Конец сказки 12 месяцев

Словацкая сказка в обработке С. Маршака

Знаешь ли ты, сколько месяцев в году?

Двенадцать.

А как их зовут?

Январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь.

Только окончится один месяц, сразу же начинается другой. И ни разу ещё не бывало так, чтобы февраль пришёл раньше, чем уйдёт январь, а май обогнал бы апрель.

Месяцы идут один за другим и никогда не встречаются.

Но люди рассказывают, будто в горной стране Богемии была девочка, которая видела все двенадцать месяцев сразу.

Как же это случилось? А вот как.

В одной маленькой деревушке жила злая и скупая женщина с дочкой и падчерицей. Дочку она любила, а падчерица ничем ей не могла угодить. Что ни сделает падчерица — всё не так, как ни повернётся — всё не в ту сторону.

Дочка по целым дням на перине валялась да пряники ела, а падчерице с утра до ночи и присесть некогда было: то воды натаскай, то хворосту из лесу привези, то бельё на речке выполощи, то грядки в огороде выполи.

Знала она и зимний холод, и летний зной, и весенний ветер, и осенний дождь. Потому-то, может, и довелось ей однажды увидеть все двенадцать месяцев разом.

Была зима. Шёл январь месяц. Снегу намело столько, что от дверей его приходилось отгребать лопатами, а в лесу на горе деревья стояли по пояс в сугробах и даже качаться не могли, когда на них налетал ветер.

Люди сидели в домах и топили печки.

В такую-то пору, под вечер, злая мачеха приоткрыла дверь, поглядела, как метёт вьюга, а потом вернулась к тёплой печке и сказала падчерице:

— Сходила бы ты в лес да набрала там подснежников. Завтра сестрица твоя именинница.

Посмотрела на мачеху девочка: шутит она или вправду посылает её в лес? Страшно теперь в лесу! Да и какие среди зимы подснежники! Раньше марта месяца они и не появятся на свет, сколько их ни ищи. Только пропадёшь в лесу, увязнешь в сугробах. А сестра говорит ей:

— Если и пропадёшь, так плакать о тебе никто не станет! Ступай да без цветов не возвращайся. Вот тебе корзинка.

Заплакала девочка, закуталась в рваный платок и вышла из дверей.

Ветер снегом ей глаза порошит, платок с неё рвёт. Идёт она, еле ноги из сугробов вытягивает.

Всё темнее становится кругом. Небо чёрное, ни одной звёздочкой на землю не глядит, а земля чуть посветлее. Это от снега.

Вот и лес. Тут уж совсем темно — рук своих не разглядишь. Села девочка на поваленное дерево и сидит. Всё равно, думает, где замерзать.

И вдруг далеко меж деревьев сверкнул огонёк — будто звезда среди ветвей запуталась.

Поднялась девочка и пошла на этот огонёк. Тонет в сугробах, через бурелом перелезает. «Только бы, — думает, — огонёк не погас!» А он не гаснет, он всё ярче горит. Уж и тёплым дымком запахло, и слышно стало, как потрескивает в огне хворост. Девочка прибавила шагу и вышла на полянку. Да так и замерла.

Светло на полянке, точно от солнца. Посреди полянки большой костёр горит, чуть ли не до самого неба достаёт. А вокруг костра сидят люди — кто поближе к огню, кто подальше. Сидят и тихо беседуют.

Смотрит на них девочка и думает: кто же они такие? На охотников будто не похожи, на дровосеков ещё того меньше: вон они какие нарядные — кто в серебре, кто в золоте, кто в зелёном бархате.

Стала она считать, насчитала двенадцать: трое старых, трое пожилых, трое молодых, а последние трое — совсем ещё мальчики. Молодые у самого огня сидят, а старики — поодаль.

И вдруг обернулся один старик — самый высокий, бородатый, бровастый — и поглядел в ту сторону, где стояла девочка.

Испугалась она, хотела убежать, да поздно. Спрашивает её старик громко:

— Ты откуда пришла, чего тебе здесь нужно? Девочка показала ему свою пустую корзинку и говорит:

— Нужно мне набрать в эту корзинку подснежников. Засмеялся старик:

— Это в январе-то подснежников? Вон чего выдумала!

— Не я выдумала, — отвечает девочка, — а прислала меня сюда за подснежниками моя мачеха и не велела мне с пустой корзинкой домой возвращаться.

Тут все двенадцать поглядели на неё и стали между собой переговариваться.

Стоит девочка, слушает, а слов не понимает — будто это не люди разговаривают, а деревья шумят.

Поговорили они, поговорили и замолчали.

А высокий старик опять обернулся и спрашивает:

— Что же ты делать будешь, если не найдёшь подснежников? Ведь раньше марта месяца они и не выглянут.

— В лесу останусь, — говорит девочка. — Буду марта месяца ждать. Уж лучше мне в лесу замёрзнуть, чем домой без подснежников вернуться.

Сказала это и заплакала.

И вдруг один из двенадцати, самый молодой, весёлый, в шубке на одном плече, встал и подошёл к старику:

— Братец Январь, уступи мне на час своё место! Погладил свою длинную бороду старик и говорит:

— Я бы уступил, да не бывать Марту прежде Февраля.

— Ладно уж, — проворчал другой старик, весь лохматый, с растрёпанной бородой. — Уступи, я спорить не стану! Мы все хорошо её знаем: то у проруби её встретишь с вёдрами, то в лесу с вязанкой дров. Всем месяцам она своя. Надо ей помочь.

— Ну, будь по-вашему, — сказал Январь. Он стукнул о землю своим ледяным посохом и заговорил:

Не трещите, морозы,

В заповедном бору,

У сосны, у берёзы

Не грызите кору!

Полно вам вороньё

Замораживать,

Человечье жильё

Выхолаживать!

Замолчал старик, и тихо стало в лесу. Перестали потрескивать от мороза деревья, а снег начал падать густо, большими, мягкими хлопьями.

— Ну, теперь твой черёд, братец, — сказал Январь и отдал посох меньшому брату, лохматому Февралю. Тот стукнул посохом, мотнул бородой и загудел:

Ветры, бури, ураганы,

Дуйте что есть мочи!

Вихри, вьюги и бураны,

Разыграйтесь к ночи!

В облаках трубите громко,

Вейтесь над землёю.

Пусть бежит в полях позёмка

Белою змеёю!

Только он это сказал, как зашумел в ветвях бурный, мокрый ветер. Закружились снежные хлопья, понеслись по земле белые вихри. А Февраль отдал свой ледяной посох младшему брату и сказал:

— Теперь твой черёд, братец Март. Взял младший брат посох и ударил о землю. Смотрит девочка, а это уже не посох. Это большая ветка, вся покрытая почками.

Усмехнулся Март и запел звонко, во весь свой мальчишеский голос:

Разбегайтесь, ручьи,

Растекайтесь, лужи,

Вылезайте, муравьи,

После зимней стужи!

Пробирается медведь

Сквозь лесной валежник.

Стали птицы песни петь,

И расцвёл подснежник.

Девочка даже руками всплеснула. Куда девались высокие сугробы? Где ледяные сосульки, что висели на каждой ветке?

Под ногами у неё — мягкая весенняя земля. Кругом каплет, течёт, журчит. Почки на ветвях надулись, и уже выглядывают из-под тёмной кожуры первые зелёные листики.

Глядит девочка — наглядеться не может.

— Что же ты стоишь? — говорит ей Март.- Торопись, нам с тобой всего один часок братья мои подарили.

Девочка очнулась и побежала в чащу подснежники искать. А их видимо-невидимо! Под кустами и под камнями, на кочках и под кочками — куда ни поглядишь. Набрала она полную корзину, полный передник — и скорее опять на полянку, где костёр горел, где двенадцать братьев сидели.

А там уже ни костра, ни братьев нет: Светло на поляне, да не по-прежнему. Не от огня свет, а от полного месяца, что взошёл над лесом.

Пожалела девочка, что поблагодарить ей некого, и побежала домой. А месяц за нею поплыл.

Не чуя под собой ног, добежала она до своих дверей — и только вошла в дом, как за окошками опять загудела зимняя вьюга, а месяц спрятался в тучи.

— Ну, что, — спросили её мачеха и сестра, — уже домой вернулась? А подснежники где?

Ничего не ответила девочка, только высыпала из передника на лавку подснежники и поставила рядом корзинку.

Мачеха и сестра так и ахнули:

— Да где же ты их взяла?

Рассказала им девочка всё, как было. Слушают они обе и головами качают — верят и не верят. Трудно поверить, да ведь вот на лавке целый ворох подснежников, свежих, голубеньких. Так и веет от них мартом месяцем!

Переглянулись мачеха с дочкой и спрашивают:

— А больше тебе ничего месяцы не дали?

— Да я больше ничего и не просила.

— Вот дура так дура! — говорит сестра.- В кои-то веки со всеми двенадцатью месяцами встретилась, а ничего, кроме подснежников, не выпросила! Ну, будь я на твоём месте, я бы знала, чего просить. У одного — яблок да груш сладких, у другого — земляники спелой, у третьего грибов беленьких, у четвёртого — свежих огурчиков!

— Умница, доченька! — говорит мачеха.- Зимой землянике да грушам цены нет. Продали бы мы это и сколько бы денег выручили. А эта дурочка подснежников натаскала! Одевайся, дочка, потеплее да сходи на полянку. Уж тебя они не проведут, хоть их двенадцать, а ты одна.

— Где им! — отвечает дочка, а сама — руки в рукава, платок на голову.

Мать ей вслед кричит:

— Рукавички надень, шубку застегни!

А дочка уже за дверью. Убежала в лес!

Идёт по сестриным следам, торопится. «Скорее бы, — думает, — до полянки добраться!»

Лес всё гуще, всё темней. Сугробы всё выше, бурелом стеной стоит.

«Ох, — думает мачехина дочка, — и зачем только я в лес пошла! Лежала бы сейчас дома в тёплой постели, а теперь ходи да мёрзни! Ещё пропадёшь тут!»

И только она это подумала, как увидела вдалеке огонёк — точно звёздочка в ветвях запуталась.

Пошла она на огонёк. Шла, шла и вышла на полянку. Посреди полянки большой костёр горит, а вокруг костра сидят двенадцать братьев, двенадцать месяцев. Сидят и тихо беседуют.

Подошла мачехина дочка к самому костру, не поклонилась, приветливого слова не сказала, а выбрала место, где пожарче, и стала греться.

Замолчали братья-месяцы. Тихо стало в лесу. И вдруг стукнул Январь-месяц посохом о землю.

— Ты кто такая? — спрашивает. — Откуда взялась?

— Из дому, — отвечает мачехина дочка. — Вы нынче моей сестре целую корзинку подснежников дали. Вот я и пришла по её следам.

— Сестру твою мы знаем, — говорит Январь-месяц, — а тебя и в глаза не видали. Ты зачем к нам пожаловала?

— За подарками. Пусть Июнь-месяц мне земляники в корзинку насыплет, да покрупней. А Июль-месяц — огурцов свежих и грибов белых, а месяц Август — яблок да груш сладких. А Сентябрь-месяц — орехов спелых. А Октябрь:

— Погоди, — говорит Январь-месяц. — Не бывать лету перед весной, а весне перед зимой. Далеко ещё до июня-месяца. Я теперь лесу хозяин, тридцать один день здесь царствовать буду.

— Ишь какой сердитый! — говорит мачехина дочка.- Да я не к тебе и пришла — от тебя, кроме снега да инея, ничего не дождёшься. Мне летних месяцев надо.

Нахмурился Январь-месяц.

— Ищи лета зимой! — говорит.

Махнул он широким рукавом, и поднялась в лесу метель от земли до неба — заволокла и деревья и полянку, на которой братья-месяцы сидели. Не видно стало за снегом и костра, а только слышно было, как свистит где-то огонь, потрескивает, полыхает.

Испугалась мачехина дочка.

— Перестань! — кричит. — Хватит!

Да где там!

Кружит её метель, глаза ей слепит, дух перехватывает. Свалилась она в сугроб, и замело её снегом.

А мачеха ждала-ждала свою дочку, в окошко смотрела, за дверь выбегала — нет её, да и только. Закуталась она потеплее и пошла в лес. Да разве найдёшь кого-нибудь в чаще в такую метель и темень!

Ходила она, ходила, искала-искала, пока и сама не замёрзла.

Так и остались они обе в лесу лета ждать.

А падчерица долго на свете жила, большая выросла, замуж вышла и детей вырастила.

И был у неё, рассказывают, около дома сад — да такой чудесный, какого и свет не видывал. Раньше, чем у всех, расцветали в этом саду цветы, поспевали ягоды, наливались яблоки и груши. В жару было там прохладно, в метель тихо.

— У этой хозяйки все двенадцать месяцев разом гостят! — говорили люди.

Кто знает — может, так оно и было.

• Полный текст
• Действие первое
• Картина первая
• Картина вторая
• Картина третья
• Действие второе
• Картина первая
• Картина вторая
• Действие третье
• Действие четвертое
• Картина первая
• Картина вторая

Дра­ма­ти­че­ская сказка

Дей­ству­ю­щие лица

Ста­руха-мачеха.
Дочка.
Падчерица.
Коро­лева, девочка лет четырнадцати.
Гоф­мей­сте­рина, высо­кая, тощая ста­рая дама.
Учи­тель Коро­левы, про­фес­сор ариф­ме­тики и чистописания.
Канцлер.
Началь­ник коро­лев­ской стражи.
Офи­цер коро­лев­ской стражи.
Коро­лев­ский прокурор.
Посол Запад­ной державы.
Посол Восточ­ной державы.
Глав­ный садовник.
Садовники.
Ста­рый Солдат.
Моло­дой Солдат.
Волк.
Лисица.
Ста­рый Ворон.
Заяц.
Пер­вая Белка.
Вто­рая Белка.
Медведь.
Две­на­дцать месяцев.
Пер­вый Глашатай.
Вто­рой Глашатай.
Придворные.
Пажи.

Действие первое

Картина первая

Зим­ний лес. Укром­ная полянка. Никем не потре­во­жен­ный снег лежит вол­ни­стыми сугро­бами, покры­вает дере­вья пуши­стыми шап­ками. Очень тихо. Несколько мгно­ве­ний на сцене пусто, даже как будто мертво. Потом сол­неч­ный луч про­бе­гает по снегу и осве­щает белесо-серую Вол­чью голову, выгля­нув­шую из чащи, Ворона на сосне, Белку, при­мо­стив­шу­юся в раз­ви­лине вет­вей у дупла. Слы­шится шорох, хло­па­нье кры­льев, хруст сухого дерева. Лес оживает.

Волк. У‑у-у! Погля­дишь, будто нет никого в лесу, будто пусто кру­гом. Да меня не наду­ешь! Я чую — и заяц тут, и белка в дупле, и ворон на суку, и куро­патки в сугробе. У‑у-у! Так бы всех и съел!

Ворон. Карр, карр! Вррешь — всех не съешь.

Волк. А ты не кар­кай. У меня с голо­духи брюхо свело, Зубы сами щелкают.

Ворон. Карр, карр! Иди, бррат, своей дор­ро­гой, никого не тро­гай. Да смотри, как бы тебя не тро­нули. Я вор­рон зор­кий, за трид­цать верст с дерева вижу.

Волк. Ну, что ж ты видишь?

Ворон. Карр, карр! По дор­роге сол­дат идет. Вол­чья смерть у него за пле­чами, вол­чья гибель на боку. Карр, карр! Куда ж ты, серрый?

Волк. Скучно слу­шать тебя, ста­рого, побегу туда, где тебя нет! (Убе­гает.)

Ворон. Карр, карр! Убрался серый восво­яси, стру­сил. Поглубже в лес — от смерти подальше. А сол­дат-то не за вол­ком, а за елкой идет. Санки за собой тянет. Празд­ник нынче — Новый год. Недар­ром и мороз уда­рил ново­год­ний, трес­ку­чий. Эх, рас­пра­вить бы кры­лья, поле­тать, согреться — да стар я, стар… Карр, карр! (Пря­чется среди ветвей.)

На поляну выска­ки­вает 3аяц. На вет­вях рядом с преж­ней Бел­кой появ­ля­ется еще одна.

Заяц (хло­пая лап­кой о лапку). Холодно, холодно, холодно. От мороза дух захва­ты­вает, лапы на бегу к снегу при­мер­зают. Белки, а белки, давайте играть в горелки. Солнце окли­кать, весну зазывать!

Пер­вая Белка. Давай, заяц. Кому пер­вому гореть?

Заяц. Кому выпа­дет. Счи­таться будем.

Вто­рая Белка. Счи­таться так считаться!

Косой, косой,
Не ходи босой,
А ходи обутый,
Лапочки заку­тай.
Если будешь ты обут,
Волки зайца не найдут,
Не най­дет тебя медведь.
Выходи — тебе гореть!

Заяц ста­но­вится впе­реди. За ним — две Белки.

Заяц.

Гори, гори ясно,
Чтобы не погасло.
Глянь на небо — Птички летят,
Коло­коль­чики звенят!

Пер­вая Белка. Лови, заяц!

Вто­рая Белка. Не догонишь!

Белки, обе­жав Зайца справа и слева, мчатся по снегу. Заяц — за ними. В это время на полянку выхо­дит Пад­че­рица. На ней боль­шой рва­ный пла­ток, ста­рая кофта, стоп­тан­ные баш­маки, гру­бые рука­вицы. Она тянет за собой санки, за поя­сом у нее топо­рик. Девушка оста­нав­ли­ва­ется между дере­вьями и при­стально смот­рит на Зайца и Белок. Те так заняты игрой, что не заме­чают ее. Белки с раз­гона взби­ра­ются на дерево.

Заяц. Вы куда, куда? Так нельзя, это нечестно! Я с вами больше не играю.

Пер­вая Белка. А ты, заяц, прыгни, прыгни!

Вто­рая Белка. Под­скочи, подскочи!

Пер­вая Белка. Хво­стом махни — и на ветку!

Заяц (пыта­ясь прыг­нуть, жалобно). Да у меня хвост короткий…

Белки сме­ются. Девушка тоже. Заяц и Белки быстро огля­ды­ва­ются на нее и прячутся.

Пад­че­рица (выти­рая слезы рука­ви­цей). Ох, не могу! До чего смешно! На морозе жарко стало. Хвост, гово­рит, у меня корот­кий. Так и гово­рит. Не слы­хала бы сво­ими ушами — не пове­рила бы! (Сме­ется.)

На поляну выхо­дит Сол­дат. За поя­сом у него боль­шой топор. Он тоже тянет за собой санки. Сол­дат — уса­тый, быва­лый, немолодой.

Сол­дат. Здра­вия желаю, кра­са­вица! Ты чему же это раду­ешься — клад нашла или хоро­шую новость услыхала?

Пад­че­рица машет рукой и сме­ется еще звонче.

Да ты скажи, с чего тебя смех раз­би­рает. Может, и я посме­юсь с тобой вместе.

Пад­че­рица. Да вы не поверите!

Сол­дат. Отчего же? Мы, сол­даты, на своем веку всего наслы­ша­лись, всего нагля­де­лись. Верить — верим, а в обман не даемся.

Пад­че­рица. Тут заяц с бел­ками в горелки играл, на этом самом месте!

Сол­дат. Ну?

Пад­че­рица. Чистая правда! Вот как наши ребя­тишки на улице играют. «Гори, гори ясно, чтобы не погасло…» Он за ними, они от него, по снегу да на дерево. И еще драз­нят: «Под­скочи, под­скочи, под­прыгни, подпрыгни!»

Сол­дат. Так по-нашему и говорят?

Пад­че­рица. По-нашему.

Сол­дат. Ска­жите на милость!

Пад­че­рица. Вот вы мне и не верите!

Сол­дат. Как не верить! Нынче день-то какой? Ста­рому году конец, новому — начало. А я еще от деда сво­его слы­хал, будто его дед ему рас­ска­зы­вал, что в этот день вся­кое на свете бывает — умей только под­сте­речь да под­гля­деть. Это ли диво, что белки с зай­цами в горелки играют! Под Новый год и не такое случается.

Пад­че­рица. А что же?

Сол­дат. Да так ли, нет ли, а гово­рил мой дед, что в самый канун Нового года дове­лось его деду со всеми две­на­дца­тью меся­цами встретиться.

Пад­че­рица. Да ну?

Сол­дат. Чистая правда. Круг­лый год ста­рик разом уви­дал: и зиму, и лето, и весну, и осень. На всю жизнь запом­нил, сыну рас­ска­зал и вну­кам рас­ска­зать велел. Так до меня оно и дошло.

Пад­че­рица. Как же это можно, чтобы зима с летом и весна с осе­нью сошлись! Вме­сте им быть никак нельзя.

Сол­дат. Ну, что знаю, про то и говорю, а чего не знаю, того не скажу. А ты зачем сюда в такую стужу забрела? Я чело­век под­не­воль­ный, меня началь­ство сюда отря­дило, а тебя кто?

Пад­че­рица. И я не своей волей пришла.

Сол­дат. В услу­же­нии ты, что ли?

Пад­че­рица. Нет, дома живу.

Сол­дат. Да как же тебя мать отпустила?

Пад­че­рица. Мать бы не отпу­стила, а вот мачеха послала — хво­ро­сту набрать, дров нарубить.

Сол­дат. Вон как! Зна­чит, ты сирота? То-то и аму­ни­ция у тебя вто­рого сроку. Верно, насквозь тебя про­ду­вает. Ну, давай я тебе помогу, а потом и за свое дело примусь.

Пад­че­рица и Сол­дат вме­сте соби­рают хво­рост и укла­ды­вают на санки.

Пад­че­рица. А у вас какое дело?

Сол­дат. Елочку мне нужно выру­бить, самую луч­шую в лесу, чтоб и гуще ее не было, и строй­ней не было, и зеле­ней не было.

Пад­че­рица. Это для кого же такая елка?

Сол­дат. Как — для кого? Для самой коро­левы. Зав­тра у нас гостей полон дво­рец будет. Вот и надо нам всех удивить.

Пад­че­рица. А что же у вас на елку повесят?

Сол­дат. Что все вешают, то и у нас пове­сят. Вся­кие игрушки, хло­пушки да побря­кушки. Только у дру­гих вся Эта кани­тель из бумаги золо­той, из стек­ля­шек, а у нас из чистого золота и алма­зов. У дру­гих куклы и зай­чики ват­ные, а у нас атласные.

Пад­че­рица. Неужто коро­лева еще в куклы играет?

Сол­дат. Отчего же ей не играть? Она хоть и коро­лева, а не старше тебя.

Пад­че­рица. Да я‑то уж давно не играю.

Сол­дат. Ну, тебе, видать, неко­гда, а у нее время есть. Над ней-то ведь ника­кого началь­ства нет. Как померли ее роди­тели — король с коро­ле­вой, — так и оста­лась она пол­ной хозяй­кой и себе и другим.

Пад­че­рица. Зна­чит, и коро­лева у нас сирота?

Сол­дат. Выхо­дит, что сирота.

Пад­че­рица. Жалко ее.

Сол­дат. Как не жалко! Некому поучить ее уму-разуму. Ну, твое дело сде­лано. Хво­ро­сту на неделю хва­тит. А теперь пора и мне за свое дело при­ни­маться, елочку искать, а то попа­дет мне от нашей сироты. Она у нас шутить не любит.

Пад­че­рица. Вот и мачеха у меня такая… И сест­рица вся в нее. Что ни сде­ла­ешь, ничем им не уго­дишь, как ни повер­нешься — все не в ту сторону.

Сол­дат. Погоди, не век тебе тер­петь. Молода ты еще, дожи­вешь и до хоро­шего. Уж на что наша сол­дат­ская служба дол­гая, а и ей срок выходит.

Пад­че­рица. Спа­сибо на доб­ром слове, и за хво­рост спа­сибо. Быстро я нынче упра­ви­лась; солнце еще высоко стоит. Дайте-ка я вам елочку одну покажу. Не подой­дет ли она вам? Уж такая кра­си­вая елочка — веточка в веточку.

Сол­дат. Что же, покажи. Ты, видно, здесь в лесу своя. Неда­ром белки с зай­цами при тебе в горелки играют!

Пад­че­рица и Сол­дат, оста­вив санки, скры­ва­ются в чаще. Мгно­ве­ние сцена пуста. Потом ветви ста­рых засне­жен­ных елей раз­дви­га­ются, на поляну выхо­дят два высо­ких ста­рика: Январь-месяц в белой шубе и шапке и Декабрь-месяц в белой шубе с чер­ными поло­сами и в белой шапке с чер­ной опушкой.

Декабрь. Вот, брат, при­ни­май хозяй­ство. Как будто все у меня в порядке. Снегу нынче довольно: берез­кам по пояс, сос­нам по колено. Теперь и морозцу раз­гу­ляться можно — беды уж не будет. Мы свое время за тучами про­жили, вам и сол­ныш­ком поба­ло­ваться не грех.

Январь. Спа­сибо, брат. Видать, ты славно пора­бо­тал. А что, у тебя на реч­ках да на озе­рах крепко лед стал?

Декабрь. Ничего, дер­жится. А не мешает еще подморозить.

Январь. Под­мо­ро­зим, под­мо­ро­зим. За нами дело не ста­нет. Ну, а народ лес­ной как?

Декабрь. Да как пола­га­ется. Кому время спать — спит, а кто не спит, тот пры­гает да бро­дит. Вот я их созову, сам погляди. (Хло­пает рукавицами.)

Из чащи выгля­ды­вают Волк и Лисица. На вет­вях появ­ля­ются Белки. На сере­дину полянки выска­ки­вает Заяц. За сугро­бами шеве­лятся уши дру­гих зай­цев. Волк и Лисица наце­ли­ва­ются на добычу, но Январь гро­зит им пальцем.

Январь. Ты что, рыжая? Ты что, серый? Дума­ете, для вас мы зай­цев сюда созвали? Нет, уж вы сами для себя про­мыш­ляйте, а нам всех лес­ных жиль­цов посчи­тать надо: и Зай­цев, и белок, да и вас, зубастых.

Волк и Лисица при­ти­хают. Ста­рики нето­роп­ливо счи­тают зверей.

Декабрь.

Соби­рай­тесь, звери, в стаю,
Я вас всех пересчитаю.
Серый волк. Лиса. Барсук.
Куцых зай­цев сорок штук.
Ну, теперь куницы, белки
И дру­гой наро­дец мелкий.
Галок, соек и ворон
Ров­ным сче­том миллион!

Январь. Вот и ладно. Все вы пере­счи­таны. Можете идти по своим домам, по своим делам.

Звери исче­зают.

А теперь, бра­тец, пора нам к нашему празд­нику при­го­то­виться — снег в лесу обно­вить, ветви посе­реб­рить. Махни-ка рука­вом — ты ведь еще здесь хозяин.

Декабрь. А не рано ли? До вечера еще далеко. Да вон и санки чьи-то стоят, зна­чит, люди по лесу бро­дят. Зава­лишь тро­пинки сне­гом — им отсюда и не выбраться.

Январь. А ты поле­гоньку начи­най. Подуй вет­ром, помети мете­лью — гости и дога­да­ются, что домой пора. Не пото­ро­пишь их, так они до полу­ночи шишки да сучья соби­рать будут. Все­гда им чего-нибудь надо. На то они и люди!

В зимнем лесу волк беседует с вороном, белки играют с зайцем в горелки. Их видит Падчерица, которая пришла в лес за хворостом и дровами (послала её жестокая Мачеха). Падчерица встречает в лесу Солдата, рассказывает ему об игре зверей. Тот объясняет, что под Новый год случаются всякие чудеса, и помогает девочке собрать вязанку. А сам Солдат пришел в лес за елочкой для Королевы. Когда он уходит, в лесу собираются двенадцать месяцев, чтобы развести костер.

Четырна­дца­тилетняя Королева, ровесница Падчерицы, круглая сирота. Седобородый Профессор учит своенравную девочку чистописанию и математике, но не очень успешно, ибо Королева не любит, чтобы ей противоречили. Она желает, чтобы завтра же наступил апрель, и издает приказ: обещает большую награду тому, кто принесет во дворец корзину подснежников. Глашатаи объявляют о начале весны и королевском приказе.

Мачеха и её Дочка мечтают о награде. Только возвращается Падчерица с хворостом, как её тут же посылают обратно в лес — за подснежниками.

Замерзшая Падчерица бродит по лесу. Выходит на поляну, на которой горит костер, а вокруг него греются двенадцать братьев-месяцев. Девочка рассказывает им свою историю. Апрель просит братьев уступить ему часок, чтобы помочь Падчерице. Те соглашаются. Кругом расцветают подснежники, девочка их собирает. Апрель дарит ей свое колечко: если случится беда, нужно бросить колечко, сказать волшебные слова — и все месяцы придут на помощь. Братья наказывают Падчерице, чтобы она никому не говорила о встрече с ними.

Падчерица приносит подснежники домой. Мачехина Дочка крадет у спящей Падчерицы колечко, подаренное Апрелем. Та сразу об этом догадывается, умоляет вернуть ей колечко, но старуха и её злая Дочка даже и слушать не хотят. Они идут с подснежниками в королевский дворец, оставив Падчерицу дома.

Торжественный прием в королевском дворце. Королева объявляет, что Новый год не наступит, пока не принесут полной корзины подснежников. Появляются садовники с оранжерейными цветами, но подснежников среди них нет. Лишь когда Мачеха с Дочкой приносят Подснежники, Королева признает, что Новый год наступил. Она приказывает «двум особам» рассказать, где они нашли цветы. Те плетут небылицу о чудесном месте, на котором растут зимой и цветы, и грибы, и ягоды. Королева решает послать их за орехами и ягодами, но потом у нее возникает мысль поехать туда самой вместе с придворными. Тогда Мачеха с Дочкой говорят, что чудесное место уже замело снегом. Королева угрожает им за обман казнью, и лгуньи признаются, что цветы рвала Падчерица. Королева едет в лес, приказав «двум особам» сопровождать её вместе с Падчерицей.

В лесу солдаты расчищают дорогу перед Королевой. Им жарко, а придворные мерзнут. Королева приказывает всем работать и сама берет метлу. Появляются Мачеха, Дочка и Падчерица. Королева повелевает дать Падчерице шубу. Падчерица жалуется, что у нее отняли колечко. Королева приказывает мачехиной Дочке вернуть колечко, и та повинуется. Затем Королева требует, чтобы Падчерица рассказала, где нашла подснежники. Девочка отказывается, и тогда разгневанная Королева велит снять с нее шубу, грозит казнью и бросает её колечко в прорубь. Падчерица, наконец, произносит волшебные слова и куда-то исчезает. Сразу же наступает весна. Затем лето. Рядом с Королевой появляется медведь. Все разбегаются, только Профессор и старый Солдат защищают её. Медведь уходит. Наступает осень. Ураган, ливень. Придворные, покинув Королеву, бегут обратно во дворец. Королева остается с Профессором, старым Солдатом, Мачехой и её Дочкой. Возвращается зима, сильная стужа. Сани есть, да ехать нельзя: на лошадях ускакали придворные. Королева мерзнет. Как выбраться из лесу? Появляется старик в белой шубе и предлагает каждому загадать по одному желанию. Королева хочет домой, Профессор — чтобы времена года вернулись на свои места, Солдат — погреться у костра, Мачеха с Дочкой — шубы, хоть собачьи. Старик дает им шубы, они ругают друг друга, что не просили собольих. И тут же превращаются в собак. Их запрягают в сани.

Двенадцать месяцев и Падчерица сидят у костра. Месяцы дарят девочке сундук с обновками и чудесные сани, запряженные двумя конями. Появляются королевские сани в собачьей упряжке. Месяцы разрешают всем погреться у костра. На собаках, конечно, далеко не уедешь. Надо бы попросить Падчерицу, чтобы подвезла, но надменная Королева просить не хочет и не умеет. Солдат объясняет ей, как это делается. Королева наконец по-доброму просит Падчерицу, та сажает всех в сани и дает каждому шубу. А собак она через три года приведет к новогоднему костру, и, если они исправятся, их опять превратят в людей.

Все уезжают. Месяцы остаются у новогоднего костра.

Знаешь ли ты, сколько месяцев в году?

— Двенадцать.

А как их зовут?

— Январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь.

Только окончится один месяц, сразу же начинается другой. И ни разу еще не бывало так, чтобы февраль пришел раньше, чем уйдет январь, а май обогнал бы апрель. Месяцы идут один за другим и никогда не встречаются.

Но люди рассказывают, будто в горной стране Богемии была девочка, которая видела все двенадцать месяцев сразу. Как же это случилось? А вот как.

В одной маленькой деревушке жила злая и скупая женщина с дочкой и падчерицей. Дочку она любила, а падчерица ничем ей не могла угодить.

Что ни сделает падчерица — все не так, как ни повернется — все не в ту сторону. Дочка по целым дням на перине валялась, да пряники ела, а падчерице с утра до ночи и присесть некогда было: то воды натаскай, то хворосту из лесу привези, то белье на речке выполощи, то грядки в огороде выполи. Знала она и зимний холод, и летний зной, и весенний ветер, и осенний дождь. Потому-то, может, и довелось ей однажды увидеть все двенадцать месяцев разом.

Была зима. Шел январь месяц. Снегу намело столько, что от дверей его приходилось отгребать лопатами, а в лесу на горе деревья стояли по пояс в сугробах и даже качаться не могли, когда на них налетал ветер. Люди сидели в домах и топили печки. В такую-то пору, под вечер, злая мачеха приоткрыла дверь, поглядела, как метет вьюга, а потом вернулась к теплой печке и сказала падчерице:

— Сходила бы ты в лес да набрала там подснежников. Завтра сестрица твоя именинница.

Посмотрела на мачеху девочка: шутит она или вправду посылает ее в лес? Страшно теперь в лесу! Да и какие среди зимы подснежники? Раньше марта месяца они и не появятся на свет, сколько их ни ищи. Только пропадешь в лесу, увязнешь в сугробах.

А сестра говорит ей:

— Если и пропадешь, так плакать о тебе никто не станет. Ступай да без цветов не возвращайся. Вот тебе корзинка.

Заплакала девочка, закуталась в рваный платок и вышла из дверей.

Ветер снегом ей глаза порошит, платок с нее рвет. Идет она, еле ноги из сугробов вытягивает.

Все темнее становится кругом. Небо черное, ни одной звездочкой на землю не глядит, а земля чуть посветлее. Это от снега.

Вот и лес. Тут уж совсем темно — рук своих не разглядишь. Села девочка на поваленное дерево и сидит. Все равно, думает, где замерзать.

И вдруг далеко меж деревьев сверкнул огонек — будто звезда среди ветвей запуталась. Поднялась девочка и пошла на этот огонек. Тонет в сугробах, через бурелом перелезает. «Только бы, — думает, — огонек не погас!» А он не гаснет, он все ярче горит. Уж и теплым дымком запахло и слышно стало, как потрескивает в огне хворост. Девочка прибавила шагу и вышла на полянку. Да так и замерла.

Светло на полянке, точно от солнца. Посреди полянки большой костер горит, чуть ли не до самого неба достает. А вокруг костра сидят люди — кто поближе к огню, кто подальше. Сидят и тихо беседуют. Смотрит на них девочка и думает: кто же они такие? На охотников будто не похожи, на дровосеков еще того меньше: вон они какие нарядные — кто в серебре, кто в золоте, кто в зеленом бархате. Стала она считать, насчитала двенадцать: трое старых, трое пожилых, трое молодых, а последние трое — совсем еще мальчики.

Молодые у самого огня сидят, а старики — поодаль.

И вдруг обернулся один старик — самый высокий, бородатый, бровастый — и поглядел в ту сторону, где стояла девочка. Испугалась она, хотела убежать, да поздно. Спрашивает ее старик громко:

— Ты откуда пришла, чего тебе здесь нужно?

Девочка показала ему свою пустую корзинку и говорит:

— Да, нужно мне набрать в эту корзинку подснежников.

Засмеялся старик:

— Это в январе-то подснежников? Вон чего выдумала!

— Не я выдумала, — отвечает девочка, — а прислала меня сюда за подснежниками моя мачеха и не велела мне с пустой корзинкой домой возвращаться. Тут все двенадцать поглядели на нее и стали между собой переговариваться.

Стоит девочка, слушает, а слов не понимает — будто это не люди разговаривают, а деревья шумят.

Поговорили они, поговорили и замолчали.

А высокий старик опять обернулся и спрашивает:

— Что же ты делать будешь, если не найдешь подснежников? Ведь раньше марта месяца они и не выглянут.

— В лесу останусь, — говорит девочка. — Буду марта месяца ждать. Уж лучше мне в лесу замерзнуть, чем домой без подснежников вернуться.

Сказала это и заплакала. И вдруг один из двенадцати, самый молодой, веселый, в шубке на одном плече, встал и подошел к старику:

— Братец Январь, уступи мне на час свое место!

Погладил свою длинную бороду старик и говорит:

— Я бы уступил, да не бывать Марту прежде Февраля.

— Ладно, уж, — проворчал другой старик, весь лохматый, с растрепанной бородой. — Уступи, я спорить не стану! Мы все хорошо ее знаем: то у проруби ее встретишь с ведрами, то в лесу с вязанкой дров. Всем месяцам она своя. Надо ей помочь.

— Ну, будь, по-вашему, — сказал Январь.

Он стукнул о землю своим ледяным посохом и заговорил:

Не трещите, морозы,

В заповедном бору,

У сосны, у березы

Не грызите кору!

Полно вам воронье

Замораживать,

Человечье жилье

Выхолаживать!

Замолчал старик, и тихо стало в лесу. Перестали потрескивать от мороза деревья, а снег начал падать густо, большими, мягкими хлопьями.

— Ну, теперь твой черед, братец, — сказал Январь и отдал посох меньшому брату, лохматому Февралю.

Тот стукнул посохом, мотнул бородой и загудел:

Ветры, бури, ураганы,

Дуйте что есть мочи!

Вихри, вьюги и бураны,

Разыграйтесь к ночи!

В облаках трубите громко,

Вейтесь над землею.

Пусть бежит в полях поземка

Белою змеею!

Только он это сказал, как зашумел в ветвях бурный, мокрый ветер. Закружились снежные хлопья, понеслись по земле белые вихри.

А Февраль отдал свой ледяной посох младшему брату и сказал:

— Теперь твой черед, братец Март.

Взял младший брат посох и ударил о землю. Смотрит девочка, а это уже не посох. Это большая ветка, вся покрытая почками. Усмехнулся Март и запел звонко, во весь свой мальчишеский голос:

Разбегайтесь, ручьи,

Растекайтесь, лужи,

Вылезайте, муравьи,

После зимней стужи!

Пробирается медведь

Сквозь лесной валежник.

Стали птицы песни петь,

И расцвел подснежник.

Девочка даже руками всплеснула. Куда девались высокие сугробы? Где ледяные сосульки, что висели на каждой ветке! Под ногами у нее — мягкая весенняя земля. Кругом каплет, течет, журчит. Почки на ветвях надулись, и уже выглядывают из-под темной кожуры первые зеленые листики. Глядит девочка — наглядеться не может.

— Что же ты стоишь? — говорит ей Март. — Торопись, нам с тобой всего один часок братья мои подарили.

Девочка очнулась и побежала в чащу подснежники искать. А их видимо-невидимо! Под кустами и под камнями, на кочках и под кочками — куда ни поглядишь. Набрала она полную корзину, полный передник — и скорее опять на полянку, где костер горел, где двенадцать братьев сидели. А там уже ни костра, ни братьев нет… Светло на поляне, да не по-прежнему. Не от огня свет, а от полного месяца, что взошел над лесом.

Пожалела девочка, что поблагодарить ей некого, и побеждала домой. А месяц за нею поплыл.

Не чуя под собой ног, добежала она до своих дверей — и только вошла в дом, как за окошками опять загудела зимняя вьюга, а месяц спрятался в тучи.

— Ну, что, — спросили ее мачеха и сестра, — уже домой вернулась? А подснежники где?

Ничего не ответила девочка, только высыпала из передника на лавку подснежники и поставила рядом корзинку.

Мачеха и сестра так и ахнули:

— Да где же ты их взяла?

Рассказала им девочка все, как было. Слушают они обе и головами качают — верят и не верят. Трудно поверить, да ведь вот на лавке целый ворох подснежников, свежих, голубеньких. Так и веет от них мартом месяцем!

Переглянулись мачеха с дочкой и спрашивают:

— А больше тебе ничего месяцы не дали? — Да я больше ничего и не просила.

— Вот дура, так, дура! — говорит сестра. — В кои-то веки со всеми двенадцатью месяцами встретилась, а ничего, кроме подснежников, не выпросила! Ну, будь я на твоем месте, я бы знала, чего просить. У одного — яблок да груш сладких, у другого — земляники спелой, у третьего — грибов беленьких, у четвертого — свежих огурчиков!

— Умница, доченька! — говорит мачеха. — Зимой землянике да грушам цены нет. Продали бы мы это и сколько бы денег выручили! А эта дурочка подснежников натаскала! Одевайся, дочка, потеплее, да сходи на полянку. Уж тебя они не проведут, хоть их двенадцать, а ты одна.

— Где им! — отвечает дочка, а сама — руки в рукава, платок на голову.

Мать ей вслед кричит:

— Рукавички надень, шубку застегни!

А дочка уже за дверью. Убежала в лес!

Идет по сестриным следам, торопится. Скорее бы, — думает, — до полянки добраться!

Лес все гуще, все темней. Сугробы все выше, бурелом стеной стоит.

Ох, — думает мачехина дочка, — и зачем только я в лес пошла! Лежала бы сейчас дома в теплой постели, а теперь ходи да мерзни! Еще пропадешь тут!

И только она это подумала, как увидела вдалеке огонек — точно звездочка в ветвях запуталась. Пошла она на огонек. Шла, шла и вышла на полянку. Посреди полянки большой костер горит, а вокруг костра сидят двенадцать братьев, двенадцать месяцев. Сидят и тихо беседуют. Подошла мачехина дочка к самому костру, не поклонилась, приветливого слова не сказала, а выбрала место, где пожарче, и стала греться. Замолчали братья-месяцы. Тихо стало в лесу. И вдруг стукнул Январь-месяц посохом о землю.

— Ты кто такая? — спрашивает. — Откуда взялась?

— Из дому, — отвечает мачехина дочка. — Вы нынче моей сестре целую корзинку подснежников дали. Вот я и пришла по ее следам.

— Сестру твою мы знаем, — говорит Январь-месяц, — а тебя и в глаза не видали. Ты зачем к нам пожаловала?

— За подарками. Пусть Июнь-месяц мне земляники в корзинку насыплет, да покрупней. А Июль-месяц — огурцов свежих и грибов белых, а месяц Август — яблок да груш сладких. А Сентябрь-месяц — орехов спелых. А Октябрь…

— Погоди, — говорит Январь-месяц. — Не бывать лету перед весной, а весне перед зимой. Далеко еще до июня-месяца. Я теперь лесу хозяин, тридцать один день здесь царствовать буду.

— Ишь, какой сердитый! — говорит мачехина дочка. — Да я не к тебе и пришла — от тебя, кроме снега да инея, ничего не дождешься. Мне летних месяцев надо.

Нахмурился Январь-месяц.

— Ищи лета зимой! — говорит.

Махнул он широким рукавом, и поднялась в лесу метель от земли до неба заволокла и деревья и полянку, на которой братья-месяцы сидели. Не видно стало за снегом и костра, а только слышно было, как свистит где-то огонь, потрескивает, полыхает.

Испугалась мачехина дочка. — Перестань! — кричит. — Хватит!

Да где там!

Кружит ее метель, глаза ей слепит, дух перехватывает. Свалилась она в сугроб, и замело ее снегом.

А мачеха ждала-ждала свою дочку, в окошко смотрела, за дверь выбегала — нет ее, да и только. Закуталась она потеплее и пошла в лес. Да разве найдешь кого-нибудь в чаще в такую метель и темень!

Ходила она, ходила, искала-искала, пока и сама не замерзла. Так и остались они обе в лесу лета ждать. А падчерица долго на свете жила, большая выросла, замуж вышла и детей вырастила.

И был у нее, рассказывают, около дома сад — да такой чудесный, какого и свет не видывал. Раньше, чем у всех, расцветали в этом саду цветы, поспевали ягоды, наливались яблоки и груши. В жару было там прохладно, в метель тихо.

— У этой хозяйки все двенадцать месяцев разом гостят! — говорили люди.

Кто знает — может, так оно и было.