Как умирают от ковида рассказы врачей

Григорий Снигур считает, что выживут либо сильнейшие, либо те, кто хорошо подготовился

Поделиться

Откровения врача-патологоанатома красной зоны, заведующего кафедрой биологии ВолгГМУ, доктора медицинских наук Григория Снигура. Впервые в нашем проекте «Позовите профессора!» он подробно рассказывает о процессах, происходящих с организмом человека, пораженного COVID-19, а также о том, с какими историями сталкиваются работники моргов в период пандемии коронавируса. Почему патологоанатом больше не агитирует за вакцинацию и что большего всего поражает людей самой закрытой врачебной профессии в красной зоне морга и за ее пределами? Об этом — в фильме «»Бессмертные». Исповедь патологоанатома».

Еще чуть-чуть и видео загрузится

Видео: ВолгГМУ

В России мы одними из первых выяснили, каким образом выглядят на макроскопическом уровне изменения от COVID-19 во всех органах и тканях. Повреждения и гибель клеток носят очень массовый характер во всех органах и системах. Повреждая эпителий в дыхательных путях, в том числе и в ткани легкого, вирус вызывает иммунный ответ. Обычно это происходит через 7–14 дней. Иммунная система организма человека вырабатывает защитную реакцию. Она хочет очень эффективно уничтожать вирус. В тканях начинается очень выраженный процесс иммунного воспаления, и эта структура утолщается многократно — в десятки, а иногда и в сотни раз. Ткани легких теряют свою воздушность, и на месте воспаления начинает формироваться соединительная ткань. То есть, если бы это было на коже, мы бы назвали это рубцом.

Существует вероятность нескольких исходов. Первый исход, самый благополучный, — это восстановление полностью структуры легкого и, соответственно, его функции. Второй исход — человек, который перенес COVID-19, рискует тем, что часть его легкого станет полностью безвоздушным и больше никогда не сможет выполнять свои функции. Есть еще один очень важный момент: повреждения клеток всегда запускают такой процесс, как регенерация. Могут накапливаться ошибки в ДНК, и клетки начинают претерпевать опухолевую трансформацию. То есть мы видим, что ряд клеток становится атипичными и возникает такой процесс, как метаплазия. Это первый шаг и первая ступень к раку при COVID-19.

Есть еще и другие эффекты. Вирус вызывает образование тромбов. Фактически мы получаем ситуацию, когда уменьшение дыхательной поверхности легких сопровождается выраженным дефицитом кислорода. Кроме того, дефицит кислорода возникает из-за образования тромбов во всех клетках нашего организма, включая такие главные органы, как головной мозг и миокард. Клетки начинают просто-напросто погибать от дефицита кислорода. Это называется гипоксия при COVID-19.

Под микроскопом не видно ни одной неизмененной клетки. То есть все ткани обязательно имеют какие-то варианты повреждений. Мы не видим нормальных сосудов — во всех сосудах имеются изменения. Это либо образование тромбов, либо это увеличение проницаемости сосудистой стенки, которая сопровождается в том числе и микроскопическими кровоизлияниями.

Люди не всегда, наверное, понимают, что при вакцинации в месте введения вакцины возникает очень похожая картина. Но вот в чем разница. Разница заключается в масштабах. Для того чтобы выработать защиту, иммунная система работает через воспаление. Вакцина вызывает иммунный ответ, но вызывает его только в зоне введения вакцины. Масштабы поражения можно оценить в сантиметрах ткани всего лишь в зоне инъекции. И всё. Именно из-за этого, может быть, и возникает некоторая болезненность в зоне укола. Но все другие органы и системы не повреждаются. Если человек перенес COVID, то его иммунная система также выработает необходимые защитные элементы. Блокирующие антитела — клетки памяти — возникнут, но это будут катастрофические последствия для всех систем всех тканей и всех клеток организма. То есть масштабы совершенно разные. Количество клеток в коре головного мозга уменьшается в разы. Несколько десятков процентов клеток находится в состоянии гибели. Другие клетки находятся в состоянии выраженных дистрофических изменений, и мы не знаем, погибнут они или восстановятся.

Большая часть историй заболевших примерно одинакова

Большая часть историй заболевших примерно одинакова

Фото: Алексей Волхонский

Поделиться

Больше всего меня поражает масштаб того, что происходит. Мы сталкивались с разными эпидемиями, в том числе и гриппа. Бывают и летальные исходы, но они единичные. Год назад, как бы фантастически это ни звучало, в нашем отделении не было вскрытия тех, кому меньше 60 лет. В этом году были вскрытия людей и 40 лет, и 30 лет. Большая часть этих историй примерно одинакова. Заболел, лечился дома, через две недели попал в стационар. Прогрессирует дыхательная недостаточность. Затем идет прогрессирование полиорганной недостаточности. Постепенно всё это нарастает, и через несколько дней человек оказывается в отделении реанимации и интенсивной терапии и там умирает. У нас нет лекарства, которое эффективно помогает бороться с коронавирусом. Ну не разработали его. Его не существует. Просто-напросто есть лечение симптомов. Поэтому единственное, что может дать хоть какую-то гарантию, — это, конечно, вакцинация.

Молодой человек похоронил отца, через неделю похоронил мать. Спрашиваешь: «Вы прививку делали?» На что он искренне отвечает: «Нет, а зачем?» Ты впадаешь в ступор. Просто когда тебе человек говорит, что он похоронил своих родственников, и при этом он считает, что прививку делать не нужно.

Была история, которая стала хорошо известной. Врач умирает от ковида. И все, кто его знал, говорят: вот он же сделал прививку и умер. Но немногие знали о том, что он делал не прививку, а сделал себе сертификат о вакцинации. И здесь был тоже шок. Потому что ты не понимаешь — зачем это было делать? Он же прекрасно всё понимал, всё знал, сам врач. Но хотел обмануть всех, но не обманул. У него были какие-то цели, какие-то планы. Но потому, что по каким-то причинам он не привился, он не смог их реализовать в полной мере. Он не увидит своих внуков или правнуков. Не сделает того, о чём мечтал всю свою жизнь. И это всего лишь из-за того, что по непонятным причинам человек добровольно сам себя не защитил.

Вакцин же существует очень много. И я сталкивался с тем, что люди говорят: «Я не буду вакцинироваться, вакцина не изучена». Задаешь простой вопрос: в роддоме ты отказался от вакцинации своих детей? Нет, не отказывался. Им сделали всё, что было в календаре прививок. И когда ты спрашиваешь: ты знаешь, какие побочные эффекты возможны от этих прививок? Нет. Непонятен выбор. В одном случае человек полностью доверился системе здравоохранения, а в другом случае почему-то по непонятным причинам начинает искать аргументы против вакцинации. Хотя и в случае со своими детьми, и во втором случае он не обладает нужными знаниями и компетенциями. Странная ситуация. При этом все ошибочно думают, что вот именно я-то и не умру. Я веду здоровый образ жизни, никогда ничем серьезно не болел и меня это точно не коснется. Но практика показывает, что это не всегда так.

Сейчас мы находимся в ситуации, когда все предсказания абсолютно не имеют никакого значения. Нельзя предугадать и нельзя предсказать ресурс, который заложен от природы в организме человека. Он колоссальный. Но, мне кажется, что те повреждения клеток и тканей при ковиде, они не просто немного сокращают этот ресурс. Они просто чудовищно его сокращают и уменьшают. На месте тех воспалительных изменений, которые, например, будут в миокарде, будет рубец. Если бы этот рубец формировался из-за того, что в сосуде растет бляшка, прошли бы десятилетия. Здесь всё происходит буквально за несколько недель или месяц. И то же самое по всем остальным органам.

Вакцина не спасает от того, что ты не заболеешь. Но она тебе дает высокий шанс на то, что ты не окажешься в больнице, не окажешься в палате интенсивной терапии или в реанимации, не окажешься на аппарате искусственной вентиляции легких. Ну и тем более, что не окажется в патологоанатомическом отделении.

В начале эпидемии я всем предлагал прийти на работу и посмотреть на происходящее, чтобы не осталось сомнений. Тем не менее у меня есть очень хороший близкий друг, который всячески оттягивал вакцинацию под разными поводами. Он дотянул до того момента, пока не заболел, и теперь у него есть повод еще полгода не вакцинироваться. Сложно сказать, чем руководствуются люди. Это либо безграмотность, либо это какое-то невежество, непросвещенность и непрофессионализм.

Я долго пытался объяснить это студентам, с которыми я работаю, людям из близкого моего окружения. Практически все уже вакцинированы. Осталось лишь несколько человек, которых я не смог убедить. Но с ними разговаривать бесполезно, да и я больше никого не убеждаю. Я просто занимаюсь своей работой.

Больше всего меня удивляет, когда родственники начинают обвинять врачей. Тех людей, которые пытались спасти жизнь, делали всё, что возможно. Но врачи явно не виноваты в том, что человек, например, долго находился дома и ничем не лечился. Но и не всегда исход зависит от того, как лечат. Это зависит от внутренних ресурсов самого человека. От его исходного состояния. Потому что кто-то ведет здоровый образ жизни, а кто-то не совсем здоровый. Есть люди, у которых имеются определенные хронические заболевания, и это всё влияет на исход. Многие считают, что если он заболел и купит лекарства, в том числе недешевые или очень дорогие, то шансы выздороветь и у него будут выше.

В жизни лекарства не дают тебе здоровья. Лекарство влияет на какие-то процессы, протекающие при заболевании организма. И всё. Но уровень здоровья оно не увеличивает. Поэтому у каждого лекарства есть свои побочные эффекты. Те препараты, которыми сейчас лечат коронавирусную инфекцию, все содержат определенный набор побочных эффектов. При приеме препаратов от лечения ковида у человека будут повреждаться другие органы и системы. Например, существенно возрастает риск развития сахарного диабета после ковида. Таких ситуаций очень много. Еще бытует мнение, что умирают от коронавируса. Умирают не от ковида. От ковида еще никто не умер. Умирают от его осложнений, и это тоже иногда сбивает с толку. Но на самом деле люди также не умирают от инфаркта миокарда, они не умирают от инсульта. Они умирают от осложнений заболевания. То есть, например, у человека инфаркт миокарда. Это основное заболевание в структуре диагноза. Но причиной смерти будет отек легких.

Когда ты выходишь из красной зоны, тем более из красной зоны морга, ты видишь людей, которые не носят маски, охранников в торговых центрах, которые не измеряют температуру и не делают замечания людям без масок, то поражает такая бесшабашность и, наверное, безалаберность многих людей. Все мы в школе учили такой предмет, как биология. Основополагающая теория биологии — это учение Дарвина. Все думают, что выживают сильнейшие. В школе всегда рассматривают этот процесс в виде хищника и жертвы, лисы и зайца. Догоняют самых слабых, больных и старых. Заяц выживает, когда молод и так далее. Сейчас видишь, что люди разделились на несколько групп. Есть те, кто верят в вакцинацию. Есть те, кто не верят. И сталкиваясь на вскрытии с теми, кто не поверил в вакцинацию, не сделал себе прививку, к сожалению, ты понимаешь: за этим стоит естественный отбор. Он реально убирает из популяции людей, но не по принципу силы, не по принципу наличия денег или власти. А по какому-то иному принципу. И это очень страшная вещь.

Медик из ковидной больницы Екатеринбурга рассказал, какие проблемы он видит в лечении коронавирусных пациентов

Поделиться

Ситуация с коронавирусом ухудшается ежедневно и в нашем регионе, и по всей стране. Люди уже устали, поэтому саботируют ношение масок, не доверяют вакцинации и грезят о привычной когда-то свободной жизни. Каждый верит, что ковид и реанимация его не коснутся. Но что происходит за дверьми ковидных больниц? Как себя чувствуют врачи, которые каждый день видят смерть?

Анестезиолог-реаниматолог одной из ковидных больниц рассказал, почему ситуация с коронавирусом такая тяжелая, и поделился той болью, которую они с коллегами испытывают каждый день.

— Ужас что происходит, люди умирают каждый день пачками, и так в любом стационаре. Мы реже снимаем пациентов с ИВЛ, они гораздо тяжелее. То есть если человек попадает на аппарат искусственного дыхания, у него меньше шансов с него сойти. Начали появляться пациенты, которых вроде вытащили, у них есть светлый промежуток, а потом резкая отрицательная динамика. И в таких ситуациях мы не видим зависимости от возраста и наличия хронических болезней.

Врачи рассказали, что в последние месяцы появились пациенты, которые «ухудшаются» без веских на то причин

Врачи рассказали, что в последние месяцы появились пациенты, которые «ухудшаются» без веских на то причин

Фото: Артем Устюжанин / E1.RU

Поделиться

В стационар пациенты попадают очень тяжелые, есть несколько причин. Во-первых, системная проблема на амбулаторном этапе. И я хочу подчеркнуть, что виноваты не врачи поликлиник, они, скорее всего, выполняют поручения и так же работают с утра до ночи.

А проблема вот в чем: участковые говорят пациентам, что у них нет признаков коронавируса, не тестируют, не выдают направления на КТ. Они, видимо, имеют задание, чтобы не повышать статистику, и во многом отказывают, затягивают и держат пациентов дома. Или они просто видят загруз лабораторий и КТ-центров и поэтому дают направления очень выборочно. А потом люди уже в тяжелом состоянии приезжают в стационары.

Врач считает, что нужно отправлять пациента на КТ уже после трех дней очень высокой температуры

Врач считает, что нужно отправлять пациента на КТ уже после трех дней очень высокой температуры

Фото: Артем Устюжанин / E1.RU

Поделиться

Вторая сторона — это мутировавший вирус, штамм агрессивный, это сразу видно, пациенты гораздо быстрее приезжают в стационар, проходит несколько дней болезни — и ухудшение.

Вроде сильной одышки нет, а уже есть показания к кислороду, который мы даем в стационаре. Даешь пациенту кислород, улучшается оксигенация, питание тканей, это тоже играет роль. В стационаре дают гормоны, антикоагулянты, которые разжижают кровь.

Всех, конечно, в стационар не увезешь, но с признаками дыхательной недостаточности явно нужно показаться врачу хотя бы амбулаторно, когда частота дыхательных движений больше 20 и сатурация ниже 95%. Всех, кого лихорадит больше трех дней, нужно проводить через КТ.

Пока что терапевты действуют по какому-то рандомному отборочному признаку, кого-то отфутболивают, кого-то направляют в стационар. В каждой больнице люди сидят в приемном отделении и ждут, пока кого-то переведут или выпишут. Они все больные, их надо госпитализировать. У них каждую минуту нарастает вирусная нагрузка, а они сидят и ждут.

Позднее обращение за помощью при одышке ухудшает состояние пациента

Позднее обращение за помощью при одышке ухудшает состояние пациента

Фото: Артем Устюжанин / E1.RU

Поделиться

Но тогда придется максимально урезать плановую помощь, и это тоже ужас. У нас дефицит медиков, многих лекарств нет на рынке, лечим тем, что есть. То есть пациентам показаны одни препараты, а лечим тем, что выдали.

А что говорили про ЭКСПО? Вот прямо крутой же он был у нас, сколько власти о нем говорили, прямо на тысячи мест же обещали развернуть, но это осталось просто на словах.

Нам сейчас очень нужна поддержка людей, все врачи всё равно видят комментарии людей к новостям, и им очень тяжело психологически. Медики реанимации — самое уязвимое звено, мы каждый день видим, как люди умирают, мы уже не верим в свои силы, хотя делаем всё.

Анестезиолог-реаниматолог просит людей не обвинять медиков, потому что они делают всё возможное

Анестезиолог-реаниматолог просит людей не обвинять медиков, потому что они делают всё возможное

Фото: Артем Устюжанин / E1.RU

Поделиться

Люди не могут понять, что дело не во врачах, которые каждый день приходят и борются за жизни. Сейчас мы чувствуем с врачами, что не можем контролировать вирус, даешь ты гормоны или нет, дашь генно-инженерный препарат, заинтубируешь или нет — иногда ничего не помогает, и нет человека, что бы ты ни делал.

Мы ходим на вскрытия и видим этих пациентов, там легкие, как печень, плотные, синие, пневмония сожрала легкие, и ничего не помогло. В реанимации нет вакцинированных, крайне редко появляются единичные случаи. Может, вакцинированные и попадают в стационары, но в реанимации почти нет, вакцина защищает.

Врачи изо всех сил стараются, часто задерживаются на работе, ищут новые способы лечения и просят понимания и поддержки со стороны граждан

Врачи изо всех сил стараются, часто задерживаются на работе, ищут новые способы лечения и просят понимания и поддержки со стороны граждан

Фото: Артем Устюжанин / E1.RU

Поделиться

Врачи очень устали. Любой пациент, которого удается снять с искусственной вентиляции легких, воспринимается как победа. Даже самые стойкие психуют, что вроде стабилизировали пациента, вложили много сил, а пациент на глазах умирает. Появляются мысли: какого черта каждый день одно и то же, что делай, что ни делай.

Единственная ужасная мысль, которая спасает врачей, — что у нас так же плохо, как и у всех, но не хуже, чем у остальных. Мы утешаем с врачами друг друга, что любая пандемия когда-то заканчивается, что это оставит тяжелый отпечаток на сердце, с которым придется жить. Но сейчас мы на передовой и делаем всё возможное. Мы очень хотим надеяться, что это пик заболеваемости, но не даем себе лишних надежд. Поэтому терпим.

Вице-премьер Татьяна Голикова заявила, что Свердловская область вошла в число регионов с наиболее высокой смертностью от коронавируса.

Больница №52 Москвы — один из главных форпостов борьбы с коронавирусом в стране. Она одной из первых была перепрофилирована под пациентов с COVID-19, здесь разработаны основные методы лечения. Уже полтора года врачи больницы остаются на передовой линии схватки с вирусом. Наталья Нехлебова узнала, как здесь, в красной зоне, останавливают третью волну.

На автобусной остановке у больницы полная женщина средних лет с крупной родинкой у виска говорит в телефон: «Никакой вакцины я никогда делать не буду! Смерти не боюсь. Умру так умру».  

За ее спиной — 52-я больница. Здесь на втором этаже в реанимации лежит юноша. Ему 21 год. Растрепанные русые волосы, голова неестественно повернута к окну, кожа очень бледная. Легкие больше не работают. Он в коме. По трубкам от бумажно-белого тела густая темная кровь движется к аппарату ЭКМО. Там она напитывается кислородом и по трубкам возвращается к молодому человеку. Помпа качает густую кровь в резервуар. Маленькие черные капельки окаймляют край резервуара. Машина дышит за юношу. Это машина последнего шанса. 

Некоторые пациенты подключены не только к ИВЛ, но и диализным аппаратам. При ковиде нередко возникают проблемы с почками

«Болезнь пришла за молодыми»

— У нас в реанимации лежат пациенты в тяжелом и крайне тяжелом состоянии, которым необходима искусственная вентиляция легких, — рассказывает заведующая отделением реанимации № 7 Елена Филимонова. — Когда ИВЛ не помогает, следующая ступень в респираторной поддержке — это экстракорпоральная мембранная оксигенация (ЭКМО). Фактически полное протезирование функции газообмена легких. У нас самое большое количество пациентов на ЭКМО. 

Пациентам требуется постоянный мониторинг. Ухудшение может произойти внезапно

Последний месяц мы наблюдаем, что пациенты в крайне тяжелом состоянии с ковидом помолодели, — продолжает врач. — У нас были пациенты 18-ти лет. Если весной прошлого года это были люди возрастные, то сейчас коронавирус пришел за молодыми. У 21-летнего мальчика крайне тяжелое состояние. Пациенты на ЭКМО в принципе исключительно тяжелые. Это длительно болеющие пациенты с тотальным поражением легких. Позже присоединяется полиорганная недостаточность (перестают работать сразу несколько органов. — «Правмир»). И даже если удается этих пациентов спасти, потом следует долгий период реабилитации. 

У мальчика мы не выявили никаких сопутствующих заболеваний. Вполне себе сохранный был пациент. За две недели это с ним произошло.

Но есть и те, кто за 2–3 дня после поступления был переведен на ЭКМО.

Все пять отделений реанимации больницы заполнены почти на 100 процентов. В марте, когда казалось, что в битве с вирусом произошел перелом и враг отступает, клиника вернулась к обычному режиму работы. Врачи снова стали просто хирургами, кардиологами, гематологами. Некоторым удалось снять СИЗы. Но надежда на мирное время продлилась всего месяц, пришла новая волна. 

В СИЗе начинаешь обливаться потом через две минуты. Пот льется по спине, ногам, заливает глаза. На улице жара. И это делает СИЗовы муки адовыми. 

17 марта 2020 года в 7-е отделение реанимации поступил первый пациент с COVID-19. Все медсестры и врачи здесь переболели. Одна из медсестер провела в этой реанимации три недели. Ее спасли. В 52-й за полтора года умерли от ковида двое медиков.

Некоторые пациенты в 7-й реанимации подключены к двум машинам. Толстые ребристые фиолетовые трубки от горла ведут к аппаратам ИВЛ, трубки потоньше — к аппаратам диализа. У тяжелых пациентов с ковидом часто отказывают почки. 

Больные проводят здесь в среднем около 20 дней, некоторые — по три месяца.

— Конечно, мы не можем сказать, что мы победили ковид, — признается Елена Филимонова. — Как можно об этом говорить? Но мы многое о нем поняли. У нас в больнице настолько тяжелая категория больных, что 23 часа 50 минут может быть все хорошо и стабильно, а какие-то 10 минут решат исход. Тут в любой момент может случиться какая-то острая катастрофа, которая сведет на нет все усилия. Выживают единицы со 100 процентами поражения легких. Никакого чуда не происходит — это ежедневная тяжелая борьба.

Чистота и тишина здесь стерильные. На высокой койке посередине палаты умирает пациент. Никакой суеты и звуков. Врачи в аквариумной немоте и сосредоточенности пытаются его реанимировать. На голубой простыне кровь.

Приемное отделение

Молодая девушка в черной футболке и джинсах сидит в приемном отделении. Врач в защитном комбинезоне заполняет анкету. 

— Возраст?

— 31.

— Хронические заболевания есть?

— Нет.

— Привиты?

— Нет.

Девушка говорит медленно, у нее высокая температура. Испуганно озирается. С жаркой улицы, где всем невыносимо носить маски, она попала в безличный мир закрытых лиц и белых комбинезонов. Ей странно, что эти скрипящие при ходьбе как снег комбинезоны защищают врачей от нее. 

— Количество поступающих увеличилось, — рассказывает заведующая приемным отделением Марина Черемухина. — Это происходит последний месяц. Пациенты гораздо тяжелее, чем весной 2020 года. Быстрее прогрессирует заболевание и тяжелее осложнения. Был пациент, который провел у нас две ночи и один день. КТ у него при поступлении было чистое. Он долго сомневался, госпитализироваться или нет. При этом была картина коронавирусной инфекции — выраженная интоксикация, подкашливание, одышка, чувство нехватки воздуха. Он был настроен ехать домой. Когда мы сделали КТ через день, у него уже было поражение около 30 процентов и множественные очаги. И такие ситуации мы видим часто. 

У пациентов теперь очень высокая температура, отмечает собеседница «Правмира»: «Год назад и осенью у пациентов могло быть 37.1, 37.2. Больные даже не обращали на эту температуру внимания. Сейчас они приезжают — у них с первого дня температура 38–39». 

— Если раньше осложнения болезни мы списывали на лишний вес, возраст, сопутствующие заболевания, то сейчас молодые, стройные, спортивные лежат пластом, — продолжает Марина Черемухина.

— Это очевидно новый штамм. Если раньше таких молодых больных было 10-20%, то сейчас их 50% точно. Когда ты видишь, что в реанимации половина молодежи — это просто страшно.

У многих больных сейчас выраженное расстройство пищеварения, по словам врача. Оно было и раньше, но сейчас это зачастую стало предвестником начала болезни. Люди думают, что это отравление, а температура — просто простуда от кондиционера. В 52-ю поступает много тех, кто вовремя не обратился за помощью. Некоторые сразу отправляются в реанимацию.

— В моей семье привились все, — говорит заведующая. — Когда мне заявляют, что сомневаются, вакцинироваться или нет, я всегда отвечаю — вам нужно просто прийти в нашу реанимацию и посмотреть. 

Белый кокон

Из гигантского аппарата КТ вывозят пожилую полную женщину в кислородной маске. На мониторе видны ее легкие. Они в белых коконах, от которых тянутся паутинные щупальца по всем легким. Эти белые коконы и называют матовым стеклом. У женщины 90 процентов поражения легких. 

Поражение лёгких от 5 процентов до 50 может произойти за 2 дня

Врач показывает, как выглядели легкие пациентки три и пять дней назад. Меньше белой паутины, но очень, очень быстро она разрастается, становится густой. Женщину на каталке везут в реанимацию, над виском у нее большая родинка. 

Врачи говорят, что ковидная пневмония отличается от обычной так же, как Земля от Марса. Это разные планеты. Обычная пневмония проявляется на КТ затемнениями, ковидная — этими белыми коконами, матовым стеклом. 

— Пневмония, воспаление легких — это в привычном для всех понимании — одно заболевание, COVID-19 вызывает в легких совсем другой процесс, — объясняет Ирина Белоглазова, врач-пульмонолог, заведующая терапевтическим отделением №4. — Возникает поражение легких вирусом и чрезмерно активной иммунной системой. Это известное состояние — вирус гриппа, например, также способен поражать легкие. Но у вируса COVID-19 есть свои особенности. 

Врачи в конце мая поняли, что с течением ковида происходит что-то не то, рассказывает Ирина Белоглазова.

«У нас появились более агрессивно и скоротечно болеющие пациенты, которые хуже стали отвечать на применяемые до этого схемы лечения, пациенты более молодого возраста», — говорит она. После исследований был выявлен «индийский» штамм, который подтвердил догадки медиков.

— Я надеюсь, что эта ситуация пойдет на спад. Этот ковид очень быстротечен, с серьезными последствиями. Некоторые больные вынуждены дышать кислородом и дома, после выписки, с помощью кислородных концентраторов, — отмечает пульмонолог. — Предположить характер течения болезни у данного конкретного больного не так просто. Если больной поступил и мы видим, что у него не очень легкое состояние, а на следующий день он значимо хуже, значит, это неблагоприятный вариант развития болезни. 

Иногда пациенты проводят в больнице несколько месяцев

Есть другая категория пациентов, и это в основном пожилые люди, у которых нет бурной клинической картины — запредельной температуры, кашля, они не ощущают одышку, говорят, что чувствуют себя неплохо. И вдруг на 5–6-й день сатурация достаточно резко снижается, мы делаем КТ и там 60–90% поражения легких, — заключает врач. 

Теперь больным требуется более жесткий мониторинг, более частый контроль КТ. Причем и анализы не всегда коррелируют с отрицательной клинической и рентгенологической динамикой. 

— Мы в доковидной эре привыкли ориентироваться на лабораторные показатели, — рассказывает Ирина Белоглазова. — Если лейкоциты снижаются, С-реактивный белок уменьшается — значит, все хорошо. При ковиде — не тут-то было, он очень коварен — вроде и С-реактивный белок меньше, и сатурация в норме, а мы делаем КТ и там видим прогрессирующее поражение легких. Работа с пациентами стала просто ювелирной. Нам нужно очень тщательно, детально мониторировать их состояние, лавировать по острию болезни приходится с каждым больным, исключительно индивидуальный подход — подбор тактики, комбинации лечения. 

В этом отделении лежат два пациента. Толстый и тонкий. Мужчина средних лет с ожирением и спортивный, молодой парень. Мужчина привит. Он постоянно ходит по коридорам, желает общаться и ведет себя крайне энергично. Спортивный, молодой лежит пластом на высокопоточном кислороде и не может подняться. Он не вакцинировался. «Вот, понаблюдайте эффект от прививки в действии, — говорят врачи, — небольшой процент заболевает, но переносят они гораздо, гораздо легче».

«Мы становимся стальными»

Медсестра стоит у лифта с огромным баллоном. В баллоне — гелий и кислород. Она везет смесь пациенту. Молекула гелия очень мала, она проникает туда, куда не может проникнуть кислород. Поэтому некоторым пациентам дают подышать этой смесью и у них сразу повышается сатурация.

Мужчина лежит на боку перед распахнутым окном и жадно вдыхает газ. Медсестра отслеживает, как растет сатурация.

— 93, 94, 96, — говорит она. Потом восклицает радостно: — 98!

Медсестры и медбратья проводят много времени в непосредственном контакте с больными. У них самый высокий риск заразиться. Их смена длится сутки. Они не всегда успевают выйти, чтобы отдохнуть. Некоторые работают сутки через двое, другие — сутки через сутки. 

Добредают после работы из своего корпуса в общежитие, которое построили рядом с больницей, падают в кровать, засыпают, а потом снова заступают на смену.

Саша — самый веселый и молодой медбрат отделения реанимации №1.

— Страшно, когда ничем помочь не можешь, — говорит он, — люди пачками умирали, умирали, умирали, руки опускались, потом вроде как получше стало. Сейчас так много не умирают. Сейчас в жару очень тяжело работать, обтекаешь постоянно. Раньше нам спонсоры давали всякие кремы, присыпки. Сейчас чего-то не дают (хохочет).

По словам Саши, самое важное — ободрять пациентов.

— Люди здесь изолированы от внешней среды — они не знают, что там происходит. Поэтому им интересно, когда рассказываешь, какая там на улице погода, что там за птички, как там вообще все, что в стране происходит. Длительные пациенты, которые долго лежат, идут на поправку, их поддерживаешь всякими словами — говоришь «давай — ты молодец, у тебя все получится, тебе уже лучше стало». Пациентка вот у нас сейчас — все за нее переживают — почти полтора месяца лежит. Пошла на поправку, но сейчас ей стало хуже. 

Реаниматологи привыкли стоять на рубеже жизни и смерти. «Но сейчас, — как выразился Сергей Петриков, директор НИИ скорой помощи им Н.В. Склифосовского, — мы ощущаем себя на границе какого-то огромного засасывающего жизни портала. Очень много тяжелых больных. Такого потока пациентов, находящихся в критическом состоянии, в нашей профессиональной жизни не было никогда».

— Мы с годами становимся стальными, — говорит старшая медсестра отделения реанимации №1, — но ты не можешь привыкнуть к смерти. Это просто невозможно.

Когда это закончится? У нас уже нет никаких ожиданий. Мы — люди военные, нам родина сказала, значит, нужно идти воевать с вирусом. Конечно, мы привыкли, но и физически, и морально тяжело.

Полную женщину с родинкой над виском привозят в реанимацию, ей будут вставлять трубку ИВЛ в трахею. Датчики прикрепляют к груди. Она тихо стонет.

За ее жизнь будут бороться. 

Поскольку вы здесь…

У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.

Сейчас ваша помощь нужна как никогда.

Реаниматолог Михаил Никишин: «При ковиде люди умирают очень тяжело – от удушья»

Фото из архива Михаила Никишина

В этом году исполняется 40 лет реанимационному отделению Семилукской районной больницы. Оно открылось первым в Воронежской области и одним из первых в России. Как работается врачам с самыми тяжёлыми больными, особенно сейчас, в условиях пандемии? Как избежать эмоционального выгорания? Есть ли в профессии место романтике? Об этом и о многом другом корреспондент «АН» поговорила с заведующим отделением Михаилом Никишиным.

— Михаил Фёдорович, когда вы начали работать в отделении?

— С самого начала, то есть сорок лет назад. После института я работал  в Орловской области, а потом переехал сюда. В 1981 году по инициативе главного врача Александра Васильевича Гончарова и заведующего кафедрой анестезиологии и реаниматологии Воронежского медицинского института Леонида Фёдоровича Косоногова было создано наше отделение, куда и я перешёл работать.

— Получается, в Семилуках оно открылось одним из первых в области?

— Первое в регионе на базе районной больницы. Более того – одно из первых в стране.

— А почему вас так интересовала именно эта специализация?

— Служба только-только начинала развиваться тогда. Было очень интересно. Возьмём анестезиологию – что значит позволить больному человеку во время тяжёлой операции не чувствовать боли? Это же замечательно!

— Ну, в то время, наверное, вообще был такой всеобщий подъём – создавали что-то новое, работали на стройках века…

— Понимаю, вы о романтике… Ну, может, какой-то дух её и присутствовал. Но медицина не совсем романтическая профессия. Здесь больше нужны знания, опыт и желание работать.

— Врач – это миссия?

— Да. И очень хотелось бы, чтобы в эту профессию шли люди, которые выбрали её раз и на всю жизнь. Чтобы случайных людей в медицине не было.

— Бывают?

— К сожалению, да.

Реаниматолог Михаил Никишин: «При ковиде люди умирают очень тяжело – от удушья»

С горячим сердцем и холодной головой

— Говорят, у каждого врача есть своё кладбище. У врачей вашей специализации оно по объективным причинам больше, чем у других, ведь вы чаще всего лечите именно тех пациентов, которые находятся на грани жизни и смерти. Это тяжело. Но как не выгореть, не износить сердце, не сойти с ума, наконец? Или же не впасть в другую крайность – не стать бесчувственным?

— Да, есть такой термин – «эмоциональное выгорание». Но я уже говорил, что в медицину нужно идти, когда призвание есть у человека. И несмотря на долгие годы работы в тяжёлых условиях – допустим, в том же отделении реанимации, когда видишь много смертей, много тяжелых больных, много горя, тем не менее, ты должен сохранять спокойствие и выдержку. А также постоянно совершенствовать свои знания. И цель должна быть одна – вылечить тяжёлого больного. Но спокойствие и выдержка при этом не означают бесчувствия.

— То есть нужно работать с горячим сердцем и с холодной головой?

— Ну, можно и так сказать.

— Говорят, что после комы пациенты рассказывают про то, что где-то побывали – в каких-то светлых тоннелях или коридорах. Было такое?

— Было. Только вы немного путаете. Эти истории связаны с состоянием клинической смерти, а не с комой. Это когда сердце уже не работает, кровообращение остановлено, дыхания нет. В этот небольшой промежуток времени – до пяти минут – когда ещё не наступила биологическая смерть, ещё можно запустить сердце и спасти человека. И да, были такие случаи, когда пациенты рассказывали про свет в конце тоннеля.

— Что держит человека на этом свете? Что его возвращает? Я имею в виду, помимо профессионализма врачей. Любовь, семья, какие-то незавершённые дела…

— Возможно. Если человек, как мы говорим, цепляется за жизнь, если он видит, что родственники стараются ему помочь, что он не обуза для семьи… Он тогда и сам старается помочь и родственникам, и нам, врачам. И шансы на выздоровление значительно повышаются. Так что такая зависимость сто процентов есть.

— Вы верующий человек?

— В душе да. Но в храм я, честно говоря, не хожу. Ну а перед особенно какой-то тяжелой операцией приходится попросить помощи (Михаил Фёдорович показывает взглядом на висящую на стене икону – прим. авт.).

— Если вы всё-таки не смогли вырвать человека из лап смерти, бывает ли такое, что потом мучаетесь сомнениями: а всё ли я сделал? И правильно ли?

— Бывает и такое. Но чем больше ты работаешь, тем меньше таких вопросов себе задаешь. Какие-то недостатки в практике в лечении пациентов с возрастом, или, скорее, с опытом, уходят. Знания накапливаются, и чем больше ты работаешь, тем меньше ошибок совершаешь.

Есть ли место чуду?

— Сейчас прибавилось работы в связи с пандемией?

— Значительно прибавилось. Три врача работают в ковид-отделении посменно. По правилам положено, чтобы там один реаниматолог находился постоянно на случай оказания экстренной помощи. Соответственно, и оставшимся здесь, в реанимации, приходится больше работать. Сейчас многие не могут пойти в отпуск, даже были случаи, когда отзывали из отпусков. Уже потом будем решать, как будем отгуливать.

— Нужно ли делать прививку от ковида? И сделали ли её вы?

— Сделал. И да, нужно. Потому что это единственный способ остановить пандемию.

— Тяжело умирают от коронавируса? Вы уже, наверняка, насмотрелись… Это я, по большей части, для антипрививочников спрашиваю…

— Очень тяжело. Ведь, по большому счёту, люди умирают от удушья. Потому что лёгкие поражены, и свою функцию переноса кислорода из воздуха в кровь не выполняют. Естественно, прививаться надо обязательно. Чтобы не допустить вот этого тотального поражения лёгочной ткани, когда медицина уже бессильна чем-либо помочь. И на искусственную вентиляцию сажаем, и стопроцентным кислородом пациенты дышат, но лёгкие поражены необратимо. Пациент погибает, несмотря ни на какие наши усилия.

— Понимаю, что исход болезни во многом зависит от профессионализма врача. Но всё-таки, есть ли место чуду?

— Чудо только Господь Бог может совершить. Но, знаете, бывают случаи, когда, казалось бы, у пациента нет никаких шансов. Предыдущий опыт подсказывает, что мы уже ничем не можем помочь. Но стараемся, конечно. И вот эти старания часто приводят к хорошему результату. Потихонечку вытягиваем, вытягиваем…

— А бывает наоборот?

— Бывает. Казалось бы, пациент должен жить. Но мы что только не делаем – и лекарства всякие, и процедуры различные, и какие-то специальные методы лечения – та же искусственная вентиляция легких. Но ничего не помогает. Уходят люди. И всё, ничего тут не сделаешь.

— Вы разрешаете родственникам пациентов приходить в реанимацию?

— Надолго – нет. Потому что пациенту постоянно проводят какие-то медицинские манипуляции, при которых родственникам присутствовать ни к чему. А на короткий промежуток времени – да, пускаем. Правда, только после того, как посетители подпишутся под условиями посещения реанимации. Пускать, конечно, нужно. Потому что и родственники переживают, и пациент, если он в сознании, всегда рад видеть родных ему людей.

— А если без сознания? Как вы думаете, если близкий человек разговаривает с таким пациентом, зовёт его… Дозываются? Слышат?

— Я не думаю. Я знаю. Все пациенты, которые находятся в бессознательном состоянии, подключены к монитору – там отмечается частота сердечной деятельности, частоты дыхания, насыщение кислородом, давление… И когда родственники подходят к пациенту, пытаются поговорить, погладить руку, зачастую показатели меняются. Увеличивается частота дыхания, частота сердечных сокращений. Не каждый раз, но это бывает. В зависимости от глубины поражения головного мозга.

«Держит чувство долга»

— За эти годы бывало такое, что вы хотели бросить работу?

— Ни в коем случае. Нет.

— А как вы тогда боретесь с эмоциональным выгоранием? Ведь все равно же наверняка бывают мысли о том, что тяжело, очень тяжело. Что вы делаете тогда? На рыбалку ходите, книги читаете, в мяч играете?

— Всё мимо. С рыбалкой уже давно закончено. Книжки сейчас меньше уже читаю, больше в интернете. Когда тяжело… просто отдыхаю. Хочется прийти домой, спокойно посидеть, всё это пережить и на следующий день опять идти на работу (улыбается – прим.авт.). Честно говоря, держит чувство долга какого-то. Может, мы просто врачи старой закалки и учили нас ещё советские доктора, для которых чувство долга никогда не было пустым звуком.

— Почему вы вообще выбрали эту профессию?

— Очень нравилась. Отец был врачом. Так что я с детства ни о чём другом и не помышлял, кроме как лечить людей.

— Даже космонавтом не хотели быть, как большинство советских мальчишек?

— Нет. Только доктором.

Кое-что о лечении доверием и словом

— А почему нас болезнь может сломить? Как с ней бороться? Я имею в виду не врачам, а нам, пациентам. Что с ней, болезнью, делать? Разговаривать, договариваться, не обращать внимания или же относиться к ней исключительно как к врагу на поле боя?

— Воевать – да. Но знаете, может быть в какой-то мере и договариваться. Иногда это тоже даёт хороший эффект. Но самое главное, не надо ныть и жалеть себя – что, мол, вот я какой несчастный, я заболел, мне плохо. Ни в коем случае. Нужно быть оптимистами.

— Паника убивает?

— Однозначно. И не только в переносном, но и в прямом смысле она бывает смертельной для пациента. Поэтому паниковать нельзя, нужно упираться, спокойно лечиться и слушаться докторов.

— Мне кажется, в своей профессии вы должны уметь не только лечить, но и быть немного психологом и даже священником. Есть такое?

— Слово лечит. Это испокон веков известно. И лечит очень хорошо. И если с пациентом, допустим, до хирургического вмешательства поговорить, успокоить, объяснить ему всё, то и операция проходит значительно легче. Так же и в реанимации. На обходе мы обязательно разговариваем с пациентом, рассказываем, какое лечение будет в дальнейшем, что будем делать мы, а что желательно делать ему, чтобы выздороветь. Как правило, пациент успокаивается, поверив в то, что он может победить болезнь.

— Значит, доверие к врачу тоже своего рода лекарство?

— Конечно. Это тоже помогает лечению. Если налажен контакт, если пациент понимает, что врач делает всё возможное, чтобы он выздоровел, словом, доверяет доктору, то и лечение проходит более гладко, более успешно.

— С нездоровыми людьми, мне кажется, вообще сложно работать. Ведь, заболевая, человек становится более раздражительным, а возможно и менее адекватно воспринимающим реальность. То есть может не внимать доводам разума, принимать все советы «в штыки». Конечно, не все, но ведь встречаются и такие. Есть ли какие-то секреты, «фишки» в общении? Можете ли, например, прикрикнуть на пациента, если он вас не слышит?

— Да уж, пациенты бывают разные совершенно. Бывают спокойные, рассудительные. А бывают с нестабильной психикой. Но, тем не менее, по поводу крика – однозначно нет. Просто приходится более тщательно объяснять ситуацию, не один раз убеждать. Порой нужно подойти и поговорить с пациентом несколько раз. Как правило, результат всегда бывает положительным. Если ты, доктор, понимаешь, что происходит с пациентом, и правильно ему это можешь объяснить, то, пусть и не с первой попытки, но пациент понимает тебя всегда. То есть с любым человеком всегда можно найти общий язык. И да, возможно, иногда приходится, как вы говорили, быть немного психологом и даже исповедником.

«Идём на свои посты, потому что это наша работа»

— Думаю, не ошибусь, если назову происходящее сейчас войной. Я имею в виду пандемию. Вы, врачи, на передовой. И, увы, немало медработников по всему миру погибли, можно сказать, на боевом посту. Да, сейчас есть вакцина и у кого как не у вас должно быть доверие к ней. Так что чуть-чуть подстраховались. Но ещё в прошлом году вакцины не было. Боялись заболеть?

— Что касается страха… нет. Тревога какая-то – да, пожалуй.

— Не могу знать наверняка, но догадаться несложно – родственники говорят врачам – зачем тебе это нужно? Лучше найди другую работу или вообще сиди дома. К чему такой риск? Так, правда, зачем это вам? Почему, несмотря ни на какие пандемии вы всё-таки остаётесь на этой самой передовой?

— Трудно сказать. Возможно, из-за чувства долга, о котором я вам уже говорил. Мы давали клятву Гиппократа. Мы знали, для чего мы идем в профессию. Знали что нужно будет работать и днём, и ночью. Знали, что можем получить какую-то инфекцию, общаясь с больными. Всё это мы понимали, и сейчас все врачи и медсестры все это прекрасно осознают. Риск есть всегда. И это не только коронавирус. Есть и другие заболевания. Стараемся по возможности себя от этого огородить. Но да, идём на свои посты. Потому что это наша работа, наш долг.

— А за семью страшно было? Я имею в виду, что если бы из-за того, что вы работаете с больными людьми, вы принесёте инфекцию своим близким.

— Ну, конечно, не хотелось бы. После ухода с работы старались обрабатывать руки, максимально дезинфицировать.

— Михаил Фёдорович, вам приходилось работать со своими близкими людьми как врачу по специальности?

— Приходилось. В медицине бытует мнение, что врач своих родных людей лечить не должен. Я лично не согласен с этим. Ну кто, как не я, больше всего заинтересован в выздоровлении близкого мне человека?! Просто нужно отнестись к родному, как к простому пациенту, и лечить его, максимально сохраняя спокойствие.

— То есть включать профессионализм, а не чувства?

— Да. Только здесь, скорее, речь не о чувствах, а об эмоциях. Вот их быть не должно. С эмоциями справиться можно, а с чувствами как? Они либо есть, либо их нет.

— Этот год юбилейный для вашего отделения. Что бы вы хотели пожелать своим коллегам и подчиненным?

— Как обычно говорят медики, в первую очередь здоровья. Особенно в наше непростое время. Пусть все будут здоровы и счастливы. А счастье много чего в себе заключает. Для каждого оно своё.

Все осложнения, вызванные ковидом, врачи предусмотреть не могут

Поделиться

О том, как новый «дельта»-штамм вируса влияет на механизм смерти и какие постковидные осложнения могут привести к летальному исходу, «Доктору Питеру» рассказал ученый-патоморфолог, профессор Всеволод Цинзерлинг.

— Всеволод Александрович, новый штамм «дельта» сильно изменил морфологическую картину? Можно сказать, что он сильно поменял механизм смерти от ковида или больших отличий от исходного «уханьского» варианта вы не видите?

— Этот вопрос еще нуждается в специальном анализе, потому что пока мы можем опираться только на информацию врачей о том, что сейчас пациенты умирают в основном от «дельта»-варианта коронавируса. Но уже есть безусловные тенденции — стало больше умирать от повторных заболеваний COVID-19, умирает больше молодых, более выражен фиброз легких. Но более детально, а не приблизительно, мы сможем поговорить, когда нам предоставят для исследования две группы умерших, максимально близких, «дельта» и «не дельта». Это произойдет в ближайшее время.

Всеволод Цинзерлинг — доктор медицинских наук, профессор, руководитель Центра инфекционной патологии Городской больницы им. Боткина, заведующий НИО патоморфологии Центра Алмазова.

— В начале и середине лета, когда фиксировали пик смертей от ковида, аналитики отмечали, что патологоанатомы не справлялись с потоком умерших, поэтому в ежесуточной статистике был свой потолок в 200 человек. Это действительно так?

Летальных исходов после прихода «дельты» действительно стало много. В Петербурге их фиксировали больше, чем когда бы то ни было. Но что значит «патологоанатомы не справляются»? Обязательные вскрытия как были, так и есть. Другое дело, что если в Боткинской больнице на одного патологоанатома приходится в день максимум два вскрытия, а в некоторых других городских больницах — до десяти. В результате информативность таких вскрытий приближается к нулю, когда в протоколе вскрытия меняется только фамилия умершего человека. Поскольку руководство комздрава требовало только одного — отчитаться как можно быстрее, то отчеты предоставляли… Да, с этой точки зрения, патологоанатомы справлялись. А вот более глубокого анализа, насколько я знаю, никто и не проводил. Потому что глубокий анализ включает в себя намного больше вопросов для обсуждения, в том числе насколько летальность связана с дефектами оказания медицинской помощи в некоторых учреждениях.

Врачи еще рассказывают о суперинфекции, которая у пациентов с COVID-19, особенно находящихся на ИВЛ, вызывает смертельные осложнения.

— Не исключено, что в разных отделениях и реанимациях поселились госпитальные штаммы-возбудители. Этот вопрос тоже никто всерьез пока не обсуждал. Это может быть активация какой-то собственной, скрыто протекавшей инфекции. А может, это просто суперинфекция, возбудитель которой не обладает какими-то особыми свойствами. И еще один вариант, когда в отделении реанимации появляются свои госпитальные штаммы. Но это только предположение, основывающееся на некоторых наблюдениях, считать их доказанными нельзя. Добавим к этому еще и новые свойства вируса. Сейчас мы можем с уверенностью говорить, что большая часть случаев избыточной смертности связана, если не прямо, то косвенно, с коронавирусом. А уж как там патологоанатомы или клиницисты сформулировали диагноз — COVID-19 в начале или в конце заключения о смерти — уже не столь принципиально. То, что смерть ассоциирована с коронавирусом, — это безусловно.

— За прошедшие полтора года эпидемии коронавирус не только мутировал, но и вызвал несколько редких, но очень опасных осложнений. Врачи рассказывают о мукормикозе (т. н. «черный гриб») и прионных болезнях. В вашей практике встречались эти заболевания?

— Большого количества микозов мы не наблюдаем. Но то, что коронавирус может провоцировать активацию каких-то собственных скрытых инфекций, это бесспорно. Доказательства этому есть. Остается только открытым вопрос, как часто активируются такие инфекции и как они влияют на общую картину. Если говорить о прионных заболеваниях, то очень упрощенно их можно разделить на две группы: экзогенные (типа инфекции) и эндогенные, когда по разным причинам нарушается структура собственных белков (это необязательно заражение), — при такой ситуации коронавирус вполне может стимулировать развитие патологических белков. Это в какой-то степени домысел, но вполне вероятный.

— То есть нужно проводить дополнительные исследования, чтобы увидеть, что человек погиб именно от прионного заболевания? На потоке патологоанатом может этого не увидеть?

— Теоретически необходимые сыворотки есть, но на самом деле их нет. Поэтому обнаружить такое заболевание даже на относительно тщательном исследовании в рамках Боткинской больницы не представляется возможным, это просто исключено. Вероятность клинической диагностики также минимальна. Какие-то случаи прионной болезни в России описаны, но это всё — редчайшие примеры. С другой стороны, самое известное прионное заболевание, о котором говорили и в России, — это новая форма болезни Крейтцфельдта — Якоба, где постулировался экзогенный вариант инфицирования — проще говоря, коровье бешенство. Хотя, как потом выяснилось, несколько человек, умерших от коровьего бешенства, были строгими вегетарианцами. Затем в силу совершенно непонятных причин количество случаев заболевания в Европе резко пошло на спад и практически эта болезнь исчезла. Почему — никто объяснить не может.

— Врачи говорят, что сейчас стали чаще наблюдать пациентов с болезнью Крейтцфельдта — Якоба, и связывают это именно с ковидом.

— Вполне может быть. Тем более что у подавляющего большинства больных и переболевших новой коронавирусной инфекцией есть разнообразные изменения со стороны центральной нервной системы — у одних — в виде острого психоза, у других — умеренные фобии. Но о том, как работает конкретный механизм этих неврологических и психиатрических изменений, никто объяснить толком не может. Серьезные исследования на эту тему мне не попадались.

Смертность от ковида не уменьшается

Смертность от ковида не уменьшается

Фото: Ирина Шарова / 72.RU

Поделиться

— Такое впечатление, что не осталось ни одного живого места в человеческом организме, куда бы не проник коронавирус. Он настолько вездесущий?

— Безусловно, да. Узкие специалисты тоже задействованы. Но главными мишенями для вируса остаются в первую очередь легкие, затем головной мозг, сердце, печень, почки, поджелудочная железа. Во всех органах важную роль играют сосуды и их эндотелий. И самое главное — это поражение органов иммунной системы. На недавнем семинаре, которое проводило швейцарское общество патологов, прозвучала мысль, что это не просто иммунодефицит, а глубокое нарушение работы иммунной системы.

— Вы имеете в виду, что ковид провоцирует появление аутоиммунных заболеваний?

— Аутоиммунные заболевания — вне всякого сомнения. А также, к великому сожалению, в результате воздействия коронавируса нарушается образование иммунных клеток памяти.

— Что это значит?

— Мы когда-то мечтали, что ковид может стать чем-то типа кори: человек переболел или привился, а дальше всё, иммунные клетки памяти обеспечат защиту до смерти. Но с коронавирусом так не получилось, в том числе потому что иммунные клетки памяти тоже поражаются.

— Какая главная тайна коронавируса, на ваш взгляд?

— Ответ на этот вопрос я сформулировал достаточно давно. Главная тайна — почему некоторые пациенты заболевают легко, в том числе из групп риска, а некоторые заболевают тяжело, но всё-таки выздоравливают даже при отсутствии вирус-нейтрализующих антител. От чего умирают люди, болеющие COVID-19, в общих чертах понятно. А вот почему они выздоравливают, благодаря каким механизмам, мы не всегда знаем. Мы очень мало знаем о защитных механизмах человеческого организма.

— Считается, что в третью волну эпидемии «дельта»-вариант стал больше поражать молодых людей. А что происходит с детьми?

— Летальных исходов у детей и подростков очень мало, и это дети только с тяжелой фоновой патологией.

— Постковидные осложнения — еще одна больная тема. Вы рассказывали, что пристально изучаете вопрос, как долго вирус сохраняется в организме и насколько он способен вызывать хронические формы инфекции. Что удалось выяснить?

— У нас был один печальный случай. Молодой мужчина тридцати семи лет тяжело болел ковидом в сентябре 2020 года, потом выписался, три месяца провел дома, заболел снова и умер. Инфекция была подтверждена и в первом, и во втором случае. Но генотипы вируса никто не сравнивал. А при смерти на фоне активности вирусного процесса у пациента образовался такой фиброз легких, который правильнее назвать циррозом. Вообще живого места не осталось. Вместо легких — плотная соединительная ткань. В классической патанатомии такое состояние легких описывается после 30 лет болезни тяжелым туберкулезом. Есть два варианта, оба очень плохие, почему у молодого мужчины образовался такой страшный фиброз. Либо сыграло свою роль повторное заражение с катастрофически быстрым развитием фиброза и новообразованием сосудов. Либо это затяжное заболевание, так называемый лонг-ковид.

— Есть истории, когда после ковида у женщин обнаруживали рак молочной железы. Выходит, это не случайность, и вирус всё-таки может провоцировать онкологические заболевания?

— Это нельзя исключить. Если есть новообразование фиброзной ткани и неоангиогенез, то весьма вероятен и онкогенез тоже. Это не доказано, но представляется возможным.

Коронавирус может затронуть каждый орган

Коронавирус может затронуть каждый орган

Фото: Артем Устюжанин / Е1.RU

Поделиться

— Статистика по поствакцинальным осложнениям в России закрыта, что порождает у людей массу страхов. Вплоть до того, что некоторые видят в прививке от ковида смертельную угрозу. Вы видели на вскрытиях, что «вакцина убила» человека?

— Были умершие вакцинированные, у которых смерть напрямую с вакциной не связана. А случаи, чтобы это была смерть от вакцины, мне неизвестны. Вне всяких сомнений, вакцины имеют определенное протективное действие, можно рекомендовать вакцинироваться, причем не только с высоких трибун, но и в дружеском общении.

— Вы по-прежнему сотрудничаете с Техническим университетом Дрездена?

— Да, в июне даже удалось на три дня слетать в Дрезден — в результате мы договорились с нашими немецкими коллегами о том, что будем участвовать в большом международном проекте, естественно, посвященном ковиду. В первую очередь предметом изучения станут постковидные осложнения и поражения эндокринной системы.

— Поле деятельности широкое.

— Боюсь, хватит не только на наш век. Но и на век наших учеников.

Все осложнения, вызванные ковидом, врачи предусмотреть не могут

Поделиться

О том, как новый «дельта»-штамм вируса влияет на механизм смерти и какие постковидные осложнения могут привести к летальному исходу, «Доктору Питеру» рассказал ученый-патоморфолог, профессор Всеволод Цинзерлинг.

— Всеволод Александрович, новый штамм «дельта» сильно изменил морфологическую картину? Можно сказать, что он сильно поменял механизм смерти от ковида или больших отличий от исходного «уханьского» варианта вы не видите?

— Этот вопрос еще нуждается в специальном анализе, потому что пока мы можем опираться только на информацию врачей о том, что сейчас пациенты умирают в основном от «дельта»-варианта коронавируса. Но уже есть безусловные тенденции — стало больше умирать от повторных заболеваний COVID-19, умирает больше молодых, более выражен фиброз легких. Но более детально, а не приблизительно, мы сможем поговорить, когда нам предоставят для исследования две группы умерших, максимально близких, «дельта» и «не дельта». Это произойдет в ближайшее время.

Всеволод Цинзерлинг — доктор медицинских наук, профессор, руководитель Центра инфекционной патологии Городской больницы им. Боткина, заведующий НИО патоморфологии Центра Алмазова.

— В начале и середине лета, когда фиксировали пик смертей от ковида, аналитики отмечали, что патологоанатомы не справлялись с потоком умерших, поэтому в ежесуточной статистике был свой потолок в 200 человек. Это действительно так?

Летальных исходов после прихода «дельты» действительно стало много. В Петербурге их фиксировали больше, чем когда бы то ни было. Но что значит «патологоанатомы не справляются»? Обязательные вскрытия как были, так и есть. Другое дело, что если в Боткинской больнице на одного патологоанатома приходится в день максимум два вскрытия, а в некоторых других городских больницах — до десяти. В результате информативность таких вскрытий приближается к нулю, когда в протоколе вскрытия меняется только фамилия умершего человека. Поскольку руководство комздрава требовало только одного — отчитаться как можно быстрее, то отчеты предоставляли… Да, с этой точки зрения, патологоанатомы справлялись. А вот более глубокого анализа, насколько я знаю, никто и не проводил. Потому что глубокий анализ включает в себя намного больше вопросов для обсуждения, в том числе насколько летальность связана с дефектами оказания медицинской помощи в некоторых учреждениях.

Врачи еще рассказывают о суперинфекции, которая у пациентов с COVID-19, особенно находящихся на ИВЛ, вызывает смертельные осложнения.

— Не исключено, что в разных отделениях и реанимациях поселились госпитальные штаммы-возбудители. Этот вопрос тоже никто всерьез пока не обсуждал. Это может быть активация какой-то собственной, скрыто протекавшей инфекции. А может, это просто суперинфекция, возбудитель которой не обладает какими-то особыми свойствами. И еще один вариант, когда в отделении реанимации появляются свои госпитальные штаммы. Но это только предположение, основывающееся на некоторых наблюдениях, считать их доказанными нельзя. Добавим к этому еще и новые свойства вируса. Сейчас мы можем с уверенностью говорить, что большая часть случаев избыточной смертности связана, если не прямо, то косвенно, с коронавирусом. А уж как там патологоанатомы или клиницисты сформулировали диагноз — COVID-19 в начале или в конце заключения о смерти — уже не столь принципиально. То, что смерть ассоциирована с коронавирусом, — это безусловно.

— За прошедшие полтора года эпидемии коронавирус не только мутировал, но и вызвал несколько редких, но очень опасных осложнений. Врачи рассказывают о мукормикозе (т. н. «черный гриб») и прионных болезнях. В вашей практике встречались эти заболевания?

— Большого количества микозов мы не наблюдаем. Но то, что коронавирус может провоцировать активацию каких-то собственных скрытых инфекций, это бесспорно. Доказательства этому есть. Остается только открытым вопрос, как часто активируются такие инфекции и как они влияют на общую картину. Если говорить о прионных заболеваниях, то очень упрощенно их можно разделить на две группы: экзогенные (типа инфекции) и эндогенные, когда по разным причинам нарушается структура собственных белков (это необязательно заражение), — при такой ситуации коронавирус вполне может стимулировать развитие патологических белков. Это в какой-то степени домысел, но вполне вероятный.

— То есть нужно проводить дополнительные исследования, чтобы увидеть, что человек погиб именно от прионного заболевания? На потоке патологоанатом может этого не увидеть?

— Теоретически необходимые сыворотки есть, но на самом деле их нет. Поэтому обнаружить такое заболевание даже на относительно тщательном исследовании в рамках Боткинской больницы не представляется возможным, это просто исключено. Вероятность клинической диагностики также минимальна. Какие-то случаи прионной болезни в России описаны, но это всё — редчайшие примеры. С другой стороны, самое известное прионное заболевание, о котором говорили и в России, — это новая форма болезни Крейтцфельдта — Якоба, где постулировался экзогенный вариант инфицирования — проще говоря, коровье бешенство. Хотя, как потом выяснилось, несколько человек, умерших от коровьего бешенства, были строгими вегетарианцами. Затем в силу совершенно непонятных причин количество случаев заболевания в Европе резко пошло на спад и практически эта болезнь исчезла. Почему — никто объяснить не может.

— Врачи говорят, что сейчас стали чаще наблюдать пациентов с болезнью Крейтцфельдта — Якоба, и связывают это именно с ковидом.

— Вполне может быть. Тем более что у подавляющего большинства больных и переболевших новой коронавирусной инфекцией есть разнообразные изменения со стороны центральной нервной системы — у одних — в виде острого психоза, у других — умеренные фобии. Но о том, как работает конкретный механизм этих неврологических и психиатрических изменений, никто объяснить толком не может. Серьезные исследования на эту тему мне не попадались.

Смертность от ковида не уменьшается

Смертность от ковида не уменьшается

Фото: Ирина Шарова / 72.RU

Поделиться

— Такое впечатление, что не осталось ни одного живого места в человеческом организме, куда бы не проник коронавирус. Он настолько вездесущий?

— Безусловно, да. Узкие специалисты тоже задействованы. Но главными мишенями для вируса остаются в первую очередь легкие, затем головной мозг, сердце, печень, почки, поджелудочная железа. Во всех органах важную роль играют сосуды и их эндотелий. И самое главное — это поражение органов иммунной системы. На недавнем семинаре, которое проводило швейцарское общество патологов, прозвучала мысль, что это не просто иммунодефицит, а глубокое нарушение работы иммунной системы.

— Вы имеете в виду, что ковид провоцирует появление аутоиммунных заболеваний?

— Аутоиммунные заболевания — вне всякого сомнения. А также, к великому сожалению, в результате воздействия коронавируса нарушается образование иммунных клеток памяти.

— Что это значит?

— Мы когда-то мечтали, что ковид может стать чем-то типа кори: человек переболел или привился, а дальше всё, иммунные клетки памяти обеспечат защиту до смерти. Но с коронавирусом так не получилось, в том числе потому что иммунные клетки памяти тоже поражаются.

— Какая главная тайна коронавируса, на ваш взгляд?

— Ответ на этот вопрос я сформулировал достаточно давно. Главная тайна — почему некоторые пациенты заболевают легко, в том числе из групп риска, а некоторые заболевают тяжело, но всё-таки выздоравливают даже при отсутствии вирус-нейтрализующих антител. От чего умирают люди, болеющие COVID-19, в общих чертах понятно. А вот почему они выздоравливают, благодаря каким механизмам, мы не всегда знаем. Мы очень мало знаем о защитных механизмах человеческого организма.

— Считается, что в третью волну эпидемии «дельта»-вариант стал больше поражать молодых людей. А что происходит с детьми?

— Летальных исходов у детей и подростков очень мало, и это дети только с тяжелой фоновой патологией.

— Постковидные осложнения — еще одна больная тема. Вы рассказывали, что пристально изучаете вопрос, как долго вирус сохраняется в организме и насколько он способен вызывать хронические формы инфекции. Что удалось выяснить?

— У нас был один печальный случай. Молодой мужчина тридцати семи лет тяжело болел ковидом в сентябре 2020 года, потом выписался, три месяца провел дома, заболел снова и умер. Инфекция была подтверждена и в первом, и во втором случае. Но генотипы вируса никто не сравнивал. А при смерти на фоне активности вирусного процесса у пациента образовался такой фиброз легких, который правильнее назвать циррозом. Вообще живого места не осталось. Вместо легких — плотная соединительная ткань. В классической патанатомии такое состояние легких описывается после 30 лет болезни тяжелым туберкулезом. Есть два варианта, оба очень плохие, почему у молодого мужчины образовался такой страшный фиброз. Либо сыграло свою роль повторное заражение с катастрофически быстрым развитием фиброза и новообразованием сосудов. Либо это затяжное заболевание, так называемый лонг-ковид.

— Есть истории, когда после ковида у женщин обнаруживали рак молочной железы. Выходит, это не случайность, и вирус всё-таки может провоцировать онкологические заболевания?

— Это нельзя исключить. Если есть новообразование фиброзной ткани и неоангиогенез, то весьма вероятен и онкогенез тоже. Это не доказано, но представляется возможным.

Коронавирус может затронуть каждый орган

Коронавирус может затронуть каждый орган

Фото: Артем Устюжанин / Е1.RU

Поделиться

— Статистика по поствакцинальным осложнениям в России закрыта, что порождает у людей массу страхов. Вплоть до того, что некоторые видят в прививке от ковида смертельную угрозу. Вы видели на вскрытиях, что «вакцина убила» человека?

— Были умершие вакцинированные, у которых смерть напрямую с вакциной не связана. А случаи, чтобы это была смерть от вакцины, мне неизвестны. Вне всяких сомнений, вакцины имеют определенное протективное действие, можно рекомендовать вакцинироваться, причем не только с высоких трибун, но и в дружеском общении.

— Вы по-прежнему сотрудничаете с Техническим университетом Дрездена?

— Да, в июне даже удалось на три дня слетать в Дрезден — в результате мы договорились с нашими немецкими коллегами о том, что будем участвовать в большом международном проекте, естественно, посвященном ковиду. В первую очередь предметом изучения станут постковидные осложнения и поражения эндокринной системы.

— Поле деятельности широкое.

— Боюсь, хватит не только на наш век. Но и на век наших учеников.

Все осложнения, вызванные ковидом, врачи предусмотреть не могут

Поделиться

О том, как новый «дельта»-штамм вируса влияет на механизм смерти и какие постковидные осложнения могут привести к летальному исходу, «Доктору Питеру» рассказал ученый-патоморфолог, профессор Всеволод Цинзерлинг.

— Всеволод Александрович, новый штамм «дельта» сильно изменил морфологическую картину? Можно сказать, что он сильно поменял механизм смерти от ковида или больших отличий от исходного «уханьского» варианта вы не видите?

— Этот вопрос еще нуждается в специальном анализе, потому что пока мы можем опираться только на информацию врачей о том, что сейчас пациенты умирают в основном от «дельта»-варианта коронавируса. Но уже есть безусловные тенденции — стало больше умирать от повторных заболеваний COVID-19, умирает больше молодых, более выражен фиброз легких. Но более детально, а не приблизительно, мы сможем поговорить, когда нам предоставят для исследования две группы умерших, максимально близких, «дельта» и «не дельта». Это произойдет в ближайшее время.

Всеволод Цинзерлинг — доктор медицинских наук, профессор, руководитель Центра инфекционной патологии Городской больницы им. Боткина, заведующий НИО патоморфологии Центра Алмазова.

— В начале и середине лета, когда фиксировали пик смертей от ковида, аналитики отмечали, что патологоанатомы не справлялись с потоком умерших, поэтому в ежесуточной статистике был свой потолок в 200 человек. Это действительно так?

Летальных исходов после прихода «дельты» действительно стало много. В Петербурге их фиксировали больше, чем когда бы то ни было. Но что значит «патологоанатомы не справляются»? Обязательные вскрытия как были, так и есть. Другое дело, что если в Боткинской больнице на одного патологоанатома приходится в день максимум два вскрытия, а в некоторых других городских больницах — до десяти. В результате информативность таких вскрытий приближается к нулю, когда в протоколе вскрытия меняется только фамилия умершего человека. Поскольку руководство комздрава требовало только одного — отчитаться как можно быстрее, то отчеты предоставляли… Да, с этой точки зрения, патологоанатомы справлялись. А вот более глубокого анализа, насколько я знаю, никто и не проводил. Потому что глубокий анализ включает в себя намного больше вопросов для обсуждения, в том числе насколько летальность связана с дефектами оказания медицинской помощи в некоторых учреждениях.

Врачи еще рассказывают о суперинфекции, которая у пациентов с COVID-19, особенно находящихся на ИВЛ, вызывает смертельные осложнения.

— Не исключено, что в разных отделениях и реанимациях поселились госпитальные штаммы-возбудители. Этот вопрос тоже никто всерьез пока не обсуждал. Это может быть активация какой-то собственной, скрыто протекавшей инфекции. А может, это просто суперинфекция, возбудитель которой не обладает какими-то особыми свойствами. И еще один вариант, когда в отделении реанимации появляются свои госпитальные штаммы. Но это только предположение, основывающееся на некоторых наблюдениях, считать их доказанными нельзя. Добавим к этому еще и новые свойства вируса. Сейчас мы можем с уверенностью говорить, что большая часть случаев избыточной смертности связана, если не прямо, то косвенно, с коронавирусом. А уж как там патологоанатомы или клиницисты сформулировали диагноз — COVID-19 в начале или в конце заключения о смерти — уже не столь принципиально. То, что смерть ассоциирована с коронавирусом, — это безусловно.

— За прошедшие полтора года эпидемии коронавирус не только мутировал, но и вызвал несколько редких, но очень опасных осложнений. Врачи рассказывают о мукормикозе (т. н. «черный гриб») и прионных болезнях. В вашей практике встречались эти заболевания?

— Большого количества микозов мы не наблюдаем. Но то, что коронавирус может провоцировать активацию каких-то собственных скрытых инфекций, это бесспорно. Доказательства этому есть. Остается только открытым вопрос, как часто активируются такие инфекции и как они влияют на общую картину. Если говорить о прионных заболеваниях, то очень упрощенно их можно разделить на две группы: экзогенные (типа инфекции) и эндогенные, когда по разным причинам нарушается структура собственных белков (это необязательно заражение), — при такой ситуации коронавирус вполне может стимулировать развитие патологических белков. Это в какой-то степени домысел, но вполне вероятный.

— То есть нужно проводить дополнительные исследования, чтобы увидеть, что человек погиб именно от прионного заболевания? На потоке патологоанатом может этого не увидеть?

— Теоретически необходимые сыворотки есть, но на самом деле их нет. Поэтому обнаружить такое заболевание даже на относительно тщательном исследовании в рамках Боткинской больницы не представляется возможным, это просто исключено. Вероятность клинической диагностики также минимальна. Какие-то случаи прионной болезни в России описаны, но это всё — редчайшие примеры. С другой стороны, самое известное прионное заболевание, о котором говорили и в России, — это новая форма болезни Крейтцфельдта — Якоба, где постулировался экзогенный вариант инфицирования — проще говоря, коровье бешенство. Хотя, как потом выяснилось, несколько человек, умерших от коровьего бешенства, были строгими вегетарианцами. Затем в силу совершенно непонятных причин количество случаев заболевания в Европе резко пошло на спад и практически эта болезнь исчезла. Почему — никто объяснить не может.

— Врачи говорят, что сейчас стали чаще наблюдать пациентов с болезнью Крейтцфельдта — Якоба, и связывают это именно с ковидом.

— Вполне может быть. Тем более что у подавляющего большинства больных и переболевших новой коронавирусной инфекцией есть разнообразные изменения со стороны центральной нервной системы — у одних — в виде острого психоза, у других — умеренные фобии. Но о том, как работает конкретный механизм этих неврологических и психиатрических изменений, никто объяснить толком не может. Серьезные исследования на эту тему мне не попадались.

Смертность от ковида не уменьшается

Смертность от ковида не уменьшается

Фото: Ирина Шарова / 72.RU

Поделиться

— Такое впечатление, что не осталось ни одного живого места в человеческом организме, куда бы не проник коронавирус. Он настолько вездесущий?

— Безусловно, да. Узкие специалисты тоже задействованы. Но главными мишенями для вируса остаются в первую очередь легкие, затем головной мозг, сердце, печень, почки, поджелудочная железа. Во всех органах важную роль играют сосуды и их эндотелий. И самое главное — это поражение органов иммунной системы. На недавнем семинаре, которое проводило швейцарское общество патологов, прозвучала мысль, что это не просто иммунодефицит, а глубокое нарушение работы иммунной системы.

— Вы имеете в виду, что ковид провоцирует появление аутоиммунных заболеваний?

— Аутоиммунные заболевания — вне всякого сомнения. А также, к великому сожалению, в результате воздействия коронавируса нарушается образование иммунных клеток памяти.

— Что это значит?

— Мы когда-то мечтали, что ковид может стать чем-то типа кори: человек переболел или привился, а дальше всё, иммунные клетки памяти обеспечат защиту до смерти. Но с коронавирусом так не получилось, в том числе потому что иммунные клетки памяти тоже поражаются.

— Какая главная тайна коронавируса, на ваш взгляд?

— Ответ на этот вопрос я сформулировал достаточно давно. Главная тайна — почему некоторые пациенты заболевают легко, в том числе из групп риска, а некоторые заболевают тяжело, но всё-таки выздоравливают даже при отсутствии вирус-нейтрализующих антител. От чего умирают люди, болеющие COVID-19, в общих чертах понятно. А вот почему они выздоравливают, благодаря каким механизмам, мы не всегда знаем. Мы очень мало знаем о защитных механизмах человеческого организма.

— Считается, что в третью волну эпидемии «дельта»-вариант стал больше поражать молодых людей. А что происходит с детьми?

— Летальных исходов у детей и подростков очень мало, и это дети только с тяжелой фоновой патологией.

— Постковидные осложнения — еще одна больная тема. Вы рассказывали, что пристально изучаете вопрос, как долго вирус сохраняется в организме и насколько он способен вызывать хронические формы инфекции. Что удалось выяснить?

— У нас был один печальный случай. Молодой мужчина тридцати семи лет тяжело болел ковидом в сентябре 2020 года, потом выписался, три месяца провел дома, заболел снова и умер. Инфекция была подтверждена и в первом, и во втором случае. Но генотипы вируса никто не сравнивал. А при смерти на фоне активности вирусного процесса у пациента образовался такой фиброз легких, который правильнее назвать циррозом. Вообще живого места не осталось. Вместо легких — плотная соединительная ткань. В классической патанатомии такое состояние легких описывается после 30 лет болезни тяжелым туберкулезом. Есть два варианта, оба очень плохие, почему у молодого мужчины образовался такой страшный фиброз. Либо сыграло свою роль повторное заражение с катастрофически быстрым развитием фиброза и новообразованием сосудов. Либо это затяжное заболевание, так называемый лонг-ковид.

— Есть истории, когда после ковида у женщин обнаруживали рак молочной железы. Выходит, это не случайность, и вирус всё-таки может провоцировать онкологические заболевания?

— Это нельзя исключить. Если есть новообразование фиброзной ткани и неоангиогенез, то весьма вероятен и онкогенез тоже. Это не доказано, но представляется возможным.

Коронавирус может затронуть каждый орган

Коронавирус может затронуть каждый орган

Фото: Артем Устюжанин / Е1.RU

Поделиться

— Статистика по поствакцинальным осложнениям в России закрыта, что порождает у людей массу страхов. Вплоть до того, что некоторые видят в прививке от ковида смертельную угрозу. Вы видели на вскрытиях, что «вакцина убила» человека?

— Были умершие вакцинированные, у которых смерть напрямую с вакциной не связана. А случаи, чтобы это была смерть от вакцины, мне неизвестны. Вне всяких сомнений, вакцины имеют определенное протективное действие, можно рекомендовать вакцинироваться, причем не только с высоких трибун, но и в дружеском общении.

— Вы по-прежнему сотрудничаете с Техническим университетом Дрездена?

— Да, в июне даже удалось на три дня слетать в Дрезден — в результате мы договорились с нашими немецкими коллегами о том, что будем участвовать в большом международном проекте, естественно, посвященном ковиду. В первую очередь предметом изучения станут постковидные осложнения и поражения эндокринной системы.

— Поле деятельности широкое.

— Боюсь, хватит не только на наш век. Но и на век наших учеников.

Все осложнения, вызванные ковидом, врачи предусмотреть не могут

Поделиться

Пока в Поморье продолжается массовая вакцинация от COVID-19, ученые продолжают изучать штаммы этого вируса. О том, как новый «дельта»-штамм влияет на механизм смерти и какие постковидные осложнения могут привести к летальному исходу, «Доктору Питеру» рассказал ученый-патоморфолог, профессор Всеволод Цинзерлинг.

— Всеволод Александрович, новый штамм «дельта» сильно изменил морфологическую картину? Можно сказать, что он сильно поменял механизм смерти от ковида или больших отличий от исходного «уханьского» варианта вы не видите?

— Этот вопрос еще нуждается в специальном анализе, потому что пока мы можем опираться только на информацию врачей о том, что сейчас пациенты умирают в основном от «дельта»-варианта коронавируса. Но уже есть безусловные тенденции — стало больше умирать от повторных заболеваний COVID-19, умирает больше молодых, более выражен фиброз легких. Но более детально, а не приблизительно, мы сможем поговорить, когда нам предоставят для исследования две группы умерших, максимально близких, «дельта» и «не дельта». Это произойдет в ближайшее время.

Всеволод Цинзерлинг — доктор медицинских наук, профессор, руководитель Центра инфекционной патологии Городской больницы им. Боткина, заведующий НИО патоморфологии Центра Алмазова.

— В начале и середине лета, когда фиксировали пик смертей от ковида, аналитики отмечали, что патологоанатомы не справлялись с потоком умерших, поэтому в ежесуточной статистике был свой потолок в 200 человек. Это действительно так?

Летальных исходов после прихода «дельты» действительно стало много. В Петербурге их фиксировали больше, чем когда бы то ни было. Но что значит «патологоанатомы не справляются»? Обязательные вскрытия как были, так и есть. Другое дело, что если в Боткинской больнице на одного патологоанатома приходится в день максимум два вскрытия, а в некоторых других городских больницах — до десяти. В результате информативность таких вскрытий приближается к нулю, когда в протоколе вскрытия меняется только фамилия умершего человека. Поскольку руководство комздрава требовало только одного — отчитаться как можно быстрее, то отчеты предоставляли… Да, с этой точки зрения, патологоанатомы справлялись. А вот более глубокого анализа, насколько я знаю, никто и не проводил. Потому что глубокий анализ включает в себя намного больше вопросов для обсуждения, в том числе насколько летальность связана с дефектами оказания медицинской помощи в некоторых учреждениях.

Врачи еще рассказывают о суперинфекции, которая у пациентов с COVID-19, особенно находящихся на ИВЛ, вызывает смертельные осложнения.

— Не исключено, что в разных отделениях и реанимациях поселились госпитальные штаммы-возбудители. Этот вопрос тоже никто всерьез пока не обсуждал. Это может быть активация какой-то собственной, скрыто протекавшей инфекции. А может, это просто суперинфекция, возбудитель которой не обладает какими-то особыми свойствами. И еще один вариант, когда в отделении реанимации появляются свои госпитальные штаммы. Но это только предположение, основывающееся на некоторых наблюдениях, считать их доказанными нельзя. Добавим к этому еще и новые свойства вируса. Сейчас мы можем с уверенностью говорить, что большая часть случаев избыточной смертности связана, если не прямо, то косвенно, с коронавирусом. А уж как там патологоанатомы или клиницисты сформулировали диагноз — COVID-19 в начале или в конце заключения о смерти — уже не столь принципиально. То, что смерть ассоциирована с коронавирусом, — это безусловно.

— За прошедшие полтора года эпидемии коронавирус не только мутировал, но и вызвал несколько редких, но очень опасных осложнений. Врачи рассказывают о мукормикозе (т. н. «черный гриб») и прионных болезнях. В вашей практике встречались эти заболевания?

— Большого количества микозов мы не наблюдаем. Но то, что коронавирус может провоцировать активацию каких-то собственных скрытых инфекций, это бесспорно. Доказательства этому есть. Остается только открытым вопрос, как часто активируются такие инфекции и как они влияют на общую картину. Если говорить о прионных заболеваниях, то очень упрощенно их можно разделить на две группы: экзогенные (типа инфекции) и эндогенные, когда по разным причинам нарушается структура собственных белков (это необязательно заражение), — при такой ситуации коронавирус вполне может стимулировать развитие патологических белков. Это в какой-то степени домысел, но вполне вероятный.

— То есть нужно проводить дополнительные исследования, чтобы увидеть, что человек погиб именно от прионного заболевания? На потоке патологоанатом может этого не увидеть?

— Теоретически необходимые сыворотки есть, но на самом деле их нет. Поэтому обнаружить такое заболевание даже на относительно тщательном исследовании в рамках Боткинской больницы не представляется возможным, это просто исключено. Вероятность клинической диагностики также минимальна. Какие-то случаи прионной болезни в России описаны, но это всё — редчайшие примеры. С другой стороны, самое известное прионное заболевание, о котором говорили и в России, — это новая форма болезни Крейтцфельдта — Якоба, где постулировался экзогенный вариант инфицирования — проще говоря, коровье бешенство. Хотя, как потом выяснилось, несколько человек, умерших от коровьего бешенства, были строгими вегетарианцами. Затем в силу совершенно непонятных причин количество случаев заболевания в Европе резко пошло на спад и практически эта болезнь исчезла. Почему — никто объяснить не может.

— Врачи говорят, что сейчас стали чаще наблюдать пациентов с болезнью Крейтцфельдта — Якоба, и связывают это именно с ковидом.

— Вполне может быть. Тем более что у подавляющего большинства больных и переболевших новой коронавирусной инфекцией есть разнообразные изменения со стороны центральной нервной системы — у одних — в виде острого психоза, у других — умеренные фобии. Но о том, как работает конкретный механизм этих неврологических и психиатрических изменений, никто объяснить толком не может. Серьезные исследования на эту тему мне не попадались.

Смертность от ковида не уменьшается

Смертность от ковида не уменьшается

Фото: Ирина Шарова / 72.RU

Поделиться

— Такое впечатление, что не осталось ни одного живого места в человеческом организме, куда бы не проник коронавирус. Он настолько вездесущий?

— Безусловно, да. Узкие специалисты тоже задействованы. Но главными мишенями для вируса остаются в первую очередь легкие, затем головной мозг, сердце, печень, почки, поджелудочная железа. Во всех органах важную роль играют сосуды и их эндотелий. И самое главное — это поражение органов иммунной системы. На недавнем семинаре, которое проводило швейцарское общество патологов, прозвучала мысль, что это не просто иммунодефицит, а глубокое нарушение работы иммунной системы.

— Вы имеете в виду, что ковид провоцирует появление аутоиммунных заболеваний?

— Аутоиммунные заболевания — вне всякого сомнения. А также, к великому сожалению, в результате воздействия коронавируса нарушается образование иммунных клеток памяти.

— Что это значит?

— Мы когда-то мечтали, что ковид может стать чем-то типа кори: человек переболел или привился, а дальше всё, иммунные клетки памяти обеспечат защиту до смерти. Но с коронавирусом так не получилось, в том числе потому что иммунные клетки памяти тоже поражаются.

— Какая главная тайна коронавируса, на ваш взгляд?

— Ответ на этот вопрос я сформулировал достаточно давно. Главная тайна — почему некоторые пациенты заболевают легко, в том числе из групп риска, а некоторые заболевают тяжело, но всё-таки выздоравливают даже при отсутствии вирус-нейтрализующих антител. От чего умирают люди, болеющие COVID-19, в общих чертах понятно. А вот почему они выздоравливают, благодаря каким механизмам, мы не всегда знаем. Мы очень мало знаем о защитных механизмах человеческого организма.

— Считается, что в третью волну эпидемии «дельта»-вариант стал больше поражать молодых людей. А что происходит с детьми?

— Летальных исходов у детей и подростков очень мало, и это дети только с тяжелой фоновой патологией.

— Постковидные осложнения — еще одна больная тема. Вы рассказывали, что пристально изучаете вопрос, как долго вирус сохраняется в организме и насколько он способен вызывать хронические формы инфекции. Что удалось выяснить?

— У нас был один печальный случай. Молодой мужчина тридцати семи лет тяжело болел ковидом в сентябре 2020 года, потом выписался, три месяца провел дома, заболел снова и умер. Инфекция была подтверждена и в первом, и во втором случае. Но генотипы вируса никто не сравнивал. А при смерти на фоне активности вирусного процесса у пациента образовался такой фиброз легких, который правильнее назвать циррозом. Вообще живого места не осталось. Вместо легких — плотная соединительная ткань. В классической патанатомии такое состояние легких описывается после 30 лет болезни тяжелым туберкулезом. Есть два варианта, оба очень плохие, почему у молодого мужчины образовался такой страшный фиброз. Либо сыграло свою роль повторное заражение с катастрофически быстрым развитием фиброза и новообразованием сосудов. Либо это затяжное заболевание, так называемый лонг-ковид.

— Есть истории, когда после ковида у женщин обнаруживали рак молочной железы. Выходит, это не случайность, и вирус всё-таки может провоцировать онкологические заболевания?

— Это нельзя исключить. Если есть новообразование фиброзной ткани и неоангиогенез, то весьма вероятен и онкогенез тоже. Это не доказано, но представляется возможным.

Коронавирус может затронуть каждый орган

Коронавирус может затронуть каждый орган

Фото: Артем Устюжанин / Е1.RU

Поделиться

— Статистика по поствакцинальным осложнениям в России закрыта, что порождает у людей массу страхов. Вплоть до того, что некоторые видят в прививке от ковида смертельную угрозу. Вы видели на вскрытиях, что «вакцина убила» человека?

— Были умершие вакцинированные, у которых смерть напрямую с вакциной не связана. А случаи, чтобы это была смерть от вакцины, мне неизвестны. Вне всяких сомнений, вакцины имеют определенное протективное действие, можно рекомендовать вакцинироваться, причем не только с высоких трибун, но и в дружеском общении.

— Вы по-прежнему сотрудничаете с Техническим университетом Дрездена?

— Да, в июне даже удалось на три дня слетать в Дрезден — в результате мы договорились с нашими немецкими коллегами о том, что будем участвовать в большом международном проекте, естественно, посвященном ковиду. В первую очередь предметом изучения станут постковидные осложнения и поражения эндокринной системы.

— Поле деятельности широкое.

— Боюсь, хватит не только на наш век. Но и на век наших учеников.

  • Как характер образ жизни человека влияет на его жизненный путь сочинение на дне
  • Как украсить группу в детском саду к новому году своими руками по сказке
  • Как характер образ жизни человека влияет на его жизненный путь сочинение господин из сан франциско
  • Как украсить группу в детском саду к новому году в стиле сказки холодное сердце
  • Как характер и образ жизни человека влияет на его жизненный путь итоговое сочинение аргументы