Эта история произошла восемнадцать лет тому назад. Я был в ту пору студентом Ленинградского Университета. Корпус Университета находился в старинной части города. Сочетание воды и камня порождают здесь особую, величественную атмосферу. В подобной обстановке трудно быть лентяем, но мне это удавалось.
Существуют в мире точные науки. А значит, существуют и неточные. Среди неточных, я думаю, первое место занимает филология. Так я превратился в студента филфака. Через неделю меня полюбила стройная девушка в импортных туфлях. Звали ее Ася.
Ася познакомила меня с друзьями. Все они были старше нас – инженеры, журналисты, кинооператоры. Был среди них даже один заведующий магазином. Эти люди хорошо одевались. Любили рестораны, путешествия. У некоторых были собственные автомашины.
Все они казались мне тогда загадочными, сильными и привлекательными. Я хотел быть в этом кругу своим человеком.
Позднее многие из них эмигрировали. Сейчас это нормальные пожилые евреи.
Жизнь, которую мы вели, требовала значительных расходов. Чаще всего они ложились на плечи Асиных друзей. Меня это чрезвычайно смущало. Вспоминаю, как доктор Логовинский незаметно сунул мне четыре рубля, пока Ася заказывала такси…
Всех людей можно разделить на две категории. На тех, кто спрашивает. И на тех, кто отвечает. На тех, кто задает вопросы. И на тех, кто с раздражением хмурится в ответ.
Асины друзья не задавали ей вопросов. А я только и делал, что спрашивал:
– Где ты была? С кем поздоровалась в метро? Откуда у тебя французские духи?..
Большинство людей считает неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает. И они без конца задают вопросы, хотя правдивые ответы им совершенно не требуются… Короче, я вел себя назойливо и глупо.
У меня появились долги. Они росли в геометрической прогрессии. К ноябрю они достигли восьмидесяти рублей – цифры, по тем временам чудовищной. Я узнал, что такое ломбард, с его квитанциями, очередями, атмосферой печали и бедности.
Пока Ася была рядом, я мог не думать об этом. Стоило нам проститься, и мысль о долгах наплывала, как туча. Я просыпался с ощущением беды. Часами не мог заставить себя одеться. Всерьез планировал ограбление ювелирного магазина.
Я убедился, что любая мысль влюбленного бедняка – преступна.
К тому времени моя академическая успеваемость
заметно снизилась. Ася же и раньше была неуспевающей. В деканате заговорили про наш моральный облик. Я заметил – когда человек влюблен и у него долги, то предметом разговоров становится его моральный облик.
Короче, все было ужасно.
Однажды я бродил по городу в поисках шести рублей. Мне необходимо было выкупить зимнее пальто из ломбарда, И я повстречал Фреда Колесникова. Фред курил, облокотясь на латунный поручень Елисеевского магазина. Я знал, что он фарцовщик. Когда-то нас познакомила Ася.
Это был высокий парень лет двадцати трех с нездоровым оттенком кожи. Разговаривая, он нервно приглаживал волосы. Я, не раздумывая, подошел:
– Нельзя ли попросить у вас до завтра шесть рублей?
Занимая деньги, я всегда сохранял немного развязный тон, чтобы людям проще было мне отказать.
– Элементарно, – сказал Фред, доставая небольшой квадратный бумажник.
Мне стало жаль, что я не попросил больше.
– Возьмите больше, – сказал Фред.
Но я, как дурак, запротестовал. Фред посмотрел на меня с любопытством.
– Давайте пообедаем, – сказал он.- Хочу вас угостить.
Он держался просто и естественно. Я всегда завидовал тем, кому это удается. Мы прошли три квартала до ресторана ‘Чайка’. В зале было пустынно. Официанты курили за одним из боковых столиков. Окна были распахнуты. Занавески покачивались от ветра.
Мы решили пройти в дальний угол. Но тут Фреда остановил юноша в серебристой дакроновой куртке. Состоялся несколько загадочный разговор:
– Приветствую вас.
– Мое почтение, – ответил Фред.
– Ну как?
– Да ничего.
Юноша разочарованно приподнял брови:
– Совсем ничего?
– Абсолютно.
– Я же вас просил.
– Мне очень жаль.
– Но я могу рассчитывать?
– Бесспорно.
– Хорошо бы в течение недели.
– Постараюсь.
– Как насчет гарантий?
– Гарантий быть не может. Но я постараюсь.
– Это будет – фирма?
– Естественно.
– Так что – звоните.
– Непременно.
– Вы помните мой номер телефона?
– К сожалению, нет.
– Запишите, пожалуйста.
– С удовольствием.
– Хоть это и не телефонный разговор.
– Согласен.
– Может быть, заедете прямо с товаром?
– Охотно.
– Помните адрес?
– Боюсь, что нет…
И так далее.
Мы прошли в дальний угол. На скатерти выделялись четкие линии от утюга. Скатерть была шершавая. Фред сказал:
– Обратите внимание на этого фрайера. Год назад он заказал мне партию дельбанов с крестом…
Я перебил его:
– Что такое – дельбаны с крестом?
– Часы, – ответил Фред, – неважно… Я раз десять приносил ему товар – не берет. Каждый раз придумывает новые отговорки. Короче, так и не подписался. Я все думал – что за номера? И вдруг уяснил, что он не хочет ПОКУПАТЬ мои дельбаны с крестом. Он хочет чувствовать себя бизнесменом, которому нужна партия фирменного товара. Хочет без конца задавать мне вопрос: ‘Как то, о чем я просил?’…
Официантка приняла заказ. Мы закурили, и я поинтересовался:
– А вас не могут посадить?
Фред подумал и спокойно ответил:
– Не исключено. Свои же и продадут, – добавил он без злости.
– Так, может, завязать?
Фред нахмурился:
– Когда-то я работал экспедитором. Жил на девяносто рублей в месяц…
Тут он неожиданно приподнялся и воскликнул:
– Это – уродливый цирковой номер!
– Тюрьма не лучше.
– А что делать? Способностей у меня нет. Уродоваться за девяносто рублей я не согласен… Ну, хорошо, съем я в жизни две тысячи котлет. Изношу двадцать пять темно-серых костюмов. Перелистаю семьсот номеров журнала ‘Огонек’. И все? И сдохну, не поцарапав земной коры?.. Уж лучше жить минуту, но по-человечески!..
Тут нам принесли еду и выпивку.
Мой новый друг продолжал философствовать:
– До нашего рождения – бездна. И после нашей смерти – бездна. Наша жизнь – лишь песчинка в равнодушном океане бесконечности. Так попытаемся хотя бы данный миг не омрачать унынием и скукой! Попытаемся оставить царапину на земной коре. А лямку пусть тянет человеческий середняк. Все равно он не совершает подвигов. И даже не совершает преступлений…
Я чуть не крикнул Фреду: ‘Так совершали бы подвиги!’. Но сдержался. Все-таки я пил за его счет. Мы просидели в ресторане около часа. Потом я сказал:
– Надо идти. Ломбард закрывается.
И тогда Фред Колесников сделал мне предложение:
– Хотите в долю? Я работаю осторожно, валюту и золото не беру. Поправите финансовые дела, а там можно и соскочить. Короче, подписывайтесь… Сейчас мы выпьем, а завтра поговорим…
Назавтра я думал, что мой приятель обманет. Но Фред всего лишь опоздал. Мы встретились около бездействующего фонтана перед гостиницей ‘Астория’. Потом отошли в кусты. Фред сказал:
– Через минуту придут две финки с товаром. Берите тачку и езжайте с ними по этому адресу…
Мы, кажется, на вы?
– На ты, естественно, что за церемонии?
– Бери мотор и езжай по этому адресу.
Фред сунул мне обрывок газеты и продолжал:
– Тебя встретит Рымарь. Узнать его просто. У Рымаря идиотская харя плюс оранжевый свитер. Через десять минут появлюсь я. Все будет о’кей!
– Я же не говорю по-фински.
– Это неважно. Главное – улыбайся. Я бы сам поехал, но меня тут знают…
Фред схватил меня за руку:
– Вот они! Действуй!
И пропал за кустами.
Страшно волнуясь, я пошел навстречу двум женщинам. Они были похожи на крестьянок, с широкими загорелыми лицами. На женщинах были светлые плащи, элегантные туфли и яркие косынки. Каждая несла хозяйственную сумку, раздувшуюся вроде футбольного мяча.
Бурно жестикулируя, я наконец подвел женщин к стоянке такси. Очереди не было. Я без конца повторял: ‘Мистер Фред, мистер Фред…’ и трогал одну из женщин за рукав.
– Где этот тип, – вдруг рассердилась женщина, – куда он делся? Чего он нам голову морочит?!
– Вы говорите по-русски?
– Мамочка русская была.
Я сказал:
– Мистер Фред будет чуть позже. Мистер Фред просил отвезти вас к нему домой
Подъехала машина. Я продиктовал адрес. Потом начал смотреть в окно. Не думал я, что среди прохожих такое количество милиционеров.
Женщины говорили между собой по-фински. Было ясно, что они недовольны. Затем они рассмеялись, и мне стало полегче.
На тротуаре меня поджидал человек в огненном свитере. Он сказал, подмигнув:
– Ну и хари!
– Ты на себя взгляни, – рассердилась Илона, которая была помоложе.
– Они говорят по-русски, – сказал я.
– Отлично, – не смутился Рымарь, – замечательно. Это сближает. Как вам нравится Ленинград?
– Ничего себе, – ответила Марья.
– В Эрмитаже были?
– Нет еще. А где это?
– Это где картины, сувениры и прочее. А раньше там жили цари.
– Надо бы взглянуть, – сказала Илона.
– Не были в Эрмитаже! – сокрушался Рымарь.
Он даже слегка замедлил шаги. Как будто ему претила дружба с такими некультурными женщинами.
Мы поднялись на второй этаж. Рымарь толкнул дверь, которая была не заперта. Всюду громоздилась посуда. Стены были увешаны фотографиями. На диване лежали яркие конверты от заграничных пластинок. Постель была не убрана.
Рымарь зажег свет и быстро навел порядок. Затем он спросил:
– Что за товар?
– Лучше ответь, где твой приятель с деньгами?
В ту же минуту раздались шаги и появился Фред Колесников. В руке он нес газету, которую достал из почтового ящика. Вид у него был спокойный и даже равнодушный.
– Терве, – сказал он финкам, – здравствуйте.
Затем повернулся к Рымарю:
– Ну и мрачные физиономии! Ты к ним приставал?
– Я?! – возмутился Рымарь. – Мы говорили о прекрасном! Кстати, они волокут по-русски.
– Отлично, – сказал Фред, – добрый вечер, госпожа Ленарт, как поживаете, Илона-барышня?
– Ничего, спасибо.
– Зачем вы скрыли, что говорите по-русски?
– А кто нас спрашивал?
– Сначала надо выпить, – заявил Рымарь. Он достал из шкафа бутылку кубинского рома.
Финки с удовольствием выпили. Рымарь снова налил. Когда гостьи пошли в уборную, Рымарь сказал:
– Все чухонки – на одно лицо.
– Тем более что они – родные сестры, – пояснил Фред,
– Так я и думал… Кстати, физиономия этой госпожи Ленарт не внушает мне доверия.
Фред прикрикнул на Рымаря:
– А чья физиономия внушает тебе доверие, кроме физиономии следователя?
Финки быстро вернулись. Фред дал им чистое полотенце. Они подняли фужеры и улыбнулись, второй раз за целый день. Хозяйственные сумки они держали на коленях.
– Ура, – сказал Рымарь, – за победу над Германией!
Мы выпили и финки тоже. На полу стояла радиола, и Фред включил ее ногой. Черный диск слегка покачивался.
– Ваш любимый писатель? – надоедал финкам Рымарь.
Женщины посовещались между собой. Затем Илона сказала:
– Возможно, Каръялайнен.
Рымарь снисходительно улыбнулся, давая понять. что одобряет названную кандидатуру. Однако сам претендует на большее.
– Ясно, – сказал он, – а что за товар?
– Носки, – ответила Марья.
– И больше ничего?
– А чего бы ты хотел?
– Сколько? – поинтересовался Фред.
– Четыреста тридцать два рубля, – отчеканила младшая, Илона.
– Майн гот! – воскликнул Рымарь. – Это же звериный оскал капитализма!
– Меня интересует – сколько пар? – отстранил его Фред.
– Семьсот двадцать.
– Креп-найлон? – требовательно вставил Рымарь.
– Синтетика, – ответила Илона, – шестьдесят копеек пара. Всего – четыреста тридцать два рубля…
Тут я должен сделать небольшую математическую выкладку. Креповые носки тогда были в моде. Советская промышленность таких не выпускала. Купить их можно было только на черном рынке. Стоила пара финских носков – шесть рублей. А у финнов их можно было приобрести за шестьдесят копеек. Девятьсот процентов чистого заработка…
Фред вынул бумажник и отсчитал деньги.
– Вот, – сказал он, – еще двадцать рублей. Товар оставьте прямо в сумках.
– Надо выпить, – вставил Рымарь, – за мирное урегулирование Суэцкого кризиса! За присоединение Эльзаса и Лотарингии!
Илона переложила деньги в левую руку. Взяла наполненный до краев стакан.
– Давайте трахнем этих финок, – прошептал Рымарь, – в целях международного единства.
Фред повернулся ко мне:
– Видишь, с кем приходится дело иметь!
Я испытывал чувство беспокойства и страха. Мне хотелось поскорее уйти.
– Ваш любимый художник? – спрашивал Рымарь Илону.
При этом он клал ей руку на спину.
– Возможно, Маантере, – говорила Илона, отодвигаясь.
Рымарь укоризненно приподнимал брови. Словно его эстетическое чувство было немного задето.
Фред сказал:
– Надо проводить женщин и дать водителю семь рублей. Я бы послал Рымаря, но он зажилит часть денег.
– Я?! – возмутился Рымарь. – С моей кристальной честностью?!.
Когда я вернулся, повсюду лежали разноцветные целлофановые свертки. Рымарь казался немного сумасшедшим.
– Пиастры, кроны, доллары, – твердил он, – франки, иены…
Потом вдруг успокоился, достал записную книжку и фломастер. Что-то подсчитал и говорит:
– Ровно семьсот двадцать пар. Финны – честный народ. Вот что значит – слаборазвитое государство…
– Помножь на три, – сказал ему Фред.
– Как это – на три?
– Носки уйдут по трешке, если сдать их оптом. Полтора куска с довеском чистого навара.
Рымарь быстро уточнил:
– Тысяча семьсот двадцать восемь рублей.
Безумие уживалось в нем с практицизмом.
– Пятьсот с чем-то на брата, – добавил Фред.
– Пятьсот семьдесят шесть, – вновь уточнил Рымарь…
Позже мы оказались с Фредом в шашлычной. Клеенка на столе была липкая. Вокруг стоял какой-то жирный туман. Люди проплывали мимо, как рыбы в аквариуме.
Фред выглядел рассеянным и мрачным. Я сказал:
– В пять минут такие деньги!
Надо же было что-то сказать.
– Все равно, – ответил Фред, – будешь сорок минут дожидаться, когда тебе принесут чебуреки на маргарине.
Тогда я спросил:
– Зачем я тебе нужен?
– Я Рымарю не доверяю. Не потому, что Рымарь может обокрасть клиента. Хотя такое не исключено. И не потому, что Рымарь может зарядить клиенту старые облигации вместо денег. И даже не потому, что он склонен трогать клиента руками. А потому, что Рымарь – дурак. Что губит дурака? Тяга к прекрасному. Рымарь тянется к прекрасному. Вопреки своей исторической обреченности, Рымарь хочет японский транзистор. Рымарь идет в магазин ‘Березка’, протягивает кассиру сорок долларов. Это с его-то рожей! Да он в банальном гастрономе рубль протягивает, и то кассир не сомневается, что рубль украден. А тут – сорок долларов! Нарушение правил валютных операций. Практически готовая статья… Рано или поздно он сядет.
– А я? – спрашиваю.
– Ты – нет. У тебя будут другие неприятности.
Я не стал уточнять – какие.
Прощаясь, Фред сказал:
– В четверг получишь свою долю.
Я уехал домой в каком-то непонятном состоянии. Я испытывал смешанное чувство беспокойства и азарта. Наверное, есть в шальных деньгах какая-то гнусная сила.
Асе я не рассказал о моем приключении. Мне хотелось ее поразить. Неожиданно превратиться в богатого и размашистого человека.
Между тем дела с ней шли все хуже. Я без конца задавал ей вопросы. Даже когда я поносил ее знакомых, то употреблял вопросительную форму:
– Не кажется ли тебе, что Арик Шульман просто глуп?..
Я хотел скомпрометировать Шульмана в Асиных глазах, достигая, естественно, противоположной цели. Скажу, забегая вперед, что осенью мы расстались. Ведь человек, который беспрерывно спрашивает, должен рано или поздно научиться отвечать…
В четверг позвонил Фред:
– Катастрофа!
– Что такое?
Я подумал, что арестовали Рымаря.
– Хуже, – сказал Фред, – зайди в ближайший галантерейный магазин,
– Зачем?
– Все магазины завалены креповыми носками. Причем, советскими креповыми носками. Восемьдесят копеек – пара. Качество не хуже, чем у финских. Такое же синтетическое дерьмо…
– Что же делать?
– Да ничего. А что тут можно сделать? Кто мог ждать такой подлянки от социалистической экономики?! Кому я теперь отдам финские носки? Да их по рублю не возьмут! Знаю я нашу блядскую промышленность! Сначала она двадцать лет думает, а потом вдруг – раз! И все магазины забиты какой-нибудь одной хреновиной. Если уж зарядили поточную линию, то вес. Будут теперь штамповать эти креповые носки – миллион пар в секунду…
Носки мы в результате поделили. Каждый из нас взял двести сорок пар. Двести сорок пар одинаковых креповых носков безобразной гороховой расцветки. Единственное утешение – клеймо ‘Мейд ин Финланд’.
После этого было многое. Операция с плащами ‘болонья’. Перепродажа шести немецких стереоустановок. Драка в гостинице ‘Космос’ из-за ящика американских сигарет. Бегство от милицейского наряда с грузом японского фотооборудования. И многое другое.
Я расплатился с долгами. Купил себе приличную одежду. Перешел на другой факультет. Познакомился с девушкой, на которой впоследствии женился. Уехал на месяц в Прибалтику, когда арестовали Рымаря и Фреда. Начал делать робкие литературные попытки. Стал отцом. Добился конфронтации с властями. Потерял работу. Месяц просидел в Каляевской тюрьме.
И лишь одно было неизменным. Двадцать лет я щеголял в гороховых носках. Я дарил их всем своим знакомым. Хранил в них елочные игрушки. Вытирал ими пыль. Затыкал носками щели в оконных рамах. И все же количество этой дряни почти не уменьшалось.
Так я и уехал, бросив в пустой квартире груду финских креповых носков. Лишь три пары сунул в чемодан. Они напомнили мне криминальную юность, первую любовь и старых друзей. Фред, отсидев два года, разбился на мотоцикле ‘Чезет’. Рымарь отсидел год и служит диспетчером на мясокомбинате. Ася благополучно эмигрировала, и преподает лексикологиюв Стэнфорде. Что весьма странно характеризует американскую науку…
Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена
О. В. Богданова, Е. А. Власова
ГОРЬКОВСКИЙ ИНТЕРТЕКСТ В РАССКАЗЕ С. ДОВЛАТОВА «КРЕПОВЫЕ ФИНСКИЕ НОСКИ»
Санкт-Петербург Издательство РГПУ им. А. И. Герцена
2018
УДК 82-32 ББК 83.3(2РОС=РУС)
Б 73
Рецензенты: доктор филологических наук О. Ю. Осьмухина, кандидат филологических наук Е. С. Биберган
Богданова О. В., Власова Е. А.
Б73 Горьковский интертекст в рассказе С. Довлатова «Креповые финские носки». СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2018. — 19 с. [Сер. «Текст и его интерпретация». Вып. 06]
ISBN 978–5–8064–2594–3
Научно-монографическое издание О. В. Богдановой и Е. А. Власовой «Горьковский интертекст в рассказе С. Довлатова ”Креповые финские носки”» продолжает серию «Текст и его интерпретация», посвященную проблемам развития русской литературы ХIХ–ХХ веков и вопросам своеобразия творчества отдельных писателей.
Издание предназначено для специалистов-филологов, студентов, магистрантов, аспирантов филологических факультетов гуманитарных вузов, для всех интересующихся историей развития русской литературы ХIХ–ХХ веков.
УДК 82-32 |
|
ББК 83.3(2РОС=РУС) |
|
ISBN 978–5–8064–2594–3 |
© О. В. Богданова, Е. А. Власова, 2018 |
© С. В. Лебединский, дизайн обложки, 2018 |
|
© Издательство РГПУ им. А. И. Герцена, 2018 |
Известны слова Сергея Довлатова о влиянии на него зарубежной (преимущественно американской) литературы. В одном из интервью писатель говорил: «Я вырос под влиянием американской прозы, вольно и невольно подражал американским писателям…»1 Эту черту прозы Довлатова неоднократно подчеркивали и исследователи его творчества (см. многократно цитированные ранее статьи А. Гениса, И. Сухих, А. Зайцева, Э. Шафранской, Г. Доброзраковой и мн. др.). Однако, как показывает анализ, влияние на Довлатова американской литературы носило преимущественно формальный, «формообразующий» характер. Так, по словам А. Гениса, у американских писателей Довлатов учился «простоте» и «приоритету языковой пластики над идейным содержанием»2. В интервью и статьях Довлатов неоднократно признавался, что, находясь в Америке, старался «адаптировать» форму своих произведений к требованиям американских издателей и читателей — стремился к простоте и понятности, к удобству перевода. Потому становится очевидной основная тенденция интертекстуального присутствия в текстах Довлатова: если в его ранних произведениях интертекст составлял мощный органичный пласт наррации, обеспечивал глубину художественного восприятия, то по мере «американизации» его прозы интертекст отступал на задний план, а подчас и вовсе исчезал со страниц его произведений, открывая простор переводческой простоте и интерпретационной доступности.
Именно такова генерализующая тенденция прозы Довлатова, между тем отдельные произведения, в том числе рассказы, созданные писателем в последние годы, несут на себе печать выраженного интертекстуального присутствия, «вольного» или «невольного» обра-
1История рассказчика / интервью с С. Довлатовым // Довлатов С. Последняя книга: рассказы, статьи. СПб.: Азбука-классика, 2001. С. 565.
2Генис А. Сад камней // Генис А. Иван Петрович умер: статьи и расследова-
ния. М.: НЛО, 1999. С. 57.
3
щения к классической литературе — причем не (столько) американской, сколько русской. Примерами таких текстов оказываются новел- лы-зарисовки, вошедшие в цикл рассказов «Чемодан».
Открывая повествование в «Чемодане», Довлатов прибегает к хорошо освоенной им «американской» тактике превращения цикла рассказов в «повесть», в объединение текстов не в сборник рассказов, но
внекое жанрово-стилевое целое (книгу), объединенное (традиционно) образом сквозного рассказчика-повествователя и сопровождаемое (характерным, например, для Хемингуэя) предисловием-предуведом-
лением, задающим единый смысловой ракурс всем входящим в «повесть» эпизодам-рассказам1. Именно на это указывает комментарий А. Ю. Арьева к собранию сочинений Довлатова: «Рассказы <”Чемо-
дана”> писались в середине 1980-х в Нью-Йорке и представляют собой образец зрелой прозы Довлатова…»2 Отечественный исследователь не квалифицирует «Чемодан» как повесть, но говорит о рассказах.
Между тем, с точки зрения поставленной нами проблемы, важным оказывается не столько внешне-композиционное, жанровостилевое или авторско-нарративное оформление рассказов, вошедших
в«Чемодан», сколько наличие в них сущностно-смыслового интертекста — возможность экспликации претекста, прототекста, оказавшего влияние на глубину восприятия и интерпретации довлатовского (пост)текста. В этом смысле редкий для «поздней» прозы Довлатова пронизанный интертекстом образец представляет собой рассказ «Креповые финские носки».
Казалось бы, забавная «фарцовочная» ситуация, положенная в основу фабульной интриги рассказа «Креповые финские носки», принципиально анекдотична и может быть соположена с манерой раннего А. Чехова («Осколки» Чехонте) или, например, раннего же сатирического М. Зощенко (периода «Серапионовых братьев», чуждых пролетарской декларативности и советской демагогии). Однако, как это ни парадоксально, в рассказе «Креповые финские носки» в качестве основного претекста актуализируется не комический нарратив Зощенко, но «романтический реализм» Максима Горького.
Вслучае с рассказом «Креповые финские носки» первоначально трудно сказать, «вольно или невольно» Довлатов обратился к горьковскому претексту, но его присутствие в рассказе очевидно и по-
1Ранее творчески использованный Довлатовым в «Зоне».
2Арьев А. Ю. Биографическая справка. «Чемодан» // Довлатов С. Собрание сочинений: в 4 т. СПб.: Азбука, 1999. С. 457.
4
своему маркировано (хотя мотивация наличия горьковских интертекстем могла (бы) быть и «иррациональной», так как присутствие горьковских образов и цитат в ментальности каждого советского человека (даже школьника) носило форму «коллективного бессозна-
тельного»).
Так, для каждого советского ученика была узнаваема фраза, открывающая рассказ-триптих М. Горького «Старуха Изергиль» — «Я слышал эти рассказы под Аккерманом, в Бессарабии, на морском берегу…»1
Заметим, что Довлатов начинает повествование в «Креповых финских носках» (примерно) в том же ключе: «Эта история произошла восемнадцать лет тому назад. Я был в ту пору студентом Ленинградского университета…»2 (с. 291).
Манера сказа, избранная Горьким, на вводном уровне пока еще в малой степени обнаруживается у Довлатова, но впоследствии даст о себе знать более убедительно. Однако уже один только оборот «в ту пору» заставляет почувствовать элемент некоей архаизации (или стилизации), на которую ориентирована наррация Довлатова.
Упоминание того факта, что герой рассказа Довлатова — «студент филфака» (с. 291), тоже, кажется, (пока еще) не маркировано, но обращает на себя внимание, так как нарратор не только описывает место расположения филфака ЛГУ, но и характеризует науку филологию («Корпуса университета находились… <…> Сочетание воды и камня порождает здесь <…> Существуют в мире науки… <…>» (с. 291). Затекстовый «филологический» фон даст о себе знать позднее, выстраивая параллельный литературный сюжет, «бессознательно» блуждающий в голове героя рассказа. Персонаж-филолог окажется «рефлектором» литературных проекций, проступающего горьковского претекста.
Создавая систему персонажей рассказа, центральный герой — участник событий — в экспозиции3 обозначает «пунктир» любовной
1 Здесь и далее цитаты из произведений М. Горького приводятся по изд.: URL: <ilibrary.ru М. Горький Собрание сочинений>
2Здесь и далее цитаты приводятся по изд.: Довлатов С. Чемодан // Довлатов С. Собрание сочинений: в 4 т. СПб.: Азбука, 1999. С. 287–406, — с указанием страниц в скобках.
3Экспозиция в рассказе Довлатова структурно не выделена, но она отчетливо угадывается, рассказ словно бы распадается на две части: экспозиционную (Ася и рассказчик) и основную (Фред и рассказчик). По сути это две микроистории, соприкасающиеся между собой, но сюжетно не пересекающиеся.
5
истории (образ Аси) и выписывает характеры-типы, которые ее окружали (это «были <…> инженеры, журналисты, кинооператоры. Был среди них даже один заведующий магазином», с. 292). Довлатов иронизирует: с точки зрения юного героя обстоятельственный акцент «даже» есть выражение восхищения и уважения, с точки зрения повествователя — наречие «даже» служит выражению снисходительной (с позиции возраста и жизненного опыта) иронии. Зоны голоса автора и героя не совпадают: тогда — это романтизированные рассказчиком необычайно респектабельные (как казалось) состоятельные люди, «сейчас — это нормальные пожилые евреи» (с. 292). Подразделение хронотопа на «прежде» и «теперь» привносит в довлатовский текст аксиологический ракурс — возможность одни и те же события оценить с различных точек зрения, в разных временных координатах.
Между тем важно, что юному герою-студенту респектабельные представители Асиного окружения кажутся «сильными и привлекательными» (с. 292), людьми с налетом некой таинственности и «загадочности» (с. 292). Отсюда естественно ощущение героем себя «чужим» в этом обществе и желание быть (стать) «в этом кругу своим человеком» (с. 292). Экспозиционная часть рассказа словно бы мотивирует неординарность той ситуации, в которой окажется герой в основной части повествования, обусловливает правдоподобие и реалистичность попадания обычного героя в необычные для него обстоятельства.
Условно говоря, в диспозиции рассказа формируется контрастпротиворечие «я ↔ они», не столько отражающий реальное положение вещей, сколько эксплицирующий литературный (привитый литературой) рецептивный настрой героя-младшекурсника, еще недавнего советского школьника, теперь студента-филолога. Довлатов мастерски дезавуирует антитетичность ситуации (обстоятельств), иронически подчеркивая и одновременно снижая высокий пафос означенного псевдоконфликта. Между тем мнимое двоемирие, прорисованное в экспозиции, позволяет автору набросать образ наивного, незрелого, малоопытного героя1, которому предстоит вступить в истинно авантюрные, а оттого более комичные обстоятельства основной части рассказа.
Своеобразный переход от экспозиции к основной части обеспечивается у Довлатова приемом «природно-психологического параллелизма», когда герой-рассказчик (согласно образу мыслей студента-
1 Иронико-романтическим маркером героя становится заявление о том, что он (в условиях экспозиционно описанных обстоятельств) «всерьез планировал ограбление ювелирного магазина» (с. 292).
6
филолога) сравнивает будущие — надвигающиеся — события с тучей («наплывал<и>, как туча», с. 292), эксплицируя филологический (литературный) образ-мотив — то ли лермонтовских «Туч», то ли пушкинской «Последней тучи», словно бы подготавливая читателя к грозным (грозовым) событиям, но в действительности обозначая иронический ракурс восприятия изображаемого, своеобразной (само-) рефлексии.
Итак, в экспозиции рассказа герой на фоне состоятельных знакомых Аси чувствует себя нищим («Жизнь, которую мы вели, требовала значительных расходов», с. 292). Он нуждается в деньгах настолько, что «узнал, что такое ломбард, с его квитанциями, очередями, атмосферой печали и бедности» (с. 292). Герой «нищенствует» или — «босячествует». Последнее слово, кажется, даже больше подходит к рассказовой довлатовской ситуации, учитывая то, что центральным звеном авантюрной ситуации оказываются (креповые финские) носки, которые «метонимически» связываются с босыми ногами.
Как известно, образ «босяков» был введен в русскую литературу М. Горьким и стал главным типом героя горьковских рассказов конца 1890-х — начала 1900-х годов, так называемого «босяческого» периода творчества «буревестника революции». Именно герой-босяк воплощал горьковский романтический идеал, стал главным персонажем его ранних романтизированных рассказов «Челкаш», «Макар Чудра», «Старуха Изергиль» и др.
В этой связи обращает на себя внимание то обстоятельство, что после завершения «экспозиции» («Короче, все было ужасно», с. 293), Довлатов очень приближенно к горьковской манере повествования (вновь из «Старухи Изергиль») начинает: «Однажды я бродил по городу…» (с. 293). Сравним у Горького: «Однажды вечером <…> я и старуха Изергиль остались под густой тенью виноградных лоз…» Кажется, что совпадение «Однажды…» может быть случайным, но впоследствии станет ясно, насколько случайным.
Первым и наиболее ярким героем-босяком Горького стал образ вора и контрабандиста Григория Челкаша из рассказа «Челкаш», появившегося в журнале «Русское богатство» в 1895 году. Образ Гришки Челкаша — это романтически понимаемый Горьким образ свободного человека, избавленного от обывательских привязанностей и примитивных житейских обязанностей, свободный как ветер, сильный, красивый, смелый, отчаянный. «Гришка Челкаш, старый травленый волк, хорошо знакомый гаванскому люду, заядлый пьяница и ловкий, смелый вор».
7
Романтическая сущность образа подчеркивается сходством героя с птицей, c хищным ястребом: «сухой, длинный, нагнувшийся вперед», он был похож «на птицу, готовую лететь куда-то, смотрел во тьму вперед <…> ястребиными очами и, поводя хищным, горбатым носом, одной рукой цепко держал ручку руля».
Основу образа вора и контрабандиста Челкаша составляет концепт «свобода» — Гришка знал свободу, он постиг ее цену, ему нужна только свобода и ничего больше. В понимании свободы герой Горького абсолютно асоциален, ни от кого не зависим, отчасти даже (по общепринятым нормам) аморален. Он выше всех общественных и личностных «предрассудков».
Внамерении создать образ романтического героя, Горький открывает рассказ «Челкаш» таинственно-загадочным диалогом, который происходит между Челкашом и каким-то «коренастым малым», разговором, который понятен только им и не доступен окружающим:
«— Флотские двух мест мануфактуры хватились… Ищут.
— Ну? — спросил Челкаш, спокойно смерив его глазами.
— Чего — ну? Ищут, мол. Больше ничего.
— Меня, что ли, спрашивали, чтоб помог поискать?»
Врассказе Горького так и остается загадкой, кто украл «мануфактуру» — Челкаш или «таможенный сторож» Семеныч — ощущение тайны и загадки необходимо Горькому, чтобы в большей степени наэлектризовать атмосферу, созидающую романтизированный образ героя-вора, персонажа Героя (у Горького — Человека).
Обращает на себя внимание, что в рассказе Довлатова разговор, который состоялся в ресторане «Чайка»1 между фарцовщиком Фредом, знакомым главного героя, и официантом, тоже полон таинственности:
«— Ну как?
— Да ничего.
Юноша разочарованно приподнял брови:
— Совсем ничего?
— Абсолютно.
— Я же вас просил.
— Мне очень жаль.
1 С одной стороны, название ресторана «Чайка» — реальное название ресторана, который располагался в Ленинграде на канале Грибоедова неподалеку от Невского проспекта, с другой — название «Чайка» поддерживает «морской» фон довлатовского рассказа, плотнее связывая его с горьковским приморским пейзажем.
8
—Но я могу рассчитывать?
—Бесспорно.
—Хорошо бы в течение недели.
—Постараюсь.
—Как насчет гарантий?
—Гарантий быть не может. Но я постараюсь.
—Это будет — фирма?
—Естественно.
—Так что — звоните.
—Непременно.
—Вы помните мой номер телефона?
—К сожалению, нет.
—Запишите, пожалуйста.
—С удовольствием.
—Хоть это и не телефонный разговор.
—Согласен.
—Может быть, заедете прямо с товаром?
—Охотно.
—Помните адрес?
—Боюсь, что нет…
<И так далее>» (с. 294).
Сюжетные ситуации в горьковском и довлатовском рассказах на удивление «типологичны».
В довлатовском Фреде начинают угадываться черты горьковского Челкаша, правда, у Довлатова они не столько присущи самому об- разу-характеру, сколько навеяны романтическим (филологическим) сознанием воспринимающего субъекта, героя-рассказчика. Это не автор, как в случае с Горьким, а бедствующий герой-студент с уважением и завистью смотрит на уверенного в себе и невозмутимо спокойного фарцовщика. «Он <Фред> держался просто и естественно. Я всегда завидовал тем, кому это удается» (с. 293).
Многие обстоятельства (конкретные и мелкие детали) из рассказа Горького словно перетекают в текст Довлатова. При этом современный прозаик, с одной стороны, явно и намеренно акцентирует «точки схождения», с другой — насыщает эти соположения и переклички иронией и комизмом.
Подобно тому, как горьковский Челкаш нуждается в помощнике и находит его в молодом крестьянине Гавриле, недавно пришедшем на заработки из деревни, так и Фред, случайно встреченный на Невском проспекте героем-рассказчиком и одолживший ему деньги,
9
ищет в нем подельника-фарцовщика, на которого можно положиться и который будет не столь глуп и безответственен, как Рымарь.
Кажется, что введение Довлатовым образа Рымаря «размывает» связь с рассказом Горького, где доминируют только два персонажа. Однако это не так. Дело в том, что у Горького тоже есть третий персонаж — прежний сподручный Челкаша Мишка Рыжий — внесценический персонаж, которому отдавило ногу «чугунной штыкой» и который оказался в больнице. Довлатовский Рымарь и вбирает в себя черты Рыжего, замену которому искал Челкаш в лице Гаврилы:
«— Вот что скажи, — продолжал Челкаш, не выпуская из своих цепких пальцев руки Семеныча и приятельски-фамильярно потряхивая ее, — ты Мишку не видал?
—Какого еще Мишку? Никакого Мишки не знаю! Пошел, брат, вон! а то пакгаузный увидит, он те…
—Рыжего, с которым я прошлый раз работал на “Костроме”, — стоял на своем Челкаш.
—С которым воруешь вместе, вот как скажи!»
УДовлатова Рымарь (возможно, тоже рыжий, если положиться на фонетическую корреляцию), подобно горьковскому внесценическому персонажу, помогал Фреду проворачивать «работу» и на фабульном уровне рассказа ему тоже подыскивается замена. Ситуация в рассказах Горького и Довлатова опять оказывается сопоставимо близкой.
Почти вслед за горьковским текстом Фред (подобно Челкашу) приглашает героя-рассказчика (подобного Гавриле) «поработать» вместе.
УГорького:
«— Слушай, сосун! Хочешь сегодня ночью работать со мной? Говори скорей!
—Чего работать? — недоверчиво спросил парень.
—Ну, чего!.. Чего заставлю… Рыбу ловить поедем. Грести будешь…»
У Довлатова:
«— Хотите в долю? Я работаю осторожно, валюту и золото не беру. Поправите финансовые дела, а там можно и соскочить. Короче,
подписывайтесь…» (с. 296).
В обоих случаях окончательный сговор между «товарищами»1 происходит за столом, во время обеда, на который приглашает нового приятеля «сильный» герой.
1 Горький М. Челкаш // URL: <ilibrary.ru М. Горький Собрание сочинений>
10
С, Довлатов Рассказ «Креповые финские носки»
Кадырова Эльмира Маратовна
24.02.2021.
Тест. Литература, 11 класс
Внимание! Все тесты в этом разделе разработаны пользователями сайта для собственного
использования.
Администрация сайта не
проверяет возможные ошибки,
которые могут встретиться в тестах.
С, Довлатов Рассказ «Креповые финские носки» из сборника «Чемодан»
Список вопросов теста
Вопрос 1
Какого предмета не было в чемодане?
Варианты ответов
- Финские носки
- Ушанка на искуственном меху
- Поплиновая рубашка
- Вельветовая куртка
Вопрос 2
Как звали возлюбленную героя?
Варианты ответов
- Ася
- Настя
- Ника
- Маша
Вопрос 3
Что лежало на дне чемодана?
Варианты ответов
- Фотография Бродского
- Фотография Лолобриджиды
- Фотография Ленина
- Фотография Маркса
Вопрос 4
Чью фотографию герой назвал фотографией родственника?
Варианты ответов
- Фотография Бродского
- Фотография Лолобриджиды
- Фотография Ленина
- Фотография Маркса
Вопрос 5
Почему герой просыпался с ощущением беды?
Варианты ответов
- был беден
- был нелюбим
- из-за неуспеваемости
- совершил преступление
Вопрос 6
Кто это:»Высокий парень лет 23 с нездоровым оттенком кожи»?
Варианты ответов
- герой-рассказчик
- Фред Колесников
- Иосиф Бродский
- Рымарь
Вопрос 7
Сколько лет назад произошла история с креповыми носками?
Варианты ответов
- 18
- 36
- 16
- 26
Вопрос 8
Что такое – дельбаны с крестом?
Варианты ответов
- телефон
- носки
- часы
- брюки
Вопрос 9
«До нашего рождения – бездна. И после нашей смерти – бездна. Наша жизнь – лишь песчинка в равнодушном океане бесконечности.» Кто произнес эту цитату?
Варианты ответов
- Фред
- рассказчик
- Ася
- Рымарь
Вопрос 10
Изменилась после этого случая жизнь героя-рассказчика?
Варианты ответов
- да
- нет
- не совсем