Крепостные крестьянки и федька барин рассказы



Федька с разбегу запрыгнул в пустой сундук и ловко прикрыл крышку. Погоня, мчащаяся за нерадивым холопом, громко протопала мимо и скрылась в гулких коридорах господского дома. Беглец тряхнул непослушными кудрями и, злорадно сжав кукиш, показал его невидимому управляющему. — Съел, немчура? Где это видано, чтобы парней позорили и рядили в бабское платье! Хочет порадовать любимых бар, пусть сам играет в проклятом театре. Федька с сожалением провел по гладкой верхней губе. Все дело в усах. Не растут проклятые, хоть убей. Сердобольная Маланья утешает, говорит: — В возраст ещё не вошел. Зато в остальном он парень хоть куда. Если бы прошлой весной не померла старая барыня, работал бы себе в кузнице и бед не знал. Но поместье пошло с молотка, и статного холопа купили в усадьбу барона Корфа.

Жизнь на новом месте не заладилась с самого начала. Кузнец в хозяйстве был свой, и Федьку обрядили в ливрею, приказав служить в господском доме. Лакейская наука давалась с трудом. В крепких Федькиных руках дорогие тарелки бились одна за другой. Управляющий злился на нерадивого увальня и грозился забрить в солдаты. Худо-бедно, но, усмирив упрямый нрав, парень наловчился подавать посуду и выполнять господские приказы, но тут нежданно-негаданно пришла новая беда. Управляющий обозвал его смазливым и, готовясь к приезду зимовавших в столице бар, приписал к дворовому театру. И роль выдал самую поганую! Услышав приказ обрядиться в бабское платье, гордый Федька не стерпел. Чем позориться, лучше в солдаты али в бега. Как стемнеет, можно вылезти из сундука и добраться до Маланьи. Румяная вдовушка не первую ночь его привечает и не откажется помочь. А не пустит, так у Феклы-солдатки можно отсидеться. Найдется, кому пожалеть и в дорогу обрядить.

Бабы к Федьке так и липнут, словно он медом намазанный, чего отказываться от своей удачи. Даже синеглазая Дуняшка, дочь старосты, ласково на него поглядывает. Хороша девка, но мелковата. Не для него. К Федькиной стати и баба должна быть пышная, грудастая, вроде Маланьи, а за Дуняшкины бока взяться страшно, не дай бог раздавишь.

За размышлениями Федька забыл о погоне и едва не подпрыгнул, когда над ухом раздался скрипучий голос управляющего: — Сундук из коридора убрать! Новые дорожки постелить! Сейчас господа приедут.

— Слушаюсь, Фридрих Карлович! – долговязый Гришка услужливо выгнул спину перед уходящим немцем и задумчиво почесал затылок увесистой пятернёй.

— Куды потащим? – поинтересовался его помощник.

— Надрываться не будем, — вздохнул Гришка. – Запихнем из коридора в спальную и все дела. Вон угол пустой. Барыня не заметит.

Сундук приподняли и, покачав в воздухе, резко опустили на пол, набив большую шишку на лбу затаившегося Федьки. Он молча ругнул ленивых мужиков и, дождавшись их ухода, хотел выбраться из спальной, но не тут-то было. Непонятно с какого перепою Гришка повернул ключ в двери, превратив комнату в западню. Оставался один выход: ждать ночи и под покровом темноты вылезать в окно.

Полежав в сундуке, Федька выбрался поразмять кости и с любопытством уставился на хозяйкины наряды. Красивые! А махонькие какие! Ботиночки, как на ребенка. Чем эта пигалица приглянулась барину? Владимир Иванович мужчина статный, видный. Девки до сих пор на него поглядывают. А он на одну жену смотрит. Души в ней не чает.

Во дворе послышался шум. Федька осторожно приподнял занавеску и вздрогнул, увидев барскую карету.

— Принесла нелегкая! Ждали в конце недели, ан нет! Страшно подумать, что будет, если его в хозяйской спальной найдут! Барин добрый, но в гневе страшен. А вредный немчура добавит, нажалуется. Что делать?

Федька заметался по комнате и, услышав скрип замка, торопливо метнулся обратно в сундук. Сердце заколотилось громко, словно молот об наковальню. Послышались бабьи голоса. Спальную торопливо прибирали для уставшей с дороги хозяйки. Потом прошелестело шелковое платье, и в комнату вступила Анна Петровна. Она отпустила услужливых баб и осталась с горничной.

– Слава богу, дети сразу уснули. Машенька, переодень меня и иди отдыхать. Мы обе устали с дороги. Не пойму, откуда берутся силы у Владимира Ивановича? На ночь глядя поехал смотреть усадьбу.

Судя по тихому шелесту, горничная переодела хозяйку, накрыла шелковым одеялом и, пожелав доброй ночи, удалилась восвояси.

Федька устало перевел дух. Кажись, бог миловал. Осталось дождаться, когда хозяйка заснет и в темноте выскользнуть из спальной.

Время тянулось медленно. Долгие июльские сумерки не желали сгущаться до спасительной черноты. По дому ходили, скрипели половицами, позванивали посудой. Измаявшись ожиданием, Федька осторожно поднял крышку сундука и огляделся по сторонам. Как ни странно, барыня спала. Длинные темные ресницы отбрасывали тени на её нежные щечки, и хорошенькое личико выглядело усталым. Умаялась в дороге, бедная, — с внезапным сочувствием подумал Федька и тут же одернул себя. Нечего господ жалеть. Им не надо каждый день спину гнуть. Трескай пирожные и на перинах лежи. Спит, и слава богу! Пора бежать.

Федька приподнялся, собираясь вылезти из сундука. К счастью, разомлевшие от долгого сидения ноги не послушали холопа и не вынесли под грозные очи барина, невесть откуда шагнувшего на порог.

— Хозяин! — Федька испуганно осел под тяжелую крышку, моля всех святых, чтоб пронесло. Пусть барин посмотрит на жену и пойдет к себе. Чего ему тут делать? Барыня-то спит, — уговаривал себя перетрусивший холоп.

Но Владимир Иванович не думал уходить. Скрипнули половицы. Барин подошел к кровати и надолго замер. Разрываясь между любопытством и страхом, Федька изловчился и выглянул в узкую щелку. Барин стоял на коленях и, приподняв край кружевного одеяла, водил губами по розовой пяточке жены.

— Чудит, — удивился Федька. – Или у господ так положено? Недаром барыни душистые да нежные. Для того чисто мыты, чтобы всюду целовать.

Ничего не зная о глубокомысленных выводах холопа, хозяин откинул одеяло и заголил подол над беленькими ножками жены. Барыня недовольно шевельнулась, но не открыла глаз.

— Ух ты! – чуть не вырвалось у Федьки, ошалевшего от соблазнительного вида стройных барских ног. Легкие сумерки не скрывали ни тонких лодыжек, ни изящных коленей, ни белоснежной нежности, уходящей вверх под бесстыдно откинутую рубашку. Затаив дыхание, Федька следил, как барин склонился над спящей женой и принялся целовать её ножки так жадно, словно оголодал в поездке и собирался их съесть. Губы поднимались всё выше, задирая подол к круглым бокам барыни. Вопреки Федькиным предположениям, хозяйка не была худой или костлявой. Нежная и гладкая, она больше всего походила на наливное яблочко, от одного вида которого текут слюнки.

Порастеряв все мысли, Федька только и смог подумать: — Хороша! Так и тянет в руках помять.

Барину хотелось того же самого. Он сдавил в ладонях нежные бока жены и потянул её к себе. Сонная барыня капризно зашептала: — Володька, как тебе не стыдно! Я же сплю.

Барин деланно удивился: — Неужели? А кто обещал меня дожидаться? Всегда и всюду?

Барыня хотела возразить, но тут темная голова мужа зарылась промеж её ног, и вместо слов с приоткрывшихся уст хозяйки сорвался негромкий стон. Федька вылупил глаза. – Ну и забавы у господ! С жиру бесятся. Что за радость бабское хозяйство целовать!

Спустя минуту уверенность холопа потускнела. Господа так сладко постанывали, что не было сомнений – странное действо нравится им обоим. А когда барыня низко, по утробному вскрикнула и задрожала, как охочая до любовных игр Маланья, Федька подумал, что не грех опробовать господские ласки. Только куда девать волосья? Но тут барин оторвался от бесстыдно раскинувшей ножки жены, и Федька с удивлением увидел, что на том месте, где у Маланьи растет здоровый куст, у барыни едва виднеется коротенький пушок, не скрывающий, однако, нежной, как у ребенка кожи. – Такую красоту целовать, одна сладость, — завистливо подумал Федька, перебирая в памяти знакомых баб. Разве что у худенькой Дуняшки меж ножек может найтись такой подарок. Но девка — не баба, испортишь, не расплатишься. Женят, и конец свободной жизни.

Пока Федька размышлял, барин склонился и неторопливо потянул рубаху жены, собираясь вовсе раздеть её. Вороватому взгляду холопа открылся гладкий женский живот и задорно качнувшиеся грудки. Голенькая барыня была чудо, как хороша. Щупленькая с виду, под рубашкой она хранила соблазнительное тело с гладкими бедрами и тонкой талией. Казалось, лежит не баба, а ангел, слетевший с небес и растерявший по дороге одёжку и крылья. Хотелось провести рукой по неземной красоте и проверить, живая ли?

В голове усмехнувшегося барина бродили те же мысли. Он навис над женой и принялся поглаживать её по белой коже. Барыня довольно потянулась и замурлыкала, как кошка, подставляя бока под поцелуи расшалившегося мужа. Федька облизнулся. Ему мучительно хотелось пройтись губами по этим стройным ножкам, фарфоровому животику и пышным грудкам, непонятно откуда взявшимся у этой крохотульки. Между ног сладко зудело. Пора бы к делу, подумал Федька, пытаясь представить господскую любовь, но хозяин не спешил. Только когда жена выгнулась и жадно потянула его к себе, он на секунду отстранился и скинул шелковые портки.

Увидев кол, гордо торчащий между барских ног, Федька чуть не ойкнул. Он гордился своим мужским достоинством, но хозяин оказался покруче. С такой дубиной только вдовую Маланью охаживать, и то заплачет баба. Что же он с барыней делать будет? – нахмурился Федька, с тревогой поглядывая, как хозяин притянул к себе затихшую жену и начал медленно вдавливать здоровый кол промеж её стройных ножек. Хрупкая барыня жалобно всхлипнула, и добрый Федька едва не выскочил на помощь к бедной бабе, но вовремя вспомнил, что странные хозяева успели заделать двоих крикливых барчуков. Значит, волноваться не к чему. Лучше глядеть да учиться. Вона как ловко барин покачивает боками, втискиваясь всё глубже. И коленки жене широко раздвинул, чтобы не мешала. Несколько томительных мгновений, и огромный кол, словно по маслу вошел в махонькую, как кукла барыню. Только под конец она тихо охнула и задрожала. Но Федька уже не чувствовал жалости. Так её! – бормотал он про себя, подначивая неторопливого хозяина. Но Владимир Иванович не спешил. Он поцеловал жену и что-то прошептал ей на ушко. Барыня вздохнула и, прижавшись к мужу, обвила его стройными ножками, словно гибкая лоза вокруг сильного клена. Барин прижал её к себе и плавно перекатился на спину, так что маленькая жена оказалась сидящей на нем верхом. Тряхнув распущенными волосами, она приподнялась, словно хотела сбежать. Ещё немного, и с трудом втиснутый кол вырвался бы на свободу, но в последний миг барыня замерла и сама послушно нанизалась на него.

Словно завороженный смотрел Федька на бесстыдницу, плавно покачивающуюся на лениво раскинувшемся муже. Глаза её были полузакрыты, щеки пылали, приоткрытый ротик постанывал, вторя неторопливым движениям, похожим на дивный танец. Даже сейчас она походила на ангелочка, если не приглядываться, на что он присел. Барин блаженствовал неподвижно, но скоро и ему стало невтерпеж. Приподнявшись, он обхватил ладонями тонкую талию жены, превращая медлительные раскачивания в бешеную скачку. Словно легкое перышко порхала барыня в его руках, постанывая всё жалобнее и громче. Грудки ладно подпрыгивали. Приглаженные локоны превратились в непослушную золотую гриву, а стройные коленки всё приседали, помогая обезумевшему от страсти мужу.

На миг изумленному Федьке показалось, что он попал на ведьминский шабаш, так мало эти двое походили на людей. Бесстыдно двигающиеся тела казались единым целым, то распадавшимся на две прекрасные половины, то вновь сливавшимся в дивное существо.

Барыня устала первая. Она вздрогнула и, как поникший цветок, упала барину на грудь.

— Володенька, — донесся до зачарованного Федьки её протяжный шепот. – Что ты со мной делаешь?

Барин не ответил на вопрос, а только крепче обнял жену и, заглянув в её раскрывшиеся глаза, протяжно выдохнул: — Глупенькая моя, глупенькая…

Федька усмехнулся. Это точно. Всё бабы дуры. Что тут отвечать? Без слов ясно, что с тобой делают, лебедушка. И долго ещё будут делать.

Федька не ошибся. Повернув притихшую барыню на спинку, хозяин ещё не раз заставил её сладко вскрикнуть, то далеко разводя усталые ножки, то оплетая их вокруг себя, то закидывая на свои широкие плечи. Колдовская барыня жалобно постанывала, но по всему было видно — баловница довольна. Недаром она так нежно нашептывала любовные признанья, что внутри Федьки всё сладко сжималось. Он давно уже не понимал, где находится: наяву или в дивном сне. Не верилось, что люди могут вытворять такое, а между тем колдовство продолжалось, и любовники были неутомимы.

Наконец, барин сдался под нежными ласками жены и задрожал вместе с нею, только сильней и дольше. Довольный и усталый, лежал он в её объятиях, а маленькая колдунья ласково перебирала его повлажневшие волосы.

— Теперь точно заснут, — не то с облегчением, не то досадой подумал Федька, и снова ошибся. Полежав, барин налил в бокалы вина и, чокнувшись с колдовской женой, провозгласил:

— Анечка, за тебя мой ангел!

Барыня покачала головой:

— За нас!

Потом она склонилась на плечо барина и принялась что-то нежно шептать. До Федькиного слуха донеслись обрывки фраз: «Мой повелитель… Всегда любила…». Владимир Иванович рассмеялся:

— В таком случае повелеваю. Моя любимая Пери, исполни свой волшебный танец.

Барыня кивнула и нагая плавно соскользнула с кровати. Взяв браслеты, лежащие на столике, она застегнула их вокруг узких лодыжек и запястий и разожгла свечи, расставив их по углам спальной. Забыв обо всем, Федька приподнял крышку, боясь пропустить самое главное, но господа, увлеченные друг другом, ничего не замечали.

Под негромкий звон колокольчиков, украшающих браслеты, барыня взяла прозрачное покрывало и, обвив вокруг себя, закружилась, как колдунья, наводящая морок на жертву. Огромные синие глаза её казались ещё больше в переливчатом мерцании свечей. Они то томно потуплялись долу, то ярко вспыхивали, обещая сладкое блаженство. Гибкие руки двигались в такт колокольчикам, легкими взмахами завлекая в сети. В эти минуты она столь походила на русалку, что зачарованному Федьке на миг померещилось: ещё немного, и он увидит волшебный хвост, блестящий семью цветами радуги. Но тут одна ножка бесстыдно поднялась и, задев золотистый локон красавицы, маняще зазвенела бубенцами над её головой. Федька сглотнул и чуть не кинулся на сладкий призыв.

К счастью барин опередил его. Бросившись к жене, он схватил её в охапку и не слушая обиженный шепот: — Опять не даешь мне закончить, — потащил нежно позванивающую колокольчиками красавицу в постель.

Федька чуть не заплакал от муки, увидев, как барин жадно закачался взад-вперед, вонзаясь в прекрасную колдунью. Не было сил смотреть на чужое блаженство, но как ни пытался растревоженный холоп отвести взгляд, ошалевшие глаза не слушали его.

Продолжение

Барин. Повести и рассказы о любви

Вадим Андреев
Барин. Повести и рассказы о любви

Барин

…Хорошо в деревне летом

Деревянным пистолетом

Деревенских баб пугать…

Скажете, что это фантазии? – Вы правы. Но основанные на многих и многих книгах о тех временах и критическом обдумывании жизни того времени. Учтите, что это происходит в отсутствие интернета, телевизора, звук-воспроизводящих механизмов, связи с городом и полицией. При полном отсутствии надзора и реагирования сексуальной и прочей эксплуатации, отсутствия у этих женщин понятия изнасилования, если этого хочет их господин. И наоборот, при наличии понятия, что барин – это бог, отец и властитель. Глядя на различные сцены жизни в то время, я понимал, что редко говорят и даже думают на тему: а чем было заняться, если не напиваться постоянно, а спать круглосуточно вообще невозможно. Ну, погулял… Ну, поел… Поспал… Чем еще заняться?

«Прогулки, чтенье, сон глубокий,

Лесная тень, журчанье струй,

Порой белянки черноокой

Младой и свежий поцелуй,

Узде послушный конь ретивый,

Обед довольно прихотливый,

Бутылка светлого вина,

Уединенье, тишина:

Вот жизнь…»

А.С.Пушкин «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН»

Дни в деревне довольно однообразными. Летом вставал когда рано, и купался в реке. Или поздно, тогда просто любовался природой. Потом пил кофе или чай. Днем катался на коне по полям, лесу, около реки.

Лето закончилось, и наступила осень. Время скучное: то дожди, то заморозки. На коне не поездишь. И животное пострадает на ледяной дороге, и сам можешь покалечиться. Только и остается читать Вальтера Скотта да гонять кием бильярдные шары. Скучно.

Граф просыпается утром и идет по замку искать графиню. Заходит на кухню, графини нет – только кухарка. Граф поимел кухарку и пошел дальше. Зашел в гостиную, графини нет, зато есть горничная. Граф горничную поимел и пошел дальше. Идет по саду, графини нет, зато встретил садовницу, которую тоже поимел. В дальнем углу сада, у озера, граф нашел наконец-то графиню и говорит ей:

– Доброе утро графиня, я уже заебался вас искать!

Да, только и остается, что хватать за титьки и ляжки дворовых баб и иметь их: или там, где поймал, или тащить туда, где хочется их поиметь. А хватать их есть за что, и иметь их есть где…

Оброк

Вот придумал же кто-то крепостное право! Памятник ему надо ставить в каждой деревне. И порядок везде, и надежда на лучшее будущее, и вообще… Женщины – так вообще все являются моей собственностью. Хочу – имею и трахаю, как хочу. А хочу – замуж выдаю за кого хочу. Можно, конечно, и поглумиться над ними, – но зачем? Вообще-то, есть ведь и те, у кого склонность к мазохизму, – так над теми, пожалуйста, сам бог велел. А так все мои крепостные должны меня любить, как бога, отца и кормильца. Ведь это от меня зависит, кто как будет жить, а кто как будет умирать.

Да, да, да, – я не оговорился: умирать. Кто-то в достатке и в окружении хорошей семьи, а кто-то в яме поганой или на дыбе. Здесь хозяин всего и всех – только я.

В первую очередь, конечно, трудовая повинность. Сколько кому отдать мне своего труда, – сколько дней в неделю, сколько недель в месяц и т. д. Если что-то не нравится – в кандалы его и работать вообще безвылазно.

Во вторую очередь, – и вообще, равноправно с первой, – оброк. Кто сколько передает с мои закрома продуктов, материалов и пр. Это всё важно, т. к. все основные хранилища у меня, и я буду зимой решать, кто зимой будет сытый, а кто умрет с голода. И кто сможет починить свою хату, а кто будет зимой ночевать без крыши.

Все людишки – мои. И мужчины, и женщины, дети, старики… Потому я распоряжаюсь, кто в поле или в лесу работает, кто учетчиком трудится, кто мои хоромы содержит.

Кстати, о хоромах. В своих домах я держу преимущественно только женщин. Они и кухарки, и уборщицы, и по двору работают. Мужчины мне больше нужны на тяжелых работах, – в поле, лесу, шахте, – а по дому и вокруг дома только несколько человек. Если надо что-то большое построить, то это специально вызываю с других работ. А женщины мне больше нужны в доме. Для этого назначен особый оброк людьми. Кто и сколько приходит в дом временно, а кто на постоянную службу.

Каждая деревенька присылает мне несколько мужчин и нужное количество женщин. Ну, с мужчинами понятно, а вот женщин делят на несколько категорий: очень хороших, средних и «так себе». Если женщина по внешнему виду и работе оказывается «так себе, то деревеньке штраф десятикратный в девках и девочках, которые забираются в хозяйский дом навсегда. Они становятся дворовыми.

Они учатся всему нужному в жизни. Они знают, что это хорошо, и что ей в этом очень повезло, потому что сельские девки, оставшиеся с родителями, никогда не смогут не только увидеть все чудеса в усадьбе, как они. А еще они учатся многим полезным в жизни вещам: готовить вкусные блюда, вышивать крестиком и гладью, шить наряды и повседневную одежду, перестирывать вещи так, что к ним возвращалась их родная окраска, а не серая безысходность. Постель учатся стелить, вещи носить красиво, барину угождать.

Если всё это делать хорошо, то она со временем выйдет замуж за хорошего хозяйственного мужика, который будет ее и кормить, и содержать хорошо. Барин сам ей такого подберет. А если плохо работает или не нравится барину, то вернется к родителям и станет самой бедной и гонимой девкой в своем селе. Барин может всё, – и наказать, и возвысить, и убить. И все примут это, как должное.

Даже если эти люди в селе, а не в доме, они всё равно постоянно попадают к барину на короткое время на работы. Или встречают его в поле, в лесу, на реке, – да мало ли где…

Вот и сейчас вижу не вдалеке несколько женщин, которые собирают хворост и складывают вдоль дороги с большие вязанки. Судя по всему их староста или кто-то из мужиков приедет его забрать.

– Привет женщины, – окликнул я всю группу сразу, не слезая с коня. Они согнулись в поясе в приветствии, и потом выпрямились и смотрели на меня снизу вверх. – Из какого вы села?

Старшая подошла ближе и ответила. На вопрос, какая из женщин сегодня почище, она указала на одну довольно симпатичную, и я подозвал ее к себе.

– Поедешь сейчас со мной, мне нужна помощь. Залезай ко мне на коня спереди, – и та молча с моей помощью села впереди меня.

«Надо будет чаще ездить на коляске, чтобы было больше простора,» – подумал я и поскакал вместе с ней в сторону от группы. Пока ехал, думал, как бы я ее хотел, но пока ничего не придумал. Но постоянный контакт наших тел даже через одежду дал толчок члену восстать и потянуться к женщине. Я расстегнул штаны, выпустил член наружу и приподнял ее юбку, пристраивая его у нее между ягодиц.

– Барин не будет для этого останавливаться или въезжать в лес, – спросила она, вполне понимая теперь, какая помощь мне понадобилась.

– Посмотрим, посмотрим, – ответил я и наклонил ее к шее коня. Ее таз приподнялся и член как раз дотянулся до ее промежности. А когда она уперлась ногами о мои стремена, то немного привстала и нависла над ним. Руками я раздвинул ей срамные губы и стал вводить в нее свое оружие.

– Погоди, барин, погоди, щас еще немного и я стану мокрая. Легче войдет, правду говорю, – и стала тереться нижними губами о мой член.

Конь продолжал двигаться медленным шагом, и член, прижатый к ней, становился всё тверже и тверже. Наконец-то я почувствовал, как он стал тереться уже по влажной поверхности, и немного откинулся назад, сколько это позволяла конструкция седла. Она и села на торчащий вверх член. Двигаться на члене она начала сразу, да еще ход коня добавлял и свои ритм, и потряхивания вверх-вниз. Словом, впустила она меня хорошо, мягко и глубоко. Моя тяжесть в тазу стала сначала расползаться теплом по ногам и животу, а потом от этих совместных покачиваний просто взорвалась струей в нее.

– Хорошо тебе было, барин? Могу я еще что-то для тебя сделать? – спросила она, аккуратно вынимая член из себя. Потом пересела, повернулась ко мне лицом и стала вытирать член лоскутом чистой тряпочки, вынутой из-за пазухи. А потом запрятала его мне в штаны и застегнула их.

– Не знаю. Я хотел тебя сначала раздеть и посмотреть, а теперь даже и не знаю.

– Так выпусти меня и я разденусь. Я рада буду, если мой барин на меня посмотрит, – соскочила с моей помощью на землю и стала быстро раздеваться. Сначала сняла рубашку и оголила груди, потом сняла юбку. Руки она подняла на шею, немного приподняла волосы да так и стояла передо мной. Я объехал ее несколько раз вокруг на коне, любуясь фигурой и грудями.

– Хорошо, одевайся. Залезай опять на коня, и я отвезу тебя назад.

– Ой, барин, – она даже не начала одеваться, а просто схватила меня за сапог в стремени. – А можно я пойду домой. Мне так приятно внутри от Вашего инструмента, так теперь хочется полежать. Здесь уже не далеко и село. Отпускаете? И муж порадуется, что рано освободилась?

«Муж, говоришь,» – подумал я. Что-то щелкнуло внутри. Я слез с коня и протянул ей руку.

– Становись перед конем и держи его под уздцы, чтобы не сбежал. А сама пригнись, поклонись в пояс.

Она поняла и встала буквой «Г», удобно для меня раздвинув ноги и слегка покачивая бедрами. Я снова выпустил змея из штанов и уже без задержки вошел в ее еще мокрую щелку. Да, там было еще горячо и мокро. Я стал делать быстрые возвратно-поступательные движения, а она стала мне в такт подмахивать в противофазе. Когда я почти приблизился к финалу, она вдруг протяжно застонала. И этот стон простой крестьянки меня так стимулировал, что я опять кончил сильной струей.

– Можно я теперь пойду? – спросила она, когда отдышались и оделись оба.

– Хорошо, иди. Скажешь старосте, что тебе за помощь пусть зачтет дневную норму рабочей повинности, – я подумал-подумал. – Придешь ко мне в выходные, я тебя еще чем-то награжу. Поняла?

– Поняла, поняла, барин. Обязательно приду после церкви, – и пошла по полю.

Думаю, обязательно придет. Она так легко и быстро «завелась» сегодня, что я думаю, она заведется и в усадьбе. В выходные…

Вот как-то так вели себя и чувствовали простые селянки. А собранные в усадьбе и других домах девочки, девушки и женщины передавались под управление моей управляющей – Евдокии – распорядительнице всех дел и людей. Но о ней я расскажу потом.

Евдокия

Евдокия (Дуня) была еще юная девушка, когда я увидел ее, стелющую постель моим родителям. Ладная фигурка, высокая небольшая грудь, токая «осиная» талия, крепкие ноги и покатый зад. Я попросил мать, чтобы она и мне стелила постель. Та улыбнулась и назначила ее моей постельничной. А себе с отцом назначила другую девушку.

В первый же вечер я специально подловил момент, чтобы войти в спальню во время перестилания постели. Ладная девушка стелила мою постель и что-то напевала. Специально она меня не заметила или игра у нее была такая, я не знаю. Но когда я обхватил ее сзади за талию, она вздрогнула, словно подхватилась.

– Напугал ты меня, молодой барин. Ой, напугал! – вздохнула она. – Так ведь и сердце встанет.

– А чего ты напугалась, Евдокиюшка? Здесь чужие не ходят, – спросил я, продолжая держать ее за талию одной рукой и поглаживая по груди другой рукой. – Я ж не страшный и не кровожадный. И ты красивая девушка.

А руки уже обе переместились на обе груди и мяли их с особым «надрывом». Евдокия так и не выпрямилась, оставаясь в полупоклоне над моей кроватью, потом упершиеся мне в пах ягодицы я ощущал особенно приятно. Начинающий напрягаться член как раз расположился между ее ягодиц и очень уж хотел убрать преграду в виде тканей между нами. Она почувствовала эти шевеления и чуть-чуть подвигала свое попочкой из стороны в сторону.

Это потом с возрастом и опытом я пойму и приму, что иногда такие движения делаются рефлекторно, вне зависимости от желания. Или просто потому, что в ягодицу неудобно упирается что-то и хочется сдвинуть его или себя чуть-чуть в сторону. Но в тот момент мне, еще несмышленому мальцу и начинающему любовнику, показалось, что Евдокия сама хочет меня и возбудился еще больше.

– Ты закончила стелить мне постель, – строго спросил я. – Или мне еще сколько-то надо подождать?

– Закончила, молодой барин, закончила. Я вот только разглаживаю небольшие складочки на простыне, а так постель приготовлена.

Не отходя от нее я стал снимать рубашку, кинул ее себе за спину. Она кинулась ее поднять, но я снова удержал ее за талию так, чтобы постоянно ощущать ее ягодичную складку членом. Потом скинул майку, подтяжки, – и брюки сами стали сползать с меня вниз.

– Помочь молодому барину раздеться, – спросила девушка.

– Да, конечно, – я спохватился, что не сообразил такую простую вещь. – Но сначала разденься сама, а я посмотрю.

– А можно я, молодой барин, погашу свечи?

– А зачем? Мне тогда не будет видно, как ты раздеваешься.

– Я буду стесняться Вас. Разрешите, пожалуйста, – и я разрешил, только сказал, чтобы оставила одну свечу на столике в изголовье постели рядом с книгой. Я откинулся на спину и в неясном свете свечи за спиной смотрел, как она развязала завязки и спустила вниз юбку, сняла через голову рубашку, потом нижнюю юбку…

– А теперь раздень меня, – приказал я. Евдокия приблизилась и стала стягивать с меня оставшуюся на мне одежду, пока я не остался перед ней голый с торчащим в потолок членом. – Ну, что ждешь? Залезай греть мне постель.

Евдокия залезла на постель и укрыла нас двоих одеялом. Под одеялом я прижал ее к себе двумя руками и двумя ногами. Вот только стоящему члену было между нами тесно, потому свои ноги я убрал, а ее потребовал, чтобы обняли меня. Сразу стало удобнее, потому что член сразу стал в относительной пустоте и просторе искать большего для себя контакта с желанным участком ее тела.

– Дуня, почему ты греешь не всего меня?

– Это как, молодой хозяин?

– Мой член мерзнет и требует твоего тепла. Ты разве не чувствуешь этого?

– Чувствую, молодой хозяин. Очень хорошо чувствую. Я сейчас постараюсь что-то сделать для него, погодите немного, – и стала возиться руками у меня ниже пояса.

Я почувствовал, как она направила член в свою сторону, но соединиться никак не получалось. Тогда я лег на спину, и она волей-неволей вынуждена была сесть на меня верхом. Знала она ранее такое или не знала, я не спрашивал. Мне интересно было, как сама до этого дойдет. Она оседлала меня на бедрах и стала придвигаться и тереться киской о член. Потом приподняла таз и, направив в нужном направлении член, села на него. Резко и громко охнула, – в тот момент я почувствовал, что словно сквозь что-то прорвался, – и потом провалился в относительно свободное пространство. Ну, нельзя сказать, что в совершенно свободное, а скорее как раз в «относительно» свободное. Потому что член словно бы обволокла такая нежная и влажная материя…

Я притянул ее к себе, потискал лежащее на мне тело и начал покачиваться тазом из стороны в сторону, а потом опять оттолкнул ее в сидячее положение. Снова сидя на мне Дуня стала елозить на мне, словно протирала меня своей промежностью. Мне так стало не интересно, я скинул ее на постель и взгромоздился сверху между ее ног. Вот так и простора для моих движений больше, и она хорошо доступна. Вновь вошедший в нее уже без преграды член «порыскал» по сторонам и начал прямолинейные движения вперед-назад.

– Вот так надо двигаться, понятно? – спросил я ее. – Можно по разному, но больше всего вот так.

– Я поняла, поняла, молодой барин, поняла, – и она стала повторять мои встречные движения. Первые раз это было невпопад, потом стали делать это встречными толчками, и дело пошло веселее. Точнее, сильно приятнее.

Я был тогда еще молоденьким юношей с малым половым опытом, – точнее я знал это всё по книжкам и рассказам сверстников в гимназии, а потом и в университете, – потому от полового голода кончил в нее почти сразу. Уже лежа рядом на спине почувствовал, как Дуня прижалась ко мне всем телом.

– Я люблю тебя, молодой барин. Мне так хорошо было с тобой. Ты мой первый и единственный. Оставь меня своей постельничной навсегда.

Да, приятно мальчишке было слушать такой ее горячий шепоток после такого приятного полового акта. И я на самом деле готов был ну чуть ли не жениться на не сегодня же…

– Хорошо, я попрошу маменьку сделать тебя постоянной и только моей постельничной, раз тебе так понравилось. Только с одним условием, – никогда ни к кому меня не ревновать.

– Хорошо, хорошо, молодой барин! Я кто такая, чтобы Вас ревновать? Пыль, которую Вы привечаете! Не думайте об этом совсем. Спасибо вам огромное!

Я слушал ее, повернувшись к ней на бок. Она в свете единственной свечи была просто прекрасна. Раскиданные волосы, милое личико, мягкая улыбка…

– Ладно, давай спать, – сказал я и она повернулась ко мне спиной и прижалась ко мне. Я обнял ее и захватил ее груди двумя руками. Прижался к ее спинке, лопаткам, пояснице, ягодицам… Ягодицам… Ягодицам?

Прижатый совсем чуть-чуть член между ее ягодиц вдруг стал поднимать головку и искать себе, растущему ни по дням, а по минутам и секундам. Дуня тоже это почувствовала и попыталась немного отодвинуться, чтобы дать ему место, но я еще сильнее прижал ее и стал слушать своего друга. В процессе своего роста этот змий постепенно удлинялся и стал тянуться к ее щелке. Ну, раз так, я отклонил ее грудную клетку от себя и подставил члену развернувшийся ко мне вход, который я сегодня уже опробовал на деле. Точнее, в ее теле. Ее половые губы были немного влажные, раздвинулись под напором члена и впустили меня внутрь. Вот и хорошо!.. Я начал двигаться-двигаться-двигаться вперед, прислушиваясь к ощущениям, пока не достиг максимальной глубины. Потом прихватил в обнимку ее таз и начала делать быстрые челночные движения внутри влагалища. Эффект стал приближаться, накатывать на меня и бурно вылился в молодую крестьянку. Я замер, не вынимая член… Дуня тоже лежала тихо и молча. Мы лежали так некоторое время, пока я не заснул. Уже сквозь сон я чувствовал, что она двигается рядом со мной, укрывает и обнимает меня.

Утром я попросил матушку оставить Дуню мне.

– Понравилась девица? – усмехнулась мать. – Как хочешь, только не пытайся в нее влюбиться до беспамятства. Игрушка она для тебя, вот так и воспринимай это как игрушку.

Мы прожили с Евдокией так всё лето. Потом я уехал на учебу в университет и меня захватили совсем другие мысли и дела…

Евдокия и Маша

…Потом я уехал на учебу в университет, и меня захватили совсем другие мысли и дела… Потом следующее лето я провел в Париже, потом лето в Лондоне… Родители часто приезжали в столицу, – у нас там был свой большой дом на Невском.

Поздней весной пришло известие, что мои родители скоропостижно скончались. И я приехал на похороны. В моей спальне вечером после похорон сидела Евдокия с маленькой девочкой на руках.

– Ты чего? – спросил я. – Чей это ребенок?

– Наш! – женщина радостно улыбнулась. – Вы отец. Вам родители не отписали об этом?

– Нет. Им, наверное, не до того было… – я взял в руки ребенка и полюбовался личиком. – Как назвала?

– Маша, Машенька. Кровинушка твоя.

Девчушка протянула ко мне рученьки…

– Родители Ваши, как прознали про беременность, то сразу выдали меня замуж, – рассказала Дуня мне тихонько в постели ночью. – Но муж мой даже до рождения ребенка не дожил, – помер. И я рожала уже вдовой. Замуж более не выходила. Кому я нужна в селе вдовая и с ребенком. Жила в мужнином доме. Родители Ваши прописали мне небольшой пансион, сама тоже работала у них, не обижали. Жалко их. Рано померли. Хорошо, что Вы на похороны успели. Я очень просила на почте вам депешу отбить, – поверили в долг. Я потом им отнесла денежку. А со мной и Машенькой сами решайте, что делать. Я и так полна счастья была все эти годы, что у меня кровинушка есть от Вас. Она крепенькая родилась, и росла хорошо. Батюшка Ваш в приходскую школу ее отдал. Священник сам с ней уроки делал, – она теперь грамоте обучена, хоть и маленькая.

Я прикрыл ей рот поцелуем и начал ласкать ее груди. Я уже плохо помнил подробности ее фигуры: груди, живот, губы. Да и не сильно тогда их разглядывал в полутьме или в полной темноте. Или сказалось прошедшее время, или другие женщины, с кем я за это время вступал в контакт. Могу только сказать, что грудь у нее не была «испорчена» родами и вскармливание грудью. Я гладил ее по лону, стал целовать соски. Они представляли собой прямо-таки плотные вишенки. Палец, провалившийся между половых губ, оказался во влажной среде и быстро нащупал заветный бугорок. Я начал его массажировать, Дуня начала трепетать. Я тоже возбудился от ее близости уже давно, и потому быстро залез на нее и торопливо вошел.

Трудный день похорон родителей остался где-то далеко, словно в другом мире. Я медленно и с огромный удовольствием покачивался внутри Дуни. Было ощущение, что я вернулся домой не только в стены этого дома, но и в эту женщину. Без юношеского восторга и гиперсексуальности, но с огромным удовольствием я испытывал соприкосновение с ее внутренними стенками влагалища, нежные прикосновения ее рук, поцелуи губ. Я без выраженного остервенения проникал глубоко, и потом выходил почти полностью «на свежий воздух», и потом снова погружался в нее до самого упора. Я и «здесь» не помнил, как ощущал ее столько лет назад. Одно понимал и чувствовал, что из той влюбленной в меня девчушки выросла взрослая женщина.

Я еще с вечера приказал принести детскую кроватку ко мне в спальню, и Машенька теперь тихо посапывала во сне в углу комнаты. Я слушал ее дыхание и думал: «Я дома!»

Кончил я хорошо, но буднично, если можно так сказать. Сказалась ли усталость, горе потери родителей, грусть?.. Не знаю. Но в самом окончании я почувствовал, как выгнулась мне навстречу и Дуняша. Задышала-задышала и выгнулась. Это было так по-семейному, спокойно и приятно.

Это была самая чудесная ночь, когда в одной комнате с нами была наша дочь.

Утром я устроил их в отдельной комнате недалеко от своей комнаты и приставил к ним несколько женщин для ухода… Когда я уехал назад на учебу, то поручил ей следить не только за ребенком, но и за хозяйством… И подчинил ей всех своих крепостных.

Следующее лето я провел в родительском доме. Принял на себя хозяйство и стал думать, как его так оставить, чтобы больше времени проводить в столице. Никого кроме Евдокии на роль приказчицы я так и придумал. Да и она уже к тому времени осмотрелась по хозяйству и понимала, что к чему. И люди из сел, и дворовые ее слушались беспрекословно.

Машу я определил осенью в школу для малолеток в столице. Без объявления, что она моя дочь, девочка стада жить в доме на Невском. Подумал, что потом с образованием дам ей приданное и выдам замуж. Фамилию получит мужа, приданное дам хорошее, дом куплю для молодых неподалеку от своего, а родителям будущего мужа шепну, кто она на самом деле. Вольную от крепости, само собой, получит. А пока болтать не надо, – ей же лучше. И кто я ей, – тоже не надо ей пока знать…

Будучи большим эстетом, барин не спеша любовался удивительно тонкой талией дворовой девки. Смею Вас заверить, что подобной талии не способны добиться дворянские барышни с помощью корсетов и новомодных покроев платья. Потом Александр Павлович положил руку на белый раздвоенный зад, который заставил его вспомнить стихи в забытой давно книге:

У Таньки зад был как холмы – мягкие, но упругие, с такой прохладной кожей.

И действительно, у Таньки были холмы – мягкие, но упругие, с такой прохладной кожей. Оставалось поближе осмотреть девкины титьки.

Догадливая Танька по первому движению барской руки разогнулась, повернулась и, придерживая немудрящую одежду у горла, предоставила барину изучать свой фасад. А с фасада Танька была куда как хороша! Та же тонкая талия, налитые груди, плоский живот. И привлекательный треугольник волос между предупредительно раздвинутых ляжек. Девку никто не учил, как привлекать мужчину своим телом, она действовала инстинктивно.

Танька отлично понимала, что ей привалило необычайное счастье – сейчас ее барин «спортит» или, говоря литературным языком, сделает из девки бабой. О такой удаче дворовая девка могла только мечтать. Вместо шитья и вязания день-деньской ласка барина, независимость от злой ключницы и, даже, рождение барского дитяти. А его, помоги Богородица, возможно барин признает вольным и своим наследником. Таких случаев было множество в российской истории. Поэт Жуковский, писатель Сологуб, живописец Кипренский, «властитель дум» Герцен были зачаты крепостными Таньками на барской постели. Я уже не говорю об актерке Жемчуговой, крепостной наложнице Шереметьева, сын которой стал законным наследником этого графского рода.

Много лет спустя, российский пиит вздыхал о том, что «… здесь девы юные цветут для прихоти развратного злодея», что не мешало ему увлеченно «портить» крепостных девок. Но наша Танька хорошо знала, с какой стороны ее хлеб намазан медом. По этой причине, она всеми силами старалась угодить Александру Павловичу. Знала, что если не угодит, то не в девичью вернут, а отправят на дальний хутор и выдадут замуж за самого лядящего мужичонку!

Когда Александр Павлович легонько толкнул ее, Танька повалилась на постель. Краской смущения залилась лишь после того, как барская рука проникла во влажную ложбинку между ног. Даже лишившись под барином девственности, Танька не посмела кричать, а только слегка повизгивала. Чем доставила Александру Павловичу особое удовольствие. Как я уже отмечал, он был эстетом.

На утро было указано, чтобы дворовая девка Танька вечерами приходила в натуральном виде взбивать барскую перину. И каждый вечер она заголялась в девичьей и нагишом гордо шла на барскую половину, покачивая задницей. Шла мимо пересчитывающего столовое серебро дворецкого, мимо парадных портретов Иртеньевых, соратников Петра Великого.

Из своего положения Танька извлекла и другие выгоды – упросила, умаслила своего повелителя и он указал выделить ее отцу лес на новую избу. И это в малолесной тамбовщине! Кроме того, староста выделил кузнецу месячину хлеба – по мешку на едока в месяц (!). Скажите, как в крестьянской семье должны отнестись к приходу падшей дочери? Вы не правы, господа. Отец величал ее Татьяной Герасимовной и усадил за стол рядом с собой – в передний угол под иконами.

Так Танька стала первой, но не единственной наложницей Александра Павловича Иртеньева.

Натали.

В ту пору, когда Александр Павлович только начал осваивать свою девичью, он прославился тем, что похитил дочь соседа однодворца. Папенька Наташи выслужил личное дворянство, будучи приказной строкой. На немногие сбережения он дал дочери кое-какое образование и зажил с ней на хуторе. Постоянно помня о своем происхождении из чиновников низших классов табели о рангах, Наташа и ее отец ревностно относились к своему дворянству. Потому то Наташа предпочитала, чтобы ее называли Натали.

Бедность была чрезвычайная, Натали имело только одно приличное платье и комплект исподнего белья. В них она посещала церковь, но и в праздничном одеянии выглядела скорее бедной мещанкой, чем дворянкой.

В тот несчастный день Натали с отцом возвращалась на хутор из церкви. Пути им было всего то три версты. Но, на их беду, вскоре из той же церкви на своей коляске отбыл и Александр Павлович. По обыкновению, он пребывал в меланхолии, что обещало особо жестокую порку любому провинившемуся. С Прошкой и Миняем на козлах барин ехал в сопровождении конного доезжачего Пахома. От скуки он обратил внимание на идущих по дороге отца с дочерью и поинтересовался у Прошки:

– Кто такие?

Прошка, который знал несколько французских слов, а потому презирал всех мужиков и мещан, пожал плечами и ответил:

– Так, мелкота нищая. Совсем не серьезный народ.

Александру Павловичу достаточно было только кивнуть Пахому, чтобы тот подхватил Натали и перекинул ее животом через свое седло. Когда Натали начала звать на помощь, Пахом пару раз крепко шлепнул ее по попе. Девушка захлебнулась и замолчала. Отец ошалело смотрел на всадника, что умчал его дочь и на коляску знатного соседа.

Бывший чиновник кинулся к своим служилым собратьям, писал прошения приставу, в суд, городничему. Ничего не помогало. В скором времени безутешный отец исчез… Его хутор перешел к чиновнику, который закрыл дело «О девице Наталье, сбежавшей с неизвестным женихом». По случайному совпадению, после этого полицмейстер и городской судья получили от Александра Павловича барашка в бумажке на построение новых вицмундиров.

А сама Натали была доставлена на помещичий двор Александра Павловича и передана в надежные руки Марьи и Дарьи.

Эти две крестьянки попали в дворню не совсем обычным способом. Как-то к барину обратился староста с просьбой высечь двух непутевых баб. Оказалось, что Марья и Дарья крепко побили своих пьющих мужей. С крестьянской точки зрения все должно быть с точностью до наоборот. Сход приговорил высечь виноватых прилюдно, но бабы настаивали, что перед соседями им стыдно заголяться и слезно просили, чтобы их высекли в поместье из собственных барских рук. Крестьянские судьи и экзекуторы опасались, что не смогут заголить этих амазонок. Учитывая силу Марьи и Дарьи, эти опасения были далеко не напрасны.

Пришедшие на расправу крестьянки вместе вошли в предбанник. Вместе заголились и ждали порки. Александр Павлович, который на этот раз был без экзекутора, осмотрел тела крестьянок и убедился, что они выдержат любую порку.

Потом сказал им поучение на тему: «жена, да убоится мужа своего». Бабы молча выслушали, но остались при своем мнении, что таких некудышных мужей надо бить. Потом попросили, чтобы их не привязывали к скамье – они, де, будут и так лежать под розгами достойно.

Барин поверил им и, действительно, Марья и Дарья не дергались и не пытались вскочить. Александр Павлович разрисовал их зады розгой в один соленый прут, что считалось весьма суровой поркой. Потом задумался, а поротые Дарья и Марья стояли голыми у стенки, предоставив барину обозревать свои стати.

Иртеньев мудро решил, что наилучшее применение этих баб может быть на усадьбе.

Так Марья и Дарья покинули своих мужей, нелегкую крестьянскую долю и поселились в усадьбе. Главной их задачей было управлять девками. Потому Александр Павлович иногда называл их чиновницами по особым поручениям.

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 46

Барин спал до позднего вечера.

Андрей несколько раз подходил к нему и подносил воды.

Двор был убран. Останки Ивана, которые уже ничем не напоминали о своей принадлежности к человеку, Степан загрузил на телегу и отвез подальше за деревню, сбросил в речку.

Настя подошла к Андрею и обняла его, прижалась к груди.

– Что с нами будет? – зашептала она.

– Что-то да будет. Барин пить стал в последнее время много, вот и сходит с ума.

– Придумай же что-нибудь, – взмолилась Настя. – Я уже не выдерживаю этого бесконечного ужаса. Он ненормальный!

– Потерпи немного, все образуется.

– Степка о тебе много говорил.

– Что он говорил? – вздрогнул Андрей. – Что он может говорить? Ты его не слушай!

– Только хорошее, что ты так волнуешься? Он такой хороший парень, только и говорит о тебе. Он тоже на тебя надеется. Мы все на тебя надеемся. Как ты только решился вступиться за нас и пошел к этому проклятому столбу? Тебя же барские псы могли разорвать на кусочки!

Андрей взглянул на девушку и улыбнулся.

– Я знал, что они меня не тронут, – ответил Андрей. – Я с ними провожу много времени. С тех пор, как исчез наш конюх, я взял все на себя. Теперь и этот Иван где-то на небесах, а я один, и барин это понимает. Мужиков не осталось, и я бы не хотел, чтобы он еще кого-то сюда приводил. Это явная смерть.

– Мы здесь все под ней ходим, – вздохнула Настя. – Я устала жить в бесконечном страхе.

– У нас другого выхода нет. Пока такие времена, пока крепостное право в стране – у нас всех безвыходное положение.

Андрей вздрогнул, когда заскрипели ворота. Это вернулся Степан.

Он распряг лошадь и отвел ее на конюшню.

– А я все-таки не один мужик здесь остался, – заметил Андрей. – Вот еще один помощник есть.

– Что с него взять? Он еще совсем мальчишка, трясется от всего, – возразила Настя.

– Да и я не мужик пока, – улыбнулся Андрей.

– Ты все знаешь и умеешь.

Андрей снова улыбнулся и позвал к себе Степана.

– Степка, ты никого по дороге не встречал?

– Бабы шли.

– Ничего не спрашивали?

– Они от меня отворачивали глаза. Я это заметил. Они ненавидят меня тоже.

– И меня, – признался Андрей. – Крестьянам нас не понять. Они все считают нас барскими прихвостнями и холуями, но не знают, как нам здесь всем трудно.

– Я слышала, что у барина вообще нет родни, – сказала Настя.

– С чего это ты взяла?

Степка подошел поближе.

– Пойдемте за дом, – предложил он. – Не дай бог выйдет хозяин.

Они втроем ушли на задний двор и уселись на большое бревно.

– Я не знаю, кто из родни у барина есть, – сказал Андрей. – Но после смерти Елизаветы к нему так никто больше и не приезжал.

Степка смотрел на Андрея с надеждой. Андрей это заметил и улыбнулся. Он обнял паренька за плечи и наклонил его голову себе на плечо.

– Я вас в обиду не дам, – заверил он.

– А, как же остальные? – удивилась Настя.

– Моих сил на всех может не хватить, – признался Андрей.

– Я всегда буду только с тобой, – пообещал Степан.

Андрей взглянул в светлые глаза паренька и увидел в них преданность и честность.

– Может, барину баньку истопить? – спросил Степан. – Откиснет, расслабиться…

– Баньку, говоришь. – Андрей встал. – И с ним туда сходить, спину ему помыть, да?

– Я лучше с тобой туда пойду, – ответил Степан. – Я с барином боюсь.

– Да он тебя туда еще и не пригласит, – заметила Настя. – Нужен ты ему больно.

Андрей услышал, как в вольере запрыгали собаки, и насторожился.

– Всем по местам, – скомандовал он. – Должно быть, барин вышел во двор. – А насчет баньки надо подумать.

Настя и Степан принялись за работу по уборке двора.

Андрей увидел Неверова и заулыбался.

– Выспались, ваше благородие? – спросил он. – Может, вам баню истопить? Так мы разом.

– О, молодец! – спохватился барин. – Не голова, а сплошная находка. И девку мне туда, – добавил он. – Ты же не пойдешь со мной мыться, я это знаю.

– Почему? Вот возьму и пойду! – возразил Андрей.

– Что я с тобой там делать буду, твоими прелестями любоваться? У меня и свои есть. Нет, только девку. Я ее хоть отдеру по-человечески. А ты потом пойдешь в баню-то? После меня?

– Хорошо, пойду, – согласился Андрей. – Если вы разрешите.

– Разрешаю. Тебе я все разрешаю. Кого возьмешь с собой? У тебя большой выбор.

Андрей покраснел.

– Никого, – тихо ответил он.

– Нет, так не пойдет. Бери обоих.

– Кого – обоих? – удивился Андрей.

– Свою бабенку и этого пацана. Я же видел, как ты от его ласки глаза закатывал.

Андрей еще больше покраснел и покачал головой.

– Никто мне не нужен, – ответил он.

– Смотри, руки сотрешь.

– Не сотру.

– Так вот, раз я барин, то приказываю тебе после меня в баню идти со Степкой. Твоя бабенка в постели тебе пригодится. Я тебя к ней на всю ночь отпущу.

Андрей оглянулся по сторонам и заметил Степана, который проходил в другом конце двора.

– Эй, Степка, поди-ка, негодник, сюда, – крикнул Неверов.

Мальчишка подбежал и склонил голову.

– Я что хочу у тебя спросить, – начал Неверов. – Ты любишь Андрея?

Мальчишка растерялся, поднял на Андрея глаза и побледнел.

– Любишь или нет, я тебя, паршивца, спрашиваю?

– Люблю, ваше благородие.

– Так вот и люби так, как положено. Понял?

– Понял, ваше благородие.

– Если замечу, что что-то не так – пойдешь к столбу. Собачки тебе быстро ребрышки погрызут.

– Хорошо, барин.

– Ничего хорошего, – рассмеялся Неверов. – Сегодня точно пропадет твоя задница. Правда, Андрей?

Андрей переводил взгляд то на Степку, то на барина.

– Я не люблю повторять вопросы дважды, – напомнил барин.

– Я понял, барин, – отчеканил перепуганный мальчишка и взглянул на Андрея.

– Иди и топи баню, да пожарче, – приказал Неверов Степану. – Кажется, никогда не кончатся эти мои гулянки, – пожаловался он.

– Почему?

– Что после бани надо делать?

– Отдохнуть, – ответил Андрей.

– Правильно, – согласился Неверов. – Отдохнуть. Где мои девки? Быстро всех сюда!

Девушки выстроились перед барином и покорно опустили головы.

– Что прячете глаза, проказницы, – засмеялся Неверов. – Поднимите головы. Я сегодня желаю отдохнуть в баньке и после баньки тоже. Кто желает побаловаться с барином?

Настя с испугом взглянула на Андрея.

– Боитесь? В бане я не кусаюсь. Я вам не собака. Мне девка нужна для души. Ну, кто пойдет?

Девушки замешкались, покраснели.

– Ты можешь сразу уходить, – сказал Неверов Насте. – У тебя есть свой ухажер. Только смотри мне, если пожалуется – быстро порешу навсегда! А ты вот, по-моему, в самый раз. – Неверов ткнул пальцем в одну из девушек. – Посмотрю, на что ты способна. А сейчас все по работам. Готовьте стол и баню. Сегодня гуляем от души!

Глава 47

Андрей сидел на крыльце, опустив голову. Степан бегал по двору, готовил стол, а девушки стелили скатерть. Он взглянул на Настю и улыбнулся.

– Иди сюда, – позвал он ее. – Посиди со мной.

– Мне нельзя, – ответила девушка. – Все работают, а я буду сидеть…

Андрей снова опустил голову и призадумался.

– Степка, – позвал он мальчишку. – Накаркал про баню. Барин уже час оттуда не выходит.

Степан присел рядом.

– Ну, что уставился на меня? Кто только тебя за язык тянул, – сокрушался Андрей.

– Так ты же сам барину про то сказал! – удивился Степан. – Я не при делах.

– Мысли у тебя совсем не детские. Надо же было тебе о бане вспомнить!

– Я хотел, как лучше. Думал, барин отмоется от похмелья и придет в себя. Я не думал, что он с таким размахом все устроит.

Из бани донесся визг девушки, и молодые люди устремили туда свои взгляды.

– Пропала, – вздохнул Андрей. – Если что-то не так, Неверов прощать не умеет.

Двери бани распахнулись, и из них выскочила полуголая, вся в слезах, девушка. Она поспешила скрыться в пристройке, где они все жили.

Следом появился и барин, обернутый полотенцем.

– Ах ты, шалава! – возмущенно кричал он. – Ну, я тебе покажу, тварь такая!

Девушки поспешили покинуть двор, а молодые люди встали.

– Что произошло, Николай Степанович? – спросил Андрей.

– И кто таких девок только рожает! Ничего не умеет делать. – Барин взглянул на Степана. – Вот у него и то лучше получается. А эта стерва чуть мне не откусила конец! Ну, я до нее доберусь! Андрей, налей-ка мне вина, да иди, помойся сам. Времени мало, душа просит удовольствий. А ты смотри мне, – пригрозил он мальчишке. – Я сразу вычислю, как ты себя там будешь вести. – Неверов похлопал ладонью Степку по голове и направился в дом.

Молодые люди переглянулись.

– Может, ему не стоит сегодня пить, – шепотом произнес мальчишка.

– А вот иди к нему и выскажи свои соображения. Я за тебя вступаться больше не буду. Ты и так меня сегодня с идеей о бане подставил. Ну, я тебе устрою в парилке тоже!

Степан сжал губы, чтобы не рассмеяться, и первым направился в баню.

Андрей отнес барину вино в дом и поставил на стол налитый до краев стакан.

– Вот скажи мне, что с ней сделать? – спросил раскрасневшийся Неверов. – Собакам скормить?

– Не стоит, еще научится, – нерешительно ответил Андрей. – Николай Степанович, можно спросить?

– Тебе все можно.

– Вам приносит удовольствие, когда вы видите, как человек страдает, а потом умирает? Когда его собаки на части разрывают?

– Ты удивишься, мой мальчик, но это именно так. Я этим наслаждаюсь. На войне я видел, как от пушечных снарядов разлетались тела солдат…. Я к этому давно привыкший. Мне, может, этого даже сейчас и не хватает…

– Это же не нормально!

Неверов поднял на Андрея покрасневшие глаза и сказал:

– Если бы я тебя не любил, то давно тебе быть в животах моих собачек.

– Вы тогда и вправду хотели их на меня натравить?

– Вправду, – кивнул головой барин.

– А если бы…

– «Если бы» произойти не могло. – Неверов встал и подошел к окну, открыл его, чтобы проветрить комнату. – Я все рассчитал правильно. Мои псы тебя никогда не тронут. Они тебя любят. Поэтому я так и сделал – для устрашения всех остальных. Давай, вали отсюда, надоел ты мне. Тебя там пацан ждет и жопу мылит, а ты тут со мной отношения выясняешь. Никогда не было у меня сына, а я так мечтал об этом. Хочу, чтобы ты им стал. Согласен?

– Я не знаю, – растерялся Андрей.

– Иди отсюда с глаз моих, чтобы я тебя не видел, – махнул рукой барин. – Да не забудь, что я тебя жду за столом.

Андрей улыбнулся.

– Да не забудь этой соске вдуть по самые яйца! Пусть нас знает нас эта проститутка с хоботом.

Андрей хотел что-то сказать в ответ, но барин махнул рукой, чтобы Андрей оставил его.

Во дворе Андрей увидел Настю, которая со всеми остальными накрывала на стол. Она молча посмотрела на Андрея и отвернулась.

Андрей проводил девушку безразличным взглядом и направился в баню.

– Это ты? – крикнул Степка, брызгая на раскаленные камни водой, чтобы было больше пара.

– Нет, не я. – Андрей быстро разделся и вошел в парилку.

– Чего стоишь? – спросил он. – Бери веник и давай париться.

Степан взял в руку березовый веник и уставился на Андрея.

– Размякни немного, – сказал он. – Я сейчас тебя веником так обработаю, что долго будешь меня помнить.

– Я и так тебя помню, – ответил Андрей и вылил на себя таз с водой. – Я тебя не пойму, что ты за человек?

Степан понял, о чем хочет спросить Андрей, и ответил:

– Понять не сложно, я жить еще хочу. С нашим барином вряд ли кому можно выжить, поэтому я согласен на все.

– Тогда поворачивайся ко мне задом, – сказал Андрей. – Я сейчас буду выполнять все распоряжения барина, только ты не ори. Понял?

– Я давно все понял, – ответил Степка и повернулся задом, нагнулся.

Андрей поднял с пола ведро холодной воды и одним махом вылил на голое тело мальчишки. Тот так громко закричал, что Андрей растерялся и оглянулся на двери.

– Ты чего орешь, как резанный?

– А ты чего?

– Поворачивайся. Я сейчас тебя так отделаю, что про все на свете забудешь.

Андрей взял в руку веник и стал хлестать молодого человека.

– Давай, кричи, – приказал он. – Пусть все слышат, что у нас здесь происходит.

Степан стал кричать под ударами веника, да так разошелся, что Андрей еле его успокоил.

– Хватит орать, – сказал он. – Так не кричат, когда тебя кто-то трахает.

Степка обернулся и взглянул в глаза Андрею.

– Ты меня точно трогать не будешь? – спросил он.

– А ты что, хочешь? Смотри, еще немного – и я могу захотеть.

– Я не знаю, – засомневался Степан. – А если барин узнает, что мы его обманываем?

– Поворачивайся, – снова приказал Андрей. Он провел ладонью по спине мальчишки, похлопал его по ягодицам. – Степка, помнишь тот случай, когда ты при барине у меня брал в рот? Тебе понравилось?

– Понравилось, – ответил незамедлительно Степка. – Жить захочешь – все понравится.

Андрей развернул Степана к себе лицом и обнял за шею.

– Ты отличный парень, – прошептал Андрей. – С тобой мне тоже хорошо, но надо держать себя в руках. Будет спрашивать барин, ты уж расскажи о своих фантазиях ему дословно.

– Он не поверит, – возразил Степан.

– Так ты говори реальные вещи, а не что-то невероятное.

– Что говорить?

– Я тебя не узнаю! – занервничал Андрей. – Зачем мы с тобой здесь, не догадываешься?

– Догадываюсь, – ответил Степан и обнял Андрея.

– Вот об этом и расскажешь, если спросит.

Неожиданно во дворе раздался душераздирающий крик, и Степан опустил руки, взглянул испуганно на Андрея.

– Что это? – спросил он.

– Не знаю, опять барин что-то придумал.

– Опять эти собаки, – задрожал голос мальчишки. Он стал медленно опускаться на колени, обхватил Андрея за бедра.

– Что ты хочешь?

– Я жить хочу, понимаешь ты меня или нет? Я жить еще, хоть немного, но хочу!

Степан прикоснулся к возбужденному органу Андрея, но тот оттолкнул парня в сторону.

– Разве тебе было тогда плохо?

– Мне было очень даже хорошо, но сейчас этого делать не стоит, – запротестовал Андрей.

– А барин?

– Что тебе барин? Там, снаружи, опять происходит что-то невероятное. Оставь все это на потом, если тебе так понравилось. Одеваемся и выходим.

– Ты меня не сдашь барину?

Андрей взглянул в откровенные глаза мальчишки.

– Тебя – никогда. Я никогда и никого не сдавал. А ты мне мил, и тебя я тем более не брошу. Если что и затею – обязательно заберу с собой.

– Никому только не говори о том, что у нас с тобой происходит. Я тебя прошу.

Андрей прижал к себе молодого человека и поцеловал в щеку.

– Я ни кому не скажу. Верь мне. Только прошу тебя, сейчас не подведи. Барин обязательно поинтересуется, что у меня с тобой было в бане.

– Я что-нибудь придумаю.

– Вот и молодец! Только придумай что-то реальное.

Молодые люди вышли и чуть были не сбиты с ног собаками, которые носились по двору.

Степан от испуга прижался к стене, а Андрей, погладив пару подбежавших псов, взглянул в сторону стола, за которым сидел Неверов.

– С легким паром, – поприветствовал барин Андрея.

– Что собаки-то во дворе? – спросил молодой человек.

– Они резвятся, – спокойным голосом ответил барин.

Андрей взглянул на столб и ужаснулся.

К столбу были привязаны две девушки. Они были до того ополовинены собаками, что его едва не вывернуло.

Он с ненавистью взглянул на барина, который наливал очередную стопку водки.

– Как попарился с мальчишкой? – спросил Неверов.

– Отлично. Можете у него самого спросить. У него впечатлений очень много.

Неверов вскинул брови от удивления.

Андрей с нетерпением искал глазами Настю, и барин это заметил.

– Да цела твоя бабеха, цела, – засмеялся Неверов. – А эти, наконец, нашли покой на небесах.

Андрей скривился и еще раз взглянул на окровавленный столб, к которому подбегали собаки и продолжали рвать безжизненные тела.

– Ну-ка, иди сюда. – Неверов заметил Степку, который стоял у забора и дрожал от страха.

– Они меня сейчас сожрут, – пробормотал мальчишка.

– Не сожрут, если будешь вести себя правильно, – ответил Неверов. – Рассказывай, что у вас там происходило. Мне очень интересно.

Андрей с тревогой взглянул на Степана.

– Все было очень хорошо, – ответил Степан.

– Подробнее. Мне надо знать все.

Андрей так покраснел, что это сразу бросилось барину в глаза.

– Рассказывай, – приказал Неверов, наливая очередную рюмку водки.

Мальчишка немного помялся и начал рассказывать о том, чего не было вообще. Его фантазия так разыгралась, что Андрею пришлось вмешаться.

– Хватит болтать, – оборвал он молодого крестьянина и незаметно показал кулак.

Если бы барин был трезвым, он бы понял, что все рассказанное является лишь фантазией молодого человека. Но разгоряченный водкой Неверов схватил мальчишку за руку и потянул к себе.

– Смотри-ка, какие у меня под носом таланты ходят. В следующий раз в баню пойдешь со мной, – сказал он, и Степан растерянно взглянул на Андрея.

– Да, да, – согласился Андрей. – Барина тоже уважить надо.

Степан заморгал глазами и сник. Настроение у него упало, но он, как положено, поклонился барину и ушел.

– Главное, чтобы тебе нравилось, – сказал Неверов. – На ночь тебе – твоя бабенка. Я ее не трогаю.

Андрей взглянул на столб, под которым лежало окровавленное месиво, и вздрогнул, осознав, что теперь кроме него, Степана и Насти при барине никого больше не осталось. А значит, им и придется заниматься вывозом останков и уборкой двора после барского развлечения. Он взглянул на пьяного Неверова, сжал от злости кулаки и скрипнул зубами.

«Что же Арсений медлит? – неожиданно мелькнула мысль. – Он же обещал в ближайшее время что-то решить! В следующий раз жертвой станет Степка или Настя. Это точно. Нет, барина одного оставлять больше нельзя».

– Отдыхать пойдете, Николай Степанович? – обратился Андрей к Неверову.

Барин поднял на него пьяные глаза и усмехнулся.

– Я сегодня желаю еще пить, – пробормотал он и уронил голову на стол.

Глава 48

Андрей попытался поднять барина, но не смог и позвал Степана. Они вдвоем заволокли Неверова в дом и уложили на кровать.

– Выходи, – сказал Андрей. – Поговорить надо.

Молодые люди спустились с крыльца и прошли на задний двор. Здесь уже убиралась Настя. Она увидела Андрея, и ее глаза снова наполнились слезами.

– Ты всегда плачешь, – заметил Андрей.

– Как же мне не плакать, когда мое сердце чувствует беду? – ответила девушка.

– Успокойся.

– Что нам делать? Этот живодер теперь и до нас доберется. Он всех поубивал, а управы на него нет. Мы остались втроем…

Степка смотрел на Андрея, ожидая, что тот скажет, но Андрей молчал.

– Надо убрать все во дворе, – после продолжительного молчания произнес он. – Степка, запрягай мне коня.

– Ты нас хочешь оставить? – Настя вцепилась в Андрея. – Я тебя никуда не отпущу! Проснется барин – и мы пропали.

– Запрягай, я тебе сказал, коня, – потребовал Андрей и решительно встал. – Уберите все, чтобы никаких следов не осталось. Останки закопайте за домом. Позже их по-человечески похороним.

Степан подвел запряженного коня.

– Что нам делать? – спросил он.

– Ничего. Ждать меня.

Андрей вскочил в седло и выехал со двора.

За воротами он на миг остановился, оглянулся на растерянного мальчишку и заплаканную Настю.

– Я скоро буду, – махнул он рукой и, пришпорив коня, помчался по дороге.

Он спешил к Арсению Измайлову.

Молодой барин встретил Андрея у ворот. Он куда-то собирался, но заприметив приближающегося всадника, бросил все дела и подошел к парню.

– Что там у вас еще стряслось? – спросил он.

– Барин опять напился, – ответил Андрей, переводя дыхание.

– Да и черт с ним, пусть дальше пьет.

– Он двух крестьянок сегодня сгубил. Мы их ночью закопаем за двором.

– А барин?

– Барин пьяный, спит в доме. Из всех крестьян, кто был в имении, нас осталось только трое. Он не остановится и доберется до остальных. Я боюсь за Настю и за Степку. Он их не пожалеет. Что делать?

Арсений опустился на скамейку и призадумался.

– Да, – протянул Измайлов – младший. – От такого изверга надо избавляться, причем немедленно.

– Как? Подскажи мне и я сделаю все, что ты посоветуешь!

– Здесь советы не нужны, – ответил Арсений. – Ты как относишься к Неверову?

– В каком смысле?

– Ну, что он тебе когда-нибудь обещал или говорил… Родственники у него есть?

– Толком я и не знаю, – вздохнул Андрей.

– Это плохо.

– С чего бы барин стал мне о них рассказывать? Однажды говорил, что всю жизнь мечтал о сыне, а тут я подвернулся.

– Ну и….

– Вот тебе и «ну».

Арсений потер лоб и снова призадумался.

– Может, сжечь его имение вместе с собаками? – Предложил Арсений.

Андрей отшатнулся и перекрестился.

– Что ты говоришь! Как это – сжечь?

– Очень просто, взять и сжечь.

– А барин?

– Сжечь вместе с твоим барином. Пусть потом разбираются.

– Нет, такое дело не пойдет, – запротестовал Андрей. – Я не хочу брать грех на душу. Может, нам куда-нибудь в город уехать?

– К кому? Кому ты там нужен? Беглых крестьян отлавливают и возвращают хозяевам.

– Но наш конюх, Егор, уехал же куда-то, – напомнил Андрей.

– Нет, такое дело не пойдет, – задумчиво произнес Арсений, окинув молодого человека взглядом с ног до головы, и усмехнулся. – А ведь ты и сам как барин, – вдруг сказал он. – Одеваешься вот по-барски…

– Того требует хозяин. Ты лучше скажи, что делать?

– Когда он сгубил Марьяну, я готов был разорвать его на части. Хотел просто расстрелять, но у меня не получилось, побоялся. А что теперь делать, даже и не знаю.

Арсений поднялся, взял Андрея за плечи и посмотрел ему в глаза.

– Бог все видит, он его и накажет.

Андрей перекрестился.

– Мне пора, – спохватился молодой человек. – Не дай бог Неверов придет в себя и начнет пытать тех двоих, почему меня нет на месте. Надо спешить. У меня на сердце что-то снова неспокойно.

– Я вечером к вам заеду, – сказал Арсений. И почему-то спросил: – Ты давно не был у матери?

– Три дня прошло, а что случилось?

– В последний раз, когда ты был у себя дома, я случайно увидел твоего барина со старостой из Петрушино. Они ехали по дороге и остановились недалеко от твоей избы, – стал рассказывать молодой барин. – Мне что-то так нехорошо стало тогда. Неверов показывал ему в сторону твоей избы и много говорил. Староста только кланялся и оглядывался по сторонам. Мне он очень не понравился. Ты не думаешь, что они что-то затеяли?

– Что может затеять вечно пьяный барин? У него только водка на уме, – ответил Андрей, но на его лице промелькнула тревога. – Хорошо, я тебя буду ждать. Прощай.

Андрей развернул коня и помчался в имение, но на полпути остановился и решил заглянуть к матери.

Еще издалека он заметил черные клубы дыма, и его сердце тревожно заколотилось.

Молодой человек пришпорил коня и через несколько минут был уже у своей догорающей избы. Мать сидела на земле и обезумевшими глазами смотрела на пожар, который напрочь поглощал остатки строения.

– Мама, что случилось? – бросился Андрей к женщине.

Она невидящими от слез, глазами посмотрела на сына и молча указала дрожащей рукой на огонь.

– Кто посмел это сделать? – Андрей огляделся и заметил, что вокруг них нет никого из соседей-крестьян.

– Это бог меня наказал за тебя, – шептала она. – Связался с дьяволом, и люди от нас отвернулись. Никто не помог мне в нашем горе. Все попрятались по домам и не подходят. Говорят, что я проклята из-за тебя.

Андрей поднял мать с земли и отвел в сторону.

– Что теперь нам делать, сынок? Мы остались совсем без жилья.

– Успокойся. Я найду, кто это сделал, – у Андрея задрожал голос. – Неужели это по указанию барина? Не может такого быть. У меня с ним очень хорошие отношения.

– Ты о чем говоришь? – спросила мать.

– Да так, про себя рассуждаю.

– Ты лучше скажи, что нам теперь делать? У нас больше нет крыши над головой!

– Я поговорю с барином. Он обещал забрать тебя в имение. Он забыл, но я сегодня же ему напомню.

– Куда мне теперь?

– Давай я тебя отвезу в Петрушино, к твоей двоюродной сестре. Пока побудешь у нее. Я барину все объясню, он меня поймет.

Мать взглянула на сына заплаканными глазами.

Андрей усадил ее на лошадь, вскочил в седло сам и, пришпорив коня, помчался в соседнюю деревню.

В Петрушино он остановился у дома старосты.

– Эй, Никита Демьянов, – крикнул Андрей. – У матери сгорел дом, поэтому я привез ее к сестре, чтобы ты знал, если спросит барин.

– Барин не разрешал никаких перемещений между деревнями, – возразил староста. – Я должен буду ему доложить.

– Я без тебя ему доложу, можешь себя не утруждать. Приеду на днях и определюсь с матерью.

Староста надменно посмотрел на Андрея, и молодой человек заметил этот взгляд.

– Смотри мне, – пригрозил Андрей. – Не делай глупостей. Я в имение, но еще вернусь.

Еще издалека Андрей заметил, что у ворот имения столпился народ. Сердце его тревожно забилось, и он помчался, что было сил.

– Чего стоим? – спросил он столпившихся крестьян. – Делать вам нечего?

Крестьяне молчали и крестились. Они разом расступились перед Андреем и пропустили его к воротам.

– Степан! – Что было силы закричал Андрей. – Степан, где барин?

Мальчишка весь дрожал. Он упал перед Андреем на колени и стал молиться.

– Что с тобой? – поднял Андрей его с земли. – Ты мне можешь объяснить, что здесь происходит? Где Настя?

Степан поднял на Андрея заплаканные глаза и кивнул за дом.

– Почему здесь крестьяне? Что они тут делают?

– Это я их созвал, – дрожал голос мальчишки.

Андрей бросился на задний двор и увидел лежавшего на земле барина, а рядом с ним и Настю.

Он подбежал к Неверову и перевернул его на спину, заметив, что вся грудь у него в крови.

– Степка, что произошло? – закричал Андрей и бросился к безжизненному телу девушки.

– О, боги, – застонал Андрей, опускаясь на колени, – что же это такое происходит?! Степан, объясни мне, что здесь случилось!

– Барин пришел в себя, взял ружье, сказал, что пойдет по деревне и будет всех подряд стрелять.

– Это пьяный бред! – возразил Андрей.

– Так все оно и было. Потом он набросился на Настю и стал избивать ее прикладом от ружья.

– А потом?

– Он еле держался на ногах и повалился прямо на нее.

– А ты где был?

– Я хотел барина успокоить, а он направил на меня ружье и хотел выстрелить. Тогда Настя схватила со стола вот тот большой тесак и вонзила ему в грудь.

– Убила?

– Этого гада сразу не убить. Он успел выстрелить в нее, после чего упал и скончался.

– Никому ни слова, – прошептал Андрей и направился к воротам. – Приведите мне старосту с Петрушино, – приказал он крестьянам. – А ты, Степка, скачи к Измайловым, пусть Арсений немедленно едет сюда. Ты меня понял?

Мальчишка лихо вскочил на коня и умчался.

– Расходитесь по работам, – сказал Андрей, сдерживая волнение.

– Что с барином? – спросил кто-то.

– Потом, потом, расходитесь.

Арсений приехал незамедлительно. Чуть позже приехал и староста с Петрушино, Никита Демьянов.

Андрей все объяснил и ждал, что скажет Арсений.

– Бог все видит, – прошептал молодой барин. – Надо вызывать управу и сообщить друзьям Неверова. Может, они знают что-нибудь о его родне.

  • Крем чиз как пишется через дефис или нет
  • Крепостные женщины и помещики читать рассказы и повести
  • Крем чиз как пишется правильно на русском
  • Крепостные девушки у помещика рассказы домогательство
  • Крем суп как пишется правильно