Крысолов сказка братья гримм

Славен и богат город Гамельн. На главной площади подпирают небо башни ратуши. Ещё выше тянутся к небу шпили собора святого Бонифация. Перед ратушей фонтан, украшенный каменной статуей Роланда. Мелкими брызгами покрыт доблестный воин Роланд и его знаменитый меч.

Отзвонили колокола святого Бонифация. Пёстрая толпа выплывает из высоких стрельчатых дверей собора, растекается по широким ступеням. Идут богатые бюргеры, один толще другого. Блестят золотые цепи на бархатной одежде. Пухлые пальцы унизаны кольцами. Зазывают, заманивают покупателей купцы. Прямо на площади раскинулся рынок. Горами навалена снедь. Сало белее снега. Масло желтее солнца. Золото и жир — вот он каков, славный, богатый город Гамельн!

Глубоким рвом, высокой стеной с башнями и башенками со всех сторон окружён город. У каждых ворот стражники. Если пуст кошель, на колене заплата, на локте дыра, копьями и алебардами от ворот гонят стражники. Каждый город чем-нибудь да знаменит. Знаменит Гамельн своим богатством, золочёными шпилями своих соборов. А гамельнцы знамениты скупостью. Умеют они, как никто, беречь свои запасы, множить добро, отнимать у бедняка последнюю денежку.

Наступил засушливый, неурожайный год. В округе начался голод. А гамельнцам до этого и дела нет. У них амбары полны прошлогодним зерном, гнутся столы от яств. Уже с осени потянулись толпы голодных крестьян в город. Решили хитрые купцы попридержать зерно до весны. К весне прижмёт крестьянина голод, ещё выгодней можно будет продать зерно.

Всю зиму у стен Гамельна, у закрытых ворот, стояли толпы голодных. Лишь стаял снег на полях, приказал бургомистр раскрыть все городские ворота и беспрепятственно пропускать всех. Встали в дверях лавок купцы, руки заложив за пояс, животы выпятив, брови строго нахмурив, чтобы сразу поняли: дёшево здесь ничего не купишь.

Но тут случилось невиданное дело. Пока ослабевший люд тащился в город, внезапно со всей округи, из голодных деревень, с пустых полей в Гамельн хлынули крысы.

Показалось поначалу: не так велика беда. По приказу бургомистра подняли подъёмные мосты, все ворота наглухо закрыли и завалили камнями. Но крысы переплывали через ров и через какие-то ходы, дыры проникали в город.

Открыто, среди бела дня, шли крысы по улицам. В ужасе смотрели жители на страшное крысиное шествие. Голодные твари разбежались по амбарам, подвалам и закромам, полным отборного зерна. И начались крысиные пиры!

Крепко призадумались бюргеры. Собрались на совет в ратуше. Хоть и был бургомистр Гамельна изрядно толст и неповоротлив, но ничего не скажешь — умом крепок. Порой только руками разводили гамельнцы: до чего ж умён, хитёр! И вот, поразмыслив, приказал бургомистр: чтобы избавить Гамельн от нежданной беды, свезти в город со всей округи котов и кошек.

Скрипят телеги по дорогам в Гамельн. На телегах наспех сколоченные деревянные клетки. А в клетках не откормленные гуси и утки на продажу, а коты и кошки. Всех мастей и пород, худые, голодные. Въехали телеги на площадь перед ратушей. Стражники открыли клетки. Во все стороны побежали коты, серые, рыжие, чёрные, полосатые. С облегчением вздохнули бюргеры и, успокоившись, неспешно разошлись по домам.

Но ничего из этой мудрой затеи не вышло. Коты испугались столь обильного угощения. В страхе бежали они от крысиных полчищ. Прятались кто куда, забирались на островерхие черепичные крыши. Худой чёрный кот залез на кровлю собора святого Бонифация и мяукал всю ночь напролёт.

Наутро был вывешен приказ: котов в город заманивать лаской и салом, а из города не выпускать ни одного. Но куда там! Уже через три дня в Гамельне не осталось ни одного кота. Что ж, одно не помогло — надо придумать другое. Не сидеть же сложа руки, глядя, как гибнет добро, любовно скопленное, сбережённое, столько раз считанное!

Над Гамельном плывёт звон колоколов. Во всех церквах служат молебны от засилья крыс. На папертях монахи продают амулеты. Кто обзавёлся таким амулетом — живи спокойно: крыса не подойдет и на сто шагов. Но ничего не помогало: ни молебны, ни амулеты.

С утра на площади глашатаи трубят в трубы, вызывают на суд крысиного короля. К городской ратуше стекается народ. Идут купцы со слугами и домочадцами, мастера со своими подмастерьями. Весь город собрался перед ратушей. Сегодня суд над крысами. Ждут, что прибудет в ратушу сам крысиный король. Говорят, пятнадцать голов у него и одно тело. На каждой голове искуснейшей работы золотая корона размером с лесной орех.

В ратушу набилось столько народу — яблоку негде упасть. Один за другим вошли судьи и расселись под балдахином на золочёных креслах. В чёрных бархатных мантиях, в чёрных шапочках, лица у всех важные, строгие, неподкупные — дрожи крысиный король и вся крысиная братия! Писцы очинили перья. Все ждали. На малейший звук, даже на шелест упавшей перчатки, разом поворачивались все головы.

Не знали, откуда появится преступный король: из дверей, из тёмного угла или из-за судейского кресла. Ждали до вечера. От жары и духоты пожелтели лица судей. Но крысиный король так и не явился. Делать нечего. Тут же за дверьми изловили большущую усатую крысу. Посадили в железную клетку, а клетку поставили посреди стола.

Крыса, пометавшись, затихла в покорной тоске. Забилась в угол. Главный судья Каспар Геллер поднялся с места. Вытер платком взмокшее лицо. Пять амбаров с зерном подчистую разграбили у него крысы, опустошили все погреба. Долго громовым голосом обличал крысиное племя судья Каспар Геллер. Протянув руку над клеткой с крысой, перечислял все преступления, злодеяния и козни проклятых крыс. После него встал судья Гангель Мун, похожий на разжиревшую лису: длинный нос, масленые глазки. Был он хитрее всех в Гамельне. Всё, чем владел, хранил в сундуках, обитых железом, недоступных крысиному зубу. И теперь смотрел он на всех лукаво, под сочувствием скрывая злорадство.

— Ах, милостивейшие судьи! — сказал Гангель Мун голосом сладким и печальным. — Строгостью к виновным, милосердием к безвинным должен прославить себя судья. Потому не следует забывать нам, что крысы тоже божьи твари, и к тому же не наделены они человеческим разумом… Но главный судья Каспар Геллер резко оборвал его:

— Замолчи, судья Гангель Мун! Всем известно, что блохи, крысы, жабы и змеи сотворены дьяволом. Долго совещались судьи. Наконец Каспар Геллер встал и громким голосом огласил приговор:

— «Мы, милостью божьей судьи города Гамельна, повсеместно прославлены своей неподкупной честностью и справедливостью. Среди всех иных тягот, кои великим грузом лежат на наших плечах, озабочены мы также бесчинствами, учинёнными в нашем славном городе Гамельне мерзкими тварями, носящими богопротивное имя — крысы Mus rattus. Мы, судьи города Гамельна, признаём их виновными в нарушении порядка и благочестия, а ещё в воровстве и грабеже. Также весьма нам прискорбно, что его величество крысиный король, нарушив наш строгий приказ, на суд не явился, что несомненно свидетельствует о его злонамеренности, нечистой совести и низости душевной. Посему приказываем и повелеваем: всем упомянутым крысам, а также королю всего крысиного племени к полудню завтрашнего дня под страхом смертной казни покинуть наш славный город, а также все земли, принадлежащие ему. Дано в Гамельне 5 апреля 1284 года».

Потом крысу, подпалив ей хвост, отпустили, чтобы передала всему своему роду строгий приказ гамельнского суда. Крыса мелькнула чёрной молнией и пропала. И все опять, успокоившись, разошлись по домам.

На другой день с утра нет-нет, да и подходили к окнам жители. Ждали, что двинутся крысы вон из города.

Но только напрасно ждали. Солнце стало уже клониться к закату, а проклятое племя и не думало исполнять судебный приговор. А тут вдруг пронеслась страшная весть! Неслыханное дело! В ночь, как состоялся суд, сожрали крысы у главного судьи Каспара Геллера судейскую мантию и шапочку в придачу.

От такой наглости все только рты пооткрывали. Быть беде! И в самом деле, крыс в Гамельне всё прибывало и прибывало. По ночам во многих окнах мигали свечи. Догорит одна свеча — от огарка зажигали другую, и так до утра. Сидели бюргеры на высоких пуховиках, не решаясь спустить ноги с постели.

Уже никого не боясь, шныряли крысы повсюду. Привлечённые ароматом жаркого, пробирались на кухни. Выглядывали из углов, поводя носами, принюхиваясь: «Чем тут пахнет?» Прыгали на столы, прямо с блюд норовили утащить лучший кусок. Добирались даже до окороков и колбас, подвешенных к потолку. Чего ни хватишься — всё сожрали, проклятые. И уже в двери многих домов костлявым пальцем постучал голод.

А тут ещё приснился бургомистру такой сон: будто выгнали крысы из домов прежних хозяев. Он, почтенный бургомистр города Гамельна, бредёт с нищенской сумой. За ним жена, дети. Робко постучал в дверь своего дома. Дверь распахнулась — на пороге крыса в рост человека. На груди — золотая бургомистрова цепь. Махнула лапой — набросились на них другие крысы в шлемах, с алебардами: «Вон отсюда! Нищие! Голодранцы!»

Наутро собрал в ратуше бургомистр всех советников, рассказал свой сон. С тревогой переглянулись бюргеры: «Ох, не к добру это!» Хоть и были бюргеры один скупей другого, но тут решили: ничего не жалеть, лишь бы избавить город от страшной напасти. По всем улицам Гамельна прошли глашатаи. Шли они, нарушив строй и порядок, сбившись в кучу, друг к другу поближе. Город как вымер.

На пустынных площадях, на пустынных улицах, на мостах в полной тишине странно и зловеще звучали трубы и голоса глашатаев:

— Кто избавит славный город Гамельн от крыс, получит от магистрата столько золота, сколько сможет унести!

Но прошло три дня, а в ратушу так никто и не явился. На четвёртый день колокол снова собрал всех бюргеров в ратушу. Бургомистр долго тряс рукавами, подбирал края плаща — не забралась ли крыса? Осунулись, побледнели бюргеры, под глазами чёрные круги. Куда девались румянец и толстые щёки?

Если уж не помогает обещанная награда, видно, больше ждать спасения неоткуда. Не выдержав, закрыл лицо руками бургомистр и глухо зарыдал. Всё, конец! Погибает добрый, старый Гамельн!

И вдруг все услыхали какие-то голоса, шум и движенье внизу, на площади. В зал вбежал стражник и крикнул:

— Крысолов!

В дверь, прихрамывая, вошёл странный человек. Был незнакомец высок и худ. Лицом тёмен, словно хорошенько прокоптили его над огнём. Взгляд пронзительный. От такого взгляда холод пробегал по спине. На плечах короткий плащ. Одна половина камзола чёрная, как ночь, другая красная, как огонь. В чёрную шапочку сбоку воткнуто петушиное перо. В руке же незнакомец держал старинную, потемневшую от времени дудку.

В другое время, конечно, осторожные бюргеры поостереглись бы такого странного гостя: не доверяли они тощим бродягам. Но сейчас все обрадовались ему, как самому желанному гостю. Бургомистр, назвав его «любезный мой господин», сам придвинул ему кресло. Судья Каспар Геллер попробовал даже хлопнуть его по плечу. Но тут же, громко вскрикнув, отдёрнул руку — ладонь словно огнём обожгло.

Слуги спустились в подвалы и принесли бутылки с мальвазией, рейнским и мозельским. Пришелец схватил бутылку мальвазии, зубами вытащил восковую затычку и, запрокинув голову, одним глотком выпил драгоценное вино. Не останавливаясь, опорожнил подряд девять бутылок.

— А не найдётся ли у вас ещё хорошей бочки вина? — спросил незнакомец.

— После, после, любезный мой господин, — медовым голосом сказал Гангель Мун, — сначала дело, а потом уже пир.

А бургомистр, уже не в силах сдержать нетерпение, спросил незнакомца напрямик:

— Скажи, можешь ли ты увести крысиное племя из нашего города?

— Могу, — усмехнулся крысолов. — Эти твари мне подвластны.

— Как? Все до единой?.. — Бургомистр даже привстал с места.

— Я очищу ваш город от крыс. Слово мое, крысолова, крепко. Но и вы своё сдержите. За это дадите мне столько золота, сколько смогу унести.

— Худ как жердь, да и хром в придачу. Такой много не унесёт… — шепнул бургомистр судье Каспару Геллеру. А потом уже, повернувшись к крысолову, сказал громко и важно: — Всё, как договорились, почтенный наш гость. Обмана не будет.

— Так смотрите не вздумайте нарушить своё слово, — сказал крысолов и вышел из ратуши.

Небо стало вдруг серым и мрачным. Всё заволоклось мутным туманом. Вороны, облепившие шпили собора святого Бонифация, поднялись, закружились, усыпали всё небо с зловещим карканьем.

Крысолов поднёс к губам дудку. Протяжные звуки полились из дудки. Слышался в этих звуках щекочущий шорох зерна, струйкой текущего из прорехи в мешке. Весёлое щёлканье масла на сковороде. Хруст сухаря под острыми зубами.

Бюргеры, стоявшие у окон, ахнули и невольно подались назад. Потому что на звуки дудки из всех домов стали выбегать крысы. Выползали из подвалов, прыгали с чердаков. Крысы окружили крысолова со всех сторон. А тот равнодушно пошёл, прихрамывая, с площади. И все до одной крысы побежали вслед за ним. Стоило только умолкнуть дудке, как всё несметное крысиное полчище останавливалось. Но опять начинала петь дудка. И снова крысы покорно устремлялись вслед за крысоловом.

Из улочки в улочку шёл крысолов. Крыс становилось всё больше и больше. Выглядывали из окон мясники, колбасники, сапожники, золотых дел мастера. Ухмылялись. Что ни говори, а приятно смотреть вслед уходящей беде! Трактирщик Иоганн Брандт встал в дверях трактира. Крысы так и хлынули из дверей, чуть не сбив с ног толстяка.

Вслед за крысоловом все крысы двинулись к городским воротам. Стражники едва успели укрыться в башнях. Крысы вышли из города и чёрной лентой растянулись по дороге. Последние, отставшие, перебегали через подъёмный мост — и вдогонку за крысоловом. Всё заволоклось пылью. Несколько раз мелькнул чёрный плащ крысолова, рука с дудкой, петушиное перо… Удаляясь, всё тише и тише звучала дудка.

Через час прибежали в город пастухи. Перебивая друг друга, рассказали:

— Крысолов вышел на берег реки Везер. Прыгнул в лодчонку, которая покачивалась тут же у берега. Не переставая играть на дудке, выплыл крысолов на середину Везера. Крысы бросились в воду и поплыли за ним, и плыли они до тех пор, пока не утонули все до одной. А было их такое множество, что из берегов вышел могучий Везер. Ликует освобожденный от крыс город. Радостно звучат колокола на всех соборах. Весёлыми толпами идут по улицам горожане.

Спасён славный Гамельн! Спасён богатый Гамельн!

В ратуше слуги разливают вино в серебряные кубки. Сейчас не грех и выпить. Вдруг из-за угла появился крысолов и пошёл через площадь прямо к ратуше. Всё также была у него в руке дудка. Только одет он был иначе: в зелёном костюме охотника.

Переглянулись бюргеры. Платить? Э нет…

— Жилист и крепок этот крысолов, — шепнул бургомистр судье Каспару Геллеру, — такой хоть и хром, а унесёт всю казну…

Крысолов вошёл в ратушу. Никто и не поглядел в его сторону. Бургомистр отвернулся, Каспар Геллер уставился в окно. Но, видно, крысолова было не так-то легко смутить. С ухмылкой вытащил он из-за пазухи мешок. Показался этот мешок бюргерам бездонным.

— Я своё слово сдержал. Теперь дело за вами, — сказал крысолов. — Как договорились. Столько золота, сколько смогу унести…

— Милейший… — Бургомистр в замешательстве развёл руками, оглянулся на Гангеля Муна.

— Вот как? Не кошель, не суму — целый мешок золота?.. — хихикнул судья Гангель Мун и в притворном испуге выпучил глаза. Кто-то ещё негромко засмеялся. Ай да хитрец Гангель Мун! Вот как, значит, надо повернуть дело! Золото было обещано в шутку. А бедняга, видно, совсем ума решился: поверил всему. Да ещё захватил с собою мешок.

Тут захохотали все. Бургомистр, советники, цеховые старшины.

— Мешок золота?

— Ха-ха-ха!

— Целый мешок!

— А за что?

— За дурацкие песни? За дудку?

— Уморил!

— Золото ему подавай! А не хочешь ли пинка?

Долго смеялись бюргеры. А странный пришелец молча стоял, и какая-то злобная радость проступала у него на лице. Добро бы просил, требовал обещанное!.. Нет, он молчал. Хитрец Гангель Мун, с опаской косясь на крысолова, наклонился к уху бургомистра:

— Может, отсыпать ему горсть золота? Так… немного, для виду… А потом обложить податью людей победнее, кто вовсе не пострадал от крыс, потому что и так ничем не владел.

Но бургомистр от него отмахнулся. Откашлялся и голосом важным, но отечески ласковым сказал:

— Дело сделано. Надо, как обещано, расплатиться. По трудам и плата. Кошель серебра и выход из города через любые ворота.

А незнакомец тут же показал себя полным невежей. Кошелька не взял и, даже не поклонившись, повернулся спиной и вышел из зала. После него осталось слабое облачко серного дыма. Тут уж совсем развеселились бюргеры. Славно вышло: разом избавились и от крыс, и от крысолова.

Громко звонят колокола святого Бонифация. Все бюргеры с жёнами и слугами отправились в собор к воскресной обедне.

И никто из них не слышит, что снова на площади запела дудка.

«Можно! Можно! Можно! — поёт дудка. — Сегодня всё можно! Я поведу вас в зелёные рощи! На медовые заливные луга! Босиком по лужам! Зарыться в сено! Можно! Можно! Можно!»

Топот маленьких башмаков по деревянным лестницам, по каменным ступеням… Из всех дверей выбегают дети. Бросив игру, бросив прялку, на бегу подтягивая чулок, дети бегут за крысоловом, жадно ловя звуки дудки. Из каждого дома — дети. На каждой улице — дети.

Падают, разбивают коленки, потрут, подуют и бегут дальше. Весёлые, с липкими пальцами, за щекой сласти, в кулаке горсть орехов — дети, сокровище Гамельна. По улице бежит дочь бургомистра Марта. Розовое платье раздувает ветер. А одна нога не обута, только один башмачок натянула в спешке.

Вот уже городские ворота. Дети с топотом пробежали по подъёмному мосту. А крысолов уводит их по дороге, мимо вересковых холмов всё дальше, дальше…

Шли годы. Однажды забрёл в осиротевший Гамельн слепой странник. За несколько медных монет пустил его трактирщик погреться у тёплого очага. Слышал слепой, как стучат о деревянный стол кружки с пивом. И кто-то сказал:

— Откуда ты пришёл, старик? Потешь нас рассказом почуднее, и я, так и быть, поднесу и тебе кружку с пивом.

И слепой старик начал рассказ:

— Много земель исходил я, и вот куда однажды привела меня судьба. Трудно слепцу вести счёт времени: по теплу, идущему от солнца, по холоду, идущему от ночного неба, отличаю я день от ночи. Долго блуждал я по дремучему лесу. Вдруг услышал я звон колоколов. Для слепца звуки то же, что для кормчего свет маяка. Так, идя на звон колоколов, подошёл я к какому-то городу. Стражники не окликнули меня. Я вошёл в ворота и побрёл по улице. Чутко прислушивался я ко всем звукам, стараясь понять, не завела ли меня судьба в недоброе место.

И не мог я не подивиться. Слышал я вокруг себя только молодые голоса. Как птица летал вокруг меня смех. В этом городе больше бегали, чем ходили. Кто-то вприпрыжку обгонял меня. Кто-то бежал мне навстречу. Слышал я, как мяч ударялся в стену. Все голоса были звонкие. Все шаги лёгкие, быстрые. И тогда понял я, что этот город населён одними юношами и девушками. И показалось мне: сложен весь этот город из светлого камня и солнечных лучей.

Был я радушно принят в первом же доме, куда постучал. А когда спросил я, как зовётся этот город, странную сказку рассказал мне мой юный хозяин. Думаю, посмеялся он над бедным стариком, но я не сержусь на доброго юношу. Вот что рассказал он.

Когда были они маленькими детьми, увёл их из родного города человек в зелёной одежде, игравший на дудке. Видно, был это сам дьявол, потому что завёл он их прямо в глубину высокой горы. Но не хватило у него власти, чтобы загубить невинных детей, и после долгих скитаний во мраке прошли дети сквозь гору и очутились в безлюдном, диком месте. Тогда из лесу пришли лани и кормили самых маленьких своим молоком. Без труда приручались дикие козы. Сначала жили дети в шалашах, а потом стали строить город. И легко поднимали они огромные камни, словно камни сами хотели сложиться в стены и башни…

И когда кончил слепец свой рассказ, услышал он старческие вздохи, глухие рыдания, идущие из самой глубины души. Глухой кашель и стоны. Тогда понял странник, что вокруг него одни старики. И весь город показался ему мрачным, печальным и сложенным из тёмного камня. В волнении, прерывающимися от слёз голосами стали спрашивать старики:

— Но где же, где же, в какой стороне лежит тот юный, светлый город?

Но ничего не мог им сказать нищий, слепой странник.

Однажды на богатый немецкий город напали несметные полчища крыс и стали съедать все запасы в амбарах. Жители города боролись с ними, даже пробовали судить крыс, но ничего не помогло. И тут в город пришел крысолов и обещал избавить город от этого бедствия за плату, которую он назовет потом. Он избавил город от крыс, но жители его обманули и горько поплатились за это.

Гамельнский крысолов читать

Славен и богат город Гамельн. На главной площади подпирают небо башни ратуши. Ещё выше тянутся к небу шпили собора святого Бонифация. Перед ратушей фонтан, украшенный каменной статуей Роланда. Мелкими брызгами покрыт доблестный воин Роланд и его знаменитый меч.

Отзвонили колокола святого Бонифация. Пёстрая толпа выплывает из высоких стрельчатых дверей собора, растекается по широким ступеням. Идут богатые бюргеры, один толще другого. Блестят золотые цепи на бархатной одежде. Пухлые пальцы унизаны кольцами. Зазывают, заманивают покупателей купцы. Прямо на площади раскинулся рынок. Горами навалена снедь. Сало белее снега. Масло желтее солнца. Золото и жир — вот он каков, славный, богатый город Гамельн!

Глубоким рвом, высокой стеной с башнями и башенками со всех сторон окружён город. У каждых ворот стражники. Если пуст кошель, на колене заплата, на локте дыра, копьями и алебардами от ворот гонят стражники. Каждый город чем-нибудь да знаменит. Знаменит Гамельн своим богатством, золочёными шпилями своих соборов. А гамельнцы знамениты скупостью. Умеют они, как никто, беречь свои запасы, множить добро, отнимать у бедняка последнюю денежку.

Наступил засушливый, неурожайный год. В округе начался голод. А гамельнцам до этого и дела нет. У них амбары полны прошлогодним зерном, гнутся столы от яств. Уже с осени потянулись толпы голодных крестьян в город. Решили хитрые купцы попридержать зерно до весны. К весне прижмёт крестьянина голод, ещё выгодней можно будет продать зерно.

Всю зиму у стен Гамельна, у закрытых ворот, стояли толпы голодных. Лишь стаял снег на полях, приказал бургомистр раскрыть все городские ворота и беспрепятственно пропускать всех. Встали в дверях лавок купцы, руки заложив за пояс, животы выпятив, брови строго нахмурив, чтобы сразу поняли: дёшево здесь ничего не купишь.

Но тут случилось невиданное дело. Пока ослабевший люд тащился в город, внезапно со всей округи, из голодных деревень, с пустых полей в Гамельн хлынули крысы.

Показалось поначалу: не так велика беда. По приказу бургомистра подняли подъёмные мосты, все ворота наглухо закрыли и завалили камнями. Но крысы переплывали через ров и через какие-то ходы, дыры проникали в город.

Открыто, среди бела дня, шли крысы по улицам. В ужасе смотрели жители на страшное крысиное шествие. Голодные твари разбежались по амбарам, подвалам и закромам, полным отборного зерна. И начались крысиные пиры!

Крепко призадумались бюргеры. Собрались на совет в ратуше. Хоть и был бургомистр Гамельна изрядно толст и неповоротлив, но ничего не скажешь — умом крепок. Порой только руками разводили гамельнцы: до чего ж умён, хитёр! И вот, поразмыслив, приказал бургомистр: чтобы избавить Гамельн от нежданной беды, свезти в город со всей округи котов и кошек.

Скрипят телеги по дорогам в Гамельн. На телегах наспех сколоченные деревянные клетки. А в клетках не откормленные гуси и утки на продажу, а коты и кошки. Всех мастей и пород, худые, голодные. Въехали телеги на площадь перед ратушей. Стражники открыли клетки. Во все стороны побежали коты, серые, рыжие, чёрные, полосатые. С облегчением вздохнули бюргеры и, успокоившись, неспешно разошлись по домам.

Но ничего из этой мудрой затеи не вышло. Коты испугались столь обильного угощения. В страхе бежали они от крысиных полчищ. Прятались кто куда, забирались на островерхие черепичные крыши. Худой чёрный кот залез на кровлю собора святого Бонифация и мяукал всю ночь напролёт.

Наутро был вывешен приказ: котов в город заманивать лаской и салом, а из города не выпускать ни одного. Но куда там! Уже через три дня в Гамельне не осталось ни одного кота. Что ж, одно не помогло — надо придумать другое. Не сидеть же сложа руки, глядя, как гибнет добро, любовно скопленное, сбережённое, столько раз считанное!

Над Гамельном плывёт звон колоколов. Во всех церквах служат молебны от засилья крыс. На папертях монахи продают амулеты. Кто обзавёлся таким амулетом — живи спокойно: крыса не подойдет и на сто шагов. Но ничего не помогало: ни молебны, ни амулеты.

С утра на площади глашатаи трубят в трубы, вызывают на суд крысиного короля. К городской ратуше стекается народ. Идут купцы со слугами и домочадцами, мастера со своими подмастерьями. Весь город собрался перед ратушей. Сегодня суд над крысами. Ждут, что прибудет в ратушу сам крысиный король. Говорят, пятнадцать голов у него и одно тело. На каждой голове искуснейшей работы золотая корона размером с лесной орех.

В ратушу набилось столько народу — яблоку негде упасть. Один за другим вошли судьи и расселись под балдахином на золочёных креслах. В чёрных бархатных мантиях, в чёрных шапочках, лица у всех важные, строгие, неподкупные — дрожи крысиный король и вся крысиная братия! Писцы очинили перья. Все ждали. На малейший звук, даже на шелест упавшей перчатки, разом поворачивались все головы.

Не знали, откуда появится преступный король: из дверей, из тёмного угла или из-за судейского кресла. Ждали до вечера. От жары и духоты пожелтели лица судей. Но крысиный король так и не явился. Делать нечего. Тут же за дверьми изловили большущую усатую крысу. Посадили в железную клетку, а клетку поставили посреди стола.

Крыса, пометавшись, затихла в покорной тоске. Забилась в угол. Главный судья Каспар Геллер поднялся с места. Вытер платком взмокшее лицо. Пять амбаров с зерном подчистую разграбили у него крысы, опустошили все погреба. Долго громовым голосом обличал крысиное племя судья Каспар Геллер. Протянув руку над клеткой с крысой, перечислял все преступления, злодеяния и козни проклятых крыс. После него встал судья Гангель Мун, похожий на разжиревшую лису: длинный нос, масленые глазки. Был он хитрее всех в Гамельне. Всё, чем владел, хранил в сундуках, обитых железом, недоступных крысиному зубу. И теперь смотрел он на всех лукаво, под сочувствием скрывая злорадство.

— Ах, милостивейшие судьи! — сказал Гангель Мун голосом сладким и печальным. — Строгостью к виновным, милосердием к безвинным должен прославить себя судья. Потому не следует забывать нам, что крысы тоже божьи твари, и к тому же не наделены они человеческим разумом… Но главный судья Каспар Геллер резко оборвал его:

— Замолчи, судья Гангель Мун! Всем известно, что блохи, крысы, жабы и змеи сотворены дьяволом. Долго совещались судьи. Наконец Каспар Геллер встал и громким голосом огласил приговор:

— «Мы, милостью божьей судьи города Гамельна, повсеместно прославлены своей неподкупной честностью и справедливостью. Среди всех иных тягот, кои великим грузом лежат на наших плечах, озабочены мы также бесчинствами, учинёнными в нашем славном городе Гамельне мерзкими тварями, носящими богопротивное имя — крысы Mus rattus. Мы, судьи города Гамельна, признаём их виновными в нарушении порядка и благочестия, а ещё в воровстве и грабеже. Также весьма нам прискорбно, что его величество крысиный король, нарушив наш строгий приказ, на суд не явился, что несомненно свидетельствует о его злонамеренности, нечистой совести и низости душевной. Посему приказываем и повелеваем: всем упомянутым крысам, а также королю всего крысиного племени к полудню завтрашнего дня под страхом смертной казни покинуть наш славный город, а также все земли, принадлежащие ему. Дано в Гамельне 5 апреля 1284 года».

Потом крысу, подпалив ей хвост, отпустили, чтобы передала всему своему роду строгий приказ гамельнского суда. Крыса мелькнула чёрной молнией и пропала. И все опять, успокоившись, разошлись по домам.

На другой день с утра нет-нет, да и подходили к окнам жители. Ждали, что двинутся крысы вон из города.

Но только напрасно ждали. Солнце стало уже клониться к закату, а проклятое племя и не думало исполнять судебный приговор. А тут вдруг пронеслась страшная весть! Неслыханное дело! В ночь, как состоялся суд, сожрали крысы у главного судьи Каспара Геллера судейскую мантию и шапочку в придачу.

От такой наглости все только рты пооткрывали. Быть беде! И в самом деле, крыс в Гамельне всё прибывало и прибывало. По ночам во многих окнах мигали свечи. Догорит одна свеча — от огарка зажигали другую, и так до утра. Сидели бюргеры на высоких пуховиках, не решаясь спустить ноги с постели.

Уже никого не боясь, шныряли крысы повсюду. Привлечённые ароматом жаркого, пробирались на кухни. Выглядывали из углов, поводя носами, принюхиваясь: «Чем тут пахнет?» Прыгали на столы, прямо с блюд норовили утащить лучший кусок. Добирались даже до окороков и колбас, подвешенных к потолку. Чего ни хватишься — всё сожрали, проклятые. И уже в двери многих домов костлявым пальцем постучал голод.

А тут ещё приснился бургомистру такой сон: будто выгнали крысы из домов прежних хозяев. Он, почтенный бургомистр города Гамельна, бредёт с нищенской сумой. За ним жена, дети. Робко постучал в дверь своего дома. Дверь распахнулась — на пороге крыса в рост человека. На груди — золотая бургомистрова цепь. Махнула лапой — набросились на них другие крысы в шлемах, с алебардами: «Вон отсюда! Нищие! Голодранцы!»

Наутро собрал в ратуше бургомистр всех советников, рассказал свой сон. С тревогой переглянулись бюргеры: «Ох, не к добру это!» Хоть и были бюргеры один скупей другого, но тут решили: ничего не жалеть, лишь бы избавить город от страшной напасти. По всем улицам Гамельна прошли глашатаи. Шли они, нарушив строй и порядок, сбившись в кучу, друг к другу поближе. Город как вымер.

На пустынных площадях, на пустынных улицах, на мостах в полной тишине странно и зловеще звучали трубы и голоса глашатаев:

— Кто избавит славный город Гамельн от крыс, получит от магистрата столько золота, сколько сможет унести!

Но прошло три дня, а в ратушу так никто и не явился. На четвёртый день колокол снова собрал всех бюргеров в ратушу. Бургомистр долго тряс рукавами, подбирал края плаща — не забралась ли крыса? Осунулись, побледнели бюргеры, под глазами чёрные круги. Куда девались румянец и толстые щёки?

Если уж не помогает обещанная награда, видно, больше ждать спасения неоткуда. Не выдержав, закрыл лицо руками бургомистр и глухо зарыдал. Всё, конец! Погибает добрый, старый Гамельн!

И вдруг все услыхали какие-то голоса, шум и движенье внизу, на площади. В зал вбежал стражник и крикнул:

— Крысолов!

В дверь, прихрамывая, вошёл странный человек. Был незнакомец высок и худ. Лицом тёмен, словно хорошенько прокоптили его над огнём. Взгляд пронзительный. От такого взгляда холод пробегал по спине. На плечах короткий плащ. Одна половина камзола чёрная, как ночь, другая красная, как огонь. В чёрную шапочку сбоку воткнуто петушиное перо. В руке же незнакомец держал старинную, потемневшую от времени дудку.

В другое время, конечно, осторожные бюргеры поостереглись бы такого странного гостя: не доверяли они тощим бродягам. Но сейчас все обрадовались ему, как самому желанному гостю. Бургомистр, назвав его «любезный мой господин», сам придвинул ему кресло. Судья Каспар Геллер попробовал даже хлопнуть его по плечу. Но тут же, громко вскрикнув, отдёрнул руку — ладонь словно огнём обожгло.

Слуги спустились в подвалы и принесли бутылки с мальвазией, рейнским и мозельским. Пришелец схватил бутылку мальвазии, зубами вытащил восковую затычку и, запрокинув голову, одним глотком выпил драгоценное вино. Не останавливаясь, опорожнил подряд девять бутылок.

— А не найдётся ли у вас ещё хорошей бочки вина? — спросил незнакомец.

— После, после, любезный мой господин, — медовым голосом сказал Гангель Мун, — сначала дело, а потом уже пир.

А бургомистр, уже не в силах сдержать нетерпение, спросил незнакомца напрямик:

— Скажи, можешь ли ты увести крысиное племя из нашего города?

— Могу, — усмехнулся крысолов. — Эти твари мне подвластны.

— Как? Все до единой?.. — Бургомистр даже привстал с места.

— Я очищу ваш город от крыс. Слово мое, крысолова, крепко. Но и вы своё сдержите. За это дадите мне столько золота, сколько смогу унести.

— Худ как жердь, да и хром в придачу. Такой много не унесёт… — шепнул бургомистр судье Каспару Геллеру. А потом уже, повернувшись к крысолову, сказал громко и важно: — Всё, как договорились, почтенный наш гость. Обмана не будет.

— Так смотрите не вздумайте нарушить своё слово, — сказал крысолов и вышел из ратуши.

Небо стало вдруг серым и мрачным. Всё заволоклось мутным туманом. Вороны, облепившие шпили собора святого Бонифация, поднялись, закружились, усыпали всё небо с зловещим карканьем.

Крысолов поднёс к губам дудку. Протяжные звуки полились из дудки. Слышался в этих звуках щекочущий шорох зерна, струйкой текущего из прорехи в мешке. Весёлое щёлканье масла на сковороде. Хруст сухаря под острыми зубами.

Бюргеры, стоявшие у окон, ахнули и невольно подались назад. Потому что на звуки дудки из всех домов стали выбегать крысы. Выползали из подвалов, прыгали с чердаков. Крысы окружили крысолова со всех сторон. А тот равнодушно пошёл, прихрамывая, с площади. И все до одной крысы побежали вслед за ним. Стоило только умолкнуть дудке, как всё несметное крысиное полчище останавливалось. Но опять начинала петь дудка. И снова крысы покорно устремлялись вслед за крысоловом.

Из улочки в улочку шёл крысолов. Крыс становилось всё больше и больше. Выглядывали из окон мясники, колбасники, сапожники, золотых дел мастера. Ухмылялись. Что ни говори, а приятно смотреть вслед уходящей беде! Трактирщик Иоганн Брандт встал в дверях трактира. Крысы так и хлынули из дверей, чуть не сбив с ног толстяка.

Вслед за крысоловом все крысы двинулись к городским воротам. Стражники едва успели укрыться в башнях. Крысы вышли из города и чёрной лентой растянулись по дороге. Последние, отставшие, перебегали через подъёмный мост — и вдогонку за крысоловом. Всё заволоклось пылью. Несколько раз мелькнул чёрный плащ крысолова, рука с дудкой, петушиное перо… Удаляясь, всё тише и тише звучала дудка.

Через час прибежали в город пастухи. Перебивая друг друга, рассказали:

— Крысолов вышел на берег реки Везер. Прыгнул в лодчонку, которая покачивалась тут же у берега. Не переставая играть на дудке, выплыл крысолов на середину Везера. Крысы бросились в воду и поплыли за ним, и плыли они до тех пор, пока не утонули все до одной. А было их такое множество, что из берегов вышел могучий Везер. Ликует освобожденный от крыс город. Радостно звучат колокола на всех соборах. Весёлыми толпами идут по улицам горожане.

Спасён славный Гамельн! Спасён богатый Гамельн!

В ратуше слуги разливают вино в серебряные кубки. Сейчас не грех и выпить. Вдруг из-за угла появился крысолов и пошёл через площадь прямо к ратуше. Всё также была у него в руке дудка. Только одет он был иначе: в зелёном костюме охотника.

Переглянулись бюргеры. Платить? Э нет…

— Жилист и крепок этот крысолов, — шепнул бургомистр судье Каспару Геллеру, — такой хоть и хром, а унесёт всю казну…

Крысолов вошёл в ратушу. Никто и не поглядел в его сторону. Бургомистр отвернулся, Каспар Геллер уставился в окно. Но, видно, крысолова было не так-то легко смутить. С ухмылкой вытащил он из-за пазухи мешок. Показался этот мешок бюргерам бездонным.

— Я своё слово сдержал. Теперь дело за вами, — сказал крысолов. — Как договорились. Столько золота, сколько смогу унести…

— Милейший… — Бургомистр в замешательстве развёл руками, оглянулся на Гангеля Муна.

— Вот как? Не кошель, не суму — целый мешок золота?.. — хихикнул судья Гангель Мун и в притворном испуге выпучил глаза. Кто-то ещё негромко засмеялся. Ай да хитрец Гангель Мун! Вот как, значит, надо повернуть дело! Золото было обещано в шутку. А бедняга, видно, совсем ума решился: поверил всему. Да ещё захватил с собою мешок.

Тут захохотали все. Бургомистр, советники, цеховые старшины.

— Мешок золота?

— Ха-ха-ха!

— Целый мешок!

— А за что?

— За дурацкие песни? За дудку?

— Уморил!

— Золото ему подавай! А не хочешь ли пинка?

Долго смеялись бюргеры. А странный пришелец молча стоял, и какая-то злобная радость проступала у него на лице. Добро бы просил, требовал обещанное!.. Нет, он молчал. Хитрец Гангель Мун, с опаской косясь на крысолова, наклонился к уху бургомистра:

— Может, отсыпать ему горсть золота? Так… немного, для виду… А потом обложить податью людей победнее, кто вовсе не пострадал от крыс, потому что и так ничем не владел.

Но бургомистр от него отмахнулся. Откашлялся и голосом важным, но отечески ласковым сказал:

— Дело сделано. Надо, как обещано, расплатиться. По трудам и плата. Кошель серебра и выход из города через любые ворота.

А незнакомец тут же показал себя полным невежей. Кошелька не взял и, даже не поклонившись, повернулся спиной и вышел из зала. После него осталось слабое облачко серного дыма. Тут уж совсем развеселились бюргеры. Славно вышло: разом избавились и от крыс, и от крысолова.

Громко звонят колокола святого Бонифация. Все бюргеры с жёнами и слугами отправились в собор к воскресной обедне.

И никто из них не слышит, что снова на площади запела дудка.

«Можно! Можно! Можно! — поёт дудка. — Сегодня всё можно! Я поведу вас в зелёные рощи! На медовые заливные луга! Босиком по лужам! Зарыться в сено! Можно! Можно! Можно!»

Топот маленьких башмаков по деревянным лестницам, по каменным ступеням… Из всех дверей выбегают дети. Бросив игру, бросив прялку, на бегу подтягивая чулок, дети бегут за крысоловом, жадно ловя звуки дудки. Из каждого дома — дети. На каждой улице — дети.

Падают, разбивают коленки, потрут, подуют и бегут дальше. Весёлые, с липкими пальцами, за щекой сласти, в кулаке горсть орехов — дети, сокровище Гамельна. По улице бежит дочь бургомистра Марта. Розовое платье раздувает ветер. А одна нога не обута, только один башмачок натянула в спешке.

Вот уже городские ворота. Дети с топотом пробежали по подъёмному мосту. А крысолов уводит их по дороге, мимо вересковых холмов всё дальше, дальше…

Шли годы. Однажды забрёл в осиротевший Гамельн слепой странник. За несколько медных монет пустил его трактирщик погреться у тёплого очага. Слышал слепой, как стучат о деревянный стол кружки с пивом. И кто-то сказал:

— Откуда ты пришёл, старик? Потешь нас рассказом почуднее, и я, так и быть, поднесу и тебе кружку с пивом.

И слепой старик начал рассказ:

— Много земель исходил я, и вот куда однажды привела меня судьба. Трудно слепцу вести счёт времени: по теплу, идущему от солнца, по холоду, идущему от ночного неба, отличаю я день от ночи. Долго блуждал я по дремучему лесу. Вдруг услышал я звон колоколов. Для слепца звуки то же, что для кормчего свет маяка. Так, идя на звон колоколов, подошёл я к какому-то городу. Стражники не окликнули меня. Я вошёл в ворота и побрёл по улице. Чутко прислушивался я ко всем звукам, стараясь понять, не завела ли меня судьба в недоброе место.

И не мог я не подивиться. Слышал я вокруг себя только молодые голоса. Как птица летал вокруг меня смех. В этом городе больше бегали, чем ходили. Кто-то вприпрыжку обгонял меня. Кто-то бежал мне навстречу. Слышал я, как мяч ударялся в стену. Все голоса были звонкие. Все шаги лёгкие, быстрые. И тогда понял я, что этот город населён одними юношами и девушками. И показалось мне: сложен весь этот город из светлого камня и солнечных лучей.

Был я радушно принят в первом же доме, куда постучал. А когда спросил я, как зовётся этот город, странную сказку рассказал мне мой юный хозяин. Думаю, посмеялся он над бедным стариком, но я не сержусь на доброго юношу. Вот что рассказал он.

Когда были они маленькими детьми, увёл их из родного города человек в зелёной одежде, игравший на дудке. Видно, был это сам дьявол, потому что завёл он их прямо в глубину высокой горы. Но не хватило у него власти, чтобы загубить невинных детей, и после долгих скитаний во мраке прошли дети сквозь гору и очутились в безлюдном, диком месте. Тогда из лесу пришли лани и кормили самых маленьких своим молоком. Без труда приручались дикие козы. Сначала жили дети в шалашах, а потом стали строить город. И легко поднимали они огромные камни, словно камни сами хотели сложиться в стены и башни…

И когда кончил слепец свой рассказ, услышал он старческие вздохи, глухие рыдания, идущие из самой глубины души. Глухой кашель и стоны. Тогда понял странник, что вокруг него одни старики. И весь город показался ему мрачным, печальным и сложенным из тёмного камня. В волнении, прерывающимися от слёз голосами стали спрашивать старики:

— Но где же, где же, в какой стороне лежит тот юный, светлый город?

Но ничего не мог им сказать нищий, слепой странник.

(Илл. Н. Гольц)

The Pied Piper of Hamelin (German: der Rattenfänger von Hameln, also known as the Pan Piper or the Rat-Catcher of Hamelin) is the title character of a legend from the town of Hamelin (Hameln), Lower Saxony, Germany.

The legend dates back to the Middle Ages, the earliest references describing a piper, dressed in multicolored («pied») clothing, who was a rat catcher hired by the town to lure rats away^[1] with his magic pipe. When the citizens refuse to pay for this service as promised, he retaliates by using his instrument’s magical power on their children, leading them away as he had the rats. This version of the story spread as folklore and has appeared in the writings of Johann Wolfgang von Goethe, the Brothers Grimm, and Robert Browning, among others. The phrase «pied piper» has become a metaphor for a person who attracts a following through charisma or false promises.^[2]

There are many contradictory theories about the Pied Piper. Some suggest he was a symbol of hope to the people of Hamelin, which had been attacked by plague; he drove the rats from Hamelin, saving the people from the epidemic.^[3]

The earliest known record of the story originates from the town of Hamelin itself, depicted in a stained glass window created for the church of Hamelin, which dated to around 1300. Although the church was destroyed in 1660, several written accounts of the tale have survived.^[4]

Plot[edit]

In 1284, while the town of Hamelin was suffering from a rat infestation, a piper dressed in multicolored («pied») clothing appeared, claiming to be a rat-catcher. He promised the mayor a solution to their problem with the rats. The mayor, in turn, promised to pay him for the removal of the rats (the promised sum was 1,000 guilders). The piper accepted and played his pipe to lure the rats into the Weser River, where all the rats drowned.^[5]

Despite the piper’s success, the mayor reneged on his promise and refused to pay him the full sum (reputedly reduced to a sum of 50 guilders) even going so far as to blame the piper for bringing the rats himself in an extortion attempt. Enraged, the piper stormed out of the town, vowing to return later to take revenge. On Saint John and Paul’s day, while the adults were in church, the piper returned, dressed in green like a hunter and playing his pipe. In so doing, he attracted the town’s children. One hundred and thirty children followed him out of town and into a cave, after which they were never seen again. Depending on the version, at most three children remained behind: one was lame and could not follow quickly enough, the second was deaf and therefore could not hear the music, and the last was blind and therefore unable to see where he was going. These three informed the villagers of what had happened when they came out from church.^[5]

Other versions relate that the Pied Piper led the children to the top of Koppelberg Hill, where he took them to a beautiful land,^[6] or a place called Koppenberg Mountain,^[7] or Transylvania, or that he made them walk into the Weser as he did with the rats, and they all drowned. Some versions state that the Piper returned the children after extorting payment, or that the children were only returned after the villagers paid several times the original payment in gold.^[5][8]

The Hamelin street named Bungelosenstrasse («street without drums») is believed to be the last place that the children were seen. Ever since, music or dancing is not allowed on this street.^[9][10]

Background[edit]

The earliest mention of the story seems to have been on a stained-glass window placed in the Church of Hamelin c. 1300. The window was described in several accounts between the 14th and 17th centuries.^[11] It was destroyed in 1660. Based on the surviving descriptions, a modern reconstruction of the window has been created by historian Hans Dobbertin. It features the colorful figure of the Pied Piper and several figures of children dressed in white.^[4]

The window is generally considered to have been created in memory of a tragic historical event for the town; Hamelin town records also apparently start with this event. The earliest written record is from the town chronicles in an entry from 1384 which reportedly states: «It is 100 years since our children left.»^[12][13]

Although research has been conducted for centuries, no explanation for the historical event is universally accepted as true. In any case, the rats were first added to the story in a version from c. 1559 and are absent from earlier accounts.^[14]

14th-century Decan Lude chorus book[edit]

Decan Lude of Hamelin was reported c. 1384 to have in his possession a chorus book containing a Latin verse giving an eyewitness account of the event.^{[15][further explanation needed]}

15th-century Lüneburg manuscript[edit]

The Lüneburg manuscript (c. 1440–50) gives an early German account of the event.^[16] According to the Christmas Eve edition of »The Saturday Evening Post» in 1955, on the back of the last tattered page of a dusty chronicle called The Golden Chain, written in Latin in 1370 by the monk Heinrich of Hereford, is there written in a different handwriting the following account:^[17]

Here follows a marvellous wonder, which transpired in the town of Hamelin in the diocese of Minden, in the Year of Our Lord, 1284, on the Feast of Saints John and Paul. A certain young man thirty years of age, handsome and well-dressed, so that all who saw him admired him because of his appearance, crossed the bridges and entered the town by the West Gate. He then began to play all through the town a silver pipe of the most magnificent sort. All the children who heard his pipe, in the number of 130, followed him to the East Gate and out of the town to the so-called execution place or Calvary. There they proceeded to vanish, so that no trace of them could be found. The mothers of the children ran from town to town, but they found nothing. It is written: A voice was heard from on high, and a mother was bewailing her son. And as one counts the years according to the Year of Our Lord or according to the first, second or third year of an anniversary, so do the people in Hamelin reckon the years after the departure and disappearance of their children. This report I found in an old book. And the mother of the Dean Johann von Lüde saw the children depart.^{[18][19][20][note 1]}

Rattenfängerhaus[edit]

It is rendered in the following form in an inscription on a house known as Rattenfängerhaus (English: «Rat Catcher’s House» or Pied Piper’s House) in Hamelin:^[16]

anno 1284 am dage johannis et pauli war der 26. juni dorch einen piper mit allerley farve bekledet gewesen cxxx kinder verledet binnen hameln geboren to calvarie bi den koppen verloren

(In the year 1284 on the day of [Saints] John and Paul on 26 June 130 children born in Hamelin were misled by a piper clothed in many colours to Calvary near the Koppen, [and] lost)

According to author Fanny Rostek-Lühmann this is the oldest surviving account. Koppen (High German Kuppe, meaning a knoll or domed hill) seems to be a reference to one of several hills surrounding Hamelin. Which of them was intended by the manuscript’s author remains uncertain.^[21]

The Wedding House[edit]

A similar inscription can be found on the «Wedding- or Hochzeitshaus, a fine structure erected between 1610 and 1617^[22] for marriage festivities, but diverted from its purpose since 1721. Behind rises the spire of the parish church of St. Nicholas, which may still enwall stones that witness how the parents prayed, while the Piper wrought sorrow for them without»:^[23]

Nach Christi Geburt 1284 Jahr Gingen bei den Koppen unter Verwahr Hundert und dreissig Kinder, in Hameln geboren von einem Pfeiffer verfürt und verloren

In the year of Our Lord 1284 went into the Koppen under custody 130 children born in Hamelin by a piper seduced and lost

The Town Gate[edit]

Part of the town gate from the year 1556 is today exhibited at the Hamelin Museum. According to Hamelin Museum, this stone is the oldest surviving sculptural evidence for the legend.^[24] It bears the following inscription:^[25]

Anno 1556 / Centu[m] ter denos C[um] mag[us] ab urbe puellos / Duxerat a[n]te a[n]nos 272. Condita porta fuit

In the year 1556, 272 years after the magician stole 130 children from the city, this gate was founded.

Verses in the monastery at Hamelin[edit]

The Hamelin Museum writes:^[26]

In the mid 14th Century, a monk from Minden, Heinrich von Herford, puts together a collection of holy legends called the “Catena Aurea”.  It speaks of a “miracle” that took place in 1284 in Hamelin.  A youth appeared and played on a strange silver flute.  Every child that heard the flute, followed the stranger.  They left Hameln by the Eastern gate and disappeared at Kalvarien Hill.  This is the oldest known account of this occurrence. Around this time a verse of rhyme is found in “zu Hameln im Kloster”.  It tells about the children’s disappearance.  It is written in red ink on the title page of a missal.  It bewails “the 130 beloved Hamelner children” who were “eaten alive by Calvaria”.  The original verses are probably the oldest written source of this legend.  It has been missing for hundreds of years.^{[note 2]}

However, different versions of transcriptions of handwritten copies still exist. One was published by Heinrich Meibom in 1688.^[27] Another was included by Johann Daniel Gottlieb Herr under the title Passionale Sanctorum in Collectanea zur Geschichte der Stadt Hameln. His manuscript is dated 1761.^[28] There are some Latin verses which had a prose version underneath:^[29]

Maria audi nos, tibi Filius nil negat. Post duo C. C. mille post octoginta quaterue —Annus hic est ille, quo languet sexus uterque— Orbantis pueros centumque triginta Joannis Et Pauli caros Hamelenses non sine damnis, Fatur, ut omnes eos vivos Calvaria sorpsit, Christi tuere reos, ne tarn mala res quibus obsit. Anno millesimo ducentesimo octuagesimo quarto in die Johannis et Pauli perdiderunt Hamelenses centum et triginta pueros, qui intraverunt montem Calvariam.

Mary, hear us, for your Son denies you nothing. 1284 is that year when members of both sexes languish (through weakness), the year of the day John and Paul, which the 130 dear children of Hamelin swept away and not without doom. It is said that Calvary swallowed them alive. Christ, protect the guilty so that no similar evil fate overtake them.[28] In the year one thousand two hundred and eighty-four, on the day of John and Paul, the Hamelin lost a hundred and thirty children who entered Calvary mount.

16th- and 17th-century sources[edit]

Somewhere between 1559 and 1565, Count Froben Christoph von Zimmern included a version in his Zimmerische Chronik.^[30] This appears to be the earliest account which mentions the plague of rats. Von Zimmern dates the event only as «several hundred years ago» (vor etlichen hundert jarn [sic]), so that his version throws no light on the conflict of dates (see next paragraph). Another contemporary account is that of Johann Weyer in his De praestigiis daemonum (1563).^[31]

Theories[edit]

Natural causes[edit]

A number of theories suggest that children died of some natural causes such as disease or starvation,^[32] and that the Piper was a symbolic figure of Death. Analogous themes which are associated with this theory include the Dance of Death, Totentanz or Danse Macabre, a common medieval trope. Some of the scenarios that have been suggested as fitting this theory include that the children drowned in the river Weser, were killed in a landslide or contracted some disease during an epidemic. Another modern interpretation reads the story as alluding to an event where Hamelin children were lured away by a pagan or heretic sect to forests near Coppenbrügge (the mysterious Koppen «hills» of the poem) for ritual dancing where they all perished during a sudden landslide or collapsing sinkhole.^[33]

Emigration[edit]

Speculation on the emigration theory is based on the idea that, by the 13th century, overpopulation of the area resulted in the oldest son owning all the land and power (majorat), leaving the rest as serfs.^[34] It has also been suggested that one reason the emigration of the children was never documented was that the children were sold to a recruiter from the Baltic region of Eastern Europe, a practice that was not uncommon at the time.^{[citation needed]} In his book The Pied Piper: A Handbook, Wolfgang Mieder states that historical documents exist showing that people from the area including Hamelin did help settle parts of Transylvania.^[35] Emily Gerard reports in The Land Beyond the Forest an element of the folktale that «popular tradition has averred the Germans who about that time made their appearance in Transylvania to be no other than the lost children of Hameln, who, having performed their long journey by subterranean passages, reissued to the light of day through the opening of a cavern known as the Almescher Höhle, in the north-east of Transylvania.»^[36] Transylvania had suffered under lengthy Mongol invasions of Central Europe, led by two grandsons of Genghis Khan and which date from around the time of the earliest appearance of the legend of the piper, the early 13th century.^[37]

In the version of the legend posted on the official website for the town of Hamelin, another aspect of the emigration theory is presented:

Among the various interpretations, reference to the colonization of East Europe starting from Low Germany is the most plausible one: The «Children of Hameln» would have been in those days citizens willing to emigrate being recruited by landowners to settle in Moravia, East Prussia, Pomerania or in the Teutonic Land. It is assumed that in past times all people of a town were referred to as «children of the town» or «town children» as is frequently done today. The «Legend of the children’s Exodus» was later connected to the «Legend of expelling the rats». This most certainly refers to the rat plagues being a great threat in the medieval milling town and the more or less successful professional rat catchers.^[38]

The theory is provided credence by the fact that family names common to Hamelin at the time «show up with surprising frequency in the areas of Uckermark and Prignitz, near Berlin.»^[39]

Historian Ursula Sautter, citing the work of linguist Jürgen Udolph, offers this hypothesis in support of the emigration theory:

«After the defeat of the Danes at the Battle of Bornhöved in 1227,» explains Udolph, «the region south of the Baltic Sea, which was then inhabited by Slavs, became available for colonization by the Germans.» The bishops and dukes of Pomerania, Brandenburg, Uckermark and Prignitz sent out glib «locators,» medieval recruitment officers, offering rich rewards to those who were willing to move to the new lands. Thousands of young adults from Lower Saxony and Westphalia headed east. And as evidence, about a dozen Westphalian place names show up in this area. Indeed there are five villages called Hindenburg running in a straight line from Westphalia to Pomerania, as well as three eastern Spiegelbergs and a trail of etymology from Beverungen south of Hamelin to Beveringen northwest of Berlin to Beweringen in modern Poland.^[40]

Udolph favors the hypothesis that the Hamelin youths wound up in what is now Poland.^[41] Genealogist Dick Eastman cited Udolph’s research on Hamelin surnames that have shown up in Polish phonebooks:

Linguistics professor Jürgen Udolph says that 130 children did vanish on a June day in the year 1284 from the German village of Hamelin (Hameln in German). Udolph entered all the known family names in the village at that time and then started searching for matches elsewhere. He found that the same surnames occur with amazing frequency in the regions of Prignitz and Uckermark, both north of Berlin. He also found the same surnames in the former Pomeranian region, which is now a part of Poland.

Udolph surmises that the children were actually unemployed youths who had been sucked into the German drive to colonize its new settlements in Eastern Europe. The Pied Piper may never have existed as such, but, says the professor, «There were characters known as lokators who roamed northern Germany trying to recruit settlers for the East.» Some of them were brightly dressed, and all were silver-tongued.

Professor Udolph can show that the Hamelin exodus should be linked with the Battle of Bornhöved in 1227 which broke the Danish hold on Eastern Europe. That opened the way for German colonization, and by the latter part of the thirteenth century there were systematic attempts to bring able-bodied youths to Brandenburg and Pomerania. The settlement, according to the professor’s name search, ended up near Starogard in what is now northwestern Poland. A village near Hamelin, for example, is called Beverungen and has an almost exact counterpart called Beveringen, near Pritzwalk, north of Berlin and another called Beweringen, near Starogard.

Local Polish telephone books list names that are not the typical Slavic names one would expect in that region. Instead, many of the names seem to be derived from German names that were common in the village of Hamelin in the thirteenth century. In fact, the names in today’s Polish telephone directories include Hamel, Hamler and Hamelnikow, all apparently derived from the name of the original village.^[42]

Pagan—Christian conflict[edit]

It has been noted that all local reports of the incident date it to the specific date of 26 June, the date of pagan midsummer celebrations and often also place emphasis the children being led away to the «Koppen» meaning hills. It was traditional in some areas of Germany to celebrate midsummer by lighting bonfires in the hills. This has led to speculation that the children may have been led away by a pagan shaman to participate in one of these celebrations and been forced into a monastery or massacred by local Christians.^[43]

Other[edit]

Some theories have linked the disappearance of the children to mass psychogenic illness in the form of dancing mania. Dancing mania outbreaks occurred during the 13th century, including one in 1237 in which a large group of children travelled from Erfurt to Arnstadt (about 20 km (12 mi)), jumping and dancing all the way,^[44] in marked similarity to the legend of the Pied Piper of Hamelin, which originated at around the same time.^[45]

Others have suggested that the children left Hamelin to be part of a pilgrimage, a military campaign, or even a new Children’s Crusade (which is said to have occurred in 1212) but never returned to their parents. These theories see the unnamed Piper as their leader or a recruiting agent. The townspeople made up this story (instead of recording the facts) to avoid the wrath of the church or the king.^[46]

William Manchester’s A World Lit Only by Fire places the events in 1484, 100 years after the written mention in the town chronicles that «It is 100 years since our children left», and further proposes that the Pied Piper was a psychopathic paedophile.^[47]

Adaptations[edit]

• In 1803, Johann Wolfgang von Goethe wrote a poem based on the story that was later set to music by Hugo Wolf. Goethe also incorporated references to the story in his version of Faust. (The first part of the drama was first published in 1808 and the second in 1832.)
• Jakob and Wilhelm Grimm, known as the Brothers Grimm, drawing from 11 sources, included the tale in their collection Deutsche Sagen (first published in 1816). According to their account, two children were left behind, as one was blind and the other lame, so neither could follow the others. The rest became the founders of Siebenbürgen (Transylvania).^[21]
• Using the Verstegan version of the tale (1605: the earliest account in English) and adopting the 1376 date, Robert Browning wrote a poem of that name which was published in his Dramatic Lyrics (1842).^[48] Browning’s retelling in verse is notable for its humour, wordplay, and jingling rhymes.^{[citation needed][according to whom?]}
• Viktor Dyk’s Krysař (The Rat-Catcher), published in 1915, retells the story in a slightly darker, more enigmatic way. The short novel also features the character of Faust.
• In Marina Tsvetaeva’s long poem liricheskaia satira, The Rat-Catcher (serialized in the émigré journal Volia Rossii in 1925–1926), rats are an allegory of people influenced by Bolshevik propaganda.^{[according to whom?][49]}
• The Pied Piper (16 September 1933) is a short animated film based on the story, produced by Walt Disney Productions, directed by Wilfred Jackson, and released as a part of Walt Disney’s Silly Symphonies series. It stars the voice talents of Billy Bletcher as the Mayor of Hamelin.^[50]
• ಬೊಮ್ಮನಹಳ್ಳಿಯ ಕಿಂದರ ಜೋಗಿ (Kondara Jogi of Bommanahalli) by the Kannada poet-laureate Kuvempu is a poetic adaptation of the story
• Paying the Piper, starring Porky Pig, is a Looney Tunes parody of the tale of the Pied Piper.
• The Town on the Edge of the End, a comic-book version, was published by Walt Kelly in his 1954 Pogo collection Pogo Stepmother Goose.
• Van Johnson starred as the Piper in NBC studios’ adaptation: The Pied Piper of Hamelin (1957).
• The Pied Piper is a 1972 British film directed by Jacques Demy and starring Jack Wild, Donald Pleasence, and John Hurt and featuring Donovan and Diana Dors.^[51]
• «Emissary from Hamelin» is a short story written by Harlan Ellison, published in 1978 in the collection «Strange Wine.»
• The Pied Piper of Hamelin is a 1981 stop-motion animated film by Cosgrove Hall using Robert Browning’s original poem verbatim. This adaptation was later shown as an episode for the PBS series Long Ago and Far Away.
• The paperback horror novel Come, Follow Me by Philip Michaels (Avon Books, 1983) is based on the story.
• In 1985 Robert Browning’s poetic retelling of the story was adapted as an episode of Shelley Duvall’s Faerie Tale Theatre starring Eric Idle as the Piper, and as Robert Browning in the prologue and epilogue, who narrates the poem to a young boy.
• In 1986, Jiří Bárta made an animated movie The Pied Piper based more on the above-mentioned story by Viktor Dyk; the movie was accompanied by the rock music by Michal Pavlíček.
• In 1989, W11 Opera premiered Koppelberg, an opera they commissioned from composer Steve Gray and lyricist Norman Brooke; the work was based on the Robert Browning poem.^[52]
• In Atom Egoyan’s The Sweet Hereafter (1997), the myth of the Pied Piper is a metaphor for a town’s failure to protect its children.^[53]
• China Miéville’s 1998 London-set novel King Rat centers on the ancient rivalry between the rats (some of whom are portrayed as having humanlike characteristics) and the Pied Piper, who appears in the novel as a mysterious musician named Pete who infiltrates the local club-music scene.
• The cast of Peanuts did their own version of the tale in the direct-to-DVD special It’s the Pied Piper, Charlie Brown (2000), which was the final special to have the involvement of original creator Charles Schulz, who died before it was released.
• Demons and Wizards’ first album, Demons and Wizards (2000), includes a track called «The Whistler» which recounts the tale of the Pied Piper.
• Terry Pratchett’s 2001 young-adult novel, The Amazing Maurice and His Educated Rodents, parodies the legend from the perspective of the rats, the piper, and their handler.
• The 2003 television film The Electric Piper, set in the United States in the 1960s, depicts the piper as a psychedelic rock guitarist modeled after Jimi Hendrix.
• The Pied Piper of Hamelin was adapted in Happily Ever After: Fairy Tales for Every Child where it uses jazz music. The episode featured Wesley Snipes as the Pied Piper and the music performed by Ronnie Laws as well as the voices of Samuel L. Jackson as the Mayor of Hamelin, Grant Shaud as the Mayor’s assistant Toadey, John Ratzenberger and Richard Moll as respective guards Hinky and Dinky.^[54]
• The Pied Piper, «voiced» by Jeremy Steig, has a small role (flute only) in the 2010 Dreamworks animated film Shrek Forever After.
• In the anime adaptation of the Japanese light novel series, Problem Children Are Coming from Another World, Aren’t They? (2013), a major story revolves around the «false legend» of Pied Piper of Hamelin. The adaptation speaks in great length about the original source and the various versions of the story that sprang up throughout the years. It is stated that Weser, the representation of Natural Disaster, was the true Piper of Hamelin (meaning the children were killed by drowning or landslides).^[55]
• In Ever After High, the Pied Piper has a daughter named Melody.
• In 2015, a South Korean horror movie title The Piper was released. It is a loose adaptation of the Brothers Grimm tale where the Pied Piper uses the rats for his revenge to kill all the villagers except for the children whom he traps in a cave.^[56]
• The short story «The Rat King» by John Connolly, first included in the 2016 edition of his novel The Book of Lost Things, is a fairly faithful adaptation of the legend, but with a new ending. It was adapted for BBC Radio 4 and first broadcast on 28 October 2016.
• In 2016, Victorian Opera presented The Pied Piper, an Opera by Richard Mills. At the Playhouse the Art Centre, Melbourne, Victoria, Australia.
• In the American TV series Once Upon a Time, the Pied Piper is revealed to be Peter Pan, who is using pipes to call out to «lost boys» and take them away from their homes.
• In the Netflix series The Society (TV series), a man named Pfeiffer removes a mysterious smell from the town of West Ham, but is not paid. Two days later he takes the kids on field trip in a school bus and returns them to an alternate version of the town where the adults are not present.
• In the song «Pied Piper» by the boy group BTS, dedicated to their fans to remind them not to get distracted by said group.
• In 2019, the collectible card game Magic: The Gathering, introduced a new set based on European folk and fairy tales. This set contained the first direct reference to the Piper, by being named «Piper of the Swarm.»[1]
• In the 1995 anime film Sailor Moon SuperS: The Movie, one of the film’s antagonists named Poupelin was very similar to the Pied Piper, using his special flute to hypnotize children and follow him into his ship away from their homes where they sailed off to his home planet.
• In Teenage Mutant Ninja Turtles there is a villain called the Rat King who uses rats as troops; like the Pied Piper he uses a flute to charm them and even turns Master Splinter on his prized students.
• The HBO series Silicon Valley centers around a compression company called Pied Piper. The denouement of the series depicts the company as benevolent and self-sacrificing as opposed to the extortionist depiction in the fable. One of the characters refers to the company’s eponymous inspiration as «a predatory flautist who murders children in a cave.»
• The Pied Piper An opera in one act based on the poem The Pied Piper of Hamelin by Robert Browning with additional material by Adam Cornford. Music by Daniel Steven Crafts
• Karl Weigl composed a children’s operetta The Pied Piper of Hamelin in 1934, with libretto by Helene Scheu-Riesz. Under the direction of Davide Casali, the Festival Viktor Ullmann mounted a dramatic performance of the operetta in 2021, in Italian rather than the original German.
• Piedmon, from the first season of the animated series “Digimon” (1999), is also based on the Pied Piper. In the show, he played a pipe and was able to lure other people and Digimon to do his bidding, much like mind control.
• Piper, a 2017 liberal adaptation of the original story into a Young Adult graphic novel written by Jay Asher and Jessica Freeburg and illustrated by Jeff Stokely, from Penguin imprint Razorbill.
• Ratcatcher, a 2022 song by GWAR, has GWAR’s lead singer take credit for being the Piper and stealing the children when their bill went unpaid.

Literature[edit]

• The Pied Piper is a central figure in Rainbow Valley and Rilla of Ingleside by Lucy Maud Montgomery, calling, or in hindsight luring, that generation of boys off to war.^[57][58]

Allusions in linguistics[edit]

In linguistics, pied-piping is the common name for the ability of question words and relative pronouns to drag other words along with them when brought to the front, as part of the phenomenon called Wh-movement. For example, in «For whom are the pictures?», the word «for» is pied-piped by «whom» away from its declarative position («The pictures are for me»), and in «The mayor, pictures of whom adorn his office walls» both words «pictures of» are pied-piped in front of the relative pronoun, which normally starts the relative clause.

Some researchers believe that the tale has inspired the common English phrase «pay the piper»,^[59] although the phrase is potentially a contraction^[59] of the English proverb «he who pays the piper calls the tune» which means, contrary to paying a debt such as the modern expression implies, that the person paying for something is the one who gets to say how it should be done.^[60]

Modernity[edit]

The present-day city of Hamelin continues to maintain information about the Pied Piper legend and possible origins of the story on its website. Interest in the city’s connection to the story remains so strong that, in 2009, Hamelin held a tourist festival to mark the 725th anniversary of the disappearance of the town’s earlier children.^[61] The Rat Catcher’s House is popular with visitors, although it bears no connection to the Rat-Catcher version of the legend. Indeed, the Rattenfängerhaus is instead associated with the story due to the earlier inscription upon its facade mentioning the legend. The house was built much later, in 1602 and 1603. It is now a Hamelin City-owned restaurant with a Pied Piper theme throughout.^[62] The city also maintains an online shop with rat-themed merchandise as well as offering an officially licensed Hamelin Edition of the popular board game Monopoly which depicts the legendary Piper on the cover.^[63]

In addition to the recent milestone festival, each year the city marks 26 June as «Rat Catcher’s Day». In the United States, a similar holiday for exterminators based on Rat Catcher’s Day is marked on 22 July, but has not caught on.^[64]

See also[edit]

• Hamelen (TV series)
• List of literary accounts of the Pied Piper
• Pied Piper of Hamelin in popular culture
• Hamline University, whose mascot is the Pied Piper

Footnotes[edit]

References[edit]

Further reading[edit]

• Marco Bergmann: Dunkler Pfeifer – Die bisher ungeschriebene Lebensgeschichte des «Rattenfängers von Hameln», BoD, 2. Auflage 2009, ISBN 978-3-8391-0104-9.
• Hans Dobbertin: Quellensammlung zur Hamelner Rattenfängersage. Schwartz, Göttingen 1970.
• Hans Dobbertin: Quellenaussagen zur Rattenfängersage. Niemeyer, Hameln 1996 (erw. Neuaufl.). ISBN 3-8271-9020-7.
• Stanisław Dubiski: Ile prawdy w tej legendzie? (How much truth is there behind the Pied Piper Legend?). [In:] «Wiedza i Życie», No 6/1999.
• Radu Florescu: In Search of the Pied Piper. Athena Press 2005. ISBN 1-84401-339-1.
• Norbert Humburg: Der Rattenfänger von Hameln. Die berühmte Sagengestalt in Geschichte und Literatur, Malerei und Musik, auf der Bühne und im Film. Niemeyer, Hameln 2. Aufl. 1990. ISBN 3-87585-122-6.
• Peter Stephan Jungk: Der Rattenfänger von Hameln. Recherchen und Gedanken zu einem sagenhaften Mythos. [In:] «Neue Rundschau», No 105 (1994), vol.2, pp. 67–73.
• Ullrich Junker: Rübezahl – Sage und Wirklichkeit. [In:] „Unser Harz. Zeitschrift für Heimatgeschichte, Brauchtum und Natur». Goslar, December 2000, pp. 225–228.
• Wolfgang Mieder: Der Rattenfänger von Hameln. Die Sage in Literatur, Medien und Karikatur. Praesens, Wien 2002. ISBN 3-7069-0175-7.
• Aleksander R. Michalak: Denar dla Szczurołapa, Replika 2018. ISBN 978-83-7674-703-3
• Heinrich Spanuth: Der Rattenfänger von Hameln. Niemeyer Hameln 1951.
• Izabela Taraszczuk: Die Rattenfängersage: zur Deutung und Rezeption der Geschichte. [In:] Robert Buczek, Carsten Gansel, Paweł Zimniak, eds.: Germanistyka 3. Texte in Kontexten. Zielona Góra: Oficyna Wydawnicza Uniwersytetu Zielonogórskiego 2004, pp. 261–273. ISBN 83-89712-29-6.
• Jürgen Udolph: Zogen die Hamelner Aussiedler nach Mähren? Die Rattenfängersage aus namenkundlicher Sicht. [In:] Niedersächsisches Jahrbuch für Landesgeschichte 69 (1997), pp. 125–183. ISSN 0078-0561

External links[edit]

• Maria J. Pérez Cuervo: «The Lost Children of Hamelin». Originally published in Fortean Times.
• The Lüneburg Manuscript – The original manuscript published digitally
• Chronica Ecclesiæ Hamelensis (1384) by Joannem de Polda, Seniorem Ecclesiæ, in Rerum Germanicarum tomi III : I. Historicos Germanicos (1688) by Heinrich Meibom
• D. L. Ashliman of the University of Pittsburgh quotes the Grimm’s «Children of Hamelin» in full, as well as a number of similar and related legends.
• An 1888 illustrated version of Robert Browning’s poem (Illustrated by Kate Greenaway)
• The 725th anniversary of the Pied Piper in 2009
• The Pied Piper of Hamelin From the Collections at the Library of Congress
• A Translation of Grimm’s Saga No. 245 «The Children of Hameln»
• A version of the legend from Howel’s Famous Letters

The Pied Piper of Hamelin (German: der Rattenfänger von Hameln, also known as the Pan Piper or the Rat-Catcher of Hamelin) is the title character of a legend from the town of Hamelin (Hameln), Lower Saxony, Germany.

The legend dates back to the Middle Ages, the earliest references describing a piper, dressed in multicolored («pied») clothing, who was a rat catcher hired by the town to lure rats away^[1] with his magic pipe. When the citizens refuse to pay for this service as promised, he retaliates by using his instrument’s magical power on their children, leading them away as he had the rats. This version of the story spread as folklore and has appeared in the writings of Johann Wolfgang von Goethe, the Brothers Grimm, and Robert Browning, among others. The phrase «pied piper» has become a metaphor for a person who attracts a following through charisma or false promises.^[2]

There are many contradictory theories about the Pied Piper. Some suggest he was a symbol of hope to the people of Hamelin, which had been attacked by plague; he drove the rats from Hamelin, saving the people from the epidemic.^[3]

The earliest known record of the story originates from the town of Hamelin itself, depicted in a stained glass window created for the church of Hamelin, which dated to around 1300. Although the church was destroyed in 1660, several written accounts of the tale have survived.^[4]

Plot[edit]

In 1284, while the town of Hamelin was suffering from a rat infestation, a piper dressed in multicolored («pied») clothing appeared, claiming to be a rat-catcher. He promised the mayor a solution to their problem with the rats. The mayor, in turn, promised to pay him for the removal of the rats (the promised sum was 1,000 guilders). The piper accepted and played his pipe to lure the rats into the Weser River, where all the rats drowned.^[5]

Despite the piper’s success, the mayor reneged on his promise and refused to pay him the full sum (reputedly reduced to a sum of 50 guilders) even going so far as to blame the piper for bringing the rats himself in an extortion attempt. Enraged, the piper stormed out of the town, vowing to return later to take revenge. On Saint John and Paul’s day, while the adults were in church, the piper returned, dressed in green like a hunter and playing his pipe. In so doing, he attracted the town’s children. One hundred and thirty children followed him out of town and into a cave, after which they were never seen again. Depending on the version, at most three children remained behind: one was lame and could not follow quickly enough, the second was deaf and therefore could not hear the music, and the last was blind and therefore unable to see where he was going. These three informed the villagers of what had happened when they came out from church.^[5]

Other versions relate that the Pied Piper led the children to the top of Koppelberg Hill, where he took them to a beautiful land,^[6] or a place called Koppenberg Mountain,^[7] or Transylvania, or that he made them walk into the Weser as he did with the rats, and they all drowned. Some versions state that the Piper returned the children after extorting payment, or that the children were only returned after the villagers paid several times the original payment in gold.^[5][8]

The Hamelin street named Bungelosenstrasse («street without drums») is believed to be the last place that the children were seen. Ever since, music or dancing is not allowed on this street.^[9][10]

Background[edit]

The earliest mention of the story seems to have been on a stained-glass window placed in the Church of Hamelin c. 1300. The window was described in several accounts between the 14th and 17th centuries.^[11] It was destroyed in 1660. Based on the surviving descriptions, a modern reconstruction of the window has been created by historian Hans Dobbertin. It features the colorful figure of the Pied Piper and several figures of children dressed in white.^[4]

The window is generally considered to have been created in memory of a tragic historical event for the town; Hamelin town records also apparently start with this event. The earliest written record is from the town chronicles in an entry from 1384 which reportedly states: «It is 100 years since our children left.»^[12][13]

Although research has been conducted for centuries, no explanation for the historical event is universally accepted as true. In any case, the rats were first added to the story in a version from c. 1559 and are absent from earlier accounts.^[14]

14th-century Decan Lude chorus book[edit]

Decan Lude of Hamelin was reported c. 1384 to have in his possession a chorus book containing a Latin verse giving an eyewitness account of the event.^{[15][further explanation needed]}

15th-century Lüneburg manuscript[edit]

The Lüneburg manuscript (c. 1440–50) gives an early German account of the event.^[16] According to the Christmas Eve edition of »The Saturday Evening Post» in 1955, on the back of the last tattered page of a dusty chronicle called The Golden Chain, written in Latin in 1370 by the monk Heinrich of Hereford, is there written in a different handwriting the following account:^[17]

Here follows a marvellous wonder, which transpired in the town of Hamelin in the diocese of Minden, in the Year of Our Lord, 1284, on the Feast of Saints John and Paul. A certain young man thirty years of age, handsome and well-dressed, so that all who saw him admired him because of his appearance, crossed the bridges and entered the town by the West Gate. He then began to play all through the town a silver pipe of the most magnificent sort. All the children who heard his pipe, in the number of 130, followed him to the East Gate and out of the town to the so-called execution place or Calvary. There they proceeded to vanish, so that no trace of them could be found. The mothers of the children ran from town to town, but they found nothing. It is written: A voice was heard from on high, and a mother was bewailing her son. And as one counts the years according to the Year of Our Lord or according to the first, second or third year of an anniversary, so do the people in Hamelin reckon the years after the departure and disappearance of their children. This report I found in an old book. And the mother of the Dean Johann von Lüde saw the children depart.^{[18][19][20][note 1]}

Rattenfängerhaus[edit]

It is rendered in the following form in an inscription on a house known as Rattenfängerhaus (English: «Rat Catcher’s House» or Pied Piper’s House) in Hamelin:^[16]

anno 1284 am dage johannis et pauli war der 26. juni dorch einen piper mit allerley farve bekledet gewesen cxxx kinder verledet binnen hameln geboren to calvarie bi den koppen verloren

(In the year 1284 on the day of [Saints] John and Paul on 26 June 130 children born in Hamelin were misled by a piper clothed in many colours to Calvary near the Koppen, [and] lost)

According to author Fanny Rostek-Lühmann this is the oldest surviving account. Koppen (High German Kuppe, meaning a knoll or domed hill) seems to be a reference to one of several hills surrounding Hamelin. Which of them was intended by the manuscript’s author remains uncertain.^[21]

The Wedding House[edit]

A similar inscription can be found on the «Wedding- or Hochzeitshaus, a fine structure erected between 1610 and 1617^[22] for marriage festivities, but diverted from its purpose since 1721. Behind rises the spire of the parish church of St. Nicholas, which may still enwall stones that witness how the parents prayed, while the Piper wrought sorrow for them without»:^[23]

Nach Christi Geburt 1284 Jahr Gingen bei den Koppen unter Verwahr Hundert und dreissig Kinder, in Hameln geboren von einem Pfeiffer verfürt und verloren

In the year of Our Lord 1284 went into the Koppen under custody 130 children born in Hamelin by a piper seduced and lost

The Town Gate[edit]

Part of the town gate from the year 1556 is today exhibited at the Hamelin Museum. According to Hamelin Museum, this stone is the oldest surviving sculptural evidence for the legend.^[24] It bears the following inscription:^[25]

Anno 1556 / Centu[m] ter denos C[um] mag[us] ab urbe puellos / Duxerat a[n]te a[n]nos 272. Condita porta fuit

In the year 1556, 272 years after the magician stole 130 children from the city, this gate was founded.

Verses in the monastery at Hamelin[edit]

The Hamelin Museum writes:^[26]

In the mid 14th Century, a monk from Minden, Heinrich von Herford, puts together a collection of holy legends called the “Catena Aurea”.  It speaks of a “miracle” that took place in 1284 in Hamelin.  A youth appeared and played on a strange silver flute.  Every child that heard the flute, followed the stranger.  They left Hameln by the Eastern gate and disappeared at Kalvarien Hill.  This is the oldest known account of this occurrence. Around this time a verse of rhyme is found in “zu Hameln im Kloster”.  It tells about the children’s disappearance.  It is written in red ink on the title page of a missal.  It bewails “the 130 beloved Hamelner children” who were “eaten alive by Calvaria”.  The original verses are probably the oldest written source of this legend.  It has been missing for hundreds of years.^{[note 2]}

However, different versions of transcriptions of handwritten copies still exist. One was published by Heinrich Meibom in 1688.^[27] Another was included by Johann Daniel Gottlieb Herr under the title Passionale Sanctorum in Collectanea zur Geschichte der Stadt Hameln. His manuscript is dated 1761.^[28] There are some Latin verses which had a prose version underneath:^[29]

Maria audi nos, tibi Filius nil negat. Post duo C. C. mille post octoginta quaterue —Annus hic est ille, quo languet sexus uterque— Orbantis pueros centumque triginta Joannis Et Pauli caros Hamelenses non sine damnis, Fatur, ut omnes eos vivos Calvaria sorpsit, Christi tuere reos, ne tarn mala res quibus obsit. Anno millesimo ducentesimo octuagesimo quarto in die Johannis et Pauli perdiderunt Hamelenses centum et triginta pueros, qui intraverunt montem Calvariam.

Mary, hear us, for your Son denies you nothing. 1284 is that year when members of both sexes languish (through weakness), the year of the day John and Paul, which the 130 dear children of Hamelin swept away and not without doom. It is said that Calvary swallowed them alive. Christ, protect the guilty so that no similar evil fate overtake them.[28] In the year one thousand two hundred and eighty-four, on the day of John and Paul, the Hamelin lost a hundred and thirty children who entered Calvary mount.

16th- and 17th-century sources[edit]

Somewhere between 1559 and 1565, Count Froben Christoph von Zimmern included a version in his Zimmerische Chronik.^[30] This appears to be the earliest account which mentions the plague of rats. Von Zimmern dates the event only as «several hundred years ago» (vor etlichen hundert jarn [sic]), so that his version throws no light on the conflict of dates (see next paragraph). Another contemporary account is that of Johann Weyer in his De praestigiis daemonum (1563).^[31]

Theories[edit]

Natural causes[edit]

A number of theories suggest that children died of some natural causes such as disease or starvation,^[32] and that the Piper was a symbolic figure of Death. Analogous themes which are associated with this theory include the Dance of Death, Totentanz or Danse Macabre, a common medieval trope. Some of the scenarios that have been suggested as fitting this theory include that the children drowned in the river Weser, were killed in a landslide or contracted some disease during an epidemic. Another modern interpretation reads the story as alluding to an event where Hamelin children were lured away by a pagan or heretic sect to forests near Coppenbrügge (the mysterious Koppen «hills» of the poem) for ritual dancing where they all perished during a sudden landslide or collapsing sinkhole.^[33]

Emigration[edit]

Speculation on the emigration theory is based on the idea that, by the 13th century, overpopulation of the area resulted in the oldest son owning all the land and power (majorat), leaving the rest as serfs.^[34] It has also been suggested that one reason the emigration of the children was never documented was that the children were sold to a recruiter from the Baltic region of Eastern Europe, a practice that was not uncommon at the time.^{[citation needed]} In his book The Pied Piper: A Handbook, Wolfgang Mieder states that historical documents exist showing that people from the area including Hamelin did help settle parts of Transylvania.^[35] Emily Gerard reports in The Land Beyond the Forest an element of the folktale that «popular tradition has averred the Germans who about that time made their appearance in Transylvania to be no other than the lost children of Hameln, who, having performed their long journey by subterranean passages, reissued to the light of day through the opening of a cavern known as the Almescher Höhle, in the north-east of Transylvania.»^[36] Transylvania had suffered under lengthy Mongol invasions of Central Europe, led by two grandsons of Genghis Khan and which date from around the time of the earliest appearance of the legend of the piper, the early 13th century.^[37]

In the version of the legend posted on the official website for the town of Hamelin, another aspect of the emigration theory is presented:

Among the various interpretations, reference to the colonization of East Europe starting from Low Germany is the most plausible one: The «Children of Hameln» would have been in those days citizens willing to emigrate being recruited by landowners to settle in Moravia, East Prussia, Pomerania or in the Teutonic Land. It is assumed that in past times all people of a town were referred to as «children of the town» or «town children» as is frequently done today. The «Legend of the children’s Exodus» was later connected to the «Legend of expelling the rats». This most certainly refers to the rat plagues being a great threat in the medieval milling town and the more or less successful professional rat catchers.^[38]

The theory is provided credence by the fact that family names common to Hamelin at the time «show up with surprising frequency in the areas of Uckermark and Prignitz, near Berlin.»^[39]

Historian Ursula Sautter, citing the work of linguist Jürgen Udolph, offers this hypothesis in support of the emigration theory:

«After the defeat of the Danes at the Battle of Bornhöved in 1227,» explains Udolph, «the region south of the Baltic Sea, which was then inhabited by Slavs, became available for colonization by the Germans.» The bishops and dukes of Pomerania, Brandenburg, Uckermark and Prignitz sent out glib «locators,» medieval recruitment officers, offering rich rewards to those who were willing to move to the new lands. Thousands of young adults from Lower Saxony and Westphalia headed east. And as evidence, about a dozen Westphalian place names show up in this area. Indeed there are five villages called Hindenburg running in a straight line from Westphalia to Pomerania, as well as three eastern Spiegelbergs and a trail of etymology from Beverungen south of Hamelin to Beveringen northwest of Berlin to Beweringen in modern Poland.^[40]

Udolph favors the hypothesis that the Hamelin youths wound up in what is now Poland.^[41] Genealogist Dick Eastman cited Udolph’s research on Hamelin surnames that have shown up in Polish phonebooks:

Linguistics professor Jürgen Udolph says that 130 children did vanish on a June day in the year 1284 from the German village of Hamelin (Hameln in German). Udolph entered all the known family names in the village at that time and then started searching for matches elsewhere. He found that the same surnames occur with amazing frequency in the regions of Prignitz and Uckermark, both north of Berlin. He also found the same surnames in the former Pomeranian region, which is now a part of Poland.

Udolph surmises that the children were actually unemployed youths who had been sucked into the German drive to colonize its new settlements in Eastern Europe. The Pied Piper may never have existed as such, but, says the professor, «There were characters known as lokators who roamed northern Germany trying to recruit settlers for the East.» Some of them were brightly dressed, and all were silver-tongued.

Professor Udolph can show that the Hamelin exodus should be linked with the Battle of Bornhöved in 1227 which broke the Danish hold on Eastern Europe. That opened the way for German colonization, and by the latter part of the thirteenth century there were systematic attempts to bring able-bodied youths to Brandenburg and Pomerania. The settlement, according to the professor’s name search, ended up near Starogard in what is now northwestern Poland. A village near Hamelin, for example, is called Beverungen and has an almost exact counterpart called Beveringen, near Pritzwalk, north of Berlin and another called Beweringen, near Starogard.

Local Polish telephone books list names that are not the typical Slavic names one would expect in that region. Instead, many of the names seem to be derived from German names that were common in the village of Hamelin in the thirteenth century. In fact, the names in today’s Polish telephone directories include Hamel, Hamler and Hamelnikow, all apparently derived from the name of the original village.^[42]

Pagan—Christian conflict[edit]

It has been noted that all local reports of the incident date it to the specific date of 26 June, the date of pagan midsummer celebrations and often also place emphasis the children being led away to the «Koppen» meaning hills. It was traditional in some areas of Germany to celebrate midsummer by lighting bonfires in the hills. This has led to speculation that the children may have been led away by a pagan shaman to participate in one of these celebrations and been forced into a monastery or massacred by local Christians.^[43]

Other[edit]

Some theories have linked the disappearance of the children to mass psychogenic illness in the form of dancing mania. Dancing mania outbreaks occurred during the 13th century, including one in 1237 in which a large group of children travelled from Erfurt to Arnstadt (about 20 km (12 mi)), jumping and dancing all the way,^[44] in marked similarity to the legend of the Pied Piper of Hamelin, which originated at around the same time.^[45]

Others have suggested that the children left Hamelin to be part of a pilgrimage, a military campaign, or even a new Children’s Crusade (which is said to have occurred in 1212) but never returned to their parents. These theories see the unnamed Piper as their leader or a recruiting agent. The townspeople made up this story (instead of recording the facts) to avoid the wrath of the church or the king.^[46]

William Manchester’s A World Lit Only by Fire places the events in 1484, 100 years after the written mention in the town chronicles that «It is 100 years since our children left», and further proposes that the Pied Piper was a psychopathic paedophile.^[47]

Adaptations[edit]

• In 1803, Johann Wolfgang von Goethe wrote a poem based on the story that was later set to music by Hugo Wolf. Goethe also incorporated references to the story in his version of Faust. (The first part of the drama was first published in 1808 and the second in 1832.)
• Jakob and Wilhelm Grimm, known as the Brothers Grimm, drawing from 11 sources, included the tale in their collection Deutsche Sagen (first published in 1816). According to their account, two children were left behind, as one was blind and the other lame, so neither could follow the others. The rest became the founders of Siebenbürgen (Transylvania).^[21]
• Using the Verstegan version of the tale (1605: the earliest account in English) and adopting the 1376 date, Robert Browning wrote a poem of that name which was published in his Dramatic Lyrics (1842).^[48] Browning’s retelling in verse is notable for its humour, wordplay, and jingling rhymes.^{[citation needed][according to whom?]}
• Viktor Dyk’s Krysař (The Rat-Catcher), published in 1915, retells the story in a slightly darker, more enigmatic way. The short novel also features the character of Faust.
• In Marina Tsvetaeva’s long poem liricheskaia satira, The Rat-Catcher (serialized in the émigré journal Volia Rossii in 1925–1926), rats are an allegory of people influenced by Bolshevik propaganda.^{[according to whom?][49]}
• The Pied Piper (16 September 1933) is a short animated film based on the story, produced by Walt Disney Productions, directed by Wilfred Jackson, and released as a part of Walt Disney’s Silly Symphonies series. It stars the voice talents of Billy Bletcher as the Mayor of Hamelin.^[50]
• ಬೊಮ್ಮನಹಳ್ಳಿಯ ಕಿಂದರ ಜೋಗಿ (Kondara Jogi of Bommanahalli) by the Kannada poet-laureate Kuvempu is a poetic adaptation of the story
• Paying the Piper, starring Porky Pig, is a Looney Tunes parody of the tale of the Pied Piper.
• The Town on the Edge of the End, a comic-book version, was published by Walt Kelly in his 1954 Pogo collection Pogo Stepmother Goose.
• Van Johnson starred as the Piper in NBC studios’ adaptation: The Pied Piper of Hamelin (1957).
• The Pied Piper is a 1972 British film directed by Jacques Demy and starring Jack Wild, Donald Pleasence, and John Hurt and featuring Donovan and Diana Dors.^[51]
• «Emissary from Hamelin» is a short story written by Harlan Ellison, published in 1978 in the collection «Strange Wine.»
• The Pied Piper of Hamelin is a 1981 stop-motion animated film by Cosgrove Hall using Robert Browning’s original poem verbatim. This adaptation was later shown as an episode for the PBS series Long Ago and Far Away.
• The paperback horror novel Come, Follow Me by Philip Michaels (Avon Books, 1983) is based on the story.
• In 1985 Robert Browning’s poetic retelling of the story was adapted as an episode of Shelley Duvall’s Faerie Tale Theatre starring Eric Idle as the Piper, and as Robert Browning in the prologue and epilogue, who narrates the poem to a young boy.
• In 1986, Jiří Bárta made an animated movie The Pied Piper based more on the above-mentioned story by Viktor Dyk; the movie was accompanied by the rock music by Michal Pavlíček.
• In 1989, W11 Opera premiered Koppelberg, an opera they commissioned from composer Steve Gray and lyricist Norman Brooke; the work was based on the Robert Browning poem.^[52]
• In Atom Egoyan’s The Sweet Hereafter (1997), the myth of the Pied Piper is a metaphor for a town’s failure to protect its children.^[53]
• China Miéville’s 1998 London-set novel King Rat centers on the ancient rivalry between the rats (some of whom are portrayed as having humanlike characteristics) and the Pied Piper, who appears in the novel as a mysterious musician named Pete who infiltrates the local club-music scene.
• The cast of Peanuts did their own version of the tale in the direct-to-DVD special It’s the Pied Piper, Charlie Brown (2000), which was the final special to have the involvement of original creator Charles Schulz, who died before it was released.
• Demons and Wizards’ first album, Demons and Wizards (2000), includes a track called «The Whistler» which recounts the tale of the Pied Piper.
• Terry Pratchett’s 2001 young-adult novel, The Amazing Maurice and His Educated Rodents, parodies the legend from the perspective of the rats, the piper, and their handler.
• The 2003 television film The Electric Piper, set in the United States in the 1960s, depicts the piper as a psychedelic rock guitarist modeled after Jimi Hendrix.
• The Pied Piper of Hamelin was adapted in Happily Ever After: Fairy Tales for Every Child where it uses jazz music. The episode featured Wesley Snipes as the Pied Piper and the music performed by Ronnie Laws as well as the voices of Samuel L. Jackson as the Mayor of Hamelin, Grant Shaud as the Mayor’s assistant Toadey, John Ratzenberger and Richard Moll as respective guards Hinky and Dinky.^[54]
• The Pied Piper, «voiced» by Jeremy Steig, has a small role (flute only) in the 2010 Dreamworks animated film Shrek Forever After.
• In the anime adaptation of the Japanese light novel series, Problem Children Are Coming from Another World, Aren’t They? (2013), a major story revolves around the «false legend» of Pied Piper of Hamelin. The adaptation speaks in great length about the original source and the various versions of the story that sprang up throughout the years. It is stated that Weser, the representation of Natural Disaster, was the true Piper of Hamelin (meaning the children were killed by drowning or landslides).^[55]
• In Ever After High, the Pied Piper has a daughter named Melody.
• In 2015, a South Korean horror movie title The Piper was released. It is a loose adaptation of the Brothers Grimm tale where the Pied Piper uses the rats for his revenge to kill all the villagers except for the children whom he traps in a cave.^[56]
• The short story «The Rat King» by John Connolly, first included in the 2016 edition of his novel The Book of Lost Things, is a fairly faithful adaptation of the legend, but with a new ending. It was adapted for BBC Radio 4 and first broadcast on 28 October 2016.
• In 2016, Victorian Opera presented The Pied Piper, an Opera by Richard Mills. At the Playhouse the Art Centre, Melbourne, Victoria, Australia.
• In the American TV series Once Upon a Time, the Pied Piper is revealed to be Peter Pan, who is using pipes to call out to «lost boys» and take them away from their homes.
• In the Netflix series The Society (TV series), a man named Pfeiffer removes a mysterious smell from the town of West Ham, but is not paid. Two days later he takes the kids on field trip in a school bus and returns them to an alternate version of the town where the adults are not present.
• In the song «Pied Piper» by the boy group BTS, dedicated to their fans to remind them not to get distracted by said group.
• In 2019, the collectible card game Magic: The Gathering, introduced a new set based on European folk and fairy tales. This set contained the first direct reference to the Piper, by being named «Piper of the Swarm.»[1]
• In the 1995 anime film Sailor Moon SuperS: The Movie, one of the film’s antagonists named Poupelin was very similar to the Pied Piper, using his special flute to hypnotize children and follow him into his ship away from their homes where they sailed off to his home planet.
• In Teenage Mutant Ninja Turtles there is a villain called the Rat King who uses rats as troops; like the Pied Piper he uses a flute to charm them and even turns Master Splinter on his prized students.
• The HBO series Silicon Valley centers around a compression company called Pied Piper. The denouement of the series depicts the company as benevolent and self-sacrificing as opposed to the extortionist depiction in the fable. One of the characters refers to the company’s eponymous inspiration as «a predatory flautist who murders children in a cave.»
• The Pied Piper An opera in one act based on the poem The Pied Piper of Hamelin by Robert Browning with additional material by Adam Cornford. Music by Daniel Steven Crafts
• Karl Weigl composed a children’s operetta The Pied Piper of Hamelin in 1934, with libretto by Helene Scheu-Riesz. Under the direction of Davide Casali, the Festival Viktor Ullmann mounted a dramatic performance of the operetta in 2021, in Italian rather than the original German.
• Piedmon, from the first season of the animated series “Digimon” (1999), is also based on the Pied Piper. In the show, he played a pipe and was able to lure other people and Digimon to do his bidding, much like mind control.
• Piper, a 2017 liberal adaptation of the original story into a Young Adult graphic novel written by Jay Asher and Jessica Freeburg and illustrated by Jeff Stokely, from Penguin imprint Razorbill.
• Ratcatcher, a 2022 song by GWAR, has GWAR’s lead singer take credit for being the Piper and stealing the children when their bill went unpaid.

Literature[edit]

• The Pied Piper is a central figure in Rainbow Valley and Rilla of Ingleside by Lucy Maud Montgomery, calling, or in hindsight luring, that generation of boys off to war.^[57][58]

Allusions in linguistics[edit]

In linguistics, pied-piping is the common name for the ability of question words and relative pronouns to drag other words along with them when brought to the front, as part of the phenomenon called Wh-movement. For example, in «For whom are the pictures?», the word «for» is pied-piped by «whom» away from its declarative position («The pictures are for me»), and in «The mayor, pictures of whom adorn his office walls» both words «pictures of» are pied-piped in front of the relative pronoun, which normally starts the relative clause.

Some researchers believe that the tale has inspired the common English phrase «pay the piper»,^[59] although the phrase is potentially a contraction^[59] of the English proverb «he who pays the piper calls the tune» which means, contrary to paying a debt such as the modern expression implies, that the person paying for something is the one who gets to say how it should be done.^[60]

Modernity[edit]

The present-day city of Hamelin continues to maintain information about the Pied Piper legend and possible origins of the story on its website. Interest in the city’s connection to the story remains so strong that, in 2009, Hamelin held a tourist festival to mark the 725th anniversary of the disappearance of the town’s earlier children.^[61] The Rat Catcher’s House is popular with visitors, although it bears no connection to the Rat-Catcher version of the legend. Indeed, the Rattenfängerhaus is instead associated with the story due to the earlier inscription upon its facade mentioning the legend. The house was built much later, in 1602 and 1603. It is now a Hamelin City-owned restaurant with a Pied Piper theme throughout.^[62] The city also maintains an online shop with rat-themed merchandise as well as offering an officially licensed Hamelin Edition of the popular board game Monopoly which depicts the legendary Piper on the cover.^[63]

In addition to the recent milestone festival, each year the city marks 26 June as «Rat Catcher’s Day». In the United States, a similar holiday for exterminators based on Rat Catcher’s Day is marked on 22 July, but has not caught on.^[64]

See also[edit]

• Hamelen (TV series)
• List of literary accounts of the Pied Piper
• Pied Piper of Hamelin in popular culture
• Hamline University, whose mascot is the Pied Piper

Footnotes[edit]

References[edit]

Further reading[edit]

• Marco Bergmann: Dunkler Pfeifer – Die bisher ungeschriebene Lebensgeschichte des «Rattenfängers von Hameln», BoD, 2. Auflage 2009, ISBN 978-3-8391-0104-9.
• Hans Dobbertin: Quellensammlung zur Hamelner Rattenfängersage. Schwartz, Göttingen 1970.
• Hans Dobbertin: Quellenaussagen zur Rattenfängersage. Niemeyer, Hameln 1996 (erw. Neuaufl.). ISBN 3-8271-9020-7.
• Stanisław Dubiski: Ile prawdy w tej legendzie? (How much truth is there behind the Pied Piper Legend?). [In:] «Wiedza i Życie», No 6/1999.
• Radu Florescu: In Search of the Pied Piper. Athena Press 2005. ISBN 1-84401-339-1.
• Norbert Humburg: Der Rattenfänger von Hameln. Die berühmte Sagengestalt in Geschichte und Literatur, Malerei und Musik, auf der Bühne und im Film. Niemeyer, Hameln 2. Aufl. 1990. ISBN 3-87585-122-6.
• Peter Stephan Jungk: Der Rattenfänger von Hameln. Recherchen und Gedanken zu einem sagenhaften Mythos. [In:] «Neue Rundschau», No 105 (1994), vol.2, pp. 67–73.
• Ullrich Junker: Rübezahl – Sage und Wirklichkeit. [In:] „Unser Harz. Zeitschrift für Heimatgeschichte, Brauchtum und Natur». Goslar, December 2000, pp. 225–228.
• Wolfgang Mieder: Der Rattenfänger von Hameln. Die Sage in Literatur, Medien und Karikatur. Praesens, Wien 2002. ISBN 3-7069-0175-7.
• Aleksander R. Michalak: Denar dla Szczurołapa, Replika 2018. ISBN 978-83-7674-703-3
• Heinrich Spanuth: Der Rattenfänger von Hameln. Niemeyer Hameln 1951.
• Izabela Taraszczuk: Die Rattenfängersage: zur Deutung und Rezeption der Geschichte. [In:] Robert Buczek, Carsten Gansel, Paweł Zimniak, eds.: Germanistyka 3. Texte in Kontexten. Zielona Góra: Oficyna Wydawnicza Uniwersytetu Zielonogórskiego 2004, pp. 261–273. ISBN 83-89712-29-6.
• Jürgen Udolph: Zogen die Hamelner Aussiedler nach Mähren? Die Rattenfängersage aus namenkundlicher Sicht. [In:] Niedersächsisches Jahrbuch für Landesgeschichte 69 (1997), pp. 125–183. ISSN 0078-0561

External links[edit]

• Maria J. Pérez Cuervo: «The Lost Children of Hamelin». Originally published in Fortean Times.
• The Lüneburg Manuscript – The original manuscript published digitally
• Chronica Ecclesiæ Hamelensis (1384) by Joannem de Polda, Seniorem Ecclesiæ, in Rerum Germanicarum tomi III : I. Historicos Germanicos (1688) by Heinrich Meibom
• D. L. Ashliman of the University of Pittsburgh quotes the Grimm’s «Children of Hamelin» in full, as well as a number of similar and related legends.
• An 1888 illustrated version of Robert Browning’s poem (Illustrated by Kate Greenaway)
• The 725th anniversary of the Pied Piper in 2009
• The Pied Piper of Hamelin From the Collections at the Library of Congress
• A Translation of Grimm’s Saga No. 245 «The Children of Hameln»
• A version of the legend from Howel’s Famous Letters