В некотором царстве, в древнем государстве жил-был Иван, рыбацкий сын. Жил он не хорошо, не плохо, а как все. Часто, сидя в своей лодке и зашивая сети, мечтал он о счастье, о том, как неожиданно разбогатеет или изобретет чудесную машину и станет известным.
Так размышлял Ваня, пока, однажды не взял свой мешок, закрыл дверь покрепче и отправился куда глаза глядят. Шёл он долго ли, коротко ли, лесом ли, болотом ли, покуда не вышел к большому камню.
Остановился Иван и стал разбирать старую стертую надпись: «Направо пойдешь – богатство найдешь, налево пойдешь – славу найдешь, прямо…» – а что «прямо…» Иван и разбирать не стал. И так всё было понятно. Вот оно, счастье! Ждёт его на ровной широкой дороге направо. Пошёл наш герой этим путём и вышел к большой горе. Маленькая дверка, увитая повителью, с трудом поддалась.
На мгновение сиянье ослепило: перед Иваном открылся город, в котором всё было из золота: улицы, дома, деревья, кусты, даже небо и солнце были золотыми. Как увидел это Ваня, сразу бросился цветы золотые рвать, камни подбирать – и бегом обратно к двери, толкнул её, но она не поддалась. Что за чудо?
Отложил Ваня слитки и вновь попробовал открыть, с тихим скрипом дверь приоткрылась. И понял он, что не сможет вынести отсюда ни одной монетки. Выбрав себе небольшой домик, стал Ваня хозяйство налаживать: золотую землю пахать, золотой водой поливать.
День шёл за днём, но не становился наш герой счастливее, даже наоборот: бледнел и худел, не пошла ему впрок золотая жизнь. Не выдержал Ваня, тихонько ночью пошёл к двери и без сожаления покинул Золотое царство. Упав на траву и вдохнув аромат настоящего зеленого леса, Иван почувствовал себя таким счастливым, каким ни разу не был за все эти «золотые» дни.
Вздохнув, отправился он в обратный путь. Не получилось с богатством? Ничего! Ведь его ждёт слава. Вновь камень на распутье. Даже не глянув на него, Ваня решительно ступил на левую дорожку. Долго ли блуждал он, мы не знаем, пока не вышел к горе, которая макушкой облака доставала. Отыскав дверку, Ваня робко её толкнул. Вдруг толпа окружила его, стала поздравлять с чудесным изобретением. Ничего не понимая, стал Иван по сторонам оглядываться. На каждой улице стояли памятники ему, Ване, один выше другого. Между тем подхватила его на руки толпа и понесла во дворец. Не успел Иван и глазом моргнуть, как его уже переодели, посадили за стол. Когда Ваня захотел взять ложку, все пришли в ужас. Как? ОН? Своими гениальными руками станет суп черпать? Так и не дали.
Попытался Ваня объяснить им, что он ничего не изобретал, что путают его, наверное, с кем-то и не за что его славить, но никто даже слушать не захотел. Надоело все это парню, вырвался он из дворца, и дня не прожив в славе и почёте. Добежал до двери и с облегчением увидел тихий лес, шумевший кронами, ручей, журчавший между корней деревьев. «Что же это получается? – думал он. – Мечтал я о деньгах, а сбежал из Золотого города через неделю. Хотел славы, а не выдержал часа в Славном городе. Так где же счастье? В чем же оно?»
Осталась у Ивана всего одна дорожка. Что ждёт его, не знал, но решил испытать судьбу до конца. Долго шёл Ваня, счёт дням потерял, ноги истоптал. Сел под деревом и задумался. Неожиданно дождь налетел, ветер ломал ветви, завывал в темноте. Жутко стало парню, спрятался он среди корней развесистого дерева.
Вдруг смотрит, щенок плетётся по дороге, жалобно поскуливая. Весь промок, шёрстка слиплась. У Вани даже сердце зашлось. Выпрыгнул он на дорогу, сгрёб его в охапку, и бегом под дерево. Щенок дрожал, Ваня спрятал его за пазуху.
Иван понял, что никогда не чувствовал себя таким счастливым, как сейчас, когда у него рядом с сердцем, свернувшись в клубочек, спокойно сопел малыш, изредка открывая на него свои сонные глазки и благодарно шмыгая носом-пуговкой.
Ваня повернул назад. Когда вышел к камню, его удивило, что буквы, ранее почти стёртые, стали чёткими: «Направо пойдёшь – богатство найдёшь, налево пойдёшь – славу найдёшь, прямо пойдёшь – (Ваня провёл ладонью по влажной надписи) – счастье найдёшь».
То, что он так долго искал, было совсем близко. Не могут к счастью вести боковые дорожки, путь к нему всегда прям. В чём счастье? Теперь Ваня это знал. Он радостно шёл домой, а перед ним бежал лохматый малыш, доверчиво глядя на мир СЧАСТЛИВЫМИ глазами.
В некотором царстве в тридесятом государстве жил был Иван. Вроде бы не дурак, но что бы ни делал, добра не нажил: не судьба. Вот и лежал на печи. Коза сдохла, корову воевода забрал.
Бока сам отлежал, а плешь жена проела. День и ночь твердила: «Хватит на печи прохлаждаться. Сходил бы куда, денег попросил, или пособия по безработице. Изба, вон, совсем развалилась, ремонтировать надо».
Долго ли коротко ль, взял Иван у последней курочки, последнее яичко и пошёл к священнику. Вдруг божий человек совет даст, где денег взять, а заодно и счастья добыть.
Святой отец яйцо взял, Ивана перекрестил. Иди, говорит, к царю. У того денег видимо-невидимо. Даже воду из колодца не пьёт, а купцы привозят заморскую. Может, сжалится и тебе отвалит….
Пришёл к царю. Начал издалека. Мол, так, мол, и так. Всё вроде бы и ничего, но жена – беспокойная досталась. Денег ей не хватает. Избу чинить. Дай Христа ради! А?!….
Закручинился царь. Понял, что плохо Ивану. Вызвал воеводу.
-Деньги где? – строго спросил царь. – Вот, Ивану не хватает!
-Так третьего дня сдал – изумился воевода
— Кому сдал? – ласково поинтересовался царь.
Глаза воеводы сделались глупыми и стеклянными. Вытянулся он во фронт, каблуками щёлкнул, аж эхо по дворцу пошло:
-Виноват, вашбродь! Забыл кому! Дурак, извините!
-Ну, иди – милостиво разрешил царь. – Видишь, Иван, нет денег.
— Эдок, как – понял Иван.
Царь вдруг огляделся и, понизив голос, произнёс почти шёпотом:
— Про теорию заговора слышал?
— Не-а – опешил Иван
— Есть люди тёмные. Называть нельзя. Все деньги у них. Тебе к ним идти следует.
Закручинился Иван, буйну голову повесил. Пришёл к жене. Рассказал мол, как оно, эта, вышло. Где тех людей, которых нельзя называть, искать?
А жена говорит: — Не печалься, не тужи. Ложись ка на свою печь. Утро вечера мудренее. А я схожу к Бабе-Яге. Уж, она то любое диво ведает.
Утром, только Иван проснулся, а жена тут как тут. Довольная, смеётся. Даёт Ивану клубок волшебный. Иди, говорит, Иван за клубком, он сам тебе путь –дорогу к людям тёмным укажет.
Собрал Иван котомку, за клубочком пошёл. Шёл лесами густыми, горами высокими, и пришёл в страны заморские. Там на озере волшебном, где вода словно зеркало, стоял дворец сказочный чародея великого, называть которого нельзя.
Бухнулся Иван к нему в ноги:
-Скажи, где счастья взять? Живу плохо, коза сдохла, корову воевода забрал, жена денег просит. Помоги, мил, человек.
Посмотрел на него Чародей глазами тёмными, всю жизнь Иванову, как в книге, прочитал, да молвил:
— Знаешь, почему царство «три- десятым называется»?
-Нет – изумился Иван
-Потому, что трое внизу: церковь, царь, и мы – чародеи. А над нами десять, сильнейших.
Твоё счастье у них наверху спрятано.
— Кто же такие «сильнейшие», что над всеми вами власть держат?
-Сам Владыка Бог со дружиною свою. Десять ликов Его живут на десяти небесах.
-Что за лики? – изумился Иван
— Как бы тебе объяснить, что бы ты понял. Задумался чародей, глядя в окно, и, наконец, спросил:- Жена то у тебя хорошая?
Удивился Иван извилистой мысли Чародея, но всё же ответил:
— Хозяйственная, в доме порядок. Огород справно держит. А крыша течёт, но это моя вина – самокритично поправился Иван. — Что ещё. Кошку завела, когда коза издохла. Деньги требует – вспомнил он.
Чародей довольно потёр руки: — Ты сейчас рассказал про первый лик твоей жены. А расскажи, какая она, красивая?
— А то. Статная, ладная. Лицо нежное, розовое. Руки гладкие. Кожа бархатная. А коса – Иван закрыл глаза, вспоминая суженую.
-Понятно. Сейчас мы говорим о втором её лике. Теперь расскажи, что она любит.
— Меня, наверное – задумался Иван. – Детишек ещё хочет, но пока Бог не даёт. Любит, когда спинку ей щекочу. Вот так…
-Не показывай. Я понял – отодвинулся чародей. Вот мы еще один её лик узнали. А сердится как?
— Страшное дело. Бывает, подзатыльник даст, аж звёзды из глаз. Рука больно тяжёлая.
— Ещё один лик – загибал пальцы Чародей. – Так и Бог: Добрый и Злой, Милостивый и Беспощадный, Безрассудно Любящий и Взвешенно Расчётливый. Одним словом Разный.
— Понял – сообразил Иван.
-Да нет, не понял – возразил Чародей. — Что бы стало понятно, мы еще о ней поговорим. Ладно?
-Чего же не поговорить.
Чародей посмотрел в окно. Небо с горами в озеро зеркальное гляделись, отчего казалось, что два мира перед глазами – один обычный, а другой перевёрнутый.
— Она – человек. Замужняя женщина. Ещё, она может стать мамой твоему ребёнку – начал быстро перечислять он. – Кроме того – крестьянка. В добавок, наверное, – не глупая. Что ещё?
— В любви искусница – не без гордости подсказал Иван. Он понял, сколь сложна и многолика его Варвара, простая казалось бы баба. А Бог! Голова закружилась.
Чародей остановился, давая собеседнику возможность осознать величие Божье. Потом добавил, вздохнув:
-Не стоит понимать мои слова, как высшую мудрость. Я сам не уверен в правильности того, о чём говорю.
-Где же тогда Истина?
-Что есть Истина – поправил Чародей
-Где же те десять небес? Как попасть туда? Да и на котором счастье моё спрятано? – вернулся к сути Иван. – Вразуми, помоги…
— Помогу. Мил ты мне. Пять небес пройдёшь, а там налево, недалеко. Спросишь, словом… – ответил чародей. Достал большой серебряный молоток, да и тюкнул Ваню по башке.
Умер Иван. Да сразу и очутился перед вратами, где муж могучий, да грозный стоял, ключом поигрывал.
-Куда путь держишь? – спрашивает.
— К Богу, счастья искать – отвечает Иван
-Ну, проходи.
Двери распахнулись.
А там зала огромная и народу видимо невидимо. Сразу подскочил к Ивану кто-то резвый, да такой быстрый, что разглядеть его никак невозможно. Только взгляд направишь, а того и нет уже. Рядом стоит. Туда смотришь, а он вновь передвинулся. И давай Ивану вопросы задавать. Мол, как зовут? Какого роду – племени? Отец? Мать? Брат? Был ли судим? Есть ли запрещенные предметы к ввозу? Цель визита?
Отвечал Иван честно, как на духу. И потому, допущен был на небо первое, где размещалось «Королевство Исполнителей».
Небо там фиолетовое, а ангелов видимо- не видимо. Толкутся и жужжат, как шмели, только и слышно ж….ж….ж. Курьеры-курьеры. Тридцать пять тысяч одних курьеров. Иной раз и министр, какой, ангельский: Ж….Ж…Ж. Некогда им всем.
— Есть тут Бог? – спрашивает Иван
Не отвечают. Лишь бегают кругами.
Спровадили Ваню на следующее небо в «Королевство приказов». Чинно и благородно всё устроено, столы сукном зелёным застланы, стены бархатом изумрудным крыты. Вежливо друг с другом переговариваются: « Будьте любезны, передайте распоряжение от 1278.67, А111АА-777. Если вас не затруднит. Сердечное спасибо ». Ваня здесь не стал задерживаться, уж больно все важные.
Пошёл он дальше в «Королевство Вечных Истин». Воздух там жёлтым искрится, тёплый, тяжёлый. Сидят мудрецы книги читают, полотна да холсты расписывают, надписи сочиняют. Заглянул Иван через плечо одного мудреца, а перед ним картина нарисована, где человек с глазами огромными, то ли от испуга, то ли от счастья. А рядом подпись:
«Боитесь соловья-разбойника, Кощея Бессмертного и лиха окаянного? Хотите жить не тужить? Пожалуйста! Все молитвы находят ответ. Только для вас. Мухоморы, трава-мурава, да зелье заморское…».
Подошёл к другому, а у того ковёр белым выткан, а в середине квадрат чёрный и надпись:
« Не хотите видеть грешного мира? Обратитесь к нашим специалистам. Все молитвы находят ответ. Только слепота куриная даст избавление…»
Не дочитал. Тряхнул головой. Ничего не понятно.
— Бог-то где? – закричал Иван громко. Сразу к Ване подскочили, строго так под локотки взяли:
— Чего орешь, работать мешаешь?
-Помогите, нелюди добрые – взмолился Иван. — Отправила меня жена к вам. Деньги ей нужны для ремонта дома…
— Не печалься Иван. Не вопрос. Изволь, исполнена молитва. Твоя жена сейчас как раз страховку по смерти кормильца получает…
-Эх. Всё не так вы сделали – сказал в сердцах Иван, пасмурней прежнего.
-Думай, о чём просишь.
— Я жаловаться буду. Челобитную Господу напишу – скандалил Иван
— Ступай. Пиши – ответили и отправили Ивана на четвёртое небо в «Королевство Гармонии»
Там в золотом тереме сидела Василиса Премудрая. Увидела Ивана, усадила за стол, выслушала, амброзией сладкой угостила.
— Да – говорит. – Бюрократы — наши ангелы, черти такие. Нет времени, видите ли, вникнуть, понять суть молитвы. Норовят поскорее ответить, да и с глаз долой. Ты, Иван, правильно, что ко мне пришёл.
Выпил Ваня напитка райского, чистого как слеза, весело стало. Поел, сплясал, на дуде сыграл. Потом сомлел. И чудится, что не Василиса перед ним, а мама его Авдотья Егоровна – женщина строгая, правильная.
А то кажется, что басурманский хан перед ним. Улыбается в усы золочённые, а на голове шапка серебреная.
-Ты уж добрый молодец как-нибудь определись – молвили все разом. – Кого видишь? Чего хочешь?
— Поцелуй меня, красна девица? – набравшись храбрости, отчаянно попросил Иван Василису. – Счастья очень хочется.
Та не устыдилась, прижала Ивана к сердцу, чмокнула в щеку, так что звон по хоромам пошёл. А потом загрустила и вздохнула:
-Почему вы все счастья ищете? Не обещали вам, что жизнь — блюдо с малиновым вареньем.
-И ничего нельзя сделать? – спросил упавший духом Иван
— Пробуй – туманно ответила та.
Только поблагодарил Иван девицу за хлеб-соль, за угощенье и слово доброе, как оказался на пятом небе в «Королевстве Правосудия».
Никого нет, лишь весы огромные посреди красного макового поля стоят. На одной чаше грехи Ванины горою грязной свалены, на другой дела добрые лёгким пухом трепещут. Тяжела чаша грехов, перевешивает. Дурманит запах цветов кровавых. Испугался Иван, побежал дальше, поскользнулся, упал, очнулся в кровати белоснежной. Доктор рядом добрый, в костюме сине-зелёном. Повязку мокрую на лоб кладёт.
-Где я?
-В «Королевстве Милосердия». За тобой Ваня здесь ухаживать будут, а то, что неправедно жил не беда. Кто не без греха…
-А долго ль лечить будут – ужаснулся Иван
-Да сколько захочешь, хоть вечность…
Улучил Иван момент, когда доктор отвернулся, да и сбежал, как был в одной рубашке белёхонькой. Бежит коридорами, да вбежал в комнату чёрную-чёрную. Видит, сидит там писарь, за столом, в одеянии тёмном, траурном, голову патлатую смоляную клонит. Грамоты бумажные разглядывает да переписывает, а на Ивана не смотрит
Оробел Ваня. Вдруг это и есть сам Господь Всемогущий. Долго стоял, вечность, наверное. Наконец писарь поднял усталые красные глаза, и понял Иван, что это баба:
— Вам назначено?
-Чего? – совсем испугался Иван
-Пропуск есть?
-Чего — повторил Иван
-Бюро пропусков внизу – ответила, и вновь погрузилась в бумаги.
Иван испугался, что будет стоять еще вечность. И оказался прав. Наконец, баба подняла усталые красные глаза, словно увидела просителя впервой:
— Вам назначено?
-Я к Господу – зачастил Иван, — За счастьем! Коли хочешь меня палачом казнить, так я уже умер. Позволь, лишь Самого узреть. Бог есть?
— Бога нет.
-А когда будет?
-Он Пребудет Вечно.
-А сейчас есть?
-Нет.
-Как нет?
-Не знаю – утомленно сказала – Он Непознаваем, Непостижим, Есть и Нет, Всегда и Никогда, Тут и Нигде, Всё и Ничто…
— Господи, Помоги – взмолился Иван и заплакал горючими слезами. Пала слеза на бумаги, и заверещала женщина: — Грамоты не порть! Казённые! Иди к Главным, в «Королевство Чудес».
-Слава Богу – обрадовался Ваня — А где Главные?
-Здесь – кивнула на странно сияющую в дальнем углу чёрной комнаты белоснежную дверь, перламутром да брильянтами украшенную. – Только там заперто. Всегда.
Неожиданно из-под двери показался кусок пергамента. Женщина -писец подскочила и принялась вытаскивать, проворно таща за край. Скоро у неё в руках оказался объёмный свиток.
Она бросил быстрый взгляд на текст и пробормотала смущённо: — Иди уже, мил человек. Мне ещё переводить с басурманского. Понять бы, ещё. Ведь и я по-ихнему не очень. Ох уж эти трудности перевода, да разночтения ….
Ваня на цыпочках подошёл к двери. И ничего не услышал.
Зато вдалеке увидел лестницу белокаменную, ввысь уходящую. Как же он её сразу не приметил? Осторожно Иван пошёл по ступенькам вверх и никто его не остановил.
Долго шёл Иван. Вокруг облака, ветер сказки нашёптывает. Ночью звёзды мигают. Наконец дошёл до двери, царской, золотой, с узорами иноземными. Кажись, буквы написаны басурманские: точечки, палочки да загогулины. И даже объяснять не надо, что Дверь эта – Главная, и Всемогущий там сидит.
Тихо, на цыпочках подошёл Иван ближе и дверь распахнулась. Оттуда, сияние яркое, без цвета и красок. Или, наоборот, все цвета в нём собраны. Пусто в комнате, лишь трон королевский да стол перед ним накрыт на три прибора. На тарелках лежат три хлеба. Откусил он от каждого хлеба по маленькому кусочку, да и спрятался за дверь.
Вдруг прилетел орёл, за ним сокол, за соколом – голубка. Сели за стол кушать. И говорят между собой по- птичьи. Ничего Иван не понимает. Может, заметили, что хлеб почат. А может о своём, о чём толкуют. Вдруг видит, орёл ему крылом машет. Подошёл Иван. Опять ничего не разумеет: щебечут птицы, клювы разевают, головами вертят. «Чирик-чирик. Курлык-курлык. Тчщ-тчщ. Йуд-хей-вав-хей…».
Не умеют по-нашему. Рассерчал Иван, решил показать неразумным, как люди говорят. Сел на кресло царское, кулаки в стол, да и закричал в голос. Страшно получилось, сам себя испугался:
— Счастья пришёл искать! А его нет!
Испугались птицы, вспорхнули, улетели.
Сидит Иван на троне небесном, в сиянии грозном, из глаз молнии сыплются:
— Где тут Бог!!! – кричит. – Зря, что ли, я умер…
И вдруг понесло его куда-то. Вокруг красное, чёрное, белое, липкое, кровавое. И закричал Иван: А-а-а-а!!!.
И родился ребёнок, наследник у Царя -батюшки. Иваном-Царевичем назвали…
Михаил Харит «Рыбари и виноградари»
99. Как Иван-дурак за счастьем ходил
Жил-был старик, был у него сын — Иван-дурак. Говорит он однажды: «Отец, я пойду счастье искать». — «Иди», — отец ему разрешает. Шел, шел Иван-дурак по дороге, видит: люди рожь жнут. Он взял да и сказал им что-то невпопад — те его бить стали. Вернулся домой: «Отец, меня били». — «За что?» — «Я шел по дороге, там люди рожь жали, а я сказал им что-то невпопад». Отец ему говорит: «Дурак, ты бы сказал: носить вам, да не выносить». Иван говорит: «Ну, я пойду, скажу». Пошел по дороге, а навстречу несут покойника. Он остановился и говорит: «Носить вам, да не выносить». Люди стали его бить. Иван вернулся домой, рассказал отцу, за что его били. А тот и говорит: «Дурак, ты бы сказал: святы крепкие, бессмертные, помилуйте нас». Иван говорит: «Ну ладно, пойду, скажу». Идет по дороге, видит: мужик штаны спустил, сидит на корточках. Иван подошел и говорит: «Святы крепки, бессмертны, помилуйте нас». Мужик штаны надернул, давай Ивана бить. Иван домой вернулся, снова отцу все рассказал. А тот ему говорит: «Дурак, ты бы увидел, плюнул да дальше пошел». Вот идет Иван по дороге, на улице жара, видит: люди тюрю с творогом едят. Он подошел — харь им в чашку-то. Они еду побросали, стали его бить. Вернулся Иван домой, рассказал все отцу. А он: «Дурак, надо было сказать: хлеб, соль, милости вашей». Иван говорит: «Ну, я пойду, скажу». Идет снова по дороге, видит: лошадь пала, люди шкуру обдирают. Он подошел да сказал: «Хлеб, соль, милости вашей». Те стали его бить. Вернулся Иван домой, рассказал все отцу. А отец его поучает: «Дурак, Иван, ты бы шел да мимо прошел». Пошел Иван снова. Идет по дороге, а там мужик везет воз сена, и он у него развалился. А Иван шел да мимо прошел. Мужик стал Ивана бить. Вернулся Иван побитый домой, рассказал все отцу. Тот говорит: «Ты бы взял да подсобил». Иван говорит: «Ну, я пойду, подсоблю». Идет по дороге, никого уж не встречает. Вот лежит соха. Он взял ее на плечо и дальше пошел. Видит: лежит борона. Он ее на плечо взял и дальше идет. Идет, видит: лежит старуха, умерла. Он ее на плечо взял, дальше пошел. Видит: дом стоит. Зашел — там никого нет. Поднялся Иван на чердак. Через какое-то время приехали разбойники. Наставили питье, еду, денег насыпали на стол. Поели, попили. А Иван-дурак вскрыл потолочину и опустил соху, держит ее над столом. Атаман говорит: «Это нам Бог дает». Приняли соху. Иван опустил борону и держит ее над столом — те и борону приняли. Иван и старуху опустил, разбойники сидят, на нее смотрят, и никто не берет. Иван держал ее, держал да и опустил на стол. Старуха пала, разбойники перепугались, заорали, завопили и подрали из дому-то. А Иван все собрал богатство и домой пришел.
В некотором царстве, в некотором государстве, в старой деревушке, в низенькой избушке жила-была вдова, и было у неё два сына: Егор – большой топор да Ванёк – спокойный паренёк.
Егор ходил по сёлам, избы новые рубил, денег домой не приносил – всё проедал да на одёжку тратил. А возвернётся, на печку завалится и спит-посыпохивает. Как проснётся, над Ванюшкой смеётся, что впроголодь живут, припасов не имеют. А потом соберётся, топор да лучок возьмёт, матушку не слушает и снова уходит.
А Ванюшка вырос спокойным и добрым. Матушку слушал, братцу не перечил, весь день в поле или в лесу трудился, а домой возвращался – грибы да ягоды по пути собирал, матери отдавал. Пока она готовила, Ванёк успевал двор подмести, дрова нарубить и сложить, да соседскому мальчонке игрушку смастерить. Не успеет оглянуться, уже ночь на дворе. Чуток скушает, что матушка сготовит, запьёт водой ключевой, только на лавку приляжет, тут уже и вставать пора – петухи первые пропели.
День за днём пролетали, месяц за месяцем проходили, годы прошли. Возвернулся Егор домой да не один – с женою. А избушка-то маленькая! Друг друга толкали, углы задевали, лавки роняли, а садились за стол – не умещались. Старший брат криком кричал, матушка молчала, а Иван глядел и думал, а потом сказал:
– Матушка, в одной избе нам не уместиться. Пусть Егор остаётся, работа для него найдётся, жена его тебе поможет: в избе приберёт и двор подметёт. А я пойду, куда глаза глядят. Может, где-нибудь и пригожусь. Благослови меня, матушка, в путь дальний.
Матушка долго молчала-думала, затем сказала:
– Ежели решил, значит, так тому и быть. Егор останется в избе жить да за хозяйством присматривать, а тебя ждёт дорога дальняя, неведомая. Возьми, Ваня, Землицы родной и храни в узелочке. Если беда-напасть приключится, достань её, кинь щепотку на землю да скажи…, – и что-то тихо прошептала младшему сыну.
Нашёл он тряпицу. Положил в неё землицы родной, по которой каждый день хаживал, взял посох, что от батюшки остался. Поклонился дому, где родился и вырос, матушке родной, брату старшому и снохе поклонился, да четырём сторонам, а потом вышел за околицу и направился, куда глаза глядят – счастье своё искать.
Долго ли, коротко ли шёл Иван, мне о том неизвестно. Но забрёл он в дали дальние, места нехоженые, неведомые. Куда ни ткнётся – лес глухой непроходимый стоит. Из чащи глаза чьи-то злые светятся, вой слышен звериный. Сел он на пенёк, тяжело вздохнул и произнёс – прошептал:
– Эх, видно, не судьба мне найти своё счастье. Не выбраться больше из лесной глухомани непроходимой. Звери вокруг собрались. Набросятся, ничего от меня не останется.
Едва успел сказать, глядь, что за чудо? Перед ним старушка – побирушка стоит, на клюку опирается.
– Бабушка, как ты здесь очутилась? – спросил – удивился Иван. – Ни стёжки-дорожки, ни тропинки, только глухомань лесная да зверьё воет – запугивает. Присаживайся подле меня, передохни. Вдвоём-то веселее будет.
Присела старушка на пенёк и говорит:
– Ванечка – Ванёк, а нет ли у тебя, чего-нибудь покушать?
Оголодала, покуда в пути-дороге была.
Удивился Иван, но вида не подал. Вытащил небольшой кусочек краюшки, что осталась от хлеба, и протянул – отдал старушке:
– Держи, бабулечка. Попотчевал бы, да нечем.
– А сам-то чего пить – кушать будешь? – справилась она.
– Ничего, потерплю. Ягоды да грибы пожую, и мне хватит. Сбился со стёжки-дорожки, и выбраться не могу из чащи лесной и глухой – заблудился.
– Это не беда, – промолвила старушка – побирушка, – беда впереди ждёт. То, что не пожалел, отдал последний кусочек хлеба, что тебе матушка в дорогу положила, я помогу выбраться из чащи лесной.
Старушка хлопнула в ладоши и откуда ни возьмись, на руку села к ней птичка-невеличка. Выдернула бабушка одно пёрышко и подала Ивану:
– Куда перо полетит, туда и иди-шагай. Выведет оно к стёжке-дорожке. Увидишь развилку, а подле неё камень в землю вросший. И на камне том надпись: «Налево пойдёшь – счастье найдёшь, прямо пойдёшь – богатство найдёшь, направо повернёшь – к Чудищу попадёшь». Там-то и выберешь, по какой тропке тебе идти-шагать.
– Спасибо, бабушка, за помощь большую да совет добрый, – сказал и поклонился Иван старушке – побирушке, и подбросил перо в воздух.
– Береги себя и про землицу не забывай, – сказала – напомнила бабулька, потом в ладоши хлопнула, ногой притопнула и исчезла.
– Что за чудо-юдо? – удивился Иван и побежал за пёрышком.
Так и вышло, как говорила старушка – побирушка. Летит-несётся пёрышко и указывает дорогу. Ванюшка торопится, через чащу лесную пробирается, спотыкается, упадёт – встаёт и снова бежит. А вскоре замелькала – появилась между деревьями стёжка – дорожка. Закружила, повела за собой Ивана, пока не остановилась у камня огромного, мхом покрытого. И на камне том было написано – о чём бабулька говорила.
Смотрит Иван, а от камня того три стёжки-дорожки в разные стороны расходятся – разбегаются. Две дорожки широкие да утоптанные, куда за счастьем и богатством идти нужно, а третья – заросшая крапивой да репейником, где Чудище лесное проживает – добычу ожидает.
Задумался Иван. Смотрит на стёжки, и решает – рассуждает, по какой дорожке ему пойти:
– Ежели за счастьем направиться, а вдруг Чудище в гости нагрянет-пожалует? Какое же это счастье? Беда большая придёт. Ежели деньги-богатство заимею, тогда зачем оно мне нужно, когда рядом счастья не будет? Правильно говорят-сказывают, что не в деньгах счастье-то. Остаётся один путь – к Чудищу пойти. Смогу с ним справиться, тогда всего можно в жизни добиться.
Пошёл Иван по правой стёжке-дорожке. Вокруг кустарник колючий склоняется, ветками цепляется, раздирает на нём одежонку потрёпанную, царапает колючками острыми, будто не желает, чтобы он до Чудища добрался, и с ним разобрался. Но Иван от них уворачивается, руками заслоняется и идёт-шагает, вёрсты считает.
Пробрался-продрался через кустарник. Смотрит, а перед ним лес стоит дремучий. Деревья корявые большие, ветвями переплетённые, словно великаны уродливые выстроились.
Вдруг из чащи лесной да густой, навстречу Ивану выскочила – вылетела голодная стая волчья. Вот-вот на него набросятся. Вспомнил он о землице родимой да слова матушкины. Выхватил узелок. Развязал тряпицу. Кинул-бросил на землю щепотку небольшую и сказал, тихо прошептал заветные слова:
– Земля-землица, позволь схорониться!
Вдруг поднялась пыль столбом. Закружилась, завертелась вокруг него и исчезла. А вместо Ивана на тропке нехоженой яблонька появилась.
Подбежала стая волчья. Начала между кустами рыскать – кружить да Ивана искать. Долго по кустам бегали, не смогли найти его. Развернулись и опять в лес убежали-умчались.
Снова пыль взвихрилась, и яблоня в Ивана обернулась. Понял-догадался он, что Чудище лесное слуг своих направил, чтобы растерзали, съели добра молодца.
Не успел Иван в лес войти, как навстречу ему медведь-шатун вышел. И опять Иван к земле-землице обратился. Не смог найти его косолапый, так и возвратился в чащу глухую лесную.
Стёжка-дорожка кружилась, вилась между деревьями и привела Ивана на большую поляну. А посередь неё стоял дворец высокий из камня выложенный. И не было в нём ни одной двери, только под самой крышей виднелось оконце небольшое. Дворец окружал со всех сторон лес вековой, дремучий. Ни тропинок, ни дорог к нему не было, лишь следы звериные вокруг заметны.
Вдруг услышал Иван плач женский. Удивился он. Кто в глухом лесу может плакать, слезами заливаться?
– Отзовись, если ты человеческого обличья! – закричал он громким голосом. – Ежели девица, женой мне будешь. Коль годами старше, тогда сестрой или матушкой называть тебя стану.
И услышал он голос нежный, и увидел он девицу – красавицу:
– Уходи-убегай Ваня, пока Чудище лесное не объявилось. Уходи, пока жив. Слуги его верные мчатся – возвращаются. Звери злые: волки лесные да медведи-шатуны.
– Я не боюсь зверей косматых и зубастых, – закричал Иван. – И с Чудищем управлюсь. Как звать-величать тебя девица – красавица?
– Светланушкой – сударушкой, – ответила она. – Украло меня Чудище лесное, когда мы с девицами хороводы водили на опушке леса. Заточил-упрятал меня в башню высокую. Требует, чтобы я замуж за него вышла, да не дождётся. Лучше в окно, чем за него.
– Не говори так, Светланушка. Душой и сердцем полюбил тебя. Спасу – освобожу от Чудища лесного.
– Нет, не успеешь. Погибель твоя приближается. Звери лесные со всех сторон окружают, кинутся сейчас. Прощай, Иванушка. Прощай, любимый мой!
Заплакала, слезами залилась и отошла от оконца.
Достал Иван узелок, развязал тряпицу, кинул щепотку земли родной и промолвил-прошептал:
– Земля-землица, позволь оборотиться!
Превратился он в пташку мелкую да незаметную. Замахал крылышками, поднялся в воздух, влетел – проскочил в оконце небольшое, где Светланушка сидела и слёзы горькие лила.
Взвихрилась пыль и, вместо пташки на полу каменном, Иван оказался. Подбежал он к Светланушке и утешает:
– Не лей слёзы понапрасну, девица – красавица.
– Иванушка, как же мне не плакать? Чудище лесное вернётся и погубит тебя.
– Не бойся – не волнуйся, Светланушка, – сказал Иван. – Есть у меня земля-землица да слова заветные знаю. Обернёмся пташками мелкими и улетим отсюда, пока Чудище не объявилось.
Вдруг послышался грохот сильный, молнии засверкали яркие, прозвучали шаги грузные, и раздался голос ужасный:
– Ждал я тебя, Иван. Знал – чуял, что ты придёшь. Все ловушки обошёл, слуг моих преданных обманул, но от меня ты не сможешь скрыться – землицей прикрыться.
– Всё, Иванушка, погибель наша пришла – появилась. Подкараулило нас, Чудище проклятое. Ход у него потайной есть в темницу. Стена раздвинется и он появится, чтобы с нами расправиться.
– Не плачь, Светланушка. Земля-землица нас в беде не оставит. Справимся с Чудищем, да вырвемся из дворца каменного.
Едва успел сказать, как затряслась – задрожала башня, камни ходуном заходили, начала стена раздвигаться и оттуда появилось Чудище лесное: страшное, косматое, с лапами медвежьими, с когтями длинными и острыми, глаза, как плошки и клыки торчат из пасти.
Взревело Чудище, увидев Ивана, кинулось к нему, чтобы растерзать. Но Иван не стал медлить. Выхватил тряпицу, щепотку землицы взял да бросил в Чудище и промолвил громко:
– Земля-землица, помоги оборотиться! Был он – Чудищем, а станет – зайцем!
Засверкали молнии вокруг. Гром по небу прокатился. Поднялась пыль столбом. Закрутила, завертела Чудище, а когда рассеялась, увидели Иван и Светланушка, что перед ними заяц сидит на каменном полу и трясётся от страха.
Рассмеялись они, подхватили его на руки, вышли-выбежали на поляну и отпустили зайчишку. Потом поклонились до земли, поблагодарили её за помощь великую и отправились в места родные.
Вернулись они в деревню. Матушке в ноги поклонились, благословения попросили. Егор увидел младшего брата с невестою – красой ненаглядной, обрадовался.
Потом Иван с Светланушкой дом начали себе строить большой да красивый, и Егор помогал: топором махал, брёвна укладывал, двери да окна сделал и резьбой украсил. А когда выстроили дом-терем, гостей со всех волостей наприглашали и весёлую свадебку сыграли.
А землю-землицу, что Ивану помогла, он спрятал в надёжное место. Так, на всякий случай…
Сказка про то, как Иван-дурак за счастьем ходил
Дело было иль не было,
Погорело да остыло,
Покаталось да спеклось,
Тут -то всё и началось:
Жил да был Иван-дурак.
Вечно попадал впросак,
Что ни сделает — не в кассу,
Что не скажет — все не так,
На Рязанской стороне,
В недалекой слободе,
Утром лавливал рыбешку,
В мутной серенькой воде,
Сеял и пахал весной,
Летом дрыхнул под сосной,
Как и всяк мужик российский,
Пил и брагу и настой,
И роднею был богат,
Тут тебе и брат и сват,
Зять с женой затеят свару,
Не поймешь ,кто виноват,
Был хорош собой Иван,
Был плечист и был румян,
И по праздникам в калошах,
С шумом раздувал баян,
В общем все как у людей,
Хочешь ешь а хочешь пей,
Только есть и пить Ивану,
Надоело до чертей,
Ходит, смотрит в небеса,
Пальцем крутит волоса,
То в болото плуг затянет,
То затупится коса.
Сядет наземь и молчит,
Будто червь его точит,
То вздыхает и рыдает,
То по матери кричит.
Тут родня зашевелилась.
Что с Иваном приключилось?
Али порчу натравили?
Али в мозге повредилось?
Порешили- разузнать,
Прежде чем горячку гнать,
Подослать в разведку свата,
Между прочим, поболтать,
Ввечеру. как солнце село,
Сват стучит в калитку смело:
«Открывай ,Ванюша двери,
У меня к тебе есть дело,
Вот буханка ,вот бекон,
Вот чистейший самогон,
Мы с тобою щас накатим,
И тоску прогоним вон!»
Но Иван как сам не свой,
Не веселый не родной,
Как-то криво улыбнулся,
И качает головой:
«Благодарствуй, сват Егор,
Ты всегда в подмоге скор,
Только мне б не самогону,
Мне б душевный разговор,
Так измучен, спасу нет,
Думал ,схороню секрет,
Только чую- крыша едет,
Да в попятный хода нет,
Враз тебе открою душу
Все порежу всё порушу,
Погоди ,башку срывает,
И трясет меня, как грушу.
Ладно, черт с ним, наливай!
Сало режь и каравай,
Огурец слови в кадушке,
Будь здоровым, ну, давай!»
Без особенного спросу,
Приступает сват к допросу:
«Что же Ванечка случилось?»
Сам же курит папиросу,
«Да ить как сказать, Егор,
Жил себе до энтих пор,
Ни об чем не сумлевался,
Ни к кому не лез на спор,
Был одет и сыт и пьян,
По здоровью без изъян,
Понемногу ,слава богу,
И до девок дюже рьян,
Только вот однажды в ночь,
Вышел я из хаты прочь,
И пошел, себя не помня,
По полям хлеба толочь,
Встрепенулся — мать честна,
В небе звездам нет числа,
Агромадныя такие —
Ковш размером с два весла,
И упал я навзничь в рожь,
Диво — глаз не оторвёшь,
Всё на звёзды любовался,
Удивляйся, хош не хош,
И вот тут — то, был мне сон,
Ну а может и не сон,
В общем некое виденье,
Вкруг меня со всех сторон,
Завертелись вертуны,
Зашептались шептуны,
Будто даже заворчали,
У дороги валуны,
Слышу — голос ниоткуда,
Толи сказка толи чудо,
Только что мороз по коже,
Чуть не посидел с испуга,
Говорит: Вставай и в путь,
По земле, куда-нибудь,
Ноги выведут к дороге,
Коли ты разыщешь суть,
Тропку верную ищи,
На судьбину не ропщи,
Сыщешь смысл, так будешь счастлив,
А иначе не взыщи,
Коли веришь так иди,
Счастье будет впереди,
Не пойдёшь — с тоски подохнешь,
Как умеешь — так суди…
Так сказал — и тьма пропала,
Даже как-то пусто стало,
Я бы крикнул — только пикнул,
Мне б дохнуть, да ветру мало,
Так лежал я до зари,
Петухи пропели три,
Стало светом заниматься,
Я до дому ,до двери,
И с тех пор, поверишь, сват,
Будто в чём-то виноват,
В небеса и на дорогу,
Всё гляжу, себе не рад..»
«По всему похоже, друг,
Что в тебе проснулся вдруг,
Пресловутый и неверный,
Энтот самый «русский дух»,
Шо то есть — досель не знаем,
Но идёт про это слух,
Шо уж ежли в ком зачнётся,
Тот уже к советам глух.
Энтот смысел с веку в век,
Ищут тыщи человек,
И уж если подписался,
Ты пропащий ,слова нет.
Сгинешь просто не за грош ,
Аль в дороге пропадёшь,
Аль холера забодает,
Аль того — с ума сойдёшь.
Может лучше ты женись?
Забурей, остепенись,
Наплоди детей десяток,
В общем в роде продолжись..
Ваня, оглядись кругом,
По селу невест валом:
Вона — Дуся Иванова ,
Хоть сейчас пойду сватом!»
«Ну, на кой мене жениться?
Мне жениться ,не годиться,
Ну а ежели придётся,
Разве только на царице..»
«Ты в своём ,Иван, уме?
Замки строишь на луне,
Опустись, дружок на землю,
Да помысли об себе,
Кто ты есть, чего достиг?
Жизнь летит как краткий миг,
Никому не пригодился,
Оглянёшься — ты старик..»
«Не пойму я ,сват, тебя,
Мне б сгодиться для себя,
Мне б с собою разобраться ,
Надо, грубо говоря…»
«Разбираться после будешь,
Перемелешь, пересудишь,
Ты женись ,не то взаправду,
На корню себя загубишь..»
Но Иван повесил нос.
Разве был про это спрос?
Видно, всё-таки в дорогу,
Вот тебе и весь вопрос.
Проводив под утро свата,
Выпив квасу два ушата,
Снарядил в поход котомку,
Денег только маловато,
«Ну да ладно ,проживу»,
Так подумалось ему,
«На еду найду копейку,
Если только не помру.»
И наутро, помолясь,
Образам перекрестясь,
Вышел мерить землю шагом,
Да месить лаптями грязь.
* * *
Далеко, за гребнем гор,
Есть огромный синий бор,
А за бором — дивный город,
Словно золотой шатёр.
Всё там гладко и чудно,
Всё там сладко и красно,
И построено с размахом,
И устроено умно,
Всюду радостные лица,
Всё сверкает и искрится,
Золотой дворец стоит,
И живет в нём Царь-девица.
Царствует и управляет,
Никого не притесняет,
Из Женевских соглашений,
Всё до пункта исполняет,
И собою недурна,
Миловидна и стройна,
Голосок такой певучий,
Что скрипичная струна,
Знает восемь языков,
Обожает знатоков,
Разбирается в науке,
До мельчайших узелков,
Изучает Ренессанс,
Любит лодзенский фаянс,
Для разминки ежегодно ,
Совершает Тур-де-Франс.
Вон она — видать с балкона,
Величава, как Джоконда,
Вышла, хлопнула в ладоши- ,
На совет зовёт вельможей.
«Очень рада, господа,
Что вы все пришли сюда,
Рассмотреть мои прожекты,
Для бесстрастного суда,
Всем известно- я царица,
Но и в царстве время мчится,
И, заметьте, господа,
До сих пор сижу в девицах.
Я конечно не скажу,
Будто нету терпежу,
Замуж хочется скорее…
Ну а всё же? Выхожу!
Так решила и указ ,
Подготовьте сей же час,
Об условиях женитьбы,
Пусть везде идёт рассказ,
Выхожу я замуж сразу,
Соответственно указу,
За того, кто будет мил,
Моему приятен глазу,
Статью гожий для царя,
Не сорит словами зря,
Чтобы равен интеллектом ,
Был, попроще говоря.
Дабы не попасть впросак,
Заключить достойный брак,
Я желаю знать на деле,
Кто умён, а кто дурак,
Оглашаю манифест:
Кто решит в один присест,
Мною данную загадку,
Некий значит психотест,
Кто докажет .что не глуп,
Правдой слова, делом рук,
То без всякого сомненья,
Это будет мне супруг.»
Тут министры дружно встали,
Поклонились и сказали:
«Очень правильная тема,
Лучше сыщется едва ли.
Как велела, сей же час,
Обнародуем указ,
И найдём тебе, царица,
Соответственный альянс.»
Что вы думаете ,вскоре,
На удачу иль на горе,
Цела куча кандидатов ,
Прикатила из за моря,
Был японский политолог,
Древнеримский археолог,
Был из Франции философ,
Вобщем, список очень долог.
Всех царица пригласила,
И загадку огласила,
Тут поди не озадачься,
Красота — большая сила,
Чтоб не вышло непонятки,
Привожу слова загадки:
«Что всего милей на свете?
Что тебя поймало в сети?
Для чего душа живёт?
То томится, то поёт?
Что прекрасней всех утех,
И желаннее для всех?»
Что ей только не плели,
Столько мёду налили,
Всяк как мог, так увивался,
Точно угри на мели:
«всех милей твоя краса,
Губы, очи и коса,
Сердце ты поймала в сети,
О тебе поёт душа,
Всех желанней только ты ,
Нет прекрасней красоты,»
Женихи вопили хором,
Как влюблённые коты,
Бродит вся толпа гуськом,
У царицы под окном,
Кто поёт ей серенады,
Кто хвалу несёт стихом,
Все глядят с надеждой вслед,
Только выбора всё нет,
Потому как к той загадке ,
Не нашел никто ответ.
Те с полгода потоптались,
Да к себе домой убрались,
И осталась «с носом» дева,
Вот как значит, доигрались.
Снова мается одна,
Как средь звездочек луна,
Все тоскует и страдает,
Да все смотрит из окна.
Видит площадь у дворца,
Сто ступеней у крыльца,
На последней сел бродяга,
Утирает пот с лица.
Драный, грязный и небрит,
Под глазом фонарь горит.
«Позовите мне скитальца» —
Слугам дева говорит.
Входит в залу пьян и рван,
Весь заплатанный кафтан,
Кто б вы думали, не знали?
Ну конечно, наш Иван.
«Здравствуй Божий человек,
Обретайся на ночлег,
Будет душ и стол богатый,
На дворе гуманный век.
Расскажи мне кто ты есть,
Окажи царице честь,
Чай в твоей бродячей жизни,
Приключений то не счесть.»
Ей поклоны бьет Иван:
«Никогда я не был зван
К царским милостям и протчем,
Может шутка аль обман?
Не казните дурака,
Аль подымится рука?
Ну а ежель без подвоха,
Погощу я здесь пока.»
Слуги взялись за работу,
Кто-то моет, бреет кто-то,
Снова стал Иван красавец,
Как с картинки, это что-то.
Сели ужинать, царица
На него не наглядится,
Это надо же какая
Залетела в клетку птица.
«Ты поведай мне ей-богу,
Что толкает в путь-дорогу,
И какой такой тропою
К моему пришел порогу?»
«Я без малого пять лет,
Обхожу весь белый свет,
Все ищу по жизни счастья,
Только счастья нет как нет.
Все постиг, все повидал,
На снегу зимою спал,
От жары страдал в пустыне,
Все мытарства испытал.
Все пытаюсь в жизни суть
Хоть глазочком заглянуть,
Вот тогда и будет можно
Перед смертью отдохнуть.
Ну да ладно, проскакали,
Расскажи свои печали,
Так меня, сколь долго помню,
Никогда не угощали».
Царь-девица покраснела,
Да к тому и шло все дело,
Раскрутились шестеренки,
На мази да не заело.
Только все же для порядку,
Надо б загадать загадку —
Что бы там он не ответил,
Все равно уж взятки гладки.
«Разгадай-ка мне шараду,
За достойную награду,
Коли скажешь , выйду замуж,
А не хочешь, так не надо:
Что всего милей на свете?
Что тебя поймало в сети?
Для чего душа живет?
То томится, то поет?
Что прекрасней всех утех?
И желаннее для всех?»
Долго наш Иван молчал,
Ничего не отвечал,
Собирал в цепочку мысли,
Да мозгами ворочал.
«Жизнь сама — даю ответ,
Ничего прекрасней нет,
В ней есть боль и есть любовь,
Жизнь родится вновь и вновь,
Все мы к ней попали в сети,
То ликуем будто дети,
То умаемся тужить,
Все одно — желаем жить».
«Вот достойнейшее мненье,
Очень верна точка зренья,
Коли хочешь ты венчаться,
Так назначим обрученье».
Но лукавила девица,
Так, что вам и не приснится,
У загадки нет разгадки,
Это ж просто застрелиться.
Смысл шарады- распознать,
Кто что может понимать,
Кто чего способен мыслью
Дорасти и перегнать.
Только было все равно,
Девой в сердце решено,
Друга милого оставить
При себе, судьбе назло.
* * *
Заходи честной народ,
У царицы пир идет,
Скоморохи разгулялись,
Девки водят хоровод,
Стол ломится от еды,
Море огненной воды,
Есть и жареные гуси,
Лосося и осетры.
Во главе сидит Иван,
Сам не свой, в башке дурман,
Что за невидаль такая?
От любви и счастья пьян.
На невесту на свою,
На желанную семью,
Удержать не в силах радость,
Словно будто бы в раю.
Так вот день за днем летели,
Годы, месяцы, недели,
То весенние разливы,
То январские метели.
Только кратко, как строка,
Было счастье дурака,
Точно воздух перекрыла,
Чья-то сильная рука.
Говорит себе Иван:
«Будь я трижды окаян,
Снова мне с души воротит,
Будто бесом обуян,
Ведь живу как падишах,
А измучен как ишак,
Знать опять свалял я Ваньку,
Не по мне законный брак».
Что любовь? Как лунный свет,
Сёдьня есть, а завтра нет,
Но а коли брачны узы —
Так изволь держать ответ.
Только мельче нету брода,
Чем мужицкая свобода,
Только чистым быть замыслишь,
Как берет свое природа.
И любовь к тебе придет,
И семейство дома ждет,
А свинья себе болото,
Хоть какое, да найдет.
Так летели день за днем,
Прорастала снова в нем
Непонятная отрава,
Как и ночью, так и днем.
Ляжет спать, ему не спится,
Хоть и с ним его царица,
Только все ему неймется,
Все боится ей открыться.
Стал из дому уходить,
По пустым полям бродить,
То молчать часами тупо,
Толи бредни городить.
Ходит, смотрит в небеса,
Пальцем крутит волоса,
То ногой на грабли ступит,
То куснет его оса.
Сядет наземь и молчит,
Будто червь его точит,
То вздыхает и рыдает,
То по матери кричит.
Как-то вечером жена,
Дураку налив вина
Попросила ей поведать,
Не ее ли в том вина?
«Можа я уже не гожа?
На царицу не похожа?
Может ты меня не любишь,
Иль моя грубеет кожа?»
«Ты прости, душа моя,
Если чем обидел я,
Ведь дурак делов накрутит,
Что в малиннике свинья.
Если б знал бы я сейчас,
Кто виновен, тот бы спас,
Кабы ведал я причину,
То ответил бы на раз.
Сам не знаю от чего,
Не хочу я ничего,
Ни любви твоей горячей,
Ни богатства твоего.
Понимаю, что дурак,
Сам себе выходит враг,
От того назад и пячусь,
Чисто я отшельник-рак.
Отпусти меня на волю,
Дай свою отведать долю,
Так уж видно на роду мне
Начертили — жить с бедою».
«Как же горю подсобить?
Как помочь тоску излить?
Ты же знаешь, я готова
Горы для тебя разбить,
Научи же милый друг
Как облегчить сей недуг?
Может статься на пирушку
Нам собрать друзей подруг?
За столом хмельной беседы
Позабудешь свои беды».
«Ангел мой, твои заботы
Задевают в сердце ноты.
Только веришь, мне то нынче
До веселья нет охоты».
«Может вызвать докторов?»
«Нет нужды, и так здоров,
Разве что лечить пургеном,
Несварение мозгов…
Отпусти, ведь так уйду,
Может тропочку найду,
Может все таки сумею,
Жить с сами собой в ладу?
Думал сбылося виденье,
Даже не было сомненья,
Обещал же голос счастье?
Вот тебе и исполненье.
А оно вон вишь ты как,
Оказалось что дурак,
И не в этом суть и смысел,
И опять тоска и мрак».
Долго плакался Иван,
Двадцать раз долив стакан,
Утром завалился мертвый
На парчовый на диван.
На ночь глядя, с бодуна,
Накатив еще вина,
Он ушел, жена осталась
Ждать Ивана у окна.
Шел и таял будто пух,
Свет окна вдали потух,
Голод гнал его в дорогу,
Ненасытный русский дух.
***
Толи лето, толи осень,
Толи изморози просинь,
Толи талая вода,
Толи старая беда.
Ходит в небесах светило,
Жарит землю бог Ярило,
Всяка тварь земна живет,
Травка во поле растет,
Быстро вертится земля,
Обновляются поля,
День и ночь вершат черед,
Снедью зреет огород,
Птицы в вышине поют,
На селе скотину бьют,
А под сердцем бьется грусть,
Так живет святая Русь.
***
Тёмной ночкой на майдан,
Вышел бедный наш Иван,
Увидал вдали огни-
Как зовут к себе они,
Ну-ка, подойдем поближе,
Что там Лондоны-Парижи,
На своей родной сторонке,
Свет гнилушки сердцу ближе.
Вышел Ванька на пустырь,
Оглядел окрестну ширь-
Слева — путь ведёт к трактиру,
Справа — божий монастырь,
Вот стоит он на развилке-
В сердце нож, в печёнках вилки,
Всё никак не может выбрать ,
По какой идти тропинке?
Что важней из этих двух ?
Толи чрево, толи дух ?
Вечно в проруби как слива,
Этот самый русский дух,
Этот смысл из века в век,
Ищут тыщи человек,
И уж если подписался,
Ты пропащий- слова нет.
До сих пор стоит дурак,
Все не двинется никак,
Толи храм зовёт небесный,
Толь мерещится кабак…
Эпилог:
По извилистой дороге,
До мозолей стёрши ноги,
Шел бродяга, что полжизни,
Даром просидел в остроге.
Жаждой, голодом томим,
Жарким солнышком палим,
На порог избушки ветхой ,
Пал усталый пилигрим.
А когда очнулся он,
Сразу понял, что спасён,
На соломке, под рогожкой,
Он лежит, в избу внесён,
А в ногах сидит старик,
Волос белый, мудрый лик,
А в глазах — простор и воля,
Как бескрайний материк…
«Как дела? Полегче, что ль?
Выпить молока изволь,
Вот отвар травы целебной,
Излечит любую боль «.
«Благодарствую, отец,
Ты ль ,скажи мне тот мудрец,
Что живёт вдали от мира,
Бросив царство и дворец?»
Старец смеху не сдержал-
«Было дело, убежал,
А вот что мудрец, так это
Ты, парнишка перебрал..»
«Как же ты живёшь один?
Безсемеен, нелюдим,
Али истина какая есть
В твоём житье сиим?»
«Как живу? Да жив пока,
Видишь, в хате два окна:
В правом приглядись-ка — церковь,
В левом — крыши кабака,
Я ходил и там и сям,
И в трактир и в божий храм,
Но нигде не смог остаться,
Сердце просто пополам,
И тогда построил дом,
Два окна устроил в нём,
Для неспешных наблюдений ,
За текущим бытиём,
Справа — храм, псалмы поют.
Слева люди водку пьют.
Здесь же — крепкая застава,
Здесь — спасительный уют,
Так живу в ладу с собой,
Между небом и землёй,
Между грешным и святым,
Между малым и большим».
Посидели , поболтали,
Ночь спустилась — вечеряли,
На рассвете гость и старец,
У дороги распрощались:
«Ты скажи, как тебя звать?
Величать и поминать?
Нешто ты родное имя ,
Здесь уж начал забывать?»
«Да уж, память чисто мрак-,
не припомню я никак,
кем я был и как прозвали .
вроде так — Иван-дурак…
толи был я дураком,
толи только с ним знаком,
всё одно в своей житухе,
не жалею о былом…»
Толи сказка, толи бред,
Анекдот или куплет,
Никакой такой морали,
В этой басне просто нет….
© Свет