Это случилось в Москве. Мне только что минуло семнадцать лет — возраст, в котором жизнь литератора представляется торжественным путем к славе, усыпанным розами и лаврами. Вступить на этот путь казалось мне верхом счастья, доступного смертному.
Я теперь не помню ясно содержания моего первого рассказа. Если не ошибаюсь, в нëм говорилось о том, что было прекрасное майское утро, что молодой и красивый человек, по имени Вольдемар, влюбился в это утро в девицу Людмилу, исполненную необыкновенных достоинств, и что девица Людмила изменила самым коварным образом Вольдемару ради кавалерийского офицера. Рассказ назывался «Ранние слёзы».
Переписав «Ранние слёзы» по крайней мере раз восемь, я отнёс их поэту Венкову, который часто бывал у нас в доме и благоволил ко мне. Поэт Венков писал одновременно почти во всех русских газетах и журналах и обладал изумительной способностью повсюду втискивать гражданскую идею. Если он описывал грозу, то непременно в конце стихотворения выражал надежду, что и над дорогой родиной когда-нибудь «разойдутся нависшие тучи». Вид водопада напоминает ему плененную мысль, разбившую насильственные оковы.
Я и теперь совершенно точно припоминаю его характерную физиономию: яйцевидное лицо, всё изрытое оспой и постоянно склоненное набок, жиденькая, беспорядочная, трясущаяся бородëнка песочного цвета, длинный нос, подслеповатые глаза и высокий конический лоб, по обе стороны которого падали на плечи прямые редкие волосы. Он никогда не присаживался и постоянно ходил по комнате из угла в угол, причем так широко и смешно расставлял свои кривые ноги, как будто бы находился на палубе корабля во время бури. Если же это бывало дома, то, сделав три-четыре конца от одного угла до другого, он каждый раз подходил к небольшому шкафчику, отворял его, доставал оттуда графинчик с настойкой и две рюмки (одну для себя, другую для собеседника), пил со страшными гримасами на лице и, спрятав настойку обратно в шкаф, продолжал ходить своей морской походкой по комнате.
Иван Лиодорович принял мой рассказ очень снисходительно и обещал куда-нибудь пристроить, хотя наверно не ручался за успех. Но и этого туманного обещания было для меня гораздо более чем достаточно.
Однако прошёл месяц, и другой, и третий, рассказ давно уже находился в редакции «Московского иллюстрированного листка», а между тем судьба его была покрыта мраком неизвестности. Вероятно, за это время я порядком-таки надоел бедному Ивану Лиодоровичу. Каждую среду и субботу — нас по этим дням отпускали из училища домой — я неизменно являлся к нему. В моих глазах он всегда читал один и тот же жадный вопрос и ничем не мог меня успокоить, кроме неопределённых увещаний, что «надо подождать, потерпеть… нельзя же сразу… Редакция прямо завалена рассказами». Ужасные слова: редакция завалена рассказами! Но ведь то другие, посторонние, неинтересные рассказы, а не мои «Ранние слёзы»…
Счастье пришло, как и всегда оно приходит, в то время, когда я всего менее ожидал. Однажды в воскресенье я был оставлен без отпуска за единицу, полученную мною по предмету военной фортификации (наука, одно название которой и теперь ещё заставляет меня вздрагивать). В девять часов вечера стали один за другим являться отпускные юнкера. Кто-то сказал мне — я в то время был в курилке: «Калинин пришёл из отпуска и ищет вас». Меня это сообщение немного удивило: с Калининым, хлыщеватым и глупым малым, мы до сих пор почти ни разу не разговаривали. Зачем я мог ему понадобиться?
Мы встретились на лестнице, ведущей из курилки в роту. В руках у Калинина был длинный бумажный сверток.
— Пэслюшайте, — сказал Калинин, коверкая, по обыкновению, фатовским манером свою речь, — кэкой-то «шпак» (на нашем языке это означало штатский) просил меня передать вам вот эту штуку.
Он сунул мне в руки бумажный сверток.
— Какой шпак? — спросил я, сконфузившись за «шпака».
— Не знаю… Дэвольно гнусного вида… Остановил меня на улице и спрашивает, не знаком ли я с вами. Я говорю — знэком. Так передайте, говорит, п’жэлста.
Сверток издавал сильный запах типографской краски. Сердце замерло у меня в груди от какого-то сладкого предчувствия. Я нетерпеливо развернул бумагу и увидел два номера «Иллюстрированного листка».
Впоследствии нередко были в моей жизни моменты очень большого счастия. Но еще ни разу до сих пор не испытывал я такого сильного наплыва восторга, как в ту минуту, когда мои глаза увидели эти правильные строчки чёрных букв, отчетливо напечатанных на белой глянцевитой бумаге. Припадок обуявшей меня радости носил даже несколько дикий характер, и я не сумел её выразить не чем иным, как безумными скачками через пять ступенек сразу. Прибежав в спальню, я продолжал бесноваться, прыгая через кровати и табуретки. Наконец, успокоившись немного, я опустил вниз висячую лампу с контрабажуром и развернул «Листок»… Но строчки прыгали перед моими глазами, и буквы сливались в чёрные полосы.
Нужно было во что бы то ни стало поделиться с кем-нибудь моей радостью. Увидав кого-то из более мне близких товарищей, я бросился к нему:
— Посмотри… вот здесь… в журнале… мой рассказ напечатан.
Я задыхался от волнения. Что же касается до него, он изумился и обрадовался гораздо менее, чем я ожидал.
— Ну? Неужели? — спросил он довольно равнодушным тоном и протянул руку за номером.
Он стал читать, а я, обняв его сзади, заглядывал через его плечо в дорогие строки. Он читал довольно медленно. Какое-то ревнивое чувство вдруг овладело мною.
— Подожди, я тебе дам потом, я ещё сам не прочел, — сказал я, вырывая от него «Листок».
Но едва я отошёл от него, как потребность сообщить ещё кому-нибудь о моём блаженстве опять неудержимо заговорила во мне. Я показал «Листок» по крайней мере десяти товарищам. Все они старались казаться заинтересованными, но, к моему великому огорчению, их участие не удовлетворяло меня.
Наконец вокруг меня собралась порядочная кучка оповещëнных. Кто-то попросил прочесть вслух, и я начал голосом, прерывающимся от волнения и недавней беготни, с давно знакомой красивой фразы:
«Было прекрасное майское утро…»
Когда я кончил, слушатели выразили снисходительное одобрение.
— Интересно будет прочитать критику, — заметил чей-то уверенный голос.
Тем временем моя аудитория привлекла новых любопытных. Узнав, в чем дело, они тоже выразили желание послушать, и я во второй раз с тем же удовольствием прочёл своё произведение.
И каждый раз, когда я снова начинал его читать, я находил в нём все новые красоты. Но мне и этого было мало. Я заставлял читать вслух других, а сам прислушивался с закрытыми глазами, стараясь вообразить себя посторонним человеком.
На другой день меня подозвал к себе Дрозд — мой ротный командир.
— Дайте мне сейчас то, что вы там намарали, — приказал он суровым тоном.
Я притворился непонимающим.
— Что такое, господин капитан?
— Там вы… чепуху какую-то написали в газетишке, дайте её сюда… и без разговоров…
Нечего было делать: я принёс ему один номер «Листка». Он развернул его и, ткнув пальцем в мои инициалы С. и М., спросил:
— Это?
— Это, господин капитан, — ответил я с гордым достоинством.
— Ступайте в карцер, — произнес ротный командир, разрывая драгоценный номер вдоль страниц. — И если это повторится в следующий раз, вы будете исключены из училища.
Я пошёл в карцер. Поступок Дрозда с номером «Листка» хотя и возмущал меня до глубины души, но я уже знал и утешал себя сознанием, что двигатели просвещения всегда терпели и будут терпеть несправедливые нападки невежественной толпы.
Я отсидел двое суток, но мне не было скучно, потому что со мною был оставшийся в живых номер «Листка», и я читал свой рассказ запоем. Я даже прочел его вслух моему тюремному сторожу, сверхсрочному унтер-офицеру, который выразил своё одобрение восклицанием: «Ловко!»
С той поры прошло много, очень много лет. Я уже по опыту знаю, что на литераторском пути гораздо более терний, чем роз, и, получая номер со своим произведением, не радуюсь ему, а спокойно считаю количество строк. Но в моей душе иногда шевелится жгучая зависть к тогдашней наивной радости и светлой вере.
Александр Куприн. «Первенец»
/Искусство Серебряного Века/
А может и заключается в том счастье столетника, что его не ценят и стараются не замечать. Красивые цветы срезают, стоит им расцвести. Такое понимание применимо и к миру людей. Девушка с симпатичной внешностью будет страдать, ежели осознает, выполнения каких потребностей будут желать окружающие её мужчины. Особенно трудно придётся такой девушке, если она не желает принимать доставшуюся ей долю. И ещё труднее, если окажется перед необходимостью кого-то попросить об услуге. Желание «Просительницы» обязательно окажется выполненным, при условии выполнения ответного желания, чаще однотипного и до скуки опостылевшего знающим хотя бы немного историю человечества. Плохо это или хорошо? Зависит от самой девушки. В том её счастье и в том её горе. Либо ярко гореть и сгореть, либо, подобно столетнику, быть гнобимой и вовсе ничего не иметь.
Есть среди людей иное чувство, позволяющее не предъявлять друг к другу требований – оно называется дружбой. Другу прощается многое. Друг не обязан быть красивым и талантливым. Ему достаточно быть просто другом: находить время для общения и стараться уделять внимание. Но и дружба бывает разная. Она легко рассыпается, стоит одному из друзей совершить опрометчивый шаг. Сложность человеческих взаимоотношений не поддаётся разумному осмыслению допускаемого. Если друга научить своему мастерству, а друг возьмётся завидовать тебе, станет поступать опрометчиво, как тогда быть? Разумеется, простить. Однократный поступок – кратковременная вспышка из-за одурманенного чем-то разума. Принял бы сам друг свой проступок критически и не совершал самоуничижительных дальнейших поступков. Всё же стоит нарисовать «Картину», чтобы друг мог её уничтожить. Дружба обязана проверяться на прочность, даже пусть для этого потребуется принести жертву. «Страшная минута» разразится в конце, тогда и станет понятно, так ли требовалось бояться ожидаемых неприятностей.
Кто не боялся, тот не поймёт, насколько подвержен человек страхам: бояться быть преданным, опасаться оказаться в должниках, либо совершить непоправимое. Всему есть среди людей место. Человек в крайнем случае идёт на спасительные меры, ведущие к разрушению структур головного мозга. Были бы причины тому адекватные. Доводить товарищей до безумия – не считается зазорным, зато зазорно осознавать, насколько определённый человек слаб внутренне. Если кто решил пойти учиться на медика, отчего ему бояться анатомировать человеческие тела? Казалось бы, «Мясо»… всего лишь мясо. Но сколько эмоций и сводящих судорогой дум возникает в голове. После такого голову хочется снести с плеч, отказавшись от принадлежности к людскому роду. Собственная кровь стынет в жилах, заставляя сердце останавливаться и погружать мозг в туман. Не было до того бед, пока рассудок не взбунтовался.
Поэтому лучше оставить некоторые впечатления «Без заглавия» – они подобны окну во двор, где люди живут другой жизнью. Думается, ничем не лучше твоей собственной. Только не стоит никого пускать на «Ночлег». Иначе придётся вспомнить особенности человеческой натуры, склонной ломать свою и чужие судьбы.
Всё в руках человека. Красивый ли, талантливый ли, безнадёжный ли, какой иной – это не имеет значения, когда имеется осознание того, что всё в его собственных руках. И всё равно остаются люди, продолжающие надеяться на удачу. С чего некто обязан предоставить более лучшие возможности определённому человеку? Известно ведь, в казино прибыль идёт хозяевам заведения, на бирже тем – кому она принадлежит; их игроки – несущие деньги в кассу люди, чей выигрыш чаще мизерный. Остаётся верить в возможность найти кошелёк прямо на улице. Так было в прошлом, обронить оный вполне кто-нибудь мог. Неосознанно, конечного, и без злого умысла. Стоит допустить, обнаружение такого кошелька, а после человек становился самым богатым на планете. Вполне! Так как же найти такой кошелёк? Куприн поведал о том в рассказе «Миллионер». Однако, не стоит искать секрет лёгкого обогащения. Тайна нахождения богатства кроется прежде всего в трудолюбии.
Трудолюбие – важный аспект человеческого существования. Без труда нечего надеяться на благоприятную жизнь. Иным людям труд помогает решить проблемы. И поскольку труд не означает личного участия в процессе, то для осуществления задуманного допустимо привлечь сторонних исполнителей. Кого? Например, слона. Чем слон не люб в выполнении крамольных замыслов. Не захотел дрессировщик из рассказа «Лолли» выполнять черновую работу своими руками, так он привлёк к её выполнению слона. Знал бы читатель, какое задание поручалось животному, дальнейший ход рассуждений он бы понял сам.
Говорят, слон – сообразительное существо. В схожем качестве не уступает ему обыкновенная дворовая собака. Если и может человек найти верного друга, которому действительно безразличны качества человека, так такого он способен обрести лишь в собаке. И предать в подобной дружбе дано лишь человеку. Против денег ничего не сделаешь, они освобождают от наипреданнейших чувств. Проблема в другом, как после жить? В лучшем случае, останется горько пить. В худшем, осознать какое же человек мясо. Без лишних эмоций, банальный кусок плоти и продажная душа. Такому человеку, при его способности понимать, дано совершить одно оправданное действие, на которое он чаще и идёт. Не называйте собаку «Пираткой».
От таких разговоров не может быть речи о «Святой любви». Не тот ход мыслей сформировал у читателя Куприн в 1895 году, чтобы рассуждать о лучшем из человеческих чувств. Впрочем, найдено два тела, они были преданы друг другу. Почему же умерли? Читателю предстоит в том разобраться. Только без скоропалительных решений. Как бы птичий «Локон» не был принят за девичий. Опозоритесь.
Почему человек не ель? Он умер и очнулся в атмосфере праздника. Вокруг него хоровод, люди радуются. А может лучше оставить ель в лесу? Не губить «Жизнь» дерева из-за сиюминутной прихоти.
Рассказы 1896
Человека нет на празднике жизни. Его пожирает Молох. И всё равно человек находит возможности быть выше обстоятельств, жить в своё удовольствие. Как у него это получается? Нужно не зацикливаться на принципах и, обязательно, забыть о человечности. Покуда люди привыкли понимать под человечностью синоним гуманности, они продолжают тем себя губить. А что есть человечность на самом деле? Обыкновенная тяга к разрушению всего, начиная с души и заканчивая окружающим миром. О том ли думал Куприн в 1896 году? Перечень написанных им рассказов следующий: Странный случай, Бонза, Полубог, Наталья Давыдовна, Собачье счастье, Кляча, Блаженный, Сказка, Кровать, Ужас, На реке, Чужой хлеб, Друзья, Марианна.
Человеком управляют обязательства. Кажется, он должен соответствовать возложенным на него обязательствам. Если родился в определённой стране, значит должен соблюдать её законы. Если исповедует веру, должен подчиняться и её законам тоже. Если родил детей – воспитывать их. Если получил помощь – оправдывать её. Если дал слово – его держать. За всеми обязательствами не осталось самого человека. Более того, человек рад считаться причастным к соответствующему обязательствам социуму, готовый на крайние меры, ежели то от него потребуется. Выбора у человека нет – он должен жить согласно всему этому. И он пойдёт на решительный шаг, когда усомнятся в его способности соответствовать обязательствам. Так формируется самоубийственная натура, показанная Куприным в рассказе «Странный случай».
Странностей хватает человеку. Когда кто-то не соответствует ожиданиям, на нём вымещают обиды. И пусть правда находится на поверхности. Человек не желает оную замечать. Проще вынести скоропалительное суждение, основанное на подозрениях, нежели разобраться в обстоятельствах. Нет ничего хуже оказаться крайним в ситуации – данного факта будет достаточно для осуждения. Пусть Лев Толстой поучает мальчика: «Спасибо, что правду сказал», такой же мальчик у Куприна удостоится полагающейся ему за провинность критики. «Бонза» разбилась, следовательно полагается за это ответить. Виновного нет? Будет найден!
Есть люди, на которых вымещать обиды проще всего – на блаженных. На Руси их издревле считали отмеченными Богом людьми. Но в чём их вина? Они с радостью принимают происходящее с ними и не занимаются тем, чем сейчас так озадачен читатель. Разбираться в творчестве Куприна с помощью чьего-то понимания блаженный не станет. Он не поймёт, каким нелепицам подвержены люди, считающие себя умственно полноценными, чья полноценность заключается в следовании обязательствам. Истинная жертвенность возможна именно со стороны блаженного, тогда как прочий человек верен принципам. Так появляется в рассказе Куприна тот самый «Блаженный», готовый протянуть руку помощи бедствующему. Не из определённых соображений, а из желания оказать деятельное внимание нуждающемуся.
Человек привык находиться в тупиковых ситуациях. Речь не о безвыходных положениях, а об их противоположном значении. Допустим, всеобщее счастье – это тупик, равноправие для всех – такой же тупик. Дорога в один конец без возможности выбрать другой путь – есть следование к проблемам, обязанным привести к разрушительным последствиям. Позволяя кому-то чувствовать абсолютную власть, значит подвергать общество опасности. По Куприну получается, человеку полагается тянуть общую лямку и не стремиться превзойти свои возможности. К чему это приведёт? Благородное создание обратиться в «Клячу», стоит ему предъявить требование выполнять тяжёлую работу. Но и это является тупиком.
Почему же человеческое общество настолько жестоко? Лучше взглянуть на него чужими глазами. Как видят человека собаки? Они воспринимают его безжалостным созданием, в злобе своей получившего возможность управлять миром только благодаря неуживчивому характеру. Всё человек подчиняет себе, как природу, так и другого человека. В чём же заключается «Собачье счастье» среди людей? В питомниках собак кормят мясом собак, для получения мягкой кожи для перчаток, данную кожу живьём сдирают с преданных человеку зверей. Где может быть то самое собачье счастье? Оно где-то есть, но не среди тех собак, что взялись судить о мире людей, отправляющих их на бойню.
Может есть среди людей достойные похвалы? Те, кого допустимо назвать «Полубогом»? Только ничего божественного в них нет. Они чванливы, упиваются славой и топят всех, кто становится у них на пути. Человек человеку зверь – в любой ситуации и при любых обстоятельствах. Исключения возможны, человек на них смеет надеяться. Они ощутимы, стоит оторваться от рассказов Куприна и взглянуть на мир, где кроме горя и страданий существуют примеры добра и подлинного счастья. Среди ранних произведений Куприна такое почти не встречается.
Есть нейтральные персонажи. Например, «Наталья Давыдовна». Она понимает сущность человеческого общества, связана определёнными обязательствами. И пусть мир продолжает вращаться вокруг оси, ей до того дела нет. Нужно уметь отдыхать от работы. Позволительно съездить на курорт, развеяться, после свежим возвращаясь к обыденности. Никто не знает о её грехах – её совесть чиста. Наталья Давыдовна из тех, кто стремится жить, кому претит отсчитывать дни до получения следующей заплаты.
Люди скажут – так некрасиво поступать. Возможно. Но скажи Наталья Давыдовна о своих пристрастиях, её бы не съели живьём и не стали ли бы перемывать кости? Куприн то наглядно продемонстрировал в рассказе «Кровать». Старик купил на аукционе большую широкую кровать. Жены у него нет. Спать на кровати не с кем. Тогда окружающие его люди начинают над ним смеяться и побуждают обзавестись подругой. Спрашивается, насколько позволительно мешать человеку, навязывая ему собственное видение? Иного в человеческой среде не наблюдается – все ожидают соблюдения определённых обязательств, даже от стариков.
Человеку требуется преодолевать преграды. «Сказка» окажется реальностью. «Ужас», «На реке», «Чужой хлеб», «Друзья», «Марианна» – не столь существенно важные рассказы Куприна. О них ни слова.
Молох (1896)
Человек никогда себе не принадлежал. В древности его приносили в жертву Молоху, а тех, кого это минуло, сами себя приносили в жертву обществу. Человек обязан выполнять определённые социальные обязательства, находиться в заданных рамках и представлять собой того, чьи устремления соответствуют ожиданиям большинства. Кто выступал против, подвергался остракизму. Кто соглашался жить в согласии с социумом – оказывался в рабской от него зависимости. Каждое время отметилось собственным пониманием пользы от человека, но наиважнейшее значение всегда имело умение трудиться. Человек никогда ничего не стоил, если не отдавался полностью работе. Да и тогда он всё равно ничего не стоил, ибо не стоит человек ничего.
О чём ещё мог рассказать Куприн, как не о нуждах промышленности? Новом проклятии человечества, без которого нельзя было обойтись. Страны Западной Европы успели перемолоть в пыль кости населяющих их людей, породив капиталистическое представление о мире. Своего Молоха они накормили, такового предстояло взрастить и в России. И когда аппетиты Молоха перестанут удовлетворяться, тогда произойдёт революция, во славу Молоха же. Нигилисты не сгинули, они продолжали существовать, как будут всегда среди нас, только под другими именами и с иными моральными установками.
Главный герой произведения Куприна верен тургеневским традициям: в его душе горит огонь, он намерен внести разлад в действующую систему и готов умереть, если того потребуют обстоятельства. Не социальная неустроенность заботит главного героя, он не согласен терпеть деградацию людей, как не согласен взирать на безжалостное истребление в них человеческого. Чем заполняют досуг рабочие? Они пьянствуют и дебоширят, ни о чём не думают. Следовательно, они уже принесены в жертву Молоху.
Кажется, достаточно уничтожить завод, тогда жизнь преобразится. Рабочие поймут присущую им ничтожность, возьмутся за ум. Молоху останется голодать и искать жертвы в другой стране. Так во все времена думали деятельные люди, воспринимающие действующую модель общества за проявление Молоха, измышляя для того необходимые им причины, лишь бы всё сделать, чтобы внести разлад и тем принести счастье. И беда как раз заключается в том, что насильственными методами счастья добиться невозможно. Будет во много раз хуже – даже Молоху столько жертв не требуется.
Главному герою Куприна приходится действовать из лучших побуждений. Он твёрдо уверен в правдивости своего мировосприятия. Он знает, как уничтожить завод. Нужно малое – тогда прожорливый Молох будет обескровлен. Не думает главный герой о действительности, горит желанием позаботиться о других. Он фанатичен и далёк от реальности, как бы Куприн его не пытался представить на страницах. Он видит пустоту в своём окружении. Любимая девушка – подобная прочим пустышка. В такой ситуации легко сойти с ума, утратив последнюю связующую нить с настоящей жизнью. Только не обвиняли в том тургеневских героев, шедших на баррикады и погибавших ради грядущих перемен. Героя Куприна обвинить можно.
Не из простых причин главный герой «Молоха» получил фамилию Бобров. Если он и делает, то прежде всего лучше для себя, причём именно это его раздражает в людях. А коли кого затопит, пускай сами выплывают – нужно было быть предусмотрительней. Они получат желаемую для них свободу: останутся без работы и жилья, будут голодать, влачить счастливое существование, оставаясь благодарными за освобождение от рабской зависимости.
Есть Молох или его нет – не так важно. Есть люди, которым Молох всюду мерещится. Их не переубедить. Поэтому ещё не раз человечеству предстоит испытать на себе дуновение слома привычного уклада жизни.
Прапорщик армейский (1897)
Чем занимались в царской армии? Видимо, служили. Время тогда было мирное – в течение предшествующих десятилетий не случалось крупных военных конфликтов с участием России. Потому и не приходится удивляться, что моральная дисциплина разлагалась. Финальные аккорды оного упадка пришлись на годы службы в армии Александра Куприна. Но говорить о них открыто, он пока опасается. Находились другие занятия, интересные его натуре. И что может быть лучше, нежели описать любовные увлечения на страницах художественного произведения? Тем более, что причина проблем может исходить не от застоя в военном деле, а от дамских капризов. Если кто и мог погубить армейского человека, то только легкомысленные женщины.
Служба службой, только и отдыхать требуется. Особенно, если ты являешься прапорщиком. А кем были прапорщики изначально? Ими становились лучшие из военных, кому вручали знамя и кем должны были гордиться. К концу XIX века о том позабыли и чин прапорщика из Табели о рангах убрали. Это не помешало в обиходе употреблять сей чин. Прапорщики остались, пускай только на словах. Но остались ли они гордостью армии? Ответ дать затруднительно, поскольку предмет для гордости в армии тех дней найти трудно. Пусть же им станет «Прапорщик армейский» Александра Куприна: он наивен, верит во взаимную любовь и живёт иллюзиями.
Фамилия у прапорщика незамысловатая – Лапшин. Будни его скучны, заняться ему нечем, если о чём и приходилось думать, то только в каком части дня пойти напиться. Единственным представившимся шансом развеяться стала подработка по копке земли. Получается, армия занималась всем, что не касалось непосредственного несения службы. Собственно, армейская часть повествования кончается, стоило Лапшину прибыть на место, где он встретил хозяйскую дочку, почти сразу в неё влюбившись. Следить за солдатами, копающими землю, он перестал и отдался чувствам.
Губить в Лапшине нечего. Жизнь его текла размеренно и без неожиданностей. Влюбляться он мог каждый день, а в представившихся условиях это было новым для него спасением. Серьёзные ли он испытывал эмоции? Стоит предполагать положительный ответ на этот вопрос. Лапшин оказался взбудоражен, покорён и готов на многое, подпав под чары обворожившей его девицы. Да толку от той любви, когда она направлена в сторону легкомысленной женщины?
Понять женщину трудно. Армейскому человеку гораздо труднее её понять. Определить наличие легкомысленности в женщине ещё труднее. За мнимой лёгкостью могут скрываться серьёзные намерения, а может крыться желание поиграть. Как то определить? Лишь в конце станет понятно, насколько серьёзно была настроена женщина. От мужчины в подобного рода отношениях ничего не зависит, если он не наломает дров. От женщины, наоборот, зависит многое – своей легкомысленностью она может подорвать моральный дух армии. Но есть ли дело до того женщине? Сегодня она пленила своей красотой одного военного, завтра другого, чтобы послезавтра выйти замуж за генерала, более достойного объекта её замыслов.
Мало ли случается в жизни поражений. Пусть враг хитёр и вводит в заблуждение, требует выдать секретные документы в виде личного дневника – не стоит уходить в отношения с головой. Нужно смотреть на окружающий мир трезвым взглядом, не позволяя ему полностью затуманиться. Когда тебя считают прапорщиком в лучших традициях царской армии, а ты позволяешь топтать доверенное тебе знамя первому встречному, то поступаешь ли ты правильно? Скорее стоит думать иначе, цвет армии могли победить чары обыкновенной женщины, которой даже не хотелось быть победительницей.
Рассказы 1897
Активность Александра Куприна готовилась перейти в затишье. Вскоре он не будет так плодотворно писать литературные произведения, переедет из Киева в Петербург. Пока же он переполняется депрессивными нотами в творчестве. Персонажи его рассказов обречены, сами накладывая на себя руки или становясь жертвами обстоятельств. Всё складывается против них, они же не в силах воспарить над действительностью. Тому в пример приводятся следующие рассказы Куприна, написанные им в 1897 году: Сильнее смерти, Чары, Каприз, Первенец, Нарцисс (Виктория), Брегет, Первый встречный, Путаница, Чудесный доктор, Барбос и Жулька, Детский сад, Allez.
«Сильнее смерти» ничего не бывает. Смерть является выходом человека из любой ситуации. Согласен он на это или нет – редко от него зависит выбор двери в иной мир. В одном случае он может остановиться на определённом варианте, когда другого у него не остаётся. Почему-то Куприн толкал действующих лиц рассказов именно к нему, делая его главной особенностью повествования. Стоит задуматься, почему к смерти человек идёт путём не собственных ошибок, а в результате ошибок других, считающих приемлемым обманывать? Разве не мог наложить на себя руки купринский «Прапорщик армейский», ставший жертвой легкомысленной женщины? И какой же судьбы удостоилась та самая женщина? Куприн о том поведал в рассказе «Чары», дополнив тем оставшиеся неизвестными детали.
Не доведёт ли лёгкое отношение к действительности до беды? Куприн размышлял и над этим. Не всякий мужчина стерпит нанесённую ему обиду, пускай и от красивой женщины. Нет такого человека, которому нельзя воздать в полной мере ещё при жизни. Казалось бы, «Каприз», он же вольная шалость – желание овладеть недоступным. Все могут посмеяться, пожурить друг друга и жить дальше. Кто-то подобное не сможет стерпеть: достанет оружие и положит конец проявлениям неуважения. Поэтому надо быть осторожным и не тешить самолюбие, не выяснив, к каким последствиям приведёт необдуманный поступок.
Как же правильно следует обдумывать? Если ничего не совершать сверх дозволенного, тогда и прожить придётся в четырёх стенах. Учесть всех обстоятельств нельзя, а учтя, после осознать, сколько обстоятельств оказалось упущенными из виду. Повезёт, если люди тебя поймут. Не каждый будет хвататься за пистолет, стрелять в тебя и в себя. Человек может оказаться адекватным, понимающим, насколько всё сложно в жизни. Взять для примера рассказ Куприна «Нарцисс», в ином варианте «Виктория», в котором мужчина взаимно полюбил немую девушку. И вроде она счастлива, и счастлив он сам. Удивительно то, что счастливым окажется даже муж немой девушки, знающий, как той трудно жить в мире, где так мало проявляется любви к человеку с недостатками.
Порою нет времени для раздумий. Нужно хватать пролетающую птицу за хвост. Пусть мир перевернётся, главное – ты будешь счастлив хотя бы сегодня, хотя бы одну ночь в жизни, каким бы боком к тебе после действительность не повернулась. Вдруг ты окажешься «Первым встречным», кто встанет на пути у человека, желающего именно сейчас совершить непоправимое. Можно ему отказать, он найдёт другую жертву пришедшегося на его долю отчаяния. А может не отказывать, приняв в объятия и тем удовлетворив желание того человека. Беда в том, что провидение с неутолимой жаждой ищет кому воздать за проступки. Вдруг ты станешь тем самым первым встречным, с кем захотят не просто провести ночь, а наслать на него смертельное заболевание? В жизни трудно дать однозначный ответ, а вот принимать последствия придётся однозначно.
Вдруг случится такая ситуация, что нужно согласиться на позор или отказаться его принять, став ещё более опозоренным? Вроде и не виноват ты, но всё равно окажешься виновным. Очередную драму человеческой жизни Куприн показал в рассказе «Брегет». Как вышло, что потерялись часы на офицерской пирушке? В какой угол их пнули, пребывая во бражном хмеле? Проще обыскать каждого, вдруг кто их себе присвоил. И тут уже приходится серьёзно размышлять, как принять позор, если похожие часы есть у тебя. Как бы мораль не разлагалась, достоинство и честь продолжали иметь значение. Можно согласиться с позором, но оправдываться позором не получится. Так развернётся на глазах читателя трагедия ещё одного человека, слишком честного, чтобы продолжать чувствовать себя нужным миру.
Почему бы и не сослаться на чью-то проделку? Проще отказаться от дорогого, нежели прощаться с более дорогой тебе жизнью. В пьяному угаре часы могли подсунуть. Только не до того, коли пострадает честь. «Путаница» может возникнуть и по злому умыслу, о чём Куприн рассказал в другом рассказе. Доказывай потом людям, что ты не дурак. Попытайся оправдаться, когда клиника заболевания явно читается по твоему лицу, а ты себя не чувствуешь больным, им при том и не являясь вовсе. Задумывались ли люди над тяжёлыми последствиями легковесного желания позабавиться? В такой ситуации можно смело накладывать на себя руки, ибо по чужой оплошности ты оказался списанных со счетов.
Знакомясь с творчеством Куприна за 1897 год, читатель может подумать, будто нет в жизни ничего светлого, ради чего стоит за неё держаться. Отнюдь, «Чудесный доктор» оправдывает сваливающиеся на человека горести. Есть люди, достойные уважения, помогающие преодолевать неприятности. Один из таких запомнился Куприну из его детства. Как знать, не существуй тот доктор в действительности, то не было бы и самого Куприна, ведь жизнь в юности повернулась к нему спиной. Похлопать жизнь по плечу не всякому человеку хватит роста. А попросить обернуться и вовсе бессмысленно. Человеку всегда нужен тот, кто поможет ему справиться с неприятностями. К сожалению, способные помочь когда-нибудь обречены столкнуться со смертью – такая доля отведена нам всем.
Ведь из лучших побуждений живёт большинство людей. Они учатся, трудятся, заводят семьи. И не ведают они, с какой стороны ждать неприятность. Не знал и Куприн, о чём рассказал в «Первенце». Нет, речь не о детях Александра. Первенцем стала первая проба пера. Эмоции нахлынули на Куприна, стоило ему увидеть рассказ напечатанным. Сколько прошло через него волн дрожи, когда он наблюдал за товарищами, читавшими его. И как же пришлось разочароваться, стоило осознать, как радость легко сменяется отчаянием, если она вступает в противоречие с уставом учебного учреждения. Читателю известна история наказания Куприна, тут он рассказал, что тому предшествовало.
Как много горя вокруг людей. Кто-то тянет из себя жилы, пытаясь пристроить больную дочь в «Детский сад», не имея такого рядом, вынужденный возить на другой конец города, отдавая за дорогу половину жалованья. И когда ситуация изменится, то будет уже слишком поздно. Так в жизни и случается – благо приходит, чтобы не быть востребованным.
Да и не знаешь, от кого ожидать проявления воли. С виду храбрец и разбитной парень может оказаться трусливым и скулящим псом, а скромная и ласковая девушка, рвущейся защищать родных от несчастья свирепой собакой. «Барбос и Жулька» тому в подтверждение. Наблюдал ли Куприн за братьями меньшими или показал пример человеческих характеров, какими их надо воспринимать на самом деле? Разве не случается такого среди людей? Множество примеров можно привести в подтверждение. Куприн правильно указал, кого стоит ценить и кого следует порицать. С проблемами справится не громкоголосый, а кто повышает голос лишь по мере необходимости.
Нагляднее прочих за 1897 год стал рассказ «Allez!». В цирке к человеку предъявляют повышенные требования. Когда артист падает, он должен встать, улыбнуться и уйти с высоко поставленной головой. Дальнейшая жизнь к нему будет предъявлять повышенные требования, но ему полагается смириться с судьбой. Будучи звездой первой величины, ему предстоит оказаться в последних рядах. Сможет ли такой человек согласиться на положение униженного? Невозможно перечесть, каким образом допустимо себя повести в такой ситуации. Куприн ранее обозначил практически все варианты. От самого человека зависит, как он поступит со своей жизнью. Только человеку это решать. Да вот в жизни иначе: отторгающее человека общество не позволяет человеку отторгать общество.
Февральская революция 1917 года застала Куприна в Гельсингфорсе, откуда
он немедленно выехал в Петербург. В потрясших страну переменах он увидел
подтверждение своим мечтаниям о будущей, свободной и сильной России. С
самых первых «дней свобод» Куприн становится темпераментным газетчиком-
публицистом, а вскоре берётся редактировать эсеровскую газету «Свободная
Россия». В статьях Куприна, написанных в первые месяцы после Октября,
отразилась двойственность и противоречивость его отношения к революции.
Он пишет о «кристальной чистоте» вождей большевиков, но выступает против
конкретных шагов Советской власти – продразвёрстки, политики военного
коммунизма; писателя страшат насильственные методы подавления
контрреволюции.
Куприн высоко ценит нравственный и духовный подвиг русского народа, его
героическую историю и свободолюбивые традиции. Он исполнен глубокой веры
в светлое будущее России: «Нет, не осуждена на бесславное разрушение
страна, которая вынесла на своих плечах более того, что отмерено судьбою
всем другим народам. Вынесла татарское иго, московскую византийщину,
пугачевщину, крепостное бесправие, ужасы аракчеевщины и николаевщины,
тяготы непрестанных и бесцельных войн, начатых по почину деспотических
шулеров или по капризу славолюбивых деспотов – вынесла это непосильное
бремя и всё-таки под налётом рабства сохранила живучесть, упорство и
доброту души… Вспомните декабристов, петрашевцев, народовольцев,
переберите в уме весь кровавый синодик наших современников, борцов,
сознательно погибших на наших глазах за святое и сладкое слово –
Свобода.… Вспомните и нашу многострадальную литературу, этот термометр
угнетённого общественного самосознания. Она задыхалась, принужденная к
молчанию, надолго совсем замолкала, временами жалко млела, но никогда и
никто не мог поставить её на колени и приказать говорить холопским
языком…»
Но страшная разруха, надвигающаяся на страну, ужасает Куприна. Это
навязчивое слово встречало его всюду: он натыкался на него в газетах,
манифестах и приказах, в вагонных разговорах и в семейной болтовне.
Зловещие симптомы разрухи Куприн видит повсюду: и в бесконечных очередях
за хлебом, и в разложении петроградского гарнизона, и в начавшемся
неуклонном развале русской армии. Революционер, в представлении писателя,
должен быть воплощением высшей справедливости и внутренней силы, иначе он
не имеет права распоряжаться человеческими судьбами. Такого образа нет в
произведениях Куприна. Но есть герои, которые поклоняются высокому идеалу
и не прощают себе слабость. Этот воистину купринский взгляд на
потрясенный революцией мир выражен в рассказе «Река жизни» (1906).
В этом рассказе он мастерски рисует картину «оподления» человеческой
души. С большим мастерством показывает он и хозяйку меблированных комнат
Анну Фридриховну, и её возлюбленного – отставного поручика Чижевича, на
истасканном лице которого «как будто написана вся история поручиковых
явных слабостей и тайных болезней», и преждевременно развращённых детей
хозяйки – подростков Аличку и Ромку, и совсем маленьких, но уже
отравленных окружающеё тлетворной атмосферой её младших сыновей – Атьку и
Этьку.
Внезапно в это царство победоносной, торжествующей пошлости врывается
человеческая трагедия. В меблированный комнаты Анны Фридриховны приходит
неизвестный студент и, заказав номер, садится писать письмо. Письмо
студента – это его исповедь, после которой он кончает жизнь
самоубийством. Участник революционного движения, студент на допросе у
жандармского полковника смалодушничал, струсил, выдал своих товарищей и
вынужден сам себе подписывать смертный приговор, ибо «в теперешнее
великое огненное время позорно и тяжело, и прямо невозможно» жить таким,
как он.
Итак, студент гибнет: революционная волна подняла его, всколыхнула, но
только на мгновение, он трусливо отступил при первом испытании, и всё
завершилось мрачным трагическим аккордом.
Революция, таким образом, осмысливалась Куприным как кратковременный
вулканический взрыв долго дремавших стихийных сил, а народ представлялся
загадочной, таинственной, порой пугающей силой.
У Куприна рождается план издания газеты для крестьянства «Земля» в связи
с этим в декабре 1918 года он был принят В. И. Лениным. Однако изданию не
суждено было осуществиться. Судьба Куприна была решена, когда в
октябре1919 года войска Юденича заняли Гатчину. Куприн был мобилизован
в белую армию и вместе с отступающими белогвардейцами покинул родину.
Вначале он попадает в Эстонию, затем – в Финляндию, а с 1920 года с женой
и дочерью поселяется в Париже.
Несомненно, каждый человек в своей жизни встречает людей, которые тем
или иным образом влияют на ход мыслей, на поступки. События, явления,
происходящие с нами, с близкими людьми и даже просто в стране, также
оказывают определённое воздействие. И каждый из нас пытается свои чувства
и переживания выразить по-своему.
Александр Иванович Куприн выражал свои переживания в своих
произведениях. Практически все произведения автора можно назвать
автобиографичными. А всё потому, что с детства Куприн был впечатлительным
человеком. Через каждое событие своей жизни автор заставлял пройти своих
героев, переживания Куприна испытали на себе и его герои.
В 1874 году мальчик вместе с матерью переехал во вдовий дом, который
впоследствии описал в рассказе «Святая ложь» (1914). Вообще образ матери
всегда вызывал у Куприна восторженные признания. В своём позднейшем
автобиографическом романе «Юнкера» он не называет мать Александрова
иначе, как «обожаемая».
В 1880 году Куприн сдал вступительные экзамены во Вторую московскую
военную гимназию, которая, два года спустя, была преобразована в
кадетский корпус. И снова форма: «Чёрная суконная курточка, без пояса, с
синими погонами, восемью медными пуговицами в один ряд и красными
петлицами на воротнике». В повести «На переломе» («Кадеты», 1907) Куприн
подробно запечатлел тупость начальства, «всеобщий культ кулака», который
отдавал слабого на растерзание более сильному. Детские и юношеские годы
Куприна в известной мере дают материал для отыскания истоков его
характерных особенностей как художника. Воспевание героического,
мужественного начала, естественной и грубовато-здоровой жизни сочетается
в творчестве писателя, как мы увидим, с обострённой чуткостью к чужому
страданию, с пристальным вниманием к слабому, «маленькому» человеку,
угнетаемому оскорбительно чужой и враждебной ему средой. Вот эта
плодотворнейшая стихия Куприна-художника восходит к впечатлениям
маленького Саши, полученным в кадетском корпусе. Нужно было ребенком
пройти сквозь ужасы военной бурсы, пережить унизительную публичную порку,
чтобы так болезненно остро ощутить, скажем, мучения татарина Байгузина,
истязуемого на батальонном плацу («Дознание», 1894), или драму жалкого,
забитого солдатика Хлебникова («Поединок», 1905).
Несмотря на мрачность быта в кадетском корпусе, именно там родилась
настоящая, глубокая любовь будущего писателя к литературе. Среди
бездарных или опустившихся казенных педагогов счастливым исключением
оказался литератор Цуханов (в повести «На переломе» — Труханов),
«замечательно художественно» читавший воспитанникам Пушкина, Лермонтова,
Гоголя и Тургенева. К этому времени и сам Куприн начинает пробовать свои
силы в поэзии. Уже будучи в юнкерском училище, Куприн впервые выступит в
печати. Познакомившись с поэтом Л. И. Пальминым, он опубликовал в журнале
«Русский сатирический листок» рассказ «Последний дебют» (1889). Сладкий
яд авторства, запах типографской краски новенького номера журнала,
наконец, дисциплинарное взыскание за выступление в печати — всё это
запомнилось навсегда, воплотилось позднее в отдельный рассказ
(«Первенец», 1897), стало эпизодом романа «Юнкера» и темой рассказа
«Типографская краска» (1929).
Почти четырехлетняя служба впервые столкнула Куприна с тяготами
обыденной жизни, от которой он был доселе отгорожен стенами военных
учебных заведений. Показная, нарядная сторона офицерского бытия
обернулась своим исподом: утомительно однообразными занятиями
«словесностью» и отработкой ружейных приемов с отупевшими от муштры
солдатами: попойками в клубе да пошлыми интрижками с полковыми
«мессалинами». Однако именно эти годы дали возможность Куприну
всесторонне изучить провинциальный военный быт, а также познакомиться с
нищей жизнью белорусской окраины, еврейского местечка, с нравами
«заштатной» интеллигенции. Впечатления этих лет явились как бы «запасом»
на много лет вперед, материал для ряда рассказов и, в первую очередь,
повести «Поединок» и многих других произведений Куприн почерпнул именно в
пору своей офицерской службы.
Ужасающие казарменные будни в Днепровском полку становятся для Куприна
все более невыносимыми. Вот так же «взрослеет» в «Поединке» подпоручик
Ромашов, еще недавно мечтавший о воинской славе, но после напряжённых
раздумий о бесчеловечности армейской муштры, дикости провинциального
офицерского существования решающий выйти в отставку.
Событием, несколько отсрочившим крепнущее стремление Куприна покинуть
военную службу, было серьёзное увлечение девушкой, характером своим
напоминавшей Шурочку Николаеву из «Поединка». Заштатный подпоручик, с его
сорока восемью рублями жалованья, не был подходящей партией. Отец девушки
давал согласие на брак лишь в том случае, если Куприн поступит в Академию
генерального штаба. И вот осенью 1893 года он выезжает в Петербург
сдавать экзамены. Столица встретила его неласково. Куприн сидел без
денег, на одном черном хлебе, скрывая свою свирепую нищету. «Иногда, —
вспоминает М. К. Куприна — Иорданская, — он не выдерживал соблазна и
отправлялся в съестную лавочку, ютившуюся в одном из переулков старого
Невского, вблизи Николаевского вокзала. — Опять моя тётушка просила меня
купить обрезков для её кошки, — улыбаясь, обращался к лавочнице
подпоручик. — Уж вы, пожалуйста, выберите кусочки получше, чтобы тётушка
на меня не ворчала». Получив пакетик, Куприн отправлялся в ближайший
трактир, где, устроившись в уголке, уничтожал кошачий обед. Отзвуки этой
голодной жизни в Петербурге мы найдем во многих его произведениях и, в
частности, в рассказе «Блаженный» (1896).
Каждый писатель в начале своего творчества, находясь в поиске новых форм
и собственных образов, зачастую использует уже сложившиеся фразы для
описания какого-либо сюжета или пейзажа. Александр Иванович не был
исключением. Дело дошло до того, что Куприн сам резко высмеивал свои
собственные литературные штампы («По заказу», 1901).
В автобиографии писателя приведён поистине устрашающий список тех
занятий, какие он перепробовал, расставшись с военным мундиром: был
репортером, управляющим на постройке дома, разводил табак «махорку-
серебрянку» в Волынской губернии, служил в технической конторе, был
псаломщиком, подвизался на сцене, изучал зубоврачебное дело, хотел было
даже постричься в монахи, служил в артели по переноске мебели фирмы
некоего Лоскутова, работал по разгрузке арбузов и т. д. Сумбурные,
лихорадочные метания, смена специальностей и должностей, частые разъезды
по стране, обилие новых встреч — все это дало Куприну неисчерпаемое
богатство впечатлений, — требовалось художественно обобщить их.
В творчестве Куприна в эту пору всё громче звучат обличительные ноты.
Новый демократический подъём в стране вызывает у него прилив творческих
сил, крепнущее намерение осуществить давно задуманный замысел — «хватить»
по царской армии, этому средоточию тупости, невежества, бесчеловечности,
праздно-изнурительного существования. Так накануне первой революции
складывается крупнейшее произведение писателя — повесть «Поединок», над
которой он начал работать весной 1902 года. В повести «Поединок» Куприн
показал ужасающее состояние бесправной солдатской и опустившейся
офицерской массы. Кастовые законы армейского бытия, осложненные
материальной скудостью и провинциальной духовной нищетой, формируют
страшный тип русского офицера, получивший непосредственное воплощение
несколько позднее, в рассказе «Свадьба», в образе подпрапорщика Слезкина,
который презирал все, что не входило в обиход его узкой жизни или чего он
не понимал.
Куприн был очевидцем Очаковского восстания. На его глазах ночью 15
ноября крепостные орудия Севастополя подожгли революционный крейсер, а
каратели с пристани расстреливали из пулеметов и приканчивали штыками
матросов, пытавшихся вплавь спастись с пылающего корабля. Потрясённый
увиденным, Куприн откликнулся на расправу вице-адмирала Чухнина с
восставшим гневным очерком «События в Севастополе», опубликованным в
петербургской газете «Наша жизнь» 1 декабря 1905 года.
Вскоре после севастопольских событий в окрестностях Балаклавы, где жил
Куприн, появилась группа из восьмидесяти матросов, добравшихся до берега
с «Очакова». В судьбе этих измученных усталостью и преследованием людей
Куприн принял самое горячее участие: доставал им штатское платье, помог
сбить со следа полицию. Частично эпизод со спасением матросов отражен в
рассказе «Гусеница» (1918), но там «заводилой» выведена простая русская
женщина Ирина Платоновна, а «писатель» оставлен в тени.
Так в предреволюционную пору, в обстановке творческого кризиса,
завершается главный период писательской деятельности Куприна, когда были
созданы самые значительные его произведения. В обширном литературном
наследии Куприна то оригинальное, купринское, что принес с собой
писатель, лежит на поверхности. По мнению современников, его всегда
спасает инстинкт природного здорового дарования, органический оптимизм,
жизнерадостность, любовь к жизни. Такое мнение, бесспорно, имело
основание. Через всё творчество Куприна проходит гимн природе,
«натуральной» красоте и естественности. Отсюда его тяга к цельным,
простым и сильным натурам.
Своим героям Куприн доверил все свои самые заветные помыслы, они
разделили его сокровенные мысли, радости, страдания: инженер Бобров,
наделённый «нежной, почти женственной натурой» («Молох»), «стыдливый…
очень чувствительный» Лапшин («Прапорщик армейский»); «добрый», но
«слабый» Иван Тимофеевич («Олеся»); «чистый, милый», но «слабый» и
«жалкий» подпоручик Ромашов («Поединок»).
Будучи в эмиграции, Куприн испытывает настоящий творческий кризис. В
Париже он видит людей, которые не понимают его, и которых не понимает он.
А, следовательно, у него не возникает ни каких мыслей от общения с новыми
людьми, некого описывать в своих рассказах. Самое «вещество поэзии»
Куприн способен найти только во впечатлениях от родной, русской
действительности. Напрасно художник старается по памяти восстановить
знакомый уклад и силой воображения вдвинуть его в чужой мир. Быт уходит,
как сквозь пальцы песок. Он дробится на мелкие крупинки, на капли.
Недаром цикл своих миниатюр в прозе, вошедших в сборник «Елань», писатель
так и называет: «Рассказы в каплях».
Военная тема, столь широко представленная в творчестве дореволюционного
Куприна, завершается романом о юнкерских годах в Александровском училище.
романом о юнкерских годах в Александровском училище.
Это лирическая исповедь, в которой писатель передоверяет свои
воспоминания, тронутые эмигрантской тоской, наивному юнкеру.
Несомненно, не только события и люди в жизни Куприна повлияли на
характер его героев. Автор много размышлял о мире, о людях. Эти
размышления он перенёс в свои произведения и наделил ими своих героев.
Размышления писателя во многом определили помыслы героев и их стремления.
Куприн отмечал, что людей извечно подстерегает борьба двух начал — «силы
духа» и «силы тела». Куприн верил в преодоление низменных плотских
влечений возвышенными духовными устремлениями.
Таким был смысл купринских раздумий о мире. В художественном творчестве
они, разумеется, неизмеримо обогатились, вобрав обильные и глубокие
наблюдения за жизнью. Всюду, однако, сохранялось пристальное внимание к
изначальным диссонансам человеческого поведения. Разгадка неожиданных
психологических смещений влекла Куприна. В центре его произведений автор
описывал не события или отношения героев, а то, какие изменения
претерпевает душа человека в конкретных ситуациях.
Глубины души интересовали Куприна. Немудрено, что его привлекла самая
неуловимая сфера — человеческое подсознание. В нем видел писатель
импульсы многих поступков и состояний, особенно тех, которые вызваны
потрясением людей. С такой точки зрения найдены оригинальные повороты
вечной темы жизни и смерти в рассказах «Воробей» (1895), «Игрушка»
(1895), «Мясо» (1895), «Ужас» (1896).
В рассказе «Воробей» рассказывается о некоем Барсове, который тяжело
переживает смерть своей жены. На похоронах он стоит окостенелый, лишь
изредка возвращаясь в реальный мир, услышав обрывки фраз. Барсов уже с
трудом понимает, зачем эти люди на похоронах говорят про что-то. Его
мысли постоянно возвращаются в прошлое, он вспоминает какие-то эпизоды из
жизни, вспоминает жену. Но это оцепенение проходит, когда введённые
тишиной «в обман худой, общипанный, но бойкий воробей скатился откуда-то
с верхушки тополя, уселся на могиле…», и «Барсов неожиданно понял всё, и
неуловимая связь между ним и миром мгновенно восстала со всей ужасающей
правдой», тогда он «с криком горя упал на свежую землю могилы, обливаясь
жаркими слезами». В этом рассказе Куприн рассказывает о таком свойстве
человека, как самозащита. Она заключается в том, что события, которые
потрясают человека до глубины души, он не воспринимает, а когда наконец
становится ясной неизбежность какого-либо процесса, то уже поздно что-
либо предпринимать, бороться за что-то. В большинстве случаев это
свойство бывает положительным. Ведь что сделал бы Барсов, сразу осознав
трагедию, которая вторглась в его жизнь? На мой взгляд, он покончил бы
жизнь самоубийством.
Постижение смысла земного бытия привело Куприна к созданию
аллегорических и притчеобразных форм прозы: «Аль-Иасса» (1894),
«Столетник» (1895), «Жизнь» (1895), «Собачье счастье» (1896). Обобщенно и
образно, с привлечением легендарных сюжетов («Аль-Иасса») или с помощью
авторской фантазии, иногда в духе Андерсена воплощены здесь вечные законы
жизни. Мотивы обновляющегося мира, служения подлинной красоте, активной
силы духа рождали оптимистический настрой произведений. Однако от
заблуждений не были свободны и обитатели сказочного царства.
Краткость и бессмысленность пребывания людей на земле — вот что
болезненно тревожило Куприна и вносило мрачные мотивы в его прозу этих
лет: «В цирке» (1902), «На покое» (1902).
Человеческий дух парит в чистых высотах. Тут-то и вступает в
повествование мрачный мотив. В дни политической реакции, погромов те же
люди, которые были «умиленными светом грядущего братства», «шли теперь
убивать». Причина еще страшнее действия: в каждом человеке живет «хитрый
грязный дьявол», нашептывающий о безнаказанном «любопытстве убийства,
сладострастии насилия». Непреодолимые разрушительные импульсы,
гнездящиеся где-то в «низинах» человеческой психики, помогают
бесчинствовать реакционным властям.
Остро болезненно воспринимал писатель это помрачение рассудка, находя
для его разоблачения особенные, обжигающие детали и краски. Но «кровавый
грязный бред», безумие насилия считал настолько страшной угрозой самой
жизни, что специально этой теме посвятил рассказы «Убийца» (1906), «Бред»
(1907).
Куприн всегда стремился узнать жизнь, людей. Все события имели большое
влияние на творчество писателя. И, я считаю, что Куприн обладал поистине
огромным талантом, раз смог так правдиво изобразить на бумаге все свои
переживания и мысли.