Можно попросить Нину?
— Можно попросить Нину? — сказал я.
— Это я, Нина.
— Да? Почему у тебя такой странный голос?
— Странный голос?
— Не твой. Тонкий. Ты огорчена чем-нибудь?
— Не знаю.
— Может быть, мне не стоило звонить?
— А кто говорит?
— С каких пор ты перестала меня узнавать?
— Кого узнавать?
Голос был моложе Нины лет на двадцать. А на самом деле Нинин голос лишь лет на пять моложе хозяйки. Если человека не знаешь, по голосу его возраст угадать трудно. Голоса часто старятся раньше владельцев. Или долго остаются молодыми.
— Ну ладно, — сказал я. — Послушай, я звоню тебе почти по делу.
— Наверное, вы все-таки ошиблись номером, — настаивала Нина. — Я вас не знаю.
— Это я, Вадим, Вадик, Вадим Николаевич! Что с тобой?
— Ну вот! — Нина вздохнула, будто ей жаль было прекращать разговор. — Я не знаю никакого Вадика и Вадима Николаевича.
— Простите, — извинился я и повесил трубку.
Я не сразу набрал номер снова. Конечно, я просто не туда попал. Мои пальцы не хотели звонить Нине. И набрали не тот номер. А почему они не хотели?
Я отыскал на столе пачку кубинских сигарет. Крепких, как сигары. Их, наверное, делают из обрезков сигар. Какое у меня может быть дело к Нине? Или почти дело? Никакого. Просто хотелось узнать, дома ли она. А если ее нет дома, это ничего не меняет. Она может быть, например, у мамы. Или в театре, потому что она тысячу лет не была в театре.
Я позвонил Нине.
— Нина? — спросил я.
— Нет, Вадим Николаевич, — ответила Нина. — Вы опять ошиблись. Вы какой номер набираете?
— 149-40-89.
— А у меня Арбат — один — тридцать два — пять три.
— Конечно, — сказал я. — Арбат — это четыре?
— Арбат — это Г.
— Ничего общего, — пробормотал я. — Извините, Нина.
— Пожалуйста, — сказала Нина. — Я все равно не занята.
— Постараюсь к вам больше не попадать, — пообещал я. — Где-то заклинило. Вот и попадаю к вам. Очень плохо телефон работает.
— Да, — согласилась Нина.
Я повесил трубку.
Надо подождать. Или набрать сотню. Время. Что-то замкнется в перепутавшихся линиях на станции. И я дозвонюсь. «Двадцать два часа ровно», — ответила женщина по телефону 100. Я вдруг подумал, что если ее голос записали давно, десять лет назад, то она набирает номер 100, когда ей скучно, когда она одна дома, и слушает свой голос, свой молодой голос. А может быть, она умерла. И тогда ее сын или человек, который ее любил, набирает сотню и слушает ее голос.
Я позвонил Нине.
— Я вас слушаю, — отозвалась Нина молодым голосом. — Это опять вы, Вадим Николаевич?
— Да, — сказал я. — Видно, наши телефоны соединились намертво. Вы только не сердитесь, не думайте, что я шучу. Я очень тщательно набирал номер, который мне нужен.
— Конечно, конечно, — быстро согласилась Нина. — Я ни на минутку не подумала. А вы очень спешите, Вадим Николаевич?
— Нет, — ответил я.
— У вас важное дело к Нине?
— Нет, я просто хотел узнать, дома ли она.
— Соскучились?
— Как вам сказать…
— Я понимаю, ревнуете, — предположила Нина.
— Вы смешной человек, — произнес я. — Сколько вам лет, Нина?
— Тринадцать. А вам?
— Больше сорока. Между нами толстенная стена из кирпичей.
— И каждый кирпич — это месяц, правда?
— Даже один день может быть кирпичом.
— Да, — вздохнула Нина, — тогда это очень толстая стена. А о чем вы думаете сейчас?
— Трудно ответить. В данную минуту ни о чем. Я же разговариваю с вами.
— А если бы вам было тринадцать лет или даже пятнадцать, мы могли бы познакомиться, — сказала Нина. — Это было бы очень смешно. Я бы сказала: приезжайте завтра вечером к памятнику Пушкину. Я вас буду ждать в семь часов ровно. И мы бы друг друга не узнали. Вы где встречаетесь с Ниной?
— Как когда.
— И у Пушкина?
— Не совсем. Мы как-то встречались у «России».
— Где?
— У кинотеатра «Россия».
— Не знаю.
— Ну, на Пушкинской.
— Все равно почему-то не знаю. Вы, наверное, шутите. Я хорошо знаю Пушкинскую площадь.
— Не важно, — сказал я.
— Почему?
— Это давно было.
— Когда?
Девочке не хотелось вешать трубку. Почему-то она упорно продолжала разговор.
— Вы одна дома? — спросил я.
— Да. Мама в вечернюю смену. Она медсестра в госпитале. Она на ночь останется. Она могла бы прийти и сегодня, но забыла дома пропуск.
— Ага, — согласился я. — Ладно, ложись спать, девочка. Завтра в школу.
— Вы со мной заговорили как с ребенком.
— Нет, что ты, я говорю с тобой как со взрослой.
— Спасибо. Только сами, если хотите, ложитесь спать с семи часов. До свидания. И больше не звоните своей Нине. А то опять ко мне попадете. И разбудите меня, маленькую девочку.
Я повесил трубку. Потом включил телевизор и узнал о том, что луноход прошел за смену 337 метров. Луноход занимался делом, а я бездельничал. В последний раз я решил позвонить Нине уже часов в одиннадцать, целый час занимал себя пустяками и решил, что, если опять попаду на девочку, повешу трубку сразу.
— Я так и знала, что вы еще раз позвоните, — сказала Нина, подойдя к телефону. — Только не вешайте трубку. Мне, честное слово, очень скучно. И читать нечего. И спать еще рано.
— Ладно, — согласился я. — Давайте разговаривать. А почему вы так поздно не спите?
— Сейчас только восемь, — сказала Нина.
— У вас часы отстают, — отозвался я. — Уже двенадцатый час.
Нина засмеялась. Смех у нее был хороший, мягкий.
— Вам так хочется от меня отделаться, что просто ужас, — объяснила она. — Сейчас октябрь, и поэтому стемнело. И вам кажется, что уже ночь.
— Теперь ваша очередь шутить? — спросил я.
— Нет, я не шучу. У вас не только часы врут, но и календарь врет.
— Почему врет?
— А вы сейчас мне скажете, что у вас вовсе не октябрь, а февраль.
— Нет, декабрь, — ответил я. И почему-то, будто сам себе не поверил, посмотрел на газету, лежавшую рядом, на диване. «Двадцать третье декабря» — было написано под заголовком.
Мы помолчали немного, я надеялся, что она сейчас скажет «до свидания». Но она вдруг спросила:
— А вы ужинали?
— Не помню, — сказал я искренне.
— Значит, не голодный.
— Нет, не голодный.
— А я голодная.
— А что, дома есть нечего?
— Нечего! — подтвердила Нина. — Хоть шаром покати. Смешно, да?
— Даже не знаю, как вам помочь, — сказал я. — И денег нет?
— Есть, но совсем немножко. И все уже закрыто. А потом, что купишь?
— Да, — согласился я, — все закрыто. Хотите, я пошурую в холодильнике, посмотрю, что там есть?
Читать дальше
Как-то мне попался аудиоспектакль «Телефонный разговор» по рассказу Кира Булычева «Позовите Нину».
Кир Булычев у многих ассоциируется только с Алисой Селезневой и образами «прекрасного 21 века», которые, увы, не совпали с реальным. Но этот рассказ совершенно не похож на истории про Алису и ее друзей.
Сорокалетний мужчина звонит своей любимой, а попадает все время к какой-то девочке лет тринадцати.
Завязывается разговор. Первая моя мысль — что окажется, что это его внебрачная дочь, которую он когда-то бросил.
Эх, поменьше надо было сериалов на канале «Россия» смотреть. Потому что все оказалось гораздо сложнее.
Постепенно в разговоре начинают выяснятся нестыковки. Девочка почему-то считает, что на дворе восемь часов вечера, а ее собеседник — что почти двенадцать ночи (с каких пирожков он так поздно решил позвонить своей любимой так и остается за кадром). Она — что на дворе октябрь, а он — что декабрь. Ее удивляет, что у него дома есть холодильник и телефон можно перенести из комнаты в комнату. Она откровенно смеется над ним.
И тут у нее вырывается слово «затемнение». А затем вопрос: «А почему вы не на фронте?».
Вот так все и выясняется. Девочка живет в 1942 году, а мужчина — в 1972 году.
Сейчас эта идея уже очень популярна. Правда, западным сценаристам больше нравится любовная линия — когда таким образом герой и героиня находят друг друга. Фильм с таким сюжетом есть и у нас — «Тариф новогодний».
Но здесь Кир Булычев ушел совсем в другую сторону и заговорил о нашей истории. Два разных мира. Война и мирное время. В одном «французских куриц не бывает», потому что во Франции немцы, и затемнение. А в другом уже все вполне благополучно. Немцы приезжают в Россию, как туристы, в магазинах сравнительное изобилие (ну в сравнении с 42 годом точно).
Рассказ вышел удивительно реалистичный и пронзительный. А я подумала, что было бы еще интереснее, если бы к ней дозвонился человек из эпохи перестройки — или лучше из нашего времени…Интересно, что мог бы сказать тогда девочке ее собеседник. И еще интереснее — что сказала бы ему она…
Удивлена. На айреке ни одного отзыва на этот пронзительный рассказ, краткость и ёмкость которого сотни раз оценили на театральных подмостках. О «Нине…» неоднократно снимали кино. Тоже короткое и ёмкое.
Ну что ж, буду первой.
— Наверно, вы все-таки ошиблись номером, — сказала Нина. — Я вас не знаю.
Есть у Кира Булычёва сборник рассказов «Люди как люди», и среди них — «Можно попросить Нину?». Наткнулась случайно, как и на все свои книги, прочла запоем, и едва не задохнулась от горечи. Но давайте по порядку.
Вадим Николаевич. Ему сорок лет. За окном — двадцать третье декабря 1972 года, и уже почти ночная Москва. Он звонит Нине, даме своего сердца. Но связь барахлит, и в трубке Вадим слышит совсем другой голос… Другую Нину. Осознав, что ошибся номером, он снова звонит, и снова попадает не на ту Нину. Но голос ему отвечает мягкий, доброжелательный, и рассоединяться уже совсем не хочется.
Нет, это не рассказ о случайном знакомстве, перетёкшем в бурный роман. Конечно, с нужной Ниной у него, судя по всему, не всё так гладко, но в телефонной трубке совсем ещё девчонка, тринадцати лет. Хоть и голос ёё звучит старше.
Разговор у них не особо содержательный. Скорее, болтовня от скуки.
Мама Нины осталась ночевать на работе, а девочка осталась дома. Ей темно, скучно и голодно. Возможность перенесли телефон (это вам не мобильники, хе-хе) из коридора на кухню — чудо. Наличие холодильника — вдвойне чудо! Но его содержимое — мороженая французская курица, марокканские консервы, куриные яйца, колбаса, майонез… За гранью добра и зла.
Вадим не может понять, почему на Нину так действуют его слова.
Но вскоре это выясняется.
Звонок Вадима Николаевича пролетел сквозь тридцать лет, и попал в февраль 1942 года…
Да, у Нины там война. Одеяло на окнах, чтобы не было видно свет. Пустота в желудке и на столе. Она одна дома, и ей всего тринадцать лет. Нельзя предугадать, проснёшься ли ты утром. Нельзя быть уверенной, что и мама вернётся невредимой. Война — это постоянное напряжение.
Вадима будто молния пронзает от макушки до пят. Ему-то в сорок втором тоже тринадцать было. Как раз в те горькие дни, когда он, беззаботный мальчишка, потерял хлебные карточки. В те годы — непозволительный проступок.
А как почувствовала себя девчонка, услышав голос из семьдесят второго года? Война только недавно началась, и будет ли ей конец? А кто победит? И как скоро она сама поест нормально?
Эх, что тут рассуждать. Тут читать надо. Всего лишь тридцать страниц в ридере на телефоне.
Сколько же мыслей потом думалось. Вы представьте только, звонок в прошлое. Тридцать лет назад меня и на свете-то не было, но я уверена, никто бы не пережил такое спокойно. Хоть это и совсем нереально, но бывают минутки особой грусти, когда звонок в прошлое изменил бы всю жизнь.
Рассказ небольшой, и я советую его прочитать и прочувствовать. Есть несколько экранизаций по мотивам рассказа, вот некоторые:
- Что-то с телефоном, самая удачная, на мой взгляд.
- Дорогой Вадим Николаевич, неплохая
- Можно попросить Нину? — так себе
Но текст, конечно, лучше всего.
Прочтите. Узнаете самое интересное (чего я здесь, конечно же, не расписала). Рассказ вас обязательно тронет за душу. А ещё вы наверняка заинтересуетесь писательством Кира Булычёва, который подарил миру любовь всех мальчишек СССР — Алису Селезнёву.
Не знаю, что тут ещё добавить. Всегда так сложно пишется о хороших книгах…
Спасибо за внимание, с вами была Экзистенция.