«История возникновения русской народной сказки и ее значение
для развития детей дошкольного возраста»
Выполнила: Петрова Е.С.
Ярославль 2017 г.
Аннотация. В статье дается определение сказки, история возникновения сказки, история возникновения русской народной сказки, методика работы со сказкой в детском саду, значение сказки для развития детей дошкольного возраста.
Ключевые слова. Сказка, «байка» или «басень», сюжет, народная сказка, вымысел.
Введение.
Сказка – великая духовная культура народа, которую мы собираем по крохам, и через сказку раскрывается перед нами тысячелетняя история народа.
(Алексей Николаевич Толстой)
Мы очень любим сказки!
Впервые мама рассказала мне сказку в раннем возрасте. Она говорила мне, что сказка развивает, обогащает воображение, т. к., слушая сказку, чувствуешь себя ее активным участником и всегда представляешь себя с теми из ее персонажей, кто борется за справедливость, добро и свободу. Слушаешь сказку и переживаешь или радуешься вместе с её героями. А тем, кто фантазирует, принадлежит будущее.
Прошли годы, но эти занимательные истории не потеряли своей актуальности. В наше время мамы покупают для своих малышей красочные иллюстрированные книжки, в которых находятся старые добрые истории, полюбившиеся нам еще в детстве. Что такое сказка? За много столетий было придумано множество интересных историй, но кто их придумал и, главное, для чего?
С территорий возникновения первых сказок – древней Индии и фантастических стран Востока — шла сказка своим завоевательным путем, охватывая огромные районы, овладевая мыслью человека, внося новые веяния в круг его жизненных начал и разрушая в нем вековые предрассудки. Сказка вносила новую струю в жизнь, полную свежести и прелести, развивала величайшие дары человека – ум и фантазию, которые всегда давали человеку так много импульсов для его развития.
Своим движением сказка объединяла отдельные народы, давала одному народу вести о другом, хотя бы и в туманных, фантастических образах, возбуждая живой интерес к жизни в чужих землях.
Что, как не сказка заставило финикийских мореходов отважиться попытать счастья в путешествиях к далеким странам с целью разузнать, что делается вне их родины. Уже позже их чудесные рассказы о далеких, таинственных землях не раз служили поводом смелым и решительным людям к отважным предприятиям и далёким плаваниям.
В глубокой древности сказочные повествования не только возбуждали интерес в людях к дальним странам и побуждали путешественников к действиям, они ещё и стремились облагораживать человека, воздействовать на формирование в нем правильных основ.
Сказка указала преимущество человека перед животным, определила человеку необходимость стать выше самого себя. Она с очевидностью показала, как человек должен смотреть на основные понятия о добре и зле, и в какую сторону должны клониться его идеальные воззрения. Сказка развилась до степени обличительности только в более или менее развитых государствах.
Сказка – это тот памятник, вечно живущий и вечно юный, которому современная культура должна выказывать полное уважение и благодарность в силу того, что в основе всякой культуры ею заложено первичное понятие человека о сущности добра и зла.
Сказка – это живая, неумирающая история народа, правда, являющаяся для нас в самых общих чертах, но зато обрисовывающая характерные особенности каждой нации, её взгляды на жизнь, историю, явления природы.
Представьте себе, как был бы беден народ, у которого не было бы сказок? Не было бы в людях с детства заложенных той душевности, мягкости, взаимной любви, без чего из ребенка вырастали бы люди узких взглядов, не понимающие друг друга, круг деятельности которых крайне ограничен и охватывает только удовлетворение потребностей своего «я».
В разное время сказки пытались предать забвению, но покончить с этим жанром не могли. Сказки постепенно оправились, приспособились к новым условиям, и начали жить бок о бок с новыми изданиями. И даже в то время, когда были гонения на сказку, не одна детская, не одна избенка слышала воссоздание таинственным голосом этих мотивов чудного, вечно живого, вечно свежего народного эпоса. И гонимые сказки втихомолку делали великое дело сохранения нежной детской души в её естественном стремлении к фантастической мечтательности. Они совершали великое дело воспитания в детском сердце основных начал идеальной нравственности.
Сказки на Руси
Когда на Руси появилась сказка? Что послужило толчком к рождению сказки? На пустом ли месте появилась она? Сказка пришла на смену мифу. В X-XI веках в Киевской Руси, как предполагают, появилась сказка. Она закрепилась в разновозрастной категории. И лишь в XX веке сказка стала принадлежностью детской аудитории.
Сказка – древнейший жанр устного народного творчества, классический образец фольклора.
Сказка – древнейший жанр устного народного творчества, который никогда не создавался специально для детей. Корни русской сказки уходят в славянское язычество. Нельзя не сказать о том, что русская сказка не раз подвергалась гонениям. Церковь боролась с языческими верованиями, а заодно и с народными сказками. Так, в XIII веке епископ Серапион Владимирский запрещал «басни баять», а царь Алексей Михайлович издал в 1649 году специальную грамоту с требованием положить конtц «сказыванию» и «скоморошеству». XIX век тоже не принес на¬родной сказке признания чиновников охранительного на¬правления. Но не только цензура боролась с народной сказкой. С середины того же XIX века на нее ополчились известные тогда педагоги. Они были уверенны в ее отрицательном воздействии на слушателя; считали, что сказка задерживает умственное развитие детей, пугает их изображением страшного, расслабляет волю, развивает грубые инстинкты и т. д. Такие же аргументы приводили противники этого вида народного творчества уже и в советское время. Педагоги считали, что сказка уводит детей от реальности, вызывает сочувствие к тем, к кому не следует, — ко всяким царевичам, царевнам и прочим антисоветским персонажам. Рассуждения о вреде сказки вытекали из общего отрицания ценностей культурного наследия.
Однако уже в XIX веке появились люди, которые хотели собирать и сохранить устное народное творчество (И. М. Снегирев, П. В. Киреевский, В. И. Даль, А. Н. Афанасьев, И.А.Худяков, П.А.Бессонов). Благодаря этим подвижникам, сегодня мы можем наслаждаться самобытными и уникальными произведениями русского народа.
Рассказывание сказок на Руси воспринималось как искусство, к которому мог приобщиться каждый, независимо от пола и возраста, и хорошие сказочники весьма высоко почитались в народе. Они учат человека жить, вселяют в него оптимизм, утверждают веру в торжество добра и справедливости. За фантастичностью сказочной фабулы и вымысла скрываются реальные человеческие отношения.
Сам термин «сказка» появился в 17 веке, и впервые зафиксирован в грамоте воеводы Всеволодского. До этого времени широко употреблялось слово «басень», производное от слова «баять», то есть рассказывать. К сожалению, имена профессиональных сказочников прошедших времен не известны современным исследователям, но известен факт, что уже в 19 веке ученые стали заниматься пристальным изучением русского фольклора, в том числе и сказок.
Сказка – понятие обобщающее. Наличие определенных жанровых признаков позволяет отнести то или иное устное прозаическое произведение к сказкам. Принадлежность к эпическому роду выдвигает такие ее признаки, как повествовательность и сюжетность. Сказка обязательно занимательна, необычна, с отчетливо выраженной идеей торжества добра над злом, правды над кривдой, жизни над смертью; все события в ней доведены до конца, незавершенность и незаконченность не свойственны сказочному сюжету…
Основным жанровым признаком сказки является ее назначение, то, что связывает сказку с потребностями коллектива. «В русских сказках, дошедших до нас в записях XVIII – XX вв., а также в сказках, которые бытуют сейчас, доминирует эстетическая функция. Она обусловлена особым характером сказочного вымысла».
Вымысел характерен для всех видов сказки разных народов.
В.И. Даль в своем словаре трактует термин «сказка» как «вымышленный рассказ, небывалую и даже несбыточную повесть, сказание» и приводит ряд народных пословиц и поговорок, связанных с этим видом народного творчества, например знаменитую «ни в сказке сказать, ни пером описать». Это характеризует сказку как нечто поучительное, но в тоже время невероятное, рассказ о том, чего не может произойти на самом деле, но из которого каждый может извлечь определенный урок. Уже в начале XX века выходит в свет целая плеяда сборников русских народных сказок, вобравшая в себя жемчужины народного творчества.
Русские народные сказки от других сказок народов мира отличает, прежде всего, их воспитательная направленность: вспомним хотя бы знаменитую присказку о том, что сказка ложь, да в ней намек. Труд в русских народных сказках изображается не тяжкой повинностью, а почетной обязанностью каждого. В них воспеваются моральные ценности, такие как альтруизм, готовность прийти на помощь, доброта, честность, смекалистость. Они являются одним из самых почитаемых жанров российского фольклора благодаря увлекательному сюжету, открывающему читателю удивительный мир человеческих взаимоотношений и чувств и заставляющему поверить в чудо. Таким образом, русские сказки – это неисчерпаемый источник народной мудрости, которым пользуются до сих пор.
Воспитательная функция сказки – один из ее жанровых признаков. «Сказочный дидактизм пронизывает всю сказочную структуру, достигая особого эффекта резким противопоставлением положительного и отрицательного. Всегда торжествует нравственная и социальная правда – вот дидактический вывод, который сказка наглядно иллюстрирует».
История возникновения сказки как жанра.
Исторические корни русской сказки теряются в седой древности, каждый исторически этап жизни русского народа отражается в сказке, вносит в неё закономерные изменения. Изучение этих изменений, вернее, обобщение этих изменений, даёт возможность говорить о конкретном процессе жизни русской скази, то есть об её истори.
Установить точно. Когда именно русская сказка определилась как жанр, когда именно начала жить как сказка, а не верование или предание,- невозможно.
Первые упоминания о русской народной сказке относятся к Киевской Руси, однако истоки её теряются в незапомятных временах. Что же касается феодальной Руси, то нет никаких сомнений, что сказки, в нашем понимании, были в Киевской руси одним из широко распространённых жанров устного народного творчества. Памятники древнерусской литературы сохранили достаточно упоминаний о сказочниках и сказках, чтобы в этом не сомневаться.
Самые ранние сведения о русских сказках относятся к 12 веку. В поучени «Слово о богатом и убогом» в описани отхода ко сну богатого человека среди окружающих его слуг, тешащих его на разные лады, с негодованием упоминаются и такие, которые «бають и кощунять», то есть рассказывают ему на сон грядущий сказки. В этом первом упоиминании сказки полностью отразилось противоречивое отношение к ней, которое мы наблюдаем в русском обществе на протяжении многих веков. С одной стороны, сказка- любимое разблечение потеха , ей открыт доступ во все слои общества, с другой стороны, её клеймят и преследуют как нечто бесовское, не позволительное, расшатывающее устои древнерусской жизни. Так, Кирилл Туровский, перечисляя виды грехов, упоминает и баяние басен; митрополит Фотий в начале 15века заклинает свою паству, чтобы она воздержалась от слушания басен; царские указы 17 века неодобрительно отзываются о тех, кто губит свои души тем, что «сказки сказывает небывалые».
Всё это даёт нам основание пологать, что в Древней Руси сказка уже выделилась как жанр из устной прозы, размежевалась с преданием, легендой и мифом. Её жанровые особенности — «установка на вымысел и равлекательные функции осознаются в равной мере как её носителями, так и гонителями. Уже в Древней Руси они – «сказки небывалые» и именно как таковые продолжают жить в народном репертуаре в дальнейшие века».
Исследователи о сказке и её жанровых особенностях.
Исследуя сказку, учёные по-разному определяли её значение и особенности. Одни из них с безусловной очевидностью стремились охарактеризовать сказочный вымысел как независимый от реальности, а другие желали понять, как в фантазии сказок преломилось отношение народных рассказчиков к окружающей действительности. Считать ли сказкой вообще любой фантастический рассказ или выделять в устной народной прозе и другие её виды – несказочную прозу? Как понимать фантастический вымысел, без которого не обходиться ни одна из сказок? Вот проблемы, которые издавна волновали исследователей.
Ряд исследователей фольклора сказкой называли всё то, что «сказывалось». Так, академик Ю.М. Сооколов писал; «Под народной сказкой в широком смысле этого слова мы разумеем устно-поэтический рассказ фантастического, авантюрного или бытового характера ». Брат учёного, профессор Б.Ю. Соколов, тоже считал, что сказкой следует называть всякий устный рассказ. Оба исследователя утверждали, что сказки включают в себя целый ряд особых жанров и видов и что каждый из них можно рассматривать особо.
Попытку отличить сказку от других жанров фольклора предпринял более ста лет назад К.С. Аксаков. Говоря о различии между сказками и былинами, он писал: «Между сказками и песнями, по нашему мнению, лежит резкая черта. Сказка и песня различны изначала. Это различие установил сам народ, и нам всего лучше прямо принять то разделение, которое он сделал в своей литературе. Сказка – складка (вымысел), а песня – быль, говорит народ, и слова его имеют смысл глубокий, который объясняется, как скоро обратим внимание на песню и сказку ».
Вымысел, по мнению Аксакова, повлиял и на изображение места действия в них, и на характеры действующих лиц. Своё понимание сказки Аксаков уточнял такими суждениями: «В сказке очень сознательно рассказчик нарушает все пределы времени и пространства, говорит о тридесятом царстве, о небывалых странах и всяких диковинках». Аксаков считал, что самое характерное для сказок — вымысел, причём сознательный вымысел. С этой трактовкой сказок не согласился известный фольклорист А.Н. Афанасьев. «Сказка- складка, песня- быль, говорила старая пословица, стараясь провести резкую границу между эпосом сказочным и эпосом историческим. Извращая действительный смысл этой пословицы, принимали сказку за чистую ложь, за поэтический обман, имеющий единою целью занять свободный досуг небывалыми и невозможными вымыслами. Несостоятельность такого воззрения уже давно бросалась в глаза», — писал этот учёный. Афанасьев не допускал мысли, что «пустая складка» могла сохраняться у народа в продолжение целого ряда веков и на огромной протяжённости страны, удерживая и повторяя «один и то же представления». Он сделал вывод: «нет, сказка — не пустая складка, в ней как и вообще во всех созданиях целого народа, не могло быть, и в самом деле нет ни нарочно сочиненной лжи, ни намеренного уклонения от действительного понимания сказки».
Признак, принятый Аксаковым значимым для сказочного повествования, был положен с некоторыми уточнениями в основу определения сказки, предложенного советским фольклористом А.И. Никифоровым. Никифоров писал: «сказки — это устные рассказы, бытовом смысле события (фантастические, чудесные или житейские) и отличающиеся специальным композиционно — стилистическим построением». Поясняя смысл своего определения, Никифоров указывал на три существенных признака сказки: первый признак современной сказки — целеустановка на развлечение слушателей, второй признак — необычное в бытовом плане содержание, наконец, третий важный признак сказки — особая форма её построения.
Традиционно выделяют три типа сказки:
1)волшевную;
2)бытовую;
3) сказку о животных.
Каждый из этих типов имеет свои особенности.
Народные сказки — это уникальная энциклопедия истории, общественного строя, быта и мировоззрения нашего народа. За много веков наши предки придумали тысячи сказок. Словно на крыльях они перелетали из века в век и передавали мудрость одного поколения другому.
Особенности русских народных сказок.
В русских сказках часто встречаются повторяющиеся определения: добрый конь; серый волк; красная девица; добрый молодец, а также сочетания слов: пир на весь мир; идти куда глаза глядят; буйну голову повесил; ни в сказке сказать, ни пером описать; скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; долго ли, коротко ли…
Часто в русских сказках определение ставится после определяемого слова, что создает особую напевность: сыновья мои милые; солнце красное; красавица писаная…
Характерны для русских сказок краткие и усеченные формы прилагательных: красно солнце; буйну голову повесил;- и глаголов: хвать вместо схватил, подь вместо пойди.
Языку сказок свойственно употребление имен существительных и имен прилагательных с различными суффиксами, которые придают им уменьшительно – ласкательное значение: мал-еньк –ий, брат-ец, петуш-ок, солн-ышк-о…Все это делает изложение плавным, напевным, эмоциональным. Этой же цели служат и различные усилительно-выделительные частицы: то, вот, что за, ка…( Вот чудо-то! Пойду-ка я направо. Что за чудо!)
Издавна сказки были близки и понятны простому народу. Фантастика переплеталась в них с реальностью. Живя в нужде, люди мечтали о коврах-самолетах, о дворцах, о скатерти-самобранке. И всегда в русских сказках торжествовала справедливость, а добро побеждало зло. Не случайно А. С. Пушкин писал: «Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!
Особенности русских народных сказок.
В русских сказках часто встречаются повторяющиеся определения: добрый конь; серый волк; красная девица; добрый молодец, а также сочетания слов: пир на весь мир; идти куда глаза глядят; буйну голову повесил; ни в сказке сказать, ни пером описать; скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; долго ли, коротко ли…
Часто в русских сказках определение ставится после определяемого слова, что создает особую напевность: сыновья мои милые; солнце красное; красавица писаная…
Характерны для русских сказок краткие и усеченные формы прилагательных: красно солнце; буйну голову повесил;- и глаголов: хвать вместо схватил, подь вместо пойди.
Языку сказок свойственно употребление имен существительных и имен прилагательных с различными суффиксами, которые придают им уменьшительно – ласкательное значение: мал-еньк –ий, брат-ец, петуш-ок, солн-ышк-о…Все это делает изложение плавным, напевным, эмоциональным. Этой же цели служат и различные усилительно-выделительные частицы: то, вот, что за, ка…( Вот чудо-то! Пойду-ка я направо. Что за чудо!)
Издавна сказки были близки и понятны простому народу. Фантастика переплеталась в них с реальностью. Живя в нужде, люди мечтали о коврах-самолетах, о дворцах, о скатерти-самобранке. И всегда в русских сказках торжествовала справедливость, а добро побеждало зло. Не случайно А. С. Пушкин писал: «Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!
Персонажи русской народной сказки о животных представлены, как правило, образами диких и домашних животных. Образы диких животных явно преобладают над образами домашних: это лиса, волк, медведь, заяц, из птиц — журавль, цапля, дрозд, дятел, воробей, ворон и др. Домашние встречаются значительно реже, причем они появляются не как самостоятельные или ведущие персонажи, а лишь в соединении с лесными: это собака, кот, козел, баран, лошадь, свинья, бык, из домашних птиц — гусь, утка и петух. Сказок только о домашних животных в русском фольклоре нет. Каждый из персонажей — это образ вполне определенного животного или птицы, за которым стоит тот или иной человеческий характер, поэтому и характеристика действующих лиц основана на наблюдении за повадками, манерой поведения зверя, его внешним обликом. Различность характеров особенно четко и определенно выражена в образах диких животных: так, лиса рисуется прежде всего как льстивая, хитрая обманщица, обаятельная разбойница; волк — как жадный и недогадливый “серый дурак”, вечно попадающий впросак; медведь — как глупый властитель, “лесной гнет”, употребляющий свою силу не по разуму; заяц, лягушка, мышь, лесные птицы — как слабые, безобидные существа, всегда служащие на посылках. Неоднозначность оценок сохраняется и при описании домашних животных: так, собака изображается как умное животное, преданное человеку; в коте отмечено парадоксальное сочетание смелости с леностью; петух криклив, самоуверен и любопытен.
Сказка в литературе и искусстве.
Сказку, и народная, и авторская, активно используется и в других видах искусства. При этом сказка используется и как жанр, и как исходный материал (не обязательно обрабатываемый по сказочным канонам).
Вошли в сокровищницу изобразительного искусства иллюстрации к сказкам Ш.Перро французского художника Г.Дорэ. Сказочные мотивы и сюжеты использовали русские художники В. М.Васнецов, И.Я.Билибин, Г.И.Нарбут.
На сказочные сюжеты, в частности, на сюжеты сказок Ш.Перро, написаны многие музыкальные произведения: по сказке Золушка (опера Дж. Россини, балет С.Прокофьева), по сказке Синяя Борода (опера Б.Бартока Замок герцога Синей Бороды).
Всемирное признание снискали советские киносказки, снятые режиссерами А.Роу и А.Птушко. Превосходные фильмы сделаны режиссером Н.Кошеверовой (в том числеЗолушка по сказке Перро, Два друга по сценарию Е.Шварца, дописанному после его смерти драматургом Н.Эрдманом, Тень по пьесе Е.Шварца). Известны киносказки Б.Рыцарева, иронические вариации на сказочные темы кинорежиссера М.Захарова.
Собиратели сказок
Ярким собирателем был А.Н.Афанасьев. С 1857 -1862 годы им создаются уже сборники русских народных сказок. Уже в 1884 году вышел сборник собирателя Д.Н. Содовникова » Сказки и предания Самарского края». В этом сборнике были записаны 72 текста от сказочника Абрама Новопльцева — простого крестьянина из села Повиряськино Ставропольского уезда. В репертуар данного сборника вошли сказки: волшебные, бытовые, сказки о животных.
В советский период начали выходить сборники, представляя репертуар одного исполнителя. До нас дошли такие имена: А.Н. Барышниковой (Куприяниха), М.М. Коргуева ( рыбака из Астраханского края), Е.И. Сороковикова ( сибирского охотника) и др.
В словаре В.И. Даля сказка определяется как «вымышленный рассказ, небывалая и даже несбыточная повесть, сказание». Там же приводится несколько пословиц и поговорок, связанных с этим жанром фольклора:
Либо дело делать, либо сказки сказывать. Сказка складка, а песня быль. Сказка складом, песня ладом красна. Ни в сказке сказать, ни пером описать. Не дочитав сказки, не кидай указки. Сказка от начала начинается, до конца читается, а в серёдке не перебивается.
Уже из этих пословиц ясно: сказка — вымысел, произведение народной фантазии — «складное», яркое, интересное произведение, имеющее определённую целостность и особый смысл.
Суть и жизнеспособность сказки, тайна ее волшебного бытия в постоянном сочетании двух элементов смысла: фантазии и правды.
Методика работы со сказкой в детском саду
Сказка – это удивительное по силе психологического воздействия средство работы с внутренним миром человека, мощный инструмент развития. Сказка окружает нас повсюду. Интерес психологов к сказке существует давно.
Конкретный язык сказок открывает детям путь наглядно – образного и наглядно – действенного постижения мира человеческих отношений, что вполне адекватно психическим особенностям дошкольников.
Сказка может дать ключи для того, чтобы войти в действительность новыми путями, может помочь ребенку узнать мир, может одарить его воображение и научить критически воспринимать окружающее.
Понимание и проживание через сказку содержания свойственного внутреннему миру любого человека, позволяют ребёнку распознать и обозначить собственные переживания и собственные психические процессы, понять их смысл и важность каждого из них.
Русские народные сказки, вводя детей в круг необыкновенных событий, превращений, происходящих с их героями, выражают глубокие моральные идеи. Они учат доброму отношению к людям, показывают высокие чувства и стремления. К.И.Чуковский писал, что цель сказочника, и в первую очередь народного – «воспитать в ребенке человечность – эту дивную способность человека волноваться чужим несчастьям, радоваться радостям другого, переживать чужую судьбу, как свою».
В действиях и поступках сказочных героев противопоставляется трудолюбие – ленивости, добро – злу, храбрость – трусости. Симпатии детей всегда привлекают те, кому свойственны: отзывчивость, любовь к труду, смелость. Дети радуются, когда торжествует добро, облегченно вздыхают, когда герои преодолевают трудности и наступает счастливая развязка.
Е.А.Флерина, крупнейший педагог в области эстетического воспитания, видела преимущество рассказывания перед чтением в том, что рассказчик передает содержание так, будто бы он был очевидцем происходящих событий. Она считала, что рассказыванием достигается особая непосредственность восприятия.
Искусством рассказывания сказки должен владеть каждый воспитатель, т.к. очень важно передать своеобразие жанра сказки.
Сказки динамичны и в то же время напевны. Быстрота развертывания событий в них великолепно сочетается с повторностью. Язык сказок отличается большой живописностью: в нем много метких сравнений, эпитетов, образных выражений, диалогов, песенок, ритмичных повторов, которые помогают ребенку запомнить сказку.
Издавна житейский опыт передавался через образные истории. Однако опыт опыту рознь. Можно просто рассказать историю, которая недавно произошла. А можно не просто рассказать интересный сюжет, но и сделать определенный вывод, или задать вопрос, который бы подтолкнул слушателя к размышлениям о жизни. Именно такие истории являются особенно ценными, терапевтическими. В обычаях, сказках, мифах, легендах описаны основы безопасной и созидательной жизни. Главное – заронить в душу ребенка зерно осмысления. А для этого необходимо оставить его с вопросом внутри.
Современному ребенку мало прочитать сказку, раскрасить изображения ее героев, поговорить о сюжете. С ребенком третьего тысячелетия необходимо осмысливать сказки, вместе искать и находить скрытые значения и жизненные уроки. И в этом случае сказки никогда не уведут ребенка в реальность. Наоборот, помогут ему в реальной жизни стать активным созидателем. Когда начинаешь разгадывать сказочные уроки, оказывается, что сказочные истории содержат информацию о динамике жизненных процессов. В сказке можно найти полный перечень человеческих проблем и образные способы их решения. Слушая сказки, ребенок накапливает в бессознательном некий символический «банк жизненных ситуаций». Этот «банк» может быть активизирован в случае необходимости, а не будет ситуации – так и останется в пассиве. И если с ребенком размышлять над каждой прочитанной сказкой, то знания, зашифрованные в них, будут находиться не в пассиве, а в активе, не в подсознании, а в сознании. Тем самым удастся подготовить ребенка к жизни, сформировать важнейшие ценности.
Чтобы развить определённые качества и способности с помощью сказки, надо уметь преподать материал, чтобы принести наибольшую пользу детям. В книге Сухомлинского «Сердце отдаю детям» есть рекомендации, как следует читать детям. Сказки дети должны слушать в обстановке, которая помогает более глубокому восприятию сказочных образов, например, в тихий вечер в уютной обстановке, на природе. Рассказы должны быть яркими, образными, небольшими. Нельзя давать детям множество впечатлений, так как может притупиться чуткость к рассказанному. Не следует много говорить. Ребёнок должен уметь не только слушать слово воспитателя, но и молчать. Потому, что в эти мгновения он думает, осмысливает новое. Поэтому воспитателю надо уметь дать ребёнку подумать. По мнению Сухомлинского, это одно из самых тонких качеств педагога.
Сказки нужно использовать в воспитании детей, но возникает одна проблема: не затруднит ли сказка познания истинных закономерностей реальной жизни. Сухомлинский считает, что дети прекрасно понимают, что является волшебством, а что происходит в реальной жизни. Например, самый распространенный вид сказок, который рано становится известным ребенку,— сказки о животных. Звери, птицы в них и похожи, и не похожи на настоящих. Идет петух в сапогах, несет на плече косу и кричит во все горло о том, чтобы шла коза вон из заячьей избушки, иначе быть дерезе зарубленной («Коза-дереза»). Волк ловит рыбу — опустил хвост в прорубь и приговаривает: «Ловись, рыбка, и мала и велика! («Лиса и волк»). Лиса извещает тетерева о новом «указе» — тетеревам без боязни гулять по лугам, но тетерев не верит («Лиса и тетерев»). Легко усмотреть во всех этих сказках неправдоподобие: где это видано, чтобы петух ходил с косой, волк ловил рыбу, а лиса уговаривала тетерева спуститься на землю? Ребенок принимает выдумку за выдумку, как и взрослый, но она его привлекает необычностью, непохожестью на то, что он знает о настоящих птицах и зверях. Больше всего детей занимает сама история: будет ли изгнана коза-дереза из заячьей избушки, чем кончится очевидная нелепость ловить рыбку хвостом, удастся ли хитрый умысел лисы. Самые элементарные и в то же время самые важные представления — об уме и глупости, о хитрости и прямодушии, о добре и зле, о героизме и трусости, о доброте и жадности— ложатся в сознание и определяют для ребенка нормы поведения. Детям надо пережить борьбу зла и добра, понять, что в сказке отражены представления человека о правде, чести, красоте. Без сказок мир стал бы неинтересным.
В сказках много юмора. Это их чудесное свойство развивает у детей чувство реального и просто веселит, развлекает, радует, приводит в движение душевные силы. Однако сказки знают и печаль. Как резко контрастны здесь переходы от печали к веселью! Чувства, о которых говорится в сказках, столь же ярки, как и детские эмоции. Ребенка легко утешить, но легко и огорчить. Плачет заяц у порога своей избушки, его выгнала коза. Ребёнку тоже грустно, ему жаль зайку. Петух прогнал козу — радости зайца нет конца. Весело и слушателю сказки. Малыш с горячим сочувствием следит за всем, о чем говорится в сказке: радуется победам Ивана-царевича, чудесам Василисы Премудрой, огорчается их невзгодам.
В особенности трогает ребенка судьба героев, поставленных в близкие и понятные ему обстоятельства. Действие в таких сказках часто совершается в семье. Говорили дочке отец с матерью, чтобы не ходила со двора, берегла братца, а девочка заигралась-загулялась— и братца унесли гуси-лебеди («Гуси-лебеди»). Братец Иванушка не послушал сестры — напился водицы из козьего копытца и стал козликом («Сестрица Аленушка и братец Иванушка»). Добрая сирота терпит гонения злой мачехи («Хаврошечка», «Морозко»). В развитие действия неизменно вносятся этические мотивировки: несправедливость становится источником страданий и злоключений, благополучные концовки всегда устраняют противоречия нормам справедливости. Сказка учит ребенка оценивать дела и поступки людей в свете правильных понятий о том, что хорошо и что плохо.
В сказках не бывает непоправимых жизненных бед, вместе с тем они не скрывают и то, что реальный мир знает тяжкие людские страдания, но все кончается благополучно благодаря чуду. Воображаемая чудесная победа добра над злом всегда активизирует чувства ребенка. Потребность в справедливости, стремление преодолеть жизненные невзгоды навсегда делаются частью его мироощущения. Это в высшей степени важно для формирования у человека жизненной стойкости и качеств борца за справедливость.
В детском саду знакомство со сказкой начинается с младших групп. Сказки для данной категории должны быть простыми в восприятии, с ярким динамичным развитием сюжета, короткие по содержанию. Преимущество занимают сказки о животных. Знакомя малышей со сказкой, необходимо каждый раз напоминать о том, что это – сказка. И постепенно малыши запоминают, что «Курочка Ряба», «Теремок» — это сказки. Перед чтением сказки можно провести дидактическую игру с участием героев сказки. Во время чтения воспитатель должен следить за реакцией детей. После чтения педагог спрашивает, понравились ли детям герои сказки. Дети данного возраста легко запоминают сказки.
В средней группе каждый месяц следует знакомить дошкольников с новой сказкой. Перед чтением сказки проводится соответствующая подготовка. В начале года детей следует знакомить с новыми словами, давая им объяснения: лавочка- деревянная длинная скамейка, скалочка- деревянная каталочка, которой раскатывают тесто ( в сказке «Лисичка со скалочкой») и др. Во втором полугодии с помощью упражнений необходимо выяснить, как дети понимают те или иные обороты речи, могут ли заменить слово
синонимом. Например: сдуру- не подумав, бранится- ругается, насилу нашел – долго искал ( сказка «Лиса и козел»; кинулась туда- сюда – в разные стороны; кликала- звала ( «Гуси – лебеди»).
После предварительной словарной работы воспитатель сообщает детям, что новые слова, услышанные ими сегодня, живут в сказке, которую он сейчас расскажет. После прослушивания сказки желательно провести с детьми беседу по её содержанию. Можно задать несколько вопросов. Чтобы ещё раз подчеркнуть идею сказки, можно вторично рассказать сюжет, содержащий данную идею.
В средней группе следует учить детей правильно оценивать поступки героев, самостоятельно находить нужные слова и выражения.
В старшей группе дошкольники учатся определять и мотивировать свое отношение к героям сказок (положительное или отрицательное). Дети этого возраста самостоятельно определяют вид сказки, сравнивают их между собой, объясняют специфику.
Например, на занятии по сказке «Хаврошечка» воспитатель сначала рассказывает сказку, а затем беседует с детьми: «Почему вы думаете, что это сказка? О чем в ней говорится? Кто из героев сказки вам понравился и чем? Вспомните, как начинается сказка и как заканчивается? Кто запомнил разговор Хаврошечки с коровушкой и может повторить его?» Эти вопросы помогают дошкольникам глубже понять основное содержание сказки, определить характер героев, выявить средства художественной выразительности (зачин, повторы, концовка).
В подготовительной к школе группе особую роль играет анализ текста сказки. При первом чтении важно показать сказку как единое целое. При вторичном ознакомлении следует обращать внимание на средства художественной выразительности. Здесь особую нагрузку несут вопросы: » О чем говорится в сказке? Что вы можете рассказать о героях сказки? Как вы оцениваете поступок того или иного действующего лица? Что произошло с героями сказки?». С помощью вопросов можно выяснить какие средства выразительности используются в сказке. Необходимо давать детям творческие задания на придумывание сравнений, эпитетов, синонимов. Знакомство со сказкой «Снегурочка» можно начать с беседы. «Кто из вас любит зиму? Почему?- спрашивает педагог у детей. – Что вы зимой лепили из снега? А сейчас я вам прочитаю про девочку, которую звали Снегурочка». Затем педагог задает детям следующие вопросы: » Что я прочила рассказ или стихотворение? А как вы узнали, что это сказка? Кто вам понравился в сказке? Почему? Какая была Снегурочка? Как вы думаете, почему её так назвали?».
Таким образом, значение сказок в воспитании чувств у ребёнка велико. Сказка – источник детского мышления, а мысль дошкольника неотделима от чувств и переживаний.
Заключение
Каждая эпоха создала свои сказки. В них запечатлелось все многообразие человеческих отношений. Именно в народных сказках к нам дошли смех и слезы, радость и страдание, любовь и гнев, правда и кривда, вера и безверие, трудолюбие и лень, честность и обман. Известные русские поэты и писатели восхищались народными сказками. А.С. Пушкин, говорил, что каждая из них является настоящей поэмой. В.Г. Белинский назвал их драгоценными историческими документами и подчеркивал их социальное значение. А.М. Горький писал о такой важной особенности русской сказки, как способность «заглядывать наперед».
Источники:
1.Круглов Ю. Г. Русские народные сказки: Кн. для самост. чтения. 4 — 6 кл. Сост., автор предисл., примеч., словаря Ю. Г. Круглов. — М.: Просвещение, 1983. — 320 с, ил. — (Школ. б-ка).
2.http://www.testsoch.info/istoriya-vozniknoveniya-russkix-narodnyx-skazok-xudozhestvennyj-analiz-detskie-narodnye-skazki/
3. http://community.livejournal.com/navoslavie/profile
4. http://www.bibliotekar.ru/kBilibin/index.htm
5. Русский Биографический Словарь А. А. Половцова.
6.Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. – Ростов-на-Дону, 1996.
7.Т. Аникин В. П., “Русская народная сказка”, М.:Художественная литература, 1984;
Когда появились русские народные сказки
На вопрос, насколько давно появились народные сказки, фольклористы не дают точного ответа и рассуждают о том, что историзм фольклора не равен прямому отражению истории. Тем не менее и историкам, и фольклористам удается по ряду признаков приблизительно определить время возникновения некоторых сказочных сюжетов.
Морозко и Баба-яга
Эти персонажи пришли в русский фольклор едва ли не из первобытных времен. Специалисты усматривают в Бабе-яге признаки древней богини, в которой соединились черты хозяйки царства мертвых и повелительницы зверей. У нее костяная нога. У многих индоевропейских народов такая хромоногость является признаком принадлежности одновременно и к этому миру, и к потустороннему царству. Для образа Бабы-яги характерен дуализм – она может быть и злой ведьмой, и доброй помощницей, что также является отражением древнейших представлений о духах природы.
Визит к колдунье юного героя (девочки-падчерицы, Иванушки и т. п.) фольклористы интерпретируют как отголоски древнейшего обряда инициации, перехода из детского состояния во взрослое. Баба-яга сажает героя на лопату и грозит отправить его в печь, чтобы потом съесть. Согласно представлениям многих народов инициация это смерть ребенка, который должен переродиться во взрослого. Сюжет про Морозко фольклористы, в том числе С. Агранович, интерпретируют, как «ледяной» вариант «огненной» смерти подростка в печи. Отец по очереди отвозит своих дочерей в зимний лес и оставляет там на всю ночь без огня. Задача девушки — стойко перенести испытание холодом и выжить в лесу. Та, которой это удается, получает приданое, то есть возможность выйти замуж, став взрослой. Другая, которая оказывается не такой стойкой, приданного не получает. В наиболее архаичном варианте сказки злая сестра гибнет в лесу.
Сюжеты, связанные с медведем
К числу самых распространенных сюжетов, связанных с медведем, относится сказка про девочку, которая оказалась в медвежьей берлоге, но сумела перехитрить зверя, заставив его отнести себя домой («Маша и медведь»). Второй известный сюжет – «Медведь – липовая нога». Медведь по многим признакам может интерпретироваться как древний тотемный зверь славян. Об этом говорит хотя бы тот факт, что наши предки еще в глубокой древности остерегались называть медведя его подлинным именем, прибегая к иносказанию: «мёд ведающий». Настоящее имя этого зверя, вероятно, сродни германскому «бэр», отсюда и берлога – «логово бэра». Сюжет о девочке, оказавшейся в берлоге, может рассматриваться, как отголоски древнейших жертвоприношений хозяину леса.
История о старике и старухе лишена счастливого финала — это одна из самых страшных русских сказок, которыми темными ночами пугали друг друга наши славянские предки. Старик караулил огород и исхитрился отрубить медведю, который повадился воровать репу, лапу, которую принес домой. Старуха стала лапу зверя варить в котле. А медведь сделал себе лапу из липового пенька и пошел к дому стариков. Он поет жуткую песню про старуху, которая «на его коже сидит, его шерсть прядет, его мясо варит». Старик бросается закрыть дверь, но поздно — медведь на пороге! Фольклористы усматривают здесь мотив оскорбления тотемного животного и наказания за подобное святотатство. Тотемизм, жертвоприношения – все это переносит нас во времена первобытнообщинные.
Мотив змееборства
Сказок, главным сюжетом которых является мотив сражения со змеем или иным чудовищем, наш фольклор знает немало. Эти сюжеты тоже имеют древнее происхождение. Лингвист Топоров возводит мотив змееборства, который есть в сказках многих народов, к основному мифу, сложившемуся в ту эпоху, когда индоевропейцы были еще единым народом. Миф повествует о борьбе героя-громовержца и хтонического змея. Поскольку разделение индоевропейцев на отдельные народы началось около III тысячелетия до нашей эры, мы можем датировать истоки сказок о змееборцах примерно этим временем.
Впрочем, другая теория относит их сюжет к более близкому времени, к эпохе первых столкновений праславян со степными кочевниками. Академик Рыбаков датирует это событие примерно III-II веками до нашей эры. Столкновения с киммерийцами, сарматами, аланами, затем с печенегами и половцами породили сюжеты о сражениях со змеем (иногда противника называют Чудо-юдо). При этом датировку упрощает тот факт, что иногда победителем чудовища является не воин, а чудесный кузнец. Появление кузнечного дела рассматривалось нашими предками как некое колдовство, а сами кузнецы считались могучими колдунами. Эти представления относятся к заре развития металлургии у наших предков, то есть примерно к тому же времени. Кузнец побеждает змея, набрасывает на него ярмо и пропахивает борозды, которые впоследствии получат название «Змиевы валы». Их можно видеть на Украине и сейчас. Если верна теория о том, что эти валы связаны с именем римского императора Траяна (другое название их«Траяновы валы»), то это говорит о III-II веках до нашей эры.
Читайте наши статьи
на Дзен
Сказка – великая
духовная культура народа,
которую
мы собираем по крохам, и через сказку раскрывается
перед нами
тысячелетняя история народа.
(А.Н. Толстой)
Каждая эпоха создавала
свои сказки. Именно в народных сказках учат отличать добро от зла, радость от
печали, правду от неправды, трудолюбие от лени, честность от обмана. Слушая
сказку переживаешь и радуешься вместе с ее героями развиваешь ум и фантазию.
Сказки возбуждали
интерес в людях к дальним странам, к путешествиям, в них можно было узнать: об особенностях
каждой нации, ее взглядах на жизнь, историю, явлениях природы.Сказки воспитывали
нравственность в детях.
Сказка пришла на смену
мифу. В X—XI веках в Киевской Руси появилась
сказка для всех возрастных категорий и лишь в XX веке сказка стала принадлежностью
детской аудитории.
Сказка – древнейший
жанр устного народного творчества, который никогда не создавался специально для
детей. Корни русской сказки уходят в славянское язычество. Церковь боролась с
языческими верованиями, а заодно и с народными сказками. В 1649 году царь Алексей Михайлович издал
специальную грамоту с требованием положить конец «сказыванию» и
«скоморошеству».
Однако в XIX
веке И.М. Снегирев, П.В Киреевский, В.И. Даль, А.Н. Афанасьев, И.А.
Худяков, П.А. Бессонов стали собирать и сохранять устное народное творчество. И
благодаря этим подвижникам, сегодня мы может наслаждаться самобытными и
уникальными произведениями русского народа.
Предлагаем посмотреть
вашему вниманию 17 сказок Александра Роу.
Александр Роу
(1906-1973) – советский кинорежиссер, народный артист РСФСР, автор 17
художественных фильмов. А. Роу – сын ирландца и гречанки, но впитал дух земли
русской и смог перенести его на большой экран. Киносказки Роу добрые и
поучительные, несущие миру глубинную народную мудрость.
https://pikabu.ru/story/17_skazok_aleksandra_rou_5597784
Рейтинг:
.
Оценили:
.
Ivan Tsarevich and the Grey Wolf (Zvorykin)
A Russian fairy tale or folktale (Russian: ска́зка; skazka; «story»; plural Russian: ска́зки, romanized: skazki) is a fairy tale from Russia.
Various sub-genres of skazka exist. A volshebnaya skazka [волше́бная ска́зка] (literally «magical tale») is considered a magical tale.[1][need quotation to verify] Skazki o zhivotnykh are tales about animals and bytovye skazki are tales about household life. These variations of skazki give the term more depth and detail different types of folktales.
Similarly to Western European traditions, especially the German-language collection published by the Brothers Grimm, Russian folklore was first collected by scholars and systematically studied in the 19th century. Russian fairy tales and folk tales were cataloged (compiled, grouped, numbered and published) by Alexander Afanasyev in his 1850s Narodnye russkie skazki. Scholars of folklore still refer to his collected texts when citing the number of a skazka plot. An exhaustive analysis of the stories, describing the stages of their plots and the classification of the characters based on their functions, was developed later, in the first half of the 20th century, by Vladimir Propp (1895-1970).
History[edit]
Appearing in the latter half of the eighteenth century, fairy tales became widely popular as they spread throughout the country. Literature was considered an important factor in the education of Russian children who were meant to grow from the moral lessons in the tales. During the 18th Century Romanticism period, poets such as Alexander Pushkin and Pyotr Yershov began to define the Russian folk spirit with their stories. Throughout the 1860s, despite the rise of Realism, fairy tales still remained a beloved source of literature which drew inspiration from writers such as Hans Christian Andersen.[2] The messages in the fairy tales began to take a different shape once Joseph Stalin rose to power under the Communist movement.[3]
Popular fairy tale writer, Alexander Afanasyev
Effects of Communism[edit]
Fairy tales were thought to have a strong influence over children which is why Joseph Stalin decided to place restrictions upon the literature distributed under his rule. The tales created in the mid 1900s were used to impose Socialist beliefs and values as seen in numerous popular stories.[3] In comparison to stories from past centuries, fairy tales in the USSR had taken a more modern spin as seen in tales such as in Anatoliy Mityaev’s Grishka and the Astronaut. Past tales such as Alexander Afanasyev’s The Midnight Dance involved nobility and focused on romance.[4] Grishka and the Astronaut, though, examines modern Russian’s passion to travel through space as seen in reality with the Space Race between Russia and the United States.[5] The new tales included a focus on innovations and inventions that could help characters in place of magic which was often used as a device in past stories.
Influences[edit]
Russian kids listening to a new fairy tale
In Russia, the fairy tale is one sub-genre of folklore and is usually told in the form of a short story. They are used to express different aspects of the Russian culture. In Russia, fairy tales were propagated almost exclusively orally, until the 17th century, as written literature was reserved for religious purposes.[6] In their oral form, fairy tales allowed the freedom to explore the different methods of narration. The separation from written forms led Russians to develop techniques that were effective at creating dramatic and interesting stories. Such techniques have developed into consistent elements now found in popular literary works; They distinguish the genre of Russian fairy tales. Fairy tales were not confined to a particular socio-economic class and appealed to mass audiences, which resulted in them becoming a trademark of Russian culture.[7]
Cultural influences on Russian fairy tales have been unique and based on imagination. Isaac Bashevis Singer, a Polish-American author and Nobel Prize winner, claims that, “You don’t ask questions about a tale, and this is true for the folktales of all nations. They were not told as fact or history but as a means to entertain the listener, whether he was a child or an adult. Some contain a moral, others seem amoral or even antimoral, Some constitute fables on man’s follies and mistakes, others appear pointless.» They were created to entertain the reader.[8]
Russian fairy tales are extremely popular and are still used to inspire artistic works today. The Sleeping Beauty is still played in New York at the American Ballet Theater and has roots to original Russian fairy tales from 1890. Mr. Ratmansky’s, the artist-in-residence for the play, gained inspiration for the play’s choreography from its Russian background.[9]
Formalism[edit]
From the 1910s through the 1930s, a wave of literary criticism emerged in Russia, called Russian formalism by critics of the new school of thought.[10]
Analysis[edit]
Many different approaches of analyzing the morphology of the fairy tale have appeared in scholarly works. Differences in analyses can arise between synchronic and diachronic approaches.[11][12] Other differences can come from the relationship between story elements. After elements are identified, a structuralist can propose relationships between those elements. A paradigmatic relationship between elements is associative in nature whereas a syntagmatic relationship refers to the order and position of the elements relative to the other elements.[12]
A Russian Garland of Fairy Tales
Motif[edit]
Before the period of Russian formalism, beginning in 1910, Alexander Veselovksky called the motif the «simplest narrative unit.»[13] Veselovsky proposed that the different plots of a folktale arise from the unique combinations of motifs.
Motif analysis was also part of Stith Thompson’s approach to folkloristics.[14] Thompson’s research into the motifs of folklore culminated in the publication of the Motif-Index of Folk Literature.[15]
Structural[edit]
In 1919, Viktor Shklovsky published his essay titled «The Relationship Between Devices of Plot Construction and General Devices of Style».[13] As a major proponent during Russian formalism,[16] Shklovsky was one of the first scholars to criticize the failing methods of literary analysis and report on a syntagmatic approach to folktales. In his essay he claims, «It is my purpose to stress not so much the similarity of motifs, which I consider of little significance, as the similarity in the plot schemata.»[13]
Syntagmatic analysis, championed by Vladimir Propp, is the approach in which the elements of the fairy tale are analyzed in the order that they appear in the story. Wanting to overcome what he thought was arbitrary and subjective analysis of folklore by motif,[17] Propp published his book Morphology of the Folktale in 1928.[16] The book specifically states that Propp finds a dilemma in Veselovsky’s definition of a motif; it fails because it can be broken down into smaller units, contradicting its definition.[7] In response, Propp pioneered a specific breakdown that can be applied to most Aarne-Thompson type tales classified with numbers 300-749.[7][18] This methodology gives rise to Propp’s 31 functions, or actions, of the fairy tale.[18] Propp proposes that the functions are the fundamental units the story and that there are exactly 31 distinct functions. He observed in his analysis of 100 Russian fairy tales that tales almost always adhere to the order of the functions. The traits of the characters, or dramatis personae, involved in the actions are second to the action actually being carried out. This also follows his finding that while some functions may be missing between different stories, the order is kept the same for all the Russian fairy tales he analyzed.[7]
Alexander Nikiforov, like Shklovsky and Propp, was a folklorist in 1920s Soviet Russia. His early work also identified the benefits of a syntagmatic analysis of fairy tale elements. In his 1926 paper titled «The Morphological Study of Folklore», Nikiforov states that «Only the functions of the character, which constitute his dramatic role in the folk tale, are invariable.»[13] Since Nikiforov’s essay was written almost 2 years before Propp’s publication of Morphology of the Folktale[19], scholars have speculated that the idea of the function, widely attributed to Propp, could have first been recognized by Nikiforov.[20] One source claims that Nikiforov’s work was «not developed into a systematic analysis of syntagmatics» and failed to «keep apart structural principles and atomistic concepts».[17] Nikiforov’s work on folklore morphology was never pursued beyond his paper.[19]
Writers and collectors[edit]
Alexander Afanasyev[edit]
Alexander Afanasyev began writing fairy tales at a time when folklore was viewed as simple entertainment. His interest in folklore stemmed from his interest in ancient Slavic mythology. During the 1850s, Afanasyev began to record part of his collection from tales dating to Boguchar, his birthplace. More of his collection came from the work of Vladimir Dhal and the Russian Geographical Society who collected tales from all around the Russian Empire.[21] Afanasyev was a part of the few who attempted to create a written collection of Russian folklore. This lack in collections of folklore was due to the control that the Church Slavonic had on printed literature in Russia, which allowed for only religious texts to be spread. To this, Afanasyev replied, “There is a million times more morality, truth and human love in my folk legends than in the sanctimonious sermons delivered by Your Holiness!”[22]
Between 1855 and 1863, Afanasyev edited Popular Russian Tales[Narodnye russkie skazki], which had been modeled after the Grimm’s Tales. This publication had a vast cultural impact over Russian scholars by establishing a desire for folklore studies in Russia. The rediscovery of Russian folklore through written text led to a generation of great Russian authors to come forth. Some of these authors include Leo Tolstoy and Fyodor Dostoevsky. Folktales were quickly produced in written text and adapted. Since the production of this collection, Russian tales remain understood and recognized all over Russia.[21]
Alexander Pushkin[edit]
Alexander Pushkin is known as one of Russia’s leading writers and poets.[23] He is known for popularizing fairy tales in Russia and changed Russian literature by writing stories no one before him could.[24] Pushkin is considered Russia’s Shakespeare as, during a time when most of the Russian population was illiterate, he gave Russian’s the ability to desire in a less-strict Christian and a more pagan way through his fairy tales.[25]
Pushkin gained his love for Russian fairy tales from his childhood nurse, Ariana Rodionovna, who told him stories from her village when he was young.[26] His stories served importance to Russians past his death in 1837, especially during times political turmoil during the start of the 20th century, in which, “Pushkin’s verses gave children the Russian language in its most perfect magnificence, a language which they may never hear or speak again, but which will remain with them as an eternal treasure.”[27]
The value of his fairy tales was established a hundred years after Pushkin’s death when the Soviet Union declared him a national poet. Pushkin’s work was previously banned during the Czarist rule. During the Soviet Union, his tales were seen acceptable for education, since Pushkin’s fairy tales spoke of the poor class and had anti-clerical tones.[28]
Corpus[edit]
According to scholarship, some of «most popular or most significant» types of Russian Magic Tales (or Wonder Tales) are the following:[a][30]
Tale number | Russian classification | Aarne-Thompson-Uther Index Grouping | Examples | Notes |
---|---|---|---|---|
300 | The Winner of the Snake | The Dragon-Slayer | ||
301 | The Three Kingdoms | The Three Stolen Princesses | The Norka; Dawn, Midnight and Twilight | [b] |
302 | Kashchei’s Death in an Egg | Ogre’s (Devil’s) Heart in the Egg | The Death of Koschei the Deathless | |
307 | The Girl Who Rose from the Grave | The Princess in the Coffin | Viy | [c] |
313 | Magic Escape | The Magic Flight | The Sea Tsar and Vasilisa the Wise | [d] |
315 | The Feigned Illness (beast’s milk) | The Faithless Sister | ||
325 | Crafty Knowledge | The Magician and his Pupil | [e] | |
327 | Children at Baba Yaga’s Hut | Children and the Ogre | ||
327C | Ivanusha and the Witch | The Devil (Witch) Carries the Hero Home in a Sack | [f] | |
400 | The husband looks for his wife, who has disappeared or been stolen (or a wife searches for her husband) | The Man on a Quest for The Lost Wife | The Maiden Tsar | |
461 | Mark the Rich | Three Hairs of the Devil’s Beard | The Story of Three Wonderful Beggars (Serbian); Vassili The Unlucky | [g] |
465 | The Beautiful Wife | The Man persecuted because of his beautiful wife | Go I Know Not Whither and Fetch I Know Not What | [h] |
480 | Stepmother and Stepdaughter | The Kind and Unkind Girls | Vasilissa the Beautiful | |
519 | The Blind Man and the Legless Man | The Strong Woman as Bride (Brunhilde) | [i][j][k] | |
531 | The Little Hunchback Horse | The Clever Horse | The Humpbacked Horse; The Firebird and Princess Vasilisa | [l] |
545B | Puss in Boots | The Cat as Helper | ||
555 | Kitten-Gold Forehead (a gold fish, a magical tree) | The Fisherman and His Wife | The Tale of the Fisherman and the Fish | [m][n] |
560 | The Magic Ring | The Magic Ring | [o][p] | |
567 | The Marvelous Bird | The Magic Bird-Heart | ||
650A | Ivan the Bear’s Ear | Strong John | ||
706 | The Handless | The Maiden Without Hands | ||
707 | The Tale of Tsar Saltan [Marvelous Children] | The Three Golden Children | Tale of Tsar Saltan, The Wicked Sisters | [q] |
709 | The Dead Tsarina or The Dead Tsarevna | Snow White | The Tale of the Dead Princess and the Seven Knights | [r] |
Footnotes[edit]
- ^ Propp’s The Russian Folktale lists types 301, 302, 307, 315, 325, 327, 400, 461, 465, 519, 545B, 555, 560, 567 and 707.[29]
- ^ A preliminary report by Nikolai P. Andreyev declared that type 301, «The Three Kingdoms and the Stolen Princesses», was among the «most popular types» in Russia, with 45 variants. The type was also the second «most frequently collected in Ukraine», with 31 texts.[31]
- ^ French folklorist Paul Delarue noticed that the tale type, despite existing «throughout Europe», is well known in Russia, where it found «its favorite soil».[32] Likewise, Jack Haney stated that type 307 was «most common» among East Slavs.[33]
- ^ A preliminary report by Nikolai P. Andreyev declared that type 313, «The Magic Flight», was among the «most popular types» in Russia, with 41 variants. The type was also the «most frequently collected» in Ukraine, with 37 texts.[34]
- ^ Commenting on a Russian tale collected in the 20th century, Richard Dorson stated that the type was «one of the most widespread Russian Märchen».[35] In the East Slavic populations, scholarship registers 42 Russian variants, 25 Ukrainian and 10 Belarrussian.[36]
- ^ According to professor Jack V. Haney, this type of a fishing boy and a witch «[is] common among the various East European peoples.»[37]
- ^ According to Jack Haney, the tale type is popular among the East Slavs[38]
- ^ According to professor Jack V. Haney, the tale type, including previous type AaTh 465A, is «especially common in Russia».[39]
- ^ Russian researcher Dobrovolskaya Varvara Evgenievna stated that tale type ATU 519 (SUS 519) «belongs to the core of» the Russian tale corpus, due to «the presence of numerous variants».[40]
- ^ Following Löwis de Menar’s study, Walter Puchner concluded on its diffusion especially in the East Slavic area.[41]
- ^ Stith Thompson also located this tale type across Russia and the Baltic regions.[42]
- ^ According to Jack Haney, the tale type «is extremely popular in all three branches of East Slavic».[43]
- ^ According to professor Jack V. Haney, this type is «common among the East Slavs».[44]
- ^ The variation on the wish-giving entity is also attested in Estonia, whose variants register a golden fish, crayfish, or a sacred tree.[45]
- ^ According to professor Jack V. Haney, the tale type is «very common in all the East Slavic traditions».[46]
- ^ Wolfram Eberhard reported «45 variants in Russia alone».[47]
- ^ According to professor Jack V. Haney, the tale type is «a very common East Slavic type».[48]
- ^ According to professor Jack V. Haney, the tale type is «especially common in Russian and Ukrainian».[49]
References[edit]
- ^ «Magic tale (volshebnaia skazka), also called fairy tale». Kononenko, Natalie (2007). Slavic Folklore: A Handbook. Greenwood Press. p. 180. ISBN 978-0-313-33610-2.
- ^ Hellman, Ben. Fairy Tales and True Stories : the History of Russian Literature for Children and Young People (1574-2010). Brill, 2013.
- ^ a b Oinas, Felix J. “Folklore and Politics in the Soviet Union.” Slavic Review, vol. 32, no. 1, 1973, pp. 45–58. JSTOR, www.jstor.org/stable/2494072.
- ^ Afanasyev, Alexander. “The Midnight Dance.” The Shoes That Were Danced to Pieces, 1855, www.pitt.edu/~dash/type0306.html.
- ^ Mityayev, Anatoli. Grishka and the Astronaut. Translated by Ronald Vroon, Progress, 1981.
- ^ Nikolajeva, Maria (2002). «Fairy Tales in Society’s Service». Marvels & Tales. 16 (2): 171–187. doi:10.1353/mat.2002.0024. ISSN 1521-4281. JSTOR 41388626. S2CID 163086804.
- ^ a b c d Propp, V. I︠A︡. Morphology of the folktale. ISBN 9780292783768. OCLC 1020077613.
- ^ Singer, Isaac Bashevis (1975-11-16). «Russian Fairy Tales». The New York Times. ISSN 0362-4331. Retrieved 2019-04-01.
- ^ Greskovic, Robert (2015-06-02). «‘The Sleeping Beauty’ Review: Back to Its Russian Roots». Wall Street Journal. ISSN 0099-9660. Retrieved 2019-04-01.
- ^ Erlich, Victor (1973). «Russian Formalism». Journal of the History of Ideas. 34 (4): 627–638. doi:10.2307/2708893. ISSN 0022-5037. JSTOR 2708893.
- ^ Saussure, Ferdinand de (2011). Course in general linguistics. Baskin, Wade., Meisel, Perry., Saussy, Haun, 1960-. New York: Columbia University Press. ISBN 9780231527958. OCLC 826479070.
- ^ a b Berger, Arthur Asa (February 2018). Media analysis techniques. ISBN 9781506366210. OCLC 1000297853.
- ^ a b c d Murphy, Terence Patrick (2015). The Fairytale and Plot Structure. Oxford University Press. ISBN 9781137547088. OCLC 944065310.
- ^ Dundes, Alan (1997). «The Motif-Index and the Tale Type Index: A Critique». Journal of Folklore Research. 34 (3): 195–202. ISSN 0737-7037. JSTOR 3814885.
- ^ Kuehnel, Richard; Lencek, Rado. «What is a Folklore Motif?». www.aktuellum.com. Retrieved 2019-04-08.
- ^ a b Propp, V. I︠A︡.; Пропп, В. Я. (Владимир Яковлевич), 1895-1970 (2012). The Russian folktale by Vladimir Yakovlevich Propp. Detroit: Wayne State University Press. ISBN 9780814337219. OCLC 843208720.
{{cite book}}
: CS1 maint: multiple names: authors list (link) - ^ a b Maranda, Pierre (1974). Soviet structural folkloristics. Meletinskiĭ, E. M. (Eleazar Moiseevich), Jilek, Wolfgang. The Hague: Mouton. ISBN 978-9027926838. OCLC 1009096.
- ^ a b Aguirre, Manuel (October 2011). «AN OUTLINE OF PROPP’S MODEL FOR THE STUDY OF FAIRYTALES» (PDF). Tools and Frames – via The Northanger Library Project.
- ^ a b Oinas, Felix J. (2019). The Study of Russian Folklore. Soudakoff, Stephen. Berlin/Boston: Walter de Gruyter GmbH. ISBN 9783110813913. OCLC 1089596763.
- ^ Oinas, Felix J. (1973). «Folklore and Politics in the Soviet Union». Slavic Review. 32 (1): 45–58. doi:10.2307/2494072. ISSN 0037-6779. JSTOR 2494072.
- ^ a b Levchin, Sergey (2014-04-28). «Russian Folktales from the Collection of A. Afanasyev : A Dual-Language Book».
- ^ Davidson, H. R. Ellis; Chaudhri, Anna (eds.). A companion to the fairy tale. ISBN 9781782045519. OCLC 960947251.
- ^ Briggs, A. D. P. (1991). Alexander Pushkin : a critical study. The Bristol Press. ISBN 978-1853991721. OCLC 611246966.
- ^ Alexander S. Pushkin, Zimniaia Doroga, ed. by Irina Tokmakova (Moscow: Detskaia Literatura, 1972).
- ^ Bethea, David M. (2010). Realizing Metaphors : Alexander Pushkin and the Life of the Poet. University of Wisconsin Press. ISBN 9780299159733. OCLC 929159387.
- ^ Davidson, H. R. Ellis; Chaudhri, Anna (eds.). A companion to the fairy tale. ISBN 9781782045519. OCLC 960947251.
- ^ Akhmatova, “Pushkin i deti,” radio broadcast script prepared in 1963, published in Literaturnaya Gazeta, May 1, 1974.
- ^ Nikolajeva, Maria. «Fairy Tales in Society’s Service.» Marvels & Tales (2002): 171-187.
- ^ The Russian Folktale by Vladimir Yakovlevich Propp. Edited and Translated by Sibelan Forrester. Foreword by Jack Zipes. Wayne State University Press, 2012. p. 215. ISBN 9780814334669.
- ^ Anglickienė, Laima. Slavic Folklore: DIDACTICAL GUIDELINES. Kaunas: Vytautas Magnus University, Faculty of Humanities, Department of Cultural Studies and Ethnology. 2013. p. 125. ISBN 978-9955-21-352-9.
- ^ Andrejev, Nikolai P. «A Characterization of the Ukrainian Tale Corpus». In: Fabula 1, no. 2 (1958): 233. https://doi.org/10.1515/fabl.1958.1.2.228
- ^ Delarue, Paul. The Borzoi Book of French Folk-Tales. New York: Alfred A. Knopf, Inc., 1956. p. 386.
- ^ Haney, Jack V.; with Sibelan Forrester. The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev. Volume III. Jackson: University Press of Mississippi. 2021. p. 536.
- ^ Andrejev, Nikolai P. «A Characterization of the Ukrainian Tale Corpus». In: Fabula 1, no. 2 (1958): 233. https://doi.org/10.1515/fabl.1958.1.2.228
- ^ Dorson, Richard M. Folktales told around the world. Chicago; London: University of Chicago Press. 1978. p. 68. ISBN 0-226-15874-8.
- ^ Горяева, Б. Б. (2011). «Сюжет «Волшебник и его ученик» (at 325) в калмыцкой сказочной традиции». In: Oriental Studies (2): 153. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/syuzhet-volshebnik-i-ego-uchenik-at-325-v-kalmytskoy-skazochnoy-traditsii (дата обращения: 24.09.2021).
- ^ The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev: Volume I. Edited by Haney Jack V. Jackson: University Press of Mississippi, 2014. pp. 491-510. Accessed August 18, 2021. http://www.jstor.org/stable/j.ctt9qhm7n.115.
- ^ Haney, Jack V. The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev. Volume II: Black Art and the Neo-Ancestral Impulse. Jackson: University Press of Mississippi. 2015. p. 554. muse.jhu.edu/book/42506.
- ^ Haney, Jack V. The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev. Volume II: Black Art and the Neo-Ancestral Impulse. Jackson: University Press of Mississippi. 2015. p. 538. muse.jhu.edu/book/42506.
- ^ Добровольская Варвара Евгеньевна (2018). «Сказка «слепой и безногий» (сус 519) в репертуаре русских сказочников: фольклорная реализация литературного сюжета». Вопросы русской литературы, (4 (46/103)): 93-113 (111). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/skazka-slepoy-i-beznogiy-sus-519-v-repertuare-russkih-skazochnikov-folklornaya-realizatsiya-literaturnogo-syuzheta (дата обращения: 01.09.2021).
- ^ Krauss, Friedrich Salomo; Volkserzählungen der Südslaven: Märchen und Sagen, Schwänke, Schnurren und erbauliche Geschichten. Burt, Raymond I. and Puchner, Walter (eds). Böhlau Verlag Wien. 2002. p. 615. ISBN 9783205994572.
- ^ Thompson, Stith (1977). The Folktale. University of California Press. p. 185. ISBN 0-520-03537-2.
- ^ Haney, Jack V. The Complete Russian Folktale: v. 4: Russian Wondertales 2 — Tales of Magic and the Supernatural. New York: Routledge. 2015 [2001]. p. 434. https://doi.org/10.4324/9781315700076
- ^ The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev: Volume I. Edited by Haney Jack V. Jackson: University Press of Mississippi, 2014. pp. 491-510. Accessed August 18, 2021. http://www.jstor.org/stable/j.ctt9qhm7n.115.
- ^ Monumenta Estoniae antiquae V. Eesti muinasjutud. I: 2. Koostanud Risto Järv, Mairi Kaasik, Kärri Toomeos-Orglaan. Toimetanud Inge Annom, Risto Järv, Mairi Kaasik, Kärri Toomeos-Orglaan. Tartu: Eesti Kirjandusmuuseumi Teaduskirjastus, 2014. p. 718. ISBN 978-9949-544-19-6.
- ^ Haney, Jack V. The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev. Volume II: Black Art and the Neo-Ancestral Impulse. Jackson: University Press of Mississippi. 2015. p. 538. muse.jhu.edu/book/42506.
- ^ Eberhard, Wolfram. Folktales of China. Chicago: The University of Chicago Press, 1956. p. 143.
- ^ Haney, Jack V. The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev. Volume II: Black Art and the Neo-Ancestral Impulse. Jackson: University Press of Mississippi. 2015. pp. 536-556. muse.jhu.edu/book/42506.
- ^ Haney, Jack V. The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev. Volume II: Black Art and the Neo-Ancestral Impulse. Jackson: University Press of Mississippi. 2015. pp. 536-556. muse.jhu.edu/book/42506.
Further reading[edit]
- Лутовинова, Е.И. (2018). Тематические группы сюжетов русских народных волшебных сказок. Педагогическое искусство, (2): 62-68. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/tematicheskie-gruppy-syuzhetov-russkih-narodnyh-volshebnyh-skazok (дата обращения: 27.08.2021). (in Russian)
The Three Kingdoms (ATU 301):
- Лызлова Анастасия Сергеевна (2019). Cказки о трех царствах (медном, серебряном и золотом) в лубочной литературе и фольклорной традиции [FAIRY TALES ABOUT THREE KINGDOMS (THE COPPER, SILVER AND GOLD ONES) IN POPULAR LITERATURE AND RUSSIAN FOLK TRADITION]. Проблемы исторической поэтики, 17 (1): 26-44. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ckazki-o-treh-tsarstvah-mednom-serebryanom-i-zolotom-v-lubochnoy-literature-i-folklornoy-traditsii (дата обращения: 24.09.2021). (In Russian)
- Матвеева, Р. П. (2013). Русские сказки на сюжет «Три подземных царства» в сибирском репертуаре [RUSSIAN FAIRY TALES ON THE PLOT « THREE UNDERGROUND KINGDOMS» IN THE SIBERIAN REPERTOIRE]. Вестник Бурятского государственного университета. Философия, (10): 170-175. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/russkie-skazki-na-syuzhet-tri-podzemnyh-tsarstva-v-sibirskom-repertuare (дата обращения: 24.09.2021). (In Russian)
- Терещенко Анна Васильевна (2017). Фольклорный сюжет «Три царства» в сопоставительном аспекте: на материале русских и селькупских сказок [COMPARATIVE ANALYSIS OF THE FOLKLORE PLOT “THREE STOLEN PRINCESSES”: RUSSIAN AND SELKUP FAIRY TALES DATA]. Вестник Томского государственного педагогического университета, (6 (183)): 128-134. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/folklornyy-syuzhet-tri-tsarstva-v-sopostavitelnom-aspekte-na-materiale-russkih-i-selkupskih-skazok (дата обращения: 24.09.2021). (In Russian)
Crafty Knowledge (ATU 325):
- Трошкова Анна Олеговна (2019). «Сюжет «Хитрая наука» (сус 325) в русской волшебной сказке» [THE PLOT “THE MAGICIAN AND HIS PUPIL” (NO. 325 OF THE COMPARATIVE INDEX OF PLOTS) IN THE RUSSIAN FAIRY TALE]. Вестник Марийского государственного университета, 13 (1 (33)): 98-107. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/syuzhet-hitraya-nauka-sus-325-v-russkoy-volshebnoy-skazke (дата обращения: 24.09.2021). (In Russian)
- Troshkova, A.O. «Plot CIP 325 Crafty Lore / ATU 325 «The Magician and His Pupil» in Catalogues of Tale Types by A. Aarne (1910), Aarne — Thompson (1928, 1961), G. Uther (2004), N. P. Andreev (1929) and L. G. Barag (1979)». In: Traditional culture. 2019. Vol. 20. No. 5. pp. 85—88. DOI: 10.26158/TK.2019.20.5.007 (In Russian).
- Troshkova, A (2019). «The tale type ‘The Magician and His Pupil’ in East Slavic and West Slavic traditions (based on Russian and Lusatian ATU 325 fairy tales)». Indo-European Linguistics and Classical Philology. XXIII: 1022–1037. doi:10.30842/ielcp230690152376. (In Russian)
Mark the Rich or Marko Bogatyr (ATU 461):
- Кузнецова Вера Станиславовна (2017). Легенда о Христе в составе сказки о Марко Богатом: устные и книжные источники славянских повествований [LEGEND OF CHRIST WITHIN THE FOLKTALE ABOUT MARKO THE RICH: ORAL AND BOOK SOURCES OF SLAVIC NARRATIVES]. Вестник славянских культур, 46 (4): 122-134. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/legenda-o-hriste-v-sostave-skazki-o-marko-bogatom-ustnye-i-knizhnye-istochniki-slavyanskih-povestvovaniy (дата обращения: 24.09.2021). (In Russian)
- Кузнецова Вера Станиславовна (2019). Разновидности сюжета о Марко Богатом (AaTh 930) в восточно- и южнославянских записях [VERSIONS OF THE PLOT ABOUT MARKO THE RICH (AATH 930) IN THE EAST- AND SOUTH SLAVIC TEXTS]. Вестник славянских культур, 52 (2): 104-116. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/raznovidnosti-syuzheta-o-marko-bogatom-aath-930-v-vostochno-i-yuzhnoslavyanskih-zapisyah (дата обращения: 24.09.2021).
External links[edit]
Ivan Tsarevich and the Grey Wolf (Zvorykin)
A Russian fairy tale or folktale (Russian: ска́зка; skazka; «story»; plural Russian: ска́зки, romanized: skazki) is a fairy tale from Russia.
Various sub-genres of skazka exist. A volshebnaya skazka [волше́бная ска́зка] (literally «magical tale») is considered a magical tale.[1][need quotation to verify] Skazki o zhivotnykh are tales about animals and bytovye skazki are tales about household life. These variations of skazki give the term more depth and detail different types of folktales.
Similarly to Western European traditions, especially the German-language collection published by the Brothers Grimm, Russian folklore was first collected by scholars and systematically studied in the 19th century. Russian fairy tales and folk tales were cataloged (compiled, grouped, numbered and published) by Alexander Afanasyev in his 1850s Narodnye russkie skazki. Scholars of folklore still refer to his collected texts when citing the number of a skazka plot. An exhaustive analysis of the stories, describing the stages of their plots and the classification of the characters based on their functions, was developed later, in the first half of the 20th century, by Vladimir Propp (1895-1970).
History[edit]
Appearing in the latter half of the eighteenth century, fairy tales became widely popular as they spread throughout the country. Literature was considered an important factor in the education of Russian children who were meant to grow from the moral lessons in the tales. During the 18th Century Romanticism period, poets such as Alexander Pushkin and Pyotr Yershov began to define the Russian folk spirit with their stories. Throughout the 1860s, despite the rise of Realism, fairy tales still remained a beloved source of literature which drew inspiration from writers such as Hans Christian Andersen.[2] The messages in the fairy tales began to take a different shape once Joseph Stalin rose to power under the Communist movement.[3]
Popular fairy tale writer, Alexander Afanasyev
Effects of Communism[edit]
Fairy tales were thought to have a strong influence over children which is why Joseph Stalin decided to place restrictions upon the literature distributed under his rule. The tales created in the mid 1900s were used to impose Socialist beliefs and values as seen in numerous popular stories.[3] In comparison to stories from past centuries, fairy tales in the USSR had taken a more modern spin as seen in tales such as in Anatoliy Mityaev’s Grishka and the Astronaut. Past tales such as Alexander Afanasyev’s The Midnight Dance involved nobility and focused on romance.[4] Grishka and the Astronaut, though, examines modern Russian’s passion to travel through space as seen in reality with the Space Race between Russia and the United States.[5] The new tales included a focus on innovations and inventions that could help characters in place of magic which was often used as a device in past stories.
Influences[edit]
Russian kids listening to a new fairy tale
In Russia, the fairy tale is one sub-genre of folklore and is usually told in the form of a short story. They are used to express different aspects of the Russian culture. In Russia, fairy tales were propagated almost exclusively orally, until the 17th century, as written literature was reserved for religious purposes.[6] In their oral form, fairy tales allowed the freedom to explore the different methods of narration. The separation from written forms led Russians to develop techniques that were effective at creating dramatic and interesting stories. Such techniques have developed into consistent elements now found in popular literary works; They distinguish the genre of Russian fairy tales. Fairy tales were not confined to a particular socio-economic class and appealed to mass audiences, which resulted in them becoming a trademark of Russian culture.[7]
Cultural influences on Russian fairy tales have been unique and based on imagination. Isaac Bashevis Singer, a Polish-American author and Nobel Prize winner, claims that, “You don’t ask questions about a tale, and this is true for the folktales of all nations. They were not told as fact or history but as a means to entertain the listener, whether he was a child or an adult. Some contain a moral, others seem amoral or even antimoral, Some constitute fables on man’s follies and mistakes, others appear pointless.» They were created to entertain the reader.[8]
Russian fairy tales are extremely popular and are still used to inspire artistic works today. The Sleeping Beauty is still played in New York at the American Ballet Theater and has roots to original Russian fairy tales from 1890. Mr. Ratmansky’s, the artist-in-residence for the play, gained inspiration for the play’s choreography from its Russian background.[9]
Formalism[edit]
From the 1910s through the 1930s, a wave of literary criticism emerged in Russia, called Russian formalism by critics of the new school of thought.[10]
Analysis[edit]
Many different approaches of analyzing the morphology of the fairy tale have appeared in scholarly works. Differences in analyses can arise between synchronic and diachronic approaches.[11][12] Other differences can come from the relationship between story elements. After elements are identified, a structuralist can propose relationships between those elements. A paradigmatic relationship between elements is associative in nature whereas a syntagmatic relationship refers to the order and position of the elements relative to the other elements.[12]
A Russian Garland of Fairy Tales
Motif[edit]
Before the period of Russian formalism, beginning in 1910, Alexander Veselovksky called the motif the «simplest narrative unit.»[13] Veselovsky proposed that the different plots of a folktale arise from the unique combinations of motifs.
Motif analysis was also part of Stith Thompson’s approach to folkloristics.[14] Thompson’s research into the motifs of folklore culminated in the publication of the Motif-Index of Folk Literature.[15]
Structural[edit]
In 1919, Viktor Shklovsky published his essay titled «The Relationship Between Devices of Plot Construction and General Devices of Style».[13] As a major proponent during Russian formalism,[16] Shklovsky was one of the first scholars to criticize the failing methods of literary analysis and report on a syntagmatic approach to folktales. In his essay he claims, «It is my purpose to stress not so much the similarity of motifs, which I consider of little significance, as the similarity in the plot schemata.»[13]
Syntagmatic analysis, championed by Vladimir Propp, is the approach in which the elements of the fairy tale are analyzed in the order that they appear in the story. Wanting to overcome what he thought was arbitrary and subjective analysis of folklore by motif,[17] Propp published his book Morphology of the Folktale in 1928.[16] The book specifically states that Propp finds a dilemma in Veselovsky’s definition of a motif; it fails because it can be broken down into smaller units, contradicting its definition.[7] In response, Propp pioneered a specific breakdown that can be applied to most Aarne-Thompson type tales classified with numbers 300-749.[7][18] This methodology gives rise to Propp’s 31 functions, or actions, of the fairy tale.[18] Propp proposes that the functions are the fundamental units the story and that there are exactly 31 distinct functions. He observed in his analysis of 100 Russian fairy tales that tales almost always adhere to the order of the functions. The traits of the characters, or dramatis personae, involved in the actions are second to the action actually being carried out. This also follows his finding that while some functions may be missing between different stories, the order is kept the same for all the Russian fairy tales he analyzed.[7]
Alexander Nikiforov, like Shklovsky and Propp, was a folklorist in 1920s Soviet Russia. His early work also identified the benefits of a syntagmatic analysis of fairy tale elements. In his 1926 paper titled «The Morphological Study of Folklore», Nikiforov states that «Only the functions of the character, which constitute his dramatic role in the folk tale, are invariable.»[13] Since Nikiforov’s essay was written almost 2 years before Propp’s publication of Morphology of the Folktale[19], scholars have speculated that the idea of the function, widely attributed to Propp, could have first been recognized by Nikiforov.[20] One source claims that Nikiforov’s work was «not developed into a systematic analysis of syntagmatics» and failed to «keep apart structural principles and atomistic concepts».[17] Nikiforov’s work on folklore morphology was never pursued beyond his paper.[19]
Writers and collectors[edit]
Alexander Afanasyev[edit]
Alexander Afanasyev began writing fairy tales at a time when folklore was viewed as simple entertainment. His interest in folklore stemmed from his interest in ancient Slavic mythology. During the 1850s, Afanasyev began to record part of his collection from tales dating to Boguchar, his birthplace. More of his collection came from the work of Vladimir Dhal and the Russian Geographical Society who collected tales from all around the Russian Empire.[21] Afanasyev was a part of the few who attempted to create a written collection of Russian folklore. This lack in collections of folklore was due to the control that the Church Slavonic had on printed literature in Russia, which allowed for only religious texts to be spread. To this, Afanasyev replied, “There is a million times more morality, truth and human love in my folk legends than in the sanctimonious sermons delivered by Your Holiness!”[22]
Between 1855 and 1863, Afanasyev edited Popular Russian Tales[Narodnye russkie skazki], which had been modeled after the Grimm’s Tales. This publication had a vast cultural impact over Russian scholars by establishing a desire for folklore studies in Russia. The rediscovery of Russian folklore through written text led to a generation of great Russian authors to come forth. Some of these authors include Leo Tolstoy and Fyodor Dostoevsky. Folktales were quickly produced in written text and adapted. Since the production of this collection, Russian tales remain understood and recognized all over Russia.[21]
Alexander Pushkin[edit]
Alexander Pushkin is known as one of Russia’s leading writers and poets.[23] He is known for popularizing fairy tales in Russia and changed Russian literature by writing stories no one before him could.[24] Pushkin is considered Russia’s Shakespeare as, during a time when most of the Russian population was illiterate, he gave Russian’s the ability to desire in a less-strict Christian and a more pagan way through his fairy tales.[25]
Pushkin gained his love for Russian fairy tales from his childhood nurse, Ariana Rodionovna, who told him stories from her village when he was young.[26] His stories served importance to Russians past his death in 1837, especially during times political turmoil during the start of the 20th century, in which, “Pushkin’s verses gave children the Russian language in its most perfect magnificence, a language which they may never hear or speak again, but which will remain with them as an eternal treasure.”[27]
The value of his fairy tales was established a hundred years after Pushkin’s death when the Soviet Union declared him a national poet. Pushkin’s work was previously banned during the Czarist rule. During the Soviet Union, his tales were seen acceptable for education, since Pushkin’s fairy tales spoke of the poor class and had anti-clerical tones.[28]
Corpus[edit]
According to scholarship, some of «most popular or most significant» types of Russian Magic Tales (or Wonder Tales) are the following:[a][30]
Tale number | Russian classification | Aarne-Thompson-Uther Index Grouping | Examples | Notes |
---|---|---|---|---|
300 | The Winner of the Snake | The Dragon-Slayer | ||
301 | The Three Kingdoms | The Three Stolen Princesses | The Norka; Dawn, Midnight and Twilight | [b] |
302 | Kashchei’s Death in an Egg | Ogre’s (Devil’s) Heart in the Egg | The Death of Koschei the Deathless | |
307 | The Girl Who Rose from the Grave | The Princess in the Coffin | Viy | [c] |
313 | Magic Escape | The Magic Flight | The Sea Tsar and Vasilisa the Wise | [d] |
315 | The Feigned Illness (beast’s milk) | The Faithless Sister | ||
325 | Crafty Knowledge | The Magician and his Pupil | [e] | |
327 | Children at Baba Yaga’s Hut | Children and the Ogre | ||
327C | Ivanusha and the Witch | The Devil (Witch) Carries the Hero Home in a Sack | [f] | |
400 | The husband looks for his wife, who has disappeared or been stolen (or a wife searches for her husband) | The Man on a Quest for The Lost Wife | The Maiden Tsar | |
461 | Mark the Rich | Three Hairs of the Devil’s Beard | The Story of Three Wonderful Beggars (Serbian); Vassili The Unlucky | [g] |
465 | The Beautiful Wife | The Man persecuted because of his beautiful wife | Go I Know Not Whither and Fetch I Know Not What | [h] |
480 | Stepmother and Stepdaughter | The Kind and Unkind Girls | Vasilissa the Beautiful | |
519 | The Blind Man and the Legless Man | The Strong Woman as Bride (Brunhilde) | [i][j][k] | |
531 | The Little Hunchback Horse | The Clever Horse | The Humpbacked Horse; The Firebird and Princess Vasilisa | [l] |
545B | Puss in Boots | The Cat as Helper | ||
555 | Kitten-Gold Forehead (a gold fish, a magical tree) | The Fisherman and His Wife | The Tale of the Fisherman and the Fish | [m][n] |
560 | The Magic Ring | The Magic Ring | [o][p] | |
567 | The Marvelous Bird | The Magic Bird-Heart | ||
650A | Ivan the Bear’s Ear | Strong John | ||
706 | The Handless | The Maiden Without Hands | ||
707 | The Tale of Tsar Saltan [Marvelous Children] | The Three Golden Children | Tale of Tsar Saltan, The Wicked Sisters | [q] |
709 | The Dead Tsarina or The Dead Tsarevna | Snow White | The Tale of the Dead Princess and the Seven Knights | [r] |
Footnotes[edit]
- ^ Propp’s The Russian Folktale lists types 301, 302, 307, 315, 325, 327, 400, 461, 465, 519, 545B, 555, 560, 567 and 707.[29]
- ^ A preliminary report by Nikolai P. Andreyev declared that type 301, «The Three Kingdoms and the Stolen Princesses», was among the «most popular types» in Russia, with 45 variants. The type was also the second «most frequently collected in Ukraine», with 31 texts.[31]
- ^ French folklorist Paul Delarue noticed that the tale type, despite existing «throughout Europe», is well known in Russia, where it found «its favorite soil».[32] Likewise, Jack Haney stated that type 307 was «most common» among East Slavs.[33]
- ^ A preliminary report by Nikolai P. Andreyev declared that type 313, «The Magic Flight», was among the «most popular types» in Russia, with 41 variants. The type was also the «most frequently collected» in Ukraine, with 37 texts.[34]
- ^ Commenting on a Russian tale collected in the 20th century, Richard Dorson stated that the type was «one of the most widespread Russian Märchen».[35] In the East Slavic populations, scholarship registers 42 Russian variants, 25 Ukrainian and 10 Belarrussian.[36]
- ^ According to professor Jack V. Haney, this type of a fishing boy and a witch «[is] common among the various East European peoples.»[37]
- ^ According to Jack Haney, the tale type is popular among the East Slavs[38]
- ^ According to professor Jack V. Haney, the tale type, including previous type AaTh 465A, is «especially common in Russia».[39]
- ^ Russian researcher Dobrovolskaya Varvara Evgenievna stated that tale type ATU 519 (SUS 519) «belongs to the core of» the Russian tale corpus, due to «the presence of numerous variants».[40]
- ^ Following Löwis de Menar’s study, Walter Puchner concluded on its diffusion especially in the East Slavic area.[41]
- ^ Stith Thompson also located this tale type across Russia and the Baltic regions.[42]
- ^ According to Jack Haney, the tale type «is extremely popular in all three branches of East Slavic».[43]
- ^ According to professor Jack V. Haney, this type is «common among the East Slavs».[44]
- ^ The variation on the wish-giving entity is also attested in Estonia, whose variants register a golden fish, crayfish, or a sacred tree.[45]
- ^ According to professor Jack V. Haney, the tale type is «very common in all the East Slavic traditions».[46]
- ^ Wolfram Eberhard reported «45 variants in Russia alone».[47]
- ^ According to professor Jack V. Haney, the tale type is «a very common East Slavic type».[48]
- ^ According to professor Jack V. Haney, the tale type is «especially common in Russian and Ukrainian».[49]
References[edit]
- ^ «Magic tale (volshebnaia skazka), also called fairy tale». Kononenko, Natalie (2007). Slavic Folklore: A Handbook. Greenwood Press. p. 180. ISBN 978-0-313-33610-2.
- ^ Hellman, Ben. Fairy Tales and True Stories : the History of Russian Literature for Children and Young People (1574-2010). Brill, 2013.
- ^ a b Oinas, Felix J. “Folklore and Politics in the Soviet Union.” Slavic Review, vol. 32, no. 1, 1973, pp. 45–58. JSTOR, www.jstor.org/stable/2494072.
- ^ Afanasyev, Alexander. “The Midnight Dance.” The Shoes That Were Danced to Pieces, 1855, www.pitt.edu/~dash/type0306.html.
- ^ Mityayev, Anatoli. Grishka and the Astronaut. Translated by Ronald Vroon, Progress, 1981.
- ^ Nikolajeva, Maria (2002). «Fairy Tales in Society’s Service». Marvels & Tales. 16 (2): 171–187. doi:10.1353/mat.2002.0024. ISSN 1521-4281. JSTOR 41388626. S2CID 163086804.
- ^ a b c d Propp, V. I︠A︡. Morphology of the folktale. ISBN 9780292783768. OCLC 1020077613.
- ^ Singer, Isaac Bashevis (1975-11-16). «Russian Fairy Tales». The New York Times. ISSN 0362-4331. Retrieved 2019-04-01.
- ^ Greskovic, Robert (2015-06-02). «‘The Sleeping Beauty’ Review: Back to Its Russian Roots». Wall Street Journal. ISSN 0099-9660. Retrieved 2019-04-01.
- ^ Erlich, Victor (1973). «Russian Formalism». Journal of the History of Ideas. 34 (4): 627–638. doi:10.2307/2708893. ISSN 0022-5037. JSTOR 2708893.
- ^ Saussure, Ferdinand de (2011). Course in general linguistics. Baskin, Wade., Meisel, Perry., Saussy, Haun, 1960-. New York: Columbia University Press. ISBN 9780231527958. OCLC 826479070.
- ^ a b Berger, Arthur Asa (February 2018). Media analysis techniques. ISBN 9781506366210. OCLC 1000297853.
- ^ a b c d Murphy, Terence Patrick (2015). The Fairytale and Plot Structure. Oxford University Press. ISBN 9781137547088. OCLC 944065310.
- ^ Dundes, Alan (1997). «The Motif-Index and the Tale Type Index: A Critique». Journal of Folklore Research. 34 (3): 195–202. ISSN 0737-7037. JSTOR 3814885.
- ^ Kuehnel, Richard; Lencek, Rado. «What is a Folklore Motif?». www.aktuellum.com. Retrieved 2019-04-08.
- ^ a b Propp, V. I︠A︡.; Пропп, В. Я. (Владимир Яковлевич), 1895-1970 (2012). The Russian folktale by Vladimir Yakovlevich Propp. Detroit: Wayne State University Press. ISBN 9780814337219. OCLC 843208720.
{{cite book}}
: CS1 maint: multiple names: authors list (link) - ^ a b Maranda, Pierre (1974). Soviet structural folkloristics. Meletinskiĭ, E. M. (Eleazar Moiseevich), Jilek, Wolfgang. The Hague: Mouton. ISBN 978-9027926838. OCLC 1009096.
- ^ a b Aguirre, Manuel (October 2011). «AN OUTLINE OF PROPP’S MODEL FOR THE STUDY OF FAIRYTALES» (PDF). Tools and Frames – via The Northanger Library Project.
- ^ a b Oinas, Felix J. (2019). The Study of Russian Folklore. Soudakoff, Stephen. Berlin/Boston: Walter de Gruyter GmbH. ISBN 9783110813913. OCLC 1089596763.
- ^ Oinas, Felix J. (1973). «Folklore and Politics in the Soviet Union». Slavic Review. 32 (1): 45–58. doi:10.2307/2494072. ISSN 0037-6779. JSTOR 2494072.
- ^ a b Levchin, Sergey (2014-04-28). «Russian Folktales from the Collection of A. Afanasyev : A Dual-Language Book».
- ^ Davidson, H. R. Ellis; Chaudhri, Anna (eds.). A companion to the fairy tale. ISBN 9781782045519. OCLC 960947251.
- ^ Briggs, A. D. P. (1991). Alexander Pushkin : a critical study. The Bristol Press. ISBN 978-1853991721. OCLC 611246966.
- ^ Alexander S. Pushkin, Zimniaia Doroga, ed. by Irina Tokmakova (Moscow: Detskaia Literatura, 1972).
- ^ Bethea, David M. (2010). Realizing Metaphors : Alexander Pushkin and the Life of the Poet. University of Wisconsin Press. ISBN 9780299159733. OCLC 929159387.
- ^ Davidson, H. R. Ellis; Chaudhri, Anna (eds.). A companion to the fairy tale. ISBN 9781782045519. OCLC 960947251.
- ^ Akhmatova, “Pushkin i deti,” radio broadcast script prepared in 1963, published in Literaturnaya Gazeta, May 1, 1974.
- ^ Nikolajeva, Maria. «Fairy Tales in Society’s Service.» Marvels & Tales (2002): 171-187.
- ^ The Russian Folktale by Vladimir Yakovlevich Propp. Edited and Translated by Sibelan Forrester. Foreword by Jack Zipes. Wayne State University Press, 2012. p. 215. ISBN 9780814334669.
- ^ Anglickienė, Laima. Slavic Folklore: DIDACTICAL GUIDELINES. Kaunas: Vytautas Magnus University, Faculty of Humanities, Department of Cultural Studies and Ethnology. 2013. p. 125. ISBN 978-9955-21-352-9.
- ^ Andrejev, Nikolai P. «A Characterization of the Ukrainian Tale Corpus». In: Fabula 1, no. 2 (1958): 233. https://doi.org/10.1515/fabl.1958.1.2.228
- ^ Delarue, Paul. The Borzoi Book of French Folk-Tales. New York: Alfred A. Knopf, Inc., 1956. p. 386.
- ^ Haney, Jack V.; with Sibelan Forrester. The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev. Volume III. Jackson: University Press of Mississippi. 2021. p. 536.
- ^ Andrejev, Nikolai P. «A Characterization of the Ukrainian Tale Corpus». In: Fabula 1, no. 2 (1958): 233. https://doi.org/10.1515/fabl.1958.1.2.228
- ^ Dorson, Richard M. Folktales told around the world. Chicago; London: University of Chicago Press. 1978. p. 68. ISBN 0-226-15874-8.
- ^ Горяева, Б. Б. (2011). «Сюжет «Волшебник и его ученик» (at 325) в калмыцкой сказочной традиции». In: Oriental Studies (2): 153. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/syuzhet-volshebnik-i-ego-uchenik-at-325-v-kalmytskoy-skazochnoy-traditsii (дата обращения: 24.09.2021).
- ^ The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev: Volume I. Edited by Haney Jack V. Jackson: University Press of Mississippi, 2014. pp. 491-510. Accessed August 18, 2021. http://www.jstor.org/stable/j.ctt9qhm7n.115.
- ^ Haney, Jack V. The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev. Volume II: Black Art and the Neo-Ancestral Impulse. Jackson: University Press of Mississippi. 2015. p. 554. muse.jhu.edu/book/42506.
- ^ Haney, Jack V. The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev. Volume II: Black Art and the Neo-Ancestral Impulse. Jackson: University Press of Mississippi. 2015. p. 538. muse.jhu.edu/book/42506.
- ^ Добровольская Варвара Евгеньевна (2018). «Сказка «слепой и безногий» (сус 519) в репертуаре русских сказочников: фольклорная реализация литературного сюжета». Вопросы русской литературы, (4 (46/103)): 93-113 (111). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/skazka-slepoy-i-beznogiy-sus-519-v-repertuare-russkih-skazochnikov-folklornaya-realizatsiya-literaturnogo-syuzheta (дата обращения: 01.09.2021).
- ^ Krauss, Friedrich Salomo; Volkserzählungen der Südslaven: Märchen und Sagen, Schwänke, Schnurren und erbauliche Geschichten. Burt, Raymond I. and Puchner, Walter (eds). Böhlau Verlag Wien. 2002. p. 615. ISBN 9783205994572.
- ^ Thompson, Stith (1977). The Folktale. University of California Press. p. 185. ISBN 0-520-03537-2.
- ^ Haney, Jack V. The Complete Russian Folktale: v. 4: Russian Wondertales 2 — Tales of Magic and the Supernatural. New York: Routledge. 2015 [2001]. p. 434. https://doi.org/10.4324/9781315700076
- ^ The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev: Volume I. Edited by Haney Jack V. Jackson: University Press of Mississippi, 2014. pp. 491-510. Accessed August 18, 2021. http://www.jstor.org/stable/j.ctt9qhm7n.115.
- ^ Monumenta Estoniae antiquae V. Eesti muinasjutud. I: 2. Koostanud Risto Järv, Mairi Kaasik, Kärri Toomeos-Orglaan. Toimetanud Inge Annom, Risto Järv, Mairi Kaasik, Kärri Toomeos-Orglaan. Tartu: Eesti Kirjandusmuuseumi Teaduskirjastus, 2014. p. 718. ISBN 978-9949-544-19-6.
- ^ Haney, Jack V. The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev. Volume II: Black Art and the Neo-Ancestral Impulse. Jackson: University Press of Mississippi. 2015. p. 538. muse.jhu.edu/book/42506.
- ^ Eberhard, Wolfram. Folktales of China. Chicago: The University of Chicago Press, 1956. p. 143.
- ^ Haney, Jack V. The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev. Volume II: Black Art and the Neo-Ancestral Impulse. Jackson: University Press of Mississippi. 2015. pp. 536-556. muse.jhu.edu/book/42506.
- ^ Haney, Jack V. The Complete Folktales of A. N. Afanas’ev. Volume II: Black Art and the Neo-Ancestral Impulse. Jackson: University Press of Mississippi. 2015. pp. 536-556. muse.jhu.edu/book/42506.
Further reading[edit]
- Лутовинова, Е.И. (2018). Тематические группы сюжетов русских народных волшебных сказок. Педагогическое искусство, (2): 62-68. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/tematicheskie-gruppy-syuzhetov-russkih-narodnyh-volshebnyh-skazok (дата обращения: 27.08.2021). (in Russian)
The Three Kingdoms (ATU 301):
- Лызлова Анастасия Сергеевна (2019). Cказки о трех царствах (медном, серебряном и золотом) в лубочной литературе и фольклорной традиции [FAIRY TALES ABOUT THREE KINGDOMS (THE COPPER, SILVER AND GOLD ONES) IN POPULAR LITERATURE AND RUSSIAN FOLK TRADITION]. Проблемы исторической поэтики, 17 (1): 26-44. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ckazki-o-treh-tsarstvah-mednom-serebryanom-i-zolotom-v-lubochnoy-literature-i-folklornoy-traditsii (дата обращения: 24.09.2021). (In Russian)
- Матвеева, Р. П. (2013). Русские сказки на сюжет «Три подземных царства» в сибирском репертуаре [RUSSIAN FAIRY TALES ON THE PLOT « THREE UNDERGROUND KINGDOMS» IN THE SIBERIAN REPERTOIRE]. Вестник Бурятского государственного университета. Философия, (10): 170-175. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/russkie-skazki-na-syuzhet-tri-podzemnyh-tsarstva-v-sibirskom-repertuare (дата обращения: 24.09.2021). (In Russian)
- Терещенко Анна Васильевна (2017). Фольклорный сюжет «Три царства» в сопоставительном аспекте: на материале русских и селькупских сказок [COMPARATIVE ANALYSIS OF THE FOLKLORE PLOT “THREE STOLEN PRINCESSES”: RUSSIAN AND SELKUP FAIRY TALES DATA]. Вестник Томского государственного педагогического университета, (6 (183)): 128-134. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/folklornyy-syuzhet-tri-tsarstva-v-sopostavitelnom-aspekte-na-materiale-russkih-i-selkupskih-skazok (дата обращения: 24.09.2021). (In Russian)
Crafty Knowledge (ATU 325):
- Трошкова Анна Олеговна (2019). «Сюжет «Хитрая наука» (сус 325) в русской волшебной сказке» [THE PLOT “THE MAGICIAN AND HIS PUPIL” (NO. 325 OF THE COMPARATIVE INDEX OF PLOTS) IN THE RUSSIAN FAIRY TALE]. Вестник Марийского государственного университета, 13 (1 (33)): 98-107. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/syuzhet-hitraya-nauka-sus-325-v-russkoy-volshebnoy-skazke (дата обращения: 24.09.2021). (In Russian)
- Troshkova, A.O. «Plot CIP 325 Crafty Lore / ATU 325 «The Magician and His Pupil» in Catalogues of Tale Types by A. Aarne (1910), Aarne — Thompson (1928, 1961), G. Uther (2004), N. P. Andreev (1929) and L. G. Barag (1979)». In: Traditional culture. 2019. Vol. 20. No. 5. pp. 85—88. DOI: 10.26158/TK.2019.20.5.007 (In Russian).
- Troshkova, A (2019). «The tale type ‘The Magician and His Pupil’ in East Slavic and West Slavic traditions (based on Russian and Lusatian ATU 325 fairy tales)». Indo-European Linguistics and Classical Philology. XXIII: 1022–1037. doi:10.30842/ielcp230690152376. (In Russian)
Mark the Rich or Marko Bogatyr (ATU 461):
- Кузнецова Вера Станиславовна (2017). Легенда о Христе в составе сказки о Марко Богатом: устные и книжные источники славянских повествований [LEGEND OF CHRIST WITHIN THE FOLKTALE ABOUT MARKO THE RICH: ORAL AND BOOK SOURCES OF SLAVIC NARRATIVES]. Вестник славянских культур, 46 (4): 122-134. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/legenda-o-hriste-v-sostave-skazki-o-marko-bogatom-ustnye-i-knizhnye-istochniki-slavyanskih-povestvovaniy (дата обращения: 24.09.2021). (In Russian)
- Кузнецова Вера Станиславовна (2019). Разновидности сюжета о Марко Богатом (AaTh 930) в восточно- и южнославянских записях [VERSIONS OF THE PLOT ABOUT MARKO THE RICH (AATH 930) IN THE EAST- AND SOUTH SLAVIC TEXTS]. Вестник славянских культур, 52 (2): 104-116. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/raznovidnosti-syuzheta-o-marko-bogatom-aath-930-v-vostochno-i-yuzhnoslavyanskih-zapisyah (дата обращения: 24.09.2021).