«Инструментов для кастрации мужчин у меня нет». Интервью с Беллой Рапопорт
В нашей еженедельной рубрике «Дома поговорим» мы обсуждаем с друзьями проекта их семейные правила и традиции. На этот раз мы встретились с публицисткой и гендерной исследовательницей Беллой Рапопорт и поговорили о военных городках, где она провела детство, несостоявшемся замужестве в Израиле и, конечно, о менструальных чашах
«Мы, конечно, знали, кто мы. Как минимум окружающие не давали нам это забыть»
Я происхожу из семьи советских евреев, стратегией которых было не следовать иудейским традициям. У таких евреев всегда есть высшее образование, дома много книг. Они рассказывают друг другу еврейские анекдоты и выискивают евреев в титрах фильмов.
Но культура их всё же советская, не особенно заострённая на этнических и религиозных традициях. Хотя вот сестра отца моей мамы — тётя Броня — имела традицию угощать родственников коврижкой, как мне запомнилось, на Песах, что странно.
«Насколько я помню, у нас всегда было жильё, которое нам не принадлежало»
Мой папа был военным, мы очень часто переезжали, и у нас практически ничего не было своего. Помню, как в Душанбе мы жили в каком-то деревянном бараке, пустом, вообще без предметов. В результате, когда мы окончательно вернулись в Петербург, мама начала всё собирать и ничего не выбрасывать.
В Санкт-Петербурге мы жили достаточно стеснённо: в трёшке на станции метро «Приморская» с бабушкой, дедушкой, мамой, папой и братом. Несмотря ни на что, та квартира в моём детском воображении была прямо лакшери — потому что в ней были застеклённые серванты со всякими сервизами, настоящее богатство по сравнению с предыдущим пустынным и беспредметным жильём.
«Бабушка мне говорила, что я должна выйти замуж за еврея, потому что еврей не скажет «жидовская морда»
Всякое мы повидали, в том числе травлю в советском военном городке — за национальность. Взрослые бойкотировали моих родителей и, например, отказывались продавать им еду в единственном продовольственном магазине, а дети, глядя на это, дразнили меня. Однажды в подвале на несколько дней закрыли моего кота. Это было тяжело.
Ещё в Алматы (город тогда ещё был Алма-Атой) я должна была ездить в школу на автобусе, а водитель говорил мне: «Юда, пошла на ***». Мне было девять лет, я даже не знала, что это такое, пришла домой, спросила у родителей.
«Периодически я начинаю паниковать, что превращу свою квартиру в подобие родительской»
Недавно я обзавелась собственным жильём и забрала кучу предметов, которые хранились дома у родителей, а сейчас нашли своё место у меня. Когда я сюда переезжала, я думала, что у меня будет минималистичная студия, но, во-первых, размер не позволяет — здесь всего 23 квадратных метра, — а во-вторых, семейная привычка тащить в дом у меня всё равно проявляется. Так что я иногда перед сном начинаю маниакально думать, от чего бы мне избавиться.
Среди предметов детства, которые я точно не собираюсь выбрасывать, есть например, маленькая пластиковая ёлка и миниатюрные, очень старые советские стеклянные ёлочные игрушки. Они всегда меня завораживали, потому что были как настоящие, но только очень маленькие. Есть коробка из-под индийского чая, которая старше меня. Я её любила в детстве, потому что мне казалось, что она похожа на дворец.
«Старый молочник из родительского дома я случайно разбила, но склеила, добавив в эпоксидку золотой порошок, и теперь в нём растёт кактус»
Повесила часы 1970-х годов, которые заводятся прямо ключом. На полу у меня лежит ковёр, который в моём детстве, конечно же, висел на стене, я на нём представляла вместо узоров разных крабов. Берегу и игру «Мыслитель» (это такой советский «Скрабл»), она у меня лежит просто так, и я всё хочу, чтобы со мной в неё кто-нибудь уже поиграл.
Мы с родителями постоянно играли во всякие лингвистические игры (я с четырёх лет читаю), поэтому я такая грамотная и с текстом на короткой ноге.
Ещё есть медаль «Родившейся в Ленинграде» с датой рождения, именем и Лениным на фоне Адмиралтейства. Она неизменно приводит в шок москвичей. Мальчикам давали голубую, а девочкам розовую, и для этого не надо было быть каким-то особенным ребёнком.
«От бабушки-блокадницы мне досталась склонность делать запасы еды»
Сейчас я себя от этого отучаю, потому что еда портится. Говорю себе, что скидка на мандарины не означает, что надо немедленно покупать их пять кило, ведь я столько не съем, и они заплесневеют. Но что я точно скупаю — так это шоколад. Если я где-то вижу скидки на мою любимую шоколадку, то сразу заказываю штук двадцать. Сейчас мои фавориты — это дорогущий Lindt с лаймом, с чили или с малиной и беларусский шоколад.
Бабушка была рукодельницей, и, пока я была мелкой, я над этим всем посмеивалась.
А сейчас я вижу ценность её кропотливого труда — в том числе переосмыслив его с феминистской оптики, ведь такую работу не принято было считать искусством.
Я забрала себе картину, которую бабушка сделала из бересты и мха: там то ли олень, то ли лось перескакивает через забор. Она умерла больше 15 лет назад и была не самым простым человеком, но мне важно наладить эту связь с ней, пусть и постфактум.
«Чувство дома дают мне книги и моя кошка»
Кошке 18 лет, и она уже пережила мастэктомию и инсульт. Поэтому уход за ней — часть моей рутины. Я рано прихожу домой, потому что кошке надо дать её лекарства. Она ездила со мной по всем съёмным квартирам и даже репатриировалась в Израиль, где провела счастливейший год своей жизни — потому что ходила гулять в окно и строила всех дворовых котов.
Когда я заметила, что кошке не хватает прогулок, мы стали с ней гулять по двору. А после инсульта она ослепла, но всё равно постоянно просится на улицу. В итоге сейчас мы с ней гуляем в парадной.
Я могу прийти домой очень уставшая и голодная, но если кошка требует, то отложу все дела — она такая старенькая, я исполняю все её желания. Так мы с ней и гуляем, по лестничной площадке.
«То, что я читаю, циркулирует на конкретной полке»
Есть несколько любимых романов, которые произвели на меня огромное впечатление. Например, «Девочки» Эммы Клайн и «Неправильное воспитание Кэмерон Пост» Эмили М. Данфорт. Последний — на английском языке, я даже его недавно перечитала, хотя со времён детства ничего такого не делала. По нему ещё сняли фильм с Хлоей Морец.
Это книга про девушку-лесбиянку, которую в 1990-х отправили в христианский лагерь — для исправления ориентации.
Роман я купила в лондонском магазине Gay’s The Word, и он меня настолько впечатлил, что какое-то время мне вообще ничего не хотелось читать, а саму книжку я положила под подушку.
«В собственной квартире я стала хранительницей очага»
Мне никогда не нравилось ни одно место, где я жила: ни с родителями, где было всё захламлено чужими предметами, ни в съёмном жилье. Поэтому я никогда не проявляла склонность к уборке, и везде у меня был жёсткий срач. А сейчас у меня всё лежит на своих местах, по моей собственной систематизации. Если из неё что-то выбивается, то я тревожусь. Например, книги по социальным наукам должны лежать в одном месте, комиксы — в другом, а белые рубашки — с белыми рубашками.
Дома у меня только открытое хранение вещей, потому что если вся одежда будет висеть в шкафу, то про что-то из неё я буду просто забывать. Одежду я очень люблю, у меня её много классной, и поэтому я практически уже не покупаю новую.
Раньше из каждой поездки я привозила украшения, но их в какой-то момент стало настолько много, что я решила ограничиваться магнитиками. Но украшения висят на специальной доске, чтобы я свободно могла ими любоваться.
«Полки менструальных чаш у меня нет»
Пользуюсь я вообще только одной, а так у меня их всего три. Инструментов для кастрации мужчин тоже нет. Зато есть розовый холодильник, наклейки с фем-слоганами и всякие журналы, где выходили мои колонки. В коридоре висит в рамке одна из первых моих напечатанных статей в «Новой газете» — про домашнее насилие.
Однажды мы с друзьями шли ночью вдоль реки Мойки и увидели, как что-то искрится около Поцелуева моста. Оказалось, рабочие срезали замки, которые на мост навешивают парочки. Тогда каждый из нас забрал себе по замку. Так что у меня уже много лет хранится чья-то любовь.
Ещё есть небольшой радужный флажок, он остался у меня с прайда в Марселе, и афиша к спектаклю «Монологи вагины», который мы ставили в 2014 году, чтобы собрать деньги на оплату работы телефона доверия в кризисном центре.
Рисовала плакат одна из актрис, и когда я на него сейчас смотрю, то чувствую себя богемной женщиной.
Однажды на меня обиделись феминистки после того, как я якобы сказала про один из фем-курсов, что это конвейер сук, хотя всё это неправда и «сук» там было междометием. Но сама история мне понравилась, и мой друг-художник сделал картинку, где написано «феминистский» и изображён конвейер, с которого в коробку падает моя голова.
«В Израиле я провела самую холодную зиму в своей жизни»
Я жила там полтора года, пока не рассталась с бойфрендом и не вернулась в Россию. Зимой по улице я ходила в одной куртке, а дома сидела сразу в двух. Душ ты не можешь принимать долго, потому что даже 10 минут — это барство. Нужно же греть воду в бойлере, а электричество дорогое.
Залезть в этот душ ещё ничего, а вот вылезти из него… когда ты только согрелась… на этот каменный пол, в эти каменные стены…
Господи, это было так ужасно, просто невыносимо. И тогда я оценила прелести центрального отопления и возможность мыться по 40 минут.
Зато в Израиле было много всякой классной еды, зелени и овощей. Я всё время пила свежевыжатые соки, которые покупала на рынке за 15 шекелей. Ещё один неоценимый плюс — там во всех съёмных квартирах белые стены. В России с этим всё грустно.
«Я была настроена на создание нормальной гетеросексуальной семьи с хорошим еврейским мужчиной»
Чтобы мама была рада. Поэтому моя жизнь в Израиле была какой-то другой жизнью, у меня были другие цели и другое отношение к себе, я даже не могу сказать, что я как-то себе очень принадлежала. Да и мужчина, как оказалось потом, был не очень нормальным.
Мы снимали в Иерусалиме квартиру, и она была красивой, но я всё равно не чувствовала себя дома. Я скучала по Петербургу, мне снились сны, что я у родителей на «Приморской» и иду гулять к Неве. Потом я просыпалась и оказывалась в Иерусалиме, мне было ужасно плохо.
«Когда мы расстались, я сначала расстраивалась, но сейчас воспринимаю это событие как своё второе рождение»
Я бы не смогла сама от него уйти, а ведь он мне даже не нравился особо! Просто в семье ждали, что я состоюсь как женщина.
Последние несколько лет стали временем, когда я наконец-то принадлежу себе, у меня есть собственные любимые ритуалы. Их много — например, у меня полно уходовой косметики, которой мне обязательно надо намазаться утром и вечером — из-за моего тревожного расстройства. Я спокойно нахожусь одна дома по три дня, не ругая себя за то, что никуда не выхожу.
«Петербург — продолжение моей квартиры»
Я очень люблю этот город. Помимо того что он красивый, он исхожен тысячу раз моими ногами, здесь всё мне хорошо знакомо, всё связано со мной, с моими подростковыми (и прочими) годами. При этом я каждый раз нахожу много новых мест («Ой, „Нарвская“, сколько здесь конструктивизма, как я раньше не замечала»). Вернуться сюда было великим счастьем. Я никуда не хочу отсюда ехать и надеюсь, что мне и не надо будет.
«У меня очень еврейское лицо, и нельзя сказать, что это плохо»
Вся эта тема для меня очень важная, но при этом очень сложная. Мой детский опыт помножен на конструирование семейной памяти и внедрён в меня: мама моей бабушки умерла в Блокаду, сама она попала в детдом, её там дразнили Сарочкой, били.
Бабушка учила не высовываться, она стеснялась, что мы евреи, называла деда Мишей, хотя он был Моисеем. Через это всё мне приходится прорываться до сих пор.
Например, недавно я смотрела передачу с собой, и первой моей неосознанной мыслью было — как ужасно я выгляжу, потому что у меня слишком еврейское лицо.
Кто-то даже говорит, что я похожа на антисемитскую карикатуру.
И в отношениях с еврейством у меня было всякое, был период, когда я соблюдала Йом-кипур и на Песах не ела хлеб. Сейчас я ничего такого не делаю и в Б-га не верю. Но я жгу на Хануку свечки, потому что это классно. У меня есть ханукия, которую мне прислали с блошиного рынка в Тель-Авиве. Очень красивая, обожаю её жечь.
«Для меня очень важно говорить об антисемитизме, потому что я продолжаю с ним сталкиваться»
Иногда можно услышать какую-то фигню, которая потом может вышибить на несколько дней. Кто-то может сказать на улице по телефону: «Ну он прямо жидяра», потому что люди не понимают, что слово «жидиться» — такой синоним слову «жадничать», который связан кое с чем.
И я про это часто говорю, потому что мне надоело быть незаметной.
За это надо мной смеются, в том числе евреи. «А мы никогда с этим не сталкивались», — говорят они. Я считаю, что они воспроизводят дискурс евреев, которые ничего не выпячивают — как и учила меня моя бабушка.
Записала Арина Крючкова
Фото: Миша Павловский специально для «Цимеса»
Страх кастрации — один из самых сильных для мужчины. Однако в старые времена кастратам жилось не так уж плохо. В общем-то, даже лучше, чем простым обывателям. Быть евнухом было престижно, а некоторые из них добивались таких высот, что правили страной и свергали императоров по своему желанию.
Наш главный знаток исторических безумностей Евгений Бучий порылся в древних источниках (в основном, в вики) и предлагает взглянуть на главные плюсы и минусы ремесла евнуха.
ПЛЮСЫ
Ты живешь намного дольше
Сравнительный анализ жизни евнухов показывает, что они, в среднем, жили на 14-17 лет дольше, чем мужчины сравнимого социального статуса. Это довольно предсказуемо: давно замечено, что домашние животные, которых кастрировали, живут дольше. Правда, кто-то наверняка заметит: разве это жизнь?
Тебе будет проще в плену
Одним из возможных «наказаний» для пленного военачальника в древние времена было оскопление. Но в случае с евнухами у победителей иногда возникал когнитивный диссонанс. Персидский царь Артаксеркс III отправил на подавление бунта в Египте своего евнуха, Багоя. Правительственные войска потерпели поражение, генерала захватили и, судя по всему, хотели кастрировать. Обнаружив, что сами персы уже сделали все до них, египтяне крепко призадумались. Пока они размышляли над дальнейшей судьбой Багоя, его освободили союзники.
Тебя ждет невероятная власть
Евнухи были привилегированной частью населения практически везде, где существовал этот институт. Еще в древней Ассирии правители смекнули, что приближенный, который не может продолжить род (а значит, основать новую династию) — это очень надежный слуга. Он не сможет занять место правителя, и ему можно доверять серьезные посты. Евнухи были настолько влиятельны, что иногда правили страной от имени безвольных царей и императоров.
В Османской империи глава придворных евнухов, кизляр-аги, был четвертым в стране человеком по значимости после султана, визиря и главного муфтия. Иногда его власть и вовсе затмевала их всех. Когда в 1617 году султан Ахмед I умер от тифа, евнух Хаджи Мустафа сделал правителем Мустафу I, а когда тот оказался строптивым, низверг его и посадил на трон 13-летнего Османа II.
Подобные вещи происходили и в других странах. В Китае и Византии евнухи периодически захватывали власть, особенно когда правитель был слабым или малолетним. Например, скопец Вэй Чжунсянь узурпировал власть при императоре Тяньци в XVII веке. А евнух Евтропий стал консулом в Византии. Влиятельный евнух Иоанн Орфанотроф вообще сделал императором своего брата — Михаила IV Пафлагонского, а затем и своего племянника — Михаила V.
Ты сможешь вершить судьбы империй и цивилизаций
Евнухи были настолько могущественны, что подчас вершили при дворе глобальнейшие дела (но не всегда справлялись с ними). В Китае печально известен евнух Ван Чжэнь, который правил страной в XV веке от имени императора и проиграл войну монголам. А евнух Чжао Гао вообще своими действиями уничтожил империю Цинь и погубил всю династию. Зато евнух Цай-лунь, бывший сановником в I-II веках нашей эры, считается изобретателем бумаги, которая, как мы понимаем, изменила весь мир.
Евнух-армянин по имени Нарсес был полководцем и дипломатом при императоре Юстиниане, и в 532 году даже спас его от смерти во время восстания спортивных болельщиков. Евнуху Хрисафию в 449 году вообще была доверена организация покушения на вождя гуннов Аттилу. А уже упомянутый Евтропий, возглавив войска Византии, смог защитить страну от гуннов, за что был назначен консулом. Евнухи Евсевий и Пробаций, исповедовавшие арианство, едва не сделали эту ветвь христианства государственной для Восточной Римской империи.
Ты даже сможешь заниматься сексом с женщинами!
На самом деле, оскопление евнухов редко было полным. В Османской империи, например, полная кастрация вошла в обиход только в XV веке, когда султан Мехмед II увидел, как мерин, то есть кастрированный жеребец, покрывает кобылу. Как правило, евнухам лишь раздавливали или отрезали тестикулы. Если верить свидетельствам современников, это нередко приводило к тому, что евнухи сохраняли способность заниматься сексом с женщинами — особенно, если были кастрированы во взрослом возрасте. Сестра султана Сулеймана Великолепного даже вышла за евнуха замуж. Некоторые из наложниц, которых отдавали из гарема в жены янычарам, жаловались, что те в постели хуже евнухов, причем не в переносном смысле, а буквально.
Некоторые из евнухов даже покидали гарем из-за слишком сильного влечения к женщинам. Один из них писал в своих мемуарах: «Желание становилось таким сильным, что мне хотелось касаться, обнимать, кусать губы, грудь, бедра прекрасных наложниц, которые даже не думали прикрывать рядом со мной свои обнаженные тела. Я чувствовал себя возбужденным быком, поэтому решил уйти из гарема и жениться. Женщина, которая вышла за меня, была верной и преданной женой. Я уверен, что от близости с ней получал гораздо больше удовольствия, чем обычный мужчина».
А еще ты сможешь стать патриархом или святым!
В 325 году Никейский собор подтвердил, что евнухи могут становиться священнослужителями, хотя самооскопление при этом осуждалось. Как следствие, в Византийской империи евнухи доходили даже до сана патриарха. Всего их было 9: Герман I, Никита II, Мефодий, Игнатий, Стефан II, Феофилакт, Полиевкт, Константин III, Лихуд и Евстратий Гарида.
Были и святые-евнухи, как минимум пятеро: Никита Патрикий, Патриарх Константинопольский Игнатий, Никифор, епископ Милетский Иоанн, Постник Епископ и Иоанн Гераклейский.
Ты сможешь плести интриги безнаказанно
Все тот же персидский евнух Багой не только избежал кары, попав в плен. Позже он отравил своего царя Артаксеркса III и возвел на трон его сына Арсеса. Вскоре, опасаясь уже самого Арсеса, Багой убил и его, а также всех его детей. И ему за это ничего не было! Следующим царем всесильный евнух поставил Дария III, но не смог ужиться и с ним, попытавшись отравить еще и этого царя. На этот раз удача покинула Багоя: Дарий заставил евнуха выпить поднесенный ему отравителями кубок с вином. Багой был вынужден согласиться и отправился в «Дом Лжи» — зороастрийский ад.
Несколько лучше все кончилось для византийского евнуха Стефана Перса. Он был казначеем, причем явно вороватым и бездарным. Во многом из-за его действий император Юстиниан II был низвергнут, ему отрезали нос и язык. А что Стефан? Ему, как вы поняли, ничего не было. И даже больше того: когда Юстиниан восстановился на престоле, он не перестал верить евнухам и все так же вверял им свою казну (до тех пор, пока не был обезглавлен).
МИНУСЫ
Но есть, конечно же, и минусы!
Тебе отрежут член (на самом деле, не факт)
В действительности, полная кастрация — довольно редкая операция. В большинстве случаев будущему евнуху либо раздавливали, либо отрезали тестикулы. Подчас не требовалась даже операция: человек, «зарекомендовавший» себя как импотент (особенно, пожилой) мог быть взять в гарем под «честное слово».
С другой стороны, даже неполная кастрация была опасным делом. Византийский император Юстиниан I приводит такую статистику: из 90 подвергшихся операции выживали лишь трое. Возможно, Его Величество сильно преувеличивает, но ситуация ясна: в старые времена кастрация чаще всего приводила к осложнениям и смерти.
Операция по кастрации — это чертовски, ужасающе больно
Византийские источники рассказывают о «щадящем» способе кастрации: мальчика, которого готовили к судьбе евнуха, погружали в ванну с горячей водой, а затем отрезали яички быстрым движением скальпеля. У османов все было гораздо жестче: жертву (как правило, мальчика 8 лет) привязывали к столу, член перетягивали жгутом и отрезали острым лезвием. Рану прижигали каленым железом или заливали смолой, а в мочеиспускательный канал вставляли бамбуковую трубочку. Затем жертву операции на несколько дней закапывали по шею в горячий песок. Больше похоже на пытку — словно самой кастрации было недостаточно.
В Китае все было проще: иногда для роли евнуха оскопляли военнопленных, а если те в результате операции массово гибли — никто не переживал. Другой источник евнухов — осужденные за неповиновение императору и подозрение в измене. Их, как нетрудно, догадаться, тоже не особо жалели. Третий источник — дети из нищих семей, которых отдавали специальному мастеру (на самом деле, просто умельцу, который холостил свиней и коней). Расчет был на то, что ставший евнухом ребенок рано или поздно подымется в иерархии и сможет обеспечивать все семейство. Разумеется, большая часть детей после операции гибла, но о них тоже не слишком горевали — одним голодным ртом меньше.
Тебя вряд ли будут любить в обществе
В Китае считалось, что евнухи не могут попасть в рай — но только если потеряют свои отторгнутые части. Так что оскопленные старались сохранить их в драгоценных шкатулках, чтобы быть похороненными вместе с ними и на том свете очнуться уже целиком.
При всем их влиянии, евнухов недолюбливали, и в китайской истории во всех бедах Поднебесной было принято винить именно их. Падение династий и вторжения варваров зачастую объяснялось кознями евнухов и утратой Небесного мандата. Император Хунси вообще считал их тунеядцами и массово ссылал в солдаты. При этом в армии они нередко показывали себя весьма неплохо. Например, флотоводец-евнух Чжэн Хэ стал национальным героем, организовав экспедицию, которая доплыла до берегов Африки.
У тебя будет жутковатый детский голос
Вообще-то, это могло быть плюсом кастрации, но уж очень он ситуативен. Мужчины, оскопленные в детстве, сохраняли тонкий голос и даже могли иметь сопрано, за что ценились в оперных театрах вплоть до XIX века. Индустрия «создания» певцов-кастратов была настолько развита, что пришлось вмешаться Папе римскому: Лев XIII лично запретил их использование, но произошло это лишь в 1878.
Однако современники по большей части считали голоса кастратов пугающими, вызывающими смутную тревогу. Древнеримский историк Аммиан Марцеллин считал, что евнухи «своими вкрадчивыми и независимо от возраста вечно детскими голосами» нашептывают императору хулу на достойных людей, например, на полководца Урсицина. С другой стороны, в Восточной Римской империи кастратов использовали в императорских церемониях — считалось, что «невинные» голоса и бесполость делают их похожими на ангелов и серафимов.
В КАСТРАЦИИ ОТКАЗАТЬ
24 года, июль
В последнее время кто-то звонит на домашний телефон и молчит. Сперва не обращала внимания. Но постепенно начала раздражаться. Что за манера? Неужели человеку больше нечего делать? Если тайный поклонник, то выбрал неудачный способ знакомиться. Пару раз пыталась вынудить его сказать хоть слово. Может быть, я по голосу его узнаю. Безрезультатно. Надо купить телефон с определителем. Вчера телефон молчал. Я вздохнула с облегчением.
Утром, проснувшись, обнаруживаю, что нет света. Выглядываю в окно. Восемь, на улице темно. В соседних окнах мерцают лампы. Очень странно. Выхожу на лестничную площадку. Металлическая дверца щитка открыта, рубильник моей квартиры опущен. Поднимаю. Холодильник вздрагивает и тихо урчит. Хулиганы, что ли, ночью баловались? Мир полон моральных уродов. Иду на работу. Вечером возвращаюсь и щелкаю выключателем. А электричество опять кто-то отключил.
– Василис, слушай, что это может быть, а? – звоню подруге.
– Даже не знаю. Если бы один раз… Можно было б подумать на каких-нибудь недоумков. Накурились и не знают, куда деть энергию. Но ты говоришь, уже второй раз?
– Я пару месяцев коммунальные услуги не оплачивала. Вдруг инспектор приходил пальчиком погрозить?
– Да нет, бред. У меня приятель уже два года за электричество не платит. И ничего. Кроме того, даже если и предположить такое… Наверняка или бумажку какую прислали бы, или стучались в дверь. Что-то мне подсказывает – они здесь ни при чем.
– Утешила… Лучше б это представители госучреждения… чем неизвестно кто, —запинаюсь я, потому что в комнате гаснет свет.
– Алле, Оксана?
– Вась… За моей дверью кто-то ходит. Я слышу шаги. И этот кто-то только что опустил рубильник. У меня же как на зло дверь хлипкая такая и глазка нет. Че-то мне страшновато, – мне действительно не по себе.
– Слушай, может тебе спросить «кто там»?
– Ага, чтоб он понял, что я дома одна? Ну уж нет. Лучше я посижу тихо… Завтра же договорюсь с конторой, которая стальными дверями занимается. Пусть ставят. Мне поспокойней будет.
– Тебе же все равно надо будет выйти. У тебя же все пропадет, в холодильнике-то.
– Он еще там, – говорю я шепотом. – Ходит. Плохо бабе одной без мужика.
– Оксана, ты не расстраивайся.
– Постараюсь.
Мы болтаем с подругой еще час. Я решаю выйти из убежища. Звуков снаружи уже не слышу. Осторожно открываю дверь. Никого.
Ложусь спать. На всякий случай кладу под подушку нож. Глупость. Но мне так спокойнее. Среди ночи вскакиваю: в квартиру звонят. Долго. Без перерыва. Набираю по мобильному номер милиции. Звук обрывается. Внезапно мне становится холодно. Пищит домашний телефон. Не беру трубку.
Вчера мне поставили железную дверь. Еще бы испортить дверной звонок. И я буду как в берлоге. Отлично. Уже не так тревожно, как в последние дни. Выхожу из лифта, достаю ключи. Устала на работе. Поскорей бы нырнуть в ванную. А потом в постель. Открываю замок, потом второй. Включаю свет, лампочка загорается. Хорошая новость.
Кидаю сумку на пол, снимаю сапоги. Открываю дверь в ванную. Вскрикиваю. Прямо в лицо мне глядят чьи-то глаза. Проносятся сотни мыслей. «Грабитель… Лишь бы не убил… Дверь заперла, выбежать не успею… Орать без толку, мои соседи сами орут каждый вечер… Если изнасилует, надо будет срочно в аптеку… как же там подруга называла таблетки для мгновенного прерывания беременности… или к врачу… или в милицию… если ему пальцем ткнуть в глаз… блин, как же он потом будет… слепым… не смогу… в пах надо точно… а в журнале читала, если не попадешь в самое болезненное место, то только разозлишь… как он попал в квартиру… это он, наверно… это он звонил… кто он… с ума сойти, потом кому расскажу– не поверят… что ему надо… почему я не купила электрошокер или газовый баллончик… дура… дура… думай… думай… как надо себя вести». Прямо в лицо мне глядят чьи-то глаза. Начинаю пятиться назад.
Мужчина кидается ко мне и подносит нож к горлу. Успеваю его разглядеть. Не знаю его. Высокий. В черной куртке. Глаза грязно-карие, белки с лопнувшими капиллярами. А джинсы у него дорогие. Какие отличные джинсы! Стоп… При чем здесь джинсы? Надо взять себя в руки.
Мужчина держит лезвие в миллиметре от моей шеи. Я даже ощущаю покалывание в том месте.
– Молчи, поняла? Молчи, – голос у него на удивление приятный.
–Да, хорошо, – я говорю спокойно. Сама себе удивляюсь. Стучит в висках и груди. Очень страшно.
– Сядь, – указывает на стул возле кухонного стола.
Не свожу с него взгляда. Сажусь. Не пойму, это, что ли, разделочный нож? Такой большой. Если попытается меня изуродовать, то все же выколю ему глаза. Двумя пальцами. Указательным и средним одновременно. Только одновременно!
Мужчина достает из кармана наручники. Кидает мне на колени.
– Пристегни одну руку к батарее.
– Я все равно не убегу. И в окно не выпрыгну. Пятнадцатый этаж.
Повышает голос:
– Делай сейчас же! Пристегиваю левую руку.
– Затяни туже!
Затягиваю на последнее деление. Нестрашно. У меня маленькая кисть, могу освободиться. Но нужно хотя бы несколько секунд. Мужчина садится на корточки, облокачивается на стену. Достает сигарету, чиркает зажигалкой. Затягивается. Выпускает дым. Вверх. Вверх? Не может быть… Как там в книжке про язык телодвижений… Он в прекрасном расположении духа? Радует. Чего же молчит? Сказал бы что-нибудь.
– Эл Эл!
Мурашки по спине:
– Да, Эл Эл. Откуда вы знаете? А вас как зовут? Вы чего-то хотите от меня? (Надо быть вежливой.)
– Не бойся. Не убью.
– Спасибо. Но я все равно боюсь. (Он извращенец. Иначе бы не знал моего псевдонима. Хотя, может, он маньяк? «Очищает» общество от подобных мне?)
Мужчина гасит сигарету. Встает. Идет в ванную. Возвращается с пакетом. Достает оттуда белое полотенце. Расстилает на полу. У меня пересохло в горле. Сейчас сверху положит нож, скальпель… Вынимает руку из пакета. В ней зажат скальпель.
– Что вы хотите делать?
Не отвечает. Достает молоток, гвозди, небольшую дощечку, моток веревок. У меня темнеет в глазах. А почему в фильмах в такие моменты женщины плачут? Совсем не хочется плакать. Глотнуть бы водички. Мужчина достает маленький пузырек. Серная кислота?
– Спирт, – объяснят он, – чтобы продезинфицировать. Смерть в мои планы не входит.
Да что же он собрался делать? На мгновение мне кажется, будто потолок уходит резко влево. Потом вправо. Затем занимает прежнее место. Накатывает необыкновенная бодрость. Просто так я не сдамся. Я не жертва!
– Чай попьем?
Недоуменно смотрю на него:
–Давайте. Вот чайник. (Я не буду пить, тогда в чайнике останется больше кипятка. Схватить и плеснуть в лицо. Три секунды, чтоб вытащить руку из браслета, подобрать скальпель. Да-да, скальпелем, а не пальцами…)
Он очень долго пьет чай. Нож держит в руке.
– Ты же садистка?
Ну все… Точно. Народный мститель. Как же ему объяснить, что ведь все по доброй воле.
– Ну…
–Да, я давно тебя приметил. Ты молодец.
Такого оборота я не могла ожидать.
– Ты искренняя, поэтому я тебя выбрал. Заставляю себя поинтересоваться:
– Выбрал для чего? Замерев, жду ответа.
– Писал тебе много раз на электронный адрес. Ты мне ни разу не ответила. Если гора не идет к Магомету… (Он сумасшедший!) Вот я и пришел к тебе в гости. Ты, дорогая, реализуешь мою мечту. Ждать у меня больше сил нет. (О чем он? О боже…) Поднимается на ноги и расстегивает ширинку. Брюки падают на линолеум. Белые трусы следом.
– Ты отрежешь мне яйца.
– Что?!
– Я уже два года назад решил: хочу быть кастрированным.
К стыду моему, точно падает камень с души. Он не собирается причинять мне вреда. У мужчины просто навязчивая идея. Желающих избавиться от своего хозяйства в мире не так уж мало. Как минимум раз в месяц мне обязательно приходит письмо с просьбами лишить достоинства. На такие послания не отвечаю.
– Ты уверен в своем намерении? – незаметно перехожу на ты.
Пульс становится ровнее.
– Разумеется.
– У меня нет медицинского образования. Не знаю, как надо делать.
–Все объясню, – он поднимает с пола веревку. – Перевяжешь мне мошонку крепко, чтоб туда не поступала кровь. Через час яички омертвеют. Потом ты прибьешь мошонку гвоздями к доске и ровно отрежешь скальпелем.
Сглатываю слюну. Не могу понять: мужчина адекватен или нет? Надеюсь, он просто шутит. Что ему ответить? Если я откажусь?
– Если я откажусь?
– Нет. Ты сама жаждешь этого, тебе понравится. Я тебя хорошо знаю. Ты жестокая.
– Мне не доставит удовольствие кастрировать мужчину. – говорю тихо и медленно.
– Ты лжешь, – он кидает мне ключи от наручников.
Отстегиваю руку и остаюсь сидеть на стуле. Уже не паникую. Но предчувствую долгий тяжелый разговор.
– Как тебя зовут?
– Раб. Неважно.
– Мне важно. Как тебя зовут?
– Я сказал, неважно!
– Не ори на Госпожу! – вырывается случайно, по инерции. Но его реакция меня успокаивает.
– Извините. Семен.
Он перешел на вы? Чувствую облегчение. Маленький шажок в спасительное русло.
– Сема, если бы я жаждала исполнить данную процедуру, то ответила бы тебе на письмо? Да?
Молчит.
– Логично?
– Вы не были уверены в моей реальности. Но вот я здесь у ваших ног. В здравом уме. Уйду отсюда, только оставив здесь ненужный хлам, – с силой ударяет себя по промежности. – Нате!
– Не нужна мне твоя веревка! Я не буду ничего делать.
– Обвяжите мне мошонку.
– Нет.
– Давайте же, смелее.
– Нет.
– Обвяжите мне мошонку!
Начинаю волноваться. Парень не в своем уме. Что ж такое…
– Прикажите мне, я сам тогда все сделаю.
– Можешь делать все, что угодно, но только не у меня дома.
Берет в руки свое хозяйство и туго обматывает его веревкой. Слой за слоем. Не могу отвести взгляд. Внезапно осознаю: он на самом деле собирается осуществить свою затею прямо здесь на моей кухне.
– Не желаю это видеть! Мужчина меня не слышит.
– Раб, повторяю: я не желаю это видеть!
– Не разочаровывайте меня! – он стоит передо мной полуголый. С перетянутой синей мошонкой и эрегированным пенисом. Мне становится дурно. Срочно соображаю, как разруливать ситуацию.
– Надо как-то время скоротать, пока некроз не начнется. Попьем еще чай?
Лихорадочно ищу способы прекратить происходящее безумие. Семен наливает себе кипятка. Прихлебывает из чашки. Достаю из холодильника гранатовый сок. Пью из пакета.
– Скажи, почему у тебя такое желание?
Темные зрачки внимательно смотрят на меня из-за чашки.
– Большинство мужчин предпочтут умереть, чем стать скопцом, – продолжаю монолог. Наверно, я не то сказала. Только подчеркнула его уникальность. Дурочка. – Неужели ты не хочешь больше никогда в жизни испытать оргазм?
– Единственное, чего я хочу, это чтобы вы меня кастрировали.
– Но…
– Нет, не будьте как все. Подумаешь – оттяпать яйца. Мужчина, кастрированный в зрелом возрасте, сохраняет половое влечение. Он способен к сношениям и переживанию оргазма, – такое впечатление, что Семен цитирует выдержку из научной статьи.
– Тогда тем более ничего не понимаю. Какой смысл? Ну если ничего не изменится?
– Какой смысл в жизни? Кругом одни рассуждения о смыслах! Надоело! – он краснеет от гнева и сжимает кулаки. – Давайте, берите молоток.
Комок подступает к горлу. Подозреваю, что у меня близится истерика. Попробовать другой подход? Какой?
Мужчина подкладывает под мошонку доску и берет гвоздь.
– Я желаю, чтоб ты долго страдал, – мои слова раздаются в абсолютной тишине. Семен поднимает на меня вопросительный взгляд.
Продолжаю:
– Сейчас ты развяжешь свое барахло. Сложишь инструменты и пойдешь домой. И больше не предпримешь попыток что-либо сделать. Пока я не позволю. Будешь постоянно мучиться от ожидания. И тем самым доставлять мне удовольствие.
Мужчина громко смеется. Закашливается. Резко вбивает гвоздь в свою плоть. Раздается вой. Откидывает молоток в сторону. Кидаюсь к нему, пытаюсь вытащить гвоздь. Поддеваю шляпку скальпелем, готово. Семен трясется. На полу кровь. По моим щекам текут слезы.
– Что же ты… Эх вы… Я-то думал… – он бормочет, пытаясь подняться.
Бегу в комнату, возвращаюсь с пластырем и бинтом. У меня трясутся руки. Перебинтовываю кое-как. Плохо вижу из-за слез. Мужчина встает на ноги.
– Ошибся… Ошибся в тебе… Обычная баба… Ты… – он не договаривает. Натягивает штаны, хватает пакет и идет в коридор.
– Анальгин?
– Спасибо, не надо. На, ключи от твоих апартаментов, будут запасные. У слесарей купил. На будущее: впредь не пользуйся услугами той фирмы. Не бойся, больше не потревожу.
– Что ты теперь будешь делать? – всхлипываю от жалости к себе и к нему.
– Не ваше дело, – хлопает дверью.
Вытираю тряпкой пол. Мою ее в раковине. Вода розовая. Почему-то трудно дышать. Открываю окно, вздрагиваю от холода.
На следующий день на всякий случай меняю все замки. Хотя я уверена: вчерашний гость больше не вернется.