- Главная
- Детская проза
- ⭐️Ольга Колпакова
- 📚Большое сочинение про бабушку
- Отзывы на книгу
Второе моё знакомство с автором. Её книга про Буку, мне очень понравилась. В этом сборнике автора четыре произведения:
1. Дочки, бабушки и мамы;
2. Большое сочинение про бабушку;
3. Стержень и пружина;
4. Почему рассердилась кикимора.
Объединяет их любовь к истории русского быта, тяга к предкам, деревне.
Вторая и четвертая повести по сути вообще одно и то же — мы можем узнать из них про то, как в древности шили одежду, почему проходя через порог в избах приходилось нагибаться, чем неправильны современные пластиковые окна с точки зрения религии, почему люди любят срезать углы по газонам, игнорируя дорожки, что значит «дубина стоеросовая», чем хороша незавершённость в строительстве дома, узнаем про домовых, кикимор и прочее, прочее в таком духе.
Две другие повести не менее теплые и интересные, первая больше о деревне, третья — о семье и фамилии.
Если подумать, то у детских книг самая обширная читательская аудитория, потому что их читают и дети, и взрослые. Но, к сожалению, далеко не всегда такое чтение доставляет удовольствие. Как много детских книг, которые неинтересно читать взрослым просто потому, что они написаны слишком простым языком, у них глупенький и банальный сюжет. Хотя такие книги, пожалуй, и самим детям тоже вряд ли интересно читать. И вот здесь и проходит черта, разделяющая качественную детскую литературу, которая когда-нибудь станет классикой, и посредственную, ту, что лишь бы выпустить, ведь далеко не все родители, покупая своему чаду книгу, станут выбирать ее с пристрастием. Картинки большие и яркие – и отлично. И все-таки помимо того, что детская литература самая читаемая, она еще и самая подвергаемая критике читателей всех возрастов и вкусов. Тем не менее есть ведь потрясающие авторы, пишущие невероятно прекрасные детские книги. И вот Ольга Колпакова вполне достойный представитель нового поколения таких чудо-писателей.
Книга «Сочинение про бабушку» обладает всеми достоинствами детской книги: добрые истории с изрядной долей юмора про семью в современных российских реалиях. Мне кажется, что все это очень важно для нынешних маленьких читателей (или слушателей). Все-таки какой бы прекрасной не была иностранная детская литература, а свое родное всегда ближе, потому что это про нас. Корни же.
В общем, знакомство с автором стало приятной неожиданностью. Я, конечно, верю в наших писателей, но к чести Ольги Колпаковой надо сказать, что она превзошла даже мои высокие ожидания.
Чудесная книга! Полная традициями (загадочными и знакомыми), древними преданиями, свежевыпеченным хлебным духом и жаром настоящей русской печки, и мелодичными сказаниями, которыми заслушиваешься, как бабушкиными сказками у камелька. И вот уже ощущение, что не ты читаешь книгу, а книга читает тебя.
Невозможно поверить, что еще сто лет назад люди жили по большей части совсем, совсем иначе. А уж жизнь в деревне современному ребенку, наверное, вообще малопредставима. И ведь нужно было и за грибами-ягодами ходить, и за младшими приглядывать, и за скотиной ухаживать (а летом и пасти). А все эти предметы в русской избе и их назначение. А присказки и старинная мудрость, которая уходит вместе со странными значениями слов. Знаете ли вы, например, что «калинов мост» происходит не от слова калина, а от слова калёный, то есть горячий, нагретый?
Редкий случай, когда книгу читал бы и читал, и хотелось бы, чтобы она не кончалась. Обязательно куплю себе в библиотеку бумажный вариант, чтобы вечером с дочкой окунуться в загадочную жизнь, которой жили мои и ее еще и не столь далекие предки, но которая безвозвратно уходит, все дальше и дальше, постепенно становясь сказкой.
Это вторая книга ,полученная мною в раздачах.
Когда я начала читать ,то ждала простую,милую, уютную книгу, а получила нечто большее.
Да, это книга о семье, о детстве , о разных поколениях и любви к ним, но в тоже время это безумно познавательная книга .
Из нее вы узнаете много нового о прошлом нашей страны, о традициях и поверьях. Узнаете,что наша страна, наш язык очень мудрый и могучий.
Я благодарна издательству за такую прекрасную книгу.
У лета зелёные косы, И бантики в них из бабочек, На голове венок и полный живот костяники
Надо такое имя придумать,чтобы Богу сразу стало понятно,что перед ним хороший зверь
Муухи — вот наши враги, — сказал телёночек
Неужели дети, став взрослыми , начнут думать так же?
Конечно, по-настоящему, по-бабушкиному, пирогов не получится. Для этого нужно молоко от настоящей коровы, которая весь день гуляла на лугу. И свежие яйца от свободной счастливой курицы, а не которая всю жизнь сидит в клетке. И мука из пшеницы, над которой сверкали хлебозоры. Хлебозоры – это такие сильные-сильные беззвучные грозы. Они сверкают над полями, когда созревает пшеница. Очень красиво. И настоящая печка нужна. Никакая духовка с микроволновкой не могут заменить печку. Нужна бабушкина деревня, чтобы получились бабушкины пироги.
Когда бабушка была маленькая, то ничего не было.
4/5
Когда любимая тётушка начинает вам втирать про полтергейстов, кикимор и ангелов, в голове остаются лишь междометия. Куда подевалось высшее образование, где твои советские годы атеизма, как же городская жизнь, а, тётушка? Вот с таким недоумением я и читала эту книгу.
В целом сборник посвящён очень важной теме связи поколений, и с каждым из 4-х произведений разрыв немного увеличивается. Написан очаровательно наивным языком детских сказок, красочно, сочно, так и навевает воспоминания (ладно, фантазии) о лете у бабушки в деревне.
1. Дочки, бабушки и мамы
Три совсем коротеньких зарисовки про семью и деревню. Первая — про летний день, когда и дети, и родители одинаково радуются прогулке. Кажется, что в целом мире нет ничего, кроме солнечного холма, что ты в центре вселенной и любая сказка может сбыться. Вторая — про имена для деревенских животных. В качестве контраста, в третьей, выступает городская квартира с третирующими семью соседями. В историях сочетаются вполне правдоподобные фантазии «как это могло бы быть устроено» глазами детей, так и совершенно сказочные элементы вроде духов торгового центра слушающих блок-флейту.
2. Большое сочинение про бабушку
Внучке задали написать сочинение про бабушку и она выпытывает у старушки, что бы такое написать. А бабушка ей не слишком помогает. Просто рассказывает про деревенский быт, про печку, про вышивку, про поверья… И только уж совсем под конец выплывает кое-что из истории семьи. В целом познавательно, хотя и отрывочно.
3. Стержень и пружина
Этот рассказ более цельный, чем остальные. Он про разное мировоззрение у отца и сына, про старшее поколение негнущихся стержней и младшее — приспособленцев-пружин. Им не понять друг друга, потому что у них разные ценности, разные установки и представления о достойном поведении, но тем не менее оба друг для друга семья. И по правде говоря, мои симпатии на стороне ребёнка.
4. Почему рассердилась кикимора?
Самый большой и самый непонятный рассказ. Хотя скорее этнографический очерк. Завязка совершенно фантастическая: в квартире всё начинает ломаться, предметы падают или теряются, поэтому семья решает совершить паломничество к истокам, т.е. в деревню. По дороге они (внезапно!) беседуют об избе и связанных с её постройкой верованиях: от выбора дерева до украшения рушниками красного угла. Этим архитектурным изыскам вкупе с сетованиями, мол, сейчас городские потеряли душу дома, всё пропало без печёной тыквы, и посвящена львиная доля книга. Как эта беседа связана с сюжетом? Да никак. В качестве кульминации — проведение эзотерического обряда над приёмным сыном в доме умершего деда (говорить тот не мог, а тут и заговорил), но это не имеет никакого отношения вообще ни к чему в книге. И наконец вывод: предметы в квартире падают, потому что обиделась кикимора, которая и не кикимора, а Макошь, потому что дочка не любит своё имя Параша, а Параша — есть Параскева Пятница, которой подменили пятничный день Макоши с приходом христианства. Ну, или потому что Параша не захотела учиться делать ритуальных кукол…
К книге у меня две претензии, из-за которых я бы не стала её рекомендовать.
Первая — неструктурированность. Автор и сама не знает, о чём конкретно рассказывает. Всё обо всём, в заголовке одно, а внутри — уж что получится. В сочинении про бабушку о самой бабушке ничего нет: деревня есть, а человека не видно. В рассказе про кикимору говорят о деревянном зодчестве, вспоминая о самой кикиморе едва ли не на последней странице.
Вторая — лютое мракобесие. Есть грань, когда придумка переходит в диагноз, и она в действиях. Одно дело рассказать про быт и суеверия, про веру предков и их обычаи, а совсем другое звать экстрасенсов, крутить ритуальную куклу от бессонницы и лечить немоту эзотерическими путешествиями к дому предков. В начале всё было невинной фантазией, но в лес углубляться не стоило. Я положительно отношусь к домовому, как персонажу сказок, но включать его в современную картину мира излишне.
И немного огорчает категоричность автора в плане того, что поколение, не привычное к бане, не топившее русскую печь, лишено связи с предками. Просто жизнь быстро меняется. Точно так же можно сказать, что комбайнёр (или бери дальше — оратай) лишён покровительства земли, ибо когда-то руками её предки рыли. Не всё в современной квартире и городских реалиях корректно сравнивать с тёмной деревней. Память — это очень важно, важно любить и уважать бабушек с дедушками, но нести через века названия лавок?.. Вытягивать из этимологического словаря близость дома и могилы? Это совсем не помогает ни понять, ни полюбить.
Большое сочинение про бабушку
Маленькая повесть
© О. В. Колпакова, текст, 2017
© С. В. Прокопенко, иллюстрации, 2017
© Генри Пушель, издание, 2017
* * *
Когда бабушка была маленькая, ничего не было. Я хожу по кухне и показываю пальцем на микроволновку:
– А это было?
– Нет, – отвечает бабушка.
На тостер.
– Нет.
На газовую плиту.
– Нет.
На миксер.
– Нет.
Я показываю на холодильник.
– Нет.
На люстру.
– Нет. Когда я была совсем маленькая, у нас была керосиновая лампа. Самое противное было её чистить. Хуже, чем чугунки мыть. А потом протянули провода и загорелась электрическая лампочка. Но люстр не было.
Мы переходим в комнату.
Компьютер.
– Нет.
Телевизор.
– Нет.
Шкаф-купе.
– Нет.
Кровать-то была?
– У меня – нет, – отвечает бабушка.
– Как же так? – не понимаю я. – Как же можно жить, когда у тебя ничего нет! Как я буду про тебя сочинение писать?
– А ты спиши у кого-нибудь, – советует бабушка, бывшая учительница русского языка и литературы.
Я отрицательно качаю головой. Я почти отличница, у кого мне списывать? Если только…
– Бабулечка! – радостно кричу я. – А ты ведь тоже сочинение писала, когда в школе училась. Школа-то у тебя была?
Бабушка соглашается. Школа-то была. И бабушка была отличницей, как я. Она первая из деревни закончила университет и вернулась в свою родную школу работать учительницей.
– Только тогда нам придётся ехать в деревню, забираться на чердак и там искать мои сочинения, – говорит бабушка, – если я их в макулатуру не сдала.
Ну да, компьютеров же раньше не было, всё хранилось на чердаке. Я не против поехать. Я люблю бабушкину деревню. Там две реки, и горы, и клубника растёт на горах, а в садах – медовые яблоки, прозрачные, светятся, как звёзды. А звёзды там какие! Размером с крупные яблоки. В городе таких никогда не увидишь. Но бабушкина деревня далеко, в Алтайском крае, среди учебного года не поедешь.
– Нужно вспоминать, – строго говорю я. – Ты же не хочешь, чтобы я пару получила.
– Мне некогда, – отнекивается бабушка. – Я пироги собираюсь стряпать.
Бабушке всегда есть чем заняться. «Мужик умирать собирайся, а земельку паши» – терпеть не могу, когда она так говорит.
– А пироги-то на свете были, когда ты маленькая была? – спрашиваю я.
Пироги были. И мы вместе с бабушкой идём стряпать пироги по-бабушкиному. Иначе как я выпытаю, что мне писать в сочинении.
Конечно, по-настоящему, по-бабушкиному, пирогов не получится. Для этого нужно молоко от настоящей коровы, которая весь день гуляла на лугу. И свежие яйца от свободной, счастливой курицы, а не от той, что всю жизнь сидит в клетке. И мука из пшеницы, над которой сверкали хлебозоры. Хлебозоры – это такие яркие-яркие беззвучные грозы. Они сверкают над полями, когда созревает пшеница. Очень красиво. И настоящая печка нужна – никакая духовка с микроволновкой не могут заменить печку. Нужна бабушкина деревня, чтобы получились бабушкины пироги.
Пока мы стряпаем городской, упрощённый вариант бабушкиных пирогов, бабушка вот что рассказывает:
Про печку
Отгадай загадку: деревянный город, в деревянном городе глиняный город, а в глиняном городе серебро и злато. Это – печка в доме. Печка в доме – самое главное, потому что в ней огонь. Огонь – это и тепло, и еда, и свет. И чистота. Знаешь, как я мылась, когда маленькая была? В бане, конечно. Но дети часто вымазывались, а баню каждый день топить не будешь. И тогда нас – меня и братьев – мыли в печке, в большой шайке. Прогорят дрова, и долго-долго ещё в печи тепло держится; сидишь, как тыква, паришься. Тыква чем-то похожа на чупа-чупс, только намного больше и вкуснее. Брали её целиком – огромную, как мяч, на котором вы гимнастику делаете, – и сажали в тёплую печку. Она там долго томилась-парилась. Дети в это время ходили и принюхивались – вкуснее только от свежего хлеба запах. Потом доставали – золотую, с корочкой хрустящей; корочку отламываешь, а под ней мякоть медовая, ближе к корке – совсем как мармелад. Берёшь ложку и аккуратненько черпаешь.
Любили мы на печи играть. Но когда хлеб пекли, нельзя было на неё забираться. А то хлеб плохо поднимался. И вообще баловаться нельзя, шуметь, если тесто в доме. Пока каравай в печи, в доме обязательно должен кто-то оставаться, караулить, иначе хлеб обидится, что его одного бросили. Когда каравай доставали, взамен обязательно полено в топку клали, чтобы печь не голодала. К хлебу как к живому относились – знали, сколько в него труда вложено. «Рыба – вода, ягода – трава, а хлеб – всему голова», – говорила моя мама Катя. А бабушка Поля, тесто замешивая, шептала: «Ладно, усладно жить богато, творите славно долю, Боже, дарь[1] хлеба и соли».
В магазин хлеб привозили два раза в неделю, и было его очень мало, поэтому все сами пекли. Но если вдруг дома хлеб заканчивался, меня мама с утра в магазин отправляла. Приду, а там старухи уже очередь заняли, и первая – бабка Макрида. Давали по две булки в руки. Если семья большая, то по три. Денег было только на хлеб. Да если бы и больше давали, покупать особо нечего. На весь магазин один сорт конфет – карамельки без обёртки разноцветные. Жвачка? Что ты, какая жвачка… Стой-ка, а ведь была у нас жвачка! Мне папка из леса живицу привозил, смолу лиственничную. Мы эту смолу серой называли. Душистая, вкус горьковатый, но приятный. Эта смолка – она микробов убивает. Мама моя ни разу в жизни зубы не чистила, а про кариес и не слыхала. Война, есть нечего, ни щёток, ни пасты зубной – а зубы здоровые. Потому что живицу жевали.
Однажды поехали мы за дровами для печки. Папка лошадку запряг в сани, и мы в рощу отправились, на берег реки. Я в семье старшая, вместе со взрослыми всё делала. Папа рубил, мама связывала, а я бегала, в сани таскала. По кустам бежать с вязанкой неудобно, решила по речке, чтобы побыстрее. А река у нас, сама знаешь, хитрая: где промерзает чуть не до дна, а где только сверху ледок. Мне-то не видно, толстый там лёд или нет, – наступила и провалилась. Хорошо, не очень глубоко. Папа меня вытащил, бегом к саням, полушубком укрыл и скорее домой.
Читать дальше
Большое сочинение про бабушку, Ольга Колпакова
Большое сочинение про бабушку, Ольга Колпакова — рейтинг книги по отзывам читателей, краткое содержание
Автор:
Ольга Колпакова
Категория:
Художественная литература для детей
Жанр:
Детям и родителям
О книге
-
2012
Год первого издания книги
Краткое содержание
Книга Ольги Колпаковой полна тепла, которым славится гостеприимный дом. Внуки, родители, бабушки и дедушки — все здесь любят друг друга. Главный герой этой книги — семья, а секрет семейного счастья в том, чтобы ощущать свою связь с предками и потомками, чувствовать себя звеном этой крепкой цепи жизни. В книге много познавательного; прошлое переплетается здесь с настоящим, сообщая ему глубину и становясь неожиданно близким. Что бы ни случилось, герои книги убеждены: мир полон красоты и тайны, и каждый из них, независимо от возраста, пытается постичь его, увлекая за собой читателя.
Купить книгу в книжных интернет-магазинах
-
Купить на Yakaboo
Другие детские книги, книги для родителей
Забавное видео
В 2 года родители подарили малышу баскетбольное кольцо и мяч, посмотрите, что умеет этот малыш сейчас!
более 30 сервисов
Кредиты онлайн на карту за 15 минут
до 20 000 грн.
макс сумма
Про печку
Отгадай загадку: деревянный город, в деревянном городе глиняный город, а в глиняном городе серебро и злато. Это — печка в доме. Печка в доме — самое главное, потому что в ней огонь. Огонь — это и тепло, и еда, и свет. И чистота. Знаешь, как я мылась, когда маленькая была? В бане, конечно. Но дети часто вымазывались, а баню каждый день топить не будешь. И тогда нас — меня и братьев — мыли в печке, в большой шайке. Прогорят дрова, и долго-долго ещё в печи тепло держится; сидишь, как тыква, паришься. Тыква чем-то похожа на чупа-чупс, только намного больше и вкуснее. Брали её целиком — огромную, как мяч, на котором вы гимнастику делаете, — и сажали в тёплую печку. Она там долго томилась-парилась. Дети в это время ходили и принюхивались — вкуснее только от свежего хлеба запах. Потом доставали — золотую, с корочкой хрустящей; корочку отламываешь, а под ней мякоть медовая, ближе к корке — совсем как мармелад. Берёшь ложку и аккуратненько черпаешь.
Любили мы на печи играть. Но когда хлеб пекли, нельзя было на неё забираться. А то хлеб плохо поднимался. И вообще баловаться нельзя, шуметь, если тесто в доме. Пока каравай в печи, в доме обязательно должен кто-то оставаться, караулить, иначе хлеб обидится, что его одного бросили. Когда каравай доставали, взамен обязательно полено в топку клали, чтобы печь не голодала. К хлебу как к живому относились — знали, сколько в него труда вложено. «Рыба — вода, ягода — трава, а хлеб — всему голова», — говорила моя мама Катя. А бабушка Поля, тесто замешивая, шептала: «Ладно, усладно жить богато, творите славно долю, Боже, дарь[1] хлеба и соли».
В магазин хлеб привозили два раза в неделю, и было его очень мало, поэтому все сами пекли. Но если вдруг дома хлеб заканчивался, меня мама с утра в магазин отправляла. Приду, а там старухи уже очередь заняли, и первая — бабка Макрида. Давали по две булки в руки. Если семья большая, то по три. Денег было только на хлеб. Да если бы и больше давали, покупать особо нечего. На весь магазин один сорт конфет — карамельки без обёртки разноцветные. Жвачка? Что ты, какая жвачка… Стой-ка, а ведь была у нас жвачка! Мне папка из леса живицу привозил, смолу лиственничную. Мы эту смолу серой называли. Душистая, вкус горьковатый, но приятный. Эта смолка — она микробов убивает. Мама моя ни разу в жизни зубы не чистила, а про кариес и не слыхала. Война, есть нечего, ни щёток, ни пасты зубной — а зубы здоровые. Потому что живицу жевали.
Однажды поехали мы за дровами для печки. Папка лошадку запряг в сани, и мы в рощу отправились, на берег реки. Я в семье старшая, вместе со взрослыми всё делала. Папа рубил, мама связывала, а я бегала, в сани таскала. По кустам бежать с вязанкой неудобно, решила по речке, чтобы побыстрее. А река у нас, сама знаешь, хитрая: где промерзает чуть не до дна, а где только сверху ледок. Мне-то не видно, толстый там лёд или нет, — наступила и провалилась. Хорошо, не очень глубоко. Папа меня вытащил, бегом к саням, полушубком укрыл и скорее домой.
— Воробьи торопились, да маленькими уродились! — ворчит на меня мама: дров-то мало набрали.
А папка подбадривает:
— Не бо-ось!
Дома — бегом-бегом — на печку греться. Потому что печка — это ещё и лучшее лекарство. У кого печь правильно сложена, там простуды не знали. Кости греть старики всегда на печь забирались. Мой дед, мамин папа, на голбце лежал. Болел, почти не двигался. А рядом с ним прут — длинная ветка. Если я вдруг громко запою или пробегу мимо, он прут схватит и мне по ногам, чтобы не мешала ему, не баловалась. Когда его хоронили, я этот прут взяла и тоже похоронила, закопала за баней. Но даже после этого мимо печки старалась тихо ходить, всё мне казалось — дед с прутом лежит.
У нас в деревне бабушка жила одинокая, Макридой звали. Та самая, что в магазине всегда первая. Говорили, что Макрида могла ребёнка в печке перепечь. Да не испечь, она же не Баба-Яга, а перепечь.
Родился у меня брат. А у меня уже два брата было, я сестру хотела. Как-то ушла мама на речку бельё полоскать, и братья с ней — санки с бельём катить. Осталась я с Колей одна. Пойду, думаю, к бабке Макриде, пусть она нам из мальчика девочку испечёт. Папка сразу не заметит, а когда заметит, мы с сестрой сошьём ему рубаху, он и не станет ругаться. Он вообще у нас мало ругался, зато смеялся много, за это его в деревне любили и звали Весёлый Ганс, хотя у него совсем другое имя было. А мама Катя строгая была, шутить не любила. Но я подумала, что она, может, даже обрадуется, если у нас ещё девочка будет.
Бабка Макрида жила на самом краю деревни, у кладбища, под горой. Завернула я Колю в одеялко — тяжело, а других санок нету. Выкатила из сарая кошёвку. Видела, в каких санях Дед Мороз ездит? Вот это кошева и есть. Старое слово, теперь его и не услышишь. Кошем обоз называли, а ещё — поселение; человека же, в нём главного, звали кошевой. На санях дрова возили, сено, а в кошеве — пассажиров. Настоящая, узорчатая, только маленькая, для ребёнка, была у нас кошева. Сделал её мой лёлька — дядя Костя Кащеев. Он кузнецом в деревне был. Лёлька — значит крёстный. Церкви-то в деревне не было, её в 1918 году сожгли, а крёстных по старой привычке выбирали и роднились между собой. Вместо попа у нас была бабка Макрида: придёт, молитву прочитает, у тёплой печки в таз с водой макнёт, мазнёт сажей — вот и покрестили. Главное, чтобы об этом Сомов, председатель колхоза, не узнал, — запрещено это было. И крестики никто не носил. Мы носили галстуки красные. Красные как кровь — в память о погибших бойцах.
Положила я Кольку, как барина, в кошёвку, сунула ему в рот пожёванный пряник в марлечке и повезла к бабке Макриде.
У бабки Макриды домик малюсенький. Одна комната — и ту до половины печка занимает. Дом старый, крыша деревянная, на ней даже трава росла — полынь. Полынь на бабку Макриду очень похожа: длинная, сухая, торчит сквозь снег.
Затащила я Колю в комнатку, а там никого. Только печка гудит — словно плачет кто. Позвала бабушку, а в ответ:
— Га-га-га!
Из-под лавки вылезает гусыня и как зашипит, как бросится на меня. Схватила я брата и бегом домой. А ведь у нас тоже гусыня под кроватью сидела. Когда на улице и в сарае холодно, гусей пускали в дом птенцов высиживать. Чтобы яйца не замёрзли. А у бабки Макриды — все знали — гусей нет. Откуда эта взялась, до сих пор не знаю. Так и остался твой двоюродный дед дедом Колей. А то ведь мог бабой Олей стать…
После уж я узнала, как бабушка Макрида детей перепекала. Она их так лечила. Если ребёнок рождался больной, значит, он в утробе материнской «недопёкся»; бабушка его в печке допекала. Заворачивала в пелёнку покрепче, лицо закрывала блином и в тёплую печь на лопате засовывала. «Кого печёшь?» — спрашивала в это время мать. «Собачью старость…» — отвечала бабка Макрида. Блин бросали собаке, и дитя после этого поправлялось. А я, видишь, думала, она из одного человечка может другого спечь!
Бабка Макрида и за попа, и за ведьму, и за доктора в деревне была. Чуть что случится — бегом за ней. Она со своим лекарством — травами, водой, печной золою — как скорая помощь примчится. До больницы далеко, пятьдесят километров. На лошади за день не доберёшься. А зимой и на машине пути нет — дороги перемело, не проехать. По пять часов в деревне ждать не могли. Особенно если кто угорит. Эта беда от печки нередко случалась. Прикроешь задвижку раньше времени, чтобы тепло из печи не ушло, — угар вместо трубы в избу идёт. От него человек засыпает и, если не спохватиться, дышать перестаёт. Нужно скорее на улицу вынести, водой отлить. Поливает бабка Макрида, а сама домового ругает: недоглядел. Она одна в деревне в домовых да леших верила. Никто этой нечисти не боялся, даже дети. Война ведь недавно была. Кто войну застал, того ничем не испугаешь. Мы хоть фашистов и не видели, но тоже людей пуще чёрта боялись. Цыган, например. Они к деревне табором подходили и могли детей с собой забрать, из дома увезти. Велено было: как цыгане на улице появились — бегом на печку. Боялись сильно сибулонцев. Это кто из сибирской тюрьмы сбежал. Они прятались в лесу или в пещерах на горе и могли ограбить, а то и убить. Если нет у человека своего угла с печкой, любой ветер его по земле носит, как мусор какой, — от такого добра не жди.
Конец ознакомительного фрагмента.