Кривин феликс сказки с моралью

Феликс Кривин

Сказки с моралью

— Эге, отстаешь, отстаешь! — подгоняет Большая Стрелка Маленькую. — Я уже вон сколько прошла, а ты все топчешься на месте! Плохо же ты служишь нашему времени!

Топчется Маленькая Стрелка, не успевает. Где ей за Большой Стрелкой поспеть!

Но ведь показывает она часы, а не минуты.

ДВА КАМНЯ

У самого берега лежали два камня — два неразлучных и давних приятеля. Целыми днями грелись они в лучах южного солнца и, казалось, счастливы были, что море шумит в стороне и не нарушает их спокойного и мирного уюта.

Но вот однажды, когда разгулялся на море шторм, кончилась дружба двух приятелей: одного из них подхватила забежавшая на берег волна и унесла с собой далеко в море.

Другой камень, уцепившись за гнилую корягу, сумел удержаться на берегу и долго не мог прийти в себя от страха. А когда немного успокоился, нашел себе новых друзей. Это были старые, высохшие и потрескавшиеся от времени комья глины. Они с утра до вечера слушали рассказы Камня о том, как он рисковал жизнью, какой подвергался опасности во время шторма. И, ежедневно повторяя им эту историю, Камень в конце концов почувствовал себя героем.

Шли годы… Под лучами жаркого солнца Камень и сам растрескался и уже почти ничем не отличался от своих друзей — комьев глины.

Но вот набежавшая волна выбросила на берег блестящий Кремень, каких еще не видали в этих краях.

— Здравствуй, дружище! — крикнул он Растрескавшемуся Камню.

Старый Камень был удивлен.

— Извините, я вас впервые вижу.

— Эх, ты! Впервые вижу! Забыл, что ли, сколько лет провели мы вместе на этом берегу, прежде чем меня унесло в море?

И он рассказал своему старому другу, что ему пришлось пережить в морской пучине и как все-таки там было здорово интересно.

— Пошли со мной! — предложил Кремень. — Ты увидишь настоящую жизнь, узнаешь настоящие бури.

Но его друг. Растрескавшийся Камень, посмотрел на комья глины, которые при слове «бури» готовы были совсем рассыпаться от страха, и сказал:

— Нет, это не по мне. Я и здесь прекрасно устроен.

— Что ж, как знаешь! — Кремень вскочил на подбежавшую волну и умчался в море.

…Долго молчали все оставшиеся на берегу. Наконец Растрескавшийся Камень сказал:

— Повезло ему, вот и зазнался. Разве стоило ради него рисковать жизнью? Где же правда? Где справедливость?

И комья глины согласились с ним, что справедливости в жизни нет.

ИГОЛКА В ДОЛГ

Не дают Ежу покоя.

Только он свернется, уляжется в своей норе, чтобы соснуть месяц-другой, пока холода отойдут, а тут стук.

— Разрешите войти?

Выглянет Еж за порог, а там — Хомяк-скорняк, шубный мастер.

— Простите, что побеспокоил, — извиняется Хомяк. — Не одолжите ли иголочку?

Что ему ответишь? Мнется Еж — и дать жалко, и отказать совестно.

— Я бы рад, — говорит, — я бы с удовольствием. Да у меня самого их маловато.

— Мне только на вечер, — просит Хомяк. — Шубу заказчику кончить нужно, а иголка сломалась.

С болью вытаскивает ему Еж иголку:

— Только прошу вас: кончите работу — сразу верните.

— Конечно, а как же! — заверяет Хомяк и, взяв иголку, торопится заканчивать шубу заказчику.

Еж возвращается в норку, укладывается. Но едва начинает дремать, снова стук.

— Здравствуйте, вы еще не спите?

На этот раз явилась Лиска-модистка.

— Одолжите иголочку, — просит. — Где-то моя затерялась. Искала-искала, никак не найду.

Еж и так и сяк — ничего не получается. Приходится и Лисе одолжить иголочку.

После этого Ежу наконец удается заснуть. Лежит он, смотрит свои сны, а в это время Хомяк уже шубу кончил и спешит к Ежу, несет ему иголку.

Подошел Хомяк к норке Ежа, постучал раз, другой, а потом и внутрь заглянул. Видит: Еж спит, посапывает. «Не стану его будить, — думает Хомяк. — Воткну ему иголку на место, чтоб зря не беспокоить, а поблагодарю в другой раз, при случае».

Нашел на ежовой спине место посвободнее и сунул туда иглу. А Еж как подскочит! Не разобрался, конечно, со сна.

— Спасите! — кричит. — Убили, зарезали!

— Не беспокойтесь, — вежливо говорит Хомяк. — Это я вам иголку вернул. Большое спасибо.

Долго ворочался Еж, не мог уснуть от боли. Но все-таки уснул и, забыв о Хомяке, снова за свои сны принялся. Как вдруг…

— Ай! — завопил Еж. — Спасите, помогите!

Пришел немного в себя, смотрит — возле него Лиска-модистка стоит, улыбается.

— Я вас, кажется, немного испугала. Это я иголочку принесла. Уж так спешила, так спешила, чтобы вы не беспокоились.

Свернулся Еж клубком, брюзжит себе потихоньку. А чего брюзжать-то? С болью давал, с болью и назад получает.

«ИСТОРИЯ КАПЛИ»,

написал я и посадил на бумаге кляксу.

— Вот хорошо, что ты решил обо мне написать! — сказала Клякса. — Я так тебе благодарна!

— Ты ошибаешься, — ответил я. — Я хочу написать о капле.

— Но ведь я тоже капля! — настаивала Клякса. — Только чернильная.

— Чернильные капли разные бывают, — сказал я. — Одни пишут письма, упражнения по русскому языку и арифметике, вот такие истории, как эта. А другие, вроде тебя, только место занимают на бумаге. Ну что я могу написать о тебе хорошего?

Клякса задумывается.

В это время возле нее появляется маленький Лучик. Листья деревьев за окном пытаются не пустить его в комнату. Они шуршат ему вслед:

— Не смей водиться с этой неряхой! Ты испачкаешься!

Но Лучик не боится испачкаться. Ему очень хочется помочь чернильной капле, которая так неудачно села на бумагу.

Я спрашиваю у Кляксы:

— Ты действительно хочешь, чтобы я о тебе написал?

— Очень хочу, — признается она.

— Тогда ты должна это заслужить. Доверься Лучику. Он заберет тебя, освободит от чернил, и ты станешь чистой, прозрачной каплей. Для тебя найдется дело, только смотри не отказывайся ни от какой работы.

— Хорошо, — соглашается Капля. Теперь ее уже можно так называть.

Я стою у окна и смотрю на тучи, которые уплывают вдаль.

Где-то там, среди них, и моя Капля. И я машу ей рукой:

— До свидания, Капля! Счастливого пути!

А далеко-далеко, в знойной степи, качается на ветру Колос. Он знает, что должен вырасти большим и что для этого ему нужна влага. Он знает, что без дождя высохнет на солнце и ничем не отблагодарит людей, которые так заботливо за ним ухаживают. Об одном только не знает Колос: о нашем уговоре с Каплей.

Полусказки

Кривин Феликс Давидович «Полусказки»Это подборка коротких философских рассказов от Кривина Феликса Давидовича, который необычно описывает обычные и до боли знакомые каждому вещи, в его рассказах-полусказках вещи оживают, живут своей жизнью, спорят, болеют, сплетничают, влюбляются, вообщем почти, как люди…

АДМИНИСТРАТИВНОЕ РВЕНИЕ

Расческа, очень неровная в обращении с волосами, развивала бурную деятельность. И дошло до того, что, явившись однажды на свое рабочее место, Расческа оторопела:

— Ну вот, пожалуйста: всего три волоска осталось! С кем же прикажете работать?

Никто ей не ответил, только Лысина грустно улыбнулась. И в этой улыбке, как в зеркале, отразился результат многолетних Расческиных трудов на поприще шевелюры.

СЕКУНДА

Был большой разговор о том, что нужно беречь каждую секунду.

Сначала выступал Год. Он подробно остановился на общих проблемах времени, сравнил время в прошлые времена со временем в наше время, а в заключение, когда время его истекло, сказал, что нужно беречь каждую секунду.

День, который выступал вслед за ним, вкратце повторил основные положения Года и, так как времени на другое у него не оставалось, закончил свое выступление тем, что надо беречь каждую секунду.

Час во всем был согласен с предыдущими ораторами. Впрочем, за недостатком времени, ему пришлось изложить свое согласие в самом сжатом виде.

Минута успела только напомнить, что нужно беречь каждую секунду.

В самом конце слово дали Секунде.

— Нужно беречь… — сказала Секунда и — кончилась.

Не уберегли Секунду, не уберегли. Видно, мало все-таки говорили об этом.

НАУЧНЫЙ СПОР

Спросите у Половой Тряпки, кто самый умный и образованный у нас в передней. Она вам сразу ответит: Калоша и Босоножка.

Калоша и Босоножка отличаются тем, что как только оказываются рядом, тотчас заводят ученые споры.

— Какой мокрый этот мир, — начинает Калоша. — Идешь, идешь — места сухого не встретишь.

— Да что вы! — возражает Босоножка. — В мире совершенно сухо.

— Да нет же, мокро!

— Именно сухо!

Их споры обычно разрешает Комнатная Туфля:

— Коллеги, оставьте бесполезные споры. Мир бывает и мокрым и сухим: мокрым — когда хозяйка моет пол, сухим — все остальное время.

СНЕЖИНКИ

Снежинку потянуло к Земле — очевидно, она слышала о Земле немало хорошего.

И вот Снежинка отправилась в путь. Она двигалась не так быстро, как ей хотелось, потому что ее останавливали другие снежинки, и каждой нужно было рассказать о Земле — самой лучшей в мире планете.

Снежинки медленно опускались на Землю, словно боясь ее раздавить: ведь Земля одна, а снежинок собралось слишком много.

Снежинки доверчиво припали к Земле, поверяя ей свои мечты, свои планы на будущее…

И тогда на них наступил Сапог, толстокожий тупой Сапог, который хотя и был на правильном пути, но очень мало понимал в жизни.

Один Сапог — это еще не вся Земля, по сравнению с Землей он ничего не значит. Но разве могли снежинки в этом разобраться? Раздавленные сапогом, они превратились в лед и больше ни о чем не мечтали.

И на этом льду поскользнулось немало разной обуви, шедшей по следу тупого Сапога, раздавившего маленькие снежинки…

КАРАНДАШ И РЕЗИНКА

Поженились Карандаш и Резинка, свадьбу сыграли — и живут себе спокойно.

Карандаш-то остер, да Резинка мягка, уступчива. Так и ладят.

Смотрят на молодую пару знакомые, удивляются: что-то здесь не то, не так, как обычно бывает. Дружки Карандаша, перья, донимают его в мужской компании:

— Сплоховал ты, брат! Резинка тобой как хочет вертит. Ты еще и слова сказать не успеешь, а она его — насмарку. Где же твое мужское самолюбие?

А подружки Резинки, бритвы, ее донимают:

— Много воли даешь своему Карандашу. Гляди, наплачешься с ним из-за своей мягкости. Он тебе пропишет!..

Такие наставления в конце концов сделали свое дело. Карандаш, чтоб отстоять свое мужское самолюбие, стал нести всякую околесицу, а Резинка, в целях самозащиты и укрепления семьи, пошла стирать вообще все, что Карандаш ни напишет. И разошлись Карандаш и Резинка, не прожив и месяца.

Перья и бритвы очень остро переживали разлад в семье Карандаша. Единственным утешением для них было то, что все случилось именно так, как они предсказывали.

СИЛЬНЫЙ АРГУМЕНТ

Мелок трудился вовсю. Он что-то писал, чертил, подсчитывал, а когда заполнил всю доску, отошел в сторону, спрашивая у окружающих:

— Ну, теперь понятно?

Тряпке было непонятно, и поэтому ей захотелось спорить. А так как иных доводов у нее не было, она просто взяла и стерла с доски все написанное.

Против такого аргумента трудно было возражать: Тряпка явно использовала свое служебное положение. Но Мелок и не думал сдаваться. Он принялся доказывать все с самого начала — очень подробно, обстоятельно, на всю доску.

Мысли его были достаточно убедительны, но — что поделаешь! — Тряпка опять ничего не поняла. И когда Мелок окончил, она лениво и небрежно снова стерла с доски все написанное.

Все, что так долго доказывал Мелок, чему он отдал себя без остатка…

ПРОБОЧНОЕ ВОСПИТАНИЕ

В семье Сверла радостное событие: сын родился.

Родители не налюбуются отпрыском, соседи смотрят — удивляются: вылитый отец!

И назвали сына Штопором.

Время идет, крепнет Штопор, мужает. Ему бы настоящее дело изучить, на металле себя попробовать (Сверла ведь все потомственные металлисты), да родители не дают: молод еще, пусть сперва на чем-нибудь мягоньком поучится.

Носит отец домой пробки — специальные пробки, утвержденные министерством просвещения, — и на них учится Штопор сверлильному мастерству.

Вот так и воспитывается сын Сверла — на пробках. Когда же приходит пора и пробуют дать ему чего-нибудь потверже (посверли, мол, уже научился) — куда там! Штопор и слушать не хочет! Начинает сам для себя пробки искать, к бутылкам присматриваться.

Удивляются старые Сверла; и как это их сын с дороги сбился?

НА СТРАЖЕ МОРАЛИ

Ломик приблизился к Дверце сейфа и представился:

— Я — лом. А вы кто? Откройтесь! Дверца молчала, но Ломик был достаточно опытен в таких делах. Он знал, что скрывается за этой внешней замкнутостью, а потому без лишних церемоний взялся за Дверцу…

— Отстаньте, хулиган! — визжала Дверца.

— Брось выламываться! Знаем тебя!

За этой сценой с интересом наблюдала Телефонная Трубка. Первым ее движением было позвонить и сообщить куда следует, но потом она подумала, что не стоит связываться, да к тому же интересно было узнать, чем кончится эта история.

А когда все кончилось, Телефонная Трубка принялась всюду звонить:

— Наша-то недотрога! Делает вид, будто так уж верна своему Ключу, а на самом деле…

СПЛЕТНЯ

Очки это видели своими глазами…

Совсем еще новенькая, блестящая Пуговка соединила свою жизнь со старым, потасканным Пиджаком. Что это был за Пиджак! Говорят, у него и сейчас таких вот пуговок не меньше десятка, а сколько раньше было — никто и не скажет. А Пуговка в жизни своей еще ни одного пиджака не знала.

Конечно, потасканный Пиджак не смог бы сам, своим суконным языком уговорить Пуговку. Во всем виновата была Игла, старая сводня, у которой в этих делах большой опыт. Она только шмыг туда, шмыг сюда — от Пуговки к Пиджаку, от Пиджака к Пуговке, — и все готово, все шито-крыто.

История бедной Пуговки быстро получила огласку. Очки рассказали ее Скатерти, Скатерть, обычно привыкшая всех покрывать, на этот раз не удержалась и поделилась новостью с Чайной Ложкой, Ложка выболтала все Стакану, а Стакан — раззвонил по всей комнате.

А потом, когда Пуговка оказалась в петле, всеобщее возмущение достигло предела. Всем сразу стало ясно, что в Пуговкиной беде старый Пиджак сыграл далеко не последнюю роль. Еще бы! Кто же от хорошей жизни в петлю полезет!

ГВОЗДИК

Гвоздик высунулся из туфли, чтобы посмотреть, как поживает его Хозяин, и сразу услышал:

— Ой!

Гвоздик разволновался. Очевидно, у Хозяина какие-то неприятности? И Гвоздик высунулся еще больше.

— Ой! Ой! — вскрикнул хозяин, а потом снял туфлю и забил Гвоздик молотком.

«Что-то он от меня скрывает! — подумал Гвоздик. — Но ничего, я все-таки узнаю, в чем здесь дело!» И он высунулся снова.

Хозяин рассердился, взял клещи и вытащил Гвоздик из туфли. Лежа в чулане среди ненужных вещей, Гвоздик думал:

«Гордый человек! Не хочет, чтобы другие видели, как ему тяжело живется!»

ОКУРОК

Попав на тротуар, Окурок огляделся по сторонам и, не найдя ничего примечательного, недовольно подумал: «Обстановочка! И надо же было моему болвану выплюнуть меня именно в этом месте!»

Окурок занялся рассматриванием прохожих, и настроение его значительно улучшилось.

— Эге, да здесь, я вижу, довольно смазливые туфельки есть! — воскликнул он и тут же прицепился к одной из них.

— Отстаньте, нахал! — возмутилась Туфелька. — Я вас совсем не знаю!

— Хе-хе-хе! — ухмыльнулся Окурок. — Можно и познакомиться.

А когда Туфелька его стряхнула, Окурок прицепился к старому Ботинку:

— Все еще скрипишь, папаша? Не пора ли на свалку?

Окурок вовремя вспомнил о свалке: Метла его уже заметила.

НЕВИННАЯ БУТЫЛКА

Бутылку судили за пьянство, а она оказалась невинной.

Суд, конечно, был не настоящий, а товарищеский, — за пьянство, как известно, не судят. Но для Бутылки и этого было достаточно.

Больше всех возмущались Бокал и Рюмка. Бокал призывал присутствующих «трезво взглянуть на вещи», а Рюмка просила скорей кончать, потому что она, Рюмка, не выносит запаха алкоголя.

А потом вдруг выяснилось, что Бутылка — не винная. Это со всей очевидностью доказала свидетельница Соска, которой приходилось постоянно сталкиваться с Бутылкой по работе.

Все сразу почувствовали себя неловко. Никто не знал, что говорить, что делать, и только Штопор (который умел выкрутиться из любого положения) весело крикнул:

— Братцы, да ведь нужно отметить это событие! Пошли, я угощаю!

И он повел всю компанию к своему старому другу Бочонку. Здесь было очень весело, Рюмка и Бокал ежеминутно чокались с Бутылкой, и она вскоре набралась по самое горлышко.

И все от души радовались тому, что Бутылка, которую они еще недавно так строго судили за пьянство, — совершенно невинная…

ОПЫТ

Каких только профессий не перепробовал Пузырек!

Был медиком — устранили за бессодержательность. Попытал себя в переплетном деле — тоже пришлось уйти: что-то у него там не клеилось. Теперь Пузырек, запасшись чернилами, надумал книги писать. Может, из него писатель получится?

Должен получиться: ведь Пузырек прошел такую жизненную школу!

ЗАПОНКИ

Запонки очень изящны, они придают Рубашке элегантный и даже изысканный вид.

Но они мешают ей засучить рукава. А это в жизни так необходимо…

ЗАНАВЕС

Всякий раз, когда спектакль близился к концу, Занавес очень волновался, готовясь к своему выходу. Как его встретит публика? Он внимательно осматривал себя, стряхивал какую-то едва заметную пушинку и — выходил на сцену.

Зал сразу оживлялся. Зрители вставали со своих мест, хлопали, кричали «браво». Даже Занавесу, старому, испытанному работнику сцены, становилось немного не по себе от того, что его так восторженно встречают. Поэтому, слегка помахав публике, Занавес торопился обратно за кулисы.

Аплодисменты усиливались. «Вызывают, — думал Занавес. — Что поделаешь, придется выходить!»

Так выходил он несколько раз подряд, а потом, немного поколебавшись, и вовсе оставался на сцене. Ему хотелось вознаградить зрителей за внимание.

И тут — вот она, черная неблагодарность! — публика начинала расходиться.

ФОНАРНЫЙ СТОЛБ

Закончив высшее образование в лесу, Дуб, вместо того чтобы ехать на стройку, решил пустить корни в городе. И так как других свободных мест не оказалось, он устроился на должность Фонарного Столба в городском парке, в самом темном уголке — настоящем заповеднике влюбленных.

Фонарный Столб взялся за дело с огоньком и так ярко осветил это прежде укромное место, что ни одного влюбленного там не осталось.

— И это молодежь! — сокрушался Столб. — И это молодежь, которая, казалось бы, должна тянуться к свету! Какая темнота, какая неотесанность!

РЕШЕТКА

Тюремная Решетка знает жизнь вдоль и поперек, поэтому она так легко все перечеркивает.

Конечно, к ней тоже нужно иметь подход. Если вы подойдете к ней снаружи, она перечеркнет свою камеру, а если, не дай бог, подойдете к ней изнутри — она перечеркнет весь мир, и с этим вам нелегко будет примириться.

Удивительно устроена эта Решетка: она может перечеркивать все, что угодно, и при этом твердо стоять на своих позициях.

КОПИЛКА

— Учитесь жить! — наставляла глиняная Копилка своих соседей по квартире. — Вот я, например: занимаю видное положение, ничего не делаю, а деньги — так и сыплются.

Но сколько бы денег ни бросали в Копилку, ей все казалось мало.

— Еще бы пятачок! — вызвякивала она. — Еще бы гривенник!

Однажды, когда Копилка была уже полна, в нее попытались засунуть еще одну монету. Монета не лезла, и Копилка очень волновалась, что эти деньги достанутся не ей. Но хозяин рассудил иначе: он взял молоток и…

В один миг лишилась Копилка и денег и видного положения: от нее остались одни черепки.

КРАПИВА

Ах, как возмущалась Крапива, когда мальчишки рвали цветы! И не из-за цветов, нет, — просто Крапиве было досадно, что ее никто не пытался сорвать… А между тем Крапива ничего бы не имела против этого.

Но однажды и ей улыбнулось счастье. Поймав за шиворот вора, Садовник — понятно, взрослый, умный мужчина — потянулся не за каким-то цветком, а за ней, Крапивой. И с каким наслаждением стегала Крапива зазевавшегося любителя цветов! Она понимала, что хорошие вкусы надо воспитывать с детства.

РТУТЬ

Услышала Ртуть, как люди железо плавят, и теперь к ней прикоснуться нельзя: убегает, не дается. Все боится, как бы и ее не взяли в переплавку. Даже на работе, в термометре, не может Ртуть избавиться от страха. Едва лишь почувствует тепло — как припустит по столбику! А потом спохватится, остановится и показывает как ни в чем не бывало: «Температура нормальная — тридцать шесть и шесть».

Страх гонит ее дальше, да самолюбие не пускает. Вот так и стоит Ртуть на одной точке, не зная, как быть, и только после хорошей встряски окончательно приходит в себя.

ГРОМ И МОЛНИЯ

Грому — что, Гром не боится Молнии. Правда, с глазу на глаз переговорить с ней у него все как-то не получается. Больно уж горяча эта Молния: как вспыхнет!

В это время Гром и носа на свет белый не показывает. Ни видать его, ни слыхать. Но зато как заметит, что Молнии нет на горизонте, — тут уж его не удержишь.

— До каких пор, — гремит, — терпеть все это?! Да я за такое дело!..

Так разойдется, так разбушуется — только послушайте его! Уж он не смолчит, уж он выложит все, так и знайте!

…Жаль, что Молния слышать его не может.

ПУГАЛО

Обрадованное своим назначением на огород, Пугало созывает гостей на новоселье. Оно усердно машет пролетающим птицам, приглашая их опуститься и попировать в свое удовольствие. Но птицы шарахаются в сторону и спешат улететь подальше.

А Пугало все стоит и машет, и зовет… Ему очень обидно, что никто не хочет разделить его радость.

ВЕЧНОСТЬ

Когда Гранитной Глыбе исполнилось два миллиона лет, рядом с ней — возможно, для того, чтобы ее поздравить, — появился только что родившийся Одуванчик.

— Скажите, — спросил Одуванчик, — вы никогда не думали о вечности? Гранитная Глыба даже не пошевелилась.

— Нет, — сказала она спокойно. — Жизнь так коротка, что не стоит тратить время на размышления.

— Не так уж коротка, — возразил Одуванчик. — Можно все успеть при желании.

— Зачем? — удивилась Глыба. — От этих размышлений одни расстройства. Еще заболеешь на нервной почве.

— Не сваливайте на почву! — рассердился Одуванчик. — Почва у нас хорошая — чистый чернозем…

Он до того вышел из себя, что пух его полетел по ветру.

Тоненький стебелек упрямо качался на ветру, но уже не мог привести ни одного убедительного аргумента.

— Вот тебе и вечность. Утешение для дураков. Нет уж, лучше совсем не думать, — сказала Глыба и задумалась.

На каменном лбу, который не могли избороздить тысячелетия, пролегла первая трещина…

ЯБЛОКО

Яблоко пряталось среди листьев, пока его друзей срывали с дерева.

Ему не хотелось попадать в руки человека: попадешь, а из тебя еще, чего доброго, компот сделают! Приятного мало.

Но и оставаться одному на дереве — тоже удовольствие небольшое. В коллективе ведь и погибать веселее.

Так, может быть, выглянуть? Или нет? Выглянуть? Или не стоит?

Яблоко точил червь сомнения. И точил до тех пор, пока от Яблока ничего не осталось.

БЕРЕГ

— Ты не боишься утонуть? — спросила у Волны Щепка.

— Утонуть? — встревожилась Волна. — Ты сказала — утонуть?

И Волне впервые захотелось на берег.

Она прибежала как раз вовремя, чтобы захватить на берегу местечко получше, и осела на мягком песке, собираясь начать новую жизнь — без тревог и волнений.

И тут она почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.

— Тону! — всхлипнула Волна и ушла под землю.

ЗАПРЕТНЫЙ ПЛОД

Овца стоит перед парикмахерской и с завистью поглядывает на стригущуюся публику.

У себя на ферме Овца ненавидела стрижку. Но ведь там было совсем другое. Ее кормили, поили, стригли на дому и ничего за это не спрашивали. А здесь…

Если б у Овцы были деньги, она обязательно зашла бы постричься!

ВЕЧЕРНИЙ ЧАЙ

Когда Чайник, окончив свою кипучую деятельность на кухне, появляется в комнате, на столе все приходит в движение. Весело звенят, приветствуя его, чашки и ложки, почтительно снимает крышку Сахарница. И только старая плюшевая Скатерть презрительно морщится и спешит убраться со стола, спасая свою незапятнанную репутацию.

РАКОВИНА

Испорченный Кран считал себя первоклассным оратором. Круглые сутки он лил воду, и даже ведра, кастрюли и миски, которым, как известно, не привыкать, сказали в один голос: «Нет, с нас довольно!»

Но у Крана была Раковина — верная подруга его жизни. Она исправно поглощала все перлы его красноречия и прямо-таки захлебывалась от восхищения. Правда, удержать она ничего не могла и оставалась пустой, но ведь и это было следствием ее исправности.

СВЕТИЛО

В магазине электроприборов Люстра пользовалась большим уважением.

— Ей бы только добраться до своего потолка, — говорили настольные лампы. — Тогда в мире сразу станет светлее.

И долго еще, уже заняв места на рабочих столах, настольные лампы вспоминали о своей знаменитой землячке, которая теперь — ого! — стала большим светилом.

А Люстра между тем дни и ночи проводила в ресторане. Устроилась она неплохо, в самом центре потолка, и, ослепленная собственным блеском, прожигала за вечер столько, сколько настольным лампам хватило бы на всю жизнь.

Но от этого в мире не стало светлее.

ШКАТУЛКА

— Эх ты, Шкатулка, — говорит Шкатулке Настольная Лампа, — посмотри-ка, что написано на бумажках, которые ты сохраняешь.

Но Шкатулка, сколько ни пытается заглянуть в себя, так ничего прочесть и не может.

— Что же там написано? — спрашивает она.

— Да вот — самые противоречивые вещи. На одной бумажке «Я тебя люблю», на другой, наоборот, — «Я не люблю тебя». Где же твоя принципиальность после этого?

Шкатулка задумывается. Действительно, она никогда не вникала в содержание бумажек, которые ей приходится сохранять. А там, оказывается, бог весть что такое написано. Надо будет разобраться в этом деле!

Потом в комнату входит хозяйка. Она садится к столу, раскрывает шкатулку, и вдруг — кап, кап, кап — из глаз ее капают слезы.

Увидев, что хозяйка плачет, бедная Шкатулка совсем расстраивается.

«Конечно, — решает она, — это все из-за моей непринципиальности».

КОСТЕР В ЛЕСУ

Костер угасал.

В нем едва теплилась жизнь, он чувствовал, что не пройдет и часа, как от него останется горка пепла — и ничего больше. Маленькая горка пепла среди огромного дремучего леса.

Костер слабо потрескивал, взывая о помощи. Красный язычок лихорадочно облизывал почерневшие угли, и Ручей, пробегавший мимо, счел нужным осведомиться:

— Вам — воды?

Костер зашипел от бессильной злости. Ему не хватало только воды в его положении! Очевидно, поняв неуместность своего вопроса, Ручей прожурчал какие-то извинения и заспешил прочь.

И тогда над угасающим Костром склонились кусты. Не говоря ни слова, они протянули ему свои ветки.

Костер жадно ухватился за ветки, и — произошло чудо. Огонь, который, казалось, совсем в нем угас, вспыхнул с новой силой.

Вот что значит для костра протянутая вовремя ветка помощи!

Костер поднялся, опершись на кусты, встал во весь рост, и оказалось, что он совсем не такой уж маленький. Кусты затрещали под ним и потонули в пламени. Их некому было спасать. А Костер уже рвался вверх. Он стал таким высоким и ярким, что даже деревья потянулись к нему: одни — восхищенные его красотой, другие — просто, чтобы погреть руки.

Дальние деревья завидовали тем, которые оказались возле Костра, и сами мечтали, как бы к нему приблизиться.

— Костер! Костер! Наш Костер! — шумели дальние деревья. — Он согревает нас, он озаряет нашу жизнь!

А ближние деревья трещали еще громче. Но не от восхищения, а оттого, что Костер пожирал их своим пламенем, подминал под себя, чтобы подняться еще выше. Кто из них мог противиться дикой мощи гигантского Костра в лесу?

Но нашлась все-таки сила, которая погасила Костер. Ударила гроза, и деревья роняли тяжелые слезы — слезы по Костру, к которому привыкли и который угас, не успев их сожрать.

И только позже, гораздо позже, когда высохли слезы, деревья разглядели огромное черное пепелище на том месте, где бушевал Костер.

Нет, не Костер — Пожар. Лесной пожар. Страшное стихийное бедствие.

ДОРОГА

Прибежала Тропинка к Дороге и остановилась в восхищении.

— Теть, а, теть, откуда ты такая большая?

— Обыкновенно, — нехотя объяснила Дорога. — Была малой, вроде тебя, а потом выросла.

— Вот бы мне вырасти! — вздохнула Тропинка.

— А чего тут хорошего? Каждый на тебе ездит, каждый топчет — вот и вся радость.

— Нет, не вся, — сказала Тропинка. — Пока я маленькая, меня далеко не пускают, а тогда бы я… ух, как далеко ушла!

— Далеко? А зачем далеко? Я вот до города дошла, и все, с меня хватит…

Поникла Тропинка и обратно в лес побрела. «С меня хватит!» Стоит ли ради этого быть дорогой? Может, лучше остаться Тропинкой, навсегда затеряться в лесу?

Нет, не лучше, совсем не лучше. Просто Тропинка ошиблась на этот раз, просто она вышла не на ту дорогу.

МЕЛОЧИ ЖИЗНИ

— Почему вы не носите очки? — спросили у Муравья.

— Как вам сказать… — ответил он. — Мне нужно видеть солнце и небо, и эту дорогу, которая неизвестно куда ведет. Мне нужно видеть улыбки моих друзей… Мелочи меня не интересуют.

КАРТИНА

Картина дает оценку живой природе:

— Все это, конечно, ничего — и фон, и перспектива. Но ведь нужно же знать какие-то рамки!

ТВОРЧЕСКИЙ МЕТОД

Среди цветов — спор о прекрасном.

Слово берет Колючка:

— Я никак не могу согласиться с творческим методом Розы. Острота — это да! Проникновение до самых глубин — это я понимаю! Но представлять все в розовом свете…

СИЛА УБЕЖДЕНИЯ

— Помещение должно быть открыто, — глубокомысленно замечает Дверная Ручка, когда открывают дверь.

— Помещение должно быть закрыто, — философски заключает она, когда дверь закрывают.

Убеждение Дверной Ручки зависит от того, кто на нее нажимает.

ЗАНОЗА

— Нам, кажется, по пути, — сказала Заноза, впиваясь в ногу. — Вот и хорошо: все-таки веселее в компании. Почувствовав боль, мальчик запрыгал на одной ноге, и Заноза заметила с удовольствием:

— Ну вот, я же говорила, что в компании веселее!

ЗАПЛАТА

Новенькая Заплата достаточно ярка, и она никак не может понять, почему ее стараются спрятать. Ведь она так выделяется на этом старом костюме!

РАЗГОВОР С КОЛЕСОМ

— Трудно нашему брату, колесу. Всю жизнь трясись по дороге, а попробуй только перевести дух, такую получишь накачку!

— Значит, спуску не дают?

— Ох, не дают! Да еще того и гляди — под машину угодишь. Вот что главное.

— Под машину? Разве ты не под машиной работаешь?

— Еще чего придумаете! Я пятое колесо, запасное…

ПАРУС

— Опять этот ветер! — сердито надувается Парус. — Ну разве можно работать в таких условиях?

Но пропадает ветер — и Парус обвисает, останавливается. Ему уже и вовсе не хочется работать.

А когда ветер появляется снова. Парус опять надувается:

— Ну и работенка! Бегай целый день, как окаянный. Добро бы еще хоть ветра не было…

ЮБИЛЕЙ

Юбилей Термоса.

Говорит Графин:

— Мы собрались, друзья, чтобы отметить славную годовщину нашего уважаемого друга! (Одобрительный звон бокалов и рюмок.) Наш Термос блестяще проявил себя на поприще чая. Он сумел пронести свое тепло, не растрачивая его по мелочам. И это по достоинству оценили мы, благодарные современники: графины, бокалы, рюмки, а также чайные стаканы, которые, к сожалению, здесь не присутствуют.

ЧАСЫ

Понимая всю важность и ответственность своей жизненной миссии, Часы не шли: они стояли на страже времени.

ПРЫЩ

Сидя на лбу низенького человека, Прыщ с завистью поглядывал на лбы высоких людей и думал: «Вот бы мне такое положение!»

ПЕНЬ

Пень стоял у самой дороги, и прохожие часто спотыкались об него.

— Не все сразу, не все сразу, — недовольно скрипел Пень. — Приму сколько успею: не могу же я разорваться на части! Ну и народ — шагу без меня ступить не могут!

НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ

— Работаешь с утра до вечера, — сокрушался Здоровый Зуб, — и никакой тебе благодарности! А Гнилые Зубы — пожалуйста: все в золоте ходят. За что, спрашивается? За какие заслуги?

ПОДСВЕЧНИК

Старый Подсвечник, немало поработавший на ниве освещения, никак не может понять новых веяний.

— Конечно, сегодняшние лампочки — светлые головы, — соглашается он. Но в наше время свечи жили иначе. Они знали свое место, не рвались на потолок, а между тем буквально заплывали жиром…

ВОПРОС ЖИЗНИ

Плащ-дождевик недоволен жизнью.

В ясную, солнечную погоду, когда только бы и гулять, его держат под замком, а когда выпускают из дому — обязательно дождь припустит.

Что это? Случайное совпадение или злой умысел?

На этот вопрос не может дать ответа Плащ-дождевик, хотя проницательность его всем хорошо известна.

ПЛОМБА

Свинцовая Пломбочка и мала, и неприметна, а все считаются с ней. Даже могучие стальные замки нередко ищут у нее покровительства.

И это понятно: у Пломбочки хоть и веревочные, но достаточно крепкие связи.

ГИРЯ

Понимая, что в делах торговли она имеет некоторый вес, Гиря восседала на чаше весов, иронически поглядывая на продукты.

«Посмотрим, кто перетянет!» — думала она при этом.

Чаще всего вес оказывался одинаковым, но иногда случалось, что перетягивала Гиря. И вот чего Гиря не могла понять: покупателей это вовсе не радовало.

«Ну, ничего! — утешала она себя. — Продукты приходят и уходят, а гири остаются!».

В этом смысле у Гири была железная логика.

ГЛИНА

Глина очень впечатлительна, и всякий, кто коснется ее, оставляет в ней глубокий след.

— Ах, сапог! — киснет Глина. — Куда он ушел? Я не проживу без него!

Но проживает. И уже через минуту:

— Ах, копыто! Милое, доброе лошадиное копыто! Я навсегда сохраню в себе его образ…

МОДНИЦЫ

Мухи — ужасные модницы. Они останавливаются возле каждого куска приглянувшейся им узорчатой паутины, осматривают ее, ощупывают, спрашивают у добродушного толстяка Паука:

— Почем миллиметр?

И платят обычно очень дорого.

ПОРТЬЕРА

— Ну, теперь мы с тобой никогда не расстанемся, — шепнула Гвоздю массивная Портьера, надевая на него кольцо.

Кольцо было не обручальное, но тем не менее Гвоздь почувствовал, что ему придется нелегко. Он немного согнулся под тяжестью и постарался поглубже уйти в стенку.

А со стороны все это выглядело довольно красиво.

СОФА ДИВАНОВНА

По происхождению она — Кушетка, но сама ни за что не признается в этом. Теперь она не Кушетка, а Софа, для малознакомых — Софа Дивановна. Отец ее — простой Диван — всю жизнь гнул спину, но теперь это не модно, и Софа отказалась от спинки, а заодно и от других устаревших понятий. Ни спинки, ни валиков, ни прочной обивки… Таковы они, диваны, не помнящие родства…

* ЧУТЬ-ЧУТЬ ЛИРИКИ *

Отвертки крутят головы винтам,

На кухне все от примуса в угаре,

Будильнику не спится по ночам —

Он все мечтает о хорошей паре.

Дрова в печи поют, как соловьи,

Они сгореть нисколько не боятся,

И все пылинки только по любви

На этажерки и шкафы садятся.

НОЧЬ

Я встаю, а она еще не ложилась. Она стоит под окном, как стояла с вечера.

— Уходи! — гоню я ее. — Мне надо работать. Ночь уходит не очень охотно. И не успеешь оглянуться — снова стоит под окном.

— Чего тебе не спится? — спрашиваю я не слишком строго.

— Холодно, — отвечает Ночь. — Разве тут уснешь, разве согреешься?

Тогда я гашу свет и впускаю Ночь в комнату.

— Ладно, грейся. Только это в последний раз. Завтра же ты должна оставить меня в покое. Ночь обещает, но я знаю, что это — только слова. Куда она денется среди зимы, не ночевать же ей под открытым небом!

Завтра и послезавтра все повторяется снова. Чуть стемнеет, Ночь приходит в мою комнату и уходит только на рассвете. Мне не хочется ее тревожить.

А время идет, и ничего я не успеваю сделать. Ночи этого не объяснишь — она темная, разве она понимает?..

ЛЮБОВЬ

Былинка полюбила Солнце…

Конечно, на взаимность ей трудно было рассчитывать: у Солнца столько всего на земле, что где ему заметить маленькую неказистую Былинку! Да и хороша пара: Былинка — и Солнце!

Но Былинка думала, что пара была б хороша, и тянулась к Солнцу изо всех сил. Она так упорно к нему тянулась, что вытянулась в высокую, стройную Акацию.

Красивая Акация, чудесная Акация — кто узнает в ней теперь прежнюю Былинку! Вот что делает с нами любовь, даже неразделенная…

ТЕНЬ

Что и говорить, этот Фонарь был первым парнем на перекрестке. К нему тянулись провода, тоненькие акации весело купались в его свете, прохожие почтительно сторонились, проходя мимо него. А Фонарь ничего этого не замечал. Он смотрел вверх, перемигиваясь со звездами, которые по вечерам заглядывали к нему на огонек.

Но однажды Фонарь случайно глянул вниз, и это решило его судьбу. Внизу он увидел странную незнакомку. Одетая во все черное, она покорно лежала у ног Фонаря и, казалось, ждала, когда он обратит на нее внимание.

— Кто вы? — спросил Фонарь. — Я вас раньше никогда не видел.

— Я Тень, — ответила незнакомка.

— Тень… — в раздумье повторил Фонарь. — Не приходилось слышать. Вы, видно, не здешняя?

— Я твоя, — прошептала Тень, этим неожиданно смелым ответом кладя предел всем дальнейшим расспросам.

Фонарь смутился. Он хоть и был первым парнем на перекрестке, но не привык к таким легким победам.

И все же признание Тени было ему приятно. Приятность тут же перешла в симпатию, симпатия — в увлечение, а увлечение — в любовь. В жизни так часто бывает.

И опять-таки, как это бывает в жизни, вслед за любовью пришли заботы.

— Почему ты лежишь? — тревожно спросил Фонарь. — Тебе нездоровится?

— Нет, нет, не волнуйся, — успокоила его Тень. — Я совершенно здорова.

Но я всегда буду лежать у твоих ног.

— Милая! — умилился Фонарь. — Я не стою такой любви.

— Ты яркий, — сказала Тень. — Я всегда буду с тобой. С одним тобой.

Дальнейший разговор принял характер, представляющий интерес только для собеседников.

Они встречались каждую ночь — Фонарь и его Тень — и, по всем внешним признакам, были довольны друг другом. Фонарь давно забыл о звездах и видел только свою Тень — больше его в мире ничего не интересовало. Даже закрыв глаза (а это бывало днем, потому что все фонари спят днем), он любовался своей Тенью.

Но однажды в полдень, когда Фонарю не очень спалось, он вдруг услышал голос Тени. Фонарь прислушался и вскоре сообразил, что Тень говорит с Солнцем — большим и ярким светилом, о котором Фонарь знал только понаслышке.

— Я твоя, — говорила Тень Солнцу. — Ты видишь — я у твоих ног… Я твоя…

Фонарю захотелось немедленно вмешаться, но он сдержал себя: было как-то неловко заводить разговор при постороннем Солнце. Зато вечером он выложил ей все. Ему ли, Фонарю, бояться собственной Тени!

— При чем здесь Солнце? Я не знаю никакого Солнца, — оправдывалась Тень, но Фонарь был неумолим.

— Уходи сейчас же! — заявил он. — Я не хочу тебя знать!

— Знай меня, знай! — захныкала Тень. — Я не могу от тебя уйти.

И она говорила правду: разве может Тень уйти от такого яркого Фонаря?

— Не сердись на меня! — ныла Тень. — Давай помиримся…

Фонарь покачал головой.

О, напрасно он это сделал! Он покачал головой слишком категорически и — разбился. Многие потом судачили о том, что Фонарь покончил с собой от любви. А между тем это произошло только от его принципиальности.

Вот теперь Тень не пришлось упрашивать. Что ей оставалось делать возле разбитого Фонаря? Она прицепилась к пробегавшему мимо Автобусу и — была такова.

Так и бродит Тень по свету, липнет ко всем, каждому предлагает свою дружбу. Возможно, она и за вами увяжется.

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ

Старенький толстячок Паучок, которого уже не держали ноги, свалился со стены прямо в бочку с медом.

Пока он барахтался, стараясь как-то выбраться, к бочке подлетела молоденькая Муха. Решив, что Паук — хозяин этих богатств, она сразу же начала плести свою невидимую мушиную паутину. И Паук, которого мед и старость окончательно лишили сил и сообразительности, конечно, не смог устоять.

Да, это был медовый месяц!

Много соков вытянул Паук из мух за свой долгий век, но это был первый случай, когда муха тянула из него соки. Паук отощал, сгорбился, и когда соседские тараканы заглядывали в бочку с медом, они всякий раз удивленно качали головами:

— Вот так история! Влип Паук на старости лет!

КУРИЦА

— Что ты грустишь? — спросила Курица Травинку.

— Мне нужен дождь. Без него я совсем завяну.

— А ты чего голову повесила? Тебе чего не хватает? — спросила Курица Ромашку.

— Дождь, только дождь мне нужен, — ответила Ромашка.

Интересно, кто он такой, этот дождь? Должно быть, красавец, не чета здешним петухам. Конечно, красавец, если все по нем с ума сходят!

Так подумала Курица, а потом и сама загрустила. И когда к ней подошел молодой Петух, который давно добивался ее расположения, она даже не взглянула на него. Она сидела, думала и вздыхала. Жизнь без любви — не жизнь, даже в самом лучшем курятнике.

— Что ты все квохчешь? — не выдержала Наседка. — Спала бы лучше…

— Ох, ты ничего не понимаешь, — опять вздохнула Курица. — Мне нужен дождь. Без него я совсем завяну.

Наседка только развела крыльями и опять задремала.

А наутро пошел дождь.

— Эй, хохлатка! Вон и твой долгожданный! — крикнула Наседка. — Беги скорее, пока не прошел!

Курица выскочила из курятника, но тотчас же влетела обратно.

— Да он мокрый! — кудахтала она, отряхивая крылышки. — Какой невежа, грубиян! И что в нем могли найти Травинка и Ромашка?

Когда молодой Петух подошел к ней, чтобы выразить свое сочувствие — он показался ей значительно интересней. «Это ничего, что у него немножко кривые ноги. Это даже красиво», — решила она про себя.

Через несколько дней они поженились и отправились в свадебное путешествие — через двор к дровяному сараю и обратно.

Как это было интересно! Петух оказался очень галантным кавалером и так потешно кричал «Ку-ка-ре-ку!», что Курице не приходилось скучать.

Но вот в пути новобрачные встретили Травинку и Ромашку. Курицыному удивлению не было границ, когда она увидела, что Травинка и Ромашка поднялись, посвежели — одним словом, выглядели отлично. От былой грусти не осталось и следа.

— Ну, как дождь? — спросила Курица не без ехидства.

— Хороший дождь. Такой сильный! Он недавно прошел — вы разве не встретились?

«Какое лицемерие! — подумала Курица. — Радуются они, конечно, не приходу дождя, а его уходу. Я-то знаю, чего он стоит!»

И, подхватив своего Петуха, Курица заспешила прочь: все-таки Петух был недурен собой, хоть у него и были кривые ноги.

Но ему она ничего не сказала об истории с дождем. Во-первых, она слишком любила своего Петуха, чтобы его расстраивать, а во-вторых, в глубине души, Курица рассчитывала как-нибудь, при удобном случае, еще раз выскочить под дождь. Просто из любопытства.

МЕЧТА

Остановилась Лужица посреди дороги и ждет, чтоб на нее обратили внимание.

Прежде всего ее, конечно, нанесут на карту. Лужица будет выглядеть на карте неплохо — у нее такие ровные берега! Вот здесь, на этом берегу, наверно, построят санаторий. На том берегу — порт или еще что-нибудь. Да, кстати, почему в нее никто не впадает?

Размечталась Лужица — и это понятно: каждому хочется найти себя в жизни. Но теперь Лужица себя не найдет: она так воспарила в мечтах, что на земле от нее только сухое место осталось.

СКРОМНОСТЬ

— Посмотрите, как хорошо у нас в комнате, — говорит Занавеска деревьям с улицы.

— Посмотрите, как хорошо у нас на улице, — говорит она комнатной мебели.

— Мы ничего не видим, — отвечают деревья.

— Нам ничего не видно, — отвечает мебель.

— Мы видим только тебя…

— Только тебя…

— Ну что вы, — смущается Занавеска, — не такая уж я красивая…

ОСЕНЬ

Чувствуя, что красота ее начинает отцветать и желая как-то продлить свое лето, Березка выкрасилась в желтый цвет — самый модный в осеннем возрасте.

И тогда все увидели, что осень ее наступила…

БЕЛАЯ ТУЧКА

В топке была жаркая работа, и Дым после смены захотел немного проветриться. Он вышел из трубы, подумывая, чем бы таким заняться, но, не найдя ничего лучшего, решил просто подышать свежим воздухом. «Оно и приятно, — размышлял Дым, — и полезно. Врачи, во всяком случае, советуют…»

Дым уже начал было дышать — спокойно, размеренно, по всем правилам медицины, — но вдруг что-то сдавило ему дыхание. Даже посторонний наблюдатель сразу бы заметил, что с Дымом происходит неладное: он словно замер на месте и неотрывно смотрел в одну точку… Собственно говоря, это была не точка, а тучка, маленькая белая тучка на ясном весеннем небе. Она была очень красива, эта Тучка, кудрявая и пушистая, в голубой небесной шали и ожерелье из солнечных лучей. Так что нечего удивляться, что Дым на нее загляделся.

Говорят, нет дыма без огня, и наш Дым вовсе не был исключением из общего правила. При виде Тучки он почувствовал в себе огонь и — устремился к ней.

— А вот и я! — выпалил Дым с бухты-барахты, примчавшись к Тучке и глядя на нее во все глаза. — Хотите со мной познакомиться? Тучка поморщилась.

— Вы что — пьяны? — спросила она. — Что вы ко мне пристаете?

Дым смутился.

— Я не пристаю, — пробормотал он. — И я вовсе не пьян. Просто… хотел… познакомиться.

У Дыма был очень растерянный вид, и это немножко успокоило Тучку.

— Поглядите на себя, на кого вы похожи, — сказала она. — Разве в таком виде представляются даме?

Дым послушно посмотрел на себя. Да, Тучка была права: грязный, растрепанный, весь в саже и копоти, Дым не производил благоприятного впечатления.

— Извините, — прошептал он. — Я только что со смены. У нас на заводе…

Вероятно, Дым все же сказал бы, что там было у них на заводе, но тут появился Ветер. Если бы он Просто появился! Нет, он сразу же бросился к Тучке, схватил ее довольно бесцеремонно и поволок. А Тучка прижалась к нему, словно только его и ждала все это время.

И тогда Дым начал таять. Он таял буквально на глазах, и если бы Тучка была повнимательней, она бы, конечно, это заметила.

Но она не была внимательной, эта белая Тучка. Она привыкла парить в небесах, и какое ей было дело до Дыма с его заводом, с его будничными заботами?.. Она прижималась к Ветру и уже совсем забыла о Дыме.

А Дым все таял и таял. И вот уже он исчез, как дым, — то есть, как и всякий другой дым исчез бы на его месте.

И только теперь Тучка о нем пожалела. Только теперь она почувствовала, что свежесть Ветра — еще не все, что он слишком резок и вообще у него ветер в голове.

Дым был другим. Он был серьезней и мягче, он смущался, робел, он хотел что-то рассказать Тучке о своем заводе… Теперь Тучка никогда не узнает, что он хотел ей рассказать.

От одной этой мысли можно было расплакаться. И Тучка заплакала. Она плакала горько и тяжело, плакала до тех пор, пока всю себя не выплакала.

ОСЕННЯЯ СКАЗКА

Взгляни в окно: ты видишь, одинокий лист кружится на ветру? Последний лист… Сейчас он желт, а когда-то был зелен. И тогда он не кружился по свету, а сидел на своей ветке рядом с молодой, румяной вишенкой, которую любил всем сердцем.

Старый гуляка Ветер часто говорил ему:

— Пойдем побродим по свету! Повсюду столько румяных вишенок!

Но Листик не соглашался. Зачем ему много вишенок, когда у него есть одна, его Вишенка, самая лучшая в мире! А потом счастье его оборвалось. Вишенка вдруг исчезла, и никто не мог сказать, куда она девалась.

Стояла холодная осенняя пора, и все листья с дерева давно облетели.

Только один Листик, осунувшийся, пожелтевший от горя, оставался на своей ветке: он все еще ждал, что вернется Вишенка.

— Что ты здесь высидишь? — убеждал его Ветер. — Пойдем поищем, — может быть, и найдем… Ветер дунул посильней, и они полетели.

…Взгляни в окно: ты видишь, темные деревья зябко ежатся от холода. Еще бы: все одеваются к зиме, а они, наоборот, раздеваются. А вон там, видишь, кружится на ветру последний желтый лист. Это наш Листик, наш однолюб. Он все еще ищет свою Вишенку.

СОЛНЦЕ

Снизу, прямо с земли, бьет в глаза яркое Солнце. Что случилось? Может быть, Солнце опустилось на землю?

Нет, это не Солнце, это только Осколок, всего лишь маленький кусочек стекла. Некоторые считают, что весна его не касается, что не его дело соваться в весенние дела. Но он тоже радуется весне. Радуется, как умеет.

Это радость делает его похожим на Солнце.

ЗВЕЗДЫ

В звездную ночь песчинки смотрятся в небо, как зеркало, и каждая легко находит себя среди других, подобных ей песчинок.

Это так просто — найти себя: стоит только посмотреть в небо и поискать самую яркую звезду. Чем ярче звезда, тем легче жить на свете песчинке…

СТАРЫЙ ДОМ

Этому дому, наверно, двести лет. Он стоит, маленький, совсем ветхий, и как-то неловко чувствует себя среди прекрасных домов нового времени.

Трудно понять, каким чудом он сохранился. Его грудь не украшают мемориальные доски, его стены не подкрепляет авторитет великих людей, которые жили в нем или хотя бы останавливались проездом.

Но все-таки он не зря простоял столько лет, все-таки и в нем жили люди. Может, они тоже были великими, только никто этого не заметил?

РАДОСТЬ

Котенок проснулся и обнаружил у себя хвост. Это было для него большим открытием, и он посмотрел на хвост недоверчиво, почти испуганно, а затем — бросился его ловить.

И, глядя на веселую, самозабвенную возню Котенка, как- то не верилось, что столько радости может доставить этот грязный, куцый, беспомощный хвостик.

Оригинал: выборка из Кривин Феликс Давидович «Полусказки»

СДЕЛАЙТЕ СВОИ УРОКИ ЕЩЁ ЭФФЕКТИВНЕЕ, А ЖИЗНЬ СВОБОДНЕЕ

Благодаря готовым учебным материалам для работы в классе и дистанционно

Скидки до 50 % на комплекты
только до

Готовые ключевые этапы урока всегда будут у вас под рукой

Была в сети 09.01.2023 17:07

Алямкина Вероника Александровна

учитель русского языка и литературы

53 года

рейтинг581 630
место10

Местоположение

Казахстан, Усть-Каменогорск

Феликс Кривин. Сказки с моралью

Притча от Феликса Кривина

Испорченный Кран считал себя первоклассным оратором. Круглые сутки он лил воду, и даже вёдра, кастрюли и миски, которым, как известно, не привыкать, сказали в один голос:

— Нет, с нас довольно!

Но у Крана была Раковина — верная подруга его жизни. Она исправно поглощала все перлы его красноречия и прямо-таки захлёбывалась от восхищения. Правда, удержать она ничего не могла и оставалась пустой, но ведь и это было следствием …

20.05.2017 17:06
433

Притча от Феликса Кривина

—Подумать только, какие безобразия в мире творятся! — возмущается под прилавком Авторучка. — Я один день здесь побыла, а уже чего не увидела! Но подождите, я напишу, я обо всём напишу правду!

А старый Электрический Чайник, который каждый день покупали и всякий раз из-за его негодности приносили обратно, — старый Электрический Чайник, не постигший сложной мудрости кипячения чая, но зато усвоивший житейскую мудрость, уста …

20.05.2017 17:02
449

Притча от Феликса Кривина

Дамокл поднял голову и увидел над собой меч.

— Хорошая штука, — сказал он. — Другого такого не найдёшь в Сиракузах.

— Обрати внимание, что он висит на конском волосе, — растолковывал ему тиран Дионисий. — Это имеет аллегорический смысл. Ты всегда завидовал моему счастью, и этот меч должен тебе объяснить, что всякое счастье висит на волоске.

Дамокл сидел на пиру, а над его головой висел меч. П …

20.05.2017 16:58
364

Притча от Феликса Кривина

Минотавр ходил по лабиринту. Выхода не было.

— Всё у меня не как у людей! — вздыхал Минотавр, по общему обыкновению преувеличив свои несчастья: и руки, и ноги, и туловище у него были совсем как у людей, только голова как у быка, да и та досталась ему от случайного знакомого его матери — легкомысленной женщины Пасифаи.

— О боги! — вскричал Минотавр, так ничего и не придумав своей головой. — О боги, помо …

20.05.2017 16:57
368

Притча от Феликса Кривина

Жил-был добрый волшебник. Он мог превращать песок в сахар, а простую воду в молоко, но он ничего этого не делал, так как был убеждён, что чудес на земле не бывает.

Пошёл он однажды на край света. Пришёл, свесил ноги через край и сидит, смотрит вниз — на звёзды и луну, на разные планеты. Вдруг добрый волшебник почувствовал, что рядом с ним кто-то стоит. Он скосил глаза и увидел петуха, который пристроился на самом краю и преспокойно клевал зв …

20.05.2017 16:55
542

Притча от Феликса Кривина

Пошёл Гусь в огород посмотреть, всё ли там в порядке. Глядь — на капусте кто-то сидит.

— Ты кто? — спрашивает Гусь.

— Гусеница.

— Гусеница? А я — Гусь, — удивился Гусь и загоготал. — Вот здорово — Гусь и Гусеница!

Он гоготал и хлопал крыльями, потому что такого интересного совпадения ему никогда встречать не приходилось. И вдруг замолчал.

— А ты поч …

20.05.2017 16:54
687

СВЕТИЛО

В магазине электроприборов Люстра пользовалась большим уважением.

— Ей бы только добраться до своего потолка, — говорили настольные лампы. — Тогда в мире сразу станет светлее.

И долго еще, уже заняв места на рабочих столах, настольные лампы вспоминали о своей знаменитой землячке, которая теперь — ого! — стала большим светилом.

А Люстра между тем дни и ночи проводила в ресторане. Устроилась она неплохо, в самом центре потолка, и, ослепленная собс …

02.09.2016 15:36
1010

ВЕЧНОСТЬ

Когда Гранитной Глыбе исполнилось два миллиона лет, рядом с ней — возможно, для того, чтобы ее поздравить, — появился только что родившийся Одуванчик.

— Скажите, — спросил Одуванчик, — вы никогда не думали о вечности? Гранитная Глыба даже не пошевелилась.

— Нет, — сказала она спокойно. — Жизнь так коротка, что не стоит тратить время на размышления.

— Не так уж коротка, — возразил Одуванчик. — Можно все успеть при желании.

— Зачем? — у …

02.09.2016 15:34
611

ЯБЛОКО

Яблоко пряталось среди листьев, пока его друзей срывали с дерева.

Ему не хотелось попадать в руки человека: попадешь, а из тебя еще, чего доброго, компот сделают! Приятного мало.

Но и оставаться одному на дереве — тоже удовольствие небольшое. В коллективе ведь и погибать веселее.

Так, может быть, выглянуть? Или нет? Выглянуть? Или не стоит?

Яблоко точил червь сомнения. И точил до тех пор, пока от Яблока ничего не осталось. …

02.09.2016 15:32
4376

КОПИЛКА

— Учитесь жить! — наставляла глиняная Копилка своих соседей по квартире. — Вот я, например: занимаю видное положение, ничего не делаю, а деньги — так и сыплются.

Но сколько бы денег ни бросали в Копилку, ей все казалось мало.

— Еще бы пятачок! — вызвякивала она. — Еще бы гривенник!

Однажды, когда Копилка была уже полна, в нее попытались засунуть еще одну монету. Монета не лезла, и Копилка очень волновалась, что эти деньги достанутся не ей. Но хо …

02.09.2016 15:29
1020

Разговоры про любовь

1

– Сегодня четверг или пятница? – спросил мужчина, присаживаясь на край скамьи, на другом краю которой сидела Зинаида – Пятница, – буркнула Зинаида и подумала: « Сейчас начнет приставать» Она видела этих мужчин насквозь, хотя опыт у нее был небольшой, скорее даже маленький Вышла замуж Зинаида уже пос

Сказки с моралью



171

7

Кривин Феликс Давидович Сказки с моралью Феликс Кривин Эге, отстаешь, отстаешь! подгоняет Большая Стрелка Маленькую Я уже вон сколько прошла, а ты все топчешься на месте! Плохо же ты служишь нашему времени! Топчется Маленькая Стрелка, не успевает Где ей за Большой Стрелкой поспеть! Но ведь показы

Упрямый горизонт



156

10

Эта книжка не только для Санечки, но и для Танечки, и для Ванечки, и для Манечки… Очень много на свете разных имён, но все они не поместились бы в этой книжке. А может, не Санечка уменьшительное от Александра, а Александр

Простое, как мычание

1

По документам я в селе родилась, но ято помню, что родилась в городе Нас тогда целое стадо в одной комнате родилось, на шестом этаже Как замычали мы в один голос, у Андерсена дух захватило от радости – Умницы, – говорит, – чтоб вам всем быть здоровенькими Ваше здоровье – это наше здоровье У Андерсен

Сказки, добытые из под земли

1

Детям дошкольного возраста о полезных ископаемых. Художник В Коваль. Содержание: КТО САМЫЙ ПОЛЕЗНЫЙ? 1 МЕДНАЯ СКАЗКА 1 АЛЮМИНИЕВАЯ СКАЗКА 1 ГЛИНЯНАЯ СКАЗКА 1 ГИПСОВАЯ СКАЗКА 1 АСФАЛЬТОВАЯ СКАЗКА 1 СКАЗКИ, ДОБЫТЫЕ И

Карманная школа



134

15

Вы покидаете школу Вы покидаете многих друзей и среди них своих верных товарищей: грамматику, математику, физику Им очень жаль расставаться с вами, и на прощанье они хотят сказать вам несколько слов Нет, нет, совсем

Учёные сказки



246

30

Книга эта веселая но не настолько, чтобы показаться легкомысленной; грустная но не настолько, чтобы испортить читателю настроение; серьезная но не настолько, чтобы занять место среди научных трудов В наш век, когда наука проникает в область фантазии, что остается фантазии? Проникнуть в область на

Исповедь книголюба

1

Кривин Феликс Давидович Феликс Кривин Полюбил я книги Крепко полюбил И решил составить из них библиотеку Прихожу в книжный: Пушкин есть? Пушкина нет Есть Пешкин, заменитель Пушкина Александр Пешкин, вполне приличный поэт Может, Бунин есть? Есть Дунин Евдоким Дунин Заменитель Бунина Ладно, Дунин так

Всемирная история в анекдотах



163

23

Геродот отец истории, а сын истории анекдот Не зря говорят, что дети единственная наша радость Содержание: Раздел первый: АНЕКДОТИЧЕСКИЕ ДОИСТОРИЧЕСКИЕ ВРЕМЕНА 1 Раздел второй: АНЕКДОТИЧЕСКАЯ ДРЕВНЯЯ ИСТОРИЯ 2 Раздел третий: АНЕКДОТИЧЕСКИЕ СРЕДНИЕ ВЕКА 7 Раздел четвертый: АНЕКДОТИЧЕСКАЯ НОВАЯ

Ложка

1

Мы с сестрой были трудные дети И нам было трудно, и с нами было нелегко Однажды мы сломали единственную чайную ложку Это случилось далеко от нашего дома, в эвакуации, поэтому второй ложки у нас не было Чем размешивать чай? И так сахара нет, а тут еще нечем размешивать Но мы, конечно, не об этом дума

Принцесса Грамматика или Потомки древнего глагола



321

46

» Школой добрых чувств» назвала в свое время газета » Известия» книгу Ф Кривина » Карманная школа», в которой читатели впервые встретились с забавными персонажами, сошедшими со страниц серьезной школьной грамматики И вот

Сновидец

1

В детстве мне приснилось, что я бросился под трамвай Я уснул так, чтобы помнить, что я сплю, и стал во сне приставать к прохожим Прохожие не знали, что все это происходит во сне, вся их жизнь протекала во сне, и они относились к нему, как к действительности Конечно, они вызвали милицию Вот тогда я и

Из записок Кощея Бессмертного

5

Кривин Феликс Давидович Из записок Кощея Бессмертного Феликс Кривин 1 СКАЗКА ПРО БЕЛОГО БЫЧКА Рассказать вам сказку про белого бычка? Вы говорите рассказать, я говорю, рассказать Рассказать вам сказку про белого бычка? Я живу в этой сказке Это у самого леса, не доходя Если идти по дороге, нужно св

Прабабушка наша Вселенная

3

Что такое галактика? Почему солнце не тонет в море? Можно ли жить на солнце? Почему луна светит ночью? Куда днем деваются звезды? Сколько на небе звезд? В этой книжке найдутся ответы на эти и еще много других вопросов малень

Драка

1

Я дрался раз в жизни, да и то не с тем, с кем следовало И вовсе не потому, что не встречал людей, с которыми следовало драться Таких людей я встречал, но с ними я не дрался, а здоровался за руку, улыбался им, как лучшим друзьям Потому что я уже стал воспитанным человеком А в тот раз, когда дрался, я

Текст книги «Сказки с моралью»

Автор книги: Феликс Кривин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Кривин Феликс Давидович
Сказки с моралью

Феликс Кривин

Сказки с моралью

– Эге, отстаешь, отстаешь! – подгоняет Большая Стрелка Маленькую. – Я уже вон сколько прошла, а ты все топчешься на месте! Плохо же ты служишь нашему времени!

Топчется Маленькая Стрелка, не успевает. Где ей за Большой Стрелкой поспеть!

Но ведь показывает она часы, а не минуты.

ДВА КАМНЯ

У самого берега лежали два камня – два неразлучных и давних приятеля. Целыми днями грелись они в лучах южного солнца и, казалось, счастливы были, что море шумит в стороне и не нарушает их спокойного и мирного уюта.

Но вот однажды, когда разгулялся на море шторм, кончилась дружба двух приятелей: одного из них подхватила забежавшая на берег волна и унесла с собой далеко в море.

Другой камень, уцепившись за гнилую корягу, сумел удержаться на берегу и долго не мог прийти в себя от страха. А когда немного успокоился, нашел себе новых друзей. Это были старые, высохшие и потрескавшиеся от времени комья глины. Они с утра до вечера слушали рассказы Камня о том, как он рисковал жизнью, какой подвергался опасности во время шторма. И, ежедневно повторяя им эту историю, Камень в конце концов почувствовал себя героем.

Шли годы… Под лучами жаркого солнца Камень и сам растрескался и уже почти ничем не отличался от своих друзей – комьев глины.

Но вот набежавшая волна выбросила на берег блестящий Кремень, каких еще не видали в этих краях.

– Здравствуй, дружище! – крикнул он Растрескавшемуся Камню.

Старый Камень был удивлен.

– Извините, я вас впервые вижу.

– Эх, ты! Впервые вижу! Забыл, что ли, сколько лет провели мы вместе на этом берегу, прежде чем меня унесло в море?

И он рассказал своему старому другу, что ему пришлось пережить в морской пучине и как все-таки там было здорово интересно.

– Пошли со мной! – предложил Кремень. – Ты увидишь настоящую жизнь, узнаешь настоящие бури.

Но его друг. Растрескавшийся Камень, посмотрел на комья глины, которые при слове «бури» готовы были совсем рассыпаться от страха, и сказал:

– Нет, это не по мне. Я и здесь прекрасно устроен.

– Что ж, как знаешь! – Кремень вскочил на подбежавшую волну и умчался в море.

…Долго молчали все оставшиеся на берегу. Наконец Растрескавшийся Камень сказал:

– Повезло ему, вот и зазнался. Разве стоило ради него рисковать жизнью? Где же правда? Где справедливость?

И комья глины согласились с ним, что справедливости в жизни нет.

ИГОЛКА В ДОЛГ

Не дают Ежу покоя.

Только он свернется, уляжется в своей норе, чтобы соснуть месяц-другой, пока холода отойдут, а тут стук.

– Разрешите войти?

Выглянет Еж за порог, а там – Хомяк-скорняк, шубный мастер.

– Простите, что побеспокоил, – извиняется Хомяк. – Не одолжите ли иголочку?

Что ему ответишь? Мнется Еж – и дать жалко, и отказать совестно.

– Я бы рад, – говорит, – я бы с удовольствием. Да у меня самого их маловато.

– Мне только на вечер, – просит Хомяк. – Шубу заказчику кончить нужно, а иголка сломалась.

С болью вытаскивает ему Еж иголку:

– Только прошу вас: кончите работу – сразу верните.

– Конечно, а как же! – заверяет Хомяк и, взяв иголку, торопится заканчивать шубу заказчику.

Еж возвращается в норку, укладывается. Но едва начинает дремать, снова стук.

– Здравствуйте, вы еще не спите?

На этот раз явилась Лиска-модистка.

– Одолжите иголочку, – просит. – Где-то моя затерялась. Искала-искала, никак не найду.

Еж и так и сяк – ничего не получается. Приходится и Лисе одолжить иголочку.

После этого Ежу наконец удается заснуть. Лежит он, смотрит свои сны, а в это время Хомяк уже шубу кончил и спешит к Ежу, несет ему иголку.

Подошел Хомяк к норке Ежа, постучал раз, другой, а потом и внутрь заглянул. Видит: Еж спит, посапывает. «Не стану его будить, – думает Хомяк. – Воткну ему иголку на место, чтоб зря не беспокоить, а поблагодарю в другой раз, при случае».

Нашел на ежовой спине место посвободнее и сунул туда иглу. А Еж как подскочит! Не разобрался, конечно, со сна.

– Спасите! – кричит. – Убили, зарезали!

– Не беспокойтесь, – вежливо говорит Хомяк. – Это я вам иголку вернул. Большое спасибо.

Долго ворочался Еж, не мог уснуть от боли. Но все-таки уснул и, забыв о Хомяке, снова за свои сны принялся. Как вдруг…

– Ай! – завопил Еж. – Спасите, помогите!

Пришел немного в себя, смотрит – возле него Лиска-модистка стоит, улыбается.

– Я вас, кажется, немного испугала. Это я иголочку принесла. Уж так спешила, так спешила, чтобы вы не беспокоились.

Свернулся Еж клубком, брюзжит себе потихоньку. А чего брюзжать-то? С болью давал, с болью и назад получает.

«ИСТОРИЯ КАПЛИ»,

написал я и посадил на бумаге кляксу.

– Вот хорошо, что ты решил обо мне написать! – сказала Клякса. – Я так тебе благодарна!

– Ты ошибаешься, – ответил я. – Я хочу написать о капле.

– Но ведь я тоже капля! – настаивала Клякса. – Только чернильная.

– Чернильные капли разные бывают, – сказал я. – Одни пишут письма, упражнения по русскому языку и арифметике, вот такие истории, как эта. А другие, вроде тебя, только место занимают на бумаге. Ну что я могу написать о тебе хорошего?

Клякса задумывается.

В это время возле нее появляется маленький Лучик. Листья деревьев за окном пытаются не пустить его в комнату. Они шуршат ему вслед:

– Не смей водиться с этой неряхой! Ты испачкаешься!

Но Лучик не боится испачкаться. Ему очень хочется помочь чернильной капле, которая так неудачно села на бумагу.

Я спрашиваю у Кляксы:

– Ты действительно хочешь, чтобы я о тебе написал?

– Очень хочу, – признается она.

– Тогда ты должна это заслужить. Доверься Лучику. Он заберет тебя, освободит от чернил, и ты станешь чистой, прозрачной каплей. Для тебя найдется дело, только смотри не отказывайся ни от какой работы.

– Хорошо, – соглашается Капля. Теперь ее уже можно так называть.

Я стою у окна и смотрю на тучи, которые уплывают вдаль.

Где-то там, среди них, и моя Капля. И я машу ей рукой:

– До свидания, Капля! Счастливого пути!

А далеко-далеко, в знойной степи, качается на ветру Колос. Он знает, что должен вырасти большим и что для этого ему нужна влага. Он знает, что без дождя высохнет на солнце и ничем не отблагодарит людей, которые так заботливо за ним ухаживают. Об одном только не знает Колос: о нашем уговоре с Каплей.

А Капля летит ему на помощь, и спешит, и подгоняет ветер:

– Скорее, скорее, мы можем не успеть!

Какая это была радость, когда она Наконец прибыла на место! Капля даже не подумала, что может разбиться, падая с такой высоты. Она сразу устремилась вниз, к своему Колосу.

– Ну, как дела? Еще держишься? – спрашивает она, приземляясь.

И мужественный Колос отвечает:

– Держусь, как видишь. Все в порядке.

Но Капля видит, что не все в порядке. Она с большим трудом прогрызает черствую землю и доходит до самого корня Колоса. Потом она принимается его кормить.

Колос оживает, распрямляется, чувствует себя значительно бодрее.

– Спасибо, Капля, – говорит он. – Ты мне очень помогла.

– Пустяки! – отвечает Капля. – Я рада, что была тебе полезна. А теперь – прощай. Меня ждут в других местах.

В каких местах ее ждут, Капля не говорит. Попробуй теперь ее найти, сколько на земле рек, озер, морей и океанов, и, можете себе представить, сколько в них капель!

Но свою-то Каплю я должен найти! Ведь я сам отправил ее в далекий путь, да еще пообещал о ней написать.

Паровоз, тяжело дыша, останавливается на узловой станции. Здесь ему нужно отдохнуть, запастись водой и горючим, чтобы с новыми силами двинуться дальше.

Журчит вода, наполняя его котлы. И – смотрите: в струе воды показалось что-то знакомое. Ну да, конечно же, это наша Капля!

Трудно Капле в паровозном котле! Жаркая здесь работа! Капля не только упарилась, но совсем превратилась в пар. И все же она неплохо справляется со своим делом.

Другие капли даже начинают прислушиваться к ее мнению по различным вопросам, обращаются к ней за советом, а она, собрав вокруг себя товарищей, командует:

– Раз, два – взяли! Ну-ка, еще поднажми!

Капли нажимают еще, и паровоз мчится, оставляя позади одну станцию за другой.

А потом Капля прощается со своими товарищами: кончилась ее смена. Паровоз выпускает пары, и она покидает котел, а ее товарищи кричат ей вслед:

– Не забывай нас. Капля! Может, еще встретимся!

Стоит суровая зима, земля мерзнет и никак не может согреться. А ей нельзя мерзнуть. Ей нужно сохранить свое тепло, чтобы отдать его весной деревьям, травам, цветам. Кто защитит землю, кто прикроет ее и сам не побоится холода?

Конечно, Капля.

Правда, теперь ее трудно узнать: от холода Капля превратилась в Снежинку.

И вот она медленно опускается на землю, прикрывает ее собой. Охватить Снежинка может очень небольшое пространство, но у нее много товарищей, и всем вместе им удается уберечь землю от холода.

Снежинка лежит, тесно прижавшись к земле, как боец в белом халате. Злобно трещит Мороз, он хочет добраться до земли, чтобы ее заморозить, но его не пускает отважная Снежинка.

– Погоди же! – грозится Мороз. – Ты у меня запляшешь!

Он посылает на нее сильный Ветер, и Снежинка действительно начинает плясать в воздухе. Ведь она очень легка, и Ветру с ней справиться нетрудно.

Но только Мороз, торжествуя победу, отпускает Ветер, как Снежинка опять опускается на землю, припадает к ней, не дает Морозу отобрать у земли тепло.

А потом ей на помощь приходит Весна. Она ласково согревает Снежинку и говорит:

– Ну вот, спасибо тебе, уберегла ты мою землю от Мороза.

Очень приятно, когда тебя хвалят. Снежинка буквально тает от этой похвалы и, снова превратясь в Каплю, бежит со своими товарищами в шумном весеннем потоке.

– Вот досада! Опять я кляксу посадил на бумагу! Ну скажи, чему ты улыбаешься. Клякса?

– Теперь-то ты напишешь обо мне, как обещал?

– Ах, это опять ты! Но я ведь предупреждал тебя, что ты должна заняться полезным делом. А ты, как была, так и осталась Кляксой.

– Ну, нет! Теперь я – настоящая Капля. И я занималась полезным делом.

– Почему же ты опять стала Кляксой?

Клякса хитро подмигивает мне:

– Иначе ты бы меня не узнал и не стал бы писать обо мне.

На этот раз я подмигиваю Кляксе:

– А ведь я написал о тебе. Так что ты зря волновалась. Вот послушай.

И я читаю Кляксе эту историю.

– Ну как, все правильно?

– Правильно, – с удовольствием соглашается Клякса. Но больше ничего не успевает добавить: появляется наш общий знакомый Лучик и начинает ее тормошить:

– Пойдем, Капля! Нечего здесь рассиживаться на бумаге!

И они улетают.

А я опять стою у окна и смотрю на тучи, уплывающие вдаль.

Где-то там, в этих тучах, и моя Капля. И я машу ей рукой:

– До свидания, Капля! Счастливого пути!

ШКОЛА

Пошел Гусь в огород посмотреть, все ли там в порядке. Глядь – на капусте кто-то сидит.

– Ты кто? – спрашивает Гусь.

– Гусеница.

– Гусеница? А я – Гусь, – удивился Гусь и загоготал. – Вот здорово Гусь и Гусеница!

Он гоготал и хлопал крыльями, потому что такого интересного совпадения ему никогда встречать не приходилось. И вдруг замолчал.

– А ты почему не хлопаешь? – спросил он почти обиженно.

– У меня нечем, – объяснила Гусеница. – Посмотри: видишь – ничего нет.

– У тебя нет крыльев! – догадался Гусь. – Как же ты летаешь в таком случае?

– А я не летаю, – призналась Гусеница. – Я только ползаю.

– Ага, – припомнил Гусь, – рожденный ползать летать не может. Жаль, жаль, тем более, что мы почти однофамильцы…

Они помолчали. Потом Гусь сказал:

– Хочешь, я научу тебя летать? Это совсем не трудно, и если у тебя есть способности, ты быстро научишься.

Гусеница охотно согласилась.

Занятия начались на следующий день.

– Вот это земля, а это – небо. Если ты ползаешь по земле, то ты просто ползаешь, а если ты ползаешь по небу, то ты уже не ползаешь, а летаешь…

Так говорил Гусь. Он был силен в теории.

Из-под капусты высунулась чья-то голова:

– Можно и мне? Я буду сидеть тихо.

– Ты что – тоже Гусеница?

– Нет, я Червяк. Но мне бы хотелось летать… – Червяк замялся и добавил, немного смутившись: – Это у меня такая мечта с детства.

– Ладно, – согласился Гусь. – Сиди и слушай внимательно. Итак, мы остановились на небе…

Они занимались каждый день с утра до полудня. Особенно старался Червяк. Он сидел не шелохнувшись и смотрел учителю в рот, а по вечерам старательно готовил уроки и даже повторял пройденный материал. Не прошло и месяца, как Червяк уже мог безошибочно показать, где находится небо.

Гусеница не отличалась такой прилежностью. На уроках она занималась бог знает чем: плела паутину и обматывала себя, пока не превратилась из живой, подвижной Гусеницы в какую-то восковую куколку.

– Так у нас дело не пойдет, – делал ей замечание Гусь. – Теперь я вижу, что ты, Гусеница, никогда не будешь летать. Вот Червяк полетит – за него я спокоен.

Червяк и тут прилежно слушал учителя. Ему было приятно, что его хвалят, хотя он и прежде не сомневался, что полетит: ведь у него по всем предметам были пятерки.

И вот однажды, придя на занятия. Гусь застал одного Червяка.

– А где Гусеница? – спросил Гусь. – Она что – больна?

– Она улетела, – сказал Червяк. – Вон, посмотрите. Видите?

Гусь посмотрел, куда показывал Червяк, и увидел Бабочку. Червяк уверял, что это – Гусеница, только теперь у нее выросли крылья. Бабочка легко порхала в воздухе, и даже сам Гусь не смог бы за ней угнаться, потому что хоть он и был силен в теории, но все-таки был домашней птицей.

– Ну, ладно, – вздохнул Гусь, – продолжим занятия.

Червяк сосредоточенно посмотрел на учителя и приготовился слушать.

– Итак, – сказал Гусь, – о чем мы говорили вчера? Кажется, мы остановились на небе?..

СКАЗКА ПРО КОЗЛИКА

Жил-был у бабушки серенький козлик.

Пошел он однажды в лес погулять – зверей посмотреть, себя показать. А навстречу ему – волки.

– Привет, старик! – говорят. – Куда топаешь?

Козлик чуточку струхнул, но ему было приятно, что такие взрослые волки с ним, как с равным, разговаривают, и это придало ему смелости.

– Здравствуйте, ребята! – сказал он, по примеру волков клацнув зубами. – Вот вышел немного проветриться.

– Прошвырнемся? – спрашивают волки.

Козлик не знал, что такое «Прошвырнемся», ни догадался, что волки приглашают его в компанию.

– Это можно! – тряхнул он едва пробивающейся бородкой.

– Тогда подожди здесь, – говорят волки. – Тут одно дело есть. Мы мигом.

Отошли в сторонку и советуются, как с козликом быть: сейчас сожрать или на завтра оставить?

– Вот что, мальчики, – говорит один. – Жрать его нет смысла. Каждому на зуб – и то не хватит. А в селе у него приличные связи, они нам всегда сгодятся. Отпустим его. Хорошо иметь своего козла отпущения.

Вернулись волки к козлику.

– Слушай, старик, нужна помощь. Мотнись в село, приведи кого-нибудь из приятелей.

Пошел козлик, привел двух баранов.

– Вот, знакомьтесь, – говорит, – это мои приятели.

Стали волки с баранами знакомиться – только шерсть с баранов полетела. Козлик хотел было остановить волков, но побоялся, что они его засмеют, что скажут: «Эх ты, бабушкин козлик!», и не остановил, а только сердито боднул баранью тушу.

– Ишь ты, какой кровожадный! – с уважением заметили волки и этим окончательно покорили козлика.

– Подумаешь – два барана! – сказал он. – Я могу еще больше привести, если надо.

– Молодец, старик! – похвалили его волки. – Давай, веди еще!

Побежал козлик.

Но едва прибежал в село, его схватили и бросили в сарай: кто-то видел, как он баранов в лес уводил.

Услышала бабушка, что козлика ее посадили, и – в колхозное правление.

– Отпустите его, – просит, – он еще маленький, несовершеннолетний.

– Да он двух баранов загубил, твой козлик, – отвечают бабке в правлении.

Плачет бабушка, просит, домой не идет. Что с ней делать – отдали ей козлика.

А козлик, не успел еще на порог дома ступить – снова в лес. Волки его уже ждали.

– Ну что, где твои бараны? – спрашивают.

Стыдно было козлику рассказывать, как бабушка его выручала.

– Я сейчас, – говорит он волкам. – Вы только подождите. Я их приведу, вот увидите.

Опять привел, опять попался. И опять его бабушка выручила. А потом бараны умнее стали: не хотят водиться с козликом, не верят ему.

Злятся волки, подтягивают животы. Смеются над козликом:

– Тоже, герой нашелся! Сказано – бабушкин козлик!

Обидно козлику, а что делать – не знает.

– Ты нас к бабке своей сведи, – предлагают волки. – Может, она нас хоть капустой угостит. Да и неудобно, что мы с ней до сих пор не знакомы.

– И верно! – обрадовался козлик. – Бабка у меня хорошая, она вам понравится.

– Конечно, – соглашаются волки. – Еще как понравится!

– И капуста понравится, – обещает козлик.

– Ну, это тебе видней, – уклончиво отвечают волки.

Привел их козлик домой.

– Вы пока знакомьтесь с бабушкой, а я сбегаю в огород, капусты нарву.

– Валяй, – говорят волки. – Мы здесь сами найдем дорогу.

Побежал козлик. Долго не возвращался. Известное дело – пусти козла в огород!

Когда принес капусту, волков уже не было. Не дождались они – ушли. Не было и бабушки. Бегал козлик по дому, искал ее, звал – да где там!

Остались от бабушки рожки да ножки.

ХИТРАЯ КОШКА

Бежит Мышка по коридору, вдруг кто-то ее цап за шиворот! Скосила Мышка глаза, глядь – Кошка. От Кошки добра не жди, и решила Мышка сделать вид, будто она не узнала Кошку.

– Скажите, пожалуйста, вы не видели Кошку?

Кошка прищурилась:

– А вам что – нужна Кошка?

– Д-да, – пискнула Мышка.

«Что-то тут не то, – подумала Кошка. – Но всякий случай правды говорить не следует».

– Кошка сидит в кабинете, – схитрила Кошка. – Она там всегда сидит… У нее там работа.

– Может, мне ее там поискать? – предложила Мышка, не совсем уверенная, что ее отпустят.

– Что ж, поищите, – разрешила Кошка, а про себя подумала: «Беги, беги, так ты ее и найдешь. Вот так дураков учат!»

Побежала Мышка. Сидит Кошка, ухмыляется: «Ай да я, ай да Кошка! Хорошо Мышку за хвост провела!»

А потом спохватилась: «Как же так? Выходит, я ее за здорово живешь отпустила? Ладно, попадешься ты мне в другой раз!»

И в другой раз попалась Мышка.

– Ну как, нашли вы тогда Кошку? – спросила Кошка, зло радуясь.

– Да, да, не беспокойтесь, – заторопилась Мышка, а сама так и смотрит, куда бы улизнуть.

«Ну, погоди, – решила Кошка. – Сейчас я тебя поймаю!»

– Значит, Кошка в кабинете сидит?

– В кабинете.

– И вы можете ее привести?

– М-могу…

– Ну-ка приведите.

Побежала Мышка.

Час прошел, и два, и три – нет Мышки. Конечно, где ей Кошку привести, когда Кошка – вот она! – здесь сидит.

Хорошо Кошка Мышку обхитрила!

ХВОСТ

Надоела Зайцу нужда, и решил он продать свой хвост.

Пришел на базар, взобрался на холмик и ждет покупателей. Увидели Зайца лисицы, выстроились в очередь. Задние нажимают на передних, спрашивают друг дружку:

– Чего дают?

– Да вот – хвост выбросили. Не знаю только, всем ли хватит.

– Ты, гляди, не помногу давай, – кричат Зайцу. – Чтобы всем хватило!

– Да я не помногу, – косится Заяц на свой хвостик, – только не жмите так, пожалуйста!

Жмут лисицы, мнут друг дружке бока, каждая боится, что ей не достанется.

– Трудно нынче с хвостами, – жалуются лисицы. – Слыхано ли дело – за хвост две морковки!

– Нет, не слыхано, – соглашается Заяц. – Просто этот хвост мне дорог как память. Я его от родителей получил… Ой, не жмите, пожалуйста!..

Но его уже никто не слушал. Покупатели сбились в кучу, каждый норовил вцепиться в хвост. А когда куча рассеялась. Заяц куда-то делся и на земле остался только его хвостик.

Только хвостик – и никакой возле него очереди.

ПОЛУПРАВДА

Купил Дурак на базаре Правду. Удачно купил, ничего не скажешь. Дал за нее три дурацких вопроса да еще два тумака сдачи получил и – пошел.

Но легко сказать – пошел! С Правдой-то ходить – не так просто. Кто пробовал, тот знает. Большая она. Правда, тяжелая. Поехать на ней – не поедешь, а на себе нести – далеко ли унесешь?

Тащит Дурак свою Правду, мается. А бросить жалко. Как-никак, за нее заплачено.

Добрался домой еле жив.

– Ты где, Дурак, пропадал? – набросилась на него жена.

Объяснил ей Дурак все, как есть, только одного объяснить не смог: для чего она, эта Правда, как ею пользоваться.

Лежит Правда среди улицы, ни в какие ворота не лезет, а Дурак с женой держат совет – как с нею быть, как ее приспособить в хозяйстве.

Крутили и так и сяк, ничего не придумали. Даже поставить Правду, и то негде. Что ты будешь делать – некуда Правды деть!

– Иди, – говорит жена Дураку, – продай свою Правду. Много не спрашивай – сколько дадут, столько и ладно. Все равно толку от нее никакого.

Потащился Дурак на базар. Стал на видном месте, кричит:

– Правда! Правда! Кому Правду – налетай!

Но никто на него не налетает.

– Эй, народ! – кричит Дурак. – Бери Правду – дешево отдам!

– Да нет, – отвечает народ. – Нам твоя Правда ни к чему. У нас своя Правда, не купленная.

Но вот к Дураку один Торгаш подошел. Покрутился возле Правды, спрашивает:

– Что, парень. Правду продаешь? А много ли просишь?

– Немного, совсем немного, – обрадовался Дурак. – Отдам за спасибо.

– За спасибо? – стал прикидывать Торгаш. – Нет, это для меня дороговато.

Но тут подоспел еще один Торгаш и тоже стал прицениваться.

Рядились они, рядились и решили купить одну Правду на двоих. На том и сошлись.

Разрезали Правду на две части. Получились две полуправды, каждая и полегче, и поудобнее, чем целая была. Такие полуправды – просто загляденье.

Идут торгаши по базару, и все им завидуют. А потом и другие торгаши, по их примеру, стали себе полуправды мастерить.

Режут торгаши правду, полуправдой запасаются.

Теперь им куда легче разговаривать между собой.

Там, где надо бы сказать: «Вы подлец!» – можно сказать: «У вас трудный характер». Нахала можно назвать шалуном, обманщика – фантазером.

И даже нашего Дурака теперь никто дураком не назовет.

О дураке скажут: «Человек, по-своему мыслящий».

Вот как режут Правду!

СОСЕДКИ

Вот здесь живет Спесь, а через дорогу от нее – Глупость. Добрые соседки, хоть характерами и несхожи: Глупость весела и болтлива. Спесь мрачна и неразговорчива. Но – ладят.

Прибегает однажды Глупость к Спеси:

– Ох, соседка, ну и радость у меня! Сколько лет сарай протекал, скотина хворала, а вчера крыша обвалилась, скотину прибило, и так я одним разом от двух бед избавилась.

– М-да, – соглашается Спесь. – Бывает…

– Хотелось бы мне, – продолжает Глупость, – отметить это событие. Гостей пригласить, что ли. Только кого позвать – посоветуй.

– Что там выбирать, – говорит Спесь. – Всех зови. А то, гляди, подумают, что ты бедная!

– Не много ли – всех? – сомневается Глупость. – Это ж мне все продать, все с хаты вынести, чтоб накормить такую ораву…

– Так и сделай, – наставляет Спесь. – Пусть знают.

Продала Глупость все свое добро, созвала гостей. Попировали, погуляли на радостях, а как ушли гости – осталась Глупость в пустой хате. Головы приклонить – и то не на что. А тут еще Спесь со своими обидами.

– Насоветовала, – говорит, – я тебе – себе на лихо. Теперь о тебе только и разговору, а меня – совсем не замечают. Не знаю, как быть. Может, посоветуешь?

– А ты хату подожги, – советует Глупость. – На пожар-то они все сбегутся.

Так и сделала Спесь: подожгла свою хату.

Сбежался народ. Смотрят на Спесь, пальцами показывают.

Довольна Спесь. Так нос задрала, что с пожарной каланчи не достанешь.

Но недолго пришлось ей радоваться. Хата сгорела, разошелся народ, и осталась Спесь посреди улицы. Постояла, постояла, а потом – деваться некуда – пошла к Глупости:

– Принимай, соседка. Жить мне теперь больше негде.

– Заходи, – приглашает Глупость, – живи. Жаль, что угостить тебя нечем: пусто в хате, ничего не осталось.

– Ладно, – говорит Спесь. – Пусто так пусто. Ты только виду не показывай!

С тех пор и живут они вместе. Друг без дружки – ни на шаг. Где Глупость – там обязательно Спесь, а где Спесь – обязательно Глупость.

ЯЩИК

Вы, конечно, слышали о Ящике, о простом фанерном Ящике, который долгое время был у всех на посылках, а потом, испещренный со всех сторон адресами, настолько повысил свое образование, что его перевели в кладовку на должность главного кладовщика.

Работа, как говорят, не пыльная. Правда, если приглядеться поближе, пыли в кладовке всегда хватало, но зато у Ящика здесь, даже при полной темноте, было настолько видное положение, что он сразу оказался в центре внимания. На полках, на окне, на столе и на табуретках – всюду у Ящика появились приятели.

– Вы столько изъездили! – дребезжали приятели. – Расскажите, пожалуйста, где вы побывали.

И Ящик зачитывал им все адреса, которые были написаны у него на крышках.

Постепенно беседа оживлялась, и вот уже Ящик, совершенно освоившись в новой компании, затянул свою любимую песню:

Когда я на почте служил ящикОм…

Все давно перешли на ты, и ничего особенного, конечно, в том не было, что Клещи, отведя Ящик в сторонку, спросили у него совершенно по-дружески:

– Послушай, Ящик, у тебя не найдется лишнего гвоздика?

Нет, лишнего гвоздика у Ящика не было, но ведь дружба – сами понимаете.

– Сколько надо? – щедро спросил Ящик. – Сейчас вытяну.

– Не беспокойся, мы сами вытянем…

– Сами? Зачем сами? Для друзей я…

Ящик тужился, пытаясь вытащить из себя гвозди, но в конце концов Клещам все-таки пришлось вмешаться.

Когда я на почте…

– пел Ящик, развалясь посреди чулана. Он потерял половину гвоздей, но еще неплохо держался. Это отметили даже Плоскогубцы.

– Ты, брат, молодец! – сказали Плоскогубцы и добавили как бы между прочим: – Сообрази-ка для нас пару гвоздиков?

Еще бы! Чтобы молодец – да не сообразил! Ящик сделал широкий жест, и Плоскогубцы вытащили из него последние гвозди.

– Ай да Ящик! Ну и друг! – восхищались чуланные приятели. И вдруг спохватились: – Собственно, почему Ящик? Никакого Ящика здесь нет.

Да, Ящика больше не было. На полу лежали куски фанеры.

– Здорово он нас провел! – сказали Клещи. – Выдавал себя за Ящик, а мы и уши развесили…

– И помните? – съязвили Плоскогубцы. – «Когда я на почте служил ящиком!..» Ручаемся, что это служил не он, да и не на почте, да и не ящиком, да и вообще нет такой песни.

Последние слова Плоскогубцев прозвучали особенно убедительно.

– Нет такой песни! – подхватили обитатели чулана. – Нет такой песни и никогда не было!

МЕМУАРЫ

Жили на письменном столе два приятеля-карандаша – Тупой и Острый. Острый Карандаш трудился с утра до вечера: его и строгали, и ломали, и в работе не щадили. А к Тупому Карандашу и вовсе не притрагивались: раз попробовали его вовлечь, да сердце у него оказалось твердое. А от твердого сердца ни в каком деле толку не жди.

Смотрит Тупой Карандаш, как его товарищ трудится, и говорит:

– И чего ты маешься? Разве тебе больше всех надо?

– Да нет, совсем не больше, – отвечает Острый Карандаш. – Просто самому интересно.

– Интересно-то интересно, да здоровье дороже, – урезонивает его Тупой Карандаш. – Ты погляди, на кого ты похож: от тебя почти ничего не осталось.

– Не беда! – весело отвечает его товарищ. – Меня еще не на одну тетрадь хватит!

Но проходит время, и от Острого Карандаша действительно ничего не остается. Его заменяют другие острые карандаши, и они с большой любовью отзываются о своем предшественнике.

– Я его лично знал! – гордо заявляет Тупой Карандаш. – Это был мой лучший друг, можете мне поверить!

– Вы с ним дружили? – удивляются острые карандаши. – Может быть, вы напишете мемуары?

И Тупой Карандаш пишет мемуары.

Конечно, пишет он их не сам – для этого он слишком тупой. Острые карандаши задают ему наводящие вопросы и записывают события с его слов, Это очень трудно: Тупой Карандаш многое забыл, многое перепутал, а многого просто передать не умеет. Приходится острым карандашам самим разбираться подправлять, добавлять, переиначивать.

Тупой Карандаш пишет мемуары…

ПОТЕРЯННЫЙ ДЕНЬ

Для Календаря наступила осень…

Вообще-то осень у него – всю жизнь, потому что круглый год с него опадают листки, но когда листков остается так мало, как сейчас, то это уже настоящая осень.

Календарь шлепал по лужам, глядя в них – много ли на небе туч. У него уже не хватало сил поднять голову.

Вот тут-то ему и повстречалась теплая компания.

Тридцать Первое Ноября, Восьмой День Недели и Двадцать Пятый Час Суток сидели вне времени и пространства и говорили об осенних делах.

– Эге, папаша, неважно ты выглядишь! – крикнули они Календарю. Смотри, доконает тебя эта осень.

– Доконает, – вздохнул Календарь.

– Да ты присаживайся, чего стоишь?

– Надо идти, – сказал Календарь, – нет времени.

– Это у тебя-то нет времени? – рассмеялся Восьмой День Недели. – А что же нам тогда говорить? На нашу долю и вообще времени не досталось.

– Да, – проворчал Двадцать Пятый Час, – ночей не спишь, все стараешься попасть в ногу с временем – никак не удается. Дождешься двадцати четырех часов, только попробуешь приткнуться – глядь – уже час ночи.

– Или первое декабря, – вставило Тридцать Первое Ноября. – Сразу после тридцатого.

– А я уж как извелся с этими воскресеньями и понедельниками! Так держатся друг за дружку, как будто их кто-то связал. – Восьмой День Недели с укором посмотрел на Календарь. – А все ты, папаша, виноват. Нет у тебя порядка.

– Как это нет порядка? – обиделся Календарь. – Я за порядком сам слежу, у меня каждый день на учете.

– А толку-то от этих дней! – воскликнуло Тридцать Первое Ноября. Каждый из них отбирает у тебя день жизни.

– Отбирает, это правда…

– Слышь, папаша, ты бы плюнул на них, а? Взял бы лучше нас – мы бы у тебя ни минутки не тронули.

– Вас? – с сомнением посмотрел на них Календарь.

– Ну конечно, нас! – сказал Восьмой День Недели. – У нас бы время никуда не двигалось, на месте стояло. Ни четвергов, ни пятниц, ни суббот живи, ни о чем не думай.

– И все время ночь, – подхватил Двадцать Пятый Час. – Спи себе, знай, похрапывай!

– Это бы ничего, – улыбнулся Календарь. – И все листки целы?

– Все до одного! Если время стоит – куда им деваться?

Календарь сел, аккуратно подобрав листки.

– Я бы тогда в библиотеку поступил, – мечтательно произнес он. – Там с книгами хорошо обращаются. Взял, почитал, на место поставил… Вот жизнь!

– Выдана книга тридцать первого ноября…

– В восьмой день недели…

– В двадцать пять ноль-ноль…

– Вернуть книгу тридцать первого ноября…

– В восьмой день недели…

– В двадцать пять ноль-ноль…

– Постойте, постойте, – забеспокоился Календарь. – Это как же? Одну книгу читать целый год?

– А что – разве много? Если время стоит – чего там его экономить?

Это сказало Тридцать Первое Ноября. А Восьмой День Недели добавил:

– Да и читать-то никто не будет. Время стоит – значит, все стоит, разве не понимаешь?

– Все стоит? И жизнь, и все остальное?

– Стоит, папаша, стоит! И тебе – прямая дорога на пенсию. Наработал свое, довольно!

– А как же библиотека?

– На кой она тебе? Плюнь, не думай!

Календарь встал, расправил свои листки.

  • Крибле крабле бумс из какой сказки заклинание
  • Крещеный младенец как пишется
  • Крещеный или крещенный как правильно пишется
  • Крещенная или крещеная как пишется
  • Крещение руси краткий рассказ