Крошка лепешка шотландская сказка

Жили-были старик и старуха. Домик у них был маленький, уютный, на берегу ручья стоял. Люди они были ласковые и веселые, на жизнь им хватало, но работы тоже хватало. Кроме домика и огорода, были у них две сытые коровы, пять кур с петухом, старая кошка и два котенка. Старик смотрел за коровами и курами да в огороде копался, а старуха пряла с утра до ночи.

Вот раз утром, после завтрака, старуха подумала, что надо бы испечь овсяную лепешку на ужин. Взяла доску, на какой тесто раскатывают, да сковородку с ручкой и замесила тесто на две добрые лепешки. А когда они испеклись, положила их перед огнем, чтобы подрумянились хорошенько.

Пока они подрумянивались, старик пришел из хлева и сел в кресло передохнуть. Видит — лепешки лежат. И они показались ему до того вкусными, что он взял одну, разломил пополам и стал жевать.

Как увидела это другая лепешка, тут же решила, что не даст себя съесть. Соскочила на пол и быстро-быстро перекатилась через всю кухню к двери. Старуха увидела, что лепешка из дому катится, и погналась за ней по всю прыть с веретеном в одной руке и пряслицем в другой.

Но старуха была дряхлая, а крошка-лепешка молоденькая. Катилась она куда быстрее, чем бежала старуха, и вот уже пропала из виду за холмом позади дома.

И она все катилась, и катилась, и катилась, пока не подкатилась к большому дому с новой кровлей. Дверь его была открыта. Крошка-лепешка вкатилась в дом и подкатилась к очагу, а в нем яркий огонь горел.

В доме этом жил портной. Он сидел, скрестив ноги, на большом столе у окна, а рядом с ним сидели оба его подмастерья. Все они усердно шили, а жена портного примостилась у окна и чесала лен.

Как завидели все трое портных, что по полу лепешка катится, испугались до смерти. Соскочили со стола и спрятались за спиной у хозяйки. А она им говорит:

— Ну и трусы! Да ведь это просто крошечка-лепешечка. Поднимите ее и разделите между собой. А я вам молочка принесу — лепешку запить.

И она вскочила с места со льном и чесалкой в руках. Тут портной забрал свои большие ножницы, один подмастерье схватил железную мерку, другой — блюдечко с булавками, и все трое погнались за крошкой-лепешкой. Но она от них увернулась и закружилась перед огнем. Потом выскочила за дверь и покатилась по дороге. За ней выскочил портной с ножницами — хотел ее догнать и разрезать пополам, да не сумел. Лепешка катилась быстрей, чем он бежал, и пришлось ему вернуться домой ни с чем.

А лепешка все катилась и катилась, пока не докатилась до маленького домика у дороги. Там сидел ткач за своим станком, а его жена сидела рядом и шерстяные нитки на клубок наматывала. Крошка-лепешка прокатилась мимо ткача. Он вздрогнул и спрашивает жену:

— Глянь-ка, Тибби, это что такое?

А жена обрадовалась, вскочила с места и отвечает:

— Ох, да это крошечка-лепешечка! Откуда она взялась?

— Не важно откуда, Тибби! — говорит ткач. — Хватай ее скорей, жена, хватай!

Да не так-то легко было поймать крошку-лепешку! Жена ткача в нее клубком бросила, ткач старался загнать ее в угол и ударить челноком. Но не вышло их дело — лепешка увертывалась, вертелась, металась туда-сюда как одержимая и наконец выскочила за дверь и покатилась вниз с холма. А жена ткача поглядела ей вслед и говорит:

— Ну, ни дать ни взять шалая корова или овца, когда ей тавро поставят…

И вот крошка-лепешка подкатилась к другому дому. Тут хозяйка масло сбивала. Маслобойка у нее уже была полна до краев, но на донышке кувшина сливки еще оставались. Хозяйка увидела крошку-лепешку и говорит:

— Катись-ка сюда, лепешечка! Вовремя прикатила! Я как раз проголодалась. Сейчас лепешкой со сливками закушу.

Крошка-лепешка вмиг закатилась за маслобойку. Хозяйка кинулась за ней, но впопыхах чуть маслобойку не опрокинула. Пока ее подхватила да пока на место поставила, крошки-лепешки и след простыл. Выкатилась за дверь и скатилась с холма к мельнице.

Мельник тогда просеивал муку в дежу, а как завидел крошку-лепешку, выпрямился.

— Видать, у людей еды хватает, — говорит. — Ишь лепешки-то ихние без призора шляются… Эх, хороши лепешки с сыром! Катись-ка сюда, лепешечка, переночуй у меня!

Но крошке-лепешке вовсе не хотелось попасть к мельнику в зубы. Она повернулась и выкатилась из мельницы. А мельник за ней и гнаться не стал — у него и без того хлопот полон рот был.

И вот крошка-лепешка покатилась прочь. Катилась-катилась и наконец подкатилась к кузнице. Заглянула в дверь, поглядеть, что в кузнице творится.

Кузнец у наковальни стоял, ковал гвозди для подков. Но хоть и был он занят делом, а крошку-лепешку заметил.

— Люблю пропустить стаканчик эля, — говорит, — да румяной лепешечкой закусить. Ну-ка, катись сюда! Добро пожаловать!

Как услышала крошка-лепешка про эль, тотчас повернулась и быстро-быстро выкатилась из кузницы. Кузнец в досаде схватил свой молот и — за ней. А как понял, что лепешки ему не догнать, бросил в нее своим тяжеленным молотом, но не попал.

Потом крошка-лепешка подкатилась к одной ферме. Тут за усадьбой были сложены большие кучи торфа. Лепешка вкатилась в дом и покатилась к очагу. В этом доме хозяин разостлал лен по всему полу и молотил его железным прутом. А хозяйка чесала тот лен, что уже был обмолочен. Фермер увидел лепешку и прямо диву дался.

— Дженет, гляди! — кричит жене. — К нам лепешка прикатилась. Должно быть, превкусная! Половину съем я.

— А другую половину я, — говорит хозяйка. — Прихлопни ее своим прутом, Сэнди, да поживей. А не то она за дверь выскочит!

Но не тут-то было! Крошка-лепешка перекувыркнулась и закатилась за сундук. Тут Дженет рассердилась на мужа.

— Эх ты, недотепа! — кричит. — Такого пустяка и то сделать не сумел!

Бросила в лепешку своей чесалкой, но тоже не попала. Крошка-лепешка опять перекувыркнулась и выкатилась из дому.

Теперь она покатилась по берегу ручья и наконец подкатилась к небольшому домику, что стоял на вересковой пустоши. Тут хозяйка варила в котле овсянку на ужин, а муж ее у очага сидел и вил соломенные жгуты — корову привязывать. Завидела хозяйка лепешку и крикнула мужу:

— Ох, Джок! Сюда, сюда! Ты все просил испечь тебе лепешку на ужин! Так скорей помоги ее поймать!

— Сейчас, сейчас! — говорит Джок. Вскочил с места и подбежал к жене. — Да где же она? Не вижу!

— Вон там, хозяин, там, под тем стулом! Ты забегай с той стороны, а я с этой!

Джок побежал в темный угол, да второпях споткнулся о стул и грохнулся на пол, а крошка-лепешка перепрыгнула через него и, ухмыльнувшись, скрылась за дверью.

Тут она сначала покатилась по пустоши, поросшей дроком, потом — вверх по холму. И когда перевалила через него, подкатилась к хижине пастуха, что стояла на другом склоне холма.

Пастух и все его домочадцы сидели за столом — овсяную кашу ели. А хозяйка выскребывала ложкой донышко чугунка. Завидела она лепешку и даже ложки до рта не донесла.

— Спаси нас и сохрани! — кричит. — Глядите! Крошка-лепешка прикатила, у нашего огонька погреться хочет.

А муж ей на это кричит:

— Захлопни дверь и лови ее! Сейчас мы ее поймаем! Овсянку лепешкой закусим!

Но крошка-лепешка не стала дожидаться, пока дверь захлопнут. Повернулась и — наутек, а пастух и его жена и детишки погнались за ней с ложками в руках. Вскоре пастух понял, что не догнать ему лепешки. Бросил в нее своей шапкой и чуть не попал. Но крошка-лепешка опять увернулась и немного погодя подкатилась к другому дому, где люди уже спать ложились.

Хозяин раздевался, а хозяйка заботливо выметала золу из очага.

— Это что? Лепешка? — вскричал хозяин. — Чего лучше! За ужином-то я не наелся досыта — миска с похлебкой не больно велика была.

А жена ему на это:

— Так лови лепешку! И я бы кусочек съела. Скорей! Скорей! Брось на нее куртку, а не то укатится!

Хозяин бросил свою куртку на крошку-лепешку и чуть ее не раздавил. Она уже едва дышала, бедняжка, вся потом обливалась, но все-таки ухитрилась выпутаться из куртки и выкатилась за дверь.

И опять она покатилась прочь, а хозяин со всех ног погнался за ней — даже куртки надеть не успел. Уже темнело, а он все гнался да гнался за крошкой-лепешкой и по полям, и между стогами, и по порослям дрока, но вдруг потерял ее из виду. Без куртки ему холодно стало, и он скоро вернулся домой.

А бедная крошка-лепешка подумала — не спрятаться ли ей под дроковым кустиком да не пролежать ли там до утра?

Но уже совсем стемнело, и она не разглядела лисьей норы, что была рядом. И вот крошка-лепешка скатилась прямехонько в лисью нору. А лиса ей очень обрадовалась — она уже два дня ничего не ела.

— Добро пожаловать! — крикнула лиса и схватила лепешку зубами.

Ну, тут бедненькой крошке-лепешке и конец пришел.

Вот как оно бывает в жизни: люди думали, что крошка-лепешка сейчас попадет им в руки. А досталась она лисе.

В маленьком домике возле речки жили-были старичок и старушка. Было у них добра — две коровы, четыре курицы, петух, кошка да пара котят.

Старичок приглядывал за коровами, петух — за курами, кошка следила, чтобы мышь не залезла в буфет, а старушка сидела у огня и пряла шерсть на своей ручной прялке. Нередко котята, расшалившись, норовили вцепиться в старушкино веретено, но она строго прикрикивала на них: «Кыш! Кыш отсюда!» — и они снова убегали играть и возиться друг с другом.

Вздумалось как-то старушке старичка своего овсяными лепешками побаловать. Испекла она две лепешечки да поставила на стол — остывать. Вошел старичок, присел к столу, взял одну лепешку, разломил — и в рот. Увидела это вторая лепешечка, да как пустится наутек! Старушка с прялкой и веретеном — за ней, но где уж там!

Бежала, бежала лепешечка что есть духу и прибежала к большому красивому дому под соломенной крышей. Влетает в дверь, а там трое портных сидят на лавке, портняжничают. Увидали лепешечку, повскакали да за хозяйку попрятались. А хозяйка у очага сковородку скребет.

— Чего вы испугались? — говорит.- Это же овсяная лепешечка. Хватайте ее скорее: каждому дам по кусочку с молоком.

Тут хозяйка со сковородкой, портной с утюгом да два подмастерья, один с ножницами, другой с иголкой,- все бросились ловить лепешечку. Увернулась она от них, прыгнула за очаг. Хотел один подмастерье ножницами ее ткнуть, да свалился в золу. Портной швырнул в нее утюгом, а хозяйка — сковородкой, да всё мимо.

Выскочила лепешечка за дверь — и бежать. Бежала, бежала, видит, хибарка у дороги, сунулась в дверь, а там ткач сидит у своего станка, а жена его пряжу мотает.

— Тибби! — говорит ткач. — Погляди, что это такое?

— Овсяная лепешка,- отвечает жена.

— Вовремя она пожаловала: каша-то сегодня была жидковата. Хватай ее, женушка!

— Не так-то это просто! — отвечает жена. — Больно увертлива! Лови ее сам, Вилли!

Но лепешечка уже выскочила за дверь и припустилась бежать как сумасшедшая. В гору да под гору — прибежала к маленькому чистенькому домику, а в нем сидит чистенькая хозяюшка, масло сбивает в маслобойке.

— Иди, иди сюда, моя милая! — говорит. — Маслице есть, так и лепешечка кстати.

Лепешечка давай от нее увертываться туда-сюда, а хозяйка за ней скачет сюда-туда — чуть маслобойку не опрокинула, еле придержать успела. А лепешечка — за дверь да кубарем вниз по склону, к реке. Забежала на мельницу, а там мельник муку через сито просеивает.

— Эвон чего! — говорит. — Лепешки разгуливают сами по себе. Это добрая примета. Овсяные лепешки я уважаю, особенно с сыром. Иди-ка сюда, голубушка, так и быть, пристрою тебя на ночлег.

Но лепешечке совсем не улыбалось ночевать у веселого мельника. Она повернулась — и бежать. А мельник только рукой махнул — мол, скатертью дорожка!

Забежала лепешечка в кузню. А там кузнец у наковальни стоит и гвозди подковные выковывает.

— Вот здорово! — говорит кузнец.- Хорошо бы отведать такую хрустящую овсяную лепешечку!

Услыхала лепешечка, перепугалась и бросилась бежать без памяти, а кузнец заулюлюкал ей вслед и молотком запустил. Хорошо еще, что не попал.

Бежала, бежала лепешечка и прибежала к низкому домику, возле которого лежала большая куча торфа. Прошмыгнула в дверь, а там крестьянин топорище строгает, а хозяйка лен расчесывает.

— Смотри, Дженни, лепешка! — говорит хозяин.- Чур, половину мне.

— И мне, чур, половину! Бросай в неё топорищем, Джон.

Но лепешечка увернулась от топорища.

— Ах, так! — воскликнула хозяйка и швырнула в нее чесалку.

Но лепешечка оказалась проворней. Выскочила она за дверь, добежала до соседнего дома, а там хозяин сидит, плетет из конопли привязки для коров, а жена его у очага похлебку мешает.

— Эй, Джок! — говорит жена.- Ты всё просишь испечь тебе лепешечку. Одна такая у тебя за спиной. Хватай ее, не зевай!

— Да где она, матушка?

— Вон там! Хватай же скорей!

Джок — за лепешкой, а та — под лавку. Он споткнулся да растянулся, а она — к двери. Хозяйка швырнула поварешку, да уж было поздно. Выскочила лепешечка за порог и через кусты, через канавы — в следующий дом. А там семья садится за ужин, хозяйка по тарелкам кашу раскладывает.

— Смотрите-ка, лепешечка погреться зашла!

— Закройте дверь,- велел хозяин.- Сейчас мы ее изловим.

Услыхала это лепешечка — и наутек. Только ложки ей вдогонку полетели, да еще хозяйская шляпа. Прибежала она в другой дом, а там уже спать ложатся.

— Это что такое? — удивился хозяин.

— Лепешка,- говорит жена.

— Я бы съел половиночку.

— А мне бы хоть кусочек!

— Лови же ее, лови!

Хозяин прицелился, и чуть было не накрыл лепешечку курткой.

Но та все-таки увильнула — и бежать, а за ней хозяин без штанов. Ну и славная же вышла гонка по кустам да по кочкам! Наконец хозяин отстал — пришлось ему с пустыми руками домой возвращаться. Тут совсем стемнело. Куда идти, не видно. Сунулась лепешечка туда-сюда, да и угодила в лисью нору.

— Милости просим,- сказала лиса. Ам! — и проглотила лепешечку.

Только ее и видели.

 

В ста­рину хо­рошие хо­зяй­ки, как толь­ко за­кон­чат, бы­вало, все днев­ные хло­поты по до­му, при­нима­ют­ся за ру­коделье — до глу­бокой но­чи пря­дут шерсть или ткут сук­но. За­сижи­валась до­поз­дна и Ай­не­ри, же­на од­но­го за­житоч­но­го фер­ме­ра. Дом их сто­ял на ос­тро­ве Тай­ри не­пода­леку от кра­сиво­го зе­лено­го хол­ма. Холм этот на­зывал­ся Берг-хилл, и в нем, по слу­хам, жи­ли феи.
Как-то раз ночью, ког­да и сам фер­мер, и дру­гие до­мочад­цы уже спа­ли, Ай­не­ри все еще си­дела и пря­ла шерсть при све­те све­чи. И вот на­конец она до то­го при­томи­лась, что об­хва­тила го­лову ру­ками и вос­клик­ну­ла:
— Ох, явил­ся бы хоть кто-ни­будь, — все рав­но, с мо­ря ли, с су­ши ли, из­да­лека ли, из не­дале­ка ли, — да по­мог мне сук­но из­го­товить!
Не ус­пе­ла она вы­мол­вить эти сло­ва, как ус­лы­шала стук в дверь, и чей-то то­нень­кий пе­вучий го­лосок ок­ликнул ее:
— Ай­не­ри, доб­рая хо­зя­юш­ка, от­крой мне дверь — я приш­ла те­бе по­мочь!
Ай­не­ри рас­те­рялась, но все-та­ки от­кры­ла дверь. На по­роге сто­яла ка­кая-то нез­на­комая кро­шеч­ная жен­щи­на, с ног до го­ловы оде­тая во все зе­леное. Она вош­ла в ком­на­ту, нап­ра­вилась к прял­ке и сра­зу же на­чала прясть. Но ед­ва Ай­не­ри зак­ры­ла за нею дверь, как раз­дался еще бо­лее гром­кий стук, и опять чей-то го­лосок про­пел:
— Ай­не­ри, доб­рая хо­зя­юш­ка, от­крой мне дверь — я приш­ла те­бе по­мочь!
Ай­не­ри опять отод­ви­нула за­сов, и в ком­на­ту вош­ла дру­гая ди­ковин­ная ма­лень­кая жен­щи­на, то­же — вся в зе­леном. Она сра­зу же се­ла на дон­це, в ко­торое бы­ла вот­кну­та пряс­ли­ца с ку­делью.
Но это еще не все! Вслед за вто­рой жен­щи­ной в зе­леном яви­лась третья, по­том чет­вертая, пя­тая, шес­тая, седь­мая… Сло­вом, столь­ко их наб­ра­лось, что бед­ная Ай­не­ри уж и счет им по­теря­ла. Она сто­яла, не зная, что де­лать, и толь­ко ди­вилась, с ка­ким не­видан­ным усер­ди­ем все ее гостьи при­нялись за ра­боту. Од­ни тре­пали и че­сали шерсть, дру­гие быс­тро го­няли чел­нок в ткац­ком стан­ке, третьи без пе­редыш­ки сно­вали ос­но­ву, чет­вертые го­тови­лись ва­лять сук­но и для это­го ки­пяти­ли во­ду на оча­ге — в ней они со­бира­лись мо­чить сот­канное сук­но, что­бы оно от­мы­лось и се­ло.
«Не ина­че как все феи Берг-хил­ла ко мне яви­лись!» — ду­мала Ай­не­ри. А смуг­лые кро­шеч­ные жен­щи­ны в зе­леном все гром­че шу­мели и сту­чали, ког­да тол­ка­лись и спо­рили из-за сво­бод­но­го мес­та. Уди­витель­но, что они не раз­бу­дили сво­им го­моном фер­ме­ра — ведь он ле­жал в со­сед­ней ком­на­те. Но, как ни стран­но, он спал до то­го креп­ко, что Ай­не­ри уже на­чала по­ба­ивать­ся — а вдруг феи его за­кол­до­вали?
Ма­ло то­го, по­мощ­ни­цы ее то и де­ло кри­чали прон­зи­тель­ны­ми го­лос­ка­ми, что им хо­чет­ся есть, а она ста­ралась на­кор­мить их до­сыта. На­до ска­зать, что Ай­не­ри и так уже на­ма­ялась за день, а те­перь, ког­да приш­ли ей по­могать, еле на но­гах дер­жа­лась. Ночь про­ходи­ла, а не­насыт­ный го­лод кро­шеч­ных жен­щин все рос с та­кой же ска­зоч­ной быс­тро­той, с ка­кой они ра­бота­ли. Ка­залось, со­бери для них хлеб и мя­со со все­го све­та, им и это­го не хва­тит.
К пол­но­чи Ай­не­ри сов­сем из сил вы­билась и толь­ко об од­ном и ду­мала — как ей из­ба­вить­ся от сво­их по­мощ­ниц-фей. Не раз и не два она ухо­дила в со­сед­нюю ком­на­ту и ста­ралась раз­бу­дить му­жа. Но лег­че бы­ло бы под­нять жер­нов! Фер­мер спал как уби­тый; же­на гром­ко кри­чала ему в ухо, а он и не ше­велил­ся.
Ай­не­ри ло­мала се­бе го­лову — что де­лать? И вот на­конец на­дума­ла пой­ти по­сове­товать­ся с од­ним муд­рым стар­цем, что жил поб­ли­зос­ти. Она на­пек­ла бу­лок и раз­да­ла их кро­шеч­ным жен­щи­нам в зе­леном, а од­ну ма­лень­кую бу­лоч­ку ос­та­вила до­пекать­ся. По­том вти­хомол­ку выс­ко­чила за дверь и по­бежа­ла по тро­пин­ке к хи­жине стар­ца. Там она рас­ска­зала ему про свою бе­ду и поп­ро­сила у не­го со­вета.
— Как мне из­ба­вить­ся от этих ма­лень­ких жен­щин? — спро­сила она стар­ца. — И как мне раз­бу­дить му­жа? Он спит, слов­но за­кол­до­ван­ный.
Муд­рый ста­рец спер­ва по­журил Ай­не­ри за то, что она, не по­думав хо­рошень­ко, поп­ро­сила по­мощи «с мо­ря ли, с су­ши ли, из­да­лека ли, из не­дале­ка ли», по­том ска­зал:
— Ни­ког­да в жиз­ни боль­ше не же­лай, не про­си, не вы­мали­вай то­го, что мо­жет обер­нуть­ся про­тив те­бя же. Ты уга­дала — му­жа тво­его за­кол­до­вали. Раз­бу­дишь ты его толь­ко тог­да, ког­да вы­гонишь из до­ма сво­их по­мощ­ниц-фей, а на не­го поб­рызга­ешь во­дой, в ка­кой феи го­товят­ся сук­но ва­лять. От фей ты мо­жешь от­де­лать­ся так: вер­нись до­мой, от­крой дверь и во все гор­ло крик­ни три ра­за: «Берг-хилл го­рит!» Тут твои зе­леные гостьи поб­ро­са­ют ра­боту и по­бегут на по­жар. Они вы­бегут вон, а ты зап­ри дверь, по­том раз­бро­сай, рас­ки­дай, рас­швы­ряй как по­пало прял­ку, пряс­ли­цу с ку­делью, ста­нок, — сло­вом, все то, к че­му они при­каса­лись. Все ве­щи вверх дном пе­ревер­ни. А по­том все у те­бя са­мо со­бой на­ладит­ся.
Ай­не­ри поб­ла­года­рила стар­ца за доб­рый со­вет и пос­пе­шила до­мой. А как толь­ко по­дош­ла к не­зак­ры­той две­ри сво­его до­ма, крик­ну­ла во все гор­ло:
— Берг-хнлл го­рит! В Берг-хил­ле по­жар! Берг-хилл весь в крас­ном пла­мени!
Не ус­пе­ла она это крик­нуть, как феи всем ско­пом выс­ко­чили из до­ма, тол­ка­ясь и топ­ча друг друж­ку. На бе­гу все они при­чита­ли — оп­ла­кива­ли то, что ос­та­лось в их хол­ме, при­чем каж­дая на­зыва­ла то, что бы­ло ей все­го до­роже:
Ох, мой муж, и дет­ки,
И мой сыр, и мас­ло,
Сы­новья, и доч­ки,
И ла­ри муч­ные,
Гре­бень и че­сал­ки,
Нож­ни­цы и нит­ки,
Ко­ровы и пу­ты,
Ко­ни и пос­тром­ки,
Бо­роны, кла­дов­ки.
Мо­лот, на­коваль­ни…
Ох, зем­ля раз­вер­злась,
И Берг-хилл пы­ла­ет!
Ес­ли холм сго­рит наш,
Ко­нец и ве­селью,
И хло­потам ми­лым!

Как толь­ко все феи убе­жали, Ай­не­ри быс­тро вош­ла в дом и за­пер­ла дверь. По­том при­нялась, по со­вету стар­ца, пе­ревер­ты­вать и рас­ки­дывать как по­пало все то, к че­му при­каса­лись феи: сор­ва­ла шну­рок с ко­леса на прял­ке; пряс­ли­цу с ку­делью пе­рек­ру­тила в об­ратную сто­рону, оп­ро­кину­ла вверх дном ткац­кий ста­нок, сня­ла с ог­ня во­ду для ва­лянья сук­на.
Не ус­пе­ла она с этим по­кон­чить, как феи вер­ну­лись. Они уви­дели, что холм их вов­се не го­рит, и до­гада­лись, что Ай­не­ри их об­ма­нула, что­бы вы­манить из сво­его до­ма. Они сту­чали в дверь ку­лач­ка­ми, да так гром­ко и быс­тро, что чу­дилось, буд­то это град сып­лется.
— Ай­не­ри, доб­рая хо­зя­юш­ка, впус­ти нас! — кри­чали феи.
— Не впу­щу! — от­ве­чала она.
Тог­да они ста­ли про­сить прял­ку:
— Доб­рая прял­ка, встань и от­крой нам дверь!
— Не мо­гу, — от­ве­чала прял­ка, — с мо­его ко­леса шну­рок сня­ли.
Фен крик­ну­ли пряс­ли­це:
— Доб­рая пряс­ли­ца, от­во­ри нам дверь!
— Я бы не прочь от­во­рить, — от­ве­тила пряс­ли­ца, — да ме­ня в дру­гую сто­рону пе­рек­ру­тили.
Тут феи вспом­ни­ли про ткац­кий ста­нок и ста­ли его про­сить:
— Доб­рый ста­нок, от­во­ри нам дверь!
— С ра­достью от­во­рил бы, — от­ве­тил ста­нок, — да ме­ня вверх дном оп­ро­кину­ли.
Ос­та­валась еще во­да, в ка­кой феи со­бира­лись ва­лять сук­но. И феи ста­ли ее про­сить:
— Доб­рая во­дица, мо­жет, хоть ты от­кро­ешь нам дверь?
— Не мо­гу, — от­ве­тила во­да, — ведь ме­ня с ог­ня сня­ли.
Феи не зна­ли, что еще при­думать. На­конец они вспом­ни­ли про ма­лень­кую бу­лоч­ку, что под­ру­мяни­валась в оча­ге.
— Бу­лоч­ка, бу­лоч­ка, пыш­ная бу­лоч­ка, — зак­ри­чали они, — от­крой нам дверь, да пос­ко­рее!
Бу­лоч­ка под­прыг­ну­ла и пос­ка­кала к две­ри. Но Ай­не­ри ки­нулась за ней вдо­гон­ку, ущип­ну­ла ее, и бу­лоч­ка шлеп­ну­лась на пол.
Ну, феи по­няли, что не вой­ти им в дом, и при­нялись виз­жать и кри­чать, да так прон­зи­тель­но, что хоть уши за­тыкай. Тут Ай­не­ри на­конец вспом­ни­ла про во­ду, в ко­торой феи со­бира­лись ва­лять сук­но. Она за­чер­пну­ла ков­ши­ком нем­но­го во­ды, по­бежа­ла в спаль­ню и поб­рызга­ла этой во­дой на му­жа. Он сра­зу же прос­нулся, — да и дав­но по­ра бы­ло! — а как прос­нулся, ус­лы­шал страш­ный шум за сте­ной. Фер­мер вско­чил с кро­вати, рас­пахнул вход­ную дверь и стал на по­роге, сер­ди­то нах­му­рив бро­ви.
Шум сра­зу же утих, а феи, слов­но зе­леные те­ни, ста­ли та­ять и сов­сем про­пали. И боль­ше уже ни­ког­да не тре­вожи­ли Ай­не­ри.
Крош­ка-ле­пеш­ка

Вам пар­ни рас­ска­жут, как де­вушек ми­лых
Ма­нили они под окош­ко.
А я рас­ска­жу вам хо­рошую сказ­ку
Про вкус­ную крош­ку-ле­пеш­ку.

Жи­ли-бы­ли ста­рик и ста­руха. До­мик у них был ма­лень­кий, у­ют­ный, на бе­регу ручья сто­ял. Лю­ди они бы­ли лас­ко­вые и ве­селые, на жизнь им хва­тало, но ра­боты то­же хва­тало. Кро­ме до­мика и ого­рода, бы­ли у них две сы­тые ко­ровы, пять кур с пе­тухом, ста­рая кош­ка и два ко­тен­ка. Ста­рик смот­рел за ко­рова­ми и ку­рами да в ого­роде ко­пал­ся, а ста­руха пря­ла с ут­ра до но­чи.
Вот раз ут­ром, пос­ле зав­тра­ка, ста­руха по­дума­ла, что на­до бы ис­печь ов­ся­ную ле­пеш­ку на ужин. Взя­ла дос­ку, на ка­кой тес­то рас­ка­тыва­ют, да ско­вород­ку с руч­кой и за­меси­ла тес­то на две доб­рые ле­пеш­ки. А ког­да они ис­пеклись, по­ложи­ла их пе­ред ог­нем, что­бы под­ру­мяни­лись хо­рошень­ко.
По­ка они под­ру­мяни­вались, ста­рик при­шел из хле­ва и сел в крес­ло пе­редох­нуть. Ви­дит — ле­пеш­ки ле­жат. И они по­каза­лись ему до то­го вкус­ны­ми, что он взял од­ну, раз­ло­мил по­полам и стал же­вать.
Как уви­дела это дру­гая ле­пеш­ка, тут же ре­шила, что не даст се­бя съ­есть. Сос­ко­чила на пол и быс­тро-быс­тро пе­река­тилась че­рез всю кух­ню к две­ри. Ста­руха уви­дела, что ле­пеш­ка из до­му ка­тит­ся, и пог­на­лась за ней по всю прыть с ве­рете­ном в од­ной ру­ке и пряс­ли­цем в дру­гой.
Но ста­руха бы­ла дрях­лая, а крош­ка-ле­пеш­ка мо­лодень­кая. Ка­тилась она ку­да быс­трее, чем бе­жала ста­руха, и вот уже про­пала из ви­ду за хол­мом по­зади до­ма.
И она все ка­тилась, и ка­тилась, и ка­тилась, по­ка не под­ка­тилась к боль­шо­му до­му с но­вой кров­лей. Дверь его бы­ла от­кры­та. Крош­ка-ле­пеш­ка вка­тилась в дом и под­ка­тилась к оча­гу, а в нем яр­кий огонь го­рел.
В до­ме этом жил пор­тной. Он си­дел, скрес­тив но­ги, на боль­шом сто­ле у ок­на, а ря­дом с ним си­дели оба его под­мастерья. Все они усер­дно ши­ли, а же­на пор­тно­го при­мос­ти­лась у ок­на и че­сала лен.
Как за­виде­ли все трое пор­тных, что по по­лу ле­пеш­ка ка­тит­ся, ис­пу­гались до смер­ти. Сос­ко­чили со сто­ла и спря­тались за спи­ной у хо­зяй­ки. А она им го­ворит:
— Ну и тру­сы! Да ведь это прос­то кро­шеч­ка-ле­пешеч­ка. Под­ни­мите ее и раз­де­лите меж­ду со­бой. А я вам мо­лоч­ка при­несу — ле­пеш­ку за­пить.
И она вско­чила с мес­та со ль­ном и че­сал­кой в ру­ках. Тут пор­тной заб­рал свои боль­шие нож­ни­цы, один под­мастерье схва­тил же­лез­ную мер­ку, дру­гой — блю­деч­ко с бу­лав­ка­ми, и все трое пог­на­лись за крош­кой-ле­пеш­кой. Но она от них увер­ну­лась и зак­ру­жилась пе­ред ог­нем. По­том выс­ко­чила за дверь и по­кати­лась по до­роге. За ней выс­ко­чил пор­тной с нож­ни­цами — хо­тел ее дог­нать и раз­ре­зать по­полам, да не су­мел. Ле­пеш­ка ка­тилась быс­трей, чем он бе­жал, и приш­лось ему вер­нуть­ся до­мой ни с чем.
А ле­пеш­ка все ка­тилась и ка­тилась, по­ка не до­кати­лась до ма­лень­ко­го до­мика у до­роги. Там си­дел ткач за сво­им стан­ком, а его же­на си­дела ря­дом и шер­стя­ные нит­ки на клу­бок на­маты­вала. Крош­ка-ле­пеш­ка про­кати­лась ми­мо тка­ча. Он вздрог­нул и спра­шива­ет же­ну:
— Глянь-ка, Тиб­би, это что та­кое?
А же­на об­ра­дова­лась, вско­чила с мес­та и от­ве­ча­ет:
— Ох, да это кро­шеч­ка-ле­пешеч­ка! От­ку­да она взя­лась?
— Не важ­но от­ку­да, Тиб­би! — го­ворит ткач. — Хва­тай ее ско­рей, же­на, хва­тай!
Да не так-то лег­ко бы­ло пой­мать крош­ку-ле­пеш­ку! Же­на тка­ча в нее клуб­ком бро­сила, ткач ста­рал­ся заг­нать ее в угол и уда­рить чел­но­ком. Но не выш­ло их де­ло — ле­пеш­ка увер­ты­валась, вер­те­лась, ме­талась ту­да-сю­да как одер­жи­мая и на­конец выс­ко­чила за дверь и по­кати­лась вниз с хол­ма. А же­на тка­ча пог­ля­дела ей вслед и го­ворит:
— Ну, ни дать ни взять ша­лая ко­рова или ов­ца, ког­да ей тав­ро пос­та­вят…
И вот крош­ка-ле­пеш­ка под­ка­тилась к дру­гому до­му. Тут хо­зяй­ка мас­ло сби­вала. Мас­ло­бой­ка у нее уже бы­ла пол­на до кра­ев, но на до­ныш­ке кув­ши­на слив­ки еще ос­та­вались. Хо­зяй­ка уви­дела крош­ку-ле­пеш­ку и го­ворит:
— Ка­тись-ка сю­да, ле­пешеч­ка! Вов­ре­мя при­кати­ла! Я как раз про­голо­далась. Сей­час ле­пеш­кой со слив­ка­ми за­кушу.
Крош­ка-ле­пеш­ка вмиг за­кати­лась за мас­ло­бой­ку. Хо­зяй­ка ки­нулась за ней, но впо­пыхах чуть мас­ло­бой­ку не оп­ро­кину­ла. По­ка ее под­хва­тила да по­ка на мес­то пос­та­вила, крош­ки-ле­пеш­ки и след прос­тыл. Вы­кати­лась за дверь и ска­тилась с хол­ма к мель­ни­це.
Мель­ник тог­да про­се­ивал му­ку в де­жу, а как за­видел крош­ку-ле­пеш­ку, вып­ря­мил­ся.
— Ви­дать, у лю­дей еды хва­та­ет, — го­ворит. — Ишь ле­пеш­ки-то их­ние без при­зора шля­ют­ся… Эх, хо­роши ле­пеш­ки с сы­ром! Ка­тись-ка сю­да, ле­пешеч­ка, пе­рено­чуй у ме­ня!
Но крош­ке-ле­пеш­ке вов­се не хо­телось по­пасть к мель­ни­ку в зу­бы. Она по­вер­ну­лась и вы­кати­лась из мель­ни­цы. А мель­ник за ней и гнать­ся не стал — у не­го и без то­го хло­пот по­лон рот был.
И вот крош­ка-ле­пеш­ка по­кати­лась прочь. Ка­тилась-ка­тилась и на­конец под­ка­тилась к куз­ни­це. Заг­ля­нула в дверь, пог­ля­деть, что в куз­ни­це тво­рит­ся.
Куз­нец у на­коваль­ни сто­ял, ко­вал гвоз­ди для под­ков. Но хоть и был он за­нят де­лом, а крош­ку-ле­пеш­ку за­метил.
— Люб­лю про­пус­тить ста­кан­чик эля, — го­ворит, — да ру­мяной ле­пешеч­кой за­кусить. Ну-ка, ка­тись сю­да! Доб­ро по­жало­вать!
Как ус­лы­шала крош­ка-ле­пеш­ка про эль, тот­час по­вер­ну­лась и быс­тро-быс­тро вы­кати­лась из куз­ни­цы. Куз­нец в до­саде схва­тил свой мо­лот и — за ней. А как по­нял, что ле­пеш­ки ему не дог­нать, бро­сил в нее сво­им тя­желен­ным мо­лотом, но не по­пал.
По­том крош­ка-ле­пеш­ка под­ка­тилась к од­ной фер­ме. Тут за усадь­бой бы­ли сло­жены боль­шие ку­чи тор­фа. Ле­пеш­ка вка­тилась в дом и по­кати­лась к оча­гу. В этом до­ме хо­зя­ин ра­зос­тлал лен по все­му по­лу и мо­лотил его же­лез­ным пру­том. А хо­зяй­ка че­сала тот лен, что уже был об­мо­лочен. Фер­мер уви­дел ле­пеш­ку и пря­мо ди­ву дал­ся.
— Дже­нет, гля­ди! — кри­чит же­не. — К нам ле­пеш­ка при­кати­лась. Дол­жно быть, прев­кусная! По­лови­ну съ­ем я.
— А дру­гую по­лови­ну я, — го­ворит хо­зяй­ка. — Прих­лопни ее сво­им пру­том, Сэн­ди, да по­живей. А не то она за дверь выс­ко­чит!
Но не тут-то бы­ло! Крош­ка-ле­пеш­ка пе­реку­выр­кну­лась и за­кати­лась за сун­дук. Тут Дже­нет рас­серди­лась на му­жа.
— Эх ты, не­доте­па! — кри­чит. — Та­кого пус­тя­ка и то сде­лать не су­мел!
Бро­сила в ле­пеш­ку сво­ей че­сал­кой, но то­же не по­пала. Крош­ка-ле­пеш­ка опять пе­реку­выр­кну­лась и вы­кати­лась из до­му.
Те­перь она по­кати­лась по бе­регу ручья и на­конец под­ка­тилась к не­боль­шо­му до­мику, что сто­ял на ве­рес­ко­вой пус­то­ши. Тут хо­зяй­ка ва­рила в кот­ле ов­сянку на ужин, а муж ее у оча­га си­дел и вил со­ломен­ные жгу­ты — ко­рову при­вязы­вать. За­виде­ла хо­зяй­ка ле­пеш­ку и крик­ну­ла му­жу:
— Ох, Джок! Сю­да, сю­да! Ты все про­сил ис­печь те­бе ле­пеш­ку на ужин! Так ско­рей по­моги ее пой­мать!
— Сей­час, сей­час! — го­ворит Джок. Вско­чил с мес­та и под­бе­жал к же­не. — Да где же она? Не ви­жу!
— Вон там, хо­зя­ин, там, под тем сту­лом! Ты за­бегай с той сто­роны, а я с этой!
Джок по­бежал в тем­ный угол, да вто­ропях спот­кнул­ся о стул и грох­нулся на пол, а крош­ка-ле­пеш­ка пе­реп­рыгну­ла че­рез не­го и, ух­мыль­нув­шись, скры­лась за дверью.
Тут она сна­чала по­кати­лась по пус­то­ши, по­рос­шей дро­ком, по­том — вверх по хол­му. И ког­да пе­рева­лила че­рез не­го, под­ка­тилась к хи­жине пас­ту­ха, что сто­яла на дру­гом скло­не хол­ма.
Пас­тух и все его до­мочад­цы си­дели за сто­лом — ов­ся­ную ка­шу ели. А хо­зяй­ка выс­кре­быва­ла лож­кой до­ныш­ко чу­гун­ка. За­виде­ла она ле­пеш­ку и да­же лож­ки до рта не до­нес­ла.
— Спа­си нас и сох­ра­ни! — кри­чит. — Гля­дите! Крош­ка-ле­пеш­ка при­кати­ла, у на­шего огонь­ка пог­реть­ся хо­чет.
А муж ей на это кри­чит:
— Зах­лопни дверь и ло­ви ее! Сей­час мы ее пой­ма­ем! Ов­сянку ле­пеш­кой за­кусим!
Но крош­ка-ле­пеш­ка не ста­ла до­жидать­ся, по­ка дверь зах­лопнут. По­вер­ну­лась и — на­утек, а пас­тух и его же­на и де­тиш­ки пог­на­лись за ней с лож­ка­ми в ру­ках. Вско­ре пас­тух по­нял, что не дог­нать ему ле­пеш­ки. Бро­сил в нее сво­ей шап­кой и чуть не по­пал. Но крош­ка-ле­пеш­ка опять увер­ну­лась и нем­но­го по­годя под­ка­тилась к дру­гому до­му, где лю­ди уже спать ло­жились.
Хо­зя­ин раз­де­вал­ся, а хо­зяй­ка за­бот­ли­во вы­мета­ла зо­лу из оча­га.
— Это что? Ле­пеш­ка? — вскри­чал хо­зя­ин. — Че­го луч­ше! За ужи­ном-то я не на­ел­ся до­сыта — мис­ка с пох­лебкой не боль­но ве­лика бы­ла.
А же­на ему на это:
— Так ло­ви ле­пеш­ку! И я бы ку­сочек съ­ела. Ско­рей! Ско­рей! Брось на нее кур­тку, а не то ука­тит­ся!
Хо­зя­ин бро­сил свою кур­тку на крош­ку-ле­пеш­ку и чуть ее не раз­да­вил. Она уже ед­ва ды­шала, бед­няжка, вся по­том об­ли­валась, но все-та­ки ухит­ри­лась вы­путать­ся из кур­тки и вы­кати­лась за дверь.
И опять она по­кати­лась прочь, а хо­зя­ин со всех ног пог­нался за ней — да­же кур­тки на­деть не ус­пел. Уже тем­не­ло, а он все гнал­ся да гнал­ся за крош­кой-ле­пеш­кой и по по­лям, и меж­ду сто­гами, и по по­рос­лям дро­ка, но вдруг по­терял ее из ви­ду. Без кур­тки ему хо­лод­но ста­ло, и он ско­ро вер­нулся до­мой.
А бед­ная крош­ка-ле­пеш­ка по­дума­ла — не спря­тать­ся ли ей под дро­ковым кус­ти­ком да не про­лежать ли там до ут­ра?
Но уже сов­сем стем­не­ло, и она не раз­гля­дела лись­ей но­ры, что бы­ла ря­дом. И вот крош­ка-ле­пеш­ка ска­тилась пря­мехонь­ко в лисью но­ру. А ли­са ей очень об­ра­дова­лась — она уже два дня ни­чего не ела.
— Доб­ро по­жало­вать! — крик­ну­ла ли­са и схва­тила ле­пеш­ку зу­бами.
Ну, тут бед­нень­кой крош­ке-ле­пеш­ке и ко­нец при­шел.
Вот как оно бы­ва­ет в жиз­ни: лю­ди ду­мали, что крош­ка-ле­пеш­ка сей­час по­падет им в ру­ки. А дос­та­лась она ли­се.

Жил-был мальчишка по имени Крошка-Малышка. И была у него корова по имени Рогатая-Бодатая.

Вот однажды утром Крошка-Малышка пошел доить Рогатую-Бодатую и говорит ей:

Стой, коровка, мой дружок,
Стой, моя Рогатая,
Подарю тебе рожок,
Ты моя Бодатая.

Он, конечно, имел в виду «пирожок», сами понимаете. Но корова не хотела пирожка и не стояла смирно.

— Фу-ты, ну-ты! — рассердился Крошка-Малышка и говорит ей опять:

Стой, коровка, моя Рогатая,
Дай молочка, моя Бодатая.
Будь умная, послушная,
Дам тебе пампушку я.

Но корова не захотела стоять смирно.

Что было делать Крошке-бедняжке
С такой Рогатой, с такой Бодатой?

Пошел Крошка-Малышка домой к маме.

— Мама, мама! Не хочет Рогатая-Бодатая стоять смирно, не может Крошка-Малышка подоить ее!

— Фу-ты, ну-ты! — говорит мама. — Сломай хворостину, побей непослушную скотину.

Пошел Крошка-Малышка к дереву за хворостиной и говорит ему:

Дай мне хворостину,
А я тебе дам холстину!

Но дерево не хотело холстины и не дало мальчику хворостины.

Пошел Крошка-Малышка опять домой к маме.

— Мама, мама! Не дает дерево хворостины, не хочет Рогатая-Бодатая стоять смирно, не может Крошка-Малышка ее подоить!

— Фу-ты, ну-ты! — говорит мама. — Пойди к мяснику, пусть зарежет корову.

Пошел Крошка-Малышка к мяснику и говорит ему:

Наша Бодатая-Рогатая молочка нам не дает,
Пусть мясник нашу Рогатую-Бодатую убьет!

Но мясник не захотел убивать корову без серебряного пенни. И Крошка-Малышка опять пошел домой к маме.

— Мама, мама! Не хочет мясник убивать корову без серебряного пенни, не дает дерево хворостины, не хочет Рогатая-Бодатая стоять смирно, не может Крошка-Малышка ее подоить.

— Ай, ай, ай, — говорит мама. — Пойди к нашей Рогатой, к нашей Бодатой и скажи ей, что маленькая девочка с голубыми глазками горько-горько плачет по чашке молока.

Вот пошел Крошка-Малышка опять к Рогатой-Бодатой и сказал ей, что маленькая девочка с голубыми глазками горько-горько плачет по чашке молока.

И корова тут же стала смирно и позволила мальчику себя подоить.

И маленькая девочка с голубыми глазками перестала плакать.

И все обошлось как нельзя лучше.

Что не к худшему, то всегда к лучшему.

И лари мучные, Гребень и чесалки, Ножницы и нитки, Коровы и путы, Кони и постромки, Бороны, кладовки. Молот, наковальни… Ох, земля разверзлась, И Берг-хилл пылает! Если холм сгорит наш, Конец и веселью, И хлопотам милым!

Как только все феи убежали, Айнери быстро вошла в дом и заперла дверь. Потом принялась, по совету старца, перевертывать и раскидывать как попало все то, к чему прикасались феи: сорвала шнурок с колеса на прялке; пряслицу с куделью перекрутила в обратную сторону, опрокинула вверх дном ткацкий станок, сняла с огня воду для валянья сукна.

Не успела она с этим покончить, как феи вернулись. Они увидели, что холм их вовсе не горит, и догадались, что Айнери их обманула, чтобы выманить из своего дома. Они стучали в дверь кулачками, да так громко и быстро, что чудилось, будто это град сыплется.

— Айнери, добрая хозяюшка, впусти нас! — кричали феи.

— Не впущу! — отвечала она.

Тогда они стали просить прялку:

— Добрая прялка, встань и открой нам дверь!

— Не могу, — отвечала прялка, — с моего колеса шнурок сняли.

Фен крикнули пряслице:

— Добрая пряслица, отвори нам дверь!

— Я бы не прочь отворить, — ответила пряслица, — да меня в другую сторону перекрутили.

Тут феи вспомнили про ткацкий станок и стали его просить:

— Добрый станок, отвори нам дверь!

— С радостью отворил бы, — ответил станок, — да меня вверх дном опрокинули.

Оставалась еще вода, в какой феи собирались валять сукно. И феи стали ее просить:

— Добрая водица, может, хоть ты откроешь нам дверь?

— Не могу, — ответила вода, — ведь меня с огня сняли.

Феи не знали, что еще придумать. Наконец они вспомнили про маленькую булочку, что подрумянивалась в очаге.

— Булочка, булочка, пышная булочка, — закричали они, — открой нам дверь, да поскорее!

Булочка подпрыгнула и поскакала к двери. Но Айнери кинулась за ней вдогонку, ущипнула ее, и булочка шлепнулась на пол.

Ну, феи поняли, что не войти им в дом, и принялись визжать и кричать, да так пронзительно, что хоть уши затыкай. Тут Айнери наконец вспомнила про воду, в которой феи собирались валять сукно. Она зачерпнула ковшиком немного воды, побежала в спальню и побрызгала этой водой на мужа. Он сразу же проснулся, — да и давно пора было! — а как проснулся, услышал страшный шум за стеной. Фермер вскочил с кровати, распахнул входную дверь и стал на пороге, сердито нахмурив брови.

Шум сразу же утих, а феи, словно зеленые тени, стали таять и совсем пропали. И больше уже никогда не тревожили Айнери.

Крошка-лепешка

Вам парни расскажут, как девушек милых Манили они под окошко. А я расскажу вам хорошую сказку Про вкусную крошку-лепешку.

Жили-были старик и старуха. Домик у них был маленький, уютный, на берегу ручья стоял. Люди они были ласковые и веселые, на жизнь им хватало, но работы тоже хватало. Кроме домика и огорода, были у них две сытые коровы, пять кур с петухом, старая кошка и два котенка. Старик смотрел за коровами и курами да в огороде копался, а старуха пряла с утра до ночи.

Вот раз утром, после завтрака, старуха подумала, что надо бы испечь овсяную лепешку на ужин. Взяла доску, на какой тесто раскатывают, да сковородку с ручкой и замесила тесто на две добрые лепешки. А когда они испеклись, положила их перед огнем, чтобы подрумянились хорошенько.

Пока они подрумянивались, старик пришел из хлева и сел в кресло передохнуть. Видит — лепешки лежат. И они показались ему до того вкусными, что он взял одну, разломил пополам и стал жевать.

Как увидела это другая лепешка, тут же решила, что не даст себя съесть. Соскочила на пол и быстро- быстро перекатилась через всю кухню к двери. Старуха увидела, что лепешка из дому катится, и погналась за ней по всю прыть с веретеном в одной руке и пряслицем в другой.

Но старуха была дряхлая, а крошка-лепешка молоденькая. Катилась она куда быстрее, чем бежала старуха, и вот уже пропала из виду за холмом позади дома.

И она все катилась, и катилась, и катилась, пока не подкатилась к большому дому с новой кровлей. Дверь его была открыта. Крошка-лепешка вкатилась в дом и подкатилась к очагу, а в нем яркий огонь горел.

В доме этом жил портной. Он сидел, скрестив ноги, на большом столе у окна, а рядом с ним сидели оба его подмастерья. Все они усердно шили, а жена портного примостилась у окна и чесала лен.

Как завидели все трое портных, что по полу лепешка катится, испугались до смерти. Соскочили со стола и спрятались за спиной у хозяйки. А она им говорит:

— Ну и трусы! Да ведь это просто крошечка-лепешечка. Поднимите ее и разделите между собой. А я вам молочка принесу — лепешку запить.

И она вскочила с места со льном и чесалкой в руках. Тут портной забрал свои большие ножницы, один подмастерье схватил железную мерку, другой — блюдечко с булавками, и все трое погнались за крошкой- лепешкой. Но она от них увернулась и закружилась перед огнем. Потом выскочила за дверь и покатилась по дороге. За ней выскочил портной с ножницами — хотел ее догнать и разрезать пополам, да не сумел. Лепешка катилась быстрей, чем он бежал, и пришлось ему вернуться домой ни с чем.

А лепешка все катилась и катилась, пока не докатилась до маленького домика у дороги. Там сидел ткач за своим станком, а его жена сидела рядом и шерстяные нитки на клубок наматывала. Крошка-лепешка прокатилась мимо ткача. Он вздрогнул и спрашивает жену:

— Глянь-ка, Тибби, это что такое?

А жена обрадовалась, вскочила с места и отвечает:

— Ох, да это крошечка-лепешечка! Откуда она взялась?

— Не важно откуда, Тибби! — говорит ткач. — Хватай ее скорей, жена, хватай!

Да не так-то легко было поймать крошку-лепешку! Жена ткача в нее клубком бросила, ткач старался загнать ее в угол и ударить челноком. Но не вышло их дело — лепешка увертывалась, вертелась, металась