Ковырялки в тюрьме рассказы

Ежегодно в тюрьмы всего мира попадают сотни тысяч женщин. Их преступления разнообразны — от мошенничества до детоубийства. Но даже среди убийц сильно желание иметь свою половинку, с которой можно было бы почувствовать себя женщиной.

Природу не обманешь — «любви хочется даже на каторге, когда от голода и постоянных унижений кажется. что силы остались только для того, чтобы после отбоя закрыть глаза и погрузиться в тревожный сон», — писала в XVIII веке осужденная за убийство англичанка Элен Мэй. Спустя 300 лет женщины в тюрьмах и колониях по-прежнему хотят, чтобы в их жизни было место любви и заботе. Увы, но даже эти чувства в условиях неволи приобретают самые уродливые формы

Незавидная доля

На Руси заключение в острог считалось наказанием мягким и не соответствующим тяжести проступка. Кроме того, заключенных нужно было охранять и кормить. Поэтому лишение свободы было введено только в 1550 году Судебником Ивана Грозного. Срок заключения не оговаривался, подразумевая пожизненное лишение свободы. Другие виды наказания соответствовали духу времени: преступникам рубили голову, руки, вырывали ноздри, клеймили, пороли кнутом. Состоятельные люди могли откупиться — заплатить штраф в казну или потерпевшему.

На женщин действие судебников де-факто не распространялось За злодеяние, том числе и прелюбодеяние (измена мужу), женщин отправляли в монастырь. Впрочем, Русская Правда Ярослава Мудрого (XI век) не исключала казнь женщины, если она «без своего мужа или при мужи дитяти добудеть да погубить».

Слово царя на Руси было выше всяких законов. Иван III приказал «казнити, потопити в Москве реке нощью лихих баб, приходивших с зельем к великои княгине Софье».

При Алексее Михайловиче Романове женщин, убивших мужей, а также «совратителей к своей бусурманской вере» предписывалось сжигать на костре. Допускалось также ломать им шею, вешать и закапывать живьем. Даже если женщина ничего не совершила. а была лишь замужем за приговоренным к каторге, в Сибирь она отправлялась следом за супругом вместе с детьми.

В 1744 году императрица Елизавета Петровна, известная указом о приостановлении смертных казней, подписала указ о раздельном заключении женщин и мужчин. При ней же Сенат предписал «непотребных девок» отправлять на фабричную работу и в прядильные дома. Спустя 40 лет Екатерина II написала проект тюремного устава, предполагавшего «разобщение» мужчин и женщин, но внедрить не успела.

Положение женщин должно было измениться в 1887 году, когда была введена должность женской надзирательницы. Но кандидаток на такую должность было мало, и арестантки по-прежнему были во власти мужчин, которые нередко насиловали преступниц.

Уже в конце XIX века осужденные дамы делились на две категории: политические и уголовницы. Если на этапе в Сибирь политических не трогали, то насиловать уголовниц не считалось зазорным. Сопротивление было бессмысленно, ибо в отношении бунтарок законом допускалось рукоприкладство. Только в 1893 году для женщин были отменены телесные наказания.

Кроме надзирателей и конвоиров, арестанток насиловали и следовавшие в том же потоке каторжане. Потому большинство женщин старались выглядеть отвратительно: от них разило потом и мочой, руки и лицо были в ссадинах и грязи.

Отдаться, чтобы выжить

Никакие толстые стены и высокие заборы не могли убить в человеке влечение к противоположному полу. Известный русский юрист Михайл Гернет в своей книге «В тюрьме. Очерки тюремной психологии» писал: «Там же, где они (тюрьмы) находятся на одном дворе или на близком между собою расстоянии, тюремная администрация оказывается совершенно бессильною помешать любовному общению заключенных арестантов и арестанток: знакомства завязываются с поразительною быстротою посредством мимики, перекрикиванием, посредством переписки и даже личными встречами, которые удаются не так редко, несмотря на все тюремные засовы и запреты. Завязываются романы. В поисках за успехом у намеченного предмета «любви» прибегают к обычным в таких случаях средствам: комплиментам, маленьким подаркам в виде табаку, чаю, сахара и проч. Уверения в верности до гроба сменяются сценами ревности и острожною бранью»

Один из разделов его книги посвящен российской женской тюрьме начала XX века: «…женщины-трибады, исполняющие, при противоестественных отношениях с товарками по заключению, роль мужчин… эти женщины имеют все выходки мужчин и ходят, и причесываются, как мужчины, и курят, и носят рубашки-косоворотки, подпоясанные шнурком». Ухаживание начиналось с записок, с уверений в безумной любви и просьб никому не принадлежать. В записках она писала, что целует ее маленький ротик и глазки и хочет всю расцеловать».

Советская власть в отношении преступников не стала изобретать велосипеда, взяв методики царского режима, ужесточила их. Правда, каторга была переименована в исправительно-трудовой лагерь, но сути это не меняло. Наравне с мужчинами женщины работали на лесоповале, рыли каналы и строили здания. Соседство мужских и женских лагерей отчасти снимало проблему половой напряженности. Свидания были хоть и трудны, но вполне возможны. Кроме того, зечек охраняли тоже мужчины, часто требовавшие от них близости.

Для обитательниц сталинских лагерей секс был не просто плотским удовольствием, но и шансом на выживание. Оказавшись в лагере за неосторожное слово или глупый поступок, женщина поначалу терялась от обилия невзгод. Потом срабатывал инстинкт самосохранения, и арестантка готова была пойти на все, чтобы выжить. Так, чтобы избежать наряда на тяжелые работы, она зачастую была готова переспать с кем угодно: с начальником лагеря, с «кумом», да хоть с конвоиром. Такими же желанными мужчинами были и вольнонаемные — учетчики, начальники складов, бухгалтеры. Ибо наряд на работы, теплая одежда, да в конце концов лишняя буханка хлеба стоили того, чтобы потерпеть несколько минут соития.

Коблы, или «оно»

Получив огромные сроки, узницы ГУЛАГа не надеялись на благополучный исход. Они знали, что через 10 лет их юное тело от тяжелого труда и недоедания превратится в морщинистую развалину. Кроме того, от связи с мужчиной был шанс забеременеть. А беременность становилась билетом в другой мир. Таких осужденных отправляли в особые лагеря, где они почти не работали, зато получали повышенные нормы питания. То, что спустя месяц ребенка забирало государство, женщине было не важно. Она его рожала не для продолжения рода, а чтобы выжить. Дело дошло до того, что администрация лагерей строго-настрого запретила сотрудникам половые контакты с осужденными, а чудом оказавшийся в лагере мужчина рисковал быть разорванным зечками, охочими до беременности.

Соседство женских и мужских зон делало женские однополые связи нонсенсом. Но все-таки это явление уже тогда имело место. Одна из заключенных ГУЛАГа Елена Олицкая, отбывавшая срок в 1930-х, вспоминала свое прибытие на Колыму. «На первых порах нас ошеломили резко бросающиеся в глаза женщины — «оно». Противные, омерзительно наглые существа. В Магадане их было меньше. Их обычно высылали в глубинные лагпункты. Наглые лица, по-мужски остриженные волосы, накинутые на плечи телогрейки.. Они имели своих любовниц, своих содержанок среди заключенных. Парочками, обнявшись, ходили они по лагерю, бравируя своей любовью. Тюремное начальство, как и огромное большинство зеков, ненавидело «оно». Лагерницы боязливо сторонились их».

То, что Олицкая назвала «оно», в тюремной традиции имело другое название — коблы, или коблухи. Смоля папироской, они любили матернуть жизнь и затянуть частушку:

Ой. спасибо Сталину,
Сделал с меня барыню
Я корова я и бык.
Я и баба, и мужик.

Писатель Михаил Демин, осужденный по малолетке в 1942 году, в книге «Блатной» описал эту категорию осужденных.

«Коблы эти были суровы, напористы, агрессивны. Их боялось все население лагеря. Они хлестали водку, принимали наркотики, резались в карты. И безжалостно помыкали своими любовницами — безвольными и забитыми ковырялками.

Как правило, каждый из коблов имел нескольких таких любовниц — занимался ими по очереди и крепко держал в руках свой гарем Но были случаи, так сказать, моногамной любви, порою в женских бараках возникали диковинные альянсы, справлялись странные свадьбы. В бараке, куда я однажды забрел, разыгрывалась как раз такая свадьба. Все было как положено: кто-то пел, кто-то дробно выбивал цыганочку. И посреди всеобщего веселья — у накрытого стола — всхлипывала молоденькая лесбияночка.

Сидящий рядом с ней «жених», коротко стриженный, одетый в расписную косоворотку, посмотрел на меня угрюмо и с беспокойством… Он явно воспринимал меня как врага, как потенциального соперника! И все время, пока я находился здесь, я чувствовал на себе неотрывный, вязкий его взгляд».

Ковырялки

До 50-х годов XX века большинство зечек к ковырялкам — то есть пассивным лесбиянкам — относились с молчаливым презрением. Те, безусловно, знали об этом, но плюсы от связи с сильной партнершей были весомее. Как правило, это была физическая и моральная защита. В меньшей степени — более сытная и менее утомительная жизнь. Ради ковырялки брутальная коблуха могла пойти на многое: кинуться в драку, нагрубить надзирателю, достать курево и продукты. Чтобы не допустить переброски в другой лагерь, коблуха легко соглашалась на «мастырку» — разрезала кожу и сыпала туда марганцовку, вызывая язву. Некоторые, чтобы получить ожог желудка, глотали грифель от химического карандаша. Все это завершалось лазаретом, и этапирование в другую зону отменялось. Но для других членовредительство заканчивалась деревянным крестом на погосте.

Пожилые коблухи внешне ничем не отличались от мужчин. Такая же фигура, руки, черты лица. Разве что ростом пониже да отсутствие плеши на голове. Стрижки — и те были, как у мужчин, короткие — канадка или бобрик. Разговаривали они мужским голосом и были в авторитете.

В отличие от коблух, их возлюбленные-ковырялки редко были способны на сильные поступки. Зависимые от любовниц, они лишь исполняли их желания, даря нежные ласки. И если коблуха освобождалась раньше, то ковырялка редко хранила ей верность. Впрочем, были и исключения. Заключенная Тамара Богужинская, наследница дворянской фамилии, интеллигентная и проницательная, в сталинском лагере сожительствовала с мощной и сильной эстонкой Вандой Петерс. Уже будучи старухой, Богужинская призналась журналисту: «Я два раза была замужем. Но по-настоящему ребенка я хотела только от Ванды».

К началу 1970-х лесбийские связи в женских колониях были вполне обыденны. В повести Юлии Вознесенской «Ромашка белея» описан сексуальный ликбез, который прошла юная зечка Татьяна.

«В детской колонии старшие колонистки и обучили Татьяну всем премудростям «женской любви».

— Я поначалу, как все новички, «низом шла», потому потом смогла и с мужиками дело иметь, — объясняла нам Татьяна. — А многие и «снизу» — после мужика не хотят. «Попробуешь пальчика — не захочешь мальчика»».

Стоит отметить, что плотские удовольствия — не самое главное в женской любви на зоне. Лишившись свободы, особенно если срок длинный, многие дамы теряли и мужей. Редко кто был готов ждать женщину, которая освободится через несколько лет, да еще с надломленной психикой. Дети, взрослея в отсутствие матери, начинали стесняться ее. В итоге на свиданки к зечкам ездили только матери. А женская психика устроена так, что женщина всегда хочет любить и быть любимой. В лагере же, кроме такой же отверженной, как и она сама, никого нет. Вот они и сближаются.

— Ты видишь человека, с которым тебе приятнее разговаривать, чем с кем-либо из отряда. А одной реально тяжело. — рассказывала заключенная Можайской ИК-5 Юля.

— А здесь и поговорить, и поплакаться можно, да и быт совместный. Общие дела, покупки, переживания».

Такие теплые отношения в женской зоне получили название «половинки».

«Половинки»

За несколько десятилетий в женских колониях выработался особый ритуал завязывания отношений. Зечка, которой понравилась другая, начинает издалека. На тумбочке объекта воздыхания появляются подарки: открытки, шоколадки, игрушки. Иногда личность дарителя некоторое время остается неизвестной. Это делается для того, чтобы потенциальная партнерша не отринула сразу ухаживания При этом, по лагерным понятиям, если она взяла что-то в руки, а тем паче съела — значит, подарок принят. Тем самым дано добро на развитие отношений. Если же женщина не хочет «любви», то и не должна брать в руки подарки. Такие тоже есть, но у них, как правило, короткие сроки и большие шансы вернуться в прежнюю жизнь. Заставить кого либо «играть в любовь» в женской зоне невозможно. Это знают даже коблухи, поэтому они тоже дарят подарки.

Когда складывается пара, то, как и на воле, женщины «вьют семейное гнездышко». Они занавешивают соседние шконки простыней, создавая что-то вроде железнодорожного купе. Там и предаются интимной близости. Причем опытные арестантки могут быть обоюдчицами — поочередно играть роль как мужчины, так и женщины.

«Когда я приехала на зону, мне было 20 лет, девчонка еще, — вспоминала сиделица со стажем Марина. — Ночью я легла спать на второй ярус и слышу, как внизу что-то происходит. Я замерла, слушаю. А там — вздохи, ахи, и шконка трясется. Для меня это стало шоком. А потом ничего, привыкла».

Как говорят опытные «половинки», мужчины не могут так тонко чувствовать женщиму, как они сами. Любовь к партнерше еще сильнее, чем к мужчине. Тот, кто морально сильнее, берет на себя часть обязанностей «половинки». «Ну, вот пришлось мне там дежурить… за меня подежурят… — делилась воспоминаниями 24-летняя арестантка Елена. — Ночью мне дежурить — дежурит моя половина… На обед, на завтрак, на ужин дают овсяную кашу — я это есть не буду. Она сама это съест, зато я буду есть мясо, яйца, молоко, все она мне достанет… любыми путями… Стирка — вообще не знаешь, что это такое… Глажение… кровать убирать — тоже не знаешь… все абсолютно делает. Даже шьет за тебя. Норму за тебя дает».

Но когда «половинки» ссорятся, рядом лучше не стоять. Самое обидное ругательство — назвать партнершу ковырялкой. Хотя фактически так оно и есть, но… Еще хуже — ревность. Она у зечек такая, что даже взглянуть на другую для любовницы чревато побоями, а то и смертью.

В колонии на однополую любовь заключенные женщины смотрят сквозь пальцы. Другое дело — лагерная администрация. Согласно инструкциям, гомосексуальные отношения запрещены, но оперативники используют их себе на пользу. Если все нормально, сложившиеся пары не тревожат. Но если одна из «половинок» не выполняет трудовые нормы, а еще хуже — нарывается на нарушения, то подруг могут раскидать по разным отрядам. Сначала, правда, предупреждают. Не помогает — кто-то из любовниц едет в соседний барак. В зависимости от их дальнейшего поведения женщин могут вновь соединить. Но пока это неизвестно, у «половинок» начинаются истерики, крики, проклятия. Доходит до карцера. Так что интимные отношения — отличный рычаг для манипуляций.

Бывает, что женщине уже скоро освобождаться, а она делает двойную норму пошива. Все потому, что «кум» предупредил: «Не будешь работать — нормальной жизни твоей подруге не дадим». Иногда за ворота колонии «половинки» выходят только после отработанной смены.

Что самое удивительное, и на свободе женщины верны своим подругам. Пока одна досиживает, другая готовит семейное гнездышко — работает, обзаводится жильем, покупает вещи Даже детей, рожденных от мужчин, «половинки» воспитывают вместе.

Ответ по понятиям

Воровские понятия, по которым живет мужская зона, для женской мало применимы. Конечно, отдельные зечки пытаются продвигать воровскую субкультуру, но среди масс она не прижилась. Да же на стукачество, за которое в мужской зоне могут убить, здесь смотрят как на само собой разумеющееся. И все же в женской зоне есть место сексуальным наказаниям.

Чаще всего девчонок «опускают» на малолетке. Как и у парней, у девиц бушуют гормоны, они агрессивны и не замечают полутонов. «У нас в отряде была одна «опущенная», которая не имела права есть за общим столом. Она, когда только «заехала», проболталась. что занималась оральным сексом со своим парнем, — рассказывала авторитетная зечка Валентина. — От нее сразу все отсели, а ночью стащили со шконки и начали бить. Потом черенок от швабры засунули в одно место… Наутро с ней никто не разговаривал, чморили и плевали. Кашу ее кидали на пол и заставляли есть».

На девичьей малолетке могли «опустить» не только за оральный или анальный секс, но и за детоубийство Во взрослых зонах к любым видам секса относятся равнодушно, а вот убийц детей там тоже не жалуют.

Марика Прохорова сидела в колонии под Саратовом в середине 1990-х. Накануне в их зоне прошел слух, что им должны привезти женщину, забившую молотком пятилетнюю дочь. В ее ожидании зечки выстроились у барака и требовали от администрации отдать им ее на «разговор». Новенькую пришлось прятать в изолятор, а потом переводить в другой лагерь. Кстати, многие детоубийцы имеют на табличке надпись: «статья 105 УК «Убийство»» вместо реальной 106-й — «Убийство ребенка». Если это все же становится известно остальным зечкам, то детоубийцу могут и оставить в живых, а вот «опустить» шваброй или вантузом — легко.

Не избежала женская зона и такого явления, как проституция. Хорошенькая арестантка еще в СИЗО привлекает взгляды коблух, но насильно ее никто не имеет права пользовать. Сама же красотка, чувствуя определенный интерес, может извлечь из этого материальную выгоду. Секс за деньги в неволе практикуется редко, ибо деньги за колючкой вторичны. Зато чай, сигареты, вкусная еда — вполне подходят как плата за любовь. Вот только противостоять невзгодам в одиночку даже суперкрасотке в лагере будет невмоготу. Потому рано или поздно она тоже найдет свою «половинку» и будет «жить, как все».

По данным экспертов, 50% женщин в колонии рано или поздно становятся лесбиянками. Исследования Московского научно-исследовательского центра психологии показали, что из-за нехватки физического контакта с близкими и разрыва душевных привязанностей женщина за решеткой кардинально меняется уже через два года. У мужчин этот срок составляет 4-5 лет. Неудивительно, но женщине не остается ничего другого, кроме как найти заменитель своим чувствам, предопределенным ей природой.

В центре Иркутска находится глазная клиника, которую жители называют Второвской по фамилии текстильного купца, ее основателя (история его греха и покаяния, рассказанная жителем села Тамарей, что в Боханском районе, прилагается к этой главе). Среди пациентов клиники — люди, ставшие жертвами преступлений — их глаза выжжены кислотой, известью, выколоты. Из последних — большинство мужчины, их изувечили женщины — жены и любовницы в порыве мести и ревности. Симпатичная дама — главный врач клиники резюмирует: «Женщина по природе более жестокое существо нежели мужчина. Зато женская жестокость — с состраданием. У меня тут такие пациенты, которым женщины выжгли глаза, а потом сами их забрали и ухаживают до конца дней. Мы такие ситуации оформляем как несчастный случай. Мужчинам легче не будет, если их жен осудят. Кто тогда будет за ними, слепыми, ухаживать?»

Как все это объяснить? Может быть тем, что женщина чаще соприкасается с состраданием: в менструациях, рождении детей, чаще видит кровь? Эстонские социологи решили выяснить как относятся разведенные мужчины к своим бывшим подругам и бывшие подруги к бывшим мужьям. Большинство мужчин злость долго не таят и по истечении короткого времени доброжелательно отзываются о своих бывших женах; у женщин наоборот — надолго, а то и навсегда сохраняется стойкое недоброжелательное отношение к мужчинам. В уголовном мире известно, что банды, группы, шайки, кодлы, в которых задействованы дамы, отличаются особой изощренностью и коварством. Такие Зойки-Золотые ручки, попадая в женские зоны, превращают их в кромешный ад. Сохраняется все, присущие мужчинам группы зэков, точнее зэчек: паханы здесь именуются блатнячками, мужики — работнячками, черти — помойницами, педерасты — ковырялками-лизалками. Каждая блатнячка — кобел имеет на подхвате одну или несколько ковырялок, то есть свой гарем, члены которого обслуживают кобла — варят ей чай, стирают белье, достают продукты, услаждают лесбийскую страсть.

Пахан-кобел, окруженный девочками, настоящий вампир — зависимость помойниц и ковырялок от ее прихотей не знает границ — они даже обязаны менструальные выделения вылизывать, пятки чесать, в груди играть и развлекать ее сеансами от журнальных рассматриваний мужчин до собственного показа. Коблы все время пребывают в ревности и любовных разборках и выдумывают наказания. Одно из самых легких — запрещение говорить с провинившейся ковырялкой и обязанность всеми способами ее ущемлять. Запомоенные ковырялки — ворох лохмотьев, обгаженных, обляпанных. Выход из подобного состояния для падших почти невозможен, так как в женских зонах затруднен переход из-за их разбросанности. Зоновские врачи говорят, что избитого до синевы мужика можно встретить редко, а женщины уродуют женщин до полной синевы, избивая для начала мокрыми полотенцами и валенками, заполненными тяжелыми предметами. Бывает, насильно надевают на голое тело мокрую маломерную рубашку, которая ссыхаясь, со страшной болью корежит грудную клетку. Редко кто из женщин, пройдя зонный ад, может стать женой или матерью.

В стране нет развернутой статистики, но примерно на пятнадцать мужских лагерей приходится один женский. Женщин за жестокие преступления, как правило, не расстреливают — не дают вышак, и у них два режима — общий и строгий. Смешение разных категорий женщин в таких режимах превращает женские зоны в море сплошного беспредела. Правило беспредела везде одно: хочешь жить, умей вертеться. Неволя на всех действует гнетуще, на женщин особенно. Меняется речь, например, коблы говорят по-кобельи; походка становится прыгающей, здесь сказывается одежда: кирзовые сапоги, косынки, халаты, юбки, отсутствие мужского внимания; телосложение становится сельдеподобным, плоским. Резкий визг, ориентация на нарочитую сексуальность и подхватывающее подобострастие — форма поведения многих. Поддержка мероприятий начальства вместе с глупой инициативой выделяют большинство осужденных женщин. Многие тут же начинают «исправляться», исправляя других нескончаемыми поучениями. Доносы цветут и пахнут букетами. Мужские семьи в зоне более или менее постоянны по кругу людей и интересов. Женские же семьи создаются мгновенно и так же быстро разваливаются. Исключение составляют дружные скрутки: кобел — ковырялки, многие из которых продолжают жить вместе и на воле. В женских зонах происходит полное растление женского, как материнского, так и культурного начала, заложенного прошлыми поколениями. Вышедшие на волю женами уже не могут быть, остается дальше идти по пути падения, проституции и наркомании. В Сибири можно увидеть детские тельца, выброшенные в мороженый кал общественных туалетов, в мусорные урны и на свалки. Цинизм по отношению к жизни тут превосходит дьявольские пределы.

Женщины так же, как и мужчины, покрываются татуировками, имея отличие в преобладании партаков, отмечающих одиночество, потерю детей и сексуальность: на лбу под волосами некоторые выкалывают лозунги типа «Да здравствует горячая ебля», в нижней части живота «Сад коммунизма» и т.д. Давно замечено, что женщины опускаются на дно быстрее, чем мужчины, и крепче привязываются к алкоголизму — «фунфуризму» (питье разных суррогатов в фунфуриках — маленьких пузырьках), к наркотикам (вмазыванию), к «кваканью» (поглощение возбуждающих таблеток).

Никакое описание любви не сравнится с письмами женщин-ковырялок своим дружкам (как мужчинам, так и женщинам). Эти письма зэки берегут, ценят, так как их чтение возбуждает и является хорошим пособием при сеансах. Мат-перемат в женских группах превращается в соревновательное состязание, прицепившись к конвоиру они будут перемалывать его по косточкам и «обливать помоями».

Женские казармы и камеры выглядят в сравнении с мужскими намного грязнее — особенно камеры в тюрьмах, где плач, стоны, крики новорожденных детей, постоянные склоки-драки создают гнетущую атмосферу.

Каждая зэчка знает, что после ее осуждения, она будет, как правило, брошена мужем, и посему стремится обзавестись поклонником из «своих» — зэков, да на всякий случай не одним. Начинается бесконечная переписка, перекидывание ксив в прогулочных двориках, разговоры пустыми кружками по трубному телефону, запуск «коней» через окна и канализацию. Писание превращается в процесс и завязывается «трубная любовь». Старый, прожженный сроками и преступлениями зэк, расписывает свою удаль какой-нибудь молодухе (в переписке все молодые), а старуха-зэчка ловит на крючок молодца. Договариваются о будущей жизни, переписке, явках, связях. В итоге иногда и впрямь создаются на воле семьи по переписке. Они обычно быстро разваливаются из-за конфликтов, ибо большинство прошедших через советские зоны становятся навсегда психонервноподорванными.

Но все же бывает под солнцем планеты и зэковская любовь. Нередко молодой отдает сердце старухе, лишь бы уцепиться за что-то, лишь бы почувствовать дом. Да и вольной жизни советской даже самой «равноправной» женщине нужна мужская поддержка-защита, подмога, без которой в большинстве районов Отечества просто невозможно жить.

Попав в тюрьму, зэчка стремится всеми путями забеременеть или, как говорят в Забайкалье, бугор на пузо поставить. Беременность и дети — важнейший фактор амнистии. Половая связь в тюрьмах и зонах является предметом купли-продажи, то есть, по-марксистски, товаром. В Новосибирской тюрьме час общения с зэчкой стоит 50–60 рублей. Дубак Сережа по кликухе Афганец продает бикс блатным в свои смены и подешевле — за 30–40 рублей, занимаясь личным подбором пар и завоевывая тем самым в уголовном мире большое, заслуженное уважение. «Ай да молодец, Сережа-Афганец, — рассказывает дважды убийца Саня Бурыкин, пробывший в зонах Сибири и Дальнего Востока 32 года из своих 50 лет и туда же шествующий по новому сроку, — удружил мне молодуху-малолетку. Испугалась меня, всего в шрамах, но потом сговорились. Чудо девочка!»

Зэки завидуют, просят Афганца. Однако Сережа к тому же шутник и большой юморист. Вот отслюнявил ему Витя Устинов (вор, только что из армии, служил в погранвойсках на Уссури) 50 рублей и ждет-переживает. Наконец, щелкают запоры и Афганец выводит Витю. Через несколько минут в коридоре мат. Афганец оправдывается: «Бикс не было, они нарасхват, ты получил остатки, они сладки». Расспрашивают зэки.

— Что случилось, Витек?

— Как что, такой прокол за 50 рублей!

— Что, бабы не было?

— Была, да еще какая.

— Какая?

— Без ног и с одной рукой.

Все покатываются со смеху. Косоглазый Витя потирает лоб.

— Ты ее оприходовал все-таки?

— Конечно, не пропадать же рублям. Она за эти мгновения мне преподнесла. — Показывает сверток чая. — Пронесла в протезах, вот так баба!

— За что сидит, курва, безногая и безрукая?

— Мать прихлопнула. За то, что ее родила, в свет пустила. Ноги и руку она потеряла, будучи под градусами при переходе железнодорожного полотна. Вот выйду на волю, Сережу обязательно отблагодарю. Обманул, стервец-пиздожмот, обещал Нюрку — пальчики оближешь, а подсунул Маньку — развалившийся трактор ЧТЗ. Тебе бы, Обрубок, такую бабу, была бы пара.

Обрубок — человек без ног, сидел уже много раз и ныне шел разматывать новую пятерку. Он — пьяница, работал в сапожной мастерской и, будучи в универсаме, где после работы искал выпить, невзначай, на своем агрегате заехал под юбку одной даме. Она вскочила, взревела, он с испугу, стремясь остановить подшипники, схватился за юбку и ее невзначай сорвал. Дама оголилась — стыд-срам, и все это в дневное время, на виду у города. Дама была из партийного мира, этого не стерпела, юбку натянула и вызвала милицию. Обрубка забрали и всучили новый срок. Ему Сережа-Афганец секс, как инвалиду труда, устраивает бесплатно.

Менты на этих сделках хорошо зарабатывают, устраивая распродажу зэковской любви. Зэк в свою очередь стремится попасть в такую КПЗ, где ему отстегнут бабенку, а зэчки тоже ищут подобной связи. Тысячи детей появляются от подобных утех — детей без отца, без мамы, без места рождения. Их называют «без мамы рос, без папы рос — папирос», то есть, папиросный мальчик, пустой. Эта пустота широким потоком вливается в тело страны и прежде всего в его уголовную часть.

Женские лагеря в прямом смысле — общественные публичные дома развитого донельзя социализма. Селения этого нет на картах Иркутской области, но его знают многие иркутяне — им стращают, ему и радуются. Находится оно невдалеке от Качугского тракта в Эхирит-Булагатском районе и называется Базой. В Базое наряду с мужской присутствует женская зона — расконвойные зэчки занимаются сельским хозяйством, пасут стада по берегам Куды, проживая летом в бурятских шестистенных деревянных юртах. Юрты — летние публичные дома. Десятки именитых горожан, прихватив напитков и еды, направляются отдыхать и развлекаться в широкую степь, на свежий воздух. Цена зэчки от пятерки и выше, еду надо взять с собой и не забыть конвойному начальству отвалить десяточку. Уже десятки лет в расположенных рядом бурятских и русских селениях нет танцев, игр и веселья. Парни с раннего детства окунаются в атмосферу сексуальных похождений с жаркими зэчками. Там отсутствует онанизм. Там уже давно осуществлен один из идеалов коммунизма — полностью стерлись грани между возрастами.

Подобных мест в стране немало, сюда можно отнести не только женские лагеря, психбольницы, но и целые области типа Ивановской, забитых текстильными предприятиями коммунистического труда. Знакомы ли вы со словом «посопим»? Не в том смысле, что человек тяжело дышит, когда нос у него заложен. «Посопим» — это приглашение даме, с определенной целью сидящей в парках Иваново, Шуи, Судогды. Сопят незнакомые, тут же в кустах, бесплатно. Надо было системе довести людей до такого состояния, когда женщина завидует другой только потому, что у той есть мужик. Не важно какой, но мужик. «Надо же, как везет Ирине, у нее муж и вдобавок вчера вечером ее хором гэпэтэушники изнасиловали».

Мужиком в тех безмужних краях наслаждаются, их, безвольных (обычно спившихся) распределяют по графику — в этот месяц мой, в другой — твой, на стыке месяцев перебранка. Приходят и забирают, ежели сам не идет по графику. Гордо идет женщина по фабрике с фингалом-синяком под глазом, ей не сочувствуют, а завидуют. Как-никак, сразу видно, что баба при мужике, любит ее, коль лупит. Такова психология, что сызмальства девушка готова выскочить замуж за любого — косого, хромого, зэка, терпеть неслыханные, садистские издевательства, мордобой, прижигание пяток папиросами, вымогательство денег, когда у него, милого, каждая копейка пропою служит. Но все же по сравнению с другими счастлива — при ней мужик, у других и такого нет.

Некоторые женщины не только пишут зэкам, но и приезжают к воротам зоны, чтобы взять к себе бесхозного, бездомного. Газетные и журнальные службы знакомств заполнены женскими предложениями и отвечают им в основном зэки с большим сроком отсидки. Но и это хоть отдушина, появившаяся недавно. В массовом потоке отдыхающих бегут женщины принимать кустотерапию в Дома отдыха и санатории, чтобы побыть с мужчиной, а потом рассказать и похвастаться своим подругам. В стране работает мафия по обмену женщин-проституток: завозят смазливых кавказок — азербайджанок, грузинок, армянок в северные широты — Мурманск, Норильск, Надым, где они зарабатывают телом тысячи, а северных красавиц переправляют в Баку, Тбилиси, Ереван, где они обслуживают южную часть Родины. Вот и плывет такая, вся из себя недотрога по Братску, либо Красноярску. Сердобольные вздыхают: надо же, не везет ей, видать, с мужиками, нет поклонников, уж больно привередливая. Знали бы привередливость таких шлюх, не говорили бы, а плевались ежеминутно.

Юная проституция, широко разлитая по побережьям и столичным городам, проходит зэковское перевоспитание в специальной зоне на станции Уй в Нижнеудинском районе Иркутской области. Там поют: «Если хочешь обуглить хуй, поживи на станции Уй». Девочек пытаются перевоспитать в ткачих и швей-мотористок широкого профиля. Результаты депроституциализации нулевые: проститутку перековать — не коня обуздать. Они наоборот приобретают много нового опыта к примеру, как восстанавливать девственность по старинным российским рецептам.

Многие девушки из Центральной России уезжают в Ташкент, Тбилиси, на разные БАМы лишь бы найти мужа. Для многих, особенно текстильщиц, мужчину не только встретить, но и увидеть сложно, работая всю жизнь в трехсменку по скользящему графику. Время для свидания не выберешь, а покинуть производство нельзя — с работы выгонят и общагу потеряешь. Такова женская доля многих в горемычном Нечерноземье России. Стоит родиться и пойдут: ясли, садик — детский коллектив; начальная и средняя школа — юношеский коллектив; после обучения в коллективе ГПТУ — фабричный коллектив — сплошная жизненная коллективизация. Старость подойдет — пенсионный коллектив. И везде комнаты-общаги, поделенные ситцевыми перегородками. «Феня Богу душу отдала, счастливая, не болела, не мучилась, ее кондрашка сразу хватила» — говорят соседки, ожидая приезда людей из морга, которые ее похоронят за счет коллектива. Радуются — одна, что угол более светлый займет, другая — оставшимся скарбом поживится. Жизнь начинается с мата — тюремного, лагерного, — дома матери и ребенка, затем зоны, промзоны и кончается им же, матом зэков, опускающих жмурика в могилу. От мата до мата по дорогам коммунизма жизнь прошла никчемно: без мужа, без детей, без земли, в сплошном обслуживании отчужденных станков и поддержке различных гагановских и виноградовских починов. Душа не светлеет, не приближается к Храму, не возносится к Богу, а чернеет, черствеет. Предупреждаю заранее, увидев такую производственную старушку, будьте осторожны, не приглашайте ее ухаживать за детьми. Может всякое быть. Возьмет, например, — это распространено в районах Владимира, Шуи, Калуги, Орехово-Зуево — и ватку, смоченную спиртом, на темечко младенца положит. Чтобы лучше спал. Позже родители будут в недоумении: дитя недоразвитое и склонно к алкоголизму, любит допивать остатки пива, вина, водки. Осторожен будь с коллективом и продуктами его воспитания!

На воле большинство блатхат содержат бывшие зэчки. Блатхата — сборный пункт зэков, место распределения ворованного, отдыха, обсуждения «производственных» вопросов, поиск напарников для дела, нахождения новых адресов и стоящих «гусей». Блатхаты — мост уголовного мира к барахолкам, ямкам, скупщикам краденого, заказчикам — кого пришить, избавить от ненужного свидетеля, от мужа, от жены, от детей, припугнуть, организовать вымогательство. Хозяйка блатхаты имеет своего хахаля, поддерживает связи с ментами; она знает, что говорить и как себя вести в случае обыска, будучи свидетельницей. Все хозяйки имеют кликухи и часто блатхаты называются их именами, название блатхаты иногда переходит по наследству, там уже и не Дунька живет, а Валька, но все равно блатхата называется «Дунькин пуп». Расскажут вам непременно происхождение этого названия.

Была, говорят, тут рядом тайная тропа спиртоносов на гилюйские желтуги, где работало много пришлого люда, в том числе и китайцев. Отработав лет двадцать, они тайно возвращались домой. Открыто ходить было опасно, их убивали, называя этот промысел охотой на синюю птицу, потому что китайцы любят синий цвет, считая его небесным. Проходя мимо этого дома, заглядывали в него. Там жила Дунька с ухажером и спиртишко имела. Соскучившиеся по бабе мужики, будь то русские или китайцы, после стопки разведенного спирта приставали к Дуньке. «Дунька, отдайся, озолочу». «Хорошо, отдамся, косоглазенький, но с одним условием, ежели мой пупочек золотым песочком присыпешь». А в пупочек целая кружка золотого песка входила. За большой срок намытая в бесконечной шурфовке, оттаивании грунта в вечной мерзлоте.

Отвлекись, читатель, от текста и представь ситуацию не фантастическую, а действительную: миллионы женщин не имели нормальной половой жизни. Их никто никогда не голубил, даже писаных красавиц, никогда им не дарили цветов, не писали любовных писем, за ними не ухаживали, им не пели серенады. Они жили вне жизни — в системе социалистического производства, там создавая «семейные отношения» с деталями, гайками и болтами, тайно влюбляясь в передовиков и стахановцев.

Вот картинка, списанная с натуры: провожают человека на пенсию, говорят речи, благодарят, а в углу рыдает пожилая дама, льются неутешно слезы. Кто она? — спрашиваем у юбиляра. — Катя, она уже тридцать лет работает на тех же заводах, где и я — в Свердловске, Нижнем Тагиле, Муроме, Владимире. Она живет по общежитиям. — Какой вы жестокий человек, у вас же пятнадцать лет назад умерла жена. Почему вы на ней не женились? — Ей я как муж не нужен, а нужен как миф — так она себе внушила, так и живет без меня со мной. Мне ее очень жалко, я ухожу на пенсию. Как ей меня не видеть? Как ей без меня жить?..

Раскрою вам тайный секрет советско-сталинского режима, подтвержденный многочисленными исследованиями женского труда на предприятиях Советского Союза. Самую высокую производительность и эффективность труда дают вдовы, те, у которых погибли или умерли мужья, те, у которых мужья сидят в тюрьмах и вдовы социальные, те, кто из-за сложившихся условий не в состоянии были реализовать себя как жены. Они своих нереализованных мужей, детей отдали на заклание социалистическому производству, которое невозможно без принудительного, рабского труда, будь он женским, детским, зэковским.

Зэки на станции Просвет в Курганской области работают на оборудовании Шадринского автоагрегатного завода тридцатых годов выпуска (на станках стоят инвентаризационные номера ШААЗа имени Сталина), зэчки в девятой зоне Новосибирска шьют фуфайки на швейных машинках фирмы Зингер начала нашего века. Как-то я спросил Дмитрия Георгиевича Большакова, друга Алексея Косыгина (вместе учились в Текстильной академии) и Леонида Ильича (вместе воевали) — бывшего директора Ташкентского меланжевого и Барнаульского камвольно-бумажного комбинатов, заместителя председателя Совета Министров Киргизской ССР и зампреда Владимирского совнархоза, многолетнего депутата Верховного Совета СССР, постоянного осведомителя КГБ: «Скажите, вам не жалко так эксплуатировать женщин, загонять в трехсменку, заставлять спать на трехэтажных койках в общагах и платить им меньше, чем зэкам? Они все же женщины». Он ответил: «Зря расчувствовался, они все почти воровки. У меня в Ташкенте умудрялись по 20 метров натурального парашютного шелка в половые органы загонять. Жалеть их не надо, а погонять стоит». Результат виден — верховные чучеки так загоняли «прекрасный пол», что он превратился в зэковский.

История греха и покаяния купца Второва, рассказанная старожилом села Тамарей в 1957 году.

Из одного илимского села прибыл в Иркутск юноша Второв, где по знакомству смог устроиться извозчиком. Возил грузы по сибирским трактам — Московскому, Качугскому, Кругобайкальскому. Был немногословен, исполнителен, сдержан в поступках и не предавался порокам. В Иркутске в те дни проводила время веселая жена одного ленского золотопромышленника. Предприниматель постоянно был в тайге, а его молодая супруга тешила себя балами и гуляниями. Однажды ей представился молодой человек с личным посланием от супруга. Муж просил взять в Русско-Азиатском банке крупную сумму денег и передать вручителю. Подделкой здесь не пахло: и почерк сходился, и бумага, и форма просьбы, и тайные, только им двоим известные знаки. Необычным было то, что прежде за деньгами приезжали родственники. Жена подумала и решила поехать самолично к мужу с деньгами в сопровождении молодого человека. Ехать надо было до Качуга, а там спуститься сплавом Леной до Киренска, а затем Витимом добраться до приисков мужа. Она попросила найти ей хорошего надежного кучера до Качуга. Ей порекомендовали Второва. В назначенный сентябрьский день утром подкатила пролетка, в нее положили сундук, подушки, спальные вещи, теплую одежду, дорожную провизию. Дама без умолку всю дорогу болтала с молодым человеком, который ей все более и более нравился и располагал к себе.

Так солнечными сентябрьскими днями доехали они до реки Манзурки, впадающей в Лену. Второв держался стороной, в беседах и трапезах участия не принимал, больше занимался лошадьми и обозрением природы. Смеющаяся пара подошла к реке. Вздрогнул неожиданно Второв, услышав крик. Молодой человек схватил даму и поволок ее к реке. Дама, как и положено сибирячкам, оказалась неподатливой. Она отчаянно сопротивлялась, и силы были равные. «Второв, помоги, разделим пополам», — прокричал насильник. Не спеша подошел Второв к барахтающимся на берегу и, схватив обоих, сунул их в воду. Затем оттащил трупы в заводь и завалил корягами. «Хорошая подкормка будет для налимов», — пробурчал он. Заехал потом в Качуг, а оттуда потихоньку вернулся домой и доложил хозяину, что урок выполнил — отвез господ до Лены-реки.

Через некоторое время пошел слух о бегстве жены промышленника через Китай в Европу с молодым поклонником. О Второве в этом деле даже не вспоминали, на тракте его многие видели и был он вне подозрений. Еще несколько лет занимался Второв извозом, затем попросил взаймы у хозяина денег, купил себе лошадей и открыл дело. Занимался извозом на Север, скупал у монголов верблюдов, присоединился в Троицкосавске к китайской торговле текстилем. Стал известным купцом. Магазинов понастроил по всей Сибири, все они красным кирпичом выложены под расшивку швов — в Томске, Каинске, Минусинске, Красноярске, Енисейске, Иркутске, Верхнеудинске, Благовещенске. Их и ныне называют второвскими и вспоминают, как, войдя туда в костюме из воздуха, выходили господами. Все у Второва было: здоровье, деньги, красивая жена, только не было детей. Он считал это наказанием за «манзурский грех» и, умирая, завещал — треть капитала оставить жене, треть отпустить на строительство православных храмов, а оставшуюся треть употребить на возведение приютов и больниц для страждующих недугами и детей. Эти больницы и ныне называют второвскими.

Интимная жизнь в женской зоне:

«Многие имеют такого рода связи. Особенно среди тех, кто повторно долго сидит. Те, кто имеет короткие сроки, могут только слегка попробовать подобную любовь. Некоторые обходятся и вообще без секса. Однако среди сидящих долгие сроки такие связи имеют больше половины. Все подобные отношения возникают абсолютно добровольно. Никого никто не насилует».

Как рассказывает Мария, в женских тюрьмах распространены 2 вида подобного партнерства.

Мария:

«1 — это так называемые «половинки», они себя идентифицируют как женщины и, выглядят соответственно по-женски. 2-й вид связи — когда женщины выполняют уже мужскую и женскую роль. Первые из них похожи очень на мужчин.

Я когда первый раз увидела подобную женщину в СИЗО, подумала, что ошибочно в камеру посадили какого-то парня. Таких женщин называют «коблы» либо «ковырялки». Лица у них в шрамах, волосы короткие, грубый голос. Не знаю, как получается так, что женщина изменяется полностью. «Коблы» оказывают знаки внимания некой девушке. У них это как на самом деле настоящая семейная пара.

Так называемый мужчина во время секса (в российских женских зонах) будет оберегать свою любовницу, ревновать ее. Причем сцены ревности происходят конкретные, нередки драки-споры.

После освобождения из тюрьмы «коблы» иногда делали все, чтоб обратно вернуться. Ведь там осталась так называемая жена. Настолько сильная любовь была. Если обе женщины на свободе, то очень часто они продолжают и на воле жить вместе. Иногда пара воспитывает ребенка одной из них совместно. Бывает, что даже рожденного в тюрьме».

Дети рожденные в тюрьме: «или откуда берутся дети?»

По словам Марии, характерные для общества демографические проблемы ничуть не коснулись женских зон.

Когда они рожают (зечка родила ребенка в тюрьме) — это совсем нередкое явление. Но откуда в колонии берутся дети, от кого? Как говорит Мария, женщины беременеют еще на свободе, как раз перед СИЗО. Некоторые становятся беременными еще в колонии после длительных свиданий с супругами. Бывают и другие варианты.

Мария: Сексуальные связи с мужчинами также у нас на зоне случались.

Например, с вольнонаемными рабочими. Когда шла где-то стройка. Но, правда, подобные случаи чаще пресекались. В результате тех рабочих увольняли, женщины получали различные штрафные взыскания. Самый последний момент: когда при мне строилась поликлиника, то девушкам запрещалось даже близко подходить к тем рабочим, надевать короткие юбки и таким образом провоцировать мужчин.

Насколько знаю от самих девушек, пытаются вступить в контакт на фабрике с так называемыми «химиками». Пытаются организовать звонок, чтобы встретиться в каких-то подсобных помещениях. Но в последнее время на фабрику набрали очень молодых и напуганных, которые от этих девушек буквально бегут. Раньше, как мне рассказывали зечки со стажем, в отдельной камере можно было встретиться с мужчиной-узником 50 «у.е.». Сейчас это практически невозможно — все под видео наблюдением».

Сексуальные издевательства и насилие в тюрьмах.

Издевательства и пытки в тюремном ведомстве России носят системный характер. Заключенных избивали, нанося удары в том числе по половым органам, совершали с ними насильственные акты сексуального характера шваброй, приказывали другим заключенным.

Нередко за этим стояли руководители и сотрудники исправительной колонии. Пытки снимали на видео, а кадры посылали близким, чтобы получить взятки за их условно-досрочное освобождение.

Статус в камере определяет тот секс, которым ты вообще в своей жизни занималась. Если ты занималась анальным, ты автоматически становилась опущенной. Красота нужна женщинам для любви, но сотрудников мужского пола в женских тюрьмах по пальцам пересчитать.

Сексуальные издевательства над женщинами в тюрьмах России.

И любой из них становится объектом обожания нескольких десятков дамочек как минимум. Такое мало кто выдерживает — поэтому их и нет. Получается, что узницы порой годами не видят мужчин вживую. Сотрудники колоний рассказывают, что после длительного воздержания некоторые заключенные женщины начинали испытывать бурный оргазм, только прикоснувшись к руке молодого мужчины или даже просто при виде его.

За отсутствием подлинного чувства человеку свойственно искать суррогат. Надзирательницы утверждают, что «розовой» любовью охвачено не меньше половины обитательниц женских тюрем.

И понятно, что чем длиннее срок, тем больше вероятность, что узница вступит на тропу лесбиянства, сойти с которой потом бывает крайне трудно, а порой и просто невозможно. Но вопреки всем слухам никто никого в женских тюрьмах к сексу не принуждает и не насилует.

Все якобы происходит исключительно добровольно. Несколько раз приходили такие «новенькие», что сразу и не понятно — это женщина или вонючий, небритый мужик. Ноги волосатые, голос грубый. Настоящая коблиха (кобел, коблиха — активная лесбиянка. — Д.К.). Тут же в «хате» начинался флирт, ревность и прочие любовные игры. Ситуация накалялась, и через какое-то время кобла переводили в другую камеру. Так он/она по тюрьме и гулял.

Администрации тюрем, конечно же, не приветствуют такие отношения. Но законом это не запрещено, и ничего поделать с этим не может.

Эротические издевательства в женских тюрьмах: 5 способов.

Кира Сагайдарова отсидела 5 лет и 4 месяца за подделку документов и кражу в особо крупном размере.

Кира Сагайдарова отсидела 5 лет и 4 месяца за подделку документов и кражу в особо крупном размере. Ирина Носкова отсидела 4 года и 6 месяцев за кражу. Ирина Чермошенцева — 3 года за употребление наркотиков и кражу. Все — в ИК-2. Они решились рассказать о том, что творится в женских колониях: издевательства на производстве, избиения заключенных, сексуальное насилие, суицид.

Кира Сагайдарова: Когда я попала на зону, первое впечатоение у меня было, я не могу сказать, что плохое. Люди играют в волейбол, играет музыка — все в принципе нормально. Но когда среди людей, которые идут на промзону, я стала узнавать своих знакомых, с которыми сидела в 6 изоляторе здесь, в Москве, я поняла, что ничего хорошего здесь быть не может, потому что люди уставшие, грязные, серые лица, грязные одежды.

Ирина Носкова: Когда я приехала в колонию, только слезла с автозека, я заулыбалась. Мне администрация сказала: «Сотри с лица улыбку!».

Ирина Чермошенцева: Когда я приехала на ИК-2, я увидела очень много своих знакомых, с которыми сидела на СИЗО. Была серая масса в грязных польтах, потому что это была зима, серые лица… Я кому-то даже пыталась помахать рукой, но в ответ они даже не моргнули глазом, потому что они боялись.

Сексуальные издевательства на производстве.

Кира Сагайдарова: Основная моя работа должна была заключаться в том, чтобы снимать видеосъемки, производить фотосъемки осужденных, монтировать эти видео и потом показывать по кабельному телевидению.

Кроме этого, в любое вообще время суток они меня могли вызвать по громкой связи, сказать «иди садись, делай, там, на новый этап ориентировки, забивай птк окуз — базу данных осужденных. СКолько времени на часах — неважно. Устала я, спала — не спала — это неважно. Когда в концовке я отказалась от этой работы окончательно, в 2011 году, они меня закрыли в суз, т.е. посадили в отряд строгих условий содержания.

Ирина Носкова: На второй день, когда я приехала в колонию, меня вывели на швейное производство. Не спрашивают — умеешь ты шить, не умеешь ты шить. Видишь ты в первый раз или в последний раз ты эту машинку видишь. Но, чтоб база была. Разумеется, девчонки там не отшиваются, потому что девчонки там ни разу не шили, не видели машинку. За то, что они не отшиваются, остаются на заявках.

Если рабочий день должен быть с 7 утра до 16, как положено по закону, то они работают там с 7 утра до 00 ночи, потому что так постоянные заявки. Оставляют на обеды, если ты не отшиваешься. Разумеется, ты не отшиваешься, потому что тебе надо где-то полгода, чтобы ты как-то схватить эту операцию, уже уметь шить.

Полгода тебя просто убивают: могут бригадиры подойти, потому что с них требует начальник промзоны Рыжов базу, а они базу не дают, потому что шить не умеют девчонки. Бригадир избивает. Он избил тебя, там, раз, может подойти тебя взять за волосы, ударить головой об машинку, либо отвезти в бендежку, там тебя отпинают руками, ногами, либо снять ремень с машинки швейной и отлупить тебя.

Ирина Чермошенцева: Дней 5 подряд меня водили к Рыжову. Т.е. я заходила к нему в кабинет, и он делает такие моменты: вставай к стенке, рки на стенку, смотри на картину. Берет дубину и начинает бить. Начиная от спины, кончая попой. Я ходила черная, у меня было все черное. Она мне говорит: «Будешь шить?», я говорю «Не буду», она мне говорит: «Будешь шить?», я говорю «Не буду». Ну, и так какое-то первое время, потом она от меня отстала, потому что она поняла, что это бесполезно.

Шить у меня не получалось. Они поставили меня на упаковку, упаковывать. У меня все руки опухли от упаковки, потому что там все пропитано ватином, а у меня кожа такая. Я говорю: «Я не буду упаковывать, потому что у меня все руки опухли». Опять я ходила, опять я получала.

Но в итоге попала в художественную мастерскую, так как я умею рисовать. Вот тогда у меня все наладилось в этом лагере, потому что художественная мастерская — это самое, мне кажется, лучшее из того, что есть в этом лагере. Мы там рисовали картины, делали матрешек, т.е. можно сказать, что начальнику колонии мы были нужны, скажем так.

И начальнику колонии, и начальнику производства. Потому что мы делали такие вещи, которые они давали в подарок.

СУИЦИД на зоне.

Ирина Носкова: Вот был у нас случай на швейной фабрике, когда избили девушку одну. Бригада ушла на обед, а ее оставили шить, так как она не успевает. В это время, пока бригада была на обеде, она взяла ножницы и убежала в туалет на улицу, и так вскрыла себе вены.

Так как там дается небольшое количество времени на обед, пол часа, они успели придти, обнаружили ее в туалете, и ее спасли. Это с несколькими людьми такое происходило. Вскрываются там очень часто.

Кира Сагайдарова: Я помню, в 2012 году я сидела в изоляторе уже, это был май месяц. И со мной сидела там, ну не со мной конкретно, она сидела в другой камере — девочка, ну, женщина, ей лет, быть может, за 40 было. До этого у нее были попытки: она пряталась в жилзоне, и избивали ее очень, и издевались. На тот момент, когда она повесилась, она в изоляторе провела, елси я не ошибаюсь, где-то месяцев 5, наверное, безвылазно. Зима — это самое страшное время.

Открыта камера без дверей, зимой — самое большое, градусов 12. Когда огненная батарея, к которой не подойти и не погреться, даже близко. Вот подходишь к ней — мерзнешь, дотрагиваешься до нее — обжигаешься. Платьице вот такое коротенькое с коротким рукавом и градусов 12 температура, на окнах лед.

Т.е. она просто не выдержала% ее избивали при движении «ласточкой», т.е с согнутыми ногами, полусидя, туловище вперед и руки назад — как на пожизненном заключении передвигаются мужчины. Передвигаются, ну, можно сказать, слабее, чем мы.

Мы нагибаемся в три погибели и бегаем по коридору, наверно, метров 15-20, туда-назад. Ответственный колонии, который приходит на отбой, ему пока не надоест смотреть и издеваться, пока ему люди не начнут чуть ли не в ноги падать. Они при этом еще ставят поперек на моим туловищем дубинал, ПР-73 или еще какую-нибудь палку, и если я пробегаю и задеваю эту палку, они бьют мне со всего размаха по спине, по голове, без разницы — куда.

Я сама ни раз, там, падала и плакала, и что там только не было. Т.е. им безразлично. Был период, когда они поливали нас холодной водой в изоляторе. Зимой! Т.е. там и так без того холодно, а они нас из бутылок водой холодной поливают, чтобы нам веселее жилось там.

Они нам говорили: « А не надо было в ШИЗО приходить, надо был сидеть в жилзоне!». Причем в ШИЗО в любой нормальной зоне за такие нарушения не сажают. Дадут выговор за расстегнутую пуговицу, но не посадят на 15 суток.

И вот эта женщина, она просидела там месяцев 5, наверно. Объявляла голодовку, недели две не ела ничего. Она не собиралась покончить жизнь самоубийством, она просто хотела уехать на больницу. Т.е. она до этого, пока была в ШИЗО, пыталась и со второго яруса упасть, че-то себе сломать. Там люди страдали из-за нее, потому что наказывали других, они говорили: «Следи за ней, чтоб она ничего с собой не делала». Потом ее перевели в пкт. Там их всего двое было.

Вторая женщина, которая с ней была, она 11 мая уезжает на больницу, и Сухова Альфия остается одна. Естественно, она придумала выход какой-то из этого положения: пришла пересменка, и получилось так, что возле моей камеры задержались, возле 5-ой, а она сидела в 1-ой. пкт досматривают последней, проводят проверку. И они возле нас задержались, потому что мы стали ругаться, и они опять какие-то нарушения нам хотели повесить.

Пока мы ругались, за вот этот период, т.е. если бы они сразу провели проверку и пришли к ее камере, она бы не успела повеситься. А так как, он пришли в ШИЗО, посмотрели в глазок — она домывала пол, она была жива-здорова. И они, вот, проверили первую камеру, вторую, мою последнюю, у нас задержались минут на 5, наверно — за этот период она перекинула колготки через батарею верхнюю, залезла в петлю и повесилась. Они открыли камеру, после нашей камеры, а они не имеют право открыть полностью камеру, пока не придет оперативный дежурный.

Они открыли камеру, видят, что она весит дергается, и говорят, я, вот, как сейчас, помню эти слова, потому что через кормушку все слышно: «О, повесилась». И дальше продолжает грызть семечки. Естественно, через 5-10 минут туда набежала вся администрация. Самое страшное, что Поршин, такой, стоит и говорит, начальник колонии: «А кто ей вообще разрешил колготки? Как мы сейчас докажем, что она сама повесилась, а не мы ее повесили?».

Т.е. его не волновал факт суицида. Они открыли дверь, они еще могли ее спасти. Они просто не стали этого делать. Они сняли ее с петли, положили на пол и ходили через нее. А нас из камеры выводили доставать этот труп, т.е., ну, из помещения. Естественно, когда мы отказались, они очень жестоко, там, с нами… Т.е., лежит труп на полу, а они… ой, я даже не хочу это вспоминать, т.е, это ужасно.

Такое безразличие: он переступал через этот труп, как через бревно. Ходил, там, ругался, почему у них это в камере было, это. Его не волновало, что человека нет. Приедет сын — забирать мать… короче, все, выключайте, не могу разговаривать.

Ирина Чермошенцева: Со мной в отряде сидела девочка, звали ее Чепырина Татьяна. Она работала на фабрике. Т.е., я работала в художественной мастерской, а она на фабрике. У нее была очень сложная операция, она, естественно, не отшивалась, оан ан фабрике практически жила. Ее не выпускали ни на обед, ни на ужин.

Т.е. ей там, кто мог, приносил кусок хлеба, она постоянна сидела шила-шила. Ее забивали до такой степени. Помимо того, что ее избивал бригадир, ее в отряде избивал дневальный, ее еще и избивала милиция. В один прекрасный день все как бы пошли на развод.

Нет, точнее днем я ее увидела в столовой, на обеде: она стояла с тряпкой и ведром, протирала столы. Я подхожу, говорю: «Тань, ты че опять на хоз.работах?», она мне говорит «Ир, я так уже устала, не могу больше, — говорит. — У меня сил нет. Я не сплю, я на одних хоз.работах и постоянно шью».

Я говорю: «Ну, потерпи чуть-чуть, щас че-нить наладится, может, пошив наладится». В итоге вечером все пошли на ужин, бригадир ее на ужин не выпустил и оставил ее шить. И она подошла к бригадиру, к Бойченко. Подошла и говорит: «Можно я хотя бы в туалет схожу?», та ее отпустила хотя бы в туалет, потому что в туалет тоже не выпускают. Очень редко. И она побежала за бригадой, т.е. она выбежала в жилзону тоже. Отметилась по доске, что как бы она тоже вышла.

Побежала в дежурную часть и сказала, вот, я опаздываю за бригадой на ужин. На тот момент никто не знал. Когда начали ее искать, никто не знал где она есть. Человека не хватает в зоне. Подняли панику. Нашли ее в ДМР, в домике в детском, она на собственном платке удавилась. Я не знаю, как они потом списывали этот труп, потому что тело было все, даже не синего, а фиолетового цвета. Понятно было, что человека сначала били, прежде чем она повесилась. Жалко, конечно, ее.

Потом нашли ее письма от цензора, даже еще не отправленные домой, т.е. цензор еще не успел отправить домой эти письма. Письма были детям. «Дорогие мои, я вас люблю, скоро вернусь домой… Ждите мнея…». У нее двое детей было — два мальчика. Эти письма были детям. С открыткой. Т.е. она отправила это письмо, она еще не успела уйти. Т.е. она не собиралась вешаться. Она походу сделала последний шаг уже, она устала.

Сексуальное насилие женщин на зоне.

Кира Сагайдарова:

Я когда приехала колонию, тогда на безконвойное сопровождение выводили очень маленькое количество заключенных, примерно, человека 3-4. У них на балансе колонии есть свиноферма, мтф (молочнотоварная ферма), т.е. там работают осужденные. Они должны как следить за крупным рогатым скотом, за свиньями, там, убирать, доить коров и выполнять какие-то там работы. У них там есть работодатель, который когда-то давно отбывал наказание за изнасилование.

Где-то примерно год 2009-2010: начали ходить слухи, что он издевается над женщинами, насилует их. Т.е. человеку, который там не был, которого туда не выводили на безконвой передвижение, никогда в жизни в это не поверит. Я сама очень долго не верила в это, пока в 2012 году к нам в СУЗ буквально в мае 2013 года посадили двух женщин: одна девочка молодая, очень симпатичная, а вторая — уже в возрасте, такая. Они просто-напросто уже пошли на крайний ход.

Их вывели на безконвойку, он над ними издевался, там, насиловал. Вот это молодая которая девочка, она сама лично мне рассказывала, что он не только сам, он уже настолько обнаглел, что он приводил своих друзей, чтоб над ней издеваться.

Сексуальные игры на зоне: женщины и мужчины.

Единственный вариант, который они придумали: просто взяли где-то там, то ли у него в машине, то ли где-то в подсобном помещении у него, нашли спиртные напитки, распили их, т.е. допустили злостное нарушение с той целью, что им было все равно, что с ними сделаю за это, лишь бы их только туда не выводили. Что сделал начальник колонии? Ему кто-то сказал, что они сделали это нарочно, чтобы не работать на мтф.

Он их в одном пальто и в ботинках без колготок выводил на плац. Они целый день копали снег, приносили его с места на место. Вечером он приводил их в ШИЗО, я сама там лично сидела в тот момент. Он приводил их в ШИЗО, ставил в камере вот так вот на растяжку, с вытянутыми руками на целую ночь. Они вот так стояли. Утром он открывал камеру, выводил их опять на снег. Так на протяжении недели. Как только вот это формальные 15 суток закончились, он их опять вывел на безконвойное передвижение.

Ирина Носкова: У меня есть одна знакомая девочка, Наташа Рычагова, она работала на швейной фабрике. Ее забрали на расконвойное передвижение, где она проработала совсем немного, может, месяца 2, может,3, но недолго. Когда она вернулась с расконвойного передвижения, я ее увидела, это было вообще что-то. Она очень сильно изменилась, она очень сильно похудела, она стала замызганной.

Она даже когда ходила, она ж работала в бригаде, она знает эту бригаду, там, осужденных, они ни на кого не смотрела. Она смотрела все время вниз. И когда я с ней пыталась поговорить, «Наташ, ну что ж с тобой произошло?», туда-сюда, она тольок начинала мне рассказывать, у нее накатывались слезы на глаза и она от меня уходила. И, получилось у меня с ней поговорить. Она мне рассказала то, что вот этот вот, кто у них там главный мужчина этот, то, что он их избивает, заставляет их заниматься сексом, и все в таком роде. А если ты отказываешься, он мог избивать их плетками, и, не знаю, всем.

Сексуальная игра в три начальника: или три вида начальника.

Кира Сагайдарова:

Вот совсем недавно был случай. Они, правда не могут знать, что мы об этом знаем, но буквально месяца два назад начальник колонии сменился, у них там новые заморочки: они стали готовить закатки на зиму — огурцы они, там, катают на продажу в магазин. Вот он пришел в колонию, ему че-то там не понравилось, не понравилось то ли качество, то ли че-то еще, он просто вывел ее на плац и еще одну осужденную, которая за это все отвечает. Поставил им банки с огурцами трехлитровые, и при всей колонии заставил это есть. Прям на плацу! И стоял улыбался. Втроем они стояли и улыбались: Кемяев, Рыжов и Поршин.

Ирина Чермошенцева:

В ИК-2 есть такой Кемяев, всем известный. Всем-всем-всем. Да, мне кажется, сейчас назови «Кемяев» — все прям задрожат. Ненормальный чуть с головой человек. Т.е., если попасть к нему в кабинет, у него есть такой шкафчик, он открывает его, достает красные боксерские перчатки, одевает и боксирует на женщинах.

Т.е. он бьет неважно куда. Реально, вот, боксерскими красными перчатками. Женщина упала — он может еще с ноги куда-нибудь ударить, там, в живот, неважно куда, он не смотрит. Я не знаю, к нему даже подойдет беременная женщина, и он не будет знать о том, что она беременна, он может вообще так избить, что может быть какой-нибудь там выкидыш или еще что-нибудь в этом роде.

Т.е. сначала он начинает бить перчатками, а потом бить ногами. Т.е. это у него в порядке вещей, у него такие профилактические беседы и работы. И если ты к нему в кабинет попадешь, ты по-любому оттуда не выйдешь не тронутая. Т.е. обязательно ты получишь у него в кабинете.

Ирина Носкова:

Рыжов — начальник швейного производства. За невыдачу базы, которая дневная должна быть, он наказывает бригадиров бригады. А наказывает как: он может одеть всех в юбки, вывести на плац — с маршем с песнями будут гулять. Может, если определенный бригадир приводит кого-то к нему в кабинет, он разворачивает лицом к стене, руки на стену, достает из шкафа доску, длинную такую, широкую, и начинает избивать осужденную. Говорит: «Если еще раз тебя бригадир приведет ко мне, я тебя буду бить по голове!»

Чтобы сделать жизнь в тюрьме не такой скучной, надзиратели одной из женских тюрем придумали 5 способов:

1) Десять самых красивых девушек-узниц выстраивают в ряд, становят на четвереньки и снимают штаны. Потом им завязывают глаза и вставляют швабры.

Из рассказа санитара:

«Один раз, мне пришлось смотреть за молодой девушкой, в которой был маниакальный синдром и бешенство матки. Как-то она начала кричать, что ей трудно дышать, и когда я вошел, она повалила меня на пол, разорвала штаны и начала домогаться — сунуть руки в штаны, кусать, садиться на меня, пока я не заломил ее, хотя и потом она постоянно подставляла свой зад, стонала, и все такое — короче — и весело, и сложно.

Дело в том, что большинство женщин в нашем отделении, вследствие болезни помешаны на сексе, они дерутся, нападают на врачей, санитаров — и все с попыткой изнасиловать. Был случай — один из санитаров, не брезговал этим делом, мягко говоря, а даже наоборот, использовал такую специфику для удовлетворения собственных, как потом стало ясно — больных фантазий.

Так вот, этот санитар, в свое дежурство, брал пару таких женщин, и устраивал с ними что-то на подобие оргий — вы слышите, с больными, практически бессильными женщинами — я приравниваю это к изнасилованию, если честно! Так вот, один раз, ему попалась немного не та -точнее именно та, в которой похоть достигла пика…

Вы смотрели фильм «Парфюмер»? Помните, что случилось с главным героем в конце фильма? Да, его разодрали на кусочки.

Так вот, наша мадам, так сильно вошла в роль, так сильно хотела санитара, что в порыве страсти оторвала ему одно яичко, и во время оральных ласк откусила часть «этого самого»… Конец истории я уже озвучил, ну а мы, после того случая, начали носить защитные бандажи на паховой области, во избежание подобных случаев прощания со своими гениталиями.»

Насилие в женских тюрьмах страны — не редкий случай

Данная тема, как правило, находится под запретом в средствах массовой информации. И интересно, что даже в Интернете не так легко найти материалы на заданную тему, и правозащитники неохотно говорят о ней.

Объяснить это можно тем, что в женских колониях практически отсутствуют запрещенные средства связи, которых полно в мужских тюрьмах. Там мобильные телефоны есть в каждом бараке и в каждой камере, не смотря на все запреты. А значит, у женщин нет возможности сообщить о случаях насилия.

Другая причина заключается в том, что сообщения подобного характера непременно вызовут конфликт с представителям ФСИН, а это грозит новыми запретами и нежелательными мерами по ужесточению условий отбывания наказаний осужденными. И тогда и у нас отнимут возможность помогать тем, кого мы еще можем спасти.

«Отчего же нет мобильников?» – спросите вы.

Ответ прост. В женских колониях не живут по понятиям, свойственным для мужских. Женщинам не зазорно жаловаться на своих сокамерниц. Это подтверждают очереди, в которые они выстраиваются, в дни приема оперативников.

Кроме того, всем заправляет администрация, не давая возможности криминальному миру руководить какими-либо делами на территории женской тюрьмы. В камерах нет общака, а с согласия администрации назначаются старшие, не делают разделения по камерам между «опущенными» женщинами и теми, к кому судьба была более благосклонна. Опускают на женских зонах, в первую очередь, детоубийц и девочек, занимавшихся прежде оральным или анальным сексом, если об этом становится известно.

Считается, что в мужских колониях жестокость в отношении осужденных исходит, как правило, от сотрудников. В женских учреждениях ситуация иная: насилие чаще всего осуществляется сокамерницами. А во время конфликтов и драк в ход идут зубы и ногти.

Как показывает статистика, исследований, в основе которых лежал бы сравнительный анализ поведенческих стереотипов в мужских и женских колониях, крайне мало. Но заочно известно, что женщины более склонны к проявлению собственных эмоций и гамма их чувств гораздо богаче и сложнее. И потому женские конфликты сами по себе глубже и оттого более жестокие и затяжные.

Как уже было сказано, особо жесткое отношение в местах лишения свободы грозит тем женщинам, которые решились на детоубийство или насилие над детьми. За подобные преступления могут постричь или пописать на сокамерницу. Подобные инициативы в распределении ролей не чужды и женщинам с высшим образованием, что, конечно, сложно представить.

Со своей стороны администрация учреждения не принимает никаких мер для предотвращения аналогичных ситуаций. И такая «опущенная» женщина не сможет даже перейти в другую камеру, у нее попросту нет возможности. В женских колониях не принимают подобные меры в отличие от мужских. Это значит, что до конца своего срока «опущенная» будет терпеть всяческие издевательства и унижения.

Кроме того, нередко встречается ситуация, когда в первые дни пребывания в камере девушек могут расспрашивать о том, каким видам любви они предавались с собственными мужьями. И уточнения об анальном или оральном сексе обязательно сыграет злую шутку, автоматически возведя такую женщину в ранг «опущенных».

Особое отношение к себе отмечают женщины, совершившие экономические преступления. Зачастую их пытаются «развести на деньги» не только сокамерницы. Но и сами сотрудники, которые, казалось бы, наоборот, призваны следить за порядком.

Не секрет, что и физическая сила тоже применяется к арестанткам – согласно своим умыслам, женщин бьют резиновыми дубинками по пяткам, чтобы не оставалось следов. Карцер с холодным полом без матрацев тоже является системной мерой в качестве наказания за провинности.

Кто такие «гумозницы», «ковырялки» и «кум-наседки» на блатном жаргоне

В словаре блатных слов, есть жаргонизмы, которые употребляются только в отношении мужчин или женщин. К ним относятся «гумозница» и «ковырялка». Применяются они только в женских колониях и тюрьмах.

Гумозница

Часто в разговорной речи женщины с уголовным прошлом используют слова «кум», «наседка», «гумозница». Что это такое понять непосвящённому человеку трудно. На блатном жаргоне «гумозница» – это опустившаяся потаскуха. В простом обиходе последний термин применяется в отношении страхолюдин или бабёх с низкой социальной ответственностью, промышляющих в основном на вокзалах или подворотнях.

Обязанности гумозницы на зоне

В отличие от закрытых учреждений, предназначенных для содержания заключённых-мужчин, в женских тюрьмах гораздо больше разврата. Гумозницы занимаются на зоне тем же, что и на воле – удовлетворяют чужие сексуальные потребности.

Кум-наседка

Очень часто в камеры с подследственными или заключёнными подсаживают стукачей. Они должны расположить к себе человека, разговорить его и получить интересующую «кума» (оперативного работника колонии или тюрьмы) информацию. Таких подсадных принято называть «наседками».

Обязанности кум-наседки

Стукач или стукачка собирают интересующую кума информацию и доносят ему обо всём происходящем. За это они могут получить некоторые послабления условий содержания или получить шанс на УДО.

Чем отличается «гумозница» от «кум-наседки»

В отличии от «гумозниц», кум-наседки (или наседки) не занимаются удовлетворением сексуальных услуг по принуждению. Это не входит в их тюремные обязанности.

«Ковырялка»

В женской колонии «коблы» и «ковырялки» составляют лейсбийский дуэт. «Кобла» в тюрьме или на зоне является даминантом в этих отношениях. Таких женщин-заключённых можно выделить из общей среды по внешнему виду. «Коблы» на зоне и на воле никогда не носят женской одежды, имеют мужеподобный вид, коротко стригутся. у них мужские замашки и манера поведения. Они рыгают, как мужики и курят.

«Ковырялка» – это пассивная лейсбиянка. В лейсбийской паре она выполняет роль жены. Иногда «ковырялок» называют «курочками». Тюремные «коблы» создают обычно лейсбийские семьи при длительном сроке заключения. Зачастую на зону они приходят с воли с приобретённым там опытом лейсбийских отношений. «Ковырялками» многие становятся только в колонии или тюрьме.

Страсти в таких парах кипят под стать шекспировским. По статистике на 10 пассивных лейсбиянок в закрытых исправительных учреждениях приходится примерно 3 женщины-доминанта. Встречаются случаи драк за партнёров. Многие зародившиеся в колониях отношения находят своё продолжение в дальнейшем на воли после освобождения.