Источник сказки о мертвой царевне и семи богатырях

План урока:

История написания «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях»

Описание сказочных событий. Образы царицы-мачехи и царевны

Поэтика и своеобразие языка сказки Пушкина

История написания «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях»

Фольклорные истоки сказочного сюжета. Отличие литературной сказки от народной

Одной из самых замечательных сказок А.С. Пушкина стала созданная в Болдино в ноябре 1833 г. «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях». Сказка со схожим сюжетом о заблудившейся в лесу царевне и 12 братьях была записана Пушкиным по рассказу няни Арины Родионовны Яковлевой во время ссылки в Михайловском. Сюжет пушкинской сказки также напоминает фабулу^[1] сказки «Белоснежка и семь гномов» из сборника братьев Гримм. Так источником для литературной сказки Пушкина стали русская и немецкая народные сказки.

Пушкинская сказка обрела новое звучание, она наполнена духовным смыслом, раскрывает вечную тему человеческих взаимоотношений, любви, дружбы,прославляет преданность и верность. Героями сказки стали не гномы-карлики, а воины-богатыри, что придало национальный колорит сюжету. Сказка Пушкина отличается манерой изложения, это не прозаическое, а поэтическое произведение. «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» вышла в 1834 г. в литературном журнале «Библиотека для чтения».

Пушкин с няней в Михайловском

Описание сказочных событий. Образы царицы-мачехи и царевны

Характеристики богатырей и королевича Елисея Авторское отношение к героям

В сказке, записанной братьями Гримм в 1812 г., одна сюжетная линия, завязанная вокруг главной героини Белоснежки. В «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях» многоплановый сюжет: рассказ о рождении дочери в царской семье и смерти царицы, история разговоров второй жены царя с волшебным зеркалом; судьба царевны, ее жизнь в лесу у богатырей, гибель и возрождение; скитания королевича Елисея в поисках невесты. Для Пушкина важны не только цепь событий, но и характеры героев, картины природы, детали обстановки.

Обладая чертами фольклорной сказки, «Сказка о мертвой царевне» как литературное произведение имеет авторский голос, ее герои наделены психологическими характеристиками. Пушкин создал образы-характеры, выразив собственное авторское мнение, в народных сказках хорошим и плохим персонажам оценка дана с общепринятой точки зрения.

Представления народа об идеале женщины отражены в образе царевны, которая красива не только внешне, но и духовно. Она ведет себя не как особа царского происхождения, а как трудолюбивая «хозяюшка», которая печь затопит, в тереме уберет и приготовит еду. Она «нраву кроткого», чтит христианские обряды, «засветит Богу свечку» под образами. Героиня наделена индивидуальными чертами, ее облик, речь, особенности поведения детально описаны. Она «белолица» и «черноброва», «всех милее», «всех румяней и белее». По ее речи богатыри сразу догадались, что «царевну принимали» в своем доме, а не простолюдинку. Царевна доверчива и сострадательна, о чем свидетельствует эпизод с нищенкой, с которой она поделилась хлебом. Для характеристики скромной и доброжелательной царевны часто используются слова со значением «тихо»: «тихо молвила», «тихомолком расцветая», «тихонько заперла», «тихонько улеглась», «тиха, свежа лежала» и пр.

Царевну все любят: царь «тужит» по дочери, богатыри «милую девицу полюбили», служанка Чернавка, «в душе любя», не смогла оставить ее связанной в лесу на погибель. Даже преданный пес бегает за царевной, «ласкаясь», и погибает, пытаясь спасти жизнь своей хозяйке.В образе царевны изображена не только героиня сказки, в нем художественно воплощен и женский идеал самого автора. Авторское расположение к главной героине, любовь и восхищение ее нравственным совершенством переданы в определениях: «моя душа», «милая девица», «красавица – душа» и пр.

Если добродетельные качества людей в сказке Пушкина отражены через любовь к ближнему, то человеческие пороки показаны прежде всего через любовь только к самому себе, себялюбие. Положительной оценки автора и других персонажей лишена новая царица, мачеха царевны. Она красива: «высока, стройна, бела». Но характер у нее непростой: «горда», «своенравна и ревнива» была царица. Она тщеславна, но не уверена в себе, ей постоянно нужно подтверждение, что она самая красивая на свете. Для самоутверждения она обращается к волшебному зеркальцу, которое безучастно к самолюбованию царицы, невольно правдивым ответом провоцирует гнев мачехи на падчерицу. Переполненная «черной зависти», царица в гневе велит своей служанке свести девушку в глушь леса на «съедение волкам».

Услышав, что царевна спаслась, мачеха под видом старой монахини находит ее и губит, угостив отравленным яблоком. Образ царицы невольно соотносится с наливным, румяным, красивым, но ядовитым яблочком. Пушкин показал, что внешне привлекательный человек, исполненный яда зависти и злобы, лишен красоты души. Пушкиным в образах главных героинь олицетворены понятия добра и зла, отражена основная идея народных сказок о торжестве добра над злом. Царевна вознаграждена счастьем за добродетель, любовь и преданность. Мачеха, потеряв смысл жизни, который был для нее в том, чтобы оставаться первой красавицей, губит себя собственной завистью и умирает от тоски. Она слепо верила в свою вечную молодость и красоту, забыв о подлинной душевной красоте. Сказка учит, что доброта по сути наивна и доверчива, она нуждается в защите от коварства и подлости зла, которое все же обречено, само себя уничтожает.

Множество положительных качеств отражены в образах богатырей, «семи румяных усачей». Внешность суровых богатырей, живущих отшельниками в лесу, свидетельствует о крепком здоровье и добром нраве. Богатыри промышляли охотой, охраняли свою землю от врагов. Они доброжелательны и гостеприимны, приняли в свою семью попавшую в беду девушку, дали ей приют, окружили заботой, стали для нее братьями. Благодаря богатырям царевна смогла выжить в лесу. У царевны и богатырей сложились задушевные отношения: им она «не прекословит», «не перечат ей они». Искренне полюбив девушку, они делают ей предложение стать женой одному из них. Но узнав, что у царевны есть жених, смиренно принимают свою участь.

Темой верности пронизана история королевича Елисея, который помолившись «усердно Богу», отправился в одиночку на поиски своей пропавшей суженой. Это единственный персонаж, которому автор дал имя. Самым известным человеком с именем Елисей был библейский пророк, который совершал чудеса, в том числе воскрешение человека. Это популярное на Руси имя среди христиан означало «Бог – спасение». Имя королевича подчеркивает его роль спасителя царевны.

Благородный юноша был настойчивым, не отчаивался от неудач, терпеливо продолжал свой путь, несмотря на трудности. Как в русской волшебной сказке автором использован закон троекратных повторов. Королевич трижды спрашивает силы природы о своей невесте. От ветра Елисей узнает, что его любимая мертва и лежит в хрустальном гробу в пещере. Разбив гроб, он воскрешает царевну силой своей любви.

Волшебные и житейские темы гармонично переплетены в пейзажах сказки. Королевич Елисей, подобно героям древнерусского эпоса, в поисках разгадки тайны исчезновения невесты обращается к природным стихиям: «красну солнцу», «месяцу ясному», «ветру буйному». Солнце, месяц и ветер представлены как живые существа, которые обладают человеческими качествами, владеют речью. Преклоняясь перед могуществом сил природы, королевич сначала с почтительностью восхваляет их, только потом просит о помощи.

Поэтика и своеобразие языка сказки Пушкина

Пушкин с большим интересом изучал народное творчество, пытаясь познать стремления, идеалы и интересы народа. Он обращался к народной поэтической стихии, хранившей веками нравственные устои и традиционные представления о правде, добре и справедливости, народное понимание тайн законов бытия. Сочинение сказок в народном духе в творчестве Пушкина занимало особое место. За кажущейся простотой сюжетов сказок Пушкина в них скрыт глубокий смысл. Сказка, как мир вымысла и чудес, давала простор для разговора с читателем, возможность изложить нравственный кодекс^[2], которому следовал сам поэт.

Пушкина восхищал народный язык своей напевностью и выразительностью, он стремился его сохранить, придавая ему своей литературной обработкой новые грани. Значительную роль в «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях»играет речевая организация. Автор, словно перевоплотившись в народного сказителя, повествует о событиях прошлого, прибегая иногда к описаниям внешности персонажей, деталей обстановки или рассуждениям. Литературный язык сказки близок к народному говору, включает элементы разговорного стиля и фольклорного сказа, различные архаизмы^[3] и историзмы^[4], передающие дух старинного времени: «черница^[5]», «очи», «пожаловать», «кручиниться^[6]» и пр. Использованы характерные для народных сказок речевые обороты: «царь-отец», «путь-дорога», «ждет-пождет», «мед-пиво пил» и др.

Непринужденная повествовательная манера дополняется монологами и диалогами героев. Речь персонажей отлична от привычной сказочной, она является одним из средств обрисовки характера, раскрывает внутренний мир героев, объясняет их поступки.  Например, обращаясь к зеркалу,царица его называет то «свет мой», то «мерзкое стекло». Эти обращения говорят о вздорности и нетерпимости мачехи, нежелании слышать правду.

Пушкинские сказки стали наследницами народных сказок. Поэт, сохраняя фольклорную самобытность, придал прозаическому жанру сказки стихотворную форму. Он создал новый поэтический язык, используя в литературном языке слова из народной речи. Пушкин опоэтизировал обыденные вещи, которые ранее не принято было воспевать в поэзии, далекие от дворянской сферы народную культуру и быт. «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях» стала не только шедевром искусного словесного мастерства Пушкина, она глубока и поучительна по своей сути.

Словарь

Фабула – основа сюжета, история.

Кодекс – закон, норма.

Архаизм – слово, которое вышло из употребления, в современном языке у него есть синоним (Например, «очи» — «глаза»).

Историзм – устаревшие слова, обозначающие предметы или явления прошлого, не существующие в настоящем. (Например, «черница»).

Черница – так звали в народе монашек из-за черного одеяния.

Кручиниться – печалиться, горевать

‎Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждёт-пождёт с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись глядючи
С белой зори до ночи;
Не видать милого друга!
Только видит: вьётся вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белёшенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог даёт царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.

‎Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошёл, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
«Свет мой, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее».
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.

‎Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.

‎На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
Что же зеркальце в ответ?
«Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее».
Как царица отпрыгнёт,
Да как ручку замахнёт,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
«Ах ты, мерзкое стекло!
Это врёшь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всём меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?» Зеркальце в ответ:
«А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее».
Делать нечего. Она,
Чёрной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав её, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.

‎Чёрт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась,
И до смерти испугалась,
И взмолилась: «Жизнь моя!
В чём, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя».
Та, в душе её любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, бог с тобой».
А сама пришла домой.
«Что? — сказала ей царица, —
Где красавица-девица?»
— «Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она, —
Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть».

‎И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей-душой,
За невестой молодой.

‎Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пёс, залая,
Прибежал и смолк, играя;
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пёс бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась.
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно.
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.

‎Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: «Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица».

‎И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те спознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок,
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зеленого вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила,
Да кусочек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх во светлую светлицу
И оставили одну,
Отходящую ко сну.

‎День за днём идёт, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу, не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса,
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберёт и приготовит,
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.

‎Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: «Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы рады,
Да нельзя, так бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?»

‎«Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные,—
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей».

‎Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
«Спрос не грех. Прости ты нас,
Старший молвил поклонясь, —
Коли так, не заикнуся
Уж о том». — «Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина».
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

‎Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить её,
А на зеркальце свое
Долго дулась и сердилась;
Наконец об нем хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
«Здравствуй, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты прекрасна, спору нет;
Но живёт без всякой славы,
Средь зеленыя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей».
И царица налетела
На Чернавку: «Как ты смела
Обмануть меня? и в чём!..»
Та призналася во всём:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.

‎Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пёс залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. «Постой,
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу».
Отвечает ей черница:
«Ох ты, дитятко девица!
Пёс проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне». — Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пёс ей под ноги — и лает,
И к старухе не пускает;
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. «Что за чудо?
Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит,—
На ж, лови!» — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
«Благодарствую, — сказала. —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!»
И к царевне наливное,
Молодое, золотое
Прямо яблочко летит…
Пёс как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. «Ради скуки,
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед», —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пёс бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце пёсье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою;
«Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!» — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто медом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда, не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

‎Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пёс бежит и ко двору
Путь им кажет. «Не к добру!
Братья молвили, — печали
Не минуем». Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пёс на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мертвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить её хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб её к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили,
И решёткой оградили;
И, пред мертвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: «Спи во гробе.
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному».

‎В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее».

‎За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрён;
Кто в глаза ему смеётся,
Кто скорее отвернётся;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец.
«Свет наш солнышко! ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с теплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, её в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь её да встретил
Или след её заметил».

‎Темной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
«Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаёшь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звёзды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна видно
Пробежала». — «Как обидно!» —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
«Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай».

‎Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
«Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе.
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених её». — «Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста».

‎Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошел к пустому месту
На прекрасную невесту
Посмотреть ещё хоть раз.
Вот идёт; и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг неё страна пустая;
Под горою темный вход.
Он туда скорей идёт.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И встает она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он её берет
И на свет из тьмы несёт,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!

‎Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: «Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее».
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут её тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь её похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мед, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.

1831^[2]

Сюжет «Сказки о мертвой царевне…» не оригинален. Хотя В. Пропп пишет, что «источник одной [сказки] (о мертвой царевне) остается неясным»¹, тем не менее «целый ряд ее вариантов приведен в классическом сборнике А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»». Он также отмечает, что «варианты этого сюжета есть и в других сборниках. Так, например, «Великорусские сказки в записях И. А. Худякова» содержат сказку «Падчерица» (№ 45) — вариант «Мертвой царевны». Там красавица надела рубашку и «упала мертвая». Разбойники, ее названные братья, хоронят ее в хрустальном гробу, привязанном серебряными цепями к дубу в лесу»². Кроме того, в собрании сочинений Пушкина приводится пушкинская запись русской народной сказки с немного похожим сюжетом³.

Источники предполагаемых заимствований не ограничиваются русским фольклором. Гриммовская «Белоснежка и семь гномов» стоит на первом месте, так как содержит куда больше перекличек с пушкинским текстом, о чем в свое время писали лингвисты, накликавшие на себя гнев коллег, обвинивших их в космополитизме⁴. Однако для нашего анализа важны не сходные фольклорные элементы, не проблема заимствований, а вопрос отклонения от известных парадигм. Именно различия и дают возможность проследить, куда, по какой нехоженой тропке направляет читателя Пушкин. Ведь не пересказом же существующего сюжета со случайной перетасовкой деталей занимался крупнейший поэт России!

Сказать, что Пушкин всего лишь «перекладывал народные сказки стихами»⁵, означает умалить новаторство сделанного поэтом. В. Непомнящий относил сказки Пушкина к «большому стилю» и подчеркивал, что

мир Пушкина, особенно зрелого, полон священных смыслов, это, вероятно, самый сакральный из всех созданных светской литературой художественных миров — хотя (или, скорее, в силу того, что) качество это ни у кого не реализуется столь молчаливо и в столь — почти сплошь — светском материале. Священные смыслы у Пушкина — это рисунок, не наносимый на готовую ткань, а ткущийся в процессе создания ткани; они сказываются не столько через отдельные элементы, из которых строится художественный мир и которые можно, что называется, потрогать руками, сколько через их связи и архитектонику, в которых — истинная жизнь этого мира как целостного организма⁶.

Обращение к библейской символике в «Сказке о мертвой царевне» ведет к пониманию отдельных образов в контексте целого. Поиск целого предохраняет от представления пушкинской сказки как бессистемного набора образов и символов, напоминающих то то, то се. Никто не спорит, что те или иные детали могут звучать для осведомленного лингвиста отголоском символов, «близких к зафиксированным в ведической литературе — Ригведе, Махабхарате, Брахманах»⁷. Но эти обрывочные параллели не дают целостного видения и остаются на уровне читательских ассоциаций.

Новаторство пушкинской сказки В. Непомнящий видит в интеграции фольклорного и библейского. «Народная сказка порождена языческой эпохой <…> Пушкин — человек совсем другой эпохи, человек христианской культуры <…> над миром царят воля и разум Творца <…> В пушкинских сказках произошло, таким образом, столкновение двух мировоззрений — языческого, создавшего народную сказку, и христианского — пушкинского»⁸. Выделяя христианскую этику как основополагающую в формировании взаимодействия пушкинских персонажей с миром, Непомнящий отмечает, что в «четвертой сказке королевич Елисей ищет Царевну, но никакой борьбы с врагами не ведет»⁹. Да, действительно, борьбы королевич не ведет ни до, ни после. До — поскольку никто ему на роль враждебных сил в связи с пропажей царевны не указывает. После — поскольку царевна могла и не рассказать ему о происках мачехи, как она не рассказала об этом и богатырям. В любом случае факт остается фактом — никто действительно не погибает от руки Елисея, а зло наказывает себя само, не выдержав силы добра.

Однако кроме королевича в сказке действуют еще семь богатырей, и вот о них как раз нельзя сказать, что они «никакой борьбы с врагами» не ведут. Ведут, и довольно активно:

Перед утренней зарею

Братья дружною толпою

Выезжают погулять,

Серых уток пострелять,

Руку правую потешить,

Сорочина в поле спешить,

Иль башку с широких плеч

У татарина отсечь,

Или вытравить из леса

Пятигорского черкеса.

Как же все это согласуется с христианской моделью поведения? По-видимому, непрямолинейно и опосредованно, через промежуточные звенья, ведущие не только к христианским, но и к ветхозаветным аллюзиям. Прежде всего постараемся отыскать ту библейскую парадигму, которая могла бы дать целостное представление об имплицитном пространстве сказки, а затем рассмотрим в ее контексте роль детали¹⁰. За целостный подход ратует и В. Непомнящий, настаивая на том, что пушкинист должен видеть, «как связываются у Пушкина между собой элементы и смыслы, образуя сплошное архитектурно устроенное целое, в каком порядке следуют эти элементы, смыслы и их «сцепления» (Толстой)»¹¹.

Ключом к описанию целостной парадигмы может послужить королевич Елисей, сумевший разбить хрустальный гроб и вернуть к жизни царевну. Кто он? В чем его могущество и почему оно превосходит могущество братьев? Действительно, ни «молитва святая» («И с молитвою святой / С лавки подняли») не помогла им, ни трехдневное чаяние («Ждали три дня, но она / Не восстала ото сна»), идущее не от сказочного, а от христианского сознания (воскресение Христа происходит на третий день), под знаком которого живут и действуют богатыри. Оживить царевну может только королевич Елисей.

Вспомним, что в «Белоснежке…» королевич не играет роли воскресителя: гроб разбивается оттого, что гномы роняют его на землю, когда спускаются с горы. От падения кусочек отравленного яблока выскакивает из горла Белоснежки, и благодаря этой простой физиологии она оживает. Как видим, непосредственная роль королевича в пробуждении Белоснежки сведена на нет. Его любовь способствует благоприятному стечению обстоятельств, но сам он не прилагает волевого усилия к воскрешению возлюбленной. В сказочной вселенной «Белоснежки» правит случай, как это и принято в фольклоре.

У Жуковского другая версия этой сказки. Его царевна пробуждается от поцелуя, как позже и в балете Чайковского «Спящая красавица»:

Вот, чтоб душу насладить,

Чтоб хоть мало утолить

Жадность пламенных очей,

На колени ставши, к ней

Он приблизился лицом:

Распалительным огнем

Жарко рдеющих ланит

И дыханьем уст облит,

Он души не удержал

И ее поцеловал.

Вмиг проснулася она.

В пушкинский замысел поцелуй как волшебное средство пробуждения царевны явно не входил. Требовалось какое-то более сильное, я бы даже сказала, силовое воздействие на смерть. Можно, конечно, предположить, что хрустальный гроб олицетворяет собой девственность, а разбить его означает пробудить женское начало царевны. Скорее всего, в других вариантах этой сказки образ хрустального гроба с девицей внутри содержит в себе такую символику. В контексте же пушкинской сказки девственность царевны имеет духовный смысл и равнозначна целомудрию. Разница в сюжетах Жуковского и Пушкина еще и в том, что Жуковский называет свою поэму-сказку «Спящая царевна», а Пушкин — «Мертвая…». Поэтому о пробуждении женского начала можно говорить только относительно героини Жуковского, а у Пушкина речь идет о воскрешении.

Непосредственным воскресителем царевны и становится королевич Елисей. Со свойственным ему умением прятать главное в подтекст Пушкин почти ничего не сообщает читателю о королевиче — ничего, что могло бы пролить свет на его чудодейственный дар воскрешать из мертвых. Единственное, что остается на поверхности, -это имя королевича. В Ветхом Завете, откуда Пушкин черпал сюжеты, в том числе и сюжет для своего «Пророка»¹², Елисей, чье имя в переводе означает «Бог спасает», появляется в Третьей книге Царств как помазанник пророка Илии: «И сказал ему Господь: пойди обратно своею дорогою чрез пустыню в Дамаск, и когда придешь, то помажь Азаила в царя над Сириею, а Ииуя, сына Намессиина, помажь в царя над Израилем; Елисея же, сына Сафатова, из Авел-Мехолы, помажь в пророка вместо себя; кто убежит от меча Азаилова, того умертвит Ииуй; а кто спасется от меча Ииуева, того умертвит Елисей» (3 Цар 19:15-17).

Елисей перенимает эстафету от Илии после того, как тот возносится на небо в горящей колеснице, и становится самым авторитетным библейским пророком, способным к тому же воскрешать из мертвых. Знал ли Пушкин об этом пророке? Несомненно. Во времена Пушкина основные ветхозаветные пророки были общеизвестны, а сказание о Елисее входило в число паремий, которые читались в Страстную субботу. Будучи при дворе, Пушкин обязан был посещать главнейшие богослужения, и он, несомненно, слышал в Петербурге ежегодно эту паремию Великой субботы. Конечно, параллели с «Белоснежкой» в «Сказке о мертвой царевне…» куда более очевидны, вернее, они на поверхности, но их наличие служит еще одним косвенным доказательством того, что обращение к существующим сюжетам было типично для Пушкина. Сюжет Елисея был ему интересен. Об этом свидетельствует и тот факт, что Пушкин любил и восторженно отзывался о пародийной поэме В. Майкова «Елисей, или Раздраженный Вакх» (1771), не имеющей, однако, параллелей со сказкой## В письме А.

1. Пропп В. Я. Собрание трудов. М.: Лабиринт, 2000. С. 66. [↩]
2. Назиров Р. Г. Хрустальный гроб: Фольклорно-этнографические истоки одного пушкинского мотива // Фольклор народов России. Фольклорные традиции и фольклорно-литературные связи.  Межвузовский научный сборник. Уфа: Башкирский ун-т, 1992. С. 83.[↩]
3. Пушкин А. С. Записи сказок // Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 10 тт. Т. 3. Л.: Наука, 1975. С. 413. В дальнейшем цитируется по этому изданию.[↩]
4. Об отношении «Сказки о мертвой царевне» к гриммовским сказкам писала Е. Василевская. См.: Василевская Е. К характеристике языка сказок Пушкина // Русский язык в школе. 1936. № 6. См. также: Орлов А. С. Язык русских писателей. М.; Л.: АН СССР, 1948. С. 52-54.[↩]
5. Пропп В. Я. Указ. соч. С. 92.[↩]
6. Непомнящий В. Пушкин. Избранные работы 1960-х — 1990-х гг. В 2 тт. Т. 2. М.: Жизнь и мысль, 2001. С. 422.[↩]
7. Жарникова С. В. Золотая нить. Вологда: Областной научно-методический центр культуры и повышения квалификации, 2003. С. 55.[↩]
8. Непомнящий В. С. «Несколько новых русских сказок» // Непомнящий В. С. Да ведают потомки православных. Пушкин. Россия. Мы. М.: Библиотека «Благовещение», 2009. Цит. по: http://lib. pravmir/library/readbook/434 [↩]
9. Там же. [↩]
10. О методологии холистического подхода см.: Зубарева В. Настоящее и будущее Егорушки. «Степь» в свете позиционного стиля // Вопросы литературы. 2013. № 1. [↩]
11. Непомнящий В. Удерживающий теперь. Феномен Пушкина и исторический жребий России. Предварительные итоги XX века // Новый мир. 1996. № 5.[↩]
12. В Книге пророка Исайи шестикрылый серафим посещает пророка и касается горящим углем его уст: «Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих и сказал: вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен» (Ис 6:6).[↩]

I Региональная конференция учащихся

«Шаги в науку – Байкал»

Секция: Литературоведение

Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях А.С. Пушкина – наследница сказки народной

Автор работы:

ученик 5  класса

МБОУ «Ульдургинская СОШ им. Ц. Номтоева»

Доржиев Доржи Бэлигтоевич

Тезисы: сказка как малый литературный жанр, русский фольклор в творчестве Пушкина, признаки народной сказки в сказке Пушкина

Оглавление

  Введение                                                                                         1

   Глава I.  Сказка как литературный жанр                                                2                                        

   Глава II.  Русский фольклор в творчестве А.С. Пушкина                        3

   II.1. Использование признаков народной сказки в сказке А.С. Пушкина        

   «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях»                                   4

   Заключение                                                                                5

   Список литературы                                                                        6

Введение

 Произведения А.С. Пушкина как слияние народной русской традиции и культуры европейской. Русская литература богата народными и литературными сказками. Народные сказки зародились в глубокой древности, литературные намного позже. Несмотря на разные периоды, они очень похожи во многом. Порою бывает трудно определить, а что же у них общего? Сравнение народной сказки и литературной помогла нам обнаружить глубину чувств поэта и его оценку народного мира с его мудростью, светлым отношением к жизни, идеалами верности и преданности.

 Мы не знаем с каких пор стали сказываться   сказки. Они передавались от предков вместе с обычаями и традициями. Мы считаем нашу исследовательскую работу актуальной, думаем, что учащиеся должны знать различие литературной сказки от народной.

Наиболее распространенное искусство устного слова, создаваемое народом и бытующее в широких массах- сказка. Сказка нас учит всему: а именно, благодаря сказке ребенок овладевает навыками взрослой жизни, распознает критерии добра и зла, стремится воплотить в жизнь свои мечты и желания.

Исследователями до сих пор изучается и литературная, и народная сказка. Тема мало исследована. И чтобы все это узнать, нам пришлось изучать материалы из разных источников. Мы просмотрели статьи авторов И.П. Лупановой, М. Азадовского, Т. Зуева, И. Новикова, П.В. Анненкова, В. Непомнящего.

Цель моего исследования:  выявить народные традиции, использованные А.С. Пушкиным в «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях», и установить близость их к народной сказке «Самоглядное зеркало».                                                                 

Задачи:

• познакомиться с творчеством А.С. Пушкина и изучить материал по данной теме;
• прочитать сказку А. С. Пушкина «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях» и сопоставить ее с народной сказкой «Самоглядное зеркало».
• установить использование традиционных основ народной сказки в литературном произведении;
• на основе выявленных традиционных приемов установить близость народной и пушкинской сказки.

Объектом исследования является сказка А.С. Пушкина «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях», народная сказка «Самоглядное зеркало».

Метод исследования: поиск материала по данной теме по источникам книг.

Гипотеза. Мы предполагаем, что «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях» А.С. Пушкина близка к русской народной сказке «Самоглядное зеркало».

Глава I.  Сказка как литературный жанр

 «Пушкинская сказка – прямая наследница сказки народной… Чистота, ясность, живая действительность пушкинского сказочного слова будут всегда для вас эталоном – золотой мерой поэтического совершенства»- говорил С.Я .Маршак.  Что  называется сказкой?

Сказка – произведение устного народного творчества, повествование, основанное на вымысле, занимательный рассказ о необыкновенных событиях, часто фантастических. Наиболее древние- это сказки о животных и волшебные. Гораздо позднее появились бытовые сказки, в которых осмеивались людские пороки и описывались занятные, иногда необычные жизненные ситуации. Есть народные сказки, есть и  сказки литературные, созданные писателями.

В сказках люди мечтали преодолеть реальную мощь внешних сил природы и общества, изображали воображаемую победу над ними и тем самым внушали уверенность в положительном исходе активности человека.

Вымысел сказки стал поэтической условностью – воплотил в себе мечты народа об иной, светлой жизни, в которой царит справедливость, а герои – носители положительного начала – неизменно оказываются победителями в жизненной борьбе. Сказки учили быть твердым в жизненных испытаниях, советовали не мириться со злом.

Начало собирания, публикации и научного изучения сказок начинается в ХlХ веке.

В первые десятилетия ХIХ века появились авторские сказки. Первым был А.С. Пушкин. Он подал пример наполнения сюжета народных сказок новыми идеями.

Глава II.  Русский фольклор в творчестве А.С. Пушкина

 Для литературы 19 века характерно широкое обращение к устному народному творчеству. А.С.Пушкин показал все богатство и красоту русской народной культуры. Песни, сказки, загадки, предания, пословицы, поговорки- все наследие народа включалось поэтом в произведения. О «русском раздолье» языка народной сказки с восхищением говорил Пушкин: «Сказка сказкой, а язык наш сам по себе, как в сказке». А.С Пушкин из множества сказок, рассказанных няней, сделал конспект семи сказок, среди которых «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях», «Самоглядное зеркало»

Часто включал он в свои произведения подлинные поговорки и пословицы, загадки и притчи, предания и песни. «Несмотря на французское воспитание, несмотря на то, что в кругу родных его говорилось преимущественно на французском языке, Пушкин, как известно, уже в детстве был окружен элементом народности.

«Но Пушкин знакомился с народными сказками и песнями не по одним только рассказам своей няни, — проникнувшись любовью к народности, он и сам входил в простонародные кружки, подслушивая там язык и песни. В 1825 году, проводив до Пскова своих деревенских соседей, он «время пребывания во Пскове посвятил тому, что занимало теперь преимущественно его мысли, изучению народной жизни: ходил по базарам, терся, что называется, между людьми, и весьма почтенные люди города видели его переодетым в мещанский костюм, в котором он даже раз явился в один из почетных домов Пскова. Пушкин владел значительным количеством памятников народного языка, добытых собственным трудом.

«Первый биограф и замечательный исследователь творчества Пушкина П.В. Анненков находил в его сказках особую силу их создателя и проникновение в самый дух народной поэзии: «Склад и течение речи удивительно близко подходит к обыкновенным приемам народной фантазии, и только по особенной полноте и грации подробностей видите, что тут прошла творческая рука поэта. Они кажутся деревенской песней, пропетой великим мастером».

Нянины сказки «Царь Салтан», «Мертвая царевна» Пушкин с ее слов записывал сказки, которые потом переложил в стихи. О том, как сам Пушкин в Михайловском слушал нянины сказки и как их любил, можно судить по его письму к брату Льву: «Знаешь ли мои занятия? До обеда пишу записки, после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки… что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!»

Арина Родионовна- первоклассная сказочница, старалась всячески скрасить одиночество поэта, который неоднократно повторял, что «с нею только мне не скучно». Однообразие и хандра убивали поэтическое вдохновение, зато Пушкин записывал древние северно-русские предания, послужившие в будущем началом для его поэтических сказок.

Недаром сам Пушкин называл свои сказки «народными». Его сказки «Сказка о царе Салтане», «Сказка о попе и работнике его Балде», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях», «Сказка о золотом петушке» имеют сюжетную связь с народными.

Так, «Сказка о Балде» напоминает народную сказку «Батрак Шабарш». «О рыбаке и рыбке» — «Жадную старуху», запись которой подарил поэту В. И. Даль, известный собиратель фольклора. «Сказка о Салтане» близка сказке «О чудесных детях». Пушкин видел в народном творчестве неисчерпаемые темы и сюжеты для литературы.

Таким образом, сказки поэта лучше любого определения могут ответить на вопрос о том, что такое литературная сказка. Пушкин написал свое произведение на основе народных сказок, которые собирал, находясь в ссылке в Михайловском в 1824-1826 годах. Там он записал сказку «Самоглядное зеркало», похожую по сюжету на «Сказку о мертвой царевне». Другой источник — волшебные сказки Арины Родионовны.

   II.1. Использование признаков народной сказки в сказке А.С. Пушкина        «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях»

Каждый этап истории русской литературы давал много нового в осмыслении ценностей народного творчества. А. С. Пушкин перевел прозаические сюжеты в стихи  и создал  много оригинального в этой области. «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях» напечатана в «Библиотеке для чтения» (1834г., Т.2). Окончена, согласно помете в автографе, 4 ноября 1833г. В сюжете использованы мотивы сказок, рассказанных в Михайловском Ариной Родионовной и записанных поэтом в рабочей тетради той поры, но выстроен сюжет на основе одной из   сказок братьев Гримм («Белоснежка»), только семь карликов, у которых нашла приют героиня, заменены семью богатырями.
Из другой сказки   Пушкин взял и заключительный эпизод: там молодая королевна, разыскивая мужа, превращенного в голубя, обращается к солнцу, месяцу и ветрам, и только южный ветер подсказывает ей, где найти мужа.

Со сказками братьев Гримм Пушкин познакомился, очевидно, по французскому их переводу начала 1830 гг., который сохранился в составе его библиотеки. Сопоставляя сказки, можно сказать, что сказка А.С. Пушкина «Сказка о мертвой царевне и о семи  богатырях»   имеет схожие черты с народной.

В русской народной сказке  «Самоглядное  зеркало» используется: зачин, концовка, повторы, сказочные формулы, постоянные эпитеты, чудесные предметы, число «три», «семь» «девять», положительные и отрицательные герои, победа добра над злом в финале.

В ходе исследовательской работы было установлено, что А.С. Пушкин писал «Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях» в народном духе, поэтому сходство с народной сказкой заложено было изначально. Поэт выбрал сюжет как у народной сказки: злая мачеха хочет погубит падчерицу, но наказана за свою жестокость. Главная идея лежит в фольклорном русле: противостояние добра и зла и победа добра и справедливости. Теперь рассмотрим на примере текста сказки:

1. В этой сказке нет зачина, но есть концовка:

«…Я там был, мед, пиво пил,

Да усы лишь обмочил…»

Посмотрим заключительные строки русской народной сказки «Королевич и его дядька» «… Свадьба королевича была веселая. И я там был, мед-вино пил, по усам текло, а в рот не попало» или в сказке «Три царства – медное, серебряное и золотое» заканчивается …Я там был, пиво пил; пиво – то по усу текло, да в рот не попало.
2. По ходу чтения мы выписывали слова, которые не свойственны книжной речи. Например, «инда очи разболелись глядючи», «издалеча», «не кручинься, бог с тобой», «что-де», «выдь ко мне», «аль товар не по купцам», «светлая светлица», «на полати взобралась», «как тягаться ей со мною», «дурь – то успокою», «весть царевну в глушь лесную». «свадьбу тотчас учинили».

3. В народной сказке нет имен у сказочных героев. На протяжении всей сказки мы узнаем только «и царица …», «царевна молодая», «чернавка, сенная девушка», братья, царь и одно имя – королевич Елисей.

4 Сопоставляя с другой сказкой, можно сказать, что эта сказка волшебная, так как есть: а) волшебство (зеркальце): «…Свойство зеркальце имело: говорить оно умело…»; б) Оживание царевны «…Дева вдруг ожила…»; в) олицетворения: «…Братец мой, — отвечает месяц ясный,- не видал я девы красной…»

5. Проведенное нами исследование показывает, что в русской сказке чаще всего встречаются числа 3, 9 и 7. А. С. Пушкин тоже использует числа: «…девять месяцев проходит, с поля глаз она не сводит…»; «…семь торговых городов…», «…входят семь богатырей, семь румяных усачей»; «…ждали три дня, но она…».

6. Молодая царевна имеет такие же качества как и героини в  народной  сказке : « нраву кроткого такого», красавица, мила. Она трудолюбива:

«… И   хозяюшкою   она

В   терему   меж тем одна

Приберет и приготовит,

И м она   не  прекословит… Или

…Все порядком убрала,

Засветила богу свечку,

Затопила жарко печку… Или

…Пряла, сидя под окном…»

7. Герои, преодолевая преграды, обращаются к силам природы. Королевич Елисей обращается три раза: к солнцу, к месяцу, к ветру.

Елисей просит помощи у сил природы, обращаясь к «красно солнцу», «месяцу ясному» и «ветру буйному». Королевич сначала хвалит их, проявляя уважение к силе и могуществу сил природы, а потом уже спрашивает о невесте молодой и просит о помощи:

«…Свет наш солнышко! Ты ходишь

Круглый год по небу, сводишь

Зиму с теплою весной,

Всех нас видишь под собой.

8.Как и в народной сказке мачеха хочет избавиться от падчерицы, она полна зависти.

«…Царица злая,

Ей рогаткой угрожая,

Положила иль не жить,

Иль царевну погубить…»

9. Народная сказка заканчивается благополучно. Добро побеждает, а зло наказывается.

 «…Свадьбу тотчас учинили,

, И с невестою своей

 Обвенчался Елисей…»

На основе выявленного можно сказать, что «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях» А.С. Пушкина близка к народной сказке. Пушкинская сказка выросла на основе фольклорной, унаследовала ее жанровые признаки, поэтому она является прямой наследницей сказки народной.

        

Заключение

В   работе над сказкой Пушкин пользуется материалами народной сказки, щедро привлекая все фольклорное богатство: народно-поэтические символы, эпитеты, сравнения, фольклорные клише,   Герои сказок добры, трудолюбивы, скромны, верны и преданны своей любви.

 Сказку Пушкина роднит с народной русский дух, народные образы и язык, увлекательный сюжет и   обилие народных выражений, традиционных образов. На основе изложенных материалов можно сделать вывод, что пушкинская сказка близка к народной сказке. Его сказка – прямая наследница народной сказки. Что   за  сказка , просто прелесть!

И.П. Лупанова наглядно показала, что из фольклорных источников литературной сказки главным образом преобладает народная волшебная сказка. Она также выявила, что авторскую сказку в основном характеризует «не только и не столько разработка распространенных в русском фольклоре сюжетов и мотивов, сколько стремление к овладению системой типичных для народной сказки образов, ее языком и поэтикой» [26, с. 490].

На основе изложенных материалов можно сделать вывод, что «авторская сказка жанр пограничный, она обнаруживает закономерности, свойственный и фольклору, и литературе» [27, с. 82], и «самое существенное этого жанра обусловлено тем, что литературная сказка выросла на основе фольклорной, унаследовала ее жанровые признаки, развивая и трансформируя их». [2, с. 169]

Список литературы

1. Азадовский М.К. Пушкин и фольклор// Сказки Пушкина в школе.- М.: Просвещение, 1972, с.33

2.Зуева Т.В. Сказки А.С.Пушкина: Кн. для учителя.- М.: Просвещение, 1989., с.59.

3. Н.В. Колосова. Болдинская осень. М. «Молодая гвардия», 1982г., стр.31

4. С.Я. Маршак. О сказках Пушкина, статья в учебнике с.114

5.Непомнящий В. С. Поэзия и судьба. Над страницами духовной биографии Пушкина. — М.: Сов. писатель, 1987. — 448 с.

6. Пушкин А.С. Стихи и сказки. «Детская литература», 1978, стр.7

7. Пушкин. А.С. Т.2, Библиополис, С-П.,1993, с.615

8. Чернышевский Н.Г. Литературная критика., М. «Художественная литература»,1981г., стр.133

9.Сапожков С.В. Сказки А.С. Пушкина как поэтический цикл [Текст] / С.В. Сапожков // Детская литература. — 1991. — №3. — С.124..

Сказка рассказывает о прекрасной девушке, мать которой умирает сразу после родов. Царь-отец женится на красивой, но коварной мачехе. У новой королевны есть волшебное зеркальце, которое может разговаривать. Она задает ему один и тот же вопрос: «Кто на свете всех милее?». И однажды, зеркало говорит, что молодая царевна краше всех. В ярости королевна решает отправить падчерицу в лес  на съедение волкам. Чернавка пожалела царевну и не стала привязывать ее к дереву, а просто отпустила с темном лесу. И девушка, блуждая по лесу, наткнулась на терем, в котором жили семь богатырей…

Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях читать

Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждёт-пождёт с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись, глядючи
С белой зори до ночи.
Не видать милого друга!
Только видит: вьётся вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белёшенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог даёт царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.

Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошёл, как сон пустой,
Царь женился на другой.

Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.

С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
“Свет мой, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее”.
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.

Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.

Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
Что же зеркальце в ответ?
“Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее”.
Как царица отпрыгнёт,
Да как ручку замахнёт,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
“Ах ты, мерзкое стекло!
Это врёшь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всём меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?” Зеркальце в ответ:
“А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее”.
Делать нечего. Она,
Чёрной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав её, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.

Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась
И до смерти испугалась
И взмолилась: “Жизнь моя!
В чём, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя”.
Та, в душе её любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
“Не кручинься, бог с тобой”.
А сама пришла домой.

“Что? — сказала ей царица. —
Где красавица девица?” —
“Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она.-
Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть”.

И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей душой,
За невестой молодой.

Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пёс, залая,
Прибежал и смолк, играя.
В ворота вошла она,
На подворье тишина.

Пёс бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно! —
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.

Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: “Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица”.

И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те опознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок;
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зелёного вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила
Да кусочек прикусила
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх, во светлую светлицу,
И оставили одну
Отходящую ко сну.

День за днём идёт, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу; не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарёю
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберёт и приготовит.
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.

Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: “Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так, бога ради,
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?”

“Ой, вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей”.

Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
“Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонясь. —
Коли так, не заикнуся
Уж о том”. — “Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина”.
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить её,
А на зеркальце своё
Долго дулась и сердилась:
Наконец об нём хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
“Здравствуй, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты прекрасна, спору нет;
Но живёт без всякой славы,
Средь зелёныя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей”.
И царица налетела
На Чернавку: “Как ты смела
Обмануть меня? и в чём!..”

Та призналася во всём:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.

Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.

Вдруг сердито под крыльцом
Пёс залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. “Постой.
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу”.
Отвечает ей черница:
“Ох ты, дитятко девица!
Пёс проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне”. — Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пёс ей под ноги — и лает
И к старухе не пускает;
Лишь пойдёт старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. Что за чудо?
“Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит. —
На ж, лови!” — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
“Благодарствую, — сказала, —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!”
И к царевне наливное,
Молодое, золотое,
Прямо яблочко летит…
Пёс как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. “Ради скуки
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед…” —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пёс бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце пёсье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою:
“Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!” — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто мёдом налилось!

Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда; не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пёс бежит и ко двору
Путь им кажет. “Не к добру! —
Братья молвили, — печали
Не минуем”. Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пёс на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мёртвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить её хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.

Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб её к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решёткой оградили;
И, пред мёртвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: “Спи во гробе;
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному”.

В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее”.

За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрён;
Кто в глаза ему смеётся,
Кто скорее отвернётся;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец:

“Свет наш солнышко! Ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с тёплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, её в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь её да встретил
Или след её заметил”.

Тёмной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.

Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
“Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаёшь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звёзды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна, видно,
Пробежала”. — “Как обидно!” —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
“Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай”.

Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
“Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе,
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених её”. — “Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места;
В том гробу твоя невеста”.

Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошёл к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть ещё хоть раз.
Вот идёт, и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг неё страна пустая;
Под горою тёмный вход.

Он туда скорей идёт.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумлёнными глазами;
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
“Как же долго я спала!”
И встаёт она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он её берёт
И на свет из тьмы несёт,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!

Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: “Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее”.
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут её тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь её похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мёд, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.

(Илл. В.Назарук)

Про­слу­шать сказку27:42

Царь с цари­цею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждет-пождет с утра до ночи,
Смот­рит в поле, инда очи
Раз­бо­ле­лись глядючи
С белой зори до ночи;
Не видать милого друга!
Только видит: вьется вьюга,
Снег валится на поля,
Вся беле­шенька земля.
Девять меся­цев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочель­ник в самый, в ночь
Бог дает царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Изда­леча наконец
Воро­тился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяже­ле­шенько вздохнула,
Вос­хи­ще­нья не снесла
И к обедне умерла.

Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год про­шел, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду мол­вить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Свое­нравна и ревнива.
Ей в при­да­ное дано
Было зер­кальце одно;
Свой­ство зер­кальце имело:
Гово­рить оно умело.
С ним одним она была
Доб­ро­душна, весела,
С ним при­вет­ливо шутила
И, кра­су­ясь, говорила:
«Свет мой, зер­кальце! Скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румя­ней и белее?»
И ей зер­кальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румя­ней и белее».
И царица хохотать,
И пле­чами пожимать,
И под­ми­ги­вать глазами,
И при­щел­ки­вать перстами,
И вер­теться подбочась,
Гордо в зер­кальце глядясь.

Но царевна молодая,
Тихо­мол­ком расцветая,
Между тем росла, росла,
Под­ня­лась – и расцвела,
Бело­лица, черноброва,
Нраву крот­кого такого.
И жених сыс­кался ей,
Коро­ле­вич Елисей.
Сват при­е­хал, царь дал слово,
А при­да­ное готово:
Семь тор­го­вых городов
Да сто сорок теремов.

На девич­ник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зер­каль­цем своим,
Пере­мол­ви­лася с ним:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румя­ней и белее?»
Что же зер­кальце в ответ?
«Ты пре­красна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румя­ней и белее».
Как царица отпрыгнет,
Да как ручку замахнет,
Да по зер­кальцу как хлопнет,
Каб­луч­ком-то как притопнет!..
«Ах ты, мерз­кое стекло!
Это врешь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брю­ха­тая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всем меня милей?
При­зна­вайся: всех я краше.
Обойди все цар­ство наше,
Хоть весь мир; мне ров­ной нет.
Так ли?» Зер­кальце в ответ:
«А царевна все ж милее,
Все ж румя­ней и белее».
Делать нечего. Она,
Чер­ной зави­сти полна,
Бро­сив зер­кальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И нака­зы­вает ей,
Сен­ной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, свя­зав ее, живую
Под сос­ной оста­вить там
На съе­де­ние волкам.

Черт ли сла­дит с бабой гневной?
Спо­рить нечего. С царевной
Вот Чер­навка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась,
И до смерти испугалась,
И взмо­ли­лась: «Жизнь моя!
В чем, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожа­лую тебя».
Та, в душе ее любя,
Не убила, не связала,
Отпу­стила и сказала:
«Не кру­чинься, Бог с тобой».
А сама при­шла домой.
«Что? – ска­зала ей царица, —
Где красавица-девица?»
– «Там, в лесу, стоит одна,
Отве­чает ей она, —
Крепко свя­заны ей локти;
Попа­дется зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть».

И молва тре­зво­нить стала:
Дочка цар­ская пропала!
Тужит бед­ный царь по ней.
Коро­ле­вич Елисей,
Помо­лясь усердно Богу,
Отправ­ля­ется в дорогу
За красавицей-душой,
За неве­стой молодой.

Но неве­ста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем все шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пес, залая,
При­бе­жал и смолк, играя;
В ворота вошла она,
На подво­рье тишина.
Пес бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Под­ня­лася на крыльцо
И взя­лася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась.
И царевна очутилась
В свет­лой гор­нице; кругом
Лавки, кры­тые ковром,
Под свя­тыми стол дубовый,
Печь с лежан­кой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди доб­рые живут;
Знать, не будет ей обидно.
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Все поряд­ком убрала,
Засве­тила Богу свечку,
Зато­пила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.

Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Вхо­дят семь богатырей,
Семь румя­ных усачей.
Стар­ший молвил:
«Что за диво!
Все так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты ста­рый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Бра­тец будешь нам названый.
Коль ста­рушка, будь нам мать,
Так и ста­нем величать.
Коли крас­ная девица,
Будь нам милая сестрица».

И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрас­нев­шись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те спознали,
Что царевну принимали;
Уса­дили в уголок,
Под­но­сили пирожок,
Рюмку полну наливали,
На под­носе подавали.
От зеле­ного вина
Отре­ка­лася она;
Пиро­жок лишь разломила,
Да кусо­чек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпро­си­лась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх во свет­лую светлицу
И оста­вили одну,
Отхо­дя­щую ко сну.

День за днем идет, мелькая,
А царевна молодая
Все в лесу, не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утрен­ней зарею
Бра­тья друж­ною толпою
Выез­жают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку пра­вую потешить,
Соро­чина в поле спешить,
Иль башку с широ­ких плеч
У тата­рина отсечь,
Или вытра­вить из леса
Пяти­гор­ского черкеса,
А хозя­юш­кой она
В терему меж тем одна
При­бе­рет и приготовит,
Им она не прекословит,
Не пере­чат ей они.
Так идут за днями дни.

Бра­тья милую девицу
Полю­били. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Стар­ший мол­вил ей: «Девица,
Зна­ешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы рады,
Да нельзя, так Бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Про­чим лас­ко­вой сестрою.
Что ж кача­ешь головою?
Аль отка­зы­ва­ешь нам?
Аль товар не по купцам?»

«Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть Бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но дру­гому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Коро­ле­вич Елисей».

Бра­тья молча постояли
Да в затылке почесали.
«Спрос не грех. Про­сти ты нас, —
Стар­ший мол­вил поклонясь, —
Коли так, не заикнуся
Уж о том». – «Я не сержуся, —
Тихо мол­вила она, —
И отказ мой не вина».
Женихи ей поклонились,
Поти­хоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла про­стить ее,
А на зер­кальце свое
Долго дулась и сердилась;
Нако­нец об нем хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Кра­со­ваться снова стала
И с улыб­кою сказала:
«Здрав­ствуй, зер­кальце! Скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румя­ней и белее?»
И ей зер­кальце в ответ:
«Ты пре­красна, спору нет;
Но живет без вся­кой славы,
Средь зеле­ныя дубравы,
У семи богатырей
Та, что все ж тебя милей».
И царица налетела
На Чер­навку: «Как ты смела
Обма­нуть меня? и в чем!..»
Та при­зна­лася во всем:
Так и так. Царица злая,
Ей рогат­кой угрожая,
Поло­жила иль не жить,
Иль царевну погубить.

Раз царевна молодая,
Милых бра­тьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сер­дито под крыльцом
Пес залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отго­няя пса. «Постой,
Бабушка, постой немножко, —
Ей кри­чит она в окошко, —
При­грожу сама я псу
И кой-что тебе снесу».
Отве­чает ей черница:
«Ох ты, дитятко девица!
Пес про­кля­тый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне». – Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с кры­лечка лишь сошла,
Пес ей под ноги – и лает,
И к ста­рухе не пускает;
Лишь пой­дет ста­руха к ней,
Он, лес­ного зверя злей,
На ста­руху. «Что за чудо?
Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит, —
На ж, лови!» – и хлеб летит.
Ста­ру­шонка хлеб поймала;
«Бла­го­дар­ствую, – сказала. —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!»
И к царевне наливное,
Моло­дое, золотое
Прямо яблочко летит…
Пес как прыг­нет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать – поймала.
«Ради скуки,
Кушай яблочко, мой свет.
Бла­го­дар­ствуй за обед», —
Ста­ру­шо­ночка сказала,
Покло­ни­лась и пропала…
И с царев­ной на крыльцо
Пес бежит и ей в лицо
Жалко смот­рит, грозно воет,
Словно сердце песье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! – Она его ласкать,
Треп­лет неж­ною рукою;
«Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!» – и в ком­нату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Все на яблоко. Оно
Соку спе­лого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто медом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подо­ждать она хотела
До обеда, не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губ­кам поднесла,
Поти­хоньку прокусила
И кусо­чек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошат­ну­лась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румя­ный уронила,
Зака­ти­лися глаза,
И она под образа
Голо­вой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Бра­тья в ту пору домой
Воз­вра­ща­лися толпой
С моло­дец­кого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пес бежит и ко двору
Путь им кажет. «Не к добру! —
Бра­тья мол­вили, – печали
Не минуем». Прискакали,
Вхо­дят, ахнули. Вбежав,
Пес на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Про­гло­тил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мерт­вою царевной
Бра­тья в горе­сти душевной
Все поникли головой
И с молит­вою святой
С лавки под­няли, одели,
Хоро­нить ее хотели
И раз­ду­мали. Она,
Как под кры­лыш­ком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не вос­стала ото сна.
Сотво­рив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Поло­жили – и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полу­ноч­ную пору
Гроб ее к шести столбам
На цепях чугун­ных там
Осто­рожно привинтили,
И решет­кой оградили;
И, пред мерт­вою сестрой
Сотво­рив поклон земной,
Стар­ший мол­вил: «Спи
во гробе.
Вдруг погасла, жерт­вой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой при­мут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не доста­лась никому,
Только гробу одному».

Тема
«Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях» —           православная сказка.

    
Научно – исследовательская работа по русской литературе

Введение

Александр
Сергеевич Пушкин! Трудно вспомнить, когда впервые каждый из нас услышал это
имя?

Кудрявая
голова и восторженный пытливый взгляд. Волшебный бег гусиного пера и пылкая,
пытливая душа поэта. Пушкина я люблю  с детства.

Сказки
Пушкина можно читать и слушать много раз, они привлекают меня необычными
событиями полными чудес  и превращений. Порой так хочется окунуться в тот
удивительный мир, мир сказок, который создан не компьютером, а солнечным гением
Пушкиным. Действительно кто  из нас не знает…

 У
лукоморья дуб зелёный,

Златая
цепь на дубе том.

И
днём, и ночью кот учёный

Всё
ходит по цепи кругом.

Подруга
дней моих суровых,

Голубка
дряхлая моя!

Одна
в глуши лесов сосновых

Давно,
давно ты ждёшь меня.

Последнее
четверостишие поэт посвятил своей няне. Талантливая сказительница Арина
Родионовна Матвеева первая познакомила Пушкина с русской народной поэзией. Её
песни и сказки запомнились  ему на всю жизнь.

М.
Цветаева сказала: « Что знаешь в детстве, знаешь на всю жизнь…». Сказки А. С.
Пушкина – то, что я знаю с детства и каждый раз, читая новые сказки, они мне
становятся ещё ближе и загадочнее (2. с. 46).

Трудно
найти в нашей стране человека, который бы не знал и не любил замечательных
произведений великого русского поэта, которого ещё при жизни называли «солнцем
русской поэзии».

На
уроках литературы, анализируя произведения великого поэта А. С. Пушкина, нам
захотелось ответить на вопросы: что означают выражения «бог с тобой»,
«черница», Чернавка? Почему именно от яблока умерла царевна? 

Что
символизируют имена главных сказок: царь Гвидон, королевич Елисей? Из каких
источников черпал информацию автор?

Актуальность
данного исследования определяется интересом к творчеству великого  русского
поэта А. С. Пушкина.

Объект
исследования: сказки А. С. Пушкина

Предмет
исследования: русская и православная символика в сказках Пушкина

Цель:
выявить, насколько  чётко прослеживались связи  с русской православной
символикой в пушкинских сказках.

Из цели вытекают
задачи:

1) собрать,
проанализировать и обобщить информацию из различных источников;

 2) выяснить, какие православные символы были
использованы в сказках и как они раскрывают характер  главных героев?

     
3) раскрыть значение русских православных символов в «Сказке о мёртвой царевне 
и семи богатырях».

Гипотеза: если в
сказках использованы выражения  и факты из Библии (Священного писания), то
такие сказки можно считать православными.

Методы 
исследования: метод  сплошной выборки; сопоставительный метод; метод
«развёртывания» информации;  систематизация полученных данных; обобщение
материала.

1. Что за прелесть эти сказки

1.1.История становления пушкинских сказок

В какое время были написаны сказки  А. С.
Пушкина? Какие источники  послужили основой для их создания?

Изучив достаточное количество научной
литературы, мы установили следующие факты:

1.Сказки Пушкина появились в период
наивысщего расцвета его творчества. Они не предназначались для детей, но сразу
вошли в детское чтение. Пушкинская сказка «летит через леса, через моря», перед
читателями открывается синее море,  возле которого сидит старик. Каждое слово
поэта навсегда остаётся в памяти и  каждый раз мы, перечитывая сказку, понимаем
её по – новому.

 2.Из биографии автора известно, что
сказки поэт писал, находясь в ссылке в селе Михайловском. Он приглашал к себе
людей, знающих много песен и сказок и записывал то, что слышал от них, а во время
праздников ходил в Святогорский монастырь слушать  пение слепых и нищих. 
Сохранилось его письмо к брату Льву, где он пишет: « Знаешь ли ты мои занятия?
До обеда пишу записки, обедаю поздно; после обеда езжу верхом, вечером слушаю
сказки  Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!».(1, 15).

3. Первая из завершённых пушкинских сказок
« Сказка о попе и о работнике Балде» (т.1 с, 329) при жизни Пушкина не
печаталась, написана в сентябре 1830 года в сентябре (помета на сохранившемся
автографе – 13 сентября). Главным источником послужила запись народной сказки,
сделанная им  в Михайловском со слов Арины Родионовны. (Поп поехал искать
работника…»). Впервые он прочитал эту сказку Жуковскому и Гоголю, которые дали 
высокую оценку его творчеству. Позднее Н. В. Гоголь напишет: «  Мне кажется,
что теперь воздвигается здание чисто русской поэзии, страшные граниты положены
в фундамент, и те же самые зодчие выведут и стены и  купол на славу векам».

Да, действительно, сказки Пушкина читаемы
сейчас  и будут востребованы всегда!

Проведя исследование, мы установили, что  в это время А. С.
Пушкиным  написана «Сказка о рыбаке и рыбке» и датируется 14 октября 1833 года,
напечатана в журнале «Библиотека для чтения» [ т.10,1835, май].

Как мы установили, сюжет Пушкину подарил собиратель
фольклора писатель В. И. Даль. Однако, автор использовал не только русский
фольклор, но и мотивы зарубежного фольклора. Например, в сборнике братьев Гримм
есть похожая сказка, в которой Пушкин заменил образ рыбы – камбалы образом
«золотой рыбки», что символизирует богатство, обилие, удачу. Вместо нового “дома” он ввёл новое” корыто”, а
также изъял из окончательного текста эпизод о желании старухи стать “римскою
папой”, а затем Богом, повелевающим небесными светилами. (5, с. 749).

Основой пушкинской «Сказки о царе Салтане» стало записанное
им народное предание, в котором упоминаются 33 богатыря. А царь Гвидон – брат
Царевны-лебедь из литературной сказки. Согласно народной версии, царь Салтан
выбирает в жёны младшую сестру потому, что она обещает «…что с первого года
родит 33 сына». Обещание молодая супруга сдерживает: «После девяти месяцев
царица благополучно разрешилась 33 мальчиками, а 34-й (это и был Гвидон)
уродился чудом – ножки по колено серебряные, ручки по локоть золотые, во лбу
звезда, в заволоке месяц».(3, с. 23).

«Сказка о мёртвой царевне…» датируется 4 ноября 1833 года,
впервые напечатана в «Библиотеке для чтения» (т.1,1834). В основе лежит запись
народной сказки (1824) со слов Арины Родионовны «Царевна заблудилась в лесу»,
дополненная по сказке «Белоснежка « из сборника братьев Гримм».

Опираясь на известные ему фольклорные  источники: лубочные
книжки, сборники старинных русских сказок (оттуда взято имя Чернавка), Пушкин
видоизменил сюжет. Вместо «семи гномов» в сказке братьев Гримм  — «семь
богатырей», «замок» заменён русским «теремом» (5,с.747).

Итак,
как мы выяснили,  сочиняя  сказки, автор использовал русский народный фольклор,
православную символику, а также эпизоды из зарубежных сказок.

2.
А. С. Пушкин – «солнце русской поэзии».

 2.1.
Дела давно минувших дней…

В
нашем веке люди часто обращаются к прошлому своего народа, его культуре,
мировоззрению. Хочется найти в прошлых веках ответы на неясные чувства, смутные
сомнения, вечные вопросы. Хочется лучше понять себя. В каждом из нас живёт 
историческая память нашего народа. Она способна помочь в трудных жизненных
ситуациях. Но мы не всегда можем понять её тайные знаки. Прошлое глядит на нас
из народных верований, песен, преданий, сказок, из авторских произведений. Мы
считаем, что подробное рассмотрение православных символов в «Сказке о мёртвой царевне…» А. С. Пушкина позволит понять
мировосприятие наших предков и приблизит к пониманию собственной души.

2.1. 
Анализ «Сказки о мёртвой царевне и о семи богатырях»

Царь
с царицею простился,

В
путь-дорогу снарядился,

И
царица у окна

Села
ждать его одна.

Ждет
пождет с утра до ночи,

Смотрит
в поле, инда очи

Разболелись
глядючи

С
белой зори до ночи;

Не
видать милого друга!

Только
видит: вьется вьюга,

Снег
валится на поля,

Вся
белешенька земля
(3,с.262).

Читая
эти строки, мы представляем сцену прощания царицы  с царём, который покидает её
на долгие годы. Бедная царица остается одна, ей тяжело и очень одиноко. Она
ждёт ребёнка.

 Девять 
месяцев  — это три времени года — весна, лето, зима, но для царицы в отсутствии
любимого время остановилось, в её душе — зима, вьюга, холод. Образ вьюги 
символизирует душевный  холод и постепенного духовного умирания человека.

Анализируя
содержание сказки, мы видим, что расставание приводит не к радостной встрече, а
к смерти царицы. Эта трагедия случилась в царской семье (мир на грани
катастрофы). И вот тут-то в последние дни жизни царицы Бог посылает миру
крохотный лучик надежды – рождение дочери. 

Вот
в сочельник  в самый, в ночь

Бог
даёт царице дочь.

Мы
видим, как  автор упоминает о православном празднике – Сочельнике, который
русские люди отмечают зимой, накануне Рождества.

Его название происходит от слова «сочиво»
(первоначально — пшеничные зёрна, размоченные соком) (2. с. 143).

Оказывается, царевна родилась в то
же время, что сам Христос!. Это
символизирует надежду на спасение мира, также, как и Иисус Христос пришёл на
свет, чтобы спасти мир.

Продолжая далее работу над анализом сказки, мы
установили следующий факт: слово «Бог» и другие православные выражения  употребляются
в сказке несколько раз. Означает ли  такое повторение, что «Сказка о мертвой
царевне и семи богатырях» — православная сказка?

Попробуем доказать это на конкретных примерах
из сказки.

Во
– первых,  как мы уже знаем, царица родила в Сочельник дочь (а не в будний
день). Сочельник – это религиозный праздник.

Во
– вторых,  слово «Бог» упоминается и в других эизодах:

а) 
злая царица приказала сенной девушке Чернавке свести царевну в лес и «связав
ее, живую под сосной оставить там на съедение волкам».(5. с. 15)

б)
Чернавка  не выполнила приказа злой мачехи, она  пожалела девушку и, со словами
«Не кручинься, Бог с тобой», отпустила её.

Странное
имя у девушки – служанки – Чернавка? Оказывается, это имя взято из лубочной
сказки о Бове – королевиче, где мать Бовы посылает сыну отравленные хлебы с
«девкою – Чернавкою». (5. с. 246)..

в) 
королевич
Елисей, отправляясь  искать свою невесту, просит помощи у Бога.(3, с.16)

Королевич
Елисей,

Помолясь
усердно Богу,

Отправляется
в дорогу

За
красавицей-душой,

За
невестой молодой.

Хочется
заметить, как и все православные люди, он в  трудной жизненной ситуации
вспоминает  Бога и начинает усердно молиться, прося о помощи.

В  
третьих, отпущенная Чернавкой царица набредает на терем семи богатырей, и,
увидев иконы на столе, она успокаивается, чувствует, что опасность ей не
грозит.

 И
царевна очутилась

В
светлой горнице; кругом

Лавки,
крытые ковром,

Под
святыми
стол дубовый,

Печь
с лежанкой изразцовой.

Видит
девица, что тут

Люди
добрые живут.

Царевна
остаётся в тереме, ставит свечку и наводит порядок. 

Дом
царевна обошла,

Все
порядком
убрала,

Засветила
Богу свечку,

Затопила
жарко печку,

На
полати взобралась

И
тихонько улеглась (3,с. 15).

«Засветила
Богу свечку» — эти строчки символизируют благодарность Богу за то, что она оказалась
у добрых людей и больше её никто не обидит.

 В     
четвёртых, Бога Пушкин упомянет  во время сватовства богатырей к царевне. 

Старший
молвил ей: «Девица,

Знаешь:
всем ты нам сестрица,

Всех
нас семеро, тебя

Все
мы любим, за себя

Взять
тебя мы все бы рады,

Да
нельзя, так Бога ради

Помири
нас как-нибудь…(3,с. 16).

За
доброту, за  ласку, за заботу все семеро богатырей полюбили царевну и
предложили ей выбрать одного, выйти за него замуж. Нелегко сделать правильный
выбор, «грех  брать на душу», то есть «обманывать» царица не хочет.

Всех
я вас люблю сердечно;

Но
другому я навечно

Отдана.
Мне всех милей

Королевич
Елисей».

И 
наконец,   даже злодейка в чёрном (черница), бросая царевне отравленное яблоко,
говорит при этом:

Бог
тебя благословит,

Вот
за то тебе, лови!

Как
мы уже выяснили, сама царевна тоже набожная девушка, и поэтому она не
испугалась, увидев у порога убийцу, переодетую в монахиню (ведь монахиня не
может принести зла). Черница, подавая отравленное яблоко и произнося при этом
«Бог тебя благословит», дает одновременно и противоядие, наверное, поэтому
царевна впадает в зачарованный сон, а не умирает.

Но почему именно
яблоко  стало причиной смерти царевны? Ответ на этот вопрос мы нашли в Библии.

 Исследовав
легенду «Адам и Ева  в раю», мы поняли, что в Библии яблоко становится символом
грехопадения человека.

 « Бог разрешил
Адаму вкушать плода со всех деревьев, за исключение дерева познания добра и
зла…»

Прекрасно было
яблоко, что с древа

Адаму на беду
сорвала Ева (4, с. 276).

Заметим:
в сказке нам встретились и языческие герои: солнце, ветер, месяц. Даже они
подчиняются Богу! 

«Ветер,
ветер! Ты могуч,

Ты
гоняешь стаи туч,

Ты
волнуешь сине море,

Всюду
веешь на просторе.

Не
боишься никого,

Кроме
Бога одного».

И
не случайно, именно этот языческий герой помогает королевичу.

Таким
образом, в результате исследования нами сделаны следующие выводы:

 а)
в «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях»  встретились православные
символы:  Сочельник, выражения «Бог с тобой», «Бог», «с Богом», «образа»,
«яблоко»;

б)
Эти символы помогают раскрыть характерные особенности героев сказки и доказать,
что «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» — православная сказка:

в)
Пушкинсую сказку можно считать православной ещё и потому, что все события в
ней  происходят по воле Божьей.

Итак,
выдвинутая нами гипотеза подтвердилась.

Заключение:

1.
Со второй половины 18 века начались переработки народной сказки в
литературную,  но только А. С. Пушкину удалось перевести сказку в главную,
первостепенную. В ноябре 1824 года  из Михайловского поэт написал брату: « Что
за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!».

2.
Огромное влияние на будущего поэта оказала его няня, Арина Родионовна, которую
поэт вспоминал всю свою жизнь и посвятил немало литературных произведений. Она
была добрым гением великого поэта.

3.
Анализируя сказки А. С. Пушкина, нам удалось выявить мировосприятие древних
славян. Наши предки верили в существование Бога, который постоянно влиял на их
жизнь: помогал или вредил им.

4.
Пушкин живёт среди нас. Это действительно так. И оттого, что эти слова тысячу
раз повторены, они не перестают оставаться верными.

5.Трудно
найти в нашей стране человека, который бы не знал и не любил замечательных
произведений великого русского поэта, которого ещё при жизни называли «солнцем
русской поэзии».

6. Каждый из нас заново для себя открывает
Пушкина. Сама я чувствую, что поэт жив и я живу рядом с ним. Гений его
настолько всеобъемлющ и многосторонен, что эти открытия будут продолжаться
бесконечно.

Список использованной литературы:

1. Азадовский И.К. Источники сказок
Пушкина.[Электронный ресурс]/ — Режим доступа: 
http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/vr1/vr12134-.htm

2 .Грейвс Р. Мифы Древней Греции. – М.;
2014.

3.Зуева Т. Сказки А. С.Пушкина. – М.,2013.

4. Кун Н.А. Легенды и мифы Древней Греции. — Южно-уральское книжное
издательство, Челябинск; 2010.

5. Пушкин А. С. Полное собрание
сочинений  и писем в двух томах. – М., 2015.