Какие очевидные противопоставления вы еще заметили в рассказе господин из сан франциско

1 ответ:

Читайте также

Иван Бунин был гениальным мастером коротких рассказов, в которых он продолжал реализм, свойственный Чехову и в тоже время украшал свои повествования лирическими дополнениями. Автор стремился показать рок судьбы, который одинаков и для интеллигенции, и для простолюдинов. Смысл жизни является одинаковым для всех, не смотря на социальное и материальное положение.

В произведении «Господин из Сан-Франциско» Бунин, наряду с реализмом использует очень много противопоставлений, рассказ полон символизма, который призван кроме трагедии вокруг главного героя обратить внимание на общественные устои в целом. Фатализм жизни автор изображает в морском путешествии. Корабль, который своим названием «Атлантида» говорит о неизбежности и гибели, плывет по океану. Океан шумит, слышны сирены, но люди не обращают внимания на это, зловещие звуки заглушены музыкой и все полагают, что мощь океана способен сдержать корабль и его команда. Таким образом, автор говорит обо всех проблемах, происходящих в мире и нежелание людей обращать на это внимание. Они скрываются от реальности за всей той роскошью, которую могут себе позволить и которую ошибочно считают собственно жизнью.

Одним из таких людей был «господин из Сан-Франциско». Его главными стремлениями было получение прибыли и удовольствий, которые можно купить. «Господин» отправляется в морское путешествие, чтобы насладиться своим положением, прекрасно провести время, в течение которого его везде будут развлекать. Отдых продуман до мелочей, все должно быть идеальным и это все, что заботит героя. Однако внезапно «господин» умирает, так и не насладившись всеми прелестями предстоящего путешествия. Теперь он лежит на дне трюма в старом ящике. Казалось бы – главный герой умер, о чем можно говорить? Но именно его смерть и является тем смыслом, который сумел передать автор в своем произведении. Смерть «господина» открывает глаза на то, что деньги, роскошь, власть, высшее общество не способны защитить человека от неизбежного. Богатые и бедные остаются никем для жизненного океана. Символично в рассказе отсутствие имени «господина». Это говорит о том, что в своей однообразной жизни он остался никому не нужным, его никто не помнит и деньги не стали спасением. С другой стороны безымянность героя показывает массу таких же людей, стремящихся за неважными вещами и теряющих истинную жизнь, заключенную в неожиданностях и разнообразии. Возможно именно поэтому прислуга, ежедневно сталкивающая и решающая различные вопросы и проблемы, имеет в этом рассказе имена, в отличие от великосветских персон.

Описывая настроение общества, автор показывает, как люди теряют человеческий облик, лишь низменное вызывает у них интерес. Истина заменяется ложью, именно в этом суть западной культуры, которая ведет к пропасти. Но люди утратили способность молиться. Всех людей ждет один и тот же исход, но духовности больше нет места в цивилизации, где на первое место вынесен достаток, уют и гордость.

Войти через Google

или

Запомнить меня

Забыли пароль?

И.А.Бунин. «Господин
из Сан-Франциско» (1915)

Опубликованный
в 1915 году, рассказ «Господин из
Сан-Франциско» создавался в годы Первой
мировой войны, когда в творчестве Бунина
заметно усилились мотивы катастрофичности
бытия, противоестественности и
обреченности технократической
цивилизации. Образ гигантского корабля
с символическим названием «Атлантида»
был подсказан гибелью знаменитого
«Титаника», в которой многие видели
символ грядущих мировых катастроф. Как
и многие его современники, Бунин
почувствовал трагическое начало новой
эпохи, а потому все большее значение в
этот период в произведениях писателя
приобретают темы рока, смерти, мотив
бездны.

Символика
«Атлантиды». Корабль
«Атлантида», носящий имя когда-то
затонувшего острова, становится символом
цивилизации в той ее форме, в которой
она создана современным человечеством,
— цивилизации технократической,
механистичной, подавляющей человека
как личность, далекой от естественных
законов бытия. Антитеза становится
одним из основных приемов создания
образной системы рассказа: «Атлантида»,
с ее контрастом палубы и трюма, с ее
капитаном, подобным «языческому богу»
или «идолу», — мир дисгармоничный,
искусственный, фальшивый, а уже потому
обреченный. Она величава и грозна, однако
мир «Атлантиды» держится на призрачных
основах «денег», «славы», «знатности
рода», которые полностью заменяют
ценность человеческой индивидуальности.
Этот искусственно созданный людьми мир
замкнут, отгорожен от стихии бытия как
враждебной, чуждой и загадочной для
него стихии: «Вьюга билась в его снасти
и широкогорные трубы, побелевшие от
снега, но он был стоек, тверд, величав и
страшен». Страшна эта грандиозность,
пытающаяся побороть стихию самой жизни,
установить над нею свое владычество,
страшна эта иллюзорная величавость,
такая зыбкая и хрупкая перед ликом
бездны. Обреченность ощутима и в том,
насколько контрастны «нижний» и «средний»
миры корабля, своеобразные модели «ада»
и «рая» бездуховной цивилизации:
свето-цветовая палитра, ароматы, движение,
«вещный» мир, звучание – все в них
различно, общее лишь их замкнутость,
отъединенность от естественной жизни
бытия. «Верхний» мир «Атлантиды», ее
«новое божество» — капитан, подобный
«милостивому языческому богу», «огромному
идолу», «языческому идолу». Не случайна
эта повторяемость сравнений: современная
эпоха изображается Буниным как господство
нового «язычества» — одержимость пустыми
и суетными страстями, страх перед
всемогущей и таинственной Природой,
буйство плотской жизни вне ее освященности
жизнью духа. Мир «Атлантиды» — это мир,
где царят сластолюбие, чревоугодие,
страсть к роскоши, гордыня и тщеславие,
мир, где Бог подменяется «идолом».

Пассажиры
«Атлантиды». Мотив
искусственности, автоматизма усиливается,
когда Бунин описывает пассажиров
«Атлантиды», не случайно объемный абзац
посвящен распорядку их дня: это модель
мертвенной регламентированности их
существования, в котором нет места
случайностям, тайнам, неожиданностям,
то есть как раз тому, что делает
человеческую жизнь по-настоящему
захватывающей. Ритмико-интонационный
рисунок строки передает ощущение скуки,
повторяемости, создает образ часового
механизма с его унылой размеренностью
и абсолютной предсказуемостью, а
использование лексико-грамматических
средств со значением обобщения
(«полагалось бодро гулять», «вставали…
пили… садились… делали… совершали…
шли») подчеркивает обезличенность этой
блестящей «толпы» (не случайно писатель
именно так определяет общество собравшихся
на «Атлантиде» богачей и знаменитостей).
В этой бутафорной блестящей толпе не
столько люди, сколько марионетки,
театральные маски, скульптуры музея
восковых фигур: «Был среди этой блестящей
толпы некий великий богач, был знаменитый
испанский писатель, была всесветная
красавица, была изящная влюбленная
пара». Оксюморонные сочетания и
семантически противоречивые сравнения
выявляют мир ложных нравственных
ценностей, уродливые представления о
любви, красоте, человеческой жизни и
личностной индивидуальности: «красавец,
похожий на огромную пиявку» (суррогат
красоты), «нанятые влюбленные»,
«небескорыстная любовь» молоденьких
неаполитанок, которой господин надеялся
наслаждаться в Италии (суррогат любви).

Люди «Атлантиды»
лишены дара удивления перед жизнью,
природой, искусством, у них нет желания
открыть тайны красоты, не случайно этот
«шлейф» мертвенности они несут за собой,
где бы ни появились: музеи в их восприятии
становятся «мертвенно-чистыми», церкви
– «холодными», с «огромной пустотой,
молчанием и тихими огоньками семисвечника»,
искусство для них лишь «скользкие
гробовые плиты под ногами и чье-нибудь
«Снятие с креста», непременно знаменитое».

Главный герой
рассказа. Не
случайно главный герой рассказа лишен
имени (не названы по имени также его
жена и дочь) – как раз того, что прежде
всего отделяет человека от «толпы»,
выявляет его «самость»(«имени его никто
не запомнил»). Ключевое слово заглавия
«господин» определяет не столько
личностно-неповторимую природу главного
героя, сколько его положение в мире
технократической американизированной
цивилизации (не случайно единственное
собственное существительное в заглавии
– Сан-Франциско, таким образом, Бунин
определяет реальный, земной аналог
мифологической Атлантиды), его
мировосприятие: «Он был твердо уверен,
что имеет полное право на отдых, на
удовольствия…он был довольно щедр в
пути и потому вполне верил в заботливость
всех тех, что кормили и поили его, с утра
до вечера служили ему». Описание всей
предшествующей жизни господина занимает
лишь один абзац, да и сама жизнь
определяется более точно – «до этой
поры он не жил, а лишь существовал». В
рассказе нет развернутой речевой
характеристики героя, почти не изображается
его внутренняя жизнь. Крайне редко
передается и внутренняя речь героя. Все
это выявляет, что душа господина мертва,
а его существование всего лишь исполнение
определенной роли.

Внешний облик
героя предельно «материализован»,
лейтмотивной деталью, приобретающей
символический характер, становится
блеск золота, ведущая цветовая гамма –
желтый, золотой, серебряный, то есть
цвета мертвенности, отсутствия жизни,
цвета внешнего блистания. Используя
прием аналогии, уподобления, Бунин при
помощи повторяемых деталей создает
внешние портреты-«двойники» двух
совершенно не похожих друг на друга
людей – господина и восточного принца:
в мире господства безликости люди
зеркально отражают друг друга.

Мотив смерти
в рассказе. Антитеза
«жизнь-смерть» — одна из сюжетообразующих
в рассказе. «Обостренное чувство жизни»,
свойственное Бунину, парадоксально
сочеталось с «обостренным чувством
смерти». Довольно рано в писателе
пробудилось особое, мистическое отношение
к смерти: смерть в его понимании была
чем-то таинственным, непостижимым, с
чем не может справиться разум, но о чем
не может не думать человек. Смерть в
рассказе «Господин из Сан-Франциско»
становится частью Вечности, Мироздания,
Бытия, однако именно поэтому люди
«Атлантиды» стараются о ней не думать,
испытывают по отношению к ней священный,
мистический, парализующий сознание и
чувства страх. «Предвестников» смерти
господин старался не замечать, не думать
о них: «В душе господина давным-давно
не осталось так называемых мистических
чувств…он увидел во сне хозяина отеля,
последнего в его жизни…не стараясь
понять, не думая, что именно ужасно…Что
чувствовал, что думал господин из
Сан-Франциско в этот столь знаменательный
для себя вечер? Он только очень хотел
есть». Смерть налетела на миллионера
из Сан-Франциско внезапно, «нелогично»,
грубо-отталкивающе, смяла его именно в
то время, когда он собирался наслаждаться
жизнью. Смерть описана Буниным подчеркнуто
натуралистично, однако именно такое
детальное описание, как это ни
парадоксально, усиливает мистичность
происходящего: словно человек борется
с чем-то невидимым, жестоким,
безжалостно-равнодушным к его желаниям
и надеждам. Такая смерть не предполагает
продолжения жизни в иной – духовной —
форме, это смерть тела, окончательная,
ввергающая в небытие без надежды на
воскресение, эта смерть стала логическим
завершением существования, в котором
уже давно не было жизни. Парадоксально,
но мимолетные признаки утраченной
героем при жизни души появляются уже
после его смерти: «И медленно, медленно,
на глазах у всех, потекла бледность по
лицу умершего, и черты его стали
утончаться, светлеть». Словно та
божественная душа, дарованная при
рождении каждому и умерщвленная самим
господином из Сан-Франциско, снова
освободилась. После смерти с теперь уже
«бывшим господином» происходят странные
и, по сути, страшные «перевёртыши»:
власть над людьми оборачивается
невниманием и нравственной глухотой
живых к умершему («нет и не может быть
сомнения в правоте желаний господина
из Сан-Франциско», «вежливо и изысканно
поклонившийся хозяин» — «Это совершенно
невозможно, мадам,.. хозяин с вежливым
достоинством осадил ее…хозяин с
бесстрастным лицом, уже без всякой
любезности»); вместо неискренней, но
всё же любезности Луиджи – его шутовство
и кривляние, хихиканье горничных; вместо
роскошных апартаментов, «где гостила
высокая особа», — «номер, самый маленький,
самый плохой, самый сырой и холодный»,
с дешевой железной кроватью и грубыми
шерстяными одеялами; вместо блистательной
палубы на «Атлантиде» — темный трюм;
вместо наслаждения самым лучшим – ящик
из-под содовой воды, похмельный извозчик
и разряженная по-сицилийски лошадь.
Около смерти вдруг вспыхивает мелкая,
эгоистичная людская суета, в которой и
страх, и досада – нет лишь сострадания,
сопереживания, нет ощущения таинства
совершившегося. Эти «перевёртыши» стали
возможны именно потому, что люди
«Атлантиды» отдалены от естественных
законов бытия, частью которого являются
жизнь и смерть, что человеческая личность
подменяется социальным положением
«господина» или «слуги», что «деньги»,
«слава», «знатность рода» полностью
замещают человека. Призрачны оказались
претензии «гордого человека» на
господство. Господство – категория
преходящая, это те же руины дворца
всевластного императора Тиберия. Образ
руин, нависающих над обрывом, — деталь,
подчеркивающая непрочность искусственного
мира «Атлантиды», его обреченность.

Символика
образов океана и Италии. Противостоит
миру «Атлантиды» огромный мир природы,
самого Бытия, всего сущего, воплощением
которого становятся в рассказе Бунина
Италия и океан. Океан многолик, изменчив:
он ходит черными горами, леденит белеющей
водной пустыней или поражает красотой
«цветистой, как хвост павлина, волны».
Океан пугает людей «Атлантиды» именно
своей непредсказуемостью и свободой,
стихией самой жизни, изменчивой и вечно
движущейся: «океан, ходивший за стенами,
был страшен, но о нем не думали». Образ
океана восходит к мифологическому
образу воды как первоначальной стихии
бытия, породившей жизнь и смерть.
Искусственность мира «Атлантиды»
проявляется и в этой отчужденности от
стихии океана-бытия, ограждённости от
нее стенами иллюзорно величественного
корабля.

Воплощением
разнообразия вечно движущегося и
многогранного мира становится в рассказе
Бунина Италия. Солнечный лик Италии так
и не открылся господину из Сан-Франциско,
он успел увидеть лишь ее прозаично-дождливый
лик: блестящие жестью мокрые от дождя
пальмовые листья, серое небо, постоянно
моросящий дождь, пропахшие гнилой рыбой
хибарки. Даже после смерти господина
из Сан-Франциско пассажиры «Атлантиды»,
продолжая свое путешествие, не встречаются
ни с беспечным лодочником Лоренцо, ни
с абруццкими горцами, их путь – к руинам
дворца императора Тиберия. Радостная
сторона бытия навсегда закрыта от людей
«Атлантиды», потому что в них нет
готовности увидеть эту сторону, душевно
открыться ей.

Напротив, люди
Италии – лодочник Лоренцо и абруццкие
горцы – ощущают себя естественной
частью огромной Вселенной, не случайно
в финале рассказа резко расширяется
художественное пространство, включая
и землю, и океан, и небо: «целая страна,
радостная, прекрасная, солнечная,
простиралась под ними». Детски радостное
упоение красотой мира, наивное и
благоговейное удивление перед чудом
жизни чувствуется в молитвах абруццких
горцев, обращенных к Божией Матери. Они,
как и Лоренцо, неотъемлемы от мира
природы. Лоренцо живописно красив,
свободен, царственно равнодушен к
деньгам – все в нем противостоит описанию
главного героя. Бунин утверждает величие
и красоту самой жизни, чье мощное и
свободное течение пугает людей «Атлантиды»
и вовлекает тех, кто способен стать ее
органичной частью, стихийно, но по-детски
мудро довериться ей.

Бытийный фон
рассказа. В
художественный мир рассказа включены
предельные, абсолютные величины:
равноправными участниками рассказа о
жизни и смерти американского миллионера
становятся римский император Тиберий
и «сверчок», с «грустной беззаботностью»
поющий на стене, ад и рай, Дьявол и
Богоматерь. Соединение небесного и
земного миров парадоксально появляется,
например, в описании сорок третьего
номера: «Мертвый остался в темноте,
синие звезды глядели на него с неба,
сверчок с грустной беззаботностью запел
на стене». За уходящим в ночь и вьюгу
кораблем следят глаза Дьявола, а лик
Богоматери обращен к небесной выси,
царству ее Сына: «Бесчисленные огненные
глаза корабля были за снегом едва видны
Дьяволу, следившему за кораблем…Над
дорогой, в гроте скалистой стены
Монте-Соляро, вся озаренная солнцем,
вся в тепле и блеске его стояла в
белоснежных гипсовых одеждах …матерь
божия, кроткая и милостивая, с очами,
поднятыми к небу, к вечным и блаженным
обителям трижды благословенного сына
ее». Всё это создает образ мира как
целого, макрокосма, включающего свет и
тьму, жизнь и смерть, добро и зло, миг и
вечность. Бесконечно малым на этом фоне
оказывается замкнутый и в этой замкнутости
считающий себя великим мир «Атлантиды».
Не случайно для построения рассказа
характерно композиционное кольцо:
описание «Атлантиды» дается в начале
и конце произведения, при этом варьируются
одни и те же образы: огни корабля,
прекрасный струнный оркестр, адские
топки трюма, играющая в любовь танцующая
пара. Это роковой круг замкнутости,
отгороженности от бытия, круг, созданный
«гордым человеком» и превративший его,
осознающего себя господином, в раба.

Человек и его
место в мире, любовь и счастье, смысл
жизни, вечная борьба добра и зла, красота
и умение ею жить – эти вечные проблемы
в центре рассказа Бунина.

5

Соседние файлы в папке 3

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #