Как самовар запрягли нижегородская сказка читать

Про одно и то же разные люди по-разному сказки сказывают. Вот что я от бабушки слышал… У мастера Фоки — на все руки доки сын был. Тоже Фокой звали. В отца Фока Фокич дошлый пошел. Ничего мимо его глаз не ускользало. Всему дело давал. Ворону и ту перед дождем каркать выучил — погоду предсказывать.

Сидит как-то Фока Фокич — чай пьет. А из самовара через паровик густо пар валит. Со свистом. Даже чайник на конфорке вздрагивает.

— Ишь ты, какая сила пропадает! Не худо бы тебя на работу приставить, — говорит Фока Фокич и соображает, как это сделать можно.

— Это еще что? — запыхтел-зафыркал ленивый Самовар. — С меня и того хватит, что я кипяток кипячу, чайник грею, душеньку песней веселю, на столе красуюсь.

— Оно верно, — говорит Фока Фокич. — Только песни распевать да на людях красоваться всякий может. Неплохо бы тебя, Самовар, хлеб молотить приспособить.

Как услыхал это Самовар — вскипел, кипятком плеваться начал. Того гляди, убежит. А Фока Фокич сгреб его да на молотильный ток вынес и давай там к нему рабочее колесо с хитрым рычагом пристраивать.

Пристроил он колесо с хитрым рычагом и ну Самовар на полный пар кипятить. Во всю головушку Самовар кипит, колесо вертит, хитрым рычагом, как рукой, работает.

Переметнул Фока Фокич с рабочего колеса на молотильный маховичок приводной ремень и:

— Эх, поспевай, не зевай, снопы развязывай, в молотилку суй.

Стал Самовар хлеб молотить, паровой машиной прозываться. А характер тот же остался. Сварливый. Того гляди, от злости лопнет — паром обварит.

— Вот ты как! — говорит Фока Фокич. — Погоди, я тебе работенку получше удумаю.

Долго думать не пришлось. Захромала как-то у Фоки Фокича лошадь. А в город ехать надо. И надумал Фока Фокич Самовар запрячь.

Повалил Фока Фокич Самовар набок. Загнул ему трубу, чтобы она в небо глядела. Приладил под него крепкие колеса. Отковал хитрые рычаги-шатуны да и заставил их колеса вертеть. А чтобы Самовар со злости не лопнул, добрым железом его оковал. Потом прицепил к Самовару тарантас, а к тарантасу телегу, загрузил чем надо, поднял пары и:

— Эх, поспевай, куда надо поворачивай. Пару поддавай.

Стал Самовар людей и поклажу возить — паровозом прозываться. А характером еще злее стал.

— Ну ладно, — говорит Фока Фокич. — Я тебе не такую работу удумаю.

Опять долго ждать не пришлось. Лето безветренное выдалось. Паруса на кораблях, как трава в засуху, сникли. А за море ехать надо. Хлеб везти. Тут-то и надумал Фока Фокич Самовар на корабль перенести.

Сказано — сделано. Трубу еще выше нарастил. Самовар в трюм поставил. Корабельные колеса смастерил, а к ним шатунные рычаги приспособил и:

— Эй, не зевай, успевай! Рулем рули — куда надо правь.

Начал Самовар людей да товары за море возить — пароходом прозываться. Тут-то уж он вовсе послушным стал. Уступчивым.

Вот как оно, дело-то, было. Другие, может быть, и по-другому рассказывают. Только моя бабушка врать не будет. Сама она это все видела и мне пересказала. А я — вам.

• Следующая сказка → Евгений Пермяк — Кто мелет муку
• Предыдущая сказка → Евгений Пермяк — Как Огонь Воду замуж взял

• Полный текст
• Дедушкина копилка
• Кто мелет муку
• Как Огонь Воду замуж взял
• Как самовар запрягли
• Кто мелет муку
• Пропавшие нитки
• Хитрый коврик
• Фока — на все руки дока
• Дедушкины очки
• Тайна цены
• Волшебные краски
• Рукавицы и топор
• Дедушкины очки
• Маляр с золотой медалью
• Дорогая ласточка
• Семьсот семьдесят семь мастеров
• Трудовой огонек
• Маркел-Самодел и его дети
• Семьсот семьдесят семь мастеров
• Самоходные лапотки
• Золотой гвоздь
• Мыльные пузыри
• Две пословицы
• Мать-мачеха
• Чугун и Сталь
• Филя
• Для чего руки нужны
• Про нос и язык
• Торопливый ножик
• Мыльные пузыри
• Бумажный змей
• Гусь лапчатый
• Ежиха-форсиха
• Про торопливую Куницу и терпеливую Синицу
• Замок без ключа
• Чертознаева памятка
• Уральская побасенка
• Замок без ключа
• Про Силу и Правду
• Березовая роща
• Про дедушку Само
• Долговечный мастер
• На все цвета радуги
• Луна, Лужица и Бельмо на вороньем глазу
• На все цвета радуги
• Шантон-болтон
• Пять зерен
• Свечка
• Удочеренная яблонька
• Сказка о большом колоколе
• Семь королей и одна королева
• Мелкие калоши
• Белая бабочка
• Зоркий слепец
• Про два Колеса
• Неуступчивые сестры
• Мелкие калоши
• Скрипучая дверь
• Шумливое море
• Четыре брата
• Вечный король
• Пастух и скрипка
• Некрасивая елка

Дедушкина копилка

Когда бабушка внуч­кой была, она очень сказки любила. А сказки ей дедушка рассказывал.

При­бе­жит, бывало, внучка к дедушке и:

— Рас­скажи, дед, сказку!

А он:

— Какую?

А она:

— Какую хочешь.

Тогда дедушка велит внучке подать дере­вян­ный точе­ный гри­бок, откроет он у грибка крышку-шляпку и нач­нет в грибке рыться. А в грибке вся­кой вся­чины много. И перышко гуси­ное, и пуговка радуж­ная, и от очков обло­мы­шек, и бело­я­ро­вое зер­нышко. Пере­бе­рет дед вся­кую вся­чину, пере­смот­рит и сказку ска­зы­вать начнет.

Как-то внучка спра­ши­вает дедушку:

— А зачем ты гри­бок про­сишь, как сказку начать сказывать?

А дедушка ей и отвечает:

— Это не гри­бок, внучка, а копилочка.

— Какая копи­лочка, дед?

— Ска­зоч­ная. Дедуш­кина. Я ведь, внучка, тоже вну­ком был, и мне тоже дед сказки рас­ска­зы­вал. При­ду­мает он сказку или услы­шит, сей­час же в копи­лочку без­де­лушку-памятку поло­жит, чтобы сказку не поза­быть. Про гуся сказка — гуси­ное перо. Про свечку — ога­ро­чек, про бело­ярую пше­ницу — зернышко.

И ты так, внучка, делай, когда бабуш­кой будешь. Тебе и заве­щаю эту дедуш­кину копилочку.

Так и делала внучка, когда бабуш­кой стала. Свои памятки в дедуш­кину копилку добав­ляла. А теперь эта копилка нам в наслед­ство доста­лась. И мы это наслед­ство не только бере­жем, а по мере наших сил умножаем.

Вам доста­нется эта копилка — то же самое делайте. А сей­час давайте смот­реть, что в этой копилке лежит.

Кто мелет муку

Как Огонь Воду замуж взял

Рыжий раз­бой­ник Огонь пла­менно полю­бил холод­ную кра­са­вицу Воду. Полю­бил и заду­мал на ней жениться. Только как Огню Воду замуж взять, чтобы себя не пога­сить и ее не высушить?

Спра­ши­вать стал. И у всех один ответ:

— Да что ты заду­мал, рыжий? Какая она тебе пара? Ты что? Зачем тебе холод­ная Вода, без­дет­ная семья?

Затос­ко­вал Огонь, заго­ре­вал. По лесам, по дерев­ням пожа­рами загу­лял. Так и носится, только рыжая грива по ветру развевается.

Гулял Огонь, горе­вал Огонь да встре­тился с тол­ко­вым масте­ро­вым чело­ве­ком. Ива­ном его звали.

Огонь в ноги ему пал. Низ­ким дымом сте­лется. Из послед­них сил синими язы­ками тлеет.

— Ты масте­ро­вой чело­век, ты все можешь. Хочу я раз­бой бро­сить, хочу я своим домом жить. Воду замуж взять хочу. Да так, чтобы она меня не пога­сила и я ее не высушил.

— Не горюй, Огонь. Сосва­таю. Поженю.

Ска­зал так масте­ро­вой чело­век и терем стро­ить стал. Построил терем и велел сва­дьбу играть, гостей звать.

При­шла с жени­хо­вой сто­роны огне­вая родня: тетка Мол­ния да дво­ю­род­ный брат Вул­кан. Не было больше у него род­ных на белом свете.

С неве­сти­ной сто­роны при­шел стар­ший бра­тец Густой Туман, сред­ний брат Косой Дождь и млад­шая сест­ричка Воды — Ясно­гла­зая Роса.

При­шли они и заспорили.

— Неслы­хан­ное дело ты, Иван, заду­мал, — гово­рит Вул­кан и пла­ме­нем попы­хи­вает. — Не бывало еще такого, чтобы наш огне­вой род из водя­ной породы неве­сту выбирал.

А масте­ро­вой чело­век отве­чает на это:

— Как же не бывало! Косой Дождь с огне­вой Мол­нией в одной туче живут и друг на дружку не жалуются.

— Это все так, — мол­вил Густой Туман, — только я по себе знаю: где Огонь, где тепло, там я редеть начинаю.

— И я, и я от тепла высы­хаю, — пожа­ло­ва­лась Роса. — Боюсь, как бы Огонь мою сестру Воду не высушил.

Тут Иван твердо сказал:

— Я такой терем построил, что они будут в нем жить да радо­ваться. На то я и масте­ро­вой человек.

Пове­рили. Сва­дьбу стали играть.

Пошла пля­сать Мол­ния с Косым Дождем. Заку­рился Вул­кан, засвер­кал ярким пла­ме­нем, в ясных гла­зах Росы огне­выми бли­ками заиг­рал. Густой Туман набраж­ни­чался, на покой в овраг уполз.

Отгу­ляли гости на сва­дьбе и восво­яси пода­лись. А масте­ро­вой чело­век жениха с неве­стой в терем ввел. Пока­зал каж­дому свои хоромы, поздра­вил моло­дых и поже­лал им нескон­ча­е­мой жизни да сына-богатыря.

Много ли, мало ли про­шло вре­мени, только родила мать Вода от отца Огня сына-богатыря.

Хоро­шим сын бога­ты­рем вырос. Горяч, как роди­мый батюшка Огонь. А облик дядин — густ и белес, как Туман. Важен и вла­жен, как роди­мая матушка Вода. Силен, как Вул­кан, как тетушка Молния.

Вся родня в нем сво­его кров­ного узнает. Даже Дождь с Росой в нем себя видят, когда тот сты­нет и капель­ками на землю оседает.

Хоро­шее имя дали сыну-бога­тырю: Пар.

На телегу сядет Пар-бога­тырь — телега его силой пока­тится да еще сто дру­гих телег поез­дом повезет.

На корабль сту­пит Пар-чудо­дей — уби­рай паруса. Без ветра корабль катится, волну рас­се­кает, паро­вой голос подает, кора­бель­щи­ков своим теп­лом греет.

На завод пожа­лует — колеса завер­тит. Где сто чело­век рабо­тали — одного хва­тает. Муку мелет, хлеб моло­тит, ситец ткет, людей и кладь возит — народу помо­гает, мать, отца радует.

И по наши дни живут Огонь с Водой в одном желез­ном котле-тереме. Ни она его не гасит, ни он ее высу­шить не может. Счаст­ливо живут. Нескон­ча­емо. Широко.

Год от году рас­тет сила их сына-бога­тыря, и слава о рус­ском масте­ро­вом чело­веке не мерк­нет. Весь свет теперь знает, что он холод­ную Воду за жар­кий Огонь выйти замуж заста­вил, а их сына-бога­тыря нам, вну­кам-пра­вну­кам, на службу поставил.

Как самовар запрягли

Про одно и то же раз­ные люди по-раз­ному сказки ска­зы­вают. Вот что я от бабушки слы­шал… У мастера Фоки, на все руки доки, сын был. Тоже Фокой звали. В отца Фока Фокич дош­лый пошел. Ничего мимо его глаз не усколь­зало. Всему дело давал. Ворону и ту перед дождем кар­кать выучил — погоду предсказывать.

Сидит как-то Фока Фокич — чай пьет. А из само­вара через паро­вик густо пар валит. Со сви­стом. Даже чай­ник на кон­форке вздрагивает.

— Ишь ты, какая сила про­па­дает! Не худо бы тебя на работу при­ста­вить, — гово­рит Фока Фокич и сооб­ра­жает, как это сде­лать можно.

— Это еще что? — запых­тел-зафыр­кал лени­вый Само­вар. — С меня и того хва­тит, что я кипя­ток кипячу, чай­ник грею, душеньку пес­ней веселю, на столе красуюсь.

— Оно верно, — гово­рит Фока Фокич. — Только песни рас­пе­вать да на людях кра­со­ваться вся­кий может. Неплохо бы тебя, Само­вар, хлеб моло­тить приспособить.

Как услы­хал это Само­вар — вски­пел, кипят­ком пле­ваться начал. Того гляди, убе­жит. А Фока Фокич сгреб его да на моло­тиль­ный ток вынес и давай там к нему рабо­чее колесо с хит­рым рыча­гом пристраивать.

При­строил он колесо с хит­рым рыча­гом и ну Само­вар на пол­ный пар кипя­тить. Во всю голо­вушку Само­вар кипит, колесо вер­тит, хит­рым рыча­гом, как рукой, работает.

Пере­мет­нул Фока Фокич с рабо­чего колеса на моло­тиль­ный махо­ви­чок при­вод­ной ремень и:

— Эх, поспе­вай, не зевай, снопы раз­вя­зы­вай, в моло­тилку суй.

Стал Само­вар хлеб моло­тить, паро­вой маши­ной про­зы­ваться. А харак­тер тот же остался. Свар­ли­вый. Того гляди, от зло­сти лоп­нет — паром обварит.

— Вот ты как! — гово­рит Фока Фокич. — Погоди, я тебе рабо­тенку получше удумаю.

Долго думать не при­шлось. Захро­мала как-то у Фоки Фокича лошадь. А в город ехать надо. И наду­мал Фока Фокич Само­вар запрячь.

Пова­лил Фока Фокич Само­вар набок. Загнул ему трубу, чтобы она в небо гля­дела. При­ла­дил под него креп­кие колеса. Отко­вал хит­рые рычаги-шатуны да и заста­вил их колеса вер­теть. А чтобы Само­вар со зло­сти не лоп­нул, доб­рым желе­зом его око­вал. Потом при­це­пил к Само­вару таран­тас, а к таран­тасу телегу, загру­зил чем надо, под­нял пары и:

— Эх, поспе­вай, куда надо пово­ра­чи­вай. Пару поддавай!

Стал Само­вар людей и поклажу возить — паро­во­зом про­зы­ваться. А харак­те­ром еще злее стал.

— Ну ладно, — гово­рит Фока Фокич. — Я тебе не такую работу удумаю.

Опять долго ждать не при­шлось. Лето без­вет­рен­ное выда­лось. Паруса на кораб­лях, как трава в засуху, сникли. А за море ехать надо. Хлеб везти. Тут-то и наду­мал Фока Фокич Само­вар на корабль перенести.

Ска­зано — сде­лано. Трубу еще выше нарас­тил. Само­вар в трюм поста­вил. Кора­бель­ные колеса сма­сте­рил, а к ним шатун­ные рычаги при­спо­со­бил и:

— Эй, не зевай, успе­вай! Рулем рули — куда надо правь.

Начал Само­вар людей да товары за море возить — паро­хо­дом про­зы­ваться. Тут-то уж он вовсе послуш­ным стал. Уступ­чи­вым. Вот как оно, дело-то, было. Дру­гие, может быть, и по-дру­гому рас­ска­зы­вают. Только моя бабушка врать не будет. Сама она это все видела и мне пере­ска­зала. А я — вам.

Кто мелет муку

Жил в мель­нич­ном ларе муч­ной червь Дар­моед. Наелся он как-то све­жей муки, выполз на край ларя, зев­нул и спросил:

— А кто мелет муку?

— Как это — кто? — про­скре­же­тал жер­нов. — Я!

— Нет, я, — про­скри­пела на это дере­вян­ная рабо­чая шестерня. — Я кручу ось, на кото­рой ты, жер­нов, сидишь. Зна­чит, я и мелю муку.

— Это еще что? — заспо­рил глав­ный вал мель­ницы. — На ком ты надета, шестерня? Не на мне ли? Не я ли мелю муку? Тут мель­нич­ные кры­лья не утер­пели и засви­стели на ветру:

— Мы, кры­лья, всех вас вер­тим, кру­тим и дви­гаем! Зна­чит, мы и мелем муку.

Услы­хал это ветер и сильно раз­гне­вался. Рва­нул он дверь мель­ницы, выдул прочь муч­ного червя Дар­мо­еда и так задул, что только кры­лья у мель­ницы замелькали.

От этого глав­ный вал, дере­вян­ная шестерня и жер­нов зара­бо­тали-завер­те­лись быст­рее. Весе­лее пошел помол муки.

— Поняли вы теперь, кто мелет муку?

— Поняли, батюшка ветер, поняли! — отве­тили все.

— Ой ли? — ухмыль­нулся мель­ник. — Не всем дано пони­мать, кто мелет муку, кому под­властны все ветры, все воды, кто строит все мель­ницы на земле.

Ска­зал так мель­ник и повер­нул глав­ный вет­ро­вой рычаг. Оста­но­ви­лась работа на мель­нице. Все замерли. И жер­нов, и вал, и шестерни. Потом сма­зал мель­ник скри­пу­чие места, засы­пал нового зерна, выгреб смо­ло­тую муку и опять пустил мельницу.

Плавно зара­бо­тали кры­лья. Молча завер­те­лись глав­ный вал и рабо­чая шестерня. Без бол­товни, без пустого скрипа.

— Так-то оно лучше, — мол­вил ста­рый мельник.

Запер на замок мель­ницу, при­гро­зил ветру паль­цем: «Смотри у меня, мели!» — и пошел обе­дать да эту самую сказку своим вну­ча­там рас­ска­зы­вать, чтобы они знали, кто мелет муку, кому под­властны все ветры, все воды, все мель­ницы на земле.

Пропавшие нитки

Жила-была свар­ли­вая ста­руха. К тому же неряха. Стала как-то она шить. А у неряхи все нитки спу­таны. Рас­пу­ты­вала их, рас­пу­ты­вала нера­ди­вая торо­пыга да и крикнула:

— Про­па­дите вы про­па­дом! Чтобы глаза мои не видели вас со всем вашим нитя­ным отродьем.

А нитки возьми да и про­пади со всем своим нитя­ным отро­дьем: коф­тами, юбками, пла­тьями и бельем. Ничего нитя­ного в доме сер­ди­той ста­рухи не осталось.

Сидит ста­руха голы­шом и вопит на всю горницу:

— Батюшки-матушки, где же моя одежда?

Кину­лась ста­руха за овчин­ным тулу­пом, чтобы себя при­крыть. А тулуп по овчи­нам на куски рас­пался. Потому как овчин­ные куски тоже нит­ками были сшиты.

Евгений Андреевич Пермяк

Как самовар запрягли

Рисунки Е. Мигунова

Про одно и то же разные люди по-разному сказки сказывают. Вот что я от бабушки слышал… У мастера Фоки, на все руки доки, сын был. Тоже Фокой звали. В отца Фока Фокич дошлый пошёл. Ничего мимо его глаз не ускользало. Всему дело давал. Ворону и ту перед дождём каркать выучил — погоду предсказывать.

Сидит как-то Фока Фокич — чай пьёт. А из самовара через паровик густо пар валит. Со свистом. Даже чайник на конфорке вздрагивает.

— Ишь ты, какая сила пропадает! Не худо бы тебя на работу приставить, — говорит Фока Фокич и соображает, как это сделать можно.

— Это ещё что? — запыхтел-зафыркал ленивый Самовар. — С меня и того хватит, что я кипяток кипячу, чайник грею, душеньку песней веселю, на столе красуюсь.

— Оно верно, — говорит Фока Фокич. — Только песни распевать да на людях красоваться всякий может. Неплохо бы тебя, Самовар, хлеб молотить приспособить.

Как услыхал это Самовар — вскипел, кипятком плеваться начал. Того гляди, убежит. А Фока Фокич сгрёб его да на молотильный ток вынес и давай там к нему рабочее колесо с хитрым рычагом пристраивать.

Пристроил он колесо с хитрым рычагом и ну Самовар на полный пар кипятить. Во всю головушку Самовар кипит, колесо вертит, хитрым рычагом, как рукой, работает.

Переметнул Фока Фокич с рабочего колеса на молотильный маховичок приводной ремень и:

— Эх, поспевай, не зевай, снопы развязывай, в молотилку суй.

Стал Самовар хлеб молотить, паровой машиной прозываться. А характер тот же остался. Сварливый. Того гляди, от злости лопнет — паром обварит.

— Вот ты как! — говорит Фока Фокич. — Погоди, я тебе работёнку получше удумаю.

Долго думать не пришлось. Захромала как-то у Фоки Фокича лошадь. А в город ехать надо. И надумал Фока Фокич Самовар запрячь.

Повалил Фока Фокич Самовар набок. Загнул ему трубу, чтобы она в небо глядела. Приладил под него крепкие колёса. Отковал хитрые рычаги-шатуны да и заставил их колёса вертеть. А чтобы Самовар со злости не лопнул, добрым железом его оковал. Потом прицепил к Самовару тарантас, а к тарантасу телегу, загрузил чем надо, поднял пары и:

— Эх, поспевай, куда надо поворачивай. Пару поддавай!

Стал Самовар людей и поклажу возить — паровозом прозываться. А характером ещё злее стал.

— Ну ладно, — говорит Фока Фокич. — Я тебе не такую работу удумаю.

Опять долго ждать не пришлось. Лето безветренное выдалось. Паруса на кораблях, как трава в засуху, сникли. А за море ехать надо. Хлеб везти. Тут-то и надумал Фока Фокич Самовар на корабль перенести.

Сказано — сделано. Трубу ещё выше нарастил. Самовар в трюм поставил. Корабельные колёса смастерил, а к ним шатунные рычаги приспособил и:

— Эй, не зевай, успевай! Рулём рули — куда надо правь.

Начал Самовар людей да товары за море возить — пароходом прозываться. Тут-то уж он вовсе послушным стал. Уступчивым.

Вот как оно, дело-то, было. Другие, может быть, и по-другому рассказывают. Только моя бабушка врать не будет. Сама она это всё видела и мне пересказала. А я — вам.

Евгений Пермяк.

Как самовар запрягли.

Про одно и то же разные люди по-разному сказки сказывают. Вот что я от бабушки слышал… У мастера Фоки, на все руки доки, сын был. Тоже Фокой звали. В отца Фока Фокич дошлый пошел. Ничего мимо его глаз не ускользало. Всему дело давал. Ворону И ту перед дождем каркать выучил — погоду предсказывать.

Сидит как-то Фока Фокич — чай пьет. А из самовара через паровик густо пар валит. Со свистом. Даже чайник на конфорке вздрагивает.

— Ишь ты, какая сила пропадает! Не худо бы тебя на работу приставить, — говорит Фока Фокич и соображает, как это сделать можно.

— Это еще что? — запыхтел-зафыркал ленивый Самовар. — С меня и того хватит, что я кипяток кипячу, чайник грею, душеньку песней веселю, на столе красуюсь.

— Оно верно, — говорит Фока Фокич. — Только песни распевать да на людях красоваться всякий может. Неплохо бы тебя, Самовар, хлеб молотить приспособить.

Как услыхал это Самовар — вскипел, кипятком плеваться начал. Того гляди, убежит. А Фока Фокич сгреб его да на молотильный ток вынес и давай там к нему рабочее колесо с хитрым рычагом пристраивать.

Пристроил он колесо с хитрым рычагом и ну Самовар на полный пар кипятить. Во всю головушку Самовар кипит, колесо вертит, хитрым рычагом, как рукой, работает.

Переметнул Фока Фокич с рабочего колеса на молотильный маховичок приводной ремень и:

— Эх, поспевай, не зевай, снопы развязывай, в молотилку суй.

Стал Самовар хлеб молотить, паровой машиной прозываться. А характер тот же остался. Сварливый. Того гляди, от злости лопнет — паром обварит.

— Вот ты как! — говорит Фока Фокич. — Погоди, я тебе работенку получше удумаю.

Долго думать не пришлось. Захромала как-то у Фоки Фокича лошадь. А в город ехать надо. И надумал Фока Фокич Самовар запрячь.

Повалил Фока Фокич Самовар набок. Загнул ему трубу, чтобы она в небо глядела. Приладил под него крепкие колеса. Отковал хитрые рычаги-шатуны да и заставил их колеса вертеть. А чтобы Самовар со злости не лопнул, добрым железом его оковал. Потом прицепил к Самовару тарантас, а к тарантасу телегу, загрузил чем надо, поднял пары и:

— Эх, поспевай, куда надо поворачивай. Пару поддавай! Стал Самовар людей и поклажу возить — паровозом прозываться. А характером еще злее стал.

— Ну ладно, — говорит Фока Фокич. — Я тебе не такую работу удумаю.

Опять долго ждать не пришлось. Лето безветренное выдалось. Паруса на кораблях, как трава в засуху, сникли. А за море ехать надо. Хлеб везти. Тут-то и надумал Фока Фокич Самовар на корабль перенести.

Сказано — сделано. Трубу еще выше нарастил. Самовар в трюм поставил. Корабельные колеса смастерил, а к ним шатунные рычаги приспособил и:

— Эй, не зевай, успевай! Рулем рули — куда надо правь.

Начал Самовар людей да товары за море возить — пароходом прозываться. Тут-то уж он вовсе послушным стал. Уступчивым. Вот как оно, дело-то, было. Другие, может быть, и по-другому рассказывают. Только моя бабушка врать не будет. Сама она это все видела и мне пересказала. А я — вам.

Как самовар запрягли.

Про одно и то же разные люди по-разному сказки сказывают. Вот что я от бабушки слышал… У мастера Фоки, на все руки доки, сын был. Тоже Фокой звали. В отца Фока Фокич дошлый пошел. Ничего мимо его глаз не ускользало. Всему дело давал. Ворону И ту перед дождем каркать выучил — погоду предсказывать.

Сидит как-то Фока Фокич — чай пьет. А из самовара через паровик густо пар валит. Со свистом. Даже чайник на конфорке вздрагивает.

— Ишь ты, какая сила пропадает! Не худо бы тебя на работу приставить, — говорит Фока Фокич и соображает, как это сделать можно.

— Это еще что? — запыхтел-зафыркал ленивый Самовар. — С меня и того хватит, что я кипяток кипячу, чайник грею, душеньку песней веселю, на столе красуюсь.

— Оно верно, — говорит Фока Фокич. — Только песни распевать да на людях красоваться всякий может. Неплохо бы тебя, Самовар, хлеб молотить приспособить.

Как услыхал это Самовар — вскипел, кипятком плеваться начал. Того гляди, убежит. А Фока Фокич сгреб его да на молотильный ток вынес и давай там к нему рабочее колесо с хитрым рычагом пристраивать.

Пристроил он колесо с хитрым рычагом и ну Самовар на полный пар кипятить. Во всю головушку Самовар кипит, колесо вертит, хитрым рычагом, как рукой, работает.

Переметнул Фока Фокич с рабочего колеса на молотильный маховичок приводной ремень и:

— Эх, поспевай, не зевай, снопы развязывай, в молотилку суй.

Стал Самовар хлеб молотить, паровой машиной прозываться. А характер тот же остался. Сварливый. Того гляди, от злости лопнет — паром обварит.

— Вот ты как! — говорит Фока Фокич. — Погоди, я тебе работенку получше удумаю.

Долго думать не пришлось. Захромала как-то у Фоки Фокича лошадь. А в город ехать надо. И надумал Фока Фокич Самовар запрячь.

Повалил Фока Фокич Самовар набок. Загнул ему трубу, чтобы она в небо глядела. Приладил под него крепкие колеса. Отковал хитрые рычаги-шатуны да и заставил их колеса вертеть. А чтобы Самовар со злости не лопнул, добрым железом его оковал. Потом прицепил к Самовару тарантас, а к тарантасу телегу, загрузил чем надо, поднял пары и:

— Эх, поспевай, куда надо поворачивай. Пару поддавай! Стал Самовар людей и поклажу возить — паровозом прозываться. А характером еще злее стал.

— Ну ладно, — говорит Фока Фокич. — Я тебе не такую работу удумаю.

Опять долго ждать не пришлось. Лето безветренное выдалось. Паруса на кораблях, как трава в засуху, сникли. А за море ехать надо. Хлеб везти. Тут-то и надумал Фока Фокич Самовар на корабль перенести.

Сказано — сделано. Трубу еще выше нарастил. Самовар в трюм поставил. Корабельные колеса смастерил, а к ним шатунные рычаги приспособил и:

— Эй, не зевай, успевай! Рулем рули — куда надо правь.

Начал Самовар людей да товары за море возить — пароходом прозываться. Тут-то уж он вовсе послушным стал. Уступчивым. Вот как оно, дело-то, было. Другие, может быть, и по-другому рассказывают. Только моя бабушка врать не будет. Сама она это все видела и мне пересказала. А я — вам.

— Как самовар запрягли 1.75 Мб, 2с.  (читать) (читать постранично) (скачать fb2) — Евгений Андреевич Пермяк

Настройки текста:

Рисунки Е. Мигунова

Про одно и то же разные люди по-разному сказки сказывают. Вот что я от бабушки слышал… У мастера Фоки, на все руки доки, сын был. Тоже Фокой звали. В отца Фока Фокич дошлый пошёл. Ничего мимо его глаз не ускользало. Всему дело давал. Ворону и ту перед дождём каркать выучил — погоду предсказывать.

Сидит как-то Фока Фокич — чай пьёт. А из самовара через паровик густо пар валит. Со свистом. Даже чайник на конфорке вздрагивает.

— Ишь ты, какая сила пропадает! Не худо бы тебя на работу приставить, — говорит Фока Фокич и соображает, как это сделать можно.

— Это ещё что? — запыхтел-зафыркал ленивый Самовар. — С меня и того хватит, что я кипяток кипячу, чайник грею, душеньку песней веселю, на столе красуюсь.

— Оно верно, — говорит Фока Фокич. — Только песни распевать да на людях красоваться всякий может. Неплохо бы тебя, Самовар, хлеб молотить приспособить.

Как услыхал это Самовар — вскипел, кипятком плеваться начал. Того гляди, убежит. А Фока Фокич сгрёб его да на молотильный ток вынес и давай там к нему рабочее колесо с хитрым рычагом пристраивать.

Пристроил он колесо с хитрым рычагом и ну Самовар на полный пар кипятить. Во всю головушку Самовар кипит, колесо вертит, хитрым рычагом, как рукой, работает.

Переметнул Фока Фокич с рабочего колеса на молотильный маховичок приводной ремень и:

— Эх, поспевай, не зевай, снопы развязывай, в молотилку суй.

Стал Самовар хлеб молотить, паровой машиной прозываться. А характер тот же остался. Сварливый. Того гляди, от злости лопнет — паром обварит.

— Вот ты как! — говорит Фока Фокич. — Погоди, я тебе работёнку получше удумаю.

Долго думать не пришлось. Захромала как-то у Фоки Фокича лошадь. А в город ехать надо. И надумал Фока Фокич Самовар запрячь.

Повалил Фока Фокич Самовар набок. Загнул ему трубу, чтобы она в небо глядела. Приладил под него крепкие колёса. Отковал хитрые рычаги-шатуны да и заставил их колёса вертеть. А чтобы Самовар со злости не лопнул, добрым железом его оковал. Потом прицепил к Самовару тарантас, а к тарантасу телегу, загрузил чем надо, поднял пары и:

— Эх, поспевай, куда надо поворачивай. Пару поддавай!

Стал Самовар людей и поклажу возить — паровозом прозываться. А характером ещё злее стал.

— Ну ладно, — говорит Фока Фокич. — Я тебе не такую работу удумаю.

Опять долго ждать не пришлось. Лето безветренное выдалось. Паруса на кораблях, как трава в засуху, сникли. А за море ехать надо. Хлеб везти. Тут-то и надумал Фока Фокич Самовар на корабль перенести.

Сказано — сделано. Трубу ещё выше нарастил. Самовар в трюм поставил. Корабельные колёса смастерил, а к ним шатунные рычаги приспособил и:

— Эй, не зевай, успевай! Рулём рули — куда надо правь.

Начал Самовар людей да товары за море возить — пароходом прозываться. Тут-то уж он вовсе послушным стал. Уступчивым.

Вот как оно, дело-то, было. Другие, может быть, и по-другому рассказывают. Только моя бабушка врать не будет. Сама она это всё видела и мне пересказала. А я — вам.

Как самовар запрягли.

Про одно и то же разные люди по-разному сказки сказывают. Вот что я от бабушки слышал… У мастера Фоки, на все руки доки, сын был. Тоже Фокой звали. В отца Фока Фокич дошлый пошел. Ничего мимо его глаз не ускользало. Всему дело давал. Ворону И ту перед дождем каркать выучил — погоду предсказывать.

Сидит как-то Фока Фокич — чай пьет. А из самовара через паровик густо пар валит. Со свистом. Даже чайник на конфорке вздрагивает.

— Ишь ты, какая сила пропадает! Не худо бы тебя на работу приставить, — говорит Фока Фокич и соображает, как это сделать можно.

— Это еще что? — запыхтел-зафыркал ленивый Самовар. — С меня и того хватит, что я кипяток кипячу, чайник грею, душеньку песней веселю, на столе красуюсь.

— Оно верно, — говорит Фока Фокич. — Только песни распевать да на людях красоваться всякий может. Неплохо бы тебя, Самовар, хлеб молотить приспособить.

Как услыхал это Самовар — вскипел, кипятком плеваться начал. Того гляди, убежит. А Фока Фокич сгреб его да на молотильный ток вынес и давай там к нему рабочее колесо с хитрым рычагом пристраивать.

Пристроил он колесо с хитрым рычагом и ну Самовар на полный пар кипятить. Во всю головушку Самовар кипит, колесо вертит, хитрым рычагом, как рукой, работает.

Переметнул Фока Фокич с рабочего колеса на молотильный маховичок приводной ремень и:

— Эх, поспевай, не зевай, снопы развязывай, в молотилку суй.

Стал Самовар хлеб молотить, паровой машиной прозываться. А характер тот же остался. Сварливый. Того гляди, от злости лопнет — паром обварит.

— Вот ты как! — говорит Фока Фокич. — Погоди, я тебе работенку получше удумаю.

Долго думать не пришлось. Захромала как-то у Фоки Фокича лошадь. А в город ехать надо. И надумал Фока Фокич Самовар запрячь.

Повалил Фока Фокич Самовар набок. Загнул ему трубу, чтобы она в небо глядела. Приладил под него крепкие колеса. Отковал хитрые рычаги-шатуны да и заставил их колеса вертеть. А чтобы Самовар со злости не лопнул, добрым железом его оковал. Потом прицепил к Самовару тарантас, а к тарантасу телегу, загрузил чем надо, поднял пары и:

— Эх, поспевай, куда надо поворачивай. Пару поддавай! Стал Самовар людей и поклажу возить — паровозом прозываться. А характером еще злее стал.

— Ну ладно, — говорит Фока Фокич. — Я тебе не такую работу удумаю.

Опять долго ждать не пришлось. Лето безветренное выдалось. Паруса на кораблях, как трава в засуху, сникли. А за море ехать надо. Хлеб везти. Тут-то и надумал Фока Фокич Самовар на корабль перенести.

Сказано — сделано. Трубу еще выше нарастил. Самовар в трюм поставил. Корабельные колеса смастерил, а к ним шатунные рычаги приспособил и:

— Эй, не зевай, успевай! Рулем рули — куда надо правь.

Начал Самовар людей да товары за море возить — пароходом прозываться. Тут-то уж он вовсе послушным стал. Уступчивым. Вот как оно, дело-то, было. Другие, может быть, и по-другому рассказывают. Только моя бабушка врать не будет. Сама она это все видела и мне пересказала. А я — вам.