Иларион
(умер ок. 1088.) — первый митрополит русского
происхождения (1051-1055 гг.), церковный
деятель, духовный писатель, христианский
святой. Сведения о его жизни крайне
скудны. Известно, что он Первоначальное
образование получил в училище, созданном
в Киеве еще князем Владимиром, где
обучались дети знатных семей.
Известно,
что он входил в число приближенных князя
Ярослава Мудрого, был одним из основателей
Киево-Печерского монастыря.
Кроме
того, митрополиту Илариону принадлежат
два текста — «Молитва» и «Исповедание
веры», которые обычно публикуются
вместе со «Словом».
Он
автор первого русского литературно-философского
сочинения «Слово о Законе и Благодати».
написано между 1037-1050.
«Слово
о Законе и Благодати» можно разделить
на три части:
Первая
часть — это своеобразное
философско-историческое введение. В
его основе лежит рассуждение о соотношении
Ветхого и Нового заветов — Закона и
Благодати. Смысл подобного рассуждения
многообразен. С одной стороны, это
продолжение чисто богословского спора
между западной, римской Церковью и
Церковью восточной, православной. Дело
в том, что западное христианство почитало
Ветхий завет как собрание разного рода
правовых норм, как оправдание свойственных
западному миру прагматических устремлений
и т.д. На Востоке Ветхому завету придавалось
гораздо меньшее значение.
Иларион
в своем «Слове» стоит ближе к
восточной Церкви. Он подчеркивает, что
следование нормам только лишь Ветхого
Завета не приводит людей к спасению
души, как не спасло знание Закона («тени»)
древних иудеев. Лишь Новый завет
(«истина»), данный человечеству
Иисусом Христом, является Благодатью,
ибо Иисус своей смертью искупил все
людские грехи, а посмертным воскрешением
Он открыл всем народам путь к спасению.
Прежде
<дан был> закон, затем же — благодать,
прежде — тень, затем же — истина. Прообраз
же закона и благодати — Агарь и Сарра,
рабыня Агарь и свободная Сарра: прежде
— рабыня, а потом — свободная, — да
разумеет читающий!
Взаимоотношение
людей с Богом раньше, в эпоху Ветхого
завета, устанавливалось началом рабства,
несвободного подчинения — «законом»;
в эпоху же Нового завета — началом
свободы — «благодатью». Время Ветхого
завета символизирует образ рабыни
Агари, время Нового завета — свободной
Сарры.
Особенное
значение в этом противопоставлении
Нового завета Ветхому Иларион придает
моменту национальному. Ветхий завет
имел временное и ограниченное значение.
Новый же завет вводит всех людей в
вечность. Ветхий завет был замкнут на
еврейском народе, а Новый имеет всемирное
распространение. Иларион приводит
многочисленные доказательства того,
что время замкнутости религии в одном
народе прошло, что наступило время
свободного приобщения к христианству
всех народов без исключения; все народы
равны в своем общении с Богом. Христианство,
как вода морская, покрыло всю землю, и
ни один народ не может хвалиться своими
преимуществами в делах религии. Всемирная
история представляется Илариону как
постепенное распространение христианства
на все народы мира, в том числе и на
русский.
По
Иллариону, центральным событием мировой
истории является упразднение закона и
уничтожение рабства. Таким образом,
Ветхий завет сменяется Новым заветом,
рабство – свободой. В сочинении
митрополита четко выражен идеал Святой
Руси, имевший огромное значение не
только для русского религиозного
сознания, но и для укрепления государственной
власти. Таким образом, христианство в
интерпретации Иллариона оказывалось
учением о свободе как органическом
состоянии человека, что противоречило
официальным постулатам церковной
идеологии, но соответствовало моральным
заветам раннего христианства.
Противопоставляя
Новый Завет Ветхому Завету, Иларион
пользуется библейскими образами
свободной Сарры и рабыни Агари. Агарь
— это образ Ветхого завета, Закона,
который появляется на свет раньше, но,
рожденный рабыней, продолжает и сам
оставаться рабом. Сарра — это символ
Нового завета, Благодати, которая рождает
свободного Исаака. Незаконный сын Агари
– раб Измаил и свободный, чудесным
образом появившийся на свет сын Сарры
– Исаак символизируют две эпохи
человеческой истории – холода и тепла,
сумерек и света, рабства и свободы,
закона и благодати. Воспринявший
христианство русский народ, заявляет
Иларион, идет к своему спасению и великому
будущему; став на путь истинной веры,
он приравнивается прочим христианским
народам.
Вторая
часть
Во
второй части Иларион развивает идеи
спасения одной Благодатью уже в приложении
к Руси. Крещение Руси, совершенное
великим князем Владимиром, показало,
что Благодать распространилось и в
русские пределы. Следовательно, Господь
не презрел Русь, а спас ее, приведя к
познанию истины. Приняв Русь под свое
покровительство, Господь даровал ей и
величие. И теперь это не в «худая»
и «неведомая» земля, но земля
Русская. Более того, христианская Русь
может надеяться на великое и прекрасное
будущее, ибо оно предопределено Божиим
Промыслом.
Третья
часть
Третья
часть «Слова» посвящена прославлению
великих киевских князей. Прежде всего,
речь идет о князе Владимире, которого
посетил Сам Всевышний и в сердце которого
воссиял свет ведения. Кроме Владимира,
славит Иларион князя Ярослава Мудрого.
в
третьей части возносится похвала князю
Владимиру.
Русская
земля и до Владимира была славна в
странах, в ней и до Владимира были
замечательные князья: Владимир, «внук
старого Игоря, сын же славного Святослава».
Русские князья и до Владимира не в худой
и не в неведомой земле владычествовали,
но в русской, которая ведома и слышима
есть всеми концами земли. Силу и могущество
русских князей, славу Русской земли,
«единодержавство» Владимира и его
военные успехи Иларион описывает с
нарочитою целью — показать, что принятие
христианства могущественным Владимиром
не было вынужденным, что оно было
результатом свободного выбора Владимира.
Описав общими чертами добровольное,
свободное крещение Владимира, отметая
всякие возможные предположения о
просветительной роли греков, Иларион
переходит затем к крещению Руси,
приписывая его выполнение исключительно
заслуге Владимира, совершившего его
без участия греков. Подчеркивая, что
крещение Руси было личным делом одного
только князя Владимира.
Затем
Иларион переходит к описанию личных
качеств Владимира и его заслуг, очевидным
образом имея в виду указать на необходимость
канонизации Владимира. Довод за доводом
приводит Иларион в пользу святости
Владимира: он уверовал в Христа, не видя
его, он неустанно творил милостыню; он
очистил свои прежние грехи этой
милостыней; он крестил Русь — славный
и сильный народ — и тем самым равен
Константину, крестившему греков.
Не
оставляет без внимания Илариона и
деятельности Ярослава. Идет красочное
описание Киева и похвалы Ярославу-строителю.
Из построек, сооруженных при нем, Иларион
особо выделяет Софийский собор,
построенный как подобие Софийского
собора в Константинополе и символизирует,
согласно Илариону, равенство Руси и
Византии.
Не
оставляет без внимания Илариона и
деятельности Ярослава. Идет красочное
описание Киева и похвалы Ярославу-строителю.
Из построек, сооруженных при нем, Иларион
особо выделяет Софийский собор,
построенный как подобие Софийского
собора в Константинополе и символизирует,
согласно Илариону, равенство Руси и
Византии.
Итак,
истинная цель «Слова» Илариона не в
догматико-богословском противопоставлении
Ветхого и Нового заветов, как думали
некоторые его исследователи. Традиционное
противопоставление двух заветов — это
только основа, на которой строится его
определение исторической миссии Руси.
По выражению В.М. Истрина, это «ученый
трактат в защиту Владимира». Иларион
прославляет Русь и ее «просветителя»
Владимира. Следуя за великими болгарскими
просветителями — Кириллом и Мефодием,
Иларион излагает учение о равноправности
всех народов, свою теорию всемирной
истории как постепенного и равного
приобщения всех народов к культуре
христианства.
Широкий
универсализм характерен для произведения
Илариона. История Руси и ее крещение
изображены Иларионом как логическое
следствие развития мировых событий.
Чем больше сужает Иларион свою тему,
постепенно переходя от общего к частному,
тем выше становится его патриотическое
одушевление.
Таким
образом, всё «Слово» Илариона, от начала
до конца, представляет собой стройное
и органическое развитие единой
патриотической мысли. И замечательно,
что эта патриотическая мысль Илариона
отнюдь не отличается национальной
ограниченностью. Иларион все время
подчеркивает, что русский народ только
часть человечества.
Про
святую русь – поищите еще, я мало что
нашла про него
Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
Это и есть прообраз Благодати. В чем же суть богословского содержания «Слова о Законе и Благодати»? И родила Агарь-рабыня от Авраама: рабыня — сына рабыни; и нарек Авраам имя ему Измаил. Она попросила Авраама прогнать Агарь и ее сына Так и иудеи были изгнаны из своей страны, свет луны уступил место солнечному свету, а Закон отступил перед Благодатью. Далее Иларион, используя библейские и евангельские образы, проводит ещё одну важную мысль о вхождении Руси в семью христианских народов, об исполнении ветхозаветных пророчеств.
Сюжеты и характеры. Русская литература XI−XVII вв. / Ред. и сост. В. И. Новиков. Основные темы произведения обозначены в заглавии. Также в памятнике рассматривается распространение христианского учения среди «новых» народов, включая русских, приносится похвала крестителю Руси князю Владимиру.
Слово о законе и благодати
Затем оратор в контексте своей позиции начинает излагать образы из Писания и историю жизни Авраама, где у него Агарь и Сарра – это образы Закона и Благодати. По мнению Илариона, Сарра – это Благодать, но время ее еще не пришло. Одновременно Бог на горе Синай приходит к Моисею и дает ему закон, который лишь тень истины.
§9. «СЛОВО О ЗАКОНЕ И БЛАГОДАТИ» — ЖЕМЧУЖИНА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Вскоре Сарра рожает сына Исаака: свободная женщина рожает свободного ребенка, тогда как Измаил – это сын рабыни. Измаил начинает обижать Исаака, и Сарра просит Авраама прогнать Агарь с сыном. Иларион проводит здесь параллель с изгнанием иудеев из своей страны. Теперь Закон отступил от Благодати, свет Солнца сменил свет Луны. Евангелие по утверждению Илариона распространится по всей земле, тогда как для иудаизма время заканчивается.
И похвала князю нашему Владимиру, которым мы крещены были. И молитва к Богу от всей земли нашей», др.-рус.О законѣ мωѵсѣомъ данѣѣмъ, и ω благодѣти и истинѣ исоусомъ христъмъ бывшϊи. При этом закон не истина, а лишь тень, хотя и подготавливает к принятию истины.
Иларион подчеркивает, что Закон появился до благодати так же, как Измаил родился до Исаака. Поэтому как Авраам отверг Агарь, так Господь отверг и Израиль (Мф. 21:43). Евангелие распространится по всей земле, в то время как «озеро Закона пересохло».
Христианство связывается с церквями, иконами, крестами, монастырям, пришедшим на смену капищам, бесам и идолам. Завершается Слово молитвой Богу, которая включает в себя раскаяние («помилуи ны») и прославление Троицы («нынѣ и присно и въ вѣкы вѣком. Аминь!»). Также Никео-Цареградским символом веры, где церковь именуется соборной, добавляется учение о 7 соборах и поклонении Богородице и мощам «святых угодников».
СЛОВО О ЗАКОНЕ И БЛАГОДАТИ МИТРОПОЛИТА ИЛАРИОНА или как христиане занимаются заменой понятий
Кроме того, великий князь Ярослав возвёл Илариона в митрополиты, не спросив разрешения у константинопольского патриарха. В «Слове о законе и благодати» он, восхваляя дела князя Владимира Красное Солнышко, проводил мысль о самостоятельности молодых народов.
Сохранились два важных летописных свидетельства, помогающих нам понять, в какой среде и при каких обстоятельствах родилось это удивительное произведение. И ходил он из Берестового на Днепр, на холм, где ныне находится монастырь Печерский, и там молитву творил, ибо был там лес великий.
ГЛАВА 2. НАЧАЛО РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Затем Бог положил князю мысль на сердце поставить его митрополитом в Святой Софии, а пещерка эта так и возникла». А вскоре после этого на место пещеры пришли преподобный Антоний, другие иноки, и так была основана знаменитая Киево-Печерская обитель. По другой гипотезе, «Слово» было произнесено митрополитом Иларионом в Десятинной церкви у гробницы князя Владимира. Исследователи древнерусской литературы с самых различных сторон анализировали «Слово о Законе и Благодати».
Соединение богословской мысли и политической идеи создает, — по мнению Д.С. Лихачева, — жанровое своеобразие „Слова” Илариона. В своем роде это единственное произведение». И апостол Петр ответил: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго» (Мф.16; 15–16). Гораздо логичнее казалось представлять Бога абстрактно — невоплощенным и недоступным для людей, Христа же считать лишь нравственным образцом совершенного человека.
Видимо, до избрания в митрополиты Иларион был пресвитером одного из киевских храмов
Христос в этой проповеди — «совершенный человек по вочеловечению, а не призрак, но (и) совершенный Бог по Божеству, а не простой человек, — явивший на земле Божественное и человеческое». Как человек положен во гроб — и как Бог сокрушил ад и души освободил». Слово о Законе и Благодати» — одна из вершин церковного богословия всех христианских времен. Бог? Человек? На этот вопрос новых, то есть обновленных святым крещением людей митрополит Иларион отвечает, что Христос Спаситель — Богочеловек!
В истории русской философской мысли вопрос о богочеловечестве возродился в конце XIX века, когда перед православной культурой России встала проблема секуляризации, то есть обесцерковления. Полемика между славянофилами и западниками стала заглушаться предгрозовыми раскатами грядущих социальных потрясений в России.
Как Вы считаете, что сделало возможным появление на Руси в XI в. такой жемчужины духовной литературы, как «Слово о Законе и Благодати»? Иногда «Слово о Законе и Благодати» называют первым русским философским сочинением. Иларион (ум. после 1051 г.) – первый митрополит Киевский из русских с 1051 г., автор первого русского литературно-философского сочинения «Слово о Законе и Благодати».
Но единственный достоверный факт — в 1051 г., в правление Ярослава Мудрого, совет епископов избрал его киевским митрополитом, первым, русским по происхождению. До него (с 1037 г.), да и долгое время после него, этот важнейший церковно-политический пост занимали исключительно греки, назначаемые из Византии.
С другой стороны, здесь заметно желание подчеркнуть независимость Киевского государства от Византии, как в церковном, так и в политическом смыслах. И недаром сам Иларион, в отличие от митрополитов-греков, стремился к завоеванию Русской Церковью самостоятельного положения, поддерживал идею самостоятельности и всего Русского государства.
Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона представляет собой вдохновенную церковную проповедь о Богочеловечестве Христа. Ведь он внес весомый вклад в становление русской культуры, создав первое отечественное литературно-философское произведение — «Слово о Законе и Благодати».
Читайте также:
И всемъ быти христианомъ малыим и великыимъ,
рабомъ и свободныим, уныим и старыим,
бояромъ и простыим, богатыим и убогыимъ…
Иларион Киевский. «Слово о законе и Благодати»
Русская литература одна из древнейших в Европе. Она возникла раньше английской, немецкой, французской литератур. Этот факт уже сам по себе дает основания усомниться в верности столь широко распространенного безапелляционного суждения об исторической и культурной отсталости России от «цивилизованного» Запада, задуматься о специфике (своеобразии) путей становления и развития русской духовности.
Хронологически точно определить начало русской литературы, назвать дату создания самого первого ее памятника, по-видимому, уже невозможно. Драматично, даже трагично складывалась более чем тысячелетняя история Руси-России: княжеские усобицы и татаро-монгольское иго, шведско-польская интервенция, наполеоновское нашествие, братоубийственная гражданская война… Горели, разрушались, приходили в запустение очаги русской культуры — монастыри, храмы, дворянские усадьбы. Было утрачено огромное количество рукописей и старых печатных книг. Вспомним хотя бы сгоревшую в огне московского пожара 1812 года рукопись с текстом величайшего памятника литературы Древней Руси — «Слова о полку Игореве».
Однако есть памятник, который можно назвать краеугольным камнем здания русской литературы. Это — «Слово о законе и Благодати», определившее христианско-патриотический, православный вектор развития русской духовности и культуры. Его написал и, по одной из версий, произнес в храме Святой Софии в Киеве («Слово» относится к одному из жанров церковного красноречия — проповеди) между 1039–1050 годами священник придворной церкви князя Ярослава Мудрого — Иларион. В 1051 году он стал первым из русичей Митрополитом Киевским.
Как иерарх Восточной церкви он утверждал на Руси основы христианской веры, как русич — был патриотом Русской земли.
Тем самым Иларион Киевский положил в основу русской литературы и русской духовности два начала — всемирное, христианское и национальное, патриотическое. Позже, в годину тяжелых испытаний, эти начала в сознании русского человека сольются в идеальном образе Святой Руси.
По Илариону, иудаизм — Ветхий Завет, «закон, Моисеем данный», христианство — Новый Завет, «Благодать и Истина, явленная Иисусом Христом».
Противостояние закона и Благодати рассматривается Иларионом диалектически, философски и художественно. Здесь следует особо сказать, что русская литература, начиная с первых лет своего существования, развивалась и сохранилась до настоящего времени как литература с ярко выраженной философской основой. Наша классическая литература по праву может называться «кладезем самобытной русской философии» (А.Ф. Лосев).
Закон, считает Иларион, должен уйти, миновать, а Благодать и Истина — «наполнить всю землю». Неизбежность ухода закона и прихода Благодати предопределяется, по мнению Илариона, двумя важными моментами.
Момент первый. «Оправдание иудейское <…> убого было и не простиралось на другие народы, но совершалось лишь в Иудее. Христианское спасение же благодатно и изобильно, простираясь во все края земные». Этим Иларион хочет сказать, что иудейская вера — вера народа, считающего себя избранным, христианская же вера — вера для всех народов земли, равных перед Богом, независимо от времени обращения к Нему. Поэтому Иларион назовёт закон «росой на руне», то есть живительной влагой на ограниченном (локальном) пространстве, а Благодать — «росой по всей земле». Именно так Иларион выделит неприятие национального и религиозного индивидуализма (эгоцентризма, эгоизма) как специфическую черту, своего рода «лакмусовую бумажку» русской национальной литературы и русской духовности.
Момент второй. «Иудеи услаждались земным, христиане же — небесным». Иудейская вера, по Илариону, утверждает избранный народ «в сем мире», то есть в «царствии земном». Христиане же своим Богом спасаются, «услаждаются небесным», стремясь к «царствию Небесному». Поэтому христианская вера — вера духовной свободы.
Закономерность появления и неизбежность ухода закона и прихода Благодати Иларион иллюстрирует своей трактовкой известной библейской истории об Аврааме, его жене Сарре и ее рабыне Агари. Агарь и Сарра, по Илариону, есть соответственно закон и Благодать: «Рабыня Агарь и свободная Сарра: прежде — рабыня, а потом — свободная, — да разумеет читающий!» Точно так же сын Агари Измаил и сын Сарры Исаак являются соответственно законом и Благодатью. Сперва родился сын рабыни — сам раб, а затем сын свободной женщины — сам свободный. Сперва — закон, потом — Благодать.
Говоря о торжестве Благодати, Иларион особо говорит о судьбе своего народа: «Вера благодатная распростерлась по всей земле и достигла нашего народа русского. И озеро закона пересохло, евангельский же источник, исполнившись водой и покрыв всю землю, разлился и до пределов наших».
Как христианин Иларион должен бы отрицательно относиться к русским князьям-язычникам. Однако он восхваляет их, называя Игоря Святославича «древним», а его отца Святослава — «славным». По мнению Илариона, их заслуга перед Богом и Русской землей заключается в том, что они собрали, сохранили и подготовили Русскую землю к приятию Благодати: «Во дни свои властвуя, мужеством и храбростью известны были во многих странах, победы и могущество их воспоминаются и прославляются поныне. Ведь владычествовали они не в безвестной и худой земле, но в Русской, что ведома во всех наслышанных о ней четырех концах земли».
Иларион особо подчеркивает, что русичи миновали стадию закона, стадию духовного рабства, обратились от язычества сразу к христианству: «Начал мрак идольский от нас отступать, и зори Благоверия явились». Эти слова духовного пастыря можно рассматривать как достойный, освященный веками ответ на домыслы современных заморских и доморощенных «борцов за права и свободы личности» о «парадигме духовной несвободы русского человека».
Когда Иларион говорит о противостоянии закона и Благодати, он использует принцип контраста, основным средством художественной выразительности становится антитеза (художественное противопоставление). Когда же он говорит о Благодати и Истине, явленной Иисусом Христом, он использует принцип синтеза, отвечающий синтетической (объединяющей) сути христианства.
Образ Христа в «Слове о законе и Благодати» как самом древнем из дошедших до нас памятников литературы Древней Руси является первым идеальным образом в русской национальной литературе. Иларион создаёт образ Христа на основе значимых моментов Его земной жизни, выделенных Евангелием. В нём органично воплощено единство земного и небесного начал, человеческого и Божественного: «Один из <Святой> Троицы, он в двух естествах: Божестве и человечестве, совершенный, а не призрачный человек — по вочеловечению, но и совершенный Бог — по Божеству».
Явивший на земле свойственное Божеству и свойственное человечеству,
как человек, он, возрастая, ширил материнское лоно, — но,
как Бог, исшел <из него>, не повредив девства; <…>
как человек, он прослезился, <восскорбев> о Лазаре, — но,
как Бог, воскресил его из мертвых; <…>
как человека, запечатали <его> во гробе, — но,
как Бог, он исшел, целыми печати сохранив <…>.
Формула «Как человек, он прослезился, <восскорбев> о Лазаре, — но, как Бог, воскресил его из мертвых» образно может рассматриваться как абрис духовно-нравственных устремлений русской национальной литературы как таковой, как её высшая цель и задача: наша классика всемерно скорбит о страданиях и смертях человеческих, особо о превращении личности в «мёртвую душу», и активно ищет пути духовного воскресения героев.
Также Иларион сформулировал как основу выделения проблематики русской литературы, так и принципы постановки ее конфликтов, одновременно указав единственно возможный путь их разрешения:
И всем быть христианами:
малым и великим,
рабам и свободным,
юным и старцам,
боярам и простым людям,
богатым и убогим.
Действительно, в этой формуле заключены основные конфликты нашей классики: отцов и детей; «века нынешнего» и «века минувшего»; «тварей дрожащих» и «право имеющих», «лишних» и «маленьких» людей и их окружения, крестьян и дворян и т.д.
Эта формула Илариона для русской литературы звучит как напутствие, как призыв посредством художественного слова приблизить читателя к постижению сути Православия, должного утишить, а в перспективе — свести на нет кричащие, даже, казалось бы, непримиримые противоречия в жизни личности, нации, человечества в целом.
Поэтому восемьсот лет спустя после Илариона другой русский гений Достоевский имел уже все основания утверждать как непреложное в полемике с профессором Санкт-Петербургского университета А.Д. Градовским: и Коробочка (помещица-крепостница из поэмы Гоголя «Мёртвые души») может стать родной матерью своим крестьянам, если она станет христианкой.
«Слово о законе и благодати»
В конце 1037 или в начале 1038 года Иларион преподнес князю свое сочинение «Слово о законе и благодати. Непосредственным поводом к его написанию послужило завершение строительства «города Ярослава». Киев праздновал свое «обновление» во образе Божьего Града, и при дворе Ярослава это событие осмыслили самым ответственным образом, выработав оригинальное историософское воззрение на судьбы Русской земли.
«Слово о законе и благодати» насыщено библейским материалом и цитатами из Священного Писания. Но это совсем не богословский трактат. Илариона занимает прежде всего и по преимуществу философско-историческая проблематика, хотя и в религиозном ее преломлении. Есть ли в историческом развитии человечества какая-то закономерность? Является ли вселенская история по сути историей только одного, «избранного» народа, через который вершится Божий замысел о мире, или же благодать Господня изливается на разные народы и страны? Кто такие русские люди: свободные и полноправные творцы христианской истории, или вся их историческая роль сводится лишь к тому, чтобы пассивно воспринимать миссионерскую проповедь со стороны более «старых» христианских народов? В каком отношении стоит христианское настоящее Русской земли к ее языческому прошлому? В самой постановке этих вопросов сказывается ум, воспитанный в кирилло-мефодиевской традиции. Но никогда раньше в славянской, а, может быть, и во всей христианской письменности идея равенства народов не звучала с такой ясностью и такой силой.
О своем credo Иларион заявил в первых же строках «Слова»: «Благословен Господь Бог Израилев, Бог христианский, что посетил народ Свой и сотворил избавление ему, что не попустил до конца твари Своей идольским мраком одержимой быть и в бесовском служении погибнуть». Для того чтобы мысль Илариона раскрылась во всей своей полноте, необходимо иметь в виду ее первоисточник. Это — первая глава Евангелия от Луки, где между прочим говорится: «Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ свой, и сотворил избавление ему» (Лк., 1:68).
Интереснее всего тут именно несовпадения. Иларион кардинально переиначивает евангельский текст, тщательно устраняя всякий намек на узкоплеменные черты ветхозаветного божества*. «Бог Израилев» для него тождествен христианскому Богу, то есть новозаветной Троице и Ее богочеловеческой ипостаси — Иисусу Христу, который «приде» не к избранным, а ко всем «живущим на земле человекам». Конечно, рассуждает дальше Иларион, Бог сперва указал путь закона одному «племени Авраамову», но затем «Сыном Своим вся языкы (народы) спас». Да и сам закон собственно был дан через иудеев всем людям для того, чтобы «человеческое естество» обыкло «в единого Бога веровати, от многобожества идольского уклоняяся», чтобы все человечество, «яко сосуд скверный», омытый чистой водою закона, могло воспринять «млеко благодати и крещения». Ибо «закон есть предтеча и слуга благодати и истине, истина же и благодать — слуги будущему веку, жизни нетленной… Прежде закон, потом благодать, прежде тень, потом истина».
* Аналогичные редакторские правки библейских фрагментов встречаются в «Слове» и дальше. Например, обращение Господа к евреям из книги пророка Исайи: «Послушайте Меня, народ мой, племя мое» (Ис., 51:4) — Иларион переделывает на: «Послушайте Мене, людие мои, глаголеть Господь» и т. д. Это свидетельствует о последовательной позиции автора «Слова».
Пришествие истины и благодати в мир, уверен Иларион, открыло новую эру в истории человечества. Закон, пишет он, отошел, как свет луны, померкший в лучах воссиявшего солнца. И кончилась ночная стужа от солнечной теплоты, согревшей землю. «И уже не теснится в законе человечество, но в благодати свободно ходит»*. Закон был несовершенен, в частности, потому, что «оправдание иудейско скупо было, зависти ради», не распространялось на другие народы, «но только в Иудее одной было»; христианская же вера «благо и щедро простирается во все края земные».
* Попутно заметим, что пресловутый прыжок человечества «из царства необходимости в царство свободы», который основатели марксизма чаяли от коммунистического будущего, был для Илариона свершившимся фактом.
Эту мысль о всемирно-исторической роли христианства Иларион подкрепляет множеством цитат из ветхозаветных книг и Евангелия, всячески подчеркивая, что победа христианства над иудейством, благодати над законом не простая историческая случайность, но закономерность, вложенная Промыслом в течение вселенской истории. Сам Господь через пророков и Сына Своего осудил слепоту и гордыню иудейского народа, который, не приняв Спасителя, лишил себя исторического будущего. Такова расплата за национально-религиозное обособление. А потому подобает «благодати и истине над новыми народами воссиять», ибо «не вливают, по словам Господним, вина нового — учения благодатного — в мехи ветхие, обветшавшие в иудействе: прорвутся мехи, и вино прольется… Но новое учение — в новые мехи, новые народы».
Итак, по Илариону, историческое содержание эпохи благодати заключается в приобщении все новых и новых «языков» к христианскому вероучению. Христова благодать наполняет всю землю, покрывая ее, «яко вода морская». Каждый народ призван стать в конце концов «народом Божиим»: «во всех языцех спасение Твое». Исключение составляют одни иудеи, в которых обладание законом, — этой тенью благодати и истины в эпоху языческой «лести», — породило губительное чувство национальной исключительности и замкнутости. Притязание на превосходство отсекло их от истины и сделало даже хуже язычников, закона не знавших, но зато и более открытых для восприятия Христовой веры (предрасположенность языческих народов к грядущему обновлению во Христе для Илариона символизируют волхвы, принесшие дары младенцу Иисусу). Таким образом, народы земли проходят в своем развитии через два состояния: «идольского мрака» и богопознания. Первое состояние — это рабство, блуждание во тьме, «непроявленность» исторического бытия, второе — свобода, полнота исторических сил, разумное и уверенное созидание будущего. Переход из одного состояния в другое знаменует вступление народа в пору исторической зрелости. С этого момента национальная история вливается в мировой исторический поток.
Распространение благодати, как оно рисуется в «Слове», — пространственно-временной процесс. Одни народы вовлекаются в него раньше, другие позже. Взор Илариона обращается к Русской земле, которая вслед за другими странами, в положенное ей время, познала истинного Бога: «Вера благодатьная по всей земли простерлась и до нашего языка (народа) русского дошла… И вот уже и мы со всеми христианами славим Святую Троицу…» Величие и значимость происшедшей на Руси перемены Иларион дает почувствовать рядом сильных противопоставлений прошлого и настоящего: «Уже не идолослужителями зовемся, но христианами… И уже не капище сатанинское сооружаем, но Христовы церкви зиждем. Уже не закалаем бесам друг друга, но Христос за нас закалаем бывает и дробим в жертву Богу и Отцу. И уже не жертвенную кровь вкушающе погибаем, но Христову пречистую кровь, вкушая, спасаемся…».
Знаменательно, однако, что в тоне Илариона преобладает восхищение дарами благодати. Заблуждения и ужасы эпохи «идолослужения» лишь оттеняют радость преображения. Так бабочка смотрит на покинутый ею кокон. Произошла метаморфоза — чудесная и вместе с тем неизбежная. Иларион снова подчеркивает, что принятие Русской землей христианства было предусмотрено в божественном плане мировой истории: «Сбылось у нас реченое [пророками] о языцех». Из этого следует, что и дохристианская история Руси имеет непреходящее значение. Языческое прошлое — это не то, что должно быть осуждено, отвергнуто и забыто, а то, что подлежит спасительному исцелению. Крещение не разрывает, а скрепляет связь времен. Освещая лучами благодати настоящее и будущее, оно бросает провиденциальный свет и на пройденный путь, который теперь получает свое историческое оправдание.
Нерасторжимое единство двух эпох русской истории — языческой и христианской — в «Слове» олицетворяет князь Владимир. Воздавая хвалу крестителю Русской земли, Иларион славит вместе с ним свою страну, сумевшую за недолгий исторический срок встать вровень с великими державами мира: «Хвалит же хвалебным гласом римская страна Петра и Павла, от них уверовавшая в Иисуса Христа, Сына Божия, Асия и Эфес, и Патмос — Иоанна Богослова. Индия — Фому, Египет — Марка. Все страны, и города, и народы чтут и славят каждый своего учителя, научившего их православной вере. Похвалим же и мы, по силе нашей, малыми похвалами, великое и дивное сотворившего, нашего учителя и наставника, великого князя земли нашей Владимира, внука старого Игоря, сына же славного Святослава, которые во времена своего владычества мужеством и храбростью прослыли в странах многих и ныне победами и силою поминаются и прославляются. Ибо не в худой и неведомой земле владычество ваше, но в Русской, о которой знают и слышат во всех четырех концах земли».
Перо Илариона прочерчивает историю Руси одной сплошной линией, языческая старина лучшими своими сторонами крепко врастает в приближающийся век благодати*. Время Владимира — не перелом эпох, а их средостение. «Великий каган» представлен наследником своих предков-язычников, за которыми, оказывается, числятся не только мерзости идолослужения, но и немалые исторические заслуги. Не превозносясь, подобно иудеям, над остальными народами («четыре конца земли» не умалены перед Русской землей, наоборот они достойные свидетели ее торжества), предшественники Владимира своими ратными трудами доставили славу отечеству, отстояли честь родной земли. В могуществе Руси, в благородстве русского княжеского рода, в величии деяний предков Иларион видит как бы залог благодатного преображения Русской земли в будущем, ее историческую способность стать «новыми мехами» для «нового вина».
* Здесь Иларион словно предвосхищает исторический метод С.М. Соловьева: «Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм, не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии…» [Соловьев. Сочинения, I, с. 51].
Христианский выбор Владимира в свою очередь открыл Русской земле дорогу к новым историческим достижениям. Благоверный посев «не иссушен зноем неверия, но с дождем Божия поспешения принес обильные плоды». По тому, с какой нескрываемой гордостью Иларион говорит о своем времени, видно, что русские люди переживали тогда редкий и счастливый исторический момент, когда современность кажется венцом всего предыдущего развития. Наследство Владимира находится в надежных руках: «Добрый и верный свидетель — сын твой Георгий, которого Господь создал преемником твоему владычеству». Ярослав не просто преемник и хранитель благоверия («не нарушает твои уставы, но утверждает»), он — исторический завершитель дела Владимира, «не на словах, но (на деле) доводящий до конца, что тобою неокончено, как Соломон (дела) Давида».
Упоминанием библейских царей Иларион вводит в «Слово» центральную тему своего времени — тему Храма и Града, которая звучит апофеозом всего произведения. Обращаясь к Владимиру, Иларион славит его сына Ярослава-Георгия, который «создал Дом Божий, великий, святой Премудрости (Его) на святость и освящение града твоего и украсил его всякой красотой: златом и серебром, и каменьями дорогими, и сосудами священными — такую церковь дивную и славную среди всех соседних народов, что другой (такой) же не отыщется во всей полунощи земной, от востока до запада. И славный град твой Киев величием, как венцом, окружил, вручил людей твоих и град скорой на помощь христианам Всеславной Святой Богородице. Ей же и церковь на Великих вратах создал во имя первого Господнего праздника, святого Благовещения. И если посылает архангел приветствие Деве, (то) и граду сему будет. Как Ей: Радуйся, обрадованная. Господь с Тобою! — так и ему: Радуйся, благоверный град. Господь с тобою!»
Страницы «Слова», посвященные истории и современности русского христианства, мощно утверждают идею независимости Русской Церкви, ее право на самостоятельное бытие. Иларион умалчивает о какой бы то ни было миссионерском участии Византии в крещении Руси. Владимир только слышал «о благоверной земле Греческой, христолюбивой и крепкой верою», но обращение князя в христианство произошло по его собственному почину и по внушению свыше. О единстве восточнохристианского мира под властью Константинопольской патриархии Иларион словно бы и не знает; Русская Церковь предстоит у него перед Богом без всяких посредников и совершенно не нуждается в них.
«Слово о законе и благодати», по собственному замечанию его автора, было адресовано не к «неведущим», но к «преизлиха насытившимся сладости книжной». Другими словами, Иларион удовлетворял интеллектуальные запросы немногих лиц — даже не всего княжего двора, а только самого Ярослава и состоявшего при нем избранного кружка образованных книжников. Тем не менее Иларионово «Слово» нельзя ограничить рамками «элитарной литературы», ни вообще «литературы». В известном смысле оно было явлением государственного порядка. Историософские воззрения Илариона по справедливости можно считать первой в истории отечественной мысли «русской идеей», содержавшей в себе доктрину национальной независимости и исторического оптимизма. Обращаясь к прошлому, «Слово» имело в виду живую современность, провозглашало неотъемлемое право Руси и Русской Церкви на самостоятельное историческое бытие. И в этом голос Илариона был настолько созвучен общей тональности Ярославова княжения, что сегодня «Слово» кажется чуть ли не программой деятельности «самовластца», который, продолжая дело своего великого отца, положил жизнь на укрепление государственного, церковного и духовного суверенитета Русской земли.