Самая хрестоматийная русская комедия, неисчерпаемый источник пословиц и паноптикум бессмертных русских типажей. Грибоедов соединяет любовную интригу с общественным конфликтом и создаёт универсальный образ пророка, не понятого в своём отечестве.
комментарии: Варвара Бабицкая
О чём эта книга?
В середине 1820-х годов Александр Чацкий — молодой остроумный дворянин и пылкий гражданин — после трёхлетнего отсутствия возвращается в Москву, где он вырос в доме крупного чиновника Фамусова, и спешит к любимой девушке — дочери Фамусова, Софье. Но культурная дистанция оказывается непреодолимой: Софья полюбила лицемера и карьериста Молчалина, а самого Чацкого за неуместные проповеди объявляют сумасшедшим.
Спустя несколько лет после победы в Отечественной войне и московского пожара патриотический подъём сменяется ропотом против наступившей реакции («аракчеевщины»), а патриархальный московский уклад уходит в небытие — и напоследок оказывается запечатлён язвительным москвичом.
Когда она написана?
Грибоедов задумал свою главную пьесу в 1820 году в Персии, где служил по дипломатической линии (свидетельства о том, что замысел возник раньше, недостоверны). Первые два действия Грибоедов написал в Тифлисе, куда ему удалось перевестись осенью 1821 года и где он впоследствии сделал карьеру при генерале Ермолове. Оставив на время службу весной 1823 года и собрав на московских балах новый материал для комедии, Грибоедов пишет действия III и IV летом 1823 года в селе Дмитровском Тульской губернии, где гостит у своего старинного друга
Степана Бегичева
Степан Никитич Бегичев (1785–1859) — военный, мемуарист. Бегичев, как и Грибоедов, был адъютантом генерала Андрея Кологривова, дослужился до чина полковника и в 1825 году вышел в отставку. В 1820-е в его доме в Москве гостили Одоевский, Давыдов, Кюхельбекер, подолгу жил Грибоедов. Бегичев написал одну из первых статей в защиту «Горя от ума», которую не стал печатать по настоянию Грибоедова. Был членом декабристского Союза благоденствия, но вышел из организации до восстания и к суду не привлекался.
. В начале лета 1824 года, отправившись в Санкт-Петербург пробивать готовую комедию через цензуру, Грибоедов в дороге придумывает новую развязку и уже в Петербурге сильно перерабатывает комедию. Он просит Бегичева никому не читать оставшейся у него рукописи, потому что с тех пор Грибоедов «с лишком восемьдесят стихов, или, лучше сказать, рифм переменил, теперь гладко, как стекло». Работа над комедией продолжалась ещё долго — последней авторизованной версией считается так называемый Булгаринский список, который Грибоедов вручил своему издателю и другу Фаддею Булгарину 5 июня 1828 года, накануне своего возвращения на Восток.
Девушка сама не глупая предпочитает дурака умному человеку (не потому, чтобы ум у нас, грешных, был обыкновенен, нет! и в моей комедии 25 глупцов на одного здравомыслящего человека)
Александр Грибоедов
Как она написана?
Разговорным языком и
вольным ямбом
Типичные примеры вольного ямба можно найти в баснях Крылова. Вот, например, «Совет мышей»: «Примета у мышей, что тот, чей хвост длиннее, / Всегда умнее / И расторопнее везде. / Умно ли то, теперь мы спрашивать не будем; / Притом же об уме мы сами часто судим / По платью иль по бороде…»
. То и другое в русской комедии было абсолютным новшеством. До Грибоедова вольный ямб, то есть ямб с чередующимися стихами разной длины, использовался, как правило, в маленьких стихотворных формах, например в баснях Крылова, иногда в поэмах с «несерьёзным содержанием» — таких, как «Душенька»
Богдановича
Ипполит Фёдорович Богданович (1743–1803) — поэт, переводчик. Богданович был чиновником: работал в Иностранной коллегии, русском посольстве при саксонском дворе, Государственном архиве. В 1783 году издал повесть в стихах «Душенька», вольное переложение романа Лафонтена «Любовь Психеи и Купидона». Благодаря «Душеньке» Богданович стал широко известен, но дальнейшие его сочинения успеха не имели.
. Такой размер позволяет наилучшим образом использовать и привлекательность стихотворных средств (метр, рифму), и интонационную свободу прозы. Строки разной длины делают стих более свободным, близким к естественной речи; язык «Горя от ума» со множеством неправильностей, архаизмов и просторечий воспроизводит московский выговор эпохи даже фонетически: например, не «Алексей Степанович», а «Алексей Степаноч». Благодаря афористичному слогу пьеса сразу после появления разошлась на пословицы.
Как она была опубликована?
Закончив первый вариант комедии, которая сразу же была запрещена цензурой, Грибоедов в июне 1824 года отправился в Петербург, надеясь там благодаря своим связям провести пьесу на сцену и в печать. Тем временем «Горе от ума» уже широко ходило по рукам в списках.
Потеряв надежду издать комедию целиком, 15 декабря 1824 года драматург опубликовал фрагменты (явления 7–10 действия I и всё действие III) в булгаринском альманахе
«Русская Талия»
Первый театральный альманах на русском языке, издан Фаддеем Булгариным в 1825 году в Петербурге. Помимо грибоедовского «Горя от ума» в «Талии» были напечатаны переводы Мольера, Вольтера, тексты Шаховского, Катенина, Жандра, Греча.
, где текст подвергся цензурной правке и сокращениям. Последовавшее за публикацией обсуждение в печати ещё стимулировало читательский интерес и тиражирование рукописных копий.
Андрей Жандр
Андрей Андреевич Жандр (1789–1873) — драматург, переводчик. Жандр начал карьеру госслужащего с должности письмоводителя и закончил в чине тайного советника с орденом Святого Александра Невского. В свободное время Жандр занимался переводами с французского: вместе с Грибоедовым перевёл комедию «Притворная невинность» Никола Барта, вместе с Шаховским — оперу «Волшебная лампадка, или Кашемирские пирожники». Публиковался в альманахе «Русская Талия», журналах «Сын отечества» и «Северный наблюдатель».
рассказывал, что у него «была под руками целая канцелярия: она списала «Горе от ума» и обогатилась, потому что требовали множество
списков»
2
Фомичёв С. А. Автор «Горе от ума» и читатели комедии // А. С. Грибоедов: Творчество. Биография. Традиции. Л., 1977. С. 6—10.
. Отдельным изданием комедия впервые была напечатана уже после смерти автора, в 1833 году — полностью, но с цензурными купюрами. Ни это издание, ни последующее, 1839 года, не остановило изготовление списков —
Ксенофонт Полевой
Ксенофонт Алексеевич Полевой (1801–1867) — писатель, критик, переводчик. С 1829 по 1834 год редактировал «Московский телеграф», журнал своего брата, писателя Николая Полевого. В 1839 году издал «Горе от ума» со своей вступительной статьёй. В 1850-х Полевой публиковался в «Северной пчеле», «Отечественных записках», издавал «Живописную русскую библиотеку». Писал критические тексты о Пушкине, Дельвиге, Богдановиче, стал автором воспоминаний о Николае Полевом.
писал позднее: «Много ли отыщете примеров, чтобы сочинение листов в двенадцать печатных было переписываемо тысячи раз, ибо где и у кого нет рукописного «Горя от ума»? Бывал ли у нас пример ещё более разительный, чтобы рукописное сочинение сделалось достоянием словесности, чтобы о нём судили как о сочинении известном всякому, знали его наизусть, приводили в пример, ссылались на него и только в отношении к нему не имели надобности в изобретении Гуттенберговом?»
Таким образом, «Горе от ума» стало первым произведением, массово тиражировавшимся в самиздате. Полностью и без купюр комедия была напечатана только в 1862 году.
Что на неё повлияло?
В «Горе от ума» очевидно влияние французской салонной комедии, которая царила в то время на сцене. Грибоедов в начале литературной карьеры и сам отдал дань этой традиции — спародировал её в пьесе «Молодые супруги» и вместе с
Андреем Жандром
Андрей Андреевич Жандр (1789–1873) — драматург, переводчик. Жандр начал карьеру госслужащего с должности письмоводителя и закончил в чине тайного советника с орденом Святого Александра Невского. В свободное время Жандр занимался переводами с французского: вместе с Грибоедовым перевёл комедию «Притворная невинность» Никола Барта, вместе с Шаховским — оперу «Волшебная лампадка, или Кашемирские пирожники». Публиковался в альманахе «Русская Талия», журналах «Сын отечества» и «Северный наблюдатель».
написал комедию «Притворная неверность» — переработку пьесы Никола Барта. Повлияла на Грибоедова и русская стиховая комедия 1810-х годов, в частности
Александр Шаховской
Александр Александрович Шаховской (1777–1846) — драматург. В 1802 году Шаховской оставил военную службу и начал работу в дирекции Императорских театров. Его первой успешной комедией стал «Новый Стерн», спустя несколько лет поставлена комедия «Полубарские затеи, или Домашний театр», в 1815 году — «Урок кокеткам, или Липецкие воды». В 1825 году скомпрометированный связями с декабристами Шаховской ушёл из дирекции театров, но сочинительство продолжил — всего он написал более сотни произведений.
, который разрабатывал приёмы вольного стиха ещё в «Липецких водах» и в комедии «Не любо — не слушай, а лгать не мешай», с которой «Горе от ума» местами совпадает и словесно, и сюжетно.
Современная Грибоедову критика указывала на сюжетное сходство «Горя от ума» с «Мизантропом» Мольера и с романом Кристофа Виланда «История абдеритов», в котором древнегреческий философ Демокрит возвращается после странствий в родной город; глупые и невежественные сограждане Демокрита считают его естественнонаучные опыты колдовством и объявляют его безумным.
Сам Грибоедов во многом ориентировался на ренессансную драматургию — в первую очередь на Шекспира, которого (хорошо зная английский язык) читал в оригинале и ценил за свободу от жанровых канонов и ограничений: «Шекспир писал очень просто: немного думал о завязке, об интриге и брал первый сюжет, но обрабатывал его по-своему. В этой работе он был
велик»
1
Бестужев-Марлинский А. Знакомство моё с Грибоедовым // А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. С. 190.
.
Искусству построения сюжета Грибоедов учился у Бомарше. Наконец, в истории любви Софьи к Молчалину исследователи усматривают балладный сюжет — своеобразную пародию на балладу Жуковского «Эолова арфа»; видимо, небезосновательно, потому что Жуковский был для Грибоедова важным эстетическим противником.
Как её приняли?
Едва закончив комедию в июне 1824 года в Петербурге, Грибоедов читал её в знакомых домах — и, по собственному его свидетельству, с неизменным успехом: «Грому, шуму, восхищению, любопытству конца нет». После публикации отрывков из комедии в «Русской Талии» обсуждение переместилось в печать — откликнулись все важные русские журналы:
«Сын отечества»
Литературный журнал, издававшийся с 1812 по 1852 год. Учредителем был Николай Греч. До 1825 года в журнале печатались авторы декабристского круга: Дельвиг, Бестужев, Жуковский, Пушкин, Кюхельбекер, Вяземский, Грибоедов, Рылеев. После разгрома декабристов соиздателем журнала стал Фаддей Булгарин, объединивший с «Сыном отечества» свой «Северный архив». Позднее журнал возглавляли Александр Никитенко, Николай Полевой, Осип Сенковский.
,
«Московский телеграф»
Энциклопедический журнал, издававшийся Николаем Полевым с 1825 по 1834 год. Журнал обращался к широкому кругу читателей и выступал за «просвещение средних сословий». В 1830-е годы число подписчиков достигло пяти тысяч человек, рекордная по тем временам аудитория. Журнал был закрыт по личному указу Николая I из-за отрицательной рецензии на понравившуюся императору пьесу Нестора Кукольника.
,
«Полярная звезда»
Литературный альманах декабристов, издававшийся Кондратием Рылеевым и Александром Бестужевым с 1822 по 1825 год. В нём публиковались стихи Пушкина, Вяземского, Баратынского, Рылеева. После восстания декабристов альманах запретили, а выпуск за 1825 год арестовали. С 1855 года Александр Герцен начал выпускать в Лондоне одноимённый журнал как знак уважения к декабристам.
и так далее. Здесь наряду с похвалами живой картине московских нравов, верности типажей и новому языку комедии раздались первые критические голоса. Споры вызвала прежде всего фигура Чацкого, которого такие разные по масштабу критики, как Александр Пушкин и позабытый теперь
Михаил Дмитриев
Михаил Александрович Дмитриев (1796–1866) — поэт, критик, переводчик. Дмитриев большую часть жизни был чиновником: служил при архиве Коллегии иностранных дел, Московском надворном суде, департаменте Сената. Благодаря своему дяде, поэту Ивану Дмитриеву, познакомился с литературной средой и начал заниматься критикой — печатал статьи в «Вестнике Европы», «Московском вестнике», «Москвитянине». Известность получили его полемика с Вяземским о природе романтизма и спор с Полевым вокруг грибоедовского «Горя от ума». В 1865 году вышел сборник стихотворений Дмитриева. Переводил Горация, Шиллера, Гёте.
, упрекали в недостатке ума. Последний ещё ставил Грибоедову на вид неестественность развития сюжета и «жёсткий, неровный и неправильный» язык. Хотя претензии Дмитриева дали жизнь многолетней дискуссии, сам он сделался предметом осмеяния, — например, в эпиграмме пушкинского друга
Сергея Соболевского
Сергей Александрович Соболевский (1803–1870) — поэт. С 1822 года служил в архиве Коллегии иностранных дел. Именно Соболевский стал автором выражения «архивный юноша», означающего молодого человека из богатой семьи, занятого необременительной работой в архиве. Соболевский был известен как сочинитель особенно едких эпиграмм, общался с Гоголем, Лермонтовым, Тургеневым, тесно дружил с Пушкиным. В 1840–60-х годах занимался книгоизданием и коллекционированием редких книг.
: «Собрались школьники, и вскоре / Мих<айло> Дм<итриев> рецензию скропал, / В которой ясно доказал, / Что «Горе от ума» не Мишенькино горе».
Надеждин
Николай Иванович Надеждин (1804–1856) — основатель журнала «Телескоп» и предшественник Белинского: во многом под влиянием Надеждина литературная критика в России обретает концептуальную основу. В 1836 году «Телескоп» закрывают за публикацию «Философического письма» Чаадаева, а самого Надеждина отправляют в ссылку. Вернувшись, Надеждин оставляет критику, устраивается на работу в Министерство внутренних дел и посвящает себя этнографии.
, ценивший «Горе от ума» высоко, при этом отмечал, что пьеса лишена действия и написана не для сцены, а Пётр Вяземский назвал комедию «поклёпом на нравы».
Язык Грибоедова удивил многих современников Грибоедова, но удивление это было чаще всего радостным. Бестужев-Марлинский хвалил «невиданную доселе беглость и природу разговорного русского языка в стихах», Одоевский называл Грибоедова «единственным писателем, который постиг тайну перевести на бумагу наш разговорный язык» и у которого «одного в слоге находим мы колорит русский».
В общем и целом, за исключением одного Белинского, в 1839 году написавшего разгромную критику на «Горе от ума», самобытность, талантливость и новаторство комедии ни у кого больше не вызывали сомнений. Что до политической подоплёки «Горя от ума», то её, по понятным цензурным соображениям, прямо не обсуждали до 1860-х годов, когда Чацкого всё чаще стали сближать с декабристами — сперва Николай Огарёв, за ним Аполлон Григорьев и, наконец, Герцен; именно эта трактовка образа Чацкого впоследствии воцарилась в советском литературоведении.
Что было дальше?
«О стихах я не говорю, половина — должны войти в пословицу», — сказал Пушкин сразу после появления «Горя от ума» и оказался прав. По частоте цитирования Грибоедов опередил, наверное, всех русских классиков, включая даже прежнего чемпиона Крылова. «Счастливые часов не наблюдают», «Свежо предание, а верится с трудом» — множить примеры бессмысленно; даже строка «И дым Отечества нам сладок и приятен!» воспринимается теперь как грибоедовский афоризм, хотя Чацкий в этом случае цитирует Державина.
Фамусовское общество стало нарицательным понятием, как и отдельные его представители — «все эти Фамусовы, Молчалины, Скалозубы, Загорецкие». В определённом смысле нарицательной стала и сама «грибоедовская Москва» — так озаглавил книгу Михаил Гершензон, описавший типичный московский барский уклад на примере конкретного семейства Римских-Корсаковых, причём во всех домочадцах он прямо увидел грибоедовских персонажей, а цитаты из документов подкрепил цитатами из комедии.
Из грибоедовской традиции выросла классическая русская драма XIX века: «Маскарад» Лермонтова, в чьём разочарованном герое Арбенине легко узнать черты Чацкого, «Ревизор» Гоголя — «общественная комедия», где уездный город с галереей карикатур воплощает собой всё российское общество, социальная драма Александра Сухово-Кобылина и Александра Островского. С этого времени обсуждение драматических общественных конфликтов комическими средствами, когда-то поразившее современников Грибоедова, стало общим местом, а жанровые рамки размылись. Более того, пьеса задала своеобразный новый канон. Долгое время театральные труппы набирались под «Горе от ума»: считалось, что состав актёров, между которыми хорошо распределяются грибоедовские роли, может играть весь театральный
репертуар
3
Сухих И. Классное чтение от горухщи до Гоголя. Александр Сергеевич Грибоедов 1795 (1790) — 1829. // Нева. 2012. № 8
.
В кризисные моменты общественной мысли русская интеллигенция неизменно возвращалась к образу Чацкого, который всё больше сливался в культурном сознании с самим Грибоедовым: от Юрия Тынянова, в 1928 году исследовавшего в «Смерти Вазир-Мухтара» вечный вопрос о том, можно ли в России служить «делу, а не лицам» и не превратиться из Чацкого в Молчалина, — до Виктора Цоя, певшего «Горе ты моё от ума» («Красно-жёлтые дни») в 1990 году.
Как «Горе от ума» пробивало себе путь на сцену?
Первую попытку поставить комедию предприняли в мае 1825 года студенты Петербургского театрального училища при живом участии самого Грибоедова, мечтавшего увидеть свою непроходную пьесу «хоть на домашней сцене» (на большую сцену комедию не пускали как «пасквиль на Москву»). Однако накануне представления спектакль был запрещён петербургским генерал-губернатором графом
Милорадовичем
Граф Михаил Андреевич Милорадович (1771–1825) — генерал, участник Русско-шведской войны, Итальянского и Швейцарского походов Суворова, Русско-турецкой войны 1806–1812 годов. В 1810 году Милорадович был назначен киевским военным губернатором. В Отечественной войне 1812 года участвовал в Бородинском сражении, сражении под Вязьмой, взятии Парижа. После войны — санкт-петербургский военный генерал-губернатор. Во время восстания 14 декабря был убит декабристами на Сенатской площади, перед смертью завещал отпустить на волю всех своих крестьян.
, который счёл, что пьесу, не одобренную цензурой, нельзя ставить и в театральном училище.
Следующую попытку предприняли в октябре 1827 года в Ереване, в здании Сардарского дворца, офицеры Кавказского корпуса, среди которых были и ссыльные декабристы. Театральный кружок был вскоре строго запрещён, поскольку повальное увлечение театром отвлекало офицеров от службы.
По некоторым сведениям, любительские постановки делались в Тифлисе при участии автора, а в 1830 году несколько молодых людей «разъезжали по Петербургу в каретах, засылали в знакомые дома карточку, на которой было написано «III акт Горя от ума», входили в дом и разыгрывали там отдельные сцены из
комедии»
4
Гамазов М. Первые представления комедии «Горе от ума». 1827–1832. Из воспоминаний ученика // Вестник Европы. 1875. №7. С. 319–332. Цит. по: Орлов Вл. Грибоедов. Очерк жизни и творчества. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1954. С. 93.
.
Грибоедов при жизни так и не увидел своей комедии на большой сцене, в профессиональной постановке. Начиная с 1829 года, когда отрывок был поставлен в Большом театре, пьеса постепенно пробивала себе дорогу в театр — сперва отдельными сценами, которые игрались в интермедии-дивертисменте среди «декламаций, пения и плясок». Полностью (хотя и с цензурными купюрами) «Горе от ума» было впервые представлено в Санкт-Петербурге, в Александринском театре, в 1831 году — первым профессиональным исполнителем роли Чацкого стал актёр-трагик Василий Андреевич Каратыгин, брат Петра Каратыгина, по чьей инициативе студенты Петербургского театрального училища с энтузиазмом ставили пьесу пятью годами раньше. Сам Пётр Каратыгин, впоследствии известный драматург, в том же году дебютировал в литературе с двумя водевилями — второй из них назывался «Горе без ума».
Были ли у героев комедии реальные прототипы?
Критик Катенин в письме Грибоедову заметил, что в его комедии «характеры портретны», на что драматург возразил, что хотя у героев комедии и были прототипы, однако черты их свойственны «многим другим людям, а иные всему роду человеческому… Карикатур ненавижу, в моей картине ни одной не найдёшь». Тем не менее слухи и догадки о том, кто именно выведен в той или иной роли, стали распространяться уже зимой 1823/24 года, как только Грибоедов начал читать ещё не завершённую пьесу в знакомых домах. Сестра его тревожилась, что Грибоедов наживёт себе врагов — а ещё больше ей, «потому что станут говорить, что злая Грибоедова указывала брату на
оригиналы»
5
Пиксанов Н. К. Творческая история «Горя от ума». М., Л.: ГИЗ, 1928. C. 110.
.
Так, прототипом Софьи Фамусовой многие считают Софью Алексеевну Грибоедову, двоюродную сестру драматурга, — при этом мужа её, Сергея Римского-Корсакова, считали возможным прототипом Скалозуба, а за домом её свекрови, Марьи Ивановны Римской-Корсаковой, в Москве на Страстной площади закрепилось название «дома Фамусова», его парадная лестница была воспроизведена в спектакле по пьесе Грибоедова в Малом театре. Прототипом самого Фамусова называют дядю Грибоедова, основываясь на одном отрывке у драматурга: «Историку предоставляю объяснить, отчего в тогдашнем поколении развита была повсюду какая-то смесь пороков и любезности; извне рыцарство в нравах, а в сердцах отсутствие всякого чувства. <…> Объяснимся круглее: у всякого была в душе бесчестность и лживость на языке. Кажется, нынче этого нет, а может быть, и есть; но дядя мой принадлежит к той эпохе. Он как лев дрался с турками при Суворове, потом пресмыкался в передних всех случайных людей в Петербурге, в отставке жил сплетнями. Образ его поучений: «я, брат!..»
Ничто не объясняет и не оправдывает необузданного негодования, с которым Чацкий громит это, пожалуй и смешное, но не уголовно преступное это общество
Пётр Вяземский
В знаменитой Татьяне Юрьевне, которой «Чиновные и должностные — / Все ей друзья и все родные», современники узнавали Прасковью Юрьевну Кологривову, муж которой «спрошенный на бале одним высоким лицом, кто он такой, до того растерялся, что сказал, что он муж Прасковьи Юрьевны, полагая, вероятно, что это звание важнее всех его титулов». Особого упоминания заслуживает старуха Хлёстова — портрет Настасьи Дмитриевны Офросимовой, известной законодательницы московских гостиных, которая оставила заметный след в русской литературе: её же в лице грубоватой, но безусловно симпатичной Марьи Дмитриевны Ахросимовой вывел в «Войне и мире» Лев Толстой.
В друге Чацкого, Платоне Михайловиче Гориче, часто видят черты Степана Бегичева, близкого друга Грибоедова по Иркутскому гусарскому полку, а также его брата Дмитрия Бегичева, некогда члена
Союза благоденствия
Организация декабристов, созданная в 1818 году на смену Союзу спасения. В ней состояло около двухсот человек. Декларируемые цели общества — распространение знаний и помощь крестьянам. В 1821 году Союз благоденствия был распущен из-за взаимных разногласий, на его основе возникли Южное общество и Северное общество.
, офицера, а ко времени создания комедии (которую Грибоедов писал непосредственно в имении Бегичевых) в отставке и счастливо женатого.
Такое множество прототипов у самых проходных героев «Горя от ума», действительно, можно считать доказательством благонамеренности Грибоедова, который высмеивал не конкретных людей, а типические черты. Наверное, единственный абсолютно безошибочно узнаваемый персонаж Грибоедова — внесценический. В «ночном разбойнике, дуэлисте», которого, по словам Репетилова, «не надо называть, узнаешь по портрету», все действительно сразу узнали
Фёдора Толстого-Американца
Граф Фёдор Иванович Толстой по прозвищу Американец (1782–1846) — военный, путешественник. В 1803 году отправился в кругосветное плавание с капитаном Крузенштерном, однако из-за хулиганских выходок был высажен на берег на Камчатке и должен был возвращаться в Петербург самостоятельно. Путешествию по Русской Америке — Камчатке и Алеутским островам — Толстой обязан своим прозвищем. Участвовал в Русско-шведской войне, Отечественной войне 1812 года, после войны поселился в Москве. Толстой был известен своей любовью к дуэлям и карточным играм, женился на танцовщице-цыганке, от которой у него было двенадцать детей (пережила его только одна дочь). В старости Толстой стал набожным и считал смерть детей наказанием за одиннадцать человек, убитых им на дуэлях.
, который не обиделся — только предложил внести несколько исправлений. Специалист по творчеству Грибоедова Николай Пиксанов изучал в 1910 году список «Горя от ума», принадлежавший в своё время декабристу князю Фёдору Шаховскому, где рукой Толстого-Американца против слов «в Камчатку сослан был, вернулся алеутом и крепко на руку нечист» была предложена правка: «в Камчатку чорт носил» («ибо сослан никогда не был») и «в картишках на руку нечист» («для верности портрета сия поправка необходима, чтобы не подумали, что ворует табакерки со стола; по крайней мере, я думал отгадать намерение
автора»)
6
Пиксанов Н. К. Творческая история «Горя от ума». М., Л.: ГИЗ, 1928. C. 110.
.
Ну уж Чацкий-то — это Чаадаев?
Современники, конечно, сразу так и подумали. В декабре 1823 года Пушкин писал из Одессы Вяземскому: «Что такое Грибоедов? Мне сказывали, что он написал комедию на Чедаева; в теперешних обстоятельствах это чрезвычайно благородно с его стороны». Этим сарказмом Пушкин намекал на вынужденную отставку и отъезд за границу Чаадаева, павшего жертвой клеветы; высмеивать жертву политического преследования было не очень-то красиво. Вероятно, в окончательном варианте Грибоедов переименовал Чадского в Чацкого в том числе и затем, чтобы избежать подобных
подозрений
7
Тынянов Ю. Сюжет «Горя от ума» // Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М.: Наука, 1969.
Любопытно, что если Чацкий в самом деле списан с Чаадаева, комедия стала самосбывающимся пророчеством: через 12 лет после создания комедии Пётр Чаадаев был формально объявлен сумасшедшим по распоряжению правительства после публикации своего первого
«Письма»
С 1828 по 1830 год Чаадаевым было написано восемь «философических писем». В них он размышляет о прогрессивных западных ценностях, историческом пути России и смысле религии.
в журнале
«Телескоп»
Просветительский журнал, издававшийся Николаем Надеждиным с 1831 по 1836 год. В 1834 году помощником Надеждина стал Виссарион Белинский. В журнале публиковались Пушкин, Тютчев, Кольцов, Станкевич. После публикации «Письма» Чаадаева «Телескоп» закрыли, а Надеждина отправили в ссылку.
. Журнал был закрыт, редактор его сослан, а самого Чаадаева московский полицмейстер поместил под домашний арест и принудительный врачебный надзор, снятый через год при условии больше ничего не писать.
Есть не меньше оснований утверждать, что в Чацком Грибоедов вывел своего друга, декабриста Вильгельма Кюхельбекера, который был оклеветан — а именно ославлен в обществе сумасшедшим — с целью политической дискредитации. Когда старуха Хлёстова сетует на «пансионы, школы, лицеи… ланкартачные взаимные обучения» — это прямая биография Кюхельбекера, воспитанника Царскосельского лицея, преподавателя
Главного педагогического института
Основан в 1816 году на базе Педагогического института. В нём готовили преподавателей для гимназий и высших учебных заведений. В 1819 году был преобразован в Санкт-Петербургский университет, через почти десять лет был восстановлен, но уже в 1859 году закрыт, а все студенты переведены в Санкт-Петербургский университет.
и секретаря Общества взаимных обучений по
системе Ланкастера
Система взаимного обучения, согласно которой старшие ученики обучают младших. Придумана в Великобритании в 1791 году Джозефом Ланкастером. Русское Общество училищ взаимного обучения было учреждено в 1819 году. Поборниками ланкастерской системы были многие участники тайных обществ; так, декабрист Владимир Раевский попал в 1820 году под следствие за «вредную пропаганду среди солдат» именно в связи с преподавательской деятельностью.
.
В Петербургском педагогическом институте учился, однако, и другой персонаж — химик и ботаник князь Фёдор, племянник княгини Тугоуховской, которая не даром она возмущается: «Там упражняются в расколах и в безверьи / Профессоры!!»
В 1821 году нескольким профессорам было предъявлено обвинение, будто они в своих лекциях отвергают «истины христианства» и «призывают к покушению на законную власть», и запрещено преподавание; дело вызвало большой шум и использовалось как довод в пользу опасности высшего образования. Так что вернее всего будет сказать, что хотя Грибоедов использовал при создании своего героя черты реальных людей, включая и собственные, Чацкий — собирательный портрет прогрессивной части своего поколения.
Умён ли Чацкий?
Это вроде бы само собой разумеется и постулируется в названии комедии, которую Грибоедов первоначально хотел назвать даже более определённо: «Горе уму». В письме Павлу Катенину драматург по этому принципу противопоставил Чацкого всем прочим действующим лицам (кроме разве что Софьи): «В моей комедии 25 глупцов на одного здравомыслящего человека».
Современники, однако, расходились во мнениях на этот счёт. Первым в уме Чацкому отказал Пушкин, писавший Петру Вяземскому: «Чацкий совсем не умный человек, но Грибоедов очень умён». Эту точку зрения разделяли многие критики; Белинский, например, назвал Чацкого «фразёром, идеальным шутом, на каждом шагу профанирующим всё святое, о котором говорит».
Обвинение против Чацкого строилось прежде всего на несоответствии его слов и поступков. «Всё, что говорит он, очень умно, — замечает Пушкин. — Но кому говорит он всё это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека — с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловыми».
Между мастерскими чертами этой прелестной комедии — недоверчивость Чацкого в любви Софии к Молчалину — прелестна! — и как натурально! Вот на чём должна была вертеться вся комедия
Александр Пушкин
Несправедливость этого упрёка показывает внимательное чтение текста. Бисера перед Репетиловым, скажем, Чацкий вовсе не мечет, — наоборот, это Репетилов рассыпается перед ним «о матерьях важных», а Чацкий отвечает односложно и довольно грубо: «Да полно вздор молоть». Речь о французике из Бордо Чацкий произносит хоть и на балу, но вовсе не московским бабушкам, а Софье, которую любит и считает ровней (и сам Грибоедов назвал «девушкой неглупой»), в ответ на её вопрос: «Скажите, что вас так гневит?» Тем не менее нельзя не признать, что Чацкий попадает в смешные и нелепые положения, которые «умному» герою вроде как не пристали.
Однако Чацкий ведь и сам признаёт, что у него «ум с сердцем не в ладу». Окончательно очистил репутацию героя Иван Гончаров, отметивший в статье «Мильон терзаний», что ведь Чацкий — живой человек, переживающий любовную драму, и это нельзя списывать со счетов: «Всякий шаг Чацкого, почти всякое слово в пьесе тесно связаны с игрой чувства его к Софье» — и эта внутренняя борьба «послужила мотивом, поводом к раздражениям, к тому «мильону терзаний», под влиянием которых он только и мог сыграть указанную ему Грибоедовым роль, роль гораздо большего, высшего значения, нежели неудачная любовь, словом, роль, для которой и родилась вся комедия». По мнению критика, Чацкий не просто выделяется на фоне других героев комедии — он «положительно умён. Речь его кипит умом, остроумием. <…> …Чацкий начинает новый век — и в этом всё его значение и весь
«ум»
8
Гончаров И. А. Мильон терзаний (Критический этюд) // Гончаров И. А. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 8. М.: ГИХЛ, 1955. С. 7–40.
.
Даже Пушкин, первый обвинитель Чацкого, отдавал должное «мыслям, остротам и сатирическим замечаниям», которыми Чацкий напитался, по словам поэта, у «очень умного человека» — Грибоедова. Поэта смутила только непоследовательность героя, который так ясно мыслит об абстракциях и так нелепо действует в практических обстоятельствах. Но он тут же отмечал, что слепота Чацкого, который не хочет верить в холодность Софьи, психологически очень достоверна. Иными словами, если не пытаться втиснуть Чацкого в узкое амплуа ходячей идеи-резонёра, в которое он не помещается, сомневаться в его уме нет оснований: романтический герой, попавший в комедию, неизбежно играет комическую роль — но это положение не смешное, а трагическое.
Почему Пушкин назвал Софью Фамусову непечатным словом?
Известное непечатное выражение Пушкина из письма Бестужеву — «Софья начертана не ясно: не то <б….>, не то
московская кузина
По Юрию Лотману, «московская кузина — устойчивая сатирическая маска, соединение провинциального щегольства и манерности».
» — сегодня кажется уж слишком резким, но то же недоумение разделяли многие современники. В первых домашних и театральных постановках обычно опускали шесть действий из первого акта: сцены свидания Софьи с Молчалиным (как и заигрывания и Молчалина, и Фамусова с Лизой) казались слишком шокирующими, чтобы можно было представить их дамам, и составляли для цензуры едва ли не большую проблему, чем политический подтекст комедии.
Сегодня образ Софьи кажется несколько сложнее и симпатичнее пушкинской формулы. В знаменитой статье «Мильон терзаний» Иван Гончаров заступился за репутацию девицы Фамусовой, отметив в ней «сильные задатки недюжинной натуры, живого ума, страстности и женской мягкости» и сравнив её с героиней «Евгения Онегина»: по его мнению, Софья хотя и испорчена средой, но, как и Татьяна, детски искренна, простодушна и бесстрашна в своей любви.
Ни Онегин, ни Печорин не поступили бы так неумно вообще, в деле любви и сватовства особенно. Но зато они уже побледнели и обратились для нас в каменные статуи, а Чацкий остаётся и останется всегда в живых за эту свою «глупость»
Иван Гончаров
Это небезосновательное сравнение. Пушкин познакомился с «Горем от ума» в разгар работы над «Евгением Онегиным»; следы грибоедовской комедии можно увидеть и в комической галерее гостей на именинах Татьяны, и в её сне, варьирующем выдуманный сон Софьи; Онегина Пушкин прямо сравнивает с Чацким, попавшим «с корабля на бал». Татьяна, своего рода улучшенная версия Софьи, любительница романов, как и та, наделяет совсем неподходящего кандидата чертами своих любимых литературных героев — Вертера или Грандисона. Как и Софья, она проявляет любовную инициативу, неприличную по понятиям своего времени, — сочиняет «письмо для милого героя», который не преминул её за это отчитать. Но если любовное безрассудство Софьи Павловны Пушкин осудил, то к своей героине относится в сходной ситуации сочувственно. И когда Татьяна без любви выходит за генерала, как Софья могла бы выйти за Скалозуба, поэт позаботился уточнить, что муж Татьяны «в сраженьях изувечен» — не в пример Скалозубу, добывающему генеральский чин разными каналами, далёкими от воинской доблести. Как выразился в 1909 году в статье «В защиту С. П. Фамусовой» театральный критик Сергей Яблоновский, «Пушкин плачет над милою Таней и растворяет нам сердце, чтобы мы лучше укрыли в нём эту… спящую девушку и женщину», но Грибоедов «не захотел приблизить к нам Софьи. <…> Ей не предоставлено даже последнего слова
подсудимого»
9
«Век нынешний и век минувший…» Комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума» в русской критике и литературоведении. СПб.: Азбука-Классика, 2002. С. 249
.
Софью нередко воспринимали как девицу сомнительной нравственности, типичную представительницу порочного фамусовского общества, а Татьяну Ларину — как идеал русской женщины. Произошло это во многом потому, что Софье автор отказал в сочувствии — этого требовали интересы главного героя, Чацкого. Интересно, что в первой редакции комедии Грибоедов таки дал Софье возможность оправдаться:
Какая низость! подстеречь!
Подкрасться и потом, конечно, обесславить,
Что ж? этим думали к себе меня привлечь?
И страхом, ужасом вас полюбить заставить?
Отчётом я себе обязана самой,
Однако вам поступок мой
Чем кажется так зол и так коварен?
Не лицемерила и права я кругом.
И хотя в окончательном варианте автор отнял у героини этот монолог, выставляющий Чацкого в плохом свете, он позволил ей сохранить достоинство: «Упрёков, жалоб, слёз моих // Не смейте ожидать, не стоите вы их…» — так не могла бы сказать ни *****, ни московская кузина.
Что означают у Грибоедова фамилии героев?
Грибоедов в традиции классицистической комедии даёт почти всем своим героям говорящие фамилии. Такие фамилии обыкновенно выделяли главное свойство персонажа, олицетворённый порок, добродетель или какое-то иное одномерное качество: например, у Фонвизина глупые помещики прозываются Простаковыми, государственный чиновник, наводящий порядок, носит фамилию Правдин, а арифметику недорослю Митрофанушке преподаёт Цыфиркин. В «Горе от ума» всё менее прямолинейно: все говорящие фамилии так или иначе воплощают одну идею — идею вербальной коммуникации, преимущественно затруднённой. Так, фамилия Фамусова образована от латинского fama — «молва» (недаром главная его печаль при развязке — «Что станет говорить княгиня Марья Алексевна!»). Фамилия Молчалина, «не смеющего своё суждение иметь», говорит сама за себя. Двоякое значение можно усмотреть в фамилии Репетилова (от французского répéter — «твердить наизусть», «повторять за кем-то»): этот персонаж, с одной стороны, молча слушает важные разговоры, которые ведёт «сок умной молодёжи», и после повторяет другим, а с другой — выступает как комический двойник Чацкого, иллюстрирующий его душевные порывы собственными физическими неуклюжими движениями. Князь Тугоуховский глух, полковник Скалозуб — «Шутить и он горазд, ведь нынче кто не шутит!» — мастер казарменных острот. В фамилии Хлёстовой можно усмотреть намёк на хлёсткое словцо, в котором и ей не откажешь — она, например, единственная во всей комедии рассмешила главного остроумца Чацкого, отметившего, что Загорецкому «не поздоровится от эдаких похвал». Замечание Хлёстовой о Чацком и Репетилове (первого «полечат, вылечат авось», второй же — «неисцелим, хоть брось») предвосхищает позднейшие наблюдения литературоведов по поводу взаимосвязи двух этих персонажей.
Фамилию самого Чацкого (в ранней редакции — Чадский) разные исследователи ассоциировали со словом «чад» на основании его общей пылкости и разбора его реплик («Ну вот и день прошёл, и с ним / Все призраки, весь чад и дым / Надежд, которые мне душу наполняли» или сентенции о сладком и приятном «дыме Отечества»). Но более прямая ассоциация, конечно, с Чаадаевым.
Чацкий — декабрист?
Мнение, что Чацкому, как написал его Грибоедов, прямая дорога лежала на Сенатскую площадь, было впервые высказано Огарёвым, обосновано Герценом, утверждавшим, что «Чацкий шёл прямой дорогой на каторжную работу», и впоследствии безраздельно утвердилось в советском литературоведении — особенно после того, как книга академика Милицы Нечкиной «А. С. Грибоедов и декабристы» получила в 1948 году Сталинскую премию. Сегодня, однако, вопрос о декабризме Чацкого уже не решается так однозначно.
Аргументация в этом споре часто вращается вокруг другого вопроса: был ли декабристом сам Грибоедов?
Писатель дружил со многими декабристами, состоял, подобно многим из них, в масонской ложе и в начале 1826 года четыре месяца провёл на гауптвахте Главного штаба под следствием — этот опыт позднее он описал в эпиграмме так:
— По духу времени и вкусу
Он ненавидел слово «раб»…
— За то попался в Главный штаб
И был притянут к Иисусу!..
По делу декабристов Грибоедов, однако, был оправдан, освобождён «с очистительным аттестатом» и годовым жалованьем и направлен по месту службы в Персию, где его ждала блестящая, хотя, к несчастью, недолгая карьера. И хотя его личные симпатии по отношению к декабристам не вызывают сомнений, сам он в тайном обществе, как показали на допросах Бестужев и Рылеев, не состоял и о программе их отзывался скептически: «Сто человек прапорщиков хотят изменить весь государственный быт России». Более того: один прямо названный член «секретнейшего союза» в его комедии есть — карикатурный Репетилов, над которым Чацкий иронизирует: «Шумите вы? И только?»
На это сторонники «декабристской» концепции возражают, что Репетилов — хотя и кривое, но зеркало Чацкого. Чацкий «славно пишет, переводит» — Репетилов «вшестером лепит водевильчик», его ссора с тестем-министром — отражение связи и разрыва Чацкого с министрами, при первом появлении на сцене Репетилов «падает со всех ног» — прямо как Чацкий, который «падал сколько раз», скача из Петербурга, чтобы оказаться у ног Софьи. Репетилов — как цирковой клоун, который в перерывах между выступлениями дрессировщиков и эквилибристов в нелепом свете повторяет их героические номера. Поэтому можно счесть, что и в уста его автор вложил все те речи, которых сам Чацкий как рупор автора не мог произнести по цензурным соображениям.
По духу времени и вкусу
Я ненавидел слово «раб»,
Меня позвали в Главный штаб
И потянули к ИисусуАлександр Грибоедов
Конечно, политический подтекст у «Горя от ума» имелся — об этом свидетельствуют многолетний цензурный запрет и то обстоятельство, что сами декабристы узнали в Чацком своего и всячески способствовали распространению пьесы (так, на квартире у поэта-декабриста Александра Одоевского в течение нескольких вечеров целый цех переписывал «Горе от ума» под общую диктовку с подлинной рукописи Грибоедова, чтобы в дальнейшем использовать в пропагандистских целях). Но считать Чацкого революционером оснований нет, несмотря на гражданский пафос, с которым он критикует произвол крепостников, подхалимство и коррупцию.
«Карбонарием»
С итальянского — «угольщик». Член тайного итальянского общества, которое существовало с 1807 по 1832 год. Карбонарии боролись против французской и австрийской оккупации, а затем и за конституционный строй Италии. В обществе практиковались сложные обряды и ритуалы, один из них — сожжение древесного угля, символизирующее духовное очищение.
, «опасным человеком», который «вольность хочет проповедать» и «властей не признаёт», называет Чацкого Фамусов — заткнувший уши и не слышащий, что говорит ему Чацкий, который в это время призывает отнюдь не к свержению строя, а только к интеллектуальной независимости и осмысленной деятельности на благо государства. Его духовные братья — «физик и ботаник» князь Фёдор, племянник княгини Тугоуховской, и двоюродный брат Скалозуба, который «службу вдруг оставил, / В деревне книги стал читать». Его, как мы сказали бы сегодня, позитивная повестка ясно высказана в пьесе:
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдётся — враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
Или в душе его сам Бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным…
Юрий Лотман в статье «Декабрист в повседневной жизни» фактически поставил точку в этом споре, рассмотрев «декабризм» не как систему политических взглядов или род деятельности, а как мировоззрение и стиль поведения определённого поколения и круга, к которому, определённо, принадлежал Чацкий: «Современники выделяли не только «разговорчивость» декабристов — они подчёркивали также резкость и прямоту их суждений, безапелляционность приговоров, «неприличную», с точки зрения светских норм… <…> …постоянное стремление высказывать без обиняков своё мнение, не признавая утверждённого обычаем ритуала и иерархии светского речевого поведения». Декабрист гласно и «публично называет вещи своими именами, «гремит» на балу и в обществе, поскольку именно в таком назывании видит освобождение человека и начало преобразования общества». Таким образом, разрешив вопрос о декабризме Чацкого, Лотман заодно избавил его от подозрений в глупости, вызванных некогда у критиков его «неуместным» поведением.
Чем так сильно удивил первых читателей Чацкий?
В советском литературоведении Чацкий воспринимался как безусловно героическая фигура. Однако у читателя 1820-х годов главный герой «Горя от ума» вызывал куда более смешанные чувства. На его стороне симпатии автора, часто вкладывающего собственные мысли в его уста, — и всё же его никак не назовёшь привычным резонёром, хотя бы потому, что он попадает в нелепые положения. В нём узнавали общественный тип декабриста, однако радикальных политических речей он не произносит, ограничиваясь обличением нравов. Зато такие речи произносит Репетилов — его комический двойник. «Уж не пародия ли он?»
До Грибоедова русская комедия 1810–20-х годов развивалась, как принято
считать
10
Зорин А. Л. «Горе от ума» и русская комедия 10–20-х годов XIX века // Филология: Сборник работ студентов и аспирантов филологического факультета МГУ. Вып. 5. М., 1977. С. 77, 79–80.
, по двум направлениям: памфлетно-сатирическая комедия нравов (яркие представители — Александр Шаховской и Михаил Загоскин) и салонная комедия интриги (прежде всего,
Николай Хмельницкий
Николай Иванович Хмельницкий (1789–1845) — драматург. Хмельницкий служил в Коллегии иностранных дел и занимался театром: печатал театральные рецензии в «Санкт-Петербургском вестнике», переводил пьесы. Успех Хмельницкому принесли постановки комедий «Говорун» и «Шалости влюблённых». Именно в его доме состоялось первое чтение грибоедовского «Горя от ума». После войны 1812 года Хмельницкий служил статским советником, был губернатором Смоленска, затем Архангельска. В 1838 году за растраты заключён в Петропавловскую крепость, но позже признан невиновным.
). Комедия интриги писалась в основном с французских образцов, часто представляя собой прямо адаптированный перевод. Этой традиции отдал дань и Грибоедов в своих ранних комедиях. И любовную интригу в «Горе от ума» он выстраивает по привычной вроде бы схеме: деспотичный отец симпатичной девицы с традиционным именем Софья (означающим, заметим, «Премудрость») и два искателя — герой-любовник и его антагонист. В этой классической схеме, как отмечает Андрей Зорин, соперники непременно были наделены рядом противоположных качеств. Положительный герой отличался скромностью, молчаливостью, почтительностью, благоразумием, в общем, «умеренностью и аккуратностью», отрицательный был злоязычным хвастуном и непочтительным насмешником (например, в комедии Хмельницкого «Говорун» положительный и отрицательный герои носят говорящие фамилии Модестов и Звонов соответственно). Короче говоря, в литературном контексте своего времени Чацкий с первого взгляда опознавался как отрицательный герой, шутовской любовник — и его правота, как и очевидная авторская симпатия к нему, вызывала у читателей когнитивный диссонанс.
Добавим к этому, что до Грибоедова любовь в комедии не могла быть неправа: препятствием на пути влюблённых была бедность искателя, неблагосклонность к нему родителей девушки — но в конце эти препятствия счастливо разрешались, часто за счёт внешнего вмешательства (
deus ex machina
«Бог из машины». Латинское выражение, означающее неожиданное разрешение ситуации из-за внешнего вмешательства. Изначально приём в античной драматургии: на сцену при помощи механического устройства спускался один из богов Олимпа и легко решал все проблемы героев.
), влюблённые соединялись, а осмеянный порочный соперник изгонялся. Грибоедов же, вопреки всем комедийным правилам, вовсе лишил «Горе от ума» счастливой развязки: порок не карается, добродетель не торжествует, резонёра изгоняют как шута. И происходит это потому, что из классицистической триады единств времени, места и действия драматург исключил последнее: в его комедии два равноправных конфликта, любовный и общественный, что в классицистической пьесе было невозможным. Таким образом, он, по выражению Андрея Зорина, взорвал всю комедийную традицию, вывернув наизнанку и привычный сюжет, и амплуа — симпатизируя вчерашнему отрицательному персонажу и высмеивая бывших положительных.
Почему Софья любит Молчалина?
Как мог оказаться избранником героини «низкий ползун, весь заключённый в ничтожные формы, льстец подлый и предатель коварный» (как охарактеризовал Молчалина
Ксенофонт Полевой
Ксенофонт Алексеевич Полевой (1801–1867) — писатель, критик, переводчик. С 1829 по 1834 год редактировал «Московский телеграф», журнал своего брата, писателя Николая Полевого. В 1839 году издал «Горе от ума» со своей вступительной статьёй. В 1850-х Полевой публиковался в «Северной пчеле», «Отечественных записках», издавал «Живописную русскую библиотеку». Писал критические тексты о Пушкине, Дельвиге, Богдановиче, стал автором воспоминаний о Николае Полевом.
)? Это недоумение неизменно разделяли с Чацким читатели и критики. Надеждин, например, объяснял это низменностью её натуры, полагая, что в Софье Грибоедов изобразил «идеал московской барышни, девы с чувствованиями не высокими, но с желаниями сильными, едва воздерживаемыми светскими приличиями. Романической девушкой, как полагают многие, она быть никак не может: ибо в самом пылком исступлении воображения невозможно замечтаться до того, чтобы отдать душу и сердце кукле Молчалину».
Однако если Софья — просто пустая московская барышня и сама недалеко от Молчалина ушла, за что же любит её сам Чацкий, который хорошо её знает? Не из-за пошлой же московской барышни ему три года «мир целый казался прах и суета». Это психологическое противоречие — между тем ещё Пушкин среди достоинств комедии отметил её психологическую достоверность: «Недоверчивость Чацкого в любви Софии к Молчалину — прелестна! — и как натурально!»
В попытках объяснить это несоответствие многим критикам приходилось пускаться в психологические спекуляции. Гончаров считал, например, что Софьей руководило своего рода материнское чувство — «влечение покровительствовать любимому человеку, бедному, скромному, не смеющему поднять на неё глаз, — возвысить его до себя, до своего круга, дать ему семейные права».
Чацкий сломлен количеством старой силы, нанеся ей в свою очередь смертельный удар качеством силы свежей
Иван Гончаров
Другую психологическую мотивацию выбора Софьи можно усмотреть и в истории её отношений с Чацким, которая изложена в пьесе довольно подробно.
Когда-то их связывала нежная детская дружба; затем Чацкий, как вспоминает Софья, «съехал, уж у нас ему казалось скучно, / И редко посещал наш дом; / Потом опять прикинулся влюблённым, / Взыскательным и огорчённым!!»
Затем герой отправился путешествовать и «три года не писал двух слов», тогда как Софья расспрашивала о нём любого приезжего — «хоть будь моряк»!
Понятно после этого, что у Софьи есть основания не принимать всерьёз любовь Чацкого, который, помимо прочего, «ездит к женщинам» и не упускает случая пофлиртовать с Натальей Дмитриевной, которая «полнее прежнего, похорошела страх» (точно так же, как Софья «расцвела прелестно, неподражаемо»).
На этом фоне скромный Молчалин вполне мог показаться Софье верным и добродетельным любовником сентиментальных романов.
Как сложилась в дальнейшем жизнь персонажей «Горя от ума»?
Открытый финал «Горя от ума» спровоцировал появление множества «продолжений» комедии (включая
порнографические
11
Пиксанов Н. К. Творческая история «Горя от ума». М., Л.: ГИЗ, 1928.
) — для популярных пьес в начале XIX века это было обычной практикой, но необычными были количество и литературный масштаб.
Михаил Бестужев-Рюмин
Михаил Алексеевич Бестужев-Рюмин (1800–1832) — поэт, журналист. Издавал литературную газету «Северный Меркурий» и альманахи «Гирлянда», «Сириус», «Майский листок», «Северная звезда». Публиковал в них свои стихи и критические статьи под псевдонимом Аристарха Заветного. Известность получили его нападки на Пушкина и ожесточённая полемика с редактором «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду» Александром Воейковым, закончившаяся угрозами выслать журналиста из Петербурга.
опубликовал в своём альманахе «Сириус» небольшую повесть в письмах «Следствие комедии «Горе от ума», где Софья, сперва отправленная отцом в деревню, вскоре возвращается в Москву, выходит замуж за пожилого «туза», который угодничеством добыл себе чины и
ездит цугом
Цуг — упряжка, в которой лошади идут в несколько пар, хвост в хвост. Позволить себе ездить цугом могли только очень богатые люди.
, и ищет случая примириться с Чацким, чтобы наставить с ним мужу рога.
Дмитрий Бегичев, приятель Грибоедова, в чьём имении была писана комедия и который считался одним из прототипов Платона Михайловича Горича, в романе «Семейство Холмских» вывел Чацкого в старости, бедным, живущим «тише воды ниже травы» в своей деревеньке со сварливой женой, то есть вполне отплатил приятелю за карикатуру.
В 1868 году Владимир Одоевский опубликовал в «Современных записках» свои «Перехваченные письма» Фамусова княгине Марье Алексевне. Евдокия Ростопчина в комедии «Возврат Чацкого в Москву, или Встреча знакомых лиц после двадцатипятилетней разлуки» (написана в 1856-м, опубликована в 1865-м) высмеяла обе политические партии русского общества той поры — западников и славянофилов. Венцом этой литературной традиции стал цикл сатирических очерков «Господа Молчалины», написанный в 1874–1876 годах Салтыковым-Щедриным: там Чацкий опустился, растерял прежние идеалы, женился на Софье и доживает свой век на посту директора департамента «Государственных умопомрачений», куда пристроил его кум Молчалин, чиновник-реакционер, «дошедший до степеней известных». Но наиболее одиозное будущее нарисовал Чацкому в начале XX века Виктор Буренин в пьесе «Горе от глупости» — сатире на революцию 1905 года, где Чацкий вслед за автором проповедует черносотенные идеи, клеймит уже не реакционеров, а революционеров, а вместо «французика из Бордо» его мишенью становится «чёрненький из адвокатов жид».
список литературы
- A. C. Грибоедов в воспоминаниях современников: Сборник. Вступительная статья С. А. Фомичёва. М.: Художественная литература, 1980.
- «Век нынешний и век минувший…» Комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума» в русской критике и литературоведении. СПб.: Азбука-Классика, 2002.
- Гершензон М. О. Грибоедовская Москва // Гершензон М. О. Грибоедовская Москва. П. Я. Чаадаев. Очерки прошлого. М.: Московский рабочий, 1989.
- Лотман Ю. М. Декабрист в повседневной жизни (бытовое поведение как историко-психологическая категория) // Литературное наследие декабристов: сб. / под ред. В. Г. Базанова, В. Э. Вацуро. Л.: Наука, 1975. С. 25–74.
- Нечкина М. В. А. С. Грибоедов и декабристы. М.: ГИХЛ, 1947.
- Орлов Вл. Грибоедов. Краткий очерк жизни и творчества. М.: Искусство, 1952.
- Пиксанов Н. К. Летопись жизни и творчества A. C. Грибоедова. 1791–1829. М.: Наследие, 2000.
- Пиксанов Н. К. Творческая история «Горя от ума». М., Л.: ГИЗ, 1928.
- Слонимский А. «Горе от ума» и комедия эпохи декабристов (1815–1825) // А. С. Грибоедов, 1795–1829: Сб. ст. М.: Гослитмузей, 1946. С. 39–73.
- Тынянов Ю. Н. Сюжет «Горя от ума» // Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М.: Наука, 1969.
- Фомичёв С. А. Грибоедов: Энциклопедия. СПб.: Нестор-История, 2007.
- Цимбаева Е. Художественный образ в историческом контексте (Анализ биографий персонажей «Горя от ума») // Вопросы литературы. 2003. № 4. С. 98–139.
(Redirected from Woe From Wit)
Title page of Griboyedov’s manuscript
Woe from Wit (Russian: Го́ре от ума́, romanized: Gore ot uma, also translated as «The Woes of Wit», «Wit Works Woe», Wit’s End,[1][2] and so forth) is Alexander Griboyedov’s comedy in verse, satirizing the society of post-Napoleonic Moscow, or, as a high official in the play styled it, «a pasquinade on Moscow.»[3]
The play, written in 1823 in the countryside and in Tiflis, was not passed by the censors for the stage, and only portions of it were allowed to appear in an almanac for 1825. But it was read out by the author to «all Moscow» and to «all Petersburg» and circulated in innumerable copies, so it was as good as published in 1825; it was not, however, actually published until 1833, after the author’s death, with significant cuts, and was not published in full until 1861.[4]
The play was a compulsory work in Russian literature lessons in Soviet schools, and is still considered a golden classic in modern Russia and other minority Russian-speaking countries.
The play gave rise to numerous catchphrases in the Russian language, including the title itself.
Language[edit]
The play belongs to the classical school of comedy, with principal antecedents in Molière. Like Denis Fonvizin before him and like the founders of the Russian realistic tradition after him, Griboyedov lays far greater stress on the characters and their dialogue than on his plot. The comedy is loosely constructed but in the dialogue and in the character drawing Griboyedov is supreme and unique.
The dialogue is in rhymed verse, in iambic lines of variable length, a meter that was introduced into Russia by the fabulists as the equivalent of La Fontaine’s vers libre and that had reached a high degree of perfection in the hands of Ivan Krylov. Griboyedov’s dialogue is a continuous tour de force. It always attempts and achieves the impossible: the squeezing of everyday conversation into a rebellious metrical form.[citation needed]
Griboyedov seemed to multiply his difficulties on purpose. He was, for instance, alone of his time to use unexpected, sonorous, punning rhymes. There is just enough toughness and angularity in his verse to constantly remind the reader of the pains undergone and the difficulties triumphantly overcome by the poet. Despite the fetters of the metrical form, Griboyedov’s dialogue has the natural rhythm of conversation and is more easily colloquial than any prose. It is full of wit, variety, and character, and is a veritable encyclopedia of the best spoken Russian of the period. Almost every other line of the comedy has become part of the language and proverbs from Griboyedov are as numerous as proverbs from Krylov. For epigram, repartee, terse and concise wit, Griboyedov has no rivals in Russian.[citation needed]
Characters[edit]
Poster from a Kiev production, 1881
Griboyedov’s characters, while typical of the period, are moulded from the really common clay of humanity. They all, down to the most episodic characters, have the same perfection of finish and clearness of outline.
- Pavel Afanasyevich Famusov, the father, the head of an important department, the natural conservative, the cynical and placid philosopher of good digestion, the pillar of stable society;
- Sofia Pavlovna, his daughter, the heroine neither idealized nor caricatured, with a strange, drily romantic flavour. With her fixity of purpose, her ready wit, and her deep, but reticent, passionateness, she is the principal active force in the play and the plot is advanced mainly by her actions.
- Liza, Sofia’s maid, the headstrong and powerless maid. She boldly speaks her mind as she is unable to take action given her gender and station. She is a vehicle through which multiple characters expose their baser desires and reveal truths fiercely protected in public.
- Alexey Stepanovich Molchalin, Famusov’s secretary living in his house, the sneak who plays whist with old ladies, pets their dogs, and acts the lover to his patron’s daughter;
- Alexandr Andreyevich Chatsky, the protagonist. Sometimes irrelevantly eloquent, he leads a generous, if vague, revolt against the vegetable-like selfish world of Famusovs and Molchalins. His exhilarating, youthful idealism, his go, his élan is of the family of Romeo. Tradition tells that the character is modeled after Pyotr Chaadaev, an original and controversial Russian writer and philosopher, with whom Griboyedov was acquainted. It is significant that, in spite of all his apparent lack of clear-cut personality, his part is the traditional touchstone for a Russian actor. Great Chatskys are as rare and as highly valued in Russia as are great Hamlets in Britain.
- Colonel Skalozub, Sergey Sergeyevich
- The Goriches:
- Natalia Dmitriyevna, young lady
- Platon Mikhailovich, her husband
- Count Tugoukhovsky
- Countess, his wife, and six daughters
- The Khryuminas:
- Countess Khryumina, the grandmother
- Countess Khryumina, the granddaughter
- Anton Antonovich Zagoretsky
- Old woman Khlyostova, Famusov’s sister-in-law
- Mr. N.
- Mr. D.
- Repetilov, the Anglomaniac orator of the coffee room and of the club, burning for freedom and stinking of liquor, the witless admirer of wit, and the bosom friend of all his acquaintances;
- Petrushka and several speaking footmen;
- A large number of guests of all ranks and their footmen engaged during their departure;
- Famusov’s waiters.
A number of the characters have names that go a long way toward describing their personality.
- Famusov’s surname is derived from Latin fama, meaning «public opinion» or «repute», which is a matter of great importance to that character, while his name stands for «small» as in unremarkable and his patronymic is derived from Afanasy («immortal»).
- His daughter’s given name is Sofia («wise»), alluding to her pragmatism.
- «Chatsky», in addition to its reference to a contemporary figure, is also considered a bilingual reference, both to the English «chat» and the Russian чадить («to emit smoke»), alluding to the inconsequential nature of Chatsky’s extensive diatribes.
- Molchalin’s name comes from the verb molchat’, to be silent, and he is a character of few words. Tugoukhovsky’s name comes from the compound word tugoukhiy, a slang equivalent of the English phrase «hard of hearing».
- Skalozub’s name is an inversion of the Russian zuboskal, a mocker or jokester (literally, «one who bares teeth a lot»).
Mentions elsewhere[edit]
From Anton Chekhov’s[5] A Dreary Story from the notebook of an old man
‘If no progress can be seen in trifles, I should look for it in vain
in what is more important. When an actor wrapped from head to foot in
stage traditions and conventions tries to recite a simple ordinary
speech, «To be or not to be,» not simply, but invariably with the
accompaniment of hissing and convulsive movements all over his body,
or when he tries to convince me at all costs that Tchatsky, who talks
so much with fools and is so fond of folly, is a very clever man, and
that «Woe from Wit» is not a dull play, the stage gives me the same
feeling of conventionality which bored me so much forty years ago when
I was regaled with the classical howling and beating on the breast.’
Dostoevsky’s «The Brothers Karamazov» refers to the play as «Sorrow from Wit».
From Mikhail Bulgakov’s [6] The Master and Margarita Chapter 5.
References[edit]
- ^ Theatre Record — Volume 13, Issues 1-9 — Page 298 1993 At least that obstacle has been swept away by its belated and well-titled arrival on the English stage — first as Wit’s End (at New End last September), and now as Chatsky, or The Importance of … .
- ^ Theatre Record — Volume 12, Issues 17-26 — Page 1122
1992 — His most famous play, Wit’s End, is a satire of Moscow society which contains two of the great roles of the Russian repertory: Chatsky, the cynical outsider, and Famusov, the conservative patriarch who was one of Stanislavsky’s successes. Given its enduring popularity in its homeland, I have always wondered why the play has not been snapped up by the British theatre. Here, in a resourceful production by Jake Lushington at Hampstead’s New End Theatre, is the answer. .
- ^ Chisholm, Hugh, ed. (1911). «Griboyedov, Alexander Sergueevich» . Encyclopædia Britannica. Vol. 12 (11th ed.). Cambridge University Press. p. 593.
- ^ Monika Greenleaf and Stephen Moeller-Sally (eds.), Russian Subjects: Empire, Nation, and the Culture of the Golden Age (Northwestern University Press, 1998: ISBN 0-8101-1525-5), p. 406.
- ^ «Index of /files/1883». www.gutenberg.org.
- ^ Bulgakov, Mikhail (1996) [1993, 1995, Ardis], The Master & Margarita, Burgin, Diana & O’Connor, Katherine Tiernan transl; Proffer, Ellendea & Arbor, Ann, annotations and afterword, New York: Vintage
This article incorporates text from D.S. Mirsky’s «A History of Russian Literature» (1926-27), a publication now in the public domain.- Maria Sergeyevna Durnovo (Griboyedova)
This article incorporates text from D.S. Mirsky’s «A History of Russian Literature» (1926-27), a publication now in the public domain.External links[edit]
Wikisource has original text related to this article:
- Горе от ума – full text with illustrations in Russian at Stixiya
- Горе от ума – full text in Russian
- Горе от ума – full text in Russian at Alexei Komarov’s Internet Library
- (in Russian) Woe from Wit public domain audiobook at LibriVox
- Gore ot ouma: A Comedy – full text of English translation by Nicholas Benardaky, 1857
- The Woes of Wit – full text of English translation by A. Vagapov, 1993
- The Woes of Wit – Alan Shaw’s translator’s introduction
Woe from Wit public domain audiobook at LibriVox(Redirected from Woe From Wit)
Title page of Griboyedov’s manuscript
Woe from Wit (Russian: Го́ре от ума́, romanized: Gore ot uma, also translated as «The Woes of Wit», «Wit Works Woe», Wit’s End,[1][2] and so forth) is Alexander Griboyedov’s comedy in verse, satirizing the society of post-Napoleonic Moscow, or, as a high official in the play styled it, «a pasquinade on Moscow.»[3]
The play, written in 1823 in the countryside and in Tiflis, was not passed by the censors for the stage, and only portions of it were allowed to appear in an almanac for 1825. But it was read out by the author to «all Moscow» and to «all Petersburg» and circulated in innumerable copies, so it was as good as published in 1825; it was not, however, actually published until 1833, after the author’s death, with significant cuts, and was not published in full until 1861.[4]
The play was a compulsory work in Russian literature lessons in Soviet schools, and is still considered a golden classic in modern Russia and other minority Russian-speaking countries.
The play gave rise to numerous catchphrases in the Russian language, including the title itself.
Language[edit]
The play belongs to the classical school of comedy, with principal antecedents in Molière. Like Denis Fonvizin before him and like the founders of the Russian realistic tradition after him, Griboyedov lays far greater stress on the characters and their dialogue than on his plot. The comedy is loosely constructed but in the dialogue and in the character drawing Griboyedov is supreme and unique.
The dialogue is in rhymed verse, in iambic lines of variable length, a meter that was introduced into Russia by the fabulists as the equivalent of La Fontaine’s vers libre and that had reached a high degree of perfection in the hands of Ivan Krylov. Griboyedov’s dialogue is a continuous tour de force. It always attempts and achieves the impossible: the squeezing of everyday conversation into a rebellious metrical form.[citation needed]
Griboyedov seemed to multiply his difficulties on purpose. He was, for instance, alone of his time to use unexpected, sonorous, punning rhymes. There is just enough toughness and angularity in his verse to constantly remind the reader of the pains undergone and the difficulties triumphantly overcome by the poet. Despite the fetters of the metrical form, Griboyedov’s dialogue has the natural rhythm of conversation and is more easily colloquial than any prose. It is full of wit, variety, and character, and is a veritable encyclopedia of the best spoken Russian of the period. Almost every other line of the comedy has become part of the language and proverbs from Griboyedov are as numerous as proverbs from Krylov. For epigram, repartee, terse and concise wit, Griboyedov has no rivals in Russian.[citation needed]
Characters[edit]
Poster from a Kiev production, 1881
Griboyedov’s characters, while typical of the period, are moulded from the really common clay of humanity. They all, down to the most episodic characters, have the same perfection of finish and clearness of outline.
- Pavel Afanasyevich Famusov, the father, the head of an important department, the natural conservative, the cynical and placid philosopher of good digestion, the pillar of stable society;
- Sofia Pavlovna, his daughter, the heroine neither idealized nor caricatured, with a strange, drily romantic flavour. With her fixity of purpose, her ready wit, and her deep, but reticent, passionateness, she is the principal active force in the play and the plot is advanced mainly by her actions.
- Liza, Sofia’s maid, the headstrong and powerless maid. She boldly speaks her mind as she is unable to take action given her gender and station. She is a vehicle through which multiple characters expose their baser desires and reveal truths fiercely protected in public.
- Alexey Stepanovich Molchalin, Famusov’s secretary living in his house, the sneak who plays whist with old ladies, pets their dogs, and acts the lover to his patron’s daughter;
- Alexandr Andreyevich Chatsky, the protagonist. Sometimes irrelevantly eloquent, he leads a generous, if vague, revolt against the vegetable-like selfish world of Famusovs and Molchalins. His exhilarating, youthful idealism, his go, his élan is of the family of Romeo. Tradition tells that the character is modeled after Pyotr Chaadaev, an original and controversial Russian writer and philosopher, with whom Griboyedov was acquainted. It is significant that, in spite of all his apparent lack of clear-cut personality, his part is the traditional touchstone for a Russian actor. Great Chatskys are as rare and as highly valued in Russia as are great Hamlets in Britain.
- Colonel Skalozub, Sergey Sergeyevich
- The Goriches:
- Natalia Dmitriyevna, young lady
- Platon Mikhailovich, her husband
- Count Tugoukhovsky
- Countess, his wife, and six daughters
- The Khryuminas:
- Countess Khryumina, the grandmother
- Countess Khryumina, the granddaughter
- Anton Antonovich Zagoretsky
- Old woman Khlyostova, Famusov’s sister-in-law
- Mr. N.
- Mr. D.
- Repetilov, the Anglomaniac orator of the coffee room and of the club, burning for freedom and stinking of liquor, the witless admirer of wit, and the bosom friend of all his acquaintances;
- Petrushka and several speaking footmen;
- A large number of guests of all ranks and their footmen engaged during their departure;
- Famusov’s waiters.
A number of the characters have names that go a long way toward describing their personality.
- Famusov’s surname is derived from Latin fama, meaning «public opinion» or «repute», which is a matter of great importance to that character, while his name stands for «small» as in unremarkable and his patronymic is derived from Afanasy («immortal»).
- His daughter’s given name is Sofia («wise»), alluding to her pragmatism.
- «Chatsky», in addition to its reference to a contemporary figure, is also considered a bilingual reference, both to the English «chat» and the Russian чадить («to emit smoke»), alluding to the inconsequential nature of Chatsky’s extensive diatribes.
- Molchalin’s name comes from the verb molchat’, to be silent, and he is a character of few words. Tugoukhovsky’s name comes from the compound word tugoukhiy, a slang equivalent of the English phrase «hard of hearing».
- Skalozub’s name is an inversion of the Russian zuboskal, a mocker or jokester (literally, «one who bares teeth a lot»).
Mentions elsewhere[edit]
From Anton Chekhov’s[5] A Dreary Story from the notebook of an old man
‘If no progress can be seen in trifles, I should look for it in vain
in what is more important. When an actor wrapped from head to foot in
stage traditions and conventions tries to recite a simple ordinary
speech, «To be or not to be,» not simply, but invariably with the
accompaniment of hissing and convulsive movements all over his body,
or when he tries to convince me at all costs that Tchatsky, who talks
so much with fools and is so fond of folly, is a very clever man, and
that «Woe from Wit» is not a dull play, the stage gives me the same
feeling of conventionality which bored me so much forty years ago when
I was regaled with the classical howling and beating on the breast.’
Dostoevsky’s «The Brothers Karamazov» refers to the play as «Sorrow from Wit».
From Mikhail Bulgakov’s [6] The Master and Margarita Chapter 5.
References[edit]
- ^ Theatre Record — Volume 13, Issues 1-9 — Page 298 1993 At least that obstacle has been swept away by its belated and well-titled arrival on the English stage — first as Wit’s End (at New End last September), and now as Chatsky, or The Importance of … .
- ^ Theatre Record — Volume 12, Issues 17-26 — Page 1122
1992 — His most famous play, Wit’s End, is a satire of Moscow society which contains two of the great roles of the Russian repertory: Chatsky, the cynical outsider, and Famusov, the conservative patriarch who was one of Stanislavsky’s successes. Given its enduring popularity in its homeland, I have always wondered why the play has not been snapped up by the British theatre. Here, in a resourceful production by Jake Lushington at Hampstead’s New End Theatre, is the answer. .
- ^ Chisholm, Hugh, ed. (1911). «Griboyedov, Alexander Sergueevich» . Encyclopædia Britannica. Vol. 12 (11th ed.). Cambridge University Press. p. 593.
- ^ Monika Greenleaf and Stephen Moeller-Sally (eds.), Russian Subjects: Empire, Nation, and the Culture of the Golden Age (Northwestern University Press, 1998: ISBN 0-8101-1525-5), p. 406.
- ^ «Index of /files/1883». www.gutenberg.org.
- ^ Bulgakov, Mikhail (1996) [1993, 1995, Ardis], The Master & Margarita, Burgin, Diana & O’Connor, Katherine Tiernan transl; Proffer, Ellendea & Arbor, Ann, annotations and afterword, New York: Vintage
- This article incorporates text from D.S. Mirsky’s «A History of Russian Literature» (1926-27), a publication now in the public domain.
- Maria Sergeyevna Durnovo (Griboyedova)
External links[edit]
Wikisource has original text related to this article:
- Горе от ума – full text with illustrations in Russian at Stixiya
- Горе от ума – full text in Russian
- Горе от ума – full text in Russian at Alexei Komarov’s Internet Library
- (in Russian) Woe from Wit public domain audiobook at LibriVox
- Gore ot ouma: A Comedy – full text of English translation by Nicholas Benardaky, 1857
- The Woes of Wit – full text of English translation by A. Vagapov, 1993
- The Woes of Wit – Alan Shaw’s translator’s introduction
пьеса А.С. Грибоедова Горе от ума
А.С. Грибоедов, портрет в рукописи «Горе от ума», переданной Ф. Булгарину
«Грибоедов — «человек одной книги», — заметил В.Ф.Ходасевич. — Если бы не «Горе от ума», Грибоедов не имел бы в литературе русской совсем никакого места».
Действительно, во времена Грибоедова ещё не существовало профессиональных писателей, поэтов, сочинителей целых «серий» дамских романов и низкопробных детективчиков, содержание которых не может надолго удержаться в памяти даже самого внимательного читателя. Занятие литературой в начале XIX века не воспринималось русским образованным обществом как нечто особенное. Все что-нибудь писали – для себя, для друзей, для чтения в кругу семьи и в светских литературных салонах. В условиях практически полного отсутствия литературной критики главным достоинством художественного произведения являлось не следование каким-либо установленным правилам или требованиям издателей, а восприятие его читателем или зрителем.
А.С. Грибоедов – русский дипломат, высокобразованный светский человек, время от времени «баловавшийся» литературой, не был стеснён ни в сроках, ни в средствах, ни в способах выражения своих мыслей на бумаге. Возможно, в силу именно этих обстоятельств, ему удалось отказаться от принятых в литературе и драматургии того времени канонов классицизма. Грибоедову удалось создать воистину бессмертное, незаурядное произведение, которое произвело в обществе эффект «разорвавшейся бомбы» и, по большому счёту, определило все дальнейшие пути развития русской литературы XIX века.
Творческая история написания комедии «Горе от ума» исключительно сложна, а авторская интерпретация образов настолько неоднозначна, что на протяжении почти двух столетий она продолжает вызывать оживлённые дискуссии в среде специалистов-литературоведов и новых поколений читателей.
История создания «Горе от ума»
Замысел «сценической поэмы» (так определил жанр задуманного произведения сам А.И. Грибоедов) возник у него во второй половине 1816 года (по свидетельству С.Н.Бегичева) или в 1818-1819 годах (по воспоминаниям Д.О.Бебутова).
Согласно одной из весьма распространённых в литературе версий, Грибоедов как-то присутствовал на светском вечере в Петербурге и был поражён тем, как вся публика преклоняется перед иностранцами. В тот вечер она окружила вниманием и заботой какого-то не в меру болтливого француза. Грибоедов не выдержал и сказал пламенную уличительную речь. Пока он говорил, кто-то из публики заявил, что Грибоедов сумасшедший, и, таким образом, пустил слух по всему Петербургу. Грибоедов же, дабы отомстить светскому обществу, задумал написание комедии по этому поводу.
Однако к работе над текстом комедии писатель приступил, по-видимому, только в начале 1820-х годов, когда, по словам одного из первых его биографов Ф.Булганина, увидел «вещий сон».
В этом сне Грибоедову якобы явился его близкий друг, который спросил, написал ли он для него что-нибудь? Поскольку поэт ответил, что вообще уже давно отклонился от всяких писаний, друг сокрушённо покачал головой: «Дайте мне обещание, что напишите». — «Что же вам угодно?» — «Сами знаете». — «Когда же должно быть готово?» — «Через год непременно». — «Обязываюсь», — ответил Грибоедов.
Один из близких друзей А.С. Грибоедова С.Н.Бегичев в своей известной «Записке о Грибоедове» полностью отвергает версию о «персидском сне», заявляя, что ничего подобного от самого автора «Горе от ума» он никогда не слышал.
Скорее всего, это одна из многочисленных легенд, которыми и по сей день окутана реальная биография А.С. Грибоедова. В своей «Записке» Бегичев также уверяет, что уже в 1816 году поэт написал несколько сцен из пьесы, которые впоследствии были то ли уничтожены, то ли значительно изменены. В первоначальном варианте комедии присутствовали совсем иные персонажи и герои. Например, автор впоследствии отказался от образа молоденькой жены Фамусова – светской кокетки и модницы, заменив её целым рядом персонажей второго плана.
По официальной версии, первые два акта первоначальной редакции «Горя от ума» написаны в 1822 году в Тифлисе. Работа над ними продолжилась в Москве, куда Грибоедов приехал во время отпуска, до весны 1823 года. Свежие московские впечатления позволили развернуть многие сцены, едва намеченные в Тифлисе. Именно тогда был написан знаменитый монолог Чацкого «А судьи кто?». Третий и четвёртый акты первоначальной редакции «Горя от ума» создавались весной-летом 1823 года в тульском имении С.Н.Бегичева.
С.Н.Бегичев вспоминал:
«Последние акты «Горя от ума» написаны в моем саду, в беседке. Вставал он в это время почти с солнцем, являлся к нам к обеду и редко оставался с нами долго после обеда, но почти всегда скоро уходил и приходил к чаю, проводил с нами вечер и читал написанные им сцены. Мы всегда с нетерпением ждали этого времени. Не имею довольно слов объяснить, до чего приятны были для меня частые (а особенно по вечерам) беседы наши вдвоем. Сколько сведений он имел по всем предметам! Как увлекателен и одушевлен он был, когда открывал мне, так сказать, на распашку свои мечты и тайны будущих своих творений, или когда разбирал творения гениальных поэтов! Много он рассказывал мне о дворе персидском и обычаях персиян, их религиозных сценических представлениях на площадях и проч., а также об Алексее Петровиче Ермолове и об экспедициях, в которых он с ним бывал. И как он был любезен и остер, когда бывал в весёлом расположении».
Однако летом 1823 года Грибоедов отнюдь не считал комедию завершённой. В ходе дальнейшей работы (конец 1823 — начало 1824 гг.) менялся не только текст — несколько изменилась фамилия главного героя: он стал Чацким (ранее его фамилия была Чадский), комедия, называвшаяся «Горе уму», получила свое окончательное название.
В июне 1824 года, приехав в Петербург, Грибоедов провёл существенную стилистическую правку первоначальной редакции, изменил часть первого акта (сон Софии, диалог Софии и Лизы, монолог Чацкого), в заключительном акте появилась сцена разговора Молчалина с Лизой. Окончательная редакция была завершена лишь осенью 1824 года.
Выход в свет
Известный актёр и хороший знакомый А.И. Грибоедова П.А.Каратыгин так вспоминал о первой попытке автора познакомить публику со своим творением:
«Когда Грибоедов привез в Петербург свою комедию, Николай Иванович Хмельницкий просил его прочесть ее у него на дому. Грибоедов согласился. По этому случаю Хмельницкий сделал обед, на который, кроме Грибоедова, пригласил нескольких литераторов и артистов. В числе последних были: Сосницкий, мой брат и я. Хмельницкий жил тогда барином, в собственном доме на Фонтанке у Симеоновского моста. В назначенный час собралось у него небольшое общество. Обед был роскошен, весел и шумен. После обеда все вышли в гостиную, подали кофе, и закурили сигары. Грибоедов положил рукопись своей комедии на стол; гости в нетерпеливом ожидании начали придвигать стулья; каждый старался поместиться поближе, чтобы не проронить ни одного слова. В числе гостей тут был некто Василий Михайлович Федоров, сочинитель драмы «Лиза, или Торжество благодарности» и других давно уже забытых пьес. Он был человек очень добрый, простой, но имел претензии на остроумие. Физиономия его не понравилась Грибоедову или, может быть, старый шутник пересолил за обедом, рассказывая неостроумные анекдоты, только хозяину и его гостям пришлось быть свидетелями довольно неприятной сцены. Покуда Грибоедов закуривал свою сигару, Федоров, подойдя к столу, взял комедию (которая была переписана довольно разгонисто), покачал ее на руке и с простодушной улыбкой сказал: «Ого! Какая полновесная! Это стоит моей Лизы». Грибоедов посмотрел на него из-под очков и отвечал сквозь зубы: «Я пошлостей не пишу». Такой неожиданный ответ, разумеется, огорошил Федорова, и он, стараясь показать, что принимает этот резкий ответ за шутку, улыбнулся и тут же поторопился прибавить: «Никто в этом не сомневается, Александр Сергеевич; я не только не хотел обидеть вас сравнением со мной, но, право, готов первый смеяться над своими произведениями». — «Да, над собой-то вы можете смеяться, сколько вам угодно, а я над собой — никому не позволю». — «Помилуйте, я говорил не о достоинствах наших пьес, а только о числе листов». — «Достоинств моей комедии вы еще не можете знать, а достоинства ваших пьес всем давно известны». — «Право, вы напрасно это говорите, я повторяю, что вовсе не думал вас обидеть». — «О, я уверен, что вы сказали не подумавши, а обидеть меня вы никогда не сможете». Хозяин от этих шпилек был как на иголках, и, желая шуткой как-нибудь замять размолвку, которая принимала не шуточный характер, взял за плечи Федорова и, смеясь, сказал ему: «Мы за наказание посадим вас в задний ряд кресел». Грибоедов между тем, ходя по гостиной с сигарой, отвечал Хмельницкому: «Вы можете его посадить, куда вам угодно, только я при нем своей комедии читать не буду». Федоров покраснел до ушей и походил в эту минуту на школьника, который силится схватить ежа — и где его не тронет, везде уколется…»
Тем не менее, зимой 1824-1825 годов Грибоедов охотно читал «Горе от ума» во многих домах Москвы и Петербурга, и везде имел успех. Надеясь на скорую публикацию комедии, Грибоедов поощрял появление и распространение её списков. Наиболее авторитетными из них являются Жандровский список, «поправленный рукою самого Грибоедова» (принадлежал А.А.Жандру), и Булгаринский — тщательно выправленная писарская копия комедии, оставленная Грибоедовым Ф.В. Булгарину в 1828 году перед отъездом из Петербурга. На титульном листе этого списка драматург сделал надпись: «Горе мое поручаю Булгарину…». Он надеялся, что предприимчивый и влиятельный журналист сможет добиться публикации пьесы.
А.С. Грибоедов, «Горе от ума»,
издание 1833 года
Уже с лета 1824 года Грибоедов пытался напечатать комедию. Отрывки из первого и третьего действия впервые появились в альманахе Ф.В. Булгарина «Русская Талия» в декабре 1824 года, причем текст был значительно «смягчён» и сокращён цензурой. «Неудобные» для печати, слишком резкие высказывания героев заменялись безликими и «безвредными». Так, вместо авторского «В ученый комитет» было напечатано «Между учеными который поселился». «Программная» реплика Молчалина «Ведь надобно зависеть от других» заменена словами «Ведь надобно других иметь в виду». Не понравились цензорам упоминания о «монаршем лице» и о «правлениях».
При жизни автора полный текст комедии «Горе от ума» так и не был издан. Не увидел Грибоедов и ни одной профессиональной театральной постановки своей пьесы.
«Первое начертание этой сценической поэмы, — с горечью писал Грибоедов, — как оно родилось во мне, было гораздо великолепнее и высшего значения, чем теперь в суетном наряде, в который я принужден был облечь его. Ребяческое удовольствие слышать стихи мои в театре, желание им успеха заставили меня портить мое создание сколько можно было».
Однако русскому обществу начала XIX века комедия «Горе от ума» была известна в основном из рукописных списков. Военные и штатские писари зарабатывали немалые деньги, копируя текст комедии, который буквально в одночасье разобрали на цитаты и «крылатые выражения». Публикация отрывков «Горя от ума в альманахе «Русская Талия» вызвала множество откликов в литературной среде и сделала Грибоедова по-настоящему знаменитым. «Его рукописная комедия: «Горе от ума», — вспоминал Пушкин, — произвела неописанное действие и вдруг поставила его наряду с первыми нашими поэтами».
Первое издание комедии появилось в переводе на немецкий язык в Ревеле в 1831 году. Николай I разрешил напечатать комедию в России лишь в 1833 году — «чтобы лишить её привлекательности запретного плода». Первое русское издание, с цензурной правкой и купюрами, вышло в Москве. Известны и два бесцензурных издания 1830-х годов (печатались в полковых типографиях). Впервые полностью пьеса была напечатана в России только в 1862 году, в эпоху цензурных преобразований Александра II. Научное издание «Горя от ума» осуществил в 1913 году известный исследователь Н.К. Пиксанов во втором томе академического Полного собрания сочинений Грибоедова.
Театральные постановки
Судьба театральных постановок комедии Грибоедова оказалась ещё более сложной. Долгое время театральная цензура не разрешала ставить её полностью. В 1825 году неудачей закончилась первая попытка поставить «Горе от ума» на сцене театрального училища в Петербурге: спектакль запретили, так как пьеса не была одобрена цензурой.
Артист П.А.Каратыгин в своих записках вспоминал:
«Мы с Григорьевым предложили Александру Сергеевичу разыграть «Горе от ума» на нашем школьном театре, и он был в.восхищении от нашего предложения… Большого труда нам стоило упросить доброго инспектора Бока дозволить и воспитанницам принять участие в этом спектакле… Наконец, он согласился, и мы живо принялись за дело; в несколько дней расписали роли, в неделю их выучили, и дело пошло на лад. Сам Грибоедов приезжал к нам на репетиции и очень усердно учил нас… Надо было видеть, с каким простодушным удовольствием он потирал себе руки, видя свое «Горе от ума» на нашем ребяческом театре… Хотя, конечно, мы откалывали его бессмертную комедию с горем пополам, но он был очень доволен нами, а мы были в восторге, что могли угодить ему. На одну из репетиций он привел с собой А. Бестужева и Вильгельма Кюхельбекера — и те также нас похвалили». Спектакль был запрещен по приказу петербургского генерал-губернатора графа Милорадовича, школьное начальство получило выговор.»
Впервые комедия появилась на сцене в 1827 году, в Эривани, в исполнении актёров-любителей — офицеров Кавказского корпуса. На этом самодеятельном спектакле присутствовал автор.
Только в 1831 году с многочисленными цензурными купюрами «Горе от ума» было поставлено в Петербурге и Москве. Цензурные ограничения на театральные постановки комедии перестали действовать лишь в 1860-е годы.
Восприятие обществом и критика
Несмотря на то, что полный текст комедии так и не попал в печать, сразу после публикации отрывков пьесы Булгариным, вокруг произведения Грибоедова развернулись бурные дискуссии. Одобрение отнюдь не было единодушным.
Консерваторы сразу обвинили Грибоедова в сгущении сатирических красок, что стало, по их мнению, следствием «бранчливого патриотизма» автора. В статьях М.Дмитриева и А.Писарева, опубликованных в «Вестнике Европы», утверждалось, что содержание комедии вовсе не соответствует русской жизни. «Горе от ума» было объявлено простым подражанием иностранным пьесам и характеризовалось только как сатирическое произведение, направленное против аристократического общества, «грубая ошибка против местных нравов». Особенно досталось Чацкому, в котором увидели умничающего «сумасброда», воплощение «фигаро-грибоедовской» жизненной философии.
Некоторые весьма доброжелательно настроенные к Грибоедову современники отметили в «Горе от ума» немало погрешностей. Например, давний друг и соавтор драматурга П.А. Катенин в одном из частных писем дал такую оценку комедии: «Ума в ней точно палата, но план, по-моему, недостаточен, и характер главный сбивчив и сбит (manque); слог часто прелестный, но сочинитель слишком доволен своими вольностями». По мнению критика, раздосадованного отступлениями от правил классической драматургии, в том числе заменой обычных для «высокой» комедии «хороших александрийских стихов» вольным ямбом, грибоедовская «фантасмагория не театральна: хорошие актеры этих ролей не возьмут, а дурные их испортят».
Замечательным автокомментарием к «Горю от ума» стал написанный в январе 1825 года ответ Грибоедова на критические суждения Катенина. Это не только энергичная «антикритика», представляющая авторский взгляд на комедию, но и своеобразный эстетический манифест драматурга-новатора, отказывающегося угождать теоретикам и удовлетворять школьным требованиям классицистов.
В ответ на замечание Катенина о несовершенстве сюжета и композиции, Грибоедов писал: «Ты находишь главную погрешность в плане: мне кажется, что он прост и ясен по цели и исполнению; девушка сама не глупая предпочитает дурака умному человеку (не потому, чтобы ум у нас грешных был обыкновенен, нет! и в моей комедии 25 глупцов на одного здравомыслящего человека); и этот человек разумеется в противуречии с обществом, его окружающим, его никто не понимает, никто простить не хочет, зачем он немножко повыше прочих… «Сцены связаны произвольно». Так же, как в натуре всяких событий, мелких и важных: чем внезапнее, тем более завлекает в любопытство».
Смысл поведения Чацкого драматург пояснил так: «Кто-то со злости выдумал об нем, что он сумасшедший, никто не поверил, и все повторяют, голос общего недоброхотства и до него доходит, притом и нелюбовь к нему той девушки, для которой единственно он явился в Москву, ему совершенно объясняется, он ей и всем наплевал в глаза и был таков. Ферзь тоже разочарована насчет своего сахара медовича. Что же может быть полнее этого?».
Грибоедов отстаивает свои принципы изображения героев. Замечание Катенина о том, что «характеры портретны» он принимает, но считает это не погрешностью, а главным достоинством своей комедии. С его точки зрения, сатирические образы-карикатуры, искажающие реальные пропорции в облике людей, недопустимы. «Да! и я, коли не имею таланта Мольера, то по крайней мере чистосердечнее его; портреты и только портреты входят в состав комедии и трагедии, в них, однако, есть черты, свойственные многим другим лицам, а иные — всему роду человеческому настолько, насколько каждый человек похож на всех своих двуногих собратий. Карикатур ненавижу, в моей картине ни одной не найдешь. Вот моя поэтика…».
Наконец, самой «лестной похвалой» себе Грибоедов посчитал слова Катенина о том, что в его комедии «дарования более, нежели искусства». «Искусство в том только и состоит, чтоб подделываться под дарование… — заметил автор «Горя от ума». — Я как живу, так и пишу свободно и свободно».
Своё мнение о пьесе высказал и Пушкин (список «Горя от ума» в Михайловское привез И.И. Пущин). В письмах к П.А.Вяземскому и А.А.Бестужеву, написанных в январе 1825 года, он отметил, что более всего удались драматургу «характеры и резкая картина нравов». В их изображении и проявился, по мнению Пушкина, «комический гений» Грибоедова. К Чацкому поэт отнёсся критически. В его интерпретации это обычный герой-резонёр, выражающий мнения единственного «умного действующего лица» — самого автора. Пушкин очень точно подметил противоречивый, непоследовательный характер поведения Чацкого, трагикомизм его положения: «… Что такое Чацкий? Пылкий, благородный и добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком (именно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Все, что говорит он, — очень умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека — с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловым и тому подоб.»
В начале 1840 года В.Г.Белинский в статье о «Горе от ума» столь же решительно, как и Пушкин, отказал Чацкому в практическом уме, назвав его «новым Дон-Кихотом». По мнению критика, главный герой комедии — фигура совершенно нелепая, наивный мечтатель, «мальчик на палочке верхом, который воображает, что сидит на лошади». Впрочем, вскоре Белинский скорректировал свою негативную оценку Чацкого и комедии в целом, объявив главного героя пьесы едва ли не первым революционером- бунтарём, а саму пьесу – первым протестом «против гнусной российской действительности». Неистовый Виссарион не счёл нужным разобраться в реальной сложности образа Чацкого, оценив комедию с позиций общественной и нравственной значимости его протеста.
Ещё дальше ушли от авторской трактовки Чацкого критики и публицисты 1860-х годов. А.И.Герцен увидел в Чацком воплощение «задней мысли» самого Грибоедова, истолковав героя комедии как политическую аллегорию. «… Это — декабрист, это — человек, который завершает эпоху Петра I и силится разглядеть, по крайней мере на горизонте, обетованную землю…».
Наиболее оригинально суждение критика А.А.Григорьева, для которого Чацкий — «наш единственный герой, то есть единственно положительно борющийся в той среде, куда судьба и страсть его бросили». Поэтому и вся пьеса превратилась в его критической интерпретации из «высокой» комедии в «высокую» трагедию (см. статью «По поводу нового издания старой вещи. «Горе от ума». Спб. 1862»).
На постановку «Горя от ума» в Александринском театре (1871) откликнулся И.А.Гончаров критическим этюдом «Мильон терзаний» (опубликован в журнале «Вестник Европы», 1872, №3). Это один из самых проницательных разборов комедии, впоследствии ставший хрестоматийным. Гончаров дал глубокие характеристики отдельных персонажей, оценил мастерство Грибоедова-драматурга, написал об особом положении «Горя от ума» в русской литературе. Но, пожалуй, самое важное достоинство этюда Гончарова — бережное отношение к авторской концепции, воплощённой в комедии. Писатель отказался от одностороннего социологического и идеологического истолкования пьесы, внимательно рассмотрев психологическую мотивировку поведения Чацкого и других персонажей. «Всякий шаг Чацкого, почти всякое слово в пьесе тесно связаны с игрой чувства его к Софье, раздраженного какой-то ложью в ее поступках, которую он и бьется разгадать до самого конца», — подчеркнул, в частности, Гончаров. Действительно, без учета любовной интриги (ее значение отметил и сам Грибоедов в письме к Катенину) невозможно понять «горе от ума» отвергнутого влюбленного и одинокого правдолюбца, одновременно трагическую и комическую природу образа Чацкого.
Анализ комедии
Успех грибоедовской комедии, занявшей прочное место в ряду русской классики, во многом определяется гармоничным соединением в ней острозлободневного и вневременного. Сквозь блистательно нарисованную автором картину русского общества 1820-х годов (будоражащие умы споры о крепостничестве, политических свободах, проблемы национального самоопределения культуры, образования и т.п., мастерски очерченные колоритные фигуры того времени, узнаваемые современниками и т. д.) угадываются «вечные» темы: конфликт поколений, драма любовного треугольника, антагонизм личности и социума и др.
Одновременно «Горе от ума» — пример художественного синтеза традиционного и новаторского в искусстве. Отдавая дань канонам эстетики классицизма (единство времени, места, действия, условные амплуа, имена-маски и пр.), Грибоедов «оживляет» традиционную схему взятыми из жизни конфликтами и характерами, свободно вводит в комедию лирическую, сатирическую и публицистическую линии.
Точность и афористическая меткость языка, удачное использование вольного (разностопного) ямба, передающего стихию разговорной речи, позволили тексту комедии сохранить свою остроту и выразительность. Как и предсказывал А.С. Пушкин, многие строки «Горя от ума» стали пословицами и поговорками, весьма популярными и в наши дни:
- Свежо предание, а верится с трудом;
- Счастливые часов не наблюдают;
- Служить бы рад, прислуживаться тошно;
- Блажен, кто верует, — тепло ему на свете!
- Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь. - Дома новы, но предрассудки стары.
- И дым Отечества нам сладок и приятен!
- Ах! Злые языки страшнее пистолета.
- Но чтоб иметь детей, кому ума недоставало?
- В деревню, к тётке, в глушь, в Саратов!…
Конфликт пьесы
Главная особенность комедии «Горе от ума» — взаимодействие двух сюжетообразующих конфликтов: любовного конфликта, основными участниками которого являются Чацкий и София, и конфликта общественно-идеологического, в котором Чацкий сталкивается с консерваторами, собравшимися в доме Фамусова. С точки зрения проблематики на первом плане — конфликт между Чацким и фамусовским обществом, но в развитии сюжетного действия не менее важен и традиционный любовный конфликт: ведь именно ради встречи с Софией Чацкий так спешил в Москву. Оба конфликта — любовный и общественно-идеологический — дополняют и усиливают друг друга. Они в равной степени необходимы для того, чтобы понять мировоззрение, характеры, психологию и взаимоотношения действующих лиц.
В двух сюжетных линиях «Горя от ума» легко обнаруживаются все элементы классического сюжета: экспозиция — все сцены первого действия, предшествующие появлению Чацкого в доме Фамусова (явл. 1-5); начало любовного конфликта и, соответственно, завязка действия первого, любовного сюжета — приезд Чацкого и его первый разговор с Софией (д. I, явл. 7). Общественно-идеологический конфликт (Чацкий — фамусовское общество) намечается чуть позже — во время первого разговора Чацкого и Фамусова (д. I, явл. 9).
Оба конфликта развиваются параллельно. Этапы развития любовного конфликта — диалоги Чацкого и Софии. Конфликт Чацкого с фамусовским обществом включает в себя словесные «дуэли» Чацкого с Фамусовым, Скалозубом, Молчалиным и другими представителями московского общества. Частные конфликты в «Горе от ума» буквально выплескивают на сцену множество второстепенных персонажей, заставляют их раскрывать свою жизненную позицию в репликах и поступках.
Темп развития действия в комедии — молниеносный. Множество событий, складывающихся в увлекательные житейские «микросюжеты», проходит перед читателями и зрителями. Происходящее на сцене вызывает смех и вместе с тем заставляет задуматься и над противоречиями тогдашнего общества, и над общечеловеческими проблемами.
Кульминация «Горя от ума» — пример замечательного драматургического мастерства Грибоедова. В основе кульминации общественно-идеологического сюжета (общество объявляет Чацкого сумасшедшим; д. III, явл. 14-21) — слух, повод к возникновению которого подала София своей репликой «в сторону»: «Он не в своем уме». Эту реплику раздосадованная София бросила случайно, имея в виду, что Чацкий «сошел с ума» от любви и стал просто невыносим для нее. Автор использует приём, основанный на игре смыслов: эмоциональный всплеск Софии услышал светский сплетник г-н N. и понял его буквально. София решила воспользоваться этим недоразумением, чтобы отомстить Чацкому за его насмешки над Молчалиным. Став источником сплетни о сумасшествии Чацкого, героиня «сожгла мосты» между собой и бывшим возлюбленным.
Таким образом, кульминация любовного сюжета мотивирует кульминацию сюжета общественно-идеологического. Благодаря этому обе внешне самостоятельные сюжетные линии пьесы пересекаются в общей кульминационной точке — пространной сцене, итогом которой становится признание Чацкого сумасшедшим.
После кульминации сюжетные линии вновь расходятся. Развязка любовной интриги предшествует развязке общественно-идеологического конфликта. Ночная сцена в доме Фамусова (д. IV, явл. 12-13), в которой участвуют Молчалин и Лиза, а также София и Чацкий, окончательно объясняет положение героев, делая тайное явным. София убеждается в лицемерии Молчалина, а Чацкий узнает, кто был его соперником:
Вот наконец решение загадке! Вот я пожертвован кому!
Развязка сюжетной линии, основанной на конфликте Чацкого с фамусовским обществом, — последний монолог Чацкого, направленный против «толпы гонителей». Чацкий заявляет о своем окончательном разрыве и с Софией, и с Фамусовым, и со всем московским обществом: «Вон из Москвы! сюда я больше не ездок».
Система персонажей
Чацкий в исполнении М.И. Царева. Здесь и далее кадры из фильма-спектакля Государственного академического Малого театра «Горе от ума», 1952, постановка П.М. Садовского
В системе персонажей комедии Чацкий занимает центральное место. Он связывает обе сюжетные линии, но для самого героя первостепенное значение имеет не общественно-идеологический, а любовный конфликт. Чацкий прекрасно понимает, в какое общество он попал, у него нет иллюзий относительно Фамусова и «всех московских». Причина бурного обличительного красноречия Чацкого не политическая или просветительская, а психологическая. Источник его страстных монологов и метких язвительных реплик — любовные переживания, «нетерпение сердца », которое ощущается с первой до последней сцены с его участием.
Чацкий приехал в Москву с единственной целью — увидеть Софию, найти подтверждение прежней любви и, вероятно, посвататься. Оживление и «говорливость» Чацкого в начале пьесы вызваны радостью свидания с возлюбленной, но, вопреки ожиданиям, София полностью переменилась к нему. С помощью привычных шуток и эпиграмм Чацкий пытается найти с ней общий язык, «перебирает» московских знакомых, однако его остроты только раздражают Софию — она отвечает ему колкостями.
Он надоедает Софии, пытаясь вызвать её на откровенность, задавая ей бестактные вопросы: «Дознаться мне нельзя ли, / … Кого вы любите? ».
Ночная сцена в доме Фамусова открыла «прозревшему» Чацкому всю правду. Но теперь он впадает в другую крайность: вместо любовной страсти героем овладели другие сильные чувства — бешенство и озлобление. В пылу ярости он перекладывает на других ответственность за свои «бесплодные усилия любви».
Любовные переживания обостряют идейное противостояние Чацкого фамусовскому обществу. Вначале Чацкий спокойно относится к московскому обществу, почти не замечает его привычных пороков, видит в нем только комические стороны: «Я в чудаках иному чуду / Раз посмеюсь, потом забуду…».
Чацкий и София в исполнении М.И. Царева и И.А. Ликсо, постановка 1938 года
Но когда Чацкий убеждается, что София его не любит, всё и вся в Москве начинает раздражать его. Реплики и монологи становятся дерзкими, язвительными — он гневно обличает то, над чем ранее беззлобно смеялся.
Чацкий отвергает общепринятые представления о морали и общественном долге, но едва ли можно считать его революционером, радикалом или даже «декабристом». В высказываниях Чацкого нет ничего революционного. Чацкий — просвещенный человек, предлагающий обществу вернуться к простым и ясным жизненным идеалам, очистить от посторонних наслоений то, о чём много говорят в фамусовском обществе, но о чём, по мнению Чацкого, не имеют правильного представления, — службу. Следует различать объективный смысл весьма умеренных просветительских суждений героя и тот эффект, который они производят в обществе консерваторов. Малейшее инакомыслие расценивается здесь не только как отрицание привычных, освященных «отцами», «старшими» идеалов и образа жизни, но и как угроза общественного переворота: ведь Чацкий, по словам Фамусова, «властей не признаёт». На фоне косного и непоколебимо консервативного большинства Чацкий производит впечатление героя-одиночки, отважного «безумца», бросившегося на штурм мощной твердыни, хотя в кругу вольнодумцев его высказывания не шокировали бы никого своим радикализмом.
София
в исполнении И.А. Ликсо
София — основной сюжетный партнёр Чацкого — занимает особое место в системе персонажей «Горя от ума». Любовный конфликт с Софией вовлек героя в конфликт со всем обществом, послужил, по словам Гончарова, «мотивом, поводом к раздражениям, к тому «мильону терзаний», под влиянием которых он только и мог сыграть указанную ему Грибоедовым роль». София не принимает сторону Чацкого, но не принадлежит и к единомышленникам Фамусова, хотя жила и воспитывалась в его доме. Она человек замкнутый, скрытный, к ней трудно подступиться. Даже отец её слегка побаивается.
В характере Софии есть качества, резко выделяющие её среди людей фамусовского круга. Это, прежде всего, независимость суждений, которая выражается в ее пренебрежительном отношении к пересудам и сплетням («Что мне молва? Кто хочет, так и судит…»). Тем не менее, София знает «законы» фамусовского общества и не прочь воспользоваться ими. Например, она ловко подключает «общественное мненье», чтобы отомстить бывшему возлюбленному.
В характере Софии есть не только положительные, но и отрицательные черты. «Смесь хороших инстинктов с ложью» увидел в ней Гончаров. Своеволие, упрямство, капризность, дополненные размытыми представлениями о морали, делают ее одинаково способной и на хорошие, и на дурные поступки. Оклеветав Чацкого, София поступила безнравственно, хотя и осталась, единственная среди собравшихся, убеждённой в том, что Чацкий — совершенно «нормальный» человек.
София умна, наблюдательна, рациональна в своих поступках, но любовь к Молчалину, одновременно эгоистическая и безрассудная, ставит ее в нелепое, комическое положение.
Как любительница французских романов, София очень сентиментальна. Она идеализирует Молчалина, даже не пытаясь узнать, каков он на самом деле, не замечая его «пошлости» и притворства. «Бог нас свёл» — именно этой «романической» формулой исчерпывается смысл любви Софии к Молчалину. Он сумел понравиться ей потому, что ведёт себя словно живая иллюстрация к только что прочитанному роману: «Возьмет он руку, к сердцу жмет, / Из глубины души вздохнет…».
Отношение Софии к Чацкому совершенно иное: ведь она не любит его, поэтому не желает выслушать, не стремится понять, избегает объяснений. София, главная виновница душевных терзаний Чацкого, сама вызывает сочувствие. Она полностью отдается любви, не замечая, что Молчалин лицемерит. Даже забвение приличий (ночные свидания, неумение скрывать от окружающих свою любовь) — свидетельство силы её чувства. Любовь к «безродному» секретарю отца выводит Софию за пределы фамусовского круга, ведь она сознательно рискует своей репутацией. При всей книжности и очевидном комизме эта любовь — своеобразный вызов героини и отцу, который озабочен тем, чтобы приискать ей богатого жениха-карьериста, и обществу, которое извиняет только открытый, ничем не камуфлированный разврат.
В последних сценах «Горя от ума» в облике Софии отчётливо проступают черты трагической героини. Её судьба сближается с трагической судьбой отвергнутого ею Чацкого. Действительно, как тонко заметил И.А.Гончаров, в финале комедии ей приходится «тяжелее всех, тяжелее даже Чацкого, и ей достается «мильон терзаний» ». Развязка любовного сюжета комедии обернулась для умной Софии «горем», жизненной катастрофой.
Фамусов и Скалозуб
в исполнении К.А. Зубова и А.И. Ржанова
Главный идеологический оппонент Чацкого — не отдельные персонажи пьесы, а «коллективный» персонаж — многоликое фамусовское общество. Одинокому правдолюбцу и горячему защитнику «свободной жизни» противостоит большая группа действующих лиц и внесценических персонажей, объединённых консервативным мировоззрением и простейшей практической моралью, смысл которой в том, чтобы «и награжденья брать, и весело пожить». Фамусовское общество по своему составу неоднородно: это не безликая толпа, в которой человек утрачивает свою индивидуальность. Напротив, убеждённые московские консерваторы различаются между собой по уму, способностям, интересам, роду занятий и положению в общественной иерархии. Драматург обнаруживает в каждом из них и типические, и индивидуальные черты. Но в одном все единодушны: Чацкий и его единомышленники — «сумасшедшие», «безумцы», отщепенцы. Главная причина их «сумасшествия», по мнению фамусовцев, в избытке «ума», в излишней «учёности», которую легко отождествляют с «вольнодумством».
Изображая конфликт Чацкого с фамусовским обществом, Грибоедов широко использует авторские ремарки, в которых сообщается о реакции консерваторов на слова Чацкого. Ремарки дополняют реплики действующих лиц, усиливая комизм происходящего. Этот приём используется для создания основной комической ситуации пьесы — ситуации глухоты. Уже во время первого разговора с Чацким (д. II, явл. 2-3), в котором впервые обозначилось его противостояние консервативной морали, Фамусов «ничего не видит и не слышит». Он нарочно затыкает уши, чтобы не слышать крамольных, с его точки зрения, речей Чацкого: «Добро, заткнул я уши». Во время бала (д. 3, явл. 22), когда Чацкий произносит свой гневный монолог против «чужевластья мод» («В той комнате незначущая встреча…»), «все а вальсе кружатся с величайшим усердием. Старики разбрелись к карточным столам». Ситуация напускной «глухоты» персонажей позволяет автору передать взаимное непонимание и отчуждение между конфликтующими сторонами.
Фамусов
в исполнении К.А. Зубова
Фамусов — один из признанных столпов московского общества. Его служебное положение достаточно высоко: он «управляющий в казённом месте». Именно от него зависят материальное благосостояние и успех множества людей: распределение чинов и наград, «протекции» молодым чиновникам и пенсии старикам. Мировоззрение Фамусова крайне консервативно: он принимает в штыки все, что хотя бы чем-то отличается от его собственных убеждений и представлений о жизни, враждебен ко всему новому — даже к тому, что в Москве «дороги, тротуары, / Дома и всё на новый лад». Идеал Фамусова — прошлое, когда все было «не то, что ныне».
Фамусов — убежденный защитник морали «века минувшего». По его мнению, жить правильно — значит поступать во всем так, «как делали отцы», учиться, «на старших глядя». Чацкий же опирается на собственные «суждения», продиктованные здравым смыслом, поэтому представления этих героев-антиподов о «должном» и «недолжном» поведении не совпадают.
Вслушиваясь в советы и наставления Фамусова, читатель словно попадает в нравственный «антимир». В нем обычные пороки превращаются почти в добродетели, а «пороками» объявляются мысли, мнения, слова и намерения. Главный «порок», по Фамусову, — «ученость», избыток ума. Фамусовское представление об «уме» — приземленное, житейское: он отождествляет ум либо с практицизмом, умением «устраиваться» в жизни (что оценивает положительно), либо с «вольнодумством» (такой ум, по мнению Фамусова, опасен). Ум Чацкого для Фамусова — сущая безделица, не идущая ни в какое сравнение с традиционными дворянскими ценностями — родовитостью («по отцу и сыну честь») и богатством:
Будь плохенький, да если наберется Душ тысячки две родовых, — Тот и жених. Другой хоть прытче будь, надутый всяким чванством, Пускай себе разумником слыви, А в семью не включат. (Д. II, явл. 5)
Софья и Молчалин
в исполнении И.А. Ликсо и М.М. Садовского
Молчалин — один из самых ярких представителей фамусовского общества. Его роль в комедии сопоставима с ролью Чацкого. Как и Чацкий, Молчалин — участник и любовного, и общественно-идеологического конфликта. Он не только достойный ученик Фамусова, но и «соперник» Чацкого в любви к Софии, третье лицо, возникшее между бывшими влюбленными.
Если Фамусов, Хлёстова и некоторые другие персонажи — живые обломки «века минувшего», то Молчалин — человек одного с Чацким поколения. Но, в отличие от Чацкого, Молчалин — убежденный консерватор, поэтому диалог и взаимопонимание между ними невозможны, а конфликт неизбежен — их жизненные идеалы, нравственные принципы и поведение в обществе абсолютно противоположны.
Чацкий не может понять, «зачем же мнения чужие только святы». Молчалин же, как и Фамусов, считает зависимость «от других» основным законом жизни. Молчалин — посредственность, не выходящая из общепринятых рамок, это типичный «средний» человек: и по способностям, и по уму, и по притязаниям. Но у него есть «свой талант»: он гордится своими качествами — «умеренностью и аккуратностью». Мировоззрение и поведение Молчалина строго регламентируется его положением в служебной иерархии. Он скромен и услужлив, потому что «в чинах… небольших», не может обойтись без «покровителей», даже если ему приходится всецело зависеть от их воли.
Зато, в отличие от Чацкого, Молчалин органично вписывается в фамусовское общество. Это « маленький Фамусов », ведь у него много общего с московским «тузом», несмотря на большую разницу в возрасте и общественном положении. Например, отношение Молчалина к службе — чисто «фамусовское»: он хотел бы «и награжденья брать, и весело пожить». Общественное мнение для Молчалина, как и для Фамусова, свято. Некоторые его высказывания («Ах! злые языки страшнее пистолета», «В мои лета не должно сметь / Свое суждение иметь») напоминают фамусовское: «Ах! боже мой! что станет говорить / Княгиня Марья Алексевна!».
Молчалин — антипод Чацкого не только по убеждениям, но и по характеру отношения к Софии. Чацкий искренне влюблен в нее, выше этого чувства для него ничего не существует, по сравнению с ним «мир целый» Чацкому «казался прах и суета». Молчалин лишь умело притворяется, что любит Софью, хотя, по собственному признанию, не находит в ней «ничего завидного». Отношения с Софией целиком определяются жизненной позицией Молчалина: так он держится со всеми без исключения людьми, это жизненный принцип, усвоенный с детства. В последнем действии он рассказывает Лизе, что ему «завещал отец» «угождать всем людям без изъятья». Молчалин — влюбленный «по должности », « в угодность дочери такого человека», как Фамусов, «который кормит и поит, / А иногда и чином подарит…».
Скалозуб
в исполнении А.И. Ржанова
Утрата любви Софии не означает поражения Молчалина. Хотя он и совершил непростительную оплошность, ему удалось выйти сухим из воды. Знаменательно, что не на «виноватого» Молчалина, а на «невиновного» Чацкого и оскорбленную, униженную Софию обрушил свой гнев Фамусов. В финале комедии Чацкий становится изгоем: общество его отторгает, Фамусов указывает на дверь и грозится «огласить» его мнимый разврат «во весь народ». Молчалин же, вероятно, удвоит усилия, чтобы загладить свою вину перед Софией. Остановить карьеру такого человека, как Молчалин, невозможно — таков смысл авторского отношения к герою. («Молчалины блаженствуют на свете»).
Фамусовское общество в «Горе от ума» — это множество второстепенных и эпизодических персонажей, гостей Фамусова. Один из них, полковник Скалозуб, — солдафон, воплощение тупости и невежества. Он «слова умного не выговорил сроду», а из разговоров окружающих понимает только то, что, как ему кажется, относится к армейской теме. Поэтому на вопрос Фамусова «Как вам доводится Настасья Николавна?» Скалозуб деловито отвечает: «Мы с нею вместе не служили». Однако по меркам фамусовского общества Скалозуб — завидный жених: «И золотой мешок, и метит в генералы», поэтому его глупости и неотесанности в обществе никто не замечает (или не хочет замечать). Сам Фамусов «им сильно бредит», не желая иного жениха для своей дочери.
Хлестова
в исполнении В.Н. Пашенной
Все персонажи, появляющиеся в доме Фамусова во время бала, активно участвуют в общем противостоянии Чацкому, добавляя новые вымышленные подробности в сплетню о «сумасшествии» главного героя. Каждый из второстепенных персонажей выступает в своем комическом амплуа.
Хлёстова, как и Фамусов, — колоритный типаж: это «сердитая старуха», властная барыня-крепостница екатерининской эпохи. Она «от скуки» возит с собой «арапку-девку да собачку», питает слабость к молодым французам, любит, когда ей «угождают», поэтому благосклонно относится к Молчалину и даже к Загорецкому. Невежественное самодурство — жизненный принцип Хлёстовой, которая, как и большинство гостей Фамусова, не скрывает своего враждебного отношения к образованию и просвещению:
И впрямь с ума сойдешь от этих, от одних От пансионов, школ, лицеев, как бишь их, Да от ланкартачных взаимных обучений.(Д. III, явл. 21).
Загорецкий
в исполнении И.В. Ильинского
Загорецкий — «отъявленный мошенник, плут», доносчик и шулер («При нем остерегись: переносить горазд, /Ив карты не садись: продаст»). Отношение к этому персонажу характеризует нравы фамусовского общества. Все презирают Загорецкого, не стесняясь бранить его в лицо («Лгунишка он, картежник, вор» — говорит о нем Хлёстова), но в обществе его «ругают / Везде, а всюду принимают», ведь Загорецкий — «мастер услужить».
«Говорящая» фамилия Репетилова указывает на его склонность бездумно повторять чужие рассуждения «о матерьях важных». Репетилов, в отличие от других представителей фамусовского общества, на словах — горячий поклонник «учености». Но просветительские идеи, которые проповедует Чацкий, он окарикатуривает и опошляет, призывая, например, чтобы все учились «у князь-Григория», где «напоят шампанским на убой». Репетилов все же проговорился: поклонником «учености» он стал только потому, что ему не удалось сделать карьеру («И я в чины бы лез, да неудачи встретил»). Просвещение, с его точки зрения, — лишь вынужденная замена карьере. Репетилов — порождение фамусовского общества, хотя и кричит, что у него с Чацким «одни и те же вкусы.
Помимо тех героев, которые перечислены в «афише» — списке «действующих лиц» — и хотя бы однажды появляются на сцене, в «Горе от ума» упомянуто множество людей, не являющихся участниками действия, — это внесценические персонажи. Их фамилии и имена мелькают в монологах и репликах действующих лиц, которые обязательно выражают свое отношение к ним, одобряют или осуждают их жизненные принципы и поведение.
Внесценические персонажи — невидимые «участники » общественно-идеологического конфликта. С их помощью Грибоедову удалось раздвинуть рамки сценического действия, сконцентрированного на узкой площадке (дом Фамусова) и уложившегося в одни сутки (действие начинается рано утром и завершается под утро следующего дня). У внесценических персонажей — особая художественная функция: они представляют общество, частью которого являются все участники событий в доме Фамусова. Не играя никакой роли в сюжете, они тесно связаны с теми, кто яростно защищает «век минувший» или стремится жить идеалами «века нынешнего», — кричит, негодует, возмущается или, наоборот, испытывает «мильон терзаний» на сцене.
Именно внесценические персонажи подтверждают, что все русское общество расколото на две неравные части: количество упомянутых в пьесе консерваторов значительно превосходит число инакомыслящих, «сумасшедших». Но самое главное, что Чацкий, одинокий правдолюбец на сцене, вовсе не одинок в жизни: существование духовно близких ему людей, по мнению фамусовцев, доказывает, что «нынче пуще, чем когда, безумных развелось людей, и дел, и мнений». Среди единомышленников Чацкого — двоюродный брат Скалозуба, отказавшийся от блестящей карьеры военного, чтобы уехать в деревню и заняться чтением книг («Чин следовал ему: он службу вдруг оставил, / В деревне книги стал читать»), князь Федор, племянник княгини Тугоуховской («Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник…»), и петербургские «профессоры», у которых он учился. По мнению гостей Фамусова, эти люди — такие же сумасшедшие, помешавшиеся из-за «учености», как и Чацкий.
Другая группа внесценических персонажей — «единомышленники» Фамусова. Это его «кумиры», которых он часто упоминает как образец жизни и поведения. Таков, например, московский «туз» Кузьма Петрович — для Фамусова это пример «житья похвального»:
Покойник был почтенный камергер, С ключом, и сыну ключ умел доставить; Богат, и на богатой был женат; Переженил детей, внучат; Скончался; все о нем прискорбно поминают.(Д. II, явл. 1).
Другой достойный, по мнению Фамусова, пример для подражания — один из самых запоминающихся внесценических персонажей, «покойник дядя» Максим Петрович, сделавший удачную придворную карьеру («при государыне служил Екатерине»). Как и прочие «вельможи в случае», он имел «надменный нрав», но, если того требовали интересы карьеры, умел ловко «подслужиться» и легко «сгибался вперегиб».
Чацкий разоблачает нравы фамусовского общества в монологе «А судьи кто?..» (д. II, явл. 5), рассказывая о недостойном образе жизни «отечества отцов» («разливаются в пирах и мотовстве»), о неправедно нажитых ими богатствах («грабительством богаты»), об их аморальных, бесчеловечных поступках, которые они совершают безнаказанно («защиту от суда в друзьях нашли, в родстве»). Один из внесценических персонажей, упомянутых Чацким, «толпу» преданных слуг, спасавших его «в часы вина и драки», «выменил» на трех борзых собак. Другой «для затей/На крепостной балет согнал на многих фурах / От матерей, отцов отторженных детей», которые затем были «распроданы поодиночке». Такие люди, с точки зрения Чацкого, — живой анахронизм, не соответствующий современным идеалам просвещения и гуманного отношения к крепостным.
Даже простое перечисление внесценических персонажей в монологах действующих лиц (Чацкого, Фамусова, Репетилова) дополняет картину нравов грибоедовской эпохи, придает ей особый, «московский» колорит. В первом действии (явл. 7) Чацкий, только что приехавший в Москву, в разговоре с Софией «перебирает» множество общих знакомых, иронизируя над их «странностями».
Драматургическое новаторство пьесы
Драматургическое новаторство Грибоедова проявилось прежде всего в отказе от некоторых жанровых канонов классицистической «высокой» комедии. Александрийский стих, которым написаны «эталонные» комедии классицистов, заменен гибким стихотворным размером, позволившим передать все оттенки живой разговорной речи, — вольным ямбом. Пьеса кажется «перенаселенной» персонажами в сравнении с комедиями предшественников Грибоедова. Создается впечатление, что дом Фамусова и все происходящее в пьесе — только часть большого мира, который выведен из привычного полусонного состояния «безумцами», подобными Чацкому. Москва — временное пристанище пылкого героя, странствующего «по свету», небольшая «почтовая станция» на «столбовой дороге» его жизни. Здесь, не успев остыть от бешеной скачки, он сделал только небольшую остановку и, испытав «мильон терзаний», вновь отправился в путь.
В «Горе от ума» не пять, а четыре действия, поэтому нет характерной для «пятого акта» ситуации, когда все противоречия разрешаются и жизнь героев восстанавливает свое неспешное течение. Главный конфликт комедии, общественно-идеологический, остался неразрешенным: все происшедшее — только один из этапов идеологического самосознания консерваторов и их антагониста.
Важная особенность «Горя от ума» — переосмысление комических характеров и комических ситуаций: в комических противоречиях автор обнаруживает скрытый трагический потенциал. Не позволяя читателю и зрителю забыть о комизме происходящего, Грибоедов подчеркивает трагический смысл событий. Трагедийный пафос особенно усиливается в финале произведения: все основные персонажи четвертого действия, включая Молчалина и Фамусова, предстают не в традиционно-комедийных амплуа. Они больше напоминают героев трагедии. Подлинные трагедии Чацкого и Софьи дополнены «маленькими» трагедиями Молчалина, нарушившего свой обет молчания и поплатившегося за это, и униженного Фамусова, с трепетом ожидающего возмездия от московского «громовержца» в юбке — княгини Марьи Алексевны.
Принцип «единства характеров» — основа драматургии классицизма — оказался совершенно неприемлемым для автора «Горя от ума». «Портретность», то есть жизненную правду персонажей, которую «архаист» П.А. Катенин относил к «погрешностям» комедии, Грибоедов считал главным достоинством. Прямолинейность и односторонность в изображении центральных персонажей отброшены: не только Чацкий, но и Фамусов, Молчалин, Софья показаны людьми сложными, порой противоречивыми и непоследовательными в своих поступках и высказываниях. Их вряд ли уместно и возможно оценивать, используя полярные оценки («положительный» — «отрицательный»), ведь автор стремится показать в этих персонажах не «хорошее» и «плохое». Его интересует реальная сложность их характеров, а также обстоятельства, в которых проявляются их социальные и бытовые роли, мировоззрение, система жизненных ценностей и психология. К персонажам грибоедовской комедии можно с полным правом отнести слова, сказанные А.С.Пушкиным о Шекспире: это «существа живые, исполненные многих страстей…»
Каждое из главных действующих лиц оказывается как бы в фокусе самых разных мнений и оценок: ведь даже идейные противники или люди, не симпатизирующие друг другу, важны автору как источники мнений — из их «многоголосья» складываются словесные «портреты» героев. Пожалуй, молва играет в комедии не меньшую роль, чем в романе Пушкина « Евгений Онегин». Особенно насыщены разнообразной информацией суждения о Чацком — он предстает в зеркале своеобразной «устной газеты», создающейся на глазах зрителя или читателя обитателями фамусовского дома и его гостями. Можно с уверенностью утверждать, что это только первая волна московской молвы о петербургском вольнодумце. Светским сплетникам «сумасшедший» Чацкий надолго дал пищу для пересудов. Но «злые языки», которые для Молчалина «страшнее пистолета», ему не опасны. Чацкий — человек из другого мира, только на короткий миг он соприкоснулся с миром московских глупцов и сплетников и в ужасе отшатнулся от него.
Картина «общественного мненья», мастерски воссозданная Грибоедовым, складывается из устных высказываний персонажей. Их речь импульсивна, порывиста, отражает мгновенную реакцию на чужие мнения и оценки. Психологическая достоверность речевых портретов действующих лиц — одна из важнейших особенностей комедии. Словесный облик персонажей так же неповторим, как и их место в обществе, манера поведения и круг интересов. В толпе гостей, собравшихся в доме Фамусова, люди часто выделяются именно своим «голосом», особенностями речи.
Неповторим «голос» Чацкого: его «речевое поведение» уже в первых сценах выдает в нем убежденного противника московского барства. Слово героя — его единственное, но самое опасное «оружие» в длящейся весь долгий день «дуэли» правдолюбца с фамусовским обществом. Но в то же время Чацкий-идеолог, противостоящий косному московскому барству и выражающий авторскую точку зрения на русское общество, в понимании комедиографов — предшественников Грибоедова не может быть назван «однозначно положительным» персонажем. Поведение Чацкого — поведение обличителя, судьи, трибуна, ожесточенно нападающего на нравы, быт и психологию фамусовцев. Но автор указывает мотивы его странного поведения: ведь он приехал в Москву вовсе не как эмиссар петербургских вольнодумцев. Негодование, которым охвачен Чацкий, вызвано особым психологическим состоянием: его поведение определяют две страсти — любовь и ревность. В них главная причина его горячности. Именно поэтому, несмотря на силу своего ума, влюбленный Чацкий не владеет своими чувствами, вышедшими из-под контроля, не способен действовать разумно. Гнев просвещенного человека, соединившись с болью утраты возлюбленной, заставил его «метать бисер перед Репетиловыми». Поведение Чацкого комично, однако сам герой испытывает при этом подлинные душевные страдания, «мильон терзаний». Чацкий — трагический персонаж, попавший в комические обстоятельства.
Фамусов и Молчалин не похожи на традиционных комедийных «злодеев» или «тупиц». Фамусов — трагикомическое лицо, ведь в финальной сцене не только рушатся все его планы относительно замужества Софии — ему грозит потеря репутации, «доброго имени» в обществе. Для Фамусова это настоящая беда, и потому в конце последнего действия он восклицает в отчаянии: «Моя судьба еще ли не плачевна?». Трагикомично и положение Молчалина, который находится в безвыходном положении: плененный Лизой, он вынужден притворяться скромным и безропотным обожателем Софии. Молчалин понимает, что его отношения с ней вызовут раздражение и начальственный гнев Фамусова. Но и отвергнуть любовь Софии, полагает Молчалин, опасно: дочь имеет влияние на Фамусова и может отомстить, погубить его карьеру. Он оказался между двух огней: «барской любовью» дочери и неминуемым «барским гневом» отца.
«Люди, созданные Грибоедовым, сняты с натуры во весь рост, почерпнуты со дна действительной жизни, — подчеркнул критик А.А.Григорьев, — у них не написано на лбах их добродетелей и пороков, но они заклеймены печатью своего ничтожества, заклеймены мстительною рукою палача-художника».
В отличие от героев классицистических комедий, главные действующие лица «Горя от ума» (Чацкий, Молчалин, Фамусов) изображены в нескольких социальных ролях. Например, Чацкий не только вольнодумец, представитель молодого поколения 1810-х гг. Он и влюбленный, и помещик («имел душ сотни три»), и бывший военный (когда-то Чацкий служил в одном полку с Горичем). Фамусов не только московский «туз» и один из столпов «века минувшего». Мы видим его и в других социальных ролях: отца, пытающегося «пристроить» дочь, и государственного чиновника, «управляющего в казенном месте». Молчалин не только «секретарь Фамусова, живущий у него в доме» и «счастливый соперник» Чацкого: он принадлежит, как и Чацкий, к молодому поколению. Но его мировоззрение, идеалы и образ жизни не имеют с идеологией и жизнью Чацкого ничего общего. Они характерны для «молчаливого» большинства дворянской молодежи. Молчалин — один из тех, кто легко приспосабливается к любым обстоятельствам ради одной цели — подняться как можно выше по служебной лестнице.
Грибоедов пренебрегает важным правилом классицистической драматургии — единством сюжетного действия: в «Горе от ума» нет единого событийного центра (это и вызвало упреки литературных староверов в нечеткости «плана» комедии). Два конфликта и две сюжетные линии, в которых они реализуются (Чацкий — София и Чацкий — фамусовское общество), позволили драматургу искусно соединить глубину общественной проблематики и тонкий психологизм в изображении характеров героев.
Автор «Горя от ума» не ставил перед собой задачу разрушить поэтику классицизма. Его эстетическое кредо — творческая свобода (« Я как живу, так и пишу свободно и свободно »). Использование тех или иных художественных средств и приемов драматургии диктовалось конкретными творческими обстоятельствами, возникавшими в ходе работы над пьесой, а не отвлеченными теоретическими постулатами. Поэтому в тех случаях, когда требования классицизма ограничивали его возможности, не позволяя достичь желаемого художественного эффекта, он решительно отвергал их. Но нередко именно принципы классицистической поэтики позволяли эффективно решить художественную задачу.
Например, характерные для драматургии классицистов «единства» — единство места (дом Фамусова) и единство времени (все события происходят в течение одного дня) соблюдены. Они помогают добиться концентрации, «сгущения» действия. Мастерски использованы Грибоедовым и некоторые частные приемы поэтики классицизма: изображение персонажей в традиционных сценических амплуа (неудачливый герой-любовник, его пронырливый соперник, служанка — доверенное лицо своей госпожи, капризная и несколько взбалмошная героиня, обманутый отец, комическая старуха, сплетник и т.п.). Однако эти амплуа необходимы только как комедийная «подсветка», подчеркивающая главное — индивидуальность персонажей, своеобразие их характеров и положений.
В комедии немало «обстановочных лиц», «фигурантов» (так в старом театре называли эпизодических персонажей, создававших фон, «живые декорации » для главных героев). Как правило, их характер исчерпывающе раскрывается их «говорящими» фамилиями и именами. Тот же прием используется и для того, чтобы подчеркнуть главную черту в облике или положении некоторых центральных персонажей: Фамусов — всем известный, у всех на устах (от латинск. fama — молва), Репетилов — повторяющий чужое (от франц. repeter — повторять), София — мудрость (древнегреч. sophia), Чацкий в первой редакции был Чадским, то есть и «пребывающим в чаду», «начадившим». Зловещая фамилия Скалозуб — «перевертыш» (от слова «зубоскал»). Молчалин, Тугоуховские, Хлестова — эти фамилии «говорят» сами за себя.
В «Горе от ума» впервые в русской литературе (и что особенно важно – в драматургии) ярко проявились важнейшие особенности реалистического искусства. Реализм не только освобождает индивидуальность писателя от мертвящих «правил», «канонов» и «условностей», но и опирается на опыт других художественных систем.
По материалам:
История создания и анализ комедии «Горе от ума» Грибоедова А.С.Литература
Комедия в четырех действиях в стихах
ДЕЙСТВУЮЩИЕ:
Павел Афанасьевич Фамусов, управляющий в казенном месте
Софья Павловна, его дочь.
Лизанька, служанка.
Алексей Степанович Молчалин, секретарь Фамусова, живущий у него в доме.
Александр Андреевич Чацкий.
Полковник Скалозуб, Сергей Сергеевич.
Наталья Дмитриевна, молодая дама, Платон Михаилович, муж ее, — Горичи.
Князь Тугоуховский и Княгиня, жена его, с шестью дочерями.
Графиня бабушка, Графиня внучка, — Хрюмины.
Антон Антонович Загорецкий.
Старуха Хлестова, свояченица Фамусова.
Г.N.
Г.D.
Репетилов.
Петрушка и несколько говорящих слуг.
Множество гостей всякого разбора и их лакеев при разъезде.
Официанты Фамусова.
Действия комедии в стихах «Горе от ума»
- Действие 1
- Действие 2
- Действие 3
- Действие 4
- Примечания
Действие 1
Явление 1
Гостиная, в ней большие часы, справа дверь в спальню Софии, откудова
слышно фортопияно с флейтою, которые потом умолкают. Лизанька середи комнаты
спит, свесившись с кресел. (Утро, чуть день брежжится)
Лизанька (вдруг просыпается, встает с кресел, оглядывается)
Светает!.. Ах! как скоро ночь минула!
Вчера просилась спать — отказ,
«Ждем друга». — Нужен глаз да глаз,
Не спи, покудова не скатишься со стула.
Теперь вот только что вздремнула,
Уж день!.. сказать им…
(Стучится к Софии.)
Господа,
Эй! Софья Павловна, беда.
Зашла беседа ваша за ночь;
Вы глухи? — Алексей Степаныч!
Сударыня!..- И страх их не берет!
(Отходит от дверей.)
Ну, гость неприглашенный,
Быть может, батюшка войдет!
Прошу служить у барышни влюбленной!
(Опять к дверям)
Да расходитесь. Утро. — Что-с?
(Голос Софии)
Который час?
Лизанька
Все в доме поднялось.
София (из своей комнаты)
Который час?
Лизанька
Седьмой, осьмой, девятый.
София (оттуда же)
Неправда.
Лизанька (прочь от дверей)
Ах! амур * проклятый!
И слышат, не хотят понять,
Ну что бы ставни им отнять?
Переведу часы, хоть знаю: будет гонка,
Заставлю их играть.
(Лезет на стул, передвигает стрелку, часы бьют и играют.)
Явление 2
Лиза и Фамусов.
Лиза
Ах! барин!
Фамусов
Барин, да.
(Останавливает часовую музыку)
Ведь экая шалунья ты, девчонка.
Не мог придумать я, что это за беда!
То флейта слышится, то будто фортопьяно;
Для Софьи слишком было б рано??
Лиза
Нет, сударь, я… лишь невзначай…
Фамусов
Вот то-то невзначай, за вами примечай;
Так, верно, с умыслом.
(Жмется к ней и заигрывает)
Ой! зелье, * баловница.
Лиза
Вы баловник, к лицу ль вам эти лица!
Фамусов
Скромна, а ничего кроме
Проказ и ветру на уме.
Лиза
Пустите, ветреники сами,
Опомнитесь, вы старики…
Фамусов
Почти.
Лиза
Ну, кто придет, куда мы с вами?
Фамусов
Кому сюда придти?
Ведь Софья спит?
Лиза
Сейчас започивала.
Фамусов
Сейчас! А ночь?
Лиза
Ночь целую читала.
Фамусов
Вишь, прихоти какие завелись!
Лиза
Все по-французски, вслух, читает запершись.
Фамусов
Скажи-ка, что глаза ей портить не годится,
И в чтеньи прок-от не велик:
Ей сна нет от французских книг,
А мне от русских больно спится.
Лиза
Что встанет, доложусь,
Извольте же идти, разбудите, боюсь.
Фамусов
Чего будить? Сама часы заводишь,
На весь квартал симфонию гремишь.
Лиза (как можно громче)
Да полноте-с!
Фамусов (зажимает ей рот)
Помилуй, как кричишь.
С ума ты сходишь?
Лиза
Боюсь, чтобы не вышло из того…
Фамусов
Чего?
Лиза
Пора, сударь, вам знать, вы не ребенок;
У девушек сон утренний так тонок;
Чуть дверью скрипнешь, чуть шепнешь:
Все слышат…
Фамусов
Все ты лжешь.
Голос Софии
Эй, Лиза!
Фамусов (торопливо)
Тс!
(Крадется вон из комнаты на цыпочках.)
Лиза (одна)
Ушел… Ах! от господ подалей;
У них беды себе на всякий час готовь,
Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.
Явление 3
Лиза, София со свечкою, за ней Молчалин.
София
Что, Лиза, на тебя напало?
Шумишь…
Лиза
Конечно, вам расстаться тяжело?
До света запершись, и кажется все мало?
София
Ах, в самом деле рассвело!
(Тушит свечу.)
И свет и грусть. Как быстры ночи!
Лиза
Тужите, знай, со стороны нет мочи,
Сюда ваш батюшка зашел, я обмерла;
Вертелась перед ним, не помню что врала;
Ну что же стали вы? поклон, сударь, отвесьте.
Подите, сердце не на месте;
Смотрите на часы, взгляните-ка в окно:
Валит народ по улицам давно;
А в доме стук, ходьба, метут и убирают.
София
Счастливые часов не наблюдают.
Лиза
Не наблюдайте, ваша власть;
А что в ответ за вас, конечно, мне попасть.
София (Молчалину)
Идите; целый день еще потерпим скуку.
Лиза
Бог с вами-с; прочь возьмите руку.
(Разводит их, Молчалин в дверях сталкивается с Фамусовым.)
Явление 4
София, Лиза, Молчалин, Фамусов.
Фамусов
Что за оказия! * Молчалин, ты, брат?
Молчалин
Я-с.
Фамусов
Зачем же здесь? и в этот час?
И Софья!.. Здравствуй, Софья, что ты
Так рано поднялась! а? для какой заботы?
И как вас Бог не в пору вместе свел?
София
Он только что теперь вошел.
Молчалин
Сейчас с прогулки.
Фамусов
Друг. Нельзя ли для прогулок
Подальше выбрать закоулок?
А ты, сударыня, чуть из постели прыг,
С мужчиной! с молодым! — Занятье для девицы!
Всю ночь читает небылицы,
И вот плоды от этих книг!
А все Кузнецкий мост, * и вечные французы,
Оттуда моды к нам, и авторы, и музы:
Губители карманов и сердец!
Когда избавит нас творец
От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок!
И книжных и бисквитных лавок!..
София
Позвольте, батюшка, кружится голова;
Я от испуги * дух перевожу едва;
Изволили вбежать вы так проворно,
Смешалась я…
Фамусов
Благодарю покорно,
Я скоро к ним вбежал!
Я помешал! я испужал!
Я, Софья Павловна, расстроен сам, день целый
Нет отдыха, мечусь как словно угорелый.
По должности, по службе хлопотня,
Тот пристает, другой, всем дело до меня!
Но ждал ли новых я хлопот? чтоб был обманут…
София
Кем, батюшка?
Фамусов
Вот попрекать мне станут,
Что без толку всегда журю.
Не плачь, я дело говорю:
Уж об твоем ли не радели
Об воспитаньи! с колыбели!
Мать умерла: умел я принанять
В мадам Розье вторую мать.
Старушку-золото в надзор к тебе приставил:
Умна была, нрав тихий, редких правил.
Одно не к чести служит ей:
За лишних в год пятьсот рублей
Сманить себя другими допустила.
Да не в мадаме сила.
Не надобно иного образца,
Когда в глазах пример отца.
Смотри ты на меня: не хвастаю сложеньем;
Однако бодр и свеж, и дожил до седин,
Свободен, вдов, себе я господин…
Монашеским известен поведеньем!..
Лиза
Осмелюсь я, сударь…
Фамусов
Молчать!
Ужасный век! Не знаешь, что начать!
Все умудрились не по летам.
А пуще дочери, да сами добряки.
Дались нам эти языки!
Бepeм же побродяг, * и в дом и по билетам, *
Чтоб наших дочерей всему учить, всему —
И танцам! и пенью! и нежностям! и вздохам!
Как будто в жены их готовим скоморохам. *
Ты, посетитель, что? ты здесь, сударь, к чему?
Безродного пригрел и ввел в мое семейство,
Дал чин асессора * и взял в секретари;
В Москву переведен через мое содейство;
И будь не я, коптел бы ты в Твери.
София
Я гнева вашего никак не растолкую.
Он в доме здесь живет, великая напасть!
Шел в комнату, попал в другую.
Фамусов
Попал или хотел попасть?
Да вместе вы зачем? Нельзя, чтобы случайно.
София
Вот в чем, однако, случай весь:
Как давиче вы с Лизой были здесь,
Перепугал меня ваш голос чрезвычайно,
И бросилась сюда я со всех ног…
Фамусов
Пожалуй, на меня всю суматоху сложит.
Не в пору голос мой наделал им тревог!
София
По смутном сне безделица тревожит;
Сказать вам сон: поймете вы тогда.
Фамусов
Что за история?
София
Вам рассказать?
Фамусов
Ну да.
(Садится.)
София
Позвольте… видите ль… сначала
Цветистый луг; и я искала
Траву
Какую-то, не вспомню наяву.
Вдруг милый человек, один из тех, кого мы
Увидим — будто век знакомы,
Явился тут со мной; и вкрадчив, и умен,
Но робок… Знаете, кто в бедности рожден…
Фамусов
Ах! матушка, не довершай удара!
Кто беден, тот тебе не пара.
София
Потом пропало все: луга и небеса. —
Мы в темной комнате. Для довершенья чуда
Раскрылся пол — и вы оттуда,
Бледны, как смерть, и дыбом волоса!
Тут с громом распахнули двери
Какие-то не люди и не звери,
Нас врознь — и мучили сидевшего со мной.
Он будто мне дороже всех сокровищ,
Хочу к нему — вы тащите с собой:
Нас провожают стон, рев, хохот, свист чудовищ!
Он вслед кричит!.. —
Проснулась. — Кто-то говорит, —
Ваш голос был; что, думаю, так рано?
Бегу сюда — и вас обоих нахожу.
Фамусов
Да, дурен сон, как погляжу.
Тут все есть, коли нет обмана:
И черти и любовь, и страхи и цветы.
Ну, сударь мой, а ты?
Молчалин
Я слышал голос ваш.
Фамусов
Забавно.
Дался им голос мой, и как себе исправно
Всем слышится, и всех сзывает до зари!
На голос мой спешил, за чем же? — говори.
Молчалин
С бумагами-с.
Фамусов
Да! их недоставало.
Помилуйте, что это вдруг припало
Усердье к письменным делам!
(Встает.)
Ну, Сонюшка, тебе покой я дам:
Бывают странны сны, а наяву страннее;
Искала ты себе травы,
На друга набрела скорее;
Повыкинь вздор из головы;
Где чудеса, там мало складу. —
Поди-ка, ляг, усни опять.
(Молчалину)
Идем бумаги разбирать.
Молчалин
Я только нес их для докладу,
Что в ход нельзя пустить без справок, без иных,
Противуречья есть, и многое не дельно.
Фамусов
Боюсь, сударь, я одного смертельно,
Чтоб множество не накоплялось их;
Дай волю вам, оно бы и засело;
А у меня, что дело, что не дело,
Обычай мой такой:
Подписано, так с плеч долой.
(Уходит с Молчалиным, в дверях пропускает его вперед.)
Явление 5
София, Лиза.
Лиза
Ну вот у праздника! ну вот вам и потеха!
Однако нет, теперь уж не до смеха;
В глазах темно, и замерла душа;
Грех не беда, молва не хороша.
София
Что мне молва? Кто хочет, так и судит,
Да батюшка задуматься принудит:
Брюзглив, неугомонен, скор,
Таков всегда, а с этих пор…
Ты можешь посудить…
Лиза
Сужу-с не по рассказам;
Запрет он вас, — добро еще со мной;
А то, помилуй Бог, как разом
Меня, Молчалина и всех с двора долой.
София
Подумаешь, как счастье своенравно!
Бывает хуже, с рук сойдет;
Когда ж печальное ничто на ум нейдет,
Забылись музыкой, и время шло так плавно;
Судьба нас будто берегла;
Ни беспокойства, ни сомненья…
А горе ждет из-за угла.
Лиза
Вот то-то-с, моего вы глупого сужденья
Не жалуете никогда:
Ан вот беда.
На что вам лучшего пророка?
Твердила я: в любви не будет в этой прока
Ни во веки веков.
Как все московские, ваш батюшка таков:
Желал бы зятя он с звездами, да с чинами,
А при звездах не все богаты, между нами;
Ну, разумеется к тому б
И деньги, чтоб пожить, чтоб мог давать он балы;
Вот, например, полковник Скалозуб:
И золотой мешок, и метит в генералы.
София
Куда как мил! и весело мне страх
Выслушивать о фрунте * и рядах;
Он слова умного не выговорил сроду, —
Мне все равно, что за него, что в воду.
Лиза
Да-с, так сказать речист, а больно не хитер;
Но будь военный, будь он статский, *
Кто так чувствителен, и весел, и остер,
Как Александр Андреич Чацкий!
Не для того, чтоб вас смутить;
Давно прошло, не воротить,
А помнится…
София
Что помнится? Он славно
Пересмеять умеет всех;
Болтает, шутит, мне забавно;
Делить со всяким можно смех.
Лиза
И только? будто бы? — Слезами обливался,
Я помню, бедный он, как с вами расставался. —
Что, сударь, плачете? живите-ка смеясь…
А он в ответ: «Недаром, Лиза, плачу:
Кому известно, что найду я воротясь?
И сколько, может быть, утрачу!»
Бедняжка будто знал, что года через три…
София
Послушай, вольности ты лишней не бери.
Я очень ветрено, быть может, поступила,
И знаю, и винюсь; но где же изменила?
Кому? чтоб укорять неверностью могли.
Да, с Чацким, правда, мы воспитаны, росли:
Привычка вместе быть день каждый неразлучно
Связала детскою нас дружбой; но потом
Он съехал, уж у нас ему казалось скучно,
И редко посещал наш дом;
Потом опять прикинулся влюбленным,
Взыскательным и огорченным!!.
Остер, умен, красноречив,
В друзьях особенно счастлив,
Вот об себе задумал он высоко…
Охота странствовать напала на него,
Ах! если любит кто кого,
Зачем ума искать и ездить так далеко?
Лиза
Где носится? в каких краях?
Лечился, говорят, на кислых он водах, *
Не от болезни, чай, от скуки, — повольнее.
София
И, верно, счастлив там, где люди посмешнее.
Кого люблю я, не таков:
Молчалин, за других себя забыть готов,
Враг дерзости, — всегда застенчиво, несмело
Ночь целую с кем можно так провесть!
Сидим, а на дворе давно уж побелело,
Как думаешь? чем заняты?
Лиза
Бог весть,
Сударыня, мое ли это дело?
София
Возьмет он руку, к сердцу жмет,
Из глубины души вздохнет,
Ни слова вольного, и так вся ночь проходит,
Рука с рукой, и глаз с меня не сводит. —
Смеешься! можно ли! чем повод подала
Тебе я к хохоту такому!
Лиза
Мне-с?.. ваша тетушка на ум теперь пришла,
Как молодой француз сбежал у ней из дому.
Голубушка! хотела схоронить
Свою досаду, не сумела:
Забыла волосы чернить
И через три дни поседела.
(Продолжает хохотать.)
София (с огорчением)
Вот так же обо мне потом заговорят.
Лиза
Простите, право, как Бог свят,
Хотела я, чтоб этот смех дурацкий
Вас несколько развеселить помог.
Явление 6
София, Лиза, слуга, за ним Чацкий.
Слуга
К вам Александр Андреич Чацкий.
(Уходит.)
Явление 7
София, Лиза, Чацкий.
Чацкий
Чуть свет уж на ногах! и я у ваших ног.
(С жаром целует руку.)
Ну поцелуйте же, не ждали? говорите!
Что ж, ради? * Нет? В лицо мне посмотрите.
Удивлены? и только? вот прием!
Как будто не прошло недели;
Как будто бы вчера вдвоем
Мы мочи нет друг другу надоели;
Ни на волос любви! куда как хороши!
И между тем, не вспомнюсь, без души,
Я сорок пять часов, глаз мигом не прищуря,
Верст больше седьмисот пронесся, — ветер, буря;
И растерялся весь, и падал сколько раз —
И вот за подвиги награда!
София
Ах! Чацкий, я вам очень рада.
Чацкий
Вы ради? в добрый час.
Однако искренно кто ж радуется эдак?
Мне кажется, так напоследок
Людей и лошадей знобя,
Я только тешил сам себя.
Лиза
Вот, сударь, если бы вы были за дверями,
Ей-Богу, нет пяти минут,
Как поминали вас мы тут.
Сударыня, скажите сами.
София
Всегда, не только что теперь. —
Не можете мне сделать вы упрека.
Кто промелькнет, отворит дверь,
Проездом, случаем, из чужа, из далека —
С вопросом я, хоть будь моряк:
Не повстречал ли где в почтовой вас карете?
Чацкий
Положимте, что так.
Блажен, кто верует, тепло ему на свете! —
Ах! Боже мой! ужли я здесь опять,
В Москве! у вас! да как же вас узнать!
Где время то? где возраст тот невинный,
Когда, бывало, в вечер длинный
Мы с вами явимся, исчезнем тут и там,
Играем и шумим по стульям и столам.
А тут ваш батюшка с мадамой, за пикетом; *
Мы в темном уголке, и кажется, что в этом!
Вы помните? вздрогнем, что скрипнет столик, дверь…
София
Ребячество!
Чацкий
Да-с, а теперь,
В седьмнадцать лет вы расцвели прелестно,
Неподражаемо, и это вам известно,
И потому скромны, не смотрите на свет.
Не влюблены ли вы? прошу мне дать ответ,
Без думы, полноте смущаться.
София
Да хоть кого смутят
Вопросы быстрые и любопытный взгляд…
Чацкий
Помилуйте, не вам, чему же удивляться?
Что нового покажет мне Москва?
Вчера был бал, а завтра будет два.
Тот сватался — успел, а тот дал промах.
Все тот же толк, * и те ж стихи в альбомах.
София
Гоненье на Москву. Что значит видеть свет!
Где ж лучше?
Чацкий
Где нас нет.
Ну что ваш батюшка? все Английского клоба
Старинный, верный член до гроба?
Ваш дядюшка отпрыгал ли свой век?
А этот, как его, он турок или грек?
Тот черномазенький, на ножках журавлиных,
Не знаю, как его зовут,
Куда ни сунься: тут как тут,
В столовых и в гостиных.
А трое из бульварных лиц, *
Которые с полвека молодятся?
Родных мильон у них, и с помощью сестриц
Со всей Европой породнятся.
А наше солнышко? наш клад?
На лбу написано: Театр и Маскерад; *
Дом зеленью раскрашен в виде рощи,
Сам толст, его артисты тощи.
На бале, помните, открыли мы вдвоем
За ширмами, в одной из комнат посекретней,
Был спрятан человек и щелкал соловьем,
Певец зимой погоды летней.
А тот чахоточный, родня вам, книгам враг,
В ученый комитет * который поселился
И с криком требовал присяг,
Чтоб грамоте никто не знал и не учился?
Опять увидеть их мне суждено судьбой!
Жить с ними надоест, и в ком не сыщешь пятен?
Когда ж постранствуешь, воротишься домой,
И дым Отечества нам сладок и приятен!
София
Вот вас бы с тетушкою свесть,
Чтоб всех знакомых перечесть.
Чацкий
А тетушка? все девушкой, Минервой? *
Все фрейлиной * Екатерины Первой?
Воспитанниц и мосек полон дом?
Ах! к воспитанью перейдем.
Что нынче, так же, как издревле,
Хлопочут набирать учителей полки,
Числом поболее, ценою подешевле?
Не то, чтобы в науке далеки;
В России, под великим штрафом,
Нам каждого признать велят
Историком и географом!
Наш ментор, * помните колпак его, халат,
Перст * указательный, все признаки ученья
Как наши робкие тревожили умы,
Как с ранних пор привыкли верить мы,
Что нам без немцев нет спасенья!
А Гильоме, француз, подбитый ветерком?
Он не женат еще?
София
На ком?
Чацкий
Хоть на какой-нибудь княгине
Пульхерии Андревне, например?
София
Танцмейстер! можно ли!
Чацкий
Что ж, он и кавалер.
От нас потребуют с именьем быть и в чине,
А Гильоме!.. — Здесь нынче тон каков
На съездах, на больших, по праздникам приходским?
Господствует еще смешенье языков:
Французского с нижегородским?
София
Смесь языков?
Чацкий
Да, двух, без этого нельзя ж.
София
Но мудрено из них один скроить, как ваш.
Чацкий
По крайней мере не надутый.
Вот новости! — я пользуюсь минутой,
Свиданьем с вами оживлен,
И говорлив; а разве нет времен,
Что я Молчалина глупее? Где он, кстати?
Еще ли не сломил безмолвия печати?
Бывало песенок где новеньких тетрадь
Увидит, пристает: пожалуйте списать.
А впрочем, он дойдет до степеней известных,
Ведь нынче любят бессловесных.
София
Не человек, змея!
(Громко и принужденно.)
Хочу у вас спросить:
Случалось ли, чтоб вы смеясь? или в печали?
Ошибкою? добро о ком-нибудь сказали?
Хоть не теперь, а в детстве, может быть.
Чацкий
Когда все мягко так? и нежно, и незрело?
На что же так давно? вот доброе вам дело:
Звонками только что гремя
И день и ночь по снеговой пустыне,
Спешу к вам, голову сломя.
И как вас нахожу? в каком-то строгом чине!
Вот полчаса холодности терплю!
Лицо святейшей богомолки!.. —
И все-таки я вас без памяти люблю.
(Минутное молчание.)
Послушайте, ужли слова мои все колки?
И клонятся к чьему-нибудь вреду?
Но если так: ум с сердцем не в ладу.
Я в чудаках иному чуду
Раз посмеюсь, потом забуду:
Велите ж мне в огонь: пойду как на обед.
София
Да, хорошо — сгорите, если ж нет?
Явление 8
София, Лиза, Чацкий, Фамусов.
Фамусов
Вот и другой!
София
Ах, батюшка, сон в руку.
(Уходит.)
Фамусов (ей вслед вполголоса)
Проклятый сон.
Явление 9
Фамусов, Чацкий (смотрит на дверь, в которую София вышла)
Фамусов
Ну выкинул ты штуку!
Три года не писал двух слов!
И грянул вдруг как с облаков.
(Обнимаются.)
Здорово, друг, здорово, брат, здорово.
Рассказывай, чай у тебя готово
Собранье важное вестей?
Садись-ка, объяви скорей.
(Садятся.)
Чацкий (рассеянно)
Как Софья Павловна у вас похорошела!
Фамусов
Вам, людям молодым, другого нету дела,
Как замечать девичьи красоты:
Сказала что-то вскользь, а ты,
Я чай, надеждами занесся, заколдован.
Чацкий
Ах! нет; надеждами я мало избалован.
Фамусов
«Сон в руку» — мне она изволила шепнуть,
Вот ты задумал…
Чацкий
Я? — Ничуть.
Фамусов
О ком ей снилось? что такое?
Чацкий
Я не отгадчик снов.
Фамусов
Не верь ей, все пустое.
Чацкий
Я верю собственным глазам;
Век не встречал, подписку дам,
Чтоб было ей хоть несколько подобно!
Фамусов
Он все свое. Да расскажи подробно,
Где был? Скитался столько лет!
Откудова теперь?
Чацкий
Теперь мне до того ли!
Хотел объехать целый свет,
И не объехал сотой доли.
(Встает поспешно.)
Простите; я спешил скорее видеть вас,
Не заезжал домой. Прощайте! Через час
Явлюсь, подробности малейшей не забуду;
Вам первым, вы потом рассказывайте всюду.
(В дверях.)
Как хороша!
(Уходит.)
Явление 10
Фамусов (один)
Который же из двух?
«Ах! батюшка, сон в руку!»
И говорит мне это вслух!
Ну, виноват! Какого ж дал я крюку!
Молчалин давиче в сомненье ввел меня.
Теперь… да в полмя из огня:
Тот нищий, этот франт-приятель;
Отъявлен * мотом, сорванцом,
Что за комиссия, * Создатель,
Быть взрослой дочери отцом!
(Уходит.)
Действие 2
Явление 1
Фамусов, слуга.
Фамусов
Петрушка, вечно ты с обновкой,
С разодранным локтем. Достань-ка календарь;
Читай не так, как пономарь, *
А с чувством, с толком, с расстановкой.
Постой же. — На листе черкни на записном,
Противу будущей недели:
К Прасковье Федоровне в дом
Во вторник зван я на форели.
Куда как чуден создан свет!
Пофилософствуй — ум вскружится;
То бережешься, то обед:
Ешь три часа, а в три дни не сварится!
Отметь-ка, в тот же день… Нет, нет.
В четверг я зван на погребенье.
Ох, род людской! пришло в забвенье,
Что всякий сам туда же должен лезть,
В тот ларчик, где ни стать, ни сесть.
Но память по себе намерен кто оставить
Житьем похвальным, вот пример:
Покойник был почтенный камергер,
С ключом, и сыну ключ умел доставить;
Богат, и на богатой был женат;
Переженил детей, внучат;
Скончался; все о нем прискорбно поминают.
Кузьма Петрович! Мир ему! —
Что за тузы в Москве живут и умирают! —
Пиши: в четверг, одно уж к одному,
А может в пятницу, а может и в субботу,
Я должен у вдовы, у докторши, крестить.
Она не родила, но по расчету
По моему: должна родить…
Явление 2
Фамусов, слуга, Чацкий.
Фамусов
A! Александр Андреич, просим,
Садитесь-ка.
Чацкий
Вы заняты?
Фамусов (слуге)
Поди.
(Слуга уходит.)
Да, разные дела на память в книгу вносим,
Забудется, того гляди.
Чацкий
Вы что-то не веселы стали;
Скажите, отчего? Приезд не в пору мой?
Уж Софье Павловне какой
Не приключилось ли печали?..
У вас в лице, в движеньях суета.
Фамусов
Ах! батюшка, нашел загадку:
Не весел я!.. В мои лета
Не можно же пускаться мне вприсядку!
Чацкий
Никто не приглашает вас;
Я только что спросил два слова
Об Софье Павловне: быть может, нездорова?
Фамусов
Тьфу, Господи прости! Пять тысяч раз
Твердит одно и то же!
То Софьи Павловны на свете нет пригоже,
То Софья Павловна больна.
Скажи, тебе понравилась она?
Обрыскал свет; не хочешь ли жениться?
Чацкий
А вам на что?
Фамусов
Меня не худо бы спроситься,
Ведь я ей несколько сродни;
По крайней мере искони *
Отцом недаром называли.
Чацкий
Пусть я посватаюсь, вы что бы мне сказали?
Фамусов
Сказал бы я, во-первых: не блажи,
Именьем, брат, не управляй оплошно,
А, главное, поди-тка послужи.
Чацкий
Служить бы рад, прислуживаться тошно.
Фамусов
Вот то-то, все вы гордецы!
Спросили бы, как делали отцы?
Учились бы на старших глядя:
Мы, например, или покойник дядя,
Максим Петрович: он не то на серебре,
На золоте едал; сто человек к услугам;
Весь в орденах; езжал-то вечно цугом; *
Век при дворе, да при каком дворе!
Тогда не то, что ныне,
При государыне служил Екатерине.
А в те поры все важны! в сорок пуд…
Раскланяйся — тупеем * не кивнут.
Вельможа в случае * — тем паче,
Не как другой, и пил и ел иначе.
А дядя! что твой князь? что граф?
Сурьезный взгляд, надменный нрав.
Когда же надо подслужиться,
И он сгибался вперегиб:
На куртаге * ему случилось обступиться;
Упал, да так, что чуть затылка не пришиб;
Старик заохал, голос хрипкой;
Был высочайшею пожалован улыбкой;
Изволили смеяться; как же он?
Привстал, оправился, хотел отдать поклон,
Упал вдругорядь — уж нарочно,
А хохот пуще, он и в третий так же точно.
А? как по вашему? по нашему — смышлен.
Упал он больно, встал здорово.
Зато, бывало, в вист * кто чаще приглашен?
Кто слышит при дворе приветливое слово?
Максим Петрович! Кто пред всеми знал почет?
Максим Петрович! Шутка!
В чины выводит кто и пенсии дает?
Максим Петрович. Да! Вы, нынешние, — нутка!
Чацкий
И точно, начал свет глупеть,
Сказать вы можете вздохнувши;
Как посравнить да посмотреть
Век нынешний и век минувший:
Свежо предание, а верится с трудом,
Как тот и славился, чья чаще гнулась шея;
Как не в войне, а в мире брали лбом,
Стучали об пол не жалея!
Кому нужда: тем спесь, лежи они в пыли,
А тем, кто выше, лесть, как кружево, плели.
Прямой был век покорности и страха,
Все под личиною усердия к царю.
Я не об дядюшке об вашем говорю;
Его не возмутим мы праха:
Но между тем кого охота заберет,
Хоть в раболепстве самом пылком,
Теперь, чтобы смешить народ,
Отважно жертвовать затылком?
А сверстничек, а старичок
Иной, глядя на тот скачок,
И разрушаясь в ветхой коже,
Чай приговаривал: «Ax! если бы мне тоже!»
Хоть есть охотники поподличать везде,
Да нынче смех страшит и держит стыд в узде;
Недаром жалуют их скупо государи.
Фамусов
Ах! Боже мой! он карбонари! *
Чацкий
Нет, нынче свет уж не таков.
Фамусов
Опасный человек!
Чацкий
Вольнее всякий дышит
И не торопится вписаться в полк шутов.
Фамусов
Что говорит! и говорит, как пишет!
Чацкий
У покровителей зевать на потолок,
Явиться помолчать, пошаркать, пообедать,
Подставить стул, поднять платок.
Фамусов
Он вольность хочет проповедать!
Чацкий
Кто путешествует, в деревне кто живет…
Фамусов
Да он властей не признает!
Чацкий
Кто служит делу, а не лицам…
Фамусов
Строжайше б запретил я этим господам
На выстрел подъезжать к столицам.
Чацкий
Я наконец вам отдых дам…
Фамусов
Терпенья, мочи нет, досадно.
Чацкий
Ваш век бранил я беспощадно,
Предоставляю вам во власть:
Откиньте часть,
Хоть нашим временам в придачу;
Уж так и быть, я не поплачу.
Фамусов
И знать вас не хочу, разврата не терплю.
Чацкий
Я досказал.
Фамусов
Добро, заткнул я уши.
Чацкий
На что ж? я их не оскорблю.
Фамусов (скороговоркой)
Вот рыскают по свету, бьют баклуши,
Воротятся, от них порядка жди.
Чацкий
Я перестал…
Фамусов
Пожалуй, пощади.
Чацкий
Длить споры не мое желанье.
Фамусов
Хоть душу отпусти на покаянье!
Явление 3
Слуга (входит)
Полковник Скалозуб.
Фамусов (ничего не видит и не слышит)
Тебя уж упекут
Под суд, как пить дадут.
Чацкий
Пожаловал к вам кто-то на дом.
Фамусов
Не слушаю, под суд!
Чацкий
К вам человек с докладом.
Фамусов
Не слушаю, под суд! под суд!
Чацкий
Да обернитесь, вас зовут.
Фамусов (оборачивается)
А? бунт? ну так и жду содома. *
Слуга
Полковник Скалозуб. Прикажете принять?
Фамусов (встает)
Ослы! сто раз вам повторять?
Принять его, позвать, просить, сказать, что дома,
Что очень рад. Пошел же, торопись.
(Слуга уходит.)
Пожало-ста, сударь, при нем остерегись:
Известный человек, солидный,
И знаков тьму отличья нахватал;
Не по летам и чин завидный,
Не нынче завтра генерал.
Пожало-ста при нем веди себя скромненько…
Эх! Александр Андреич, дурно, брат!
Ко мне он жалует частенько;
Я всякому, ты знаешь, рад,
В Москве прибавят вечно втрое:
Вот будто женится на Сонюшке. Пустое!
Он, может быть, и рад бы был душой,
Да надобности сам не вижу я большой
Дочь выдавать ни завтра, ни сегодня;
Ведь Софья молода. А впрочем, власть Господня.
Пожало-ста при нем не спорь ты вкривь и вкось
И завиральные идеи эти брось.
Однако нет его! какую бы причину…
А! знать, ко мне пошел в другую половину.
(Поспешно уходит.)
Явление 4
Чацкий
Как суетится! что за прыть?
А Софья? — Нет ли впрямь тут жениха какого?
С которых пор меня дичится, как чужого!
Как здесь бы ей не быть!!.
Кто этот Скалозуб? отец им сильно бредит,
А может быть, не только что отец…
Ах! тот скажи любви конец,
Кто на три года вдаль уедет.
Явление 5
Чацкий, Фамусов, Скалозуб.
Фамусов
Сергей Сергеич, к нам сюда-с.
Прошу покорно, здесь теплее;
Прозябли вы, согреем вас;
Отдушничек отвернем поскорее.
Скалозуб (густым басом)
Зачем же лазить, например,
Самим!.. Мне совестно, как честный офицер.
Фамусов
Неужто для друзей не делать мне ни шагу,
Сергей Сергеич дорогой! Кладите шляпу, сденьте шпагу;
Вот вам софа, раскиньтесь на покой.
Скалозуб
Куда прикажете, лишь только бы усесться.
(Садятся все трое. Чацкий поодаль.)
Фамусов
Ах! батюшка, сказать, чтоб не забыть:
Позвольте нам своими счесться,
Хоть дальними, — наследства не делить;
Не знали вы, а я подавно, —
Спасибо научил двоюродный ваш брат, —
Как вам доводится Настасья Николавна?
Скалозуб
He знаю-с, виноват;
Мы с нею вместе не служили.
Фамусов
Сергей Сергеич, это вы ли!
Нет! я перед родней, где встретится, ползком;
Сыщу ее на дне морском.
При мне служащие чужие очень редки;
Все больше сестрины, свояченицы детки;
Один Молчалин мне не свой,
И то затем, что деловой.
Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку,
Ну как не порадеть родному человечку!..
Однако братец ваш мне друг и говорил,
Что вами выгод тьму по службе получил.
Скалозуб
В тринадцатом году мы отличались с братом
В тридцатом егерском *, а после в сорок пятом.
Фамусов
Да, счастье, у кого есть эдакий сынок!
Имеет, кажется, в петличке орденок?
Скалозуб
За третье августа; засели мы в траншею:
Ему дан с бантом, мне на шею *.
Фамусов
Любезный человек, и посмотреть — так хват.
Прекрасный человек двоюродный ваш брат.
Скалозуб
Но крепко набрался каких-то новых правил.
Чин следовал ему; он службу вдруг оставил,
В деревне книги стал читать.
Фамусов
Вот молодость!.. — читать!.. а после хвать!..
Вы повели себя исправно:
Давно полковники, а служите недавно.
Скалозуб
Довольно счастлив я в товарищах моих,
Вакансии * как раз открыты;
То старших выключат иных,
Другие, смотришь, перебиты.
Фамусов
Да, чем кого Господь поищет, вознесет!
Скалозуб
Бывает, моего счастливее везет.
У нас в пятнадцатой дивизии, не дале,
Об нашем хоть сказать бригадном генерале.
Фамусов
Помилуйте, а вам чего недостает?
Скалозуб
Не жалуюсь, не обходили,
Однако за полком два года поводили.
Фамусов
В погонь ли за полком? *
Зато, конечно, в чем другом
За вами далеко тянуться.
Скалозуб
Нет-с, старее меня по корпусу найдутся,
Я с восемьсот девятого служу;
Да, чтоб чины добыть, есть многие каналы;
Об них как истинный философ я сужу:
Мне только бы досталось в генералы.
Фамусов
И славно судите, дай Бог здоровья вам
И генеральский чин; а там
Зачем откладывать бы дальше
Речь завести об генеральше?
Скалозуб
Жениться? Я ничуть не прочь.
Фамусов
Что ж? у кого сестра, племянница есть, дочь;
В Москве ведь нет невестам перевода;
Чего? плодятся год от года;
А, батюшка, признайтесь, что едва
Где сыщется столица, как Москва.
Скалозуб
Дистанции * огромного размера.
Фамусов
Вкус, батюшка, отменная манера;
На все свои законы есть:
Вот, например, у нас уж исстари ведется,
Что по отцу и сыну честь:
Будь плохенький, да если наберется
Душ тысячки две родовых, —
Тот и жених.
Другой хоть прытче будь, надутый всяким чванством,
Пускай себе разумником слыви,
А в семью не включат. На нас не подиви.
Ведь только здесь еще и дорожат дворянством.
Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль:
Кто хочет к нам пожаловать, — изволь;
Дверь отперта для званных и незванных,
Особенно из иностранных;
Хоть честный человек, хоть нет,
Для нас равнехонько, про всех готов обед.
Возьмите вы от головы до пяток,
На всех московских есть особый отпечаток.
Извольте посмотреть на нашу молодежь,
На юношей — сынков и внучат.
Журим мы их, а если разберешь, —
В пятнадцать лет учителей научат!
А наши старички?? — Как их возьмет задор,
Засудят об делах, что слово — приговор, —
Ведь столбовые * все, в ус никого не дуют;
И об правительстве иной раз так толкуют,
Что если б кто подслушал их… беда!
Не то, чтоб новизны вводили, — никогда,
Спаси нас Боже! Нет. А придерутся
К тому, к сему, а чаще ни к чему,
Поспорят, пошумят, и… разойдутся.
Прямые канцлеры * в отставке — по уму!
Я вам скажу, знать, время не приспело,
Но что без них не обойдется дело. —
А дамы? — сунься кто, попробуй, овладей;
Судьи всему, везде, над ними нет судей;
За картами когда восстанут общим бунтом,
Дай Бог терпение, — ведь сам я был женат.
Скомандовать велите перед фрунтом!
Присутствовать пошлите их в Сенат!
Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна!
Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна!
А дочек кто видал, всяк голову повесь…
Его величество король был прусский здесь,
Дивился не путем московским он девицам,
Их благонравью, а не лицам;
И точно, можно ли воспитаннее быть!
Умеют же себя принарядить
Тафтицей, бархатцем и дымкой, *
Словечка в простоте не скажут, все с ужимкой;
Французские романсы вам поют
И верхние выводят нотки,
К военным людям так и льнут.
А потому, что патриотки.
Решительно скажу: едва
Другая сыщется столица, как Москва.
Скалозуб
По моему сужденью,
Пожар способствовал ей много к украшенью *.
Фамусов
Не поминайте нам, уж мало ли крехтят!
С тех пор дороги, тротуары,
Дома и все на новый лад.
Чацкий
Дома новы, но предрассудки стары.
Порадуйтесь, не истребят
Ни годы их, ни моды, ни пожары.
Фамусов (Чацкому)
Эй, завяжи на память узелок;
Просил я помолчать, не велика услуга.
(Скалозубу)
Позвольте, батюшка. Вот-с — Чацкого, мне друга,
Андрея Ильича покойного сынок:
Не служит, то есть в том он пользы не находит,
Но захоти — так был бы деловой.
Жаль, очень жаль, он малый с головой,
И славно пишет, переводит.
Нельзя не пожалеть, что с эдаким умом…
Чацкий
Нельзя ли пожалеть об ком-нибудь другом?
И похвалы мне ваши досаждают.
Фамусов
Не я один, все также осуждают.
Чацкий
А судьи кто? — За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забытых газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют все песнь одну и ту же,
Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.
Где, укажите нам, отечества отцы, *
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,
Великолепные соорудя палаты,
Где разливаются в пирах и мотовстве,
И где не воскресят клиенты-иностранцы *
Прошедшего житья подлейшие черты.
Да и кому в Москве не зажимали рты
Обеды, ужины и танцы?
Не тот ли, вы к кому меня еще с пелен,
Для замыслов каких-то непонятных,
Дитей возили на поклон?
Тот Нестор * негодяев знатных,
Толпою окруженный слуг;
Усердствуя, они в часы вина и драки
И честь и жизнь его не раз спасали: вдруг
На них он выменил борзые три собаки!!!
Или вон тот еще, который для затей
На крепостной балет согнал на многих фурах
От матерей, отцов отторженных детей?!
Сам погружен умом в Зефирах и в Амурах,
Заставил всю Москву дивиться их красе!
Но должников * не согласил к отсрочке:
Амуры и Зефиры все
Распроданы поодиночке!!!
Вот те, которые дожили до седин!
Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!
Вот наши строгие ценители и судьи!
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдется — враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
Или в душе его сам Бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным, —
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! опасным!! —
Мундир! один мундир! он в прежнем их быту
Когда-то укрывал, расшитый и красивый,
Их слабодушие, рассудка нищету;
И нам за ними в путь счастливый!
И в женах, дочерях — к мундиру та же страсть!
Я сам к нему давно ль от нежности отрекся?!
Теперь уж в это мне ребячество не впасть;
Но кто б тогда за всеми не повлекся?
Когда из гвардии, иные от двора
Сюда на время приезжали, —
Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали!
Фамусов (про себя)
Уж втянет он меня в беду.
(Громко)
Сергей Сергеич, я пойду
И буду ждать вас в кабинете.
(Уходит.)
Явление 6
Скалозуб, Чацкий.
Скалозуб
Мне нравится, при этой смете
Искусно как коснулись вы
Предубеждения Москвы
К любимцам, к гвардии, к гвардейским, к гвардионцам; *
Их золоту, шитью дивятся, будто солнцам!
А в первой армии когда отстали? в чем?
Все так прилажено, и тальи все так узки,
И офицеров вам начтем,
Что даже говорят, иные, по-французски.
Явление 7
Скалозуб, Чацкий, София, Лиза.
София (бежит к окну)
Ах! Боже мой! упал, убился!
(Теряет чувства.)
Чацкий
Кто?
Кто это?
Скалозуб
С кем беда?
Чацкий
Она мертва со страху!
Скалозуб
Да кто? откудова?
Чацкий
Ушибся обо что?
Скалозуб
Уж не старик ли наш дал маху?
Лиза (хлопочет около барышни)
Кому назначено-с, не миновать судьбы:
Молчалин на лошадь садился, ногу в стремя,
А лошадь на дыбы,
Он об землю и прямо в темя.
Скалозуб
Поводья затянул, ну, жалкий же ездок.
Взглянуть, как треснулся он — грудью или в бок?
(Уходит.)
Явление 8
Те же, без Скалозуба.
Чацкий
Помочь ей чем? Скажи скорее.
Лиза
Там в комнате вода стоит.
(Чацкий бежит и приносит. Все следующее — вполголоса, — до того, как София очнется.)
Стакан налейте.
Чацкий
Уж налит.
Шнуровку отпусти вольнее,
Виски ей уксусом потри,
Опрыскивай водой. — Смотри:
Свободнее дыханье стало.
Повеять чем?
Лиза
Вот опахало.
Чацкий
Гляди в окно:
Молчалин на ногах давно!
Безделица ее тревожит.
Лиза
Да-с, барышнин несчастен нрав:
Со стороны смотреть не может,
Как люди падают стремглав.
Чацкий
Опрыскивай еще водою.
Вот так. Еще. Еще.
София (с глубоким вздохом)
Кто здесь со мною?
Я точно как во сне.
(Торопко и громко.)
Где он? что с ним? Скажите мне.
Чацкий
Пускай себе сломил бы шею,
Вас чуть было не уморил.
София
Убийственны холодностью своею!
Смотреть на вас, вас слушать нету сил.
Чацкий
Прикажете мне за него терзаться?
София
Туда бежать, там быть, помочь ему стараться.
Чацкий
Чтоб оставались вы без помощи одне?
София
На что вы мне?
Да, правда: не свои беды — для вас забавы,
Отец родной убейся — все равно.
(Лизе)
Пойдем туда, бежим.
Лиза (отводит ее а сторону)
Опомнитесь! куда вы?
Он жив, здоров, смотрите здесь в окно.
(София в окошко высовывается.)
Чацкий
Смятенье! обморок! поспешность! гнев! испуга!
Так можно только ощущать,
Когда лишаешься единственного друга.
София
Сюда идут. Руки не может он поднять.
Чацкий
Желал бы с ним убиться…
Лиза
Для компаньи?
София
Нет, оставайтесь при желаньи.
Явление 9
София, Лиза, Чацкий, Скалозуб, Молчалин (с подвязанною рукою).
Скалозуб
Воскрес и невредим, рука
Ушиблена слегка,
И впрочем, все фальшивая тревога.
Молчалин
Я вас перепугал, простите ради Бога.
Скалозуб
Ну, я не знал, что будет из того
Вам ирритация. * Опрометью вбежали. —
Мы вздрогнули! — Вы в обморок упали,
И что ж? — весь страх из ничего.
София (не глядя ни на кого)
Ах! очень вижу: из пустого,
А вся еще теперь дрожу.
Чацкий (про себя)
С Молчалиным ни слова!
София
Однако о себе скажу,
Что не труслива. Так, бывает,
Карета свалится, — подымут: я опять
Готова сызнова скакать;
Но все малейшее в других меня пугает,
Хоть нет великого несчастья от того,
Хоть незнакомый мне, — до этого нет дела.
Чацкий (про себя)
Прощенья просит у него,
Что раз о ком-то пожалела!
Скалозуб
Позвольте, расскажу вам весть:
Княгиня Ласова какая-то здесь есть,
Наездница, вдова, но нет примеров,
Чтоб ездило с ней много кавалеров.
На днях расшиблась в пух, —
Жоке * не поддержал, считал он, видно, мух. —
И без того она, как слышно, неуклюжа,
Теперь ребра недостает,
Так для поддержки ищет мужа.
София
Ax, Александр Андреич, вот —
Явитесь, вы вполне великодушны:
К несчастью ближнего вы так неравнодушны.
Чацкий
Да-с, это я сейчас явил
Моим усерднейшим стараньем,
И прысканьем, и оттираньем;
Не знаю для кого, но вас я воскресил!
(Берет шляпу и уходит.)
Явление 10
Те же, кроме Чацкого.
София
Вы вечером к нам будете?
Скалозуб
Как рано?
София
Пораньше; съедутся домашние друзья
Потанцевать под фортопияно, —
Мы в трауре, так балу дать нельзя.
Скалозуб
Явлюсь, но к батюшке зайти я обещался,
Откланяюсь.
София
Прощайте.
Скалозуб (жмет руку Молчалину)
Ваш слуга.
(Уходит.)
Явление 11
София, Лиза, Молчалин.
София
Молчалин! как во мне рассудок цел остался!
Ведь знаете, как жизнь мне ваша дорога!
Зачем же ей играть, и так неосторожно?
Скажите, что у вас с рукой?
Не дать ли капель вам? не нужен ли покой?
Пошлемте к доктору, пренебрегать не должно.
Молчалин
Платком перевязал, не больно мне с тех пор.
Лиза
Ударюсь об заклад, что вздор;
И если б не к лицу, не нужно перевязки;
А то не вздор, что вам не избежать огласки:
На смех, того гляди, подымет Чацкий вас;
И Скалозуб, как свой хохол закрутит,
Расскажет обморок, прибавит сто прикрас;
Шутить и он горазд, ведь нынче кто не шутит!
София
А кем из них я дорожу?
Хочу — люблю, хочу — скажу.
Молчалин! будто я себя не принуждала?
Вошли вы, слова не сказала,
При них не смела я дохнуть,
У вас спросить, на вас взглянуть.
Молчалин
Нет, Софья Павловна, вы слишком откровенны.
София
Откуда скрытность почерпнуть!
Готова я была в окошко, к вам прыгнуть.
Да что мне до кого? до них? до всей вселенны?
Смешно? — пусть шутят их; досадно? — пусть бранят.
Молчалин
Не повредила бы нам откровенность эта.
София
Неужто на дуэль вас вызвать захотят?
Молчалин
Ах! злые языки страшнее пистолета.
Лиза
Сидят они у батюшки теперь,
Вот кабы вы порхнули в дверь
С лицом веселым, беззаботно:
Когда нам скажут, что хотим —
Куда как верится охотно!
И Александр Андреич, — с ним
О прежних днях, о тех проказах
Поразвернитесь-ка в рассказах:
Улыбочка и пара слов,
И кто влюблен — на все готов.
Молчалин
Я вам советовать не смею.
(Целует ей руку.)
София
Хотите вы?.. Пойду любезничать сквозь слез;
Боюсь, что выдержать притворства не сумею.
Зачем сюда Бог Чацкого принес!
(Уходит.)
Явление 12
Молчалин, Лиза
Молчалин
Веселое созданье ты! живое!
Лиза
Прошу пустить, и без меня вас двое.
Молчалин
Какое личико твое!
Как я тебя люблю!
Лиза
А барышню?
Молчалин
Ее
По должности, тебя…
(Хочет ее обнять.)
Лиза
От скуки.
Прошу подальше руки!
Молчалин
Есть у меня вещицы три:
Есть туалет, прехитрая работа —
Снаружи зеркальцо, и зеркальцо внутри,
Кругом все прорезь, позолота;
Подушечка, из бисера узор;
И перламутровый прибор —
Игольничек и ножинки, как милы!
Жемчужинки, растертые в белилы!
Помада есть для губ, и для других причин,
С духами скляночка: резеда и жасмин.
Лиза
Вы знаете, что я не льщусь на интересы;
Скажите лучше, почему
Вы с барышней скромны, а с горнишной повесы?
Молчалин
Сегодня болен я, обвязки не сниму;
Приди в обед, побудь со мною;
Я правду всю тебе открою.
(Уходит в боковую дверь.)
Явление 13
София, Лиза.
София
Была у батюшки, там нету никого.
Сегодня я больна, и не пойду обедать,
Скажи Молчалину, и позови его,
Чтоб он пришел меня проведать.
(Уходит к себе.)
Явление 14
Лиза
Ну! люди в здешней стороне!
Она к нему, а он ко мне,
А я… одна лишь я любви до смерти трушу, —
А как не полюбить буфетчика Петрушу!
Действие 3
Явление 1
Чацкий, потом София.
Чацкий
Дождусь ее, и вынужу признанье:
Кто наконец ей мил? Молчалин! Скалозуб!
Молчалин прежде был так глуп!..
Жалчайшее созданье!
Уж разве поумнел?.. А тот —
Хрипун, * удавленник, фагот, *
Созвездие маневров и мазурки! *
Судьба любви — играть ей в жмурки.
А мне…
(Входит София.)
Вы здесь? я очень рад,
Я этого желал.
София (про себя)
И очень невпопад.
Чацкий
Конечно, не меня искали?
София
Я не искала вас.
Чацкий
Дознаться мне нельзя ли,
Хоть и некстати, нужды нет:
Кого вы любите?
София
Ах! Боже мой! весь свет.
Чацкий
Кто более вам мил?
София
Есть многие, родные.
Чацкий
Все более меня?
София
Иные.
Чацкий
И я чего хочу, когда все решено?
Мне в петлю лезть, а ей смешно.
София
Хотите ли знать истины два слова?
Малейшая в ком странность чуть видна,
Веселость ваша не скромна,
У вас тотчас уж острота готова,
А сами вы…
Чацкий
Я сам? не правда ли, смешон?
София
Да! грозный взгляд, и резкий тон,
И этих в вас особенностей бездна;
А над собой гроза куда не бесполезна.
Чацкий
Я странен, а не странен кто ж?
Тот, кто на всех глупцов похож;
Молчалин, например…
София
Примеры мне не новы;
Заметно, что вы желчь на всех излить готовы;
А я, чтоб не мешать, отсюда уклонюсь.
Чацкий (держит ее)
Постойте же.
(В сторону)
Раз в жизни притворюсь.
(Громко)
Оставимте мы эти пренья.
Перед Молчалиным не прав я, виноват;
Быть может он не то, что три года назад:
Есть на земле такие превращенья
Правлений, климатов, и нравов, и умов,
Есть люди важные, слыли за дураков:
Иной по армии, иной плохим поэтом,
Иной… Боюсь назвать, но признано всем светом,
Особенно в последние года,
Что стали умны хоть куда.
Пускай в Молчалине ум бойкий, гений смелый,
Но есть ли в нем та страсть? то чувство? пылкость та?
Чтоб, кроме вас, ему мир целый
Казался прах и суета?
Чтоб сердца каждое биенье
Любовью ускорялось к вам?
Чтоб мыслям были всем, и всем его делам
Душою — вы, вам угожденье?..
Сам это чувствую, сказать я не могу,
Но что теперь во мне кипит, волнует, бесит,
Не пожелал бы я и личному врагу,
А он?.. смолчит и голову повесит.
Конечно, смирен, все такие не резвы;
Бог знает, в нем какая тайна скрыта;
Бог знает, за него что выдумали вы,
Чем голова его ввек не была набита.
Быть может, качеств ваших тьму,
Любуясь им, вы придали ему;
Не грешен он ни в чем, вы во сто раз грешнее.
Нет! нет! пускай умен, час от часу умнее,
Но вас он стоит ли? вот вам один вопрос.
Чтоб равнодушнее мне понести утрату,
Как человеку вы, который с вами взрос,
Как другу вашему, как брату,
Мне дайте убедиться в том;
Потом
От сумасшествия могу я остеречься;
Пушусь подалее простыть, охолодеть.
Не думать о любви, но буду я уметь
Теряться по свету, забыться и развлечься.
София (про себя)
Вот нехотя с ума свела!
(Вслух)
Что притворяться?
Молчалин давиче мог без руки остаться,
Я живо в нем участье приняла;
А вы, случась на эту пору,
Не позаботились расчесть,
Что можно доброй быть ко всем и бeз разбору;
Но может истина в догадках ваших есть,
И горячо его беру я под защиту;
Зачем же быть, скажу вам напрямик,
Так невоздержну на язык?
В презреньи к людям так нескрыту?
Что и смирнейшему пощады нет!.. чего?
Случись кому назвать его:
Град колкостей и шуток ваших грянет.
Шутить! и век шутить! как вас на это станет!
Чацкий
Ах! Боже мой! неужли я из тех,
Которым цель всей жизни — смех?
Мне весело, когда смешных встречаю,
А чаще с ними я скучаю.
София
Напрасно: это все относится к другим,
Молчалин вам наскучил бы едва ли,
Когда б сошлись короче с ним.
Чацкий (с жаром)
Зачем же вы его так коротко узнали?
София
Я не старалась, Бог нас свел.
Смотрите, дружбу всех он в доме приобрел;
При батюшке три года служит,
Тот часто без толку сердит,
А он безмолвием его обезоружит,
От доброты души простит.
И, между прочим,
Веселостей искать бы мог;
Ничуть: от старичков не ступит за порог;
Мы резвимся, хохочем,
Он с ними целый день засядет, рад не рад,
Играет…
Чацкий
Целый день играет!
Молчит, когда его бранят!
(В сторону)
Она его не уважает.
София
Конечно нет в нем этого ума,
Что гений для иных, а для иных чума,
Который скор, блестящ и скоро опротивит,
Который свет ругает наповал,
Чтоб свет об нем хоть что-нибудь сказал;
Да эдакий ли ум семейство осчастливит?
Чацкий
Сатира и мораль — смысл этого всего?
(В сторону)
Она не ставит в грош его.
София
Чудеснейшего свойства
Он наконец: уступчив, скромен, тих.
В лице ни тени беспокойства,
И на душе проступков никаких,
Чужих и вкривь и вкось не рубит, —
Вот я за что его люблю.
Чацкий (в сторону)
Шалит, она его не любит.
(Вслух)
Докончить я вам пособлю
Молчалина изображенье.
Но Скалозуб? вот загляденье;
За армию стоит горой,
И прямизною стана,
Лицом и голосом герой…
София
Не моего романа.
Чацкий
Не вашего? кто разгадает вас?
Явление 2
Чацкий, София, Лиза.
Лиза (шепотом)
Сударыня, за мной сейчас
К вам Алексей Степаныч будет.
София
Простите, надобно идти мне поскорей.
Чацкий
Куда?
София
К прихмахеру.
Чацкий
Бог с ним.
София
Щипцы простудит.
Чацкий
Пускай себе…
София
Нельзя, ждем на вечер гостей.
Чацкий
Бог с вами, остаюсь опять с моей загадкой.
Однако дайте мне зайти, хотя украдкой,
К вам в комнату на несколько минут;
Там стены, воздух — все приятно!
Согреют, оживят, мне отдохнуть дадут
Воспоминания об том, что невозвратно!
Не засижусь, войду, всего минуты две,
Потом, подумайте, член Английского клуба,
Я там дни целые пожертвую молве
Про ум Молчалина, про душу Скалозуба.
(София пожимает плечами, уходит к себе и запирается, за нею и Лиза.)
Явление 3
Чацкий, потом Молчалин.
Чацкий
Ах! Софья! Неужли Молчалин избран ей!
А чем не муж? Ума в нем только мало;
Но чтоб иметь детей,
Кому ума недоставало?
Услужлив, скромненький, в лице румянец есть.
(Входит Молчалин.)
Вон он на цыпочках, и не богат словами;
Какою ворожбой умел к ней в сердце влезть!
(Обращается к нему.)
Нам, Алексей Степаныч, с вами
Не удалось сказать двух слов.
Ну, образ жизни ваш каков?
Без горя нынче? без печали?
Молчалин
По-прежнему-с.
Чацкий
А прежде как живали?
Молчалин
День за день, нынче, как вчера.
Чацкий
К перу от карт? и к картам от пера?
И положенный час приливам и отливам?
Молчалин
По мере я трудов и сил,
С тех пор, как числюсь по Архивам, *
Три награжденья получил.
Чацкий
Взманили почести и знатность?
Молчалин
Нет-с, свой талант у всех…
Чацкий
У вас?
Молчалин
Два-с:
Умеренность и аккуратность.
Чацкий
Чудеснейшие два! и стоят наших всех.
Молчалин
Вам не дались чины, по службе неуспех?
Чацкий
Чины людьми даются,
А люди могут обмануться.
Молчалин
Как удивлялись мы!
Чацкий
Какое ж диво тут?
Молчалин
Жалели вас.
Чацкий
Напрасный труд.
Молчалин
Татьяна Юрьевна рассказывала что-то,
Из Петербурга воротясь,
С министрами про вашу связь,
Потом разрыв…
Чацкий
Ей почему забота?
Молчалин
Татьяне Юрьевне!
Чацкий
Я с нею не знаком.
Молчалин
С Татьяной Юрьевной!!
Чацкий
С ней век мы не встречались;
Слыхал, что вздорная.
Молчалин
Да это, полно, та ли-с?
Татьяна Юрьевна!!!
Известная, — притом
Чиновные и должностные —
Все ей друзья и все родные;
К Татьяне Юрьевне хоть раз бы съездить вам.
Чацкий
На что же?
Молчалин
Так: частенько там
Мы покровительство находим, где не метим.
Чацкий
Я езжу к женщинам, да только не за этим.
Молчалин
Как обходительна! добра! мила! проста!
Балы дает нельзя богаче.
От Рождества и до поста,
И летом праздники на даче.
Ну, право, что бы вам в Москве у нас служить?
И награжденья брать и весело пожить?
Чацкий
Когда в делах — я от веселий прячусь,
Когда дурачиться — дурачусь,
А смешивать два эти ремесла
Есть тьма искусников, я не из их числа.
Молчалин
Простите, впрочем тут не вижу преступленья;
Вот сам Фома Фомич, знаком он вам?
Чацкий
Ну что ж?
Молчалин
При трех министрах был начальник отделенья.
Переведен сюда…
Чацкий
Хорош!
Пустейший человек, из самых бестолковых.
Молчалин
Как можно! слог его здесь ставят в образец!
Читали вы?
Чацкий
Я глупостей не чтец,
А пуще образцовых.
Молчалин
Нет, мне так довелось с приятностью прочесть,
Не сочинитель я…
Чацкий
И по всему заметно.
Молчалин
Не смею моего сужденья произнесть.
Чацкий
Зачем же так секретно?
Молчалин
В мои лета не должно сметь
Свое суждение иметь.
Чацкий
Помилуйте, мы с вами не ребяты,
Зачем же мнения чужие только святы?
Молчалин
Ведь надобно ж зависеть от других.
Чацкий
Зачем же надобно?
Молчалин
В чинах мы небольших.
Чацкий (почти громко)
С такими чувствами, с такой душою
Любим!.. Обманщица смеялась надо мною!
Явление 4
Вечер. Все двери настежь, кроме в спальню к Софии. В перспективе раскрывается ряд освещенных комнат. Слуги суетятся; один из них, главный, говорит:
Эй! Филька, Фомка, ну, ловчей!
Столы для карт, мел, щеток и свечей!
(Стучится к Софии в дверь.)
Скажитe барышне скорее, Лизавета:
Наталья Дмитревна, и с мужем, и к крыльцу
Еще подъехала карета.
(Расходятся, остается один Чацкий.)
Явление 5
Чацкий, Наталья Дмитриевна, молодая дама.
Наталья Дмитриевна
Не ошибаюсь ли!.. он точно, по лицу…
Ах! Александр Андреич, вы ли?
Чацкий
С сомненьем смотрите от ног до головы,
Неужли так меня три года изменили?
Наталья Дмитриевна
Я полагала вас далеко от Москвы.
Давно ли?
Чацкий
Нынче лишь…
Наталья Дмитриевна
Надолго?
Чацкий
Как случится.
Однако, кто, смотря на вас, не подивится?
Полнее прежнего, похорошели страх;
Моложе вы, свежее стали;
Огонь, румянец, смех, игра во всех чертах.
Наталья Дмитриевна
Я замужем.
Чацкий
Давно бы вы сказали!
Наталья Дмитриевна
Мой муж — прелестный муж, вот он сейчас войдет,
Я познакомлю вас, хотите?
Чацкий
Прошу.
Наталья Дмитриевна
И знаю наперед,
Что вам понравится. Взгляните и судите!
Чацкий
Я верю, он вам муж.
Наталья Дмитриевна
О нет-с, не потому;
Сам по себе, по нраву, по уму.
Платон Михайлыч мой единственный, бесценный!
Теперь в отставке, был военный;
И утверждают все, кто только прежде знал,
Что с храбростью его, с талантом,
Когда бы службу продолжал,
Конечно, был бы он московским комендантом.
Явление 6
Чацкий, Наталья Дмитриевна, Платон Михайлович
Наталья Дмитриевна
Вот мой Платон Михайлыч.
Чацкий
Ба!
Друг старый, мы давно знакомы, вот судьба!
Платон Михайлович
Здорово, Чацкий, брат!
Чацкий
Платон любезный, славно,
Похвальный лист тебе: ведешь себя исправно.
Платон Михайлович
Как видишь, брат:
Московский житель и женат.
Чацкий
Забыт шум лагерный, товарищи и братья?
Спокоен и ленив?
Платон Михаилович
Нет, есть таки занятья:
На флейте я твержу дуэт
А-мольный… *
Чацкий
Что твердил назад тому пять лет?
Ну, постоянный вкус! в мужьях всего дороже!
Платон Михаилович
Брат, женишься, тогда меня вспомянь!
От скуки будешь ты свистеть одно и тоже.
Чацкий
От скуки! как? уж ты ей платишь дань?
Наталья Дмитриевна
Платон Михайлыч мой к занятьям склонен разным,
Которых нет теперь, — к ученьям и смотрам,
К манежу… иногда скучает по утрам.
Чацкий
А кто, любезный друг, велит тебе быть праздным?
В полк, эскадрон дадут. Ты обер или штаб? *
Наталья Дмитриевна
Платон Михайлыч мой здоровьем очень слаб.
Чацкий
Здоровьем слаб! Давно ли?
Наталья Дмитриевна
Все рюматизм * и головные боли.
Чацкий
Движенья более. В деревню, в теплый край.
Будь чаще на коне. Деревня летом — рай.
Наталья Дмитриевна
Платон Михайлыч город любит,
Москву; за что в глуши он дни свои погубит!
Чацкий
Москву и город … Ты чудак!
А помнишь прежнее?
Платон Михаилович
Да, брат, теперь не так…
Наталья Дмитриевна
Ах, мой дружочек!
Здесь так свежо, что мочи нет,
Ты распахнулся весь и расстегнул жилет.
Платон Михаилович
Теперь, брат, я не тот…
Наталья Дмитриевна
Послушайся разочек,
Мой милый, застегнись скорей.
Платон Михайлович (хладнокровно)
Сейчас.
Наталья Дмитриевна
Да отойди подальше от дверей,
Сквозной там ветер дует сзади!
Платон Михаилович
Теперь, брат, я не тот…
Наталья Дмитриевна
Мой ангел, Бога ради
От двери дальше отойди.
Платон Михайлович (глаза к небу)
Ах! матушка!
Чацкий
Ну, Бог тебя суди;
Уж точно, стал не тот в короткое ты время;
Не в прошлом ли году, в конце,
В полку тебя я знал? лишь утро: ногу в стремя
И носишься на борзом жеребце;
Осенний ветер дуй, хоть спереди, хоть с тыла.
Платон Михайлович (со вздохом)
Эх! братец! славное тогда житье-то было.
Явление 7
Те же, Князь Тугоуховский и Княгиня с шестью дочерьми.
Наталья Дмитриевна (тоненьким голоском)
Князь Петр Ильич, княгиня! Боже мой!
Княжна Зизи! Мими!
(Громкие лобызания, потом усаживаются и осматривают одна другую с
головы до ног.)
1-я княжна
Какой фасон прекрасный!
2-я княжна
Какие складочки!
1-я княжна
Обшито бахромой.
Наталья Дмитриевна
Нет, если б видели мой тюрлюрлю * атласный!
3-я княжна
Какой эшарп * cousin * мне подарил!
4-я княжна
Ах! да, барежевый! *
5-я княжна
Ах! прелесть!
6-я княжна
Ах! как мил!
Княгиня
Сс! — Кто это в углу, взошли мы, поклонился?
Наталья Дмитриевна
Приезжий, Чацкий.
Княгиня
От-став-ной?
Наталья Дмитриевна
Да, путешествовал, недавно воротился.
Княгиня
И хо-ло-стой?
Наталья Дмитриевна
Да, не женат.
Княгиня
Князь, князь, сюда. — Живее.
Князь (к ней оборачивает слуховую трубку)
О-хм!
Княгиня
К нам на вечер, в четверг, проси скорее
Натальи Дмитревны знакомого: вон он!
Князь
И-хм!
(Отправляется, вьется около Чацкого и покашливает.)
Княгиня
Вот то-то детки:
Им бал, а батюшка таскайся на поклон;
Танцовщики ужасно стали редки!..
Он камер-юнкер? *
Наталья Дмитриевна
Нет.
Княгиня
Бо-гат?
Наталья Дмитриевна
О, нет!
Княгиня (громко, что есть мочи)
Князь, князь! Назад!
Явление 8
Те же и Графини Хрюмины: бабушка и внучка.
Графиня внучка
Ax! Grand’ maman! * Ну, кто так рано приезжает?
Мы первые!
(Пропадает в боковую комнату.)
Княгиня
Вот нас честит!
Вот первая, и нас за никого считает!
Зла, в девках целый век, уж Бог ее простит.
Графиня внучка (вернувшись, направляет на Чацкого двойной лорнет)
Мсье Чацкий! вы в Москве! как были, все такие?
Чацкий
На что меняться мне?
Графиня внучка
Вернулись холостые?
Чацкий
На ком жениться мне?
Графиня внучка
В чужих краях на ком?
О! наших тьма, без дальних справок,
Там женятся и нас дарят родством
С искусницами модных лавок.
Чацкий
Несчастные! должны ль упреки несть
От подражательниц модисткам?
За то, что смели предпочесть
Оригиналы спискам? *
Явление 9
Те же и множество других гостей. Между прочими Загорецкий. Мужчины
являются, шаркают, отходят в сторону, кочуют из комнаты в комнату и проч.
София от себя выходит; все к ней навстречу.
Графиня внучка
Eh! bon soir! vous voila! Jamais trop diligente,
Vous nous donnez toujours le plaisir de l’attente *.
Загорецкий (Софье)
На завтрашний спектакль имеете билет?
София
Нет.
Загорецкий
Позвольте вам вручить, напрасно бы кто взялся
Другой вам услужить, зато
Куда я ни кидался!
В контору — все взято,
К директору, — он мне приятель, —
С зарей в шестом часу, и кстати ль!
Уж с вечера никто достать не мог;
К тому, к сему, всех сбил я с ног;
И этот наконец похитил уже силой
У одного, старик он хилый,
Мне друг, известный домосед;
Пусть дома просидит в покое.
София
Благодарю вас за билет,
А за старанье вдвое.
(Являются еще кое-какие, тем временем Загорецкий отходит к мужчинам.)
Загорецкий
Платон Михайлыч…
Платон Михаилович
Прочь!
Поди ты к женщинам, лги им и их морочь;
Я правду об тебе порасскажу такую,
Что хуже всякой лжи. Вот, брат,
(Чацкому)
рекомендую!
Как эдаких людей учтивее зовут?
Нежнее? — человек он светский,
Отъявленный мошенник, плут:
Антон Антоныч Загорецкий.
При нем остерегись: переносить * горазд,
И в карты не садись: продаст.
Загорецкий
Оригинал! брюзглив, а без малейшей злобы.
Чацкий
И оскорбляться вам смешно бы;
Окроме честности, есть множество отрад:
Ругают здесь, а там благодарят.
Платон Михаилович
Ох, нет, братец! у нас ругают
Везде, а всюду принимают.
(Загорецкий мешается в толпу.)
Явление 10
Те же и Хлестова.
Хлестова
Легко ли в шестьдесят пять лет
Тащиться мне к тебе, племянница?.. — Мученье!
Час битый ехала с Покровки, * силы нет;
Ночь — светапреставленье! *
От скуки я взяла с собой
Арапку-девку да собачку;
Вели их накормить ужо, дружочек мой,
От ужина сошли подачку.
Княгиня, здравствуйте!
(Села.)
Ну, Софьюшка, мой друг,
Какая у меня арапка для услуг:
Курчавая! горбом лопатки!
Сердитая! все кошачьи ухватки!
Да как черна! да как страшна!
Ведь создал же Господь такое племя!
Черт сущий; в девичьей * она;
Позвать ли?
София
Нет-с, в другое время.
Хлестова
Представь: их, как зверей, выводят напоказ…
Я слушала, там… город есть турецкий…
А знаешь ли, кто мне припас? —
Антон Антоныч Загорецкий.
(Загорецкий выставляется вперед.)
Лгунишка он, картежник, вор.
(Загорецкий исчезает.)
Я от него было и двери на запор;
Да мастер услужить: мне и сестре Прасковье
Двоих арапченков на ярмарке достал;
Купил, он говорит, чай в карты сплутовал;
А мне подарочек, дай Бог ему здоровье!
Чацкий (с хохотом Платону Михайловичу)
Не поздоровится от эдаких похвал,
И Загорецкий сам не выдержал, пропал.
Хлестова
Кто этот весельчак? Из звания какого?
София
Вон этот? Чацкий.
Хлестова
Ну? а что нашел смешного?
Чему он рад? Какой тут смех?
Над старостью смеяться грех.
Я помню, ты дитей с ним часто танцевала,
Я за уши его дирала, только мало.
Явление 11
Те же и Фамусов.
Фамусов (громогласно)
Ждем князя Петра Ильича,
А князь уж здесь! А я забился там, в портретной!
Где Скалозуб Сергей Сергеич? а?
Нет; кажется, что нет. — Он человек заметный —
Сергей Сергеич Скалозуб.
Хлестова
Творец мой! оглушил, звончее всяких труб!
Явление 12
Те же и Скалозуб, потом Молчалин.
Фамусов
Сергей Сергеич, запоздали;
А мы вас ждали, ждали, ждали.
(Подводит к Хлестовой.)
Моя невестушка, которой уж давно
Об вас говорено.
Хлестова (сидя)
Вы прежде были здесь… в полку… в том… в гренадерском? *
Скалозуб (басом)
В его высочества, хотите вы сказать,
Ново-землянском мушкетерском. *
Хлестова
Не мастерица я полки-та различать.
Скалозуб
А форменные есть отлички:
В мундирах выпушки, погончики, петлички.
Фамусов
Пойдемте, батюшка, там вас я насмешу;
Курьезный вист у нас. За нами, князь! прошу.
(Его и князя уводит с собою.)
Хлестова (Софии)
Ух! я точнехонько избавилась от петли;
Ведь полоумный твой отец:
Дался ему трех сажень удалец, —
Знакомит, не спросясь, приятно ли нам, нет ли?
Молчалин (подает ей карту)
Я вашу партию составил: мосье Кок,
Фома Фомич и я.
Хлестова
Спасибо, мой дружок.
(Встает.)
Молчалин
Ваш шпиц — прелестный шпиц, не более наперстка!
Я гладил все его; как шелковая шерстка!
Хлестова
Спасибо, мой родной.
(Уходит, зa нею Молчалин и многие другие.)
Явление 13
Чацкий, София и несколько посторонних, которые в продолжении
расходятся.
Чацкий
Ну! тучу разогнал…
София
Нельзя ль не продолжать?
Чацкий
Чем вас я напугал?
За то, что он смягчил разгневанную гостью,
Хотел я похвалить.
София
А кончили бы злостью.
Чацкий
Сказать вам, что я думал? Вот:
Старушки все — народ сердитый;
Не худо, чтоб при них услужник знаменитый
Тут был, как громовой отвод.
Молчалин! — Кто другой так мирно все уладит!
Там моську вовремя погладит!
Тут в пору карточку вотрет!
В нем Загорецкий не умрет!
Вы давиче его мне исчисляли свойства,
Но многие забыли? — да?
(Уходит.)
Явление 14
София, потом Г.N.
София (про себя)
Ах! этот человек всегда
Причиной мне ужасного расстройства!
Унизить рад, кольнуть, завистлив, горд и зол!
Г.N. (подходит)
Вы в размышленьи.
София
Об Чацком.
Г.N.
Как его нашли по возвращеньи?
София
Он не в своем уме.
Г.N.
Ужли с ума сошел?
София (помолчавши)
Не то, чтобы совсем…
Г.N.
Однако есть приметы?
София (смотрит на него пристально)
Мне кажется.
Г.N.
Как можно, в эти леты!
София
Как быть!
(В сторону)
Готов он верить!
А, Чацкий! Любите вы всех в шуты рядить,
Угодно ль на себя примерить?
(Уходит.)
Явление 15
Г.N., потом Г.D.
Г.N.
С ума сошел!.. Ей кажется!.. вот на!
Недаром? Стало быть… с чего б взяла она?
Ты слышал?
Г.D.
Что?
Г.N.
Об Чацком?
Г.D.
Что такое?
Г.N.
С ума сошел!
Г.D.
Пустое.
Г.N.
Не я сказал, другие говорят.
Г.D.
А ты расславить это рад?
Г.N.
Пойду, осведомлюсь; чай, кто-нибудь да знает.
(Уходит.)
Явление 16
Г.D., потом Загорецкий.
Г.D.
Верь болтуну!
Услышит вздор, и тотчас повторяет!
Ты знаешь ли об Чацком?
Загорецкий
Ну?
Г.D.
С ума сошел!
Загорецкий
А! знаю, помню, слышал.
Как мне не знать? примерный случай вышел;
Его в безумные упрятал дядя-плут…
Схватили, в желтый дом, * и на цепь посадили.
Г.D.
Помилуй, он сейчас здесь в комнате был, тут.
Загорецкий
Так с цепи, стало быть, спустили.
Г.D.
Ну, милый друг, с тобой не надобно газет.
Пойду-ка я, расправлю крылья,
У всех повыспрошу; однако чур! секрет.
Явление 17
Загорецкий, потом Графиня внучка.
Загорецкий
Который Чацкий тут? — Известная фамилья.
С каким-то Чацким я когда-то был знаком. —
Вы слышали об нем?
Графиня внучка
Об ком?
Загорецкий
Об Чацком, он сейчас здесь в комнате был.
Графиня внучка
Знаю.
Я говорила с ним.
Загорецкий
Так я вас поздравляю!
Он сумасшедший…
Графиня внучка
Что?
Загорецкий
Да, он сошел с ума.
Графиня внучка
Представьте, я заметила сама;
И хоть пари держать, со мной в одно вы слово.
Явление 18
Те же и Графиня бабушка.
Графиня внучка
Ah! grand’ maman, вот чудеса! вот ново!
Вы не слыхали здешних бед?
Послушайте. Вот прелести! вот мило!..
Графиня бабушка
Мой труг, мне уши залошило;
Скаши покромче…
Графиня внучка
Время нет!
(Указывает на Загорецкого.)
Il vous dira toute l’histoire… *
Пойду, спрошу…
(Уходит.)
Явление 19
Загорецкий, Графиня бабушка.
Графиня бабушка
Что? что? уж нет ли здесь пошара?
Загорецкий
Нет, Чацкий произвел всю эту кутерьму.
Графиня бабушка
Как, Чацкого? Кто свел в тюрьму?
Загорецкий
В горах изранен в лоб, сошел с ума от раны.
Графиня бабушка
Что? к фармазонам * в клоб? Пошел он в пусурманы?
Загорецкий
Ее не вразумишь.
(Уходит.)
Графиня бабушка
Антон Антоныч! Ах!
И он пешит, все в страхе, впопыхах.
Явление 20
Графиня бабушка и Князь Тугоуховский.
Графиня бабушка
Князь, князь! Ох, этот князь, по палам, сам чуть тышит!
Князь, слышали?
Князь
Э — хм?
Графиня бабушка
Он ничего не слышит!
Хоть, мошет, видели, здесь полицмейстер * пыл?
Князь
Э — хм?
Графиня бабушка
В тюрьму-та, князь, кто Чацкого схватил?
Князь
И — хм?
Графиня бабушка
Тесак ему да ранец,
В солтаты! Шутка ли! переменил закон!
Князь
У-хм?
Графиня бабушка
Да!.. в пусурманах он! Ах! окаянный волтерьянец! *
Что? а? глух, мой отец; достаньте свой рожок.
Ох! глухота большой порок.
Явление 21
Те же и Хлестова, София, Молчалин, Платон Михайлович, Наталья
Дмитриевна, Графиня внучка, Княгиня с дочерьми, Загорецкий, Скалозуб, потом
Фамусов и многие другие.
Хлестова
С ума сошел! прошу покорно!
Да невзначай! да как проворно!
Ты, Софья, слышала?
Платон Михайлович
Кто первый разгласил?
Наталья Дмитриевна
Ах, друг мой, все!
Платон Михайлович
Ну все, так верить поневоле,
А мне сомнительно.
Фамусов (входя)
О чем? о Чацком, что ли?
Чего сомнительно? Я первый, я открыл!
Давно дивлюсь я, как никто его не свяжет!
Попробуй о властях — и нивесть что наскажет!
Чуть низко поклонись, согнись-ка кто кольцом,
Хоть пред монаршиим лицом,
Так назовет он подлецом!..
Хлестова
Туда же из смешливых;
Сказала что-то я — он начал хохотать.
Молчалин
Мне отсоветовал в Москве служить в Архивах.
Графиня внучка
Меня модисткою изволил величать!
Наталья Дмитриевна
А мужу моему совет дал жить в деревне.
Загорецкий
Безумный по всему.
Графиня внучка
Я видела из глаз.
Фамусов
По матери пошел, по Анне Алексевне;
Покойница с ума сходила восемь раз.
Хлестова
На свете дивные бывают приключенья!
В его лета с ума спрыгнул!
Чай, пил не по летам.
Княгиня
О! верно…
Графиня внучка
Без сомненья.
Хлестова
Шампанское стаканами тянул.
Наталья Дмитриевна
Бутылками-с, и пребольшими
Загорецкий (с жаром)
Нет-с, бочками сороковыми.
Фамусов
Ну вот! великая беда,
Что выпьет лишнее мужчина!
Ученье — вот чума, ученость — вот причина,
Что нынче пуще, чем когда,
Безумных развелось людей, и дел, и мнений.
Хлестова
И впрямь с ума сойдешь от этих, от одних
От пансионов, школ, лицеев, как бишь их,
Да от ланкартачных взаимных обучений. *
Княгиня
Нет, в Петербурге институт
Пе-да-го-гический, * так, кажется, зовут:
Там упражняются в расколах и в безверьи
Профессоры!! — у них учился наш родня,
И вышел! хоть сейчас в аптеку, в подмастерьи.
От женщин бегает, и даже от меня!
Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник,
Князь Федор, мой племянник.
Скалозуб
Я вас обрадую: всеобщая молва,
Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;
Там будут лишь учить по нашему: раз, два;
А книги сохранят так: для больших оказий.
Фамусов
Сергей Сергеич, нет! Уж коли зло пресечь:
Забрать все книги бы да сжечь.
Загорецкий (с кротостию)
Нет-с, книги книгам рознь. А если б, между нами,
Был ценсором * назначен я,
На басни бы налег; ох! басни — смерть моя!
Насмешки вечные над львами! над орлами!
Кто что ни говори:
Хотя животные, а все-таки цари.
Хлестова
Отцы мои, уж кто в уме расстроен,
Так все равно, от книг ли, от питья ль;
А Чацкого мне жаль.
По-христиански так; он жалости достоин;
Был острый человек, имел душ сотни три.
Фамусов
Четыре.
Хлестова
Три, сударь.
Фамусов
Четыреста.
Хлестова
Нет! триста.
Фамусов
В моем календаре…
Хлестова
Все врут календари.
Фамусов
Как раз четыреста, ох! спорить голосиста!
Хлестова
Нет! Триста! — уж чужих имений мне не знать!
Фамусов
Четыреста, прошу понять.
Хлестова
Нет! триста, триста, триста.
Явление 22
Те же все и Чацкий.
Наталья Дмитриевна
Вот он.
Графиня внучка
Шш!
Все
Шш!
(Пятятся от него в противную сторону.)
Хлестова
Hу, как с безумных глаз
Затеет драться он, потребует к разделке!
Фамусов
О Господи! помилуй грешных нас!
(Опасливо)
Любезнейший! Ты не в своей тарелке.
С дороги нужен сон. Дай пульс… Ты нездоров.
Чацкий
Да, мочи нет: мильон терзаний
Груди от дружеских тисков,
Ногам от шарканья, ушам от восклицаний,
А пуще голове от всяких пустяков.
(Подходит к Софье.)
Душа здесь у меня каким-то горем сжата,
И в многолюдстве я потерян, сам не свой.
Нет! недоволен я Москвой.
Хлестова
Москва, вишь, виновата.
Фамусов
Подальше от него.
(Делает знаки Софии.)
Гм, Софья! — Не глядит!
София (Чацкому)
Скажите, что вас так гневит?
Чацкий
В той комнате незначащая встреча:
Французик из Бордо, * надсаживая грудь,
Собрал вокруг себя род веча *
И сказывал, как снаряжался в путь
В Россию, к варварам, со страхом и слезами;
Приехал — и нашел, что ласкам нет конца;
Ни звука русского, ни русского лица
Не встретил: будто бы в отечестве, с друзьями;
Своя провинция. — Посмотришь, вечерком
Он чувствует себя здесь маленьким царьком;
Такой же толк у дам, такие же наряды…
Он рад, но мы не рады.
Умолк. И тут со всех сторон
Тоска, и оханье, и стон.
Ах! Франция! Нет в мире лучше края! —
Решили две княжны, сестрицы, повторяя
Урок, который им из детства натвержен.
Куда деваться от княжен! —
Я одаль воссылал желанья
Смиренные, однако вслух,
Чтоб истребил Господь нечистый этот дух
Пустого, рабского, слепого подражанья;
Чтоб искру заронил он в ком-нибудь с душой,
Кто мог бы словом и примером
Нас удержать, как крепкою вожжой,
От жалкой тошноты по стороне чужой.
Пускай меня отъявят * старовером,
Но хуже для меня наш Север во сто крат
С тех пор, как отдал все в обмен на новый лад —
И нравы, и язык, и старину святую,
И величавую одежду на другую
По шутовскому образцу:
Хвост сзади, спереди какой-то чудный выем, *
Рассудку вопреки, наперекор стихиям;
Движенья связаны, и не краса лицу;
Смешные, бритые, седые подбородки!
Как платья, волосы, так и умы коротки!..
Ах! если рождены мы все перенимать,
Хоть у китайцев бы нам несколько занять
Премудрого у них незнанья иноземцев.
Воскреснем ли когда от чужевластья мод?
Чтоб умный, бодрый наш народ
Хотя по языку нас не считал за немцев.
«Как европейское поставить в параллель
С национальным — странно что-то!
Ну как перевести мадам и мадмуазель?
Ужли сударыня!!» — забормотал мне кто-то.
Вообразите, тут у всех
На мой же счет поднялся смех.
«Сударыня! Ха! ха! ха! ха! прекрасно!
Сударыня! Ха! Ха! ха! ха! ужасно!» —
Я, рассердясь и жизнь кляня,
Готовил им ответ громовый;
Но все оставили меня. —
Вот случай вам со мною, он не новый;
Москва и Петербург — во всей России то,
Что человек из города Бордо,
Лишь рот открыл, имеет счастье
Во всех княжен вселять участье;
И в Петербурге и в Москве,
Кто недруг выписных лиц, вычур, слов кудрявых,
В чьей по несчастью голове
Пять, шесть найдется мыслей здравых
И он осмелится их гласно объявлять, —
Глядь…
(Оглядывается, все в вальсе кружатся с величайшим усердием. Старики разбрелись к карточным столам.)
Действие 4
У Фамусова в доме парадные сени; большая лестница из второго жилья *, к которой примыкают многие побочные из антресолей; внизу справа (от действующих лиц) выход на крыльцо и швейцарская ложа; слева, на одном же плане, комната Молчалина. Ночь. Слабое освещение. Лакеи иные суетятся, иные спят в ожидании господ своих.
Явление 1
Графиня бабушка, Графиня внучка, впереди их лакей.
Лакей
Графини Хрюминой карета!
Графиня внучка (покуда ее укутывают)
Ну бал! Ну Фамусов! умел гостей назвать!
Какие-то уроды с того света,
И не с кем говорить, и не с кем танцевать.
Графиня бабушка
Поетем, матушка, мне, прафо, не под силу,
Когда-нибуть я с пала та в могилу.
(Обе уезжают.)
Явление 2
Платон Михайлович и Нaталья Дмитриевна. Один лакей около их хлопочет,
другой у подъезда кричит:
Карета Горича!
Наталья Дмитриевна
Мой ангел, жизнь моя,
Бесценный, душечка, Попошь, что так уныло?
(Целует мужа в лоб.)
Признайся, весело у Фамусовых было.
Платон Михайлович
Наташа-матушка, дремлю на балах я,
До них смертельный неохотник,
А не противлюсь, твой работник,
Дежурю за полночь, подчас
Тебе в угодность, как ни грустно,
Пускаюсь по команде в пляс.
Наталья Дмитриевна
Ты притворяешься, и очень неискусно;
Охота смертная прослыть за старика.
(Уходит с лакеем.)
Платон Михайлович (хладнокровно)
Бал вещь хорошая, неволя-то горька;
И кто жениться нас неволит!
Ведь сказано ж, иному на роду…
Лакей (с крыльца)
В карете барыня-с, и гневаться изволит.
Платон Михайлович (со вздохом)
Иду, иду.
(Уезжает.)
Явление 3
Чацкий и лакей его впереди.
Чацкий
Кричи, чтобы скорее подавали.
(Лакей уходит.)
Ну вот и день прошел, и с ним
Все призраки, весь чад и дым
Надежд, которые мне душу наполняли.
Чего я ждал? что думал здесь найти?
Где прелесть эта встреч? участье в ком живое?
Крик! радость! обнялись! — Пустое.
В повозке так-то на пути
Необозримою равниной, сидя праздно,
Все что-то видно впереди
Светло, сине, разнообразно;
И едешь час, и два, день целый; вот резво
Домчались к отдыху; ночлег: куда ни взглянешь,
Все та же гладь, и степь, и пусто и мертво…
Досадно, мочи нет, чем больше думать станешь.
(Лакей возвращается.)
Готово?
Лакей
Кучера-с нигде, вишь, не найдут.
Чацкий
Пошел, ищи, не ночевать же тут.
(Лакей опять уходит.)
Явление 4
Чацкий, Репетилов (вбегает с крыльца, при самом входе падает со всех
ног и поспешно оправляется).
Репетилов
Тьфу! оплошал. — Ах, мой Создатель!
Дай протереть глаза; откудова? приятель!..
Сердечный друг! Любезный друг! Mon cher! *
Вот фарсы * мне как часто были петы,
Что пустомеля я, что глуп, что суевер,
Что у меня на все предчувствия, приметы;
Сейчас… растолковать прошу,
Как будто знал, сюда спешу,
Хвать, об порог задел ногою
И растянулся во весь рост.
Пожалуй, смейся надо мною,
Что Репетилов врет, что Репетилов прост,
А у меня к тебе влеченье, род недуга,
Любовь какая-то и страсть,
Готов я душу прозакласть,
Что в мире не найдешь себе такого друга,
Такого верного, ей-ей;
Пускай лишусь жены, детей,
Оставлен буду целым светом,
Пускай умру на месте этом,
Да разразит меня Господь…
Чацкий
Да полно вздор молоть.
Репетилов
Не любишь ты меня, естественное дело:
С другими я и так и сяк,
С тобою говорю несмело,
Я жалок, я смешон, я неуч, я дурак.
Чацкий
Вот странное уничиженье!
Репетилов
Ругай меня, я сам кляну свое рожденье,
Когда подумаю, как время убивал!
Скажи, который час?
Чацкий
Час ехать спать ложиться;
Коли явился ты на бал,
Так можешь воротиться.
Репетилов
Что бал? братец, где мы всю ночь до бела дня,
В приличьях скованы, не вырвемся из ига,
Читал ли ты? есть книга…
Чацкий
А ты читал? задача для меня,
Ты Репетилов ли?
Репетилов
Зови меня вандалом: *
Я это имя заслужил.
Людьми пустыми дорожил!
Сам бредил целый век обедом или балом!
Об детях забывал! обманывал жену!
Играл! проигрывал! в опеку взят указом! *
Танцовщицу держал! и не одну:
Трех разом!
Пил мертвую! не спал ночей по девяти!
Все отвергал: законы! совесть! веру!
Чацкий
Послушай! ври, да знай же меру;
Есть от чего в отчаянье придти.
Репетилов
Поздравь меня, теперь с людьми я знаюсь
С умнейшими!! — всю ночь не рыщу напролет.
Чацкий
Вот нынче, например?
Репетилов
Что ночь одна, — не в счет,
Зато спроси, где был?
Чацкий
И сам я догадаюсь.
Чай, в клубе?
Репетилов
В Английском. Чтоб исповедь начать:
Из шумного я заседанья.
Пожало-ста молчи, я слово дал молчать;
У нас есть общество, и тайные собранья
По четвергам. Секретнейший союз…
Чацкий
Ах! я, братец, боюсь.
Как? в клубе?
Репетилов
Именно.
Чацкий
Вот меры чрезвычайны,
Чтоб взашеи прогнать и вас, и ваши тайны.
Репетилов
Напрасно страх тебя берет,
Вслух, громко говорим, никто не разберет.
Я сам, как схватятся о камерах, присяжных, *
О Бейроне *, ну о матерьях * важных,
Частенько слушаю, не разжимая губ;
Мне не под силу, брат, и чувствую, что глуп.
Ax! Alexandre! у нас тебя недоставало;
Послушай, миленький, потешь меня хоть мало;
Поедем-ка сейчас; мы, благо, на ходу;
С какими я тебя сведу
Людьми!!… Уж на меня нисколько не похожи!
Что за люди, mon cher! Сок умной молодежи!
Чацкий
Бог с ними и с тобой. Куда я поскачу?
Зачем? в глухую ночь? Домой, я спать хочу.
Репетилов
Э! брось! кто нынче спит? Ну полно, без прелюдий *
Решись, а мы!.. у нас… решительные люди,
Горячих дюжина голов!
Кричим — подумаешь, что сотни голосов!..
Чацкий
Да из чего беснуетесь вы столько?
Репетилов
Шумим, братец, шумим!
Чацкий
Шумите вы? и только?
Репетилов
Не место объяснять теперь и недосуг,
Но государственное дело:
Оно, вот видишь, не созрело,
Нельзя же вдруг.
Что за люди! mon cher! Без дальних я историй
Скажу тебе: во-первых, князь Григорий!!
Чудак единственный! нас со смеху морит!
Век с англичанами, вся английская складка,
И так же он сквозь зубы говорит,
И так же коротко обстрижен для порядка.
Ты не знаком? о! познакомься с ним.
Другой — Воркулов Евдоким;
Ты не слыхал, как он поет? о! диво!
Послушай, милый, особливо
Есть у него любимое одно:
«А! нон лашьяр ми, но, но, но». *
Еще у нас два брата:
Левон и Боринька, чудесные ребята!
Об них не знаешь что сказать;
Но если гения прикажете назвать:
Удушьев Ипполит Маркелыч!!!
Ты сочинения его
Читал ли что-нибудь? хоть мелочь?
Прочти, братец, да он не пишет ничего;
Вот эдаких людей бы сечь-то,
И приговаривать: писать, писать, писать;
В журналах можешь ты, однако, отыскать
Его отрывок, взгляд и нечто.
Об чем бишь нечто? — обо всем;
Все знает, мы его на черный день пасем.
Но голова у нас, какой в России нету,
Не надо называть, узнаешь по портрету:
Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку нечист;
Да умный человек не может быть не плутом.
Когда ж об честности высокой говорит,
Каким-то демоном внушаем:
Глаза в крови, лицо горит,
Сам плачет, и мы все рыдаем.
Вот люди, есть ли им подобные? Навряд…
Ну, между ими я, конечно, зауряд *,
Немножко поотстал, ленив, подумать ужас!
Однако ж я, когда, умишком понатужась,
Засяду, часу не сижу,
И как-то невзначай, вдруг каламбур * рожу.
Другие у меня мысль эту же подцепят
И вшестером, глядь, водевильчик * слепят,
Другие шестеро на музыку кладут,
Другие хлопают, когда его дают.
Брат, смейся, а что любо, любо:
Способностями Бог меня не наградил,
Дал сердце доброе, вот чем я людям мил,
Совру — простят…
Лакей (у подъезда)
Карета Скалозуба!
Репетилов
Чья?
Явление 5
Те же и Скалозуб, спускается с лестницы.
Репетилов (к нему навстречу)
Ах! Скалозуб, душа моя,
Постой, куда же? сделай дружбу.
(Душит его в объятиях.)
Чацкий
Куда деваться мне от них!
(Входит в швейцарскую.)
Репетилов (Скалозубу)
Слух об тебе давно затих,
Сказали, что ты в полк отправился на службу.
Знакомы вы?
(Ищет Чацкого глазами)
Упрямец! ускакал!
Нет нужды, я тебя нечаянно сыскал,
И просим-ка со мной, сейчас без отговорок:
У князь-Григория теперь народу тьма,
Увидишь, человек нас сорок,
Фу! сколько, братец, там ума!
Всю ночь толкуют, не наскучат,
Во-первых, напоят шампанским на убой,
А во-вторых, таким вещам научат,
Каких, конечно, нам не выдумать с тобой.
Скалозуб
Избавь. Ученостью меня не обморочишь,
Скликай других, а если хочешь,
Я князь-Григорию и вам
Фельдфебеля в Волтеры дам,
Он в три шеренги вас построит,
А пикните, так мигом успокоит.
Репетилов
Все служба на уме! Mon cher, гляди сюда:
И я в чины бы лез, да неудачи встретил,
Как, может быть, никто и никогда;
По статской я служил, тогда
Барон фон Клоц в министры метил,
А я —
К нему в зятья.
Шел напрямик без дальней думы,
С его женой и с ним пускался в реверси, *
Ему и ей какие суммы
Спустил, что Боже упаси!
Он на Фонтанке * жил, я возле дом построил,
С колоннами! огромный! сколько стоил!
Женился наконец на дочери его,
Приданого взял — шиш, по службе — ничего.
Тесть немец, а что проку?
Боялся, видишь, он упреку
За слабость будто бы к родне!
Боялся, прах его возьми, да легче ль мне?
Секретари его все хамы, все продажны,
Людишки, пишущая тварь,
Все вышли в знать, все нынче важны,
Гляди-ка в адрес-календарь. *
Тьфу! служба и чины, кресты — души мытарства;
Лахмотьев Алексей чудесно говорит,
Что радикальные потребны тут лекарства,
Желудок дольше не варит.
(Останавливается, увидя, что Загорецкий заступил место Скалозуба,
который покудова уехал.)
Явление 6
Репетилов, Загорецкий.
Загорецкий
Извольте продолжать, вам искренно признаюсь,
Такой же я, как вы, ужасный либерал!
И от того, что прям и смело объясняюсь,
Куда как много потерял!..
Репетилов (с досадой)
Все врознь, не говоря ни слова;
Чуть из виду один, гляди уж нет другого.
Был Чацкий, вдруг исчез, потом и Скалозуб.
Загорецкий
Как думаете вы об Чацком?
Репетилов
Он не глуп,
Сейчас столкнулись мы, тут всякие турусы, *
И дельный разговор зашел про водевиль.
Да! водевиль есть вещь, а прочее все гиль. *
Мы с ним… у нас… одни и те же вкусы.
Загорецкий
А вы заметили, что он
В уме сурьезно поврежден?
Репетилов
Какая чепуха!
Загорецкий
Об нем все этой веры.
Репетилов
Вранье.
Загорецкий
Спросите всех!
Репетилов
Химеры. *
Загорецкий
А кстати, вот князь Петр Ильич,
Княгиня и с княжнами.
Репетилов
Дичь.
Явление 7
Репетилов, Загорецкий, Князь и Княгиня с шестью дочерями; немного
погодя Хлестова спускается с парадной лестницы. Молчалин ведет ее под руку.
Лакеи в суетах.
Загорецкий
Княжны, пожалуйте, скажите ваше мненье,
Безумный Чацкий или нет?
1-я княжна
Какое ж в этом есть сомненье?
2-я княжна
Про это знает целый свет.
3-я княжна
Дрянские, Хворовы, Варлянские, Скачковы.
4-я княжна
Ах! вести старые, кому они новы?
5-я княжна
Кто сомневается?
Загорецкий
Да вот не верит…
6-я княжна
Вы!
Все вместе
Мсье Репетилов! Вы! Мсье Репетилов! что вы!
Да как вы! Можно ль против всех!
Да почему вы? стыд и смех.
Репетилов (затыкает себе уши)
Простите, я не знал, что это слишком гласно.
Княгиня
Еще не гласно бы, с ним говорить опасно,
Давно бы запереть пора.
Послушать, так его мизинец
Умнее всех, и даже князь-Петра!
Я думаю, он просто якобинец, *
Ваш Чацкий!!! Едемте. Князь, ты везти бы мог
Катишь или Зизи, мы сядем в шестиместной.
Хлестова (с лестницы)
Княгиня, карточный должок.
Княгиня
За мною, матушка.
Все (друг к другу)
Прощайте.
(Княжеская фамилия * уезжает, и Загорецкий тоже.)
Явление 8
Репетилов, Хлестова, Молчалин.
Репетилов
Царь небесный!
Амфиса Ниловна! Ах! Чацкий! бедный! вот!
Что наш высокий ум! и тысяча забот!
Скажите, из чего на свете мы хлопочем!
Хлестова
Так Бог ему судил; а впрочем,
Полечат, вылечат авось;
А ты, мой батюшка, неисцелим, хоть брось.
Изволил вовремя явиться! —
Молчалин, вон чуланчик твой,
Не нужны проводы; поди, Господь с тобой.
(Молчалин уходит к себе в комнату.)
Прощайте, батюшка; пора перебеситься.
(Уезжает.)
Явление 9
Репетилов со своим лакеем.
Репетилов
Куда теперь направить путь?
А дело уж идет к рассвету.
Поди, сажай меня в карету,
Вези куда-нибудь.
(Уезжает.)
Явление 10
Последняя лампа гаснет.
Чацкий (выходит из швейцарской)
Что это? слышал ли моими я ушами!
Не смех, а явно злость. Какими чудесами?
Через какое колдовство
Нелепость обо мне все в голос повторяют!
И для иных как словно торжество,
Другие будто сострадают…
О! если б кто в людей проник:
Что хуже в них? душа или язык?
Чье это сочиненье!
Поверили глупцы, другим передают,
Старухи вмиг тревогу бьют —
И вот общественное мненье!
И вот та родина… Нет, в нынешний приезд,
Я вижу, что она мне скоро надоест.
А Софья знает ли? — Конечно, рассказали,
Она не то, чтобы мне именно во вред
Потешилась, и правда или нет —
Ей все равно, другой ли, я ли,
Никем по совести она не дорожит.
Но этот обморок, беспамятство откуда?? —
Нерв избалованность, причуда, —
Возбудит малость их, и малость утишит, —
Я признаком почел живых страстей. — Ни крошки:
Она конечно бы лишилась так же сил,
Когда бы кто-нибудь ступил
На хвост собачки или кошки.
София (над лестницей во втором этаже, со свечкою)
Молчалин, вы?
(Поспешно опять дверь припирает.)
Чацкий
Она! она сама!
Ах! голова горит, вся кровь моя в волненьи.
Явилась! нет ее! неужели в виденьи?
Не впрямь ли я сошел с ума?
К необычайности я точно приготовлен;
Но не виденье тут, свиданья час условлен.
К чему обманывать себя мне самого?
Звала Молчалина, вот комната его.
Лакей его (с крыльца)
Каре…
Чацкий
Сс!
(Выталкивает его вон.)
Буду здесь, и не смыкаю глазу,
Хоть до утра. Уж коли горе пить,
Так лучше сразу,
Чем медлить, — а беды медленьем не избыть.
Дверь отворяется.
(Прячется за колонну.)
Явление 11
Чацкий спрятан, Лиза со свечкой.
Лиза
Ах! мочи нет! робею.
В пустые сени! в ночь! боишься домовых,
Боишься и людей живых.
Мучительница-барышня, Бог с нею,
И Чацкий, как бельмо в глазу;
Вишь, показался ей он где-то здесь внизу.
(Осматривается.)
Да! как же! по сеням бродить ему охота!
Он, чай, давно уж за ворота,
Любовь на завтра поберег,
Домой, и спать залег.
Однако велено к сердечному толкнуться.
(Стучится к Молчалину.)
Послушайте-с. Извольте-ка проснуться.
Вас кличет барышня, вас барышня зовет.
Да поскорей, чтоб не застали.
Явление 12
Чацкий за колонною, Лиза, Молчалин (потягивается и зевает), София
(крадется сверху).
Лиза
Вы, сударь, камень, сударь, лед.
Молчалин
Ах! Лизанька, ты от себя ли?
Лиза
От барышни-с.
Молчалин
Кто б отгадал,
Что в этих щечках, в этих жилках
Любви еще румянец не играл!
Охота быть тебе лишь только на посылках?
Лиза
А вам, искателям невест,
Не нежиться и не зевать бы;
Пригож и мил, кто не доест
И не доспит до свадьбы.
Молчалин
Какая свадьба? с кем?
Лиза
А с барышней?
Молчалин
Поди,
Надежды много впереди,
Без свадьбы время проволочим.
Лиза
Что вы, сударь! да мы кого ж
Себе в мужья другого прочим?
Молчалин
Не знаю. А меня так разбирает дрожь,
И при одной я мысли трушу,
Что Павел Афанасьич раз
Когда-нибудь поймает нас,
Разгонит, проклянет!.. Да что? открыть ли душу?
Я в Софье Павловне не вижу ничего
Завидного. Дай Бог ей век прожить богато,
Любила Чацкого когда-то,
Меня разлюбит, как его.
Мой ангельчик, желал бы вполовину
К ней то же чувствовать, что чувствую к тебе;
Да нет, как ни твержу себе,
Готовлюсь нежным быть, а свижусь — и простыну.
София (в сторону)
Какие низости!
Чацкий (за колонною)
Подлец!
Лиза
И вам не совестно?
Молчалин
Мне завещал отец:
Во-первых, угождать всем людям без изъятья —
Хозяину, где доведется жить,
Начальнику, с кем буду я служить,
Слуге его, который чистит платья,
Швейцару, дворнику, для избежанья зла,
Собаке дворника, чтоб ласкова была.
Лиза
Сказать, сударь, у вас огромная опека!
Молчалин
И вот любовника я принимаю вид
В угодность дочери такого человека…
Лиза
Который кормит и поит,
А иногда и чином подарит?
Пойдемте же, довольно толковали.
Молчалин
Пойдем любовь делить плачевной нашей крали.
Дай обниму тебя от сердца полноты.
(Лиза не дается.)
Зачем она не ты!
(Хочет идти, София не пускает.)
София (почти шепотом; вся сцена вполголоса)
Нейдите далее, наслушалась я много,
Ужасный человек! себя я, стен стыжусь.
Молчалин
Как! Софья Павловна…
София
Ни слова, ради Бога,
Молчите, я на все решусь.
Молчалин (бросается на колена, София отталкивает его)
Ах! вспомните! не гневайтеся, взгляньте!..
София
Не помню ничего, не докучайте мне.
Воспоминания! как острый нож оне.
Молчалин (ползает у ног ее)
Помилуйте…
София
Не подличайте, встаньте.
Ответа не хочу, я знаю ваш ответ,
Солжете…
Молчалин
Сделайте мне милость…
София
Нет. Нет. Нет.
Молчалин
Шутил, и не сказал я ничего окроме…
София
Отстаньте, говорю, сейчас,
Я криком разбужу всех в доме
И погублю себя и вас.
(Молчалин встает.)
Я с этих пор вас будто не знавала.
Упреков, жалоб, слез моих
Не смейте ожидать, не стоите вы их;
Но чтобы в доме здесь заря вас не застала.
Чтоб никогда об вас я больше не слыхала.
Молчалин
Как вы прикажете.
София
Иначе расскажу
Всю правду батюшке, с досады.
Вы знаете, что я собой не дорожу.
Подите. — Стойте, будьте рады,
Что при свиданиях со мной в ночной тиши
Держались более вы робости во нраве,
Чем даже днем, и при людях, и въяве;
В вас меньше дерзости, чем кривизны души.
Сама довольна тем, что ночью все узнала:
Нет укоряющих свидетелей в глазах,
Как давиче, когда я в обморок упала,
Здесь Чацкий был…
Чацкий (бросается между ними)
Он здесь, притворщица!
Лиза и София
Ax! Ax!
(Лиза свечку роняет с испугу; Молчалин скрывается к себе в комнату.)
Явление 13
Те жe, кроме Молчалина.
Чацкий
Скорее в обморок, теперь оно в порядке,
Важнее давишной причина есть тому,
Вот наконец решение загадке!
Вот я пожертвован кому!
Не знаю, как в себе я бешенство умерил!
Глядел, и видел, и не верил!
А милый, для кого забыт
И прежний друг, и женский страх и стыд, —
За двери прячется, боится быть в ответе.
Ах! как игру судьбы постичь?
Людей с душой гонительница, бич! —
Молчалины блаженствуют на свете!
София (вся в слезах)
Не продолжайте, я виню себя кругом.
Но кто бы думать мог, чтоб был он так коварен!
Лиза
Стук! шум! ах! Боже мой! сюда бежит весь дом.
Ваш батюшка вот будет благодарен.
Явление 14
Чацкий, София, Лиза, Фамусов, толпа слуг со свечами.
Фамусов
Сюда! за мной! скорей! скорей!
Свечей побольше, фонарей!
Где домовые? Ба! знакомые все лица!
Дочь, Софья Павловна! страмница!
Бесстыдница! где! с кем! Ни дать, ни взять она,
Как мать ее, покойница жена.
Бывало, я с дражайшей половиной
Чуть врознь — уж где-нибудь с мужчиной!
Побойся Бога, как? чем он тебя прельстил?
Сама его безумным называла!
Нет! глупость на меня и слепота напала!
Все это заговор, и в заговоре был
Он сам, и гости все. За что я так наказан!..
Чацкий (Софии)
Так этим вымыслом я вам еще обязан?
Фамусов
Брат, не финти, не дамся я в обман,
Хоть подеретесь, не поверю.
Ты, Филька, ты прямой чурбан,
В швейцары произвел ленивую тетерю,
Не знает ни про что, не чует ничего.
Где был? куда ты вышел?
Сеней не запер для чего?
И как не досмотрел? и как ты не дослышал?
В работу вас, на поселенье вас: *
За грош продать меня готовы.
Ты, быстроглазая, все от твоих проказ;
Вот он, Кузнецкий мост, наряды и обновы;
Там выучилась ты любовников сводить,
Постой же, я тебя исправлю:
Изволь-ка в избу, марш, за птицами ходить;
Да и тебя, мой друг, я, дочка, не оставлю,
Еще дни два терпение возьми:
Не быть тебе в Москве, не жить тебе с людьми;
Подалее от этих хватов,
В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов,
Там будешь горе горевать,
За пяльцами сидеть, за святцами * зевать.
А вас, сударь, прошу я толком
Туда не жаловать ни прямо, ни проселком;
И ваша такова последняя черта,
Что, чай, ко всякому дверь будет заперта:
Я постараюсь, я, в набат я приударю,
По городу всему наделаю хлопот
И оглашу во весь народ:
В Сенат подам, министрам, государю.
Чацкий (после некоторого молчания)
Не образумлюсь… виноват,
И слушаю, не понимаю,
Как будто все еще мне объяснить хотят.
Растерян мыслями… чего-то ожидаю.
(С жаром.)
Слепец! я в ком искал награду всех трудов!
Спешил!.. летел! дрожал! вот счастье, думал, близко.
Пред кем я давиче так страстно и так низко
Был расточитель нежных слов!
А вы! о Боже мой! кого себе избрали?
Когда подумаю, кого вы предпочли!
Зачем меня надеждой завлекли?
Зачем мне прямо не сказали,
Что все прошедшее вы обратили в смех?!
Что память даже вам постыла
Тех чувств, в обоих нас движений сердца тех,
Которые во мне ни даль не охладила,
Ни развлечения, ни перемена мест.
Дышал, и ими жил, был занят беспрерывно!
Сказали бы, что вам внезапный мой приезд,
Мой вид, мои слова, поступки — все противно, —
Я с вами тотчас бы сношения пресек
И перед тем, как навсегда расстаться,
Не стал бы очень добираться,
Кто этот вам любезный человек?..
(Насмешливо.)
Вы помиритесь с ним, по размышленьи зрелом.
Себя крушить, и для чего!
Подумайте, всегда вы можете его
Беречь, и пеленать, и спосылать за делом.
Муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей — *
Высокий идеал московских всех мужей. —
Довольно!.. с вами я горжусь моим разрывом.
А вы, сударь отец, вы, страстные к чинам:
Желаю вам дремать в неведеньи счастливом,
Я сватаньем моим не угрожаю вам.
Другой найдется, благонравный,
Низкопоклонник и делец,
Достоинствами, наконец,
Он будущему тестю равный.
Так! отрезвился я сполна,
Мечтанья с глаз долой — и спала пелена;
Теперь не худо б было сряду
На дочь и на отца
И на любовника-глупца,
И на весь мир излить всю желчь и всю досаду.
С кем был! Куда меня закинула судьба!
Все гонят! все клянут! Мучителей толпа,
В любви предателей, в вражде неутомимых,
Рассказчиков неукротимых,
Нескладных умников, лукавых простяков,
Старух зловещих, стариков,
Дряхлеющих над выдумками, вздором, —
Безумным вы меня прославили всем хором.
Вы правы: из огня тот выйдет невредим,
Кто с вами день пробыть успеет,
Подышит воздухом одним,
И в нем рассудок уцелеет.
Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!..
Карету мне, карету!
(Уезжает.)
Явление 15
Кроме Чацкого
Фамусов
Ну что? не видишь ты, что он с ума сошел?
Скажи сурьезно:
Безумный! что он тут за чепуху молол!
Низкопоклонник! тесть! и про Москву так грозно!
А ты меня решилась уморить?
Моя судьба еще ли не плачевна?
Ах! Боже мой! что станет говорить
Княгиня Марья Алексевна!
Примечания
- Амур — в римской мифологии бог любви; в широком значении — любовь.
- Зелье — здесь в переносном смысле: коварная, проказливая.
- Оказия (фр. ocasion)- случай, происшествие.
- Кузнецкий мост — улица в центре Москвы. Во времена Грибоедова на
Кузнецком мосту было множество различных магазинов, принадлежавшим
преимущественно французским купцам: книжных, кондитерских («бисквитных
лавок»), модных нарядов и т.д. - Испуга — в разговорном языке во времена Грибоедова наряду со словом
«испуг» употреблялось «испуга». - «Берем же побродяг» — имеются в виду учителя и гувернеты.
- «И в дом, и по билетам» — учителя, не живущие «в доме», а «приходящие»,
в конце каждого урока получали «билеты» (особые квитанции) от родителей
своих учеников. По этим билетам начислялась плата за ученье. - Скоморохи — бродячие актеры.
- Асессор (коллежский асессор) — гражданский чин. Получение этого чина
давало право на личное дворянство. - Фрунт — старинное произношение слова «фронт», военный строй.
- Статский (в позднейшем произношении — штатский) — человек, состоящий на
гражданской службе. - Кислые воды — лечебные минеральные воды.
- Ради — старинная форма слова «рады».
- Пикет — карточная игра.
- Толк — разговоры.
- Бульварные лица — завсегдатаи московских бульваров. Во времена
Грибоедова бульвары (Тверской, Пречистенский) были излюбленным местом
прогулок дворянского общества. - «На лбу написано: Театр и Маскерад» — Чайкий упоминает о каком-то общем
знакомом, любившем устраивать у себя дома театральные представления и
маскарады. - «Дом зеленью раскрашен в виде рощи» — в барских домах в старину иногда
расписывали стены комнат цветами, деревьями. - Ученый комитет — занимался вопросами школьного образования и
предварительным просмотром учебных книг, из которых тщательно изгонялись все
передовые идеи. - Минерва — в греческой мифологии богиня мудрости.
- Фрейлина — женской придворное звание.
- Ментор — в поэме Гомера «Одиссея» восмитатель Телемака, сына Одиссея. В
нарицательном смысле ментор — наставник, учитель. - Перст — палец.
- Отъявлен — объявлен.
- Комиссия (фр. commission) — поручение; здесь в смысле: хлопоты,
беспокойство. - Пономарь — церковный служитель, на обязанности которого лежало чтение
вслух церковных книг. Выражение «читать, как пономарь» означает невнятное,
невыразительное чтение. - Искони — издавна, с самого начала.
- Цуг — богатый выезд, в котором лошади запряжены гуськом (нем.).
- Тупей (франц.) — старинная мужская прическа: собранный на затылке пучок
волос. - Вельможа в случае — сановник, находящийся в милости при дворе, фаворит.
- Куртаг (нем.) — приемный день во дворце.
- Вдругорядь — в другой раз, вторично.
- Вист — карточная игра.
- Карбонари (итал. Carbonaro — угольщик) карбонарий; так назывались члены
тайного революционного общества, возникшего в Италиии в начале XIX века. Для
реакционных дворян слово «карбонарий» значило: бунтовщик, неблагонадежный
человек. - Содом — по библейской легенде, город, разрушенный богом (одновременно с
городом Гоморрой) за грехи его жителей. В обиходном языке «содом» значит:
беспорядок, суматоха. - Егерскими полками в царской армии назывались особые, легко вооруженные
и подвижные стрелковые полки. - «Ему дан с бантом, мне на шею.» — Речь идет об орденах; орден Владимира
с бантом носили на груди, орден Анны надевали на ленте на шею. - Вакансия — свободная, никем не занятая должность.
- В погонь ли за полком — в ожидании получения должности командира полка.
- Дистанции — расстяния.
- Хлеб-соль — хлебосольство, гостеприимство.
- Столбовые — дворяне старинных родов, записанные в особые «столбовые
книги». - Канцлер — высший гражданский чин в царской России.
- Сенат — высшее правительственное учреждение в царской России, где
«присутствовали» (заседали) крупные сановники. - Тафтица — воротничок, сшитый из тафты. Бархатец — букетик искусственных
цветов, сделанных из бархата. Дымка — вуаль, которую прикалывали к шляпе. - «Пожар способствовал ей много к украшенью» — После Отечественной войны
1812 года Москва, сожженная французами, быстро застроилась новыми зданиями. - Отечества отцы — деятели, которые своей работой принесли много пользы
родине. - Клиенты-иностранцы. — В древнем Риме клиентами называли тех, кто,
находясь в зависимости от римских граждан, пользовался их поддержкой и
выполнял их поручения. Здесь Чацкий намекает на французов, живших в богатых
дворянских домах. Среди этих французов было много реакционных политических
эмигрантов, бежавших из Франции во время французской буржуазной революции. - Нестор — имя греческого полководца (из поэмы Гомера «Илиада»). В
нарицательном смысле имя Нестор стало обозначать предводителя, главаря. - Должник — В грибоедовское время это слово обозначало не только того,
кто должен деньги, но и того, кто одолжил их (кредитора). - Гвардионцы — офицеры лейб-гренадерских полков, учрежденных в русской
армии в 1813 году; они имели преимущество одного чина перед армейскими
офицерами; тогда как в «коренных» гвардейских полках было установлено
старшинство в два чина. - Ирритация (франц. Irritation) — возбуждение,замешательство.
- Жоке — произнесенное на французский лад английское слово jockey
(наездник). В старину жокеями называли слуг, сопровождавших барина во время
прогулок верхом. - Хрипун — в грибоедовское время армейских офицеров с щегольскими
замашками и необоснованными претензиями на «светскость» иронически называли
«хрипунами». - Фагот — деревянный духовой инструмент, отличающийся звуком гнусавого
тембра. - Мазурка — бальный танец.
- «По Архивам» — речь идет о московском архиве Государственной коллегии
иностранных дел, куда дворянская молодежь поступала для того, чтобы
числиться на государственной службе и получать чины. - А-мольный — музыкальный термин.
- Обер или штаб? — Разговорное сокращение слов «обер-офицер» и
«штаб-офицер». Обер-офицерами назывались офицеры, имевшие чин от прапорщика
до капитана; штаб-офицер — общее название более высоких чинов (от майора до
полковника). - Рюматизм — старинное произношение слова «ревматизм».
- Тюрлюрлю — дамский наряд (накидка).
- Эшарп (франц. Esharpe) — шарф.
- Cousin (франц.) — кузен, двоюродный брат.
- Барежевый (франц. Barege) — старинное название особого сорта материи.
- Камер-юнкер — младшее придворное звание.
- Grand’ maman (франц.) — гранмаман, бабушка.
- «Предпочесть оригиналы спискам» — Чацкий язвительно называет московских
модниц списками (копиями) с заграничных оригиналов (подлинников). - «Eh! bon soir! vous voila! Jamais trop diligente, Vous nous donnez
toujours le plaisir de l’attente.» — А, добрый вечер! Наконец-то! Вы никогда
не спешите и всегда доставляете нам удовольствие ожидания (франц.). - Переносить — то есть передавать чужие слова; намек на то, что
Загорецкий — доносчик. - Покровка — улица в Москве.
- Светапреставленье; светопреставление — в христианском вероучении конец,
гибель мира. - Девичья — помещение для горничных в богатых барских домах.
- Гренадерскими в царской армии назывались отборные полки, в которые
зачислялись особенно здоровые и рослые солдаты. - Мушкетерскими назывались в старое время пехотные полки, в которых
солдаты были вооружены мушкетами — тяжелыми ружьями крупного калибра. - Желтый дом — распространенное в старину название домов для
душевнобольных; стены этих домов обычно красили в желтый цвет. - «Il vous dira toute l’histoire» — Он расскажет вам всю историю
(франц.). - Фармазоны (от франц. Franc-mason — «свободный каменщик») — франкмасоны,
члены тайного общества, распространившегося по всей Европе в XVIII веке. В
России во времена Грибоедова масонские ложи находились под надзором
правительства и вскоре были запрещены. - Полицмейстер — начальник полиции.
- Волтерьянец — поклонник передового французского писателя и философа
XVIII века Вольтера. Во время Грибоедова слово «вольтерьянец» обозначало
человека вольнодумного. - Ланкартачный — искаженное слово «ланкастерский»; произошло от фамилии
педагога Ланкастера, который применял систему взаимного обучения,
заключавшуюся в том, что наиболее успевающие ученики помогали учителю
обучать отстающих. В 1819 году в Петербурге было основано общество для
проведения этого метода обучения. Пропагандистами ланкастерской системы были
многие декабристы. - «Институт пе-да-го-гический, так, кажется, зовут: Там упражняются в
расколах и в безверьи Профессоры!» — В 1821 году нескольким профессорам
Петербургского педагогического института было предъявлено обвинение, будто
они в своих лекциях отвергают «истины христианства» и «призывают к покушению
на законную власть». Хотя обвинение не было доказано, этим профессорам
запретили преподавание в институте. В свое время это дело произвело большой
шум и часто приводилось реакционерами как доказательство опасности высшего
образования. - Ценсор — старинная форма слова «цензор».
- Бордо — город во Франции.
- Вече — в Древнем Новгороде народное собрание, на котором обсуждались
важные государственные вопросы. Здесь Чацкий употребляет это слово в
ироническом смысле. - Отъявят — объявят, огласят.
- «Хвост сзади…» — Чацкий насмешливо описывает покрой фрака (с двумя
длинными полами сзади и с вырезом на груди). - Жилье — этаж.
- Mon cher (франц.) — мой милый.
- Фарс — театральная пьеса, основанная на комических положениях. Здесь
слово «фарс» применено в значении: шутка, насмешка. - Вандалы — древнегерманское племя, разрушившее Рим в V веке. В
нарицательном значении вандал — грубый, невежественный человек, разрушитель
культурных ценностей. - «В опеку взят указом» — То есть над имением Репетилова, по царскому
указу, учреждена опека (надзор). - «О камерах, присяжных» — В двадцатые годы XIX века русская молодежь
много говорила о палатах (камерах) депутатов в конституционных государствах,
а также о введении в России судопроизводства с участием присяжных
заседателей — представителей от разных слоев населения. - Бейрон — знаменитый английский поэт Байрон (1788-1824).
- Материя — здесь в смысле: тема, предмет разговора.
- Прелюдия — вступительная часть к музыкальному произведению; здесь в
смысле: предварительные размышления. - «А! Нон лашьяр ми, но, но, но» — фраза из итальянского романса: «Ах! Не
оставь меня, нет, нет, нет». - Зауряд — заурядный, средний человек.
- Каламбур — игра слов, основанная на сопоставлении сходно звучащих, но
разных по смыслу слов. - Водевиль — небольшая комическая пьеса со вставленными куплетами,
поющимися под музыку. - Реверси (франц.) — старинная карточная игра.
- Фонтанка — набережная реки Фонтанки в Петербурге.
- Адрес-календарь — справочная книга, содержавшая сведения о лицах,
состоявших на государственной службе. - Турусы — болтовня, пустые разговоры.
- Гиль — вздор, пустяк, ерунда.
- Химеры — здесь в смысле: нелепые выдумки.
- Якобинец — Во время французской буржуазной революции якобинцами
назывались члены политического клуба, заседавшего в Париже в здании бывшего
монастыря св. Якова. К якобинцам принадлежали крайние представители
революционной мелкой буржуазии. Монархически настроенные русские дворяне
называли якобинцами всех, кого можно было заподозрить в политическом
свободомыслии. - Фамилия — здесь: семья.
- «В работу вас, на поселенье вас«. — В 1822 году было возобновлено
предоставленное помещикам право без суда отправлять своих крепостных, в
порядке наказания, в Сибирь — в каторжные работы или на поселение. - Святцы — список имен «святых» и праздников православной церкви,
расположенных по месяцам и дням. - Паж — юноша дворянского происхождения, прислуживавший при дворе.
На чтение 6 мин Просмотров 4.1к. Опубликовано 11.02.2022
Комедия Грибоедова «Горе от ума» – величайшее произведение русской литературы. Оно высмеивает нравы московской аристократии во времена существования крепостного права. Проведение анализа комедии позволяет сделать вывод, что прототипом комедии стала пьеса Мольера «Мизантроп». При этом важно изучить историю создания «Горе от ума» для более детального понимания сути пьесы.
История создания комедии «Горе от ума»
Грибоедов прославился как автор первой реалистической комедии «Горе от ума». Именно это произведение позволило драматургу войти в историю классической русской литературы. Тем не менее, в его творческой биографии представлено и множество других произведений. В качестве примера стоит привести такие пьесы, как «Студент» или «Молодые супруги». Уже в этих произведениях видны попытки автора создать нечто новое. Однако настоящей новацией стала комедия «Горе от ума». Когда же она появилась?
Идея литературного произведения возникла у автора в 1820 году. Но активно реализовывать ее он начал в Тифлисе, когда вернулся из Персии. Значительное влияние на автора произвели рассказы Греховой, которая была подругой детства драматурга.
К началу 1822 года уже были готовы 2 акта. В 1823 году писатель завершил создание первой версии. В Москве автор имел возможность понаблюдать за бытовым укладом и привычками дворян московского происхождения.
Однако и после завершения пьесы Грибоедов не прекратил работать над ней. В 1824 году он создал новый вариант, который назывался «Горе и нет ума», вместо первоначальной версии «Горе уму».
Как А. С. Грибоедов придумал сюжет пьесы
Замысел написания комедии появился у Грибоедова после того, как он прочитал пьесу Мольера, которая называлась «Мизантроп». Главный герой Альцест напоминает по характеру Чацкого. Они воплощают образ так называемого злого умника. Главные герои указанных произведений открыто осуждают лицемерие и прочие недостатки общества.
Сюжет произведения
Согласно сюжету пьесы, молодой дворянин Чацкий после длительного отсутствия возвращается в Москву к своей любимой – Софье. Но девушка встречает его крайне отстраненно. Дело в том, что за время отсутствия главного героя она успела влюбиться в Молчалина, который служит у ее отца секретарем. Чацкий же старается понять причину равнодушия девушки.
Чтобы найти ответ на волнующий его вопрос, молодой человек несколько раз приходит в дом отца Софьи – уважаемого чиновника Фамусова. Там он встречается с московской аристократией. Основная часть этого общества имеет весьма консервативные взгляды. Чацкого огорчает равнодушие Софьи, и он произносит достаточно резкие монологи, задевая буквально всех героев пьесы.
Нелицеприятные высказывания Чацкого о секретаре Молчалине ранят Софью, и она распространяет слухи, что Чацкий сошел с ума. Это становится известно широкой публике. В финале пьесы девушка узнает о низости Молчалина, тогда как Чацкому становится известно о предательстве любимой.
До Фамусова доходит информация о подробностях свиданий дочери с секретарем. Он начинает волноваться о сплетнях, которые могут последовать за этим. Софья выгоняет Молчалина, а Чацкий снова покидает Москву.
Работы по завершению комедии
В конце 1823 и начале 1824 года комедия претерпела много изменений. Грибоедов корректировал не только суть текста. Он даже изменил фамилию главного героя. Вместо Чадского он превратился в Чацкого.
Комедии, которая вначале называлась «Горе уму», дали итоговое название. Летом 1824 года автор внес существенные коррективы в стилистику первой версии произведения. Он несколько поменял первый акт и поместил в конце объяснение между Молчалиным и главной героиней. В конце 1824 года была создана итоговая версия произведения.
При жизни автора полный вариант комедии так и не был напечатан. Даже после завершения написания пьесы цензура препятствовала ее распространению. Полная версия произведения была опубликована лишь в 1831 году. Причем ее издали на немецком языке. Это произошло в Ревеле.
Главные герои
Основными персонажами произведения являются:
- Чацкий – молодой дворянин, влюбленный в Софью Фамусову. Он является положительным героем. Молодой человек воспитывался в семье Фамусова. После достижения совершеннолетия юноша стал жить отдельно. Для парня характерен острый ум и проницательность. При этом он обладает высокими помыслами и благородством. Юноша осуждает взгляды своего бывшего покровителя, а в его лице – и всего дворянского общества. Чацкий всей душой любит свой народ. Потому насмешливое отношение иностранцев ко всему русскому сильно ранит его. Молодой человек влюблен в Софью, но после известия о ее любви к ничтожному Молчалину, испытывает сильнейшее разочарование. В результате юноша уезжает из Москвы.
- Софья – единственная дочь Фамусова. Эта умная семнадцатилетняя девушка отличается самостоятельностью. Она получила образование в лучших традициях московского дворянского общества. Девушка не поняла настоящих чувств Чацкого и влюбилась в Молчалина. Умеет играть на фортепиано и увлекается чтением французских романов. Софья отличается сильным и решительным характером. Она способна манипулировать влиятельным отцом.
- Фамусов – богатый помещик и аристократ, отец Софьи. Мужчина считается сторонником старого жизненного уклада. Его основными чертами считаются чинопочитание и раболепие. Фамусов весьма щепетильно относится к мнению общества о себе и своей семье. Он не разделяет жизненных принципов Чацкого. Фамусов хочет выдать дочь за Скалозуба. При этом сам ухлестывает за служанкой.
- Скалозуб – молодой богатый дворянин в чине полковника. Мужчина не слишком умен, но весьма состоятелен. Служит полковником и мечтает о карьере генерала. Пользуется известностью и уважением в московском обществе.
- Молчалин – секретарь Фамусова, юноша из бедной семьи. Молодой человек имеет мелкую и подлую душонку. Он отличается лицемерным характером и полным отсутствием принципов. Юноша расчетлив и труслив. Родился в бедной семье, но страстно хочет проникнуть в высшее общество. Ухлестывает за служанкой Лизой и во всем боготворит Татьяну Юрьевну, которая считается законодательницей мнений.
Жанр
Жанр произведения сложно определить одним словом. Критики считают, что пьеса Грибоедова может относиться и к комедии, и к драме. Это не меняет общей идеи. В пьесе параллельно развиваются социальный и любовный конфликты. Они переплетаются, не приводя к логическому концу.
В обоих видах противостояний каждая из сторон не находит понимания со стороны оппонента, оставаясь при своем мнении. Одновременное развитие конфликтов не вписывается в рамки традиционного классицизма. При этом для пьесы характерно явное реалистическое начало.
Театральные постановки рассказа
На момент создания пьеса Грибоедова выглядела весьма дерзко. К тому же для нее характерна непростая история создания. Не менее интересной считается судьба театральных постановок. Цензура долго запрещала их. В 1825 году была сделана попытка поставить пьесу в Петербургском театральном училище, однако она оказалась неудачной.
Впоследствии пьесу «Горе от ума» поставили в Ереване. Это произошло в 1827 году. В постановке задействовали офицеров Кавказского корпуса, которые играли в любительском театре. На спектакле присутствовал и Грибоедов. Через 4 года комедию сыграли в театрах Москвы и Петербурга, однако цензура внесла в произведение много правок. Лишь в 1860 году пьесу стали ставить в ее первоначальном варианте.
Пьеса Грибоедова «Горе от ума» считается одним из наиболее известных произведений русской литературы. Многие фразы из этой комедии распространились по всему миру. Нужно сказать, что они не утратили актуальности и сегодня. Потому пьеса сохраняет свою популярность.
Главным замыслом произведения «Горе от ума» является иллюстрация подлости, невежества и раболепия перед чинами и традициями, противостояли которым новые идеи, подлинная культура, свобода и разум. Главный герой Чацкий выступил в пьесе представителем того самого демократически настроенного общества молодых людей, которые бросали открытый вызов консерваторам и крепостникам. Все эти тонкости, бушевавшие в общественно-политической жизни, Грибоедову удалось отразить на примере классического комедийного любовного треугольника. Примечательно, что основная часть произведения, описанного творцом, происходит в течение всего одного дня, а сами персонажи Грибоедовым отображены очень ярко.
Многие современники писателя удостоили его рукопись искренней похвалой и ратовали перед царем за разрешение опубликовать комедию.
Содержание:
- История комедии
- Анализ произведения
- Герои комедии:
- Александр Андреевич Чацкий
- Павел Афанасьевич Фамусов
- Софья Павловна Фамусова
- Молчалин Алексей Степанович
- Скалозуб
- Служанка Лиза
- Репетилов
- Загорецкий
- Госпожа Хлестова
- Цитаты из комедии
- Композиции и сюжетные линии
История написания комедии
Идея написания комедии «Горе от ума» посетила Грибоедова во время пребывания в Петербурге. В 1816 году он вернулся в город из-за границы и оказался на одном из светских приемов. Глубокое внутреннее возмущение у него вызвала тяга русских людей к иностранному, после того, как он заметил, что знать города преклоняется перед одним из заграничных гостей. Писатель себя не сдержал и выказал свое негативное отношение. Тем временем, кто-то из приглашенных, не разделивших его убеждений, парировал, что Грибоедов сумасшедший.
События того вечера легли в основу комедии, а сам Грибоедов стал прототипом главного героя Чацкого. Работу над произведением писатель начал в 1821 году. Трудился он над комедией в Тифлисе, где проходил службу при генерале Ермолове, и в Москве.
В 1823 году работа над пьесой была закончена, и писатель стал зачитывать ее в московских литературных кругах, попутно получая восторженные отзывы. Комедия с успехом расходилась в виде списков среди читающего населения, но впервые она была опубликована только в 1833 году, после прошения министра Уварова к царю. Самого писателя к тому времени в живых уже не было.
Подробнее: А.С. Грибоедов «Горе от ума»: история создания комедии
Анализ произведения
Основной сюжет комедии
Описываемые в комедии события происходят в начале XIX века, в доме столичного чиновника Фамусова. Его юная дочь Софья влюблена в секретаря Фамусова, Молчалина. Он человек расчетливый, не богатый, занимающий мелкий чин.
Зная о страстях Софьи, он встречается с ней по расчету. В один из дней в дом Фамусовых приезжает молодой дворянин Чацкий – друг семьи, который уже три года, как не был в России. Цель его возвращения – женитьба на Софье, к которой у него есть чувства. Сама Софья скрывает свою влюбленность в Молчалина от главного героя комедии.
Отец Софьи человек старого уклада и взглядов. Он раболепствует перед чинами и считает, что молодые должны угождать во всем начальству, не выказывать своего мнения и прислуживать вышестоящим самоотверженно. Чацкий, в противовес ему, остроумный молодой человек с чувством гордости и хорошим образованием. Подобные взгляды он осуждает, считает глупыми, лицемерными и пустыми. Между Фамусовым и Чацким возникают жаркие споры.
В день прибытия Чацкого в доме Фамусова собираются приглашенные гости. Во время вечера Софья распускает слух, будто Чацкий сошел с ума. Гости, также не разделяющие его взглядов, активно подхватывают эту мысль и единогласно признают героя сумасшедшим.
Оказавшись на вечере белой вороной, Чацкий собирается покинуть дом Фамусовых. В ожидании кареты, он слышит, как секретарь Фамусова признается в своих чувствах служанке господ. Слышит это и Софья, которая незамедлительно гонит из дома Молчалина.
Развязка любовной сцены заканчивается разочарованием Чацкого в Софье и светском обществе. Герой навсегда покидает Москву.
Подробнее: А.С. Грибоедов «Горе от ума»: сюжет и краткое содержание по действиям комедии
Герои комедии «Горе от ума»
Александр Андреевич Чацкий
Это главный герой комедии Грибоедова. Он потомственный дворянин, во владении которого находится 300 – 400 душ. Чацкий рано остался сиротой, а поскольку его отец был близким другом Фамусова, с детства он воспитывался вместе с Софьей в доме Фамусовых. Позже ему стало скучно у них, и вначале он поселился отдельно, а после и вовсе уехал странствовать по миру.
С детства Чацкий с Софьей дружили, но он испытывал к ней не только дружеские чувства.
Главный герой в комедии Грибоедова не глупый, остроумный, красноречивый. Любитель насмешек над глупыми, Чацкий был либералом, который не желает прогибаться перед начальством и прислуживать высшим чинам. Именно поэтому он не служил в армии и не являлся чиновником, что для эпохи того времени и его родословной – редкость.
Подробнее: Чацкий: характеристика и образ героя
Павел Афанасьевич Фамусов
Фамусов – мужчина в возрасте с сединой в висках, дворянин. Для своего возраста он очень бодр и свеж. Павел Афанасьевич вдовец, из детей у него единственная Софья, 17 лет от роду.
Чиновник состоит на государственной службе, он богатый, но при этом ветреный. Фамусов без стеснения пристает к собственным служанкам. Характер у него взрывной, неугомонный. Павел Афанасьевич брюзглив, но с нужными людьми, он умеет проявлять должную вежливость. Примером тому является его общение с полковником, за которого Фамусов желает выдать замуж дочь. Ради своей цели он готов на все. Подчинение, раболепие перед чинами и низкопоклонство для него характерны. Также он дорожит мнением общества о себе и своем семействе. Читать чиновник не любит и образование не считает чем-то очень важным.
Подробнее: Фамусов: характеристика и образ героя
Софья Павловна Фамусова
Софья – дочь богатого чиновника. Симпатичная и образованная в лучших правилах московского дворянства. Оставшись рано без матери, но находясь на попечении гувернантки мадам Розье, она читает французские книги, танцует и играет на фортепиано. Софья девушка непостоянная, ветреная и легко увлекающаяся молодыми мужчинами. При этом она доверчивая и очень наивная.
В ходе пьесы видно, что она не замечает того, что Молчалин ее не любит и находится с ней рядом из-за собственных выгод. Отец называет ее срамницей и бесстыдницей, сама же Софья считает себя умной и не трусливой барышней.
Подробнее: Софья: характеристика и образ героини
Молчалин Алексей Степанович
Секретарь Фамусова, который проживает у них в доме – это холостой молодой мужчина родом из очень бедной семьи. Свой дворянский титул Молчалин получил лишь в ходе службы, что в те времена считалось допустимым. За это Фамусов периодически называет его безродным.
Фамилия героя, как нельзя лучше, соответствует его характеру и темпераменту. Он не любит разговаривать. Молчалин ограниченный и очень глупый человек. Он ведет себя скромно и тихо, почитает чины и старается угодить всем, кто находится в его окружении. Делает это исключительно из выгоды.
Свое мнение Алексей Степанович никогда не высказывает, за счет чего окружающие считают его вполне симпатичным молодым человеком. На самом деле, он подлый, беспринципный и трусливый. В конце комедии становится ясно, что Молчалин влюблен в служанку Лизу. Признавшись ей в этом он получает порцию праведного гнева от Софьи, но характерное для него лизоблюдство, позволяет ему остаться на службе у ее отца и дальше.
Подробнее: Молчалин: характеристика и образ героя
Скалозуб
Скалозуб — второстепенный герой комедии, он безынициативный полковник, который хочет стать генералом.
Павел Афанасьевич относит Скалозуба к категории завидных московских женихов. По-мнению Фамусова, богатый офицер, имеющий в обществе вес и статус — хорошая партия для его дочери. Самой Софье он пришелся не по душе. В произведении образ Скалозуба собирается по отдельным фразам. К речи Чацкого Сергей Сергеевич присоединяется со вздорными рассуждениями. Они выдают его невежество и необразованность.
Подробнее: Скалозуб: характеристика и образ героя
Служанка Лиза
Являясь второстепенным персонажем, для автора Лиза основной персонаж, наделенный как положительными, так и отрицательными чертами.
Лизанька — обычная служанка в фамусовском доме, но при этом занимает достаточно высокое место среди других литературных персонажей, и ей отведено достаточно много различных эпизодов и описаний. Автор подробно описывает, что делает Лиза и что и как она говорит. Она заставляет признаваться в своих чувствах других героев пьесы, провоцирует их на определенные поступки, подталкивает к различным решениям, важным для их жизни.
Подробнее: Служанка Лиза: характеристика и образ персонажа
Репетилов
Господин Репетилов появляется в четвертом действии произведения. Это второстепенный, но яркий персонаж комедии, приглашенный на бал к Фамусову по случаю именин его дочери Софьи. Его образ – характеризует человека, который выбирает легкий путь в жизни.
Подробнее: Репетилов: характеристика и образ персонажа
Загорецкий
Антон Антонович Загорецкий – светский кутила без чинов и почестей, однако умеющий, и любящий быть приглашенным на все приёмы. За счёт своего дара — быть угодным «ко двору».
Спешащий побывать в центре событий, «как бы» со стороны, второстепенный герой А.С. Грибоедова, Антон Антонович, собственной персоны, оказывается приглашенным на вечер в дом Фаустувых. С первых же секунд действия с его персоной становится ясно – Загорецкий – тот ещё «кадр».
Подробнее: Загорецкий: характеристика и образ персонажа
Госпожа Хлестова
Мадам Хлестова – также один из второстепенных персонажей комедии, но всё же её роль весьма колоритна. Это женщина уже преклонных лет. Ей от роду 65. У неё есть собачка-шпиц и темнокожая служанка – арапка. Хлестова в курсе последних сплетен двора и охотно делится собственными историями из жизни, в которых легко рассказывает о других персонажах произведения.
Подробнее: Госпожа Хлестова: характеристика и образ персонажа
Цитаты из комедии
«А судьи кто?» Чацкий
«Служить бы рад, прислуживаться тошно» Чацкий
«Не надобно иного образца, когда в глазах пример отца» Фамусов
«Да умный человек не может быть не плутом» Репетилов
«Карету мне, карету!» Чацкий
Подробнее: А.С. Грибоедов «Горе от ума»: цитаты героев и автора комедии
Композиция и сюжетные линии комедии
При написании комедии «Горе от ума» Грибоедов использовал характерный для данного жанра прием. Здесь мы можем увидеть классический сюжет, где на руку одной девушки претендуют сразу двое мужчин. Образы их тоже классические: один скромный и почтительный, второй – образованный, горделивый и уверенный в собственном превосходстве. Правда, в пьесе Грибоедов немного по-другому расставил акценты в характере героев, сделав симпатичным для того общества, именно Молчалина, а не Чацкого.
В течение нескольких глав пьесы идет фоновое описание жизни в доме Фамусовых и только в седьмом явлении начинается завязка любовного сюжета. Достаточно подробное длительное описание в ходе пьесы повествует всего лишь об одном дне. Длительного развития событий здесь не описывается.
Каждый из образов, описанных Грибоедовым, многогранен. Интересен даже Молчалин, к которому, уже у читателя, возникает неприятное отношение, но явного отвращения он не вызывает. За ним интересно наблюдать в различных эпизодах.
Сюжетных линий в комедии две. Это конфликты: любовный и социальный.
В пьесе, несмотря на взятие основополагающих конструкций, для построения сюжета имеются определенные отступления, и явно прослеживается, что комедия была написано на стыке сразу трех литературных эпох: процветающего романтизма, зарождающегося реализма и отмирающего классицизма.
Комедия Грибоедова «Горе от ума» получила свою популярность не только за использование классических приемов построения сюжета в нестандартных для них рамках, в ней были отражены явные изменения в обществе, которые тогда только зарождались и пускали свои первые ростки.
Интересно произведение еще и тем, что оно разительно отличается от всех других трудов, написанных Грибоедовым.