Кто мог быть автором слова о полку игореве сочинение

Александр Ужанков
08.04.2017
33900

Поиск автора этого замечательнейшего памятника древнерусской литературы — тема, которая интересует его исследователей уже много лет, почти с момента открытия текста на рубеже 1780–1790-х гг. И до сих пор по этому вопросу ведутся споры и выдвигаются различные варианты его решения. То же касается места и времени создания «Слова». Об этом — статья профессора А. Н. Ужанкова, главная мысль которой состоит в том, что для установления имени автора прежде всего необходимо охарактеризовать его при помощи данных, скрытых в тексте самого памятника.

Пожалуй, самое заманчивое в изучении «Слова о полку Игореве» — это поиск Автора (буду писать его, из уважения, с большой буквы), безымянного гения древнерусской словесности. Более двухсот лет пытаются ученые, начиная с первых издателей «Слова», разгадать эту тайну.

Самым распространенным при этом является посыл: кто может быть Автором? И называют самые различные имена: от Оврула, способствовавшего побегу Игоря Святославича, «славетного певца Митуса в Киеве», упомянутого в Галицко-Волынской летописи, до шурина Игоря — Владимира Ярославича Галицкого, его сестры — жены Игоря — Ярославны. Авторство приписывалось даже киевскому князю Святославу Всеволодичу, его жене Марии Васильковне и, наконец, самому князю Игорю Святославичу[1].

Более осторожно к проблеме авторства подошел академик Д. С. Лихачев. Он просто попытался охарактеризовать автора, не называя его имени: «Автор “Слова” мог быть приближенным Игоря Святославича: он ему сочувствует. Он мог быть и приближенным Святослава Киевского: он сочувствует и ему. Он мог быть черниговцем и киевлянином. Он мог быть дружинником: дружинными понятиями он пользуется постоянно. Он, несомненно, был книжно образованным человеком и по своему социальному положению вряд ли принадлежал к эксплуатируемому классу населения. Однако в своих политических воззрениях он не был ни “придворным”, ни дружинником, ни защитником местных интересов, ни идеологом князей, бояр или духовенства. <… > Автор “Слова” занимал свою, независимую от правящей верхушки феодального общества патриотическую позицию. Ему были чужды местные интересы феодальных верхов и близки интересы широких слоев русского трудового населения, повсюду стремившегося к единству Руси»[2].

Несомненно, что перед тем, как рискнуть установить имя автора “Слова”, необходимо попытаться максимально охарактеризовать его на основании скрытых в самом произведении данных.

Ни один из претендующих в кандидаты «авторов», предполагаемых или уже названных по имени, не соответствует столь всеохватывающей характеристике. Понятно, что и ее саму можно расценивать как своеобразный художественный образ древнерусского автора, созданный исследователем. Тем не менее несомненно, что перед тем, как рискнуть установить имя автора “Слова”, необходимо попытаться максимально охарактеризовать его на основании скрытых в самом произведении данных.

Эта характеристика писателя, наряду с установленным временем и местом создания творения, и позволит максимально приблизиться к раскрытию тайны авторства.

О ВРЕМЕНИ НАПИСАНИЯ «СЛОВА»

Почему так упорно пытаются определить время написания «Слова»? Потому что время создания произведения позволяет правильно решить ряд проблем, из числа которых выделю две: во-первых, определить причины, побудившие автора взяться за перо, тем самым, понять его идею; во-вторых, хронологическими рамками сразу же отсечь целый ряд «претендентов» в Авторы «Слова». И что же получается?

При датировке «Слова о полку Игореве» исследователи исходили из посыла (по умолчанию), что «внутреннее время», то есть «художественное время» произведения, совпадает с реальным временем, то есть «внешним», когда работал сам Автор. «Слово о полку Игореве», таким образом, воспринимали чуть ли не как репортаж, во всяком случае, как произведение, написанное «по горячим следам»: или после бегства князя Игоря из плена (1185 г.); или после возвращения в 1188 г. Владимира Игоревича с женой (дочерью Кончака — Кончаковной) и ребенком на Русь. Правда, высказывалось мнение, что «Слово» могло быть написано и немногим позднее, но еще при жизни основных участников похода — Святославичей — Игоря и Всеволода, то есть до 1196 г., года смерти Всеволода, умершего раньше брата; или же после смерти в 1198 г. Ярослава Черниговского, к которому «Слово» относилось явно недоброжелательно и т. д.[3]

Как мне представляется, выявить время работы автора над произведением помогают авторские экскурсы за пределы 1185 года — «внутреннего» времени произведения.

Как мне представляется, выявить время работы автора над произведением помогают авторские экскурсы за пределы 1185 года — «внутреннего» времени произведения — в современное ему «внешнее» время. Попросту говоря, необходимо определить круг событий, отразившихся в «Слове», но произошедших уже после похода Игоря Святославича в 1185 году.

Верхняя временная граница осведомленности автора выявляется довольно легко, уже в самом начале «Слова»: «Почнем же, братие, повесть сию от стараго Владимера до нынешняго Игоря… »

Поскольку герой «Слова» Игорь Святославич умер после лунного затмения 22 декабря 1200 года, как о том сообщает Лаврентьевская летопись, то, стало быть, произведение написано до его кончины, ибо Игорь назван «нынешним» князем, то есть еще живым. А далее мы сталкиваемся с целым рядом художественных отражений событий, выходящих за рамки 1185 г.

Так, в диалоге Гзака и Кончака содержится явный намек на потерю половцами «сокольца и красной девицы», то есть на возвращение из плена Владимира Игоревича и Кончаковны в 1188 г.

Во «сне Святослава», как его тонко интерпретировала Н. С. Демкова, чувствуется знание автором о смерти Киевского князя 27 июля 1194 г. О том же говорят и авторские слова: «Того стараго Владимира нельзе бе пригвоздити къ горамъ Киевьскымъ: сего бо ныне сташа стязи Рюриковы, а друзии — Давидовы».

Рюрик Ростиславич стал киевским князем после смерти Святослава в июле 1194 г. и правил Русской землей со своим братом Давыдом по лето 1201 г. При жизни Святослава следовало бы говорить о другом дуумвирате — Рюрика и Святослава.

Академик Б. А. Рыбаков, в свое время, обратил внимание, как на датирующий признак, на поход Всеволода Большое Гнездо в 1183 г. на Волгу во фразе: «Великый княже Всеволоде!.. Ты бо можеши Волгу веслы раскропити», но оставил без внимания ее продолжение, «а Дон шеломы выльяти». Поход Всеволода Суздальского на Дон состоялся в 1198 г.

Странной кажется фраза в конце «Слова»: «Игореви князю Бог путь кажет из земли Половецкой на землю Рускую, к отню злату столу». «Слово» заканчивается тем, что «Игорь едетъ по Боричеву къ Святей Богородици Пирогощей», но это — не «отчий престол».

По Ипатьевской летописи Игорь бежит в Путивль, где его ожидала жена, а затем в Новгород-Северский. Но и это — не отцов Черниговский престол. Его он займет только после смерти Ярослава Всеволодовича Черниговского в 1198 г.

И, наконец, Роман Галицкий, упоминаемый в «Слове» как покоритель половцев, не мог ходить на них ранее осени-зимы 1200 г., как показали последние исследования А. В. Майорова[4].

Таким образом, в «Слове о полку Игореве» отразились события, современные автору вплоть до 1199–1200 годов.

Следовательно, можно сделать вывод, что «Слово» было написано не ранее зимы 1200 г. — после похода Романа Галицкого на половцев, и не позднее лета 1201 г.

К этому следует добавить, что есть серьезные основания полагать, что автор использовал в своей работе тот Киевский летописный свод, который был составлен в Выдубицком монастыре игуменом Моисеем в 1199–1200 гг. Из него он заимствовал сведения о походе Владимира Мономаха на половцев в 1111 г.

Следовательно, можно сделать вывод, что «Слово» было написано не ранее зимы 1200 г. — после похода Романа Галицкого на половцев, и не позднее лета 1201 г. (напомню, что новолетие начиналось 1 марта) — до изгнания Рюрика Ростиславича из Киева[5].

Это заключение позволяет сразу же отсечь ряд серьезных претендентов в Авторы «Слова», скончавшихся до этого времени: и епископа Туровского Кирилла, и, главное, брата жены Игоря Святославича — Владимира Ярославича Галицкого, умершего в 1199 г., и многих других.

Ответив на вопрос «когда», попытаемся дать характеристику автора «Слова», основываясь на самом произведении.

ХАРАКТЕРИСТИКА АВТОРА «СЛОВА»

Прежде всего, следует обратить внимание на христианское (православное) обращение Автора к своим слушателям или читателям: «Не лѣпо ли ныбяшетъ, братие, начяти старыми словесы трудныхъ повѣстий о пълку Игоревѣ».

Итальянский профессор Риккардо Пиккио полагает даже, что это обращение было маркированным, присущим монашеской среде: «Формально фразы из “Слова” звучат ближе к традиции, в соответствии с которой братие понимались как члены религиозных объединений. Это не значит, что повествователь “Слова” на самом деле стремился обращаться исключительно к сообществу монахов. Тем не менее это могло означать, что он использовал маркированную формулу в духе церковной традиции и таким образом выражал согласие с особым кодом. Потерян ли этот условный знак в “Задонщине”? Или он замещен чем-то иным, но функционально равноценным?… Как бы то ни было, есть достаточные основания полагать, что значение братие в “Слове” изменено компиляторами “Задонщины”»[6].

Мне так же кажется, что Автор, когда создавал свое непревзойденное творение, принадлежал к монашеской среде, и для него обращение к читателям или слушателям «братие», шесть раз встречаемое в «Слове», было естественным.

Правда, некоторые исследователи (Н. В. Шарлемань, И. И. Кобзев, В. А. Чивилихин, Л. Е. Махновец, В. В. Медведев и др.), особенно в советское, да и в постсоветское время, видели в Авторе князя, обращавшимся так к другим князьям, как, например, великий князь Святослав в своем «золотом слове»: «А чи диво ся, братие, стару помолодити?..». Но, во-первых, так дважды обращается и князь Игорь Святославич ко всем своим воинам. Поскольку княжескую власть на Руси воспринимали как Богом данную, а княжеское служение — это мирское служение Богу, тогда вполне логично такое обращение Игоря Святославича к своим дружинникам: он обращается к ним как братьям во Христе. Обращение «братие» — это обращение православного князя к православным воинам, а не призыв к своим единокровным братьям, как полагали некоторые ученые. Во-вторых, «в текстах XI–XII вв. не зафиксировано ни одного случая употребления слова “князь” в обращениях князей друг к другу»[7].

К тому же совершенно очевидно, что Автор не мог быть по своему статусу князем. Использование им в качестве обращения к князьям слова «господине» свидетельствует об этом[8].

Думается, для начала нужно вести разговор не о статусе Автора, кем он был, а о том багаже знаний, которыми он владел.

Думается, для начала нужно вести разговор не о статусе Автора, кем он был, а о том багаже знаний, которыми он владел, и попытаться понять, а где, в каком месте он мог их получить в таком объеме?

Здесь важна любая деталь, любая авторская оговорка, как, например, авторская ремарка в тексте “Слова о полку Игореве”: «Что ми шумить, что ми звенить давечя рано предъ зорями? Игорь плъкы заворочаетъ, жаль бо ему мила брата Всеволода». Создается впечатление, что автор вновь переживает те события, участником которых он был сам…

Следовательно, Автор мог быть участником похода Игоря Святославича на половцев в 1185 г.

ЧТО ЗНАЛ АВТОР «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»?

Уже давно, с самого начала изучения «Слова», исследователи обратили внимание на широкий кругозор Автора, на его хорошее знание междукняжеских отношений, военного дела, исторических преданий, да и русской истории XI–XII веков.

По наблюдениям историка В. А. Кучкина, Автор знал ряд «исторических реминисценций» XI века, о которых не упоминают летописи, причем «хронологический диапазон этих пpипоминаний оказывается достаточно шиpоким: с 1022 г. по 1097 г., то есть тpи четвеpти века»[9], при этом Автор, по мнению В. А. Кучкина «был хорошо знаком с летописными памятниками», прежде всего, конечно, «Повестью временных лет».

Предлагаю вслед за В. А. Кучкиным рассмотреть эти реминисценции.

1. В самом начале поэмы Автор сообщает, что Боян пел песню не только «хpабpому Мстиславу», но и «красному Pоманови Святъславличю». В летописных источниках эпитет «красный», то есть красивый, по отношению к Роману отсутствует. «Очевидно, автор «Слова о полку Игоpеве» знал о том, что Pоман Святославич был красив, не из летописи» (С. 62), — делает первый вывод В. А. Кучкин.

2. «Автоp “Слова” знал о Мстиславе Владимиpовиче гораздо больше, чем написано об этом князе в его произведении. Он знал не только о победе Мстислава над Pедедею, но и о княжении Мстислава в Тмутоpокани, о вражде его с Ярославом. Источник этих знаний точно указан быть не может. Но им могла быть и летопись, поскольку те факты о Мстиславе, которые можно извлечь из “Слова”, есть и в известных к настоящему вpемени летописных сводах» (С. 63), — делает второй вывод В. А. Кучкин.

3. «В 1094 г. Мономах, узнав о военном походе Олега из Тмутоpокани, должен был позаботиться об обороне Чернигова. Согласно «Слову» он это и делал, поскольку другое значение выражения «закладывать уши» — закрывать уши, проушины, проемы, балкой запирать ворота. Городские ворота запирались на ночь, а утром открывались. Мономах же, по «Слову», запирал ворота Чернигова уже с утра. Ни в какой летописи о мерах Мономаха по обороне Чернигова не говорится. Но в «Поучении» Мономаха сообщается, что при осаде города Олегом с половцами «бишася дружина моя с нимь 8 днии о малу гpеблю и не вдадуче имъ въ остpогъ». Следовательно, Чернигов был действительно укреплен. Отвлеченные, казалось бы, строки поэмы отразили реалию событий 1094 г., штрих, не указанный памятниками летописания» (С. 64), — третье заключение В. А. Кучкина.

Существенно отметить, что эти известия можно было узнать только у Мономаховичей.

4. «Осмысляя судьбу Всеслава (Полоцкого. — А.У.), автор “Слова” хочет сказать, что основной, опорой превращения полоцкого князя в князя киевского стали те козни против него, что совершили Ярославичи 3 июля 1067 г. Не будь их, Всеслав не смог бы вокняжиться в Киеве». В. А. Кучкин обращает внимание на предложенную еще в 1948 г. Р. О. Якобсоном конъектуру «вазни с три кусы» (вместо «возни стрикусы»), «то есть Всеслав добился успеха в трех попытках. В чем заключался успех, “Слова” говорит далее: “отвори врата Новуграду”. Действительно, в 1067 г. Всеслав сумел на время захватить Новгород. Но при чем здесь число три? Исследователи указывали на еще одну попытку Всеслава занять Новгород в 1069 г. Всего получалось две, третьей не было. Следует, однако, напомнить, что в 1065 г. Всеслав напал на Псков, а Псков принадлежал Новгороду. Автор “Слова” знал о всех трех нападениях Всеслава на Новгород (как на территорию Новгорода, так и на сам город) и знал, что только одно нападение было успешным» (С. 65–66), — делает четвертый вывод В. А. Кучкин.

«Самое же примечательное заключается в приведенной в разделе о Всеславе фразе: “Всеславъ князь людямъ судяше, княземъ грады рядяше”. Выясняется, что Всеслав, стремясь удержать за собой Киев, вошел в соглашение со своими недавними врагами, Святославом и Всеволодом Ярославичами, отдав им Новгород и Владимир Волынский, которыми раньше распоряжался их старший брат Изяслав. И когда Изяслав с помощью поляков в 1069 г. вернул себе Киев, он уже не нашел поддержки у бpатьев. Чеpез 4 года те вообще изгнали Изяслава из Киева. Свидетельство «Слова» уникально, оно pаскpывает пpичины той боpьбы за власть, котоpая pазгоpелась на Pуси в конце 60-х — начале 70-х гг. XI в.» (С. 66).

5. «Наконец, последнее конкретное известие “Слова о полку Игоpеве” о событиях XI столетия помещено в самом конце поэмы, где pеке Донцу, помогшей Игоpю бежать из половецкого плена, пpотивопоставлена pека Стугна: «Не тако ли, pече, pѣка Стугна: худу стpую имѣя, пожpъши чужи pучьи и стpугы, pостpена к усту, уношу князю Pостиславу затвоpи Днѣпpь темнѣ беpезѣ. Плачется мати Pостиславля по уноши князи Pостиславѣ». Pечь идет о гибели 26 мая 1093 г. в р. Стугне бежавшего от половцев брата (по отцу) Владимира Мономаха князя Ростислава. Летопись сообщает, что Стугна тогда наводнилась, что вместе с Ростиславом реку переплывал Владимир Мономах, но он не смог помочь брату, что тело Ростислава потом нашли, принесли в Киев и все плакали «уности его pади». «Слово» не сообщает причины, по которой Ростислав должен был пеpепpавляться через Стугну, ничего не говорит о Мономахе, в иных, образных словах дает понять, что pека была наводнена. Но поэма указывает и на детали, которые отсутствуют в летописи: что пеpепpава пpоходила близ впадения Стугны в Днепр, что именно Днепр «затвоpи» князя Pостислава, причем у «темного берега», что Ростислав был юношей. Как следует из летописи, спасавшиеся от половцев Владимир и Ростислав хотели пеpепpавиться через Стугну и уйти на левый беpег Днепpа. Сделать это лучше всего было близ устья Стугны. Но Стугна была полноводна, имела сильное течение («худу стpую») и при впадении в Днепр должна была образовывать водовороты. В один из них, очевидно, и попал Ростислав. Потом тело князя течение Днепра прибило к крутому правому («темному») берегу pеки. Все эти мелкие реалии и изложены в поэме. Реально было и определение Ростислава как юноши. Он родился в 1070 г. В год смерти ему было 22–23 года. По В. И. Далю юношей считался человек от 15 до 20 с небольшим лет. В летописи сказано, что Ростислав был оплакан «оуности его pади», однако из таких слов нельзя заключить, что погибший был именно юношей, а не отроком. Очевидно, все перечисленные детали автор поэмы почерпнул не из летописи, а из другого или других источников. А поскольку в «Слове» прямо названы песни Бояна, слагавшего славы стаpым князьям, их и надо считать этими источниками» (С. 67), — делает пятый вывод В. А. Кучкин.

Опять хочу обратить внимание, что и эти сведения можно было узнать только у Мономаховичей.

Возникает вопрос: а где и из каких источников Автор мог почерпнуть эти сведения, ведь они носят отнюдь не устный характер?

«Таким образом, — заключает В. А. Кучкин, — в “Слове о полку Игоpеве” при изложении далеких от его автора событий XI в. обнаруживаются разного pода детали, котоpые пpи внимательном анализе оказываются не вымышленными, пpидуманными, а вполне pеальными. Истоpическая ценность таких pеалий неодинакова. Кpасота Pомана Святославича, юность Pостислава Всеволодовича, пеpепpава его у устья Стугны добавляют штpихи к нашим пpедставлениям о людях и событиях XI столетия, но штpихи эти весьма скpомны. Иное дело свидетельства “Слова” о pаздаче Всеславом Полоцким гоpодов князьям и повелении Святополка Изяславича пpивезти тело погибшего под Чеpниговом отца в Киев и похоpонить в Софийском собоpе. Эти свидетельства вносят существенные коppективы в истоpию политических взаимоотношений pусских князей XI в. Но и большие, и малые детали “Слова о полку Игоpеве”, относящиеся к этому столетию, обнаpуживающие свою уникальность и полную достовеpность, ясно свидетельствуют о подлинности этого выдающегося пpоизведения дpевнеpусской и миpовой литеpатуpы» (С. 67). Возникает вопрос: а где и из каких источников Автор мог почерпнуть эти сведения, ведь они носят отнюдь не устный характер? К тому же, ряд из них явно происходят из киево-переяславского рода Мономаховичей, сам же Автор пишет в «Слове» о враждебном им князе из черниговского рода Ольговичей (Святославичей).

Очевидно и то, что Автор пользовался летописной статьей, повествующей о походе Игоря Святославича на половцев, которая вошла в Киевский летописный свод, работу над которым завершил в 1200 г. игумен Киевского Выдубицкого монастыря Моисей. Где автор мог познакомиться с этой рукописью? Напрашивается вывод, что только в Выдубицком монастыре.

К этим наблюдениям о смысловых связях Мономаховичей и Ольговичей добавлю еще несколько важных для нас не только из XI, но и XII века, которые способствуют пониманию идеи произведения.

Уже в самом начале своего повествования автор выражает желание изложить «повесть сию отъ стараго Владимера до нынешняго Игоря», уловив в их правлении некую смысловую параллель. Какую?

Автор затрагивает тему княжеских междоусобиц от начала вражды в 1078 г. двух княжеских ветвей — Ольговичей (князей черниговских, потомков Олега Святославича) и Мономаховичей (князей переяславльско-ростовских и киевских, потомков Всеволода Ярославича) — и ее окончания в 1198 г., когда произошло примирение главы Мономаховичей — Рюрика Ростиславича Киевского и главы Ольговичей — Игоря Святославича, князя Черниговского. Любопытно отметить, что в Киевском летописном своде, составленном в Выдубицком монастыре в 1200 г., приводится как родословная Мономаховичей от Владимира до Рюрика Ростиславича, так и характер взаимоотношений упомянутых двух княжеских родов в 90-е годы XII века.

Тема княжеских междоусобиц оказывается тесно взаимосвязанной с половецкой темой как в «Слове», так и в Выдубицком летописном своде.

Традиционно приводят «поганых» на Русскую землю князья из рода Святославичей: Олег Святославич (с Борисом Тмутараканским) против Всеволода Ярославича и одерживает над ним победу 25 августа 1078 г. Затем, в 1079 г., Роман Святославич из Тмутаракани и опять против Всеволода Ярославича. В третий раз — снова Олег Святославич в июле 1094 г. против сына Всеволода Ярославича — Владимира Мономаха, и отбирает у него Чернигов.

Характерно, что половцы выступают союзниками черниговских князей — Святославичей (в последствии — Ольговичей), а Всеволод Ярославич и Мономаховичи воюют постоянно против половцев, и часто — с Ольговичами.

Но так было не всегда. При жизни Святослава Ярославича, отца Олега, князя Черниговского, а затем и Киевского (с 1073 по 1076 гг.) двоюродные братья Олег и Владимир были очень дружны. Они ходили в совместный поход против Чехов (как союзники поляков). По возвращении из похода Владимир Всеволодович узнает о рождении своего первенца — Мстислава (Гарольда), крестным отцом которого становится Олег Святославич.

Однако после смерти Святослава Ярославича в Киев возвращается изгнанный им и Всеволодом старший Ярославич — Изяслав. Всеволод Ярославич перебирается из Переяслава южного в Чернигов. При этом он ограничивает свободу его истинного хозяина — Олега и отдает свою Переяславскую вотчину сыну Владимиру Мономаху.

Олег же оказывается без княжеского удела в Русской земле и в последующие годы силой пытается установить справедливость, становясь на защиту интересов всех Святославичей, оказавшись после гибели в 1078 г. Глеба Святославича старшим среди них. Так разгорается конфликт между двумя княжескими ветвями.

Владимир Всеволодович Мономах являл собой пример совершенно иного рода — благоверного князя — и смирением своим достигает Киевского престола.

После смерти отца в 1093 г. он уступает Киев Святополку Изяславичу, хотя, если бы захотел, мог бы отстоять его силой. В 1094 г. уступает Чернигов Олегу Святославичу, не желая кровопролития. Более того, прощает ему убийство в 1096 г. своего второго сына Изяслава под Муромом. Поселяется в маленьком Переяславле, а Любечский съезд 1097 г. закрепляет за ним эту вотчину.

По кончине князя Святополка Изяславича в 1113 г. по праву старшинства, заповеданного Ярославом Мудрым, в Киеве должен был сесть Олег Святославич, но на престоле оказывается … Владимир Мономах! Мало того, что Олег Святославич уступил Владимиру Киевское княжение, он еще и выступил ему на помощь против половцев, узнавших о смерти киевского князя, чтобы защитить столицу Руси. Незадолго до смерти Олег Святославич вместе с Владимиром Всеволодовичем организовывают совместные торжества по перенесению 2 мая 1115 г. мощей святых Бориса и Глеба, как символ братней любви и примирения двух родов.

Какое имеет отношение к «Слову о полку Игореве» история взаимоотношений двух княжеских семей — Мономаховичей (Всеволодовичей) и Ольговичей (Святославичей)? Оказывается, самое непосредственное.

Во времена Игоря Святославича соправителями в Киеве были Ольгович Святослав Всеволодович (власть в Киеве) и Мономахович Рюрик Ростиславич (власть в Киевской земле). Причем, именно Рюрик Ростиславич пригласил в соправители Святослава Всеволодовича.

Походу 1185 г. предшествовал февральско-мартовский поход объединенных русских войск 1183 г. под предводительством Ольговича Игоря Святославича против пришедших под Чернигов половцев. Игорь отказал Мономаховичу Владимиру Глебовичу, князю Переяславскому, в просьбе «ездити напереди полков». Тогда Владимир Глебович в отместку пустился разорять Игоревы земли. Ответ Игоря не заставил себя долго ждать. Незадолго до апрельского похода 1185 г. на половцев Игорь Святославич «берет на щит» город Глебов у Переяслава — княжестве Владимира Глебовича.

Налицо новый конфликт Мономаховичей и Ольговичей, в который втягиваются и половцы: во время плена Игоря Святославича его сват Кончак разоряет земли Мономаховичей под Переяславом.

Вспомним о высказанной самим Игорем Святославичем цели похода в 1185 г.: «Хощу бо, — рече, — копие приломити конець поля Половецкаго, съ вами, русици, хощу главу свою приложити, а любо испити шеломомь Дону».

Стало быть, цель Игоря — Дон.

Но здесь сразу же возникает ретроспективная историческая аналогия с Владимиром Мономахом: «Тогда Володимерь и Мономахъ пилъ золотом шоломомъ Донъ, и приемшю землю ихъ (половцев — А.У.) всю и загнавшю оканьныя агаряны» во главе с половецким князем Отроком за «Железные врата».

После смерти Владимира Мономаха Сырчан посылает к Отроку гудца, чтобы тот убедил Отрока вернуться в Половецкую землю. Вдохнув запах степей — траву евшан — Отрок возвращается в родные места. Именно от него родился Кончак, сват Игоря, и, естественно, недруг Мономаховичей. Вот почему он мстит переяславскому князю Владимиру Глебовичу.

Но это не единственная и не основная ретроспективная параллель между Владимиром Мономахом и Игорем Святославичем. Есть куда более значимая по смыслу — поход к Дону весной 1111 г. ряда русских князей, предпринятый по инициативе Владимира Мономаха.

Так же, как и в начале похода Игоря, ему предшествует небесное знамение: «В то же лето бы знаменье в Печерьскомь манастыри февраля въ 11 день. Явися столпъ огненъ от земля до небесе, а молнья освитиша всю землю. И на небеси погреме в часъ 1 нощи. Весь миръ виде…»[10].

А огненный столб — это явление ангела!

Чем, таким образом, отличаются между собой оба похода? Да тем, что Владимир Мономах выступает по воле Божией, а Игорь Святославич по своему желанию славы, то есть по гордыне своей!

«Се бо анѣглъ вложи въ срѣдце Володимеру Манамаху пооустити братью свою на иноплеменникы Русьскии князи. Се бо якоже рекохомъ видинье видиша в Печерьскомъ манастыри, еже стояше столпъ огненъ на тряпезнице, таже преступив на црѣквь … Ту бо бяше Володимеръ… И тогда се анѣглъ вложи Володимеру въ срѣдце нача понужати, якоже рекохомъ» (Стлб. 268), — отмечает автор «Повести временных лет».

Чем, таким образом, отличаются между собой оба похода? Да тем, что Владимир Мономах выступает по воле Божией, а Игорь Святославич по своему желанию славы, то есть по гордыне своей!

Мысль о походе Владимиру Мономаху вложил Бог, а он привлек уже и других князей на Богоугодное дело — защиту рубежей Отечества. Поэтому идут русские князья благословясь, постом, с молитвой и пением тропарей, а потому «с Божию помощью молитвами святыя Богородица и святыхъ ангелъ възъвратишася Русьстии князи въсвояси съ славою великою къ своимъ людемъ. и ко всимъ странамъ рекуще къ Грекомъ. и Оугромъ. и Ляхомъ. и Чехомъ. дондеже и до Рима преиде на славу Богу всегда и ныня и присно во веки аминь…» (Стлб. 273). Но, как замечает автор «Слова», «то было в те рати и в те походы, а такой рати не слышано!»

Если поход Мономаха был «на славу Богу», то Игорь Святославич преследует совершенно иные цели: «Помужаемся сами: предыдущую славу себе похитим, а нынешнюю сами поделим!»

Игорь Святославич, движимый тщеславием и гордыней, отправляется в поход ради своей земной славы. И, как результат Божьего наказания за гордыню, — бесславие, плен: «Тут немцы и венециане, тут греки и морава … корят князя Игоря… Тут Игорь князь пересел с седла золотого да в седло невольничье». А для русского войска — гибель: «Тут разлучились братья на берегу быстрой Каялы; тут кровавого вина недостало; тут пир окончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую… Уже, братья, невеселое время настало, уже трава силу русскую прикрыла».

Совершенно очевидно, что праведному походу под предводительством Владимира Мономаха на защиту Русской земли автор «Слова» противопоставляет неправедный поход (славы ради) Игоря Святославича.

По гордыне своей захотели молодые князья похитить «переднюю славу» русских князей, двумя годами ранее разбивших половцев, и «испити шеломомь Дону», как когда-то Владимир Мономах.

Предваряя рассказ об этом походе, один из составителей Ипатьевской летописи заметил под 1184 г.: «Всемилостивый Господь Богъ гордымъ противиться и светы (планы, замыслы. — А.У.) ихъ разруши (разрушает. — А.У.)».

Итак, причиной похода была гордыня, а наказание Божие за нее — плен! Господь предупреждал Игоря затмением солнца, но князь, по гордыне своей, пренебрег и знамением…

В конце «Слова о полку Игореве» Автор сообщает, что «Игорь ѣдетъ по Боричеву къ святѣй Богородици Пирогощей». Церковь Пресвятой Богородицы Пирогощей, то есть Путеводительницы на Подоле в Киеве — семейный храм князей Мономаховичей. К ним, по всей видимости, и поехал с примирением князь Игорь Святославич, чтобы прекратить вековую междусемейную вражду. Кстати, летописи сообщают о возвращении Игоря Святославича в Путивль, где его ожидала жена. А где и от кого Автор мог узнать эту важную информацию?

Опять на ум приходит Выдубицкий монастырь Мономаховичей.

Свято-Михайловский Выдубицкий монастырь был основан в 70-е годы XI в. Всеволодом Ярославичем, женатым на византийской принцессе Анне — матери Владимира Мономаха. Очевидно, что с ней на Русь приехали и монахи-греки. Возможно, именно для них и был создан Всеволодом Ярославичем этот монастырь.

Во время своей поездки в Орду к Батыю в 1246 г. за ярлыком на княжение Даниил Галицкий[11], наполовину грек, так же останавливался в Выдубицком монастыре. Последний факт свидетельствует о связях Галицкой Руси и Выдубицкого монастыря. Во всяком случае, мы вполне можем предположить, что названный митрополит Кирилл, сопровождавший Даниила Галицкого в той его поездке в Орду, мог познакомиться с какой-то повестью о Владимире Мономахе, половецких князьях и траве евшан именно в его ктиторском Выдубицком монастыре и поместил выдержку из этой повести в первую часть «Летописца Даниила Галицкого» («Жизнеописания Даниила Галицкого»), в написании которого принимал непосредственное участие[12].

Тогда же он мог познакомиться и со «Словом о полку Игореве», литературная манера которого отразилась в первой редакции «Летописца Даниила Галицкого»[13].

В свою очередь, связь галицко-волынских князей с Выдубицким монастырем позволяет предположить, что и сведения о походе Романа Мстиславича на половцев в 1200 г., о котором мы говорили при датировке “Слова”, Автор мог узнать непосредственно от галичан.

С полным основанием можно утверждать, что в XII веке в Выдубицком монастыре сложилась целая литературная школа.

В начале XII века, около 1115–1117 гг., в нем было составлено анонимное «Сказание о Борисе и Глебе»[14]. Сюда, после вокняжения в 1113 г. в Киеве, переносит летописание из Киево-Печерского монастыря Владимир Мономах, и до 1118 г. игуменом монастыря Сильвестром была составлена новая редакция «Повести временных лет»[15]. В нее было помещено и «Поучение» Владимира Мономаха. Здесь же ведется на протяжении XII века киевское летописание и завершается игуменом Моисеем в 1199–1200 гг. В этот выдубицкий летописный свод войдет и повесть о походе в 1185 г. Игоря Святославича на половцев (эта киевская летопись в свою очередь войдет в состав Ипатьевского летописного свода). Здесь игумен Моисей напишет и произнесет 24 сентября 1199 г. «Слово» на “обновление” (освящение) церкви архистратига Михаила, которое тоже войдет в составленный им Выдубицкий летописный свод.

Автор «Слова» использовал в своем труде скрытые цитаты из Книги пророка Иеремии на греческом языке[16]. Логично предположить, что с греческой рукописью Книги пророка Иеремии он мог познакомиться именно в Выдубицком монастыре. На церковнославянский язык Книга пророка Иеремии еще не была переведена, известны были только паремийные чтения, но их следы в «Слове» не обнаружены.

Подведем общий итог сказанному. Для этого кратко перечислим все обнаруженные нами свидетельства, содержащие информацию об Авторе и возможном месте его работы над «Словом».

Автор обращается к читателям (слушателям) «братие», что является характерным и традиционным для монашеской среды.

Автор знал о событиях XI века не понаслышке, а пользовался историческими источниками (скорее всего, недошедшими до нас летописями), из которых черпал детали и сведения, не имеющиеся в известных нам летописях. Это можно было сделать только в хорошей библиотеке, скорее всего, монастырской.

Большая часть этих сведений происходит из княжеской семейной среды Мономаховичей. Поскольку сами князья часто переезжали из одного города в другой, то, логично предположить, что семейный архив хранился в родовом монастыре — Выдубицком, или Красном дворе — княжеской резиденции Мономаховичей, построенной его отцом Всеволодом Ярославичем на холме чуть выше Выдубицкого монастыря. В 90-е годы XII века там проживал правнук Владимира Мономаха Рюрик Ростиславич, который упоминается в «Слове», и о котором много повествует игумен Моисей в составленном им летописном своде.

Автор акцентирует внимание на княжеских междоусобицах и вражде двух княжеских ветвей — киево-переяславской и черниговской, противопоставляя «старого Владимира» Мономаха и Игоря Святославича. Для Автора оба князя дороги. О вражде Мономаховичей и Ольговичей пишет и игумен Моисей в составленном им летописном своде.

Автор пользовался летописной статьей о походе Игоря Святославича на половцев, вошедшей в Киевский (Выдубицкий) летописный свод, работу над которым завершил в 1199– 1200 гг. игумен Киевского Выдубицкого монастыря Моисей.

Именно в Выдубицком монастыре автор первой редакции «Летописца Даниила Галицкого» митрополит Кирилл мог познакомиться как с использованной им в своем труде повестью о Владимире Мономахе и траве евшан, так и со «Словом», литературная манера которого отразилась в «Летописце».

Имелась тесная связь галицко-волынских князей с Выдубицким монастырем, от которых Автор мог узнать о походе Романа Мстиславича на половцев в 1200 г.

Автор «Слова» был знаком с Книгой пророка Иеремии на греческом языке и использовал в своем труде скрытые цитаты из нее. Познакомиться с книгой на греческом языке мог именно в Выдубицком монастыре, где монахами были греки.

Автор был участником похода 1185 г. на половцев, и вспоминает об этом в «Слове».

Автор был монахом, а поэтому стоял над княжескими отношениями, осмысляя их через призму грядущего Страшного суда, приводя в «Слове» оценку происходящему.

Каждый по себе факт содержит, кажется, небольшую информацию и подсказку, но собранные воедино, они серьезно дополняют друг друга и слагаются в цельную неповторимую цепь доказательств.

Автор в своей оценке событий занимал независимую от князей позицию и равно относился к двум княжеским родам — Мономаховичей и Ольговичей.

Каждый по себе факт содержит, кажется, небольшую информацию и подсказку, но собранные воедино, они серьезно дополняют друг друга и слагаются в цельную неповторимую цепь доказательств, приводящую к выводам, что «Слово о полку Игореве» было написано в Свято-Михайловом Выдубицком монастыре. Чтобы опровергнуть эти выводы, нужно, во-первых, опровергнуть каждый факт в отдельности; во-вторых, их взаимную связь; а, в-третьих, подвергнуть научному анализу всю систему доказательств.

А в заключение — несколько обобщающих слов об Авторе «Слова о полку Игореве». Он был человеком очень образованным; знал греческий язык и работал с рукописями исторического характера в монастырской библиотеке и княжеской резиденции Мономаховичей, расположенной рядом с монастырем; был когда-то хорошим воином и охотником, участвовал в походе 1185 г. Игоря Святославича на половцев; а во время написания «Слова» пребывал в монашестве в Свято-Михайловом Выдубицком монастыре. Там он узнал и подробности из жизни Мономаха и рода Мономаховичей, о которых говорилось выше. Можно предположить, что он был одним из тех немногочисленных русских воинов, которым удалось выжить, и в благодарность Богу за свое спасение, он постригся в монастырь. И теперь, служа Богу словом, описал воспринятые духовными очами поход, пленение и освобождение раскаявшегося православного князя Игоря Святославича в назидание потомкам…

Можно ли попытаться назвать его по имени? Пожалуй, можно — это игумен Свято-Михайловского Выдубицкого монастыря Моисей. Однако это уже тема другой статьи. 

Александр Ужанков

Ключевые слова: Слово о полку Игореве, древнерусская литература, летописи, история, Русь, автор.

[1]См. обзор точек зрения по этому вопросу: Дмитриев Л. А. Автор «Слова» // Энциклопедия “Слова о полку Игореве”. Т. 1. СПб., 1995. С. 24–36.

[2]Слово о полку Игореве. Изд. 7-е. Вступит. ст., ред. текста, досл. и объяснит. пер. с древнерус., примеч. Д. С. Лихачева. М., 1978. С. 34–35.

[3]Более подробный обзор разных точек зрения см.: Ужанков А. Н. О «внутреннем» и «внешнем» времени произведения и датировке «Слова о полку Игореве» // Ужанков А. Н. Проблемы историографии и текстологии древнерусских памятников XI–XIII веков. М., 2009. С. 215–252.

[4]Майоров А. В. Русь, Византия и Западная Европа. СПб., 2011. С. 233–234.

[5]Более подробно см.: Ужанков А. Н. О «внутреннем» и «внешнем» времени произведения и датировке «Слова о полку Игореве» // Ужанков А. Н. Проблемы историографии и текстологии древнерусских памятников XI–XIII веков. М., 2009. С. 215–252.

[6]Пиккио Риккардо. Slavia Orthodoxa: Литература и язык. М., 2003. С. 481.

[7]Дмитриев Л. А. Автор «Слова» // Энциклопедия «Слова о полку Игореве». Т. 1. СПб., 1995. С. 30.

[8]Франчук В. Ю. К вопросу об авторе // Вопросы литературы. 1985. № 9; она же. Киевская летопись. Киев, 1986. С. 88–108; Дмитриев Л. А. Мог ли Владимир Ярославич Галицкий быть автором «Слова о полку Игореве» // Русская литература. 1991. № 1. С. 88–103.

[9]Кучкин В. А. XI век в «Слове о полку Игореве» // Вестник Общества исследователей Древней Руси за 2000 г. М., 2002. С. 61. Далее представлено реферирование этой работы. Ссылки на ее страницы указаны в тексте статьи.

[10]ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стлб. 260–261. Далее столбец указывается в тексте статьи.

[11]Ужанков А. Н. Проблемы историографии и текстологии древнерусских памятников XI–XIII веков. М., 2009. С. 326–338.

[12]Там же. С. 287–356.

[13]Там же. С. 401–419.

[14]Там же. С. 132–153.

[15]Там же. С. 152–153.

[16]Ужанков А. Н. В свете затмения. (Христианская основа “Слова о полку Игореве”) // Образ Спасителя в мировой культуре. М.: ГАСК, 2000. С. 32–49; Он же: «Слово о полку Игореве». (К интерпретации авторской идеи произведения). Ежегодная Богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского Института: Материалы 2000 г. М.: Изд. ПСТБИ, 2000. С. 442–449; Он же: Книга пророка Иеремии и «Слово о полку Игореве»: эпифаническая связь реальностей в их духовном воплощении // Духовный потенциал русской классической литературы. Сборник научных трудов. М.: Русскiй мiръ, 2007. С. 182–202; Он же: Поход 1185 г. Игоря Святославича на половцев в контексте Священного Писания и древнерусского предания // Древняя Русь. 2009. № 2. С. 64–71 и др.

Новости по теме