Кекавмен советы и рассказы читать - Граматика и образование на Pisanino.ru

Кекавмен

Содержание

…Пролог к «Стратегикону» § 2. Если имеешь возможность, помогай обидимым § 12. О царе § 14. О том, что нужно быть внимательным к государыне § 24. О стратиге § 25. О хусариях § 49. О враге, не имеющем достаточной силы § 50. О пресечении обид § 63. Если ты пойдешь войною на какой-либо народ или город… § 64. О Печенегах § 65. О том, что нужно обращать внимание на время и нужду § 66. О том, когда нужно держаться против врагов системы выжидания § 67. История о Печенегах § 68. О пограничном начальнике (***). §§ 69 и 70. О соседних топархах § 71. О набегах и горных проходах § 72. О соглядатаях § 73. О главе крепости Девина § 74. Другое нечто подобное о том, что не следует вступать в дружбу с соседним тебе топархом § 75. Другой рассказ о взятии города хитростью § 76. О том, что начальнику не следует оставлять крепости § 78. О том, что нужно внимательно наблюдать за стенами крепости и не иметь дома, тесно прилегающего к стене § 80. О том, что не нужно тебе выходить (из крепости) и давать сражение § 81. История о другой крепости § 82. Другая история § 84. Другое о том, что не следует верить клятве § 85. Другое о Франке § 95. О страсти к наживе § 101. О друге, чтоб ему не останавливаться в твоем доме § 102. О дочерях, как их следует воспитывать § 115. О коварных должниках § 125. О том, чтобы не попадать в руки врачей § 132. О муже целомудренном § 142. О том, что не должно печалиться о любимом рабе § 145. О том, чтобы не судить жен

По неизданной греческой рукописи XV века

В своей статье мы представляем извлечения из древнего памятника греко-византийской письменности, весьма любопытного по своему содержанию и весьма важного в историческом отношении, но до сих пор остающегося не изданным и даже совсем неизвестным ученому миру. Этот памятник, который на первый раз для краткости мы будем называть «Стратегией неизвестного», находится в Московской синодальной библиотеке, входя составною частью в сборник, писанный в XV веке, принадлежавший некогда Иверскому Афонскому монастырю, и оттуда, вероятно, при патриархе Никоне, а, может быть и ранее, поступивший в бывшую патриаршую (теперь синодальную) библиотеку в Москве. Содержание сборника обозначено, хотя и не совсем точно и верно, в известном каталоге греческих рукописей Маттеи под № 285 (Accurata codicum Graecorum mss. Bibliothecarum Mosquensium sanctissimae Synodi notitia et recensio, edita a Christ. Frider. de Matthaei (Lipsiae, 1805), Cod. № CCLXXV). В нем содержатся: одна статья из церковного устава о праздниках и постах, «Александрида» псевдо-Каллисфена и другие византийские повести восточного происхождения, именно: Синтип (Синдибад, «Повесть о семи мудрецах»), «Стефанит и Ихнилат» Симеона Сифа; два сочинения о военном искусстве: одно – приписываемое императору Никифору (Фоке), другое – без имени автора; басни Синтипа и Эзопа в разных редакциях, жизнь Эзопа; остроумные изречения (апофегмы) древних философов и великих людей; несколько богословских обличительных статей против магометан, католиков и больше всего против армянской ереси; «Физиолог» Епифания Кипрского, и еще некоторые мелкие статейки. Из обозрения Маттеи, в подлиннике, с некоторыми поправками и дополнениями, помещаемого в конце нашей статьи в виде приложения, – знающие люди легко могли заметить, что сборник под № 285 (по другому счету 298) заключает в себе немало любопытных вещей, привлекающих внимание как богословов, историков церкви, так и историков литературы. Нельзя сказать, чтобы те из русских ученых, которые имели к тому внешнюю и внутреннюю возможность, совсем пропускали мимо глаз драгоценный московский кодекс; напротив того, были такие, которые изучали в нем то, что каждому по его специальности казалось более интересным и важным. Сам Маттеи, по преимуществу старавшийся об издании классических и древнейших византийских текстов, обнародовал по этому сборнику греческие басни Синтиповы¹; в недавнее время И.Е. Троицкий изучал в нем обличительные статьи против армян, на что содержатся указания в его исследовании «Изложение веры церкви Армянской» (С.-Петербург, 1875); много обещавший, но рано умерший эллинист Ф.Н. Веселовский сравнивал находящиеся в сборнике тексты греческих повестей с изданными их редакциями; после него

А.Е. Викторов занимался изучением «Стефанита и Ихнилата» сравнительно со славянскими переводами этого романа. Но до сих пор никто не обращал внимания на тот отдел сборника, который представляет прямой исторический интерес и тем большую важность, что, сколько можно судить об этом по каталогам и описям европейских книгохранилищ, он заключает в себе статьи, совсем нигде более не попадающиеся. Рассматривая, для той или другой цели, каталог Маттеи, мы несколько раз останавливались на оглавлении кодекса № 285, и всякий раз наибольшее наше любопытство возбуждала следующая часть этого оглавления (pag. 186):

5) Fol. 115. ***. Incipit: ***.

6) Fol. 136. Nescio, cujus ***, multis partibus mutilum. Hic in fine, fol., 228 legitur *** i. e. Christi 1204.

Первое сочинение, судя по начальным словам, не изданное, привлекало именем автора, императора Никифора Фоки, а второе – своею обширностью (от 136 до 228 fol., впрочем, in quarto), самою неизвестностью сочинителя и отмеченным в конце годом написания.

Когда мы получили возможность пользоваться кодексом здесь в Петербурге и ближе ознакомиться с содержанием обоих сейчас означенных сочинений, то нам пришлось скоро убедиться, что важность и значение их далеко превосходят наши ожидания. Первое сочинение состоит из нескольких глав, посвященных теории военного искусства относительно тактического военного строя, размещения войск на постое и в лагере. Оно по содержанию совершенно отлично от изданного Газе сочинения Никифора Фоки «***» (de velitatione bellica), хотя по языку и способу изложения сходно с ним и легко может принадлежать одному и тому же автору.

Помимо своего специального интереса для истории военного искусства, сочинение это может служить к обогащению словаря греческих технических выражений: по нашим наблюдениям и справкам оказывается, что Дюканж при составлении своего лексикона не имел под руками этого памятника византийской письменности, хотя весьма многое изданное гораздо после, а отчасти и до сих пор не изданное – было ему доступно. Еще любопытнее – второе сочинение, «Стратегикон» или «Стратегия неизвестного». С первых же страниц оказывается, что этот «Стратегикон» не похож на другие трактаты о военном искусстве, написанные в византийский период или еще ранее его наступления; разумеем «Стратегикон» Полиэна, «Тактику» Арриана, «Тактику» Маврикия и такое же сочинение Льва Мудрого. Отличие прежде всего заключается в том, что наша «Стратегия» содержит в себе не одни только правила и примеры военного искусства, но также наставления нравственные, правила житейской мудрости, разумного поведения, доброго хозяйства, хорошего управления домом и семьей, приличного светского и придворного обращения, и т. д. Это не только Стратегия, то есть, военное искусство, но и Домострой, изложенный в форме наставления отца детям, чуть ли не единственное произведение такого рода в византийской литературе, потому что известные наставления сыну или внуку, приписываемые Василию I Македонскому и Алексею Комнину, совсем не идут сюда в сравнение по причине своей краткости и преобладания в них ходячих и слишком обычных нравственных сентенций.

Сам наш автор сознавал своеобразность своего произведения, задуманного в распространенной форме военных руководств с примерами из военной практики прошлых и настоящих времен и обратившегося в какую-то общую науку житейской мудрости. Он рекомендует детям свое сочинение именно тем, что в нем они встретят такие назидательные советы, каких нельзя вычитать в какой-либо другой «Стратегии», ни вообще в какой-либо другой книге; они почерпнуты из собственного разумения и личного опыта писавшего (fol. 158 verso). Для ознакомления с чисто византийскими воззрениями на жизнь и нравственность, на семью, общество и государство сочинение это представляет ценный материал и высокий интерес, особенно если мы будем иметь в виду сравнительную точку зрения по отношению к однородным памятникам других литератур.

Но и непосредственный, первичный, так сказать, исторический материал, в нем заключающийся, и довольно значителен по объему, и весьма ценен по качеству. Мы при этом разумеем разного рода рассказы о военных стратагемах или хитростях, об искусном взятии городов и крепостей, о военных промахах и ошибках византийских воевод, бывших причиною несчастий для империи, о восстаниях и бунтах подчиненных варварских племен и владетелей, вообще – эпизоды военной, политической и дипломатической истории, приводимые в виде поучительных и объяснительных примеров. Здесь встречается значительное количество совершенно новых фактических данных для истории, как собственно Византии, так и вообще стран и земель, входивших в состав Восточной империи, либо бывших с нею в дружелюбных или враждебных отношениях. Чаще всего встречается имя болгар и царя их Самуила, но есть несколько рассказов, касающихся приморской Сербии и знаменитого предшественника современных нам черногорских князей, Стефана Воислава, властителя Зеты и Дукли (Диоклеи).

Упоминаются варяги и русские, состоявшие в XI веке на византийской службе. Все это любопытно, и как сказано, не лишено значения, но не это самое важное. В двух или трех местах мы получаем наидрагоценнейшие свидетельства современника и очевидца, вообще близко знакомого с делом человека по вопросам, соприкасающимся с такими историческими проблемами, которые остаются до сих пор не решенными и темными именно вследствие недостатка хороших и близких по месту и времени источников.

Мы разумеем прежде всего повествование о возмущении против центральной власти Фессалийских Влахов во второй половине XI века, при чем сообщаются чрезвычайно живые подробности о их образе жизни и отношениях с соседями, и сверх того, общая характеристика племени в продолжение всей его истории; а эта последняя, по весьма знаменательному и вескому мнению нашего автора, начинается от Даков и Бессов. Значит, здесь мы находим и самое древнее упоминовение о средневековой Великой Влахии, и весьма здравую теорию о происхождении румын. Об отношении ее к новейшим исследованиям речь будет после, при объяснении самого текста.

Небольшой рассказ о приключениях в Цареграде топарха, то есть, полунезависимого владетеля города Задра (Зары), проливает новый свет на весьма неясную в XI веке историю далматинских городов.

В конце тех листов, которые в сборнике обозначены одним общим заглавием «Стратегикона», находится рассказ о варяжской службе Гаральда Гардрада, сообщаемый человеком, который лично встречался со знаменитым норвежским героем, сложившим свою голову в битве с Гаральдом Английским вблизи города Йорка, оставившим память и в русской истории, по своим отношениям к Ярославу Мудрому. Наряду с пятью строками подлинной истории у Трондгеймского монаха Теодорика, это единственная, теперь лучшая, основа для проверки исландской саги, давно занимающей ученых скандинавских, английских и русских. Можно с уверенностью сказать, что три последних места давно считались бы классическими для соответствующих вопросов, если б они были известны славянским и вообще европейским ученым.

Наибольшая часть исторических кратких повествований, приводимых в «Стратегиконе неизвестного», относятся к двум эпохам: к концу X века – ко времени Василия II и Болгарского царя Самуила и ко второй половине XI столетия – к царствованию Константина Мономаха и его преемников, до Романа Диогена включительно (до 1071 года). Более поздних рассказов нет. Если мы предположим, что последние рассказы писаны современником и очевидцем – мы уже мимоходом сказали, что это так на самом деле, – то о рассказах, относящихся к первой эпохе, нужно будет сделать такую догадку, что они дошли от деда ко внуку. После мы увидим, что и в самом деле чаще всего встречаются ссылки на деда, а из двух ссылок на отца, по крайней мере одна сомнительна.

Повествования из той и другой эпохи одинаково встречаются как в середине, так и в конце сочинения. Судя по этому, нет никакого основания заподозривать его однородность и целостность, тем более, что после заголовка на обороте листа 136-го, указывающего на начало новой большой статьи, именно нашего «Стратегикона», до 229-го листа, где находится новая заставка и заглавие новой статьи (апофегмы), нет посредине другого общего заглавия, а напротив, на всем этом протяжении идет один общий счет глав, хотя и с некоторым скачком посредине счета. Тем не менее, по нашему мнению, не все то, что заключается в указанных пределах, и что Маттеи обозначил как одно сочинение, написано одним и тем же лицом. Вот в чем дело.

Впереди текста «Стратегикона» находится указатель его статей (***) и пролог к нему. Указатель, с прямым притязанием на подробность и точность, содержит краткие заглавия, выражающие содержание 190 статей или параграфов; заглавие последней статьи указывает, что она трактует о необходимости «иметь всяческое внимание, даже и тогда, когда ты пользуешься миром и спокойствием». Те же самые заглавия, которые находятся в указателе, повторяются в тексте пред каждою отдельною статьей или параграфом в виде красной киноварной строки, причем на поле обозначается и счет статей цифрами. Ни в том, ни в другом нет полного тождества между указателем впереди и обозначениями в тексте. Некоторые статьи, правильно озаглавленные в указателе, в тексте разбиты на две, причем иногда в красную строку обратились совершенно к тому не идущие слова из средины рассказа или рассуждения. Ясное дело, что счет статей в тексте должен несколько уйти вперед. Так оно и есть. Пред статьей или параграфом, трактующим о внимании, необходимом даже во время мира и спокойствия, fol. 212 r., стоит на поле цифра 224. Однако, на самом деле раздробление цельных статей не совершалось так часто, чтобы произвести такую большую разницу.

Другая причина разницы заключается в том, что на полях текста при счете статей после 192-й статьи на листе 209-м recto сделан скачок прямо к цифре 218 вместо правильного обозначения 193. Следовательно, несмотря на раздробление отдельных статей или глав, в тексте их находится не 224, а 199: только девять лишних статей. Разница небольшая и легко объяснимая. Как уже указано, и после 224-й главы (= 199-й) в тексте продолжаются мелкие статьи, по-прежнему означаемые продолжающимся счетом на поле. Это продолжается от листа 212-го на обороте до листа 229-го recto; всего статей или глав 259. Теперь спрашивается: отчего последние 35 глав не вошли в находящийся впереди указатель? Следует ли признать подробный указатель неполным или же, наоборот, предположить, что текст «Стратегикона» собственно кончается на листе 209-м, и что с ним неправильно или случайно слито другое сочинение? В пользу последнего предположения говорит то обстоятельство, что уже в 191-й главе (по счету в тексте) на листе 209-м автор как бы сбирается кончить свое сочинение, пишет нечто вроде послесловия; а что еще важнее – после нескольких глав однородного со всем предыдущим содержания, которые могли быть прибавлены после, начинаются статьи, совершенно не подходящие к задаче и общему характеру сочинения: силлогизм о сатирах, силлогизм о драконах, о громе, о молнии, о числе лет, протекших от сотворения мира до различных исторических событий. Такие статьи

естественно-научного содержания занимают четыре листа, fol. 213–217. Затем хотя и возобновляются статьи однородного с прежними содержания, но содержащиеся в них нравоучения и советы обращены не к детям, как в первой части, а к царствующему государю: ***. См. § 235.

Это еще не все. В обеих неравных по объему половинах, разделенных постороннею примесью естественно-научного содержания, встречаются указания на происхождение и вообще личные отношения писавших, но именно писавших, а не писавшего, двух лиц, а не одного. Автор первой части называет своего деда Кекавменом; дед его является действующим лицом при захвате армянского города Девина, где его можно считать представителем местных стремлений, враждебных или самой Византии, или византийскому миру, то есть, подчиненных ее власти и влиянию Армянских государей (подробнее в объяснениях к § 73); затем мы видим его на службе Греческого царя Василия II: занимая важный правительственный пост в воеводстве Элладском, обнимавшем тогда, кроме собственной Эллады, значительную часть Фессалии, он начальствует обороною фессалийской Лариссы против Болгарского царя Самуила (§ 169).

Представляется вероятным, что дед нашего автора, прозванный Кекавменом, принадлежал к многочисленному сонму армянских князей и бояр, искавших в случае невзгоды убежища в Царьграде и даже переселявшихся или переселяемых в европейские имперские земли. Он основался своим домом, по-видимому, в такой области, в которой близкими его соседями могли быть славянские (болгарские) и валашские фамилии. Он даже породнился посредством брака с одною болгарскою фамилией, потому что своим дедом по матери автор «Стратегии» именует Болгарина Димитрия (§ 75). Другая болгарская или болгаро-валашская знатная боярская фамилия, обитавшая в Фессалии, была также в родстве или свойстве с Кекавменами (§§ 170 и 180). Сам наш автор некоторое время служил в провинции Елладе, но какую он там занимал должность – остается неясным (§ 141). Но это почти и все, что мы узнаем из самого сочинения об авторе, о его фамильных отношениях и общественном положении. Результат отсюда пока тот, что он перестает быть для нас анонимом, и мы можем именовать его Кекавменом.

На первый взгляд кажутся возможными дальнейшие отожествления и комбинации. Лица, носящие такое название, встречаются не раз на страницах византийских исторических писателей при рассказе о событиях XI столетия. Особенно знаменит Катакалон Кекавмен, прославивший себя подвигами на острове Сицилии – против арабов, и на Дунае – против печенегов, в Грузии и Армении – против турок-сельджуков и достигший самых высших чинов и титулов византийских, так что в конце поприща ему оставался только один шаг к престолу. Но хотя этот Катакалон Кекавмен, по одному свидетельству, даже родом был из армянской византийской провинции, все-таки трудно считать его отцом нашего писателя или даже самим писателем. По всем признакам Катакалон Кекавмен кончил свою карьеру при Исааке Комнине около 1054 года и не дожил до семидесятых годов столетия, к которым приурочиваются некоторые повествования «Военного руководства»; следовательно, не он написал наше сочинение. Если бы он был лицом очень близким к сочинителю, то нужно было бы ожидать каких-либо рассказов, касающихся именно его многочисленных дел и подвигов; ничего подобного не замечается, а, напротив, бросается в глаза, что из двух эпизодов, относящихся к одному и тому же военному походу, сообщается не тот, в котором участвовал Катакалон Кекавмен, а другой. Наконец, первоначальная родовая фамилия лица все-таки есть Катакалон, и такое прозвание встречается гораздо ранее половины X века. О возможности и невозможности других отожествлений речь будет ниже, в объяснениях к § 169, где будут приведены и места писателей, касающихся Катакалона Кекавмена.

Что касается автора советов, обращенных к царствующему императору, то он своим дедом называет Николицу; так как при этом не сделано никакой оговорки, то нужно принять, что речь идет о деде по отцу. Этот Николица при Василии II был сделан дукою (генерал-губернатором) Эллады (§ 244); вероятно, в лице его мы должны признать того болгарского боярина, который играл важную роль в истории борьбы царей Василия и Самуила и не раз переходил с одной стороны на другую. Фамилия Николицы породнилась с Кекавменами уже при деде нашего автора, как это мы увидим ниже. Сам Николица-внук, автор царских советов, служил усердно византийскому правительству и во время болгарского восстания 1040 года сражался в тех же самых рядах, в которых находился и Гаральд Норвежский, лично ему знакомый (§ 146); но тогда он был еще в невысоких чинах, и вероятно, молод. Писал он свое сочинение гораздо позже, и нужно думать, имел в виду Михаила VII, вступившего на престол малолетним (1071–1079 гг.).

Кроме указателя статей или оглавления, впереди текста Стратегии находится еще пролог или введение, написанное, как указывают явные признаки, не Кекавменом. В прологе говорится, что сочинение Стратегии принадлежит одному разумному человеку знатного происхождения, который и сам видел многое, и от собственных дедов слышал немало поучительного. За прологом, не имеющим конца, следует заметка, что тут пропало несколько листов, заключавших конец пролога и начало самого сочинения, и что, может быть, и в средине кое-что утрачено. Заметка может принадлежать переписчику; но предисловие составлено было гораздо ранее. Может быть, то постороннее лицо, которое написало пролог, и было виновником присоединения к «Стратегии» Кекавмена советов Николицы. Так как обе эти фамилии были тесно связаны соседством и родством, то лицу, имевшему в своих руках общие фамильные бумаги, до тех пор не обнародованные, легко было ими воспользоваться так или иначе. На том основании, что в конце двух соединенных трактатов находится заметка о взятии Царьграда латинами в 1204 году (fol. 229), следует догадываться, что эта часть нашего кодекса списана с рукописи начала XIII столетия; может быть, именно в той первоначальной рукописи и соединены были в одно целое стратегия Кекавмена и советы Николицы с прибавлением в средине нескольких глав из какого-то другого сочинения; может быть, и тот список, который послужил оригиналом для нашего кодекса XV века, был писан на Афоне и даже потомком Кекавмена.

В литературном отношении то и другое сочинение не обладают большими достоинствами; они написаны без всяких притязаний на соблюдение риторических правил; авторам, особенно первому из них, стоит больших усилий держаться в пределах правильного книжного языка; вследствие того, что они не решаются обратиться к презираемой обыденной и народной речи, они принуждены ограничиваться довольно скудным запасом слов и выражений, считаемых не всегда основательно эллинскими; очевидно, что требования школьной грамматики соблюдались с трудом, хотя мы и не можем отнести на счет авторов той полной безграмотности, которая царит в списке XV столетия. Кекавмен прямо признается, что он не получил настоящего школьного эллинского образования, чужд словесному искусству (§ 191, fol. 208 verso). Но внутреннему достоинству сочинения этот недостаток не наносит ущерба; напротив, безыскусственность и простота придают сочинению особую привлекательность. Оно больше всего интересно для нас именно тем, что в нем есть нечто свое, первоначальное, не заимствованное от других по содержанию; тем лучше, что такая внутренняя оригинальность не скрывается под покровом изысканного, школьного и риторического языка, каким писали другие образованные современники Михаила Пселла. Может быть, в недостатках литературного изложения у Кекавмена сказывается его нечисто греческое происхождение; дед его вышел из Армении, породнился с болгарскою фамилией; сам, он, кроме греческого языка, очевидно, знал и болгарский, так как два раза приводит болгарские слова, один раз даже обнаруживая этимологическое чутье в отношении к славянским речениям. Этому соответствует и не погасшее еще внутреннее чувство принадлежности к другому племени и строптивое желание выделяться из среды других подданных греческого императора. Советуя своим сыновьям почитать и уважать царя, Кекавмен, однако, позволяет себе мечтать о положении топарха, то есть, полунезависимого вассального владельца, и, воображая своих детей в такой роли, делает им внушения соблюдать свои интересы и свою безопасность, не слишком подчиняться греческому правительству, держаться подальше от царского двора и не совсем доверять царскому слову. Это уже не отзывается чистым и искренним византийским чувством покорного и прирожденного раба и подданного.

Рукопись, как сказано, отличается крайнею неисправностью и чуть не безграмотностью; правила грамматики о падежах и глагольных окончаниях совсем не признаются; различные гласные и дифтонги, выражавшие в византийскую эпоху звук и, употребляются совершенно непоследовательно и сменяются по внушению одной прихоти. Что во всем этом виноват главным образом переписчик – доказывается постоянством безграмотности в целом сборнике, не в одних только наставлениях Кекавмена и советах Николицы, но и в прочих произведениях, принадлежащих уже, несомненно, образованным и литературным авторам. Нужно прибавить, что сборник писан не одним почерком и не одним лицом. Как указал уже Маттеи, с 353-го листа появляется рука второго писца – qui diligentior fuit, который был несколько исправнее, чем первый. Впрочем, по почерку оба принадлежат к XV столетию. В приводимых ниже отрывках текста мы восстановляем обычное правописание; но, если будет возможно, для примера приведем в конце несколько образчиков, дающих понятие о правописании самого кодекса.

Не подлежит сомнению, что сочинение Кекавмена с дополнениями другого автора заслуживает издания в печати вполне и без пропусков. Со временем и при благоприятных обстоятельствах это и может быть исполнено. Но так как, во всяком случае скоро, осуществить такое желание нельзя, то мы и решились познакомить пока ученую публику с наиболее важными местами сочинения посредством извлечений. При выборе отрывков мы главным образом руководимся соображениями непосредственной научной пользы, то есть, предпочитаем фактические данные, особенно те из них, которые служат к разъяснению и пополнению наших наличных исторических сведений. Только для образца мы приводим несколько отрывков с бытовым содержанием. Так как эти извлечения из не изданного сочинения могут иметь интерес не для одних только русских ученых, а древний греческий язык в соответствующих сферах распространеннее и знакомее русского, то мы не скупимся на выписки подлинного текста, прибавляя во всяком случае русский перевод, и где нужно, примечания, и ограничиваясь относительно менее важных мест одним русским переводом. Мы начинаем с пролога.

…Пролог к «Стратегикону»

«Один разумный человек из благородных, первый в военном деле, который ходил в походы в разные страны в разных армиях, который (многое) совершил, многое видал и слышал от своих предков и, что важнее, воевал с великими царями, видел и победы их, видел и бедствия, и то, отчего и как происходит то и другое,– рассудил, что будет ему в осуждение, если он ничего этого не опишет. И вот он сделал то и другое, и написал эту книгу…».

Далее следуют непонятные слова и заметка об утрате листов.

§ 2. Если имеешь возможность, помогай обидимым

Если ты имеешь власть судить, будь внимателен, и, если найдешь, что толпа говорит правду, давай приговор с человеколюбием. Если же толпа была подвигнута против человека (ложным) наветом или завистью, то ты, мудрым образом поведя дело, выгороди обвиненного: и ты будешь органом (буквально: устами) самого Бога и его человека. Бойся Бога более, чем человеков, и устыдятся пред тобою все, глаголющие скверну. Но только пусть правда твоя не будет отчаянною, а со смирением и любовью. Во всем заступайся за бедного; ибо богатый есть бог бедному для того, чтоб ему благодетельствовать: почему и болгары называют зажиточного богатым, что означает богоподобного. ***. Если ты принадлежишь к средним людям и не можешь ни быть смелым в слове, ни дать ему того, в чем он нуждается, сделай что можешь, дай по силе; помоги ему во время испытания и утеши. Если же ты принадлежишь совсем к низшим, чего я тебе не желаю, сострадай ему, раздели печаль, слезы и уныние, и Бог примет это за великое и воздаст тебе. Не смотри на человеческие воздаяния, но на Бога. И если опечалил тебя кто, а ты найдешь его в опасности безвинно страждущим, подай ему руку, ибо ты не знаешь, что родит предстоящий день. Так ты угоден будешь и Богу, и людям.

§ 12. О царе

Если служишь царю и находишься в числе низших, всяческим хранением храни уста твои, покоряйся высшим и будь в своих мыслях последним, и возвысит тебя Бог. Не будь жесток и непреклонен, не будь непокорен к набольшим: посещай их, но не беспрестанно, потому что привычка обыкновенно делает людей презрительными.

§ 14. О том, что нужно быть внимательным к государыне

Почитай государыню твою как по истине твою госпожу, мать твою и сестру. Если она захочет пошутить с тобою, ты отклонись, отпрянь, говори с нею потупив глаза в землю. Если господин твой тебя любит и находит удовольствие в том, чтобы ты был при нем, то будь с ним. Если же он не настроен благоприятно, удались от него с миром. Если он тебя обидел, не обвиняй его, но отпусти ему, и Христос за тебя будет заступником.

§ 24. О стратиге

Если ты поставлен стратигом (воеводой), и тебе вверен народ – под стратигом я разумею главу и начальника войска, – то будь бдителен и ночью, и днем, и пусть у тебя на уме будет забота, как бы поставить трофеи (одержать блестящий успех) против (иноплеменного) народа. Если ты находишься в неприятельской стране, то пусть у тебя будут многочисленные верные и деятельные соглядатаи, которых мы называем обыкновенно хусариями². Ты должен чрез них узнавать силу врага и его хитрые замыслы. Без соглядатаев невозможно исполнять свою службу. Если же кто и без них что-нибудь сделает, то редко и разве благодаря нечаянности. И пусть твои соглядатаи не знают друг друга; иначе, один из них, пожалуй, будет взят и объявит других.

§ 25. О хусариях

Пусть у тебя будут и другие хусарии, так называемые сборные (***). Сборные суть те, которые по восьми, девяти, десяти и больше высылаются ради добывания языка. Не скупись давать им подарки, особенно когда они несут службу. Беседуй с ними часто и обращай внимание во время беседы, кто из них имеет простодушный ум и кто пронырливый, кто лжив и кто правдив. Следует тебе знать, кто из них предприимчив, кто бездеятелен, кто смел и кто труслив. Но только пусть не знают твоего совета (намерения) ни твои соглядатаи, ни кто другой….

§ 49. О враге, не имеющем достаточной силы

Если враг твой находится внутри укрепления и не выходит оттуда, и ты не знаешь его силы, то узнай от меня: он малолюден и не имеет силы. Но ты все-таки не презирай его поэтому; если располагаешь достаточною силою, не давай ему сидеть, но пошли хусариев для отыскания пути, как пройти к нему. Не говори и не верь говорящим, что нет пути; ибо как же он может наблюдать на большем расстоянии; во всяком случае его крепость имеет свой предел. И когда ты отыщешь путь, сам ты не тревожься, но оставайся там насупротив его; а пошли свое войско пробраться тем путем, который ты отыскал. Пусть твои люди имеют во главе человека способного; и когда они дойдут, то, если это будет ночью, пусть они разведут огонь, а если будет день, пусть заставят идти дым. Затем наблюдай, когда враги придут в смятение или волнение; тогда и ты сам выходи против них. Таким способом порфирородный царь Василий захватил 14 тысяч болгар в засеке Загорской, когда ими начальствовал опытный в военном деле Самуил.

Судя по числу пленных и по упоминанию засеки, нужно думать, что речь идет об известном, роковом для Болгар, сражении на горе Беласице, после которого 15 тысяч пленных потерпели наказание, ужаснувшее Самуила и ускорившее его смерть. Cedren. II, 459. Под Загорьем разумеется, как у Кедрина (pag. 460), местность, где находится город Мельник.

§ 50. О пресечении обид

Похвально будет, если во всякой стране, в какую ты обратишься, ты будешь уничтожать притеснения, происходящие от казны или сборщиков податей, особенно на границах. Если же ты не имеешь возможности пресечь злоупотребления, напиши безбоязненно царю. Ибо много стран погибло по сей причине, и не малое количество перешло (иноплеменным) народам, наводя их потом против ромеев, что произошло, например, во дни благочестивейшего царя Мономаха. Сервлия (***) отправлен был, по его повелению, в Грузию и Месопотамию для переписи и обложения жителей податями, каких никогда там не знали. Он исполнил поручение, потому что он был на все крайне ловок; но за то побудил их целыми домами переходить к царю Персидскому (то есть, Арабскому калифу). Потом они навели его на Романию со всеми его силами, и наполнили ее мириадами бедствий³.

§ 63. Если ты пойдешь войною на какой-либо народ или город…

Если ты выйдешь воевать какой-нибудь народ или какую-нибудь крепость, то прежде всего раскинь лагерь, и, остановившись тут, построй свое войско так, чтобы каждый занимал свое место. Но не останавливайся слишком близко от врага, чтобы не дать доступ соглядатайству. Построив свое войско и дав себе отдых, выходи, если хочешь, на битву против иноплеменников. Послушай, как пострадали некоторые люди, не соблюдавшие такого порядка.

Есть город Фессалоника (Солунь); Алусиан, с большою толпою болгар, пришел воевать его; но он не укрепил с начала своей палатки, не расположил на удобном месте свое войско лагерем, а так, как пришел, приблизился к стенам со своим ополчением и начал воевать. Между тем люди его были истомлены трудом и тягостями похода; ибо это уже обыкновенное дело, что большие утомительные переходы расслабляют и делают вялыми даже людей, выдающихся пред другими крепостью и силою телесною. И вот, не разбив лагеря, они разбрелись кто в ту, кто в другую сторону; один хотел напиться воды, другой хотел попасти своего коня, иной сам желал отдохнуть от усталости. Когда находившиеся внутри (городского) замка заметили, что они разбрелись так беспорядочно, то внезапно выскочив, напали на них и сейчас же обратили болгар в постыдное бегство. Одни из них были убиты, другие умерли от жажды и от усталости; остальные, загнанные как овцы в ограду (загон), были взяты в плен. Сам⁴ Алусиан, этот удивительный воин, бежал одинокий, сбросив с себя латы. Будь к этому внимателен!

Cedren. II, 532; Attaliot., p. 9; Pselli Histor., pp. 69 – 73; Zonar., IV, 145 (ed. Dindorf).

Речь идет об известном походе Алусиана на Солунь в сентябре 1040 года, когда Болгария находилась в полном восстании против византийского господства, тяготевшего над нею со времен Василия II. Рассказ нашего автора должен быть сопоставлен с единственным несколько подробным повествованием о том же событии, читаемым у Кедрина и принадлежащим первоначально Скилицию. При этом окажется некоторое, довольно существенное разногласие. Приведенный сейчас рассказ оставляет такое впечатление, что болгары стояли под Солунью не дольше одних суток,⁵ и что в первый же день их беспорядочные и нестройные толпы были рассеяны. Между тем, по другому представлению, осада продолжалась гораздо дольше, и болгары вели дело гораздо более толково: в продолжение шести дней они пытались взять город приступом, действовали осадными и стенобитными орудиями, по всем правилам тогдашнего военного искусства, и затем уже, после того как приступы были отбиты, они перешли к обложению города; но правда, что тут они не показали достаточной бдительности. И у Кедрина мы находим, что болгары потерпели поражение вследствие неожиданной вылазки находившихся в Солуни военных отрядов, поддержанных местным населением; сверх того, придается особенное значение заступлению св. Димитрия и сообщается о чудесном его участи в бою.

Не так легко решить, которому рассказу следует отдать преимущество. Повествование Кедрина, отзывающееся уже слегка легендарностью, принадлежит, как сказано, Иоанну Скилицию, жившему в самом конце XI века, и в данном случае не может быть сведено к другому, более близкому и непосредственному источнику, так как Атталиота, служивший в дальнейших частях главным авторитетом для Скилиция, рассказывает события первой половины XI столетия весьма кратко, посвящает болгарскому восстанию не более десяти строк и только вскользь упоминает о набеге болгар на Солунь. Пселл, в своих исторических мемуарах, много говорит о вождях национального болгарского движения, о своем личном знакомстве с Алусианом, но самый ход и распространение восстания интересуют его столь мало, что он совсем даже не упомянул о походе болгар на Солунь. Зонара, который, сверх Скилиция, пользовался уже и Пселлом, последовал примеру последнего.

Неожиданное подкрепление рассказу Скилиция приносит источник весьма отдаленный и сам по себе довольно смутный, именно исландская сага о Гаральде. Но об этом речь будет после, так как ниже в той же нашей рукописи мы найдем еще одну повесть, относящуюся к осаде Солуни болгарами в 1040 году. Прибавим, что сообщения о количестве болгарского войска – в 40 тысяч человек, и о числе убитых – 15 тысяч, находящиеся у Кедрина = Скилиция, могут быть приняты за вполне достоверные без всякого подрыва для нашего автора. Ср. Иречек, История Болгар (в переводе Ф. Бруна), стр. 269; Racki, Borba Juznih Slovena, pag. 122.⁶

§ 64. О Печенегах

Когда, вследствие Божьего попущения явились печенеги и вступили в ромейские пределы, то благочестивым царем Константином Мономахом выслан был Константин Ректор, с войском и большою силою, воевать их. Вышедши с отвагою против бесчисленного их войска, он не раскинул лагеря, не поставил палатки, не дал отдыха утомленным воинам своим, но сейчас же устремился на битву со врагами. А печенеги, успевшие отдохнуть, с бодростью доскочили вперед и стали строем. Ибо пища и отдых обыкновенно делают более смелыми даже и очень робких людей. ромеи и кони их, впав в уныние, частью от труда и совершенного пути, частью от истомы и жажды, не могли выдержать даже малейшего натиска, но тотчас обратились в бегство; и произошло большое их избиение. Здесь пали самые сильные и храбрейшие из ромеев, погибли целые десятки тысяч, и почти вся ромейская страна наполнилась плачем.

Cp. Attaliot. p. 32; Cedren. II, 596–597; Zonar. IV, 176.⁷

Разумеется один из первых византийских походов против перебравшейся на ту сторону Дуная печенежской орды, относящийся к 1049 году. Константин Ректор, очевидно, есть то же самое лицо, которое разумеется у Атталиоты в следующих словах: *** (Attal., p. 32). У Кедрина = Скилиция начальствовавшее в этом походе лицо обозначено именем: *** (11:596); а ректором называется у него Никифор, начальствовавший в следующем походе (II, 597: ***), тогда как у Атталиоты и там играет главную роль Константин евнух и препозит (pag. 33, в конце ***), при чем, однако, нет указания на тождество этого Константина с вышеозначенным не названным по имени ректором. Если есть тут какое противоречие, то оно разрешается в пользу Атталиоты свидетельством нашего автора. Нет никакого сомнения, что в данном месте у него идет речь именно о том самом походе греков к Балканским проходам и о том самом поражении их при Диамполе (Ямболе), которые описаны в означенных местах у Атталиоты и Кедрина = Скилиция. В наиболее подробном и точном рассказе Атталиоты ход дела представляется именно в таком же виде, как у нашего писателя. (Ср. нашу статью: Византия и Печенеги – Ж. М. Н. Пр., 1871 г., стр. 137).

§ 65. О том, что нужно обращать внимание на время и нужду

Если нападет какой-нибудь народ, и война сделается неотвратимою, то, если противники терпят недостаток в сене, в пастбище (для скота) и в съестных припасах (для людей), а у тебя во всем этом изобилие, отлагай (решительное) сражение, обманывая иноплеменника притворством и проводя его день за днем. Пошли подарки их вождю, усыпляя его энергию, ибо приманка уловляет рыбу, а людей – чаще всего принятие подарков и блеск золота (***). Если ты будешь заставлять его ждать, то и кони его пострадают от недостатка корма и пастбища, и вообще всего необходимого, и самые иноплеменники истомятся и обессилеют. Когда же ты узнаешь о бедственном их положении, тогда нападай на них, и я уверен, что ты сокрушишь их.⁸

§ 66. О том, когда нужно держаться против врагов системы выжидания

Равным образом затягивай (делай проволочку) и в том случае, когда к тебе идет на помощь подкрепление людьми, только выбери себе, если можешь, безопасное место; когда же ты выжидаешь, то всеми средствами и днем и ночью наблюдай, чтобы враги не напали на тебя врасплох и не сделали тебе вреда. Если же ты не имеешь обилия во всем и не ожидаешь себе подкрепления людьми, а, напротив, и запасы для скота (лошадей) находятся у тебя в скудном количестве, то совсем не откладывай (боя), но приблизься к врагу на удобном месте; дай отдых войску на два или три дня, если есть к тому возможность, и затем, снявшись с места, вступай в битву. Не бездействуй: иначе, когда у тебя выйдут запасы, войско твое даст тыл без сражения. При твоей медленности и при недостатке (запасов), они оробеют и отступят.

Расскажу тебе еще один случай.

§ 67. История о Печенегах

Монах Василий, волостель Болгарии, отправлен был покойным царем Мономахом воевать печенегов. Он выступил против них и вышел к ним на встречу, имея помощником аколуфа Михаила: у обоих было много войска. И вот, как сказано, выступив и приблизившись к врагам, они, вследствие неопытности, не захотели тотчас же вступить в сражение, но откладывали (бой) со дня на день. Между тем стал ощущаться недостаток в припасах для войска и скота. Враги же, приходя от своей невоздержной трапезы, подступали близко к войску, поднимали вопль и снова удалялись. Ромеи, частью бедствуя от недостатка припасов, частью оробев вследствие необходимости видеть их ежедневно и слышать их крики, дали тыл даже без боя. Ночью они сели на коней и побежали, но только не избегли рук супостатов; и, таким образом, вследствие неопытности, произошло самопроизвольное распадение армии. Ибо, если люди страдают от труда, утомления и⁹ недостатка в пище, то, хотя бы существовало ожидание сражения, все-таки удрученное их положение поселяет смятение в душах и приводит к отступлению. Вождь, избегай удовольствий, чтобы не попасть, как птица, в сети.

Cp. Attaliot., pag. 37; Cedren. II, 607. Разумеется забалканский поход 1053 года, кончившийся поражением Византийцев при Великой Преславе (близ Шумлы). Один из предводителей экспедиции назван у Кедрина в данном месте Василием Синкеллом (***), но это есть то же самое лицо, которое уже ранее встречалось под наименованием Василия монаха, правителя Болгарии: Cedren. II, 586 и 588: ***. Точно также Михаил аколуф (то есть, вождь варяжских дружин) еще в 1048 году был начальником придунайских городов (Cedren. II, 585: ***), затем он участвовал в предшествовавших походах на печенегов, отправлен был на восток и теперь снова был вызван для действий против страшной турецкой орды. Cedren, II, 603, 606, 607: *** и т. д. Два известные доселе рассказа о ходе самого дела при роковой для византийцев встрече с печенегами около Шумлы представлялись не совсем согласными в подробностях. Новый источник ближе сходится со Скилицием, который тоже говорит о недостатке съестных припасов (***). По Атталиоте, причиною бедствия были присланные из столицы царские инструкции, советовавшие осторожность, и зависть «Болгарского сатрапа» к своему товарищу, Михаилу аколуфу; решенное на основании этих мотивов отступление превратилось в явное бегство. Ср. Византия и Печенеги, стр. 135, 136.

§ 68. О пограничном начальнике (***).

Если ты поставлен на границе (***), и будет у тебя соседом какой-нибудь топарх (самостоятельный владелец), то, если это будет мирный человек, держи и ты мир с ним; но только не доверяйся ему. Ему не пакости, но и свою область береги внимательно. Если же ты, не терпя от него никакой обиды, вздумаешь ему пакостить, то, во-первых, ты возбудишь против себя его, да и других топархов, и сделаешь то, что все отпадут от ромеев и станут злоумышлять против них; а потом, опасаясь твоих происков, они приготовятся к обороне и нападут на тебя, либо тайно, либо явно, и захватят тебя (в свои руки). А если этого не в состоянии будут сделать, то, все-таки, причинят много вреда и тебе, и царской земле. А после, если бы ты и захотел держать с ними любовь, они уже не будут прямить тебе.

§§ 69 и 70. О соседних топархах

Если соседний с тобою топарх вздумает тебе пакостить, не поступай с ним резко, а хитри с ним, показывай притворное миролюбие и простодушие. Но береги свою область, и, если можешь, найди себе друзей в его земле, чтобы чрез них узнавать его намерения. Посылай им дары потихоньку, посылай также явные подарки самому топарху, обманывая его. Когда же он, ради твоих подарков и притворной твоей любви, размякнет, тогда собери тайком своих людей и со тщанием наступай на него и на его народ внезапно, и ты не потерпишь неудачу, истребишь и уничтожишь его. И еще ты получишь похвалу, как от друзей, так и от врагов, так как ведь ты не был повинен в том, что он начал, но только принял меры против зачинщика; от царя же ты примешь честь и награду за то, что хорошо повел дело. А он, хотя бы и получил возможность бежать, уже будет человеком безличным и бессловесным пред соседними топархами, так как сам был причиною своей беды. Ему скажут: «Ты пострадал по заслугам. Когда никто тебя не трогал, кто заставлял тебя пакостить чужой стране, враждовать и поднимать против себя того, кто ничем тебе не вредил?» И не только не помогут они ему, но еще будут уважать тебя и бояться тебя, как настоящего стратига.

§ 71. О набегах и горных проходах

Но только вот что: когда ты вступишь в его землю и разоришь ее, то, если есть клисуры (тесные горные проходы) там, где ты вошел, не возвращайся тем же путем. Ибо, зная о неудобопроходимости клисур, враги займут их заранее и на возвратном пути сделают тебе большой ущерб. Так сделал Требиньский Серб с катапаном Драча Михаилом, сыном логофета в Диоклее (Дукле), и уничтожил его войско свыше 40 тысяч. Названный стратиг, вступив в Диоклею, разорил ее и на возвратном пути обрел клисуры, чрез которые он вошел, занятыми и попался в плен. Хотя и был, кажется, у него другой путь для безопасного отступления, но, вследствие необдуманности, а еще более – неопытности, он дал себя полонить.

Cp. Cedren. II, 543; Presbisteri Diocleatis Regnum Slavorum, cap. ХХХШ (Schwandtner, III, 498:499).

И византийский хронограф (Cedren. II, 526, 527 и 543:544), и Диоклейский пресвитер (cap. XXXII и XXXIII) говорят о двух неудачных греческих походах против Стефана Воислава Сербского, владевшего Дуклеей и Зетою. Первый приходится на 1040 г, второй – на 1042. В первом византийским военачальником был Георгий Провата, во втором – воевода Драчского округа, патриций Михаил, сын логофета Анастасия: ***. (см. о нем еще стр. 583:634). Таким образом имя, отечество и звание вождя экспедиции, обозначенные в нашем отрывке почти совершенно одинаково с хронографом, и делают несомненным, что под Сербом Требиньским разумеется Стефан Воислав, и что разумеется здесь второй византийский поход против него. Почему он в данном случае назван Требиньским, тогда как после в других местах у того же самого писателя именуется Дюклейским или Дуклянским, – мы не знаем. Ясно только, что он владел и областью Требиньем. *** – написание не совсем обычное: у Константина Багрянородного страна, составляющая часть теперешней Герцеговины, называется ***, также и главный ее город, а жители – ***; у латинских писателей (у самого Диоклейца) – Tribunia. Описания несчастной для Греков экспедиции у Кедрина и особенно у Диоклейского пресвитера гораздо подробнее, но в существе дела согласны с сообщением нашего писателя. По (Скилицию) Кедрину, греческая армия состояла даже из 60 тысяч, а 40 тысяч были убиты; причиною бедствия было именно то, что Греки дали заманить себя по ту сторону горных проходов, а когда, разорив равнины, хотели возвращаться назад, то Сербы напали на них в горных теснинах, заранее занятых. У Диоклейца греческий стратиг Драча называется почему-то Курсилием (Cursilius); он поднял против Стефана соседних сербских владетелей, жупана Хелмского Лютовида, Боснийского бана, и жупана Расы; нападение было предположено с двух сторон Лютовид и другие князья шли с севера, а Курсилий с юга; чтобы предупредить их соединение и не быть окруженным, Стефан Воислав бросился на Греков, которые уже прошли Бар (Antibaris), на западе Скадарского озера, тогда как Лютовид занял Требинье (город); трое из сыновей Зетского (Черногорского) князя заранее заняли горные вершины в проходах; сам Воислав с остальными напал на греческий лагерь ночью: перебил передовые посты, что навело большой страх; Греки пришли в смятение; между тем военная труба затрубила, ей отвечали звуки из гор, где находились дети короля – правда, всего с десятью юнаками у каждого; но Греки думали, что они окружены со всех сторон, и обратились в беспорядочное бегство и были преследуемы до реки Дрина. См. Racki, Borba Juznih Slovena, pag. 124–126.

§ 72. О соглядатаях

Имей соглядатаев и разумных съемщиков; пусть, прежде чем ты выступишь, они высмотрят пути, и как скоро ты, вошедши, разоришь страну, выходи другим путем, и не будет тебе заботы. Если же нет другого пути, вторгайся внезапно и без предуведомления, и, после опустошения, скорее возвращайся тою дорогою, которою пришел. А если не так, то вели своим людям занять клисуры и вершины гор, и дай им в начальники мужей храбрых и разумных; затем, разорив страну, возвращайся с Божиею помощью, не имея печали, радуясь и веселяся. Береги пограничные укрепления (***) и вверенную тебе страну и не доверяй соседним топархам, хотя бы они и очень заявляли о своей дружбе к тебе.

§ 73. О главе крепости Девина

Расскажу тебе такой случай. Есть укрепление в странах Великой Армении; находится оно на высоком месте, имея на верху значительно обширную равнину, достаточную, и даже с избытком, для того, чтобы живущие в крепости имели землю для хлебного посева, для пастбища скота и для всякой своей потребы; оно со всех сторон ограждено скалами и глубокими расселинами, так что нет места, откуда мог бы кто-нибудь воевать его; даже доступ к нему возможен по одному только узкому пути, после которого можно проникнуть воротами во внутрь укрепления, и притом все-таки с большим трудом. Одним словом, не было более надежного укрепления. Вот этим укреплением желал овладеть топарх Девина и дед мой. Что же он придумал? При помощи больших подарков он делает себе другом начальствовавшего в нем стратига и дает ему знать: «Если в чем будешь нуждаться, смело присылай ко мне и получай от меня». И вот соблазненному такими речами стратигу пришлось быть в нужде относительно хлеба. Он дает знать (топарху), и тот отвечал: «С удовольствием доставлю столько, сколько ты требуешь», – и в самом деле посылает ему тысячу животных, навьюченных хлебом; при каждых двух ослах приставлен был один человек как бы для надзора за ними. Стратиг (крепости) рассуждал с собою: «Если моя крепость получит провиант от самого врага Романии, то какова же будет моя заслуга!» Когда пришел хлеб, он с радостью отворил ворота, чтобы впустить животных и сопровождающих людей. Но люди были вооружены для боя и имели на себе скрытыми мечи свои. Когда они вступили, они сейчас же раскрыли ворота крепости, перебили ее гарнизон и овладели ею. Таким образом дружба сделалась причиною несчастия и достопамятным событием. Итак, тебе следует беречься друзей столько же, сколько и врагов. Ибо, если бы не поверил стратиг мнимым своим друзьям и велел бы разгрузить ослов вне ворот, то хлеб был бы в выигрыше, хитрость их осталась бы тщетною, а стратиг был бы обеспечен.

Рассказ, сообщаемый в этой главе, мог бы служить хорошею опорою для определения личности нашего автора, если бы хотя одно из действующих лиц было названо по имени. Несомненно прежде всего то, что здесь идет речь об Армянской стране и городе Девине (Двине), в области верхнего Аракса (при небольшой речке, впадающей в Гярны-Чай, приток Аракса: см. комментарии Г. С. Дестуниса к переводу Прокопия Кесарийского Истории войн с Персами, II, 181). То, что в заглавии город назван Тивинием (***), а в тексте говорится о топархе Товия (***), не должно смущать нас: текст и заглавие принадлежат, может быть, не одному лицу; сверх того, есть признаки, что область и удел Великой Армении Девин иногда отличались в самом способе наименования от города или крепости Девина. У Прокопия (I, 263): ***, у Менандра: *** (область), у Константина Багрянородного, dе administr. imper., pag. 192: *** (город), но pag. 200: ***, у Кедрина (II, 558 и сл.): ***, область и город. Армянисты передают название на европейские языки то написанием Довин, то Девин или Двин. Может быть, и в нашем тексте следовало бы читать во втором случае: ***.

Содержание нашей повести предполагает, что в данное время город или крепость Девин находился в руках какого-то лица, носившего звание стратига или воеводы, а это намекает либо на принадлежность его к византийской иерархии, либо на близость к ней. Далее оказывается, что людей, нападающих на него, стратиг считает врагами Романии, то есть, Восточной (Византийской) империи. Можно бы допустить, что крайне небрежный переписчик, от которого дошла к нам рукопись, написал «Романия» вместо «Армения», что в подлиннике читалось: ***. Но это, как после окажется, не делает большого различия и во всяком случае не представляет необходимой поправки.

С другой стороны, врагом стратига, владеющего крепостью Девином, является топарх Девинский, то есть самостоятельный или полусамостоятельный владелец области, очевидно, желающий возвратить захваченный другими главный город его удела. По-видимому, этот самый топарх и был дедом нашего автора, который после, в другой истории, именуется Кекавменом; но возможно и другое толкование – что дед был только союзником и помощником топарха, что нападающих было двое, так как в конце рассказа говорится во множ. числе о мнимых друзьях, а не о мнимом друге. Качества нашего манускрипта таковы, что дают полное право сделать соответствующие легкие исправления в тексте и читать: *** (так, собственно, и стоит в рукописи) ***. Так как и в этом случае топарх остается все-таки главным действующим лицом, то понятно, что автор Стратегикона, вообще писатель не особенно литературный и тщательный, перешел затем к единственному числу и только в конце опять воротился ко множественному. В таком случае Кекавмен-дед будет только союзником или пособником врага Романии или Армении, владевшего областью Девинскою, но не самым городом. Дальнейшие соображения, требующие разысканий в области армянской истории и, в частности, города Девина, мы отлагаем до главы 169-й, в которой тот же самый дед нашего автора снова является на сцене, но уже в другой роли.

§ 74. Другое нечто подобное о том, что не следует вступать в дружбу с соседним тебе топархом

Расскажу тебе и другую хитрость иноплеменника. Катакалон Клазоменийский был стратигом в Рагузе (Дубровнике). Стратиг захотел поставить себе трофей (отличиться) посредством притворной дружбы. В далматинских городках Зете и Стамне был топархом Воислав Диоклеец (родом из Дукли). Стратиг хотел схватить его и что же он предпринимает для этого? Он вступает с ним в дружбу, начинает ему посылать почаще подарки, думая обмануть его. Но тот, хотя и был варвар (иноплеменник), все-таки имел ум от природы и опытность. Он принимал подарки и притворялся, что будто, вследствие благосклонности и милостей стратига, он сделался (покорным) слугой императора. Так как у топарха был новорожденный сын, то стратиг вызвался быть его восприемником от святого крещения. Тот отвечал, что с удовольствием (на то согласен), если ему это угодно, и что пусть он придет к нему в дом. Стратиг не пожелал того; но они условились оба, что они заключат кумовство посредине между округом воеводы (стратига) и волостью топарха. Стратиг приготовил на этот случай и скороходные суда на море (место было приморское), чтобы, когда он подаст знак, можно было схватить топарха и втащить его на судно. Но такой же план имел и топарх; у него были приготовлены в тайном месте храбрые люди, чтобы, когда он подаст сигнал, о каком он с ними условился, они выскочили и схватили стратига вместе с его спутниками. Так и случилось. Они сошлись в одном месте, разменялись приветствиями и сели. Но когда они садились, подан был сигнал; стратига окружили, связали по рукам и по ногам и отвели его в узах, а равно и сына его, и всех его спутников, и, наконец, самые дромоны (быстроходные суда) в город Стамн. В те самые сети и мрежи, которыми он хотел уловить другого, он попался сам – к великому поношению ромеев.

Заботься о том, чтобы хитрость, тобою придуманная, не обращалась в торжество для других; ибо (большая) ловкость других обращается во славу и выгоду другим. Посему ты должен поступать обдуманно. Я привожу тебе не старые примеры, то, что случилось незадолго до наших дней. Всего чаще воеводы страдают от мнимых друзей.

Любопытный рассказ, заключающий в себе до сих пор совершенно неизвестные подробности об отношениях знаменитого Стефана Воислава или Доброслава к Византии. Очень вероятно, что проделка его с Дубровницким греческим воеводой относится к тому периоду, когда он, тайно ушедши из Царьграда, поддерживал сначала притворную дружбу с Греками, а между тем подготовлял восстание. Dobroslaus – sapiens et ingeniosus-coepit se subdere Graecis et esse quasi adjutor et socius eorum (Presbyt. Diocleat., p. 497). Другими словами, факт этот, вероятно, предшествовал первому походу Греков против Воислава, в 1040 году, о котором речь идет у Кедрина (II, 526) и у Дуклянского пресвитера (в 32-й главе). Мы в первый раз узнаем отсюда о пребывании в Дубровнике византийского стратига в данный период времени. Единственное указание на подчиненное отношение дубровчан к Восточной империи пока заключалось в известии об участии их в морской битве против сарацин, разбойничавших по берегам Иллирика, под начальством Навплийского воеводы Никифора. Cedren. II, 499: ***. Теперь нам известен византийский стратиг этого города, по происхождению принадлежащий к чисто греческой расе, так как прозвание его, если мы его верно читаем, указывает на Малую Азию. Катакалон думал отличиться и выслужиться захватом Стефана Воислава уже потому, что это был топарх, своевольно ушедший из Царьграда (Cedren. II, 526). Если же кому покажется возможным отнести нашу историю к более позднему времени, поставить ее в промежутке между двумя византийскими походами в приморскую Сербию, между 1040 и 1042 г., то мечты воеводы о «трофее» станут еще понятнее, хотя самый образ его действий от того не представится более рассудительным.

§ 75. Другой рассказ о взятии города хитростью

Димитриада есть приморский город Эллады, хорошо защищенный морем и окрестными болотами. Им овладел Делиан: это был топарх Болгарский. А овладел он им таким образом: он послал туда старого и опытного в военном деле вождя (на болгарском языке стратиг называется чельником), по имени Литовоя Диаволита, дав ему и отряд для охраны города. Пришедши туда, он вновь выстроил стены, которые были в небрежении, поставил (оборонительные) метательные и другие орудия, какие прилично было поставить стратигу. Укрепив город, он впал в беспечность, не боясь нападения извне и не подозревая какого-либо злоумышления изнутри, так как туземцы были совсем простые люди и совершенно неопытные, да притом он закрепил их присягою. Но беспечность обыкновенно приносит печали и неожиданные опасности. Успокоившись и не имея подозрения к находящимся внутри, воевода предался роскоши и распутству. Между тем туземцы хотя и были неопытны, но, так как сама природа есть наставница во всякой проделке и хитрости, они дали знать дуке Солунскому, чтоб он послал кого-нибудь взять крепость и почтить их (?). Дука посылает некоего панфеота Зепе с кораблями и людьми. Когда корабли пристали вблизи гавани в скрытом месте, об этом сообщено было тайком местным жителям. Они пошли, тотчас захватили воеводу, и связав его, а также и стражу, передали в руки ромеям.

Ср. Cedren. II, 529.

Рассказанный факт относится к истории болгарского восстания в 1040 году; он предшествовал появлению в числе предводителей известного уже нам Алусиана и последовал за низложением Тихомира, когда Делиан был единственным главою Болгар. Известие это представляет совершенно новую подробность в истории восстания. Кедрин (Скилиций) говорит только о том, что Делиан отправил одну армию, под начальством Анфима, в Элладу (dueoxsiXe oxpatiav ev «EXXdSi), и что эта армия встретилась под Фивами с византийцами и нанесла им поражение. Очевидно, что это был весьма удобный момент для захвата городов Эллады, находившихся в тылу, если только они не были заняты еще ранее. Димитриада, город при заливе Воло (Пагасейском), вместе с большею частью древней Фессалии, в византийское время входила в состав темы (воеводства) Элладской. Имена «чельника» Литовоя Диаволита (родом из Девола), равно как и панфеота (панфеоты – особый род войска) Зепе, у Византийцев не встречаются в данный период.

§ 76. О том, что начальнику не следует оставлять крепости

Есть в Болгарии крепкий город Сервии. Его охранял греческий стратиг, по имени Магирин, и два таксиарха, каждый со своею тысячью. А дед мой по матери – Димитрий, прозванный Полемархием, был выдающимся главою в этой стороне на границе: после замирения Болгарии покойный государь Василий Багрянородный возвел его в сан патриция и сделал притом мистиком. Он целый год мучился и проводил бессонные ночи, чтоб овладеть этим городом, совсем неприступным, и не мог его взять. Все его думы обратились в ничто. Благодаря скалам и страшным расселинам крепость пользовалась безопасностью. Но внизу ее при крутизне было место для купанья, куда спускались (греческий) воевода и таксиархи, когда им приходила охота, и там мылись. Мой дед придумывает следующую хитрость. Он пришел ночью и стал насупротив крепости со своими людьми – место это было лесистое покрытое кустарником, – и вот он всем приказал взять в руки большие кусты, держать их пред собою и осеняя прикрывать и коней, и всадников, так чтобы казалось, что тут не люди, а растущий тут на месте лес. Он поставил двух хусариев на вершине вблизи крепости. Как скоро воевода и таксиархи (тысяцкие) сошли вниз и стали купаться, хусарии подали знак, какой им был указан. Пришпорив коней, они окружили место купанья и захватили тех, кто тут был. Ибо человек невнимательный и ходящий нехранно часто попадает в беду. Когда они были захвачены, то и крепость была взята без кровопролития, Помни это, и, если ты стережешь крепость, имей большую внимательность и ко внешним, и ко внутренним и не верь даже своему человеку; иначе погубишь себя и своих людей.

Рассказ идет о том, как Сервии были взяты болгарами. Димитрий Полемархий, дед нашего автора по матери, является в нем полководцем царя Самуила; его позднейшее возвышение при Византийском дворе Василия II упоминается здесь только мимоходом, для объяснения, что это было лицо значительное, имевшее вес. Замирение Болгарии, после которого Димитрий превратился в греческого сановника, в том именно и состояло, что Василий II привлек на свою сторону болгарское боярство, щедро раздавая ему византийские чины и звания. Из других источников известно нам о том, что в Сервиях после находился болгарский гарнизон, что начальником этого гарнизона был болгарский боярин Николица, и что царь Василий взял город, склонив на свою сторону Николицу, который, впрочем, снова изменил, перебежав к соплеменникам, и приходил осаждать Сервии с царем Самуилом (Cedren, II, 452:453). *** ***. Эта вторая осада была, однако, совсем неудачна. Николица, как мы увидим ниже из другого рассказа нашего автора, подобно Димитрию Полемархию, был свойственником его деда Кекавмена, которому Василием II поручен был важный пост в Элладе. Сервии именно находились на границе Македонии (Македонской Болгарии) и Фессалии, входившей, как уже раз замечено, в состав воеводства (темы) Элладского, чем и объясняется важное стратегическое значение пункта. Cantacuz. Histor. III, 58: *** IV, 19, ***. Теперь это – Сефлидже (по-турецки).

§ 78. О том, что нужно внимательно наблюдать за стенами крепости и не иметь дома, тесно прилегающего к стене

Осматривай, и притом каждый день, стены извне и изнутри, а равным образом и ворота. Стены замка пусть стоят свободными, и пусть не будет того, чтобы какой-нибудь дом прилегал к ним, а если есть такой дом, то вели его разрушить и обнажи стены извне и изнутри, а равно и все ворота, дабы можно было безопасно обходить и все осматривать. Если примыкает к стене дом старинный и дорого стоящий, пусть тебя не пугает его уничтожение: вели его разрушить. Расскажу тебе такой случай.

В Италии, при море, есть город Отранто. Его охранял уроженец отрантский Малапетци, имея гарнизон, состоявший из русских и варягов, пехотинцев и моряков. Этот Малапетци имел племянницу, а у племянницы был дом подле самой стены. Отчасти потому, что это был дом старинный, отчасти потому, что это был дом дорого стоящий, наконец, отчасти потому, что это был дом, принадлежащий племяннице, дядя пощадил его и не велел разрушить, не питая с этой стороны никакого подозрения. Франки много старались взять Отранто войной и не могли. Что же придумал их граф? Он дает знать вышереченной племяннице Малапетци: «Если ты поможешь мне войти через стену в город, то я возьму тебя в жены». Он дал ей в этом клятву, сопровождая ее богатыми подарками. Увлеченная желанием, она согласилась, сделала, чего от нее требовали: ночью на веревке она втащила несколько франков, самых умных и ловких; а те, при наступлении ночи, выворотив стену замка, ввели франков уже в большом количестве, и, пред рассветом, с криком напали на горожан. Неожиданно увидев врагов внутри крепости, они обратились в бегство.

Внезапное бедствие имеет то свойство, что, при наступлении его теряются самые мужественные и рассудительные люди. Тот, кому было вверено попечение о городе, Малапетци, тоже, обратился в бегство; он один взошел на корабль и спасся спасением позорным и достойным жалости: жену и детей он оставил в руках врагов.

Отранто был одним из тех городов византийской южно-италианской темы, которые позже всех других подчинились власти пришлых завоевателей, норманнов. О судьбе его мы имеем следующие известия: Скилиций (Cedren. II, 722) говорит, что, когда Константин Дука (1059–1067 гг.) прислал в Италию стратигом Абулхаре – а это было около 1060 года, – то на стороне греков оставались еще Бари, Отранто, Тарент и Бриндизи: *** и т. д. С этим не вполне согласны известия «Краткой норманнской хроники», напечатанной у Муратори, которым следовал де-Блазиис в своей истории норманнского завоевания (de Вlаsiis, La insurrezione Pugliese e la conquista Normanna nel secolo XI. Napoli, 1864).

Известия эти заключаются в следующем. Chronicon Northmannic. Murat. V, 278: Anno MLV. Fugatus est iterum exercitus Graecorum in terra Tarentina, et captum est Hуdrontum et castrum Minervae. Потом: Anno MLX. Mensi Octobri venit miriarcha, cum exercitu imperiali… et fugavit Northmannos et iterum recuperavit eas (urbes, то-есть, Тарент, Бриндизи, Орию) cum aliis terris et Hydrunte. Наконец: Anno MLXVIII. Mense Octobri captum est iterum Hydrontum, et fagati sunt Graeci ab ea.

По этим известиям, норманны два раза брали Отранто в 1056 и в 1068 или 1067 году, и когда прибыл в Италию мириарх (тысяцкий), то есть, по видимому, – тот же самый Абулхаре, в 1060 году, то Отранто еще не был возвращен греками: это было заслугою самого Абулхаре. Разногласие в последней части известия, очевидно, не весьма существенно и легко устраняется, если мы обратим внимание на буквальный смысл выражений Византийца: он говорит о настроении в пользу греков, что возможно было и для города, за пять лет пред тем взятого норманнами или подчинившегося им по договору (ср. de Blasiis, La insurrezione Pugliese, II, 65). Затем, что касается второго норманнского завоевания, то, по одной редакции Барийских летописей, оно произошло в 1064 году. Anonymi Barensis chron. Murat. V, 152 (в издании Пертца этого места нет): Anno 1064, ind. II. Capta est Idrontum a Gosfreida suo comite. Но, не говоря о прочем, это известие документально опровергается тем, что Константин Дука в 1065 году называет Отранто в числе городов, подчиненных церковной, а следовательно, и политической власти императора (Zachariae, Jus Graecorom., III, 325: ***). Амат, а вслед за ним и Лев Остийский, говорят о (втором) покорении Отранто норманнами после возвращения Роберта Гвискарда из сицилийского похода (1065 г.) и пред самым началом обложения апулийской столицы, города Бари: Aime, L» Ystoire de li Normant (ed. par Champollion-Figeac), pag. 159: Et ensi fist, quar premerement asseia Otrente et attornia la de diverses travacles et de chevaliers. Et tant l’asseia quant par armes et par pourete jusques a tant que cil de la cite la rendireut, quar non pooient autre faire… Et de la se parti — et s’en vint a Bar… Cp. Leo Casinens. Pertz, SS., VII, 707: Ydrontum denique tandiu obsidens afflixit, quousque illi se tradidit. Inde Barim terra marique circumdat…

Так как осада Бари началась в августе 1068 года, то здесь опять является некоторое противоречие с краткою норманнскою хроникою, по которой Отранто покорился в октябре этого года, следовательно, не до начала осады города Бари, а во время ее. Но дело в том, что летосчисление норманнской хроники ведется по системе мартовских годов упреждающих, так что на самом деле взятие Бари должно быть относимо к 1067 году. Ср. de Blasiis, La insurrezione Pugliese p. 125 и 120. Откуда он взял какое-то новое завоевание Отранто греками несколько ранее, но в том же 1067 году, мы не понимаем; это явное недоразумение. Ср. Hirsch, Forschungen VIII, 303; но он напрасно отвергает здесь достоверность норманнской хроники. Вильгельм Апулийский (Gesta Roberti: Pertz, SS., IX, 259) говорит только о первом взятии Отранто норманнами, помещая его в периоде, когда главным вождем норманнов был один из старших братьев Роберта Гвискарда, Гумфрид, то есть, в промежутке между 1053–1056 годами, что подтверждает известие краткой норманнской хроники о двукратном взятии Отранто норманнами:

– Hunc et Barini, Tranenses et Venusini

Cives Ydrunti famulantur et urbs Acerunti.

Теперь представляется вопрос: к которому из этих двух завоеваний относится наш рассказ? По всему вероятию – к первому, к завоеванию 1055 года. Из приведенных выше слов Амата видно, что во второй раз город был взят не какою-либо хитростью, а голодом. Сверх того, в 1067 году Роберт не мог давать обещания родственнице Малапетци жениться на ней, так как он с 1059 года был женат на знаменитой Сигельгаите, сестре князя Салернского (de Blasiis, II, 40–42). Правда, он был женат и в 1055 году; но дело в том, что нет никакой нужды предполагать, чтоб и в первый раз Отранто взят был Робертом, а напротив следует думать, что слова краткой норманнской хроники о сдаче Отранто графу Госфриду все-таки имеют основание.

Что касается присутствия варягов в южной Италии, то его одинаково можно предполагать, как для 1067 года, так и для 1055. Варяги действуют там в 1047 году; в этом году они возвращаются из Бари в Отранто; в 1048 году они берут для греков город Лечче (см. Lupi Protospat. Pertz, SS., V, 59, и Anonymi Barens. Murator. V, 151); они снова приходят в Бари с Маврикою в 1066 году: Et Mambrica cum chelandiis venit Bari cum Guarangi (Anonym. Barens. Chron. Murat. V, 153). Более неожиданна встреча с русскими: до сих пор можно было думать, что если какие отряды из русских встречались в южной Италии в первой половине XI века, то все они выведены были отсюда Маниаком в 1043 г. (см, Pselli Miscellanea: Sathas, Biblioth. graeca, V, 138). Наконец, нужно остановиться на имени начальника византийского отряда в Отранто. Фамилия Мелопецци известна и по италианским источникам: она играет свою роль в самой столице Апулии, но это не мешает признавать ее происхождение из Отранто или наоборот. Anonym. Barens. Chron. Murator. V. 151, 153. Anno 1051. Venit Argiro Magistri in Idronto – et intravit in Bari. Et occisus est Mel Malapezzaet Liboni. Anno 1079 Zalate sunt case Meli Pezzi. Anno 1089. Passiricci et Stinizzi interfecerunt Basilium Meli Pezzi (cp. de Blasiis, II, 248). Наконец, Мело-Пецци упоминается в 1100 году, как судья в городе Бари (см. документ, напечатанный de Blasiis в приложениях: La insurrezione Pugliese, I, 257–261), и подписывается: Nicolaus barinorum critis qui et melipezzis.

§ 80. О том, что не нужно тебе выходить (из крепости) и давать сражение

Если придет враг со всею своею силою, не выходи из города, но берегись и бейся с ним с бастионов (***) в продолжение двух или трех дней. Потом, когда ты сообразишь его силу, энергию, способ боя и орудия, тогда, если можешь нанести ему вред внезапным нападением, пусть выходят те, которые не охраняют стен; те же, что на стенах, пусть совсем не сходят: достаточно для тебя и того, чтоб они охраняли крепость.

Расскажу тебе такой случай: есть крепкий болгарский город Боян. Царь Михаил, вступив в Болгарию во время войны и направившись к Средцу (Софии), достиг и Бояна. Там были именитые и воинственные люди из Болгар; начальствовал над ними некто именуемый Ботком. Кичась своею храбростью, они выходят из города на бой, как будто стыдясь оставаться внутри укрепления. Когда завязалось сражение и разыгрался сильный бой, эти именитые болгары дали тыл, и когда они хотели войти в городские ворота, то вместе с ними подоспели и ромеи. Взяв город, они произвели большую резню. Внимай этому!

Cp. Attaliot, p. 10; Pselli histor. (Sathas, Biblioth. graeca IV), 71, 74; Cedren. II, 533.

Здесь разумеется поход Михаила IV Пафлагонянина (1034–1041 гг.), которым нанесен был последний удар восстанию болгарскому Делиана и Алусиана, а вместе с тем, и здоровью больного Михаила, вскоре умершего. Из Атталиоты мы узнаем, что царь действительно достиг до Средца (или Софии); южнее, не в дальнем расстоянии, при подножии горы Витоша, находится крепость Бояна, известная теперь тем, что в ней найдены были памятники глаголического письма. В истории войн Василия и Самуила тоже упоминается крепость Боян, помещаемая в окрестностях Средца. Cedren. II, 464: EtXs uoXiopxta xo epojia о Bóimv xaXetxat. Имя Ботка не встречается в других источниках, равно как в них нет никаких известий собственно об осаде и взятии Бояны, почему и в новейших историях Болгарии мы не найдем подобного факта. См. Иречек-Брун, История болгар, стр. 269.

§ 81. История о другой крепости

Расскажу тебе и другой подобный случай. Есть город, называемый Мория, между Филиппополем и Средцем; им владели болгаре. Но Порфирородный царь кир Василий вооружился на брань; достигнув Мории, поставил стенобитные орудия и сильно обстреливал город; потом он сделал насыпь. Когда насыпь была выведена, находившиеся внутри крепости придумали хитрость, достойную памяти. Они склонили подарками несколько молодых и смелых людей и выслали их против; а те, прокравшись внутрь насыпи по внешним бревнам, прошли далее, имея с собою факелы, смолу и огнеметательные снаряды, зажгли внутренность (насыпи) и удалились. Пламя не было видно, потому что горело в глубине, внутри насыпи и сруба; но, истребив в продолжение ночи все, что находилось внутри, к утру оно поднялось вверх, и насыпь была уничтожена. Император огорченный отступил, и жители города остались свободными и не побежденными.

Город Мория неизвестен; есть Морра, ***, область и город, иначе называвшийся Ахридо, в долине реки Арды, в центральной части Родопских гор; Irecek, Die Heerstrasse, pp. 97, 98; Tafel, Fontes rerum Austriac, XII, 269: Morrha regio, forsan et urbs, in Rhodope monte, parte meridionali, quaerenda est. De ea haud rara apud scriptores mediae Graecitatis mentio occurit. Videantur Pachym in Andronico 7, 19. Cantacuz. 1, 39; 3, 66, 70, 71, 74; 4, 34. Cp. De via Egnatia II, 46, 51. Однако, указание, что Мория находится между Филиппополем и Средцем, делает сомнительным ее отожествление с Моррою; притом это отожествление все-таки в данном случае не много помогало бы делу, ибо никаких известий об осаде Морры Василием мы не имеем.

§ 82. Другая история

Был один многолюдный город в Элладе. Симеон, князь Болгарский, тогдашний тиран, много употребляет стараний овладеть им, но труд его был вотще. Тогда он придумывает заключить любовь с гражданами и посылает посланцев, как будто имеющих передать вести от него (его предложения): посланы были люди самые догадливые, в высшей степени смелые и сильные. Соображая, они увидели, что городские ворота имеют высокие петли и отстают от земли. Заметив, они донесли об этом до ушей тирана. А он избрал пять человек храбрых и послал их в город под предлогом какой-то службы; между тем он велел им иметь с собою топоры за поясом сзади, и, как скоро вступят в ворота, покончить с привратною стражей и разрубить воротные петли. Они так и сделали. Когда петли были разрублены, ворота упали на землю. Тогда посланные подали знак, какой им был указан ранее, и тем заставили как можно скорее поспешить других людей, которые на тот случай были приготовлены тираном. Между гражданами произошло смятение по поводу такого происшествия, а между тем люди тирана проскочили внутрь ворот и овладели городом без пролития крови.

Мы привели вполне этот отрывок потому, что в нем идет речь о Симеоне Болгарском и рассказывается неизвестный нам до сих пор эпизод из истории его нашествия на Грецию в 919 году (см. Дринов, Южные славяне и Византия в X веке, стр. 21; Иречек – Брун, История Болгарии, 211). Оно действительно коснулось Эллады – Виотии, Фокиды и Аттики; как мы знаем из жития св. Луки Элладского (Migne, Patrol, graeca, CXI, 449), жители самых, по-видимому, отдаленных углов средней Греции искали при этом спасения в бегстве и выселялись на острова. Но, к сожалению, хотя нам и сообщается важное указание на личное присутствие Симеона, город остался не названным. Пропуск представляется в такой степени странным, что дает нам право подозревать ошибку переписчика и выставить следующую догадку: либо он пропустил в начале одно слово, которое показалось ему уже раз написанным, либо он отнес в заглавие слово, которым должен был начинаться текст повествования. В заглавии, которое могло бы ограничиться одним словом *** – другое (как ниже ***), стоит слово *** – другого рода, чем прилагательное. Не скрывается ли тут название города? В таком случае прежде всего представлялась бы Кастория, *** (Костур), город, известный в истории войн Самуила, на север от Быстрицы (Галиакмона). Возражением против такого толкования может послужить то обстоятельство, что город, осаждаемый царем Симеоном, помещается в Элладе, а македонская Кастория, хотя и близка к границам Фессалии, едва ли когда причислялась к Элладе в смысле византийском (со включением Фессалии). Зато в самой Фессалии, и, значит, несомненно в Элладе существовал городок Кастрион или даже другая Кастория. См. Tafel, Thessalon, pag. 61. Cantacuz. IV, 19: ***. Chalcond., pag. 29 ed. Bonn.: *** (***, Триккала) ***. В списке епархий Льва VI, в числе подчиненных Солунской митрополии, упоминается епископ ***, и в разделе 1204 года (Fontes rerum Austriac. XII, 498): Est quidam Graccus qui tenet castrum de Latrichu1а (Триккала) – et Castorie. Можем ли мы, однако, предполагать эту фессалийскую Касторию городом многолюдным?

§ 84. Другое о том, что не следует верить клятве

Если (иноплеменный) народ сделает нашествие на твой город и заключит с тобою любовь и даст тебе клятву, не верь ему, но тогда еще более берегись; и, если он пожелает, чтоб открыт был рынок для купли и продажи, сделай это. Но только вот что: не устраивай рынка вблизи города, ибо стоит помнить о том, как пострадал в недавнее время город Димитриада.

В первый час дня подплыли к нему пять агарянских разбойничьих судов; жители города, предуведомленные об их приходе, были наготове. Когда агаряне приблизились, то от них пришла весть: «Мы не пришли воевать, но открыть рынок, продать пленных и вещи, которые мы добыли в экспедиции (***), и, если вы требуете, мы даем присягу, выдаем заложников и тогда уже открываем торговлю». Жители по неопытности поверили им; с той и другой стороны принесена была присяга. Неопытность имеет то свойство, что если ее неожиданно постигнет что хорошее, то она впадает или в неумеренную радость, или в неприличную дерзость; а если душе вообразится что худое, то впадает в отчаяние. Итак, давши взаимно друг другу клятвенное слово и заложников, успокоились. Но был там один человек, родом из Византии, жительство имеющий в Димитриаде, чрезвычайно пронырливый; имя этому человеку было Ной. Он всяческими ухищрениями старался отобрать у местных жителей имущество их и сделать его своим собственным. Считаясь тогда властелем (династом) в Димитриаде и желая поживиться чем-нибудь и от сарацин, он не дал им уйти далеко от города и открыть рынок, но заставил их совершать продажу подле самой стены: он соображал, что, если продажа будет совершаться вдали от города, то ему нельзя будет пойти туда и видеть, что они продают, а если вблизи стены, то из замка он может высмотреть, что ему понравится, и взять себе, как будто с целью покупки; а когда наступит вечер, то они уйдут с пустыми руками. И вот, немного поторговав, они (сарацины) притворно удалились на суда, так как разразился сильный дождь. Горожане также сошли со стен и ушли ради дождя по домам, оставив немногих стражей, которые, по неопытности, тоже не были внимательны. Не заставив себя долго ждать, агаряне сделали пробу, спустили с каждого из пяти судов по пяти человек вооруженных: зашедши наискось от города, откуда местные жители не подозревали ничего худого, они взобрались на бастионы городских стен по прилегающим к стене домам и кровлям и тотчас, без всякого бою, овладели городом, который отличался крепостью и обиловал всяким добром.

К этому мы присоединяем следующее замечание.

Известно взятие Димитриады сарацинами в 896 году, описанное Иоанном Камениатою: Cameniata, De excidio Thessalonicae: в Scriptores post Theophanem., pag. 359 Bonn.; Symeon. Magist., p. 463. Ср.; Tafel, De Thessalon. LXXXVIL; Hertzberg, Gesch. Griechenl., p. 256 и т. д.

Но здесь речь идет не о том древнем событии, хорошо известном истории, а о другом, которое нигде более не записано и случилось «в новейшие времена», ***… Нужно разуметь XI столетие, года близкие к его половине по ту или другую сторону. Что агаряне и в это время посещали побережье Средиземного моря, по соседству с заливом Воло, на это можно находить прямые указания в известиях о разорении Афона в 1044 году и о позднейших их нападениях по соседству. См. преосвящ. Порфирия, История Афона, III, 166, 370. В открытии рынка пиратам для продажи добычи и пленных нельзя не видеть весьма любопытной черты международных отношений.

§ 85. Другое о Франке

Расскажу тебе и другую историю о том, чему подвергся Тира Калабриец, будучи стражем города Бизиньяно. Это был человек очень богатый и благородного происхождения, первый человек в своей стране. Франк Роберт, по Божию попущению сделавшийся тираном, задумал схватить его. Что же он предпринимает? Приходит, как друг, к городу и приглашает его выйти за ворота, как будто ради какого-то необходимого и тайного дела. Тира выходит за городские ворота, но (остается) по ту сторону рва. Франк притворился, будто он боится людей, пришедших вместе с Тирою. Поэтому Тира приказал им удалиться, и когда он остался один, оба приступили к собеседованию. Но Франк имел наготове трех отборных мужей, сидевших на дорогих конях. Пришпорив коней, они перескочили ров, быстро схватили Тиру, поворотили немедленно назад и овладели этим чудаком как каким-нибудь рабом. А каким мучениям он подвергся, я не берусь рассказывать. Итак, остерегайся планов твоего противника и не верь ему.

Известная проделка Роберта Гвискарда, относящаяся к началу его поприща в южной Италии и наделавшая тогда много шуму, так что под пером другого византийского позднейшего автора, Анны Комнины, она превратилась в богатырскую популярную сказку. В настоящем своем виде, более близком к действительности, история рассказывается, кроме нашего автора, у южно-итальянских писателей первоначального норманнского периода, у Годефрида Малатерры, у Амата, у Льва Остийского.

Рассказ Малатерры всего подробнее и отчетливее в главе «de Roberto Guiscardo et Petro de Turra» Gaufredi Malaterrae Historia Sicula, 1. I, cap. 17: (Murator. V, 554): Qualiter vero Petrum de Turra, qui apud Bisinianum morabatur, acceperit, silentio praetermittendum non est. Erat quippe idem Petrus ditissimus cives Bisinianensis, sed et consilio et virtute caeteris pollens, omnibus principabatur. Soliti autem erant multotiens convenire hic et Robertus Guiscardus, quasi ad placitum, de pluribus controversiis, quae inter suos eveniebant. Porro Guiscardus cum sciret eum maxima pecunia abundare et prae caeteris castro dominari, coepit animo tractare, qualiter per eum et castro potiri posset et pecuniam, quam possidebat, abstraheret. Quod secum diu revolvens, tandem consilio cum suis habito, quadam die, nullo foedere interposito, extra castrum Bisinianse, in campo, in quo colloqui consueuerant, cum venissent, Guiscardus videns maximam multitudinem cum Petro venisse, nuntio praemisso mandat: se illi multitudini intermisceri nolle, ne forte inter ipsos tumultus ex aliqua re fieret: sed longius promotis utriusque partis sociis, ipsi duo in medium collocuturi convenirent. Praedixerat tamen suis quid facere disponebat, et cum necesse foret, sibi citius auxiliaturi occurrerent. Asseritiente itaque Petro his, quae a Guiscardo mandata sunt, sibi minus prospiciens, sociis a longe dimissis, ipse medio loco, Guiscardo obvianti accelerat. Considentes ergo et diu sibi ad invicem loquentes, cum jam discessuri assurgerent, Guiscardus enormitate et mole corporis illius inspecta, viribus suis minus diffidens: erat enim in omni. bus praesumptuosissimus et magnarum rerum audacissimus attentator, Petrum medium corripiens, collo suppositum versus suos asportare coepit. Accurrentibus itaque utriusque sociis, Bisianensibus, ut Petrum eruerent, Normannis vero, ut dominum suum juvarent, Guiscardus Petrum enerviler reluctandem interdum portando, interdum volutando, interdum trahendo usque ad suos perduxit. —- Aliquandiu in captione detentus, pecuniam mirabilem persolvens, seipsum a captione liberavit, sed civibus non assentientibus, castrum minime reddere potuit. Tali, calliditate et huic similibus Calabrenses de Guiscardo compertis, genus formidolosissimum, omnes ante eum tremebant: quippe cui neminem assimilari posse armis et ingenio, sed neque viribus dicebant…

Cp. Aime: L» Ystoire de li Normant, 1. III, cap. 10, pag. 75. En une cite qui lui estoit apres, laquelle se clamoit Visimane, riche d’or et de bestes, et de dras preciouz habitoit Pierre fil de Tyre. Robert fist convenance auvec cestui, lo prist pour pere, et Pierre l’avoit pris pour filz, et se convenirent pour parler ensemble Et Pierre lui offri la bouche pour baiser, et Robert lui tendi les bras au col, et ces dui chairent de li chavail. Mes Pierre estoit desouz, Robert lo preme desoupre; et corirent li Normant, et foirent cil de Calabre. Et Pierre fu mene a la roche de saint Martin et est bien garde… et cet.

Leo Ostiens. – Pertz, SS., VII, 707: Sed cum Robertas idem pauper admodum esset, nec sine multae summa pecuniae ad milites conquirendos eandem se posse aquirere pervideret, tandem vicinae civitatis dominum quae Bisinianus vocatur, Petrum videlicet Tyrae, dividem valde virum vocatum ad colloquium cepit; a quo utique viginti milia aureos pro ejus absolutione recepit (сокращение Амата). У Анны Комнины (Alexiad. I, 51–56; русский перевод, стр. 47–52) Петр, владетель Бизиньяно, превратился в какого-то неслыханного Вильгельма Маскабела (***), который притом выставляется тестем Роберта, тогда как отец, как первой, так и второй его жены, назывался совершенно иначе. Но затем рассказывается та же самая история, только со многими прикрасами и слишком большими подробностями. Свидание происходит между двумя пригорками, в промежутке между коими простирается болотистое и лесистое место; на одном холме Роберт оставляет значительный вооруженный отряд, в перелеске скрывает засаду из четырех человек; на другом холме, заранее избранном по указанию Роберта, должна быть встреча. Маскабел приезжает тоже со свитою, которая остается позади во время беседы; по приглашению Роберта, оба сходят с коней и садятся на спуске второго пригорка; время дня было знойное, вследствие чего свита Маскабела сошла с коней и предалась отдохновению; Роберт вдруг обнимает своего тестя, они схватываются и скатываются вниз по наклонности пригорка; четыре человека, поставленные в засаде, выскочили и помогли связать тестя по рукам и по ногам и т. д.

Ни один из южно-итальянских писателей не говорит, чтобы Турра очень много пострадал в плену; напротив, по рассказу Амата (L’Ystoire de li Normant, 1. с.), Роберт тотчас же встал пред своим нареченным отцом на колена и признался, что он согрешил, но что богатство Петра и его собственная бедность принудили его поступить так: «Но ведь ты мой отец, а если ты мой отец, то ты должен помочь бедности сына: королевским законом предписывается, чтоб отец, который богат, во всем помогал бедности своего сына». Петр обещал исполнить требование, выплатил 20 тысяч золотых монет, и был отпущен из плена по добру по здорову.

Намек нашего автора на мучения, которым подвергся владетель Бизиньяно, находит себе объяснение в повествовании Анны: по ее словам, Роберт выдергивал у своего тестя один зуб за другим, вымучивая у него все большие и большие суммы, и таким образом лишил его всех зубов, а затем даже ослепил. Теперь, по крайней мере, мы видим, что цесаревна рассказывает ходячую басню, а не сочинила свою из ненависти к Франкам. История относится приблизительно к 1054 году.

Ср. de Blasiis, La insurrezione Pugliese, II, 13; Giesebrecht, Geschichte der deutschen Kaiserzeit, III, 35 (Vierte Ausg; Hirsch, Forschungen, VIII, 280.

§ 95. О страсти к наживе

He входи в излишние спекуляции, и вовсе не бери на себя казенных откупов (служб), – иначе погубишь хлеб твой и наследникам твоим вместо доброго наследства оставишь заботу, и они будут находиться в постоянной тревоге.

Я расскажу тебе историю, которую видел и передал мне отец мой. Он имел племянника, протоспафария и стратига Иоанна Маия, умного и деятельного человека, богатого деньгами и многим имуществом. Заблагорассудилось ему взять на себя податной откуп округа Аррависса; отец мой, когда он у него спросил совета, стал его удерживать. Тогда он указал ему на дома граждан и сказал: «Все эти дома выстроены на счет казенных служб». Отец мой удалился на родину, а он взял откуп и отправился в свой округ. По истечении немногих лет (отец мой) воротился в столицу и отправился с приветствием (к племяннику), но не нашел его дома, а отведен был управителем (вестиаритом) к св. Павлу, в богадельню, и увидел там его в темной комнатке сидящего в заключении, что называется в колодках, проливающего слезы и проклинающего самую жизнь. Ибо у него была недоимка в 60 литр, которые с него и взыскивались. Но этим он не избавился, а остался должником даже и по смерти. Равным образом ты знаешь, чему подверглись многие другие из-за этих податных откупов: они лишились своего сана и своих имений.

О податной системе, которая делала возможными случаи, подобные рассказанному здесь, см. Zachariae, Jus Graecoroman., III, 393, и нашу статью в Журнале Министерства Народного Просвещения: «Материалы для внутренней истории Византийского государства» 1880г., август, стр. 393. Очень любопытно употребление слова *** в смысле податного округа меньших размеров; этим объясняется терминология акта о разделе империи в 1204 году (Tafel, Fontes rer. Austriac, XII, 468 и passim), между тем как у Дюканжа нет толкования на это выражение. Арависс (*** – написание более правильное), город и область (эпархия), упоминаемые в письмах Иоанна Златоустого из ссылки, находился во второй Армении вместе с Кукусом: Hieroclis synecdem. (при издании Константина Багрянор.) р. 397; после считался в третьей: Патканов, Армян. геогр., стр. 34.

Церковь св. Павла с сиротским домом или богадельнею (орфанотрофием) встречается много раз: см. Ducange, Constantinopol. Christiana, II, 141. То, что племянник старшего Кекавмена, неизвестно по брату или по сестре – избирает местом своих операций Армянский округ, подтверждало бы вполне другие указания на армянское происхождение фамилии, если бы самое имя Майя звучало более по-армянски. Но до сих пор оно встречалось только в городах далматинских (см. ниже объяснение к § 220) и в южной Италии, откуда, именно из города Бари, происходил известный любимец короля сицилийского Рожера II и великий эмир, Майо, ненавистный феодальной аристократии вследствие своего низкого происхождения; Hugon. Falcandi histor.: Murator. VII, 265.

§ 101. О друге, чтоб ему не останавливаться в твоем доме

Если имеешь друга в ином месте, и он проезжает городом, в котором ты живешь, не помещай его в своем доме, но пусть он пристанет в другом месте, а ты посылай ему все нужное, и он еще более будет тебе благодарен. Если же ты остановишь его в своем доме, то послушай, сколько из-за этого родится неприятностей. Во-первых, ни жена твоя, ни дочери твои, ни снохи твои не будут иметь свободы выходить из комнаты своей и распоряжаться в доме как следует. А если уже им будет необходимая нужда выйти, то друг твой вытянет шею (***) и устремит на них свои глаза; когда ты стоишь вместе с ним, то конечно, он притворно потупит свою голову, но все-таки будет подсматривать, какая у них походка, как они поворачиваются, как подпоясаны, и какой у них взгляд; просто сказать: будет их оглядывать с головы до ног, а после станет передразнивать пред своими домашними и осмеивать. Точно также он найдет дурными твою прислугу, твой стол, весь порядок. Еще будет расспрашивать о твоем имуществе: есть ли у тебя то, есть ли другое. Но что много об этом говорить? Если он найдет удобный случай, он будет делать любовные знаки твоей жене, будет на нее смотреть бесстыдными глазами; если может, то и соблазнит ее; если ж и нет, то все-таки, когда уйдет, похвастает, чем не следует; а если он не скажет, то враг твой в ссоре с тобою будет о том кричать.

§ 102. О дочерях, как их следует воспитывать

О женах, как им должно вести себя, мы хотим написать после; здесь я должен говорить обо всем, и потому ты удовольствуйся сказанным. Но, вспомнив об одном случае, я сведу мою речь к тому: хорошо будет, если ты всегда будешь внимательно смотреть за дочерью твоею и за женой твоею. Один богатый человек из знати, отличавшийся высоким саном и благородством происхождения, имевший жительство в столице – имени его я нарочно не называю, потому что он еще находится в живых – имел супругою женщину хорошего рода, у которой брат был стратигом, красивую лицом; но еще более привлекательна была она душою, ибо была украшена разумом и добродетелью, научена и в Священном Писании. Услышал о ней царь и часто присылал к ней, желая иметь с нею связь (***), обещая ей и мужу ее всякие чины и многие другие блага; впрочем, муж ее этого не знал. Потом царь послал его судьёю в одно воеводство (тему); но не успев склонить ее, умолк. Воротившись через несколько лет из своего воеводства, муж веселился в дому своем. Между тем один юноша, тоже хорошего рода и красивой наружности, притворно заявил притязание на родство с нею (женою), и говорит во дворце ее мужу: «Я состою в родстве с твоею госпожой судейшею» (***); сверх того наговорил ему еще много другого и навязался ему в дружбу, так что судья позвал его к себе. Он подделался к нему и стал их домашним человеком. Что много говорить! Он вступил в связь с этою некогда блаженною, а теперь несчастною женщиной. Когда это сделалось известным, то мужем ее и родными ее овладело уныние и печаль, или даже отчаяние; а юноша хвалился тем, как будто каким подвигом Геркулеса, и чего не могли сделать обещания чинов и богатства, то сделали близкое знакомство и друг.

§ 115. О коварных должниках

Остерегайся тех, которые с коварством хотят у тебя сделать заем, ибо многие таким образом потеряли хлеб свой. Послушай, как (это бывает). Не с первого раза попросит у тебя одолжения тот, кто хочет занять таким образом: он пошлет тебе сначала что-нибудь съестное: зайца, либо куропаток, либо рыбы и еще что, пожалуй – даже благоуханий; потом и во второй, и в третий раз сделает то же. Затем он пригласит тебя к себе, как будто любя тебя, и раз, и два. Он покажет тебе много золота, которое он занял тоже у кого-нибудь другого, и скажет тебе, что это он приготовил для такого-то и такого-то предприятия, но только не хотят брать такой монеты (такого чекана), а требуют вон такой-то, той, которая, по его мнению, есть у тебя. «Я знаю, – скажет он, – что ты имеешь такую, и, если меня любишь, дай мне, чтобы мне не потерять хорошей сделки, которая может принести мне много барыша: завтра или вечером воскресенья ты получишь свои деньги обратно с прибавкою больших подарков». А если он не скажет этого, то скажет что-нибудь другое, например, что у него есть под руками такие, какие видишь, деньги, но что либо потерялся ключ от ларца (***), либо пришел вчера его друг, и он отдал ему столько-то литр, и вот теперь сам нуждается: дай ему, с ним-де, ничего не потеряешь. Когда он наговорит тебе таких речей, увлечет, или, лучше, размягчит тебя, ты с большою готовностью дашь ему взаймы, так как ты вспомнишь и о присланном тебе от него съестном, и о тех роскошных трапезах; и притом еще будешь надеяться на обещанное. А он возьмет и сочтет за свой выигрыш; он скажет: «Благословенны те зайцы и прочие блюда, которые я посылал ему, благословенны обеды, которые доставили мне это золото». Потом мало-помалу он начнет отдаляться от тебя; а если ты напомнишь ему об отдаче, он отделается словами. Затем он будет скрываться от тебя; если же ты постучишься у его калитки, то он не даст тебе ответа; ты уйдешь с унынием. Если же войдешь нечаянно и захочешь с ним побеседовать, то он заставит отложить разговор, либо потому, что он-де, теперь находится в раздраженном состоянии против кого-то другого, либо потому, что у него есть такое-то горе. А если, уже вынужденный, ты ему что-нибудь заметишь, то он скажет тебе: «Как тебе не стыдно мучить меня из-за таких дурных и неполновесных монет: поверь, если б я знал, что ты таков, то никак не взял бы у тебя. Притом, – скажет он, – я еще не продал своего товара». И, наговорив еще разных подобных благовидных речей, он заставит тебя уйти с пустыми руками. После этого он скажет тебе и то: «Поверь, что блюда, которые я тебе присылал, обеды, которые ты потреблял, и, наконец, курения, которые ты получал и жег, стоили довольно дорого: а зачем мне было о тебе заботиться?» И вот он поставит это в счет (уплаты) капитала. Ты захочешь получить хотя половину, и не дано будет тебе. Он будет еще бранить тебя и клеветать на тебя; да что много говорить! Он превратится в твоего заклятого врага, будет изрыгать против тебя огонь и пламя. Вот средства, к которым прибегают одни заемщики. Другие устраивают побратимства и вступают в кумовство; сватают зятьев и невесток и дают обещания сверх сил, всячески стараясь лишить тебя твоего. Будь осторожен.

§ 125. О том, чтобы не попадать в руки врачей

Молись о том, чтобы не впасть в руки врача, хотя бы и знающего; ибо он скажет тебе не то, что следует. Если твоя болезнь ничтожная, он ее преувеличит сверх меры и скажет: «Нужны тебе травы дорогой цены; но все-таки я тебя вылечу». Потом взяв у тебя деньги, скажет, что этого недостаточно было для покупки. Желая тобою поживиться, он велит тебе есть то, что противно твоей болезни, и раздразнит еще более твою болезнь; потом опять будет лечить, и снова затянет недуг. Делая это много раз, он получит от тебя, что ему нужно; и едва тогда примет надлежащие меры. И так, если ты не желаешь впасть в руки врачей, ешь за обедом до сытости, но избегай ужинов (***), и пусть не отягощает тебя пища, заключающаяся в твоем желудке. Постись и будешь здоров без врача. Смотри на то, откуда пришла тебе болезнь: если от холода, согревай себя; если от объедения, соблюдай воздержание; если от утомления или от солнца, дай себе отдых, – и с Божьею помощью ты поправишься. Никогда не клади себе припарок на живот, ибо если ты положишь припарку, то, быть может, это поможет тебе на три или четыре дня или даже на неделю, но после тебе не будет хорошо. Снадобий в виде какого-либо противоядия или питья ни в каком случай не принимай; я знаю многих, которые от того умерли и причислены к самоубийцам. Если же хочешь пить что-нибудь такое, что приносило бы пользу твоему желудку, пей полынь; если ты страдаешь печенью, пей ревень (***), и ничего кроме того. Всякие пития вредны, особенно молодым. Бросай кровь три раза – в феврале, мае и сентябре – аккуратно, и ничего больше. А если настанет болезнь, то всякое время удобно к тому. Сыновей твоих и дочерей твоих бей не розгами, а словом, и не давай другому их наказывать. Великое дело – угадывать и понимать природу сущего и поступать должным образом. Одни удивительно как много раздумывают, и терпят неудачу, другие без рассмотрения и раздумья достигают многого. Поэтому не следует хвалить удачу одних и порицать неудачу других, – но расчет и исполнение.

§ 132. О муже целомудренном

Похоронивший жену свою, потерял половину или более своей жизни, если это была добрая жена. Если после того он будет целомудрен, то будет велик пред Богом и людьми и сам проживет во многом спокойствии и веселии, хорошо воспитав своих детей, – и дети его как на колеснице поедут (то есть, им легко будет жить), и дом его будет в мире и порядке.

А если кто уязвлен жалом похоти, особенно если он наружно является скромным, то входя и исходя из дому, он проливает слезы, вспоминая о покойной своей жене, ссылается на непризор за домом и дурное положение детей; затем он познакомится с женщинами, которые имеют опытность в сватовстве, и которых называют свахами (куркусурами, ***), удостоит их своей трапезы и – жалкий человек – почтит бесчестных. Дав им, что им нужно, он отпускает их с большими обещаниями, если они сосватают ему хорошую жену. Те дают наилучшие обещания; но, будучи заранее подкуплены какою-нибудь женщиною, отправляются к ней и говорят: «Мы нашли тебе какого ты хотела мужа: пользуйся его благами». Потом возвращаются к несчастному и начинают ее возвеличивать, щекотать его уши; каждый день то с нею, то с ним – держа речи по их вкусу и воспользовавшись всяким добром от обеих сторон, они, наконец, уговаривают его; ибо уязвленные похотью обыкновенно увлекаются к падению со слуха.

И вот он взял ее за себя; а дети его остались в небрежении; она же уже разинула рот на (волшебные) наговоры (***), желая подчинить его себе; прибегая к колдовству, она сделает другой раз одно вместо другого и совсем погубит мужа. Если же она из порядочных женщин, то, возлежа на своем ложе, она вспомнит о первом своем муже (***) и громко вздохнет; да и он, может быть, подумает о своей подвенечной (***) и заплачет; таким образом ложе обратится в печаль.

Если же оба имеют детей, то что хуже того? Пойдут ссоры и драка от утра до вечера, непримиримая война и ежедневное смятение. Отец, который прежде любовно желал себе детей, который, глядя на них, утешался, теперь, поддавшись жене, будет смотреть на них как на врагов. Говорю не для того, чтобы тревожить вас. Я мог бы тебе сказать на этот счет еще многое, но довольно сказанного, если ты не хочешь быть намеренно глухим. Скажу одно: блажен, кто соблюдет это.

§ 142. О том, что не должно печалиться о любимом рабе

Невозможно не печалиться о том, что тебя веселило. Скажу тебе старинное слово одного Лариссейца (уроженца или жителя Лариссы): имя ему было Иоанн; он был епископ. Одному человеку он сказал: «Если ты веселишься о друге твоем или рабе, то помни, что такое человек, и что он должен умереть, как человек; потому, когда его постигнет смерть, не смущайся, потому что это тебе не поможет. Если ты находишь удовольствие в золотом каком сосуде, либо мраморном, либо стеклянном, то, владея им, разумей, что одно теряется, другое разбивается; и когда это случится, не волнуйся. Так ты рассуждай в каждом случае; и не слишком падай (духом)». Он говорил и многое другое, достойное памяти. Ради того и я познакомился с ним и беседовал, когда я занимал правительственную должность в странах Эллады: ***. Я сослался на него только вот ради чего. Взявши книгу, читай ее наедине; не начинай, прочитав немного, перевертывать листы или выбирать, что тебе кажется лучшим, и читать это: пользы от того не будет. Но начавши от первой доски, где находится начало письмен, читай до тех пор, пока не останется в книге ни одной буквы: тогда получишь большую пользу. Пустому человеку свойственно – не пройти целой книги по второму или третьему разу, но выбрать немногое для того, чтобы поболтать.

§ 145. О том, чтобы не судить жен

Трудно бороться с женами и еще опаснее с ними дружиться: от того и другого получишь вред. Иметь другом змею и худого человека – одно и то же; ибо из уст того и другого исходит смертельный яд. Я никогда не любил иметь друзей и никогда не любил жить вместе с кем-нибудь из равных мне, разве только по необходимости. Если наступит беда, и друг твой будет заключен вместе с тобою, то непременно – отчасти или всецело – друг твой будет обвинять тебя; покачает головою и скажет – если не явно, то в сердце своем скажет: «Не во благо была мне дружба с ним; ибо вот теперь ради него я попался в беду и связан». Увидев это, ты почувствуешь двойной удар в сердце своем – ради посмеяния над тобою друга и ради собственного несчастья.

В малых неудачах всегда найдется друг; а при великом и продолжительном бедствии – не должно тебе в том заблуждаться – не будет у тебя друга. А если есть у тебя сожитель, то, когда ты захочешь есть, у него, может быть, не окажется аппетита (***) или наоборот; когда ты захочешь спать, он будет бодрствовать; ты захочешь угостить обедом друга своего, а он над ним насмеется. Одним словом, всякое, какое только представишь, желание у одного будет одно, у другого – другое; и как лица людские не сходны между собою, так точно невозможно, чтобы нашлись два человека, не отличающиеся друг от друга характером, хотя бы и казалось, что один к другому подходит близко по своим мыслям.

В. Васильевский

* * *

Syntipae philosopae Persae fabulae LCII. Ex duobus codicibus Mosquensibus primum edidit Chr. Frider. Matthaei. Lipsiae, 1787. Для точности следует заметить, что хотя Синтиповы басни, во всем сходные с общеизвестными Эзоповыми, изданы Маттеи действительно по двум спискам, но оба эти списка находятся в одном переплете, в одном и том же кодексе, именно в кодексе № 285.

***. Этого слова пока не встречалось в греческих памятниках; его не отыскивается и в словаре Дюканжа, но слово хуса попадается в славянском переводе из Амартола, а хусарии – в сербских памятниках. Слово это очень интересовало покойного С. Гедеонова, см. Варяги и Русь, II, 476. В заглавии следующей главы стоит: ***, но затем опять пишется ***.

⁶

В подлиннике эта глава, составляющая одно нераздробимое целое разделена без всякой нужды на две.

⁷

Мы опускаем 79-ю главу, содержание которой относится к чисто военной технике.

⁸

Заглавие совсем не соответствует содержанию статьи.

⁹

Заглавие опять не соответствует содержанию.

Источник: Текст воспроизведен по изданию: Советы и рассказы византийского боярина XI века // Журнал министерства народного просвещения, № 6. 1881

Комментарии для сайта Cackle

Источник

Главная
Наука, Образование
История
«Советы и рассказы Кекавмена. Сочинение византийского полководца XI века»

Кекавмен

Советы и рассказы Кекавмена. Сочинение византийского полководца XI века

Описание

Кекавмен (греч. Kekauménos) (ок. 1015–20 – после 1078), византийский писатель. Происходил из армянской семьи, переселившейся в Византию. Автор так называемых «Советов и рассказов» – важного источника по истории XI в. (единственная рукопись хранится в Государственном историческом музее в Москве). Сочинения Кекавмена – новый жанр византийской светской литературы, объединяющий назидательные истории с житейскими поучениями. Отчётливое выражение атмосферы страха, в которой проходит жизнь византийской аристократии, придаёт сочинениям Кекавмена трагическую окраску.
СОДЕРЖАНИЕ:

Введение (5).
Рукопись (11).
Краткая история «изучения памятника (35).
Источники, использованные Кекавменом (39).
Автор (родословная и социальное происхождение) (49).
О мировоззрении Кекавмена (61).
«Советы и рассказы» как источник (105).
Советы и рассказы Кекавмева (греческий текст и перевод) (117).
I. Советы по службе (118).
II. Опрателикон (135).
III. Домострой (189).
IV. О правилах поведения в случае мятежа против василевса (249).
V. Советы василевсу (275).
VI. Советы топарху (299).
Основные отличия второго издания от публикации В.Г….

Настроики

Фон текста:

Текст
Текст
Текст
Текст

Аа

Roboto
Аа

Garamond
Аа

Fira Sans
Аа

Times

Советы и рассказы Кекавмена. Сочинение византийского полководца XI века (djvu) — Советы и рассказы Кекавмена. Сочинение византийского полководца XI века [Cecaumeni consilia et narrationes] (пер. Геннадий Григорьевич Литаврин) 30264K (скачать djvu) — Кекавмен

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

—>

Источник

Подготовка текста, введение, перевод и комментарий Г. Г. Литаврина.

Содержание

Предисловие ко второму изданию

Введение

Кекавмен и его поучение

Рукопись труда Кекавмена

Краткая история изучения памятника

Источники, использованные Кекавменом

Автор (родословная и социальное происхождение)

О мировоззрении Кекавмена

«Советы и рассказы» как источник

О некоторых принципах данного издания

«Советы и рассказы» Кекавмена. Поучение византийского полководца XI века (греческий текст и перевод)

Советы по службе
Долг богатых и сильных помогать бедным и обиженным
О справедливом суде и помощи нуждающимся
О поведении приближённого к императору лица
О том, чтобы ты придерживал язык и повиновался высшим
Об исполнении должности судьи провинции
Об отношениях фемного судьи со своими подчинёнными
О нелицеприятии фемного судьи и усердии его нотария
О долге учёных людей

Стратегикон
О значении разведки в военном деле
О трусости и смелости
О построении войска
О перебежчиках
Об устройстве лагеря
О советчиках полководца
О коварстве врага и мудрости полководца
Об отношениях полководца со своими воинами
О войске, потерпевшем поражение
О стратиге, не нуждающемся и нуждающемся в советчиках
О знании нрава своих воинов и о предвидении манёвров врага
Стратиг обязан всюду искоренять несправедливость
О том, чтобы не бездельничать на досуге
О том, чтобы усердно исполнять любую службу
О поведении стратига
О вооружении и снаряжении воинов стратига
Об осторожности при наказании виновных
О вторжении враждебного войска
О походе против врага и отдыхе перед сражением
Обеспеченность продовольствием и тактика стратига
Об отношениях стратига пограничной области с предводителями соседних народов
Об опасности поверить в дружбу топарха
Об опасных последствиях беспечности стратига
О том, чтобы дома не примыкали вплотную к стенам крепости
Об обороне осаждённой крепости и о возможных уловках врагов
О несении службы военными, подчинёнными стратигу

Домострой
О том, чтобы заботливо вести собственное хозяйство
О том, чтобы не пренебрегать молитвой для каждого срока дня
О том, чтобы не брать на откуп налоги в целях наживы
Об отношениях частного знатного лица с правителем области
О том, чтобы не помещать друга в своём доме
О том, чтобы никому не доверять свою тайну
О том, чтобы осторожно выбирать себе друзей
О любви и помощи истинным друзьям и близким людям
О том, что может уронить достоинство и о разных житейских опасностях
О необходимости совмещать исполнение должности в провинции с заботами о своём доме
О воспитании детей
О пользе чтения и учения
О милостыне и о просящих взаймы
О некоторых нормах поведения и управления домом
О том, чтобы соблюдать меру в дружбе
О разуме и богатстве
Об отношениях с ближайшими родственниками
О разумном расходовании своих средств
О принятии духовного сана
О родных людях и о совершенстве в своём деле
О том, чтобы лечиться без услуг лекарей
Разные житейские советы
О том, чтобы не вступать во второй брак
О том, как частное знатное лицо должно вершить суд над людьми, живущими в той же области, где живет и он
О том, что благоразумие предпочтительнее богатства
О том, чтобы не покупать должность
О том, чтобы не слушать гадателей
О том, чтобы не слишком горевать, потеряв кого-либо или что-либо безвозвратно
О пользе внимательного чтения
О благоразумии в отношениях с людьми и об осторожности в разговоре
О том, что лучше не иметь друзей, чем в них разочароваться
О том, чтобы не ссориться с братом
Ещё о нескольких правилах разумного поведения
О почтении к родителям
Об отношении к неразумным и юродивым
О поведении на пожаре и о страсти к богатству
О пришедшем побеседовать с тобою

О правилах поведения в случае мятежа против василевса
О том, чтобы во время мятежа хранить верность василевсу
О том, как Самуил захватил Ларису
О восстании в Фессалии (на основе мемуаров Никулины Дельфина)
О характере, происхождении и повадках влахов
Ещё два военных совета

Советы василевсу
О том, что василевс в своём всевластии подчинён законам божественной справедливости
О справедливости и тщательном расследовании
О том, чтобы награждать и возвышать людей достойных
О том, как опасно обижать стратиотов
О том, как следует награждать иноплеменных наёмников
О том, чтобы не пополнять казны посредством несправедливости
О том, чтобы приближённые василевса и его родственники не обижали подданных
О том, что василевс является для всех образцом и примером
О том, чтобы столица всегда была готова к осаде
О вреде льстивой лжи и о пользе суровой правды
О том, чтобы заботиться о войске, а особенно – об укреплении флота
О том, чтобы василевс почаще сам объезжал подвластные ему земли

Советы топарху
О том, чтобы дорожить своей собственной страной
О том, чтобы не слишком часто ради даров являться к василевсу
О том, чтобы быть миролюбивым в отношениях с иноземцами и соседями и об осторожности

Основные отличия данного издания от публикации Васильевского – Ернштедта и от публикации 1972 г.

Комментарий

Хронологическая таблица

Приложения

Заголовки текста и пинака

Пролог «Стратегикона»

Заметка о состоянии рукописи

Запись о падении Константинополя в 1204 г.

Конспекты других сочинений, сделанные Кекавменом

Библиография

Указатели к греческому тексту

Указатель имён

Указатель географических и этнических названий

Предметно-терминологический указатель

Указатели к русскому тексту

Указатель имён

Указатель географических названий

Указатель этнических наименований

Предметно-терминологический указатель

Список иллюстраций

Addenda

Источник

ББК 73(0)442,01 УДК 949 5
02 КЗЗ

Данное издание выпущено в рамках проекта
«TranslationProject»

при поддержке

Института «Открытое общество» (Фонд
Сороса) — Россия
и Института «Открытое общество» —
Будапешт

Кекавмен

КЗЗ
Советы и рассказы Поучение византийского
полководца XI
века / Подготовка текста, введение, пер
с греч , комментарий Г Г Литаврина —
Изд 2-е, перераб , доп —СПб Алетейя, 2003
—711с —(Серия «Византийская библиотека
Источники») ISBN
5-89329-568-4

Второе
переработанное, исправленное издание
«Советы и рассказы Кекавмена» содержит
новые конъектуры к греческому тексту
в сравнении с первым изданием 1972 года,
уточненный перевод текста памятника и
в значительной степени обновленный
комментарий. В новом издании учтены
появившиеся в разных странах многочисленные
рецензии на первое издание и связанные
с этим памятником дискуссии в отечественной
и зарубежной историографии, в которой
по-разному оценивается место поучения
византийского полководца в литературе
XI
столетия.

ББК 73(0)442,01 УДК
949.5.02

ISBN
5-89329-568-4

‘»7 8 5 8 9 3 «2 9 5
6 8 9 И

© Издательство
«Алетейя» (СПб ), 2003 ©Г Г Литаврин,
подготовка текста, введение, перевод,
комментарий, 1972 ©Г Г Литаврин, подготовка
текста, введение, перевод, комментарий,
2003

Светлой памяти

матери моей

посвящаю

Предисловие ко
второму изданию

Решение
подготовить второе издание «Советов и
рассказов»* Кекавмена было обусловлено
несколькими причинами. Во-первых,
представлялось необходимым подвести
некоторые итоги дискуссиям, которые
завязались после первой публикации в
научной литературе относительно
происхождения, социальной ориентации
и мировоззрения Кекавмена и места этого
уникального памятника и его автора в
византийской литературе XI
в. Немало разногласий обнаружилось в
научной историографии также в понимании
и истолковании значительного числа
свидетельств сочинения Кекавмена как
исторического источника.

Во-вторых, следовало
учесть многочисленные отклики на первое
издание (мне известны по крайней мере
12 рецензий). За истекшие 30 лет разными
исследователями, по моим приблизительным
подсчетам, было предложено около 300
конъектур к греческому тексту, которые
было необходимо свести воедино, принять
или отвергнуть.

В-третьих, хотя
первое издание вышло тиражом в 3200
экземпляров, признаваемым вполне
достаточным для использования в научных
кругах, самый жанр памятника (поучение)
обусловил широкий интерес к сочинению
Кекавмена у российской культурной
общественности, и уже вскоре после
первой публикации книга стала
библиографической редкостью.

В-четвертых,
наконец, немаловажное значение имеет
также тот факт, что полиграфически
первое издание было выполнено, к
сожалению, на низком уровне, и угроза
полной и скорой гибели всего тиража
из-за плохого качества бумаги остается
весьма реальной.

Во втором издании
мною заново рассмотрены прежние
эменда-ции (начиная со времени публикации
В.Г. Васильевского и В.К. Ернштедта) и
учтены новые. Значительно увеличив
число по-

*
Первое издание: Советы и рассказы
Кекавмена. Сочинение византийского
полководца XI
века. Подготовка текста, введение,
перевод и комментарий Г.Г. Литаврина.
М., 1972.

6_____________________Г.Г.
Литаврин

правок, внесенных
в текст, я неизменно (во всех сколько-нибудь
значимых случаях) привожу в примечаниях
написание рукописи.

В первом (вводном)
разделе книги и в комментарии я информирую
читателей о существующих научных спорах
вокруг труда Кекавмена, и высказываю
собственное к ним отношение. В связи с
этим мною существенно обновлена
библиография, хотя я счел необходимым
оставить на прежних местах и многие из
тех работ, которые были использованы в
первом издании. Комментарий сравнительно
с первым изданием сокращен почти на
четверть за счет общих мест и более
экономного изложения.

Я по-прежнему (и в
данной публикации) оставляю в стороне
чисто филологические проблемы,
предоставляя специалистам право
исследовать особенности лексики,
грамматики и стилистики Кекавмена.
Насколько мне известно, основательное
исследование этих проблем, связанных
с трудом Кекавмена, завершает в настоящее
время Ш. Руше ( Ринч).

Выражаю глубокую
благодарность Маргарите Ивановне
Лень-шиной, Юрию Яковлевичу Вину и
Алексею Михайловичу Крюкову за помощь
в подготовке рукописи данной книги к
печати.

22
мая 2001 г.
Литаврин Г.Г.

ВВЕДЕНИЕ

Труд
Кекавмена уникален во многих отношениях.
Во-первых, он дошел в единственной
рукописи — и, по-видимому, не полностью.
Более того — во всей византийской
литературе конца XI-XV
в.
нет прямых ссылок на это сочинение.
Во-вторых, уникален самый жанр произведения,
которое представляет собой адресованное
в разных его частях разным социальным
группам поучение, иллюстрированное
казусами и эпизодами из жизни государства,
его видных деятелей, предков автора и
других частных лиц. В-третьих, ни один
известный науке источник, Включая письма
и жития святых, не освещает с такой
полнотой жизнь византийской провинции
XI
столетия, как труд Кекавмена. В-четвертых,
нет ни одного памятника византийской
литературы, который бы так же глубоко
вводил читателя во внутренний мир
византийца той эпохи. «Советы и рассказы»
— своего рода исповедь: преследуя
дидактические цели, автор раскрывает
свое отношение к различным сторонам
византийской действительности того
времени. Государство, военная и гражданская
служба, война, восстания, хозяйство,
религия, частная жизнь и семейные
отношения, проблемы морали и нравственности
— все привлекает внимание Кекавмена,
и на все у него есть определенный взгляд,
подкрепленный примерами из общественной
и частной практики.

Кекавмен
формировался как личность и строил свою
карьеру в эпоху тяжкого перепутья в
византийской истории. За все время,
истекшее от основания Константинополя,
политический климат в стране не был
столь изменчив и тревожен, как в
полустолетие от смерти Василия II
Болгаробойцы (1025 г.) до воцарения Алексея
I
Комнина (1081 г.). При жизни нашего автора
за 50 лет сменилось 11 императоров, семь
из которых были свергнуты с престола
или были вынуждены отречься от него.
Такого не бывало даже в беспокойное
седьмое столетие и в первый период
иконоборчества.

Почти полвека
правил суровый Болгаробойца, сумевший
подчинить непокорных. Еще могущественная
в начале его царствования оппозиция
постепенно угасла к концу его правления.
Слабые

8_____________________Γ.Γ.
Литаврин

вспышки
недовольства подавлялись быстро и
решительно. Внешнеполитические удачи
Василия II
удовлетворяли большинство господствующего
класса. Трудно было в обстановке
триумфальных успехов византийского
оружия подготовить почву к перемене
политического курса. Положение изменилось
после смерти Болгаробой-цы. Те процессы,
которые подспудно протекали в недрах
византийской экономики и общественной
жизни уже при этом василевсе, получили
относительно больший простор. Василий
II
в своих усилиях удержать старый порядок
— сохранить ополчение, упрочить
господство чиновной олигархии и расширить
территорию империи — подорвал материальные
и людские ресурсы империи. Огромные
средства, награбленные в захваченных
странах, осели в подвалах казначейства.
Оппозиция снова подняла голову.

Уже
два ближайших преемника Василия II
оказались в растерянности перед богатым
наследством, оставленным им грозным
предшественником. Свободное крестьянство
слабело, оно все хуже справлялось с
отбыванием воинской и налоговой
повинностей. Рост товарного производства
в сельском хозяйстве происходил в XI
в. в основном за счет эксплуатации
зависимых крестьян (париков) в имениях
крупных собственников, пользовавшихся
разного рода льготами и привилегиями.
Поступления податей в казну — основной
источник ее пополнения — сокращались.
Сменивший на престоле Василия II
его брат Константин VIII (1025-1028) вступил
на путь резкого увеличения податного
гнета, ускорившего расслоение среди
свободных тружеников деревни. Менялось
соотношение разных статей государственных
расходов, росла или снижалась доля той
или иной группировки господствующего
класса, получаемая из доходов казны, но
оставался в целом неизменным в течение
полувека после Константина VIII курс на
увеличение налогового гнета. С развитием
финансового иммунитета сокращался
контингент состоятельных налогоплательщиков.
Масса потерявших землю крестьян бродила
по империи. Одни из них оседали в
феодальных поместьях, другие составляли
артели наемных работников, переходивших
из провинции в провинцию, третьи вступали
как наемники в регулярную армию. Остальные
устремлялись в города, где зачастую не
находили работы и пополняли ряды
люмпен-пролетариата.

В столице царили
мелочная правительственная регламентация
деятельности ремесленных и торговых
корпораций. Некогда этот надзор
сопровождался выгодными заказами
государства ремесленникам столицы для
удовлетворения нужд двора, армии, флота.
С оскудением казны и ростом вотчинного
ремесла, а также ремесленного производства
в провинциальных городах, правительственные

Введение

заказы резко упали.
Но не слабел контроль, сопровождавшийся,
увеличением податей и пошлин с
ремесленников и торговцев. Из стимула
производства регламентация стала его
оковами. Однако даже в эти хиреющие
столичные ремесленные и торговые
коллегии почти невозможно было проникнуть
чужаку: доступ в них был возможен лишь
при выполнении непосильных для
подавляющего большинства материальных
условий. Занятие же ремеслом или торговлей
вне коллегии обеспечивало лишь нищенский
уровень существования: нецеховая
деятельность в столице не пользовалась
никакими правами, а нередко и прямо
преследовалась.

Несколько
иной была ситуация в провинциальных
городах. Удаленные от верховного надзора
столичной бюрократии, города провинций
с ростом товарности вотчинного хозяйства,
коммутацией натуральных налогов в
денежные и притоком из деревни дешевой
рабочей силы вступили в XI
в. в полосу хозяйственного подъема. Но
и здесь этот подъем сдерживала политика
правительства, лишившего города каких
бы то ни было политических прав и
экономических льгот. В торговле с самой
столицей империи торговцы провинций
находились в худшем положении, чем
иноземные. Все большее влияние в городах
приобретали местные земельные магнаты,
имевшие там, как правило, свои резиденции,
а нередко и должность правителя города
или всей области. Государство, облагая
налогами все виды трудовой деятельности
горожан, систематически лишало
торгово-промышленную верхушку большей
части накоплений, необходимых для
развития производства.

Разорение свободных
крестьян-ополченцев (стратиотов)
обусловило упадок и фемного войска. Все
меньше членов общины было способно
лично отбывать военную службу. Все хуже
были экипированы те, кто ее еще отбывал.
Ополченцы превращались в простых
плательщиков податей, их военные
повинности фискализирова-лись. Место
народного ополчения постепенно занимали
наемное войско из профессионалов-воинов
(иноземцев и византийцев), отряды союзных
племен и народов (печенегов, узов, армян,
грузин) и частные дружины феодалов и
вельмож. Но ни союзные войска, ни частные
отряды так и не стали ядром византийской
армии. Главенствующую роль в ней все
чаще играли постоянные регулярные
таг-мы наемников — гвардейские мобильные
отряды, расквартированные в столице и
в провинциях. Фемное войско еще
использовалось, но обычно лишь в той
провинции, непосредственно которой
угрожал враг.

Перенос
центра тяжести на наемное войско вел к
быстрому росту расходов, усугубленному
грозной внешней опасностью. В 40-80-х годах
XI
столетия на империю обрушились почти
одновре-

10____________________Γ.Γ.
Литаврин

менно
три сильных врага: печенеги — с севера,
норманны — с запада и турки-сельджуки
— с востока.
Задачи обороны границ империи превышали
ее экономические ресурсы. Казна таяла,
а потребности в расходах возрастали.

Коррупция поразила
не только администрацию провинций, но
и секреты (ведомства) столицы. Громоздкий,
все менее контролируемый из центра и
все скупее оплачиваемый бюрократический
аппарат стал бичом для подданных.
Процветал откуп налогов, на который
правительство охотно шло в надежде
увеличить поступления в казну. Собранные
деньги расхищались на местах и в центре,
едва половина взысканных с населения
средств достигала подвалов казначейства.

И
деревня, и город были в XI
столетии ареной широких социальных
движений, острие которых было обращено
в этот период против господства столичной
бюрократии — требование снижения
налогов и повинностей было лозунгом
всех крупных восстаний и в сельской
местности и в городах. Стихийные народные
движения порой охватывали огромные
территории, были упорными, длительными;
иногда же, преимущественно в городах,
они носили узколокальный, бурный, но
скоротечный характер. Особенно широкими
народные движения были на окраинах
Византии, где жили негреческое подданные
империи, — славяне, италийцы, армяне,
грузины. Официальное право здесь
соблюдалось хуже всего, произвол
чиновничества не знал границ, принуждение
осуществлялось в крайне грубых формах.
Антиналоговые и антифеодальные движения
сливались в этих провинциях с
народно-освободительной борьбой.

На
фоне этих основных социально-экономических
процессов все более обострялся
завязавшийся еще в X
в. конфликт, ставший стержнем политической
жизни страны: упорная борьба за власть
двух главных группировок господствующего
класса — столичной чиновной бюрократии
и военной провинциальной знати.

Экономическое
могущество феодальной аристократии
провинций усиливалось год от года. Она
возглавляла феодальные дружины, а все
чаще — и наемные отряды, она держала в
повиновении массы населения деревни и
города. Выросшая в недрах фем и игравшая
в них в IX-X
вв.
главную роль военная знать обеспечивала
и самую безопасность страны от внешних
врагов. Однако не ей принадлежала ведущая
роль в управлении. Средства казначейства
— основной источник денежных богатств
— находились в руках столичной бюрократии,
которая во главе со своим ставленником
— «василевсом ромеев» — раздавала
деньги, поместья и привилегии, титулы
и чины прежде всего своим приспешникам.
Поднявшая мятежи (Варды Склира и Варды
Фоки) в последней четверти X
в. во-

Введение
___
11

енная
аристократия была разгромлена Василием
II
и постепенно теряла и ту ведущую роль,
которую занимала ранее в военной системе
фем. В середине XI
в. фемы переживали кризис, посты фем-ных
стратигов теряли привлекательность —
росло влияние гражданских чинов
провинций; судьи захватывали у стратигов
все большие сферы местной компетенции,
а высшие военные посты в регулярном
войске стали вверяться представителям
столичной знати. Сохраняя ключи к
господству в стране, чиновная бюрократия,
кроме того, сама пошла по пути создания
крупных феодальных поместий. Она и в
этой области выступила как могущественный
конкурент провинциальных магнатов.

Провинциальные
феодалы жаждали высших чиновных постов.
Они мечтали о безраздельном господства
в центральном аппарате. С 40-х годов XI
в. открылась новая серия почти непрерывных
мятет жей военной аристократии, которые
еще более подорвали силы страны.
Могущество военных росло. Их торжеству
мешали лишь взаимные распри и соперничество
в собственной среде. Чиновная же
бюрократия выступала против них, как
правило, сомкнутым строем. Дважды во
время жизни Кекавмена, в 1057 и 1068 гг.,
военная аристократия овладевала
престолом, однако в конце концов терпела
поражение. Оба раза чиновная бюрократия,
обладавшая многовековым опытом
господства, сумела сохранить и старый
государственный аппарат и ключевые
посты в нем. Попытки реформ разбивались
о сопротивление чиновничества.
Реформаторы-полководцы ограничивались
полумерами и тем самым губили себя: один
(Исаак I
Комнин) после двух лет правления был
вынужден отречься от престола в пользу
своих давних врагов (представителей
столичного чиновничества), другой (Роман
IV
Диоген) был свергнут через три года и
уничтожен с изощренной жестокостью.

В
70-х годах XI
столетия, когда Кекавмен взялся за перо,
провинциальная военная знать собирала
силы для решающего наступления в борьбе
за власть, в которой вскоре и одержала
окончательную победу (1081 г.). Обстановка
благоприятствовала ее планам. Кризис
к этому времени захватил все сферы
общественной жизни империи. Методы
господства чиновной бюрократии исчерпали
себя. Полвека относительного порядка,
установленного твердой рукой Василия
II,
не оказались залогом стабильности, хотя
этот васи-левс и наполнил до краев казну
и на одну треть расширил территорию
Византии. Болгаробойца надломил силы
народа в бесконечных войнах, а его
преемники-эпигоны окончательно подорвали
их в течение следующего полустолетия
безудержным произволом и мотовством.
Власть переходила из рук в руки,
императоров топили в ванне, ослепляли,
доводили до отчаяния интригами, предавали
на

12_____________________Г.Г.
Литаврин

поле боя. Бразды
правления захватила тесная группа
олигархов. Она благоволила высшему
государственному совету — синклиту,
но вершила делами единолично. Император
стал игрушкой в ее руках. Чем сильнее
было сопротивление курсу олигархии,
тем упорнее она настаивала на старых
формах своей политики. Какие-либо
серьезные перемены ассоциировались в
ее представлении с угрозой утраты
власти. Старая система, обеспечивавшая
в течение веков возможность безраздельного
господства, казалась единственно
приемлемой.

Шпионаж за
недовольными расцвел пышным цветом.
Всеобщая подозрительность стали
привычной атмосферой не только во дворце
или в провинциальном претории, но и в
кругу друзей, на городской сходке, в
лоне семьи. Произвол, репрессии, мятежи,
вторжения врагов делали иллюзорным
благополучие как простых смертных, так
я видных провинциальных магнатов.
Условия безграничного деспотизма
породили сознание ничтожности и бессилия
личности. Эгоизм как прямое выражение
чувства самосохранения стал нормой,
крайняя осторожность — естественной
мерой самозащиты. Таковой в целом была
обстановка, в которой формировались
мышление, взгляды, душевный склад и
характер нашего автора.

КЕКАВМЕН И ЕГО
ПОУЧЕНИЕ

Рукопись труда
Кекавмена

История
рукописи, содержащей сочинение Кекавмена,
известна в самых общих чертах. Еще В.Г.
Васильевский обратил внимание на надпись
на верхнем поле л. 6 των
Ιβήρων («от
ивиров») — и заключил, что рукопись
попала в Москву из Ивирского (Грузинского)
монастыря на Афоне¹.
Почти столетие все сведения о происхождении
рукописи этим, в сущности, и ограничивались².
Лишь в 1967 г. Б.Л. Фонкич установил некоторые
новые факты, касающиеся судьбы рукописи³.

Она
была куплена на Афоне в Ивирском монастыре
известным русским деятелем Арсением
Сухановым в 1654 г., привезена в Москву и
передана в Синодальную (Патриаршью)
библиотеку, входящую ныне в Рукописный
отдел Государственного исторического
музея . На Афон она попала, видимо,
непосредственно из Тра-пезунда, где и
была написана. Доказательством этого
является лл. 250 об. и 251, на которых в
формулах обращения к высокопоставленным
лицам дважды упомянут «святой наш
повелитель и ва-силевс Великокомнин»
(του
αγίου ημών αύθέντου και βασιλέως
μεγαλοκομνηνου), т.
е. император Трапезундской империи из
династии Великих Комнинов. По мнению
Б.Л. Фонкича, трапезундское происхождение
рукописи подтверждают также ее
палеографические особенности: она
чрезвычайно близка к рукописи Monacensis
525,
написанной в 1361 г., как точно известно,
в Трапе-

¹
Васильевский
В.Г. Советы
и рассказы // ЖМНП, ч. 216, август 1881. С.
352-353.

²
Lemerle P. Prolégomènes à une édition critique et commentée des
«Conseils et récits» de Kékauménos. Bruxelles,
1960. P.
9; Грьцки
извори за българската история, Т.
VII.
София,
1965. С. 12, прим. 1.

³
Доклад об этом, сделанный Фонкичем в
1967 г., был опубликован через 4 года (Фонкич
Б.Л. О рукописи «Стратегикона» .Кекавмена
// ВВ, 1971. Т. XXXI. С. 108-120). См. также: Фонкич
Б.Л., Поляков Ф.Б. Греческие рукописи
синодальной библиотеки. М., 1992. С.142-143.

14_____________________Г.Г.
Литаврин

зунде⁴.
До того как рукопись была привезена на
Афон, она, вероятно, принадлежала какое-то
время женщине. На л. 101, на верхнем поле,
имеется написанная густыми черными
чернилами помета: μοισθντη
κ
ζ και
συνχωρισον την δουλήν σου και ραχατοΰ,
(μ(ν)ήσθτγπ Κύριε και συγχώρισον την
δουλήν σου κερά Χατοϋ(ν) —
«Помяни и прости, Господи, рабу твою
Рахату»⁵).
Убедительное прочтение последнего
слова как женского имени сделал Р. М.
Бартикян, допускающий, что Рахата была
приближена к трону Великокомнинов или
даже принадлежала к правящей династии⁶.

Итак, рукопись,
заключающая сочинение Кекавмена, имеет,
по всей вероятности, трапезундское
происхождение. Протограф же ее попал
на южный берег Черного моря, возможно,
непосредственно из Фессалии, из Ларисы,
родового гнезда или места службы автора.
Был ли это автограф, список с него или
один из списков списка — сказать трудно.
На этот счет мои наблюдения не совпадают
с выводами Фонкича, о чем — ниже.

Описания
различных частей рукописи в XIX — начале
XX
в. делались неоднократно, но они не
касались той части кодекса, которая
заключает сочинение Кекавмена, и я
оставляю их в стороне. Существует также
четыре описания и всего кодекса, одно
из которых — наиболее полное, сделано
Фонкичем⁷.
Нет поэтому необходимости приводить
здесь еще одно описание, Ограничусь
самыми необходимыми замечаниями о
рукописи, сосредоточив внимание на той
ее части, которая нас непосредственно
интересует.

Поступивший
в Синодальную библиотеку кодекс получил
первоначально № 140, поставленный нал.
1. Хр.Ф. Маттеи, сделавшим первое полное
описание кодекса. Он пометил его номером
285⁸.
Архимандрит Савва, составивший каталог
рукописей Патриаршей библиотеки по
алфавитному принципу, не дал, в сущности,
полного описания рукописи как единого
целого, ограничившись краткими замечаниями
по отдельным ее частям. Однако новый
номер 298,

⁴
Фонкич. О рукописи «Стратегикона». С.
118.

• ⁵
На л. 132, также на верхнем поле, есть
другая помета, написанная блеклыми
черными чернилами, менее четко, с большим
количеством сокращений и как будто
другой рукой: Κύριε,
Ιησού Χρίστε, ό Θεός ημών έλέησον καί
σώσον [την ψυχήν] μου, т.е.
«Господи, Иисусе Христе, Боже наш, помилуй
и спаси [душу] мою».

⁶
Бартикян P.M. О владелице рукописи «Советов
и рассказов» («Стратегикона») Кекавмена//
Вестник обществ, наук АН Арм. ССР, 1973. №
1. С.76-78. Истолкование этого слова Б.Л.
Фонкичем и мною (см. мое первое издание
Кекавмена — Советы и рассказы. С. 12) было
неудачным.

⁷
Фонкич. О рукописи «Стратегикона»…

⁸
Matthaei
F.
Accurata
codicum graecorum mss.
bibliothecarum
Mosquensium
Sanctissimi
Synodi
notitia
et
recensio,
I-II.
Lipsiae,
1805. P.
186-187.

__________________Кекавмен
и его поучение________________15_

под
которым Савва поместил наш кодекс в
своем указателе, рукопись удержала и
ныне в своем хранилище⁹,

В.Г.
Васильевский, подаривший науке «Советы
и рассказы» Ке-кавмена, не просто повторил
описание Маттеи — он сделал ряд ценных
поправок, отметил ошибки, неточности и
пропуски в описании своего предшественника¹⁰.
Предпоследнее описание принадлежит
архимандриту Владимиру, который пометил
рукопись номером 436. Однако описание
Владимира является повторением описания
Маттеи и даже не учитывает поправок и
уточнений В.Г. Васильевского¹¹.
Под номером 436 рукопись ныне и фигурирует
в исторической литературе. Поэтому и я
принимаю ниже этот номер, хотя он и
противоречит номеру хранения. Последнее
описание 1967-1971 гг., наиболее полное и
точное, как упомянуто, принадлежит Б.Л.
Фонкичу.

Рукопись
№ 436 представляет собою конволют,
состоящий из двух частей, сплетенных в
один фолиант (может быть, спустя некоторое
время после написания). Во всяком случае,
Арсений Суханов купил в середине XVII в.
книгу уже в том ее составе, в каком она
дошла до нас. Конволют заключен в кожаный
переплет XVIII в., сменивший старый переплет.
Доказательством того, что какое-то время
до объединения обе части существовали
раздельно как две независимые рукописи,
являются слегка загрязненные последний
лист (350 об.) первой части и первый лист
(351) второй части конволюта¹².

Согласно нумерации,
произведенной уже после переплетения
обеих рукописей в один конволют, в
кодексе содержится 577 листов. Это точно
соответствует реальному количеству
листов, несмотря на то что порядок
нумерации неоднократно нарушен: № 285 и
№ 286 повторены дважды, пропущены №№
414, 476,484 и дважды повторен № 493.

В рукописи
прослеживается рука пяти писцов. Но
тремя из них написаны лишь отдельные
фрагменты: первым — лл. 1-5; вторым — лл.
58-58 об.; третьим — лл. 492-493 об. В основном
же первая часть конволюта написана
одним писцом, вторая — также одним

⁹
Архим. Савва. Указатель для обозрения
Московской патриаршей (ныне Синодальной)
библиотеки. М, 1858. С. 42, 92,115,122,128 и др.

¹⁰
Васильевский
ВТ. Советы
и рассказы… // ЖМНП, ч. 216, август 1881. С.
351-357.

¹¹
Архим. Владимир. Систематическое
описание рукописей Московской Синодальной
(Патриаршей) библиотеки. Часть первая.
Рукописи греческие. М., 1894. С. 662,663.

¹²
Фонкич. О рукописи «Стратегикона». С.
109.

16______________________Γ.Γ.
Литаврин

писцом.
Оба главных писца работали одновременно
и, видимо, общались друг с другом, так
как писец второй части конволюта помог
писцу первой части переписать л. 314¹³.
Весь фолиант к тому же написан на
одинаковой бумаге, лишенной водяных
знаков.

Исследователи,
имевшие дело с рукописью, датировали
ее временем от XIII до XV
в. Большинство склонялось к XV
в. Фонкич, основываясь на почерке и
особенностях бумаги, отнес время
написания рукописи к XIV в.¹⁴
Однако, датировка рукописей по почерку
остается до сих пор весьма субъективной,
а рукопись не содержит каких-либо других
твердых опор для датировки. На л. 229
имеется помета о падении Константинополя,
захваченного крестоносцами в апреле
1204 г. (см. о ней специально Приложении №
3). Эта дата представляет terminus
post
quern
написания рукописи. Указание на Великих
Комнинов на лл. 250 об. и 251 дает terminus
ante
quern
— сентябрь 1461 г., время захвата Трапезунда
турками и прекращения династии Великих
Комнинов. Следовательно, было бы
осторожнее датировать рукопись периодом
между апрелем 1204 г. и сентябрем 1461 г.

Речь
пойдет, естественно, о первой части
конволюта. Отказываясь от описания
рукописи, я считаю, однако, необходимым
дать читателю представление о конвое,
окружающим сочинение Кекавме-на. Первая
часть конволюта содержит (в порядке
расположения) заметки о праздничных
днях греческой церкви, роман Александра
Псевдо-Каллисфена об Александре
Македонском, сентенции и изречения
разных философов в их беседах с Александром
Македонским, заметки Руфа Эфесского о
пользовании рутой, стратегические
фрагменты и сочинения государя Никифора¹⁵,
«Стратегикон» Кекавмена, эпиграммы и
басни философа Синтипы, басни Эзопа,
формулы обращения к высокопоставленным
светским и духовным лицам, обличение
агарянина Варфоломеем Эдесским, разные
сочинения о ереси армян, диалог Кирилла
Александрийского с Несто-рием,
литургические руководства, выдержку
из жития Арефы, слово о франках и прочих
латинянах и еще несколько мелких
сочинений и их фрагментов. Всего в первой
части конволюта заключено более двадцати
разных трудов (или их обрывков), самым
крупным из которых является шестой по
порядку — сочинение Кекавмена.

¹³
Фонкич. О рукописи «Стратегикона». С.
118, прим. 26.

¹⁴
Там же. С. 109.

¹⁵
Именно по данной рукописи это сочинение
и было издано Ю.А. Кулаков-ским (Стратегика
императора Никифора. Изд.
Ю. Кулаковский // ИАН, № 8, 9.1908).

__________________Кекавмен
и его поучение________________ť7

Этот
раздел рукописи № 436 состоит из шести
частей: 1. Пинак (оглавление) — Πίναξ
ακριβής του παρόντος στρατηγικού
(«Точное
оглавление настоящего стратегикона»)
— лл. 136 об. — 139 об.; 2. Пролог «Стратегикона»
— лл. 139 об. — 140; 3. Помета о состоянии
протографа рукописи — л. 140; 4. Текст
сочинения Кекавмена — лл. 140-213, 217-229; 5.
Выписки из других сочинений и их
конспекты, сделанные, видимо, самим
Кекавменом, — лл. 213-217; 6. Заметка о взятии
Константинополя латинянами в апреле
1204 г. — л. 229.

Сочинение Кекавмена
носит явные следы вмешательства
посторонней, неавторской руки. Из
перечисленных шести частей автору
принадлежат помеченные № 4 и 5, причем
пятая часть связана с его именем лишь
косвенно (см. подробно Приложение № 5).
О том, что пролог, помета о состоянии
протографа и заметка о взятии
Константинополя не принадлежат перу
автора, можно судить по их содержанию.
То, что выписки из других сочинений
являются копи-· ями или изложениями
фрагментов соответствующих трудов,
связанных с именами Иоанна Дамаскина
и Иосифа Флавия, доказано уже первыми
издателями. Что же касается пинака, то
вопрос о том, мог ли он принадлежать
автору, тесно связан с проблемой деления
текста на параграфы и происхождения
заголовков к ним. Поскольку я считаю,
что заголовки не принадлежали автору,
постольку признаю и пинак элементом,
привнесенным в рукопись чужой рукой.

В целях удобства
изложения начну рассмотрение текста
сочинения Кекавмена с гипотезы, что мы
имеем дело с восемью элементами,
представляющими собой позднейшие
наслоения на труд Кекавмена и не имеющими
отношения к автору. Кроме пяти частей,
названных выше (пинак, пролог, помета о
состоянии протографа, выписки из чужих
произведений и заметка о падении
Константинополя), назову еще три:
заголовки к параграфам, их нумерацию и
заглавие всего труда (впрочем, заглавия
в рукописи, как такового, нет, но оно
содержится в пинаке и в прологе).

Начну
с выписок из других сочинений. Я считаю,
что хронологически этот посторонний
труду Кекавмена элемент был приобщен
к нему ранее остальных семи элементов.
Фонкич полагает, что эта операции была
произведена еще на стадии автографа:
подключение выписок к тексту сочинения
Кекавмейа стало возможно лишь потому,
что они были также написаны рукой
Кекавмена и приняты неким редактором
за часть единого сочинения¹⁶.
Во всяком случае, приобщение выписок к
труду Кекавмена произошло до деления

¹⁶
Фонкич. О рукописи «Стратегикона». С.
116.

20______________________Г.Г.
Литаврин

текста на параграфы,
до введения заголовков к ним и их
нумерации, так как заголовки, содержащиеся
внутри выписок, имеют тот же характер,
что и заголовки параграфов рукописи, и
включены в общую нумерацию всех заголовков
труда Кекавмена.

Вторым
этапом «редакторской» обработки текста
была его разбивка на параграфы и снабжение
каждого из них заголовком — результат
позднейшей работы над рукописью писцов
или читателей, а не самого автора¹⁷.
Заголовки по своему духу не соответствуют
в их подавляющем большинстве содержанию
текста, свидетельствуя о том, что их
составитель отнесся к делу чрезвычайно
поверхностно. Как бы неопытен ни был
Кекавмен на литературном поприще, во
всех разделах своего многосюжетного
произведения он всюду четко проводит
свою мысль. Заголовки же к параграфам
(как и разбивка текста на параграфы)
сделаны в зависимости от случайных
признаков и чаще всего представляют
собой цитату из текста или переложение
начальной фразы озаглавливаемого
отрывка, не отражая ни его главной идеи,
ни самого сюжета.

Известию, что
обыкновение давать заголовки сочинениям
или их отдельным частям по первой фразе
было широко распространено в средневековой
литературе, так что отмеченная выше
особенность заголовков в труде Кекавмена,
казалось бы, ничего не доказывает. Но
дело в том, что при делении текста на
параграфы зачастую единый сюжет,
выражающий определенную мысль, поясненную
несколькими примерами, раздроблен на
ряд никак не связанных между собой
отрывков, каждый из которых имеет свой
заголовок: один из них отражает главную
идею автора, второй является начальной
фразой первого примера к этой идее,
третий — передает суть второго примера
(см. заголовки №№ 11-13,15,16,19-21 и т. д.).
Некоторые самостоятельные разделы не
помечены заголовками и находятся внутри
параграфов, заголовки которых не имеют
к этим разделам никакого отношения (№
29); другие сюжеты, напротив, разбиты на
множество мелких частей, даже сентенций,
каждой из которых дано заглавие (см. №№
88,89,95,96,97,98,99,169,170,238,239). Нередко при чтении
с учетом заголовков главная мысль автора
теряется и за новый сюжет принимается
то, что является простым развитием
предшествующего. Естественные связи
текста оказываются нарушенными, и
содержание можно понять лишь в том
случае, если не обращать внимания на
заголовки (см. №№ 35,36,41,42). Ряд заголовков
не отвечает содержанию озаглавливаемых
фрагментов даже по формальным признакам
(№№ 105,131,145).

¹⁷
Lemerle.
Prolégomènes.
P.
11-12.

____________________Кекавмен
и его поучение__________________2J_

Фонкич,
оставляя в стороне аргументацию Лемерля,
считает несомненным, что разбивка текста
на параграфы и заголовки к ним принадлежат
самому Кекавмену¹⁸.
Его главный аргумент при этом — ссылка
на название § 140 Παραγγελία
προς τους παΐδάς μου —
«Увещание к детям моим». Однако упоминания
местоимения μου
(«моим»)
недостаточно, чтобы опровергнуть все
изложенные выше наблюдения. В пинаке
этот заголовок (под № 141) читается иначе
— Παραγγελία
προς τους παΐδάς σου —
«Увещание к детям твоим». Можно полагать,
что к моменту составления пинака
последнее слово заголовка более старого
списка, чем наш, уже читалось с трудом:
это могло быть не только σου
(«твоим»),
а не μου
(моим),
но и αύτοϋ
или
του
(«его»).

Итак, как бы неопытен
ни был Кекавмен (на эту неопытность
ссылается Фонкич), он, по моему мнению,
не мог, уснащая текст заголовками,
противоречить самому себе, произвольно
дробить свой труд на части, не взирая
на логику изложения и собственные
дидактические цели. Наш автор прекрасно
знал, что хотел сказать, и излагал свои
мысли, несмотря на недостаток образования,
довольно логично.

Несомненно,
первоначально заголовки к параграфам
находились вне текста сочинения. Они
были маргинальными пометами писца или
читателя, который, размышляя над записками
Кекавме-на, признал их ценность и решил
«облегчить» чтение для других, поставив
против текста на полях свои заголовки.
Доказательство этого я вижу в том, что
множество заголовков в тексте рукописи
вписаны в середину фразы, разрывая ее
на два бессвязных отрывка (см. №№ 2, 8,
21, 35, 38, 91, 99, 181,184, 224, 237). На каком-то (видимо,
довольно позднем) этапе истории труда
эти заголовки были перенесены с полей
в текст и выделены киноварью. Осмелюсь
утверждать, что внесение заголовков в
текст осуществил не писец рукописи №
436. Свидетельство тому — заголовок,
который следует пометить № 186 — παραγγελω
προς τους παίδας. Он
вплетен в ткань текста не как заголовок
и написан не киноварью, а темными
чернилами, как и прочий текст. Этот
заголовок был уже «потерян» как таковой
в протографе нашего писца, который, как
пишет Фонкич, рабски его копировал¹⁹.
Если бы заголовки с полей вносил в текст
наш писец, он не мог бы вписать его
темными чернилами и потерять при
нумерации, которую производили после,
а не одновременно с созданием заголовков
(см. ниже). Производящий нумерацию в
рукописи
№ 436 ориентировался на красный цвет
киноварных за-

¹⁸
Фонкич. О рукописи «Стратегикона». С.
115.

¹⁹
Там же. С. 113.

22_____________________Г.Г.
Литаврин

головков и пропустил
№ 186 именно потому, что этот заголовок
был внесен в текст не красными, а темными
чернилами. Писец нашел протограф уже в
этом состоянии и тщательно его переписал.
Следовательно, нумерация имела изъяны
уже в протографе, но некогда (вероятно,
в протопротографе) была верной, ибо за
пропущенным № 186 идет № 187 (а не № 186!)
очередного киноварного заголовка.

Сопоставление
этого факта с тем, что не сам автор вносил
заголовки в текст с полей, дает мне
решающий аргумент против гипотезы
Фонкича, согласно которой писец рукописи
№ 436 имел дело с автографом Кекавмена.

Перехожу
к прологу, который, по моему мнению,
представляет собой хронологически
третий элемент, привнесенный в авторский
текст в процессе его позднейшей обработки.
Пролог был написан ранее пометы о
состоянии протографа и до составления
пинака, так как он упомянут и в помете
и в пинаке. Фонкич полагает, что пролог
был присоединен впереди к автографу
Кекавмена — в полном соответствии со
своей гипотезой, что протограф был
автографом. По его мнению, автор пролога
— один из потомков Кекавме-на²⁰.Был
ли, однако, пролог присоединен к автографу
или же был написан одновременно с
изготовлением нового списка сочинения
Кекавмена, сказать невозможно — для
суждения об этом я не обнаружил в рукописи
никаких данных. Я не считаю возможным
развивать на этот счет какие-либо
гипотезы, ибо пролог сохранился не
полностью — недостает какой-то его
части, как указано в помете о состоянии
протографа.

Что
же касается предположения Лемерля²¹,
поддержанного Фонкичем²²,
что пролог мог принадлежать перу потомка
Кекавмена, то я считаю эту догадку
невероятной. Между написанием сочинения
и составлением пролога к нему прошло
не менее 100-130 лет, т. е. пролог был написан
не ранее второй половины XII — начала
XIII в. Как явствует из труда Кекавмена,
его род был знатен (см. ниже). Представители
этого рода занимали видное положение
в империи уже в середине X
в. Сам автор помнил своих предков до
третьего или даже четвертого колена,
действовавших более ста лет назад
сравнительно со временем написания
труда (70-е годы XI
в.). Вполне законно допустить, что у детей
и внуков Кекавмена память не была более
«короткой». Располагая «Советами и
рассказами», они должны были помнить о
своем предке, отважившемся взяться

²⁰
Фонкич. О рукописи «Стратегикона». С.
116.

²¹
Lemerle.
Prolégomènes.
P.
9.

²²
Фонкич. О рукописи «Стратегикона». С.
116.

_____________________Кекавмен
и его поучение__________________2J3

за перо, по крайней
мере не менее смутно, чем помнил наш
автор о своих предках. Из пролога же
следует, что имя Кекавмена забыто
окончательно, семейный архив его
находится в чужих руках и «Советы и
рассказы» читаются как труд анонимный.
Самый тон пролога («Некий разумный из
благородных…») исключает всякую
возможность предположения, что он
составлен потомком автора. Это — чужой
роду Кекавменов человек, не имеющий к
нему никакого отношения и не знающий
ни имени автора, ни его происхождения.
Потомок не преминул бы подчеркнуть свою
причастность к автору, как это делает
Кекавмен на всем протяжении труда даже
по отношению к сватам, не говоря уже о
прямых предках.

Расхищение
семейного архива Кекавменов могло быть
результатом какой-то катастрофы,
коснувшейся и места поселения Кекавменов
(Фессалии?) и самого рода Кекавменов.
Возможно, эта катастрофа связана с
завоеванием в 1204 г. европейских владений
империи крестоносцами, когда потомки
автора могли либо погибнуть, либо бежать
из своего родового гнезда. 1204 г. мог бы
в таком случае быть terminus
post
quern
и составления пролога и самого
мало-азийского (трапезундского) этапа
историй труда Кекавмена. Однако это —
только гипотеза.

Автор
пролога был, по всей вероятности, военным
человеком, так как он обратил
преимущественное внимание именно на
те части сочинения Кекавмена, в которых
излагаются военные сюжеты, хотя труд
начинался и кончался отнюдь не ими.
Составителю пролога к тому же принадлежит
и определение сочинения Кекавмена как
военного трактата-стратегикона («Пролог
стратегикона»). Название всего труда
Кекавмена представляет, таким образом,
четвертый элемент, внесенный в сочинение
неавторской рукой. Согласно заявлению
самого Кекавмена (см. с. 172), он не считал
свое произведение вполне соответствующим
тому хорошо знакомому ему жанру
византийской литературы, который носил
название стратеги-конов. Кроме того,
военные сюжеты занимают по объему менее
трети всего труда Кекавмена. По моему
убеждению, автор-военачальник не мог
дать общего заголовка «Стратегикон»
произведению, более двух третей которого
посвящено сугубо гражданским и житейским
сюжетам²³.

²³
Б.Л. Фонкич полагает, однако, что название
«Стратегикон» могло принадлежать самому
автору, ссылаясь при этом на предположение
А. П. Каждана, не является ли оно указанием
на просто, «по-солдатски» написанное
сочинение, поскольку Пселл не раз
употребляет наречие’στρατηγικώς
(«по-солдатски»)
в качестве синонима наречия απλώς
—
«просто» (Michael
Psellos
// Μεσαιωνική
βιβλιοθήκη. Ed.
K.M.
Sathas,
V,
Veneţia
—
Paris,
1876. P.
437.7; Michaelis
Pselli

26______________________Γ.Γ.
Литаврин

Хронологически
пятым посторонним элементом, привнесенным
в рукопись чужой рукой, можно считать,
видимо, нумерацию заголовков текста
рукописи. Она была осуществлена
значительное время спустя после того,
как были сделаны сами заголовки. Скорее
всего, она производилась тогда, когда
заголовки перекочевали с полей в текст
рукописи и были выделены киноварью.
Помимо параграфа № 186, доказательством
этого служит параграф № 1. С момента
оснащения текста заголовками прошел
какой-то отрезок времени, в течение
которого рукопись успела сильно
пострадать. Начало ее подверглось порче
и исчезло. Нумерующий заголовки не нашел
в рукописи заголовка к началу сохранившегося
текста труда Кекавмена. Поэтому он
поставил № 1 против первых строк сочинения
нашего автора — заголовок исчез вместе
с первым листом или первыми листами
рукописи (это обстоятельство, кстати
говоря, доказывает, что текст заголовков
не принадлежал перу писца рукописи №
436, — в противном случае мы имели бы
заголовок и для параграфа № 1). Наконец,
последний аргумент в пользу того, что
нумерация заголовков и само их внесение
в текст были хронологически разновременными:
нумерующий заголовки пропустил некоторые
из них — он не пронумеровал заголовок,
стоящий между № 146 и № 147, как и два
заголовка после № 147.

Мои наблюдения
над нумерацией заголовков текста
(подробнее о них см. Приложение № 1)
представляются мне чрезвычайно важными
для установления первоначального,
авторского состава исследуемого
сочинения. Избавляя читателя от
подробностей анализа нумерации заголовков
текста, сообщу здесь свои главные вы-

Scrìpta
minora magnam
partem adhuc inedita, ed.
E. Kurtz,
Fr.
Drexl,
IL
Milano, 1941.
P.
31.3-4; Литаврин ГГ., Каждая А.П. По поводу
книги П. Лемерля о «Советах и рассказах»
Кекавмена // ВВ, XX,
1961. С. 280, прим. 11). Я думаю, что для
обоснования этой гипотезы необходимы
примеры подобного же употребления и
слова στρατηγικόν.
Гораздо
важнее, на мой взгляд, для выяснения
проблемы, с автографом ли имел дело
писец рукописи № 436, решить вопрос —
откуда идут многочисленные ошибки нашей
рукописи: от оригинала или от переписчиков
труда Кекавмена. К сожалению, достаточно
точно ответить на него, имея всего один
список, невозможно. Однако важно
наблюдение Маттеи, что писец первой
части конволюта более небрежен и менее
грамотен, чем писец второй части
(Matthaei.
Accurata codicum. P.
186-187). Я просмотрел текст рукописи и
признал вывод Маттеи совершенно верным.
Видимо, ошибки в первой части (а значит,
и в труде Кекавмена) следует приписывать
не столько авторам, сколько писцу либо
нашей рукописи, либо ее протографа.
Образцы орфографии рукописи в той части,
где заключен труд Кекавмена, приведены
В.Г. Васильевским (Васильевский
ВТ. Советы
и рассказы… // ЖМНП, ч. 216, август 1881. С.
357). Отчасти о ее орфографии можно судить
и по примечаниям к издаваемому греческому
тексту.

____________________Кекавмен
и его поучение____________________2Т_

воды. Первый: в
период между нумерацией заголовков
текста и составлением списка рукописи
№ 436 было потеряно около полутора десятка
параграфов сочинения Кекавмена. Утрата
эта приходится на ту часть, которой я
дал название «Домострой».

Второй
вывод касается лакуны в нумерации между
№ 192 и № 218. Рассматривая вопрос о
композиции сочинения Кекавмена, Лемерль
задержал внимание на этой лакуне. Не
хватает 25 номеров (193-217). Лакуна приходится
не на внутреннюю часть какого-либо
связанного единством сюжетной линии
раздела, а на грань между двумя разделами:
§ 192 завершает раздел о частной жизни,
а § 218 открывает раздел «Советы топарху».
После § 192 в сочинении Кекавмена содержатся
лишь два композиционно единых раздела:
«Советы императору» и «Советы топарху».
Но оказывается, что число параграфов в
разделе «Советы императору» (25) точно
соответствует числу номеров, пропущенных
между заголовками № 192 и № 218. Поэтому
Лемерль высказал предположение, что
первоначально «Советы императору»
занимали то место, которое ныне приходится
на лакуну в нумерации, т. е. они
предшествовали «Советам топарху»²⁴.

На
совпадение чисел номеров лакуны и
параграфов раздела «Советы императору»
обратили внимание и первые издатели,
но воздержались от каких-либо выводов²⁵.
Фонкич считает, что текст между § 192 и §
218 потерян, а отмеченное совпадение —
случайность. В противном случае, при
сохранении порядка номеров параграфов
«Советов императору» как заключительных,
мы не можем объяснить происхождение
лакуны в нумерации²⁶.
Иными словами, поскольку §§ 190-192 явно
заключают раздел о частной жизни, а §
218 открывает новый раздел («Советы
топарху»), следовало бы допустить, приняв
мнение Фонкича, что в сочинении Кекавмена
потерян по крайней мере один особый
раздел, состоявший из 25 параграфов.

Однако более
вероятна догадка Лемерля, ибо происхождение
лакуны в нумерации, вопреки мнению Б.Л.
Фонкича, можно объяснить. Я полагаю, что
на стадии, когда протограф или
протопрото-граф еще не был переплетен,
а нумерация заголовков текста в нем уже
была сделана, из рукописи был взят один
ее раздел — «Советы императору». Этот
раздел (возвращенный или переписанный
зано-

²⁴
Lemerle.
Prolégomènes…
P.
16.

²⁵
Cecaumeni
Strategicon
et
incerti
scriptoris
De
officiis
regiis
libellus,
éd.
B.
Wassiliewsky,
V.
Jernstedt
// Записки историко-филологического
Императорского С.-Петербургского
университета, XXXVIII, СПб., 1896. С. 9-10.

²⁶
Фонкич. О рукописи «Стратегикона». С.
116, прим. 23.

30_____________________Γ.Γ.
Литаврин

во с другой рукописи,
где заголовки не имели нумерации) был
помещен не на свое место, а в конец
сочинения. Затем, либо владелец рукописи,
либо кто-нибудь из читателей, видя, что
все предыдущие параграфы пронумерованы,
а в последнем разделе их нумерация
отсутствует, устранил этот «недостаток»
и продолжил нумерацию, отправляясь от
последнего пронумерованного параграфа
(234) и добавив еще 25 номеров параграфов
«Советов императору». Так этот раздел
стал заключительным, тогда как ранее,
скорее всего в автографе, труд Кекавмена
заканчивался «Советами топарху», за
которыми следовали авторские конспекты
и выписки из других сочинений. Данная
гипотеза помогает понять также, почему
эти конспекты, не имеющие к труду
Кекавмена прямого отношения, попали
внутрь авторского текста.

Следующим,
шестым по моему счету, посторонним
элементом в труде Кекавмена является
его пинак. Разумеется, я не считаю
доказанным, что в хронологически
последовательном ряду обработки «Советов
и рассказов» пинак занимал именно это,
шестое, место, но полагаю все-таки, что
он был одним из последних элементов,
внесенных в памятник чужой рукой. После
составления пинака были произведены,
по моему мнению, лишь две интерполяции:
сделаны помета о состоянии протографа
и заметка о событиях 1204 г. Пинак сохранился
не полностью. Помета же об этом умалчивает.
Следовательно, либо пинака вообще не
было, когда производилась помета, либо,
что вероятнее, пинак находился в это
время в исправном состоянии. К последнему
выводу склоняется и Фонкич²⁷.
Составитель пинака совершенно не
обращает внимания на нумерацию параграфов
текста либо потому, что она была путаной
уже в то время (я предпочел эту гипотезу),
либо потому, что этой нумерации еще не
было в момент составления пинака²⁸.
Составитель пинака пометил № 1 заголовок
пролога («Пролог стратегикона»), тогда
как в тексте № 1 верно отнесен к началу
самого текста труда Кекавмена. Во всяком
случае, пинак составлялся не с протографа
рукописи № 436, так как его составитель
заметил и не пропустил потерянный в
протографе (см. выше) заголовок текста
№ 186 (в пинаке он имеет № 177), который
вписан в текст темными чернилами и выпал
из нумерации.

²⁷
Фонкич. О рукописи «Стратегикона». С.
114.

²⁸
Последнее предположение менее вероятно.
Оно противоречит изложенной выше
гипотезе, согласно которой «Советы
императора» попали в конец рукописи,
имевшей уже пронумерованные заголовки,
а пинак явно составлялся после перемещения
«Советов императору» в конец сочинения.
Пинак совершенно не учитывает лакуну
после № 192, он дает перечень заголовков
«Советов топарху» и не содержит перечня
заголовков «Советов императору».

Кекавмен и его
поучение

Составитель
пинака ориентировался на заголовки
текста и в подавляющем большинстве
случаев переписал их без изменений.
Подробное сравнение заголовков пинака
и заголовков текста я произвел в
Приложении № 1, к которому и отсылаю
читателя. Сообщу здесь лишь два главных
вывода: 1 . Пинак составлялся тогда, когда
протограф нашей рукописи в целом уже
имел тот вид, в котором он сохранен
рукописью № 436; 2. Пинак, видимо, неоднократно
переписывали, прежде чем он попал на
глаза нашему писцу, и список пинака
рукописи № 436 не является списком с его
автографа²⁹.

Пинак
не охватывает тридцати четырех параграфов
текста — он обрывается на № 190,
соответствующем № 224 заголовков текста.
Я согласен с Фонкичем, что конец пинака
был потерян на одном из последних этапов
истории протографа рукописи № 436³⁰.

Помета
о состоянии протографа (либо протопротографа)
рукописи представляет собой, по моему
мнению, предпоследний, седьмой посторонний
элемент. Если пинак составлялся тогда,
когда часть пролога и начало текста уже
были утрачены, то помета была сделана
еще в то время, когда пинак находился в
исправном состоянии. Наличие этой пометы
может служить дополнительным аргументом
в пользу того, что писец нашей рукописи
имел дело отнюдь не с автографом
Кекавмена. В самом деле: помета помещена
между прологом и текстом. В ней указано,
что часть пролога и начало текста
утрачены. Спрашивается, где мог вписать
помету ее автор, если бы он имел дело с
автографом, начинающимся ex
abrupto?
Скорее он имел возможность вписать ее
в текст рукописи лишь одновременно с
изготовлением нового ее списка. Должно
отпасть и предположение, что это сделал
писец рукописи № 436, так как в подобном
случае, как заметил Фонкич³¹,
он вписал бы помету не следом за прологом,
а за последними строками не сохранившегося
полностью пинака.

Наконец, последним,
восьмым, посторонним элементом,
интерполированным в труд Кекавмена,
следует считать заметку о падении
Константинополя в апреле 1204 г. Эта
заметка была сделана, по моему мнению,
уже после того, как «Советы императору»
были перемещены в конец рукописи. Она,
безусловно, написана в пору, когда труд
Кекавмена существовал как отдельная
книга, не включенная в состав какого-либо
сборника. В противном случае не было бы

²⁹
Ж. Иригуан полагает, что пинак мог быть
взят из другого списка рукописи сочинения
Кекавмена, чем текст нашей рукописи
(Irigoin
J.
Рец на кн.: Lemerle.
Prolégomènes…
// REB,
LXXIII, 1960. P.
581).

³⁰
Фонкич. О рукописи «Стратегикона». С.
114,117.

³¹
Там же. С. 114.

32_____________________Г.Г.
Литаврин

места для внесения
этой заметки: заметки подобного рода
делались обычно в конце рукописей, на
оставшемся свободным от текста месте.
По моему мнению, она была сделана тогда,
когда уже далеко не каждый из современников
мог вспомнить точную дату падения
столицы империи.

Итак, я предполагаю
такую хронологическую последовательность
привнесения в сочинение Кекавмена
посторонних элементов:

1. приобщение к
тексту выписок и конспектов чужих
сочинений —

2. разбивка текста
на параграфы и снабжение их заголовками
—

3. добавление
пролога — 4. добавление заглавия всего
труда — 5. нумерация заголовков текста
— 6. составление пинака — 7. внесение
пометы о состоянии протографа — 8.
заметка о падении Константинополя в
1204 г. Разумеется, я не считаю эту
последовательность абсолютно доказанной.
В значительной части она остается и,
вероятно, останется гипотетической,
пока мы располагаем единственной
рукописью сочинения Кекавмена. Я полагаю,
наконец, что вмешательство в текст труда
нашего автора было осуществлено отнюдь
не одним-двумя лицами, а по крайней мере
тремя-четырьмя.

Приведу, наконец,
еще один аргумент в пользу того, что
писец нашей рукописи переписывал не
автограф. В тех случаях, когда этот писец
встречал слово или целые строки, смысл
которых он не понял или которые вообще
не мог прочесть (неясный почерк, кляксы,
порча текста и т. п.), он оставлял пустым
соответствующее по размеру место,
надеясь, видимо, когда-нибудь восполнить
эти пробелы. Но восемь случаев явных
лакун, как это следует из содержания,
писец никак не отмечает. Можно, конечно,
допустить, что это простые изъяны
переписки человека, выполняющего свою
работу механически, не вникая в смысл
переписываемого текста. Но возможно
ли, чтобы с нашим писцом это произошло
восемь раз? Писец чрезвычайно аккуратен
и педантичен при фиксации если не
правописания, то всех прочих особенностей
своего протографа. Случаи повторного
переписывания строк, строки или даже
отдельного слова очень редки — их всего
три (на лл. 154,165 и 206). Мне представляется
поэтому естественным предположение,
что и в местах неотмеченных лакун писец
в основном неповинен, точно скопировав
свой протограф, в котором уже содержались
эти невыявленные лакуны. Если же это
так, то протограф не был автографом: в
восьми случаях текст бессмыслен, что
вряд ли не заметил бы сам автор труда.

Все ведет, таким
образом, к заключению, что писец рукописи
№ 436 имел дело не с автографом, а со
списком с него или с одним из списков
списка, который либо сам сильно пострадал,
либо был переписан с сильно пострадавшей
рукописи. Список сочинения Kë-

______________________Кекавмен
и его поучение___________________33_

кавмена, которым
мы располагаем, является, согласно моему
выводу, не вторым, а по крайней мере
третьим или даже четвертым этаном его
рукописной традиции.

Приведу
ее гипотетический архетип, обозначив
буквой А автограф, В — протограф нашего
писца, С — рукопись № 436, X
— рукопись, из которой были заимствованы
потерянные «Советы императору», и n
— число последовательных воспроизведений
рукописи сочинения от А до В.

ι
/

В
n
/

Краткая история
изучения памятника

Труд
Кекавмена оставался неизвестным науке
до начала 80-х годов прошлого века. Русский
византинист В.Г. Васильевский, обнаруживший
этот памятник в составе фолианта № 436
Синодальной библиотеки, издал отдельные,
преимущественно историко-по-знавательные
фрагменты. Всего Васильевский перевел
на русский язык частично или полностью
90 параграфов из 220 (по реальному счету
— см. Приложение № 1), издав одновременно
(также частично или полностью) греческий
текст около 35 параграфов. Свой перевод
Васильевский снабдил подробным
комментарием, который отчасти не утратил
своего значения до сих пор³².

В
1896 г. совместно с крупнейшим
эллинистом-классиком В.К. Ернштедтом
В.Г. Васильевский издал полностью
сочинение Кекавмена. При этом текст
ранее опубликованных фрагментов был
пересмотрен и во многих случаях исправлен.
Главные выводы первых издателей,
касающиеся памятника, сводились к
следующему. Они полагали, что в рукописи
содержится два памятника: один, под
названием «Стратегикон», исследователи
считали трудом Кекавмена и относили
время его написания к царствованию
Михаила VII

³²
Васильевский
В.Г. Советы
и рассказы… // ЖМНП. Ч. 215. Июнь 1881. С.
242-299; Ч. 216. Июль 1881. С?102-171; Ч. 216. Август
1881. С. 316-357.

2 Зак 3952

34_____________________Г.Г.
Литаврин

Дуки
(1071-1078), другой, озаглавленный ими «Записка
о царских обязанностях неизвестного
автора», датировали началом царствования
Алексея I
Комнина (1081-1118) и приписывали его
предположительно упоминаемому в первом
сочинении родственнику Ке-кавмена
Никулице Дельфину³³.

С
тех пор до первого моего издания прошло
более семидесяти лет, до данного, второго
— более столетия. Труд Кекавмена породил
значительную литературу, которую
невозможно обозреть полностью во
введении (она по большей части рассмотрена
в комментарии). Свидетельства
опубликованного памятника стали сразу
же широко привлекаться учеными разных
стран. Однако после исследования
Васильевского специальную работу труду
Кекавмена посвятил за это время лишь
В. Вальденберг, который рассмотрел
вопрос о мировоззрении автора «Советов
императору» (их автором Вальденберг
считал Никулицу Дельфина³⁴).

Должное
внимание сочинению Кекавмена было
оказано только в 30-х годах XX
столетия. Английская исследовательница-филолог
Дж. Баклер получила в 1935 г. микрофильм
рукописи и приступила к подготовке
нового, критического издания. Она
поставила и по-своему решила два главных
вопроса, связанные с сочинением Кекавмена:
кто был автором труда и сколько сочинений
издали Васильевский — Ернштедт, одно
или два, принадлежащих перу разных
авторов. Баклер пришла к выводу, что мы
имеем дело с двумя сочинениями одного
и того же автора, подкрепив свое заключение
тщательным текстологическим анализом.
Этим автором, по ее мнению, был известный
в 30-50-х годах XI
в. византийский полководец Ка-такалон
Кекавмен³⁵.

³³
Cec.
Strat. P.
7-9.

³⁴
Valdenberg V. Nikoulitza et les historiens byzantins contemporains //
Byz., 3,1927.

³⁵
Buckler J.
Authorship
of the Strategikon of Cecaumenus // BZ,1935,36; Eadem. Can Cecaumenos
be the Author of the Strategikon // Byz., 1938,13; Eadem. Writings
Familiair
to
Cecaumenus
// Byz.,
1941,15. Впрочем, возможность авторства
Катакалона Кекавмена была рассмотрена
уже Васильевским и признана нереальной.
Первым мысль о единстве авторства
памятника высказал рецензент публикации
Васильевского — Ернштедта немецкий
ученый К. Нейман (Neumann
К. Рец. на кн.: Cecaumeni
Strategiom…
// Deutsche
literaturzeitung,
2. Juli,
1898. XIX. Jahrgang,
№ 26. S.
1044), a
в 1926 г. ее повторил H.
Йорга Qorga
N.
Medaillons
d’histoire
littéraire
byzantine
// Byz.,
1926,2. S.
278, Anm.
1). Но и в наши дни спор не считается
решенным окончательно. Тиннефельд
считает мой довод о том. что Катакалон
Кекавмен, друг Романа Склира, будь он
автором, не мог так, как это сделал
Кекавмен, писать о Варде Склире, деде
Романа, не решающим спор окончательно
(Tinnefeid
F.
Sověty i
rasskazy Kekav-

_____________________Кекавмен
и его поучение___________________35_

Баклер
выяснила также ряд вероятных и
предполагаемых источников сведений
автора (см. об этом ниже) и поставила
вопрос о необходимости критического
переиздания памятника, взяв на себя эту
задачу. К 1952 г. работа, видимо, была близка
к завершению: о ее публикации в IV
томе Corpus
Bruxellense
уже было объявлено, когда исследовательница
умерла. Во введении к своему первому
изданию я писал, что судьба ее архива
мне неизвестна. Однако, едва мое издание
появилось, я получил от внучки Дж. Баклер
Шарлотты Ринч (в замужестве Ш. Руше)
письмо, которым она известила меня, что,
опираясь на архив бабушки, она заканчивает
подготовку нового критического издания
Кекавмена, но в связи с моим изданием
могут возникнуть некоторые проблемы.
В своем ответе Ринч (Руше) я подчеркнул,
что не претендую (как историк по профессии,
а не филолог) на «критическое издание».
Поэтому не считаю, что мое издание
закрывает дорогу в печать ее труду.
Вскоре я получил от Ш. Ринч обширный
список из 91 эмендации, которые она
предлагала к тексту Кекавмена. Я высказал
свое суждение, отметив удачные, на мой
взгляд, конъектуры, альтернативные и
не обязательные, хотя они и улучшают
грамматику и стиль (я сомневаюсь в том,
что многие из предлагаемых грамматически
безупречных поправок воспроизводят
написание самого автора труда).

После
этого в BIC
и других журналах не раз упоминалось о
том, что труд Баклер — Ринч вскоре будет
издан в Corpus
fontium
histo-riae
byzantmae.
Давно задумав второе издание³⁶,
я долго не принимался за дело в ожидании
«критического издания», чтобы определить
ракурс моего повторного обращения к
труду Кекавмена. Благодаря любезности
С. А. Иванова, я снова вступил в контакт
с Ш. Руше (Ринч) с целью попросить у нее
разрешение на использование предлагаемых
ею (и Дж. Баклер) эмендации (из 91 я избрал
для внесения в текст 17, скрупулезно
обозначив их авторство). Ш. Ру-

mena
// ΒΥΖΑΝΤΙΝΑ,
1974,
6. S.
440. Anm
3).(См. Литаврин Г.Г.Пселл и Кекавмен о
Варде Склире // Polychordia.
Festschrift
Fr.
Dölger.
Vol.
3. Amsterdam,
1968). Бек также идентифицирует автора с
Катакалоном Кекавменом, и И. Ка-раяннопулос
считает эту гипотезу не опровергнутой
(Karayannopoulos
J.
Zur
Frage
der
Autorschaft
am
Strategikon
des
Kekaumenos.
BZ
1961, 54. S.
440. Anm.
4). Среди ее сторонников был и Дь. Моравчик
(Moravcsik
Gy.
Byzantino-turcica,
Bd.
I.
Berlin,
1958. S.
350 f.).
Ныне не исключает авторства Катакалона
Кекавмена и У. Тредголд (Warren
Treadgold.
A
History of the Byzantine State and Society. Stanford, 1997. P. 913).
Г.
Принцинг
осторожно
ставит
знак
вопроса
после
прилагаемого
им
к
Кекавмену
определения
«General» (Prinzing G. Beobachtungen zu «integrierten»
Fürstenspiegeln der Byzantiner //JOB, Bd. 38, 1988. S.
21).

³⁶
Специалисты-книговеды предрекли мне
раннюю гибель тиража моего первого
издания, выполненного в тбилисской
типографии на газетной бумаге.

36____________________Г.Г.
Литаврин

ше
была столь любезна, что в конце февраля
2001 г. прислала мне полную распечатку
подготовленного ею издания с разрешением
использовать ее текст (в историческом
аспекте) в моем втором издании³⁷.
К сожалению, подготовленный мною
греческий текст уже находился в
типографии, и мне осталось только
пожелать Ш. Руше успеха в осуществлении
критического издания.

По
сути дела, одновременно с Дж. Баклер к
изучению нашего памятника обратился
румынский ученый Н. Бэнеску. Между ним
и Баклер разгорелась полемика по вопросу
о принадлежности документа перу
Катакалона Кекавмена. В ходе этой
дискуссии Бэнеску удалось сильно
подорвать, а частью и опровергнуть
гипотезу об авторстве Катакалона
Кекавмена и вместе с тем подкрепить
новыми аргументами вывод о единстве
авторства всех частей памятника³⁸.

В
40-х годах трудом Кекавмена занялся
венгерский историк М. Дьони. Он снова
рассмотрел вопрос об авторе и его
генеалогии, об авторстве разных частей
сочинения, об источниках сведений автора
и достоверности некоторых его данных
(известия о влахах)³⁹.
После основательной работы Дьони вывод
о том, что весь памятник, исключая
интерполяции, принадлежит одному автору,
прочно утвердился в науке⁴⁰.
Венгерскому ученому принадлежит и
установленный им terminus
post
quern
написания памятника — 2 августа 1075 г.
(день смерти патриарха Иоанна Ксифилина,
упомянутого Кекавменом как умершего).

Интерес к сочинению
Кекавмена стал нарастать в 50-х годах.
Внимание на него было обращено одновременно
в Болгарии, в СССР и во Франции. Ценнейшие
сведения, сообщаемые Кекавменом, были
использованы историками для воссоздания
истории социально-экономических
отношений и социальных противоречий

³⁷
Просмотрев текст, я обнаружил в нем
более 100 эмендаций, из которых только
едва 10 совпали с присланными Ринч-Руше
в 1972 г. Следовательно прежние конъектуры
были ею пересмотрены и в большинстве
отвергнуты (?). К сожалению, я не имею
возможности учесть изменение позиции
Руше в отношении труда ее бабушки: первый
список мне представляется более важным,
чем обновленный.

³⁸
Bănescu
N.
A propos de Kékauménos
//
Byz.,
1938,13;
Idem.
Părerea nouă supra
lui
Kékauménos
//
Academia
Romana. Memoriille Secţiunii
Istorice. Ser. III,
t.
XIX. 1937;
Idem.
Dampolis ou
Diakéné ? Une épisode de la guerre byzantino-péchenègue //
Bulletin de la Section historique de l’Académie Roumaine, 1945,26.

³⁹
Gyóni
M.
L’œuvre de Kékauménos source de l’histoire roumaine // Revue de
l’histoire comparée, XXIII^e
année, N. S., t. III, № 1-4,1945.

⁴⁰
Соглашаясь с этим выводом, Г. Принцинг
отмечает, однако (Prinzing
G.
Beobachtungen.
S.19,
Anm.
51), что ряд ученых принимают это мнение
не без колебаний (см., например: Eberhardt
O. Via regia. Der
Fürstenspiegel Smaragds von St. Mihael und seine literarische
Gattung. München,
1977. S.
294, Anm.73).

______________________Кекавмен
и его поучение___________________37^

на
Балканах в XI
в.⁴¹
В конце 50-х годов профессор Сорбонны П.
Лемерль возглавил семинар по изучению
труда Кекавмена. В результате исследований
Лемерля вышла его монография «Предисловие
к новому критическому изданию «Советов
и рассказов» Кекавмена»⁴².
Ученый осуществил скрупулезный
текстологический и источниковедческий
анализ памятника. Не имея в своем
распоряжении ни рукописи, ни фотокопии
с нее, он тем не менее сделал множество
ценнейших наблюдений над текстом.

Лемерль
предложил свыше 50 конъектур к изданию
Васильевского — Ернштедта. Правда,
авторство более половины их Лемер-лю
не принадлежит, так как они представляют
собой лишь одобренные им варианты,
предусматривавшиеся уже первыми
издателями, о чем я говорил выше. Ученый
пришел к заключению, что мы имеем дело
с сочинением одного автора. Он одобрил
и вывод своих предшественников, что
автором труда не мог быть Катакалон
Кекавмен. Чрезвычайную ценность
представляют примечания Лемерля к 26
эпизодам, изложенным в памятнике, а
также его замечания об институтах
византийского общества XI
столетия, в той или иной мере освещенных
в произведении Кекавмена.

Некоторые
общие заключения Лемерля вызвали
дискуссию, в которой приняли участие
советские историки. Возражения были
связаны не столько с наблюдениями
Лемерля над текстом сочинения Кекавмена,
сколько с общей концепцией ученого
относительно путей исторического
развития Византийской империи: по мнению
Лемерля, общественный строй Византии
представлял собою простое, лишенное
коренных перемен развитие порядков
Позднерим-ской империи. Кроме того,
Лемерль не дал социальной оценки взглядов
Кекавмена, определив его мировоззрение
как мировоззрение «среднего византийца»⁴³.

⁴¹
Цанкова-Петкова Г. Югозападните български
земи през XI
в. според на «Стратегикона» на Кекавмен
// ИИБИ, 1956,6; Она же. За аграрните отношения
в средновековна България XI-XIII
в. София, 1964;
Литаврин Г.Г. Восстание болгар и влахов
в Фессалии в 1066 г. // ВВ, 1956,11; Он же. Болгария
и Византия в XI-XII
вв. М., 1960.

⁴²
Lemerle.
Prolégomènes…

⁴³
В дискуссии были, однако, оставлены в
стороне аспекты, связанные с критикой
текста (Литаврин Г.Г. Был ли Кекавмен,
автор «Стратегикона», феодалом? // ВО,
М., 1962; Литаврин Г.Г, Каждан А.П. По поводу
книги П. Лемерля о «Советах и рассказах»
Кекавмена // ВВ, 1961, XX;
Frances
E. Рец.
на кн.: Р. Lemerle,
Prolégomènes…
// RESEE,
1,1-2,1963; Schilbach
E. Рец. на кн.:
«Византийские очерки» // BNJb,
1966,19. S.
448; Kin-ichi Watanabe. Problèmes de la «féodalité» byzantine.
Une mise au point sur les diverses discussions // Hito-tsubashi
Journal of Arts and Sciences, v. 5, № I. Tokyo, January, 1965. P.
38).

38
_______________Г.Г.
Литаврин

Еще
до публикации книги Лемерля появилось
несколько работ, поднимающих как вопросы
источниковедческого порядка в связи с
сочинением Кекавмена (статьи А. Грегуара⁴⁴
и И. Дуйчева⁴⁵),
так и некоторые общие проблемы, касающиеся
происхождения и особенностей памятника.
И. Караяннопулос высказался в поддержку
отвергнутого в науке вывода Дж. Баклер
о возможности авторства Катакалона
Кекавмена⁴⁶.
Арменисты P.M. Бартикян⁴⁷и
К.Н. Юзба-шян⁴⁸
пытались уточнить вопрос об армянской
генеалогии автора. В результате вновь
завязалась дискуссия, в которой приняли
участие П. Лемерль⁴⁹
и я⁵⁰
(см. об этом прим. 293).

Вопрос
об источниковедческой базе труда
Кекавмена снова после Баклер и Дьони
поставил Я. Ферлуга, пришедший к выводу
о достоверности и чрезвычайной ценности
известий нашего автора⁵¹.
Одновременно предпринимались и переводы
этого памятника на разные языки, сделавшие
его более доступным широкому кругу
читателей. В 1956 г. крупнейший византинист
Г.-Г. Бек издал с небольшим введением и
кратким комментарием полный перевод
памятника на немецкий язык⁵².
Через 10 лет некоторые эксцерпты из труда
Кекавмена с обстоятельным и интересным
комментарием были изданы Я. Ферлугой в
переводе на сербский язык⁵³,
а в следующем году преимущественно те
же фрагменты, относящиеся к истории
южных славян и влахов, были опубликованы
с кратким комментарием Г. Цанковой-Петковой
в переводе на болгарский язык⁵⁴.
В
болгарском
переводе
параллельно
перепечатан
и
греческий
текст

⁴⁴
Grégoire H. Origine et etymologie
de
la Hanse // Bulletin des Classe des Lettres et des Sciences morales
et politique, 5^e
série, XL, 1-3. Bruxelles, 1954.

⁴⁵
Дуйчев
И.
Няколко
бележки
към
Кекавмен
// ЗРВИ,
1958, 5.

⁴⁶
Karayannopulos. Zur Frage der Autorschaft…

⁴⁷
Bartikian H. La généalogie du magistros Bagarat, catépan de
l’Orient, et des Kékauménos
//
REA,
N.
S. II. Paris,
1965.

⁴⁸
Юзбашян K.H.
Греческая надпись патрикия Григория
KHXKATZI
(1006/1007 г.) и проблема авторства «стратегикона»
// Эллинистический Ближний Восток,
Византия и Иран. История и филология.
Сборник в честь 70-летия Н.В. Пигулевской.
М., 1967.

⁴⁹
Lemerle
P.
Prolégomènes…

⁵⁰
Литаврин Г.Г. Ό
πάππος του Κεκαυμένου —
ό
εχθρός της ‘Ρωμανίας //
ΒΒ.
Τ. Χ, 1956.
C.
108.

⁵¹
Ферлуга Я. Кекавмен и њогови
извори //
Зборник филозофског факул-тета, VII,
1,1963.

⁵²
Beck
H.-G.
Vademecum
des
byzantinischen Aristokraten. Сгаг,
Wien,
Köln,
1956.

⁵³
Византијски
извори за
историју
народа
Југославије.
T.
III.
Београд,
1966,
С. 189-217.

⁵⁴
Гръцки
извори за българска история, VII.
София,
1967.

_________________Кекавмен
и его поучение________________39

соответствующих
пассажей по изданию Васильевского —
Ернштед-та. Серьезная работа над изучением
свидетельств нашего памятника не
прекращается в Румынии: А. Элиан и Н.
Танашока издали с переводом на румынский
фрагменты, повествующие о влахах⁵⁵,
а 7 лет назад в Греции вышло в свет
выполненное Д. Цукаракисом издание
«Советов и рассказов» в переводе на
новогреческий язык на основе моего
издания (его текст помещен параллельно
переводу) с кратким введением и
комментарием⁵⁶.

Состояние
историографии⁵⁷,
посвященной «Советам и рассказам*·
Кекавмена, накануне моего первого
издания было таково, что нетрудно было
предвидеть еще более оживленный обмен
мнениями вокруг этого памятника после
выхода в свет моего издания. Естественно,
теперь я обязан учесть прежде всего ту
литературу, которая вышла в свет в период
между первым и вторым изданием. Такого
рода работы (специально посвященные
Кекавмену), появляются время от времени
вплоть до сегодняшнего дня⁵⁸.
По большей части они связаны с
использованием его труда как источника.
Не все эти работы последних лет мне
доступны. Особенно интенсивно ссылаются
на этот источник болгаристы, сербисты,
арменоведы и румы-новеды в связи с
исследованием затронутых Кекавменом
исторических событий и явлений, имеющих
отношение к территориям и этносам,
интересующим ученых соответствующих
стран. Учесть все эти работы невозможно.
Частично я могу отозваться на часть
этой литературе только в комментарии.

Иное дело — рецензии
на мое первое издание, а также обзоры и
специальные статьи, обязывающие меня
учесть их со всей возможной полнотой,
— в них была дана развернутая оценка
как положительных, так и заслуживающих
критики сторон моего издания.

⁵⁵
Izvoarele istoriei României, III.
Scrittori bizantini
(sec. XI-XIV).
Ed. A. Elian
şi
N. Tanaşoca. Bucureşti, 1975. P. 21-45.

⁵⁶
ΚΕΚΑΥΜΕΝΟΣ.
ΣΤΡΑΤΕΠΚΟΝ. Μετάφραση. Εισαγωγή. Σχόλια
Δ. ΤΣΟΥΓ-ΚΑΡΑΚΗΣ. Αθήναι 1993.
Автор отвергает часть моих конъектур,
но не вводит своих.

⁵⁷
По не зависящим от нас причинам она
учтена в основном до 1999 г. и лишь частично
до 2001-2002 гг.

⁵⁸
См.,
например:
Maria
Dora Spadaro. Note testuali ed esegetiche allo strategiom
di
Cecaumeno // Synodia. Studia humanitatis Antonio Garzya septuagenario
ab amicis atque discipulis dedicata. Napoli, 2000. P. 929-937; Maria
Dora Spadaro. Π
λόγος βασιλικός di
Cecaumeno // AA
W, Σύνδεσμος.
Studi
in onore di Rosario Anastasi, II.
Catania,
1994.
P.
349-381
(см.
Addenda).

40_____________________Г.Г.
Литаврин

Мне
известны по крайней мере 11 таких работ
(их авторы: P.M. Бартикян⁵⁹,
Р. Броунинг⁶⁰,
М. Воинов⁶¹,
И. Ирмшер⁶²,
АЛ. Каждан⁶³,
ГЛ. Курбатов⁶⁴,
X.
Михэеску⁶⁵,
И. Сорлен⁶⁶,
Ф. Тин-

⁵⁹
Две рецензии: Бартикян P.M. Несколько
замечаний о «Советах и рассказах»
(«Стратегиконе») Кекавмена // Вестник
общественных наук АН Арм. ССР. 1974, № 2.
С. 71-88; Он же. Несколько конъектур к
сочинению Кекавмена «Советы и рассказы»
(«Стратсгикон») // Вестник общественных
наук АН Арм. ССР. 1975, № 2. С.
51-60.

⁶⁰
Browning
R. Sověty
i
rasskazy
etc // BZ, 1975. Bd. 68. S. 398-400.

⁶¹
Vojnov
M. Nouvelle
édition de Kékauménos // Etudes balkanique, 1973. 2. P. 127-130.

⁶²
Irmscher J. Советы
и
рассказы
Кекавмена//
Deutsche Literaturzeitung, Jg. 96, H. 2.1976. S.114-115.
Не могу не отметить три момента в рецензии
И. Ирм-шера, вызвавших мое недоумение.
Он пишет, что помощь в описании рукописи
мне оказал «как эксперт» Б.Л. Фонкич,
что в своей работе я опирался, помимо
членов редколлегии серии (!), на советы
«Нестора византиноведения в Советском
Союзе» С. Г. Каухчишвили и что при
сопоставлении Кекавмена с
авторами-современниками «издатель,
следуя работе В.Е. Вальденберга,
представляет опять-таки русско-советскую
традиционную линию» (S.
115). Увы, эти догадки не имеют ничего
общего с действительностью. Б.Л. Фонкич
написал интересную статью о рукописи
Кекавмена, с рядом положений которой я
согласен, с другими полемизирую (как и
со многими другими — см. об этом выше).
Симон Георгиевич Каухчишвили, память
о котором я глубоко почитаю (он был
членом редколлегии ВВ, в которой я
выполнял обязанности ответственного
секретаря), действительно дал мне
несколько советов, но не относительно
конъектур — главным образом он
содействовал своим высоким авторитетом
устройству в тбилисскую типографию
(располагавшую достаточной наборной
кассой греческого шрифта) рукописи моей
публикация Кекавмена. Что же касается
замечания рецензента о том, что при
рассмотрении мировоззрения Кекавмена
я, оказывается, опираюсь на изданную
полвека назад статью В. Вальденберга,
посвященную взглядам Кекавмена на
императорскую власть, то у меня возникает
сомнение — а читал ли рецензент вообще
мое введение к первому изданию (я уже
не говорю о комментарии)?

⁶³
Каждан А.П. К вопросу о социальных
воззрениях Кекавмена // ВВ.1974. Т. 36. С.
154-167.

⁶⁴
Курбатов Г.Л. Советы и рассказы и т.д. //
ВИ. 1974. № 11.

⁶⁵
Mihăescu
H: Советы и
рассказы и т.д. // RESEE.
Т.
XI, 1973, № 3. Р.
571-573.

⁶⁶
Sorlin I. Un témoin du XI^e
siècle: Kékauménos // TM, 1976. Vol.
6. P.
380-386. Не пойму, что дало основание
рецензенту заключить, что мой комментарий
касается en
particulière
pour
les
problèmes
slaves
(P.
386, n.
86). Видимо, эта идея посетила И. Сорлен
прежде, чем она стала мой комментарий
перелистывать: едва его четверть занимают
примечания указанного Сорлен содержания
— и только в той мере, в какой к этому
обязывал сам текст труда Кекавмена.
Предвзятость названных выше догадок
(поиски мнимых соавторов Лита-врина!)
очевидна. Неясно только, чем она вызвана.

__________________Кекавмен
и его поучение__________________4J_

нефельд⁶⁷,
Хр. Ханник⁶⁸,
Г. Цанкова-Петкова⁶⁹).
6 из них содержат критику моих (и не
только моих) эмендаций и предложения
собственных. Наиболее основательными
с этой стороны являются рецензии Р. М.
Бартикяна, М. Воинова, А. П. Каждана. Ф.
Тиннефель-да и Хр. Ханника. Однако, что
касается отвергаемых ими или предлагаемых
эмендаций, то целесообразнее высказать
на этот счет свое мнение в комментарии⁷⁰.
Естественно, к конъектурам, уже принятым
в издании 1972 г. (П. Лемерля, Ив. Дуйчева,
Дж. Баклер, Г.-Г. Бека, В. Лорана, А. Грегуара,
Ж. Гуйара), я уже не обращаюсь, сохраняя
в основном свои замечания, сделанные в
первом издании.

В целом мною введены
в текст из предлагаемых разными учеными
более 180 конъектур, из них более 80 новых
(сравнительно с изданием 1972 г.). Из 180
эмендаций около 80 представляют варианты,
предлагавшиеся уже первыми издателями,
и более 100 конъектур предложены разными
учеными после 1972 г.

Коротко
— о наиболее общих претензиях рецензентов.
Они порой противоречивы, как противоречива
уже сама их исходная позиция. Так одни
из них (Броунинг, Тиннефельд, Ханник)
полагают, что я излишне подробен, сообщая
известные в науке факты, имеющие лишь
косвенное отношение к труду Кекавмена.
Другие ученые, сами адресующие по давней
традиции свои труды не только специалистам,
но и культурной общественности,
усматривают именно в этом одно из
достоинств издания (Курбатов, Бартикян,
Воинов, Михэеску⁷¹).
Совершенно справедливы, но трудно для
меня выполнимы претензии относительно
недостаточного филологического в целом
и лингвистического в частности комментария
к особенностям языка и стиля Кекавмена.
Не будучи профессионалом в этих
дисциплинах, я оговорил свою сдержанность
в этом вопросе уже в

⁶⁷
Tinnefeld
F.
Sověty
i
rasskazy
Kekavmena
etc
// ΒΥΖΑΝΤΙΝΑ.
1974.
T.
6. S.
438-451.

⁶⁸
Hannick
Ch.
Советы и рассказы и т. д. // BŠ, XXXVI (1), 1975.
S.
46-38.

⁶⁹
Cankova-Petkova G. De nouveau sur Kékauménos // BHR.V.3. 1973.
P.61-77.

⁷⁰
В рецензиях Г.Л. Курбатова, И. Ирмшера,
X.
Михэеску, И. Сорлен и Г. Цанковой-Петковой
замечания о конъектурах практически
отсутствуют.

⁷¹
Любопытно при этом, что, по мнению И.
Ирмшера, сокращение следовало бы сделать
за счет «ученой полемики» (Irmscher
J.
Советы и рассказы. S.
115),
тогда как Р. Броунинг усматривает
достоинство введения и комментария
Литаврина именно в том, что он (несмотря
на наличие и здесь неоправданных длиннот)
дает читателю, будь то специалист или
не-специалист, обширную информацию об
известной ему литературе, в том числе
об отвергаемых им теориях. При
этом
«His courtesy in controversy is a model» (Browning R. Sověty
i
rasskasy.
P.
399) — о чем я теперь порой сожалею….

42_____________________Γ.Γ.
Литаврин

первом
своем издании (см. с. 62, 83) и оговариваю
это снова⁷².
Пусть такой комментарий, который я
тщетно жду 30 лет, сделают филологи на
соответствующем профессиональном
уровне⁷³.

Наиболее
острой после выхода в свет моего издания
оказалась,, дискуссия о социальной
принадлежности и об особенностях
взглядов Кекавмена сравнительно с
мировоззрением писателей — его
современников. Оценки здесь оказались
весьма разными. В объяснение этого можно
привести несколько причин. Во-первых,
процесс оформления сословий и более
или менее сложившихся сословных
представлений и пристрастий в XI
в. был еще далек от завершения (XII столетие
дает в этом отношении более благодарный
материал для суждений). Во-вторых, вряд
ли в целом были оправданы мои попытки
во всех случаях искать прямые взаимосвязи
между социальной принадлежностью автора
и его жизненной позицией. В-третьих,
труды современников Кекавмена следовало
проанализировать с той же степенью
внимания, как и сочинение Кекавмена
(мне ставится в вину, что я не привлек,
помимо исторических трудов Пселла и
Атталиата, также м другие их сочинения;
многие возражения оппонентов касаются
не столько отличий взглядов нашего
автора от представлений его современников,
сколько различий между воззрениями
самих этих современников). В-четвертых,
наконец, следовало бы, видимо, включить
при сопоставлениях разных авторов
некоторые дополнительные критерии и
исключить принятые мною (например,
отношение сравниваемых авторов к
синклиту)⁷⁴.

⁷²
См. об оценке моей позиция по этому
вопросу: Browning
R. Sověty
i rasskasy.
P.
399,400.

⁷³
Я.Н. Любарский, не изучая труд Кекавмена
специально и критикуя мимоходом, может
быть, справедливо, мою мысль, что сочинение
этого автора позволяет судить скорее
о степени образованности, чем об объеме
чувств и мыслей автора (см. с. 61), дал
любопытное и близкое к истине определение
Кекавмена как своего рода «византийского
Гесиода» (Любарский Я.Н. Византийские
историки и писатели. СПб., 1999. С.
302-303,347).

⁷⁴
Я.Н. Любарский, широко известный своими
исследованиями о Михаиле Пселле, в
которых он всесторонне изучил личность
и творчество названного византийского
автора (Любарский Я.Н. Михаил Пселл.
Личность и творчество. М., 1978; Он же.
Византийские историки и писатели. С.
174-229), бегло остановившись на моем обзоре
взглядов Кекавмена, отмечает известную
сужен-ность подхода, свойственного
историкам вообще, а именно — фокусирование
внимания на «систематизирующих клише»,
т. е, как видно, на определении позиции
исследуемого автора по важнейшим
параметрам жизни общества и принятых
норм морали (отношение к власти, церкви,
войне и миру, дружбе и т.п.). Тем не менее
Любарский, кажется, признает ту же
методу, примененную мною, плодотворной
при сопоставлении взглядов изучаемого
писателя с воззрениями

Кекавмен и его
поучение

В
роли моих главных оппонентов выступили
А.П. Каждая и Ф. Тиннефельд. Свою точку
зрения на Кекавмена как на представителя
гражданской (чиновной) знати и выразителя
ее интересов Каж-дан продолжал отстаивать
в течение почти четверти века, хотя,
насколько мне известно, его позиция не
нашла в историографии безусловной
поддержки. Меня не убедили его аргументы,
основные из которых я рассмотрел тогда
же, когда была опубликована рецензия
Каждана⁷⁵,
как не убедили они меня и впоследствии,
когда автор развил их в двух своих
монографиях⁷⁶.

В
написанной Кажданом краткой заметке о
Кекавмене для Оксфордского словаря
автор высказывается более осторожно —
он пишет о двух доминирующих взглядах
на Кекавмена (либо военного, либо
гражданского сановника) как о
дискуссионных⁷⁷.

Ряд возражений
упомянутых ученых вызвали также некоторые
мои утверждения, связанные с попытками
определить место Кекав-мена-автора в
кругу его современников (Михаила Пселла,
Михаила Атталиата, Иоанна Скилицы и
Продолжателя Скилицы). Однако на этот
счет целесообразнее высказать свои
соображения в разделе, посвященном
мировоззрению Кекавмена.

Источники,
использованные Кекавменом

Вопреки заявлению
самого Кекавмена, что он невежествен
как человек, не получивший правильного
гуманитарного образования (стр. 288), его
труд свидетельствует о нем как о весьма
начитанном для своего времени человеке.
Осведомленность Кекавмена касалась
преимущественно военного дела, истории
и религии. Прямые ссылки на прочитанные
Кекавменом военные трактаты (стратеги-коны)
«древних авторов» достаточно многочисленны.
Кекавмен решительно заявляет, что многое
из написанного им не содержится ни в
одном другом стратегиконе (С. 172).

Чтение исторических
сочинений Кекавмен считает необходимым
и наиболее полезным видом чтения для
стратига (С, 170). Наш автор и обнаруживает
неоднократно свою эрудицию в этой облас-

авторов — его
современников (Любарский Я.Н. Византийские
историки. С. 220-221, 295-307, 347). К ней (этой
методе) прибегает и сам Я.Н. Любарский.

⁷⁵
Литаврин ГГ. Ответ рецензенту // ВВ, 1976.
Т.
36. С.
167-177.

⁷⁶
Kazhdan A. and Constable G. People and Power in Byzantium. An
Introduction to modern byzantine studues. Washington, 1982. P. 26-36
squ (index); Kazhdan A. in collabor. with Franklin S. Studies on
Byzantine Literature of the Eleventh and Twelth Centuries. Cambridge,
London, New York etc. 1983. Index.

⁷⁷
Kazhdan A. Kekaumenos // ODB. Vol. 2. P. 1119. Cf. Sawides A. The
Byzantine Family of Kekaumenos // Diptycha,
4,1986/1987.

44______________________Γ.Γ.
Литаврин

ти, упоминая не
только факты недавнего прошлого, но и
события глубокой давности. Перечисляя
великих полководцев древности, Кекавмен
замечает, что о них, как и о многих других,
«знают начитанные люди», невольно, таким
образом, причисляет к таким людям и себя
(см. с. 164.14).

Основным
видом чтения нашего автора, однако,
было, по-видимому, Священное писание и
— в особенности — поучение Иисуса, сына
Сираха. Более ста раз Кекавмен прямо
ссылается на Ветхий и Новый заветы и
примерно столько же раз заимствует
оттуда образы и мысли, не давая ссылок.
Он считал чтение Библии необходимым не
только для душевного спасения, но и для
усвоения высших этических идеалов,
развития мыслительной способности и
даже для совершенствования в ремесле
военного (С. 170.29).

Должно
быть, меньше внимания уделял Кекавмен
житийной литературе и сочинениям отцов
церкви. Из «Советов и рассказов» явствует,
что наш автор был знаком лишь с трудами
Григория На-зианзина и Иоанна Дамаскина
— на них он ссылается, иногда цитирует,
а из сочинений Дамаскина даже делает
выписки (см. Приложение № 5). Упоминает
он и святых — Николая Мирликийского,
Василия Великого, Зосиму, Кассиана,
Ирона и Месопотамина. Бек предполагает⁷⁸,
что неизвестный из других источников
эпизод о казни Константином Великим
трех невинных Кекавмен заимствовал из
«Чудес св. Николая»⁷⁹.
Но жития, вероятно, не вызывали большого
интереса у Кекавмена. Так, он говорит,
что Кассиан писал о бедах не только
Ирона и Месопотамина, но и о своих
собственных (С. 238), тогда как, согласно
изысканиям Ш. Астрюка, о «происках
дьявола», от которых пострадал сам
Кассиан, он не сообщает (см. прим. 548).

События,
которых касается Кекавмен, относятся
преимущественно к X—XI
вв. Упоминание о фактах и деятелях
античной истории (Ганнибал, Сципион
Младший, Пирр II
Эпирский, Октавиан Август), об императорах
IV
в. и о событиях VI
и VII
столетий
(взятие персами Антиохии и нашествие
арабов на Египет) представляют скорее
исключение в труде Кекавмена, свидетельствуя
о книжной эрудиции автора. До недавнего
времени при исследовании вопроса об
источниках сведений Кекавмена внимание
преимущественно уделяли именно этим
пассажам, а не разделам, где он говорит
о фактах X-XI
столетий
(Баклер, Дьони). Однако результаты,
достигнутые при этом, были весьма
скромными. Дело в том, что Кекавмен,
кроме Диона Кассия, не упоминает никого
из античных ав-

⁷⁸
Beck.Vademecum.
S. 155, Ашп. 25.

⁷⁹
AnriehG.Hagios
Nikolaos,
I.
Leipzig,
1913. S.
67-96.

Кекавмен и его
поучение

торов. Нет у него
также ни скрытых цитат из писателей
древности, ни реминисценций,
свидетельствующих о знакомстве с их
трудами. Единожды он говорит вскользь
о подвигах Геракла (С. 220.28), но источником
знания автора об этом герое мог быть и
не письменный памятник.

Имя
Диона Кассия упомянуто дважды (причем
один раз в выписках, не имеющих прямого
отношения к сочинению Кекавмена). Видимо,
этого автора Кекавмен действительно
хорошо знал, хотя мысль, которую он
приводит со ссылкой на Кассия, не
отыскивается в сохранившихся книгах
«Римской истории». Кекавмен пишет, что,
согласно Кассию, «даже люди, весьма
достойные доверия, оказываются рабами
искусных речей и денег» (С. 146.2-3). Дж.
Баклер пыталась истолковать это место
как иносказание, содержащее намек на
один из эпизодов, изложенный Кассием⁸⁰;
но ее попытка оказалась неубедительной
(см. прим. 67). Или сходное место содержалось
в несохранившейся книге истории Кассия,
или Кекавмен ошибается. Однако в другом
месте, где нет прямой ссылки на Кассия
(о войнах Траяна с Децебалом — с. 284),
рассказ Кекавмена весьма близок к
изложению у этого историка. М. Дьони
отметил почти буквальное совпадение,
указал место, где Кекавмен отступил от
Кассия, обратившись либо к народной
устной традиции, либо к другим письменным
источникам⁸¹.

Что
же касается рассказа об Августе и
Афинодоре (С. 306, 308), то вопрос о возможности
заимствования этого пассажа из «Римской
истории» Кассия нужно, видимо, решать
отрицательно. Вопреки утверждению П.
Лемерля⁸²,
М. Дьони не уверен, что Кекавмен зависит
здесь непосредственно от «Римской
истории» или от сокращенного ее изложения,
сделанного в XI
в. Иоанном Ксифили-ном⁸³.
Как у Кассия, так и у других писателей,
античных и византийских, в рассказе об
Августе и Афинодоре приводятся совсем
не те эпизоды, которые сообщает Кекавмен⁸⁴.

Ввиду
краткости текста ничего нельзя сказать
и об источниках сведений Кекавмена о
Ганнибале, Сципионе и Пирре. Упоминание
неизвестного по другим источникам факта
расправы Константина I
по настоянию эпарха с тремя невинными
дает основания предполагать, что Кекавмен
читал какие-либо бывшие в его время в
ходу сборники исторических рассказов
и анекдотов, не имевшие боль-

⁸⁰
Buckler. Writings. P. 138.

⁸¹
Gyóni.
L’œuvre.
P.
164-167.

⁸²
Lemerle. Prolégomènes. P. 72.

⁸³
Gyoni. L’œuvre.
P. 155-160.

⁸⁴
См.:
Buckler. Writings. P.
139-140.

46___________
Г.Г.
Литаврин

шой
ценности в глазах серьезных писателей
и не отраженные в их сочинениях. Сборники
изречений и нравоучительных исторических
эпизодов — Γνωμικά
или
Μέλισσαι
(«Пчелы»)
— были, несомненно, знакомы нашему
автору. У Кекавмена довольно много
разного рода изречений, приписываемых
Аристотелю, Клитарху, Менандру, Плутарху
и даже Сократу, сочинений которого мы
не знаем. Но и в трудах других названных
авторов не отыскиваются соответствующие
сентенции — они приписаны этим писателям
рукописной традицией именно в «Пчелах»,
которые ввиду их жанра (поучения)
импонировали дидактическим целям
Кекавмена и составляли, видимо, его
любимый вид чтения наравне с поучениями
Сираха.

Рассказ
Кекавмена о взятии Антиохии в 540 г.
Хосровом I
обнаруживает
большую близость к изложению этого
эпизода в «Войнах с персами» Прокопия
Кесарийского. Таково же мнение и P.M.
Бар-тикяна⁸⁵.
Возражения на этот счет Баклер, по моему
мнению, неубедительны (см. прим. 379). На
знакомство нашего автора с трудами
этого историка указывает и другое место,
где говорится о подвигах Велисария —
любимого героя и патрона Прокопия (С.
164.13). Однако ничего нельзя сказать об
источниках Кекавмена, упоминающего о
завоевании арабами Египта. Допущенные
автором неточности позволяют думать,
что он не читал серьезных исторических
трудов, освещающих эту эпоху (см. прим.
169).

Особого
внимания заслуживает, естественно,
вопрос об источниках нашего автора при
изложении событий Χ-ΧΙ
вв.
Из шести фактов и эпизодов из истории
X
в.,
сообщенных Кекавменом, о четырех известно
лишь из труда нашего автора (назначение
Никули-цы дукой Эллады и доместиком
экскувитов Эллады при Романе II
и
перемены в карьере Никулицы при Василии
II,
овладение
дедом автора крепостью в Армении,
обстоятельства взятия болгарским царем
Самуилом Ларисы и осада Мории Василием
II).
В
других источниках об этих событиях или
вовсе не упоминается или говорится
очень кратко (поход Василия II
в
район Мории и захват Ларисы Самуилом).
О двух других эпизодах X
столетия
(взятие Симеоном города в Элладе, захват
Сервии болгарами во время войн Василия
II
с
Самуилом) Кекавмен сообщает такие
детали, каких не отыскивается в других
сочинениях византийских авторов X
в.
(Продолжатель Феофана, Симеон Логофет,
Лев Диакон). Следовательно, можно
заключить, что источниками Кекавмена
об этих событиях X
в.
не были известные нам памятники
византийской литературы того времени.

‘ Бартикян. Некоторые
замечания. С. 76.

Кекавмен и его
поучение

Г.
Принцинг, говоря о том, что поучение
Кекавмена не имеет аналога в византийской
литературе, отмечает, однако, близость
многих его наставлений с теми советами,
которые будто бы давал василевсу при
встрече на Евфрате Дигенис Акрит.
Высказав ряд довольно тривиальных
советов, как любить подданных, заботиться
об армии, устранять несправедливости,
не доверять клеветникам, укреплять
правую веру, Дигенис заключает:«все
это, повелитель, оружие справедливости
(όπλα
δικαιοσύνης)», одолевающее
врагов, ибо сама власть царя — дар Бога,
определяющего все⁸⁶.
Кекавмен же считал самую справедливость
«оружием войны» (С. 174.21).

Подавляющее
большинство эпизодов в сочинении
Кекавмена относится к XI
столетию.
Число их равно 21. И в данном случае мои
наблюдения сходны с теми, которые я
сделал, рассмотрев вопрос об источниках
Кекавмена применительно к X
в.
Около половины сообщаемых им фактов
известны лишь из «Советов и рассказов»,
а об остальных событиях Кекавмен говорит
с такими подробностями, что нет никаких
оснований заключить о его знакомстве
с трудами византийских авторов, писавших
о тех же событиях. Я не обнаружил ни
одного случая, который позволил бы
предполагать, что Кекавмен был
непосредственно знаком с сочинениями
своих современников (Михаила Пселла,
Михаила Атталиата, Иоанна Скилицы,
Продолжателя Скилицы).

Ранее
я приходил к выводу, что во всей
византийской литературе «нет даже
упоминания об этом сочинении»⁸⁷.
Теперь я готов отказаться от этого
вывода. Дело в том, что одно место из
труда Кекавмена чрезвычайно близко и
по смыслу и по способу выражений к письму
патриарху Николаю Грамматику Феофилакта
Ифеста из Болгарии, изданному Финетти
под № 4. У Кекавмена (о чиновнике-взяточнике):
«И если он получит однажды, то вновь
высматривает, как бы поучить во второй
и третий раз, а если не получит, сердится
как лишенный чего-нибудь собственного»⁸⁸.
Ср. у Феофилакта: «они берут различные
подарки, а всякий раз, когда их получают,
смотрят в сторону, сердятся и запугивают
тех, которые дали однажды, как обязанных
давать всегда; а если не получают их
снова, свирепствуют»⁸⁹).
Но Феофилакт посылал свои письма из
Болгарии после 1090 г., когда занял
архиепископскую кафедру в Охри-

⁸⁶
Prinzing.
Beobachtung. S. 22 und
Anm. 62.

⁸⁷
Советы и рассказы Кекавмена.С.
5.

⁸⁸
См. С.144.10-12.

⁸⁹
Théophylacte
d’Achrida. Lettres. Introduction,, texte, traduction et notes.
Thessalonique, 1986.
P.
285.53-56. (rai
δεδίττονται
αεί τους άπαξ δόντας, ως αεί διδόναι
δεδωημένους).

Γ.Γ. Литаврин

де⁹⁰,
а Кекавмен писал в 70-х годах, так что
если здесь и возможны какие-либо
заимствования, то скорее обратного
порядка (во времени авторов разделяют
едва 10-15 лет, а в пространстве — всего
300 км между Охридом и Ларисой)⁹¹.
Не столь уж много в то время было
сочинителей в византийской провинции,
и если Феофилакт знал, что поблизости
имеется автор дидактического сочинения,
включающего поучение императору, то
было бы естественно, если бы архиепископ,
сам написавший поучение (царевичу
Константину Дуке), захотел прочесть
сочинение на эту тему Кекавмена⁹².

Атталиат,
Скилица и его Продолжатель создавали
свои сочинения либо одновременно с
Кекавменом, либо позже, так что незнание
нашим автором их трудов вполне понятно.
Но, как известно, ровесник Кекавмена,
Михаил Пселл⁹³,
написал первую часть «Хро-нографии» в
1059-1063 гг.⁹⁴
Однако и на вопрос о знакомстве Кекавмена
с этим произведением надо, по нашему
мнению, ответить отрицательно. Если бы
Кекавмен читал «Хронографию» Пселла,
он не мог бы написать о беседе Василия
II
с
Вардой Склиром то, что мы находим в
«Советах и рассказах» (С. 300.11-12 и прим.
885)⁹⁵.

С
уверенностью можно говорить лишь об
одном сочинении X
в.,
использованном Кекавменом при написании
своего труда. Это

⁹⁰
Obolensky
D.
Six
Byzantine Portraits. Oxford. 1988.
P. 39-40.

⁹¹
Параллелей между поучениями Феофилакта
Константину Дуке и советами Кекавмена
императору также не мало (в том числе —
страшиться даже мелких ошибок: о видной
персоне молва разнесет быстро позорящий
слух, остерегаться лежащей рядом’на
ложе, любить Бога, чтобы и он в ответ
возлюбил, завести беспристрастного и
смелого друга-наставника, карать без
жестокости, чтить науки, превосходить
всех добродетелями) (Слово к
багрянородному государю Константину.Часть вторая,
поучительная. Перевод ГГ. Литаврина //
Ан-талогия педагогической мысли
христианского средневековья. Т. II.
М., 1994. С. 23-34).

⁹²
Нельзя ли допустить, что именно у
Феофилакта оказались не возвращенные
им автору (или его наследникам) содержащие
25 параграфов «Советы императору»?

^й
Об одном общем знакомом у Пселла и свата
Кекавмена Никулины Дельфина мы знаем.
Это был Никифорица. Пселл писал ему
письма именно тогда, когда тот служил
судьей Пелопоннеса и Эллады (см.:
Любарский. Михаил Пселл. С. 75,107-108).
Смененный с этого поста, он встретился
с Никулицей в Ларисе по пути в
Константинополь (см. С. 282.22-30). Не
присутствовал ли и Кекавмен при этой
встрече?

⁹⁴
Любарский Я.Н. Михаил Пселл. Личность.
С. 181 ел.; Михаил Пселл.Хронография.
Перевод, статья и комментарии Я.Н.
Любарского. М., 1978 С 234.

⁹⁵
См. об этом: Литаврин ГГ. Михаил Пселл и
Кекавмен о Варде Склире.

Кекавмен и его
поучение

«Тактика
Льва». Дж. Баклер насчитала до 65 параллелей
между этим трактатом и воинскими советами
Кекавмена⁹⁶.
Я их насчитал более 80. Было бы, разумеется,
опрометчиво заключать о заимствованиях
из «Тактики Льва» во всех этих случаях.
Во-первых, упомянутый стратегикон
представляет собой сложный памятник,
в котором, в свою очередь, немало
заимствований из хронологически
предшествующих ему военных трактатов
(в частности, из стратеги-кона Оносандра).
Во-вторых, единство сюжета могло
обусловить немало совпадений даже при
незнании Кекавменом «Тактики Льва».
В-третьих, необходим предварительный
тщательный текстологический анализ
трактата Льва VI,
чтобы,
проследив всю традицию этого жанра
византийской литературы, определить
подлинно оригинальную часть «Тактики»⁹⁷.

Тем не менее
чрезвычайная близость многих мест (см.
о них в комментарии) сочинения Кекавмена
к «Тактике Льва» позволяет сделать
вывод, что среди стратегиконов, которые
читал наш автор, особым его вниманием
пользовался именно этот трактат.

Менее
уверен я в справедливости другого вывода
Дж. Баклер, касающегося использования
Кекавменом поучения, которое, как
полагают, было составлено или самим
Василием I,
или
по его инициативе для сына этого
императора Льва VI.
Как
и в труде Кекавмена, в этом поучении
говорится о долге благотворительности,
о разумном воспитании детей, о неверности
друзей, о непостоянстве жизненных судеб
и т. п., но такие сентенции слишком
тривиальны, чтобы говорить о зависимости
Кекавмена от данного источника.

Отрицательно,
на наш взгляд, следует решать и вопрос
о знакомстве Кекавмена с сочинениями
его старшего современника мистика
Симеона, часто называемого Новым
Богословом. Ж. Дарру-зес усмотрел родство
Кекавмена и Симеона в сфере мистики:
наш автор говорит о необходимости знака
божественного одобрения как о необходимом
условии принятия духовного сана (С.
238.3-5), а это мистическое учение как раз
и развивал Симеон⁹⁸.
А.П.Каждан, занимаясь изучением трудов
упомянутого мистика, отметил в них

⁹⁶
Buckler.
Writings. P. 141,143.

⁹⁷
Эта задача выполняется в статьях В.В.
Кучмы (Кучма В.В. Методы морально-политического
воздействия на византийское войско по
«Тактике Льва» // АДСВ, 1965; Он же. Состояние
дисциплины в византийской армии по
«Тактике Льва» // УЗ Пермского
государственного университета. 143, 1966;
Он же. Византийские военные трактаты
VI-X вв.
как исторический источник // ВВ, 1979, 40; в
особенности: Он же. Военно-теоретическая
мысль // Культура Византии. Вторая
половина VII-XII
в. М., 1989. С.
277-291).

⁹⁸
Darrouzès
J.
Bulletin
critique. III.
Notes
diverses. 5:
Kékauménos
et la mystique // REB,
1964,22. P.
282-284.

50_____________________
Γ.Γ.
Литпаврин

еще
несколько параллелей с высказываниями
Кекавмена в области социально-политических
и этических воззрений: преклонение
перед принципом императорской власти,
опасение перед дружбой, призыв с
благодарностью переносить невзгоды,
лелеять внутреннюю скромность и т. п.
По заключению А.П. Каждана, обоих авторов
роднит и сходство литературной манеры
и тяга к просторечию. Правда, в отличие
от Даррузеса, допускавшего, что Кекавмен
непосредственно слушал проповеди
Симеона, Каждая не считает возможным
говорить о прямом заимствовании — он
пишет лишь о том, что оба автора были
порождением одной и той же идейной среды
и видимо, принадлежали к одному кругу⁹⁹.

Возможность
непосредственного общения Симеона с
Кекавме-ном была маловероятной: дату
смерти Симеона все чаще относят к 1022
г.¹⁰⁰,
а Кекавмену в это время было едва три
года (см. ниже). Не принадлежали они и к
одному кругу: как я надеюсь показать
далее, Кекавмен был выходцем из среднего
слоя военно-феодальной провинциальной
аристократии, а Симеон — из столичной
бюрократии. Впрочем, и это не помешало
бы идейному родству писателей, если бы,
согласно нашим наблюдениям, они были
не столько единомышленниками, сколько
идейными противниками, ибо противоречия
в их воззрениях прослеживаются гораздо
чаще, чем совпадения (см. об этом ниже).

Но все-таки вполне
возможно, что о мистическом учения
Симеона, касающемся божественного
видения как непосредственного общения
с Богом, Кекавмен знал. Но откуда? Из
трудов ли Симеона, из бесед ли с теми
монахами, которых он восхваляет как
полезных собеседников, из разговоров
ли в своем кругу (проблема, видимо,
занимала умы современников) — сказать
невозможно.

Итак, труд Кекавмена
— не ученое историческое сочинение,
основанное на внимательном изучении
литературных памятников, принадлежавших
перу предшественников нашего автора.
Как я полагаю, он совершенно искренен,
когда подчеркивает именно это
обстоятельство (С. 172,288). На рабочем столе
Кекавмена едва ли лежало что-либо другое,
кроме Библии и, может быть, сборников
изречений — «Пчел».

⁹⁹
Каждая А.П. Предварительные замечания
о мировоззрении византийского мистика
X-XI вв.
Симеона// BŠ, 1967, XXVIII.
P. 15, п. 29,20-22;
Он же. Рец. на публикац. Даррузеса: Syméon
le Nouveau Théologien. Catéchèse
// BB,
1967, XXVII. P.
344.

¹⁰⁰
Каждая. Предварительные замечания. С.
4.

_________________Кекавмен
и его поучение________________51_

Тем
не менее в тех местах «Советов и
рассказов», где говорится о событиях
X—XI
вв.,
сочинение Кекавмена носит явные следы
использования письменных источников:
документов и писем, находившихся в
семейных архивах. Кекавмен пересказывает
содержание хрисовула Романа II
о
пожизненном назначении Никулицы ду-кой
и доместиком экскувитов Эллады (С. 296,
298), приводит, видимо дословно, выдержку
из грамоты-письма Василия II
от
979 г. о смещении Никулицы с поста доместика
и о назначении его начальником над
влахами Эллады (С. 298). При описании осады
Самуилом Ларисы наш автор основывается,
вероятно, на черновике письма своего
деда Кекавмена Василию II
(С.
266).

Значительный
пассаж труда Кекавмена представляет
собой, как уже отмечали исследователи,
почти дословно переписанное письмо
свата нашего автора Никулицы Дельфина,
которое он написал в 1067 г. из Амасии отцу
Кекавмена, рассказав в нем о восстании
болгар и влахов в 1066 г. и о превратностях,
пережитых им самим в 1066-1068 гг. (С. 268-284).
Увлекшись переписыванием этого послания,
Кекавмен до четырех раз механически
воспроизвел глагольные формы первого
лица единственного числа, забыв заменить
их на третье лицо единственного числа,
как он сделал во всех других случаях.
Кстати говоря, именно этот раздел
рукописи содержит особенно много ошибок.

Следы «редакторской»
работы Кекавмена над письмом Никулицы
Дельфина можно усмотреть также еще в
двух местах: он вставил слова «мой сват»,
говоря о Дельфине (С. 278.26), и выразился
о патриархе Иоанне Ксифилине как об
умершем (это случилось 2 августа 1075 г.),
тогда как во время написания письма
Дельфином этот патриарх был еще жив (С.
280.25).

Письмо
Дельфина обрывалось началом 1068 г.
(воцарение Романа IV).
Однако
и дальше в своем рассказе о Никулице
Дельфине Кекавмен использует документальный
материал: он цитирует письмо Романа IV
Диогена
Дельфину в Амасию и пересказывает
содержание письма этого императора
претору Армениака Георгию Коринфскому
(С. 282).

Кроме
того, в пассаже, охватывающем события,
о которых сообщал в своем письме Дельфин,
тоже упомянуто несколько документов.
Либо о них по памяти писал сам Дельфин,
либо это также след редакторской работы
Кекавмена, использовавшего архив
Никули-Цы. Это — три письма Дельфина
Константину X
Дуке
и грамота-клятва ему от этого императора.

Таким образом, в
распоряжении Кекавмена был архив более
чем столетней давности, принадлежащий
семье Кекавменов и семье Никулиц, а
возможно, еще и семье Дельфинов. Данный
факт явля-

52____________________Γ.Γ.
Литаврин

ется лишним
аргументом (см. ниже) в пользу того, что
эти семьи в течение длительного времени
жили по соседству, скорее всего — в
одном городе (Ларисе) и родство между
ними было достаточно тесным.

Цитирует
Кекавмен и письмо Михаила IV
катепану
Италии Василию Педиадиту от 1040 г. (С.
158.6-9), однако нет уверенности в том, что
наш автор сам читал это письмо. Я. Ферлуга,
ссылаясь на положительный отзыв Кекавмена
о Педиадите, противоречащий другим
данным об этом полководце, предполагает,
что Кекавмен и Педиадит были лично
знакомы¹⁰¹.

Ничего
невероятного не было бы в допущении,
что и в других случаях Кекавмен пользуется
документальным материалом, хотя и не
упоминает об этом: говоря о грамотах и
письмах, он приводит их не потому, что
стремится подкрепить свое изложение
документами, а просто потому, что с ними
были связаны какие-либо события. Следы
использования документов можно усмотреть
и в сообщениях Кекавмена о зетском князе
Стефане Воиславе. В одном месте автор
называет его «Воиславом Диоклейским»,
т. е. Дуклянским — Зетским (С. 186.30), а в
другом — «Тривунием Сербом» (С. 184.11). П.
Лемерль высказал предположение, что
Кекавмен использовал разные источники
об этом лице и, видимо, не догадывался,
что речь идет об одном и том же человеке¹⁰².
Ферлуга полагает, что эти источники и
в первом и во втором случае имели местное,
сербское происхождение, ибо и форма
«Тривуний» (от «Требинье») и форма
«Зенда» (Ζέντα,
как
пишет Кекавмен в рассказе о Стефане)
являются весьма близкой фонетически и
точной транскрипцией сербских названий,
не встречающейся у других византийских
авторов¹⁰³.

Поскольку
Кекавмен был знаком со славянскими
языками (см. об этом ниже), Ферлуга
полагает даже, что он мог читать хронику
сербского автора Попа Дуклянина, отмечая
ряд сходств в характеристиках, которые
тот и другой дают Стефану Воиславу¹⁰⁴.

Разумеется,
далеко не все сведения Кекавмена основаны
на письменных материалах. Немало
эпизодов, рассказанных им, произошло
на его памяти. В некоторых событиях он
лично принимал участие: автор был
участником похода Михаила IV
в
1041 г. против руководителя болгарского
восстания — Деляна (С. 298), в апреле 1042
г. он находился во дворце императора во
время восстания населения столицы
против Михаила V
(С.
304, 306). Следовательно,

¹⁰¹
Ферлуга. Кекавмен. С. 190 и бел. 46.

¹⁰²
Lemerle.
Prolégomènes. P. 68.

¹⁰³
Ферлуга. Кекавмен. С. 192-193.

¹⁰⁴
Там же. С. 193.

Кекавмен и его
поучение

Кекавмен
мог быть очевидцем и таких событий, как
осада Фессало-ники Алусианом в 1041 г.,
осада Мории Михаилом IV
в
том же году, возвращение византийцами
Димитриады, захваченной Деля-ном. В
Мосинополе после подавления восстания
Деляна Кекавмен видел Гаральда Гардраду
(С. 298.29). Не исключено, что и о других
подвигах норвежского наемника на
византийской службе он мог узнать
непосредственно от очевидцев.

12 эпизодов из
рассказанных Кекавменом относятся к
1040-1064 гг., когда Кекавмен должен был
делать карьеру (к 1064 г. ему должно было
быть около 45 лет — см. ниже). События эти
происходили в Италии, на Балканах и в
Малой Азии. В любой из указанных областей
могла протекать и служба нашего автора
(он сообщает о своей службе в Элладе —
С. 256). Если же он сам и не бывал в
каком-нибудь из этих районов, то там
бывали его друзья или родственники.
Так, его сват Никулица Дельфин был другом
Романа Диогена, когда тот служил катепаном
в Болгарии (С. 282), и мог принимать
непосредственное участие в тех сражениях
с печенегами, о которых сообщает Кекавмен.
Димитриада — о событиях в этом городе
он рассказывает дважды — лежала недалеко
от Ларисы, где жил Никулица Дельфин. О
событиях в Далмации наш автор мог узнать
от Майосов или (точнее) от своего
родственника страти-га Иоанна Майоса,
который, видимо, вел свой род с берегов
Адриатики.

Что
касается событий в Италии (она является
местом действия трех рассказов Кекавмена),
то надежность свидетельств Кекавмена
подтверждается тем, что его сообщение
о пленении Робертом Гвис-каром Петра
Туррского (Тираса) находится в близком
соответствии с данными западных
источников¹⁰⁵.

Наконец,
о семи эпизодах, относящихся ко времени,
когда Кекавмена не было на свете или
когда он был слишком юн (от начала X
в.
до 1034 г.), он мог узнать от своих предков,
от отца, матери и дедов. Четыре эпизода
из семи произошли на территории Болгарии
и Великой Армении, где жили и действовали
его деды: в Болгарии — дед по матери
Димитрий Полемарх, принимавший участие
в войнах Самуила с Василием II
(а
о них и рассказывает Кекавмен); в Великой
Армении — дед по отцу Кекавмен, который
и был главным героем относящегося к
этой территории рассказа Кекавмена.

Итак,
я совершенно согласен со своими
предшественниками¹⁰⁶,
что труд Кекавмена представляет собой
один из наиболее достовер-

¹⁰⁵
Lemerle.
Prolégomènes. P. 72-73.

¹⁰⁶
См. Ферлуга. Кекавмен. С. 195.

54_____________________Γ.Γ.
Литаврин

ных
источников по византийской истории
X-XI
вв.:
его известия основаны либо на подлинных
документах, либо на личных впечатлениях,
либо, наконец, на рассказах очевидцев.

Автор (родословная
и социальное происхождение)

Задача данного
раздела — определить ту социальную
среду, которая породила нашего автора,
в которой он вращался в течение всей
жизни и в которой формировались его
взгляды.

Со
времени публикации Васильевского —
Ернштедта и до 50-х годов нашего столетия
вопрос об авторе «Советов и рассказов»
был основным вопросом, дебатировавшимся
в науке в связи с этим памятником. Вопрос
этот ставился в двух планах: с одной
стороны, пытались уточнить происхождение
автора и его cursus
honorum, с
другой — определить его мировоззрение.
Исследованию первого аспекта было
отдано много времени и труда, но полученные
при этом результаты оказались обратно
пропорциональными приложенным усилиям:
генеалогия Кекавмена — по-прежнему
объект догадок. Об идеологии автора,
напротив, писали мало, но уже сделаны
интересные наблюдения.

Все
попытки идентифицировать Кекавмена с
кем-либо из исторических деятелей XI
столетия,
носящих патроним Кекавменов, остались
легкоуязвимыми гипотезами. Наиболее
аргументированной из них была гипотеза
Дж. Баклер об идентичности нашего автора
с византийским полководцем 30—50-х годов
XI
в.,
армянином по происхождению, Катакалоном
Кекавменом. Однако против этой идеи
выступило большинство ученых. Эту
догадку отвергал уже В.Г. Васильевский.
Основной удар ей, как уже упоминалось,
нанесли Н. Бэнеску и М. Дьони. Я также
привел один косвенный аргумент против
этой гипотезы (см. прим. 885)¹⁰⁷.
В недавнем прошлом

¹⁰⁷
Приводя дополнительный аргумент против
идентификации Кекавмена-автора с
Катакалоном Кекавменом, я указывал на
то, что Катакалон был приятелем Романа
Склира, сына Варды Склира, и должен был
знать от Романа и о том, кто беседовал
с Василием II
и
в чем состояло содержание беседы. Поэтому
Катакалон — будь он автором — не мог
бы пересказывать безымянный анекдот о
«негодном старце», как это делает
Кекавмен, далекий (в отличие о Катакало-на)
от семьи Склиров человек (Литаврин Г.Г.
Пселл и Кекавмен о Варде Скли-ре //
Polychordia.
Festschrift: Fr.
Dölger. Amsterdam, 1968).
Тиннефельд, замечая, что аргумент
Литаврина не может быть признан решающим,
излагает мою мысль не точно: он полагает,
что по моему мнению Катакалон, будь он
автором, не мог писать вещи, позорящие
отца его друга (Tinnefeid.
Sověty
i rasskazy.
S.
440,
Anm.
3).

______________Кекавмен
и его поучение________________55

лишь
Дь. Моравчик¹⁰⁸
Г.-Г. Бек¹⁰⁹
и И. Караяннопулос¹¹⁰
продолжали считать возможным авторство
Катакалона. О других деятелях XI
в.
с именами Катакалон и Кекавмен мы знаем
столь мало, что никто не решился искать
среди них нашего автора. Впрочем, один
из них, Василий Кекавмен, как и наш автор,
был причастен к занятиям литературой:
от него сохранилось несколько стихотворных
эпитафий¹¹¹.
Проблематичными остаются и выводы о
предках Ке-кавмена до третьего и даже
четвертого колена, к которым приходили
В.Г. Васильевский, Дж. Баклер, М. Дьони,
Г. Цанкова-Петкова и П. Лемерль. Анализ
данных нашего автора, относящихся к
этой проблеме, в высшей степени скрупулезен
в трудах названных ученых. Невозможно
привести здесь и оценить всю их
аргументацию. Достаточно подробно это
сделано в работе Лемерля, теорию которого
на сегодняшний день я считаю наиболее
основательной. Однако прежде чем изложить
ее, коротко — об основной трудности
проблемы.

Дело
в том, что Кекавмен, так много в своем
труде уделявший внимания домашнему
очагу (см. раздел «Домострой»), необычайно
скуп на слова тогда, когда касается
сведений биографического характера. О
себе самом он упоминает лишь трижды и
очень бегло. Летом 1041 г., как упоминалось,
он участвовал в походе императора
Михаила IV
Пафлагонянина
против Петра Деляна, а после успешного
завершения похода присутствовал в
Мосинополе при раздаче императором
наград участникам экспедиции, в частности
Га-рал ьду Гардраде. 21 апреля 1042 г.
Кекавмен был очевидцем низвержения с
престола Михаила V;
причем
наш автор находился поблизости от
василевса: утром он еще видел его как
полновластного повелителя, а вечером
— как жалкого и сирого слепца. Наконец,
в хронологически неизвестный период
(между 1042 и 1075 гг.) Кекавмен имел какую-то
«власть» в Элладе и был лично знаком с
Иоанном, епископом Ларисы.

Кроме того, из
сочинения Кекавмена можно заключить,
что он имел не менее трех сыновей, а
также дочь (или дочерей). Его родственником
по браку (сватом) был крупный фессалийский
магнат, проживавший в Ларисе (возможно
даже — стратиг этого города),

¹⁰⁸
Moravcsik
Gy. Byzantinoturcica. Bd. I.
Berlin,
1958. S.
350-351.

¹⁰⁹
Beck. Vademecum.
S. 16.

¹¹⁰
Karayannopulos.
Zur
Frage der Autorschaft…

¹¹¹
Lemerle.
Prolégomènes.
P. 41. Сведения
о других лицах, носивших в XI-XII
вв. патроним
Кекавменов, приводит и Каждая (Каждан.
К вопросу. С· 163), и проведший специальное
исследование о них А. Саввидис (Sawides
A. The Byzantine Family of Kekaumenos), но
степень их родства с нашим автором
°стается неясной.

56______________________Г.Г.
Литаврин

Никулица
Дельфин. Двоюродный брат (?) Кекавмена,
стратиг Иоанн Майос, богатый и видный,
имел в 20-30-х годах XI
в.
дома в Константинополе, затем, на беду
свою, взял откуп налогов в Малой Азии
(в округе Арависса), не мог рассчитаться
с казной, угодил в тюрьму и закончил
свою жизнь неоплатным должником.

Теперь
о прямых предках автора. О своем отце,
не называя его по имени, он упоминает
два раза. В конце 20-х — начале 30-х годов
XI
в.
отец Кекавмена дважды посетил
Константинополь и виделся там со своим
племянником Майосом, которого отговаривал
от намерения взять откуп налогов, а
затем видел его в тюрьме. Отец Кекавмена
был еще жив в 1067 г., когда из ссылки в
Амасии ему написал письмо Никулица
Дельфин.

Сообщения
Кекавмена о своих дедах представляют
собой главный камень преткновения в
установлении генеалогии автора. Один
дед, не называемый по имени, был, видимо,
до середины 70-х годов X
столетия¹¹²
топархом области Товий в Великой Армении,
у восточных рубежей империи, находился
во враждебных отношениях с нею и сумел
хитростью овладеть какой-то сильной
пограничной крепостью, обороняемой
византийским стратигом. Дед же, которого
автор именует Кекавменом, во второй
половине 70-х — начале 80-х годов того же
века был стратигом Ларисы и успешно
защищал ее от царя болгар Самуила, а
затем Василий II
отозвал
его в Константинополь. Сватом этого
Кекавмена в Ларисе был некий Никулица,
весь род которого, когда Самуил овладел
городом через три года после отъезда
Кекавмена, был переселен в Болгарию.

«Дедом
по матери» автор называет Димитрия
Полемарха, который был воеводой Самуила
в области близ византийского города
Сервии (на границе с Болгарией) и сумел
около 1000 г. хитростью захватить эту
сильнейшую крепость. После подчинения
Болгарии в 1018 г. Василий II
почтил
его титулом патрикия и сделал мистиком,
т. е. принял к себе на службу.

Наконец,
Кекавмен говорит о своем третьем (!) деде
по имени Никулица, который носил высокий
титул веста, «немало потрудился» для
империи и в награду за службу был сделан
Романом II
(959-963)
на срок жизни дукой Эллады и доместиком
экскувитов Эллады; в 979 г., однако, Василий
II
передал
доместикат экскувитов

¹¹²
Ш. Руше, отмечая неопределенность понятия
πάππος
и
опираясь на исследования востоковедов,
полагает, что ситуация, описанная
Кекавменом в районе Товия, соответствует
927-966 гг. в. и предпочитает усматривать
в этом персонаже скорее прадеда Кекавмена,
бежавшего затем от арабов в Византию
(захваченную этим топархом крепость
она считает Двином — ср. прим. 292) (Roueché
Ch. Defining
the Foreign in Kekaumenos //
Strangers
to Themselves: The Byzantine Outsider, ed.
D.C. Smyth.
Hampshire, 2000.
P.
207).

___________________Кекавмен
и его поучение__________________57_

Эллады иноземцу
Петру, а Никулице взамен дал начальство
над влахами Эллады.

И
это все. Загадку с тремя дедами пытались
объяснить по-разному. Ссылаясь на то,
что дед Никулина упомянут только в
«Советах императору», В.Г. Васильевский
приходил к выводу о двух авторах, дедами
одного из которых (автора «Стратегикона»
Кекавме-на) были Кекавмен и Димитрий
Полемарх, а дедом другого (автора «Советов
императору») — Никулица. Дж. Баклер
идентифицировала Никулицу с Димитрием
Полемархом, а последнего — с неким
Николицей, о котором Скилица сообщает
как о полководце, неоднократно переходившем
со стороны на сторону во время длительных
войн Самуила и Василия II.
М.
Дьони развивал теорию о двух женитьбах
отца Кекавмена-автора: Димитрий был
отцом матери автора, а Никулица — отцом
мачехи (либо наоборот). Лемерль полагал,
что термин πάππος
(«дед»)
применительно к Никулице употреблен
автором не в прямом значении. Он считал
Никулицу — ду-ку Эллады идентичным тому
Никулице, который был в Ларисе сватом
другого деда автора Кекавмена — стратига
этого города, и поэтому предполагал,
что сватовство могло дать основания к
тому, чтобы потомки того и другого свата
могли называть их обоих своими «дедами».

Лемерль
использовал при решении вопроса о
генеалогии автора давно известную, но
не привлекавшую достаточного внимания
греческую надпись из Армении, из местечка
Эгрек, датированную 1006-1007 гг. («церковь
Богородицы воздвигнута при Василии II
и
Константине VIII патрикием Григорием,
стратегом Ларисы в Македонии, сыном
патрикия Смбата Кихкатци Ивира, и его
детьми») Он идентифицировал упомянутого
в надписи патрикия Григория Кихкатци
(Вхкаци) с дедом автора по отцу (топархом
Товия и за-•тем стратигом Ларисы).
Лемерль составил и генеалогическую
таблицу рода Кекавменов и Никулиц.
Подробный анализ начала этой таблицы
я дал в прим. 293. Поэтому, приводя ее здесь
(см. таблицу на странице 58), оговорюсь,
что идентификацию Кекавмена-деда с
Григорием Кихкатци я считаю невероятной.

Я уже сказал, что
признаю устанавливаемую Лемерлем
родословную наиболее обоснованной (в
ней учтены результаты изысканий М.
Дьони). Но и ее я не считаю неуязвимой.
В приведенной таблице есть, на мой
взгляд, два недостатка. Первый: ее автор
исходит из ничем не обоснованного
допущения, что все три персонажа,
^помянутые в «Советах и рассказах» под
именем Никулиц, связаны узами прямого
восходящего и нисходящего родства.
Одного имени для этого мало. Конечно,
все они могли быть родственника-Ми, но
не по прямой линии. Это тем более вероятно,
что принятая

Γ.Γ. Литаврин

I.
Кекавмен-прадед
(Смбат Кикхатци Ивир, патрикий)

II,
Никулица
I
Старший

Н₂
Кекавмен-дед (Григорий Кикхатци, патрикий
и стратиг)

И₃
Димитрий Полемарх

III,
Никулица
II
=
дочь

Ш₂
Кекавмен-отец = дочь

I
I I I

IV
Феодор
Димитрий IV,
Никулица-
IV₂
Кекавмен-

Дельфин
автор

Ί
I
I I

V
Григора
Панкратий дочь дочь = сын сын сын
дочери (?)

(Римскими цифрами
обозначены поколения, арабскими —
принадлежность к разным семьям)

Лемерлем
посылка ведет к другому, более серьезному
затруднению: согласно схеме Лемерля,
переженившие своих детей Кекавмен-ав-тор
и Никулица Дельфин (они были сватами)
находились в кровном родстве, имея
общего деда (дед автора по отцу приходится
дедом по матери Никулице Дельфину);
супруги — сын Кекавмена-ав-тора и дочь
Дельфина оказываются правнуками одного
лица. Согласно существующим в Византии
церковным канонам, подобного рода
семейные отношения укладывались в
понятие «третьей степени родства» и
исключали возможность вступления в
брак лиц, им связанных¹¹³.

Поэтому я считаю,
что между упомянутыми в труде Никулица-ми
не было прямого восходящего и нисходящего
родства, а понятие «сватовства» следует
истолковывать не как непременное
указание на брак между детьми тех, кто
становится сватом друг другу, а как
гораздо более широкое понятие: сватовство
устанавливалось и в результате брака
между сестрой одного и братом другого,
дядей одного и теткой другого и т. п.
Среди упомянутых Никулиц могли быть

¹¹³
См.: PG,
Т.
119, col.
765
С-768 А; Т. 138, col.
768
В-С; Zachariä
von Lingenthal K.E. Geschichte des griechisch-römischen Rechts.
Berlin, 1897.
S.
45.

__________________Кекавмен
и его поучение_________________5!9

и
имеющие тесное кровное родство с
Кекавменами и весьма отдаленные
родственники по бракам. Учитывая все
это, следует заключить, что полная
разгадка трех «дедов» автора при наличии
тех данных, какие у нас имеются, едва ли
возможна. В комментарии (см. прим. 833) я,
однако, отважился высказать предположение,
что под словами «мой дед Никулина» автор
имеет в виду своего прадеда. Ф. Тиннефельд
полагает, что это допущение позволяет
удовлетворительно решить спорный
вопрос¹¹⁴.
Не отвергаю я и возможностей иных
решений. Может быть, прав Лемерль, что
внуки кого-либо могли называть «дедом»
и свата своего деда. Может быть, линию
кровного родства смешивали с линией
родства духовного, весьма чтимого в то
время¹¹⁵,
и Кекавмен-автор мог назвать дедом
крестного отца своего родного отца.

Наконец,
о догадке Лемерля о прадеде и деде
автора. Благодаря усилиям P.M. Бартикяна¹¹⁶
и К.Н. Юзбашяна¹¹⁷
доказано, что в приведенной выше
ктиторской надписи из Эгрека следует
читать не Кихкаци, что в переводе с
древнеармянского означает «обожженный»
и точно соответствует греческому
прозвищу Κεκαυμένος
—
«Обожженный», а Вихкатци, т. е. отнюдь
не «обожженный», а «происходящий из
Вихика» (точно локализуемое местечко
в Армении). Несмотря на этот вывод, оба
названные армениста и согласившийся с
ними Лемерль странным образом продолжали
называть Григория Вихкатци дедом нашего
автора (при этом в числе черт сходства
Лемерль по недоразумению говорит и о
сходстве имен — имя Григорий надписи
носил будто бы и Григорий Кекавмен¹¹⁸.
Но это

¹¹⁴
Tinnefeld.
Sověty I rasskazy. S. 444.

¹¹⁵
Zachariä
von Lingenthal. Geschichte. S. 49-50.

¹¹⁶
Бартикян P.M.
К
вопросу о катепане Востока магистре
Багарате и генеалогии Кекавменов //
Седьмая Всесоюзная сессия византинистов
в Тбилиси. Тезисы докладов. Тбилиси,
1965.

¹¹⁷
Юзбашян К.Н. Греческая надпись патрикия
Григория KHXKATZI…

¹¹⁸
Lemerle.
Prolégomènes. P. 32-34.
Только это совпадение имен (на деле
мнимое — Г. Л.) превращает, по словам
Лемерля, его догадку в уверенность, что
перед нами дед Кекавмена-автора патрикий
Григорий (сын Смбата), который будто бы
был снова послан (после возвращения
Тайка-Тао Василием И) на Восток — служить
империи (Lemerle
P. Nouvelles remarques sur la famille Vichkatzi-Kékauménos //
Revue
des études arméniennes. N.
S.
t. III.
Paris,
1966.
P.
177-183).
Несмотря на несообразности в аргументации
Лемерля и на опубликованные в 1968 г.
доводы против нее, И. Сорлен продолжает,
по всей видимости, придерживаться его
гипотезы (Sorlin
I.
Un
témoin du X^le
siècle: Kékauménos //
TM,
6,1976.
P.
384-385).
См. также: ΚΕΚΑΥΜΕΝΟΣ.
ΣΤΡΑΤΕΠ-KON
(Μετάφρ.
Δ. Τσουγκαράκης. Σ. 17).
Φ.
Тиннефельд
напротив, считает

60______________________Γ.Γ.
Литаврин

ошибка.
На деле же — преном деда автора со
стороны отца неизвестен). Ответа на мои
возражения, высказанные вскоре после
публикации статей только что названых
трех авторов¹¹⁹,
не последовало.

Тем
не менее попытаюсь установить наиболее
вероятные отношения между ближайшими
родичами автора. Решающими я считаю при
этом три, на мой взгляд, бесспорных
факта, два из которых давно были оценены
в литературе, а третий выпадал из поля
зрения исследователей. Первые два: в
1041 г. Кекавмен-автор был достаточно
взрослым для того, чтобы участвовать в
военном походе, а отец его в 1067 г. был
еще жив и не настолько стар и дряхл,
чтобы Никулица Дельфин не мог рассчитывать
на понимание и участие своего родственника,
когда писал ему из далекой ссылки
обширное письмо с изложением сложных
обстоятельств своего руководства
восстанием против императора в 1066 г.
Третий факт: брак между родителями
Кекавмена-автора мог быть заключен лишь
после завоевания Болгарии Василием II
в
1018 г., так как до этого отец матери
Кекавмена (Димитрий Полемарх) и отец
отца автора (Кекав-мен) находились каждый
в разных лагерях, которые вели войну
друг с другом.

Начнем
с отца, сознательно исходя из самых
невыгодных для наших целей посылок в
надежде прийти к наиболее убедительным
выводам. Допустим, что к 1067 г. отцу автора
было около 80 лет, хотя он остался активным
и разумным человеком. В таком случае
дату его рождения следовало бы отнести
примерно к 990 г. Таким образом, в 1018 г. он
вступил бы в брак в возрасте 28 лет.
Впрочем, вероятнее было бы датировать
этот брак несколько более поздним
временем: «замирение» Болгарии, как
пишет Кекавмен, случилось в самом конце
этого года, а в столицу Западно-Болгарского
царства (Охрид) Василий II
вступил
только в начале 1019 г. Обе семьи, По-

убедительней
мою критику в целом приемлемого «родового
древа» автора, как оно выявлено Лемерлем
(Tinnefeid
F. Sověty
i rasskazy. S. 440).
Каждая также называет вопрос о
предполагавшейся связи Вихкатци с
Кекавменами мною закрытым (Каждая А.П.
Армяне в составе господствующего класса
Византийской империи. Ереван, 1975. С. 29).
Так же оценивает исход споров по этому
вопросу и Ш. Руше, но решающую роль
приписывает при этом почему-то изданной
в 1974 г. статье Н. Икономидиса (Roueché
Ch.
Defining. P. 208),
который едва касается этого сюжета
(Oikonomidès
N.
L’organisation
de la frontière orientale de Byzance
au
X^e-XI^e
siècles et le Taktiken
d’Escoriai
//
Actes
du XIV^e
Congrès
Intera,
des
études byzantines. I.
Bucarest,
1974.
P.
295
et
n. 35).
На деле я не знаю иной аргументции против
указанной идентификации, которая была
бы высказана ранее моей статьи,
опубликованной в 1968 г. (Литаврин ГГ. Ό
πάππος του Κεκαυμένου —
ó
εχθρός
της Ρωμανίας //
ΒΒ.
Τ. 28,1968),
как и после нее. ¹¹⁹
Литаврин ГГ. Ό
πάππος του Κεκαυμένου. С.
151-158.

_______________Кекавмен
и его поучение________________61_

лемархов
и Кекавменов, скорее всего оказались
после этого соседями — результатом их
общения я был этот брак. Действительно,
Полемарх нес службу Самуилу в районе
Сервии, а она отстояла едва на 50 километров
от Ларисы. Не слишком далеко отсюда
лежала и фема Волерон, в которую, по
сообщению Скилицы¹²⁰,
Василий II
после
покорения Болгарии переселял болгар и
из района Сервии и из района Водена.

И
Димитрий Полемарх, прослуживший в
Болгарии по крайней мере 20 лет (около
1000 г. он захватил у византийцев Сервию
и лишь в 1018 г. перешел под власть Василия
II),
и
мать Кекавмена — дочь Полемарха,
безусловно, знали славянский язык, если
сами не были славянами по крови, что
наиболее вероятно. Этим обстоятельством
в первую очередь и нужно объяснять
познания Кекавмена в болгарском языке¹²¹.
Происхождение нашего автора следует
поэтому датировать со значительной
степенью вероятности 1020-1024 гг. и искать
родину Кекавмена, как и место жительства
его отца и всей семьи, где-то поблизости
от Фессалии и Южной Македонии, а отнюдь
не в Армении, как полагает Лемерль¹²².
(Вывод о том, что семья автора жила в
провинции, следует не только из

¹²⁰
loannis
Scylitzae Synopsis historiarum, ed.
J.
Thurn. Berlin, New
York, 1973.
P.
344.16-345.29;
352.12-13.

¹²¹
Благородную идею равенства всех,
независимо от происхождения, перед
Богом, законом и людьми Ш. Руше с
пристрастием утверждает в своей статье
и применительно к далекому прошлому —
на ее взгляд, кажется, грешны (и, видимо,
националистичны), сами попытки вообще
устанавливать этническую идентичность
тех или иных деятелей прошлого (это
значит разделять «смертоносную» идею
построения и ныне государств-наций);
она ставит под сомнение то, что Катакалон
Кекавмен из армян, а инвективы
Кекавмена-автора против влахов, на ее
взгляд, — лишь невинные упражнения в
риторике, ну, и конечно же, — Димитрий
Полемарх — не славянин (не болгарин): и
прозвище его вряд ли перевод со славянского
(«Воевода») да и перебегали тогда со
стороны на сторону запросто полководцы
обеих воюющих сторон (Roueché.
Defining.
P. 204-214).
Автор не подозревает, что ее либеральные
и демократические убеждения не менее,
чем она, разделяют и те, кто, изучая
прошлое, устанавливает и те факторы,
которые в то время не утратили своей
роли ни в общественной, ни в частной
жизни. В Византии все были «ромеями»,
но стоило болгарам проявить строптивость
и протест против несправедливости, как
их природа становилась «хранительницей
всякого зла», язык их объявлялся
варварским и т.д. (См., например: Литаврин
ГГ. Феофилакт Болгарский между Охридом
и Константинополем // Florilegium.
К
60-летию Б.Н. Флори. М., 2000. С. 179-186).
Исследовательница не останавливается
на таких фактах, как знание Кекавме-ном
славянского языка и исключительность
случаев перехода в это время «ро-мейской»
знати на сторону болгар.

¹²²
Lemerle.
Prolégomènes. P. 37.

62______________________Г.Г.
Литаврин

косвенных
данных сочинения Кекавмена, но и из его
прямого указания, что отец лишь наведывался
в Константинополь, чтобы затем вернуться
домой) (С. 212). Мнение Лемерля покоится,
несомненно, на том, факте, что из Армении
происходил дед Кекавмена по отцу. Но
уже к 976 г. дед Кекавмена, еще до рождения
сына (отца автора), не жил в Армении: он
нес службу в Греции, в Ларисе, а затем
был отозван в Константинополь. Вполне
возможно, что именно в Ларисе около 990
г. и родился отец автора. Я думаю, что и
родовое гнездо, Кекавменов с переходом
их на службу империи переместилось из
Армении в европейскую часть империи,
где они получили владения. Практика эта
с давнего времени широко применялась
византийскими императорами по отношению
к армянам, переходившим на службу к
империи. К ней прибегали и Василий II
и
другие васи-левсы XI
столетия.
На Балканах, в частности, жили постоянно
и такие византийские магнаты и полководцы
грузино-армянского происхождения —
современники Кекавмена, как Григорий
Бакуриани (или Пакуриан), его родственники
(Абаси, Симватий и Николай), Торники,
Арианиты и др.

Теперь
о дедах. Дед по матери Димитрий Полемарх
в 1000 г. уже был опытным полководцем, в
1018 г. он был еще вполне деятельным
человеком: Василий II
купил
его преданность, как и многих других
видных болгар¹²³,
высокими почестями. Наконец, к этому же
году у него была дочь-невеста (мать
автора), которая к моменту брака едва
ли могла быть старше своего жениха (28
лет). При учете всех этих данных нельзя
относить дату рождения Полемарха далее
чем к 970 г. (самое раннее — к 965 г.). Даже
не вдаваясь в довольно ясный в целом
вопрос о том, а был ли Полемарх природным
болгарином, перешедшим на службу к
Василию II
после
завоевания Болгарии, безусловно одно
— идентификацию Димитрия Полемарха с
Никулицей — «дедом» (дукой Эллады)
следует отбросить. К 960 г. Никулица
«немало потрудился» на службе империи,
за свои заслуги он уже тогда получил в
награду высокие титулы и должности —
его рождение, следовательно, нельзя
датировать более поздним временем, чем
930 г. Если же Никулицу отождествлять с
Полемархом, тогда окажется, что Василий
II
сделал
мистиком (секретарем) 80-летнего старца,
который к тому же около 1020 г. только что
собрался выдать замуж свою дочь.

Что касается
другого деда, то я полагаю, что, говоря
о топархе Товия в Великой Армении и о
стратиге Ларисы, наш автор имеет в виду
одно и то же лицо: своего деда по отцу.
Вначале Кекавмен-дед

¹²³
Литаврин Г.Г. Болгария и Византия в
XI-XII
вв.
М., 1960. С. 253-255.

_____________Кекавмен
и его поучение________________63

был
совершенно независим от империи и даже
предпринимал против нее враждебные
действия¹²⁴.
Но уже в 976-980 гг. он оказался на службе
у византийского императора в качестве
стратига Ларисы в Фессалии. Нам неизвестны
обстоятельства, при которых произошли
столь важные перемены в судьбе этого
деятеля. Это могло случиться во время
походов Иоанна I
Цимисхия
на восток в 70-х годах X
в.
Впрочем, переходы армянских независимых
магнатов на службу к империи — явление
заурядное для X
—
начала XI
в.

Автор
изображает дважды этого деда как опытного
и искусного военачальника. Он, разумеется,
не был человеком первой молодости уже
во время эпизода в Армении, а тем более
в период войн Василия II
с
Самуилом (оборона Ларисы). Следовательно,
его рождение можно было бы отнести
примерно к 940-945 гг., что не противоречило
бы факту рождения у него сына (отца
автора) ок. 990 г. (см. выше).

Каково
же было социальное положение семьи
Кекавмена? В значительной мере ответ
на этот вопрос уже содержится в материале,
приведенном выше. Из шести родственников
нашего автора, названных им в «Советах
и рассказах» и живших в середине X
—
70-х годах XI
столетия
(Никулица, Кекавмен-дед, Димитрий
Полемарх, Кекавмен-отец, Иоанн Майос,
Никулица Дельфин), пять определены нашим
автором как знатные и титулованные лица
империи. Никулица — вест, дука, доместик,
начальник влахов Эллады; Кекавмен-дед
— стратиг; Димитрий Полемарх — воевода,
патри-кий, мистик; Иоанн Майос —
протоспафарий, стратиг; Никулица Дельфин
— протоспафарий, видимо, стратиг,
начальник и анагра-февс кондаратов и
моряков на военном флоте, человек,
обладавший огромным влиянием в Ларисе
и всей Фессалии, друг будущего императора
Романа IV
Диогена,
пользовавшийся некогда благосклонностью
василевса Константина X
Дуки.
Заметное положение при дворе занимали
дети Никулицы Дельфина и его брат. О
служебном положении лишь одного из
прямых предков Кекавмена, его отца, мы
не знаем ничего.

Итак, это круг
византийской знати, выходцы из которого
несли в основном военную службу, занимая
командные посты в войске. Служба их
(исключая Майоса и детей Дельфина)
протекала пре-

¹²⁴
Ш. Руше фокусирует внимание на том, что
три родича автора (его прадед — по ее
версиидопарх Товия, Димитрий Полемарх
и Никулица Дельфин) воевали какое-то
время против империи, и это обстоятельство
могло быть одним из мотивов написания
Кекавменом соответствующих пассажей,
в которых он реабилитирует этих
родственников, выставляя их в выгодном
свете (Roueché.
Defining.
P. 204-205).

64______________________Г.Г.
Литаврин

имущественно в
провинции, главным образом в Греции.
Как военный начинал свою карьеру с юных
лет и сам автор.

Некогда
я подробно останавливался на вопросе
об имущественном и социальном положении
представителей рода Кекавменов и
Никулиц¹²³.
Вряд ли целесообразно снова приводить
здесь все наши аргументы. К выводу о
том, что Кекавмены были богаты, владели
значительным недвижимым и движимым
имуществом, приходит и П. Лемерль. Он
только не считает их феодалами, ибо
вообще не видит ни одного феодала в
Византийской империи как этого, так и
любого другого времени.

Силу и могущество
той прослойки, к которой принадлежал
Ке-кавмен, составляли в первую очередь
земельные владения. Они были залогом
их благосостояния, политического влияния
и успехов по службе. Служба — прежде
всего служба военная — важный источник
богатства и почестей. Но на путях
служебной карьеры человека всюду
подстерегают опасности: интриги
«завистливых людей», ложные доносы,
ошибки и утрата благосклонности монарха,
неосторожное олово, происки врагов и
т. п. Службу можно потерять, а за этим в
лучшем случае последует ссылка в свои
владения, лишение почестей и сопряженных
с ними доходов. Поэтому первейшей заботой
таких людей, как Кекавмен, является
попечение о своем хозяйстве. Именно оно
— основа благосостояния и влияния, хотя
и неофициального, в провинции. Нужно
стремиться обеспечить себя, семью,
домочадцев, слуг и вообще «своих людей»
(которые, оказывается, составляют и
военную дружину такого частного лица)
всем необходимым, не полагаясь на доходы
от службы. Для этого надо запасать хлеб,
ссыпая его в амбары, насаждать сады и
виноградники, строить мельницы и
мастерские, разводить тягловый и мясной
скот, держать упитанных верховых животных
и бдительно следить за «прислужниками»,
чтобы они «не пожрали» прибыль.

Служба, как можно
понять Кекавмена, является главным
источником денежных богатств, но деньги
можно приобрести и помимо нее. Следует
лишь побольше производить вина, а пить
его поменьше — и деньги появятся как
на необходимое, так и на «излишнее»,
как-то: на дорогие сосуды, золоченые
кровати, драгоценные камни и прочее. С
помощью этих денег можно приняться и
за строительство.

Идеалом такого
крупного собственника является положение
топарха, независимого и абсолютного
господина в своей области, располагающего
собственными деревнями и крепостями.
Топарх —

¹²⁵
См.: Литаврин Г.Г. Был ли Кекавмен, автор
«Стратегикона», феодалом? // ВО. М., 1961.

_________________Кекавмен
и его поучение________________65

верховный судья
и повелитель, который, будь ему то
выгодно, может оказать услугу византийскому
императору, получив за нее награду.
Лучше, однако, владеть небольшой областью,
но быть себе хозяином, чем огромными
поместьями, пожалованными императором,
и жить в вечном страхе их конфискации
но капризу василевса.

Все
это достаточно точно отражает то
положение, в котором находилась военная
аристократия провинций в XI
столетии,
пока престол удерживали в своих руках
представители столичной чиновной
бюрократии, нередко отстранявшие от
службы видных полководцев, отнимавшие
у них и старинные привилегии, а нередко
и сами поместья.

Есть,
однако, один мотив в сочинении нашего
автора, который заставляет сделать
существенную оговорку. Кекавмен не
чувствует себя настолько обеспеченным,
чтобы не бояться возможности разорения
и серьезных лишений. Он говорит об этом
неоднократно как о вполне реальной
опасности. Конечно, к высказыванию
разного рода опасений Кекавмена обязывал
жанр поучения. И все-таки вряд ли можно
причислить Кекавменов к высшему слою
провинциальной землевладельческой
аристократии — скорее всего они
принадлежали к ее среднему звену,
наиболее многочисленному и широкому
(этот мой вывод А.П. Каждая в споре со
мною не упоминает). Развивая свои доводы
в пользу этой точки зрения в «Ответе
рецензенту», я, впрочем, признал
справедливым упрек Г.Л. Курбатова, что
понятие «средний слой» не определено
у меня какими-то хотя бы примерными
критериями¹²⁶.

Но к этому вопросу
я еще вернусь в связи с мировоззрением
Кекавмена.

В
заключение обзора семейных отношений
Кекавмена и его социального происхождения
следует обратиться к вопросу о возможной
карьере нашего автора. До недавнего
времени ни один исследователь, начиная
с В. Г. Васильевского, не высказал и тени
сомнения в том, что карьера нашего автора
была преимущественно военной. Никто из
ученых, изучавших труд Кекавмена, не
пытался, впрочем, это доказывать, ибо
все казалось очевидным. Однако А. П.
Каждан высказал предположение, что
Кекавмен принадлежал к тому же кругу
чиновной бюрократии столицы империи,
в который входил и Симеон Новый
Богослов¹²⁷.В
самом деле, в XI
столетии
немало сугубо гражданских чиновников
по воле василевсов назначались
полководцами. Сочинение военных трактатов
также ни о чем не говорит. Подобные
трактаты писал и Лев VI,
никогда
не бывавший на

¹²⁶
Курбатов. Советы и рассказы Кекавмена.
С. 160.

¹²⁷
Каждан. Предварительные замечания. С.
22.

66______________________Г.Г.
Литаврин

ноле
боя, и такой сугубо гражданский деятель,
как философ Михаил Пселл, который был
искренне убежден, что в стратегии он
смыслил бесконечно больше, чем Роман
IV
Диоген,
всю жизнь проведший в военных походах¹²⁸.
Следовательно, и то, что четверть своего
труда Кекавмен отвел проблемам стратегии
и тактики, и то, что он сам в 1041 г. начинал
свою службу, «сражаясь за василевса»,
не может (согласно Каждану) служить
достаточно веским аргументом,
свидетельствующим преимущественно о
военной карьере автора.

Но
в пользу этого говорит сам автор, как и
манера его письма, общий колорит
произведения, оценка военной службы
сравнительно с другими видами службы.
Именно поэтому я уверенно вынес в
подзаголовок первой публикации название:
«Сочинение византийского полководца
XI
в.»¹²⁹.

«Ведь я изложил
тебе то, — пишет Кекавмен, — чего нет в
другом стратегиконе или в другой книге,
так как я сочинил это на основе собственных
размышлений и подлинного опыта. Все это
будет для тебя полезно. Однако обращайся
и к стратегическому искусству древних.
Ты не найдешь там этого, но обнаружишь
другое, еще лучшее, удивительное и
исполненное мудрости» (С. 172). Опыт же
Кекавмена, как следует из чтения его
военных советов, был весьма обширен —
такой опыт нельзя было приобрести в
ряде каких-либо кратковременных кампаний.
Действительно, Кекавмен рассказывает
о порядке длительной службы на границах
империи в условиях войны и в условиях
мира, о наборе воинов в провинции, об их
экипировке и вооружении, о периодах
относительного спокойствия (когда
стратиг, распустив войско по домам,
может читать книги), о походах в чужие
земли, о продолжительной осаде или
обороне крепостей и т. п.

Говоря о качествах
стратига — должен ли он быть любим
войском или внушать ему страх, — Кекавмен
замечает: «Я же не принимал этого» (С.
160). Знавал Кекавмен и ситуации, когда
нужно несколько лет (три года) держать
свое войско в стороне от сражений, если
оно недавно понесло тяжелый разгром
(С. 162).

¹²⁸
Michel Psellos. Chronographie
ou
l’histoire d’un siècle de Byzance
(976-1077). T.
IL Text
établi
et traduit par E. Renauld, Paris, 1928.
P.
158-160.

¹²⁹
Этот подзаголовок Каждая считал
некорректным (Каждан. К вопросу. С. 167).
Основательно ознакомившаяся с моим
изданием Б.Ч. Скржинская в письме ко мне
возражала только против слова «полководец»,
полагая, что здесь нужно более «скромное»
определение, ибо как военачальник
Кекавмен не достигал крупных военных
успехов (его идентификацию с Катакалоном
Кекав-меном она отвергала).

________________Кекавмен
и его поучение________________67

Но
суть даже не в этом. Она состоит в том,
что именно военное дело является той
сферой деятельности, тем видом службы,
который наиболее близок и знаком
Кекавмену. Он пишет не ученый трактат
по военному делу, а делится с читателем
личным многолетним опытом. Сугубо
гражданское лицо либо столичный вельможа,
побывавший в походах, мог взяться и за
сочинение стратегикона. Но при этом он
непременно должен был, как, например,
Лев VI,
опереться
на письменную традицию этого жанра
литературы, а не на личный опыт и
размышления. Отказавшись от опоры на
древние стратегиконы, он едва ли
чувствовал бы себя так же свободно и
непринужденно в изложении стратегем,
как чувствует себя Кекавмен, которому
органически близка эта тема. Наш автор
знает, что его труд — не стратегикон в
подлинном смысле слова, но он не испытывает
затруднений в выборе как формы изложения,
так и ситуаций, заслуживающих пояснения
и развития.

Свою
военную службу Кекавмен нес в основном
вдали от столицы, хотя ему доводилось
какое-то время находиться и там (например,
в апреле 1042 г.). Имел он власть и в Элладе
и, несомненно, где-то в пограничных
районах империи — скорее всего в
славянских (балканских) фемах империи.
Он проявляет особую осведомленность в
характере отношений между акритами
(стратигами пограничных областей и
крепостей) и топархами (независимыми
иноплеменными князьками). Говоря о
вторжении в империю печенегов, Кекавмен
считает причиной этого несчастья
«неопытность» акритов и, призывая на
них кары земные и небесные, имеет,
несо—мненно, в виду свой богатый опыт
стратига-акрита (С. 166-170). Пребывание
Кекавмена в столице было, видимо, очень
кратким: он так и не успел узнать, что
кесарь Михаил, будущий император Ми-•хаил
V,
при
низвержении которого он присутствовал,
был не про-,сто племянником императрицы
Зои (С. 302.30) по ее браку с Михаилом IV
(дядей
Михаила V),
а
ее приемным сыном.

Именно
военная служба представляется Кекавмену
наиболее -достойным поприщем (стр.
170.16). Период взлета военной карьеры
Кекавмена следует относить ко времени
правления Михаила IV
и
Константина IX,
т.
е. с 1040 (Михаил IV
правил
с 1034 г., но тогда Кекавмен был слишком
юн) до 1055 г., так как именно к этой поре
относится большая часть тех эпизодов,
о которых рассказывает наш автор. Что
же касается 70-х годов XI
столетия,
когда Кекавмен тшсал свой труд, то тогда
скорее всего он вел уже частный образ
^{Ьсизни,
размышляя на досуге о пережитом.
Материальная обеспеченность и
независимость по службе позволили ему
стать в позу критика существующих
порядков и даже обратиться к императору
Ç наставлением, в котором преклонение
перемежается с дерзостью.

68________________________Г.Г.
Литпаврин

Тем
не менее все эти аргументы не убедили
А.П. Каждана ни после моего ответа¹³⁰
на его обширную рецензию на мое издание¹³¹,
ни потом¹³²
— он так и остался (основываясь, как мне
кажется, на второстепенных фактах и
мелких нюансах) убежденным защитником
своего тезиса о том, что Кекавмен —
выходец из чиновной среды и сам чиновник
гражданского ведомства, близкий по
своему мировоззрению Симеону Новому
Богослову.

Во
II
томе
своего «Словаря» Каждан смягчил свою
позицию. Тезис о принадлежности Кекавмена
к военной аристократии он по-прежнему
считает недоказуемым (умалчивая, что я
веду речь о среднем слое военной знати),
но что касается его социальной ориентации,
то он готов признать проблему
дискуссионной¹³³.

О мировоззрении
Кекавмена

Определяя
Кекавмена как «среднего византийца»,
Лемерль имел в виду не его имущественное
или служебное положение, а образ мыслей,
характер, уровень духовного развития¹³⁴.
Впрочем, можно ли определить этот уровень
для всего византийского общества,
раздробленного на классы, сословия и
прослойки, как бы ни были размыты грани
между ними? К сожалению, по сохранившимся
письменным источникам можно судить
скорее не об объеме чувств и мыслей, а
о степени образованности отдельных
представителей византийского, как
правило привилегированного, общества,
что далеко не одно и то же¹³⁵.
В отношении образованности, пожалуй,
Кекавмен действительно был «средним».
Но и здесь следует оговориться. По объему
своих знаний наш автор, конечно, не мог
сравниться с блестящими представителями
столичной чиновной знати. Но едва ли он
был средним в обществе провинциальных
аристократов — в книжной премудрости
он, безусловно, опередил большинство
из них. Что же касается неграмотного
крестьянина, вечно занятого в своей
мастерской ремесленника, невежественного
монаха или «продающего свою кровь»
воина, то кругозор Кекавмена, запас его
знаний и мир интересов были, несомненно,
более широкими и разнообразными.

¹³⁰
Литаврин Г.Г. Ответ рецензенту // ВВ. Т.
36,1975. С. 167-177.

¹³¹
Каждан. К вопросу. С. 154-167.

¹³²
Kazhdan A.
and Constable G.
People
and Power in Byzantium. An Introduction to Modern Byzantine Studies.
Washington, 1982;
Kazhdan A.
in collaboration with S. Franklin. Studies on Byzantine Literature of
the Eleventh and Twelth Centuries. Paris, 1984.

‘»ODB.Vol.
2. P.
1119.

¹³⁴
Lemerle.
Prolégomènes.
С. 95-100.

¹³⁵
Этот мой тезис ставит под сомнение Я.Н.
Любарский (см. выше, с. 43).

_______________Кекавмен
и его поучение________________69

Я
не ставлю задачу выяснения степени
образованности Кекав-мена. Моя цель —
составить представление о взглядах
автора «Советов и рассказов» как
выразителя интересов определенного
социального слоя. Для того чтобы найти
место Кекавмена в идеологическом климате
эпохи, необходимо сопоставить мировоззрение
нашего автора со взглядами его
современников. Задача эта осложняется
тем, что идейные течения в Византии XI
столетия
слабо изучены. В известной мере исследовано
литературное наследие византийских
теологов того времени (Симеона Нового
Богослова, Никиты Сти-фата и др.). Но мир
интересов этой среды был мало знаком
Кекав-мену. Что же касается светской
литературы XI
в.
(сочинения Михаила Пселла, Михаила
Атталиата, Иоанна Скилицы, Продолжателя
Скилицы, Иоанна Мавропода и др.), то
выяснение ее идейного содержания, в
сущности, только начато в работах Я.Н.
Любарского о Михаиле Пселле. Поэтому
мои попытки ввести Кекавмена в
идеологическую борьбу его эпохи могут
рассматриваться лишь как предварительные
наблюдения, не претендующие на достаточную
широту подхода.

В сочинении
Кекавмена нет какой-либо продуманной
и четкой идейной доктрины: он выражает
свои взгляды непосредственно, не приводя
их в систему в соответствии с определенным
учением. Личный опыт и евангельские
заветы — вот два основных ориентира во
всех его рассуждениях, а цель поучения
— научить, как добиться благополучия
и духовного спасения, не нарушая закона
и не впадая во грех.

Социальные
воззрения Кекавмена, как это верно
отметил В. Вальденберг¹³⁶,
отличаются неожиданным для человека
его положения демократизмом (точнее
было бы сказать — либерализмом). Это
отнюдь не только результат последовательно
проведенного евангельского принципа
равенства во Христе. У Кекавмена ^!нет
и тени пренебрежения к беднякам. Занятия
людей, каковы бы они ни были — будь то
кузнечное дело, земледелие, служба судьи
или изучение философии, — также не
вызывают ни одобрения, ни порицания
Кекавмена. Все зависит от личных качеств
человека. ‘Бывают праведники, живущие
в нищете, и грешники, купающиеся в
богатстве. Добросовестно исполняя даже
скромные обязанности, «можно пасть
под бременем жизненных обстоятельств
и не заслужить укора. Напротив, и на
высоких постах можно стать и челове-

¹³⁶
Valdcnberg
V.
Nikoulitza
et les historiens byzantins contemporains //
Byz.,
a927,3. P. 108-109.

70_____________________Г.Г.Литаврин

коненавистным и
богоненавистным. Есть, правда, профессии,
которые Кекавмен считает презренными,
так как занятие ими равноценно
преступлению. Это, например, подделка
документов и печатей, обрезание номисм,
чеканка фальшивой монеты. Недостойно
также ремесло мима и скомороха — оно
противоречит этическим нормам христианской
морали. Сложнее отношение Кекавмена к
занятию торговлей и исполнению должности
налогового чиновника. Сами по себе эти
виды деятельности законны и
непредосудительны, но в конкретной
действительности того времени они
оказались настолько тесно связанными
с корыстью и неправдой, что наш автор
не рекомендует приобщаться к ним.
Торговля, впрочем, — вполне почтенное
дело для добывания денег, но только
тогда, когда речь идет об обмене на
деньги продуктов или вещей, добытых
честным трудом (например, о торговле
вином, произведенным в своем хозяйстве).
В отношении Кекавмена к торговцам и
чиновникам фиска отразилась социальная
неприязнь людей его круга к нуворишам
и бюрократам, преследующим в своей
деятельности цели быстрого личного
обогащения.

Благородство
для нашего автора не является качеством,
передаваемым по наследству, и не
обусловлено высоким социальным или
служебным положением. Все люди одинаково
разумны, не раз повторяет Кекавмен, и
происходящие «от великого корня», и
простые воины, и незнатные жители фемы,
и иноплеменники. Благородство — это
поведение человека, проявление его
личных достоинств. «Видывал я, — пишет
наш автор, — весьма чванливых людей,
которые погрязли в воровстве, прорицаниях
и магии. Таких я объявляю худородными.
Как существо разумное человек, если
хочет, милостью божией сам становится
Богом». Михаил IV
был
добродетелен и благороден, хотя и
происходил «из самых низов» (С. 302).

По имущественному
признаку Кекавмен делит людей на три
разряда: богатых, средних и низших (С.
136). Богатый обладает и имуществом и
«парресией» — он может и помочь бедному
материально (он даже обязан сделать
это) и вступиться за него перед властями.
Средний в состоянии дать что-либо
нуждающемуся, но бессилен защитить его
от властей. Низший не в силах сделать
ни того ни другого — он может только
сострадать. Тем не менее все обязаны
упражняться в добродетелях, с богатого
лишь спрос у Бога больше. Однако все они
— дети одного Адама (С. 302).

Кекавмен принимает
сложившийся порядок вещей таким, каков
он есть. Все естественно и в принципе
не вызывает у него раздумий о каких-либо
коренных причинах социальных бед.
Несправедливостей много, но они
проистекают от несовершенства человеческой
натуры, от забвения страха божьего, от
нарушения законов.

____________________Кекавмен
и его поучение_________________Т_

Что же касается жизненных устоев, то
задача, напротив, состоит в том, чтобы
утвердить традиционные отношения в
обществе (где каждому определено место
свыше), заботясь на путях благочестия
и строгого соблюдения законов об
избавлении от недостатков, которые
нарушают гармонию.

Каждый должен добросовестно исполнять
свою миссию. Василеве обязан быть отцом
и защитником своих подданных, справедливым
и беспристрастным, ко всем одинаково
милостивым, источником добра и
безопасности. Архонты пусть усердно
служат, по долгу и совести, довольствуясь
положенным жалованьем и не обижая
подчиненных. Но и подвластные должны
уметь повиноваться, прощать вышестоящим
недостатки, не бунтовать, не роптать,
не доносить, даже если архонт невежествен,
неумен и бесталанен, а у подчиненного
— и ум, и знания, и ловкость. Духовенство
призвано утверждать мир и ходатайствовать
за слабых, занимаясь благотворительностью.
Долг стратига — «водружать трофей» и
быть готовым вместе со своими воинами
умереть «за василевса и отечество».
Стратиот да не станет моряком, а нотарий
— кузнецом. Философ пусть учит добру и
не держит свои познания втуне, рабу
нельзя быть ленивым. Всем следует
трудиться, в поте лица добывая хлеб, в
совершенстве овладевая своим ремеслом,
ибо кто плох в своем деле — ни в чем не
преуспеет (С. 240, 254).

Конечно, Кекавмен не осуждает стремления
к личному успеху. Он знает «непостоянство
жизни»; он предвидит, даже для близких
ему людей, возможность и их взлета на
общественной лестнице чинов и богатств
и внезапного падения до нужды и бесчестья.
Тем не менее он рекомендует строить
свое благополучие на определенной
каждому стезе, не меняя занятий и не
вторгаясь в чужие сферы деятельности
(С. 240). Неусыпно действующий всегда
достигает вершины успеха (С. 204).

Однако знакомо ему и гордое сознание
социальной грани, отделяющей его от
более низких по положению людей,— верный
человек, находящийся у него на службе,
достоин любви и заботы, однако нельзя
вводить его в круг семьи, разумеется,
не только потому, что возможен грех
дочери с таким человеком (С. 244,246), но и
потому, что он — неровня. Наш автор
страшится даже мысли, что презренный
ростовщик может публично намекнуть на
свое превосходство над кем-либо из круга
Кекавмена (С. 206, 208).

Особый интерес представляют взгляды
Кекавмена на императорскую власть и
государство. Эта проблема занимала умы
современников Кекавмена — ее ставила
сама жизнь в это столетие государственных
переворотов. О царском долге писал почти
одновременно с Кекавменом Феофилакт
Болгарский в «Слове» к Констан-

72______________________Γ.Γ.
Литаврин

тину
Дуке¹³⁷;
с речью о принципах правления выступал
в 1059 г. в синклите только что воцарившийся
Константин X¹³⁸;
как
должно править, спрашивал Пселла Иссак
I
Комнин,
прежде чем вступил в императорский
дворец; на эту тему беседовали на Дунае
во время похода Михаил Атталиат и Роман
Диоген еще до воцарения этого василевса.
Люди искали причины разразившегося
кризиса и «аномалии» и по-разному
отвечали на этот вопрос¹³⁹.

Размышлял об этом
и Кекавмен, дерзнувший обратиться с
советами к императору или даже к «будущим
императорам». Кекавмен далек от мысли
о необходимости серьезных преобразований
в системе государства или в организации
власти. Основную задачу он видит в
соблюдении законности, в наведении
должного порядка, в осуществлении
бдительного контроля и в постоянном
самосовершенствовании. Все в конечном
итоге зависит от василевса, но лишь
постольку, поскольку он сам будет
действовать со страхом божиим, питая в
себе высшие добродетели. Источник
государственного блага — не в новых
политические идеях или реформах, а в
моральных свойствах государя.

Василеве —
помазанник божий, высший авторитет и
высшая власть на земле. Он — сам закон,
«земной бог». Но превыше его — божественные
законы, которые и ему не дано преступить.
В противном случае он не имеет права
рассчитывать на повиновение. Ибо сам
василевс — человек, о чем он никогда не
должен забывать, и как всякий человек
— несовершенен. Цель его как раз и
заключается в том, чтобы стремиться к
совершенству и, приближаясь к нему, все
более соответствовать величию ниспосланной
ему Богом власти. И Кекавмен рисует
образ идеального, на его взгляд, государя.

Василевс является
примером для подданных, так как все и
во всем подражают ему. Он обладает
четырьмя добродетелями: мужеством духа,
справедливостью, целомудрием и
скромностью. Гордыня и кичливость не
посещают его душу, ибо допустить это —
значит забыть Бога. Ко всем василевс
относится беспристрастно, как отец к
своим детям, никого не обделяя и не
задаривая без причины. Виновным он
воздает в меру их проступков, а если
кого и прощает, то это — «дело божеское
и царское» (не простым смертным судить
об этом). Отличившихся василевс награждает,
невинным не причиняет горя, лжеобвинителям
и льстецам не спешит довериться, титулы

¹³⁷
Theophylacte d’Achrida: Discours,
traités, poésies, introduction, texte, traduction et note par P.
Gautier. Thessalonica, 1980.

¹³⁸
Psellos. II,
P.
139; Michaelis
Attaliotae historia.
Bonnae, 1853. P.
71.

¹³⁹
Attal. P.
97.23-98.1.

______________Кекавмен
и его поучение________________73

и чины раздает
лишь достойным. Каждому, находящемуся
на государственной службе, по воле его
выдается положенное своевременно и по
заслугам. Надо всеми император осуществляет
постоянный контроль. Иногда он отправляется
в инспекционные поездки по стране, всюду
восстанавливая правду и справедливость.
Обо всем наиболее важном он лично
осведомлен. Родственников своих он
держит в узде, не позволяя им злоупотреблять
своим положением. Все у него предусмотрено:
в столице и во дворце — запасы продуктов
и оружия, войско же — в довольстве и
почете. Налоги посильны.

Если
василевс поступает таким образом,
говорит Кекавмен, «тогда каждый делом
своим, как было искони установлено»,
будет служить ему без ропота (С. 300).
Однако Кекавмен хорошо знает, что
действительность не соответствует его
идеалу. Он упоминает по имени девять
императоров X-XI
вв.,
из которых восемь были его современниками.
Говоря семь раз о Василии II,
в
конце правления которого наш автор
родился, Кекавмен одобрил лишь один
аспект его политики — отказ от
предоставления иноземцам, несшим службу
в империи, высоких постов и важных
титулов (С. 294, 296). За это же мельком он
похвалил и Романа III
Аргира
(С. 296.4-5). Весьма кратко и недостаточно
ясно замечание Кекавмена о Романе IV
Диогене.
Все-таки можно думать, что он питал
симпатию к этому императору: даже взойдя
на трон, Роман IV
остался
верен заветам старой дружбы — он вернул
из ссылки Никулицу Дельфина; правда, не
наградил его по достоинству, но и не
прибегнул ни к каким репрессиям против
него, хотя у Никулицы было немало
недоброжелателей среди лиц, окружавших
трон василевса (С. 282).

Более
определенны высказывания нашего автора
о четырех других императорах, в правление
которых он жил и действовал как уже
вполне сознательная личность, — о
Михаиле IV,
Михаиле
V,
Константине
IX
и
Константине X.
Все
эти императоры были представителями
столичной бюрократии, проводившими в
целом курс, вротиворечащий интересам
провинциальной аристократии, к котофей
принадлежал Кекавмен. Поэтому и оценка
политики этих васи-жвсов в «Советах и
рассказах» в основном отрицательная,
хотя автор и отдает должное личным
качествам некоторых из них. ‘ Так, Михаил
IV
обладал
великими добродетелями, но пренебрег
своим царским долгом — личным контролем:
не ведал, что тво-рят
родственники
во главе с Орфанотрофом, прикрываясь
его именем. А они, забрав в свои руки
бразды правления, чинили произвол в
Целях личного обогащения и возбудили
общую ненависть ко всему своему роду
(С. 302). Эта ненависть распространилась
и на Михаила V,
племянника
Михаила IV,
который
кичился своей властью

74______________________Γ.Γ.
Литаврин

и, будучи утром
тираном, вечером оказался достойным
слез слепцом (С. 302-306).

Особую
неприязнь выражает Кекавмен к Константину
IX
Мономаху,
курс политики которого был особенно
неблагоприятен для военной аристократии
провинций. Этот василевс «погубил и
разорил царство ромеев» (С. 304). Любопытно,
что такая характеристика содержится
лишь в той части «Советов и рассказов»,
которая обращена непосредственно к
императору. Упоминая же о Мономахе в
других местах (до пяти раз), Кекавмен не
выражает никаких порицаний и неизменно
пользуется эпитетов «благочестивейший».
Возможно, цели, поставленные в «Советах
императору», требовали от автора
откровенного отзыва о политике этого
василевса (надо было предостеречь от
повторения подобного политического
курса), в наставлении же для близких
людей Кекавмен не рискует из дидактических
соображений порицать василевсов, каковы
бы они ни были.

Об
отношении Кекавмена к Константину X
Дуке
можно судить только косвенно, так как
этот император упоминается в той части
«Советов и рассказов», которая, в
сущности, не принадлежит Ке-кавмену, а
является цитатой из письма Никулицы
Дельфина или изложением этого документа.
Но Кекавмен, видимо, согласен с оценкой
Никулицы, которая в целом отрицательна:
Константин X
был
глух к советам, деспотичен — никто не
смел проявить инициативу без его
повеления, даже если этого требовали
обстоятельства; он отягчал подданных
непосильным гнетом, преступил освященную
патриархом клятву (С. 268 ел., 280).

И
в данном случае характеристика Константина
X,
как
и оценка Мономаха, находится в полном
соответствии с мнением об этом императоре
в тех кругах, из которых вышел Кекавмен:
политика Константина X
была
также резко враждебна интересам военной
аристократии.

Полным
диссонансом, однако, со всем предшествующим
является отзыв нашего автора о Михаиле
VII,
как
этот отзыв ни краток («юный, кроткий,
смирнейший»), и о его всесильном временщике
Никифорице, перед которым Кекавмен
рассыпается в похвалах, превознося его
ум и опыт в военном и гражданском
управлении (С. 282). Это единственная
положительная характеристика данного
деятеля, сделанная современником и
известная на сей день¹⁴⁰.
Остерегусь, однако, серьезных выводов:
Кекавмен, видимо, писал свой труд в годы
неограниченного владычества Никифорицы.

¹⁴⁰
А.П. Каждан отыскивает положительую
характеристику Никифорицы (врага кесаря
Никифора Вриенния) в труде самого кесаря
(Kazhdan
in collabor. with Franklin. Studies. P. 56).
Мне это не удалось.

^_______________Кекавмен
и его поучение_________________7í>

О подлинной оценке
Кекавменом положения дел в момент, когда
он писал свое сочинение, мы узнаём из
«Советов императору». Призывая василевса
следовать в своей политике тому идеалу,
о котором сказано выше, Кекавмен
восклицает: «А что за зрелище мы видим
сейчас?» — и рисует прямо противоположную
картину (С. 300). Непосредственно следом
идет совет обуздать произвол близких
к императору лиц (а таким лицом и был
при Михаиле VII
Никифорица).
Да и самый факт обращения к василевсу
с наставлением в период всевластия
Никифорицы плохо согласуется с хвалебной
аттестацией, которую Кекавмен выдал
этому временщику.

Каким же было положение в империи, на
взгляд Кекавмена? Воссоздадим вкратце
ту картину, которую наш автор скупыми
и беглыми штрихами набросал на страницах
своего труда. Она оказывается достаточно
мрачной как во дворце и вообще в столице,
так и в провинции.

При дворе царит дух интриг и доносов,
от императора скрывают правду, даже
высшие должностные лица берут взятки,
в канцеляриях изготовляют подложные
документы, все шпионят друг за другом
сверху донизу, должности продаются,
процветает откуп налогов, отчего «и
происходят беззакония в жизни». Руга
стратиотов урезывается, заслуженные
военные забыты и обойдены милостями
василевса, а недостойные почтены, и
«сокрушается сердце» от такой
несправедливости. На границах ведется
неосторожная политика, акриты неопытны
и лживы, иноплеменные подданные обременены
неслыханными податями, налоги растут
непрерывно, вызывая восстания, а
наживаются на их сборе лишь практоры и
откупщики. Флот в плачевном состоянии,
его командиры — вымогатели: они
освобождают от службы за мзду или
позволяют служить без оружия. Военные
суда не стерегут побережье, а только
обирают население приморских районов,
взимая деньги и продукты на содержание
флота. Иноплеменные наемники преуспевают
по службе, а природные ромеи не
удостаиваются наград.

В провинции имеющие власть лица чинят
произвол. Судьи продажны, невинных
осуждают на смерть; царские эпирии
обременительны, их раскладка вызывает
вражду: одни получают незаконное
освобождение от поборов, а другие несут
их без всяких на то оснований. Провинциальные
чиновники, как и при дворе, подсиживают
друг друга, строчат наветы, творят
беззакония, берут дары. От практоров
все бегут. Даже военачальники не гнушаются
обирать своих воинов, лишая их пищи и
самой одежды и т. п.

Когда же император вздумает отправиться
в провинцию, чтобы навести порядок, то
толпящиеся вокруг него высшие сановники,
изнеженные и лживые, тотчас начнут
отговаривать василевса от пу-

Г.Г. Литаврин

тешествия — и
остается он в Константинополе, «как в
узилище», и подданные не видят от него
защиты и справедливости.

Даже духовные
пастыри — стяжатели и накопители. Они
отнимают имущество ближних, прикрываясь
заботами о процветании церкви, окружают
себя блестящей свитой и роскошью, вместо
того чтобы творить богоугодные деяния.

Оценка,
которую дает сам Кекавмен нарисованной
им картине, весьма пессимистична. Он
как будто признает, что еще при Василии
II
и
Романе III
«процветала
Романия» (С. 296). Однако положение не было
идеальным и при них — наилучшим оно
было лишь в IV
в.
«Но с той поры, — пишет Кекавмен, —
величайшее нерадение напало на людей,
точнее — их поразил будто какой-то
недуг, и ничего хорошего не случилось
для царства ромеев» (С. 314).

Выход из положения
Кекавмен ищет не на путях борьбы или
глубоких преобразований. Он способен
осудить того или иного императора, но
считает кощунством самую мысль о
восстании против него. «Поэтому заклинаю
вас, дети мои желанные, которых дал мне
Господь, оставайтесь на стороне василевса
и на службе у него,— пишет Кекавмен,—так
как сидящий в Константинополе василевс
всегда побеждает» (С. 284). «Храни верность
василевсу в Константинополе, — говорит
он в другом месте, — и не ошибешься в
своих расчетах» (С. 264).

«Василевс
всегда побеждает», — заверяет Кекавмен
читателя, откровенно в дидактических
целях говоря неправду: на его памяти
(он и сам упоминает об этом) был свергнут
Михаил V,
мятежный
Исаак Комнин отнял престол у Михаила
VI,
отстранили
от власти и ослепили Романа IV…
Кекавмен
исполнен пиетета перед императорской
властью, кто бы ею ни был облечен, ибо
здесь властен, видимо, лишь промысел
божий.

Вероятно, к лучшему,
по мнению Кекавмена, можно прийти лишь
тогда, когда император сам поймет, как
нужно действовать. А если не поймет, то
следует подать ему совет (ибо и он —
человек и, как таковой, несовершенен).
Нужен умный и добрый наставник, подобный
тому Афинодору, который из гневливого,
жестокого и развратного Августа сделал
«совершенного в добродетелях» императора.
«Заполучи и ты такого же человека, —
обращается к василевсу Кекавмен,— и
дай ему разрешение без оглядок порицать
тебя ежедневно за то, что ты сказал или
сделал неразумного» (С. 308). Как следует
из внутренней логики этого раздела,
ныне окружающие императора «прислужники»,
не любящие утомляться (С. 312), отнюдь не
такие советчики, которые надобны:
свидетельством тому дурное положение
дел. И Кекавмен, представитель военной
аристократии провинций, сам пытается
выступить в качестве советчика.

________________Кекавмен
и его поучение________________77

Он, разумеется, не
претендует на роль Афинодора, но,
несомненно, надеется, что ее получит
кто-нибудь из более видных его
единомышленников. Трудно допустить,
что Кекавмен не предусматривал
сопротивления старых советчиков, на
место которых стал бы метить кто-то
новый, однако о том, как при этом добиться
успеха, он умолчал.

Приступая
к беглому (может быть, более беглому,
чем в первом издании) сопоставлению
взглядов Кекавмена и сочинителей — его
современников, должен отметить, что
именно в связи с этим сюжетом (во введении
к моему первому изданию) было высказано
больше всего критических замечаний,
хотя я тогда же оговорился, что считаю
свои наблюдения предварительными и во
многом гипотетичными (С. 62)¹⁴¹.
Следует, видимо, признать, что в ряде
своих суждений я был излишне категоричен:
картина была гораздо более сложной.
Совершенно справедливо я постулировал
в начале введения, что основным стержнем
политического конфликта эпохи в империи
была борьба военной знати с гражданской
аристократией, но без достаточных к
тому оснований руководствовался тезисом,
что следует соотносить все воззрения
рассматриваемых авторов с этими двумя
полюсами, тогда как в идейном климате
эпохи это объективно существовавшее
противоречие еще не нашло адекватного
отражения в творчестве авторов-современников.
Наконец, рассмотрение взглядов
хронистов-компиляторов (Иоанна Скилицы
и Продолжателя Скилицы) обязывало меня
к предварительному текстологическому
анализу их сочинений и к более широкому
привлечению историографии, что, однако,
в рамках поставленной мною задачи не
может быть выполнено и теперь. В противном
случае нужно писать не введение к
Кекавмену и не комментарий к его «Советам
и рассказам», а совсем другую крупную
работу.

Тем не менее я не
отказываюсь и теперь от своих основных
наблюдений и выводов, хотя и вношу в них
необходимые коррективы.

Так, я и теперь
повторяю свое прежнее заключение, что
из всех выше названных авторов,
современников Кекавмена, наиболее

¹⁴¹
А.П. Каждан упрекает меня в том, что,
говоря о воззрениях Пселла, я не привлек
его письма и речи (Каждан. К вопросу. С.
161). Однако столь масштабные цели и не
могли прийти мне в голову в связи с
Кекавменом. Ведь в таком случае, почему
же оставлять в стороне написанные
Михаилом Атталиатом юридические труды
и типик основанного им монастыря? Сколь
ни сомнительны некоторые из моих
наблюдений, я удовлетворен уже тем, что
анализ трудов авторов XI
в.
в сопоставительном ключе после моей —
как будто впервые в историографии
предпринятой робкой попытки — начат в
византиноведении (в том числе и Кажданом,
и Тиннефельдом, и Любарским).

78_________________
Г.Г.Литаврин

идейно
враждебным ему был Михаил Пселл, а ближе
всего к нему по духу был Продолжатель
Скилицы¹⁴².
Хотя Продолжатель обнаруживает знакомство
с «Хронографией» Пселла и «Историей»
Ат-талиата, из которой переписывает
почти дословно целые пассажи, он проявляет
порой полную независимость от своих
предшественников в своих оценках. Пселлу
он откровенно враждебен, с Аттали-атом
порой также расходится кардинально.
Позиции Продолжателя Скилицы и Кекавмена
особенно близки в вопросах, касающихся
церкви, войска и налогов, о чем — ниже.

К сожалению,
Продолжатель весьма скуп в своих оценках
организации государственной власти в
империи. Отношение к синклиту как к
показателю социальной и политической
позиции автора было, видимо, мною
преувеличено в первом издании. Синклит
был в глазах всех авторов привычным,
неотъемлемым институтом власти.
Радикальные суждения на его счет были,
конечно, исключены. И тем не менее важно
проследить, если это возможно, нюансы
в суждениях рассматриваемых здесь
авторов о положении и роли синклита
(должной и реальной).

Что
касается Продолжателя Скилицы, то
положение синклита его, как кажется, не
слишком волнует, во всяком случае он к
нему равнодушен, хотя и упоминает его
12 раз (подсчитал Каждан)¹⁴³,
причем два раза (уточнил Тиннефельд)
заимствует свои нейтральные замечания
о синклите прямо из «Истории» Атталиата¹⁴⁴
и лишь один раз проявляет заботу о
синклите независимо от него¹⁴⁵.
Ясно, что Продолжатель, как и Кекавмен,
стоял вне синклита, а Пселл, Атталиат и
Скилица или входили в него, или были с
ним тесно связаны. Мало занимал синклит
и Кекавмена — он упомина-

¹⁴²
Ф. Тиннефельд считает это заключение
не доказанным. Справедливо его замечание,
что прежде чем судить о взглядах Скилицы
и его «Продолжателя», следовало бы
высказать свое отношение к тезису Ф.
Цолакиса об идентичности второго первому
(Tinnefeld.
Sověty i rasskazy. S. 441).
Критическое издание Цолакиса, во введении
к которому развит этот тезис, хотя и
было мне известно в 1972 г. (см. addenda
et corrigenda),
но
не было доступно. Что же касается
идентификации Скилицы с его Продолжателем,
то я не разделяю это предположение.

¹⁴³
Прежде всего на этом основании
(относительно частое упоминание) Каждан
считает мой вывод о равнодушии Продолжателя
к синклиту ошибочным (Каждан. К вопросу.
С. 161; Kazhdan
in collabor. with Franklin. Studies. P. 44-47).

¹⁴⁴
Tinnefeld.
Sověty i
rasskazy.
S.
441.
См. Τσολάκη
Ευ. Θ. Συνέχεια της χρονογραφίας του
Ιωάννου
Σκυλίτση (=
loannes
Scylitzes
Continuatuś).
Θεσσαλονίκη,
1968.
Ρ.
109.22;116.8.

¹⁴⁵
Scyl.
Cont.
P.
185.30-186.3.

Кекавмен и его
поучение

ет о синклитиках
лишь один раз, коротко заметив, что и их
император не должен обижать (см. с. 301).

Роднит
Кекавмена и Продолжателя Скилицы явная
ненависть к императорам — представителям
чиновной бюрократии и симпатия к
василевсам-полководцам. Как и Кекавмен,
Продолжатель Скилицы считает, что дела
идут плохо потому, что императоры забыли
Бога: нарушили его заповеди и правят,
не ведая добродетелей, любви и истины¹⁴⁶.
Даже лучшие из них дерзают приписывать
свои успехи не Богу, а собственной силе
и опыту¹⁴⁷.

Несмотря
на критические замечания Каждана¹⁴⁸,
я не отказываюсь от предположения, что
у Кекавмена имеется два намека на Пселла,
лишний раз сближающих его позицию с
позицией Продолжателя Скилицы.

Соглашаясь
с Кажданом в том, что Пселл вряд ли слышал
о Ке-кавмене, я никах не допускаю, что
Кекавмен, как и любой представитель
знати того времени, мог ничего не знать
о философе, уже 30 лет ко времени написания
«Советов» занимавшего при дворе видное
место любимца императоров, советчика
и воспитателя их детей. Как раз тогда,
когда Кекавмен писал свой труд, два сына
Никулицы Дельфина, свата Кекавмена,
служили в Константинополе. Мысленно,
как мы уже говорили и скажем ниже (см.
С. 33, 74), Кекавмен адресовал свои советы
именно Михаилу VII,
в
том числе совет — обрести себе
философа-советчика, далекого от соблазна
льстить ва-силевсу (С. 306 ел.). Но у Михаила
уже имелся советчик-философ, известный
льстец Михаил Пселл. Следовательно,
вполне возможно, что Кекавмен имел в
виду Пселла как не отвечавшего его
идеалу философа, который был бы способен
научить добру и пользовался бы уважением
не только у встречающихся с ним, но и у
слышавших о нем (С. 148).

В
другом месте Кекавмен противопоставляет
свой безыскусный, но правдивый труд
сочинениям¹⁴⁹,
составленным «из изысканных выражений
и одних праздных басен» (С.288). Было
известно об увлечениях Михаила VII
в
тяжкие дни для империи светскими науками,
преподаваемыми ему Пселлом; Продолжатель
Скилицы

^ш!Ыа.
Р.
160.19-25.
·_;
,
_>>v,

¹⁴¹
Ibid.
P.
103.1-8.

¹⁴⁸
Каждая утверждает, что Кекавмен и Пселл
не слышали друг о друге и Литаврин
усмотрел в тексте Кекавмена то, чего в
нем нет (Каждан. К вопросу. С. 163).

¹
Вторую, последнюю часть своей «Хронографии»,
завершающуюся правлением Михаила VII
Дуки,
Пселл писал в начале 70-х годов (Любарский.
Михаил Пселл. С. 181).

80______________________Г.Г.
Литаврин

называет
их «детскими игрушками»¹⁵⁰,
а Иоанн Зонара — «разучиванием ямбов»¹⁵¹.

Недвусмысленно
против ипата философов Продолжатель
Ски-лицы высказался также дважды: один
раз он обвинил Пселла в том, что он вместе
с другими вельможами и родичами Михаила
Дуки препятствовали походу Романа IV
против
врагов для защиты подвергшихся нападению
ромеев¹⁵²,
второй раз хронист назвал философа
среди главных виновников низвержения
и гибели Романа IV¹⁵³,
о
котором он неизменно пишет с уважением
и симпатией¹⁵⁴.

Я по-прежнему
полагаю, что Продолжатель Скилицы если
и не принадлежал непосредственно к тем
же социальным кругам, из которых вышел
Кекавмен, то во всяком случае разделял
чаяния и надежды этих кругов.

Более
сложен вопрос об идейной близости
Кекавмена с Иоанном Скилицей¹⁵⁵.
Скилица — куропалат, друнгарий виглы,
протове-стиарий, один из высших чинов
столицы, связанный с бюрократическими
кругами и с командным составом армии.
Он прежде всего синклитик: Скилица
порицал императоров за пренебрежение
к синклиту и одобрял императоров за
благоволение к его интересам¹⁵⁶.
Он возмущается тем, что Михаил VI
назначал
на ответственные посты не синклитиков,
а «борзописцев» — мелких служащих¹⁵⁷.
Но он и не противопоставляет синклит
военной знати, как это делает Пселл.
Более того, Скилица последовательно
защищает интересы военной знати, — и
делает это не только потому, что как
государственный деятель понимает
опасность для страны в умалении значения
войска и его предводителей (это понимают
и Атталиат и Пселл), но и потому, что сам
близок к военным кругам. Он даже
выгораживает военачальника Никифора
Комнина как неповинного в заговоре
против Константина VIII и несправедливо
ослепленного¹⁵⁸,
хотя из других источников известно, что
Комнин действительно готовил переворот¹⁵⁹.
Скилица дает в целом неизменно по-

¹⁵⁰
Io. Scyl. P.
156-5-8; 171.3-10.

¹⁵¹
loannis Zonarae Epitome
historiarum libri
XIII-XVIII/
T. III. Bonnae, 1897.
P. 277.
Ср. с. 284.

¹⁵²
Scyl. Cont. P.
141.12-20.

¹⁵³
Ibid. P.
152. 22-24.

¹⁵⁴
Ibid. P.
137.27-138.4;
139.15-19; 142-143 etc.

¹⁵⁵
Именно к Скилице, считает Каждая, ближе
всего Кекавмен по манере изложения
эпизодов (ODB.
Vol. 2. P.I
119).

¹⁵⁶
Io. Scyl. P.
483.79-80; 498.42-44
etc. s
‘,¹·
„ ^»
»•ή·
u,

¹⁵⁷
Ibid. P.
482.89-91.
·*
· -‘ ‘ * .»«»’«

¹⁵⁸
Ibid. P.
371.54-372.71.
«»
>’
· · «

________________Кекавмен
и его поучение________________81_

ложительную
характеристику всем императорам-полководцам:
Иоанну I
Цимисхию,
Василию II¹⁶⁰
—
и, напротив, резко отрицательно отзывается
о представителях чиновной бюрократии,
стоявших в стороне от военных тягот
страны (о Константине VIII, Михаиле IV,
Константине
IX,
Михаиле
VI).
Исключение
он делает только для Романа III,
и
лишь потому, что тот вернул военным,
пострадавшим при Константине VIII, их
богатства, чины и титулы¹⁶¹.

Как
и наш автор, Скилица считает личные
добродетели и благочестие императора
и его архонтов (помощников в управлении
империей) залогом успехов, а пороки —
причиной бедствий: ибо первые пользуются
благосклонностью Господа, а вторые ему
неугодны. Если архонты исполнены
добродетелей, все идет хорошо, когда же
они жадны и бесчеловечны, вспыхивают
мятежи и все приходит в смятение¹⁶².
Василеве — «Богом данный архонт»¹⁶³,
но если он обрел царство через смертный
грех, то ничего ему не поможет оправдаться
— ни раскаяние, ни благочестие. В этом
отношении Скилица еще больший ригорист,
чем Кекавмен. Он более суров и в отзыве
о Михаиле IV,
чем
наш автор. Хотя Скилица и делает оговорку,
что главная вина за гибель Романа III
лежала
на Орфано-трофе, тем не менее он называет
воцарение Михаила IV
неугодным
Богу¹⁶⁴
и считает, что надо было сложить царство,
а не замаливать грех с помощью средств
казначейства¹⁶⁵.

В
полном согласии с нашим автором пишет
Скилица о Константине IX
Мономахе.
У Скилицы это также пример худшего
ва-силевса. Именно от его царствования,
говорит он, начали «хиреть дела» ромеев
и пришли в полное расстройство¹⁶⁶.
Главная задача ва-силевса — наделять
властью и почестями достойных людей¹⁶⁷.
Мономах же презрел этот принцип, особенно
при назначении на выс-

¹⁵⁹
Розен Б.
Император
Василий Болгаробоца. Извлечения из
Летописи Яхъи Антиохийского. СПб., 1883.
С. 70.

¹⁶⁰
Возможно, поэтому Каждая, отвергая мое
мнение о Василии II
как
ставленнике столичной бюрократии,
считает его скорее приверженцем и
покровителем военной провинциальной
аристократии (Kazhdan
and Constable. People. P. 140-141).
Но как в таком случае оценить его жестокую
борьбу с ее мятежными представителями
(Склирами, Фоками)?

¹⁶¹
Io.
Scyl.
P.
375.65-376.76.
.-í

¹⁶²
Ibid.
P.
274-275.
í
« и, ·
I,’

¹⁶³
Ibid.
P.
338.52.
>
ι
Η
‘

¹⁶⁴
Ibid.
P.
393.54-57,395.91
-94.
^
-№·
Ч

¹⁶⁵
Ibid.
P.
398.70-74;
cf.
P.
416.63-67.
ť
,
0·
<
V
»
ι
—

¹⁶⁶
Ibid.
P.
397.64-398.74.
W.
f
&ч ·
ïO
‘

¹⁶⁷
Ibid.
P.
230.25-45.
·
·.
^J-С
,.,·-· ,-
·
^
ν,
,

82_____________________Γ.Γ.
Литаврин

шие
командные посты в войске¹⁶⁸.
Кекавмен предупреждает васи-левса об
оп-асности доверия к наветам лжецов —
и Скилица обвиняет Константина IX
в
том, что он, как и Константин VIII¹⁶⁹,
карал по доносам¹⁷⁰.
Кекавмен предостерегает василевса от
неги и наслаждений — и Скилица обрушивается
на обоих упомянутых Константинов за
разврат, пьянство, забавы с мимами¹⁷¹.

Скилица
— выходец из провинции, как и Кекавмен,
и, видимо, из тех же кругов — из военной
провинциальной знати (Скилица вел свой
род из Фракисийской фемы в Малой Азии).
Но в отличие от Кекавмена Скилица
дослужился до высоких постов в столице.
Поэтому он далек от решительного
осуждения порядков при дворе. Он не
видит серьезных противоречий между
бюрократией и военной аристократией.
В противоположность своему Продолжателю,
он хвалит Пселла¹⁷².
Государю нельзя пренебрегать знатностью
и доблестями военных, нужно заботиться
и об их благосостоянии, но не за счет
умаления синклита. Должна быть гармония.
Михаил VI
делал
верно, благоволя синклиту и даря его
своею милостью, однако он незаслуженно
обидел знатных военных, следствием чего
и была «справедливая месть»¹⁷³.
Синклиту надлежит играть и большую
политическую роль, намекает этот историк:
он всюду ополчается на выскочек, евнухов,
недостойных людишек, которыми императоры
окружали себя и которым вверяли правление.
Чувства вельможного Скилицы оскорблены:
на высшие посты надо избирать блестящих
представителей синклита, а не случайных
людей, превращающих некоторых императоров,
как, например, Михаила VI
Стратиотика,
в игрушку и правящих по своей воле¹⁷⁴.
Я по-прежнему считаю, что Скилица видит
главного политического врага не в
военной аристократии, а в придворной
олигархии, оттеснившей синклитиков от
трона.

Еще
большим аристократизмом пронизаны
воззрения другого младшего современника
Кекавмена — Михаила Атталиата¹⁷⁵.
Его представления об императорской
власти и государственном уст-

• ·>
н р;
·
, „ >-ж :
———————————————-
». ι,,
>’*»
. i
s. ·ωτ^;

¹⁶⁸
Io. Scyl. P.
427.60-428.73;
464.11-19 etc.
ο,
α , · ,
· ,< r
‘í

¹⁶⁹
Ibid. P.
372.72-78.
O)
> — ->.
,й

¹⁷⁰
Ibid. P.
465.53-55.
,
<K ‘
. —
í ·

¹⁷¹
Ibid. P.
370.21-30;
473.64-474.84; 476.58-60. ‘ * 1 „· ¹⁷²Ibid.
P.496.83-86.
A-‘
*

¹⁷³
Ibid. P.
483.89-20.

¹⁷⁴
Ibid. P.
480.31-40; 482.84-88.

¹⁷⁵
Он родился между 1030-1040 гг. (Tsolakis
E.Th. Aus
dem Leben des Michel Attalemtes (seine Geburts- und Todesjahr) //
BZ. 1965.
Bd. 58.
S. 3
ff.).

_______________Кекавмен
и его поучение________________83

ройстве
в одно и то же время и более отчетливы,
чем у авторов, о которых шла речь ранее,
и более противоречивы («двойственны»,
как говорит Каждан). Прежде всего именно
по этому вопросу (кому принадлежали
социальные симпатии Атталиата — военной
знати или чиновной бюрократии) и выступили
с критическими замечаниями против моей
точки зрения Каждан и Тиннефельд. Они
согласны со мной в главном — Атталиат
симпатизирует и военной знати и высшей
бюрократии, но они склоняются, в отличие
от меня, к признанию Атталиата скорее
выразителям интересов первой, чем
второй¹⁷⁶.

В
связи с этим оба мои оппонента уделили
особое внимание оценке позиции Атталиата
(подлинного синклитика по моему мнению)
к синклиту. Каждан ведет при этом, однако,
речь более всего о сходстве воззрений
на этот счет Атталиата и Продолжателя
Скили-цы. Его вывод: позиция практически
сходная; Атталиат не может быть признан
выразителем интересов именно синклита.
Идеология столичной бюрократии трудно
поддается определению (нужны, по-видимому,
какие-то иные критерии)¹⁷⁷.
Мои оппоненты усматривают больше
противоречивых нюансов в позиции этого
историка, как и больше сходств и отличий
Атталиата от Кекавмена. Так, например,
Каждан считает возможным сближать
взгляды Кекавмена и Атталиата на
налоговую политику только потому, что
и Кекавмен призывал к установлению
посильных налогов и Атталиат осуждал
фискальные меры Никифорицы¹⁷⁸.
Напротив, Атталиат превозносил как одну
из высших добродетелей личное мужество
государя¹⁷⁹,
что составляет идеал военной
аристократии¹⁸⁰,
тогда как Кекавмен говорит лишь о
«мужестве духа» (С. 304.13, ср. с. 204).
Усматривает Каждан и некоторые черты
сходства в позиции Атталиата, с одной
стороны, и Пселла и Кекавмена — с другой
в вопросе о царской щедрости¹⁸¹,
тогда как буквальный смысл того, что
эти авторы написали, свидетельствует
о весьма существенных отмеченных мною
отличиях (о них — ниже).

¹⁷⁶
Каждан. К вопросу. С. 161.
‘~^f‘

¹⁷⁷
Kazhdan
in collabor. with Franklin. Studies. P. 43-48,
50-57.

¹⁷⁸
Ibid.
P. 57.

¹⁷⁹
Tinnefeid
F. Kategorien der Kaiserkritik m der byzantinischen Historiographie.
München, 1971.
S.
136-142.

⁰
Kazhdan
and
Constable. People. P.
111 ;
Kazhdan
in collabor. with
Franklin. Studies. P. 39;
Каждан. К вопросу. С. 164.

¹⁸¹
См.: Moravcsik.
Byzantmoturcica. I.
S. 427-428.
Kazhdan
in collabor with
«anklin.
Studies.
P. 41-42.

84
____________Γ.Γ.
Литаврин

Пока
в науке доминирует мнение, что Атталиат,
как и Кекавмен и Скилица, — не уроженец
столицы. Он происходил из малоазий-ского
города Атталия (отсюда и его прозвище).
Теперь, однако, все чаще допускают, что
он родился в Константинополе¹⁸²^⁸³,
но, подобно Скилице, достиг высоких
почестей при дворе. Атталиат носил
блестящие титулы патрикия, проедра и
магистра. Он был правоведом (что, кстати,
отразилось на его творчестве) и в течение
длительного времени служил судьей в
центральном войске. Владения Атталиата
и основанный им монастырь находились
далеко от родины историка — они лежали
в европейских районах империи, во Фракии
(близ Редесто и в самом Редесто). Иначе
говоря, это было не родовое имущество,
а приобретенное за годы службы и
полученное в награду от императоров.

Кекавмен
едва ли мыслил когда-либо о другом
государственном устройстве, кроме
существующего, а Атталиат, значительно
более образованный, чем Кекавмен,
размышлял и над «демократической»
формой правления, трактуя ее, однако,
не в собственном смысле термина, а
объявляя «раздроблением власти среди
многих» — источником беспорядков и
смятения. Нечто подобное, по его мнению,
произошло при слабовольном и дряхлом
Михаиле VI¹⁸⁴.
Единоначалие
— испытанная временем идеальная форма
организации власти, если только
неукоснительно соблюдаются божеские
и человеческие законы. Император окружен
божественным нимбом — он избранник
Бога и всего народа, ибо народ действует
по божьему внушению¹⁸⁵.
Задача состоит в том, чтобы сохранить
гармонию: василевс не должен быть
тираном, синклитиков нельзя отстранять
от власти, а полководцев лишать
материальных благ и почестей. Самое
страшное — «аномалия», нарушение
равновесия в системе государственной
власти.

Все
— от Бога, глубоко неправы те, кто
приписывает успехи и неудачи одним
василевсам¹⁸⁶.
Когда василевс не обладает необходимыми
добродетелями (правдой, кротостью и
справедливостью)¹⁸⁷,
Господь карает империю, когда же он
угоден небесам — Бог споспешествует.
Целью императора является «общее
благо»¹⁸⁸,

182
183 Каадал подчеркивает, что все связи
Атталиата — с представителями чиновной
бюрократии и поэтому разделяет
предположение Цолакиса и других, что
он был уроженцем Константинополя
(Kazhdan
in collabor. with Franklin. Studies. P. 58.
Здесь и библиография).

^ш
Attai
P.
53.
2-6.

¹⁸⁵
Ibid. P.
232-233, 238-239, 256.

¹⁸⁶
Ibid. P.
87. 3-4.

¹⁸⁷
Ibid. P.
239

¹⁸⁸
Ibid. P.
275.1-2.

_______________Кекавмен
и его поучение_________________8Í5

он
— не только повелитель, но и добрый
отец¹⁸⁹,
который не страшится тягот личного
участия в борьбе с врагами — к ним он
беспощаден, а с подданными обходителен
и мягок¹⁹⁰.
Каков василевс, таковы и подданные,
вторит Атталиат Кекавмену, перефразируя
изречение Сираха¹⁹¹.
Страх божий — путеводная звезда на
стезе

1Q9

власти^1НЈ.

Атталиат
не проявляет открытой враждебности к
военной аристократии, он осуждает
василевсов (Константина X,
Михаила
VI
и
Михаила VII)
как
раз за нерадение о благосостоянии и
чести видных полководцев и за пренебрежение
к нуждам войска. Но все-таки более дороги
ему интересы синклита. Даже выскочка
Михаил V
Пафлагонец
был вначале хорош для Атталиата, ибо
оказывал благоволение к синклиту¹⁹³.
Константин X,
отмечает
Атталиат, сначала также был привержен
к синклиту¹⁹⁴.
Он в восторге от того, что Ни-кифор III
Вотаниат
осыпал синклитиков милостями, вознося
их на лестнице должностей и титулов не
исподволь, а минуя четыре и пять
ступеней¹⁹⁵.

С
другой стороны, Атталиат считает
выступление военных против трона
аномалией: пролитие крови соотечественников
во взаимной борьбе друг с другом —
величайшее зло¹⁹⁶.
И в этом Атталиат-синклитик является
единомышленником нашего автора. Атталиат
сурово осуждает Льва Торника, поднявшего
мятеж против Константина IX,
но
в отличие от Кекавмена оправдывает
мятежи, когда они вызваны явной
несправедливостью, — он пишет, что
лишенные пропитания воины выдвигали
тиранов, ибо ждали от них избавления¹⁹⁷.
Более того, иногда мятежи даже угодны
Богу: когда восстающий против трона
преследует цели не захвата власти, а
спасения отечества. Так, замечает он,
обстояло дело с воцарением Романа IV
Диогена¹⁹⁸
и Никифора III
Вотаниата¹⁹⁹.

Высшей добродетелью
василевса Атталиат объявляет щедрость,
причем щедрость, которая распространяется
на всех: на бед-

¹⁸⁹
Ibid.
P. 280.
‘
‘

¹⁹⁰
Ibid. Р.
236-237.

¹⁹¹
Ibid. P. 322.1-4;
ср. Сирах10,2.

¹⁹²Ibid. P.
197.20-22. ¹⁹³/Ш.
Р. 11.9-15. ¹⁹⁴/Ш.
Р. 71.12-13.

¹⁹⁵Ibid. P.
275.12-15.

¹⁹⁶
Ibid. P.
55.16-19; 69.17-23;
193.15-23. ¹⁹¹Ibid. P.
212.

¹⁹⁸
Ibid. P.
97.8-15; 99-100.

¹⁹⁹
Ibid. P.
255-260.

86_________________
Γ.Γ.
Литаврин

ных
и богатых, на ромеев и иноплеменников.
Мельком Атталиат признает, что дела
пошли худо с царствования Мономаха²⁰⁰,
но в противоречии с самим собой дает в
целом хвалебную характеристику этому
ничтожному императору именно потому,
что он был «благодетелем», умел по-царски
одаривать, как никто другой до него²⁰¹.
Он говорит о Константине IX
как
о василевсе, имевшем «славную участь»²⁰².
У Атталиата даже бездумные забавы и
разврат этого императора не вызывают
осуждения: василевс просто любил
посмеяться с мимами и не страшился
любви²⁰³.
Все искупала тороватость Мономаха. Даже
о его репрессиях против крупных
представителей военной знати Атталиат
предпочитает умалчивать, а если и
осуждает Мономаха за политику последних
двух лет царствования, то только потому,
что прежний щедрый мот вдруг стал к
концу жизни скуповат²⁰⁴.

Для
воспевания, щедрости Никифора III
Вотаниата,
за три года разбазарившего средства,
накопленные скрягой Константином X,
Атталиат
просто не находит слов²⁰⁵.
Он пишет о «нильских потоках» даров,
которые этот император обрушил на
подданных. Всюду на протяжении своей
«Истории» этот автор сетует по поводу
непосильного налогового гнета, но
странным образом: ставя в прямую
зависимость добродетели императоров
от их щедрости, Атталиат не видит такой
же связи между разумным расходованием
средств и размерами подвалов казначейства.
В этом отношении Ке-кавмен, Скилица и
даже Пселл проявили себя более
здравомыслящими, говоря о необходимости
определять и меру награды и лиц, ее
достойных.

Противоречие
во взглядах Атталиата выразилось и в
том, что он, с одной стороны, считает
соблюдение законности и порядка залогом
спокойствия и процветания — так, на его
взгляд, обстояло дело в кратковременное
единоличное правление Феодоры (1055-1056),
когда всеми делами ведал Лев Параспондил
и никто не роптал²⁰⁶.
Но, с другой стороны, он приветствует
нарушение ва-силевсом всякой законности,
когда тот одаривает всех без разбора и
возносит синклитиков с низших ступеней
почета и власти на высшие, пренебрегая
степенью заслуг. Не согласуется и мечта
Аттали-

²⁰⁰
Attal.
P.
119.15-22.

²⁰¹
Ibid.
Р.
18.11:47.15-20.
^
«

²⁰²
Ibid.
P.
79.20-21.

²⁰³
Ibid.
P.
47.20-48.
3.

²⁰⁴
Ibid.
Р.
50-51, 76. См.: Tinnefeld.
Sověty i rasskazy. S. 442.

²⁰⁵
Attal.
P.
238,
274-277, 282.

²⁰⁶
Ibid.
P.
52.7-8.

Кекавмен и его
поучение

ara
o всеобщем
материальном благополучии в результате
щедрости василевса с провозглашаемым
им принципом бескорыстного служения
отечеству.

Атталиат,
рассуждая о причинах упадка империи,
как и Кекавмен, тоскует о порядках
Позднеримской империи. Тогда, пишет он,
люди были благочестивы и соблюдали
законы. Василевсы искали причины неудач
и исправляли положение. Стратиги не
допускали несправедливостей. А ныне
архонты и василевсы «под предлогом
государственной пользы» богоненавистное
и беззаконное творят. Предводители
войска помышляют не о славе и пользе
отечества, а о личной выгоде. Их примеру
следуют все прочие — и Господь отвернулся
от империи ромеев²⁰⁷.

Итак,
Атталиат, по нашему мнению, более далек
по своим воззрениям от Кекавмена, чем
Скилица, хотя, может быть, и был близок
по своему происхождению к военной
аристократки провинции. А если и обстояло
дело иначе²⁰⁸,
то по долгу службы он постоянно вращался
в высших военных кругах, имел возможность
оценить их важную роль и понять
«законность» их интересов. Он не видит
в военной аристократии своих
непосредственных врагов. Однако Атталиат
не чувствует себя, по моему мнению,
глубоко связанным с этой социальной
группировкой господствующего класса
империи. Его привычным миром стала жизнь
двора, столицы, синклита, чиновной
бюрократии. Атталиат — выразитель
интересов синклита и, как Скилица,
ополчается против тесной группы
придворных сановников, которые вершат
делами, не считаясь ни с василевсом, ни
с синклитом²⁰⁹.

Прежде
чем говорить о позиции Пселла, следует
сделать две оговорки. Во-первых, должно
четко заявить, что мой первый очерк
взглядов писателей-современников в XI
в.
страдал преувеличениями двоякого рода
(были слишком резко подчеркнуты и
различия, и черты сходства), т. е.
определенной абсолютизацией воззрений
представителей разных социальных слоев,
что ситуация была гораздо менее
определенной, что совпадений в позиции
самых разных лиц было гораздо больше,
как больше было также нюансов и
противоречий. Многое нередко определялось
отнюдь не социальной принадлежностью,
а личными склонностями и симпатиями и
даже степенью осведомленности²¹⁰.
Во-вторых, следующие ниже

²⁰⁷/Ш.
P.
194-197.

²⁰⁸
См. ММ,V.
Р. 294 (Acta
et
diplomata
graeca medii
aevi, sacra
et profana collecta, éd. Miklosich F. —
Müller J.
I-VI. Vindobonae,
1860-1890).

²⁰⁹
Attal. P.
52.13-18.

²¹⁰
Cf.:
Kazhdan in collabor. with
Franklin.
Studies.
P. 56-57.
‘ >

Г.Г.
Литаврин

сопоставления
не совсем правомерны: Пселл слишком
велик, как пишет Каждан, чтобы оказаться
выразителем интересов одной социальной
группы²¹¹.
Хотя он и принадлежал несомненно к
столичной бюрократии, он был, по мнению
Любарского, совершенно независим в
своих суждениях, намного превосходя
авторов-современников по интеллектуальному
уровню²¹².
В-третьих, наконец, необходимо учитывать,
что среди суждений наших авторов не
мало общих топосов и тривиальных
сентенций, широко распространенных в
обществе того времени²¹³.

Пселл
выглядит гигантом среди своих
современников, о которых было сказано
выше. Именно он, необычайно талантливый,
умный, проницательный и лживый в одно
и то же время, циничный и лукавый²¹⁴,
дал, на мой взгляд, наиболее верную
оценку общего положения империи в XI
столетии.
По моему мнению, Пселл — идейный антипод
Кекавмена²¹⁵.

Мировоззрение
Михаила Пселла теперь основательно
изучено Я.Н. Любарским. Поэтому, соотнося
наши впечатления с выводами этого
исследователя, остановлюсь лишь на
политических представлениях Пселла,
отраженных в его «Хронографии», для их
беглого сопоставления с воззрениями
Кекавмена.

Пселл
— ровесник нашего автора, он родился в
1018 г. в Константинополе, где и провел
почти всю свою жизнь. Выходец из мелкой
чиновной среды, Пселл получил блестящее
образование. Ум, обширные знания и
великолепное ораторское искусство
проложили ему дорогу ко двору. Он был
введен к Константину IX
Мономаху
и стал его любимцем. С тех пор, несмотря
на временные осложнения в своей придворной
карьере, Пселл более 30 лет играл
неофициальную роль домашнего философа
в императорской семье, интимного
собеседника василевсов, наставника и
учителя их детей, а затем и придворного
историографа. Мономах сделал его
иперти-мом и ипатом философов, вручив
ему руководство философским факультетом
так называемого «университета»,
восстановленного

²¹¹
Kazhdan
in collabor. with Franklin. Studies. P. 58-59.
*»‘*’ «*’^w‘

²¹²
Михаил Пселл. Хронография. С. 208-210, 215,
234. «‘*?’ »-<«·’

²¹³
См.: Каждан. К вопросу. С. 163.

²¹⁴
Имея в виду мои замечания о моральной
нечистоплотности Пселла, Каждан говорит,
что натура талантливого философа была
шире рамок принятых норм этики и что
Литаврин принизил его образ (Каждан. К
вопросу. С. 162).

²»
Именно этот вывод решительно отвергает
Каждан (К вопросу. С. 150-163), а Тиннефельд
(Tinnefeld.
Sověty i rasskazy. S. 442)
считает нуждающимся в дополнительной
аргументации. Ср.: Browning.
Sověty
i
rasskazy. P.
400).

Кекавмен и его
поучение

этим
василевсом. Временная опала заставила
Пселла принять монашескую схиму, но он
почти не жил в монастыре и по-прежнему
вращался в высших кругах придворной
знати. Менялись императоры, нередко в
жестокой борьбе, а Пселл неизменно
оставался на поверхности, сохраняя
благоволение и Михаила VI,
сменившего
Мономаха, и Исаака I,
свергнувшего
Михаила VI,
и
Константина X,
и
Романа IV,
и
Михаила VII…

Находясь в центре
дворцовых интриг, будучи прекрасно
осведомлен о скрытых пружинах событий,
Пселл с затаенной улыбкой наблюдал
василевсов и в их сценическом величии
и в прозе ежедневного быта, не упуская
из виду даже тайны их алькова. Они для
Пселла — отнюдь не сверхчеловеки,
окруженные божественным нимбам, а
обычные, порой жалкие люди со всеми их
слабостями и недостатками.

Теоретически
Пселл безусловный сторонник демократической
формы правления, о чем он прямо пишет в
своей «Хроногра-фии», — факт поразительный
в византийской литературе эпохи
безграничного деспотизма. В древности,
говорит он, «в хорошо управляемых городах
списки граждан были составлены из лучших
— как благородных, так вместе с тем и
неблагородных, будь они из гражданских
или военных кругов. Так, по крайней мере,
управлялись афиняне и все те города,
которые старались подражать их демократии.
Но у нас это прекрасное установление
отброшено и пре-небрегаемо. Не придают
никакого значения благородству. И
ведется это зло с его появления и является
наследственным жребием (ибо Ромул первым
совершил это смятение); синклит погублен,
и каждый желающий — гражданин. Воистину,
у нас нашлось бы немало людей, [недавно]
кожух носивших и сменивших его на дорогое
платье, ибо не однажды правят нами те,
которых мы купили у варваров, и высокой
власти удостаиваются не Периклы и
Фемис-токлы, а никчемнейшие Спартаки»²¹⁶.

Но
Пселл отлично знает, что демократия в
его время — бесплодная мечта. Поэтому
необходимо всячески добиваться сохранения
стабильности и прочности сложившегося
имперского таксиса. Перемены и новшества
нежелательны и опасны²¹⁷.
В связи с этим и наследственный порядок
воцарения императоров представляется
ему как более приемлемый и законный.
Хотя род представителей Македонской
династии утвердился на престоле с
помощью убийст-

‘i i

ί
s.

^2l6Psellos.
II. P. 35.
SS

²¹¹Ibid., L P.
59,95,117,132; II.
P. 73,84,122 etc.
^ч

90______________________Г.Г.
Литаврин

ва
(основатель династии Василий Македонянин
умертвил своего покровителя Михаила
III
и
захватил престол), говорит Пселл, но
этот род, видимо, люб Господу и народу²¹⁸.

А.П.Каждан
решительно протестует против моего
понимания пассажа из Пселла о демократии,
полагая, что речь идет там только об
умалении благородства и о вреде от
выскочек»²¹⁹.
Кажется, так же думает и Тиннефельд²²⁰.
Но я не вижу возможности читать у Пселла
не то, что он написал. Как я, понимает
это место и Любарский²²¹.
Характерно, что и ученик Пселла Феофилакт
Болгарский также приводит в своем «Слове
к Константину Дуке» демократию, наряду
с царством и аристократией, как один из
примеров совершенного государственного
устройства²²².

Пселл
в отличие от Кекавмена полагает, что
благородство определяется рождением
и является немаловажным качеством
василев-са²²³.
Однако ни благородство, ни личные
качества василевса не служат и в глазах
Пселла гарантией правильной политики.
Непостоянство — свойство, в высшей
степени присущее василевсам, что,
впрочем, вполне понятно: императорская
власть портит и изменяет характер
человека, облаченного в порфиру, ибо на
него обрушивается море забот и треволнений,
неведомых простым смертным²²⁴.
Поэтому василевс может стать тираном
— и ему, как говорит Пселл об Исааке I
Комнине,
нужна узда²²⁵.
Явное раздражение у Пселла вызывают
василевсы, игнорирующие официальное
право. Он считает тиранами Василия II,
правившего
по своим «неписаным» законам²²⁶,
Константина VIII²²⁷,
Михаила V²²⁸,
Исаака
I²²⁹,
Романа
IV²³⁰.
Император,
по мнению Пселла, не имеет права
расходовать средства государственного
казначейства на собственные прихоти и
жела-

²¹⁸Pse«os,I.
P. 117.6-13.
‘
‘ ‘ · »»
-‘

^2|9Каждан.
К вопросу. С. 161-162.
.v
‘· * ι’,^·>«

²²⁰
Tinnefeld.
Sověty i
rasskazy.
S. 442.
-,ч>
_л; ,
_(ítí

²²¹
Михаил Пселл.Хронография.
С. 110,283.

²²²
Феофилакт Ифест.Слово
к багрянородному государю Константину.
С. 25. («Если же у правления государством
нечто вроде собрания всего народа,
назвали этот тип демократией… демократии
противостоит охлократия, т. е. сходка
сбежавшейся со всех сторон черни, ни
закона не ведающей, ни какого бы то ни
было порядка»).

²²³
Psellos, I.
Р. 98,99,102,110
squ., 117.

²²⁴/Ш.,1.
Р. 130-131.
,
,„,,-, s
г, ,
,

²²⁵Ibid., L P.
121.17-19.

²²⁶
Ibid., I.
P. 19.

²²⁷
Ibid., I.
P. 26-27; II,
P. 49,116.

²²⁸
Ibid., I.
P. 95,106 squ.
—
—

²²⁹
Ibid., II.
P. 120-122.

²³⁰
Ibid., II.
P. 159-161.

_________________Кекавмен
и его поучение________________91_

ния²³¹.
Превыше всего — интересы государственного
блага, и даже благочестивые цели
(строительство храмов и монастырей),
если на них тратятся огромные средства
в ущерб другим нуждам, не могут оправдать
василевса²³².
Пселл делит население империи на три
части: на народ, синклитиков и стратиотов²³³.
Но народ на периферии внимания Пселла.
Что же касается синклитиков (гражданской
столичной знати), то ни один другой
автор-современник не противопоставляет
их так резко стратиотам (военной
аристократии), как Пселл²³⁴:
этому философу было совершенно ясно,
что политическая борьба вокруг трона
в его время определяется в основном
конфликтом этих двух группировок
господствующего класса. В стремлении
«свергнуть гражданскую власть» усматривал
Пселл существо и мятежа Льва Торника
при Константине IX
и
мятежа Исаака Комнина против Михаила
VI²³⁵
.
Симпатии самого Пселла в этой борьбе
явно не на стороне военной аристократии.
Будучи сравнительно снисходительным
при характеристике Исаака I,
хотя
в целом и относясь к нему отрицательно,
Пселл становится прямо беспощадным,
когда заходит речь о Романе IV
Диогене.

Видимо,
синклит и должен был, по мысли Пселла,
ограничивать своеволие василевсов.
Положение синклита глубоко огорчает
Пселла («синклит погублен!»). Он всюду
с удовлетворением пишет о добром
отношении того или иного василевса к
синклитикам и с осуждением — о
недоброжелательном. Михаил IV
не
пренебрегал синклитиками²³⁶,
Михаил V,
напротив,
не оказывал им уважения²³⁷.
Мятежный Лев Торник осмелился еще до
исхода борьбы за власть создать себе
свой двор, с которым намеревался
царствовать, таким образом заблаговременно
преградив синклитикам доступ в круг
своих приближенных²³⁸.
С возмущением Пселл говорит, что Мономах
ввел в синклит человека, лишенного рода
и племени²³⁹,
а некоему юнцу «с улицы» дал огромную
власть над синклитом²⁴⁰.
Ненавистный Пселлу Роман IV
Диоген
презирал столичных вельмож²⁴¹.

²³¹
Ibid.,
II.
P. 119.

«
«

²³²
Ibid.,
I.
P. 40-42.

²³³/Ш.,
II.
P. 83.
,><·-,,

^mIbid.,
I.
P.
122;
II.
P. 83.
.
-i
,,_/Ь),

²³⁵
Ibid.,
II.
P. 19-20;
83-85.
<
— <«’,,’*

²³⁶/Ш.,
I.
P. 57.
.
-J
ι,
ν —

²³⁷/Ш.,
I.
P. 95.

—
ţ
,
.„ν,»’

²³⁸/Ы.,
Ι.
Ρ. 18.
,
·ί «ην

²³⁹Ibid.,
II.
P. 36.

,_jt
-,
a
w-¹
«

²⁴°/Ш.,1.Р.58.
_ч
I,
?»
l
I.V w —

²⁴¹/Ы.,
II.
P. 159.

‘·
ч ίι
ч*’

92_____________________Г.Г.
Литаврин

Дело
управления государством требует широких
знаний, в частности — осведомленности
в законах и стратегии²⁴².
Император-полководец Исаак I
плохо
знал законы²⁴³,
а Роман IV
ничего
не смыслил в стратегии²⁴⁴.
Сведущими же в законах и делах управления
были представители бюрократии: Константин
X²⁴⁵
и
Михаил VII²⁴⁶.
Если
сам император недостаточно подготовлен
к сложному делу управления государством,
он должен опереться на знания сведущих
людей — разумеется, синклитиков, таких,
например, как Орфанотроф²⁴⁷
или правовед Константин Лихуд²⁴⁸.

Основой
царства ромеев, пишет Пселл, являются
чины и деньги. Василеве должен наделять
ими подданных в соответствии с порядком
и законом, не вознося одних с низших
ступеней сразу на верхние и не низводя
до уровня «прочих» заслуженных и видных
сановников²⁴⁹.
Государство, подобно организму человека,
заболевает постепенно и незаметно.
Многие ищут причины бедствий в ошибках
политики сегодняшнего дня, тогда как
корни несчастий — в прошлом²⁵⁰.
Как и Атталиат, Пселл объявляет великой
добродетелью василевса умение творить
благодеяния. Даже Константин VIII, который,
по выражению Пселла, первым начал «губить
тело империи» и погубил бы, если бы пожил
долее²⁵¹,
удостаивается похвалы философа за
щедрость, как и ничтожный жуир Константин
IX
—
Ευεργέτης
(«Благодетель»)²⁵².
Если бы награды распределялись
благоразумно, с соблюдением меры, с
учетом времени и обстоятельств, не было
бы недовольных, а следовательно, и
мятежей. Синклити-кам должно оказывать
честь в первую очередь. Но нельзя обделять
и стратиотов (военных), расходуя
полагающиеся для их оплаты средства на
иные нужды. Если бы Мономах держал «в
великой чести» Георгия Маниака, если
бы никчемных и незнатных людишек не
выдвигал на высокие посты в войске,
обижая заслуженных полководцев, не
восстал бы ни Маниак, ни кто-либо
другой²⁵³.
Мы полагаем, что, по мысли Пселла, конфликт
столичной бюрократии с

²⁴²
PseUos, II.
Р. 59. ²⁴³Ibid.,
LP. 113.

²⁴⁴
Ibid., II.
P. 159-160.

²⁴⁵
Ibid., II.
P. 139-140.

²⁴⁶
Ibid., II.
P. 173.

²⁴⁷
Ibid., I.
P. 59.

²⁴⁸
Ibid., II.
P. 59, cf.
53-64.

²⁴⁹
Ibid., l. P.
19,132; II.
P.
73,84. ²⁵⁰/Ы.,1.
P.
121,141.

²⁵¹Ibid., U. P.
116.

²⁵²Ibid., l. P.
26; II.
P.
117.

²⁵³
Ibid., II.
P.
3-4.

Кекавмен и его
поучение

военной аристократией
можно разрешить к обоюдному удовольствию:
синклит не должен поступиться при этом
своими правами и благами, а военным
следует выделить то, что им положено,
не расточая эти средства на пустяки,
подарки любимцам, пышное строительство,
на дары монахам и варварам, на роскошь
и удовольствия. Если, различая лица и
обстоятельства, быть справедливым к
стра-тиотам, раздавая лучшим из них
высокие посты и титулы и не забывая
умеренными милостями прочих, полководцы
успокоятся и будут честно нести свою
службу, охраняя государство от врагов.

Однако
в действительности, к сожалению, все
обстоит наоборот. Уже Василий II
проявил
себя как тиран, нарушив этот порядок²⁵⁴,
а Константин VIII, Роман III,
Михаил
V,
Константин
IX,
Фе-одора,
Михаил VI
и
отчасти Константин X
еще
более усугубили положение, идя по тому
же пути. Захватывавшие же власть
императоры-полководцы оказывались и
того хуже, ибо третировали синклит.

Василевсам,
пишет Пселл, мало короны и порфиры, они
непременно хотят быть признаны «мудрейшими
из мудрых», вершиной всех добродетелей.
Они желают править, как боги. А если дела
идут плохо и кто-нибудь протягивает им
руку помощи, подавая совет, то государи
готовы скорее умереть, чем принять эту
помощь, ибо для них важнее не интересы
дела, а собственная амбиция²⁵⁵.
Они не любят тех, кто смело толкует о
государственных делах, — такие им
кажутся опасными и несносными, и
предпочитают «умеющих молчать» и
«смотреть вниз»²⁵⁶.
Далеко не ведая всего, они делают вид,
что сведущи во всем²⁵⁷.
Они стремятся окружить себя льстецами
и приспешниками, которые всем им обязаны
и заняли высокое положение не в силу
своих заслуг и способностей, а по капризу
василев-са, стремящегося иметь рядом с
собой не столько достойных людей, сколько
лично преданных возвысившему их государю.
В свою очередь, некоторые из этой
придворной камарильи хотели бы превратить
самого василевса в послушное орудие их
воли²⁵⁸.

Ясно, однако, что
симпатии Пселла и Кекавмена не только
не совпадают — они во многом противоположны.
Пселл защищает интересы столичной
бюрократии, Кекавмен — интересы военной
аристократии. Пселл полагает, что военных
можно удовлетворить, не отнимая у них
того, что они некогда имели, но ни в коем
случае

²⁵⁴Ibid,
П. Р.
19.

²⁵⁵
Ibid., I.
Р. 163; П. Р. 59.

²⁵⁶Ibid., I.
P. 123, II.
Р. 74. ²⁵¹Ibid., II.
Р. 113,122.

²⁵⁸/Ш,
II. Р.
82.

Γ.Γ. Литаврин

нельзя
допускать к трону полководцев. Кекавмен
тоже не хочет обижать синклитиков,
однако полагает, что суть не в принадлежности
василевса к гражданской или военной
партии, а в его личных добродетелях.
Обоим ненавистен тесный круг олигархов,
оттеснивших от власти и синклит и высших
военных. Между тем совершенно иначе
смотрят оба автора на те средства, к
которым следует прибегнуть для исправления
положения. Не искушенный в политической
борьбе Кекавмен мечтает о том, чтобы
рядом с василевсом, по собственной воле
монарха, появился разумный и добродетельный
советчик, способный направить государя
на путь истинный, и пытается сам, в
наивной надежде на успех, обратиться с
советами к императору. Пселл три
десятилетия был советчиком и имел
возможность тысячу раз убедиться в
бессилии добрых пожеланий перед слепым
деспотизмом (впрочем, в беседах с
василевсами сам философ едва ли преступал
грань дозволенного — потому его и
миновали дворцовые бури). Поэтому Пселл,
прожженный и циничный политикан, подавая
осторожные советы и льстя монархам, не
полагался на их прозрение, а предпочитал
свергать с престола неугодных синклитикам
императоров. Он прибегал к оружию
интриги, могущественному и безотказному
в ловких, грязных и умных руках. Именно
Пселл сыграл значительную роль в
отречении императора-полководца Исаака
I
Комнина
и в низвержении и гибели другого
представителя военной аристократии на
престоле — Романа IV
Диогена,
в чем он сам признается в своей
«Хронографии».

Мы отдаем себе
отчет в том, что намеченные нами идейные
различия между упомянутыми выше авторами
и Кекавменом нуждаются в более детальном
рассмотрении и уточнениях. Справедливо
подчеркивается, что ни различия, ни
сходства в воззрениях этих авторов
нельзя абсолютизировать. Так, помимо
отмеченных, есть и другие точки
соприкосновения между обоими этими
авторами.

Любарский
отмечает, что оба автора, Кекавмен и
Пселл, пишут о противоречии между все
определяющим провидением и реальной
жизнью человека. Выход из ситуации
Кекавмен видит в свободе воли и личной
активности каждого индивида²⁵⁹.
Каждан указывает на то, что оба автора
допускают обретение благородства не
только благодаря примерному поведению,
но и по рождению²⁶⁰,
оба выступают за умеренный фискализм
в политике государства²⁶¹,
оба защи-

²⁵⁹
Любарский. Византийские писатели. С.
212-221,302, 307 и прим. 8.

²⁶⁰
Kazhdan
in collabor. with Franklin. Studies. P. 59.

²⁶¹
Ibidem.

__________________Кекавмен
и его поучение________________96

щают
интересы воинов, «продающих свою кровь»
василевсу и отечеству²⁶².

Говоря
о противоречиях в воззрениях Пселла и
Кекавмена, Каждая придает особую важность
различиям в позиции обоих авторов к
друзьям и дружбе, «самой гуманной форме
отношений между людьми»²⁶³.

Однако об этом —
позже. В целом же изложенные наблюдения
находят себе подкрепление и в других
аспектах политических воззрений этих
пяти писателей-современников, в частности,
в их взглядах на проблему финансов
(налоговой политики), вопросы организации
военных сил империи и, говоря современным
языком, ее «национальной политики».

Представители
военной аристократии строили свое
благополучие не только на денежных
выдачах из казны²⁶⁴,
но также на доходах от земельных владений.
Выплаты из казны за чины и титулы не
были для нее стабильным источником
доходов, тогда как для столичной
бюрократий эти выплаты играли значительно
большую роль. По мнению военных, уровень
издревле законом установленных податей
вполне достаточен для удовлетворения
нужд государства (прежде всего —
военных), если бы чиновничество и
корыстные временщики не расхищали
средства и сами василевсы не выбрасывали
их на ветер. Идеалом столичного бюрократа
является доверху наполненная казна,
откуда на него низвергаются потоки
благ, и его мало интересует, какими
путями эти средства накоплены.

Провинциальные
магнаты к тому же жили вдали от столицы,
в окружении стонавшего под податным
гнетом населения, поднимавшего иногда
грозные восстания, которые не только
приносили местным крупным землевладельцам
материальный ущерб, но и подвергали их
самих серьезной опасности. Столичные
сановники на-кодились под защитой стен
Константинополя, судьбы простых подданных
их не трогали, порой они просто не знали
о тяготах народа, как не подозревала о
размерах податей и произволе должностных
лиц в провинции сестра Орфанотрофа,
посетившая Эфес в благоче-⁵стивых
целях²⁶⁵.

Кекавмен —
решительный противник увеличения
налогового гнета. Никаких новых,
«неслыханных» прежде податей, никаких

²⁶²
Ibid. P.
68; Каждая. К
вопросу. С. 162.

²⁶³
Kazhdan in
collator, with Franklin. Studies. P. 28.

. , „ ^⁴
Литаврин Г.Г. Об
относительных размерах и составе
имущества визан-; ^ийской провинциальной
аристократии в XI-XII
вв. // ВО. М.,
1972. ²⁶⁵
Io. Scyl. P.
408.64-70.

96______________________Γ.Γ.
Литаврин

«надбавок»
и «сборов» (С. 168, 276, 300, 312). Налоги должны
быть посильны, соответствуя степени
благосостояния каждой фе-мы (С. 300 ел.).
Именно рост налогов вызывает восстания,
ослабляет государство, заставляет
жителей переходить на сторону врагов
(С. 168, 276 ел.). Расходовать собранные
средства надобно с умом и пониманием
нужд страны. Откуп налогов, продажу
должностей фиска наш автор безусловно
осуждает как зло, которое по самой своей
природе толкает человека на путь
преступлений или разорения, бесчестья
и гибели (С. 170, 210 ел.). Весь тон повествования
Кекавмена о восстании в Фессалии против
роста налогов таков, что есть основания
говорить о понимании нашим автором
законности мотивов возмущения жителей
податной политикой Константина X
Дуки.

Близки
к этим воззрениям и взгляды Продолжателя
Скилицы. Он сурово осуждает и Константина
X
и
Михаила VII
за
безудержный податной гнет, повлекший
обнищание населения, голод и болезни²⁶⁶.
Но, будучи близок к военным кругам, этот
автор готов простить Исааку I
то,
что он проявил себя «тяжким сборщиком
податей», ибо средства эти нужны были
на военные нужды²⁶⁷.

Синклитики
Скилица и Атталиат занимают в этом
вопросе промежуточную позицию. Им отнюдь
не безразлично, какими путями и методами
собираются средства казны, но в то же
время они озабочены тем, чтобы синклитики
при дележе этих средств были оделены в
первую очередь. Скилица не упускает
случая осудить политику повышения
налогов, а в особенности — произвол при
их взыскании. Откуп налогов он, как и
Кекавмен, считает опасной и гибельной
практикой²⁶⁸
и, говоря о восстаниях в том или ином
городе, той или иной провинции, неизменно
подчеркивает, что причина мятежей — в
податном гнете и произволе чиновничества
(практоров, судей, стратигов). По мнению
Скилицы, именно из-за притеснения
служителей фиска вспыхнуло в 1040-1041 г. и
восстание болгар, к которому по той же
причине присоединились жители фемы
Никополя²⁶⁹.
Скилицу и Атталиата крайне раздражает
то, что взысканными насилием и
несправедливостью деньгами бесконтрольно
распоряжаются такие временщики, как
Орфанотроф, использующий средства казны
на личное обогащение и дары своим

²⁶⁶
Scyl. Cont. P.
112.1-11; 155.16-17;
162.25-163.4; 171.10-25 stc.

²⁶⁷
Ibid. P
103.19-104.4.

²⁶⁸
Io. Scyl. P.
408.76-409.79;
422.13-15.

²⁶⁹
Ibid. P.
411.77-412.2.

^_____________Кекавмен
и его поучение___________________97_

родственникам
и клевретам²⁷⁰.
Подобно Кекавмену и Скилице, Ат-талиат
видит причину многих восстаний в
непомерных налоговых тяготах²⁷¹,
но он в отличие от своих современников
(в том числе и от Пселла) даже не ставит
вопроса о разумном расходования
государственных средств, объявляя
щедрость василевса, изливаемую на всех
(богатых и бедных, военных и гражданских,
ромеев и иноплеменников), главной
добродетелью государя.

В
вопросе о размерах податей существенно
отличается от взглядов Кекавмена,
Скилицы и Атталиата позиция Пселла —
истого синклитика (если не по титулам
и должностям, то по фактическому положению
при дворе и интересам). Хотя Пселл мельком
осуждает Романа III
за
то, что он к концу жизни превратился из
василевса в практора²⁷²,
как и Константина X,
несмотря
на реверансы в адрес этого императора²⁷³,
в сущности он глубоко равнодушен к тому,
как василевсы наполняют казну. Мало
того, если известные нам византийские
писатели в полном согласии друг с другом
сообщают о безудержном налоговом гнете,
произволе и насилиях, чинимых временщиком
— братом Михаила IV
Орфанотрофом,
то наш философ хвалит этого деятеля.
Весьма важно, что Пселл превозносит
Орфанотрофа именно за то, что он был
знатоком в деле взыскания податей. По
словам историка, этот деятель вечно был
обременен заботами и… «никому не
причинил зла» (!)²⁷⁴.
Славословит Пселл и разорившего подданных
податями Михаила VII
—
и именно за то, что он «превосходно»
знал финансы, пути, по которым деньги
стекаются в казну, а также и законы
обращения, различия в достоинстве монет,
правила их чеканки и т. п.²⁷⁵
Конечно, отзыв об этих качествах Михаила
VII,
правившего
тогда, когда Пселл писал заключительную,
откровенно панегирическую часть своей
«Хроно-графии», можно было бы не принимать
во внимание, если бы не нриведенная выше
характеристика Пселлом Орфанотрофа,
со времени смерти которого к моменту
окончания труда Пселла прошло более 30
лет.

Пселла интересует
не организация дела наполнения
казначейских подвалов, а проблема
расходования этих средств. И здесь наш

²⁷⁰
Ibid. II.
Р. 404.54-59;
412.72-74 etc.;
Aitai. P.
15.16;
200.22-201.1,12-16.

²⁷¹
Aitai P.
44.18-19; 77.7-13;
212. ^2J2Psellos,
I. P. 40.

™ Ibid., 11. P.
139.

Ibid., I.
P. 59. Каждан
полагает, что Пселл отнюдь не восхваляет,
а скорее порицает Орфанотрофа (Каждан.
К вопросу. С. 164). Дискуссию по этому
вопросу см.: Литаврин. Ответ рецензенту.
С.175.

™Io.Scyl.Il. P.
173.

3952

Γ.Γ. Литаврин

философ
не столь беззаботен, как аристократ
Атталиат. Щедрость хороша, когда она
разумна. Пселл как бы полемизирует с
Атталиа-том: во время кратковременного
правления Зои и Феодоры многие были
довольны их щедротами, а дела находилась
в упадке²⁷⁶.
Главное, чтобы средства расходовались
с пользой для страны. Чьи же интересы
Пселл имел при этом в виду в первую
очередь, сказано выше.

Следует хотя бы
кратко сказать о военной доктрине нашего
автора, не вдаваясь в детали его стратегам
и тактических приемов. Как уже было
упомянуто, в годы жизни Кекавмена фемы
переживали упадок, слабело и сходило
со сцены фемное крестьянское ополчение,
теряла вместе с тем значение и должность
фемного стратига. Кекавмен как современник,
находящийся слишком близко к событиям
и недостаточно проницательный, еще не
осознал всей глубины этих процессов и
не видел необходимости в поисках
принципиально новых путей организации
военных сил империи. Более трехсот лет
провинциальная знать была тесно связана
с военной системой фем и играла в ней
видную роль. Поэтому нет ничего странного
в том, что и Кекавмен продолжает
ориентироваться на фемное войско. Он,
разумеется, заметил грозные признаки
его упадка (он пишет о них), но, конечно,
не знал их причин, не догадывался о
необратимости происходившего процесса
и искал объяснения только в неудачной
политике василевсов, в неопытности
стра-тигов, в падении нравов и т. п.

Я
отнюдь не считаю, что вопрос о том, фемное
ли войско и фемного ли стратига имеет
в виду Кекавмен в своем сочинении,
совершенно очевиден. Сам Кекавмен
сознает, что термин «стратиг» уже терял
в его время точный технический смысл и
прямо намекает на это (С. 150). Недаром Э.
Гликаци-Арвейлер склоняется к выводу,
что стратиг Кекавмена — скорее не
правитель былой фемы, а глава гарнизона
крепости или города с прилежащей
округой²⁷⁷,
тогда как П. Лемерль готов признать за
военачальником, о котором пишет Кекавмен,
еще довольно значительную военную и
гражданскую компетенцию — стратиг-акрит
нашего автора, по мнению французского
ученого, еще мог быть правителем довольно
обширной пограничной провинции²⁷⁸.

²⁷⁶
Psellos, I.
P. 121.

²⁷⁷
Glykatzi-Ahrweiler
H. Recherches sur l’administration de l’empire byzantin aux X^e-XP
siècles // BCH,
1960, LXXXIV,
1. P.
49-50.

²⁷⁸
Lemerle.
Prolégomènes. P. 86-87.

__________Кекавмен
и его поучение________________99

Я в большей мере
согласен с П. Лемерлем: Кекавмен имеет
в виду не того стратига, который уже
почти утратил военные функции, перешедшие
дуке, и занят главным образом делами
фиска и мелкими административными
заботами, но и не того, который стал
преимущественно полководцем и утратил
влияние на гражданское управление фемы,
перехваченное судьей. Кекавмен ведет
речь о фемном стратиге, когда преобладание
судей в гражданском управлении, а дук
— в военном еще не воспринималось
провинциалами, подобными Кекавмену,
как повсеместно распространенное
явление, как навсегда или надолго
утвердившийся порядок вещей. Мало ли
«аномалий» перечислил Кекавмен?

Войско, пишет наш
автор, — «слава василевса и сила дворца.
Без войска не удержится государство,
но всякий желающий воспротивится»
императору (С. 308). Флот — «слава Романии»
(С. 308. 19), если он придет в негодность,
василевсу грозит падение (С. 312). Император
не должен жалеть средства на военные
нужды. И военачальники и стратиоты не
должны терпеть лишений — в меру заслуг
и вовремя каждый пусть получит и плату,
и награду, и пост, и титул.

Должность
стратига ответственна и почетна. Родство
со страти-гом возвышает человека (С.
220). В походе и во враждебной стране
стратиг обязан превосходить всех, являя
собой пример достоинства и чести, а
дома, в мирное время,— быть образцом
скромности и простоты не только для
воинов, но и для всех людей (С. 172, 174). О
ничтожном промахе стратига тотчас
узнают все, как узнали о том, что катепан
Италии играл в кости. Стратиг вступает
в переговоры с соседними независимыми
топархами, он может рассмотреть и вопрос
о поселении иноплеменников в его области
на условиях подданства и уплаты дани
(С. 166). Говоря об опасности роспуска
войска, Кекавмен ссылается как на
подходящий пример на роспуск Константином
IX
фемного
войска в Ивирии (С. 168 ел., ср. 308). В мирное
время, когда воины живут по домам,
стратиг, поучает Кекавмен, должен быть
всегда начеку, так как не знает, в какой
момент ему будет приказано взяться за
дело (С. 170). Да и сам стратиг, по собственной
инициативе, может собрать войско для
нападения на землю беспечного топарха
(С. 182). Стратиг обязан отвергать взятки,
жалеть местных жителей, блюсти
справедливость, чтобы «фем-ные люди»
поминали его добром, когда истечет срок
полномочий стратига и он уедет (причем
уедет не со своим войском, а один — С.
170). Первейший долг стратига — забота о
снаряжении и вооружении воинов, о том,
чтобы они имели добрых коней (С. 174)
(заметим, что именно фемным воинам было
труднее в это время во-°РУЖить себя, чем
наемникам центральных тагм, находившимся
на

100_____________________Γ.Γ.
Литаврин

содержании казны).
Вторжение неприятеля грозит разорением
«области» стратига (С. 166); неумеренная
суровость стратига в обращении с людьми
этой области способна привести ее «в
расстройство» (С. 168). В случае военных
неудач стратига-акрита его «область»
будет опустошена и он может быть
«привлечен к ответственности, так как
оказался плохим стратигом» (С. 176).

Легко умножить
примеры в подтверждение тезиса, что
Кекав-мен пишет о фемном стратиге, а не
о начальнике гарнизона крепости с
прилежащей округой. Но я полагаю —
достаточно сказанного.

Правда, Кекавмен
упоминает и о наемниках и о принципиально
новом виде воинского соединении, которое
сложилось в это время в недрах империи
и обнаружило некоторую тенденцию к
развитию, — о дружине феодального
магната. Именно эти дружины верных
василевсу знатных лиц в провинции
способны противостоять и восставшему
населению и мятежнику-узурпатору. Однако
Кекавмен не придает серьезного значения
личным феодальным дружинам, в стратегической
части своего труда он о них даже не
упоминает. Что касается наемников-иноземцев,
то наш автор не отвергает в принципе
такой путь укрепления военных сил
государства. Он даже с восторгом пишет
о подвигах на службе в Романии норвежца
Гаральда Гардрады с его отрядом из 500
воинов. Но Кекавмен считает, что наемники
должны верно служить уж за одну пищу и
одежду (об этом см. ниже). Говоря о
регулярном центральном войске, наш
автор, к сожалению, очень немногословен,
призывая императора лишь к аккуратности
в выплате воинам руги и ситиресия и в
наградах для отличившихся.

В стратегическом
разделе труда наш автор-военачальник
выступает в качестве теоретика чисто
оборонительной тактики — тактики
изощренного маневра, ловкой дипломатии,
бескровного военного искусства, когда
сражение представляется самым крайним
средством спасения отечества и его
престижа. Задачи укрепления военных
сил империи он связывает не с целями
расширения ее пределов, а с сохранением
нынешних границ. Для своего времени
Кекавмен предстает как реалист, трезво
оценивающий подлинные силы государства.

Многие из
стратегических и тактических соображений
Кекав-мена уходят своими корнями в
«Тактику Льва» либо в еще более древние
стратегиконы, но он развил и углубил
эти идеи, подкрепив их собственным
опытом и примерами из недавнего прошлого.
Будучи а целом сторонником традиционализма,
Кекавмен-полково-дец выступает как
приверженец новаторства, смелого
применения новых стратегем, если они
подсказываются обстановкой и здравым
смыслом. Кекавмен призывает учиться у
древних, учитывать их

________________Кекавмен
и его поучение_______________101

опыт, однако и без
колебаний рвать со старыми традициями,
если новые условия требуют и новой
тактики.

Несомненно,
прогрессивны также взгляды Кекавмена
на врагов империи — у него нет и тени
«ромейского» чванства и высокомерия
по отношению к «варварам» и их воинским
качествам. Иноплеменники, часто повторяет
он, такие же люди, как и ромеи, они не
менее умны и находчивы. Правда, он
полагает, что воинское искусство более
развито у ромеев, но стратиг, пренебрегающий
врагом как варваром, понесет тяжкое
поражение.

В
связи с этим следует коснуться еще одной
проблемы. Это, говоря условно, «национальная
проблема». «Ромей» для нашего автора —
не этническое определение, а понятие
подданства империи (Романии). Он сам,
полуармянин-подуславянин, чувствует
себя подлинным ромеем. Напротив, природные
греки — жители Димит-риады, временно
захваченной болгарином Деляном, для
Кекавмена перестала быть ромеями (см.
С. 190 и прим. 330). В отличие, например, от
Пселла и Атталиата, Кекавмен отнюдь не
преисполнен гордости только оттого,
что он ромей. Любопытная деталь — об
обоих своих дедах (армянине и болгарине)
он рассказывает возвышающие их воинское
искусство и ум эпизоды, в ходе которых
тот и другой отняли у империи почти
неприступные крепости²⁷⁹.
Более того, он полагает, что если есть
возможность жить независимо от императора,
в своих владениях, на положении топарха,
то это благо несравненно более важно,
чем подданство империи и даже великие
богатства, которые можно было бы
приобрести в обмен на утрату независимости.
Объяснить подобного рода позицию можно,
видимо, двояко. Во-первых, Кекавмен —
потомок независимого топарха в Великой
Армении, перешедшего на службу к
императору. Вполне возможно, дед Кекавмена
и другие члены этой семьи втайне считали,
что их надежды на царские милости не
оправдались в полной мере. Может быть,
до наступления сельджуков на Армению
Кекав-мены сохраняли связи со своими
независимыми знатными родичами. Случайно
ли, что труд Кекавмена был переписан
поблизости от родины его предков, в
Трапезунде? Во-вторых, Кекавмен — крупный
землевладелец, феодал, а в Византии
конца XI
в.
уже стали обнаруживаться тенденции к
превращению феодальной вотчины в
замкнутое самодовлеющее княжество,
живущее своими интересами.

⁷⁹
Г. Цанкова-Петкова полагает, что
умонастроение Кекавмена нельзя назвать
в полной мере типично византийским
(Cankova-
Pětková. De
nouveau. Ρ·
69).
По мнению Ш. Руше, реабилитация и повышение
престижа своих предков было одним из
мотивов написания Кекавменом его труда
(Roueché.
Defining.
P. 204-206)

102_____________________Г.Г.
Литаврин

Однако
«национальное чувство», если так можно
сказать, не было полностью чуждо
Кекавмену. Он, безусловно, патриот. Его
угнетает мысль об упадке империи.
Кекавмен непримирим, когда императоры
платят большие деньги иноземным
наемникам, дают им крупные посты и
высокие титулы. Они должны служить, по
словам нашего автора, «посматривая на
длань» императора. Не следует привлекать
иноземцев на службу великими милостями
— «недобр такой расчет». Это способно
не только развратить их, сделать
неверными, но и оскорбить ромеев,
превратить во врагов василевса. Лишь
для родственников правящего иноземного
дома можно делать исключения, да и здесь
должно соблюдать меру, избегая вручать
таким наемникам значительные военные
полномочия (С. 294-300). Отступления от этой
политики, на взгляд Кекавмена, столь
опасны, что он склонен усматривать в
возвышении иноземцев одну из главных
причин упадка империи. Он говорит, что
императоры, начиная со Льва VI
(прадеда
Василия II)
и
кончая Романом III,
заставляли
служить иноземцев за пропитание и
одежду, а должности и титулы вручали
ромеям — «и процветала Романия» (С.
296.10).

Наконец, одним из
непременных свойств «национальной
политики» императора должны быть
умеренность и осторожность в отношениях
властей с населением пограничных
провинций империи. Эту мысль Кекавмен
настойчиво проводит через все свое
сочинение. Опасно отягчать народ
пограничной фемы неслыханными податями,
увеличивать старые налоги, допускать
несправедливости властей или быть
излишне (с «избытком») справедливым,
сурово карая виновных. Такая политика
грозит утратой этой провинции и переходом
ее жителей на сторону врага (С. 168, 248,
300).

Все
писатели, современники Кекавмена,
говорят об упадке военных сил империи,
и все, подобно Кекавмену, усматривают
причины этого в ошибочной политике
императоров. Для Продолжателя Скилицы
несомненно, что основное зло — в лишении
войска необходимых средств: оно нище,
безоружно, немногочисленно²⁸⁰.
Обделенные царскими милостями, наиболее
видные и опытные военные ушли с военной
службы²⁸¹.
Продолжатель Скилицы скорбит, видя
унижение ромеев, и искренне возмущается
возвышением иноземцев, даже кочевников-узов,
перешедших на службу к империи и введенных
Константином X
в
синклит²⁸².
Говоря о частых мятежах

²⁸⁰
Scyl. Cont. P.
113.7-9; 119.8-9;
125.9-21.

²⁸¹
Ibid. P.
112.5-11.

²⁸²
Ibid. P.
116.5-8.

______________Кекавмен
и его поучение_______________103

наемников,
этот автор пишет об их неверности,
жадности и неблагодарности²⁸³.
Положение изменилось при Романе IV
Диогене,
отдавшем все свои силы спасению отечества
от внешних врагов, но, к сожалению,
забывшем о своих внутренних врагах²⁸⁴.
Он достиг больших успехов, хотя из-за
политики его предшественников войско
Романа IV
было
немногочисленно и плохо вооружено²⁸⁵.

Решительно
осуждая политику императоров, жалевших
средств на войско, Скилица делает,
однако, акцент на унижении военной
аристократии, на ошибочном подборе
командного состава. Императоры, особенно
Константин Мономах, трепетали перед
заслуженными и талантливыми полководцами
из опасения, что, получив под свое
руководство значительные военные силы,
воена-I
чальники
захватят престол. Поэтому они вручали
высшие военные

:
посты
совершенно непригодным для этой цели
людям, но лично

преданным
василевсу. Нередко это были изнеженные
евнухи, ибо возможность их посягательств
на престол исключалась по самой природе
вещей²⁸⁶.
В результате во главе армии оказываются
недостойные люди, которые не гнушаются
обирать собственных воинов²⁸⁷.
Роспуск фемного войска в Ивирии Скилица
осуждает, как Кекавмен и Атталиат²⁸⁸.
Подобно Кекавмену, Скилица видит
опасность и в произволе, допускавшемся
в отдаленных пограничных провинциях,
где военные творят насилия над местными
жителями, а войско во время похода грабит
собственную землю²⁸⁹.
Не укрылась от внимания Скилицы и вражда
среди военных — он пишет о соперничестве
между военной аристократией Македонии
(имея при этом в виду область Адрианополя)
и Малой Азии²⁹⁰.
Скилица — тоже патриот: его печалит
утрата былой военной славы империи²⁹¹
, но совершенно не интересует проблема
иноземных наемников — упоминая о них,
Скилица в отличие от других авторов не
озабочен мыслью об опасности возвышения
чужеземцев.

Воззрения Атталиата
на военное положение империи отличаются
от взглядов Скилицы тем, что он еще
больше внимания уделяет профессиональным
качествам и личным добродетелям воена-

²⁸³/Ш.
Р. 134.26-135.6. ²⁸⁴/Ш.
Р. 126.1-9; 127 etc.

²⁸⁵
Ibid. P.
125.9-21.

²⁸⁶
Io. Scyl. P.
245.41-246.1;
272.79-80; 428.82; 459.81.

²⁸⁷
Ibid. P.
410.12-19.

²⁸⁸
Ibid. P.
476.44-57.

²⁸⁹
Ibid. P.
274.40-50.

²⁹⁰
Ibid. P.
487.21-488.26,63-64.

²⁹¹
Ibid. P. 446.5-447.9.

104

Γ.Γ. Литаврин

чальников империи
(в этом Атталиат близок к Кекавмену).
Иная у этого синклитика, чем у Кекавмена,
Скилицы и Пселла, и оценка роли иностранных
наемников на службе у императоров.

Атталиат
весьма низкого мнения о полководцах
империи: в результате систематического
пренебрежения со стороны василевса
знатностью, благородством и опытом
высших военных лучшие из них или находятся
в оппозиции к правительству, либо
оставили военную карьеру в поисках
более выгодной гражданской службы²⁹².
Те же, кто ныне занимает важнейшие
командные посты в войске, не только не
способны к делу, но и превратили стратегию
в торжище с целью извлечения личной
прибыли. Корысть обуяла всех: они
помышляют не о спасении и славе отечества,
а о быстром обогащении²⁹³.
Архиги обращают оружие не против общего
врага, а против друг друга²⁹⁴.

Атталиат
отнюдь не осуждает Константина X
за
то, что он допустил некоторых перебежчиков
из печенегов в синклит²⁹⁵
— напротив, он подчеркивал, что и
перешедшие на сторону империи «скифы»
и эти печенеги верно несут службу
императору²⁹⁶.
Не осуждает Атталиат и Романа Диогена
за то, что он почтил знатного «скифа»
высоким титулом проедра²⁹⁷.
Он восхваляет и Никифора III
за
щедроты к туркам, которые поддержали
этого василевса²⁹⁸,
и за то, что он наделял землей врагов,
перешедших на его сторону, и оказывал
им прочие милости²⁹⁹.
Мало того, по мнению Атталиата, Михаил
VII
совершил
серьезную ошибку, когда подверг наказанию
знатного западного наемника Русселя,
поднявшего против него мятеж. Этот
синклитик полагает, что василевс должен
был, наоборот, одарить его, загладив
свою вину перед ним (Михаил VII,
мол,
не оказывал Русселю должных почестей),
поставить во главе восточных войск и,
опираясь на его таланты, избавить страну
от турецкой угрозы³⁰⁰.
Надо сказать, что едва ли такая позиция
высокообразованного аристократа
отвечала интересам дела и чаяниям
военной знати, которую он защищает на
других страницах своего труда.

^жAttal. P.
79.2-3. ²⁹³
Ibid. P.
195.14-23. ²⁹⁴/Ш.
Р. 193.15-23.

²⁹⁵
Valdenberg.
Nikoulitza. P. 120.

²⁹⁶
Attal. P.
87.16-120.

²⁹⁷
Ibid. P.
142.19.

²⁹⁸
Ibid. P.
277.

²⁹⁹
Ibid. P.
319.10-12.

³⁰⁰
Ibid. P.
207.2-20.

________________Кекавмен
и его поучение_______________105

Пселл
— сугубо гражданская личность, хотя,
по собственному искреннему убеждению,
преуспел в познаниях в стратегии не
менее, чем в прочих науках, и откровенно
отдает предпочтение своей кабинетной
учености в военном деле личному опыту
полководцев³⁰¹.
Но придворный философ порой и в этой
области высказывает такие суждения,
которые делают честь его проницательности.
Причем удивительным образом некоторые
взгляды Пселла полностью совпадают с
оценкой дела его идейным противником
— Кекав-меном. Пселл не менее, чем
Кекавмен, обеспокоен падением военного
могущества империи. Армию он называет
«нервом» державы ромеев³⁰².
Как и Кекавмен и прочие авторы-современники,
он полагает, что армию нельзя лишать
причитающихся на ее содержание средств,
талантливых полководцев следует чтить
и награждать, предоставляя им чины и
титулы, «сколь не опасно дать»³⁰³.
Подобно Атталиату, Пселл понимает, что
передача командных постов в войске
(отнимаемых у военных) несведущим в
военном деле лицам чревата гибельными
последствиями. Как и Скилице, Пселлу
ясны мотивы такой политики: представители
«гражданской партии», императоры боятся
возвышения военных, которые способны
отнять у них трон³⁰⁴.
Ясны для него и выгоды, которые можно
извлечь из соперничества в среде самих
военных: он советовал Михаилу VI
во
время мятежа Исаака Комнина воспользоваться
враждой «македонцев» с «малоазийцами»³⁰⁵.

Как
и Кекавмен, Пселл трезво оценивал силы
империи: он сторонник оборонительной
тактики, ибо для проведения политики
завоеваний необходимо израсходовать
слишком много денег на снаряжение
войска, да не исключена и неудача —
вместо расширения пределов империи
вполне может случиться их сокращение³⁰⁶.

³⁰¹
Psellos, И.
Р. 159-160.

³⁰²
Небезынтересно отметить любопытный
психологический курбет: в то время,
когда страной правила чиновная бюрократия,
державшая войско на полуголодном пайке
и расточавшая деньги да все прочее,
авторы, осуждавшие эту политику, называли
«нервом империи» войско, а когда к власти
пришла военная аристократия (с Алексея
I
Комнина),
проявлявшая заботу о войске, но не
находившая средств на иные нужды, «нервом
всех дел» стали называть деньги (Nicetae
Choniatae historia. Ed.
J.L. van Dieten. Berolini et Novi
Eboraci, 1975. P.
62.93-94).

^m Psellos, U.
P. 88

³⁰⁴
Ibid., IL
P. 4.

³⁰⁵
Ibid., IL
P. 89.

³⁰⁶/Ш.,
II. P.
114,12-15.

106_____________________Г.Г.
Литаврин

Кекавмен
отлично знал, что победа достигается
зачастую не числом воинов, а умением
вести военные действия³⁰⁷,
но он даже в стратегическом разделе
своего труда не задержался подробно на
проблеме, которая остро стояла в его
время, — либо многочисленное, но
небоеспособное крестьянское ополчение,
либо небольшое, но сильное профессиональное
войско. Пселл же несколько раз высказался
на этот счет вполне определенно. Он
осудил Романа III,
собравшего
огромную, но слабую армию³⁰⁸,
похвалил Михаила IV
за
то, что он полагался в наиболее
ответственные моменты на отборное
войско, невзирая на его малочисленность³⁰⁹,
как и Исаак I
Комнин³¹⁰.
Можно предполагать, что Пселл, отдавая
предпочтение профессиональному наемному
войску, уже не считал возможным и впредь
ориентироваться на фемное войско.

Но
это войско, по представлениям философа,
должно было быть прежде всего отечественным,
ромейским, а не иноземным — и здесь
Пселл резко расходится с синклитиками
Скилицей и Аттали-атом и полностью
согласен с Кекавменом и Продолжателем
Скили-цы. Возвышение «варваров» Пселл,
как и Кекавмен, готов рассматривать как
один из самых опасных аспектов
государственной политики. Он с особой
силой подчеркивает, что Константин
VIII, который первым начал «губить»
империю, отдавал иноземцам предпочтение
перед ромеями³¹¹.
Пселл о возмущением говорит, что при
Константине Мономахе некоторые из
осыпанных милостями васи-левса варваров,
не имевшие ни роду, ни племени, претендовали
на то, чтобы править «благородными
ромеями», дерзали презирать ро-меев,
посягали на самый трон, хвастали, что
они самих василевсов империи «бивали
по щекам». Видя их засилье, Пселл, по его
словам, стыдился за василевса и «плакал…
являясь, как никто, филоро-меем и
патриотом»³¹².

В системе
идейно-политических воззрений Кекавмена
огромный интерес представляют взгляды
нашего автора на проблемы церкви, религии
и науки. Кекавмен глубоко и искренне
религиозен, но признание этого факта
ничуть не мешает нам присоединиться к
сделанному на основе «Советов и рассказов»
выводу П. Лемерля, что, видимо, в
повседневной жизни византийца церковь
занимала гораздо меньше места, чем мы
привыкли думать, опираясь на ис-

³⁰⁷
PseUos,
И.
Р. 148,158. ³⁰⁸/Ш.,1.Р.36-37.
³⁰⁹/Ы.,
II
Р.
7-9.

³¹⁰
Ibid., IL
P. 87.

³¹¹
Ibid., l. P.
27.

³¹²
Ibid., II.
P.
36,46.

Кекавмен и его
поучение

107

точники,
имеющие официальное или церковно-монастырское
происхождение³¹³.
В труде нашего автора нигде не упомянуты
ни монастыри, ни священники. О монахах
сказано лишь раз — Кекавмен советует
беседовать с ними, хотя они и простецы
(С. 232). Автор рекомендует усердно посещать
церковь, но спасения, по его мнению,
можно достигнуть, предаваясь молитвам
также дома, втайне, а не на глазах у людей
(С. 210). О «латинской вере» он не упоминает
вовсе, хотя пережил раскол церквей в
1054 г., и неоднократно говорит о наемниках
— выходцах с Запада. О мусульманах,
евреях и еретиках Кекавмен обронил
единственное замечание как о людях, не
ведающих истинной веры (С. 210.18-19).

«Насмерть
борись за благочестие», не позволяй
оскорблять святые иконы и христианские
святыни, пишет наш автор (С. 224), но это
отнюдь не означает, что он безоговорочно
чтит авторитет священнослужителей.
Напротив, даже высшие представители
церкви могут оказаться в сетях дьявола,
если они — накопители денег, живут в
роскоши, помышляют о злате и серебре,
окружают себя пышной свитой, стяжают
движимое и недвижимое имущество за счет
ближних. Выставляемый при этом духовенством
предлог, что они делают эго не для себя,
а для церкви, — результат происков
нечистого. Великие отцы церкви Николай
Мирликийский и Василий Великий, пишет
Кекавмен, не только не стяжали, а и свое
имущество роздали беднякам. Долг
церковных пастырей — утверждать мир,
защищать слабых, заботиться о сиротах,
вдовах и больных (С. 238). Важно, что сходными
аргументами оправдывал свой указ,
запрещающий расширение монастырских
владений, и такой представитель военной
аристократии, как Никифор II
Фока³¹⁴
и другой император-полководец — Исаак
I
Комнин,
отнявший немало владений у монастырей³¹⁵.

Провинциальный
землевладелец и военачальник, таким
образом, оказывается сторонником дешевой
церкви. Взгляды Кекавме-на на этот счет
вряд ли существенно отличались от
воззрений людей его круга, и их, несомненно,
следует учесть при анализе ситуации в
стране накануне прихода Комнинов к
власти.

Принятие духовного
сана, согласно Кекавмену, должно
определяться не только глубоким
призванием, но и знаком божественного
одобрения как необходимого условия
служения богу. Было уже

³¹³
Lemerle.
Prolégomènes. P. 78,97.

³¹⁴
Jus
Graeco-Romanům,
ed
C. Zachanae a Lingenthal. vol.
IH.
Lipsiae, 1857.
P.
290
squ.

³¹⁵
Attal.
P.
61.8-24;
Psellos,
II.
P.
120.

108______________________Γ.Γ.
Литпаврин

упомянуто, что эту
идею Кекавмен мог заимствовать у мистика
Симеона, однако я не считаю, что оба эти
автора принадлежали к од-

«j
и
о
41fi

нои
идейной среде^Л1°.

Близкие
Кекавмену взгляды на церковь высказывает
и Продолжатель Скилицы, идейное родство
которого с Кекавменом мы неоднократно
подчеркивали. Этот автор безусловно
одобряет конфискации Исаака I
у
монастырей — император избавил жителей
от «жадности монахов»³¹⁷.
Продолжатель Скилицы решительно защищает
Исаака I
и
в его конфликте с патриархом Михаилом
Кирулла-

³¹⁶
Сделаем небольшое отступление с целью
показать хотя бы в какой-то мере основания
для нашего вывода. Мы будем опираться
при этом на результаты исследования
А.П. Каждана о мировоззрении Симеона,
чтобы выразить сомнение в справедливости
гипотезы этого же ученого об идейном
родстве Ке-кавмена и Симеона (Каждан,
Предварительные замечания. С. 11-22).
Сравним взгляды обоих авторов, заимствуя
для сопоставления идеи Симеона, как их
интерпретировал А.П. Каждан в указанной
статье. Симеон считает высшим благом
несение службы подле василевса, Кекавмен
не желает такого «счастья» своим близким
(С. 140); Симеона не интересуют судьбы
провинциальной аристократии, у Кекавмена
они в центре внимания; Симеон заимствует
образы, примеры и сравнения из придворной
жизни, Кекавмен — преимущественно из
провинциальной; у Симеона упоминание
о предметах сельского быта — редкость,
Кекавмен специально говорит о ведении
сельского хозяйства; воинские образы
несвойственны сочинениям Симеона,
Кекавмен пишет своеобразный трактат
по стратегии; бедность Симеон трактует
скорее не как материальное, а как духовное
явление, у Кекавмена это — сугубо
житейское понятие; вещественные
результаты труда не волнуют Симеона,
для Кекавмена труд — первейшее условие
существования; Симеон считает выжившим
из ума того, кто дерзнул бы указывать
василевсу, что надобно делать, Кекавмен
обращается к васи-левсу с наставлением;
для Симеона любовь к родным — препятствие
для душевного спасения, для Кекавмена
же забыть родных — значит забыть Бога
(С. 224,238); Симеон не видит особой заслуги
в раздаче своего имущества бедным,
Кекавмен такой поступок ставит в пример;
Симеон — отнюдь не нестяжатель, Кекавмен
— сторонник нестяжательства; Симеон
видит опасность дружбы в том, что она
укрепляет душевные связи с мирскими
благами, Кекавмена беспокоит, что
неверный друг может стать причиной
житейской беды (наш автор исходит при
этом не из Симеона, а из Сираха) и т. п.
Симеон — выходец из чиновной бюрократии
столицы, Кекавмен — из среды провинциальной
военной аристократии. Они — не
единомышленники, а идейные противники.
Судя по тем материалам, которые А.П.
Каждан приводит в названной работе,
Кекавмену гораздо ближе Кирилл Филеот
и Илья Экдик, которые также во многом
расходятся с Симеоном. Позднее Каждан
признал, что он несколько преувеличивал
сходство взглядов Кеквмена и Симеона,
но не отказался от вывода об их «духовном
и социальном родстве»; Кекавмен
постулирует свои взгляды, подкрепляя
их житейским опытом, а Симеон дает им
теоретическое обоснование (Каждан. К
вопросу. С. 162,170).

³»
Scyl.
Cont.
P.
104.16-17.

^^______________Кекавмен
и его поучение_______________109

рием:
он с возмущением пишет о патриархе,
который, вместо того чтобы увещать
василевса, грозил лишить его власти. Он
даже передает сплетни, будто бы Кирулларий
примерял пурпурные туфли (знак
императорского достоинства³¹⁸).
Благочестие этого автора, столь же
глубоко религиозного, как и Кекавмен,
но крайне суеверного, никак не связывается
с попечением о материальном процветании
церковных учреждений и монастырей.
Такова же позиция и нашего автора.

Скилица
высказывает на этот счет иные взгляды.
Он выступает как горячий защитник
интересов церкви и монастырей и неизменно
хвалит императоров за щедрость к
духовенству. Лишь дважды он осмелился
заметить, что Роман III
и
Константин IX
превзошли
меру в роскоши своего благочестивого
строительства, прибегая при этом к
несправедливым источникам средств и
притесняя подданных³¹⁹.

Что
же касается воззрений Атталиата на
богатства духовенства, то они прямо
противоположны взглядам Кекавмена и
Продолжателя Скилицы. У Атталиата нет
ни одной оговорки, даже такой, какую
делает Скилица. Этот синклитик, сам
основавший монастырь и получивший для
него льготы от императора, счел нужным
специально отметить, что для «понимающих
людей» лишение церкви материальных
благ, какими бы соображениями это ни
оправдывалось, чревато великими
опасностями³²⁰.
И в конфликте Кируллария с Исааком I
Атталиат
занял враждебную позицию к василевсу,
обвиняя его в «бесчестной» расправе с
Кирулларием — святым праведником³²¹.

Значительно
отличаются от воззрений Скилицы и
Атталиата взгляды Пселла на материальные
вклады в церковь и монастыри, хотя все
эти три автора принадлежали к одной и
той же социальной и идейной среде. Как
и в вопросе о военных потребностях
империи, Пселл в данном случае ближе не
к названным писателям, а к Кекав-мену.
Наш автор при этом морализирует, Пселл
же откровенно приводит практические
соображения в обоснование своих воззрений
на эту проблему. Философ отдает себе
отчет в могуществе церкви. Примирение
с патриархом Кирулларием, в частности,
он выдвигал как основное условие
упрочения власти Михаила VI,
когда
под этим императором закачался трон³²².
Но Пселл,как и Кекавмен, ве-

³¹⁸
Ibid.
P.
105.1-2.

³¹⁹
Io. Scyl. P.
384,387.12-388.19;
477.61-73.

³²⁰
Attal P.
61.8-24.

³²¹
Ibid. I.
P. 62.10-64.14.

³²²
Psellos, II.
P. 88-89.

110

Г.Г. Литаврин

роятно,
видел, что доля расходов казны в пользу
духовенства слишком велика — эти
средства можно было бы с большей пользой
употребить на военные и иные нужды.
Благочестие Романа III,
по
мнению Пселла, очень дорого обошлось
государству — оно «смущало жизнь
общества» и привело к «расстройству
гражданского управления»³²³.
Сам ставший монахом, Пселл пишет, однако,
что чем больше становилось монахов, тем
быстрее росли подати³²⁴.

На
этом я прерву свои беглые сопоставления
идейно-политических воззрений Кекавмена
со взглядами некоторых его современников.
Разумеется, моего анализа далеко не
достаточно для уверенных и широких
выводов об идейной борьбе в Византии в
XI
столетии
накануне прихода к власти Комнинов.
Дело обстояло, несомненно, гораздо
сложнее. Тем не менее осмелюсь заключить,
что в ряду рассмотренных выше авторов
наиболее резко (и в наиболее важном)
расходятся политические воззрения
именно Пселла и Кекавмена. Мне
представляется, что как раз Кекавмен,
а не Атталиат, как иногда полагают³²⁵,
был идеологом провинциальной военной
аристократии.

Обращусь теперь
к некоторым другим аспектам мировоззрения
Кекавмена, значительно менее связанным
с его социальной и политической
программой. Наш автор, как уже сказано,
глубоко религиозен. Но он менее суеверен,
чем его высокообразованные современники
— Иоанн Скилица, Продолжатель Скилицы
и даже чем утонченный предтеча
антикизирующего направления византийской
учености эпохи Комнинов — аристократ
Михаил Атталиат. Кекавмен признает
святость мощей и допускает их ношение,
но против амулетов (С. 234). Он отрицательно
относится к вере в сны, гадания,
предсказания судьбы (С. 254).

Знания Кекавмен
оценивает с чисто практической точки
зрения. Даже чтение Ветхого завета
должно способствовать росту
профессионального мастерства стратига
(С. 170). Философу следует не скрывать свои
знания, а «учить добру» (С. 148). Признает
Кекавмен и ценность медицины — медики
способны вылечить, но, к сожалению,
используют свое искусство в интересах
собственного обогащения за счет клиента.
С подкупающей наивностью автор советует
лечиться самостоятельно (С. 240, 242).
Пожалуй, мы могли бы сделать вывод, что
здоровый дух Кекавмена обитал в здоровом
теле.

³²³
Psellos,
И.
Р. 41.14-21; 42.2-11.

³²⁴/Ш.,1.Р.43.

³²⁵
См. История Византии. Т. 2. М, 1967. С. 290.

Кекавмен и его
поучение

111

Кекавмен приобрел
свои далеко не обширные познания
преимущественно путем самообразования.
Он знает, что это нелегко и, дабы понять
трудную книгу, нужно прочесть ее не один
раз (С. 228). Кекавмен ненавидит верхоглядов,
которые не вникают в смысл прочитанного,
хватают верхушки, читают с пятого на
десятое с единственной целью праздного
пустословия (С. 256). Но, вступая в
противоречие с самим собой, он не советует
«слишком любопытствовать» при чтении
Божественного писания (С. 228).

Кекавмен
высоко ценил образованность, осведомленность
и в светских и в божественных науках
(С. 226)³²⁶.
Он не допустил ни одного прямого выпада
против светского знания, кроме намека
на легкие жанры художественной литературы
(«праздных басен» — С. 288). Уважает он и
красоту речи (С. 172) и с сокрушением
сознает провалы в своем образовании
(С. 288). Не вправе ли мы заключить, что
претендовавшая на главную роль в
управлении государством военная
аристократия провинции понимала свои
недостатки сравнительно с рафинированной
столичной бюрократией (Пселл, напомню,
считал познания необходимым условием
для правильного управления государственным
кораблем: осторожно выпытывал у Пселла
сведения о незнакомых ему вещах Исаак
I³²⁷).
Кекавмен
зовет пополнять недостаток в знаниях
— советует дать широкое образование
детям (С. 226).

В исследованиях
моих предшественников уже было отмечено,
что этика Кекавмена имеет приземленный,
шаблонный характер. Это принципы
добропорядочного христианина, который
хочет совместить стремление к личному
успеху и благополучию с попечением о
своем духовном спасении. Его этические
представления не отличаются оригинальностью;
они целиком построены на извечных со
времен торжества христианства правилах
общежития верующих людей — на евангельских
заветах.

Тем не менее моя
характеристика автора «Советов и
рассказов» была бы неполной, если не
остановиться, хотя бы бегло, на некоторых
этических воззрениях Кекавмена: на
проблеме семьи и родст-• венных отношений,
дружбы, труда, богатства и др.

‘
· ³²⁶
Ранее Каждая писал, что о светских науках
у Кекавмена речи нет и мой перевод
соответствующего места (см. С. 226) неверен
(Каждая. К вопросу. С. 157). Позднее он,
однако, заявил, что Кекавмен, как и
Продолжатель Скилицы,

»относились с
подозрением к светскому знанию, тогда
как Атталиат восхищался

^античностью, хотя
его экивоки на нее поверхностны в отличие
от всезнающего

‘
Пселла (Kazhdan
in collabor with Franklin. Studies. P. 76).
³²⁷
Psellos,
II.
P. 210.

112

Γ.Γ.
Литпаврин

Семья в понимании
нашего автора — подлинная крепость,
замкнутый мир сугубо интимных и частных
отношений, направляемый твердой рукой
главы семьи. Непререкаемый авторитет
для близких, он в конечном счете ответствен
за материальное и духовное благополучие
всех членов семейного коллектива. Лев
рождает льва, а лисица — лисицу (С. 242).
Дети будут такими же, как и их породивший,
чему они от него научатся, то и будут
делать (С. 228). Детей надо воспитывать
заботливо, но отнюдь не палкой, а словом
и добрым обхождением (С. 242). Нет ничего
желаннее детей (С. 262). Они малы и глупы,
но нужно не оскорблять, а уважать их,
чтобы они научились чтить отца (С. 228).
Однако одного почтения к старшим
недостаточно, необходимо, чтобы все
домочадцы боялись главы семьи, «ибо
полезен страх» (С. 256). Впрочем, не следует
быть излишке суровым в доме своем (С.
256).

Особого внимания
и попечения требует женская половина
семьи. Над нею нужен постоянный и
неослабный надзор со стороны мужчин,
так как сама природа женщины греховна.
Дочери — источник вечного беспокойства
для отца. Их следует держать (впрочем,
как и жену и невесток) взаперти, как
заключенных, тщательно скрывая от чужих
мужских глаз (С. 218, 220,236). Позор дочери,
не сумевшей соблюсти себя, падет не
только на отца и мать, но и на всех
родственников (С. 236).

Добрая жена —
половина жизни или еще больше (С. 246),но
и с нее нельзя спускать бдительного
ока, так как она способна изменить даже
с другом мужа (С. 218). Кекавмен не чужд
чувства плотской любви (С. 248), однако он
отвергает ее вне брака или в повторном
браке, объявляя похотью, ведущей к
погибели (С. 246, 248). Особенно ужасна, на
взгляд Кекавмена, обстановка в семье,
в которой есть сводные дети.

Вдовцу лучше
целиком посвятить себя воспитанию
детей, чем вступать во второй брак, ибо
новая жена ищет, как правило, не мужа, а
его богатства (С. 246). Опасно не только
дружить с женщиной (С. 242, 244,258), но и
смотреть на ее красоту (С. 228,244).

Родители нуждаются
в почете, уважении и постоянной заботе
как при их жизни, так и после их смерти
(надо добывать им царство небесное с
помощью молитв и денег). По поведению
детей судят и о самих родителях (С. 236,
242). С братьями и зятьями нужно жить в
мире и любви. Не оказавший помощи брату
— проклят, а враждующий с ним еще хуже
— он братоненавистник. Оскорбляющий
брата оскорбляет своих родителей (С.
260).

Добрые и теплые
отношения следует хранить и с прочими
родичами, оказывая им материальную
поддержку, ибо бог возможно, для того и
даровал тебе успех, чтобы ты помогал
родственникам

__
______________Кекавмен
и его поучение_______________ИЗ

(С. 224, 238). Однако в
родство со своей семьей посторонних
должно допускать с осторожностью и умом
— не только в случае вступления во
второй брак, но и при женитьбе сына и
выдаче дочери замуж, так как целью
претендующих на родство является нередко
стремление завладеть твоим имуществом
(С. 232).

Итак семья —
отгороженный от посторонних мирок, в
недоверии и подозрительности ощетинившийся
перед всем светом. В семью нельзя
допускать на временный постой даже
иногороднего друга при его проезде
через твой город. Он может вызнать
порядки твоего дома, соблазнить кого-либо
из женщин, опозорить и высмеять твой
уклад жизни, повыведать о твоих доходах
(С. 218). Жизнь семьи — ее сугубая тайна.
Даже посетителей в дом следует пускать
с разбором: не дай Бог — найдется среди
них любопытный и наблюдательный (С.
222). Да и сам Кекавмен не был любителем
посещать чужие дома, рассматривая
приглашение на обед как тяжкую повинность
(С. 256).

Рядом с семьей, в
том же доме, живут не только члены семьи,
но и слуги, и нотарии, и доверенные лица,
и рабы, может быть и другие челядинцы,
пользующиеся особым благоволением
главы дома. Однако все они связаны лишь
хозяйственными либо другого рода
деловыми отношениями с господином дома.
И хотя среди них могут быть люди,
заслужившие любовь и дружбу домовладельца,
в лоно семьи они не допускаются, оставаясь
на периферии домашнего очага (С. 208, 244).
Верного раба или свободного (может быть,
вассала?) нельзя знакомить с дочерью
(С. 244, 246).

Однако не проблемы
семьи в сочинении Кекавмена, а вопросы
дружбы, как уже упоминалось (см. С. 50),
привлекли внимание исследователей. К
этой теме наш автор обращается более
тридцати раз на страницах своего труда,
проявляя, как правило, крайнее недоверие
к друзьям. Друзья могут стать причиной
не только позора (разглашения тайны,
бесчестья жены), преступления (втянут
в дурную компанию), материального ущерба
или разорения (не вернут долга, окажутся
несостоятельными при поручительстве),
крушений карьеры (донесут), но и самой
гибели человека. Лишь в малой беде
найдешь друга, поучает Кекавмен, а в
большом несчастье — никогда (С. 258).

‘· — Тем
не менее следует отметить, что в
большинстве подобных высказываний
Кекавмен имеет в виду не истинную, верную
друж-‘%» а дружбу мнимую, притворную,
которую и завязывают с коварной и
корыстной целью. Он противопоставляет
лживому другу |*Вруга настоящего, которому
нужно помогать от чистого сердца

138),
которого лучше не судить, если ты судья,
а друг провинил-i
(С.
144), которого было бы жаль потерять (С.
254) и грешно оби-

114
______________Γ.Γ.
Литаврин

деть (С. 234) и не
зазорно избавить, имея на то власть, от
законных поборов казны (С. 218); искренний
друг не сравнится с новым другом, и
любовь к нему можно завещать сыну (С.
224), а в случае смерти такого друга ничем
не восполнить утраты и можно сокрушить
свою душу скорбью (С. 254, 258) и т. д.

Следовательно,
было бы опрометчиво делать вывод о
безусловно отрицательном отношении
Кекавмена к дружбе вообще³²⁸.Он
не искал специально друзей и признается,
что не любил заводить товарищей среди
равных себе (С. 258), предпочитая, видимо,
верховодить людьми, более низкими по
положению. Но, находя друга, наш автор,
безусловно, умел его ценить. И все-таки,
подводя итог, надо признать, что Кекавмен
делает акцент не на положительных, а на
отрицательных последствиях дружбы. Как
и в вопросе о женщинах, он предпочитает
ориентироваться на те разделы поучения
Си-раха, где говорится об опасности,
грозящей от женщин и друзей, а не на те,
где этот канонизированный церковью
моралист описывает радости, приносимые
женщинами и друзьями.

Труд, согласно
Кекавмену, — необходимое условие самого
существования: «без пота» не прожить
(С. 208). Хорошее знание ремесла — залог
успеха (С. 240, 254). Избегающий труда окажется
в нищете (С. 260). Однако неумеренный труд
опасен: можно забыть Бога и церковные
литургии и тем погубить душу свою (С.
208). Кекавмен сугубо практичен: где не
извлечешь выгоды для души или для тела,
поучает он, не трудись (С. 242). Мало того:
если есть сомнения в успехе задуманного
дела, лучше за него вовсе не браться (С.
288). Если человек ведет частную жизнь,
все его попечение должно обратиться на
ведение хозяйства — единственного
источника существования (С. 204). Если он
несет службу, то должен выполнять ее с
усердием и не только не волынить (С. 148,
172), но и стараться сделать что-нибудь
сверх порученного (С. 204).

Кекавмен — не
стяжатель, но он не против и обладания
богатством (С. 236,262). Оно необходимо не
только для существования, но и является
также источником благотворительности,
помогающей завоевать божье расположение
(С. 134,136). Однако источники доходов должны
быть честными. Прибыльные, но постыдные
ремесла греховны (С. 236). Взяточничество
опасно и постыдно (С. 144). Откуп налогов
неминуемо ведет либо к разорению, либо
на стезю греха (С. 170, 204, 210, 254). Безудержная
жажда обогащения вызыва-

³²⁸
В моем споре с Кажданом, приписывавшим
Кекавмену тотальное неприятие дружбы
(Каждан. К вопросу. С. 167), Тиннефельд
склонен поддержать мою точу зрения
(Tmnefeld.
Sověty i rasskazy. S. 444).

Кекавмен и его
поучение

115

_ет
осуждение Кекавмена. Необходимо положить
себе предел в погоне за богатством, так
как алчущий его никогда не насытится,
лелеющий в душе идол богатства и похоти
не совершит благородного и похвального
поступка (С. 262,264). Сила человека — не в
деньгах, а в добродетелях и разуме (С.
252). Разум лучше богатства, ибо с его
помощью оно добывается (С. 236). Кто зарится
на чужое имущество, лишится своего (С.
260). Кекавмен пишет, что он ненавидит и
скупца и расточителя: первый трясется
над своим богатством, хотя у него всего
в избытке, второй тратит больше, чем
имеет (С. 232). Впрочем, сам автор не
страшится прослыть скопидомом, если
проявление хлебосольства (пир в
собственном доме) может послужить
поводом к обвинению в заговоре (С. 140).

Все изложенное
выше о взглядах Кекавмена на труд и
богатство с равной степенью вероятности
мог высказать представитель любой
социальной прослойки. Но все-таки совет
положить себе предел в погоне за
богатством вряд ли мог прийти в голову
подлинно и постоянно нуждающемуся
человеку. Да вряд ли можно и принимать
все с полным доверием: осуждение богатства
в принципе никогда не было препятствием
к его использованию на практике.

Характерной чертой
психологии нашего автора является ужас
перед опасностью позора. Бесчестья и
насмешки он страшится не менее, чем
разорения и крушения карьеры. Более
того, лучше умереть, чем жить опозоренным
(С. 164.20). Повод для позора он усматривает
при этом как в действительных, на взгляд
современного человека, обстоятельствах,
так и в мнимых. Причиной бесчестья, хулы,
поношения, презрения может послужить,
по его мнению, не только измена жены,
грех дочери, воровство, взяточничество
и т. п., но и отказ в получении займа (С.
206), потеря части состояния в следствие
чьего-либо обмана (С. 244), разорение в
результате поручительства за
несостоятельного друга (С. 234), излишняя
скромность (С. 172). Весьма позорно, если
дурачок схватит за бороду (С. 262), и т. д.

Недоверие Кекавмена
к людям граничит с маниакальностью. В
какой-то мере проявление недоверчивости,
характерное для большинства житейских
советов нашего автора, когда он говорит
о нормах общения с другими людьми, нужно
отнести на счет жанра, из-‘ бранного им
для повествования: автор поучения обязан
предвидеть возможные опасности и
предостеречь от них. Но одной ссылкой
на жанр нельзя объяснить этого свойства
характера Кекавмена.

Кекавмен
живет в вечном состоянии ожидания беды.
Ее нужно предвидеть в любой ситуации и
быть готовым отразить. Не следует ^ни
впадать в уныние при ударах судьбы, ни
слишком радоваться Удачам — это свойство
простаков (С. 200). Нужно помнить, что не

116_____________________Γ.Γ.
Литаврин

постоянны ни
радости, ни печали; все течет и изменяется
(С. 224). Грядущий день может принести
негаданное несчастье (С. 138): сегодня ты
счастлив и надменно третируешь
подчиненных, а завтра будешь у них же
просить помощи (С. 146). Жизнь человеческая
— во власти божественной воли: утром
ты тиран, а вечером сирый слепец (С. 252).
Поэтому нужно быть постоянно настороже,
так как не остерегающийся как раз и
попадает в беду (С. 192). Лучше, живя в
благополучии, хмурить брови, чтобы не
познать подлинной печали (С. 252).

В сущности, весьма
прозаичный и лишенный воображения,
Ке-кавмен необычайно изобретателен в
поисках действительных и мнимых
опасностей. При этом его пронизанные
евангельскими заветами советы помогать
обиженным, сирым и убогим, с благодарностью
к господу переносить испытания и т. д.
становятся подчас пустой риторикой:
пожар тушить не помогай — держись от
него подальше, так как можешь погибнуть;
за друга не ручайся, ибо и имущество
потеряешь и неразумным прослывешь;
денег в долг не давай, не то лишишься
одолженной суммы; дара после обеда не
делай — подумают, что совершил эти в
опьянении; не помогай другу открыто —
решат, что ты сделал это ради подарка,
и т. д.

Кекавмен советует
не доверять раскаявшемуся врагу,
собеседнику и собутыльнику, лекарю,
заимодавцу и должнику, подносящему
дары, жителям общины, своим людям,
стремящимся к родству, красивой женщине,
подчиненному, верному рабу или свободному,
нотарию, слугам, товарищу, друзьям, жене,
дочери. Топарха он призывает не доверять
византийским стратегам, а стратигов —
не доверять топархам. Последних он
предостерегает от доверия самим
ва-силевсам. Все люди, пишет наш автор,
какой бы малостью они ли занимались в
жизни (будь то пастух, земледелец, моряк
или духовное лицо), гибнут, становясь
беспечными (С. 322). Прожил день, вечером
обдумай пережитое и извлеки уроки на
завтра. Нигде, никогда, ничем и ничуть
не рискуй.

Кекавмен подводит
даже «теоретическую» базу под свои
рекомендации отказывать людям в доверии.
Дело в том, по его словам, что «природа
человеческая непостоянна и изменчива
и то обращается от добра ко злу, то
склоняется от зла к добру». Сегодня
человек кажется блистающим всеми
добродетелями, а завтра предаст тебя
(С. 246). Для нашего автора естественно,
что соображения личной выгоды сильнее
чувства порядочности, ибо человеку от
природы свойственно стремиться к выгоде,
материальной или духовной (С. 208).

Завершая замечания
о некоторых этических представлениях
Кекавмена, выскажу свое мнение о характере
автора «Советов и

Кекавмен и его
поучение

117

рассказов» —
конечно, с большой дозой гипотетичности:
недостаточно поучать каким-либо истинам
и принципам, а у нас нет возможности
судить, следовал ли им в жизни сам автор.
Тем не менее трудно отделаться от
впечатления, что Кекавмен был педантичным,
малообщительным, хмурым и суровым
человеком, не слишком склонным к
сантиментам. Незыблемый авторитет для
подчиненных на службе и для членов семьи
и челядинцев дома, весьма уверенный в
себе резонер, он мог прощать, казаться
снисходительным и добрым, но не по
движению души, а рассудочно — из
соображений целесообразности. Вряд ли
Кекавмен имел много друзей и был вполне
искренен в дружбе.

По всей вероятности,
он был исполнительным и инициативным
в своих служебных делах, в меру почтительным
к старшим по чину и положению и
требовательным по отношению к низшим.
Скорее всего Кекавмен был неплохим
семьянином, верным мужем, строгим и
заботливым отцом, рачительным и
взыскательным хозяином, бдительно и
зорко следящим за своими слугами, рабами
и прочим подвластным ему людом. Я
сомневаюсь, однако, что, подходя к
Кекавмену с современной меркой, его
можно было бы назвать симпатичным
человеком. Настораживает отношение
Кекавмена к людям — он заранее
ориентируется на самые темные стороны
человеческой натуры. Не проецирует ли
он при этом ближним свои собственные
недостатки и помыслы? Кажется, он был
стихийным циником, и его цинизм страшен
в своей прозаичности и неосознанности.

Неизвестно,
в какой мере личные, субъективные
свойства нашего автора повлияли на его
взгляды на жизнь. Может быть, его карьера
была трудной и исполненной превратностей,
может быть, в личной жизни он пережил
немало бед и во многом разочаровался.
Но я считаю, что на мировоззрение
Кекавмена наложили печать условия
окружающей действительности тревожного
XI
столетия,
о которых шла речь выше: неуверенность
в завтрашнем дне, сознание зыбкости
жизненных устоев, реальность многочисленных
опасностей и бессилие индивидуума.

•«Советы и
рассказы» как источник

Прежде чем дать
оценку «Советов и рассказов» Кекавмена
как исторического источника, следует
вкратце остановиться на двух вопросах,
которые мельком затронуты выше: к кому
обращал свои советы автор и когда он
это делал.

Отдельные,
композиционно единые части труда
адресованы вполне определенным по
положению лицам: стратигу, василевсу и
топарху. Остальное обращено к детям, в
частности к старшему сы-

120_____________________Г.Г.
Литаврин

ну.
Является ли это литературным приемом,
к которому, например, прибегнул любимый
Кекавменом Иисус, сын Сираха, или
подлинным наставлением лишь для своих
детей — сказать с уверенностью невозможно.
П. Лемерль полагает, что это — скорее
литературная манера. Мысль адресовать
поучение детям, по его мнению, пришла к
Кекавмену и процессе работы: в конце
«Домостроя» прямых обращений к сыну
больше, чем в его начале³²⁹.
Я считаю более вероятным, что, исключая
«Советы императору», все части труда,
включая «Стратегикон» и «Советы топарху»,
были с самого начала задуманы как
поучение детям. В этом убеждает, во-первых,
глубокая искренность, которой дышат
слова автора о назначении его труда,
написанного безыскусно, но правдиво —
«только для тебя и твоих братьев, для
своих детей от чресел моих, которых мне
дал Господь» (С. 292). Во-вторых, интимный
доверительный тон автора — он обращается
к ограниченному кругу близких ему людей
и пишет довольно свободно о многих
важных политических сюжетах именно
потому, что не предназначает их для
чужих ушей и глаз. Кекавмен советует не
произносить даже имени василевса
публично, дабы не быть обвиненным в хуле
на помазанника божьего (С. 140). Это
действительно было опасно. Но не пришел
ли бы наш автор в противоречие с этим
советом, если бы предназначал свой труд
для широтой публики, советуя читателю
не презирать василевса, доверившего
ему дела (С. 140), или включая в сочинение
советы топарху? Ведь в этих советах
даются рекомендации, прямо враждебные
интересам империи, говорится о капризах
и прихотях императора, который способен
пренебречь справедливостью, законом и
порядочностью³³⁰.

Да
и «Советы императору» не стоят особняком
от остальных частей сочинения. Всего
вероятнее, они предшествовали «Советам
топарху» и представляли скорее мысленный,
чем действительный монолог к василевсу
или даже к «будущим благочестивым и
христолюбивым василевсам» (С. 290)³³¹.
Вряд ли наставления Кекавме-на попадались
когда-либо на глаза кому-нибудь из
императоров. «Советы императору» —
одна из частей единого сочинения, но
это отнюдь не исключает того, что автор
обращался, хотя и мысленно,

³²⁹
Lemerle.
Prolégomènes. P. 18-19.

³³⁰
Видимо, в основном по этим причинам Сп.
Врионис считает атором «Советов топарху»
другого сочинителя, жителя одной из
византийских провинций (Vryonis
Sp. Cultural
Conformity
in Byzantine Society //
Individualism
and Conformity in Classical Islam. Wiesbaden, 1977.
P.
128-132).

³³¹
Г. Принцинг считает возможным, что эта
фраза является позднейшей интерполяцией
(Prinzing.
Beobachtung.
S. 22).

_________Кекавмен
и его поучение_______________121

ко вполне определенной
коронованной персоне — он описывает
состояние дел в империи на тот момент,
когда держал в руках перо.

Как
было отмечено выше, наиболее обоснованной
является датировка «Советов и рассказов»
царствованием Михаила VII
Дуки,
точнее, периодом между 2 августа 1076 г.
(смерть патриарха Иоанна Ксифилина) и
24 марта 1078 г, (дата свержения с престола
упомянутого императора)³³².

Вполне
вероятно, однако, написание отдельных
фрагментов труда и в период до 2 августа
1075 г.: Кекавмен сочинял свой опус на
досуге, не спеша, подобно дневнику,
который ведется от случая к случаю. Но
все-таки, по-видимому, основная часть
сочинения была написана после 2 августа
1075 г. Сложнее обстоит дело со второй
датой — 24 марта 1078 г.: Лемерль не отметил
всех затруднений, которые возникают
при ее установлении. Он ссылается на
употребленный Кекавменом применительно
к Михаилу VII
эпитет
«благочестивейший» (а не «блаженный»).
Иначе говоря, по мнению Ле-мерля, этот
эпитет указывает на то, что Михаил VII
в
момент, когда наш автор писал свой труд,
был еще императором. Но этот довод легко
подвергнуть сомнению, ибо эпитет
«благочестивейший» Кекавмен дважды
употребляет (без одновременного
определения — «блаженный») по отношению
к давно умершему Константину IX
(С.
168,178). К тому же Михаил VII
не
поплатился жизнью при потере трона и
скоро стал митрополитом Эфеса. Поэтому
приведу в обоснование этой даты еще ряд
соображений. Прежде всего это похвальный
отзыв Кекавмена о личных качествах
этого василевса, хотя он проводил ту же
политику, которую наш автор сурово
осуждает, когда речь идет об умерших
императорах. Почти панегиричен и отзыв
Кекавмена о фактически правившем тогда
временщике Ни-кифорице, которого
современники, в особенности военные,
обвиняли во всех бедствиях, обрушившихся
на империю³³³.
Никифори-ца же сошел со сцены только
вместе с Михаилом VII.

24
марта 1078 г. как terminus
ante
quern подтверждается
и характером «Советов императору» —
поднять боеспособность армии, привести
в порядок пришедший в полный упадок
флот. Рекомендации подобного рода более
естественны для времени, когда правили

³³²
Впрочем, П. Лемерль предпочитает 7 января
1078 г. — день провозглашения василевсом
Никифора Вотаниата войсками в Малой
Азии. Но исход мятежа еще не был ясен
никому, и я полагаю, что лучше
держаться
даты 24 марта (Lemerle.
Prolégomènes. P. 19-20).

³³³
Каждая пишет,что похвальный отзыв о
Никифорице дает Никифор ^БРиенний
(Kazhdan
in collabor. with Franklin. Studies. P. 56-57).
Мне это место °тыскать у Вриенния не
удалось.

122_____________________Γ.Γ.
Литаврин

императоры,
не уделявшие войску должного внимания
(как и обстояло дело при Михаиле VII),
a не
для периода, когда к власти пришла
военная аристократия. Едва ли Кекавмен
мог иметь основания полагать, что один
из старейших полководцев империи,
Ни-кифор III
Вотаниат
(1078-1081), заняв престол, пренебрежет
интересами армии. Вряд ли наш автор стал
бы советовать этому пожилому человеку
завести наставника, который порицал бы
его за то, что тот «сказал или сделал
неразумного» (С. 308 и прим. 930). Советы
заботиться о войске кажутся направленными
не по адресу, если иметь в виду и
ставленника военной аристократии
Алексея I
Комнина
(1081-1118), известного, несмотря на молодость,
полководца еще до своего воцарения.
Кроме того, Алексей I
никак
не мог дать повода к предостережению —
не сидеть в столице, «как в узилище»:
несколько первых лет своего правления
Алексей I
почти
не бывал в Константинополе, проводя
время на фронтах борьбы то с норманнами,
то с печенегами, то с сельджуками. Михаил
VII,
напротив,
был известным домоседом (а наш автор
говорит, что тот император, к которому
он обращается, добровольно и постоянно
пребывает, в столице — С. 312).

И
тем не менее отмечу один факт, который
может быть расценен как аргумент для
более поздней датировки написания
«Советов и рассказов». Говоря о Никифорице,
Кекавмен замечает, что «он был евнухом»
(ευνούχος
ην —
С. 266). Можно ли так сказать о здравствующем
человеке, когда речь идет не о качествах
политического деятеля, а о чисто
физическом признаке? Признаюсь, что,
хотя я и принимаю 24 марта 1078 г. как
terminus
ante
quern написания
сочинения Кекавмена, я все-таки не
избавился полностью от сомнений³³⁴…

Суммирую, наконец,
вкратце то новое, что дают «Советы и
рассказы» как исторический источник.

Прежде
всего, лишь из этого памятника мы узнаём
ряд важных фактов, касающихся политической
истории империи X-XI
столетий,
таких, например, как взятие болгарским
царем Симеоном какого-то города в Элладе
в 917-919 гг.; захват топархом Товия
Ке-кавменом византийской пограничной
крепости в Великой Армении в 60-70-х годах
X
в.;
неудачная осада болгарской крепости
Мории Василием II
во
время войн Византия в Болгарии перед
последней четвертью X
в.;
взятие Сервии болгарами во время тех
же

³³⁴
Впрочем, стоит ли вопрос спора —
Никифорица незадолго перед свержением
Никифора III
Вотаниата
был замучен пытками в ссылке (Nìcéphore
Bryennios.
Historiarum
libri
quattuor, éd.
par P. Cautier. Bruxelles,
1975.
P.
255.18-25).

_________________Кекавмен
и его поучение_______________123

войн
около 1000 г.; подчинение Далмации Византией
в правление Михаила IV;
взятие
болгарской крепости Бояны Михаилом IV
в
ходе подавления восстания Петра Деляна
в 1041 г.; возвращение византийцами
Димитриады, захваченной Деляном в 1040
или 1041 г.; захват Димитриады арабскими
пиратами в первой половине XI
в.;
пленение стратига Дубровника Катакалона
Клазоменита сербским жупаном Стефаном
Воиславом в 1042-1052 гг.; оборона Отранто
гарнизоном из варягов и русских в 1064 г.
и захват города норманнами; восстание
в Фессалии летом 1066 г.; конфликт между
патриархом Иоанном Ксифилином и
императором Константином X
в
конце 1066-начале 1067 г. и др.

Важное
значение для историка имеют также и
другие свидетельства: в первой половине
X
в.
Дубровник был центром особой фемы;
Гаральд Гардрада, приведший с собой
дружину из 500 воинов, участвовал в войнах
с арабами на Сицилии и в подавления
восстания Деляна и был вынужден бежать
из Константинополя против воли Константина
IX;
дукой
Эллады и доместиком экскувитов Эллады
со времени правления Романа II
был
Никулица, а с 979 г. доместиком экскувитов
стал пришелец с Запада Петр, а Никулица
— начальником влахов Эллады; катепаном
Италии в 1066 г. был Андроник Филокали;
важную роль при дворе в царствование
Константина X
играл
протосинкелл Георгий Коринфский, который
в правление Евдокии (май 1067 г. — январь
1068 г.) был претором фемы Армениак; Роман
Диоген в 50-60-х годах XI
в.
был катепаном, видимо, в Болгарии.

Некоторые
новые подробности сообщает Кекавмен и
о событиях, известных по другим источникам:
об обстоятельствах захвата болгарами
Ларисы в 982-986 гг.; о поражении болгар в
битве при Беласице в 1014 г.; о поражении
под Фессалоникой войск болгар, восставших
в 1040-1041 гг.; о трех сражениях византийцев
с печенегами в конце 40-50-х годов XI
в.;
о разгроме в 1042 г. Стефаном Воиславом
катепана Диррахия Михаила; об отношениях
империи с арабским эмиром Апелзарахом
при Романе III
и
Михаиле IV;
о
роспуске ивирийского войска Мономахом;
о произволе Орфанотрофа; о восстании в
Константинополе в апреле 1042 г. и т. д.

Однако
основную ценность представляют известия
«Советов и рассказов» по внутренней
истории Византии X-XI
вв.
— об ее экономике, жизни городов,
этническом составе, организации
центрального и провинциального
управления, о положении армии и флота,
о налогах, титулах, должностях, политической
и идейной борьбе и т. п. Немало сведений,
которые сообщает Кекавмен, уже известны
историкам из других источников, однако
труд Кекавмена бросает на эти сведения
новый свет: зачастую сухие свидетельства

124_____________________Γ.Γ.
Литаврин

актов и хроник
облекаются благодаря нашему памятнику
в плоть и кровь; они не только обретают
форму зримых образов, но и получают
эмоциональную окраску. В этом отношении
сочинение Кекавме-на сходно с некоторыми
житиями святых: в отличие от хроник,
официальных исторических трудов того
времени, актов, писем, речей и т. п.,
фиксирующих в основном казусы, наш
автор, как и памятники агиографии,
изображает действительность в ее
повседневности, не в праздничных или
трагических коллизиях, а в тусклом свете
устоявшегося, постоянного быта. У
Кекавмена есть преимущество и перед
житийной литературой: широта охвата
разных сторон жизни, многосюжетность
и бесконечно большая свобода от суеверий,
от шаблона и штампа, столь характерных
для агиографа.

Достоинство
сообщаемых нашим автором фактов и
деталей быта состоит также в том, что
он говорит о них мимоходом, как о явлениях
привычной действительности. Преследуя
дидактические цели, Кекавмен переносит
центр тяжести повествования не на факты,
а на поучительные выводы, которые, по
его мнению, из них вытекают. Подбор этих
фактов, безусловно, пристрастен, но сами
примеры из жизни — в соответствии с
целями труда — должны были быть точными
и наглядными, иначе и выводы из них
утратили бы убедительность для
читателя-современника.

Не искушенный в
политической и идейной борьбе, искренне
стремящийся к тому, чтобы предостеречь
дорогих его сердцу людей против возможных
опасностей, автор, как правило,
безыскусствен и правдив в своих симпатиях
и антипатиях. Его тенденциозность (а и
он ее не чужд) непосредственна и легко
поддается разгадке. Отдельные подробности,
скупо и мельком оброненные Кекавменом,
значат для истории политической и
идеологической борьбы того времени
порой больше, чем даже украшенные
арабесками мысли некоторые известия
хитроумного ипата философов Пселла,
ставившего нередко цель не столько
обнаружить, сколько скрыть истину.

Трудно переоценить
данные «Советов и рассказов» о быте,
положении и хозяйстве крупного
провинциального землевладельца, о круге
его забот и помыслов и в период несения
государственной службы и во время жизни
в качестве частного лица. Такой
землевладелец, живущий, как правило, в
городе, даже ведя частную жизнь,
пользовался огромным влиянием среди
горожан и населения всей области. Он
представлял интересы местных жителей
перед властями, иногда осуществлял
распределение экстраординарных
повинностей между ними, самостоятельно,
опираясь на личный отряд и вассалов,
был способен подавить волнения непокорных
или мятеж и даже творил, не имея на то
официальных прав, суд над виновными в
местности, где находились его владения.

________________Кекавмен
и его поучение_______________125

Существенны, как
они ни скупы, сведения Кекавмена о
торговле, внешней и внутренней. Жители
прибрежных византийских городов
рисковали самостоятельно вступать в
торговые отношения даже с арабскими
пиратами, сбывающими добычу. Добрые
отношения с иноземными торговцами,
прибывающими морем, расценивались как
весьма полезные, а взимание с них пошлин
некоторые считали постыдным и опасным.
Для крупного земельного собственника
торговля вином, произведенным в поместье,
была значительной статьей дохода. Ради
торговых сделок, в надежде на высокую
прибыль, даже знатные люди прибегали к
займам. Падение золотого содержания в
номисме порой становилось препятствием
для совершения сделки: владелец товара
отказывался брать обесцененные монеты.
Видимо, сообщения византийских торговцев,
посещавших чужие страны, были важным
для правительства источником сведений,
необходимых для определения курса
внешней политики.

Рассказал наш
автор и о ростовщиках, дающих в долг под
высокие проценты и под заклад имущества.
Даже видные люди, не уплатившие ростовщику
долга и опутанные двойными закладными
и процентами на проценты, теряли владения
и попадали в долговую тюрьму.

Уникально сообщение
Кекавмена о сохранении в его время
ремесленно-торговых коллегий в
Константинополе. Что же касается
провинциального города, то, по-видимому,
неофициально там существовала некая
(напоминающая муниципальную) организация
горожан, во главе которой стоял местный
магнат. Жители города под его руководством
сообща участвовали в раскладке эпирий,
сообща могли выразить претензии
представителю местных официальных
властей, сообща давали и вынужденную
клятву в верности врагу, сумевшему
овладеть их городом.

Уникально
для XI
в.
по своей детальности известие Кекавмена
о кочевой жизни влахов, об их значении
в Фессалии и о переходе части этого
народа к оседлому земледельческому и
городскому быту. Нашему автору принадлежит
и первая по времени известная науке
теория происхождения влахов — предков
румын и молдаван.

Яркую картину
нарисовал Кекавмен и об обстановке в
провинции в случае народного возмущения
или мятежа узурпатора.

Большую
ценность для истории Византийского
государства имеют сведения о положении
стратига фемы в XI
в.,
о его отношениях с местным населением
и воинами, о размерах компетенции и
порядке несения службы. Данные Кекавмена
позволяют судить о сохранении фемного
войска к 70-м годам этого столетия.
Сообщает наш автор и об отношениях
акритов-стратигов пограничных провинции
с соседними иноземными князьками, о
политике, прово-

126____________________Γ.Γ.
Литаврин

лившейся при этом
с обеих сторон и о причинах ее обоюдных
успехов или неудач.

Известия Кекавмена
позволяют лучше представить условия
службы фемного судьи, который назначался
на три года, его отношения с населением
и с подчиненным ему чиновным персоналом,
а также и с высшим чиновничеством
столицы. Мы узнаем новое и о масштабах
власти провинциального судьи и о формах
тех злоупотреблений ею, которые вели к
незаконному обогащению фемных чиновников
за счет местного населения.

Немало существенного
сказано Кекавменом и о центральном
бюрократическом аппарате империи, как
и о фискальной системе в целом, и о
некоторых налогах и повинностях и о
порядке их уплаты или выполнения.

Согласно
данным нашего автора, продавались в
основном должности, которые были связаны
со службами фиска, т.е. продажа должностей
была равнозначна, в сущности, откупу
налогов. Удачливые откупщики строили
на награбленные у налогоплательщиков
деньги дома в столице, а некоторые
неудачники попадали в тюрьму. Откуп
можно было получить не только в столице,
в центральных ведомствах, но и в провинции
(нередко неофициально, за мзду местному
крупному чиновному лицу). Откупу подлежали
как денежные подати, так и натуральные
повинности, в частности извозная,
которая, видимо, постепенно коммутировалась
в денежную. Должности «заместителя» (о
εκ
του προσώπου) главы
архонтии и васили-ката были, оказывается,
прежде всего связаны со сбором налогов
и отдавались на откуп.

Из труда Кекавмена
известно и о существовании поста
начальника влахов Эллады, должности
архонта и анаграфевса кондаратов и
моряков. Данные нашего автора имеют
значение и для лучшего понимания
некоторых других, давно известных чинов
и титулов (дука, катепан, топотирит,
таксиарх и др.).

Ни один другой
источник не рассказывает того, что
сообщает Кекавмен о положении иноземных
наемников в империи.

Одним словом,
невозможно перечислить все, что
исследователь может извлечь из сочинения
Кекавмена, не говоря уже об известиях,
касающихся быта, норм морали, правил
воспитания, уровня культуры и т. п.

Огромную
ценность представляет этот источник и
как памятник идеологической борьбы в
XI
в.
и как человеческий документ. Если, по
словам П. Лемерля, житийная литература
подводит нас к

³³⁵
Lemerle.
Prolégomènes. P. 95.

________________Кекавмен
и его поучение_______________127

порогу
народной души тех далеких времен³³⁵,
то можно с полным правом сказать, что
именно труд Кекавмена открывает перед
нами окно во внутренний мир византийца
XI
столетия.

Завершу
вступительную статью еще одним повторением
моего главного вывода: «Советы и рассказы»
Кекавмена являются единственным
известным памятником XI
в.,
вышедшим из-под пера представителя
провинциальной военной аристократии,
который по содержательности и значению
может быть сопоставлен с трудами,
принадлежащими выходцам из кругов
столичной сановной знати. Но данные
сочинения Кекавмена еще далеко не
полностью введены в научный оборот,
тогда как официальные византийские
источники лежат в основе всех главных
концепций истории Византии того времени.

О некоторых
принципах данного издания

Как первое, так и
второе мое издание греческого текста
отличается от издания Васильевского —
Ернштедта прежде всего тем, что в его
основу положены иные принципы публикации,
чем избранные первыми издателями. Они
ставили своей задачей издать рукопись
с максимально точной передачей всех ее
композиционных особенностей и состава,
допустив лишь одно отступление: пинак,
которым открывается рукопись, они
поместили перед «Советами императору»,
ибо заголовки этого раздела не вошли в
пинак и первые издатели считали данный
раздел сочинением другого автора.

Я же следую
принципам, разработанным в основном П.
Лемер-лем. Они предполагают публикацию
подлинного труда Кекавмена, освобожденного
от позднейших наслоений, — в максимально
возможном приближении к тому виду, в
каком этот труд вышел из-под пера автора.

Что касается
редакции самого текста сочинения
Кекавмена, то в этом отношении мое
издание является в значительной мере
переизданием публикации Васильевского
— Ернштедта. И это естественно: первые
издатели проделали основную работу по
прочтению и выправлению сохранившегося
в единственной рукописи текста памятника.
Свою работу они выполнили с большой
тщательностью. Было очевидно при первом
же моем знакомстве с рукописью, что
высказывавшиеся неоднократно надежды
на существенные поправки при новом
прочтении рукописи оказались по большей
части совершенно неосновательными.
Мало того, значительное количество
конъектур, предложенных различными
исследователями после издания 1896 г.,
предусматривались как возможные варианты
уже Васильевским — Ернштедтом. Они лишь
не решились внести их в текст, а поместили
в подстрочных примечаниях.

128

Г.Г. Литпаврин

Все элементы
рукописи, которые, по нашему мнению, не
принадлежат автору, вынесены в приложения.
Это: заголовки к параграфам текста,
пинак, пролог, помета о состоянии
протографа, заметка о взятии Константинополя
латинянами в 1204 г. и выписки

«
OQC

из
чужих сочинении³³⁰.

Разбивка текста
на параграфы, как она дана в рукописи,
мною, за редкими исключениями, устранена.
Помимо легко устраняемых (при желании)
конъектур, я внес в текст еще три следующих
посторонних элемента (в сущности —
чисто технических). Это осуществленное
мною деление текста на 6 крупных разделов
и на новые параграфы (их всего 91 — почти
в 3 раза меньше, чем число параграфов
рукописи), а также астериски, указывающие
точное место всех заголовков, которые
я перенес в Приложение № 1. В подстрочнике
(также с помощью астериска) я указываю
и № заголовка, под которым он стоял в
рукописи.

Формулируя
заголовки к параграфам перевода, я
стремился к тому, чтобы они отражали
главное содержание параграфов и были
стилистически близки, если это возможно,
к тем заглавиям, которые были даны
параграфам в рукописи³³⁷.

Напомню, что «Советы
императору» перенесены мною из конца
рукописи на место — перед «Советами
топарху».

Бесчисленные в
рукописи явления итацизма отмечены в
подстрочных примечаниях лишь тогда,
когда возможно иное толкование написанного
с итацизмами слова. Так же я поступал и
с примерами неверной постановки ударений
и придыханий. Взаимная замена облеченного,
острого и тупого ударений мною не
оговаривается, как в основном она не
оговаривалась и первыми издателями.
Случаи переноса ударений на другие
слоги или постановки двух или нескольких
ударений и придыханий в одном слове
мною, как правило, отмечены.

Скрытые цитаты из
священных текстов указаны в подстрочнике
(при этом аллюзии, часто приблизительные,
сопровождаются по-

³³⁶
Заголовки пинака и заголовки текста
помещены в Приложении № 1 параллельно
— для удобства сравнения.

³³⁷
М. Воинов сожалеет, что я не снабдил
заголовками (в переводе на латынь) и
греческий текст. Рецензент ссылается
при этом на то, что на левой (греческой)
странице был для этого достаточной
запас места (Vojnov
M.
Nouvelle édition. P. 128).
Воинов ошибается — места мало и в первом
издании, а в данном, где значительно
увеличились подстрочные примечания к
греческому тексту, места совершенно
недостаточно при сохранении единого
размера шрифта в оригинальном тексте
и в переводе.

_________________Кекавмен
и его поучение_______________129

метой
«ср.»)³³⁸.
Только случаи крупных ошибок при
цитировании или истолковании библейских
сентенций отмечены в комментарии.

Все особенности
рукописи (лакуны, кляксы, поправки,
повторы и т. п.) оговорены в комментарии
или в подстрочных примечаниях.

Что касается
пунктуации (чрезвычайно обильной и
беспорядочной в рукописи), то она в
основном осталась такой, какой была
принята в первом издании. Внесенные
мною при этом в соответствии с некоторыми
современными правилами изменения
минимальны. Так, слова после точки и
вопросительного знака (;) я воспроизвожу
с прописной буквы; прямую речь заключаю
в кавычки, слова, ее открывающие, также
воспроизвожу с заглавной буквы; перед
прямой речью, после слов, вводящих в
нее, ставлю колон; перед знаками препинания
тупое ударение на последнем слоге
заменено на острое. Все случаи других,
более серьезных (смысловых) перемен в
пунктуации рассматриваются как
конъектуры.

В
тексте я указываю в отличие от первого
издания начало не только каждого листа
«ректо», но и «версо». Здесь же помещаю
указания и на страницы издания
Васильевского-Ернштедта. Страницы
греческого текста данного издания точно
(вплоть до строк) совпадают со страницами
издания 1972 г., а номера страниц разнятся
на 16 (134-я страница нового издания
соответствует 118-й первого)³³⁹.
Несмотря на понятные при переводе с
греческого технические трудности, я
стремился к тому, чтобы текст перевода
каждой страницы примерно соответствовал
каждой странице текста оригинала (в
переводе эти места отмечены знаком |).

При переводе я
старался передать не столько языковые
и стилистические особенности текста,
сколько его смысл. При этом я ввел в
перевод гораздо больше синонимов, чем
их содержится в оригинале: язык Кекавмена
отнюдь не изыскан, он значительно беднее,
чем язык его знаменитых современников
(Пселла, Атталиа-та). Наш автор не
принадлежал к числу опытных литераторов.
Его поучение — это не логически стройное
и последовательное литературное
изложение для чтения, а скорее разговор
с действительным или воображаемым
собеседником, когда некоторые недомолвки,

³³⁸
Я благодарен Хр. Ханнику за указание
нескольких мест аллюзий на Священное
писание, не учтенных ни Васильевским —
Ернштедтом, ни мною в первом издании
(Hannick
Ch. Советы
и рассказы. С. 47).

X.
Михэеску
указывает как на недостаток моего
первого издания на отсутствие системы
в переносах слов на греческом и латинице
(Mihăescu
H. Советы
и рассказы. С. 572-573). Я предпочту и здесь
это упущение (при нашей полиграфической
культуре) вероятности утраты соответствия
строк первого и второго изданий.

5
Зак чск->

130_____________________Г.Г.
Литаврин

неожиданные
отступления, мнимая непоследовательность
и т. п. могут быть восполнены средствами
живого общения — мимикой, жестом,
взглядом. Поэтому непосредственные
логические связи между двумя соседними
фразами у Кекавмена нередко кажутся
нарушенными, однако они угадываются,
как правило, в подтексте. Я был вынужден
в таких (редких) случаях вводить в перевод
слова, которых нет в оригинале, но которые
необходимы для понимания смысла
соответствующего пассажа (в переводе
они заключены в квадратные скобки).

Именно для того,
чтобы облегчить пользование переводом,
я и разделил текст сочинения Кекавмена
на шесть разделов, что в целом соответствует
шести крупным темам, о которых размышляет
автор. В тех же целях произведено деление
текста на параграфы внутри каждого
раздела при сохранении их общей нумерации
для всего произведения. Разбивая текст
на параграфы, я исходил из внутренней
логики текста, нередко не выделяя
отдельные композиционно завершенные
рассказы в особые параграфы, поскольку
эти эпизоды не имеют самостоятельного
значения: автор приводит их только в
качестве иллюстраций к своим сентенциям.
В некоторых местах мое деление текста
на параграфы является уже в какой-то
мере и интерпретацией текста.

Коротко
— о характере критики моего первого
издания и предложениях новых конъектур.
Собственно критические претензии
рецензентов я считаю минимальными, а
число предлагаемых ими новых конъектур
несоразмерно большим. При этом отчетливо
проявилась, на мой взгляд, тенденция к
исправлению самого стиля и синтаксиса
труда Кекавмена, к превращению этого
посредственного автора в стилиста, а
его синтаксиса — в стройную систему.
Кекав-мен же не был ни стилистом, ни
хорошим знатоком синтаксиса. Более
всего эта позиция характерна для Дж.
Баклер — Ш. Руше и P.M. Бартикяна³⁴⁰.
Бартикян предложил более 100 конъектур.
Почти все они упомянуты в подстрочнике.
Отобранные мною из них для внесения в
текст, наряду с конъектурами Васильевского
— Ерн-штедта, составили подавляющее
большинство внесенных мною в текст
конъектур. При желании, однако, каждый
исследователь, если он не согласен с
конъектурой, может видеть особенности
написания любого спорного места в
рукописи и предпочесть собственное
чтение.

³⁴⁰
Критикуя некоторые из моих конъектур,
Р. Броунинг замечает, что они «орфографически
тривиальны» (Browning
R. Sověty
i
rasskazi. P.
398).
Это наблюдение справедливо и относительно
множества других (не моих) конъектур,
учтенных в данном издании.

^______________Кекавмен
и его поучение_______________131

Если имеются две
и более конъектуры к одному месту, я
привожу их в подстрочнике в хронологическом
порядке их предложения в историографии,
отдавая приоритет текстологу, первым
предложившим ту или иную конъектуру.
Поэтому, избегая перегрузки примечаний,
я не упоминаю имен авторов, предлагающих
вновь уже ранее предлагавшуюся конъектуру,
как и тех, кто выступает за восстановление
того чтения рукописи, которое предпочел
и я.

Такого рода принципа
я придерживаюсь и относительно авторства
эмендаций Броунинга, Бартикяна, Воинова,
Ханника, Цукат-ракиса и др., если они
попросту одобряют те конъектуры, которые
уже предусмотрели Васильевский и
Ернштедт в качестве альтернативных, но
не решились внести их в текст.

Конъектуры,
введенные в текст впервые только в этом
издании, выделены полужирным шрифтом
как в подстрочных примечаниях к греческому
тексту, так и в списках конъектур.

Индексы к греческому
тексту (в первом издании они следовали
непосредственно за ним), я перенес, в
соответствии с замечаниями рецензентов,
к общему указателю в конце книги.

Сокращения к
греческому тексту:

Б:
Р. М. Бартикян; Б-Р: Дж. Баклер — Ш. Руше
(Ринч); Бро-унинг: Р. Броунинг; Бек: Г.-Г.
Бек; В: В.Г. Васильевский; В-Е: В.Г.
Васильевский — В.К. Ернштедт; Г: Г.Г.
Литаврин; Грегуар: А. Грегуар; Гуйар: Ж.
Гуйар; Д: Ив. Дуйчев; К: А.П. Каждая; Л: П.
Лемерль; Лоран: В. Лоран; MB:
M. Воинов;
P:
Ш.
Руше (Ринч); Т: Ф. Тиннефельд; Хр. X:
Хр.
Ханник; Ц: Д. Цукаракис.

СОВЕТЫ И РАССКАЗЫ

KEKABMEHA

§1

*
(л. 140) (c.
l )
«Αριστος…
έτερος δε αδίκως υπήχθη δια… και πονηρού
ανδρός· αδίκως κα…, καινοτομία ου τη
τυχούση καθυποβάλλεταν και εϊπερ εις
τας άκοας ελθη τας σας, μη παρασιώπησης,
άλλα πρόστηθι τούτου και χείρα ορεξον
βοηθόν και άνάστειλον ταχύτατα το κακόν,
πρώτον

5
μεν
δυσωπών τον δικάζοντα, είτα τον ελκοντα.
Και πολλάκις τούτους άντιβολών ει
άνιάτως ϊδης νοσοΰντας και άκαμπείς
προς την αϊτησιν, εί δύνασαι, κραύγασαν,
ελεγξον επί πάντων. Οίδα, οτι τινές των
απείρων και αμαθών καταγνώσονταί σου
και καταμωκήσονται άπρεπώς και
περιττολόγον άποκαλέσονται· «Τι σοι
μέλει της εις

10
αυτόν
αδικίας, φάσκοντες, σου μηδέν αδίκημα
υφισταμένου παρ’ (с.
2) αυτών
;»
‘Αλλα
μη άποστης της αγαθής ταύτης και ευσεβούς
πράξεως και τον αδίκως έλκόμενον έάσης
υπ’ αυτών тс&а(л.
140 ο6.)νίζε-σθαι
δια τους τούτων ονειδισμούς και τα
σκώμματα. Έπίσταμαι γαρ ακριβώς, ως και
ούτοί σε αίδεσθήσονται, όλοψύχως όρώντές
σε του

15
δικαίου
αντεχόμενον και την αδικίαν έκκόπτοντα.
Εί δε άπειλοΰσι, μη δειλιάσης, άλλα
θάρσει, οτι ό Θεός βοηθήσει σοι και την
όλόψυ-χόν σου σπουδήν εκπληρώσει, τάχιον
ταύτην αποδεχόμενος, μόνον ανωτέρα
τύφου και κενοδοξίας ύπαρχέτω σοι ή
σπουδή και αισχροκέρδειας εκτός. Και
μη λογίση σεαυτόν, ως ουκ αναγκαϊον
ταράττε-

20
σθαι
και διώκειν εαυτόν και παρεμβάλλειν
ταϊς άλλοτρίαις όχλήσεοη πεποιηκότος
σε του Θεού ίκανόν εις το λέγειν καί
αλλω ύπερασπί-ζεσθαι· μήτε μην έξουθενήσης
το της άνωθεν δεξιάς χάρισμα καί

fi
î
Λ
4
ř

Л*,
,
‘-^jrw„’u
ι
-‘i,,
JG> iL»

Ι.
СОВЕТЫ
ПО СЛУЖБЕ^ί·²

помогать
бедным и обиженным³
,

|
Лучший….⁴,
а другой несправедливо попал во власть…
и плохого человека; не по справедливости
же… подвергся нежданной напасти⁵.
Если об этом дойдет до твоих ушей, не
промолчи, а вступись за обиженного,
протяни руку помощи и как можно скорее
пресеки зло, попросив сначала судью ⁶,
а затем и обвинителя⁷.
И если ты увидишь, после того как ты
неоднократно умолял их, что они больны
⁸
неизлечимо и непреклонны перед просьбами,
то, если сможешь, кричи [об этом], обличи
перед всеми⁹.
Знаю, что некоторые из неопытных людей
и неучей осудят тебя, непотребно высмеют
и обзовут пустословом. «Какая тебе-то
печаль от несправедливости к тому
человеку, — скажут они. — Ты-то никакой
обиды не потерпел от них» ¹⁰.
Но ты не отступайся от этого доброго и
благочестивого дела, не допускай, чтобы
из-за их поношения | и насмешек несправедливо
обвиненного ими постигла жалкая участь.
Ведь я знаю точно, что и они будут уважать
тебя, видя, что ты от всей души отстаиваешь
справедливость и искореняешь
несправедливость. Если же они станут
угрожать тебе, не трусь, но уповай на
Бога, ибо он поможет тебе и исполнит
твое искреннее намерение, поскорее
проявив о нем попечение. Однако пусть
твое рвение будет чуждо гордости и
тщеславию и свободно от корыстолюбия.
При сем не допускай и мысли, что не по
необходимости утруждаешь себя и
впутываешься в чужие печали, ибо Бог
сделал тебя достаточно сильным, чтобы
говорить за другого и покровительствовать
ему. Не пренебрегай да-

1
* α
пустое
место на 6 и 4 буквы 2 пустое место на 7
букв, ούτη
ркп,
ου
τη B-Ε,
υπέρ ркп
εϊπερ
B-Ε
9
περί
των λόγων ρκπ περιττολόγον Β-Ε 11
ημών
ркп
αυτών
Γ 12
εκ
πάσης ркп
έάσης
Β-Ε 16
βοήθείση
ρκπ, βοηθεΐσοι или
βοηθήσει
σοι B-Ε,
βοηθήσει Б
20 διώκον
ρκπ διώκειν Β-Ε 21
άλλων
?
Β-Ε

,
{
i
-jf)f,

,
U
‘
‘î
<
I

136

Советы и рассказы Кекавмена

ανωφελές δείξης
και άνενέργητον. Ό πλούσιος γαρ, ου την
πολι-τείαν ό ευαγγελιστής και τον πλοΰτον
ανακηρύττει τρανότατα, ουδέν τον Λάζαρον
εβλαψεν, άλλα άντιλαβέσθαι τούτου
δυνάμενος τούτο ουκ έπραξε. Και τφ Πιλάτω
δε ουδέν άλλο της καταδίκης γέγονε

5
πρόξενον
ή το δύνασθαι άθωώσαι τον Κύριον και μη
τούτο πεποιη-κέναι. Ως και αυτός έμαρτύρησε
προς μεν τον Χριστόν ειπών, отг
«Έξουσίαν
έχω άπολύσαί σε», προς δε τους Ιουδαίους
to’
«Ούδε-μίαν
αίτίαν ευρίσκω εν τφ άνθρώπω τούτω».
Διό και παρά του Δεσ-πότου άκήκοε το
«Оибг(л.
141)μίαν
έξουσίαν είχες κατ’ έμοο, ει μη

10
ην
σοι δεδομένον άνωθεν πλην ό παραδιδούς
με σοι μείζονα άμαρ-τίαν έχει». Και τον
μεν Ίούδαν έποίησεν έξάρχοντα του κακού,
τον δε Πιλάτον δεύτερον. Δια τι ό Πιλάτος
βαρέως κατεδικάσθη ;
Διότι
δυνάμενος απολΰσαι τον Κύριον τούτο
ουκ έποίησεν, εί τάχα και οικονομία ην
το γινόμενον. Πρόσεχε ούν και συ μη τα
αυτά πάθης,

15
αλλ’,
εί δύνασαι, βοήθησον.

§2

Ει δε πλήθος εστίν
το κατηγορούν, *σύ δε έχεις έξουσίαν του
κρίνειν, ακριβολόγησαν και εί μεν
εύρήσεις δίκαια λέγον το πλήθος, δός
άπόφασιν μετά φιλανθρωπίας, εί δε εξ
επιβουλής το πλήθος έκινήθη κατά του
ανθρώπου είτε και από φθόνου, σοφώς
ύπελθών εξελε τον

20
κατηγορηθέντα
και εση στόμα Θεού και άνθρωπος αυτού.
Και φο-βήθητι τον θεόν μάλλον ή τους
ανθρώπους· αίδεσθήσονται γαρ σε μάλλον
(с.
3) οι
άθυροστομούντες. Πλην ή παρρησία σου
μη έστω απονενοημένη, αλλά μετά ταπεινώσεως
και αγάπης Θεού. Και εις πάντα άνπλαβού
του ενδεούς· ό γαρ πλούσιος Θεός εστίν
του πτωχού δια

25
το
εύεργετεΐν αυτόν. «Οθεν και οι Βούλγαροι
τον πλούσιον βογάτον λέγουσιν, δπερ
δήλοι θεοειδή. Εί δε των μέσων εί και ου
δύνασαι παρρη-σιασθήναι ουδέ μεταδοΰναι
ων χρήζει, δ δύνα^. 141
ο6.)σαι
ποίησον δός το κατά δύναμιν, βοήθησον
εν τοις πειρασμοΐς, παραμύθησαι. Εί δε
των κάτω παντελώς εί, όπερ απεύχομαι,
σπλαγχνίσθητι, συνάλγη-

30
σον,
δάκρυσον, σκυθρώπασον, καί ό Θεός ταύτα
ως μεγάλα δέξεται και τον μισθόν άντιδώσει
σοι. Μη άφορα δε εις άντιδόσεις άνθρω-πίνας,
αλλ’ εις τον Θεόν. Και εί έλύπησέ σε τις,
καί εύρων αυτόν

2
Лк. 16, 19 4
ου
πράξαι ρκπ ουκ έπραξε Β-Ε 7
Ян. 19, 10 8
Ян. 18, 38
9-11
Ян. 18,38; 19.
1-16 16
* β’
20
ανθρώπου
ркп
άνθρωπος
Б-Р,
ср. Сирах
3, 17; Лк. 32, 15 21
Деян. 5, 29
22
παρρησίασσου
ркп
παρρησία
σου Β-Ε 25
οί
βούλγαροι οι των πλουσίων ркп
οί
Βούλγαροι τον πλούσιον Β-Ε 26
το
μέσον ркп
των
μέσων Β-Ε 31
άνπδώσοι
ση ρκπ άντιδώσει σοι Β-Ε

Советы по службе

137

ром
высшей десницы и не обрати его в
бесполезный и никчемный. Ведь богатый,
о строе жизни и богатстве которого
выразительно заявляет евангелист ,
ничем не повредил Лазарю , но, способный
помочь ему, не сделал этого. И при
осуждении Пилата » ему было поставлено
в вину не что иное, как то, что он, будучи
в силах оправдать Господа, не сделал
этого, в чем он сам признавался перед
Христом, говоря: «Власть имею отпустить
тебя», — и перед иудеями: «Никакой вины
не нахожу в человеке этом». Поэтому он
и от Господа услышал: | «Ты не имел бы
надо мною никакой власти, если бы не
было дано тебе свыше; посему более греха
на том, кто предал меня тебе». И сделал
Бог Иуду родоначальником зла, Пилата
же — вторым. Почему Пилат был тяжко
осужден? Потому, что, способный отпустить
Господа, не сделал этого, хотя так и
случилось по велению свыше¹².
Остерегись поэтому и ты, чтобы не
претерпеть подобного, но, если можешь,
помогай.

Источник

Кекавмен. Советы и рассказы: Поучение византийского полководца XI века / Подготовка текста, введение, пер. с греч., комментарий Г. Г. Литаврина. — Изд. 2-е, перераб., доп. — СПб.: Алетейя, 2003. — 711с. — (Серия «Византийская библиотека. Источники»). — ISBN 5-89329-568-4

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ 5

ВВЕДЕНИЕ 7

КЕКАВМЕН И ЕГО ПОУЧЕНИЕ

Рукопись труда Кекавмена 13

Краткая история изучения памятника 33

Источники, использованные Кекавменом 43

Автор (родословная и социальное происхождение) 54

О мировоззрении Кекавмена 68

«Советы и рассказы» как источник 117

О некоторых принципах данного издания 127

«СОВЕТЫ И РАССКАЗЫ» КЕКАВМЕНА.

Поучение византийского полководца XI века (греческий текст и перевод)

I. СОВЕТЫ ПО СЛУЖБЕ

§ 1. Долг богатых и сильных помогать бедным и обиженным 135

§ 2. О справедливом суде и помощи нуждающимся 137

§ 3. О поведении приближенного к императору лица … 139

§ 4. О том, чтобы ты придерживал язык и повиновался высшим 141

§ 5. Об исполнении должности судьи провинции 143

§ 6. Об отношениях фемного судьи со своими подчиненными 147

§ 7. О нелицеприятии фемного судьи и усердии его нотария , 149

§ 8. О долге ученых людей 149

II. СТРАТЕГИКОН

§ 9. О значении разведки в военном деле 151

§ 10. О трусости и смелости 153

§ 11. О построении войска 153

§ 12. О перебежчиках 155

§ 13. Об устройстве лагеря 155

§ 14. О советчиках полководца 157

§ 15. О коварстве врага и мудрости полководца 157

§ 16. Об отношениях полководца со своими воинами … 161

§ 17. О войске, потерпевшем поражение 163

§ 18. О стратиге, не нуждающемся и нуждающемся в советчиках 165

§ 19. О знании нрава своих воинов и о предвидении маневров врага 165

§ 20. Стратиг обязан всюду искоренять несправедливость 169

§ 21. О том, чтобы не бездельничать на досуге 171

§ 22. О том, чтобы усердно исполнять любую службу … 173

§ 23. О поведении стратига 173

§ 24. О вооружении и снаряжении воинов стратига 175

§ 25. Об осторожности при наказании виновных 175

§ 26. О вторжении враждебного войска 177

§ 27. О походе против врага и отдыхе перед сражением . 177

§ 28. Обеспеченность продовольствием и тактика стратига 179

§ 29. Об отношениях стратига пограничной области с предводителями соседних народов 183

§ 30. Об опасности поверить в дружбу топарха 185

§ 31. Об опасных последствиях беспечности стратига … 189

§ 32. О том, чтобы дома не примыкали вплотную к стенам крепости 193

§ 33. Об обороне осажденной крепости и о возможных уловках врагов 195

§ 34. О несении службы военными, подчиненными стратигу 205

III. ДОМОСТРОЙ

§ 35.0 том, чтобы заботливо вести собственное хозяйство .. 205

§ 36. О том, чтобы не пренебрегать молитвой для каждого срока дня 209

§ 37. О том, чтобы не брать на откуп налоги в целях наживы 211

§ 38. Об отношениях частного знатного лица с правителем области 215

§ 39. О том, чтобы не помещать друга в своем доме 219

§ 40. О том, чтобы никому не доверять свою тайну 223

§ 41. О том, чтобы осторожно выбирать себе друзей …. 223

§ 42. О любви и помощи истинным друзьям и близким людям 225

§ 43. О том, что может уронить достоинство и о разных житейских опасностях 227

§ 44. О необходимости совмещать исполнение должности в провинции с заботами о своем доме 227

§ 45. О воспитании детей 229

§ 46. О пользе чтения и учения 229

§ 47. О милостыне и о просящих взаймы 229

§ 48. О некоторых нормах поведения и управления домом .. 233

§ 49. О том, чтобы соблюдать меру в дружбе 235

§ 50. О разуме и богатстве 235

§ 51. Об отношениях с ближайшими родственниками .. 237

§ 52. О разумном расходовании своих средств 237

§ 53. О принятии духовного сана 237

§ 54. О родных людях и о совершенстве в своем деле … 239

§ 55. О том, чтобы лечиться без услуг лекарей 241

§ 56. Разные житейские советы 243

§ 57. О том, чтобы не вступать во второй брак 247

§ 58. О том, как частное знатное лицо должно вершить суд над людьми, живущими в той же области, где живет и он 249

§ 59.0 том, что благоразумие предпочтительнее богатства.. 253

§ 60. О том, чтобы не покупать должность 253

§ 61. О том, чтобы не слушать гадателей 255

§ 62. О том, чтобы не слишком горевать, потеряв кого-либо или что-либо безвозвратно 255

§ 63. О пользе внимательного чтения 257

§ 64. О благоразумии в отношениях с людьми и об осторожности в разговоре 257

§ 65. О том, что лучше не иметь друзей, чем в них разочароваться 259

§ 66. О том, чтобы не ссориться с братом 261

§ 67. Еще о нескольких правилах разумного поведения . 261

§ 68. О почтении к родителям 261

§ 69. Об отношении к неразумным и юродивым 263

§ 70. О поведении на пожаре и о страсти к богатству … 263

§ 71. О пришедшем побеседовать с тобою 265

IV. О ПРАВИЛАХ ПОВЕДЕНИЯ В СЛУЧАЕ МЯТЕЖА ПРОТИВ ВАСИЛЕВСА

§ 72. О том, чтобы во время мятежа хранить верность василевсу 265

§ 73. О том, как Самуил захватил Ларису 267

§ 74. О восстании в Фессалии (на основе мемуаров Никулины Дельфина) 269

§ 75. О характере, происхождении и повадках влахов … 285

§ 76. Еще два военных совета 287

V. СОВЕТЫ ВАСИЛЕВСУ

§ 77. О том, что василевс в своем всевластии подчинен законам божественной справедливости 291

§ 78. О справедливости и тщательном расследовании … 291

§ 79. О том, чтобы награждать и возвышать людей достойных 293

§ 80. О том, как опасно обижать стратиотов 293

§ 81. О том, как следует награждать иноплеменных наемников 295

§ 82. О том, чтобы не пополнять казны посредством несправедливости 301

§ 83. О том, чтобы приближенные василевса и его родственники не обижали подданных 303

§ 84. О том, что василевс является для всех образцом и примером 305

§ 85. О том, чтобы столица всегда была готова к осаде .. 305

§ 86. О вреде льстивой лжи и о пользе суровой правды . 307

§ 87. О том, чтобы заботиться о войске, а особенно — об укреплении флота 309

§ 88. О том, чтобы василевс почаще сам объезжал подвластные ему земли 313

VI. СОВЕТЫ ТОПАРХУ

§ 89. О том, чтобы дорожить своей собственной страной 315

§ 90. О том, чтобы не слишком часто ради даров являться к василевсу 317

§ 91. О том, чтобы быть миролюбивым в отношениях с иноземцами и соседями и об осторожности 321

ОСНОВНЫЕ ОТЛИЧИЯ ДАННОГО ИЗДАНИЯ ОТ ПУБЛИКАЦИИ ВАСИЛЬЕВСКОГО-ЕРНШТЕДТА И ОТ ПУБЛИКАЦИИ 1972 г. 324

КОММЕНТАРИЙ 331

ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА 602

ПРИЛОЖЕНИЯ

I. Заголовки текста и пинака 607

II. Пролог «Стратегикона» 631

III. Заметка о состоянии рукописи 633

IV. Запись о падении Константинополя в 1204 г. 634

V. Конспекты других сочинений, сделанные Кекавменом 636

БИБЛИОГРАФИЯ 644

УКАЗАТЕЛИ К ГРЕЧЕСКОМУ ТЕКСТУ

Указатель имен 671

Указатель географических и этнических названий 673

Предметно-терминологический указатель 674

УКАЗАТЕЛИ К РУССКОМУ ТЕКСТУ

Указатель имен 680

Указатель географических названий 690

Указатель этнических наименований 696

Предметно-терминологический указатель 697

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ 701

ADDENDA 702

Источник

Содержание

…Пролог к «Стратегикону»

§ 2. Если имеешь возможность, помогай обидимым

§ 12. О царе

§ 14. О том, что нужно быть внимательным к государыне

§ 24. О стратиге

§ 25. О хусариях

§ 49. О враге, не имеющем достаточной силы

§ 50. О пресечении обид

§ 63. Если ты пойдешь войною на какой-либо народ или город…

§ 64. О Печенегах

§ 65. О том, что нужно обращать внимание на время и нужду

§ 66. О том, когда нужно держаться против врагов системы выжидания

§ 67. История о Печенегах

§ 68. О пограничном начальнике (***).

§§ 69 и 70. О соседних топархах

§ 71. О набегах и горных проходах

§ 72. О соглядатаях

§ 73. О главе крепости Девина

§ 74. Другое нечто подобное о том, что не следует вступать в дружбу с соседним тебе топархом

§ 75. Другой рассказ о взятии города хитростью

§ 76. О том, что начальнику не следует оставлять крепости

§ 78. О том, что нужно внимательно наблюдать за стенами крепости и не иметь дома, тесно прилегающего к стене

§ 80. О том, что не нужно тебе выходить (из крепости) и давать сражение

§ 81. История о другой крепости

§ 82. Другая история

§ 84. Другое о том, что не следует верить клятве

§ 85. Другое о Франке

§ 95. О страсти к наживе

§ 101. О друге, чтоб ему не останавливаться в твоем доме

§ 102. О дочерях, как их следует воспитывать

§ 115. О коварных должниках

§ 125. О том, чтобы не попадать в руки врачей

§ 132. О муже целомудренном

§ 142. О том, что не должно печалиться о любимом рабе

§ 145. О том, чтобы не судить жен

Кекавмен

Описание

Аа

Аа

Аа

Аа

Содержание