. Как тут не загрустить: день рождения у человека, а его никто не поздравляет. Все учатся как ни в чём не бывало, как будто сегодня самый обычный день. Как будто и не праздник вовсе. Это всё потому, что никто не знает про Лизу, про её день рождения. Ни класс не знает, ни Ольга Викторовна. Да и откуда ей знать, ведь она ведёт у нас только один урок в неделю. Она даже фамилии наши путает, меня до сих пор не Василькиным зовёт, а Васильковым. Вот Светлана Алексеевна наверняка знает, но её пока нет.

    Я улучил момент, достал из ранца большое красное яблоко, которое мне положила мама, и протянул Лизе.

    – Вот, возьми. С днём рождения!

    Лиза так обрадовалась, что у неё даже щёки покраснели. Конечно, она не яблоку обрадовалась. Что она, яблок, что ли, не видела? Ей было приятно, что хоть кто-то её поздравил. Очень обидно, когда в классе никто не помнит о твоём дне рождения, это уж я по себе знаю. Мой день рождения всегда попадает на каникулы. И меня никогда не поздравляют одноклассники. Один только Костик Бойко. Но он мой друг, и мы видимся не только в школе.

    – Спасибо, – прошептала Лиза и повеселела. И мне тоже стало радостно, как будто это не я подарил, а, наоборот, мне что-то подарили.

    Вторым уроком у нас был русский язык. Мы пришли в наш кабинет, и Светлана Алексеевна сделала объявление. Она сказала, что у Лизы Комаровой сегодня день рождения и ей исполнилось девять лет. Мы хором поздравили Лизу, а она прошла по рядам и дала нам по шоколадному батончику.

    – Хотела я тебя сегодня спросить, Комарова, – сказала Светлана Алексеевна. – Но раз уж ты именинница, не буду портить тебе праздник. Василькин, к доске! Выручай свою соседку.

    Этого я не ожидал. И правило плохо выучил, потому что к доске сегодня не собирался. Меня уже спрашивали на прошлом уроке. А Светлана Алексеевна никогда не вызывает два раза подряд, поэтому я особо и не готовился. Я же не знал, что у Лизы будет день рождения и мне придётся отвечать вместо неё!

    – Плохо, Василькин, – сказала Светлана Алексеевна, когда я ответил. – Слабенькая троечка. Надо лучше готовиться. Кузнецов, к доске!

    Я сел на место и недовольно покосился на Лизу. Сидит счастливая такая, ещё и улыбается. Конечно, почему бы ей не улыбаться? Это ведь не она тройку получила.

    На следующем уроке всё повторилось. Я почему-то опять должен был «выручать» Комарову. На чтении я читал за неё, на математике решал уравнения. И всё больше злился. Почему я должен страдать только потому, что Лиза сегодня именинница? И ещё потому, что я сижу рядом с ней? Разве это справедливо?!

    Последним уроком у нас был английский язык. Я вздохнул с облегчением. Конец моим страданиям! Светлана Алексеевна ушла, а Яна Игоревна, учительница английского, не знает про день рождения Лизы.

    Мы по цепочке переводили английский текст в учебнике. Текст был не очень трудный, я его дома перевёл. Почти весь. Только несколько слов не понял, а лезть в словарь было лень. Я быстро подсчитал, какое предложение мне достанется, и успокоился: незнакомых слов там не было. Значит, всё в порядке, я переведу правильно.

    Очередь дошла до Лизы. А она вдруг сказала:

    – Яна Игоревна, а у меня сегодня день рождения!

    – В самом деле? – заулыбалась англичанка. – Я тебя поздравляю.

    – А можно вместо меня Василькин переведёт? Он за меня сегодня весь день отвечает, в честь праздника.

    – Ну хорошо… Раз твой сосед такой джентльмен… Василькин, продолжай.

    Я онемел от такой наглости. И никак не мог найти глазами нужную строчку. А когда Яна Игоревна подошла и ткнула ручкой в текст, мне стало совсем плохо. В этом предложении как раз было слово, которое я не перевёл дома. Его должна была прочитать Комарова, а не я!

    – Ну, Василькин, чего замер? Читай фразу и переводи на русский язык, – сказала Яна Игоревна.

    Я начал читать. Дошёл до слова merry-go-round и остановился. Я не знал, как оно читается, нам оно ещё не попадалось. Но признаться в этом Яне Игоревне было нельзя. Она всегда говорила: если вы встретили незнакомое слово в тексте, нужно его выписать себе в словарик, найти транскрипцию и перевод и выучить. А я ничего этого не сделал.

    Но я же не знал про день рождения Комаровой!

    – Василькин! – поторопила меня Яна Игоревна. – Всю группу задерживаешь.

    – Мери… гоу… роунд, – запинаясь, прочитал я.

    – Раунд, – поправила меня англичанка. – Мери гоу раунд. Это новое слово. Василькин, ты выписал его в тетрадь?

    – Да, – прохрипел я. У меня внезапно пересохло в горле.

    – Хорошо. И как оно переводится?

    Я смотрел в учебник и молчал. Как оно переводится? Кто ж его знает? Это и не слово даже, а целых три. Тройное какое-то слово. И почему в этом английском языке всё не как у людей? И ведь не подскажет никто, все замерли, англичанку боятся. Уж очень она у нас строгая. Вот Костик обязательно подсказал бы, не побоялся. Но он в другой группе.

    – Я вижу, в словарь ты даже не заглядывал, – сказала Яна Игоревна.

    – Заглядывал, – не сдавался я. А чего терять? Всё равно уже двойка светит.

    – Так говори перевод. Мы все тебя внимательно слушаем.

    Я лихорадочно соображал. Так, «merry» – это, скорей всего, имя, Мэри, «go» – ходить… А «round»? Вроде бы «круг». Только непонятно, при чём тут Мэри и круг, если в тексте говорится про двух братьев, которые отправились с папой в городской парк. Но другого-то варианта всё равно нет. А, была не была!

    – Мэри ходит кругами, – сказал я.

    – Что?! – У англичанки брови поползли вверх.

    – Мэри ходит кругами, – повторил я. Мои слова утонули в общем хохоте.

    – Василькин, ты чего плетёшь? – сказала мне Комарова, пока Яна Игоревна всех успокаивала. – Какая Мэри? «Мери гоу раунд» – это карусель. Просто карусель.

    Тут я ещё больше на неё разозлился. Если она знала, как переводить предложение, зачем отдала его мне?

    Когда прозвенел звонок с урока и Яна Игоревна ушла, одноклассники подходили ко мне, хлопали по плечу и говорили:

    – Ну как там Мэри? Долго она будет ходить кругами?

    – Пока её Василькин не остановит!

    – Останови, Василькин, она уже совсем закружилась!

    – Ха-ха-ха, как смешно! – передразнил я. – Лучше бы подсказали вовремя.

    – Кому охота двойку вместо тебя получать? – фыркнула Комарова.

    – Вместо меня?! – закричал я. – Как же мне надоел твой день рождения, Комарова! И ты сама надоела! Хуже горькой редьки!!!

    Я схватил ранец, растолкал всех и побежал в раздевалку. Чтоб я ещё хоть кого-то из класса поздравил с днём рождения? Никогда в жизни!

    Гора на плечах

    Мы с папой смотрели фильм в кинотеатре. И там один герой предал своих друзей, потом долго мучился и в конце фильма признался, что это сделал он. А когда признался, сказал: «Прямо гора с плеч!»

    – Пап, при чём здесь гора? – спросил я, когда сеанс закончился.

    – Это такое выражение, – сказал папа. – Когда чувствуешь себя виноватым, кажется, что у тебя на плечах – огромная тяжесть.

    – Это как штанга у этих… у силачей? Ну, мы с тобой соревнования смотрели.

    – У тяжелоатлетов?

    – Ага.

    – Ну, примерно… Только это совсем другая тяжесть, Дима.

    – Какая другая?

    – Муки совести могут давить сильнее, чем какая-то там штанга.

    – Даже если она весит пять тысяч килограммов? – не поверил я.

    – Да хоть все пятьдесят тысяч, – усмехнулся папа.

    Я думал об этом несколько дней. Всё никак не мог понять, как это муки совести могут быть тяжелее штанги в пять тысяч килограммов. Совесть же – это просто слово, и оно ничего не весит. Легче воздуха. А штанга и раздавить может. Вон как эти тяжеловесы мучаются, пока её поднимают! Я однажды пнул одну такую, когда ходил с папой в спортзал. Она даже не шелохнулась. Вот и выходит, что штангу и совесть даже сравнивать нельзя.

    Думал я об этом, думал… А потом забыл.

    А тут Костик принёс в школу новенький блестящий смартфон и стал им хвастаться. Все наши мальчишки его окружили, стали просить посмотреть и подержать. Костик не жадный, он всем разрешал и в руки его брать, и по экрану пальцем водить. Даже Ярику Кочкину, а уж у него всегда руки грязные. Все Костику завидовали, такого крутого смартфона вообще ни у кого не было. Даже у моего папы был хуже.

    – Я всё что угодно могу на нем делать, – рассказывал гордый Костик. – А ещё посмотрите, какой яркий здесь фонарик! Его даже сейчас видно, а когда темно, он вообще как прожектор светит!

    Все завистливо вздыхали и передавали смартфон друг другу. Я его дольше всех держал, ведь Костик всё-таки мой друг. А потом начался урок физкультуры, мы переоделись в нашей спортивной раздевалке и пошли в зал. Я делал упражнения, бегал, приседал, а сам всё думал об этом классном смартфоне. Он у меня просто из головы не выходил. Вот ведь как Костику повезло! Мне такой никогда не купят. Он ведь очень дорого стоит. Наверно, это вся мамина зарплата. А может, даже мамина и папина вместе.

    Но потом я подумал, что Костик обязательно будет со мной делиться. И мы сможем вместе на переменах играть в игры или даже смотреть мультики.

    Когда мы в конце урока стали играть в волейбол, Костик неловко прыгнул и подвернул ногу. Учитель физкультуры понёс его на руках в медпункт. Все гурьбой побежали следом. Интересно же посмотреть, как Костику будут ногу бинтовать! А я по пути завернул в раздевалку и вытащил у Костика из ранца смартфон. Ведь неизвестно, сколько ему придётся просидеть в медпункте с забинтованной ногой. Ходить-то он сразу не сможет. Ему будет больно, грустно и одиноко. А я дам ему смартфон, и он сможет отвлечься, поиграть во что-нибудь.

    Никто не подумал о Костике, а я подумал. Вот какой я хороший друг!

    Я бежал, торопился в медпункт и вдруг оступился на лестнице. И от неожиданности взмахнул рукой. Той самой. В которой был смартфон. Он вырвался из руки и запрыгал вниз. На меня как будто столбняк напал. Я стоял и смотрел, как он скачет и кувыркается по ступенькам. И не мог пошевелиться от ужаса. Как во сне. Когда за тобой гонится кто-то страшный, а ты не можешь бежать, потому что ни руки, ни ноги тебя не слушаются.

    Я шёл вниз, к смартфону, почти зажмурившись. Очень боялся увидеть вместо него одни обломки. Но обломков не было. Удивительно, но смартфон каким-то чудом уцелел и не раскололся на куски. Только у него была огромная трещина на весь экран. И он не включался.

    Мне стало жарко, а потом сразу холодно. И в животе противно заныло. Я схватил смартфон и побежал назад, в раздевалку. Там я сунул его в ранец Костика, туда, где он и был. А со звонком примчался к медпункту и смешался с толпой одноклассников. Никто даже не заметил, что я пришёл позже всех.

    Костик в этот день больше не учился. За ним приехала мама на машине и увезла его домой. Я не помню, как дожил до конца уроков. Мне казалось, что Костик сейчас войдёт в класс, ткнёт в меня пальцем и закричит: «Я знаю, это ты разбил мой смартфон!»

    Дома я выключил телефон, потому что боялся, что Костик мне позвонит. Спал я плохо, постоянно вздрагивал и просыпался. Еле-еле дождался утра и встал в такую рань, что мама спросила, не заболел ли я. Когда это я так рано вставал в выходные?

    Всё воскресенье мы с мамой и папой провели в торговом центре. Катались на катке, ходили по магазинам, сидели в кино. А у меня перед глазами всё время был Костик и его разбитый смартфон. Я ни о чём другом думать не мог.

    Вечером Костик мне всё-таки позвонил. По домашнему телефону. Его-то я не мог выключить.

    – Димыч, представляешь, кто-то разбил мой смартфон, – сказал Костик. Голос у него был грустный. И даже какой-то жалкий. – Наверно, когда мы на физре были. Ты не видел, никто чужой не входил в раздевалку?

    – Нет, Костик, я не видел, – сказал я и закашлялся. У меня даже горло перехватило от страха. И снова заныл живот. – Может, ты его сам уронил?

    – Да нет, я не мог. Перед уроком он целый был, я точно помню. А потом он в ранце лежал, до самого дома. А может, это кто-то из класса? Пока мы все к врачу ходили?

    – Не знаю… Я там был, возле кабинета, вместе со всеми.

    – На самом деле это не мой смартфон был… Это папе коллеги подарили на юбилей. А я без разрешения в школу взял… Да ещё разбил. Ты не представляешь, как мне попало! Я теперь на месяц наказан. Мне не то что компьютер – мне теперь даже телевизор смотреть не дают. И телефон отобрали.

    Мой живот скрутило ещё сильнее. И голос совсем пропал. Я быстро попрощался с Костиком, сказал, что мама зовёт, и положил трубку. И лёг спать в восемь часов. Но спать не мог, только лежал и мучился.

    Что будет, если Костик вдруг узнает, что это я во всём виноват? Что это из-за меня его так строго наказали? Он больше не будет со мной дружить? Наверное, я бы не стал дружить с человеком, который меня так обманул. А что сделает со мной его папа? Заставит заплатить или купить точно такой же? А мои родители? Что скажут они, когда узнают, что я разбил такой дорогой смартфон? Нет, нельзя, чтобы они узнали. Никак нельзя.

    Целых три дня я просто не находил себе места. Я не мог ни есть, ни спать, ни делать уроки… Даже играть не мог. А ещё не мог смотреть Костику в глаза. На моих плечах лежала гора. И она весила не пять тысяч килограммов и даже не пятьдесят. Она весила больше, чем все самые тяжеленные штанги в мире.

    А потом я почувствовал, что больше так не могу. Что гора меня просто раздавит. Тогда я подошёл к Костику. У меня тряслись ноги и сердце колотилось в горле. И хотелось убежать без оглядки. Но я всё равно сказал:

    – Костик, это я разбил твой смартфон.

    – Ты?!

    – Да, я. Нечаянно. Я хотел принести его тебе… Если хочешь, пойдём к твоему папе. И я ему скажу, что ты не виноват. Только не переставай со мной дружить.

    Костик смотрел на меня удивлённо, но не сердито. А я чувствовал, как с моих плеч сваливается эта огромная гора и на душе становится легко-легко. И радостно.

    И пусть мы с Костиком теперь будем наказаны вдвоём, пусть меня целый месяц не подпустят к компьютеру и мне ничего не будут покупать, даже сладкого, потому что папа будет платить за ремонт смартфона, – всё это можно вытерпеть.

    Это ведь не так тяжело, как неподъёмная гора на плечах.

    Лучше раньше, чем никогда

    Как-то в воскресенье вечером к нам пришли гости. Мама и папа усадили всех за накрытый стол в гостиной. А меня никто не усаживал, я сам уселся.

    – Дима, а ты уроки сделал? – спросила мама.

    – Собираюсь, – сказал я.

    – Ты со вчерашнего дня собираешься. Я же тебя предупреждала: сегодня будут гости, сделай уроки заранее. Сколько тебе раз говорить: всё надо делать вовремя! Не сделаешь вовремя – получишь кучу проблем.

    – Да сделаю я, сделаю. Что ж мне, и поесть нельзя?

    Я специально медленно ел, чтобы меня не выгнали из-за стола. А то что же получается: взрослые будут есть и веселиться, а я должен сидеть над тетрадками? Когда я наконец наелся, подводник дядя Миша стал рассказывать про свою службу. Как можно уйти из комнаты, где рассказывают о подводной лодке? И я тихонько сидел и почти не шевелился, чтобы взрослые обо мне не вспомнили. И слушал дядю Мишу.

    Мама всё же заметила меня и выпроводила из-за стола. Но через пять минут я отбросил учебник в сторону и побежал обратно в гостиную. Петь караоке? Без меня?! Я же петь люблю больше всех, и по пению у меня пятёрки!

    Когда я спел шесть любимых песен, мама отобрала у меня микрофон и велела садиться за уроки. А гости стали танцевать. Я сидел над учебником и читал правило. Одну и ту же строчку. И ничего не понимал. Потому что в соседней комнате гремела музыка, слышались смех и весёлые голоса. Мне было обидно. Им-то там весело! А мне надо учить это скучное правило. А потом ещё писать упражнение на безударные гласные и решать примеры по математике. Почему так несправедливо устроено, что всё самое хорошее и интересное – у взрослых?

    Гости ушли очень поздно, я уже лежал в постели. Мама проводила их и зашла ко мне.

    – Дима, ты уроки выучил?

    Я притворился, что сплю. Не мог же я ответить, что так ничего и не выучил. Как можно учиться, когда все вокруг веселятся?

    – Ну ладно, завтра твой дневник скажет за тебя, – вздохнула мама и вышла.

    На следующий день в школе Светлана Алексеевна стала проверять тетради.

    – Василькин! Почему нет домашнего задания? – спросила она.

    Я испугался. Если она поставит мне двойку в дневник, мама отнимет у меня планшет. А папа поставит пароль на компьютер. Что я буду делать без планшета и без компьютера?

    – Я… хотел сделать… – пробормотал я.

    – Интересно: хотел и не сделал. Что же тебе помешало, Василькин?

    – У нас вчера были гости. Они шумели и мешали мне… И я не мог сосредоточиться.

    – Ладно, – сказала Светлана Алексеевна. – Садись.

    И не поставила двойку. Я помчался домой радостный и с чистым дневником.

    Через три дня нам задали выучить стихотворение. А я заигрался в компьютер и совсем про него забыл. Вспомнил только в классе, когда Светлана Алексеевна начала спрашивать всех по списку.

    – Василькин! – удивилась она. – Ты опять не готов? Что на этот раз?

    – Приходили папины друзья, – сказал я. – Они смотрели футбол и ужасно кричали. И я не смог выучить.

    Светлана Алексеевна нахмурилась и покачала головой. И снова не поставила двойку.

    На следующей неделе мы писали словарный диктант. Когда нам раздали тетради, я увидел, что все слова перечёркнуты красным.

    – Василькин, ты очень плохо подготовился. Что, опять гости помешали? – рассерженно спросила Светлана Алексеевна.

    Я кивнул. А что мне оставалось делать? Я ведь уже понял, что, когда мне мешают учиться гости, двойки я не получаю.

    – Я хотел выучить, – сказал я. – Даже на улицу с учебником вышел, чтобы мне никто не мешал. Только замёрз и быстро вернулся.

    – Безобразие! – сказала Светлана Алексеевна и отошла от меня.

    А вечером мама вернулась домой сама не своя.

    – Знаешь, что я узнала сегодня в школе? – сказала она папе нарочно громко, чтобы это услышал я. – Оказывается, у нас очень весёлая жизнь. К нам каждый день ходят гости.

    – Да что ты? – удивился папа.

    – Представь себе! Они так шумят, что мешают нашему сыну хорошо учиться. – Мама взволнованно заходила по комнате. – Из-за них он никак не может сосредоточиться на домашнем задании.

    – Как интересно! – воскликнул папа.

    Мне захотелось провалиться сквозь землю. Я смотрел в планшет и не мог поднять глаза на родителей.

    – Кажется, я знаю, как это исправить, – сказал папа, отбирая у меня планшет. – Надо создать Диме идеальные условия для учёбы.

    – Да, – подхватила мама. – Его больше ничто не должно отвлекать. Ему нужно хорошо сосредоточиться. Он сейчас будет делать уроки, а мы с тобой тихонечко оденемся и пойдём в кино. А завтра можно пойти в бассейн, а послезавтра – погулять по парку.

    – Будем каждый вечер уходить, чтобы он мог спокойно заниматься, в полнейшей тишине. Вот тогда он у нас станет отличником, – сказал папа.

    И они ушли. А я поплёлся к своему письменному столу и взял в руки учебник.

    Лучше бы я сделал те самые уроки раньше, до прихода гостей, как и просила мама.

  • Гора на плечах рассказ ледерман краткий пересказ
  • Гора луковая как правильно пишется
  • Гора величественна как пишется
  • Гопкомпания как пишется правильно
  • Гонящий тучи как пишется