Когда лермонтов написал сказку ашик кериб на кавказе

План урока:

Краткий рассказ о жизни Лермонтова

Краткий пересказ сказочного сюжета

Образ главного героя

Значение восточной мудрости, заложенной в поучительной сказке «Ашик-Кериб»

Краткий рассказ о жизни Лермонтова

Влияние Кавказа на творчество поэта. История написания произведения «Ашик-Кериб», стилизованного под восточную сказку-легенду

Жизнь Лермонтова была яркой, но короткой: он прожил всего неполных 27 лет. В Москве 3 октября 1814 г. в семье Юрия Петровича Лермонтова, отставного военного и небогатого помещика, родился мальчик, которому было суждено стать великим поэтом. Его мать, принадлежавшая к знатному и богатому роду, скончалась от чахотки, когда сыну Мише не исполнилось еще и трех лет. Мальчик остался в имении Тарханы на воспитании у бабушки, которая уделяла воспитанию и домашнему образованию внука много внимания, не жалея средств на учителей.Михаил великолепно владел немецким и французским языками, проявил способности в живописи, игре на скрипке, флейте, фортепиано. Когда ему пошел 14 год, продолжил образование в Московском университетском благородном пансионе, после в самом университете на нравственно-политическом и словесном отделениях, но спустя два года перевелся в Школу гвардейских подпрапорщиков в Петербурге, которую окончил в 1834 г. и поступил на службу в Гусарский полк.

С Кавказом Лермонтов был знаком с десятилетнего возраста.Он был болезненным ребенком, бабушка Елизавета Алексеевна Арсеньева трижды возила Мишу на минеральные источники Северного Кавказа. Мальчик с первой поездки был поражен красотой гор, стал интересоваться культурой и обычаями местных народов, наследием кавказского фольклора. С тех пор кавказская тема нашла отражение в его поэзии и живописи.

Рисунок Лермонтова «Кавказ»

Посетить вновь Кавказ ему довелось уже офицером: туда поэт был сослан за стихотворение «На смерть поэта», которое он написал после гибели Пушкина на дуэли. Это обличительное стихотворение, быстро распространявшееся в списках в обществе, возмутило императора Николая I и его окружение. В течение нескольких дней были переписаны десятки тысяч экземпляров, стихотворение стало известно широкому кругу людей. На корнета^[1] лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтова было заведено дело о «непозволительных стихах», он был арестован. Поэта отправили служить в Нижегородский полк, который участвовал в боевых действиях на Кавказе. Так одно стихотворение принесло поэту не только славу, но и ссылку.

Сложно переоценить влияние Кавказа на творчество Лермонтова. Поэт,интересовавшийся различными культурными традициями, во многих своих произведениях отразил тему Востока и образы восточных преданий. Находясь на Кавказе, Лермонтов,чтобы лучше понимать местный фольклор, учил азербайджанский язык, который прозвали «татарским», т.к.азербайджанцев считали «закавказскими татарами». Сказка «Ашик-Кериб» была услышана поэтом и записана в 1837 г. Чтобы передать восточный колорит, Лермонтов сохранил азербайджанские слова, в скобках указывая их значение. Осенью того же года Лермонтов побывал в столице Грузии – Тифлисе. В этом городе, находившемся на перекрестке торговых путей между Востоком и Европой, сосуществовали культуры разных народов: грузин, турок, иранцев, армян, азербайджанцев, русских и пр. В этой пестрой и разнообразной многонациональной среде происходит часть событий сказочного повествования. Тифлис представлен Лермонтовым как воплощение мира Востока в целом.

Рисунок Лермонтова «Вид Тифлиса»

Об этой сказке узнали случайно после гибели поэта в 1841 г. на дуэли. В Петербурге в его записях была найдена неизвестная рукопись, названная«Ашик-Кериб», которая, видимо, не предназначалась для публикации. Опубликована она была в 1846 г. Сказка Лермонтова представляет собой изложение одного из вариантов восточного сюжета, бытовавшего в нескольких национальных версиях. Поэт дал своему фольклорно обработанному произведению подзаголовок «турецкая сказка».

Краткий пересказ сказочного сюжета

Универсальность сюжета сказки

Действие сказки начинается в Тифлисе, где проживал бедный музыкант, игравший на саазе^[2]. Он влюблен в дочь турецкого богача Магуль-Мегери. Юноша был беден, но гордость не позволяла ему жениться на девушке из богатой семьи. Ему нечем было заплатить калым^[3], и он не хотел быть всем обязан отцу жены. Ашик-Кериб решил отправиться на заработки, дав любимой обещание вернуться через семь лет. Девушка согласилась его ждать при условии, что спустя семь лет, если он не вернется, она станет женой другого. Куршуд-бек, влюбленный в Магуль-Мегери, напросился в попутчики к ее жениху. В пути он похитил одежду Ашик-Кериба, когда тот переплывал реку, и предъявил ее матери музыканта как доказательство, что ее сын утонул. С горя мать ослепла от слез. Но невеста не поверила в гибель любимого и продолжала его ждать.

Ашик-Кериб раздобыл одежду в одной из деревень, после скитался в поисках заработков. Со временем он добрался до сирийского города Халафа, там его искусство понравилось одному паше^[4]. Став придворным музыкантом, он разбогател. Но в погоне за богатством молодой человек потерял чувство времени.Спустя шесть лет купец из Тифлиса отправился в странствие, Магуль-Мегери дала ему золотое блюдо с просьбой выставлять его во всех городах, чтобы найти человека, которому это блюдо знакомо. Тифлисский купец добрался до Халафа, музыкант увидел блюдо, принадлежавшее его возлюбленной. Торговец напомнил, что до возвращения в Тифлис осталось несколько дней. Ашик-Кериб, решив вернуться домой, скакал без отдыха и остановок, загнал лошадь в дороге. Ему пришлось идти пешком, и он осознал, что добраться к сроку не успевает.Отчаявшийся юноша хотел даже броситься в пропасть. Спасителем оказался чудесный всадник, который на своем белом коне помог быстро перенестись в Тифлис.Потом герой понял, что всадником был святой Георгий Победоносец.

Кадр из фильма «Ашик-Кериб»

Спустя семь лет героя не узнали подросшая сестра и слепая мать. Магуль-Мегери отец выдает замуж за Куршуд-бека, но невеста готова уже покончить с собой: она приготовила для себя сосуд с ядом и острый кинжал. Неузнанный музыкант приходит на свадебное торжество и начинает петь. Девушка узнала голос любимого и кинулась в его объятия. Куршуд-бек был вынужден отступиться, покорившись судьбе. Он остановил своего брата, который бросился с кинжалом на влюбленных. Ашик-Кериб при помощи комочка земли, который дал ему святой Георгий, излечил свою мать, вернув ей зрение. Это чудо убедило присутствующих, что юноше помогают высшие силы.

Сюжет«Ашик-Кериба» универсален, подобные истории существовали в разные времена в фольклоре многих народов. В основе сюжета традиционная модель развития событий многих сказок: «любовь героев – разлука – верность – возвращение домой – счастливая встреча влюбленных и свадьба». Похожие сюжеты встречаются в таких произведениях, как «Одиссея» древнегреческого поэта Гомера, русских былинах о Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче и многих других шедеврах мировой литературы.

Образ главного героя

Романтическая история любви и коварства. Противостояние добра и зла в сказке

Образ бедного странствующего народного певца, вознагражденного за страдания, был близок Лермонтову, вызывал у него глубокую симпатию. Сам поэт тоже ощущал себя скитальцем на чужбине, его самого считали «певцом Кавказа», горцы его уважительно величали ашугом (ашиком), т.е. человеком, которому Всевышний дал поэтический дар.

Ашиком на Востоке называли музыканта, сочиняющего песни и аккомпанирующего себе на саазе. Такой исполнитель славился искусством рассказывать истории о любви, сочетая прозаическое повествование и пение. Именно мастерством пения и игры на саазе владел главный герой, которому «пророк^[5] не дал ничего, кроме высокого сердца и дара песен». Ашик-Кериб способен на возвышенные чувства, он проявляет благородство характера, чистоту помыслов. Ему не хочется с легкостью получить богатство, женившись с выгодой. Бедный юноша выбирает иной путь: предпочитает честно заработать свое состояние, понимая, что на это уйдут годы.Он не держит зла на коварного Куршуда, в знак примирения готов отдать ему свою сестру в жены.

Кадр из фильма «Ашик-Кериб»

Для героя и его невесты любовь стала смыслом всей жизни. Красавица турчанка Магуль-Мегери, несмотря на то, что была единственной и любимой дочерью богатого купца, выросла скромной, доброй и искренней девушкой. Она разумна и находчива, ей удалось найти способ напомнить Ашику о сроке возвращения. Образ героини является символом чистоты и верности.Она не поверила слухам о смерти возлюбленного и продолжала ждать его; была готова покончить с собой, но не жить с нелюбимым человеком. Автор сравнивает ее с «ангелом, живущим за звездами».

Противопоставлен талантливому и неунывающему Ашику-Керибу его соперник Куршуд-бек, притворявшийся другом музыканта. Он человек зажиточный и знатный, но злой и корыстный, готовый на подлог и ложь ради достижения своей цели. Он коварно решил жениться на возлюбленной своего друга,распространив слух о его гибели.Но в конце, поняв нравственное превосходство Ашика-Кериба и невозможность получить любовь девушки хитростью, покорно принимает свою участь.

Значение восточной мудрости, заложенной в поучительной сказке «Ашик-Кериб»

Небольшая восточная легенда стала известной в России благодаря интересу Лермонтова к кавказскому фольклору. Во всех народных сказках разных стран заложены определенные моральные или философские идеи. В сказке «Ашик-Кериб» отражены основы народной восточной мудрости. История бедного и доброго музыканта проникнута прославлением настоящей любви, для которой нет преград, ожиданием чуда, торжеством добра над злом. Сказка, как мудрая притча^[6], учит, что путь к счастью бывает долгим и непростым, но все получается у человека, поверившего в собственные силы, с добрыми намерениями он всегда достигнет желаемого. Сама судьба помогает в начинаниях человеку верному, порядочному, умеющему держать свое слово. А злость, коварство, зависть не способствуют исполнению желаний. Главный герой, благодаря силе своей любви и чистой душе получил в награду чудеса через посланника свыше.

Кадр из фильма «Ашик-Кериб»

Словарь

Корнет – младшее офицерское звание.

Сааза – семиструнный музыкальный восточный инструмент, напоминающий балалайку.

Калым – восточный обычай платить выкуп за невесту ее родителям.

Паша – восточный правитель.

Пророк – провозвестник божественной воли, святой человек, посредник между высшими силами и человечеством.

Притча – небольшой рассказ с нравственным поучением.

«
Давно тому назад, в городе Тифлизе, жил один богатый турок; много аллах дал ему золота, но дороже золота была ему единственная дочь Магуль-Мегери: хороши звезды на небеси, но за звездами живут ангелы, и они еще лучше, так и Магуль-Мегери была лучше всех девушек Тифлиза. Был также в Тифлизе бедный Ашик-Кериб; пророк не дал ему ничего, кроме высокого сердца — и дара песен; играя на саазе (балалайка турец<кая>) и прославляя древних витязей Туркестана, ходил он по свадьбам увеселять богатых и счастливых; — на одной свадьбе он увидал Магуль-Мегери, и они полюбили друг друга. Мало было надежды у бедного Ашик-Кериба получить ее руку — и он стал грустен как зимнее небо.

Вот раз он лежал в саду под виноградником и наконец заснул; в это время шла мимо Магуль-Мегери с своими подругами; и одна из них, увидав спящего ашика (балалаечник), отстала и подошла к нему: «Что ты спишь под виноградником, — запела она, — вставай, безумный, твоя газель идет мимо»; он проснулся — девушка порхнула прочь, как птичка; Магуль-Мегери слышала ее песню и стала ее бранить: «Если б ты знала, — отвечала та, — кому я пела эту песню, ты бы меня поблагодарила: это твой Ашик-Кериб»; — «Веди меня к нему», — сказала Магуль-Мегери; — и они пошли. Увидав его печальное лицо, Магуль-Мегери стала его спрашивать и утешать; «Как мне не грустить, — отвечал Ашик-Кериб, — я тебя люблю, и ты никогда не будешь моею». — «Проси мою руку у отца моего, — говорила она, — и отец мой сыграет нашу свадьбу на свои деньги и наградит меня столько, что нам вдвоем достанет». — «Хорошо, — отвечал он, — положим, Аян-Ага ничего не пожалеет для своей доч<ер>и; но кто знает, что после ты не будешь меня упрекать в том, что я ничего не имел и тебе всем обязан; — нет, милая Магуль-Мегери; я положил зарок на свою душу; обещаюсь 7 лет странствовать по свету и нажить себе богатство, либо погибнуть в дальних пустынях; если ты согласна на это, то по истечении срока будешь моею». — Она согласилась, но прибавила, что если в назначенный день он не вернется, то она сделается женою Куршуд-бека, который давно уж за нее сватается.

Михаил Лермонтов «Ашик-Кериб» полный текст >>>

»

This article is about the short story by Lermontov. For the film directed by Sergei Parajanov, see Ashik Kerib (film).

«Ashik Kerib» (Russian: Ашик Кериб) is a short story by Mikhail Lermontov written in 1837. Aplin describes its status as «obscure» and appearing to be an «unrevised transcription of a folk tale that was well known in slightly different versions throughout the Caucasus».^[1] Powelstock describes it as «what appears to be a transcription, in prose, of a Turkish fairy-tale».^[2]
Together with his later A Hero of Our Time, Ashik Kerib testifies to the substantial part the landscapes and traditions of the Caucasus played in Lermontov’s creative consciousness.^[1] «Ashik Kerib» is also part of the 19th-century genre of Russian literature of Caucasus writings (produced at a time when the Russian Empire was engaged in a prolonged drive to acquire the lands south of the Caucasus Mountains).^[3][4][5]

Synopsis[edit]

Kerib, a poor but good-hearted ashik (minstrel) living in the city of Tiflis, is in love with Magul-Megeri, the beautiful daughter of a local rich man. The feeling is mutual, but Magul-Megeri’s father would prefer her to marry Kurshudbek, a rather rude but wealthier man who has long has his eye on her. Ashik Kerib makes a deal with her father: he will travel the world for seven years and earn enough wealth to be worthy of Magul-Megeri’s hand. If he fails to return or returns with not enough, she will have to marry Kurshudbek.

On Ashik Kerib’s way out of the city, Kurshudbek meets him on the road and they travel together for a short while, until they reach a river. There is no bridge, so Kurshudbek tells Ashik Kerib to take off his robe and swim across, he would follow close behind. As soon as Ashik Kerib is in the river, though, Kurshudbek steals his robe and rides back to Tiflis, where he goes to the house of Ashik Kerib’s mother and tells her that her son has drowned in the river, offering the wet robe as proof. She weeps bitterly, but Magul-Megeri tells her not to believe Kurshudbek, it is all a trick to make her marry him. For her part, Magul-Megeri flatly refuses to marry Kurshudbek before the seven years have gone by.

Unaware of the drama unfolding back in Tiflis, Ashik Kerib wanders on, traveling from village to village, singing and playing his saz (Turkic lute) in exchange for food and shelter. Eventually he comes to the city of Khalaf, where he begins playing and singing in a tavern. In Khalaf there is a wealthy pasha who loves music, and many musicians have come to his court hoping for some rewards or gifts, but he is never satisfied with any of them and kicks each one out with no payment whatsoever. But as soon as the townsfolk hear Ashik Kerib, they all urge him to go and play for the pasha, who they say is sure to like him. Ashik Kerib is not entirely convinced, but goes and plays anyway. He sings a song in praise of his beloved Magul-Megeri, and it touches the angry pasha so deeply that he immediately agrees to take on Ashik Kerib into his own house.

In the care of the pasha of Khalaf, Ashik Kerib gets very rich. He wears the finest clothes, eats the best food, and lives comfortably and happily, with all he could ever wish for. He stays with the pasha for nearly seven years, and all but forgets his home and his beloved.

Meanwhile, back in Tiflis, Magul-Megeri is getting worried. Has her Ashik Kerib forgotten her? Or worse, has he really been killed like Kurshudbek said? She gets an idea, and goes to see the town merchant who is about to leave with the caravanserai. She gives him a golden plate from her home, one that she knows Ashik Kerib will recognize, and instructs him to show it to every man in every town he visits to see who recognizes it. He agrees, and it goes just according to plan: when he reaches Khalaf and is showing the dish around, Ashik Kerib shouts from the crowd that it is his. The merchant recognizes Ashik Kerib as well, and tells him that he’d better hurry up back to Tiflis, because the seven years are almost up and if he does not return in time, she will be given to Kurshudbek.

Suddenly remembering everything, Ashik Kerib clutches his head in his hands with shame, and immediately gets on his horse to ride back to Tiflis. But he has only three days before the seven years are up, and it is at least three months to Tiflis. Everything looks hopeless. In despair, Ashik Kerib cries out to the heavens: «O mighty Allah! If you don’t help me now, then there is nothing left for me on Earth!»

Then suddenly Ashik Kerib sees in the distance a man on a great white horse. The man calls out to him: «What is it you desire?» Ashik Kerib miserably replies that he wants to die. «Well, get down on the ground then, if that’s what you want, and I’ll kill you,» says the man, but Ashik Kerib hesitates and decides he doesn’t really want to die.

The man invites Ashik Kerib to follow along behind him, but Ashik Kerib’s horse is too slow, so the man lets him sit behind him in the saddle of the great white horse. The man asks him where he needs to go, and Ashik Kerib replies that first of all he needs to make it to the town of Arzrum. So the man instructs Ashik Kerib to close his eyes, and a few seconds later when he opens them he is astonished to see that they are in Arzrum! Ashik Kerib gets curious, and tells the man that he made a mistake, and he really had to be in Kars. So again, he closes his eyes and when he opens them, finds himself in Kars.

Now Ashik Kerib is terribly ashamed of himself, throws himself down onto his knees and begs forgiveness from the mysterious man for lying, and tells him that really, he has to be in Tiflis. The man is angry, but agrees to take him finally to Tiflis.

See also[edit]

• Ashik Kerib (film)
• Culture of Azerbaijan

References[edit]

This article is about the short story by Lermontov. For the film directed by Sergei Parajanov, see Ashik Kerib (film).

«Ashik Kerib» (Russian: Ашик Кериб) is a short story by Mikhail Lermontov written in 1837. Aplin describes its status as «obscure» and appearing to be an «unrevised transcription of a folk tale that was well known in slightly different versions throughout the Caucasus».^[1] Powelstock describes it as «what appears to be a transcription, in prose, of a Turkish fairy-tale».^[2]
Together with his later A Hero of Our Time, Ashik Kerib testifies to the substantial part the landscapes and traditions of the Caucasus played in Lermontov’s creative consciousness.^[1] «Ashik Kerib» is also part of the 19th-century genre of Russian literature of Caucasus writings (produced at a time when the Russian Empire was engaged in a prolonged drive to acquire the lands south of the Caucasus Mountains).^[3][4][5]

Synopsis[edit]

Kerib, a poor but good-hearted ashik (minstrel) living in the city of Tiflis, is in love with Magul-Megeri, the beautiful daughter of a local rich man. The feeling is mutual, but Magul-Megeri’s father would prefer her to marry Kurshudbek, a rather rude but wealthier man who has long has his eye on her. Ashik Kerib makes a deal with her father: he will travel the world for seven years and earn enough wealth to be worthy of Magul-Megeri’s hand. If he fails to return or returns with not enough, she will have to marry Kurshudbek.

On Ashik Kerib’s way out of the city, Kurshudbek meets him on the road and they travel together for a short while, until they reach a river. There is no bridge, so Kurshudbek tells Ashik Kerib to take off his robe and swim across, he would follow close behind. As soon as Ashik Kerib is in the river, though, Kurshudbek steals his robe and rides back to Tiflis, where he goes to the house of Ashik Kerib’s mother and tells her that her son has drowned in the river, offering the wet robe as proof. She weeps bitterly, but Magul-Megeri tells her not to believe Kurshudbek, it is all a trick to make her marry him. For her part, Magul-Megeri flatly refuses to marry Kurshudbek before the seven years have gone by.

Unaware of the drama unfolding back in Tiflis, Ashik Kerib wanders on, traveling from village to village, singing and playing his saz (Turkic lute) in exchange for food and shelter. Eventually he comes to the city of Khalaf, where he begins playing and singing in a tavern. In Khalaf there is a wealthy pasha who loves music, and many musicians have come to his court hoping for some rewards or gifts, but he is never satisfied with any of them and kicks each one out with no payment whatsoever. But as soon as the townsfolk hear Ashik Kerib, they all urge him to go and play for the pasha, who they say is sure to like him. Ashik Kerib is not entirely convinced, but goes and plays anyway. He sings a song in praise of his beloved Magul-Megeri, and it touches the angry pasha so deeply that he immediately agrees to take on Ashik Kerib into his own house.

In the care of the pasha of Khalaf, Ashik Kerib gets very rich. He wears the finest clothes, eats the best food, and lives comfortably and happily, with all he could ever wish for. He stays with the pasha for nearly seven years, and all but forgets his home and his beloved.

Meanwhile, back in Tiflis, Magul-Megeri is getting worried. Has her Ashik Kerib forgotten her? Or worse, has he really been killed like Kurshudbek said? She gets an idea, and goes to see the town merchant who is about to leave with the caravanserai. She gives him a golden plate from her home, one that she knows Ashik Kerib will recognize, and instructs him to show it to every man in every town he visits to see who recognizes it. He agrees, and it goes just according to plan: when he reaches Khalaf and is showing the dish around, Ashik Kerib shouts from the crowd that it is his. The merchant recognizes Ashik Kerib as well, and tells him that he’d better hurry up back to Tiflis, because the seven years are almost up and if he does not return in time, she will be given to Kurshudbek.

Suddenly remembering everything, Ashik Kerib clutches his head in his hands with shame, and immediately gets on his horse to ride back to Tiflis. But he has only three days before the seven years are up, and it is at least three months to Tiflis. Everything looks hopeless. In despair, Ashik Kerib cries out to the heavens: «O mighty Allah! If you don’t help me now, then there is nothing left for me on Earth!»

Then suddenly Ashik Kerib sees in the distance a man on a great white horse. The man calls out to him: «What is it you desire?» Ashik Kerib miserably replies that he wants to die. «Well, get down on the ground then, if that’s what you want, and I’ll kill you,» says the man, but Ashik Kerib hesitates and decides he doesn’t really want to die.

The man invites Ashik Kerib to follow along behind him, but Ashik Kerib’s horse is too slow, so the man lets him sit behind him in the saddle of the great white horse. The man asks him where he needs to go, and Ashik Kerib replies that first of all he needs to make it to the town of Arzrum. So the man instructs Ashik Kerib to close his eyes, and a few seconds later when he opens them he is astonished to see that they are in Arzrum! Ashik Kerib gets curious, and tells the man that he made a mistake, and he really had to be in Kars. So again, he closes his eyes and when he opens them, finds himself in Kars.

Now Ashik Kerib is terribly ashamed of himself, throws himself down onto his knees and begs forgiveness from the mysterious man for lying, and tells him that really, he has to be in Tiflis. The man is angry, but agrees to take him finally to Tiflis.

See also[edit]

• Ashik Kerib (film)
• Culture of Azerbaijan

References[edit]

 Роль Кавказа в жизни Михаила Лермонтова

Рис. 1. Ми­ха­ил Юрье­вич Лер­мон­тов

Ми­ха­ил Лер­мон­тов (рис. 1) погиб в 1841 году на Кав­ка­зе, на дуэли. После этого в Пе­тер­бур­ге раз­би­ра­ли остав­ши­е­ся после него бу­ма­ги. Была най­де­на ру­ко­пись, явно не под­го­тов­лен­ная к пе­ча­ти. На листе, ко­то­рый обо­ра­чи­вал ру­ко­пись свер­ху в ка­че­стве об­лож­ки, было на­пи­са­но так: «Ашик-Ке­риб», ту­рец­кая сказ­ка (рис. 2).

Рис. 2. Б.А. Дех­те­рев. «Ашик-Ке­риб»

Таким об­ра­зом, об этом про­из­ве­де­нии Лер­мон­то­ва стало из­вест­но толь­ко после его смер­ти. Впер­вые оно было опуб­ли­ко­ва­но через пять лет после его ги­бе­ли.

Счи­та­ют, что на­пи­са­на эта сказ­ка была в 1838 году, то есть во время пер­вой по­езд­ки Лер­мон­то­ва на Кав­каз (рис. 3). Име­ет­ся в виду его пер­вая взрос­лая по­езд­ка в ка­че­стве офи­це­ра, по­сколь­ку до этого Лер­мон­тов бывал на Кав­ка­зе не один раз ещё в дет­стве.

Рис. 3. М.Ю. Лер­мон­тов. «Вид Пя­ти­гор­ска»

Кав­каз в жизни Лер­мон­то­ва играл ко­лос­саль­ную роль. Можно ска­зать, что Лер­мон­тов – самый кав­каз­ский из рус­ских пи­са­те­лей, если иметь в виду тех, ко­то­рые бы­ва­ли на Кав­ка­зе, пи­са­ли о Кав­ка­зе, ин­те­ре­со­ва­лись Кав­ка­зом.

Кав­ка­зом Лер­мон­тов «за­бо­лел» ещё в дет­стве. По­лу­ча­ет­ся неко­то­рый ка­лам­бур, по­то­му что при­чи­ной по­э­ти­че­ско­го «за­бо­ле­ва­ния» стала ре­аль­ная бо­лезнь маль­чи­ка Лер­мон­то­ва. За­бот­ли­вая ба­буш­ка Ми­ха­и­ла Юрье­ви­ча три раза во­зи­ла его на Кис­лые Воды, как их тогда на­зы­ва­ли, то есть на ми­не­раль­ные ку­рор­ты Се­вер­но­го Кав­ка­за, недав­но при­со­еди­нён­но­го к Рос­сии. Тогда он впер­вые уви­дел кав­каз­ские горы, ко­то­рые его по­ра­зи­ли (рис. 4), начал ин­те­ре­со­вать­ся их кра­со­той, мест­ным ко­ло­ри­том на ро­ман­ти­че­ском то­гдаш­нем языке. В общем, всем тем, что от­ли­ча­ло Кав­каз от при­выч­ной ему Рос­сии, всем, что вол­но­ва­ло во­об­ра­же­ние и при­вле­ка­ло взгляд.

Рис. 4. М. Ю. Лер­мон­тов. «Кре­сто­вая гора»

С Кав­ка­зом свя­за­ны пер­вые по­э­ти­че­ские опыты, сде­лан­ные им, когда он ещё был уче­ни­ком пан­си­о­на Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та, потом юн­кер­ской школы. Про Кав­каз го­во­рит и пер­вая опуб­ли­ко­ван­ная его поэма.

Оче­ред­ной по­езд­кой на Кав­каз Лер­мон­тов обя­зан своим сти­хо­тво­ре­ни­ем «На смерть поэта» (рис. 5).

Рис. 5. Чер­но­вик сти­хо­тво­ре­ния «На смерть поэта»

В эту «твор­че­скую» ко­ман­ди­ров­ку его от­пра­ви­ла власть за то, что он на­пи­сал воз­му­тив­шее пра­ви­тель­ство сти­хо­тво­ре­ние. У Лер­мон­то­ва по­яв­ля­ет­ся пре­крас­ная воз­мож­ность со­би­рать ма­те­ри­ал для его новых про­из­ве­де­ний. Из­вест­но, что во­сто­ком он увле­кал­ся по-на­сто­я­ще­му глу­бо­ко и страст­но. Он изу­чал обы­чаи мест­ных на­ро­дов, об­щал­ся с лю­дь­ми самых раз­лич­ных на­ци­о­наль­но­стей, ре­ли­гий и куль­тур. Он даже пы­тал­ся изу­чать азер­бай­джан­ский язык, ко­то­рый тогда на­зы­ва­ли на Кав­ка­зе ту­рец­ким язы­ком.

Лер­мон­тов не один раз бывал в Ти­фли­се, ко­то­рый сей­час на­зы­ва­ет­ся Тби­ли­си и яв­ля­ет­ся сто­ли­цей Гру­зии. Тогда Ти­флис был за­ме­ча­тель­ным го­ро­дом, можно даже ска­зать, Па­ри­жем За­кав­ка­зья, в том плане, что город был ярким, пёст­рым, с боль­шим ко­ли­че­ством куль­тур­ных эле­мен­тов, туда сте­ка­лись люди раз­ных сто­рон. Это было скре­ще­ние куль­тур. Там были рус­ские, ар­мяне, турки, гру­зи­ны, иран­цы, азер­бай­джан­цы. Всё это «ва­ри­лось в одном котле» – пе­ре­ме­ши­ва­лись языки, сю­же­ты, крас­ки (рис. 6).

Рис. 6. Ти­флис

Воз­мож­но, имен­но в этом го­ро­де Лер­мон­то­вым был на­пи­сан сюжет «Ашик-Ке­ри­ба» (рис. 7). Имен­но там раз­во­ра­чи­ва­ет­ся ка­кая-то часть дей­ствий этой сказ­ки.

Рис. 7. К/Ф «Ашик-Ке­риб». Реж. С. Па­ра­джа­нов

 Ашик-Ке­риб и Одис­сей

Ис­то­рия Ашик-Ке­ри­ба уни­вер­саль­ная в том смыс­ле, что такой сюжет есть у раз­ных на­ро­дов. Он су­ще­ство­вал в раз­ные эпохи, в раз­ные вре­ме­на, в раз­ных во­пло­ще­ни­ях. Самая зна­ме­ни­тая па­рал­лель – ис­то­рия Одис­сея и его воз­вра­ще­ния на Итаку.

Го­ме­ров­ская поэма «Одис­сей» ши­ро­ко из­вест­на во всём мире. Её клас­си­че­ский пе­ре­вод на рус­ский язык был вы­пол­нен Ва­си­ли­ем Жу­ков­ским, со­вре­мен­ни­ком Лер­мон­то­ва.

Эти две ис­то­рии до­воль­но по­хо­жи при всех мест­ных раз­ли­чи­ях. Ашик-Ке­риб стран­ству­ет, Одис­сей тоже стран­ству­ет. Они встре­ча­ют раз­ных людей, с ними про­ис­хо­дят раз­ные ис­то­рии. Потом оба героя воз­вра­ща­ют­ся к себе на ро­ди­ну. Один – к неве­сте (Ашик-Ке­риб), дру­гой – к жене (Одис­сей). Оба воз­вра­ща­ют­ся на сва­дьбу или почти на сва­дьбу. Ма­гуль-Ме­ге­ри, воз­люб­лен­ная Ашик-Ке­ри­ба, долж­на выйти замуж за Кур­шуд-бе­ка. Руку Пе­не­ло­пы, вер­ной жены Одис­сея, оспа­ри­ва­ют, счи­тая, что Одис­сей погиб, мно­гие мо­ло­дые люди. Чтобы вер­нуть себе свой ста­тус мужа или же­ни­ха, оба героя долж­ны прой­ти неко­то­рые ис­пы­та­ния, до­ка­зать, что они это они, и раз­ру­шить сва­деб­ные планы своих со­пер­ни­ков.

И тому, и дру­го­му герою по­мо­га­ет вер­нуть­ся некая вол­шеб­ная сила. В слу­чае с Одис­се­ем – это бо­ги­ня Афина, в слу­чае с Ашик-Ке­ри­бом – свя­той Ге­ор­гий (у Лер­мон­то­ва).

Мы видим один и тот же эпи­зод. Одис­сей по­па­да­ет домой в по­след­ний мо­мент стран­ствия неве­ро­ят­но быст­ро. Ему по­мо­га­ет чу­дес­ный народ фи­ак­ров, ко­то­рые об­ла­да­ют осо­бен­ным свой­ством: их ко­раб­ли до­став­ля­ют пут­ни­ков на ро­ди­ну неве­ро­ят­но быст­ро, ка­ким-то вол­шеб­ным спо­со­бом. Ашик-Ке­ри­ба так же быст­ро до­став­ля­ет в нуж­ное место чу­дес­ный конь свя­то­го Ге­ор­гия.

Когда оба героя ока­зы­ва­ют­ся у себя дома, про­ис­хо­дят сцены узна­ва­ния или по­сте­пен­но­го узна­ва­ния. Мать сна­ча­ла не при­ни­ма­ет Ашик-Ке­ри­ба, но его узна­ёт по го­ло­су, по звуку сазы неве­ста. Одис­сея сна­ча­ла узна­ёт ста­рая слу­жан­ка, узна­ёт ста­рый раб, а уже потом при­зна­ёт и жена Пе­не­ло­па.

После вся­ких при­клю­че­ний и ис­пы­та­ний оба героя по­лу­ча­ют то, что хотят: Одис­сей ста­но­вит­ся хо­зя­и­ном в своём доме, воз­вра­ща­ет себе жену и власть над ост­ро­вом, Ашик-Ке­риб ста­но­вит­ся мужем Ма­гуль-Ме­ге­ри.

Ис­то­рия Ашик-Ке­ри­ба более мир­ная и доб­ро­душ­ная. Всё-та­ки Одис­сей, на­во­дя по­ря­док в доме, устра­и­ва­ет на­сто­я­щую бойню, ис­треб­ляя в кро­ва­вом бою своих обид­чи­ков. А Ашик-Ке­риб не толь­ко по­лу­ча­ет своё, но и устра­и­ва­ет ещё дела сво­е­го со­пер­ни­ка. Он пред­ла­га­ет Кур­шуд-бе­ку в жёны свою сест­ру и из­ряд­ную сумму денег, ко­то­рую при­вёз с собой из стран­ствия. Таким об­ра­зом, все счаст­ли­вы, пол­ный мир и ни еди­ной ка­пель­ки крови.

 Источники сюжета сказки «Ашик-Кериб»

Автор на­зы­ва­ет эту ис­то­рии сказ­кой (таков под­за­го­ло­вок), и так её на­зы­ва­ем и мы. Но Лер­мон­тов не был ска­зоч­ни­ком. Его нель­зя счи­тать ав­то­ром этого про­из­ве­де­ния. Ско­рее, это за­пись до­ста­точ­но­го из­вест­но­го тек­ста, ко­то­рый бы­то­вал на ши­ро­ких про­сто­рах Азии, в Тур­ции, Тур­ке­стане (со­вре­мен­ная Сред­няя Азия), Ар­ме­нии, Азер­бай­джане, Гру­зии. Это то, что на­зы­ва­ет­ся дастан.

Даста­ном на­зы­ва­ют неко­то­рый жанр ази­ат­ской по­э­зии. Есть очень из­вест­ные даста­ны, такие как «Лейли и Медж­нун» (рис. 8).

Рис. 8. Афиша 1908 г. оперы «Лейли и Медж­нун»

Обыч­но в дастане при­сут­ству­ют лю­бов­ная ис­то­рия, дра­ма­ти­че­ский сюжет, стран­ствия, аван­тю­ры, при­клю­че­ния, ка­кие-то эле­мен­ты фан­та­сти­ки или фан­тас­ма­го­рии.

Дастан устро­ен таким об­ра­зом, что он от­ча­сти про­за­и­че­ский, от­ча­сти по­э­ти­че­ский. Даста­ны ис­пол­ня­ли бро­дя­чие певцы, ко­то­рые в раз­ных стра­нах во­сто­ка на­зы­ва­ют­ся по-раз­но­му. На­при­мер, в Ар­ме­нии это – ашуги (рис. 9), в Азер­бай­джане – ашики.

Рис. 9. Ашуги

Такой че­ло­век ак­ком­па­ни­ро­вал себе на сазе – спе­ци­фи­че­ском во­сточ­ном ин­стру­мен­те, от­ча­сти род­ствен­ном ги­та­ре. Эти люди в раз­лич­ных ко­фей­нях или на по­сто­я­лых дво­рах рас­ска­зы­ва­ли дра­ма­ти­че­ские лю­бов­ные ис­то­рии. Обыч­но слу­ша­те­ли за­ра­нее знали сюжет, но це­ни­ли ис­кус­ство дан­но­го рас­сказ­чи­ка, и каж­дый раз все эти пе­ри­пе­тии, при­клю­че­ния пе­ре­жи­ва­ли за­но­во. Рас­сказ­чик часть вре­ме­ни рас­ска­зы­вал про­за­и­че­ский текст, потом брал­ся за саз и пел ка­кие-то по­э­ти­че­ские от­рыв­ки в тех мо­мен­тах, когда это де­ла­ли герои его рас­ска­за.

Ис­сле­до­ва­те­ли не при­шли к еди­но­му мне­нию, кто же рас­ска­зал Лер­мон­то­ву эту ис­то­рию и к какой на­род­ной вер­сии она ближе – азер­бай­джан­ской, гру­зин­ской или ар­мян­ской. По спе­ци­фи­че­ским сло­вам, ко­то­рые упо­ми­на­ют­ся в про­из­ве­де­нии, можно ска­зать о том, что это всё-та­ки был азер­бай­джан­ский ис­точ­ник, по­то­му что там упо­треб­ля­ют­ся азер­бай­джан­ские формы слов, про­из­не­се­ние ка­ких-то на­зва­ний мест и т. д. Что же ка­са­ет­ся сю­же­та, то про­сле­жи­ва­ет­ся бли­зость к гру­зин­ским и ар­мян­ским ва­ри­ан­там той же самой ле­ген­ды. В ре­зуль­та­те по­лу­ча­ет­ся об­ще­во­сточ­ная по­весть. Тем не менее её глав­ные герои – явно турки, на­вер­но, по­это­му Лер­мон­тов на­звал это ту­рец­кой сказ­кой. Хотя в целом, Ти­флис – город, ко­то­рый был боль­ше на­се­лён гру­зи­на­ми и ар­мя­на­ми, неже­ли тур­ка­ми, там было боль­ше хри­сти­ан. Но герои этой ис­то­рии (от­ча­сти на­род­ной, а от­ча­сти – вы­мыш­лен­ной Лер­мон­то­вым) – му­суль­мане (рис. 10).

Рис. 10. Ри­су­нок князя Г.Г. Га­га­ри­на «Ры­ноч­ная пло­щадь Ти­фли­са»

 Сюжет сказки «Ашик-Кериб»

Рас­смот­ри­те, как вы­гля­дит сюжет ис­то­рии, из­ло­жен­ной в сказ­ке Лер­мон­то­ва.

Жив­ший в Ти­фли­се бед­няк Ашик-Ке­риб играл на сазе и влю­бил­ся в Ма­гуль-Ме­ге­ри (дочь бо­га­то­го турка по имени Аяк-Ага) (рис. 11).

Рис. 11. Ашик-Ке­риб

Бу­дучи бед­ным, он не ре­шал­ся же­нить­ся на бо­га­той де­вуш­ке. По­это­му он дал ей обе­ща­ние семь лет стран­ство­вать по бе­ло­му свету, чтобы на­жить себе бо­гат­ство. Ма­гуль-Ме­ге­ри (рис. 12) на это со­гла­си­лась, но по­ста­ви­ла такое усло­вие: если через семь лет он не вер­нёт­ся, то она вый­дет замуж за Кур­шуд-бе­ка, ко­то­рый давно уже до­би­ва­ет­ся её руки.

Рис. 12. Ма­гуль-Ме­ге­ри

Бек – это знат­ный, бо­га­тый, вли­я­тель­ный че­ло­век. Этот пер­со­наж ре­ша­ет­ся на неко­то­рое пре­да­тель­ство. Он со­про­вож­да­ет Ашика в его до­ро­ге, до­жи­да­ет­ся, когда Ашик-Ке­риб пе­ре­плы­ва­ет реку, остав­ляя на по­пе­че­ние Кур­шуд-бе­ка одеж­ду на бе­ре­гу, хва­та­ет эту одеж­ду и уво­зит (рис. 13).

Рис. 13. Ашик-Ке­риб и Кур­шуд-бек

При­во­зит эту одеж­ду ма­те­ри Ашик-Ке­ри­ба и го­во­рит, что её сын уто­нул в реке. Мать по­ве­ри­ла в из­ве­стие о смер­ти её сына и вы­пла­ка­ла все глаза – она ослеп­ла. Ин­те­рес­но, что Ма­гуль-Ме­ге­ри не верит в то, что её лю­би­мый погиб. Она про­дол­жа­ет его ожи­дать.

Даль­ше с Ашик-Ке­ри­бом про­ис­хо­дят при­клю­че­ния. Он при­хо­дит в Халаф – город в Сирии, ко­то­рый ита­льян­цы и дру­гие ев­ро­пей­цы вслед за ними на­зы­ва­ли Алеп­по. Там он вхо­дит в ми­лость к од­но­му паше (то есть к бо­га­то­му че­ло­ве­ку, к пра­ви­те­лю), ко­то­рый даёт ему много денег. Ашик по­се­ля­ет­ся у этого паши (рис. 14) и ста­но­вит­ся бо­га­тым че­ло­ве­ком.

Рис. 14. Паша

Про­хо­дит почти семь лет. В рас­ска­зе Лер­мон­то­ва го­во­рит­ся, что автор не знает, забыл Ашик-Ке­риб о своём обе­ща­нии или нет, но можно пред­по­ло­жить, что забыл. Ма­гуль-Ме­ге­ри ре­ша­ет его вер­нуть.

Стран­ство­вать по стра­нам Ближ­не­го Во­сто­ка (по Сирии) от­прав­ля­ет­ся купец из Ти­фли­са (рис. 15). Она даёт этому купцу по­ру­че­ние, даёт ему своё зо­ло­тое блюдо и го­во­рит: «Во всех го­ро­дах, где ты бу­дешь, вы­став­ляй это блюдо, пока не при­дёт че­ло­век, ко­то­рый ска­жет, что это его блюдо, и предъ­явит до­ка­за­тель­ства». Так и про­ис­хо­дит.

Рис. 15. Купец в Ха­ла­фе

Купец стран­ству­ет, до­би­ра­ет­ся до го­ро­да Ха­ла­фа и там по этому блюду Ашик-Ке­риб узна­ёт, что это блюдо по­сла­ла его воз­люб­лен­ная. Купец пе­ре­да­ёт Ашику весть, что оста­лось несколь­ко дней и он дол­жен вер­нуть­ся в Ти­флис.

Дело под­хо­дит к куль­ми­на­ции. Ашик-Ке­риб в тя­жё­лом по­ло­же­нии. Вре­ме­ни оста­лось неве­ро­ят­но мало. Если по­смот­реть на карту, то ста­нет по­нят­но, что от го­ро­да Алеп­по до Ти­фли­са рас­сто­я­ние из­ряд­ное. Даже сей­час до­брать­ся на ав­то­мо­би­ле зай­мёт очень много вре­ме­ни, может быть, неде­лю. Тогда же были толь­ко ло­ша­ди. Ашик-Ке­риб бро­са­ет­ся в седло и ска­чет. Ему уда­ёт­ся до­брать­ся до Ар­зе­ру­ма (Ар­ме­ния). Там ло­шадь его пала, даль­ше он может идти толь­ко пеш­ком. Тут на по­мощь ему при­хо­дит чу­дес­ный всад­ник, у ко­то­ро­го есть чу­дес­ный конь, уме­ю­щий за ми­ну­ту пе­ре­но­сить в любой город. После неко­то­рых пе­ри­пе­тий вол­шеб­ный всад­ник пе­ре­но­сит Ашик-Ке­ри­ба в Ти­флис (рис. 16).

Рис. 16. Всад­ник по­мо­га­ет Ашик-Ке­ри­бу

Хаде­ри­ли­аз – ин­те­рес­ный пер­со­наж во­сточ­но­го, в ос­нов­ном му­суль­ман­ско­го, фольк­ло­ра, некий про­рок. У Лер­мон­то­ва го­во­рит­ся, что Хаде­ри­ли­аз – это свя­той Ге­ор­гий (рис. 17).

Рис. 17. Свя­той Ге­ор­гий По­бе­до­но­сец

Это стран­но. Пер­вый – это му­суль­ман­ский про­рок, а вто­рой – хри­сти­ан­ский свя­той. Ис­сле­до­ва­те­ли го­во­рят, что на самом деле в Ар­ме­нии и Гру­зии этих двух пер­со­на­жей сме­ши­ва­ют, отож­деств­ля­ют. Эта черта, что Хаде­ри­ли­аз и свя­той Ге­ор­гий ока­зы­ва­ют­ся одним пер­со­на­жем, под­чёр­ки­ва­ет, что «Ашик-Ке­риб» – это об­ще­во­сточ­ный сюжет, общая ис­то­рия, где мест­ные раз­ли­чия не со­хра­ня­ют­ся, они сме­ши­ва­ют­ся в еди­ном котле пре­да­ний.

До­брать­ся до Ти­фли­са мало, ещё надо, чтобы тебя при­зна­ли. Про­шло семь лет. Мать ослеп­ла, сест­ра, остав­ша­я­ся дома, тоже героя не узна­ёт. А Ма­гуль-Ме­ге­ри в этот день уже сидит на сва­дьбе, уже идёт сва­деб­ное пир­ше­ство, ко­то­рое про­ис­хо­дит по во­сточ­но­му об­ря­ду: муж­чи­ны пи­ру­ют, а в том же по­ме­ще­нии, но за за­го­род­кой, сидит неве­ста и её де­вуш­ки (по­дру­ги). В одной руке у неве­сты сосуд с ядом, в дру­гой – кин­жал, по­то­му что Ма­гуль-Ме­ге­ри дала твёр­дое обе­ща­ние по­кон­чить с собой, но не стать женой Кур­шуд-бе­ка. Это самый ост­рый мо­мент по­вест­во­ва­ния. Му­зы­кант берёт свой саз и, неузнан­ный, при­хо­дит на сва­дьбу соб­ствен­ной неве­сты. Там он на­чи­на­ет иг­рать и петь. Ма­гуль-Ме­ге­ри по го­ло­су его узна­ёт и бро­са­ет­ся ему на шею. Даль­ше Кур­шуд-бек дол­жен при­нять ре­ше­ние: либо убить обоих, либо от­сту­пить­ся, при­знав судь­бу. Про­ис­хо­дит счаст­ли­вый конец. В ре­ша­ю­щий мо­мент наш герой до­ста­ёт ко­мо­чек земли, ко­то­рый ему оста­вил свя­той Ге­ор­гий. При по­мо­щи этого ко­моч­ка он ис­це­ля­ет свою мать, по­ма­зав ей глаза, и это чудо даёт всем при­сут­ству­ю­щим сви­де­тель­ство того, что он не лжёт, что он тот, кто он есть, и ему по­мо­га­ют выс­шие силы.

 Игра слов в произведении «Ашик-Кериб»

В по­след­ней части по­вест­во­ва­ния есть несколь­ко ин­те­рес­ных мо­мен­тов. При­сут­ству­ет некая игра слов и по­ня­тий. Ашик-Ке­риб – это имя че­ло­ве­ка в про­из­ве­де­нии. Но ашик – это на­зва­ние про­фес­сии (стран­ству­ю­щий му­зы­кант), а кериб (гариб) – чу­же­зе­мец, чужой, по­сто­рон­ний, стран­ник. Когда герой сту­чит­ся в свой дом, к своей ма­те­ри, он го­во­рит: «Я – твой кериб». По­лу­ча­ет­ся, что он го­во­рит, что он про­сто про­хо­жий. С одной сто­ро­ны – я про­хо­жий, с дру­гой – я твой сын. Она при­ни­ма­ет толь­ко первую часть этого зна­че­ния. Она слепа и не верит, что это её род­ной сын.

Точно так же на пир он при­хо­дит под ли­чи­ной сво­е­го ма­стер­ства, сво­е­го ре­мес­ла. Хотя тем самым он за­яв­ля­ет о себе на­пря­мую. Это такая тон­кая, свое­об­раз­ная смыс­ло­вая игра.

Если вер­нуть­ся к тому, что, кроме лер­мон­тов­ско­го тек­ста, есть на­род­ные сю­же­ты, ко­то­рые ис­пол­ня­лись бро­дя­чи­ми ашу­га­ми и аши­ка­ми в ко­фей­нях, то там всё было до­воль­но тонко, на уровне по­э­ти­че­ско­го слова. Слу­ша­те­ли и зри­те­ли очень це­ни­ли эту игру.

Оди­но­че­ство Лер­мон­то­ва

Ашик-Ке­риб ока­зал­ся на­мно­го счаст­ли­вее сво­е­го ав­то­ра – Ми­ха­и­ла Юрье­ви­ча Лер­мон­то­ва. Лер­мон­тов был че­ло­век со­вер­шен­но бес­при­ют­ный, че­ло­век, ко­то­ро­му было неку­да вер­нуть­ся. Этот мотив стран­ни­че­ства, что че­ло­век как за­бро­шен­ный ли­сток, ко­то­ро­му неку­да го­ло­ву пре­кло­нить, про­хо­дит крас­ной нитью через мно­гие его про­из­ве­де­ния.

Рис. 18. М.Ю. Лер­мон­тов. «Вос­по­ми­на­ния о Кав­ка­зе»

Если по­смот­реть его пе­ре­ме­ще­ния, то они носят за­ча­стую па­ра­док­саль­ный ха­рак­тер. Кав­каз был любим Лер­мон­то­вым, и серд­це его туда стре­ми­лось, но от­пра­ви­ли его туда слу­жить на­силь­но, в ка­че­стве на­ка­за­ния. Потом он пы­тал­ся вер­нуть­ся в Пе­тер­бург, были хло­по­ты ба­буш­ки, все­воз­мож­ные пе­ре­ме­ще­ния туда и об­рат­но. Ему, как пра­ви­ло, все­гда не хо­те­лось ехать туда, куда его от­прав­ля­ли в тот или иной мо­мент. Он ста­рал­ся всё де­лать на­пе­ре­кор. Так и про­вёл он несколь­ко по­след­них, наи­бо­лее пло­до­твор­ных, лет своей жизни (1837–41 гг.) между Пе­тер­бур­гом, Кав­ка­зом и За­кав­ка­зьем. Погиб он на пол­пу­ти из Пе­тер­бур­га к месту служ­бы на Кав­ка­зе – в Пя­ти­гор­ске, немно­го не до­е­хав до места на­зна­че­ния. Сам за­дер­жал­ся, не хотел ехать даль­ше и нашёл в Пя­ти­гор­ске свою судь­бу – погиб на дуэли (рис. 19).

Рис. 19. Р.К. Шведе. «Лер­мон­тов на смерт­ном одре»

Жизнь его про­шла в ски­та­ни­ях, без дома и без места, куда можно прий­ти, как к себе домой.

 Происхождение сюжета сказки «Ашик-Кериб» и его преобразования

Это до­воль­но узна­ва­е­мая ис­то­рия для тех, кто изу­чал ис­то­рию, фольк­лор, тра­ди­ци­он­ные на­род­ные сю­же­ты. Такой сюжет по­вто­ря­ет­ся в до­ста­точ­но мно­гих тра­ди­ци­ях в самые раз­ные эпохи. У учё­ных для этого есть спе­ци­аль­ный тер­мин, обо­зна­ча­ю­щий этот сюжет: муж или жених на сва­дьбе соб­ствен­ной жены или неве­сты. По­смот­ри­те, как из­ла­га­ет этот сюжет в наи­бо­лее общем виде фи­ло­лог Кон­стан­тин Аза­дов­ский:

«Муж по­ки­да­ет, по боль­шей части вы­нуж­ден­но, жену (или жених неве­сту) и берёт обе­ща­ние ждать опре­де­лён­ное ко­ли­че­ство лет … Жене (неве­сте) при­но­сят лож­ное из­ве­стие о смер­ти мужа или же­ни­ха и при­нуж­да­ют к за­му­же­ству. Герой узна­ёт тем или иным спо­со­бом о пред­сто­я­щей сва­дьбе и спе­шит домой, чаще всего с по­мо­щью вол­шеб­ной силы. По воз­вра­ще­нии домой пе­ре­оде­ва­ет­ся нищим, па­лом­ни­ком или му­зы­кан­том и про­ни­ка­ет в таком виде на сва­деб­ный пир, где про­ис­хо­дит узна­ва­ние. Жена узна­ёт мужа по го­ло­су или же бла­го­да­ря коль­цу, ко­то­рое тот бро­са­ет в кубок с вином».

Здесь есть опи­са­ние ко­стя­ка (ске­ле­та) этой ис­то­рии. По­нят­но, что в ходе по­вест­во­ва­ния рас­сказ­чик мог на­ни­зы­вать сколь­ко угод­но де­та­лей, раз­ви­вать сколь­ко угод­но сю­же­тов. В рам­ках этого по­вест­во­ва­ния можно изоб­ре­тать всё новые ис­то­рии.

Герой стран­ству­ет семь лет, с ним про­ис­хо­дят при­клю­че­ния, он встре­ча­ет раз­ных людей. Если рас­сказ­чик, сам певец, по­пут­но поёт песни, по­вест­во­ва­ние может удли­нять­ся или со­кра­щать­ся. Ис­сле­до­ва­те­ли та­ко­го даста­на в «Ашик-Ке­ри­бе» нашли мно­же­ство ва­ри­ан­тов, ко­то­рые до­воль­но за­мыс­ло­ва­ты и от­ли­ча­ют­ся друг от друга.

Если по­смот­реть на азер­бай­джан­скую ис­то­рию, ко­то­рая ближе всего к тому, что за­пи­сал Лер­мон­тов, то видно очень су­ще­ствен­ное раз­ли­чие. Текст Лер­мон­то­ва в сю­жет­ном плане ка­жет­ся даже несколь­ко бед­но­ва­тым по срав­не­нию со своим ис­точ­ни­ком. Лер­мон­тов не за­пи­сал (может быть, не знал) неко­то­рую очень ин­те­ре­сую предыс­то­рию. Дело в том, что в на­род­ном дастане дей­ствия на­чи­на­ют­ся не в Ти­фли­се, а в го­ро­де Теб­ри­зе (в Иране). Мо­ло­дой че­ло­век хочет стать аши­ком, но его не при­ни­ма­ют дру­гие ашики в своё со­об­ще­ство, может быть, по­то­му что у него нет ис­тин­но­го та­лан­та. Ему яв­ля­ет­ся во сне про­рок, свя­той, по­ка­зы­ва­ет изоб­ра­же­ние кра­са­ви­цы, жи­ву­щей в Ти­фли­се. Юноша, с одной сто­ро­ны, влюб­ля­ет­ся в эту кра­са­ви­цу, а с дру­гой сто­ро­ны, ста­но­вит­ся аши­ком. От выс­ших сил он по­лу­ча­ет лю­бовь и по­э­ти­че­ский дар од­но­вре­мен­но.

Если знать эту предыс­то­рию, ста­но­вит­ся более по­нят­но то, что непо­нят­но у Лер­мон­то­ва. На­при­мер, по­че­му некий про­рок, или свя­той Ге­ор­гий, ре­шил­ся по­мочь этому че­ло­ве­ку. Так про­ис­хо­дит имен­но по­то­му, что он был его по­кро­ви­те­лем с са­мо­го на­ча­ла. Он на­де­лил его по­э­ти­че­ским даром и яв­ля­ет­ся ини­ци­а­то­ром лю­бов­ной ис­то­рии, он за­ин­те­ре­со­ван в том, чтобы ис­то­рия была до­ве­де­на до конца. Так ис­то­рия вы­гля­дит за­ни­ма­тель­нее.

Но Лер­мон­тов на­пи­сал то, что знал, и в рус­скую куль­ту­ру этот сюжет вошёл в из­ло­же­нии Лер­мон­то­ва как сказ­ка «Ашик-Ке­риб». Ин­те­рес­но, что через Лер­мон­то­ва эта ис­то­рия за­но­во вер­ну­лась на Кав­каз, по­то­му что её стали ак­тив­но из­да­вать на рус­ском языке, потом в пе­ре­во­дах на гру­зин­ский, ар­мян­ский, азер­бай­джан­ский уже в ХХ веке. Про­изо­шла об­рат­ная вещь, когда пись­мен­ный ав­тор­ский текст по­вли­ял на уст­ную тра­ди­цию. Ис­то­рию про «Ашик-Ке­ри­ба» про­дол­жа­ли рас­ска­зы­вать За­кав­ка­зью как уст­ный рас­сказ и в ХХ веке. Воз­мож­но, неко­то­рые за­пи­сан­ные в Гру­зии и Ар­ме­нии ва­ри­ан­ты уже от­ра­зи­ли об­рат­ное вли­я­ние (вли­я­ние Лер­мон­то­ва) на уст­ную тра­ди­цию.

 «Ашик-Кериб» в российском кинематографе

Ин­те­рес­но раз­ви­тие этого сю­же­та в рос­сий­ском кино. В 1988 году в Гру­зии Сер­ге­ем Па­ра­джа­но­вым (рис. 20) был снят фильм «Ашик-Ке­риб» по сказ­ке Лер­мон­то­ва.

Рис. 20. С. И. Па­ра­джа­нов

Ин­те­рес­на ис­то­рия жизни этого ре­жис­сё­ра. Это со­вет­ский ре­жис­сёр ар­мян­ско­го про­ис­хож­де­ния, ро­див­ший­ся в Тби­ли­си, много сни­мав­ший, в том числе на Укра­ине (на ос­но­ва­нии укра­ин­ских фольк­лор­ных сю­же­тов). Укра­ин­цы счи­та­ли эти филь­мы наи­луч­шим вы­ра­же­ни­ем на­ци­о­наль­но­го духа своей куль­ту­ры.

Па­ра­джа­нов после вся­ких пе­ри­пе­тий своей жизни воз­вра­ща­ет­ся на ро­ди­ну и там сни­ма­ет фильм «Ашик-Ке­риб» (рис. 21). По­лу­ча­ет­ся ин­те­рес­ная ис­то­рия. Сюжет, рож­дён­ный на про­сто­рах во­сто­ка, за­пи­сан­ный Лер­мон­то­вым то ли в Азер­бай­джане, а ско­рее всего, как раз в Ти­фли­се, потом най­ден­ный в Пе­тер­бур­ге после ги­бе­ли поэта, воз­вра­ща­ет­ся снова на кав­каз­скую, гру­зин­скую почву уже в виде филь­ма. Это де­ла­ет­ся че­ло­ве­ком, ко­то­рый ро­дил­ся на Кав­ка­зе, был рус­ским ре­жис­сё­ром, че­ло­ве­ком рус­ской куль­ту­ры, вер­нул эту ис­то­рию на род­ную почву. Это очень кра­си­вый и важ­ный эпи­зод в ис­то­рии «Ашик-Ке­ри­ба».

Рис. 21. К/ф «Ашик-Ке­риб». Реж. С. Па­ра­джа­нов

Вопросы к конспектам

1. Ка­ко­во было от­но­ше­ние Лер­мон­то­ва к Кав­ка­зу?

2. Из каких ис­точ­ни­ков был взят сюжет сказ­ки Лер­мон­то­ва «Ашик-Ке­риб»?

3. На­зо­ви­те из­вест­ные вам про­из­ве­де­ния с по­хо­жей сю­жет­ной ли­ни­ей.

В 1837 г., в период первой ссылки на Кавказ, М. Ю. Лермонтов услышал и записал один из вариантов восточного дастана (поэмы, сказания), названного им сказкой «Ашик-Кериб». Впервые она была опубликована после смерти поэта в сборнике В. А. Соллогуба «Вчера и сегодня» (1846).

Уже в 50—60-х гг. прошлого столетия лермонтовская запись привлекла внимание деятелей культуры кавказских народов. Среди первых, заинтересовавшихся ею, был Степанос Назарян (1812—1872) — профессор Лазаревского института восточных языков. В 1857 г. он выпустил в Москве книгу для чтения, куда включил и свой перевод «Ашик-Кериба» на армянский язык (1). Заметим, что это — наиболее ранний перевод сказки Лермонтова на другие языки. Вслед за ним в Тифлисе вышли в свет кабардинский (1864 г.) и грузинский (1865 г.) переводы.

Перевод Назаряна отличается точностью, в нем нет каких-либо существенных отклонений от лермонтовского текста, однако в подзаголовке стоит не «Турецкая сказка», как в оригинале, а «Несчастный влюбленный». Имя автора не указано. Назарян, видимо, исходил из того, что сказка известна армянам и как «своя», и это дало ему возможность приспособить текст для армянского читателя. В переводе арменизированы многие тюркские слова и реалии мусульманской религии, но примечательно, что сохранено имя «Хадерилиаз (св. Георгий)». Ниже мы увидим, что это — весьма существенная деталь для выяснения источника лермонтовской записи. В армянском переводе все имена героев сказки и географические названия остались без изменений, и только вместо «Туркестана» стоит «Тачкастан» («Турция»).

В свое время вокруг этого слова в тексте Лермонтова возникли споры. С. А. Андреев-Кривич полагал, что под Туркестаном следует подразумевать Туркмению и что это место в лермонтовской записи восходит к туркменскому варианту дастана («Шасенем и Гарып») (2). На несостоятельность подобного утверждения указал И. Л. Андроников, согласившись с мнением акад. В. А. Гордлевского и других видных тюркологов, считавших, что у Лермонтова речь идет о Турции («Туркестан» надо понимать как «страну турок» по аналогии с «Дагестан», «Анастан» н т. д.). Да и само содержание сказки, как верно замечает Андроников, подсказывает такое толкование: героиня — турчанка, ряд событий происходит в Турции (3).

Разногласия возникли также по поводу места и источников записи «Ашик-Кериба». Вопросы эти сложные и должны изучаться коллективными усилиями лермонтоведов, фольклористов и востоковедов. Решение их осложняется еще и тем, что исследователи располагают единственным наиболее полным опубликованным вариантом дастана — азербайджанским (4) — да пересказом грузинской (5) и армянской (6) версий. К тому же все они более поздние, чем запись Лермонтова. И тем не менее ученые пытались разобраться в этих вопросах.

Уже В. А. Мануйлов обратил внимание на генетическую неоднородность текста лермонтовской сказки. На основе варианта Р. Р. Орбели он находил, что в записи Лермонтова отразились некоторые мотивы армянской версии. Здесь героиня, в отличие от других вариантов, посылает с купцом на чужбину не кольцо или чашу, а блюдо. «В данном случае,— писал Мануйлов,— он (Лермонтов — С. Д.) следует армянскому варианту». Опровергая суждение фольклориста Вс. Миллера о том, что смешение имен — мусульманского Хидир-Илиаза (7) и христианского св. Георгия — было якобы ошибкой Лермонтова, Мануйлов отмечал, что смешение это «встречается у армян и в данном случае является не ошибкой Лермонтова или его рассказчика, но определенным арменизмом» (8). При этом он опирался на устное мнение известных востоковедов — чл.-корреспондентов АН СССР Н. К. Дмитриева и Е. Э. Бертельса (9).

Назарян в своем переводе «Ашик-Кериба» сохранил оба имени, как и у Лермонтова, и сделал это не механически: «св. Георгия» он перевел — «св. Геворг». Назарян был прекрасным знатоком религиозных учений (в 1853 г. он издал в Москве «Катехизис» на арм. яз.).

Позднее к выводу Мануйлова присоединился Андроников, и уже на основе сопоставлений трех вариантов дастана (азербайджанского, армянского и грузинского) он сделал новые важные заключения. Полемизируя с теми исследователями, которые полагают, что Лермонтов услышал и записал сказку «Ашик-Кериб» в Шемахе (10), Андроников на многочисленных примерах доказал, что «лермонтовское изложение значительно отличается от текста сказки, записанной в Шемахинском районе», что «не совпадают в сказках и имена», что «вполне совпадает у Лермонтова с известным нам шемахинским вариантом только один эпизод — возвращение Ашик-Кериба в Тифлис, от встречи с чудесным всадником до разговора со слепой матерью» (11). К тому же названный эпизод, как сказано в примечании к публикации Махмудбекова, заимствован «дословно из лермонтовской редакции этой сказки, так как последняя вполне тождественна в этом месте с версиею ашика Оруджа». Более того, и в последующем тексте данной публикации мы встречаем перефразы из лермонтовской сказки. Приведем лишь один пример. В варианте Махмудбекова читаем: «Когда моя мать была беременна мною и мучилась родами, а соседи спрашивали бабку, сына или дочь бог ей дал,— она отвечала: инди гёрарсан (теперь увидишь). И с тех пор меня зовут этим именем,— разъяснял Кериб». У Лермонтова: «Когда мать моя была мною беременна и мучилась родами, то многие соседи приходили к дверям спрашивать, сына или дочь бог ей дал: им отвечали — шинди-гёрурсез (скоро узнаете). И вот поэтому, когда я родился — мне дали это имя» (12). Мы полагаем также, что и написание имени героя («Кериб») в публикации 1892 г. заимствовано из записи Лермонтова: в русской транскрипции это имя (применительно к азербайджанскому варианту) пишется «Кариб», или «Гариб» (13).

Андроников подчеркивает большую близость к лермонтовской записи грузинской и армянской версий сказания. «…Лермонтовская транскрипция,— пишет он,— расходится со всеми распространенными азербайджанскими вариантами, в том числе и с шемахинским, и оказывается ближе к грузинским и армянским вариантам» (14). После тщательного анализа всех трех версий Андроников приходит к основному выводу: «Таким образом, становится совершенно ясным, что Лермонтов записал тот вариант сказки про Ашик-Кериба, в котором заметно отразились элементы не только армянского, но и грузинского фольклора. Взаимопроникновение грузинских, армянских и азербайджанских элементов в закавказском фольклоре очень значительно. Но сильнее всего оно всегда было там, где с давних времен наряду с грузинским языком широко была распространена армянская и азербайджанская речь, — в Тифлисе, в кварталах Старого города. Поэтому надо думать, что в Тифлисе Лермонтов и услыхал эту сказку» (15). В пользу сказанного Андроников выдвигает следующие веские аргументы: «Между тем уже выяснено, что смешение имен Хидир-Илиаза и святого Георгия встречается постоянно, но не в азербайджанском, а в армянском и грузинском фольклоре». И далее: «Отождествление Хидрилиаза с христианским «святым» Георгием, совершенно естественное в фольклоре грузин и армян, связанных с христианской церковью, было бы менее понятным в фольклоре мусульманского Азербайджана. Поэтому предположение, что Лермонтов слышал и записал эту сказку в Тифлисе, не ослабляется, а, наоборот, подкрепляется этими новыми соображениями» (16).

Итак, согласно Андроникову, Лермонтов записал «Ашик-Кериба» в Тифлисе, текст его ближе к армянскому и грузинскому вариантам. Что же касается азербайджанских (точнее — общетюркских) слов и выражений, оставленных Лермонтовым для колорита, то известно тюркско-огузское происхождение дастана (17). Сам Лермонтов называет сказку «турецкой» (18). К армянам и грузинам это сказание пришло в результате общения с азербайджанским народом.

Сказание об Ашуг-Харибе (Ашуг-Карибе) бытовало в Грузии со времен Саят-Новы (XVIII в.), а, возможно, и раньше. Об этом свидетельствуют песни великого ашуга, а также изложение на армянском языке предания, опубликованное еще в середине прошлого века и не привлекавшееся в работах о лермонтовской сказке. Эта запись сделана в Тифлисе исследователем и первым издателем песен Саят-Новы — Геворгом Ахвердяном (1818—1861) (19).

Саят-Нова, творивший одновременно на армянском, грузинском и азербайджанском языках и много странствовавший по свету, нередко в обоих песнях использовал образы и мотивы фольклора восточных народов, в том числе и образы сказания об Ашуг-Харибе (20). В армянской песне «Внемли: проникнуты слова мои мольбой, о свет очей…» (1758),. обращаясь к возлюбленной, поэт говорит:

Օխարն աարի էլ ման գու քամ սազն ձիռիս Ղառիրի պես՝
Բութա Շահսանամս դուն իս, էլ չունիմ օչով, աչկի լուս:
Семь лет брожу я с сазом в руке, подобно Харибу,
Ты — моя Шахсанам, и нет другой, о свет очей!

Комментируя эти строки, Ахвердян излагает краткое содержание предания (21). Ниже приводим в нашем переводе этот пересказ, условно назвав его «АШУГ-КАРИБ»:

«Хариб (Ղարիբ) (22) — Ашуг-Кариб (Աշուղ-Կարիբ). Согласно преданию этой страны, он влюблен в девушку по имени Шахсанам и хочет жениться на ней. Но красавица, не веря в чувства молодого певца, требует для испытания любви, чтобы Кариб на семь лет отправился странствовать, сама же она дает слово оставаться верной ему и терпеливо ждать его возвращения. Вынужденный согласиться с этим, ашуг вешает на стену свой любимый саз, грустный и печальный отправляется в чужие страны — Алеп, Египет, Стамбул и через семь лет, радостный, возвращается обратно. В городе Карсе ему снится сон: будто бы завтра его Шахсанам устраивает свадьбу с другим человеком. В ужасе он просыпается, уходит из Карса и каким-то чудом прибывает в свой родной город (Тифлиз?) (23). В своем доме он принят за чужестранца и не узнан матерью, ослепшей от горючих слез. Он умоляюще просит дать ему сыграть на сазе, висящем на стене, и, чтобы успокоить сердце, поет свои грустные песни. Старуха, не вынося больше душераздирающего голоса гостя, говорит ему: «Сынок, сегодня для меня день траура, а ты играешь, в моем доме на сазе. Шахсанам моего Кариба, остававшаяся до сего дня верной ему, потеряла всякую надежду увидеть своего возлюбленного, и вот сегодня вечером у нее состоится свадьба с сыном нашего соседа Шахвеладом, и коль скоро у тебя такой дар, иди туда на свадьбу — хоть немного денег заработаешь». Кариб, не дожидаясь повторения этих слов, берет с собою саз и приходит в дом, где играют свадьбу. Ашуг и свадьба! Принятый с почетом, он начинает петь. Шахсанам, едва услышав голос возлюбленного, вскакивает с места, оставляет Шахвелада и бросается на грудь ашуга со словами: «Мой Кариб вернулся, я принадлежу ему!».

Разумеется, трудно судить но этому краткому пересказу о предании в целом. Ахвердян, видимо, записал его по памяти и для объяснения слова «Хариб» в песне Саят-Новы этого было вполне достаточно. Но чем интересна его запись? Это наиболее ранняя публикация фабулы сказания, бытовавшего в Тифлисе среди армян и грузин. Обратите внимание на первую фразу Ахвердяна: «Согласно преданию этой страны…». Под «этой страной» надо понимать Грузию — родину Саят-Новы. Следовательно, это предание издавна было известно здесь и, по-видимому, задолго до Саят-Новы.

В пересказе Ахвердяна, как и в записи Лермонтова, заметны следы характерного для тифлисской действительности «взаимопроникновения грузинских, армянских и азербайджанских элементов» (И. Андроников), о чем говорилось выше. Примечательно, что Ахвердян приводит параллельно два произношения имени ашуга: армянское (Хариб) и грузинское и азербайджанское (Кариб), далее он оставляет «Кариб» — «согласно преданию этой страны». В версии А. Блиадзе также находим «Кариб». Лермонтов пишет по-разному: «Кериб» и «Кариб».

В армянской песне Саят-Новы, в пересказе Ахвердяна, в азербайджанском, грузинском (А. Блиадзе) и армянском (А. Суджаяна) вариантах имя героини — Шахсанам (Шах-Санам). Соперника ашуга в версиях А. Блиадзе и А. Суджаяна зовут Шах-Валат, в записи Ахвердяна — Шахвелад (ближе к азербайджанскому — Шах-Велед). Но и рассказчик Лермонтова в одном случае обмолвился и вместо «Куршуд-бек» произнес «Шах-Валат». Заметив эту обмолвку, Лермонтов исправляет на «Куршуд-бек». Андроников делает верный вывод, что рассказчику эта сказка «была известна в нескольких вариантах» (24). В нескольких национальных вариантах, что тоже связано с ее бытованием в «разноязычном» Тифлисе.

На распространенность «Ашуг-Хариба» среди армянского населения Грузии указывает еще одна публикация. В 1885 г. в Тифлисе выходит большой сборник армянских народных песен, сказок, преданий, пословиц, поговорок и загадок, составленный видным собирателем фольклора Геворгом Тер-Александряном. В предисловии он сообщает, что работал над этой книгой 26 лет. В книгу включен и «Ашуг-Хариб». В примечании говорится: «Эта сказка — переложение на основе предания, сообщенного Г. Ахвердяном (Саят-Нова, 1852, стр. 59 и 60), и сказки «Ашик-Кериб» русского поэта Лермонтова» (25). Конечно, подобный «сводный» текст не представляет особой научной значимости, но и его нельзя сбрасывать со счетов при выяснении места записи и источников лермонтовского «Ашик-Кериба».

Но, пожалуй, наибольший интерес из ранее не привлекавших внимание лермонтоведов вариантов сказания представляет запись, сделанная еще при жизни Лермонтова и опубликованная лишь в советские годы. Она принадлежит перу Хачатура Абовяна (1809—1848) — великого армянского просветителя и писателя.

В июле 1836 г., по окончании Дерптского университета, Абовян возвращается в Тифлис. В сентябре здесь открывается уездное училище, а в феврале 1837 г. Абовян вступает в должность штатного смотрителя этого училища (26). Примерно в 1840 г. он пишет на немецком языке статью, которую условно называют «Армянская духовная и народная музыка». Она была послана в С.-Петербургскую Академию наук, но по каким-то причинам не вышла в свет при жизни автора, как и большинство его произведений (27).

Характеризуя творчество армянских народных певцов и музыкантов (ашугов), Абовян писал: «Особые мастера исполняют любовные романсы, баллады, героический эпос, сказания о скитаниях певцов. Они считают это своим занятием. Многие из них одаренные поэты и певцы, а некоторые — поистине гении. Они носят татарское имя ашик (Aзcheg), которое имеет свой смысл, о чем я еще буду говорить. Это своего рода средневековые бродячие рапсоды (Minnesanger): они странствуют по свету в сопровождении своих учеников…» То есть речь идет о певцах-странниках. Далее Абовян рассказывает, какое впечатление произвело на него исполнительское искусство народных певцов-ашугов. «До сих пор,— говорит он,— никакая музыка меня так не волновала, так не воодушевляла, не вызывала столь разнообразную гамму чувств и переживаний, как их музыка. У меня было много случаев наблюдать то же душевное волнение и у собравшихся слушателей, да еще в такой степени, что ничего подобного мне не приходилось видеть даже у слушателей Европы — ни в театре, где идут великолепные, чарующие оперы, ни на сходках, где изумительно обработанные голоса исполняют прекрасные произведения высокого искусства».

Абовян подробно рассказывает о репертуаре ашугов, о тематическом разнообразии их творчества. Но особо он выделяет романтические любовные песни-сказания и дает их типологическую характеристику. Обычно они называются по имени героев. «Певец,— пишет Абовян,— начинает с истории их жизни: говорит о родных краях, о юношеской доле и, так продолжая, доходит до того места, когда души и сердца влюбленных начинают сливаться в единое целое. Свои желания и чувства они выражают попеременно — то стихами, то песнями. Однако эта чудесная благодать не дается им сразу — без заслуг, приключений, трудностей. Юноша должен уйти странствовать по свету и в честь красавицы совершить какой-либо героический подвиг. Словом, прежде он должен разлучиться с возлюбленной. Прекрасны, чудесны те слова признания, благословления, клятвы в вечной любви и верности, которые они говорят друг другу при расставании. Юноша, по выражению вдохновенного певца, отрывается от груди девушки, садится на коня и держит путь навстречу буре жизни. Реальные и нереальные приключения, горы и ущелья, родники и поля,— вот о чем он с воодушевлением поет: пусть они сберегут и сохранят возлюбленную, облегчат его шаги до возвращения и т. д. Но самое красивое покрывало во всем этом вымышленном сказании раскрывается по возвращении героя, которое происходит неожиданно и часто в момент отчаяния, когда влюбленные, наконец, достигают желанной цели или вынуждены от нее отказаться навсегда».

В качестве лучших образцов произведений народных певцов Абовян приводит в кратком изложении две романтические любовные песни-сказания — о Харибе и Кяраме. Ниже мы даем в нашем переводе первую из них, назвав ее условно «АШУГ-ХАРИБ»:

«Проживающий в окрестностях Тифлиса певец Хариб (der Sanger Gharib) влюбляется в Гюльбаар (Ghulbahar). Расставаясь с ней и со своей матерью, он оставляет им свой саз (Ssas), на котором, кроме него, никто не может и не должен играть. По его возвращении это должно быть проверено, когда он потребует свой саз и попробует сыграть на нем. Подобно вышеописанному, он уходит на 7 лет странствовать по свету. Мне не известны его приключения. Но его мать и возлюбленная все это время изнывают от горя и печали. Годы вскоре проходят, и другой жених хочет насильно овладеть девушкой. А от Хариба ии слова, ни весточки. Наконец, увидели одного купца, который направлялся в ту страну, где должен был находиться Хариб. Трогательны моленья, с которыми мать и возлюбленная упрашивают купца, чтобы он известил Хариба, что через 7 дней его возлюбленная должна достаться другому. Купец стихами обещает исполнить их желания и делает все, чтобы найти его. Во всех городах он устраивает пиры, стремясь тем самым зазвать к себе певца. И вот однажды вечером он встречает его в Алепе (Haleb). Стихами сообщает об угрожающей ему опасности. Певец немедленно оставляет этот город, а все свое богатство отдает купцу за его беспокойство и старание. Но как добраться из Алепа в Тифлис?! Тут он берет саз и призывает святого Саркиса (den Heiligen Sargis), который выручает в подобные трудные минуты. Показывается стремительный всадник на сизом коне, приказывает ему закрыть глаза и сесть на его коня. Когда он открывает глаза, то видит, что находится на знакомой горе, неподалеку от Тифлиса. Святой исчезает и вслед ему раздаются слова хвалы и благодарности. Он вновь начинает восхвалять свою родину. А в доме его возлюбленной уже свадьба и великое горе: мать Хариба ослепла от слез. Он входит в ту комнату, где сидят гости, представляется и требует свой саз. После долгих уговоров, наконец, ему дают. Едва он коснулся струн, как девушка, находящаяся за занавесью, узнает знакомый голос. Кто может описать то воодушевление, которое охватило двух влюбленных и перевернуло все вверх дном! С песней н ликованием онн бросаются друг к другу в объятья. И вся картина разом преображается в радость и веселье».

Абовян, очевидно, тоже записал по памяти это сказание. Но у него пересказ значительно подробнее, а главное — это другой вариант в сравнении с записью Ахвердяна, и к лермонтовской сказке стоит ближе.

В изложении Абовяна названы лишь два имени героев, остальные персонажи безымянны, а некоторые вовсе отсутствуют (например, сестра Хариба). Имя героя — Хариб, он ашуг (певец) — от татарского (азербайджанского) слова «ашик» (Абовян это оговаривает).

Ашик-Гариб — собирательное понятие, ставшее подлинным именем героя дастана. Не случайно, что ни в записи Лермонтова, ни в пересказе Абовяна, ни в других вариантах не указана его национальность, в отличие от героини. Это — обобщенный образ народного певца-странника. Вот почему сказание об Ашик-Гарибе органически вошло в фольклор многих народов Кавказа, Средней Азии и Ближнего Востока. Вспомним, что в упомянутой песне Саят-Нова, этот «царь песнопений», уподоблял себя Харибу, а красоту своей возлюбленной сравнивал с красотой Шахсанам. Они были для него именами-символами, как Лейли и Меджнун, Фархад и Ширин и другие образы восточных эпических сказаний.

Обобщенность героя подчеркивается и в сказке Лермонтова, его имя обыгрывается (в разговоре со слепой матерью, которая принимает сына за странника). На игре слов построен и тот эпизод в сказке, где Кериб называет себя Рашидом (храбрым). Это, по сути, продолжение «розыгрыша», типичного, для фольклора. Поэтому «второе» имя героя в разных вариантах меняется (в шемахинском он — Расул). Это сказание о Гарибе с большой буквы, на что указано и в статье Абовяна.

В большинстве вариантов героиня именуется Шахсанам (Шах-Санам, Шасенем), у Абовяна — Гюльбаар («гюль»—роза, «баар» — весна). «Гюль» («гуль») — традиционный образ в поэзии народов Востока. Например, «Гулистан» Саади. У армян широко известны хороводные песни «Джан-гюлюмы», распеваемые девушками в весенний праздник цветов.
Героиню лермонтовской сказки зовут Магуль-Мегери. Как уже отмечалось, в этом имени сочетаются арабские и иранские элементы: «Мауль-мигри», что означает «луна и солнце» (28), или «луна любви» (29). В «Мегери», на наш взгляд, слышны отголоски древнейших мифов о светиле Мгере, восходящем к Митре (Солнцу). Акад. И. А. Орбели, объясняя значение имени Мгера — одного из главных героев эпоса «Давид Сасунский», писал: «…Имя Митра в большом многообразии языковых разновидностей распознается и в пехлевийском и персидском Mihr, означающем и солнце, и любовь, и в составе армянского языка в родной армянской форме Мhеr, и в заимствованной из Ирана форме Mihr…» (30).

Любопытно, что в «Ашик-Керибе» Лермонтова имеется место, напоминающее отрывок из «Давида Сасунского». Ашик-Кериб рассказывает о своем стремительном пути к невесте: «Утренний намаз творил я в Арзиньянской долине, полуденный намаз в городе Арзруме; перед захождением солнца творил намаз в городе Карсе, а вечерний намаз в Тифлизе» (31). Сравните со следующим эпизодом из армянского эпоса, в котором повествуется о том, как едут сватать для Мгера Старшего невесту — Армаган, дочь Тевадороса:

Тевадорос в Маназкерте жил.
Примчались к воротам Тевадороса,
Спросили: — Дома ли Тевадорос?
Им отвечали: — Он уехал в Ван.
Они помчались в Ван
И там спросили: — Здесь Тевадорос?
Ответили: — Он крепость заложил,
Позавтракал и ускакал в Арзрум.
Те понеслись в Арзрум.
Спросили: — Был здесь Тевадорос?
— Здесь был он, крепость заложил,
Потом обедал и уехал в Карс.
Примчались к ночи в Карс,
Спросили: — Здесь Тевадорос?
— Нет! — говорят,— он крепость заложил,
Отужинал, уехал в Маназкерт.
Вернулись они опять в Маназкерт (32).
(Перевод В. Державина)

Примечательно сходство чудесных всадников в сказке Лермонтова и в армянских записях. На помощь лермонтовскому Керибу приходит, как было сказано, «Хадерилиаз (св. Георгий)». В переводе Назаряна — «св. Геворг», у Абовяна и Тер-Александряна — «св. Саркис». По традиции св. Георгий изображался на иконах в виде юноши-воина, сидящего на белом коне, с копьем, поражающим дракона. В народном представлении св. Саркис (св. Сергий) тоже имел коня, и в армянском фольклоре он, подобно св. Геворгу (Георгию, Егорию), выступал в роли спасителя от какой-либо беды, несчастья и т. д. Древняя песня «Заклинание на волка» начинается словами: «Восьмью пальцами, двумя ладонями, //Гривой лошади Саркисовой… //Тем копьем ли свят-Егория… //Ухвати его, свяжи его…» (перевод В. Брюсова) (33). До нас дошли предания о св. Геворге и особенно много о св. Саркисе (34).

В записи Лермонтова и в пересказе Абовяна купец безымянный: «один купец», т. е. купец вообще. Оба они — тифлисские купцы и находят Кериба (Хариба) в Халафе (Алепе). Это одно из традиционных мест на Ближнем Востоке, куда уходили странствовать харибы в армянских народных песнях, получивших название «харибских» — страннических. В песне «Крунк» («Журавль») истосковавшийся по родным краям хариб спрашивает журавля: «Твой в Алепо путь? иль летишь в Багдад? //Крунк, из стран родных нет ли хоть вестей?». В одной из айрен (XVI в.) поется: «Милый твой в Алепо живет…» (35).

Близко к лермонтовской записи и начало рассказа Абовяна: Хариб живет в окрестностях Тифлиса, у Лермонтова — в самом Тифлисе (действие в шемахинском варианте начинается в Тавризе). И хотя в записи Абовяна отсутствует ряд эпизодов, все же основная сюжетная канва сходна с лермонтовской. Абовян пишет: «Мне не известны его (Хариба) приключения в годы странствий». Собственно, ничего по этому поводу не говорится и в записи Лермонтова. Кроме того, часть сюжета об Ашуг-Харибе Абовян перенес в общую характеристику подобных сказаний, откуда, например, мы узнаем о содержании песен Хариба. В другом месте Абовян пишет, что ашуги — бедные, в качестве вознаграждения слушатели им дают «пшеницу, вино, хлопок или же деньги» (36). Значит, таким же бедняком был Хариб, как и лермонтовский Кериб. Не следует при этом забывать, что лермонтовская запись — это, по сути, развернутый прозаический пересказ поэтического дастана (поэмы), где много песен. Поэтому «Ашик-Кериб» Лермонтов назвал сказкой, тогда как Абовян — песней-сказанием. Лермонтова заинтересовала прежде всего сама фабула, и, быть может, в дальнейшем он ввел бы в повествование и поэтические куски.

Однако есть и существенные различия между записью Абовяна и сказкой Лермонтова и другими вариантами. В частности, в мотивировке разлуки влюбленных. Абовян по этому поводу говорит, что герой подобных сказаний должен пройти трудные испытания в «буре жизни», завоевать любовь девушки, в честь ее «совершить какой-либо героический подвиг», поэтому «прежде он должен разлучиться с возлюбленной». В самом же пересказе Абовян не касается причин расставания героев, а отсылает читателя к соответствующему месту своей статьи: «Подобно вышеописанному, он (Хариб) уходит на 7 лет странствовать по свету». Испытание любви присутствует и в записи Ахвердяна.

Мотивировка разлуки в пересказе Абовяна поэтическая, как в средневековых рыцарских любовных романах. Иная она в версии сказания, услышанной Лермонтовым: Кериб уходит на чужбину, чтобы «нажить себе богатство» и не слышать потом попреков будущей жены («но кто знает, что после ты не будешь меня упрекать в том, что я ничего не имели тебе всем обязан»). То же самое и в варианте А. Блиадзе. В шемахинской версии Кериб пускается в путь, чтобы заработать деньги на калым, а также (буквально, как и у Лермонтова), чтобы не слышать упреков жены («Кто знает?! Может быть, ты после будешь упрекать меня в том, что я вступил в твой дом, как нищий»). То есть во всех этих вариантах мотивировка разлуки носит, главным образом, социальную окраску.

В записи Абовяна купец, чтобы найти Хариба, устраивает в городах «пиры, стремясь тем самым зазвать к себе певца». Вполне логично и остроумно. В лермонтовской сказке и в варианте А. Суджаяна купец отыскивает Кериба (Хариба) с помощью золотого блюда. В связи с этим Андроников справедливо замечает: «Не объяснено, на каком основании Ашик-Кериб объявляет себя владельцем золотого блюда, которое выставлено в лавке тифлисского купца. Неподготовленным и немотивированным,— продолжает он,— остается путешествие Ашика на белом коне за спиной чудесного всадника» (37). В записи Абовяна это место очень ясно: «Но как добраться из Алепа в Тифлис?! Тут он берет саз и призывает святого Саркиса, который выручает в подобные трудные минуты. Показывается стремительный всадник на сизом коне, приказывает ему закрыть глаза и сесть на его коня». Конечно, как верно отмечает Андроников, «если бы Лермонтов занялся обработкой народной сказки, то устранил бы все эти шероховатости и мотивировал бы слова и поступки Ашик-Кериба. Из этого следует, что он записал ее именно так, как услышал» (38).

А где Абовян услышал вышеизложенную версию «Ашуг-Хариба»? Сам он говорит в статье, что у него «было много случаев наблюдать» у собравшихся слушателей ашугов «душевное волнение», которое он ни с чем не может сравнить. «Обычно такие сходки,— рассказывает Абовян,— бывают зимними вечерами. На них-то мастера и показывают все свое уменье. Как в городах, так и в селах (подчеркнуто нами — С. Д.) все, кто может, без билета и приглашения бегут туда, где устраиваются подобные музыкальные увеселения». Конечно, это основано на личном наблюдении Абовяна, и, прежде всего, у себя на родине — в Армении (он род. в с. Канакер, вблизи Эривани). Характерно, что в статье, посвященной творчеству армянских народных певцов, не приводится ни одного названия местности: Абовян имел в виду армянскую действительность Закавказья. Он жил в Армении и Грузии, интересовался фольклором многих народов, прекрасно владел восточными языками — азербайджанским, персидским и курдским, полагают, что знал и грузинский (39). Статью свою Абовян писал в Тифлисе, прозванном «столицей ашугов». Нет сомнения в том, что говоря о творчестве народных певцов, он учитывал опыт закавказских ашугов вообще и тифлисских — в особенности. Здесь, в Тифлисе, он тоже мог услышать и записать одну из версий сказания, бытовавшего среди армян и грузин. Видимо, не случайно варианты А. Суджаяиа и А. Блиадзе во многом совпадают и ближе к лермонтовской сказке, нежели к шемахинской версии. Записи Абовяна и Ахвердяна тяготеют к первым двум, и источник у них один — бытование сказания среди армян и грузин. Все эти варианты «вторичны» по отношению к «родовому» — азербайджанскому (тюркскому) варианту, подвергшемуся значительным изменениям в Армении и Грузии. Отметим, что азербайджанский, туркменский и турецкий варианты близки между собой и существенно отличаются от армянской и грузинской версий, к которым тяготеет сказка Лермонтова.

Таким образом, мнение И. Л. Андроникова о том, что Лермонтов мог услышать и записать «Ашик-Кериба» в Тифлисе и что в его сказке зафиксировано взаимопроникновение элементов фольклора закавказских народов, подкрепляется теперь двумя авторитетными источниками — записями X. Абовяна и Г. Ахвердяна.

Статья Абовяна «Армянская духовная и народная музыка» интересна и в связи с вопросом о взаимоотношениях между «Ашик-Керибом» Лермонтова и народным восточным сказанием «Ашик-Кярам», или «Асли и Керем». С. А. Андреев-Кривич приводит любопытные данные. По его подсчету в автографе лермонтовской сказки имя героя из 26 случаев 11 раз пишется «Кериб», а 15 раз — «Керим», исправленные затем на «Кериб». Сопоставив сказку Лермонтова с тремя вариантами сказания о Кереме — армянским, азербайджанским и туркменским, Андреев-Кривич писал, что «повесть об Асли-Кереме близка записи лермонтовской сказки» (40). Верно, близка, но в типологическом плане — не больше! Об этой общности говорится в упомянутой статье Абовяна.

Дав характеристику любовным песням-сказаниям, Абовян, вслед за «Ашуг-Харибом», приводит краткое изложение сказания о Кяраме. Более развернутое содержание истории о трагической любви армянки Асли и азербайджанца Кярама (нечто вроде «восточной» повести о Ромео и Джульетте) он сообщил в 1843 г. немецкому путешественнику Августу фон-Гакстгаузену, который и опубликовал ее со ссылкой на X. Абовяна в своей книге «Закавказье», изданной в 1856 г. в Лейпциге (41).

Путаницу в именах (Керим—Кериб) в записи Лермонтова следует объяснить тем, что рассказчик знал оба сказания, и, возможно, даже изложил содержание повести о «Кериме». Мы полагаем также, что и «Кериб» (вместо «Кариб», или «Гариб») возникло под влиянием созвучного имени «Керим». Оба героя слились у рассказчика (и у Лермонтова) в единый образ «несчастного влюбленного» (как назвал Назарян Ашик-Кериба), гонимого судьбой поэта-странника (42). Разночтения в имени героя лермонтовской сказки лишний раз свидетельствуют о черновом характере записи, которую автор, видимо, намеревался доработать.

К «Ашик-Керибу» Лермонтова исследователи еще вернутся, поскольку заслуживает внимания все, заключающее в себе «хотя бы отдаленный факт», связанный с творчеством великого русского поэта (43).

Даронян Сергей Карпович, литературовед, доктор филологических наук

______________________
1.«Հանդես նոր հայախոսության», հ. 1, Մ. 1857, էջ 111-119
2. С.А. Андреев-Кривич, Лермонтов. Вопросы творчества и биографии, М., 1954, стр. 107.
3. И. Андроников, Лермонтов. Исследования и находки, М., 1968, стр. 361—362.
4. Записан учителем Махмудбековым со слов ашика Оруджа в Шемахинском уезде Бакинской губ. и опубликован на русск. яз. с приложением азербайджанского текста песен Ашик-Кериба («Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. XIII, Тифлис, 1892, отд. II, стр. 173—229).
5. Записана в 1930 г. со слов 70-летнего грузина-магометанина Аслана Блиадзе в с. Талиси, недалеко от Ахалцихе (Груз. ССР).
6. Записана фольклористкой Р. Р. Орбели в 1935 г. со слов 80-летнего ашуга Адама Суджаяна в р-не Зангезура (Арм. ССР).
7. Согласно мусульманскому преданию, душа пророка Хидра переселилась в пророка Илью, и поэт ему у мусульман эти два пророка слились в одно лицо — Хиднрилиаз (Хидрилиаз, Хадерилиаз).
8. В.А. Мануйлов, М.Ю. Лермонтов и его запись сказки об Ашик-Керибе («Ашик-Кериб», Л.. 1941, стр. 27-28 ); И.К. Ениколопов, К сказке «Ашик-Кериб» Лермонтова (М.Ю. Лермонтов, Ашик-Кериб, Тбилиси, 1941, стр. 16);
9. Сб. «Ашик-Кериб», Л., 1941, стр. 28.
10. А.В. Попов, Лермонтов на Кавказе, Ставрополь, 1954.
11. И. Андроников, указ. соч., стр. 353—355.
12. Здесь и далее цитаты из «Ашик-Кериба» Лермонтова приводятся по изданию: М.Ю. Лермонтов, Собр. соч. в 4-х т., т. IV, М., 1964—1965, стр. 304—310.
13. «Антология азербайджанской поэзии», М., 1939, стр. 214—217 (один из переводчиков дастана — известный азербайджанский ученый М. Рафили). Здесь дастан назван «Ашуг-Гариб».
14. И. Андроников, указ. соч., стр. 361.
15. Там же, стр. 359—360.
16. Там же, стр. 359, 361. Кстати, в публикации Махмудбекова как раз это место заимствовано из записи Лермонтова. В примечании читаем: «Св. Георгий у мусульман не Хидир-Ильяс, а Джарджиз».
17. X. Кор-Оглы, Туркменская литература, М., 1972, стр. 68, 75.
18. «Определение «турецкая сказка», — пишет И. К. Ениколопов, — можно объяснить армянским языком, который под словом «турк» подразумевает азербайджанца, тогда как османских турок называли «тачик» (М.Ю. Лермонтов, Ашик-Кериб, Тбилиси, 1941, стр. 15, послесловие). Заметим, что в переводе Назаряна слово «тачик» означает «турок».
19. Г. Ахвердов (Юрий Ахвердов) род. в Тифлисе, в 1830—1834 гг. учился в Лазаревском институте, а затем на медицинском факультете Московского университета. В 1839—1842 гг. в Тифлисе служил врачом в армии, в 1842—1846 гг. работал в Петербурге, в военном министерстве. В 1846 г. Г. Ахвердов возвращается в Тифлис и посвящает себя научной и литературной деятельности. Здесь он знакомится с поэтом Я. Полонским, помогает ему в первых переводах Саят-Новы на русский язык, опубликованных в 1851 г. в тифлиссксй газ. «Кавказ».
20. Ա. Տ. Ղանալանյան, Սայաթ-Նովայի ստեղծագործության ժողովրդական ակունքները, Երևան 1963, էջ 59-60
21. «Գուսանք. Ա. ,Սայաթ-Նովա» լուսգցած աշխատասիրութենով Գ. Ախվերդյանի , Մ. 1852, էջ 58-60
22. 2Имя героя сказания на арм. яз. звучит не «Гариб», как часто переводят, а «Хариб». В русском яз. отсутствует звук «7», который ближе к «х». Так, в частности, переводил это слово В. Брюсов: «Песня хариба», «Крунк. Песня хариба» («Поэзия Армении», под ред. В. Брюсова, Ереван, 1973, стр. 117, 214).
23. В скобках вопросительный знак поставлен комментатором — С. Д.
24. И. Андроников, указ. соч., стр. 363.
25. Գ. Տեր-Աղեքսանդրյան , Թիֆլիսեցոց մտավոր կյանքը , Մ. Ա. , Թիֆլիս, 1885 , էջ 334-341
26. В том же училище преподавал татарский (азербайджанский) язык великий азербайджанский просветитель и драматург М.Ф. Ахундов, который, как полагают,был знаком с Лермонтовым (И. Андроников, указ. соч., стр. 364—367).
27. Впервые статья X. Абовяна в переводе П. Акопяна и с его примечаниями была опубликована в журнале «Սովետական արվեստ», 1959, № 1, а затем вошла в доп. том Акад. собр. соч. писателя. X. Абовян, Полн. собр. соч., т. X: немецкий текст (стр. 99—104), армянский перевод (стр. 105—110) и комментарии П. Акопяна (стр. 366—368).
28. Л.П. Семенов, Лермонтов и фольклор Кавказа, Пятигорск, 1941, стр. 76.
29. М.Ю. Лермонтов, Соч. в 6-ти т., т. 6, М,—Л., 1967, стр. 648.
30. «Давид Сасунский». Армянский народный эпос, Ереван, 1939, стр. XXIII; Иосиф Орбели, Армянский героический эпос, Ереван, 1956, стр. 120—121.
31. Кстати, нечто подобное мы встречаем и в «Герое нашего времени» Лермонтова: «…Я живо проскакал Терекское и Дарьяльское ущелья, завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, а к ужину поспел в Владикавказ».
32. «Давид Сасунский», стр. 126.
33. «Армянская средневековая лирика», Л., 1972, сгр. 12], 361.
34. Արամ Ղանալանյան , Ավանդապատում , Երևան , 1969
35. «Армянская средневековая лирика», стр. 320.
36. Об армянских ашугах см. также: Н.Григоров, Село Татев («Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. XIII, Тифлис, 1892, отд. 1, стр. 109-111).
37. И. Андроников, указ. соч., стр. 356.
38. Там же, стр. 357.
39. Պ. Հակոբյան, Խաչատուր Աբովյան , Երևան , 1969 , էջ 670, Абовяну по окончании Дерптского университета было даже официально предложено остаться в университете в качестве учителя восточных языков, но он предпочел уехать на родину.
40. С.А. Андреев-Кривич, указ. соч., стр. 97—104.
41. См. русский перевод: Август фон-Гакстгаузен, Закавказский край, в 2-х ч., ч. 2, СПб., 1857, стр. 53—54. См. арм. перевод: X. Абовян, Поли. собр. соч., т. X, стр. 354—355, 406—407. Арм. вариант («Ашик-Кярам») в записи Г. Израелова — «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. XIII, Тифлис, 1892, отд. II, стр. 126—128.
42. Лермонтов тоже называл себя странником: «Тебе, Казбек, о страж востока, //Принес я, странник, свой поклон».

«Ашик-Гариб»^[1] (также «Ашик-Кериб» или «Ашуг-Гариб»^[2]) (азерб. Aşıq Qərib; арм. Աշուղ Ղարիբ; груз. აშიკ ქერიბი; крымскотат. Yolcu Ğarip; тур. Aşık Garip; туркм. Şasenem-Garyp) — широко распространённая в Закавказье, Средней Азии и на Ближнем Востоке народная сказка; исполняющийся ашугами лирический^[2] дастан^[1][3][4]; эпос^[5], в основу которого лёг известный фольклорный сюжет («муж на свадьбе у своей жены»)^[6].

Дастан имеет тюркско-огузское происхождение^[7]. Широкую известность в русскоязычной среде произведение приобрело после того, как азербайджанская версия^{[1][8][3][9][10][4]} сказки была впервые записана Михаилом Лермонтовым в 1837 году и опубликована в 1846^[1]. Существуют также версии: армянская, грузинская, турецкая, туркменская и т. д.^[4][11] Среди армян и грузин сказание об Ашик-Гарибе распространилось благодаря общению с азербайджанским народом^[7]. Отмечается, что в произведении деньгам, богатству, знатности противостоит сила искусства — поэзия и музыка^[12]. На сюжет сказания написано три оперы, балет, снят фильм.

Сюжет

Схема сюжета сказки изложена фольклористом Марком Азадовским следующим образом: «Муж покидает, по большей части вынужденно, жену (или жених невесту) и берёт обещание ждать определённое количество лет… Жене (невесте) приносят ложное известие о смерти мужа или жениха и принуждают к замужеству. Герой узнаёт тем или иным способом о предстоящей свадьбе и спешит домой, чаще всего с помощью волшебной силы. По возвращении домой переодевается нищим, паломником или музыкантом и проникает в таком виде на свадебный пир, где происходит узнавание. Жена узнаёт мужа по голосу или же благодаря кольцу, которое тот бросает в кубок с вином»^[13].

Версии сказки

Лермонтовская версия

Странствуя по Кавказу и Закавказью, Михаил Юрьевич Лермонтов проявлял особый интерес к народному творчеству^[13]. В 1837 году он написал сказку «Ашик-Кериб». После смерти Лермонтова эта сказка про странствующего певца была обнаружена среди его бумаг, оставшихся в Петербурге. В 1846 году она появилась в литературном альманахе В. А. Соллогуба «Вчера и сегодня», под заглавием: «Ашик-Кериб. Турецкая сказка». В продолжение девяноста лет рукопись, которой располагал Соллогуб, оставалась неизвестной исследователям, и сказка воспроизводилась во всех изданиях по тексту альманаха «Вчера и сегодня». В 1936 году автограф Лермонтова поступил из частного собрания А. С. Голицыной в Институт мировой литературы имени А. М. Горького, а после был передан в Пушкинский дом Академии наук СССР^[14].

Сюжет

По Лермонтову, живший в Тифлизе^{[прим. 1]} бедняк Ашик-Кериб, играющий на саазе^{[прим. 2]} ашик, влюбляется в Магуль-Мегери — дочь богатого турка по имени Аяк-Ага, но, будучи бедным, не решается жениться на богатой девушке. Поэтому он обещает семь лет странствовать по свету и нажить себе богатство. Магуль-Мегери на это соглашается, но говорит, что если в назначенный день он не вернётся, то она станет женою Куршуд-бека, который давно за неё сватается. При выходе из Тифлиза Ашик-Кериба догоняет и начинает сопровождать Куршуд-бек. Когда Ашик-Кериб снимает одежду, чтобы переплыть реку, Куршуд-бек берёт его одежду и относит к его матери, заявив, что тот утонул. Мать Ашик-Кериба говорит об этом Магуль-Мегери, но та не верит Куршуд-беку. Тем временем, Ашик-Кериб, странствуя, прибывает в Халаф^{[прим. 3]}, где становится придворным музыкантом паши, богатеет, и начинает забывать, что ему необходимо вернуться. По прошествии шести лет Магуль-Мегери передаёт отбывающему из Тифлиза купцу своё золотое блюдо, чтобы тот с его помощью нашёл Ашик-Кериба. В Халафе Ашик-Кериб находит отправленное его любимой блюдо и спешит назад. До истечения срока оставалось три дня. Уставший, он доходит лишь до Арзинган горы, что между Арзиньяном^{[прим. 4]} и Арзерумом^{[прим. 5]}. А до Тифлиза оставалось два месяца езды. Но Ашик-Керибу помогает Хадерилиаз (у Лермонтова — св. Георгий), благодаря которому тот мигом оказывается в родном городе. А чтобы все поверили, что это на самом деле Ашик-Кериб, даёт ему из-под копыта коня комок земли, чтобы тот помазал им глаза своей ослепшей семь лет назад матери, после чего та увидит. Дома мать и сестра не узнают Ашик-Кериба, который представляется им как «Рашид» (храбрый). Они отдают ему его же висевший семь лет на стене сааз. Тем временем начинается свадебное торжество Куршуд-бека и Магуль-Мегери, которая готовится покончить с собой. Ашик-Кериб приходит на свадьбу, где его также никто не узнаёт. Но во время исполнения песен, его по голосу узнаёт Магуль-Мегери и бросается в его объятия. Брат Куршуд-бека обнажает меч, чтобы убить обоих, но Куршуд-бек останавливает его, покорившись воле судьбы. Кериб исцеляет слепую мать, женится на Магуль-Мегери, а сестру свою с богатым приданым отдает за Куршуд-бека.

Азербайджанская версия

Авторство и издания

Азербайджанский анонимный романтический дастан «Ашик-Гариб» сложился не ранее XVI—XVII вв^[1]. В XVII веке дастан был окончательно отшлифован^[12]. Авторство стихов, инкорпорированных в прозу, приписывают главному герою, народному певцу, ашугу. Сюжетную основу составляет любовная коллизия с множеством приключений. Социальная среда — купеческая. Азербайджанские версия имеет обычную форму «народного романа» — прозаического рассказа со стихотворными вставками, лирическими песнями героя (ашуга) и его возлюбленной^[16]. В 1892 году была опубликована записанная в 1891 году^[17] учителем Кельвинского земского училища М. Махмудбековым со слов народного певца, ашуга Оруджа из селения Тирджан (близ Шемахи) Шемахинского уезда Бакинской губернии, история странствий Ашик-Кериба^[18]. Шемахинская сказка намного длиннее, герой претерпевает в ней ряд приключений ещё до того, как попадает в Тифлис^[19]. В 1911 году в выходившей в Елизаветполе (нынешней Гяндже) газете «Южный Кавказ» собирателем кавказского фольклора С. Фарфоровским^[4] была обнародована ещё одна азербайджанская версия «Ашик-Кериба»^[20]. Но эта публикация представляла собой пересказ все того же шемахинского варианта (в начале сказки написано: «вольную переделку любимой песни ашиков, записанной в Шемахинском уезде»)^[14]. Имеется третья запись сказки, напечатанная в «Антологии азербайджанской поэзии» (1938 год), действующие лица в которой носят те же самые имена — Гариб, Шах-Сенем, Шах-Велед, Гюль-Оглан^[21]. Было также известно, что в Лачинском районе рассказывался другой вариант этой сказки, в котором героиню зовут не Шах-Санам, а Магу-Мехр, соперник же называется Рашид-бек^[14]. Большинство исследователей считают, что М. Ю. Лермонтовым была записана азербайджанская версия сказки^[1][4][10].

Сюжет

В этой версии герой повести Расул родом из Тебриза. Он влюбляется в красавицу Шахсенем, которую видел в волшебном сне. С этого времени он становится певцом — ашиком и воспевает в своих песнях ещё неизвестную ему красавицу. Он находит её в Тифлисе, она тоже видела своего суженого в чудесном сне и ожидала его прихода, он пленяет её сердце своими песнями; но она — дочь богатого купца, который требует за неё огромный «калым» (сорок кошельков с золотом). Гариб (чужеземец) решает странствовать по свету, чтобы накопить богатство, обещая своей невесте вернуться через семь лет. Они обмениваются кольцами. Гариб после долгих скитаний попадает в Халеб и, прославившись там как певец, с помощью знатных покровителей становится состоятельным человеком. Тем временем отец Шахсенем готовится выдать свою дочь за богача Шахвеледа. Жених распространяет ложную весть о смерти Гариба: по его наущению слуга приносит Шахсенем рубашку её возлюбленного, смоченную в крови, как свидетельство мнимой гибели Гариба. Мать и сестра оплакивают свою потерю, старуха — мать Гариба слепнет от горя. Но Шахсенем не верит смерти своего милого и поручает одному купцу, отправляющемуся с караваном в чужие страны, разыскать его и поторопить его возвращение к назначенному сроку. Назначается свадьба. Она вручает ему своё обручальное кольцо, которое он опускает в чашу с вином, поднося её певцу: по этому кольцу Гариб узнает посланника Шахсенем. До истечения срока остаётся всего три дня. По молитве Гариба ему является его покровитель, пророк Хизр, который сажает его на своего волшебного коня и за один день доставляет в Тифлис. На прощанье он даёт ему горсть земли из-под копыт своего коня, обладающую чудесной силой — возвращать зрение слепому. Гариб приезжает в Тифлис в день свадьбы своей возлюбленной, которая готова скорее покончить с собой, чем принадлежать ненавистному жениху. В родном доме слепая мать Хани и сестра Шахрабана не узнают пришельца, но после признания сестра верит, что это Гариб. Гариб берёт у матери свой старый саз и как певец отправляется на свадьбу. Он проталкивается мимо сторожей, расставленных у ворот, и садится среди гостей. Его узнают по песне, Шахсенем бросается в его объятия, Шахвелед обнажает меч, чтобы убить обоих, но узнав обо всем, что случилось с Гарибом, он вынужден покорится воле судьбы. Гариб исцеляет слепую мать, женится на Шахсенем, а сестру свою с богатым приданым отдает за Шахвеледа^[16].

Сравнение с лермонтовской версией

В азербайджанской версии в отличие от лермонтовской повествовательная форма чередуется с поэтическими импровизациями и заключает в себе восемьдесят семь песен. Ашик-Кериб поёт, приближаясь к Тифлису, покидая Тифлис, прощаясь с матерью и сестрой, прощаясь с возлюбленной. Также песнями отвечают ему и возлюбленная, и мать, и сестра. В сказке же Лермонтова всех этих лирических отступлений нет. Начало народной сказки, сообщающей историю того, как Ашик-Кериб стал ашиком, тоже другое. Действие этой версии начинается в Тавризе, а не в Тифлисе. Расул, сын богатого купца, промотал всё наследство и начал обучаться искусству ашиков. Но так как у юноши нет музыкальных способностей, ашики прогоняют его. Но однажды во сне Расулу является пророк Хидир-Ильяс, покровитель ашиков, и говорит, что отныне он ашик по имени Кериб, то есть чужеземец. Во сне он показывает юноше образ его будущей возлюбленной — голубоглазой красавицы Шах-Санам, дочери Бахрам-бека из Тифлиса. Вместе с матерью и сестрой Ашик-Кериб отправляется с караваном в Тифлис. В Тифлисе один богатый купец соглашается приютить их. Эти купцом был Бахрам-бек, отец красавицы Шах-Санам, предназначенной ашику волей судьбы. В доме купца Шах-Санам сквозь дверную щель видит Ашик-Кериба и узнаёт в нём того юношу, которого показал ей во сне Хидир-Ильяс. С тех пор Ашик-Кериб каждый день встречается с Шах-Санам в саду. Вскоре Кериб посылает мать сватать Шах-Санам, но купец требует большого калыма. Тогда Ашик-Кериб даёт зарок семь лет странствовать по свету и заработать деньги в далёких странах. В сказке Лермонтова нет этих событий, которые занимают двадцать страниц. У Лермонтова действие начинается прямо в Тифлисе. В лермонтовской сказке соперник Кериба — Куршуд-бек крадёт его одежду, когда ашик вплавь переправляется через реку, а прискакав в Тифлис, несёт платье к его матери и говорит, что её сын утонул. Однако в шемахинской версии Ашик-Кериб встречает своего соперника Шах-Веледа в Алеппо и просит его отвезти в Тифлис письмо к родным. Шах-Велед же поручает своему слуге Кель-Оглану убить зайца, смочить рубаху в его крови и сказать матери Ашик-Кериба, что её сын убит разбойниками.
В сказке Лермонтова нет состязания ашиков и вопросов, которые предлагает разгадать им Ашик-Кериб. Также нет тайно любящей Кериба юной Агджа-Кыз — соперницы Шах-Санам. Но только один эпизод — возвращение Ашик-Кериба в Тифлис (с момента встречи с чудесным всадником до разговора со слепой матерью) совпадает у Лермонтова с известным нам шемахинским вариантом. Имена в версиях также не совпадают. В шемахинском варианте возлюбленную Ашик-Кериба зовут Шах-Санам, у Лермонтова — Магуль-Мегери. В шемахинской сказке соперник носит имя Шах-Велед, у Лермонтова — Куршуд-бек. В шемахинской версии отец — Бахрам-бек, у Лермонтова — Аяк-ага. Подлинное же имя Ашик-Кериба в шемахинской сказке — Расул, у Лермонтова — Рашид^[14].

Армянская версия

Вариант сказки был записан в 1935 году со слов восьмидесятилетнего ашуга Адама Суджаяна в районе Зангезура в Армении фольклористкой Р. Р. Орбели. В этой сказке, как и у Лермонтова, невесту Ашуг-Гариба зовут Мауль-Меери, так же как и у Лермонтова, она посылает с купцом на чужбину не кольцо и не чашу, как в других вариантах, а блюдо.
Ашуг Суджаян исполнял эту сказку только в отрывках. Однако, соперника он называл Шах-Валат^[14].

Остальные армянские варианты существенно отличаются от лермонтовской сказки и в основном совпадают с шемахинской версией. События начинаются в них задолго до прибытия Гариба в Тифлис, в них содержится эпизод с чудесным превращением юноши в ашуга, наделённого даром песен свыше, все они повествуют о том, как Ашуг-Гариб и его будущая возлюбленная узнают друг о друге во сне^[14].

Грузинская версия

Имеется грузинский вариант азербайджанской сказки, записанный в 1930 году в Грузии, в селении Талиси, недалеко от Ахалцихе, фабула которой в точности совпадает с фабулой лермонтовской сказки. Рассказывал этот вариант семидесятилетний грузин-мусульманин, крестьянин Аслан Блиадзе, причём повествовательную часть передавал по-грузински, а песни исполнял по-турецки (И. Андроников объясняет это тем, что Месхет-Джавахети, где находится Ахалцихе, долгое время находилась под властью Турции)^[14].

Действие сказки начинается, как и у Лермонтова, прямо в Тифлисе. Мотивировка разлуки такая же, как и у Лермонтова. Ашик-Кериб своей возлюбленной говорит: «Мне твоих денег не надо. Боюсь, не было бы потом упрёков». После этого ашуг уходит в город Алаф. Перед разлукой ашуг дарит своей возлюбленной золотую чашу. Когда настаёт срок ему возвратиться, возлюбленная отдаёт эту чашу чалагадару и просит передать её поручение тому, кто назовёт себя хозяином чаши. Чалагадар встречает Кериба в Алафе. В сказке сказано: «вот как поётся об их встрече в татарской песне»^{[прим. 7]}. Далее в записи следуют тексты песен на турецком языке, записанные грузинскими буквами. Прочтённые тексты полностью совпадают с пересказом этих песен у Лермонтова. Эти песни, вкраплённые в текст грузинского варианта, оказываются гораздо ближе к лермонтовской записи, чем песни шемахинского варианта. Очень близко к лермонтовской сказке передаются в грузинской записи и эпизод встречи с Хадрилиазом, полёт на крупе его коня и беседа сестры Кариба со слепой матерью. И кончается сказка так же, как у Лермонтова. Кариб говорит: «Не прерывайте свадьбу, я отдам Шах-Валату в жены мою сестру». «И вправду, — заключает рассказчик, — Шах-Валат женился на сестре Кариба, а Кариб — на своей возлюбленной Шах-Санам»^[14].

Турецкая версия

Сказка широко распространена в Турции, распевается певцами в кофейнях Румелии и Анатолии и издаётся для народного чтения^[23]. Турецкая версия сказки подверглась циклизации по типу героических дастанов («Сын Ашык-Гериба» и «Внук Ашык-Гериба»)^[1]. Анатолийская версия, также как и азербайджанская, имеет форму прозаического рассказа со стихотворными вставками и лирическими песнями героя^[16]. Весьма распространённая в Турции повесть о «всеизвестном и знаменитом Ашик-Гарибе»^[24] ни по сюжету, ни по именам персонажей (исключая самого «Кериба») с лермонтовской сказкой не совпадает^[14].

Туркменская версия

Туркменская версия сказки называется «Шасенем и Гариб». Она более архаична, изобилует этническими деталями и историческими именами. События развёртываются в феодально-дворцовой среде. Mногие эпизоды и мотивы этой версии восходят к древнейшему огузскому эпосу «Китаби Деде Коркуд»^[1]. Существующий в Туркмении значительный по объёму дастан «Шасенем и Гариб» включает большое количество песен. Это произведение было издано в переводе на русский язык в 1945 году (перевели с туркменского Н. Манухина и Г. Шенгели)^[26]. Отрывки в переводе Г. Веселкова были помещены в шестом номере журнала «Совет Эдебияты» (Ашхабад, 1944, стр. 80-92). В 1940 году дастан был издан на туркменском языке. В 1946 году роман «Шасенем и Гариб» вышел в издании Гослитиздата в Москве^[4].

Сюжет

Действие в туркменской версии перенесено из городской среды в феодальную. Шасенем — дочь шаха Аббаса, правителя Диярбакыра^{[уточнить]}, Гариб — сын его везира Хасана. Отцы обручили их до рождения, они вместе посещают школу и уже детьми влюбляются друг в друга, но после смерти везира шах нарушает своё обещание и изгоняет вдову с малолетним сыном из своей страны. Эта завязка следует роману «Тахир и Зухра», который послужил для автора образцом и при дальнейшем изображении судьбы разлучённых родительской властью героев. Все последующее содержание повести представляет рассказ о тайных любовных встречах Гариба и Шасенем. Сперва переодетый Гариб нанимается подручным к садовнику в загородном дворце шаха и получает возможность ежедневно встречаться со своей возлюбленной. Когда шах узнаёт об этом, герою приходится бежать в первый раз в Шемаху (Ширван), во второй раз — в Багдад, в третий раз — в Халап, но каждый раз по зову своей возлюбленной он снова возвращается в Диярбакыр. Шасенем, со своей стороны пытается следовать за Гарибом и разыскивает его, подвергая себя опасностям, но вынуждена всякий развернуться, не достигнув цели^[16].

Иные версии

В 1896 году был опубликован крымский «Ашик-Кериб»^[27], а в 1899— произведено извлечение песен из полного текста^[28]. Был также обнаружен близкий лермонтовскому «Ашик-Керибу» кабардинский вариант. Так, в 1864 году кабардинский просветитель Кази Атажукин издал лермонтовского «Ашик-Кериба» в переводе на родной язык^[29]. Сказка также распространена у узбеков, каракалпаков, уйгур и других народов^[11].

Исследования сказки

За последнее время исследователи уделили немало внимания сказке «Ашик-Кериб». Азербайджанский исследователь Микаэль Рафили обратил внимание на то, что в тексте своего «Ашик-Кериба» Лермонтов сохранил азербайджанские слова, в скобках пояснив их значение^[13]: ага (господин), ана (мать), оглан (юноша), рашид (храбрый), сааз (балалайка), гёрурсез (видите), мисирское (то есть египетское) вино, — а в наименовании Тифлиса воспроизвёл азербайджанское произношение: Тифлиз^[30]. Ираклий Андроников также отмечает, что «Ашик» по-азербайджански значит «влюблённый», в переносном смысле: «певец», «поэт», а «кериб» значит «странник», «скиталец», «бедняк». Но в то же время это и собственное имя. На этой игре слов, как отмечает Андроников, построен разговор Ашик-Кериба со слепой матерью (он называет ей своё имя, а она думает, что у неё просит ночлега странник)^[14]. Тюрколог М. С. Михайлов в специальной статье «К вопросу о занятиях М. Ю. Лермонтова „татарским“ языком» также приходит к выводу, что все восточные слова, встречающиеся в сказке «Ашик-Кериб», «могут быть отнесены к азербайджанскому языку», а форма слова «гёрурсез» (точнее «гёрурсюз») наблюдается только в диалектах Азербайджана^[31]. Учитывая эти факты, И. Андроников приходит к выводу, что сказку Лермонтов слышал из уст азербайджанца (в ту пору которых называли «закавказскими татарами»)^[14]. В сказке Лермонтова присутствуют также турецкие, арабские, армянские, иранские элементы. Так, Хадерилиаз — соединённые вместе имена Хызра и Илиаса — объяснено Лермонтовым как св. Георгий, и это не ошибка поэта, смешение Хадерилиаза со святым Георгием встречается в армянском и грузинском фольклоре^[13].

В ходе исследования сказки появились работы, в которых лермонтовский текст, который стал доступен для изучения лишь после 1936 года^[14], рассматривается в связи с фольклором народов Закавказья, и прежде всего, с азербайджанским «Ашик-Керибом». Первый, кто обратил внимание на близость лермонтовского текста к азербайджанской народной сказке, был учитель А. Богоявленский, писавший ещё в 1892 году о шемахинской сказке, опубликованной учителем Махмудбековым: «Справедливо сказать, что она отчасти известна уже читающей русской публике по пересказу её, сделанному покойным поэтом М. Ю. Лермонтовым»^[32]. Действительно, по лермонтовскому пересказу читатели знали эту сказку только отчасти, поскольку лермонтовское изложение значительно отличается от текста сказки, записанной в районе Шемахи. Прежде всего, лермонтовская сказка гораздо короче шемахинского варианта, в котором повествовательная форма чередуется с поэтическими импровизациями и заключает в себе восемьдесят семь песен. Ашик-Кериб поёт, приближаясь к Тифлису, поёт, покидая Тифлис, поёт, прощаясь с матерью и сестрой, поёт, прощаясь с возлюбленной. И возлюбленная, и мать, и сестра также отвечают ему песнями^[14]. В сказке Лермонтова всех этих лирических отступлений нет. Сравнивая шемахинский вариант азербайджанского «Ашик-Гариба» с лермонтовским, Андроников приходит к выводу, что Лермонтов, записав слышанную им сказку, только бережно отредактировал её и даже оставил в тексте неисправленными некоторые сюжетные несоответствия и шероховатости, также, что он записал её именно так, как услышал. Андроников также полагает, что Лермонтов услыхал эту сказку в Тифлисе, а записал со слов азербайджанца, вероятно Мирзы Фатали Ахундова^[14], обучавшего Лермонтова азербайджанскому языку^[33].

Однако, основываясь на том, что версия ашика Оруджа была записана в районе Шемахи, авторы поздних работ о Лермонтове считают, что он слышал сказку про ашика Кериба в Шемахе и записал её там со слов ашика. Так, лермонтовед А. В. Попов пишет: «именно здесь, в Шемахе или в её окрестностях, поэт и записал и впоследствии обработал эту чудесную сказку, услышав её из уст бродячего певца-ашуга»^[34]. Действительно, в 1837 году Лермонтов побывал в Шемахе. Но, Андроников высказывает сомнения в версии Попова, отмечая, что Лермонтов не мог записать сказку со слов ашуга, так как не знал азербайджанского языка. Следовательно, и узнал он сказку не в форме «дастана» — повествования, чередующегося с песнями, — а слышал её по-русски, в прозаическом пересказе. Правда, Андроников также указывает, что популярную народную сказку поэту могли пересказать в Шемахе нижегородские драгуны, пользовавшиеся гостеприимством азербайджанских беков и агаларов — своих боевых товарищей по турецкой войне^[14].

И. Андроников, пытался доказать, что Лермонтов записал эту сказку в Тифлисе. Свою концепцию он строит на армянском варианте азербайджанской сказки, записанном в 1935 году в Загензурском районе Армении, также на грузинском варианте «Ашик-Кериба», записанном в 1930 году в селе Талиси, недалеко от Ахалцыха. Сопоставив лермонтовский текст с различными вариантами, Андроников утверждает, что лермонтовская транскрипция ближе к грузинским и армянским вариантам. Следовательно, Лермонтов, якобы, слышал и записал «Ашик-Кериба» в Тифлисе^[14]. Но ещё в 1954 году в печати было отмечено, что Андроников не учёл одного очень важного обстоятельства: шемахинский вариант «Ашик-Кериба» был записан в 1891 году, то есть тогда, когда произведение Лермонтова не было переведено на азербайджанский язык и сказка была известна только в устной традиции. А записи армянского и грузинского вариантов сделаны в тридцатых годах нашего столетия, после того как лермонтовская сказка была уже неоднократно опубликована в переводах на армянский и грузинский языки и получила популярность в Закавказье. В связи с этим Попов и объясняет близость армянских и грузинских вариантов азербайджанской сказки к лермонтовскому тексту, а также то, что лермонтовский текст, известный сказителям в устной передаче, лёг в основу армянского и грузинского вариантов народного сказа^[17].

По поводу лермонтовской записи «турецкая сказка» В. А. Мануйлов, С. А. Андреев-Кривич и И. Л. Андроников полагают, что на первой странице лермонтовского автографа никакого названия нет, тем не менее слова на обороте последней страницы (в сложенном виде она служила как бы обложкой рукописи), написанные быстрым и крупным почерком, непохожим на почерк Лермонтова, принадлежат всё-таки ему самому: «Ашик-Кериб. Турецкая сказка». Само же слово «турецкая» проистекает, согласно Андроникову, из содержания сказки. Так, в сказке про Ашик-Кериба, который по мнению Андроникова, пришёл в Закавказье из Турции и до сих пор распеваемой ашугами в кофейнях Румели и Анатоли, речь идёт о Турции и о турках. Об отце Магуль-Мегери Лермонтов пишет: «богатый турок». Следовательно, и сама Магуль-Мегери должна быть турчанкой. Путешествует Ашик-Кериб через турецкие города. Через Турцию попадает он в Сирию — в Халаф, или, как назвали его итальянцы, Алеппо. Играет Кериб на саазе — Лермонтов добавляет: «балалайка турецкая». На свадьбах в Тифлисе Ашик-Кериб прославляет «древних витязей Туркестана». С. А. Андреев-Кривич полагает, что под Туркестаном следует разуметь здесь Туркмению^[35]. Стремясь найти объяснение слову «Туркестан» в тексте лермонтовской сказки, он привлекает книгу Н. Н. Муравьёва «Путешествие в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 годах…» (М., 1822), где кратко передано содержание туркменского варианта сказки о любви Шах-Санам и Кариба. Так, полагая доказанным, что слово «Туркестан» в лермонтовской записи восходит к туркменскому варианту, Андреев-Кривич пишет: «таким образом, сближая текст лермонтовской сказки с изложением Н. Муравьёва, слова Лермонтова о том, что Ашик-Кериб прославлял древних витязей Туркестана, перестают казаться простой случайностью»^[35]. Но тюрколог академик В. А. Гордлевский, считал, что у Лермонтова идёт речь не о Туркмении, а о Турции. Того же мнения придерживаются известные тюркологи А. Н. Кононов и М. С. Михайлов. По их мнению, «Туркестан» в данном тексте следует понимать как «страна тюрок», по аналогии с «Дагестан», «Гюрджистан» (Грузия), «Айстан» (Армения) и т. д. («стан» — в буквальном смысле — «стоянка»). И Андроников отмечает, что сказка Лермонтова, заключающая ряд азербайджанских слов и сохранившая следы азербайджанского произношения, записана в Закавказье и не находится ни в какой связи с туркменским вариантом. По мнению Андроникова, Лермонтов называет «турецкой» сказку, записанную со слов азербайджанца, полагая, что тот, кто рассказывал Лермонтову историю любви и скитаний Ашик-Кериба, знал о её турецком происхождении^[14].

Культурное влияние

Сказку про Ашик-Гариба иллюстрировали такие живописцы, как В. Д. Замирайло, А. А. Земцов, М. П. Клодт, Е. Г. Комаров, В. М. Конашевич, В. В. Лермонтов, А. Ф. Лютомская, А. П. Могилевский, В. Я. Суреньянц, И. М. Тоидзе, М. В. Ушаков-Поскочин, Е. Е. Лансере^[13].

Сказка легла в основу оперы Зульфугара Гаджибекова «Ашуг-Гариб», которая была впервые поставлена в Бакинском театре Гаджи Зейналабдина Тагиева в 1916 году^[13]. Главную партию в опере, ашуга Гариба, исполняли такие актёры и певцы, как Гусейнкули Сарабский, Гусейнага Гаджибабабеков^[36] и др. Роль возлюбенной Гариба, роль Шахсенем, в своё время играли Ахмед Бадалбейли, более известный как Ахмед Агдамский^[37], Рубаба Мурадова^[38] и др.

В 1923—1925 годах композитор Рейнгольд Глиэр выезжал в Баку для изучения фольклора, положенного в основу созданной им в 1927 году оперы «Шахсенем». В 1927 году опера была поставлена на русском языке в Азербайджанском театре оперы и балета в Баку. Вторая редакция оперы была поставлена там же в 1934 году на азербайджанском^[39]. Роль Гариба исполняли такие актёры и певцы, как Гусейнага Гаджибабабеков^[36], Бюль-Бюль^[40] и др. Ролью Шах-Велада, как в опере Глиэра, так и в опере Гаджибекова, известен Агабаба Буниятзаде^[41].

В 1941 году в Ленинграде Малым оперным театром был поставлен балет Б. В. Асафьева «Ашик-Кериб» на основе одноимённой сказки Лермонтова^[13].

В 1944 году туркменские композиторы Дангатар Овезов и Адриан Шапошников написали оперу «Шасенем и Гариб» по мотивам дастана^[11].

На основе сказки Лермонтова в 1988 году Давидом Абашидзе и Сергеем Параджановым на киностудии «Грузия-фильм» был снят фильм «Ашик-Кериб». Главную роль в фильме, роль Ашик-Кериба, сыграл Юрий Мгоян. Также в фильме играли Софико Чиаурели (мать), Рамаз Чхиквадзе (Али-ага), Константин Степанков (учитель), Давид Абашидзе, Тамаз Вашакидзе и др.

Похожая тема в мировой литературе

Древнейшим классическим примером сюжета сказки является рассказ о возвращении Одиссея^[13]. Здесь Одиссей также после длительного странствия прибывает на Родину, будучи неузнанным родными и женой, которую заставляют выйти замуж. И только потом все узнают в страннике Одиссея. Одиссею, по пути домой, также помогает сверхъестественная сила в лице Афины.

Заключительная сцена сказки перекликается с эпизодами из «Сказания о Бамси-Бейреке», более древнего памятника тюркского эпоса «Деде-Коркуд»^[42], в связи с чем отмечается генетическая близость между сказаниями^[11]. Здесь также, как и в дастане «Ашик-Гариб», ложную весть о гибели Бамси-Бейрка распространяют, показывая всем его окроваленную рубаху. Сам Бамси-Бейрек также не узнанным приходит на свадьбу своей возлюбленной Бану-Чечек, которую также насильно выдают замуж. И здесь Бейрек открывается возлюбленной, исполняя песню и играя на кобзе. И также как Ашик-Гариб исцеляет ослепшую от горя мать, Бейрек чудесным образом исцеляет ослепшего отца^[43].

Примеры похожих сюжетов встречаются также в русских былинах о Добрыне и Алёше, в ряде русских сказок.

В художественной литературе сюжет сказки встречается в новелле из «Декамерона» Джованни Боккаччо, в рассказах Ги де Мопассана «Возвращение», М. Прево («De sire»), Поля Феваля («La chanson de Poirier») и др.^[13]

Примечания

Источники

Литература

• Микаэль Рафили. Лермонтов и азербайджанская литература // газета : «Бакинский рабочий». — 15 октября 1939.
• Ениколопов И. К. К сказке «Ашик-Кериб» Лермонтова.
• Мануйлов В. А. М. Ю. Лермонтов и его запись сказки об Ашик-Керибе.
• Попов А. В. М. Ю. Лермонтов в первой ссылке. — Ставрополь, 1949.
• Михайлов М. С. К вопросу о занятиях М. Ю. Лермонтова «татарским» языком : «Тюркологический сборник». — Москва — Ленинград: Издательство АН СССР, 1951. — Т. 1. — С. 127—135.
• Якубова С. Азербайджанское народное сказание «Ашыг-Гариб». — Баку, 1968.
• Мурзаев Э. М. Годы исканий в Азии. — М., 1973. — С. 54.
• Даронян С. К. «Ашик-Кериб» Лермонтова и армянские записи сказания. — «Вестник общественных наук АН Армянской ССР», 1974. — № 4. — С. 79—92.

Ссылки

• Ашик-Гариб // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.

Эта страница в последний раз была отредактирована 26 ноября 2022 в 08:46.

Как только страница обновилась в Википедии она обновляется в Вики 2.
Обычно почти сразу, изредка в течении часа.