Из сочинения историка с ф платонова таким образом на руси вместе с новым вероучением появились

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

С.Ф. Платонов

Полный курс лекций по русской истории

Лекции по русской истории

Киевская Русь

Образование Киевского княжества

Вопрос об образовании одного на Руси великого княжения (Киевского) приводит
нас к вопросу о варягах-руси, которым приписывается водворение на Руси
политического единства и порядка.

Кто же были эти варяги-русь, покорившие сперва Новгород, а затем и Киев?
Вопрос этот возник в русской историографии уже давно, но исследования за
150 лет настолько осложнили его, что и теперь разрешать его нужно очень
осторожно.

Остановимся прежде всего на двух местах летописи, местах важных, которые,
в сущности, и породили варяжский вопрос: 1) летописец, перечисляя племена,
жившие по берегам Балтийского моря, говорит: «По сему же морю Варяжскому
(т. е. Балтийскому) седят Варязи»… «и то Варязи: Свей, Урмане (норвежцы),
Готе, Русь, Англяне». Все это северогерманские племена, и варяги поставлены
среди них, как их родовое имя среди видовых названий. 2) Далее в рассказе
летописца о призвании князей читаем: «Идоша за море к варягам-руси, сице
бо ся зваху тьи Варязи Русь, яко се друзи зовутся Свеи, друзии же Англяне,
Урмяне, друзии Готе тако и си». Таким образом, по словам летописи, из варягов
одни назывались русью, другие англянами, урманами и т. д.; летописец, очевидно,
думает, что русь есть одно из многих варяжских племен. На основании этих
и других показаний летописей ученые стали искать более точных сведений
и увидели, что варягов знал не только наш летописец, но и греки. Слово
«варяг» писалось с юсом и, стало быть, произносилось как «варенг». Такое
слово встречается и у греческих писателей и служит совершенно определенным
понятием — у греков под именем Bapayjoi (варанги) разумелись наемные
дружины северных людей, норманнов, служивших в Византии. С тем же значением
северных дружин встречается слово Waeringer (варанги) и в скандинавских
сагах; арабские писатели также знают варангов как норманнов. Следовательно
«варанги» представляют собою нечто вполне определенное в смысле этнографическом
— дружину норманского происхождения. В последнее время удалось, как кажется,
определить точно и родину варягов, т. е. страну Варангию, благодаря одному
известию, найденному и напечатанному профессором Васильевским в его статье
«Советы и ответы Византийского боярина XI века». Этот византийский боярин,
пересказывая известную скандинавскую сагу о Гаральде, прямо называет Гаральда
сыном короля Варангии, а известно, что Гаральд был из Норвегии. Так отождествляются
Норвегия и Варангия, норвежцы и варяги. Этот вывод очень важен в том отношении,
что раньше была тенденция толковать слово варанги, как техническое название
бродячего наемного войска (варяг — враг — хищник — бродячий); на основании
такого понимания Соловьев нашел возможным утверждать, что варяги не представляли
отдельного племени, а только сбродную дружину, и не могли иметь племенного
влияния на славян.

Итак варяги — норманны. Но этот вывод еще не решает так называемого
«варяго-русского» вопроса, потому что не говорит нам, кто назывался именем
русь. Летописец отождествил варягов и русь; теперь же ученые их
различают и для этого имеют свои основания. У иностранных писателей русь
не смешивается с варягами и делается известной раньше варягов. Древние
арабские писатели не раз говорят о народе русь и жилища его помещают
у Черного моря, на побережье которого указывают и город Русию. В
соседстве с печенегами помещают русь в Черноморье и некоторые греческие
писатели (Константин Багрянородный и Зонара). Два греческих жития (Стефана
Сурожского и Георгия Амастридского), разработанные В. Г. Васильевским,
удостоверяют присутствие народа русь на Черном море в начале IX
в., стало быть, ранее призвания варягов в Новгород. Ряд других известий
также свидетельствует о том, что варяги и русь действуют отдельно друг
от друга, что они не тождественны. Естественно было бы заключить отсюда,
что имя руси принадлежало не варягам, а славянам и всегда обозначало то
же, что оно значило в XII в., т. е. Киевскую область с ее населением.
Так и склонен решать дело Д. И. Иловайский. Есть, однако, известия, по
которым считать русь славянским племенным названием нельзя.

Первые из этих известий — Бертинские летописи, составлявшиеся в монархии
Карла Великого. В них говорится, что в 829 г. цареградский император Феофил
отправил послов к Людовику Благочестивому, а с ними людей: «Rhos vocari
dicebant» — т. е. людей, назвавших себя россами и посланных в Византию
их царем, называемым Хаканом («rex illorum Chacanus vocabulo»). Людовик
спросил у них о цели их прихода; они отвечали, что желают вернуться к себе
на родину через его, Людовика, землю. Людовик заподозрил их в шпионстве
и стал разузнавать, кто они и откуда. Оказалось, что они принадлежат к
шведскому племени (eos gentis esse Sueonum). Таким образом в 839 г. русь
относят к шведскому племени, чему в то же время как будто противоречит
имя их царя — «Chacanus» — Хакан, вызвавшее много различных толкований.
Под этим именем одни разумеют германское, скандинавское имя «Гакон», другие
же прямо переводят это «Chacanus» словом «каган», разумея здесь хазарского
хана, который назывался титулом «казан». Во всяком случае известие Бертинских
летописей сбивает до сих пор все теории. Не лучше и следующее известие:
писатель Х в. Лиутпранд Кремонский говорит, что «греки зовут Russos
тот народ, который мы зовем Nordmannos — по месту жительства (а position
loci)», и тут же перечисляет народы «печенеги, хазары, руссы, которых мы
зовем норманнами». Очевидно, автор запутался: вначале он говорит, что русь
— это норманны потому, что они живут на севере, а вслед за тем помещает
их с печенегами и хазарами на юге России.

Таким образом, определяя варягов как скандинавов, мы не можем определить
руси. По одним известиям, русь — те же скандинавы, по другим — русь живет
у Черного, а не у Балтийского моря, в соседстве с хазарами и печенегами.
Самый надежный материал для определения национальности руси — остатки
ее языка — очень скуден. Но на нем-то главным образом и держится так называемая
норманнская школа. Она указывает, что собственные имена князей руси — норманнские,
— Рюрик (Hrurikr), Аскольд (Осколд, Hoskuldr), Трувор (Трувар, Торвард),
Игорь (Ингвар), Олег, Ольга (Helgi, Helga; у Константина Багрянородного
наша Ольга называется Elya), Рогволод (Рагнвальд); все эти слова звучат
по-германски. Название Днепровских порогов у Константина Багрянородного
(в сочинении «Об управлении империей») приведено по-русски и по-славянски,
имена русские звучат не по-славянски и объясняются из германских
корней (Юссупи, Ульворси, Генадри, Ейфар, Варуфорос, Леанти, Струвун);
напротив, те имена, которые Константин Багрянородный называет славянскими,
действительно славянские (Островунипрах, Неясит, Вулнипрах, Веруци, Напрези).
В последнее время некоторые представители норманнской школы, настаивая
на различии руси и славян, ищут Руси не на скандинавском севере, а в остатках
тех германских племен, которые жили в первые века нашей эры у Черного моря;
так, профессор Будилович находит возможность настаивать на готском происхождении
Руси, а самое слово Русь или Рос производит от названия готского племени
(произносится «рос»). Ценные исследования Васильевского давно шли в том
же направлении и от их продолжателей можно ждать больших результатов.

К норманнской школе примыкает и оригинальное мнение А. А. Шахматова:
«Русь — это те же норманны, те же скандинавы; русь — это древнейший слой
варягов, первые выходцы из Скандинавии, осевшие на юге России раньше, чем
потомки их стали оседать на менее привлекательном лесистом и болотистом
славянском севере». И в самом деле, кажется, всего правильнее будет представлять
дело так, что русью звали в древности не отдельное варяжское племя, ибо
такого не было, а варяжские дружины вообще. Как славянское название сумь
означало тех финнов, которые сами себя звали suomi, так у славян название
русь означало прежде всего тех заморских варягов — скандинавов, которых
финны звали ruotsi. Это название русь ходило среди славян одинаково с названием
варяг, чем и объясняется их соединение и смешение у летописца. Имя
русь переходило и на славянские дружины, действовавшие вместе с
варяжской русью, и мало-помалу закрепилось за славянским Поднепровьем.

В таком состоянии находится ныне варяго-русский вопрос (доступнейшее
его изложение в труде датского ученого Вильгельма Томсена, русский
перевод которого «Начало русского государства» издан отдельной книгой и
в «Чтениях Московского Общества Истории и Древностей» за 1891 г., книга
1). Наиболее авторитетные силы нашей научной среды все держатся воззрений
той норманнской школы, которая основана еще в XVIII в. Байером и совершенствовалась
в трудах позднейших ученых (Шлецера, Погодина, Круга, Куника, Васильевского).
Рядом с учением, господствующим давно, существовали и другие, из которых
большую пользу для дела принесла так называемая славянская школа.
Представители ее, начиная с Ломоносова, продолжая Венелиным и Морошкиным,
далее Гедеоновым и, наконец, Иловайским, пытались доказать, что Русь всегда
была славянской. Оспаривая доводы школы норманнской, эта славянская школа
заставила не раз пересматривать вопрос и привлекать к делу новые материалы.
Книга Гедеонова «Варяги и Русь» (два тома: Пг., 1876) заставила многих
норманнистов отказаться от смешения варягов и руси и тем самым сослужила
большую службу делу. Что касается до иных точек зрения на разбираемый вопрос,
то о существовании их можно упомянуть лишь для полноты обзора (Костомаров
одно время настаивал на литовском происхождении руси, Щеглов — на
происхождении финском).

Знать положение варяго-русского вопроса для нас важно в одном отношении.
Даже не решая вопроса, к какому племени принадлежали первые русские князья
с их дружиною, мы должны признать, что частые известия летописи о варягах
на Руси указывают на сожительство славян с людьми чуждых, именно германских
племен. Каковы же были отношения между ними, и сильно ли было влияние варягов
на жизнь наших предков? Вопрос этот не раз поднимался, и в настоящее время
может считаться решенным в том смысле, что варяги не повлияли на основные
формы общественного быта наших предков-славян. Водворение варяжских
князей в Новгороде, затем в Киеве не принесло с собой ощутительного чуждого
влияния на жизнь славян, и сами пришельцы, князья и их дружины, подверглись
на Руси быстрой славянизации.

Итак, вопрос о начале государства на Руси, связанный с вопросом о появлении
чуждых князей, вызвал ряд изысканий, не позволяющих вполне верить той летописной
легенде, которая повествует о новгородцах, что они, наскучив внутренними
раздорами и неурядицами, послали за море к варягам-руси с знаменитым приглашением:
«Земля наша велика и обидна, а наряда (в некоторых рукописях: нарядник)
в ней нету, до поидете княжить и владеть нами»; и пришел к ним Рюрик и
два его брата «с роды своими», «пояша по себе всю русь». Эпический характер
этого рассказа ясен из сравнения с другими подобными: известно сказание
английского летописца Видукинда о таком же точно призвании бриттами англосаксов,
причем и свою землю бритты хвалили теми же словами, как новгородцы свою:
«terram latam et spatiosam et omnium rerum copia refertam».

Сквозь красивый туман народного сказания историческая действительность
становится видна лишь со времени новгородского правителя или князя Олега
(879-912), который, перейдя с Ильменя (882) на Днепр, покорил Смоленск,
Любеч и, основавшись в Киеве на житье, сделал его столицею своего княжества,
говоря, что Киев будет «матерью городов русских». Олегу удалось объединить
в своих руках все главнейшие города по великому водному пути. Это была
его первая цель. Из Киева он продолжал свою объединительную деятельность:
ходил на древлян, затем на северян и покорил их, далее подчинил себе радимичей.
Под его рукою собрались, таким образом, все главнейшие племена русских
славян, кроме окраинных, и все важнейшие русские города. Киев стал средоточием
большого государства и освободил русские племена от хазарской зависимости.
Сбросив хазарское иго, Олег старался укрепить свою страну крепостями со
стороны восточных кочевников (как хазар, так и печенегов) и строил города
по границе степи.

Но объединением славян Олег не ограничился. По примеру своих киевских
предшественников Аскольда и Дира, сделавших набег на Византию, Олег задумал
поход на греков. С большим войском «на конях и на кораблях» подошел он
к Константинополю (907), опустошил его окрестности и осадил город. Греки
завели переговоры, дали Олегу «дань», т. е. откупились от разорения, и
заключили с Русью договор, вторично подтвержденный в 912 г. Удача Олега
произвела глубокое впечатление на Русь: Олега воспевали в песнях и его
подвиги изукрасили сказочными чертами. Из песен летописец занес в свою
летопись рассказ о том, как Олег поставил свои суда на колеса и по суху
на парусах «через поля» пошел к Царюграду. Из песни же, конечно, взята
в летопись подробность о том, что Олег, «показуя победу», повесил свой
щит в вратах Царяграда. Олегу дали прозвание «вещего» (мудрого, знающего
то, что другим не дано знать). Деятельность Олега в самом деле имела исключительное
значение: он создал из разобщенных городов и племен большое государство,
вывел славян из подчинения хазарам и устроил, путем договоров, правильные
торговые сношения Руси с Византией; словом, он был создателем русско-славянской
независимости и силы.

По смерти Олега вступил во власть Игорь (912-945), по-видимому,
не имевший таланта ни воина, ни правителя. Он сделал два набега в греческие
владения: на Малую Азию и на Константинополь. В первый раз он понес жестокое
поражение в морском бою, в котором греки применили особые суда с огнем
и пускали «трубами огнь на ладьи русские». Во второй раз Игорь не дошел
до Царяграда и помирился с греками на условиях, изложенных в договоре 945
г. Этот договор считается менее выгодным для Руси, чем договор Олега. В
кампании Игоря против греков принимали участие и печенеги, впервые при
Игоре напавшие на Русскую землю, а затем помирившиеся с Игорем. Игорь погиб
в стране древлян, с которых он хотел собрать двойную дань. Его смерть,
сватовство древлянского князя Мала, желавшего взять за себя вдову Игоря
Ольгу, и месть Ольги древлянам за смерть мужа составляют предмет поэтического
предания, подробно рассказанного в летописи.

Ольга (по-древнескандинавски и по-гречески Helga) осталась после
Игоря с малолетним сыном Святославом и взяла на себя правление княжеством
(945-957). По древнему славянскому обычаю вдовы пользовались гражданскою
самостоятельностью и полноправием и вообще положение женщины у славян было
лучше, чем у других европейских народов. Поэтому не было ничего удивительного
в том, что княгиня Ольга стала правительницей. Отношение к ней летописца
— самое сочувственное: он считает ее «мудрейши всех человек» и приписывает
ей большие заботы об устроении земли. Объезжая свои владения, она везде
устанавливала порядок и везде оставляла по себе добрую память. Главным
же ее делом было принятие христианской веры и благочестивое путешествие
в Царьград (957). По рассказу летописи Ольгу крестили «царь с патриархом»
в Царьграде, хотя вероятнее, что она крестилась дома на Руси, ранее своей
поездки в Грецию. Император Константин Багрянородный, с честью принявший
Ольгу в своем дворце и описавший ее прием в сочинении «Об обрядах Византийского
двора», повествует о русской княгине сдержанно и спокойно. Предание же,
сложившееся на Руси о путешествии княгини, рассказывает, что император
был поражен красотой и умом Ольги настолько, что даже хотел на ней жениться;
однако Ольга уклонилась от этой чести. Она держала себя почтительно по
отношению к патриарху, но вполне независимо по отношению к императору.
Летописец даже уверен, что ей удалось дважды перехитрить императора: во-первых,
она ловко сумела отказаться от его сватовства, а во-вторых, она отказала
ему в дани или дарах, на которые он, будто бы, легковерно рассчитывал.
Таково было наивное предание, усвоившее Ольге исключительную мудрость и
хитрость. С торжеством христианства на Руси память княгини Ольги, во святом
крещении Елены, стала почитаться и православною церковью: княгиня Ольга
была причтена к лику святых.

Сын Ольги Святослав (957-972) носил уже славянское имя, но нравом
был еще типичный варяг-воин, дружинник. Едва успел он возмужать, как составил
себе большую и храбрую дружину и с ней стал искать себе славы и добычи.
Он рано вышел из-под влияния матери и «гневался на мать», когда она убеждала
его креститься: «Как мне одному переменить веру? Дружина начнет смеяться
надо мною», — говорил он. С дружиною он сжился крепко, вел с нею суровую
походную жизнь и поэтому двигался необыкновенно легко: «легко ходя, аки
пардус (барс)», — по выражению летописи.

Еще при жизни матери, оставив на попечении Ольги Киевское княжество,
Святослав совершил свои первые блестящие походы. Он пошел на Оку и подчинил
вятичей, которые тогда платили дань хазарам; затем обратился на хазар и
разгромил Хазарское царство, взяв главные города хазар (Саркел и Итиль).
Заодно Святослав победил племена ясов и касогов (черкесов) на р. Кубани
и овладел местностью в устьях Кубани и на Азовском побережье под названием
Таматарха (позднее Тмутаракань). Наконец, Святослав проникнул на Волгу,
разорил землю камских болгар и взял их город Болгар. Словом, Святослав
победил и разорил всех восточных соседей Руси, входивших в систему Хазарской
державы. Главной силой в Черноморье становилась теперь Русь. Но падение
Хазарского государства усиливало кочевых печенегов. В их распоряжение попадали
теперь все южнорусские степи, занятые раньше хазарами; и самой Руси скоро
пришлось испытать большие беды от этих кочевников.

Возвратясь в Киев после своих завоеваний на Востоке, Святослав получил
приглашение от греков помочь Византии в ее борьбе с дунайскими болгарами.
Собрав большую рать, он завоевал Болгарию и остался там жить в г. Переяславце
на Дунае, так как считал Болгарию своей собственностью. «Хочу жить в Переяславце
Дунайском, — говорил он: — там середина (центр) моей земли, там собираются
всякие блага: от греков золото, ткани, вина и плоды, от чехов и угров —
серебро и кони, из Руси меха, воск и мед и рабы». Но ему пришлось на время
вернуться из Болгарии в Киев, потому что на Русь в его отсутствие напали
печенеги и осадили Киев. Киевляне с княгиней Ольгой и детьми Святослава
едва отсиделись от грозного врага и послали к Святославу с упреками и просьбой
о помощи. Святослав пришел и прогнал печенегов в степь, но в Киеве не остался.
Умиравшая Ольга просила его подождать на Руси до ее кончины. Он исполнил
ее желание, но, похоронив мать, сейчас же ушел в Болгарию, оставив князьями
на Руси своих сыновей. Однако греки не желали допустить господства русских
над болгарами и потребовали удаления Святослава назад на Русь. Святослав
отказался покинуть берега Дуная. Началась война, и византийский император
Иоанн Цимисхий одолел Святослава. После ряда тяжелых усилий он запер русских
в крепости Доростол (теперь Силистрия) и вынудил Святослава заключить мир
и очистить Болгарию. Войско Святослава, истомленное войной, на пути домой
было захвачено в днепровских порогах печенегами и Рассеяно, а сам Святослав
убит (972). Так печенеги довершили поражение русского князя, начатое греками.

После смерти Святослава на Руси между его сыновьями (Ярополком, Олегом
и Владимиром) произошли междоусобия, в которых погибли Ярополк и Олег,
и Владимир остался единодержавным. Потрясенное усобицами государство являло
признаки внутреннего разложения, и Владимиру пришлось потратить много сил,
чтобы дисциплинировать варягов, у него служивших, и усмирить отложившиеся
племена (вятичей, радимичей). Пошатнулось после неудачи Святослава и внешнее
могущество Руси. Владимир вел много войн с разными соседями за пограничные
волости, воевал также с камскими болгарами. Втянулся он и в войну с греками,
в результате которой принял христианство по греческому обряду. Этим важнейшим
событием окончился первый период власти варяжской династии на Руси.

Так образовалось и крепло Киевское княжество, объединившее политически
большую часть племен русских славян.

Общие замечания о первых временах Киевского княжества

Образование государств совершается различно. Может произойти так, что известное
общество складывается естественно: под влиянием мирной деятельности, хозяйственных
заимок постепенно обозначаются те или другие границы занятой племенем территории;
слагаются определенные общественные связи и затем в обществе выделяется
правящий класс, господствующий обыкновенно в силу знатности происхождения
или своего экономического преобладания. Всеобщая история показывает нам
развившееся таким образом кельтское общество, в котором создался ряд вполне
определенных отношений экономического характера, и в силу этих отношений
во главе общества, как его вожди, стали лица, имеющие большее количество
земли и рабочего скота. Это и была аристократия, господствующий класс,
который мало-помалу приобрел полное преобладание. Таков был рост общества,
совершившийся в силу кровных и экономических связей. Но бывает и иначе.
Известное общество уже сложилось, в нем образовалась или образуется политическая
власть, как вдруг является неприятель, захватывает в свои руки путем открытого
насилия политическое преобладание и власть, а вместе с этим перерабатывает
и все прежние общественные отношения. Так было в Западной Римской Империи,
когда в нее вторглись германцы, заняли первое место в старом обществе и
захватили себе земли. Экономический порядок, который существовал здесь
раньше, перестроился к выгодам господствующего класса.

Который же из этих порядков имел место в Киеве? Мы видим, что племенной
быт славян естественно изменился в волостной, и в этом уже сложившемся
организме общественной жизни возникла власть варяжских князей. Чрезвычайно
важно определить: отразилось ли влияние этих князей с их дружинами на общественных
отношениях славян или нет? Судя по историческим данным, мы скорее можем
сказать — нет. Влияние варягов было крайне ничтожно; они не нарушили общего
порядка прежней общественной жизни. Какую же роль играли варяжские князья,
в чем заключалась их деятельность и какова была их власть? Власть эта была
настолько неопределенна и своеобразна, что ее чрезвычайно трудно уложить
в готовые формулы. Вообще говоря, теория государственного права различает
три главных вида политической власти. Первый вырастает на основании кровных
связей: постепенно развивается аристократический (господствующий) род,
и его родовладыка признается владыкой и вместе политической властью всего
племени. Такой власти присвоено название власти патриархальной,
она является у народов кочевых и полукочевых. Второй вид есть так называемая
вотчинная, или патримониальная, власть: известное лицо считает
своей собственностью всю территорию племени, а в силу этого и людей, живущих
на территории, признает подвластными себе. Такой тип власти соблюдается
у нас в удельный период XIII, XIV, XV вв. и притом в очень чистой форме.
Третий вид власти зиждется уже не на кровных родовых началах и не на территориальной
основе, а на основании более сложном. Современная нам политическая власть
возникает на почве национального самосознания, когда племя, сознавая свое
единство племенное и вероисповедное, сознает и свое историческое прошлое,
обращается в нацию с национальным самосознанием. И такой момент был в истории
Руси впервые в XVI в. Что же касается до власти варяжских князей, то она,
в сущности, не подходит ни к одному из указанных типов: во-первых, варяжские
князья не могли у нас господствовать в силу кровного начала, во-вторых,
они не считали землю своей собственностью и, в-третьих, самое понятие земли
русской впервые слагается на глазах истории в устах прежде всего князя
Святослава, который говорил своим воинам: «Не посрамим земли Русской!»
Киевские князья в сущности представляют собой защитников страны, которые
за известную плату охраняют общество от неприятеля. Читая скудные свидетельства
летописи, мы видим, что главная деятельность князей направлялась на то,
чтобы: 1) объединить русские племена и создать на Руси единое государство;
2) устроить как можно выгоднее торговые сношения с соседями и обезопасить
торговое движение к иноземным рынкам и 3) оборонить Русь от внешних врагов.

1. Завладев сначала всем великим водным путем «из варяг в греки», от
Ладоги до Киева, киевские князья старались затем покорить себе и те славянские
племена, которые жили в стороне от этого пути (древляне, вятичи). В подчиненных
областях они или лично устраивали порядок, или посылали туда для управления
своих сыновей и дружинников в качестве своих наместников («посадников»),
или же, наконец, оставляли там местных князей «под рукою своею». Главной
задачей управления был тогда сбор «дани». Константин Багрянородный сообщает
любопытные подробности о том, как сам князь или его посадники объезжали
волости, творя суд и расправу и собирая дань деньгами или натурою. Такой
объезд назывался «полюдьем» и совершался по зимнему пути. К весне собранная
князем дань свозилась на речные пристани, грузилась на суда и весной сплавлялась
в Киев. В то же время «везли повоз», т. е. доставляли дань в Киев из тех
мест, где не успели побывать сами князья с дружинниками. В руках киевских
князей сосредоточивались таким образом большие запасы различных товаров,
которыми князья и торговали, посылая их от себя в Грецию или к хазарам,
или (как Святослав) на Дунай.

2. Весною в Киеве составлялись большие торговые караваны из лодок, которые
по-славянски назывались «ладьями», а по-гречески «моноксилами», т. е. однодеревками.
Такое название дано было ладьям потому, что их днище (киль) состояло из
одного дерева; подобные ладьи подымали несколько сот пудов груза и до 40-50
человек экипажа. К ладьям княжеским присоединялись ладьи княжеской дружины
и купцов («гостей»); весь караван охранялся княжеской стражей и вооруженными
дружинами гостей. Устроившись, караваны отправлялись вниз по Днепру. Вот
как рассказывают современники о том караване, который шел в Константинополь:
собравшись окончательно верстах в 50 ниже Киева, в Витичеве, караван оттуда
двигался «в греческий путь». Плывя по Днепру, он достигал «порогов», т.
е. скалистых гранитных гряд, пересекающих течение Днепра в нескольких местах
недалеко от нынешнего города Екатеринослава. В порогах нельзя было плыть
меж камней с полным грузом; иногда же и вовсе не было хода ладьям. Тогда
русь приставала к берегу, разгружала суда, выводила скованных невольников,
которых везла на продажу, тащила товары в обход порога по берегу, иногда
даже перетаскивала посуху и сами ладьи. В то время как одни обходили порог,
другие охраняли их и сторожили берег, боясь нападения печенегов на караван.
Пройдя пороги, русь выходила в Черное море и, держась болгарских берегов,
достигала Константинополя. Огромный русский караван греки не пускали в
стены своей столицы. Русь помещалась в предместье св. Мамы и жила там с
полгода, пока не кончала своих торговых дел. Прибывших русских послов и
купцов греки переписывали и по списку доставляли им съестные припасы от
казны. Из предместья в самый Царь-град греки допускали русских сразу не
более 50 человек, без оружия и с провожатым: оставаться на зиму в Греции
не позволяли никому. Таким образом греки разрешали Руси устраивать под
Константинополем как бы свою ярмарку с их покровительством, но под надзором
и с предосторожностями. Правила, которые устанавливали порядок торговли
русских в Греции и определяли все возникавшие между Русью и греками во
время торга отношения, обыкновенно вносились в договоры и составляли главное
их содержание; вот почему эти договоры и называются торговыми. Для того,
чтобы устроить общий для всей Руси ежегодный караван в Грецию и такие же
караваны в другие места (в хазарский Итиль, в дунайские области), киевские
князья должны были тратить много труда и сил. На них лежала забота о том,
чтобы своевременно стянуть к Киеву свои товары, полученные в виде дани,
и всякий купеческий товар, затем снабдить караваны сильной охраною и проводить
их до места назначения; наконец, путем мирных отношений или оружием подготовить
выгодные условия торговли в чужих странах. Походы киевских князей на Грецию,
походы Святослава на Дон и Волгу были тесно связаны с торговыми делами
Киева. Таким образом, торговля страны направляла собой внешнюю политику
киевских князей.

3. Кроме того, на князьях лежала забота об обороне государства от внешних
врагов. Степняки нападали не только на границы Руси, но и на самую столицу
ее — Киев. Этот город лежал слишком близко к степному пространству и был
открыт со стороны степи. Поэтому киевские князья понемногу окружают его
крепостями, «рубят города» на границах степи и укрепляют самую границу
валами и другими сооружениями. Чтобы степняки, печенеги, не мешали торговому
движению через степь, князья нападают на них в степи или же вступают с
ними в дружбу и даже в союз, увлекая их вместе с собой на греков. Но такая
дружба была все же исключением: обыкновенно Русь бывала в острой вражде
с печенегами.

Из того, что было сказано о торговле Руси, можно заключить, в чем именно
заключалось значение Киева и почему Олег дал ему имя «матери русских городов».
Киев был самым южным городом на Днепре и соседил со степью. Поэтому в Киеве,
естественно, собирались все те купцы, которые везли из Руси товары на юг
и восток. Здесь устраивали главный склад вывозимых товаров; здесь был главный
рынок и для тех товаров, которые привозились на Русь своими и чужими купцами
от хазар и греков. Словом, Киев был торговым центром всей тогдашней Руси;
прочие торговые русские города зависели от него в своих торговых оборотах.
Понятно, почему сильнейшие русские князья предпочитали Киев всякому иному
городу и почему именно Киев стал столицей образованного этими князьями
государства.

Вот все, что можно сказать несомненного о характере деятельности и власти
первых русских князей. Историческое значение их деятельности нетрудно уловить.
Будучи первой общей властью среди многих разрозненных раньше миров, варяжские
князья с их дружинами были первыми представителями племенного единства.
Передвигаясь с места на место по русской земле, соединяя племена и города
в общих военных и торговых предприятиях, князья создавали этим почву для
национального объединения и национального самосознания. Сплотив государство
внешним образом, они создавали и возможность внутреннего сплочения.

Крещение Руси

Другим еще более могучим фактором объединения для Руси послужило христианство.
Выше сказано, что киевский князь Владимир Святославич принял христианство.
За крещением князя тотчас же последовало принятие христианства всею Русью
и торжественное упразднение языческого культа на Руси.

Языческие верования наших предков вообще малоизвестны. Как и все арийцы,
русские славяне поклонялись силам видимой природы и почитали предков. Силы
природы воплощались у них в личные божества. Первое место среди них занимало
божество солнца — Дажьбог или Даждь бог, Хорс, Велес или Волос. Трудно
сказать, почему ему давались различные имена: Дажьбога почитали, как источник
тепла и света, как подателя всех благ; Велеса — как покровителя стад или
«скотьяго бога»; «великим Хорсом» по-видимому называли самое солнечное
светило, свершающее путь по небу. Другим божеством был Перун, в котором
олицетворялась гроза с страшным громом и смертоносною молниею. Ветер имел
свое божество — Стрибога. Небо, в котором пребывал Дажьбог, звалось Сварогом
и считалось отцом солнца, почему Дажьбогу было усвоено отчество Сварожича.
Божество земли носило имя Мать-Земля сырая; почитая землю, как свою мать,
славяне чтили Дажьбога и Велеса, как дедов человеческих. Но все эти образы
богов не получили у славян той ясности и определенности, как, например,
в более развитой греческой мифологии. Внешний культ у славян также не был
развит: не было ни храмов, ни особого сословия жрецов. Кое-где на открытых
местах ставились грубые изображения богов, «идолы». Им приносились жертвы,
иногда даже человеческие; этим и ограничивалось идолослужение. Замечательно,
что варяжская (германская) мифология не оказала никакого влияния на славянскую,
несмотря на политическое господство варягов; так было по той причине, что
языческие верования варягов не были ни яснее, ни крепче славянских: варяги
очень легко меняли свое язычество на славянский культ, если не принимали
греческого христианства. Князь Игорь, варяг по происхождению, и его варяжская
дружина уже клялись славянским Перуном и поклонялись его идолу.

Более культа видимой природы у русских славян был развит культ предков,
связанный с родовым бытом. Родоначальник, давно умерший, обоготворялся
и считался как бы живым покровителем своего потомства. Его звали родом,
щуром (отсюда наше слово пращур) и приносили ему жертвы. Прародительницы
рода назывались рожаницами и так же почитались, как и род.
С падением родовых связей, когда семьи обособлялись в отдельных дворах,
место рода заступил семейный предок — дедушка домовой, покровитель
своего двора, невидимо управляющий ходом его хозяйства. Вера в загробную
жизнь, проникавшая весь этот культ предков, сказывалась и в том веровании,
что души умерших будто бы бродили по земле и населяли поля, леса и воды
(русалки). Веря в существование таинственных хозяев человеческих
жилищ, славянин искал таких же хозяев жилищ, в лесу (лешие), в воде
(водяные). Вся природа казалась ему одухотворенной и живой. Он вступал
с ней в общение, хотел участвовать в тех переменах, которые совершались
в природе, и сопровождал эти перемены различными обрядами. Так создался
круг языческих праздников, связанных с почитанием природы и с культом предков.

Наблюдая правильную смену лета зимою, а зимы летом, видя как бы уход
солнца и тепла к зиме и их возвращение к лету, славяне приветствовали «поворот
солнца на лето» особым праздником — колядою (от латинского calendae; другое
название этого праздника «овсень» — от «о-весень»). За этим праздником
следовали другие в честь того же солнца — проводы зимы, встреча весны («красная
горка»), проводы лета (праздник «купалы»). Одновременно шли праздники и
в воспоминание об умерших, носившие общее название тризн. Была весенняя
тризна по предкам — «радуница», был летний праздник «русалий», такого же
поминального характера. Обряды, сопровождавшие языческие праздники, пережили
самое язычество. Они удержались в народе даже до нашего времени и были
приурочены к праздникам христианского календаря: коляда — к Святкам, проводы
зимы — к масленице, красная горка и радуница — к Святой и Фоминой неделям,
«купала» и русалий — к Иванову дню.

Христианство на Руси до крещения князя Владимира.

Не достигшее большого развития и не имевшее внутренней крепости языческое
миросозерцание наших предков должно было легко уступать посторонним религиозным
влияниям. Если славяне легко примешивали к своим суевериям суеверия диких
финнов и подпадали влиянию финских шаманов — «волхвов» и «кудесников»,
— то тем более должна была влиять христианская вера на тех из славян, которые
могли ее узнать. Торговые сношения с Грецией облегчали для Руси знакомство
с Христовою верою. Варяжские купцы и дружинники, раньше и чаще славян ходившие
в Царьград, прежде славян стали там обращаться в христианство и приносили
на Русь новое учение, передавая его славянам. В княжение Игоря в Киеве
была уже христианская церковь св. Илии, так как, по словам летописца, в
Киеве «мнози бо беша варязи христиани». В дружине самого князя Игоря было
очень много христиан. Жена князя св. Ольга также была христианкой. Словом,
христианская вера стала хорошо знакома киевлянам еще при первых варяжских
князьях. Правда, Святослав был холоден к греческой вере, а при сыне его
Владимире в Киеве еще стояли языческие «кумиры» (идолы) и еще бывали пред
ними человеческие «требы» или жертвы. Летописец рассказывает, как при Владимире
языческая толпа киевлян однажды (983) убила двух варягов-христиан, отца
и сына, за отказ отца добровольно отдать своего сына в жертву «богам».
Но все же несмотря на мучение христиан, христианство в Киеве продолжало
распространяться и в общем делало большие успехи. Князь Владимир принял
новую веру, имея полную возможность познакомиться с ней и узнать ее превосходство
и внутреннюю силу.

Летописное предание о крещении князя Владимира.

О том, как крестился князь Владимир и как он крестил свой народ, на Руси
существовало много преданий. Не помня точных обстоятельств дела, одни рассказывали,
что князь крестился в Киеве; другие указывали место его крещения в городе
Василеве (в 35 верстах от Киева); третьи говорили, что он принял крещение
в Крыму, в греческом городе Корсуне (Херсонесе), после того, как взял этот
город у греков. Лет сто спустя после крещения Руси летописец занес в свою
летопись такие предания об этом событии:

Пришли (говорит он [летописец] к Владимиру (968) сначала волжские болгары,
похваляя свое магометанство, затем немцы от римского папы, затем хазарские
евреи с проповедью своего закона и, наконец, греческий философ с православным
учением. Все они хотели привлечь Владимира к своей вере. Он же выслушал
их и всех отослал прочь, кроме грека. С греком он беседовал долго, отпустил
его с дарами и почестями, но пока не крестился. В следующем году (987)
созвал Владимир своих советников и рассказал им о приходе к нему проповедников,
прибавив, что более всего его поразили рассказы греческого философа о православной
вере. Советники дали мысль князю послать в разные страны своих послов посмотреть:
«кто как служит Богу?» Побывав и на востоке, и на западе, послы попали
в Царьград и были поражены там несказанным благолепием греческого богослужения.
Они так и сказали Владимиру, прибавив, что сами не хотят оставаться более
в язычестве, познав православие. Это испытание вер через послов решило
дело. Владимир прямо спросил своих советников: «Где крещение примем?» А
они согласно ответили: «Где тебе любо». И вот в следующем, 988 году Владимир
пошел с войском на Корсунь и осадил его. Город упорно сопротивлялся. Владимир
дал обет креститься, если возьмет Корсунь, и действительно взял его. Не
крестясь еще, он послал в Царьград к царям-братьям Василию и Константину,
грозя идти на них и требуя за себя замуж их сестру Анну. Цари сказали ему,
что не могут выдать царевну замуж за «поганого», т. е. за язычника. Владимир
ответил, что готов креститься. Тогда цари прислали в Корсунь сестру свою
и с ней духовенство, которое крестило русского князя и венчало его с царевной.
Перед крещением Владимир заболел и ослеп, но чудесно исцелился во время
самого таинства крещения. Помирясь с греками, он возвратился с православным
духовенством в Киев и крестил всю Русь в православную греческую веру.

Таково сказание летописи. В нем, по-видимому, соединились в одну повесть
разные предания: во-первых, предание о том, что Владимиру предлагали свою
веру болгары, хазары, немцы и греки, пришедшие в Киев и жившие в нем; во-вторых,
предание о том, что Владимир, не только пребывавший во тьме язычества,
но пораженный и физической слепотой, чудесно во время крещения прозрел
сразу и духовными и телесными очами, и, в-третьих, предание о том, что
для принятия греческой веры Владимир счел нужным осадить греческий город
Корсунь, чтобы вместе с ним как бы завоевать и греческую веру, приняв ее
рукою победителя.

Последнее предание было основано на действительном походе Владимира
на Корсунь. В то время в Византийской империи произошло восстание войска
под предводительством полководца Варды-Фоки. Греческое правительство, не
располагая силами, искало помощи у киевского князя Владимира. Союз был
заключен (987): Владимир соглашался послать свои войска в помощь Византии,
за что получал руку греческой царевны Анны, а сам обязался принять христианство.
Благодаря русскому вмешательству мятеж был подавлен и Варда-Фока погиб
(988). Но византийцы после победы не исполнили своих обещаний, данных Владимиру.
Тогда Владимир начал войну с греками, осадил и взял Корсунь — главный греческий
город в Крыму — и настоял на исполнении греками договора. Он принял христианство
и получил в супружество царевну (989). Где именно был он крещен и когда
именно состоялось крещение — в 988 или в 989 г., — точно неизвестно.

Возвратившись из корсунского похода в Киев с греческим духовенством,
Владимир начал обращать киевлян и всю Русь к новой вере. Он крестил в Киеве
народ на берегу Днепра и его притока Почайны. Кумиры старых богов были
повергнуты наземь и брошены в реку. На их местах были поставлены церкви.
Так было и в других городах, где христианство водворяли княжеские наместники.
По преданию, новая вера распространялась мирно, за исключением немногих
мест. Так, в Новгороде пришлось применить силу. В глухих углах (например,
у вятичей) язычество держалось, не уступая христианской проповеди, еще
целые века; да и по всей стране старые верования не сразу были забыты народом
и сплетались с новым вероучением в пеструю смесь веры и суеверия.

Последствия принятия Русью христианства

Внешнее устройство церкви в древней Руси.

Крещение Руси не следует представлять себе как простую перемену верований.
Христианство, став господствующей религией на Руси, выразилось не только
в проповеди и богослужении, но и в целом ряде новых установлений и учреждений.
Из Греции пришла на Русь иерархия: в Киеве стал жить русский митрополит,
поставляемый Константинопольским патриархом; в других городах были поставлены
подчиненные митрополиту епископы (на первых порах их было пять, потом число
их дошло до пятнадцати). В Киеве и во всех епархиях строились церкви
и устраивались монастыри; причты церквей и братия монастырей подчинялись
своему епископу, а через него митрополиту. Таким образом власть митрополита
простиралась на всю Русь и объединяла все духовенство страны. Вместе с
христианством на Русь пришла письменность, а с нею книжное просвещение.
Как ни слабо оно было на первых порах, оно все же оказывало могучее влияние
на познавших его людей. Богослужебные и священные книги принесены были
на Русь на доступном для всех языке — славянском, том самом, на котором
изложили их славянские первоучители св. Кирилл и Мефодий и их болгарские
ученики. Язык этих книг был вполне понятен русским, и «книжное учение»
было поэтому не затруднено. Тотчас по крещении на Руси возникают школы
с учителями священниками и появляются книжники — любители просвещения, собиравшие
и переписывавшие книги. Митрополит и вообще духовенство управляли и судили
подчиненных им людей так, как это делалось в греческой церкви, на основании
особого сборника законов Номоканона, получившего на Руси в болгарском
переводе название Кормчей книги. В этом сборнике заключались церковные
правила Апостольские и вселенских соборов, также гражданские законы православных
византийских императоров. Церкви принадлежали земли, на которых духовенство
и монастыри вели хозяйство по-своему, руководствуясь византийскими
обычаями и законами, устанавливая такие юридические отношения к земледельцам,
какие были приняты в Греции.

Таким образом на Руси вместе с новым вероучением появились новые власти,
новое просвещение, новые законы и суды, новые землевладельцы и новые землевладельческие
обычаи. Так как Русь приняла веру из Византии, то все новое, что пришло
вместе с верою, имело византийский характер и служило проводником византийского
влияния на Русь. Для того чтобы понять, как именно сказывалось это влияние,
необходимо несколько ознакомиться с теми чертами общественного быта Руси
в дохристианское время, которые наиболее характеризуют первобытность тогдашних
общественных отношений.

Черты дохристианского быта русских славян.

По нашим понятиям, государство, в котором мы живем, имеет право и в то
же время обязанность карать виновных за преступления и проступки и по возможности
предупреждать всякое нарушение порядка и права. Вор или убийца отыскивается
и наказывается независимо от того, просят об этом или не просят потерпевшие
от него люди. В древнейшее дохристианское время было не так. Князья не
имели ни склонности, ни возможности вмешиваться в общественную жизнь и
поддерживать порядок, когда к ним не обращалось за этим само население.
Преступление тогда считалось «обидою», за которую должен был отплатить,
«отомстить» сам обиженный или его род. Человека защищал не князь, а свои
близкие ему люди; за убитого «мстили» отец, братья, дяди, племянники. Обычай
«кровной мести» и вообще «мести» был так широко распространен, что признавался
даже законом, как нормальное правило. Иначе и быть не могло в таком обществе,
где княжеская власть только что возникла, где князь был иноплеменником
и был окружен дружиной таких же иноплеменников-варягов. Наподобие того,
как варяжская дружина со своим конунгом-князем составляла особое сообщество
среди славян, и самые славяне имели такие же особые союзы и сообщества.
Они жили или родами, или общинами; в других случаях они сами устраивали
дружины и торговые товарищества в городах. Каждый человек, принадлежавший
к какому-нибудь союзу или входивший в какое-нибудь сообщество, пользовался
защитою рода, общины, дружины, товарищества, и мало надеялся на князя,
потому что княжеская власть была еще слаба. Лишенный покровительства своих
близких, прогнанный из какого-либо сообщества человек становился беззащитным,
потому что никто не шел к нему на помощь; его можно было, по старому выражению,
«убита во пса место» — и остаться без всякого наказания и возмездия. Такие
беспризорные и беззащитные люди назывались изгоями (от того же корня, как
и слово «гой»: «гой еси» значило: будь здрав, будь жив); изгои были как
бы «изжитые», выкинутые из жизни вон люди. В одном церковном уставе XII
в. дается такое определение изгоям: «Изгои — трои: попов сын грамоте не
умеет, холоп из холопства выкупится, купец одолжает; а се четвертое изгойство
о себе приложим: аще князь осиротеет».

Родовой быт первоначально вел людей к обособлению. Роды жили замкнуто,
чуждались один другого и враждовали один с другим. А между тем каждому
роду было необходимо со стороны добывать невест для браков своих родичей.
Отсюда возник обычай добывать их насилием и хитростью, посредством «умычки»
или увоза. Впоследствии этот обычай смягчился: если невесту «умыкали»,
то по предварительному с ней уговору. В то же время возникли и другие способы
заключения брака: жених мирно приходил за невестой и выкупал ее у рода,
уплачивая за нее «вено». Кое-где, там, где нравы были мягче, брак заключался
ближе к нашим обычаям: невеста приезжала в дом жениха и за ней привозили
ее приданое. Но так бывало, по словам летописца, только у полян. В прочих
же местах семейный быт отличался грубостью, тем более, что везде существовал
обычай многоженства. Предание говорит, что сам князь Владимир до крещения
своего держался этого обычая. Положение женщины в семье, особенно при многоженстве,
было очень тяжело, о чем свидетельствуют народные песни. В них горько оплакивается
судьба девушки, отдаваемой или продаваемой в чужой род.

В языческое время на Руси было лишь одно сословное различие: люди делились
на свободных и несвободных, или рабов. Свободные назывались мужами,
рабы носили название челядь (в единственном числе холоп, роба).
Положение рабов, очень многочисленных, было тяжко: они рассматривались
как рабочий скот в хозяйстве своего господина. Они не могли иметь собственного
имущества, не могли быть свидетелями в суде, не отвечали за свои преступления.
За них ответствовал господин, который имел право жизни и смерти над своим
холопом и наказывал его сам, как хотел. Свободные люди находили себе защиту
в своих родах и сообществах; холоп мог найти себе защиту только у господина;
когда же господин его отпускал на волю или прогонял, раб становился изгоем
и лишался всякого покровительства и пристанища.

Таким образом в языческом обществе княжеская власть не имела той силы
и значения, какое имеет государственная власть теперь. Общество делилось
на самостоятельные союзы, которые одни лишь своими силами охраняли и защищали
своих членов. Вышедший из своего союза человек оказывался бесправным и
беззащитным изгоем. Семья, при обычае многоженства, умычки и покупки невест,
имела грубый языческий характер. Рабство было очень распространено и притом
в тяжелой форме. Грубая сила господствовала в обществе, и человеческая
личность сама по себе в нем не имела никакого значения.

Влияние церкви на гражданский быт.

Христианская церковь, основанная на Руси князем Владимиром, не могла примириться
с таким порядком. Вместе с Христовым учением о любви и милости церковь
принесла на Русь и начала византийской культуры. Уча язычников вере, она
стремилась улучшить их житейские порядки. Под влиянием христианства отдельные
лица из языческой среды изменяли к лучшему свои взгляды и права, шли вслед
Христу и являли высокие примеры нравственной христианской жизни и даже
подвижничества. О самом князе Владимире предание говорит, что он смягчился
под влиянием новой веры, стал милостив и ласков. Среди дружины и земских
людей появилось много благочестивых христиан, почитавших церковь, любивших
книги и иногда уходивших от мирских соблазнов в монастыри и в пустынное
житье. Через свою иерархию и примеров ревнителей новой веры церковь действовала
на нравы и учреждения Руси. Проповедью и церковною практикой она показывала,
как надо жить и действовать в делах личных и общественных.

Церковь старалась поднять значение княжеской власти. Князей она учила,
как они должны управлять: «воспрещать злым и казнить разбойников». «Ты
поставлен от Бога на казнь злым, а добрым на милование», — говорило духовенство
князю Владимиру, указывая ему, что князь не может оставаться безучастным
к насилию и злу в своей земле, что он должен блюсти в ней порядок. Такой
взгляд духовенство основывало на убеждении, что княжеская власть, как и
всякая земная власть, учинена от Бога и должна творить Божью волю. Но так
как «всяка власть от Бога» и так как князь «есть Божий слуга», то ему надлежит
повиноваться и его надлежит чтить. Церковь требовала от подданных князя,
чтобы они «имели приязнь» к князю, не мыслили на него зла и смотрели на
него как на избранника Божия. Очень грубо было воззрение языческой Руси
на князей, как на дружинных конунгов, которые берут дань за свои военные
услуги земле и которых можно погонять, если они не угодны, и даже убивать
(как древляне Игоря). Церковь всячески боролась с таким взглядом и поддерживала
авторитет князей, смотря на них, как на прирожденных и богоданных государей.
Когда князья сами роняли свое достоинство в грубых ссорах и междоусобиях
(«которах» и «коромолах»), духовенство старалось мирить их и учить, чтобы
они «чтили старейших» и «не переступали чужого предела». Так духовенство
проводило в жизнь идеи правильного государственного порядка, имея пред
собою пример Византии, где царская власть стояла очень высоко.

Найдя на Руси ряд союзов, родовых и племенных, дружинных и городских,
церковь образовала собою особый союз — церковное общество. В состав его
вошло духовенство, затем люди, которых церковь опекала и питала, и, наконец,
люди, которые служили церкви и от нее зависели. Церковь опекала и питала
тех, кто не мог сам себя кормить: нищих, больных, убогих. Церковь давала
приют и покровительство всем изгоям, потерявшим защиту мирских обществ
и союзов. Церковь получала в свое владение села, населенные рабами. И изгои,
и рабы становились под защиту церкви и делались ее работниками. Всех своих
людей одинаково церковь судила и рядила по своему закону (по Кормчей книге)
и по церковным обычаям; все эти люди выходили из подчинения князю и становились
подданными церкви. И как бы ни был слаб или ничтожен церковный человек,
церковь смотрела на него по-христиански — как на свободного человека. Для
церковного сознания все были братья во Христе, и не было пред Господом
ни раба, ни господина. В церкви не существовало рабства: рабы, подаренные
церкви, обращались в людей, лично свободных; они были только прикреплены
к церковной земле, жили на ней и работали на пользу церкви. Таким образом,
церковь давала светскому обществу пример нового, более совершенного и гуманного
устройства, в котором могли найти себе защиту и помощь все немощные и беззащитные.

Церковь затем влияла на улучшение семейных отношений и вообще нравственности
в русском обществе. На основании греческого церковного закона, принятого
и подтвержденного первыми русскими князьями в их «церковных уставах», все
проступки и преступления против веры и нравственности подлежали суду не
княжескому, а церковному. Церковные суды, во-первых, судили за святотатство,
еретичество, волшебство, языческие моления. Церковные суды, во-вторых,
ведали все семейные дела, возникавшие между мужьями и женами, родителями
и детьми. Церковь старалась искоренить языческие обычаи и нравы в семейном
быту: многоженство, умыкание и покупку жен, изгнание жены мужем, жестокости
над женами и детьми и т. п. Применяя в своих судах византийские законы,
более развитые, чем грубые юридические обычаи языческого общества, духовенство
воспитывало лучшие нравы на Руси, насаждало лучшие порядки.

В особенности восставало духовенство против грубых форм рабства на Руси.
В поучениях и проповедях, в беседах и разговорах представители духовенства
деятельно учили господ быть милосердными с рабами и помнить, что раб —
такой же человек и христианин, как и сам его господин. В поучениях запрещалось
не только убивать, но и истязать раба. В некоторых случаях церковь прямо
требовала у господ отпуска рабов и рабынь на свободу. Получая рабов в дар,
церковь давала им права свободных людей и селила их на своих землях; по
примеру церкви иногда то же делали и светские землевладельцы. Хотя такие
примеры были редки, хотя увещания благочестивых поучений и не искореняли
рабства, однако изменялся и смягчался самый взгляд на раба, и дурное обращение
с рабами стало почитаться «грехом». Оно еще не каралось законом, но уже
осуждалось церковью и становилось предосудительным.

Так широко было влияние церкви на гражданский быт языческого общества.
Оно охватывало все стороны общественного устройства и подчиняло себе одинаково
как политическую деятельность князей, так и частную жизнь всякой семьи.
Это влияние было особенно деятельно и сильно благодаря одному обстоятельству.
В то время как княжеская власть на Руси была еще слаба и киевские князья,
когда их становилось много, сами стремились к разделению государства, —
церковь была едина и власть митрополита простиралась одинаково на всю Русскую
землю. Настоящее единовластие на Руси явилось прежде всего в церкви, и
это сообщало церковному влиянию внутреннее единство и силу.

Христианское просвещение на Руси.

Рядом с воздействием церкви на гражданский быт Руси мы видим и просветительскую
деятельность церкви. Она была многообразна. Прежде всего просветительное
значение имели те практические примеры новой христианской жизни, которые
давали русским людям отдельные подвижники и целые общины подвижников —
монастыри. Затем просветительное влияние оказывала письменность, как переводная
греческая, так и оригинальная русская. Наконец, просветительное значение
имели те предметы и памятники искусства, которые церковь создала на Руси
с помощью греческих художников.

Практические примеры христианской жизни являли как мирские, так и церковные
люди. Летописец говорит, что сам князь Владимир после крещения стал добрым
и милостивым, заботился об убогих и нищих, думал о книжном просвещении.
Среди его сыновей были также благочестивые князья. В среде простых людей,
на первых же порах после принятия новой веры, являются христиане в самом
высоком смысле слова. Таков, например, Иларион, из священников села Берестова
(около Киева), поставленный в сан русского митрополита за свое благочестие,
ученость и удивительный ораторский талант. Таков ино св. Феодосий, игумен
Печерского киевского монастыря, с детства проникнутый Христовым учением,
оставивший зажиточный дом для монашеской убогой жизни и стяжавший себе
славу подвижника, писателя и проповедника. Влияние подобных людей в русском
обществе было очень велико и благотворно. Вокруг них собирались их последователи
и ученики и образовывали целые общины, называемые монастырями. Древние
монастыри не всегда были похожи на нынешние. Удалясь из городов в лесную
глушь, тогдашние монахи составляли свое особое поселение, как бы в пустыне,
не имея до времени ни храма, ни монастырских стен. Их община кормилась
своими трудами и терпела нужду даже во всем необходимом до той поры, пока
не получала известности и не привлекала благочестивых поклонников. Строгая
жизнь и трогательное братство иноков, способ хозяйства их, совершенно новый
для языческой среды, основанный наличном бескорыстии иноков и на их неустанном
труде на пользу братии, — все это очень сильно действовало на умы тогдашних
людей. Они желали помочь благочестивой братии, чем могли: строили в монастыре
храмы, дарили монастырю земли и рабов, жертвовали золото и драгоценности.
Скромная община монахов превращалась в богатый и благоустроенный монастырь
и делалась религиозным и просветительным средоточием для своей области.
Монастырь учил не только вере, но и «книжному почитанию», и хозяйственным
приемам. В монастырях образовывались целые библиотеки и процветала грамотность;
почти все знаменитые писатели Киевской Руси вышли из монастырей. Хозяйство
монастырей устраивалось по византийским образцам и руководилось византийскими
законами и правилами. В этом хозяйстве не было рабов, потому что церковь
не допускала у себя рабства. Рабочий люд был лично свободен, но прикреплен
к церковной земле и управлялся церковными властями. На обширных землях
монастырей все хозяйственные порядки устанавливались сообразно указаниям
греческого закона и отличались правильностью и стройностью. Поэтому монастырское
(и вообще церковное) землевладение становилось образцом не только для частных,
но даже и для княжеских земельных хозяйств.

В первое время христианская письменность на Руси не была обширна. Книги,
принесенные на Русь вместе с крещением, представляли собой болгарские переводы
библии, богослужебных книг, поучений, исторических книг, Кормчей книги
и т. п. Под влиянием этой болгарской письменности создалась и собственная
русская письменность, в которой главное место занимали летописи и жития
святых, поучения и молитвы. Эта письменность, за немногими исключениями,
не отличалась ни ученостью, ни литературным искусством. Первые киевские
писатели были просто грамотными людьми, обладавшими некоторою начитанностью.
Они подражали переводным образцам так, как умели, без школьной учености
и риторического искусства. Тем не менее их произведения оказывали заметное
влияние на духовную жизнь наших предков и содействовали смягчению нравов
на Руси.

Наконец, христианская вера на Руси совершила переворот в области пластического
искусства. Языческая Русь не имела храмов и довольствовалась изваяниями
идолов. Христианство повело к созданию громадных каменных храмов в главнейших
городах. Киевский храм Успения Богоматери, получивший название Десятинной
церкви потому, что Владимир уделил на его содержание «десятину» (т. е.
десятую часть) княжеских доходов, был древнейшим каменным храмом в Киеве.
Киевская церковь св. Софии, новгородская церковь св. Софии и другие храмы
в главнейших городах Руси были созданы вслед за Десятинною церковью. Они
строились по византийским образцам и украшались богатейшими мозаиками и
фресками. Архитектурное дело и живопись под влиянием церковного строительства
достигли в Киеве значительного развития. А с ними вместе развились и прочие
искусства и художественные ремесла, в особенности же ювелирное дело и производство
эмали. Первыми мастерами во всех отраслях художественного производства
были, конечно, греки. Позднее под их руководством появились и русские мастера.
Развилось, таким образом, национальное искусство. Но оно в Киевской Руси
отличалось резко выраженным византийским характером, и поэтому известно
в науке под именем русско-византийского.

Киевская Русь в XI-XII веках

Принятие христианства с его многообразными последствиями представляет собой
в истории Киевской Руси тот рубеж, который отделяет древнейшую эпоху от
эпохи XI и XII вв. Изучая период дохристианский, мы приходим к тому заключению,
что единодержавия в то время не было; Русь несколько раз дробилась на княжества
(после Святослава, Владимира Св.). При жизни князя-отца сыновья сидели
наместниками в главных городах и платили отцу дань. По смерти отца земля
дробилась на части по числу сыновей, и лишь политическая случайность приводила
к тому, что в конце концов восстанавливалось единодержавие. Братья, враждуя
из-за наследства, обыкновенно истребляли друг друга. После такой борьбы
между сыновьями Св. Владимира Русь разделилась на две части: левою стороною
Днепра владел Мстислав, правою — Ярослав. По смерти же Мстислава Ярослав
владел всей землей; умирая (1054), он разделил землю таким образом: старшему
сыну Изяславу дал Киев и Новгород, т. е. оба конца водного торгового пути
(очевидно, что Изяслав был самый богатый, самый могущественный князь),
второму сыну Святославу — Чернигов, третьему — Всеволоду — Переяславль
(недалеко от Киева), четвертому — Вячеславу — Смоленск, пятому — Игорю
— Владимир-Волынский; но у Ярослава был еще внук от старшего сына, Владимира
Ярославовича, доблестный Ростислав, о котором сложилось много легенд; ему
Ярослав ничего не дал. Ростислав бросился сам на Тмутаракань, захватил
ее и оставил за собою. Ярослав велел почитать Изяслава, как старейшего,
но Изяслав не сумел поддержать свой авторитет, восстановил против себя
киевлян, которые его изгнали. Возвратясь затем в Киев, Изяслав был вторично
изгнан оттуда братьями; он бежал в Польшу; киевский стол занял Святослав
и княжил там до смерти. Затем Киев опять переходит к Изяславу, а Чернигов
в это время достается Всеволоду. После смерти Изяслава, киевский престол
занял Всеволод, а второй город — Чернигов — Всеволод отдал своему старшему
сыну Владимиру. Детей Святослава он совсем вычеркнул из общего наследия,
как изгоев, которые не имели права на великокняжеский престол, ибо
отец их не мог бы стать великим князем, если бы соблюдал старшинство и
не прогнал с престола старшего брата своего, который его пережил. В 1093
г. умер Всеволод, оставив после себя сына Владимира, прозванного Мономахом
по имени своего деда со стороны матери. Владимир не встретил бы препятствий
со стороны киевлян, если бы захотел занять отцовский великокняжеский
престол но, не желая новых усобиц и соблюдая родовое старшинство, Мономах
предоставляет киевский стол старшему и: своих двоюродных братьев, Святополку
Изяславичу, который, как старший в роде, имел на великокняжеский стол
все права. Этот князь, однако, не умел поддержать спокойствие в русской
земле и потому не пользовался народным расположением; во время его княжения
Святославичи, признанные изгоями со стороны своих дядей Изяслава
и Всеволода, стали добиваться полноправности и заявили притязание на черниговский
стол, занятый Мономахом. После долгих смут Любечским съездом 1097 г. права
Святославичей на Чернигов были восстановлены и вместе с тем съезд поделил
все русские волости между князьями на началах справедливости, утвердив
правило: «каждо да держит отчину свою». Но справедливость была вскоре попрана
главным ее блюстителем Святополком, который, действуя заодно с Давидом
Игоревичем, ослепил одного из князей изгоев Василька. Это насилие повлекло
за собой новые усобицы, для прекращения которых был назначен новый съезд.
В 1100 г. в городе Уветичах, или Витичеве, Святополк, Мономах и Святославичи
заключили между собой союз для восстановления мира на Руси. Когда Витичевским
съездом был водворен порядок во внутренних делах, тогда стало возможно
подумать и о делах внешних — о борьбе с половцами. Владимир и Святополк
съехались на берегу Долобского озера (1103) и решили двинуться общими силами
на половцев. Эти съезды — Любечский, Витичевский и Долобский — показывают
нам, что в важных спорных вопросах князья — внуки Ярослава — прибегают
к съездам, как к высшему учреждению, имеющему право безапелляционного решения.
События же, их вызвавшие, свидетельствуют, что Русь во время княжения Святополка
не пользовалась спокойствием и что нарушителем этого спокойствия часто
был сам великий князь. Понятно, почему до смерти Святополка (1113) даже
летописец, всегда готовый хвалить покойного князя, хранит о нем полное
молчание.

После смерти нелюбимого князя киевляне посылают звать на великокняжеский
престол Владимира Мономаха, но Мономах, не желая нарушать раз признанные
права Святославичей, отказывается от великого княжения. Однако киевляне,
не любившие Святославичей, не принимают ни Святославичей, ни отказа Мономаха
и отправляют к нему новое посольство с тем же предложением, угрожая возмущением
в случае его упорства; тогда Владимир вынужден был согласиться и принять
Киев. Так воля граждан нарушила права старшинства, передав их в руки достойнейшему
помимо старейшего. Однако это нарушение старшинства, хотя и вынужденное,
должно было вызвать новые усобицы, и если при жизни сильного и всеми любимого
Мономаха Святославичи должны были затаить свою ненависть к невольному нарушителю
их прав, то они передали эту ненависть своим детям; она-то и послужила
причиной кровавых усобиц между потомством Святослава и потомством Всеволода.
Эти усобицы произошли значительно позднее. Потомки Святослава Черниговского
не препятствовали тому, что после смерти Мономаха (1125) занял киевский
стол сын его Мстислав. Да и нелегко было оспаривать у него великокняжеский
стол: Святославичи, по тогдашним понятиям, потеряли свои права на Киев,
оттого что не противились занятию киевского стола Мономахом; этим они понизили
свой род перед родом Мономаха и утратили, не только в настоящем, но и в
будущем всякое право на великокняжеский стол. Со стороны черниговских князей
также не последовало возобновления притязаний на Киев и тогда, когда (1132)
Мстислав умер и старшинство перешло в руки брата его Ярополка Владимировича,
что вполне согласовалось с желанием киевлян, никого не желавших, кроме
Мономаховичей. Черниговские князья не могли протестовать, ибо они были
бессильны, пока мир господствовал вроде Мономаха. В княжение Ярополка,
однако, этот мир был нарушен. Перед смертью Мстислав обязал своего брата
и преемника Ярополка отдать Переяславль его старшему сыну Всеволоду Мстиславовичу.
Вступив на великокняжеский престол, Ярополк исполнил предсмертную волю
брата, но это вызвало неудовольствие со стороны младших сыновей Мономаха
— Юрия Ростовского и Андрея Владимиро-Волынского. Узнав о перемещении племянника
в Переяславль, они сочли это шагом к старшинству помимо их и поспешили
выгнать Всеволода из Переяславля. Тогда Ярополк водворил туда второго Мстиславича
— Изяслава, княжившего в Полоцке. Но и это распоряжение не успокоило младших
князей: в каждом племяннике, который сидел в Переяславле, они видели наследника
старшинства, будущего князя киевского. Чтобы успокоить братьев, Ярополк
вывел и Изяслава из Переяславля и послал туда брата своего Вячеслава, но
тот скоро сам оставил эту область, и она была уступлена Юрию Ростовскому.

Враждой между дядями и племянниками в потомстве Мономаха не замедлили
воспользоваться Святославичи и предъявляли свои права на великое княжение.
Обстоятельства сложились благоприятно для Святославичей: Ярополк Владимирович
скончался в 1139 г. и место его заступил брат его Вячеслав, человек бесхарактерный
и неспособный. Таким ничтожеством великого князя воспользовались Святославичи
в лице Всеволода Ольговича; он подступил к Киеву и занял его. Вячеслав
не оспаривал у него великого княжения, и Всеволод не только сам остался
в Киеве до своей кончины, но и укрепил там после себя брата своего Игоря.
Но едва Игорь вокняжился, как киевляне отправили посольство звать на киевский
стол Изяслава Мстиславича. Последний немедленно двинулся к Киеву, объявив,
что терпел на старшем столе Всеволода, как мужа старшей сестры своей, но
что других Ольговичей на киевском столе не потерпит. Киевляне перешли на
его сторону. Игорь был взят в плен и погиб, а Изяслав занял великокняжеский
стол.

В лице Изяслава род Мономаха снова восторжествовал над родом Святослава.
Но самовольный захват Изяславом киевского стола вооружил против него двух
старших Мономаховичей, двух его дядей — Вячеслава, который был изгнан Всеволодом
Ольговичем, и Юрия, князя Ростовского. Юрий, недовольный тем, что старшинство
досталось его племяннику, а не брату, начал с Изяславом борьбу и одержал
верх. Изяслав удалился во Владимир-Волынский, а в Киеве стал княжить Юрий.
Но и он недолго удержал за собой киевский стол; Изяславу удалось изгнать
его и снова вернуть себе Киев, а чтобы обеспечить себя от обвинений в беззаконном
захвате престола, он пригласил в Киев старшего дядю Вячеслава, который,
довольствуясь почетом, предоставил всю власть племяннику. Однако Юрий не
оставил своих притязаний на Киев, несмотря на то, что Изяслав обставил
дело вполне законно, воспользовался первой удобной минутой и подступил
к Киеву. Изяслав и Вячеслав оставили город, и Юрий вторично завладел им,
опять-таки ненадолго. Киевские граждане любили Изяслава и при первом его
появлении перешли на его сторону. Юрий снова уехал из Киева, а Изяслав,
верный прежнему намерению, стал княжить именем Вячеслава. В 1154 г. Изяслав
умер; престарелый Вячеслав вызвал другого своего племянника — Ростислава
Смоленского, и киевляне присягнули ему, заключив, однако, договор, что
он будет чтить своего дядю Вячеслава, как делал это его покойный брат.
После же смерти Вячеслава киевляне приняли Изяслава Давидовича, представителя
Святославичей, но тут снова явился Юрий, и престол, в третий раз перейдя
к нему, остается за ним до его смерти. В 1157 г. Юрий умирает, и киевляне,
нелюбившие этого князя, хотя он и был Мономахович, снова зовут на киевский
стол Изяслава Давидовича. Тогда один из младших Мономаховичей, Мстислав
Изяславич Владимиро-Волынский, опасаясь, что киевский стол уйдет из рук
Мономаховичей, изгнал Изяслава из Киева и водворил там своего дядю Ростислава,
а после смерти его в 1168 г. сам занял великокняжеский престол. В то же
время претендентом на Киев является сын Юрия — Андрей, которого Мстислав
обошел, как раньше отец его Изяслав обошел дядю своего Юрия. Победа в борьбе
осталась на стороне Андрея: в 1169 г. Киев был им взят, а Мстислав удалился
в свою Волынскую область. Киев был ограблен и сожжен, а сам победитель
не остался в нем и ушел на север.

Таковы факты политической жизни так называемого Киевского периода. Из
всего сказанного мы можем сделать вывод, что в данное время признавался
правильным порядок наследования и владения родовой — от брата к
брату и от дяди к племяннику, и что этот порядок в первое же время своего
существования терпел нарушения. События времени внуков и правнуков Ярослава
ясно показывают, что эти нарушения были чрезвычайно часты и что наследование
столов запутывалось до чрезвычайности. Вопрос о политическом устройстве
Киевской Руси поэтому представляет много трудностей; он вызывал массу исследований
и споров между историками. Научная полемика вращалась здесь около двух
вопросов: 1) что породило и поддерживало раздробление на княжества древней
Руси? 2) на каком принципе, при таком положении дел, держалось единство
Русской земли?

Ответ на первый вопрос сначала казался очень простым. Историки прошлого
века, и отчасти Карамзин, объясняли его тем, что князья не желали
обижать сыновей и всем им давали землю; но впоследствии поняли, что личный
княжеский произвол не может раздробить государство, которое обладает национальным
единством, и стали искать причину в других явлениях, в обычаях и отвлеченных
воззрениях племен. Одни думали, что политическое дробление вообще в нравах
и обычаях славян (впервые эта мысль была высказана Надеждиным).
Другие (как Погодин) видели причину образования многих княжеских
столов в том, что князья, как собственники земли, считали себя вправе,
по обычаю славянскому, владеть землею сообща. Наконец, третьи (школа родового
быта) удачно подметили родовой порядок наследования столов и думали,
что родовой быт князей в одно время и поддерживал земское единство, и делил
землю на части по числу родичей, имеющих право на владение родовым имуществом.
В последующее время исследователи искали причины раздробления Руси в реальных
условиях общественной жизни: Пассек находил эти причины в стремлении
городских общин к автономии; Костомаров полагал, что причины эти
вытекали из стремления к обособлению не городских общин, а племен, входивших
в состав Киевского княжества (он насчитывал 6 племен); Ключевский, в сущности,
поддерживал взгляд Пассека, говоря таким образом: «Русская земля
первоначально сложилась из самостоятельных городовых областей помощью тесного
союза двух аристократий — военной и торговой. Когда этот союз земских сил
распался (благодаря подвижности, бродячести князей), составные части земли
стали также возвращаться к прежнему политическому обособлению, тогда знать
торгового капитала осталась во главе местных миров и аристократии оружия
со своими князьями поверх этих миров» («Боярская Дума»).

Второй вопрос — на чем держалось единство земли? — разрешался также
различно. Прежние историки и даже Карамзин не останавливались над
ним долго: они говорили, что единство земли основывалось на чувстве княжеского
родства, которое связывало князей в одно целое. Школа родового быта первая
дала научное построение вопросу, основываясь на понятии родового владения.
Род князей, представляя одно неразрывное целое, соединяет в своем владении
землю. Землею сразу владеют все князья, помня, что сами «одного деда внуки».
Русь была, таким образом, единым государством, потому что она была владением
одного рода. Иного мнения были представители федеративной теории, во главе
которой стоял Костомаров: он видел в древней Руси федерацию, основанную
на единстве происхождения и языка, единстве веры в церкви и, наконец, на
единстве династии, правящей страной. Но федерация предполагает существование
некоторых постоянных учреждений, общих для всей федерации, между тем на
Руси таких учреждений указать нельзя; княжеские съезды, например, не представляют
ничего юридически определенного. Вот почему федеративную теорию сменила
новая, договорная, принадлежащая Сергеевичу. Еще Чичерин говорил,
что древняя Русь не знала государственного порядка и жила на праве частном,
на порядке договорном. Исходя из этой мысли, Сергеевич пришел к
тому выводу, что древняя Русь не имела политического единства, и единственным
движущим началом жизни было начало личного интереса. Князья не знают сдержки
личному произволу, они не наследуют столов по праву, а «добывают» их силой
или искусством, формулируя свои отношения к другим князьям и к земщине
условиям «рядов», т. е. договоров; о единстве государства не может быть
и речи. Ключевский говорит, что в основании единства русской земли
лежат две связи: 1-я родственная, связывающая князей, 2-я экономическая,
связывающая области. Своеобразное сочетание условий, вытекающих из экономической
жизни волостей, с условиями родового быта князей породило постоянное движение
князей по городам и постоянное взаимодействие земских миров. В этом и выражалось
единство Русской земли. Все приведенные учения были правы, потому что все
освещали правильно одну какую-нибудь сторону вопроса: одни уловили формулу
законного владения, собственно идею порядка (это школа родового быта);
другие занимались не столько изучением норм, хотя бы и идеальных, сколько
исследованием их нарушений (Сергеевич); третьи отметили роль общества в
древней Руси, причем принимали ее различно (Костомаров и Пассек). Каждый
вносил свой взгляд, и взгляд этот возбуждал возражения других, При всех
разногласиях, существующих в вопросе, можно, однако, сказать, что вопрос
теперь достаточно освещен в основных своих чертах. Родовой порядок наследования
столов, как идеальная законная норма, несомненно существовал. Но рядом
с ним существовали и условия, подрывавшие правильность этого порядка. Так,
княжеские съезды нередко постановляли решения, противные законному течению
исследования. Любечский съезд князей (1097) поставил решение о князьях,
чтобы каждый из них «держал отчину свою». Этот принцип отчинности, т. е.
семейного наследования от отца к сыну, бесспорно начинал слагаться в умах
этой эпохи, разлагая родовое начало. (Очень хорошо раскрыто это в новой
книге «Княжое право в древней Руси» А. Е. Преснякова.) Произвол
князей, или не признававших законного порядка и авторитета старших, или
же нарушавших, благодаря силе и старшинству, интересы младших князей, —
тоже препятствовал правильности политической жизни. Изгойство, исключение
князей из прав их состояния создавало по краям Русской земли такие области
изгоев, которыми они владели уже прямо по семейному, а не по родовому порядку;
владетель-изгой не мог претендовать на иные волости, но и на его волость
не должны были претендовать другие князья. Наконец, если мы вспомним вмешательство
в политические дела и в вопросы наследования городских веч, которые иногда
не признавали для себя обязательными счеты княжеского старшинства и звали
в города князей по своему выбору, то мы укажем все важнейшие условия, разлагавшие
правильный порядок политической жизни.

Наличность этих условий служит ясным доказательством того, что политическое
устройство Киевского княжества было неустойчиво. Составленное из многих
племенных и городских миров это княжество не могло сложиться в единое государство
в нашем смысле слова и в XI в. распалось. Поэтому точнее всего будет определить
Киевскую Русь как совокупность многих княжений, объединенных одною династией,
единством религии, племени, языка и народного самосознания. Это самосознание
достоверно существовало: с его высоты народ осуждал свое политическое неустройство,
осуждал князей за то, что они «несли землю розно» своими «которами», т.
е. распрями, и убеждал их быть в единстве ради единой «земли Русской».

Политическая связь киевского общества была слабее всех других его связей,
что и было одной из самых видных причин падения Киевской Руси.

От общей формы политического быта перейдем к его частностям. Мы заметили,
что первой политической формой, которая зародилась на Руси, был быт городской
или областной. Когда областная и городская жизнь уже сложилась, в города
и области явилась княжеская династия, объединившая все эти области в одно
княжество. Рядом с властями городскими стала власть княжеская. Этим и обусловливается
тот факт, что в XI-XII вв. наблюдается на Руси два политических авторитета:
1) княжеский и 2) городской, или вечевой. Вече старше князя, но зато князь
часто виднее веча; последнее иногда на время уступает ему свое значение.

Князья Киевской Руси, старшие или младшие, были все политически
друг от друга независимы, на них лежали только нравственные обязанности:
князья волостные должны были почитать старшего, великого князя, «в отца
место», вместе с ним должны были охранять «от поганых» свою волость, сообща
с ним думать-гадать о русской земле и решать важные вопросы русской жизни.
Мы отличаем три главные функции деятельности древнекиевских князей. Во-первых,
князь законодательствовал, и древний закон, «Русская Правда», несколькими
из своих статей прямо подтверждает это. В «Правде» читаем, например, что
сыновья Ярослава, Изяслав, Святослав и Всеволод, совместно постановили
заменить месть за убийство денежным штрафом. Заглавия некоторых статей
«Правды» свидетельствуют, что эти статьи были «судом» княжеским, т. е.
были установлены князьями. Таким образом законодательная функция князей
засвидетельствована древним памятником. Вторая функция их власти — военная.
Князья явились в первый раз в русскую землю, как защитники ее границ, и
в этом отношении последующие князья не отличались от первых. Припомним,
что Владимир Мономах едва ли не главной своей задачей считал оборону границ
от половцев; к борьбе с половцами склонял он и других князей на съездах
и предпринимал вместе с ними общие походы на кочевников. Третья функция
есть функция судебная и административная. «Русская Правда» свидетельствует,
что князья сами судили уголовные дела. По «Русской Правде» за убиение княжеского
конюшего взимался штраф в 80 гривен «яко уставил Изяслав в своем конюсе,
его же убили Дорогобужьци». Здесь «Правда» указывает действительный судебный
случай. Относительно административной деятельности князей мы можем сказать,
что они с давнишних пор несли на себе обязанности управления, устанавливали
«погосты и дани». Еще на самых первых страницах летописи мы читаем, как
Ольга «устави по Месте погосты и дани и по Лузе оброки и дани». (Погосты
представляли собой административные округа.) Вот главные обязанности князя
киевской эпохи: он законодательствует, он военный вождь, он верховный судья
и верховный администратор. Эти признаки всегда характеризуют высшую политическую
власть. Сообразно с характером своей деятельности князья имеют и слуг,
так называемую дружину, своих ближайших советников, с помощью которых управляют
страною. В летописи можно найти много свидетельств, даже с поэтическим
характером, о близком отношении дружины к князю. Еще Владимир Святой, по
летописному преданию, высказал мысль, что серебром и золотом дружины нельзя
приобрести, а с дружиною можно достать и золото, и серебро. Такой взгляд
на дружину, как на нечто неподкупное, стоящее к князю в отношениях нравственного
порядка, проходит через всю летопись. Дружина в древней Руси пользовалась
большим влиянием на дела; она требовала, чтобы князь без нее ничего не
предпринимал, и когда один молодой киевский князь решил поход, не посоветовавшись
с ней, она отказала ему в помощи, а без нее не пошли с ним и союзники князя.
Солидарность князя с дружиною вытекала из самых реальных жизненных условий,
хотя и не определялась никаким законом. Дружина скрывалась за княжеским
авторитетом, но она поддерживала его; князь с большой дружиной был силен,
с малой — слаб. Дружина делилась на старшую и младшую. Старшая называлась
«мужами» и «боярами» (происхождение этого слова толкуют различно, между
прочим, существует предположение, что оно произошло от слова «болий», больший).
Бояре были влиятельными советниками князя, они в дружине бесспорно составляли
самый высший слой и нередко имели свою собственную дружину. За ними следовали
так называемые «мужи» или «княжи мужи» — воины и княжеские чиновники. Младшая
дружина называется «гриди»; иногда их называют «отроками», причем это слово
нужно понимать лишь как термин общественного быта, который мог относиться,
может быть, и к очень старому человеку. Вот каким образом делилась дружина.
Вся она, за исключением княжеских рабов — холопов, одинаково относится
к князю; она приходила к последнему и заключала с ним «ряды», в которых
обозначала свои обязанности и права. Князь должен был относиться к дружиннику
и «мужу» как к человеку, вполне независимому, потому что дружинник всегда
мог покинуть князя и искать другой службы. Из дружины князь брал своих
администраторов, с помощью которых он управляет землею и охраняет ее. Эти
помощники назывались «вирниками» и «тиунами; обязанность их состояла в
суде и взыскании виры, т. е. судебной пошлины, в управлении землею и в
сборе дани. Дань и вира кормили князя и дружину. Князь собирал дань иногда
с помощью чиновников, а иногда и лично. Собиралась дань натурой и деньгами,
и точно так же не одной натурой, но и деньгами давалась дружине. Один летописец
начала XIII в. пишет о времени более раннем, что князь «еже будяше права
вира, и ту возма, — даяше дружине на оружие. А дружина его… не жадаху:
маломи есть, княже, 200 гривен, не кладаху на свои жены златых обручей,
но хожаху их жены в серебре». Оклад в 200 гривен каждому дружиннику очень
велик по тогдашним понятиям и несомненно свидетельствует о богатстве киевских
князей (если в гривне считать 1/2 фунта серебра, то ее весовая стоимость
около 10 рублей). Откуда же появилось это богатство, какими источниками
доходов пользовались князья? Во-первых, средства князьям давала их судебная
деятельность. Во-вторых, князья получали дань, о которой уже говорилось.
В-третьих, в пользу князей шла военная добыча. Наконец, последний вид княжеских
доходов — частные доходы. Пользуясь своим привилегированным положением,
князья приобретают себе частные земли (села), которые они строго различают
от владений политических. Князь не может завещать политическое владение
женщине, а только сыну или брату, а между тем мы видим, что свои частные
земли он дает жене или дочери, или в монастыри.

Вече было старее князя. У летописца мы читаем: «Новгородцы бо
изначала и смольняне и кыяне, и полочане и вся власти яко же на думу на
вече сходятся, и на что же старшие думают, на том и пригороды станут».
Смысл этих слов такой: изначала города и волости («сласти») управлялись
вечами и вече старшего города управляло не только городом, но и всею его
волостью. Рядом с этими вечами, на которых правом голоса пользовались все
главы семейств, появилась власть князей, но князья не упразднили веча,
а правили землею иногда при содействии, а иногда и с противодействием последнего.
Отношения князя к вечу и, наоборот, веча к князю многие историки пытались
определить с точки зрения наших политических понятий, но это приводило
только к натяжкам. Факты вечевой деятельности, собранные в книге В. И.
Сергеевича «Князь и вече», прежде всего не позволяют установить самой формы
веча, которое очень легко спутать с простыми народными сходками, и неопределенность
формы часто заставляла исследователей различать вече законное и незаконное.
Законным называлось вече, созванное князем; вече же, собранное против воли
князя, мятежнически, считалось незаконным. Следствием юридической неопределенности
положения веча было то, что последнее было в большой зависимости от условий
чисто местных или временных: политическое значение его понижалось при сильном
князе, имевшем большую дружину, и, наоборот, усиливалось при слабом; кроме
того, в больших городах оно имело большее политическое значение, чем в
малых. Изучение этого вопроса заставляет нас убедиться в том, что отношения
между князем и вечем постоянно колеблются. Так, при Ярославе и его сыновьях
вече далеко не имело той силы, как при его внуках и правнуках. Когда власть
князей усилилась и определилась, вече от политической деятельности перешло
к хозяйственной — стало заниматься делами внутреннего быта города. Но когда
род Рюриковичей размножился и наследственные счеты запутались, — городские
веча стремились возвратить себе политическое значение. Пользуясь смутой,
они сами призывали к себе того князя, которого хотели, и заключали с ним
«ряды». Мало-помалу вече почувствовало себя настолько сильным, что решалось
спорить с князем: случалось, что князь стоял за одно, а вече за другое,
и тогда вече зачастую «указывает князю путь», т. е. изгоняет его.

Перейдем к общественному делению древнекиевской Руси. Нужно заметить,
что общество, стоящее на первой ступени развития, всегда имеет одно и то
же общественное деление: у всех народов арийского племени мы встречаем
следующие три группы: 1) основная масса (в Киевской Руси люди),
2) привилегированный слой (старцы, бояре) и 3) лишенные прав рабы
(или на древнекиевском языке холопы). Таким образом, первоначальное
общественное деление создавалось не каким-нибудь исключительным местным
историческим условием, а природою племени, если можно так выразиться. Уже
на глазах истории сложились и росли местные условия. Свидетельством этого
роста служит «Русская Правда» — почти единственный источник наших суждений
о социальном строе Киевской Руси. Она дошла до нас в двух редакциях: краткой
и пространной. Краткая состоит из 43 статей, из которых первые 17 следуют
друг за другом в логической системе. Новгородская летопись, содержащая
в себе этот текст «Правды», выдает ее за законы, изданные Ярославом. Краткая
редакция «Правды» многим отличается от нескольких пространных редакций
этого памятника. Она, несомненно, древнее их и отражает в себе киевское
общество в древнейшую пору его жизни. Пространные редакции «Правды», состоящие
уже более чем из 100 статей, заключают в своем тексте указания на то, что
возникли они в целом составе в XII в., не ранее; они заключают в себе законоположения
князей именно XII в. (Владимира Мономаха) и рисуют нам общество Киевской
Руси в полном его развитии. Разнообразие текста разных редакций «Правды»
затрудняет решение вопроса о происхождении этого памятника. Старые историки
(Карамзин, Погодин) признавали «Русскую Правду» за официальный сборник
законов, составленный Ярославом Мудрым и дополнявшийся его преемниками.
В позднейшее время такого же мнения держится исследователь «Правды» Ланге.
Но большинство ученых (Калачев, Дювернуа, Сергеевич, Бестужев-Рюмин
и др.) думают, что «Правда» есть сборник, составленный частными лицами,
желавшими для личных надобностей иметь свод действовавших тогда законодательных
правил. По мнению В. О. Ключевского, «Русская Правда» возникла в
сфере церковной, где была нужда знать мирской закон; здесь и записали этот
закон. Частное происхождение «Русской Правды» всего вероятнее потому, что,
во-первых, в тексте ее можно указать статьи не юридического, а хозяйственного
содержания, имевшие значение только для частного быта, и, во-вторых, внешняя
форма отдельных статей и целых редакций «Правды» имеет характер частных
записей, составленных как бы посторонними зрителями княжеской правообразовательной
деятельности.

Изучая по «Русской Правде» и по летописи состав древного киевского
общества, мы можем отметить три древнейших его слоя: 1) высший, называемый
старцами «градскими», «старцами людскими»; это земская аристократия, к
которой некоторые исследователи причисляют и огнищан. О старцах
мы уже говорили; что же касается до огнищан, то о них много мнений.
Старые ученые считали их домовладельцами или землевладельцами, производя
термин от слова огнище (в областных говорах оно означает очаг или
пашню на изгари, т. е. на месте сожженного леса); Владимирский-Буданов
говорит в своем «Обзоре истории русского права», что старшие дружинники
именовались сначала «огнищанами», но тут же прибавляет, что чешский памятник
«Mater verborum» толкует слово огнищанин, как «вольноотпущенный» («libertus,
cui post servitium accedit libertas»); видимое противоречие автор думает
скрыть тем соображением, что старшие дружинники могли происходить из младших,
невольных слуг князя. Слово огнище в древности значило действительно
раб, челядь, в таком смысле встречается оно в древнем, XI в., переводе
Слов Григория Богослова; поэтому некоторые исследователи (Ключевский) в
огнищанах видят рабовладельцев, иначе говоря, богатых людей в ту древнейшую
пору жизни общества, когда не земля, а рабы были главным видом собственности.
Если же обратить внимание на статьи пространной «Русской Правды», которые,
вместо «огнищанина» краткой «Русской Правды», говорят о «княжем муже» или
«тиуне огнищном», то можно огнищанина счесть именно за княжа мужа, и в
частности за тиуна, заведующего княжескими холопами, т. е. за лицо, предшествующее
позднейшим дворским или дворецким. Положение последних было
очень высоко при княжеских дворах, и в то же время они могли быть сами
холопами. В Новгороде же, как кажется, огнищанами звали не одних дворецких,
а весь княжеский двор (позднее дворяне). Так, стало быть, возможно
принимать огнищан за знатных княжеских мужей; но сомнительно, чтобы огнищане
были высшим классом земского общества. 2) Средний класс составляли люди
(ед. числ. людин), мужи, соединенные в общины, верви. 3)
Холопы или челядь — рабы и притом безусловные, полные,
обельные (облый — круглый) были третьим слоем.

С течением времени это общественное деление усложняется. На верху общества
находится уже княжеская дружина, с которой сливается прежний высший земский
класс. Дружина состоит из старшей («бояр думающих и мужей
храборствующих») и младшей (отроков, гридей), в которую входят и
рабы князя. Из рядов дружины назначается княжеская администрация и судьи
(посадник, тиун, вирники и др.). Класс людей делится определенно
на горожан (купцы, ремесленники) и сельчан, из которых свободные
люди называются смердами, а зависимые — закупами (закупом
ролейным, например, называется сельский земледельческий батрак).
Закупы не рабы, но ими начинается на Руси класс условно зависимых
людей, класс, с течением времени сменивший собой полных рабов. Дружина
и люди не суть замкнутые общественные классы: из одного можно было
перейти в другой. Основное различие в положении их заключалось, с одной
стороны, в отношении к князю (одни князю служили, другие ему платили;
что же касается до холопов, то они имели своим «господином» хозяина,
а не князя, который их вовсе не касался), а с другой стороны — в хозяйственном
и имущественном отношении общественных классов между собой.

Мы допустили бы большой пробел, если бы не упомянули о совершенно особом
классе лиц киевского общества, классе, который повиновался не князю, а
церкви. Это церковное общество, состоящее из: 1) иерархии, священства
и монашества; 2) лиц, служивших церкви, церковнослужителей; 3) лиц, призреваемых
церковью, — старых, увечных, больных; 4) лиц, поступивших под опеку церкви,
— изгоев, и 5) лиц, зависимых от церкви, — «челядь» (холопов), перешедшую
в дар церкви от светских владельцев. Церковные уставы князей так описывают
состав церковного общества: «А се церковныи люди: игумен, игуменья, поп,
диакон и дети их, а се кто в крылосе: попадья, чернец, черница, проскурница,
паломник, свещегас, сторожник, слепец, хромец, вдовица, пущенник (т. е.
получивший чудесное исцеление), задушный человек (т. е. вольноотпущенный
по духовному завещанию), изгои (т. е. лица, потерявшие права гражданского
состояния); …монастыреве, больницы, гостинницы, странноприимницы, то
люди церковныя, богадельныя». Всех этих людей церковная иерархия ведает
администрацией и судом: «Или митрополит, или епископ тыи ведают, между
ими суд или обиду». Изгоям и холопам и всем своим людям церковь создает
твердое общественное положение, сообщает права гражданства, но вместе с
тем выводит их вовсе из светского общества.

Настолько развито и сложно стало общественное деление киевского общества
к XII в. Раньше, как мы видели, общество было проще по составу и расчленилось
уже на глазах истории.

Закончим наш обзор Киевской Руси общей характеристикой ее культурного
состояния. Первое же знакомство с киевским бытом покажет нам существование
древних и сильных городских общин на Руси и обилие вообще городских поселений;
это обстоятельство — лучший признак того, что торговые обороты страны были
значительны. Любопытен тот факт, что в скандинавских сагах Киев называли
«страной городов», следовательно, городская жизнь была в глазах иноземцев
отличительной чертой Руси. По летописи насчитываются сотни городов, тянувших
к «старейшим» городским центрам на Руси. Конечно, такая многочисленность
городов обусловливалась не одними административными и военными потребностями,
но и развитием торговли, которая придавала городу значение рынка. Несомненно,
что главным занятием городских жителей была торговля и что масса городского
населения состояла из торговых и промышленных людей. О развитии торговли
в Киевской Руси говорят нам многие древние авторы. Русские купцы ездили
в Грецию, Болгарию, Германию, Чехию и на Восток. В Киеве и Новгороде было
постоянное стечение купцов. В Новгороде жили немецкие купцы и имели свою
церковь — «Варяжскую божницу»; немецкие же купцы через Польшу ездили в
Киев. В Киеве был еврейский и, кажется, польский квартал; жили постоянно
купцы католического вероисповедания, которых называли «Латиною»; есть известие
и об армянах. Киев был торговой станцией не только между севером и югом,
т. е. между варягами и Грецией, но и между Западом и Востоком; т. е. между
Европой и Азией; отсюда понятно торговое значение Киева и всей южной Руси.
Тихий земледельческий труд мешался здесь с бойким и шумным торговым движением;
жизнь отличалась многообразием функций; торговля, вызывая знакомство со
многими народами, способствовала накоплению богатств и знаний. Много условий
создавалось здесь для культурного развития, и это развитие начиналось и
зацветало ярким цветом. Просвещение, принесенное христианством, нашло приют
в русских монастырях и приобрело себе много поборников. Мы знаем, что христианская
мораль успешно боролась с грубыми воззрениями языческой старины; мы видим
князей, читающих и собирающих книги, князей, заказывающих переводы благочестивых
произведений церковной литературы на русский язык; мы видим распространение
грамотности, видим школы при церквах и епископских дворах; мы любуемся
фресками, которые писаны по греческим образцам русскими художниками; мы
читаем произведения богословски образованных русских людей. Словом, в отношении
просвещения Киевская Русь стояла не ниже прочих молодых государств и своих
ближайших соседей, славян. Исследователи первоначальных сношений Руси и
Польши прямо признают культурное превосходство первой. И материальная культура
киевского общества стояла, сравнительно с прочей Европой, не низко. Внешность
Киева вызывала панегирики писателей XI в. Западным иностранцам Киев казался
соперником Константинополя. Впечатление, которое он производил на иноземцев,
вело к невольным гиперболам с их стороны: они, например, считали в Киеве
400 церквей, чего на самом деле не было. Но во всяком случае Киев был крупным
торговым городом восточной Европы, городом с разноплеменным населением,
высшие классы которого знакомы были с лучшими произведениями окрестных
стран и вызывали со стороны нашего летописца даже упреки в роскоши. И если,
за исключением Киева и других городов, вся прочая страна была еще в младенческих
формах общественного и хозяйственного быта, то все-таки мы не имеем права
назвать Киевскую Русь некультурною страною, если возьмем во внимание быт
древних городов, отмеченный явно культурными чертами.

Мы видели, что еще в глубокой древности Русь стала терять черты патриархального
племенного строя, хотя и не отлилась еще в окончательные формы государственного
быта. Долгое совместное жительство, единство племени, языка и религии делали
из Руси одну страну, из русских славян — один народ. И это единство чувствовалось
и ярко сознавалось нашими предками. Певец «Слова о полку Игореве», который
помнил много такой старины, какая и для его времени была уже седой стариной,
мыслил русскую землю единую от южного Галича и Карпат до верхней Волги.
Всех князей, и северных и южных, одинаково зовет он помочь беде Игоря и
стать «за землю Русскую». В его глазах беда Игоря — беда всей земли русской,
а не только Игорева княжества: «Тоска разлилась по Русской земле, обильна
печаль потекла среди земли Русския!» — говорит он об этом. В XI в. летописец
пишет свою «Повесть» не о том или другом княжестве, а о всей Русской земле.
Так вырастало постепенно твердое национальное самосознание, вырастало и
в сказаниях, и в летописях, и в самой жизни. В XII в. окончательно определилась
русская национальность.

Тем более непонятным должен казаться упадок Киевской Руси к XIII в.
Какая же была тому причина? Первая и главная причина заключалась в том,
что в единой земле, в едином обществе не было единой политической власти,
— владел Русью многочисленный княжеский род; при спутанности родовых и
семейных счетов из-за старшинства или из-за каких-нибудь обид, князья часто
затевали усобицы и втягивали население в междоусобную войну; от этих усобиц
страдали люди, страдало развитие народного быта. Из 170 лет (1055-1224)
Погодин насчитывает 80 лет, прошедших в усобицах, и 90 лет мирных; и хотя
тот же Погодин говорит, что для массы они не имели важного значения, но
в действительности они были несчастьем для страны, как бы легко ни переносилось
населением каждое отдельное разорение. Вторым несчастьем Киевской Руси
было усиление, с половины XII в. ее степных врагов. В южных степях появились
половцы и в течение двух столетий 40 раз опустошали русскую землю значительными
набегами, а мелких набегов и не перечесть. Торговля с югом стала замирать
благодаря тем же половцам; они грабили купцов на нижнем Днепре и Днестре,
и торговые караваны бывали вне опасности только под сильным военным прикрытием.
В 1170 г. у юных русских князей, по почину Мстислава Изяславича, был съезд,
на котором обсуждались средства борьбы с половцами и говорилось, что половцы
«уже у нас и Гречьский путь (в Царьград) отнимают, и Соляный (Крымский
или же Чешский), и Залозный (на нижний Дунай)». Это было большим бедствием
для страны. Из-за половецкой грозы наши предки не замечали, что торговля
их падает еще и по другой причине, именно потому, что крестовыми походами
был создан новый путь сообщения Зап. Европы с Азией, мимо Киева, — чрез
восточные побережья Средиземного моря. К XIII в. жизнь Киевской Руси стала
бедней и утратила последнюю безопасность; чем далее, тем труднее становилось
жить на юге; вот почему целые города и волости начинают пустеть, тем более,
что князья, как прежде ссорились из-за старшинства, так теперь стали ссориться
из-за людей, за «полон». Они стали делать набеги на соседние княжества
и уводили народ толпами, население не могло жить спокойно, потому что свои
же князья отрывали его от земли, от хозяйства.

Эти обстоятельства — усобицы князей, отсутствие внешней безопасности,
падение торговли и бегство населения — были главными причинами упадка южнорусской
общественной жизни. Появление же татар нанесло ей лишь окончательный удар.
После нашествия татар Киев превратился в маленький городок в 200 домов;
торговля вовсе заглохла, и мало-помалу Киевскую Русь по частям захватили
ее враги. А в то же время на окраинах Русской земли зарождалась новая жизнь,
возникали новые общественные центры, слагались новые общественные отношения.
Возникновение и развитие Суздальской Руси, Новгорода и Галича начинают
уже собою иной период русской истории.

История Киевской Руси стала в последнее время предметом специального
изложения ученых, держащихся того взгляда, что историческая традиция древней
Киевщины не прервалась, а продолжала жить в украинском народе и в учреждениях
Литовского княжества (М. С. Грушевский, А. Я. Ефименко).

Вернуться к оглавлению

Далее читайте:

Платонов Сергей Федорович
(биографические материалы).

Диво-дивное

Каждый просвещенный россиянин на сегодня знает, что началом объединения
древних славянских племен, началом русской православной государственности
явилось Крещение Руси, но не каждый догадывается, что этот духовный акт, иначе
как чудо, как неизреченный Божий Промысл не назовешь. Почему так? Дело в том,
что Крещение Руси, как заметил еще приснопамятный митрополит Иоанн (Снычёв), не
было совершено по каким-то государственным или личным расчетам князя Владимира.
Ко времени образования Киевской Руси уже была государственная религия —
язычество. Оно крепло, развивалось и имело достаточно цельное мировоззрение.
Утверждение своей религии было для князей и утверждением государственной
самостоятельности и политической независимости. Осознавались князьями и
опасения религиозных усобиц. «По всем человеческим расчетам, — отмечал
митрополит Иоанн, — приняв христианство, Русская земля должна была бы потерять
свое единство, или же, сохранив целостность, закоснеть в неисправимом языческом
упорстве. Находясь на перекрестке дорог, там, где переплетались и сталкивались
интересы мусульманского Юга, православного Востока, католического Запада и
хищного иудейского Хазарского Каганата, Русь должна была бы ради спасения своей
целостности хранить и свою религиозную самобытность. Казалось, ей предназначена
судьба языческой империи. Любые уступки соседям должны были бы привести к
неминуемому разделу Руси на «зоны влияния» мусульманства, иудаизма и
христианства с последующей утерей государственного, религиозного и
национального единства. История южных славян подтверждает это — когда-то единый
народ разделился на православных сербов, католиков, хорватов и даже славянских
мусульман, ожесточенно враждующих ныне между собой».

Так же поучителен и пример Золотой Орды, могучего государства, которое
было разрушено религиозными усобицами после принятия в 1313 г. ханом Узбеком
ислама и возведения его в ранг государственной религии. «Ее распад, — пишет
митрополит Иоанн, — показывает, какова была бы судьба России, если бы все текло
«естественным образом». Похожесть событий необычайна. И там и тут новая вера
распространяется верховной властью, и там и тут религия единобожия призвана
заменить древние языческие обряды. И там, и тут обращение завершает период
междоусобиц. И там и туг — дикий, воинственный народ, отсутствие жесткого
государственного единства, наличие как сторонников, так и противников новой
религии. Совпадения можно перечислять и дальше. Тем более примечательно дивны
дела твои, Господи! — полная противоположность следствий перемены веры. Святой
равноапостольный князь Владимир возвеличил свою родину, а хан Узбек свою
погубил».

Итак, Крещение Руси нельзя назвать простой сменой религии, это был
духовный акт, совершенный по Божьему Промыслу. Не было у князя Владимира и
личных корыстных интересов. Достаточно вспомнить, что он был ярым сторонником
язычества, участвовал в человеческих жертвоприношениях. Известен факт, когда в
жертву языческим богам был принесен христианин. В «Повести временных лет» об
этом говорится следующее: «И сказали старцы и бояре:

— Бросим жребий на отрока и девицу, на кого падет он, того и зарежем в
жертву богам.

Был тогда варяг один…[Федор] Пришел тот варяг из Греческой земли и
исповедовал христианскую веру. И был у него сын [Иоанн], прекрасный лицом и
душою, на него-то и пал жребий, по зависти дьявола. И посланные к нему, придя,
сказали:

— На сына твоего пал жребий, избрали его себе боги, так принесем же
жертву богам.

И сказал варяг:

— Не боги это, а дерево: нынче есть, а завтра сгниет… Не дам сына
своего бесам.

Посланные ушли и поведали обо всем людям. Те же, взяв оружие, пошли на
него и разнесли его двор. Варяг же стоял на сенях с сыном своим… И кликнули,
и подсекли под ними сени, и так их убили».

Федор Варяг и сын его Иоанн — это христиане, ставшие первыми на Руси
мучениками за веру. А ведь убиты они были по решению князя Владимира принести в
благодарность языческим богам человеческую жертву после удачного военного
похода на ятвагов…

Язычество, буйный характера князя, плотские вожделения, которые он
привык удовлетворять, — никак не способствовали принятию Православия — учения,
требующего от человека самоограничения во всем. «Во время приверженности
язычеству буйная натура князя безоглядно отдавалась порывам самых
разрушительных страстей. Публичное насилие над пленной княжной Рогнедой,
предательское убийство брата Ярополка, участие в человеческих
жертвоприношениях, необузданная похоть, для удовлетворения которой Владимир
содержал в трех гаремах 800 наложниц — вот далеко не полный перечень,
позволяющий судить о его характере.

Но тем разительнее была перемена, произведенная в князе крещением.
Преподобный Нестор-летописец указывает, что еще до обращения ему было какое-то
видение, не уточняя и не раскрывая какое именно. Внутренняя духовная причина
пере­мен, происшедших с Владимиром, осталась тайной его души, скрытой от
любопытных взоров потомков», — пишет митро­полит Иоанн.

Да, князь Владимир следовал советам своей бабушки княгини Ольги,
которая убеждала его принять христианство, да, прежде чем креститься он
исследовал разные веры, пока не выбрал именно христианскую веру, но выбрать
веру еще не значило уверовать, как говориться в Евангелии «всем сердцем… и
всею душею… и всею мыслию» (Мф. 22, 37-40).

О чуде крещения князя Владимира в древнейшем памятнике русской
письменности, в «Слове о Законе и Благодати» митрополита Илариона говорится
так:

«Как взыскал Христа, как предался Ему? Не видел ты Христа, не ходил ты
за Ним — как же стал учеником Его? Другие и видев Его не уверовали. Ты же не
видев уверовал. Поистине, сбылось на тебе благословение Господа Иисуса,
реченное Фоме: блаженны не видевшие и уверовавшие.

…Знающие Закон и пророков распяли Его. Ты же ни Закона, ни пророков
не почитавший, Распятому поклонился.

Как твое сердце отверзлось, как вошел в тебя страх Божий, как проникся
ты любовью к Нему? Не видел апостола, который пришел [бы] в землю твою и
нищетою своею, и наготою, гладом и жаждою сердце твое к смирению приклонил
[бы]. Не видел, [как] беса изгоняют именем Иисуса Христа, как болящие
выздоравливают, немые говорят, огонь в холод претворяется, мертвые встают —
всего этого не видев, как же уверовал? Чудо дивное!»

Откуда в нас все лучшее?

Федор Тютчев в одном из стихотворений о Крещении Руси назвал князя
Владимира «блаженным»:

Жизнь без Христа — случайный сон.

Блажен, кому дано два слуха, —

Кто и церковный слышит звон,

И слышит вещий голос Духа.

Есть в этих строках глубокий смысл. Блажен был князь Владимир, который
послушал «церковный звон», то есть благовестите Константинопольских священников
о том, что христианская вера — правая вера. Но он услышал вещий голос Духа и
последовал ему. Он не знал Христа, но уверовал. «Блаженны не видевшие и
уверовавшие» (Ин. 20;29).

Принятие Киевским князем в свое сердце Христа было подобно прозрению
гонителя христиан язычника Савла, ставшего апостолом Павлом. Не случайно в
посвященном святому равноапостольному князю Владимиру тропаре поется: «…обрел
еси бесценный бисер Христа, избравшего тя, яко втораго Павла, и отрясшаго
слепоту во святей купели душевную вкупе и телесную».

Известно, что перед принятием крещения князь заболел глазной болезнью и
ослеп. Случилось это после того, как он захватил греческий город Корсунь
(впоследствии Херсонес, а ныне Севастополь) и решил взять в жены сестру
греческого Императора Анну. При этом он пригрозил Императору, что захватит и
разграбит остальные греческие города, если не получит Анну. Но, как об этом
писал историк С.М. Соловьев, ответ князь получил следующий:

— Не следует христианам отдавать родственниц своих за язычников, но
если крестишься, то и сестру нашу получишь.

Князь же Владимир в свою очередь предал, что готов принять святое
крещение:

— Я крещусь. Я уже испытал ваш закон, люба мне ваша вера и служенье, о
которых мне рассказывали посланные нами мужи.

Греческий Император обрадовался этим словам и послал Анну в Корсунь,
где она была торжественно встречена жителями. Но по прибытии в Корсунь
греческая царица узнала, что князь Владимир ослеп и оттого был в сильной
печали. Тогда Анна велела передать ему:

— Если хочешь исцелиться от болезни, то крестись поскорей. Если же не
крестишься, то и не вылечишься.

На это известие князь Владимир сказал:

— Если в самом деле так случится, то поистине велик будет Бог
христианский.

Об исцелении же князя Соловьев сообщает следующее: «Епископ корсунский
с царевниными священниками, огласив, крестили Владимира, и когда возложили на
него руки, то он вдруг прозрел. Удивившись такому внезапному исцелению,
Владимир сказал:

— Теперь только я узнал истинного Бога!

Видя это, и из дружины его многие крестились».

Так после совершения Таинства в купели прозрел Великий князь Киевский
Владимир. Так спала с него пелена язычества.

Когда же спала пелена с телесного и духовного зрения князя Владимира он
сразу увидел ту нравственную нечистоту, в которой пребывал до этого. И с этого времени
его жизнь в корне изме­нилась. Он распустил свои гаремы, начал помогать нищим,
больным и немощным людям. Кормил голодных на своем дворе, а тем, кто по немощи
и болезни не мог прийти — его возницы достав­ляли продовольствие. Князь
Владимир всеми силами старался осуществлять Христовы заповеди на деле. Боясь
гре­ха, не хотел судить даже преступников. Но тогда епископы сказали ему:

— Разбойники размножились, зачем не казнишь их?

— Греха боюсь, — отвечал князь Владимир

Епископы же возразили:

— Ты поставлен от Бога добрым на милование, злым на казнь.

И князь послушался епископов. Это говорит нам о том, что уже в самом
начале устроения на Руси государственности Церковь оказывала свое влияние на
власть и на общественный строй. В самом деле — по слову В.М. Соловьева «не о
средствах распространения христианства советуется Владимир с епископами, но о
том, как наказывать преступников; вместе с старцами епископы предлагают
заботятся о внешней безопасности, и князь соглашается с ними». При этом, как
пишет Н.М. Карамзин «Он был истинным отцом бедных, которые всегда могли
приходить на двор княжеский, утолять там голод свой и брать из казны деньги.
Сего мало: больные, говорил Владимир, не в силах дойти до палат моих — и велел
развозить по улицам хлебы, мясо, рыбу, овощи, мед и квас в бочках. «Где
нищие, недужные?» — спрашивали люди княжеские и наделяли их всем
потребным. Сию добродетель Владимирову приписывает Нестор действию
Христианского учения. Слова Евангельские: блаженны милостивые, яко тии
помилованы будут… вселили в душу Великого Князя редкую любовь к благотворению
и вообще такое милосердие, которое выходило даже из пределов государственной
пользы».

Однако если уж говорить о «государственной пользе», то будет весьма
уместно привести слова святителя Иоанна Златоуста: «Поистине царь есть тот, кто
побеждает гнев и зависть и сладострастие, подчиняет все законам Божиим,
сохраняет ум свой свободным и не позволяет возобладать душою страсти к
удовольствиям. Такого мужа я желал бы видеть начальствующим над народами, и землею,
и морем, и городами, и областями, и войсками; потому что кто подчинил душевные
страсти разуму, тот легко управлял бы и людьми согласно с божественными
законами…»

Возвращаясь к вопросу значимости Крещения Руси нельзя отрицать, что
именно оно положило начало православной государственности и предопределило
развитие различных сторон государственной и общественной жизни. С.Ф. Соловьев
отмечал несомненное — вместе с христианством на Русь пришла письменность, а с
нею книжное просвещение. А вскоре появились и школы с учителями-священниками и
книжники, собиравшие и переписывавшие книги. Оттого и восклицается в акафисте
св. рвап. князю Владимиру «Радуйся, Владимире, державы Российския просветителю…
Радуйся, истиннаго просвещения и благочестия в ней насадителю…»

Так прозревший духовно князь Владимир, положил начало и духовному
прозрению русского народа. И стала с него благодаря просвещению спадать пелена
язычества, пелена безбожия, и с тех пор по слову святителя Илариона,
митрополита Киевского, православные на Руси «не идолослужителями зовутся, но
христианами, и уже не капища строим, но Христовы церкви зиждем; уже не заколаем
друга бесам на жертву, но Христос за нас заколается в жертву Богу и Отцу. Все
страны Благий Бог помиловал — и нас не презрел, захотел и нас спасти и в разум
истины привести».

Вместе с книжностью пришли на Русь и новые юридические отношения между
властью и крестьянами. Митрополит и духовенство управляли подчиненными им
крестьянами на основании особого сборника законов — Номоканона (Кормчая Книга).
В этой книге были прописаны не только церковные правила, но и гражданские
законы. В то время князья дарили русской Церкви огромные земельные наделы. И
отношения с земледельцами духовенство оформляло юридически. «Таким образом, —
пишет известный историк С.Ф. Платонов, — на Руси вместе с новым вероучением
появились новое просвещение, новые законы и суды, новые землевладельцы и новые
землевладельческие обычаи». И до сих пор православные христиане просят в
молитве святого князя Владимира «Моли, благосерде, Человеколюбца Господа… да
оградит державу мудрыми и верными слуги, да соблюдет в судиях и правителех
правду и милость…».

«Широко было влияние Церкви на гражданский быт языческого общества, —
пишет далее Платонов — Оно охватывало все стороны общественного устройства и
подчиняло себе одинаково как политическую деятельность князей, так и частную
жизнь всякой семьи.

Наконец, христианство повело к созданию громадных каменных храмов в
главнейших городах. Они строились по византийским образцам и украшались богатейшими
мозаиками и фресками. Архитектурное дело и живопись под влиянием церковного
строительства достигли в Киеве значительного развития. А с ними вместе
развились и прочие искусства, и художественные ремесла, в особенности же
ювелирное дело и производство эмали. Таким образом развилось национальное
искусство».

«Откуда все, что есть лучшего в нашем Отечестве, чем ныне более дорожим
мы по справедливости, о чем приятно размышлять нам, что отрадно и утешительно
видеть вокруг себя? От веры Православной, которую принес нам равноапостольный
князь наш Владимир» — утверждал духовный писатель середины 19 века, архиепископ
Херсонский и Одесский Димитрий (Муретов).

Источник: ИМ ЗЕРНА

Крещение Руси и радимичей

Более тысячи лет тому назад в истории нашей страны произошло уникальное событие – Крещение Руси – оказавшее революционное воздействие на все стороны жизни ее населения и последующее развитие России. На данной странице сайта мы хотим, опираясь на исторические и литературные источники, рассмотреть, какие события предшествовали Крещению Руси и радимичей, как оно осуществлялось и каковы были его последствия.

Первые христиане на Руси

Считается, что впервые о новой вере на Руси услышали еще в I в., когда на земли Северного и Восточного Причерноморья явились миссионеры из Сирии (Матфей, Симон Зилот, Иуда) во главе с апостолом Андреем Первозванным. По преданию, Андрей Первозванный, идя по пути «из варяг в греки», якобы отметил место будущего Киева, предрек ему великое будущее и воздвиг тут крест.

                      Св. Апостол Андрей Первозванный

Святой Апостол Андрей Первозванный

Апостол Андрей Первозванный

Христианство поначалу не представлялось русским князьям крепкой верой, которая способна поддерживать в государстве порядок. Случаи крещения среди славян до того были сравнительно редки. Существует предположение, что первое крещение русов имело место во время военного похода князя Бравлина в Крым в конце VIII — начале IX в. Из «Жития Стефана Сурожского» можно заключить, что новгородский правитель Бравлин захватил крымский город Сурож, но не разграбил его, а был крещен там. Скорее всего, вместе с князем приняли крещение и его дружинники.

Еще более вероятным   представляется, что христианство приняли киевские князья, братья Аскольд и Дир. Случилось это примерно в 860 г., во время похода русских дружин на Царьград (Константинополь), когда там правил император   Василий   I (867-886). В «Жизнеописании Василия I», составленного его внуком, императором Константином Багрянородным, говорится, что Василий I, добившись дружбы с русами, склонил их к принятию христианства. Как считает один из первых российских историков В.Н. Татищев, именно этот факт послужил причиной трагической смерти Аскольда и Дира. Киевские бояре предположили, что князья станут крестить народ.

Настроенная против принятия христианства знать сговорилась погубить властителей, и обратилась за помощью к Олегу, родственнику Рюрика. Олег знал, что заменить на киевском престоле Аскольда и Дира можно малолетним Игорем, поскольку тот является законным преемником власти и согласился поддержать недовольных бояр.

 Князи Дир и Аскольд

На существование сговора указывает то, насколько просто Олегу удалось совершить этот «государственный переворот». Получается, что князь с небольшой дружиной прибыл к крупному укрепленному городу, вызвал местных правителей к реке на переговоры, а затем, беспрепятственно убив их там, вошел в Киев и провозгласил себя правителем при мало­летнем Игоре. Такое вряд ли было возможно, если только убийство не замышлялось заранее киевскими боярами. Местная знать помогла Олегу расправиться с князьями, и потом впустила его в город. Этот факт показывает, насколько сильны были языческие верования и как противились люди принятию христианства. В этих условиях не приходится говорить об «угасании» многобожия.

Велика была роль в «пропаганде» идей христианства и княгини Ольги. Будучи знатного рода, она стала женой князя Игоря, и фактически была правительницей княжества после смерти Игоря (945), погибшего при сборе дани на земле древлян.

Эскиз В. И. Сурикова.Княгиня Ольга встречает тело князя Игоря, 1915

Ольга выступила против древлян, требуя от них полной покорности, столицу их сожгла, а народ обложила тяжелой данью (третья часть дани поступала лично ей). При этом действия ее отличаются особым, изощренным коварством: уничтожила послов, организовала тризну на могиле мужа, уничтожив затем приглашенных гостей – древлян.

Святая равноапостольная княгиня Ольга

Гимн святой равноапостольной великой княгине Ольге.

Княгиня Ольга и Святослав

Мщение Ольги против идолов древлянских. Гравюра Ф. А. Бруни, 1839 

Многие древляне были убиты – «Повесть временных лет» говорит о гибели 5000 человек – или отданы в рабство дружинникам княгини. Расправа была крайне жестокой, но, зная жестокость методов ее мужа Игоря и сына Святослава, вообще эпохи в целом, можно ничему не удивляться.

В 955 г «Ольга захотела сама сходить к грекам, чтобы своими глазами посмотреть на службу христианскую и вполне убедиться в их учении об истинном Боге», — повествуется в житии святой Ольги. По свидетельству летописи, в Константинополе Ольга принимает решение стать христианкой. В свою очередь, и Византия желала утвердить на Руси веру православную, видя в том и важное политическое орудие.

И. Машков. Княгиня Ольга в храме Святой Софии в Константинополе

Обратив в свою веру воинственных соседей, ромеям было бы гораздо проще решать военно-политические, торговые и экономические вопросы. Летописи гласят, что в свое время, когда послы закончили деловую часть переговоров, император попросил их задержаться в Византии. Их богато одарили, приставили к ним специальных людей, которые «водили по церквам, показывали богатства, излагали учение Христовой веры».

Таинство Крещения совершил над ней патриарх Константинопольский Феофилакт (933 — 956), а восприемником был император Константин Багрянородный (912 — 959), оставивший в своем сочинении «О церемониях византийского двора» подробное описание церемоний во время пребывания Ольги в Константинополе. На одном из приемов русской Княгине было поднесено золотое, украшенное драгоценными камнями блюдо. Ольга пожертвовала его в ризницу собора Святой Софии, где его видел и описал в начале XIII века русский дипломат Добрыня Ядрейкович, впоследствии архиепископ Новгородский Антоний: «Блюдо велико злато служебное Ольги Русской, когда взяла дань, ходивши в Царьград: во блюде же Ольгине камень драгий, на том же камни написан Христос».

Иван Акимов. Крещение княгини Ольги в Константинополе, 1792

Летописное сказание о предшествовавших крещению Ольги событиях весьма своеобразно. Вот Ольга ждет, ждет долго, месяцами, когда ее примет император. Ее достоинство великой княгини получает тяжкое испытание, как и испытывается ее стремление получить истинную веру, стать сопричастной вере через Святое Крещение. Главное испытание – перед самим крещением. Это знаменитое «предложение руки и сердца» восхищенного русской княгиней византийского императора. И летописная версия, думается, не точна. По ней, по летописи Ольга укоряет императора, как, мол, можно думать о браке до крещения, а вот после крещения – посмотрим. И просит императора быть ее восприемником, т.е. крестным отцом. Когда же после крещения император возвращается к своему брачному предложению, Ольга напоминает ему, что брака между «кумовьями» быть не может. И восхищенный император восклицает: «Перехитрила ты меня, Ольга!» Домой Ольга вернулась победительницей, с дарами, книгами, иконами и крестами. 

По возвращении из Византии Ольга ревностно несла христианское благовестие язычникам, стала воздвигать первые христианские храмы: во имя святого Николая над могилой первого киевского князя-христианина Аскольда и Святой Софии в Киеве над могилой князя Дира, храм Благовещения в Витебске, храм во имя Святой и Живоначальной Троицы в Пскове, место для которого, по свидетельству летописца, было ей указано свыше «Лучем Трисиятельного Божества» — на берегу реки Великой она увидела сходящие с неба «три пресветлых луча».

Косвенным свидетельством преобладающего влияния христиан на Руси при Ольге служит сообщение Титмара Мерзербургского о наличии в Киеве в начале XI в. около 400 церквей. Вряд ли столько мог построить Владимир Святой за 20 лет, прошедших с момента его крещения».

Житие так повествует о трудах Ольги: «И управляла княгиня Ольга подвластными ей областями Русской земли не как женщина, но как сильный и разумный муж, твердо держа в своих руках власть и мужественно обороняясь от врагов. И была она для последних страшна, своими же людьми любима, как правительница милостивая и благочестивая, как судия праведный и никого не обидящий, налагающий наказание с милосердием, и награждающий добрых; она внушала всем злым страх, воздавая каждому соразмерно достоинству его поступков, но всех делах управления она обнаруживала дальновидность и мудрость.

При этом Ольга, милосердная по душе, была щедродательна нищим, убогим и малоимущим; до ее сердца скоро доходили справедливые просьбы, и она быстро их исполняла … Со всем этим Ольга соединяла воздержанную и целомудренную жизнь, она не хотела выходить вторично замуж, но пребывала в чистом вдовстве, соблюдая сыну своему до дней возраста его княжескую власть. Когда же последний возмужал, она передала ему все дела правления, а сама, устранившись от молвы и попечении, жила вне забот управления, предаваясь делам благотворения».

О том же говорят сообщения летописных источников и житийной литературы, где сказано, что Ольга стала насаждать христианство, крушить языческих «кумиров», возводить церкви. Великая княгиня Ольга вошла в историю как великая созидательница государственной жизни и культуры Киевской Руси. Именно при Ольге закладываются основания русской цивилизации – появляются первые настоящие города, шире распространяется кириллическая письменность, начинается каменное строительство, строятся первые церкви. После смерти простой народ назвал ее хитрой, церковь – святой, история – мудрой. 

Первая святая равноапостольная княгиня Киевская,Ольга

Равноапостольной Княгине Ольге

Богомудрая княгиня, православных берегиня,
Со апостолами вкупе прославляешь ты Творца.
Пусть, как раньше, так и ныне, по мольбам твоим, княгине,
Своим светом невечерним просветит нам Бог сердца.

Многих жен ты, Ольго, краше и к тебе, княгине нашей,
Мы молитвы обращаем, чтоб в тебе Творца прославить.
Не отрини нас, княгине, и услышь, как все мы ныне
Тебя слезно умоляем нас во веки не оставить!

http://www.abc-people.com/shop/olga_princess.htm#007

Русь накануне крещения

Чтобы понять и оценить исторический масштаб реформы, которую осуществил Владимир, необходимо рассмотреть, какой была Русь накануне ее крещения Владимиром.

В 959 году, через два года после своего крещения, Ольга направила послов к германскому императору Отгону I якобы с просьбой прислать епископа и священников. Просьба, «как оказалось впоследствии, была притворной». Однако на Русь отправился (заранее посвященный в епископы Руси) монах Адальберт. В 962 году Адальберт, «не сумев преуспеть ни в чем, для чего он был послан, и, видя свой труд тщетным, вернулся назад. На обратном пути из Киева некоторые из его спутников были убиты и сам он с большим трудом спасся».

Возможно, Ольга действительно думала об организации церкви на Руси и колебалась между двумя тогдашними христианскими центрами — Константинополем и Римом. Представитель римской курии (Адальберт) был изгнан русскими и едва уцелел; представитель константинопольской патриархии не был послан. 

Для упрочения княжеской власти над населением принадлежащих земель, Ольгой применялись две различные формы мероприятий: во-первых, устанавливалась более определенная фиксация повинностей и их норм («уставы», «уроки», «оброки» и «дани»), а во-вторых, создавались эпические произведения, прославлявшие великую княгиню в ее внешней политике (сказание о крещении в Царьграде) и устрашающее «Сказание о мести», первое на Руси монархическое произведение, рассчитанное на запугивание народных масс и местной знати показом трагической обреченности всех попыток неповиновения Киеву. К этому же разряду охранительных государственных мер следует отнести и попытку введения христианства Ольгой.

Б. А. Рыбаков в книге «Рождение Руси» отмечает: «Государство Киевская Русь выглядит уже вполне оформившимся и в меру исторических условий устроенным. Эпоха Ольги завершала собою большой, полуторасотлетний период истории Руси от «каганата русов» начала IX века до Киевской Руси середины X века, описанной авторами разных стран». 

Княгиня Ольга была христианкой, но ее примеру никто не последовал. Ее сын Святослав отказывался принять крещение, заявляя, что в противном случае дружина будет над ним смеяться. Подобные случаи действительно имели место: над воинами-христианами посмеивались. Ольга сокрушалась, что окружена язычниками: «Народ и сын мой в язычестве; дай мне Бог уберечься от всякого зла!»

В самых восторженных тонах придворного панегирика описано русским летописцем короткое княжение Святослава Игоревича (964-972). Перед нами спартанец, привыкший к суровому походному быту, пренебрегающий жизненными удобствами ради быстроты движения войска без отягощающего обоза. Стремительный барс благороден: он заранее предупреждает противника о своем походе.

Перед сражениями Святослав вдохновлял свое войско речами, ставшими позднее хрестоматийными. Об этих речах полководца, обращенных ко всем воинам, свидетельствуют и греческие писатели, современники событий.

Византийский хронист X века Лев Дьякон приводит одну из речей Святослава: «…Проникнемся мужеством, которое завещали нам предки, вспомним о том, что мощь россов до сих пор была несокрушимой, и будем храбро сражаться за свою жизнь! Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясь бегством. Мы должны либо победить и остаться в живых, либо умереть со славой, совершив подвиги, достойные доблестных мужей!»

Николай Овечкин. Последний бой Святослава

Придя к власти, Святослав направил свою энергию против внешних врагов нарождавшегося государства. Разгромив Хазарский каганат, войско Святослава дошло до Северного Кавказа. Победами (хотя и не всегда) сопровождался и его поход против Византии. Возвращаясь обратно, Святослав погиб в сражении с печенегами, которых византийцы предупредили о маршруте его дружины. Но потенциальные враги русских на востоке и на западе были нейтрализованы. 

После смерти Святослава междоусобная борьба братьев Ярополка и Владимира привела в 980 году к власти Владимира. Каково было наследство, доставшееся Владимиру от его предшественников? Коротко говоря, он оказался во главе непрочного объединения нескольких славянских племен, стабильность которого требовала постоянного применения или постоянной угрозы применения военной силы. Чтобы укрепить это объединение, молодой князь принял два важных решения. Во-первых, он обосновался в Киеве, чтобы не оставлять управления своею державой на многие месяцы или годы (такова была длительность военных экспедиций его предшественников). Во-вторых, он постарался, выражаясь сегодняшним языком, идейно объединить союзные славянские племена с помощью общей для всех религии

Вторую проблему — объединение союзных племен — он поначалу пытался решить путем “уравнивания в правах” всех основных племенных богов (а значит, и влиятельных жреческих групп). Любой приехавший издалека мог видеть, что в столице почитаются не только свои, киевские, боги, но и бог его племени. Так в Киеве возник пантеон шести языческих богов: Перун — покровитель князя и дружины, Хорс — олицетворённое солнце, Даждьбог — бог, замыкающий зиму и отмыкающий весну, Стрибог — бог ветра, Семаргл — вестник между небесным и земным мирами, Макошь — женское божество.

Виктор Васнецов. Князь-язычник Владимир и Гора Богов

Но все эти образы богов не получили у славян той ясности и определенности, как, например, в более развитой греческой мифологии. Внешний культ у славян также не был развит: не было ни храмов, ни особого сословия жрецов. Кое-где на открытых местах ставились грубые изображения богов, «идолы».

Будучи в тесном единении с природой, славяне обожествляли ее. Верховным божеством считался Перун – бог молнии и грома, он посылал дожди, без которых нет урожая. Поклонялись славяне и Стрибогу – богу ветра и бури, чтили богиню плодородия Мокошь и бога скота Велеса. В конце декабря, когда солнце набирало силу, ходили славить светило, этот праздник соединился впоследствии с Рождеством Христовым. Масленица – отклик древнего языческого праздника весны, которую особенно торжественно встречали. В праздник Ивана Купалы ночью купались, чтобы встретить зарю чистыми, жгли костры, прыгая через пламя и очищая себя огнем. Поклонялись душам усопших, верили в то, что у каждого рода есть свой дух-покровитель, щур или пращур. Весной торжественно и всенародно отмечались праздник русалок, иные природные языческие празднества.

Константин Маковский. Русалки, 1879

Достаточно почитать былины и сказы, в которых жизнь описана густыми, яркими красками. Исследователь обрядов и обычаев русского народа М. Забелин писал: «Во время свадеб в старину тут всегда присутствовали глумотворцы (шутники), органники, гусельники (гусляры). Обычай этот существует и поныне; не раз церковь восставала против таких порядков, которые суть прямо следы язычества, и хотела отделить все обычаи пред венчанием и по венчании, но этого было нельзя искоренить, так как самый акт, основанный в своем будущем на любви и согласии, на семейном счастье, вызывал на веселье».

Это была эпоха русского прошлого, русской независимости, славы и могущества, патриархальных взаимоотношений князя и дружины, когда народ в лице богатырей мог брать верх над врагами и когда богатыри могли влиять на судьбу страны.

Каменский А. В. Пантеон славянских Богов.

К сожалению, эта дохристианская культура почти не дошла до нас. Не только войны, вражеские нашествия, битвы и пожары, но и церковь иногда была тому причиной. В итоге из жизни и памяти народа исчезли аграрно-бытовая обрядность, образцы языческой и народной притчи, мифы, бывальщины, приговоры и т. п. Вплоть до XVI века Русская церковь упорно преследовала скоморохов с их «гуслями», «гудками» и «свирелями». Выдающийся историк и фольклорист А.Н. Афанасьев отмечал, что «заботою духовенства было уничтожение народных игрищ; вместе с музыкой, песнями, плясками и ряженьем в мохнатые шкуры и личины игрища эти вызывали строгие запретительные меры».

Это верно и в отношении части книжного наследия. По мнению ученых, уцелели только малые доли процента былого книжного богатства Руси XI–XII вв. Таким образом, первоначальная христианская культура, прораставшая на Руси сквозь распятую языческую плоть, дошла до нас, но в крайне усеченном виде. К величайшему сожалению, ныне мы имеем лишь самые жалкие остатки богатейшей былой образности. Они – в языке, русской песне и поэзии. Самые просвещенные народы мира поражались музыкальным талантам наших предков. Константинопольский хронист Феофилакт Симокатта поражен тем, что славянские послы в VI веке прошли от берегов Балтики до Византии без оружия – с одними гуслями через плечо.

Зосим Лаврентьев. Сваты. Русь языческая, 1975

Эта богатейшая полуязыческая культура (песни, музыка, танцы, сказы, былины, пословицы, обряды, заговоры да наговоры) участвовала в формировании личности, ее нравственного и духовного облика, могучая полуязыческая-полухристианская сила веками сохраняла и оберегала, словно берегиня, душу русского народа.

Дата возведения языческих «кумиров» князем Владимиром приходится на 980 г., а на 983 г. – принесение человеческих жертв. Кровожадный ритуал имел место у многих народов. Людей приносили в жертву в случае каких-то бедственных событий в жизни народа – неурожае, бездождии, холоде, а также «ради умножения плодов земных». Эти жертвы считались самыми угодными богам и действенными. Например, при похоронах женатого человека убивали его жену, а если он был достаточно состоятельным, то и рабыню, иногда даже нескольких рабынь и рабов. Бывало, что перед сражением в жертву приносили одного из воинов. Известны и жертвоприношения, связанные с благодарственными служениями идолам.

Всеволод Иванов. Ведическая Русь 

Несмотря на мощь многобожия язычества, оно проявило себя как ущербная государственная религия. Язычество не могло сплотить народ, объединить его под началом великого князя. Если у других народов громовержцы (Юпитер у римлян, Зевс у греков) ставились выше всех прочих богов, то Перун был хотя и великим, но все же рядовым божеством.

Славянский метатель молний не возвышался над остальными представителями пантеона, а для некоторых племен он являлся чуждым божеством, получалось так, что одним племенным союзом больше почитались одни боги, в другом — другие. Так, у ильменских славян (словен) широко была распространена вера в леших, багников, водяных. И хотя эти существа были не богами, а духами, вера в них была даже сильнее, чем в богов. По мере приближения к югу значение этих духов уменьшается, поскольку южнее возрастает влияние культов богов. Широкое распространение получил культ богини Макоши, но во многих местах ее заменяли другими богинями — сходными по назначению.

Широко практиковались различные магические действа. Хорошо известен существовавший еще недавно пережиток языческого праздника, когда в ночь на Ивана Купалу жгут костры, прыгают через них, водят хороводы. В дохристианские времена подобные праздники заканчивались массовыми оргиями эротически-непристойного характера. Недаром церковь заклеймила их в свое время как “бесовские игрища”.

Верховный князь не мог обосновать свою власть над всей Русской землей тем, что она дана свыше, поскольку наиболее почитаемого, главного божества славяне не знали. Поэтому при любых народных волнениях или княжеских распрях общество могло подвергнуться расколу. Дальнейший период усобиц подтвердил опасения князя и показал правильность его выбора в пользу православия.

Языческие боги отвечали тогдашним взглядам славян на природу и мироустройство. Люди рассматривали свое бытие в природе как процесс «жизнь—смерть—жизнь», а потому и смерть должна была привести к усилению плодоносящей силы земли, к ее возрождению. С.М. Соловьев заметил, что язычество значительно окрепло на Руси в конце IX в., благодаря чему возникли предпосылки для использования его в качестве государственной религии. Такую попытку и предпринял Владимир, когда создал пантеон из шести языческих богов.

Однако вскоре выяснилось, что дорога, по которой он столь успешно двинулся вперед, на самом деле вела в тупик. Языческая религия и после нововведений Владимира предполагала все же старый образ жизни. Она была уместна для патриархального строя, но серьезно тормозила формирование новых производственных отношений зарождавшегося феодализма.

Восстания древлян, радимичей и вятичей показали киевским князьям, что язычество не только не является опорой великокняжеской власти, но, напротив, сильно мешает утверждению в стране отношений господства и подчинения. Появление государственной власти, выделение княжеских династий вошло в противоречие с первобытным демократизмом язычества.

Выбор религии и крещение Руси

Предпринятая 980 году Владимиром попытка приспособить языческие верования к новым условиям не была принята народом и закончилась провалом. Если реформировать язычество оказалось невозможным, оставалось заменить его другой религией, которая бы отвечала интересам классового общества. Нужны были новое право, новые обычаи, новое общественное сознание, новые оценки событий. Старое язычество этого дать не могло. А “это” лежало, по существу, готовым в Византии. Если языческая религия стимулировала неповиновение феодальной власти и толкала славян на борьбу за вольности, то христианское вероучение, напротив, проповедовало, что всякая власть от Бога, призывало к смирению и подчинению, к строгим правилам поведения.

Владимир был далек от христианских идеалов. На его совести было немало грехов: вероломное убийство брата Ярополка, убийство полоцкого князя Рогволда, что «пришел из-за моря», двух его сыновей, насилие над его красавицей дочерью Рогнедой (в ответ на предложение князя Владимира вступить с ней в брак та ответила резким отказом, предпочтя Ярополка и град Киев да еще вдобавок оскорбив Владимира, назвав «робичичем», т. е. сыном рабыни). Не был князь примером добродетели и воздержания во время пиров и забав на охоте, однако все эти личные огрехи отступали на второй план при решении столь важного и судьбоносного государственного вопроса, как принятие веры.

Антон Лосенко. Владимир и Рогнеда, 1770

По свидетельству летописца Нестора, князь Владимир, прежде всего, решил выяснить, какая из религий самая лучшая. В молодые годы Владимир любил разгульную жизнь, поэтому ему не пришелся по душе ислам с его системой органичений, запрещавший, например, есть свинину и пить вино. «Руси есть веселие пити, — заметил по этому поводу сам князь, — не можем без того быти».

Кроме того, принятие в качестве веры ислама для еще не окрепшей Руси было довольно рискованным мероприятием. У Руси выбор был, но выбор ислама означал разрыв с Византией. Мусульманский Восток, прежде всего в лице арабов, составлял грозную конкуренцию миру христианскому, в том числе и православной Византии. Борьба между ними шла не на жизнь, а на смерть.

Могло ли иудейство стать общенародной религией Киевской Руси? Киев возник на окраине хазарского мира, и иудаизм, конечно же, был знаком князю Владимиру. Видимо, язычник-князь к этим иноверцам был так же терпим, как хазарский каган. А то, что пришельцы были богатыми и влиятельными купцами и менялами, дававшими деньги в рост, делало их пребывание еще желательнее. Евреи тогда поселились в особой части Киева, носившей название «жидовское подворье». Один из кварталов Киева назван «Жидове», а расположенные рядом с кварталом ворота были названы «Жидовскими». Ростовщический еврейский элемент был силен всюду.

По данным историков, в первой половине X в. тут существовала влиятельная еврейско-хазарская община (кагал) и стоял сильный хазарский воинский гарнизон. Шли споры и о религии. Хотя о серьезном влиянии иудеев на Русь говорить не приходится, была дана возможность и им высказаться. Иудеи сформулировали Владимиру основные положения Закона, что в устах летописца звучат так: «Обрезаться, не есть ни свинины, ни зайчатины, субботу хранить».

Главный аргумент, по которому князь Владимир отверг иудаизм (хотя, судя по всему, он и не думал принимать иудаизм в качестве религии для своего народа), абсолютно неопровержим в смысле исторической или же геополитической логики. Когда евреи ему сказали, что Бог разгневался на отцов их и расточил «по странам грехов ради наших, и предана была земля наша христианам», Владимир вполне резонно заметил евреям: «Так как же вы других учите, а сами отвержены от Бога и расточены? Если бы Бог так закон ваш любил, то не были б вы расточены по чужим землям. Или мыслите, чтобы и мы то же зло приняли?»

Не в русской традиции было и обрезание, предписываемое иудаизмом. Не заинтересовало князя иудейство, последователи которого, изгнанные из своего отечества, расселились по всему свету. «У средневековых европейских народов было вкоренено понятие, что политическое бедствие народа есть наказание Божие за грехи, вследствие чего питалось отвращение к бедствующему народу», — пишет С. М. Соловьев.

С другой стороны, западное христианство было для славян слишком резким, слишком нетерпимым и слишком экзальтированным. Киев был наслышан о судьбах славян, подвергшихся латинизации, и не хотел повторения этого опыта на своей земле.

Да и более ранний опыт не очень воодушевлял, ведь еще княгиня Ольга направила послов к германскому императору Оттону I (959), прося его прислать на Русь епископов и духовенство (после того как Константин VIII высокомерно отверг ее условия). Оттон тотчас откликнулся – и в Киев прибыл епископ Адальберт (962). Однако его миссия закончилась, не успев начаться. В том же году Адальберт вынужден был бежать из Киева. Многие, из сопровождавших его лиц, были убиты, а сам епископ едва выбрался живым с Русской земли.

Трудно славянам было бы воспринять и знаменитые стигмы экзальтированных верующих, в частности, язвы, появляющиеся на местах нанесенных Христу ран. «Для России это абсолютно невозможно, мы не знаем ни одного случая стигматизации». Как бы там ни было, а чуда, подобного содеянному св. Франциском, с русами так и не произошло.

П.П. Рубенс. Чудо св. Франциска

Христианство в его католической форме показалось Владимиру чуждым, так как, по мнению князя, не отличалась пышностью церемоний и эмоциональным воздействием. В то же время вернувшиеся из Константинополя послы рассказывали о великолепии Софийского храма, блеске священных одежд, пышности церковных обрядов, на которых присутствовал сам император со двором и патриарх с многочисленным духовенством. Князь слушал восторженные отзывы о воскурении фимиама, о стройности звучания песнопений. Последние сомнения рассеялись у Владимира, когда бояре напомнили ему, что если бы закон греческий был плох, то не приняла бы его княгиня Ольга, бабушка Владимира, а она была мудрейшей правительницей.

Фактически у Владимира не было выбора: иудаизм и ислам были представлены соседними с Русью кочевыми и полукочевыми народами, «весь образ жизни и менталитет которых был абсолютно чужд земледельцу-славянину. А униженный и маловлиятельный в конце X в. Рим был слишком далеко». Принятие православия в качестве официальной государственной религии не было предопределено судьбой, но вместе с тем серьезное решение не могло быть принято спонтанно. При ином раскладе ведущей религией мог бы стать ислам или христианство западного толка. Но Владимир не принял религии латинян, хотя и послал «в немцы» послов взглянуть на церковную службу. Рим и католический вариант христианства не отвечали глубинным, дальним интересам Руси.

Когда пришел час выбора вероисповедания, князь Владимир созвал бояр и городских старцев, чтобы испросить их совета. Те ответили: «Сам знаешь, князь, всякий свое хвалит, а не хулит. У тебя есть мужи; пошли их разведать, как служат Богу разные народы». Вняв дельному совету, князь и отправил послов с целью разузнать получше о каждой вере, притом якобы сказал им примечать такую веру, чтобы можно было при оной: «Ести и пити и весело жити».

И. Эггинк. Великий князь Владимир выбирает религию, 1822

 Выбор Веры князем Владимиром и крещение Руси 

Вернувшись, послы доложили ему: «Ходили мы, к болгарам (т. е. в Волжскую Булгарию), смотрели, как молятся они в своих мечетях: поклонятся они, сядут и глядят и туда и сюда. Нет красоты в служении их, не хорош их закон.

Ходили мы к немцам, были у них в храмах, красоты же никакой не нашли.

Когда же пришли мы к грекам и ввели нас в храм, где они служат Богу своему, мы не знали, на небе мы были или на земле. Нет на земле такого вида и такой красоты, и рассказать о ней мы не умеем, знаем только то, что там Бог пребывает с людьми и служба их лучше всех стран. Мы не можем забыть ту красоту. Всякий человек, вкусивши сладкого, не захочет после вкушать горького, так и мы: не хотим здесь быть».

«Если бы дурен был закон греческий, – сказали напоследок бояре, – то не приняла бы его бабка твоя Ольга, а она была мудрее всех людей». 

– «Где же примем крещение?» – спросил Владимир.

– «Где тебе любо», – отвечали бояре.

Владимир решил выбрать для Руси православие.

«Сила проповеди православия была и в политической умеренности Византийской империи, и в искренности константинопольских патриархов, и в очаровании греческой литургии (церковной службы)», – писал Л. Гумилев.

Но князю не хотелось просить у греков Крещения как милости. В 987 г. в малоазиатских провинциях Византии вспыхнуло восстание под предводительством военачальника Варды Фоки. В ответ на просьбу императора Василия II оказать военную помощь против восставших Владимир потребовал от византийских императоров согласия на брак с их сестрой, принцессой Анной.

Анна считалась самой красивой женщиной в Византии. Однако брак с ней был в большей степени политическим решением: князь имел основания не доверять императорам, между тем он хотел быть уверенным в прочности союзных отношений. К тому же Владимир понимал, что породниться с византийским правящим домом весьма выгодно. Это поднимало международный престиж правителя и его государства. Византийские императоры согласились выдать сестру за Владимира, но при условии, что он примет христианство.

Владимир пошел союзникам навстречу – отправил в Византию шеститысячный русский отряд, активно способствовавший подавлению восстания Фоки. Княжеское войско помогло разбить Фоку, и Василий II остается на престоле.

Однако империя нарушила уговор, отказавшись отпустить Анну в Киев. В Повести временных лет сказано, что Анна ни за что не хотела идти в жены: «Словно в полон иду; лучше бы мне здесь умереть!». Тщетно убеждал ее отец-император: «Обратит Бог тобою Русскую землю в покаяние, а Греческую землю избавишь от лютой рати. Видишь, сколько зла сотворила Русь грекам? И ныне, если не пойдешь, то же сотворят и нам». Так гласит летопись.

Владимир действует решительно: осаждает Корсунь (современный Херсонес в Крыму) — важный опорный пункт Византии на Черном море. Корсунь капитулирует, Владимир грозится перенести военные действия на территорию Византии. Теперь вынужден капитулировать и Василий II. То была большая дипломатическая победа Владимира.

Андрей Иванов. Великий князь Владимир в Корсуни

Судьбу Анны оплакивают в Константинополе целую неделю, и нетрудно вообразить, с какими мыслями отправляется она после этого к Владимиру. А.К.Толстой, обладавший отменным чувством юмора, так описывает осажденных византийцев:

Увидели греки в заливе суда,
У стен уж дружина толпится,
Пошли толковать и туда и сюда:
“Настала, как есть, христианам беда,
Приехал Владимир креститься!”

«Скажите властителям греческим, что я крещусь; и уже прежде испытал ваш закон, люба мне ваша вера! – И добавил: – Пусть те священники, которые придут с сестрою вашею, крестят меня». По прибытии священников из Константинополя епископ корсунский крестил Владимира. Выйдя из воды, князь сказал: «Теперь только я узнал истинного Бога!» Многие из его дружины, видя это, также крестились.

Виктор Васнецов. Крещение князя Владимира, 1885-1893

Любители порассуждать о “насильственном крещении” могут на этом примере убедиться, что насилие действительно имело место. Сохраняя интонацию А.К.Толстого, можно иронически сказать, что древнерусское войско, разбив византийцев, заставило их окрестить себя.

Святая Русь

Скептики видят в этом поступке князя, скорее, политико-правовые мотивации и цели: «В конечном счете, как представляется, к принятию крещения Владимира могли склонить статус помазанника Божия, вытекавший из статуса государя-христианина, а также главный постулат церкви, регулирующий ее отношения с властью: «Что ни власть, то от Бога». Тем самым христианский бог обращал в пыль нормы язычества, потенциально опасные для Владимира. И он решился».

После свершения брака с Анною, отдав город грекам, взяв из Корсуня священников, мощи святых, иконы и церковные сосуды, Владимир вернулся в Киев. Иларион писал в середине XI в., как всей земле повелел креститься князь Владимир, «чтобы всем быть христианами: малым и великим, рабам и свободным, юным и старым, боярам и простонародью, богатым и убогим. И не было ни одного противящегося благочестивому повелению его, если даже некоторые и крестились не по доброму расположению, но из страха к повелевшему сие, ибо благочестие его сопряжено было с властью».

Виктор Васнецов. Крещение Руси. 988 г.

Владимир крестил 12 сыновей и вельмож и дал ясно понять: «Если кто не придет завтра на реку – богат ли, или убог, или нищий, или раб, – да будет противник мне». Крестился народ в притоке Днепра, омывавшем Подол, где селился простой люд. Число крестившихся, по словам В.Н. Татищева, было столь велико, что «не могли всех исчислить».

Константин Лебедев. Крещение киевлян

Причины, которые в итоге привели князя Владимира к принятию православия, не являются случайными. Ни красота церковного искусства (при всей ее значимости), ни византийская эстетика культового действа не стали главным доводом в пользу решения князя принять христианство. Предпосылки глубже и закладывались они исподволь…

В ту эпоху Византия была еще в расцвете; там не умерла античная традиция — в ее школах изучали Гомера и других классиков древности, в философских диспутах продолжали жить Платон и Аристотель… Византийский вариант христианства отвечал нуждам рождающегося феодального общества и поэтому вполне соответствовал замыслам Владимира. Одновременно решалась и задача единого культа для всех племен Древней Руси.

Возвратясь в Киев, Владимир начал активно распространять христианство. Идолов низвергли и изрубили. Перуна привязали к хвостам коней, стащили с горы, где тот стоял, а затем к ручью. Князь приказал по дороге Перуна бить жезлами «на поругание зловерия» и те, кто все еще держался языческой веры, плакали. Впрочем, несмотря на суровую расправу, совсем Перун из памяти народа не исчез. Его функции перешли на Илью Пророка. В его житие входит мотив вознесения на небо в огненной колеснице. Это должно было символизировать, что Илья Пророк ездит по небу в огненной колеснице, посылая на землю грозы, громы и молнии.

Простой люд окунули в веру, как в ледяную купель – сразу и с головой. Согнали к Днепру – и силой крестили. Тем самым князь убеждал всех, что со старой верой покончено раз и навсегда. Владимир приказал сломать и разрушить старых кумиров (в Киеве и Новгороде их сбрасывали в воду и пускали по реке).

Елена Даведова. Свержение Перуна

Казалось, не так давно сам Владимир приказал воздвигнуть в Киеве деревянного истукана Перуна с серебряной головой и золотыми усами. Такой же истукан был воздвигнут и в Новгороде, на берегу Волхова. В Ростове стоял идол Велеса – «скотьего бога». При этом народ должен был нести в жертву идолам на заклание своих детей, что было дико и нелепо. Несмотря на строгий приказ Владимира креститься в новую веру, как пишет М.В. Ломоносов, немало было областей, которые от крещения «убегали, особливо подвластные Российской державе чудские народы, жившие около Мурома, Суздаля и Ростова».

Уничтожение идолов было проделано в Новгороде Великом, где дядя Владимира, Добрыня, не только всех идолов сокрушил, требища разорил, но и церкви воздвиг, священников поставил по городам и селам новгородского придела. Перуна же низвергли, посекли и, привязав веревками, «повлекли по калу, бия жезлами и топча».

Согласно же Ипатьевской летописи, в Новгороде люди, увидев, что Добрыня идет их крестить, учинили вече и поклялись не пустить в город насильников, не дать им низвергнуть идолов… Когда он пришел, они, разметав мост великий, вышли с оружием. Как ни увещал их Добрыня, лаской или угрозами, они вывели два больших самострела на мост и обратили гнев против Добрыни как против настоящего врага. Жрец Богомил призывал не покоряться, новгородский тысяцкий Угоняй кричал: лучше помереть тут, чем отдать богов на поругание. В итоге новгородцы, рассвирепев, дом Добрыни разорили, имение полностью разграбили, жену и родных избили, а потом заодно и церковь Преображения разметали. Дома новообращенных христиан стали грабить. Кое-как с помощью силы тысяцкий Путята сумел окрестить их, отчего стали говорить впоследствии: Путята крестил их мечом, а Добрыня – огнем.

Впоследствии слово «перун» стало употребляться в проклятиях типа: «Чтоб тебя Перун наказал!» (украинское), «Чтоб тебя Перун взял!» (русское и словацкое), «Чтоб тебя Перуном убило!»

Владимир, выбрав религию, положил начало древнерусской цивилизации. Произошел великий исторический поворот. Русь вошла в ареал восточно-православных государств, не порывая связей с католическим Западом. Конечно, разделение церквей внесло трагический раскол в судьбы Европы и России, проведя кровавую межу между Западом и Востоком. Но это произойдет уже позже, и отнюдь не Древняя Русь была тому виной.

Византия стала нашей «крестной матерью», чему было немало причин экономического, культурного, военно-стратегического характера. Князья, варяжские гости и дружинники русских князей, ходя в дальние походы, не могли не видеть того, как живет окружающий мир (Греция, Рим, Испания). В этих странах имелись монастыри, академии, библиотеки, школы, бывшие очагами цивилизации.

Святой равноапостольный князь Владимир

Греческие богословы не сдабривали проповедь православия лукавыми политическими хитросплетениями. Важным оказалось и то, что православие не проповедовало идеи предопределения. И потому ответственность за грехи, творимые по собственной воле, ложилась на грешника. Это было понятно и приемлемо для язычников. Принятие христианских норм морали не было психологическим насилием для новообращенных, которые привыкли к элементарному противопоставлению добра и зла.

Русь после крещения

От принятия христианства Владимир только выигрывал — если раньше он просто был главой племенного союза, то теперь его власть была освящена, “дарована богом”. Ближайшее окружение Владимира не несло никакого имущественного или иного ущерба. То же можно сказать и о дружине. Перед теми, кто занимался торговлей с Византией, реформа открывала новые возможности. Если прежде на торговых площадях заморских стран они были “варварами”, “скифами”, то отныне в Византии и Европе — уважаемыми единоверцами, а на мусульманском Востоке — представителями одной из мировых религий.

Рядовые общинники, пока процесс феодализации еще не набрал силу, тоже особенно не страдали. Рабам христианство обещало свободу. Как известно, в Древней Руси рабство было домашним, рабов не использовали в производстве, но они составляли заметный слой общества. Даже сегодня в английском, немецком и французском языках понятие “раб” обозначается словом “славянин”, поскольку рабы-славяне очень ценились на невольничьих рынках. Рабство не свойственно феодализму, и церковь резко выступала против него, особенно против работорговли, когда своих соплеменников продавали “в поганые”.

Кто терял все, так это языческие жрецы. Влиятельное жреческое сословие вдруг становилось никому не нужным. В этих условиях языческое жречество прибегло к двум принципиально разным тактическим приемам: во-первых, “уходу в подполье”, когда на окраинах и в других местах, где это было возможно, продолжалось служение идолам, совершение магических обрядов и т.п.; во-вторых, открытому (даже вооруженному) сопротивлению всей системе реформ Владимира.

Реакция Владимира на эти две тактики была различной. На “подпольных” языческих жрецов почти не обращали внимания, им не мешали, ведь они не представляли опасности для главного — для феодальной реформы. В этом один из корней так называемого двоеверия. Владимир считал, что в результате деятельности христианского духовенства эти элементы язычества постепенно отомрут. При столь масштабных реформах неразумно требовать, чтобы сразу все изменилось. Ведь и Петр не требовал, чтобы крепостных крестьян одели в голландские костюмы.

Л. Н. Гумилев прав, когда утверждает: «Кстати, фактически русские приняли православие тоже довольно вяло, долго оставаясь двоеверцами: они признавали и христианскую религию, и нечистую силу, которую старались задобрить подарками. Такое двоеверие распространено до сих пор. Потом это двоеверие стало религиозной основой Древней Руси…» Мы и верим – и не верим.

Иной была реакция на сопротивление системе феодальных реформ. Здесь Владимир проявлял твердость, безжалостность и при необходимости применял военную силу. Однако для нас важно, что “огнем и мечом” не просто вводилась новая религия, а создавалось централизованное феодальное государство. И здесь уместна аналогия с Петром. Он тоже был тверд и безжалостен, когда мешали его реформам. Достаточно вспомнить, что он не пощадил собственного сына — царевича Алексея.

Из проповедуемых христианством добродетелей наиболее ценилась любовь к ближнему, которая проявлялась, в частности, в практике пиров и милостыни бедным.

Когда Владимир поставил церковь Преображения в Василеве, он устроил там грандиозный праздник, созвав огромное число бояр, посадников, старейшин из всех городов и огромное количество народа, и раздал убогим триста гривен. Вернувшись в Киев, он и здесь сотворил праздник велик. Эти черты Владимира отмечают различные жизнеписцы. Иаков Мних видит в отзывчивости князя признак его святости. «По делам разумейте святого», – пишет он. «Прежде всего милостыню творил князь Владимир, если немощный или старец не мог дойти до княжеского двора и взять необходимое, то посылали им на двор».

Николай Карзин. Пир у князя Владимира

Милостью его пользовались не только в его доме, «но и по всему граду, не в Киеве одном, но и по всей Русской земле, и в градах, и в селах». Всюду находил он тех, кто нуждался в его помощи (нагие, голодные, больные и т. п.). Нестор пишет, что князь постоянно спрашивал у проповедника: «Болен ли кто? И где?» Этих сведений столь много, что нет оснований подозревать в неискренности источники. Видимо, князь, в самом деле, проникся верой к библейскому слову, желая служить ближним, искупая былые грехи, коих у него было немало.

Чвствуя за собой вину за былые плотские грехи, князь простил и жену Рогнеду, которая, не выдержав мук ревности, как-то чуть не зарезала его во сне. Причина этого стара, как мир. Княгиня, как всякая женщина, не могла выдержать обилия окружавших его любовниц. Но ее все же не казнили. Посовещавшись со старейшинами, отправили ее с сыном в ссылку в созданное княжество.

Одним словом, Владимир «всех жаловал, одевал, кормил и поил». Не потому ли и в памяти народа он сохранился как Владимир Красное Солнышко, а в былинах предстает как всенародный любимец, «ласковый князь»?! О пирах «ласкового князя» народ вспоминал и столетия спустя с благодарностью. Княжеские пиры, напомним, в то время были своеобразной формой братства и перераспределения богатств.

Андрей Рябушкин. Пир богатырей у ласкового князя Владимира, 1888

Народ всегда требует хлеба и зрелищ. Хлебосольство князя Владимира общеизвестно. Русские, как и все, любят пиры да празднества. Князь устраивал пиры не только для бояр и знати, но и для народа. Пиршества происходят преимущественно в церковные праздники или в дни крупных событий. Он созывал народ отовсюду, кормил, поил пришедших, раздавал неимущим потребное и, заботясь о тех, которые сами не в состоянии были явиться на княжий двор, приказывал развозить по городу пищу и питье.

Виктор Васнецов. Отдых князя Владимира после охоты

Пиры русских князей, бояр и царей своей роскошью, обилием яств и напитков не уступали знаменитым римским оргиям. Изощренное чревоугодие пировавших и гастрономические фантазии поваров не знали пределов. Древние источники донесли до нас десятки меню «великих» пиров. Один из таких пиров, например, устроил князь Святослав в 1183 году в Киеве по случаю освящения новой церкви. Как замечает летописец, все после пира были веселы. Пиры той поры нельзя сводить к заурядным придворным увеселениям или общинным попойкам. Это форма общения княжеской власти с народом, орудие укрепления ее престижа в народе.

Княжеские пиры знало и язычество. Владимир сохранил этот обычай, придав ему новое содержание. Здесь между представителями дружинной и племенной знати свободно обсуждалась “текущая политика”, и это служило сплочению клана феодалов. Что касается милостыни бедным, то на княжеском дворе киевлянин или странник могли бесплатно поесть. По распоряжению Владимира пищу для глубоких стариков и больных развозили по домам. Одним из видов милостыни был и выкуп пленных (рабов) с предоставлением им свободы и средств к существованию. Пиры переживают эпоху Владимира и проходят через весь период Киевской Руси.

Быстрый темп преобразований эпохи Владимира все же не смог обеспечить завершения феодальной реформы при его жизни. Для этого требовалось больше времени, и его дело завершил сын — Ярослав Мудрый. Как сказано в летописи, Владимир вспахал, Ярослав засеял, а следующее поколение пожинало плоды. В чем же заключался “посев” Ярослава?

М. Герасимов. Ярослав Мудрый, реконструкция 1939 

Заняв после тяжелой междоусобной борьбы киевский стол, Ярослав стал не менее энергично, чем его отец, продолжать начатую реформу. Как и Владимир, он строит укрепления для защиты своих земель, теперь, правда, преимущественно на западе. Так же как и Владимир, следит за тем, чтобы феодальным преобразованиям ничто не мешало. В этой связи полезно вспомнить так называемое “восстание волхвов”.

Георгий Сидоров. Крещение Руси

Ярослав продолжает интенсивную строительную деятельность, явно стремясь сделать Киев не хуже Константинополя. Если Константинополь знаменит своим собором Софии, то величественный Софийский собор возводится и в Киеве; и тут и там городские укрепления украшают Золотые ворота и т.п. Много сил отдал Ярослав и развитию торговли: при нем начали чеканить не только золотые, но и серебряные монеты.

Собор Святой Софии в Киеве

Однако главной заботой Ярослава стало создание собственной интеллигенции. Эту задачу Владимир не мог решить за недостатком времени. Требовалась не просто грамотность, надо было сделать так, чтобы Киевская Русь не нуждалась в “импорте” греческого или болгарского духовенства, чтобы она имела собственных ученых, писателей, философов, чтобы она могла при необходимости вести идейную борьбу, в частности против имперской идеологии Византии.

В средние века единственным местом, где человека обеспечивали всем необходимым и давали возможность заниматься науками, были монастыри. Они играли роль не только религиозных центров, но и своего рода академии наук и университетов. Здесь писались трактаты на самые разнообразные темы, и воспитывалось новое поколение образованных людей. Князья и цари ездили в монастыри не только для молитвы, но и для совета — ведь нередко тут были самые знающие соотечественники. Неудивительно, что при Ярославе возникает русское монашество, появляются русские монастыри.

Киевско-Печерская лавра основана Ярославом в 1051 году 

Описи ХV-ХVII веков (более ранние погибли) показывают, что большинство книг монастырских библиотек носило не богослужебный, а иной характер. Здесь хранились жития, творения Отцев и Учителей Церкви, летописи, хронографы, различные “хождения” (то есть географические сочинения), философские и военные трактаты, такие классические труды, как “История Иудейской войны” Иосифа Флавия, и т.п. Монах-ученый должен был быть всесторонне образованным. Об этом свидетельствует, например, начало “Повести о Стефане Пермском”, в которой автор — Епифаний Премудрый, монах Троице-Сергиева монастыря (XV век), — принижает, по обычаю того времени, свои таланты:

В монастырях велось летописание (Нестор), писали сочинения полемического характера (часто с четким политическим подтекстом), переписывали книги (этим монашеским скрипториям мы обязаны тем, что можем читать древние летописи, что до нас дошло “Слово о полку Игореве”), писали иконы. Монастырские врачи бескорыстно оказывали медицинскую помощь мирянам. Немаловажно и то, что отсюда выходили собственные русские священнослужители и иерархи, заменявшие приезжих византийцев.

При Ярославе продолжалось распространение грамотности и строительство школ (не только в Киеве). Сохранилось свидетельство об открытии в 1030 году школы на 300 детей в Новгороде, где их “учили книгам”. Учили не только мальчиков, возникали и школы для девушек. Грамотой постепенно овладевали все сословия — об этом говорят находки древних берестяных грамот. Сам Ярослав “книгам прилежа, и почитая е часто в нощи и в дне”, а также “собра писце многы, и прекладаше от грек на словеньское писмо, и списаша книги многы…”. “Велика бо бывает полза от ученья книжного”. Происходил быстрый культурный рост населения Древней Руси.

Цивилизованные государства не могут существовать без писаных законов, и Ярослав создает “Русскую Правду”, а также ряд других письменных уставов. Короче говоря, Ярослав, завершитель реформы Владимира, сделал Киевскую Русь свободно развивающимся раннефеодальным государством, ни в чем не уступавшим другим. Гордость за свою страну, желание независимости от Византии и равенства с нею были близки не только княжескому окружению, но и всему народу.

Алексей Кившенко. Чтение народу Русской Правды, 1880

Каковы же итоги княжества Владимира и Ярослава? Во-первых, Русь объединилась в единое раннефеодальное государство. Оно было объединено новой, передовой по тому времени культурой, писаными законами, религией. Исчезло старое давление по племенным признакам. Получила окончательное государственное оформление единая древнерусская народность, из которой позже вышли русские, украинцы, белорусы

Во-вторых, в результате реформ Русь окончательно встала вровень со всем цивилизованным миром. Она не уступала другим странам ни в смысле общественно-экономической формации (феодализм, который продолжал свое развитие), ни в смысле культуры, ремесла, военного дела. Введение христианства, ставшего идеологической основой единой феодальной государственности Древней Руси, сыграло в период раннего средневековья прогрессивную роль.

Последствия принятия Русью христианства

Летописцы подчеркивают всеобъемлющий характер плана Владимира, в основе которого лежали идеи единства, целостности державы. В христианство мы входили не отдельными этносами (поляне, древляне, радимичи и т. д.), а всем миром, общиной. Крестился народ всея Руси!

Ни Русь, ни Византия не расценивали предстоящее крещение как чисто религиозный акт. Если ограничиться несколько упрощенной и предельно краткой характеристикой, то точка зрения Византии сводилась к следующему: поскольку Русь обращалась в православную веру, а православную церковь возглавляли византийский патриарх и император, то Русь автоматически становилась вассалом Византии.

Однако растущее и уже довольно мощное древнерусское государство, неоднократно успешно воевавшее с Византией, отнюдь не желало для себя подобной роли. Точка зрения Владимира и его окружения была иной. Крещение и связанное с этим заимствование византийской культуры и техники вовсе не должно было лишить Русь ее самостоятельности. По мысли князя, Русь превращалась бы в дружественное Византии, но вполне суверенное государство. Как друг Византии, оно оказывало бы ей, если необходимо, военную помощь. При столь существенном расхождении во взглядах на последствия крещения оно было, по меньшей мере, сильно затруднено.

Но судьба оказалась благосклонной к замыслам Владимира, и крещение Руси происходит, образно говоря, “по киевскому сценарию”: Владимир получает в жены сестру императора и тем самым становится “своим” среди верховных правителей Европы.

С. Ф. Платонов в «Полном курсе лекций по русской истории» о последствиях принятия Русью христианства отмечает:

«Из Греции пришла на Русь иерархия: в Киеве стал жить русский митрополит, поставляемый Константинопольским патриархом; в других городах были поставлены подчиненные митрополиту епископы (на первых порах их было пять, потом число их дошло до пятнадцати).

В Киеве и во всех епархиях строились церкви и устраивались монастыри; причты церквей и братия монастырей подчинялись своему епископу, а через него митрополиту. Таким образом, власть митрополита простиралась на всю Русь и объединяла все духовенство страны.

Вместе с христианством на Русь пришла письменность, а с нею книжное просвещение. Как ни слабо оно было на первых порах, оно все же оказывало могучее влияние на познавших его людей. Богослужебные и священные книги принесены были на Русь на доступном для всех языке — славянском, том самом, на котором изложили их славянские первоучители св. Кирилл и Мефодий и их болгарские ученики. Язык этих книг был вполне понятен русским, и «книжное учение» было, поэтому, не затруднено.

Тотчас по крещении на Руси возникают школы с учителями священниками и появляются книжники—любители просвещения, собиравшие и переписывавшие книги. Митрополит и вообще духовенство управляли и судили подчиненных им людей так, как это делалось в греческой церкви, на основании особого сборника законов Номоканона, получившего на Руси в болгарском переводе название Кормчей книги.

В этом сборнике заключались церковные правила Апостольские и вселенских соборов, также гражданские законы православных византийских императоров. Церкви принадлежали земли, на которых духовенство и монастыри вели хозяйство по-своему, руководствуясь византийскими обычаями и законами, устанавливая такие юридические отношения к земледельцам, какие были приняты в Греции.

Таким образом, на Руси вместе с новым вероучением появились новые власти, новое просвещение, новые законы и суды, новые землевладельцы и новые землевладельческие обычаи. Так как Русь приняла веру из Византии, то все новое, что пришло вместе с верою, имело византийский характер и служило проводником византийского влияния на Русь».

Академик Б. В. Раушенбах в статье «Тысячелетие крещения Руси», опубликованной в 1987 году, так характеризует принятие христианства Русью:

«То, что произошло в конце Х века в Древней Руси, было выдающимся событием в истории нашей Родины. Великий князь Владимир осуществил смелую государственную реформу, имевшую далеко идущие последствия. Я бы сравнил ее с реформой Петра I. Как и во времена Петра, тогда нужен был рывок в развитии страны, усвоение высших достижений передовых стран той эпохи. Владимир преследовал цель встать вровень с развитыми феодальными монархиями. Для этого надо было решиться на энергичное проведение феодальной реформы и связанные с ней глубокие преобразования. Именно эту реформу “односторонне и ограниченно” называют нередко крещением Руси».

Что говорят летописи о крещении Руси? 

Как создавалась Российская Империя. Крещение Руси-988г. 

Крещение Руси правда и вымысел 

Приняв христианство, Ольга и Владимир вывели Русь из мрака язычества. Владимир заложил основы могучего государства, не только восстановив Древнюю Русь в границах Игоря и Святослава, но и расширив ее. Он победил балтское племя ятвягов, между Неманом и Западным Бугом, двинулся на булгар и Хазарию (985). Распространение христианства вряд ли заставило его «вложить мечи в ножны» – русские воинственная нация, – но принятие христианства сделало их умнее и дипломатичнее.

Историк В. Даркевич писал: «Христианство и язычество разделяет духовная пропасть, сравнимая, пожалуй, с различием между идолом и иконой. Грубо высеченный идол с человекоподобными чертами, один из многих в системе многобожия, – это Бог сам по себе, властвующий над какой-либо космической стихией и принимающий разные воплощения».

Напротив, икона – это и священный почитаемый предмет, и образ, каноническое изображение Христа, Богоматери или святого. Христианство возвысило человека над его повседневным бытием, придало земной жизни смысл, вселило надежду на вечную жизнь души.

В. В. Розанов в своей книге «Христианство на Древней Руси» отмечает: «Христианство нежнее, тоньше, углубленнее язычества. Под воздействием православия русский характер психологически трансформировался, в корне изменился менталитет народа, и в том числе – представления о человеке и его месте в обществе, воззрения о природе и Боге как творце всего сущего. Христианство выделило человека из окружающей среды как высшее творение Бога, созданное по его образу и подобию».

Переход от язычества к православию позволил не только установить известную систему иерархии на Руси, но и приобщиться к сокровищам мировой мысли и культуры. Религия отвратила наших предков от дикого образа жизни, когда язычники «живяху в лесе, якоже всякий зверь». До этого братья-славяне «живуще скотски: убиваху друг друга, ядоху вся нечисто, и брака у них не бываше, но умыкиваху у воды девиц».

Православная церковь на Руси, осудив обычаи кровной мести и самосуда, превознося силу добродетелей, веру и подвижничество, воспитывала людей, способствуя очищению души, укреплению духа. Другими словами, был осуществлен слом существовавшей в то время «культурной матрицы» восточных славян. В России такой слом «культурной матрицы» будет затем повторен, по крайней мере, дважды – в 1917 и 1991 годах. Конечно, в этот ряд следует поставить и реформы Петра I.

Принятие православия в качестве государственной религии было одной из главных исторических заслуг Владимира перед Русью. Он гениально угадал, вернее, аналитически точно просчитал все моменты, важные для существования Руси, включая и географию ее местоположения, характер и менталитет нашего русского народа. Реформа Владимира ставила целью сплочение государства. Этот момент был определяющим и при выборе Византии как примера государственного строительства для Древней Руси. Напомним, что к тому времени Византийская империя оставалась практически единственным древним государством, сохранившим надежный аппарат власти.

Б.В. Раушенбах отмечает: «Здесь нужен был рывок, надо было смело заимствовать в развитых странах их культуру, науку, ремесла, строительную технику, короче говоря, все то, что делало Византию и подобные ей феодальные монархии наиболее развитыми странами своего времени. Было ясно, что заимствовать надо было все необходимое в комплексе, как единое целое, а, следовательно, и религию.

Если брать в качестве образца Византию, то, как известно, в ней государство и церковь были так тесно связаны, так переплетены, что полностью отделить религиозную деятельность от светской практически было невозможно. Византийский вариант христианства был именно тем, на базе которого легче всего было объединить Русь.» Владимир расширил власть над тогдашней Древней Русью, включая земли киевскую, новгородскую, ростовскую, смоленскую, древлянскую, полоцкую, галицкую.

Государственная реформа Владимира как бы высвободила постепенно накапливавшийся в древнерусском обществе потенциал — началось бурное, стремительное развитие страны, и это показывает, сколь своевременна была реформа.

Просветительное значение имели те практические примеры новой христианской жизни, которые давали русским людям отдельные подвижники и целые общины подвижников — монастыри. Затем просветительное влияние оказывала письменность, как переводная греческая, так и оригинальная русская. Наконец, просветительное значение имели те предметы и памятники искусства, которые церковь создала на Руси с помощью греческих художников.

Языческая Русь не имела храмов и довольствовалась изваяниями идолов. Христианство повело к созданию громадных каменных храмов в главнейших городах. Приглашенные из Византии мастера строят каменные здания и храмы, расписывают их, украшают фресками, мозаикой, иконами, а рядом с ними работают русские, которые учатся неизвестному ранее мастерству.

Киевский храм Успения Богоматери, получивший название Десятинной церкви потому, что Владимир уделил на его содержание «десятину» (т. е. десятую часть) княжеских доходов, был древнейшим каменным храмом в Киеве. Киевская церковь св. Софии, новгородская церковь св. Софии и другие храмы в главнейших городах Руси были созданы вслед за Десятинною церковью. Они строились по византийским образцам и украшались богатейшими мозаиками и фресками. Архитектурное дело и живопись под влиянием церковного строительства достигли в Киеве значительного развития.

Уже следующее поколение будет возводить сложные сооружения в русских городах, почти не прибегая к помощи иностранцев. Изменяется и сельское хозяйство — на Руси появляется огородничество.

Прибывшее духовенство не только служит в новых храмах, но и готовит “национальные кадры” для церкви, и, как следствие, распространяются знания и грамотность. Организуются школы, в которые Владимир под плач матерей собирает детей высшего сословия (потом этим методом будет пользоваться и Петр), молодых людей посылает на учебу за рубежи родной страны. Вводится летописание. Как всякое развитое государство, Киевская Русь начинает чеканить золотую монету.

Древняя Русь постепенно становится государством новой, высокой культуры. Не следует, однако, думать, что в языческие времена она не обладала по-своему совершенной культурой. Эта народная языческая культура будет еще долго жить и придаст древнерусскому искусству своеобразные и неповторимые черты.

Общее положение дел при князе Владимире отличалось большей стабильностью. «При Владимире Русь стала богаче и стабильнее, чем при его предках. На торговых путях, шедших через страну, установился мир, который княжеская власть уверенно защищала. Выросли новые торговые и ремесленные центры. При Владимире возникли десятки новых городов, именно городов, а не просто огороженных градов. Владимир стал укреплять в стране законность – на основе уже не обычного, а княжеского государственного права», – пишет историк.

В то время как княжеская власть на Руси была еще слаба и киевские князья, когда их становилось много, сами стремились к разделению государства, — церковь была едина и власть митрополита простиралась одинаково на всю Русскую землю. Настоящее единовластие на Руси явилось прежде всего в церкви, и это сообщало церковному влиянию внутреннее единство и силу.

Распространение христианства на земле радимичей

Для того чтобы понять, как именно сказалось принятие христианства на радимичей и другие племена Древней Руси, необходимо ознакомиться с теми чертами их общественного быта в дохристианское время, которые наиболее характеризуют первобытность тогдашних общественных отношений. 

Князья в то время не имели ни склонности, ни возможности вмешиваться в общественную жизнь и поддерживать порядок, когда к ним не обращалось за этим само население. Преступление тогда считалось «обидою», за которую должен был отплатить, «отомстить» сам обиженный или его род. Человека защищал не князь, а свои близкие ему люди; за убитого «мстили» отец, братья, дяди, племянники.

Обычай «кровной мести» и вообще «мести», как это имеет место и сегодня, например, на Кавказе, был так широко распространен, что признавался даже законом, как нормальное правило. Иначе и быть не могло в таком обществе, где княжеская власть только что возникла, где князь был иноплеменником и был окружен дружиной таких же иноплеменников-варягов.

Радимичи жили или родами, или общинами; в других случаях они сами устраивали дружины и торговые товарищества в городах. Каждый человек, принадлежавший к какому-нибудь союзу или входивший в какое-нибудь сообщество, пользовался защитою рода, общины, дружины, товарищества, и мало надеялся на князя, потому что княжеская власть была еще слаба.

Лишенный покровительства своих близких, прогнанный из какого-либо сообщества человек становился беззащитным, потому что никто не шел к нему на помощь; его можно было, по старому выражению, «убита во пса место» — и остаться без всякого наказания и возмездия.

Такие беспризорные и беззащитные люди назывались изгоями (от того же корня, как и слово «гой»: «гой еси» значило: будь здрав, будь жив); изгои были как бы «изжитые», выкинутые из жизни вон люди.

Родовой быт первоначально вел людей к обособлению. Роды жили замкнуто, чуждались один другого и враждовали один с другим. А между тем каждому роду было необходимо со стороны добывать невест для браков своих родичей. Отсюда возник обычай добывать их насилием и хитростью, посредством «умычки» или увоза. Впоследствии этот обычай смягчился: если невесту «умыкали», то по предварительному с ней уговору.

Там, где нравы были мягче, невеста приезжала в дом жениха и за ней привозили ее приданое. Но так бывало, по словам летописца, только у полян. В прочих же местах семейный быт отличался грубостью, тем более что везде существовал обычай многоженства. Предание говорит, что сам князь Владимир до крещения своего держался этого обычая. Положение женщины в семье, особенно при многоженстве, было очень тяжело, о чем свидетельствуют народные песни. В них горько оплакивается судьба девушки, отдаваемой или продаваемой в чужой род.

В языческое время на Руси было лишь одно сословное различие: люди делились на свободных и несвободных, или рабов. Свободные назывались мужами, рабы носили название челядь (в единственном числе холоп, роба). Положение рабов, очень многочисленных, было тяжко: они рассматривались как рабочий скот в хозяйстве своего господина. Они не могли иметь собственного имущества, не могли быть свидетелями в суде, не отвечали за свои преступления. За них ответствовал господин, который имел право жизни и смерти над своим холопом и наказывал его сам, как хотел. Свободные люди находили себе защиту в своих родах и сообществах; холоп мог найти себе защиту только у господина; когда же господин его отпускал на волю или прогонял, раб становился изгоем и лишался всякого покровительства и пристанища.

Таким образом, во времена язычества общество радимичей делилось на самостоятельные союзы, которые одни лишь своими силами охраняли и защищали своих членов. Вышедший из своего союза человек оказывался бесправным и беззащитным изгоем. Семья, при обычае многоженства, умычки и покупки невест, имела грубый языческий характер. Рабство было очень распространено и притом в тяжелой форме. Грубая сила господствовала в обществе, и человеческая личность сама по себе в нем не имела никакого значения. 

Очевидно, что христианская церковь не могла примириться с таким порядком. В землю радимичей начинается проникновение христианства из Киева и Чернигова. Вместе с Христовым учением о любви и милости церковь несет на Русь и начала византийской культуры. Уча язычников вере, она стремилась улучшить их житейские порядки. Под влиянием христианства отдельные лица из языческой среды изменяли к лучшему свои взгляды и права, шли вслед Христу и являли высокие примеры нравственной христианской жизни и даже подвижничества.

Среди дружины и жителей племен появилось много благочестивых христиан, почитавших церковь, любивших книги и иногда уходивших от мирских соблазнов в монастыри и в пустынное житье. Через свою иерархию и примеров ревнителей новой веры церковь действовала на нравы и учреждения Руси. Проповедью и церковною практикой она показывала, как надо жить и действовать в делах личных и общественных.

Церковь старалась поднять значение княжеской власти. Князей она учила, как они должны управлять: «воспрещать злым и казнить разбойников». «Ты поставлен от Бога на казнь злым, а добрым на милование», — говорило духовенство, указывая ему, что князь не может оставаться безучастным к насилию и злу в своей земле, что он должен блюсти в ней порядок. Такой взгляд духовенство основывало на убеждении, что княжеская власть, как и всякая земная власть, учинена от Бога и должна творить Божью волю.

Но так как «всяка власть от Бога» и так как князь «есть Божий слуга», то ему надлежит повиноваться и его надлежит чтить. Церковь требовала от подданных князя, чтобы они «имели приязнь» к князю, не мыслили на него зла и смотрели на него как на избранника Божия. Очень грубо было воззрение языческой Руси на князей, как на дружинных конунгов, которые берут дань за свои военные услуги земле и которых можно погонять, если они не угодны, и даже убивать (как древляне Игоря).

Церковь всячески боролась с таким взглядом и поддерживала авторитет князей, смотря на них, как на прирожденных и богоданных государей. Когда князья сами роняли свое достоинство в грубых ссорах и междоусобиях, духовенство старалось мирить их и учить, чтобы они «чтили старейших» и «не переступали чужого предела». Так духовенство проводило в жизнь идеи правильного государственного порядка, имея пред собою пример Византии, где царская власть стояла очень высоко.

Естественно, что такая кардинальная смена взглядов на мироустройство и общественные отношения не могла произойти мгновенно, поэтому процесс христианизации радимичей протекал постепенно и занял приблизительно около 150-200 лет. То есть фактически христианизация радимичей завершилась ко времени их последнего упоминания в летописи, что означает полное их слияние к этому времени с единым древнерусским этносом, когда у летописцев уже отпала необходимость подчеркивать племенные различия, ранее четко определяемым по поклонениям различных племен своим языческим кумирам.

Благодаря вере в единого Бога разбитая на части (а по сути дела на отдельные государства) Русская земля становилась неким общим пространством для православного человека. Язычество же активно поддерживало раскол, многие были глухи к евангельским увещеваниям и мнили себя потомками Перуна, а потому провоцировали кровавые столкновения со своими братьями-христианами.

Как же шло распространение христианства на землях племен, входивших древнерусское государство? Не встречал ли этот процесс сопротивления? Подчеркнем еще раз, что преобразования осуществлялись по указанию великого князя и его ближайшего окружения. Внешнего, насильственного напора страна не испытывала. Кроме того, население было знакомо с христианством: уже многие годы в древнерусских городах существовали маленькие христианские общины, появившиеся еще во время княжения Ольги, бабушки Владимира, которая первой из верховных правителей Киевской Руси приняла христианство (если не считать легендарных сведений о крещении Аскольда). Это тоже способствовало утверждению новой религии.

Из городов христианство проникает в сельскую местность. Сельские церкви часто строились на месте бывших капищ. Так как невозможно было сразу внушить населению новую веру, то священные места язычников использовались для постройки христианских церквей.

Для сельских жителей принятие христианства долго оставалось формальным – в XI- XII веках они продолжали хоронить умерших по курганному обряду, который не соответствовал христианским канонам. Курганные могильники (погребальные памятники X – начала XII веков, которые насчитывают десятки земляных насыпей-могил полусферической формы, диаметром 4–15 м и высотой до 2–3 м) можно встретить в различных районах земли радимичей. Археологические исследования этих курганов показывают, что под курганными насыпями находятся захоронения древних жителей радимичских сёл, совершённые по канонам языческого погребального ритуала.

В глухих лесах оставались языческие святилища и идолы, которым люди тайно поклонялись. В XI- XIII вв. для населения Посожья было характерно так называемое двоеверие, т.е. формальное принятие христианства и одновременно существование в обрядах и представлениях сильнейших языческих пережитков.

Обычаи местного населения довольно резко отличались от обычаев христианских. Уже само возведение кургана шло в разрез с требованиями церкви. Когда кто-либо умирал, родственники и свояки выбирали место погребения на общинном кладбище. Площадка старательно обжигалась, чтобы «отогнать» враждебных духов (согласно поверьям, огонь обладал священной очистительной силой). На это место клали покойника, а вместе с ним – те предметы, которые могли «пригодиться» в загробном мире.

Мужчин сопровождали нож, кресало, глиняный сосуд для пищи, иногда – коса и другие орудия труда, женщин – веретена с пряслицами, ожерелья из стеклянных, каменных бус и металлических подвесок, височные кольца, шейные обручи-гривны, прочие скромные предметы убора и принадлежности одежды. Золота и драгоценностей в курганах нет, что характерно для всех могильников восточных славян X–XII веков. Покойника засыпали землёй из ровиков вокруг места захоронения, а после достижения насыпью определенной высоты разводили на ней и в ровиках ритуальные кострища, устраивали поминки.

Радимичи отправляли религиозные культы не в церквях, а у рек и ручьёв, почитали не святых, но криницы, колодцы, большие камни и дубравы. Они приносили жертвы своим старым богам – Сварогу (владыке неба), Велесу (покровителю скота и всякого богатства), Перуну (повелителю грома и молнии), Дажьбогу (солнечному божеству) и прочим. Ещё во второй половине I тысячелетия н. э. радимичи воздвигли специальные языческие святилища – культово-религиозные центры общин и малых «племён». Остатки нескольких памятников такого рода сохранились в Посожье до наших дней.

Елена Даведова. Древнее капище 

Христианизацию сельского населения можно проследить по археологическим данным. В погребальном ритуале ещё долго существовали такие пережитки языческих верований как использование огня. В соответствии с языческими представлениями огонь обладал священной очистительной силой. Очищалось как само тело покойника, так и земля, где его хоронили. Тело умершего сжигалось, и его душа быстро попадала в иной мир с дымом погребального костра. Сверху насыпался курган. В могилу покойнику «на тот свет» клали вещи, которые могли ему там пригодиться. Например, горшки с пищей, обереги-амулеты, кресала, ножи, оружие, украшения и другие бытовые предметы.

Погребальный обряд включал в себя также страву (ритуальное употребление пищи) и тризну (военно-спортивные соревнования в честь умершего). Летописец Нестор в начале XIIвека в «Повести временных лет» писал: «А Радимичи, Вятичи и Север один обычай имеяху — живяху в лесе якоже всякий зверь… И аще кто умряше, творяху тризну над ним. И посемь створяху краду велику (дрова) и възложаху на краду мертвеца и съжежаху. И посемь, събравше кости, въложаху в судину малу и поставляху на столпе на путех, ще творять Вятичи и ныне. Сиже творяху обычая и кривичи и прочие погании, не ведущее закона Божия, нъ творящее сами собе закон».

На рубеже X- XI вв. под влиянием церкви на земле радимичей происходит смена погребального обряда – трупосожжение под курганом сменилось трупоположением.

В XI в. еще бытует трупоположение в основании кургана, причём сильно распространены пережитки трупосожжения в виде использования при погребении ритуальных костров. Иногда встречаются случаи обжигания гробов или обсыпание их известью или углём. Это говорит о господстве в то время языческих поверий и традиций. Влияние христианства ощущается ещё крайне слабо.

Широкое использование огня не только при трупосожжениях, но и при трупоположениях было отличительной чертой радимичского погребального обряда. Следы огня в виде остатков ритуальных кострищ и огненных колец-«крад» вокруг них встречаются во многих захоронениях не только XI, но и в XIIвв. Причём, следы огня встречаются не только в захоронениях на грунте, но и в ямных захоронениях. Это говорит о сохранении языческих верований у радимичей в XI- XII вв. Понятно, что церковь всячески боролась с этими проявлениями языческого мировоззрения, так как они противоречили христианскому учению о воскрешении из мёртвых и загробной жизни.

Вследствие этого в XI- XII вв. погребальный обряд радимичей постепенно изменяется и начинает приближаться к каноническому христианскому. В XI в. в сельских курганах появляются захоронения в гробах. В XIIв. они уже широко распространены. Со временем насыпи курганов становятся ниже, ямы под курганами глубже, количество вещей в курганах уменьшается.

Влияние христианства прослеживается также в том, что в течение XIи 1-й пол. XIIвв. увеличивается процент трупоположений в подкурганной яме, постепенно уменьшается использование огня при погребениях, становится беднее инвентарь. Постепенно увеличивается число погребений в гробах, которые появляются уже в XI веке. Ямные трупоположения уже приближаются к христианскому каноническому обряду. В них преобладает западная (христианская) ориентировка покойных (около 90 % погребений). Наблюдаются изменения в положении рук покойных. В ямах снижается количество погребений с руками вытянутыми вдоль туловища, зато увеличивается число погребений с руками, сложенными на животе. В ямных погребениях отчётливо прослеживается тенденция к исчезновению следов огня, хотя полностью они не исчезают. Почти вдвое по сравнению с захоронениями на грунте в них увеличивается процент встречаемости гробов.

Таким образом, после крещения Руси на земле радимичей в течение в XI- XII вв. всё равно сильными остаются языческие пережитки:

1) значительным остаётся процент захоронений с руками, вытянутыми вдоль туловища,

2) в ямах нет крестиков,

3) в ямах встречается ориентировка погребений, находящаяся в резком противоречии с христианскими канонами,

4) в погребальном ритуале нередко используется огонь.

Но к концу XII в. курганный погребальный обряд в земле радимичей вытесняется бескурганным. Переход к христианскому погребальному обряду означает завершение христианизации радимичей и победу христианства. Христианская вера шла одновременно с феодализацией и так называемым «окняжением» земли. Т.е. земли передавались в собственность бояр, дворян и церкви и бывшие свободные общинники становились всё более зависимыми от них.

Процесс феодализации усилился в XII веке. На землях сельских общин появляются дворы и замки феодалов. А вместе с ними приходят христианские миссионеры и священники, строятся церкви и монастыри. Христианство проникает вглубь сельской местности и священнослужители уже не могли допустить явное проявление языческих верований и совершение обрядов. Постепенно христианская церковь стала приспосабливать языческие представления к своим церковным праздникам и обрядам.

Соответственно, в XI столетии на земле радимичей и окрестностях развернулась упорная борьба за души людей между жрецами старой языческой веры – волхвами – и христианскими миссионерами, опиравшимися на поддержку великокняжеской власти. Эта борьба была долгой и растянулась на столетия. Особенно неохотно новую веру принимали сёла, где языческие традиции и мировоззрение радимичей безраздельно господствовали вплоть до начала – первой половины XII века.

Радимичи помнили, что когда-то на площадках языческих святилищ стояли изваяния местных божеств, рядом с которыми волхвы зажигали священный огонь и совершали древние обряды. По праздникам и в дни поминовения предков вокруг площадки собирались жители соседних деревень. А рядом со святилищем обычно размещалось обширное языческое кладбище – погребальные курганы.

Изменение привычного жизненного уклада, естественно, вызывало недовольство и сопротивление жителей. С лидерами старой веры и ее символами поступали сурово, как с побежденными. Как пишет А. Артынов в собранных им «Сказаниях Ростова Великого», князь Владимир приказал привести в думу верховных жрецов: киевского – Богомила и новгородского – Ярозлоба. Первого привели закованным в тяжелые цепи, а второй успел скрыться из темницы, бежав неизвестно куда. На допрос о соумышленниках своих Богомил отвечал: «Скорей Перунова голова скажет вам о них, скорей соловушко засвищет о них в зеленой дубраве, чем я их выдам.»

С. Бабюк. Свержение Перуна. Начало христианства

Тут жрец, думая, что он у своего святилища, укорил великого князя, братоубийцей его назвал.

«Молчи, кровожадная пиявица и лютая змея! – закричал на него гневно великий князь. 

– Без тебя, наперсника блуда, я не был бы братоубийцей Ярополка, брата своего сводного. Вредные твои советы и хитрость твоя – причины гибели брата моего!»

Сергей Иванов. Христиане и язычники, 1909

Сильная оппозиция новой вере существовала со стороны языческих жрецов-волхвов, части знати и рядового населения. Христианская вера ассоциировалась у волхвов и племенной знати с утратой былых привилегий и вольностей, у крестьян-общинников и горожан – с усилением социального гнёта феодалов и государства. Поэтому, многие народные восстания и мятежи знати в то время происходили под знаменем язычества и за возвращение старых вольностей. Народными восстаниями иногда руководили волхвы, как это было в Киеве в 1071 г., в Новгороде между 1074 и 1078 гг. и Ростове в 1091 г. В некоторых случаях даже мог иметь место временный возврат к языческим традициям.

Виктор Иванов. Одинокий Волхв

В конце XI века в Киеве был убит своими холопами новгородский епископ Стефан, а в Новгороде против его преемника Федора выступил волхв. Епископ с крестом вышел к народу вместе с князем Глебом и дружиной, говоря: “Кто хочет веру взять волхва, то идет за ним: если же верует кто, пусть к кресту идет”. Князь и дружина стали на сторону епископа, народ же поддержал волхва: “И был мятеж в граде велик, и все поверили ему, и хотели побить епископа Федора”. Тогда князь зарубил волхва топором, а дружинники “утишили мятеж”.

Тем не менее, процесс принятия христианства на Руси шел интенсивно. В «Чтении о Борисе и Глебе» сказано: «Апостолы же пошли проповедовать Евангелие по всей земле, как и заповедовал им Господь; и многие уверовали и крестились во имя Отца и Сына и Святого Духа, и стала радость великая уверовавшим в Господа нашего Иисуса Христа. Ибо видели многие чудеса, которые творили святые апостолы во имя Господа нашего Иисуса Христа: слепые прозревали, хромые ходить начинали, прокаженные очищались, бесы от людей отгонялись молитвами святых апостолов. И умножались христиане, и капища идольские были разрушены и уничтожены… Еще вчера приказывал всем жертвы приносить идолам, а сегодня повелевает креститься во имя Отца и Сына и Святого Духа! Вчера не ведал, кто такой Иисус Христос, а сегодня проповедником его стал, вчера язычником Владимир назывался, а сегодня христианином Василием называется! То второй Константин на Русь явился!»

Сопротивление радимичей принятию христианства часто носило стихийный характер. Однако люди вскоре поняли, что греческий закон не отменяет добрых и светлых традиций, но оберегает их, включая в себя и преобразуя в соответствии с требованиями новой жизни.

Христианские праздники (Рождество, Пасха и т. д.) быстро приняли общенародный характер. Православная вера искореняла жертвоприношения, «бесовские игрища» и другие негативные явления, связанные с многобожием, что иногда вызывало народные волнения, которые часто принимали характер социального протеста, подогреваемого волхвами как носителями старой веры. 

В 1054 году великий киевский князь Ярослав Мудрый умирает, оставив после себя мощную, процветающую державу. Черниговское княжество, к которому в это время относилась земля радимичей, переходит к его сыну – Святославу, а в церковном отношении территория радимичей подчинялась Черниговской епархии.

Черниговская епархия, основанная в 991 году, являлась одной из древнейших епархий в Киевской митрополии. Первым епископом здесь стал Неофит, прибывший вместе с первым Киевским митрополитом. Черниговский владыка занимал третью степень между русскими епископами, а во второй половине XI века был даже одно время титулярным митрополитом. С начала утверждения здесь православия стали строиться величественные храмы. Черниговский князь Мстислав в начале 1030-х годов заложил древнейший на Черниговской земле каменный храм — Спасо-Преображенский собор, кафедральный храм епархии.

Кафедральный Спасо-Преображенский собор в Чернигове 

В начале XII века князь Давид Святославич построил рядом собор во имя страстотерпцев князей Бориса и Глеба. Сыновья князя Давида Владимир и Изяслав в 1120-х годах построили каменный храм в честь Преображения Господня в городе Новгород-Северске, при котором на берегу Десны возник Новгород-Северский Спасо-Преображенский монастырь.

Спасо-Преображенский монастырь в Новгород-Северске

Первые иноческие обители в Черниговской земле появились уже в XI веке. Преподобный Антоний Печерский, великий зачинатель монашеского жития на Руси, был родом из Любеча, и впоследствии подвизался близ Чернигова, в Болдиных горах. С его именем связано основание Троице-Ильинского и Елецкого монастырей Чернигова.

Елецкий Успенский монастырь Чернигова

Крупнейшими городами земли радимичей, ближайшими к нашему региону, в это время были Гомель, Стародуб, Сновск, Радогощ. Кроме административных и экономических функций они выполняли и роль опорных пунктов христианизации. В культурных слоях городов Посожья XI в. встречается ещё очень мало христианских вещей. В слоях XII- XIII вв. уже встречается довольно много крестиков, иконок и других вещей, связанных с христианским культом. Так, в Гомеле найдено несколько энколпионов (небольшой ковчежец с изображением Иисуса Христа) XII- XIII вв., каменный крестик и костяной нательный крестик, в Чечерске — медная нательная иконка XIIIв. с поясным изображением Богоматери на одной стороне и змеевика на другой и каменный крестик.

В XIIв. христианство уже прочно вошло в быт радимичей, но в XII- XIII вв. ещё сохраняются сильные пережитки языческих верований. Об этом свидетельствуют находки языческих амулетов. В Гомеле в слое XIII в. найдены амулеты в виде просверленных клыков кабана и топорика. В XI веке жители Посожья продолжают хоронить умерших по курганному обряду.

Таким образом, в конце X- XI вв. христианство на земле радимичей появляется сначала в городах, а в XI- XII вв. постепенно распространяется и в сельской местности. Христианизация радимичей происходила сравнительно быстро из-за близости таких религиозных центров Руси как Киев и Чернигов.

Источники и литература

1. Богомольников В.В. Радимичи. – Мн., 2004.
2. Гумилев Л.Н. От Руси к России: очерки этнической истории. – М., 1992.
3. Гусаков Д. Христианизация населения Восточного Полесья в конце X- XII вв. http://paganstva.org/viewtopic.php?f=4&t=19
4. Жук С. М. Киевская Русь. – М.: Мир книги, 2007
5. Макушников О. А. Эпоха потомков Владимира Святославича. http://paganstva.org/viewtopic.php?f=4&t=19
6. Миронов В.Б., Голубев С.А. Битвы цивилизаций. Книга II. Русь между югом, востоком и западом. – М.: Вече, 2009
7. Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории.
8. Раушенбах Б.В. Тысячелетие Крещения Руси // Пристрастие. – М.: Аграф, 1997.
9. Рыбаков. Рождение Руси. – М.: АиФ Принт, 2003
10. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. – М., 1988.
11. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. / За землю Русскую. – М., 1983.
12. Седов В.В. Восточные славяне в 6-13 вв. – М.: Наука, 1982.